По дороге в аэропорт никто из нас не произносит ни слова. Я наблюдаю за Слоан краем глаза, когда она смотрит в окно на проплывающие мимо городские огни, но я не настаиваю на разговоре. Она погружена в свои мысли, пытается все распутать. Я знаю, что лучше не перебивать ее.
Как только мы оказываемся в салоне моего самолета, я притягиваю Слоан к себе и крепко целую.
В ответ она издает тихий звук облегчения и прижимается ко мне, как будто у нее подкашиваются колени.
Я запускаю руку в ее волосы. Она цепляется за мои плечи. Мы целуемся в горячем отчаянии, пока не опускается трап и дверь кабины не закрывается. Затем Слоан открывает глаза и пристально смотрит на меня.
Хриплым голосом она говорит:
— Значит, ты шпион правительства США.
— Нет. Я шпион ирландского правительства.
Ей требуется мгновение, чтобы переварить это, медленно моргая от удивления.
— Двойной агент?
— Скорее агент-фрилансер. Никто не знает, что я на самом деле задумал.
После изумленной паузы она медленно выдыхает, качая головой.
— Это многое объясняет.
— Значит, все улажено.
— Что все?
— Мы собираемся пожениться.
Через мгновение Слоан прячет лицо у меня на груди и заливается смехом.
Я глажу ее по волосам и улыбаюсь.
— Куда бы нам поехать в наш медовый месяц?
— Где здесь ближайший сумасшедший дом?
— Я говорю серьезно.
— Я тоже.
Я твердо говорю:
— Это не обсуждается.
— Ты понятия не имеешь, как устроены женщины, не так ли?
— Ты не типичная женщина.
— Вероятность того, что мы поженимся, равна нулю.
— А что, ты хочешь ухаживаний в течение трех лет, за которыми последуют пышное белое свадебное платье и белый забор из штакетника?
— Черт возьми, нет.
— Я так и думал. Все улажено.
— Деклан!
— Хватит и одной ночи, женщина. Ты можешь наорать на меня за это позже.
Когда она остается напряженной и сопротивляющейся в моих объятиях, я мягко добавляю:
— Пожалуйста.
— О, ты зол.
— Ты даже не представляешь насколько.
Она сухо говорит:
— Думаю, у меня есть подсказка.
Я снова целую Слоан, на этот раз еще крепче.
Это не высота, которая заставляет меня чувствовать, что я лечу, потому что мы еще даже не поднялись в воздух.