Неодолимое желание близости

Ventral palladium

— Вы спрашиваете о счастье? Однажды я его испытала, и когда вспоминаю об этом, мне становится жутко. Трудно в таком признаваться, но чтобы описать те минуты, а это состояние длилось всего несколько минут, мне приходится употребить слово «счастье». Парадоксально, но именно его, и никакое другое…

Женщина замолкает. Нервно достает сигареты. Через мгновение продолжает тише, тщательно подбирая слова:

— В больничной палате умирал мой отец. Я нежно гладила его ладонь. Мы с сестрой и мамой сидели у его кровати, как почти каждый день в течение многих недель. Он уходил, и я давно уже знала, что придет час, когда он покинет нас навсегда. Это случилось после полудня. Его открытые глаза смотрели, не видя, дыхание становилось все слабее, пальцы постепенно разжимались.

И вдруг я услышала громкий писк аппарата, контролирующего биение сердца. Синусоида на зеленоватом экране монитора превратилась в прямую линию. He выпуская ладони отца, я второй рукой крепко сжала пальцы сестры. Мать плакала и молилась, сестра смотрела на меня отсутствующим взглядом. Я не понимала, что делать дальше. Мой отец умер.

Мне стало не хватать воздуха, я начала задыхаться. Выбежала из палаты и как безумная понеслась по ступенькам вниз. Остановилась лишь в сквере перед больницей. Села, запыхавшись, на деревянную лавку, прикрыла глаза от ослепительных лучей летнего солнца и, знаете… внезапно увидела перед собой отца. Не исхудавшего, с серой после химиотерапии, покрытой ранками от капельниц и уколов кожей, ввалившимися глазами и потухшим взглядом, нет.

Я увидела его совершенно другим. Он с рюмкой вина стоял, улыбаясь, у елки и вешал на нее блестящий шарик. Издалека доносилась мелодия колядки, в комнате стоял запах его любимых сигар и хвои, а я выглядывала из-под кресла, лежа на ковре. Отец время от времени поглядывал на меня и улыбался. Потом я увидела его на пляже: он с радостным криком бросался в воду, разрезая телом волны. А потом — нас вместе, в его комнате: он сидел за письменным столом, объясняя мне математическое уравнение. А потом он бежал за мной, придерживая одной рукой мой велосипед. Потом… Знаете, что было потом?

Летнее солнце согревало меня, сидевшую на лавке, пахло травой, а я просматривала, закрыв глаза, калейдоскоп воспоминаний об отце и… вдруг почувствовала, как меня окатило волной радости и благодарности за то, что все это было в моей жизни. Я ощутила необычайное единение с миром и внутреннюю гармонию. Как если бы в эту секунду открыла для себя глубинный смысл жизни и смерти.

Такое происходит с человеком, когда он счастлив, ведь так? В палате на третьем этаже только что умер мой отец, а я на этой лавке ощутила что-то похожее на счастье. До сих пор не могу понять, как такое могло произойти, но так оно и было.

Со счастьем, этим самым желанным чувством, связано немало парадоксов. Его взаимосвязь со смертью и горем — только один из них. В общем-то не такой уж и странный, если, например, читать поэзию и прозу эпохи романтизма или слушать музыку того времени. Счастье становилось интенсивнее, когда сталкивалось со смертью. Если бы не было смерти, счастье, по мнению поэтов и писателей той эпохи, не имело бы права на существование. И так считали не только романтики. Имре Кертес, современный венгерский писатель, награжденный Нобелевской премией за роман «Без судьбы» пишет: «Ведь даже там, у подножия труб крематориев, в перерывах между муками, случалось что-то похожее на счастье» [13].

За тысячи лет счастье получило миллион определений. Подобно Аните, ощутившей счастье сразу же после смерти отца, Эпикур считал его состоянием абсолютного единения с миром и познания смысла бытия, а пессимист и циник Шопенгауэр полагал, что счастье — всего лишь отсутствие скуки.

Не зная толком, что это такое, именно счастье положил в основу этического принципа Джон Локк в 1689 году, а затем о нем еще и написали в конституции США.

А после пытались (правда, безуспешно) обнаружить его в сердце, и только позже, когда появились соответствующие приборы — в мозге, там, где и следовало искать. И нашли.

Оно очень похоже на опиоиды вроде морфина. Это субстанция, появляющаяся в очень большой концентрации в области ventral palladium (небольшого эллипсоидального участка промежуточного мозга) и немного меньшем по размеру orbitofrontal cortex (участке коры головного мозга, находящегося в лобной доле прямо над глазницами). Мир узнал об этом не из книг прекрасных стихов, а из скучных научных журналов.

Оказалось, что счастье — это недолговечная маленькая частица, которая спряталось в закоулках мозга с загадочно звучащими названиями. На самом же деле человеческое счастье так и осталось тайной. Если провести опрос на улицах Франкфурта, Варшавы или Нью-Йорка, каждый описал бы его по-своему.

Поисковая система Google выдает сегодня более двадцати пяти миллионов ссылок, относящихся к понятию «счастье». И с каждым днем их будет все больше.

Поиски счастья кажутся охотой за призраком. Но может быть, именно в этом заключается его магия? В постоянном поиске, ошибках и разочарованиях? А может, его вовсе не надо искать, потому что оно находит нас само. В самый неожиданный момент. Проникая сквозь несчастье и смерть…