Неожиданный поворот (СИ)

— 33-

В течение трех последующих дней подполковник Горобченко на службе не появлялся. На четвертый день позвонила его жена и попыталась узнать, где находится ее муж.

— А кстати, куда он делся? — спросил Игорь Юрия Ивановича.

— Понятия не имею, — ответил тот, но, улыбнувшись, продолжил, — Я звонил полковнику Иващенко и спрашивал, когда мне сдавать полномочия начальника. Тот лаконично ответил, что пока начальник в запое, работать должен заместитель.

Он засмеялся от такой постановки вопроса и добавил:

— Все-таки начальником быть лучше, чем заместителем. Заместителя бы сразу сняли за пьянку, а запой со стороны начальника — это уважительная причина, к которой нужно относиться с пониманием.

В этот момент, неожиданно зазвонил телефон.

— Слушаю, майор Нещерет, — ответил он.

— Добрый день, это подполковник юстиции Мельников, — на другом конце провода прозвучал знакомый голос заместителя военного прокурора, — Обеспечьте явку в штаб, капитана Ковальчука. Есть основания взять его под стражу. И потрудитесь, чтобы он по пути никуда не сбежал.

— С нами не хотите поделиться, что же повлияло на это решение. Все-таки работали вместе, — попросил Нещерет.

— Нами установлено, что трос, которым блокировалась грузовая кабина вертолета, был перерезан именно теми кусачками, какие были изъяты у Ковальчука во время обыска. Плюс ко всему, среди инструментов у него обнаружен стеклорез и кусок пластилина. Кажется, один из Ваших подчиненных допускал версию, что при первом поджоге злоумышленник использовал именно эти предметы?

Подполковник сделал паузу и уже не терпящим возражения тоном продолжил:

— К приезду моих офицеров, Ковальчук должен быть в штабе. У нас мало времени майор. Поторопитесь.

Заместитель военного прокурора отключился, не дожидаясь очередных вопросов Нещерета. Юрий Иванович положил трубку на рычаг аппарата и обратился к Чернову:

— Ищи благовидный предлог, чтоб вызвать в отдел Ковальчука. Сейчас приедет прокуратура надевать ему кандалы.

Он дословно передал информацию, полученную от военного прокурора Игорю. Не долго думая, Чернов, набрал телефон дежурного по третьей эскадрилье и попросил позвать к аппарату капитана Ковальчука. Ждать пришлось около пяти минут. Наконец, в трубке послышался голос капитана:

— Ковальчук слушает.

— Василий Федорович, — как можно доброжелательнее начал Чернов, — Вы не могли бы подъехать сейчас к нам. Следователь привез Ваши инструменты и должен передать их лично Вам по описи.

— Хорошо, буду ехать на обед, зайду к вам, — ответил капитан.

Вы меня не поняли Василий Федорович, следователь уже здесь, ему нужно возвращаться, а расписку о возврате инструментов он хочет взять с собой.

На несколько секунд на другом конце провода повисло молчание.

— Вы меня слышите? — переспросил Игорь.

— Да, — наконец, ответил Ковальчук, — буду через пятнадцать минут.

Игорь положил телефонную трубку на рычаг и уткнулся не моргающим взглядом в стену. Как обычно, в предстоящей беседе, самым сложным бывает начать разговор. Конечно, хотелось бы, чтобы Ковальчук сам начал комментировать происшедшие события, но вряд ли стоило на это надеяться. Поэтому Чернов терялся в догадках, с чего начать. В этот момент в кабинет вошел Нещерет.

— Хорошо сидишь? — интригующе спросил он, и, присаживаясь напротив, протянул Чернову лист бумаги, — Вот почитай, что нам ответил Шосткинский райотдел милиции.

Руководитель с легкой ухмылкой смотрел на Чернова, отмечая, как у того по мере изучения текста округлялись глаза, и вытягивалось лицо.

— Этого не может, — откладывая в сторону документ, произнес Игорь, — Я мог предполагать все, что угодно, но этот вариант я рассматривал, только, как самый фантастический.

— И, тем не менее, в нашей работе всегда нужно быть готовыми к самым неожиданным поворотам, — заметил Нещерет и добавил, вставая с места, — Когда придет Ковальчук, ты сразу его не шокируй, постарайся протянуть время до приезда военной прокуратуры, а там пусть они сами с ним разбираются. Хотя, — он приостановился в дверях, — В свете последних событий, я чувствую, его опять вернут нам.

Он вышел из кабинета, тихо закрыв за собой дверь. Не прошло и пяти минут, как в кабинет вошел дежурный по отделу и доложил, что прибыл капитан Ковальчук. Чернов вышел в коридор, чтобы встретить посетителя. Тот пытался казаться беззаботным и спокойным, но его состояние выдавали бегающие глаза.

— Ну, так, где мой инструмент, — с порога спросил он, — а то мне нужно торопиться на стоянку.

— У начальника в кабинете. Сейчас он общается со следователем. Заходите пока ко мне, и подождите, пока они освободятся, — как можно любезнее предложил Чернов.

Ковальчук оглянулся назад на дежурного, и, постояв неподвижно несколько секунд, все же вошел в кабинет.

— Присаживайтесь, Василий Федорович, — указал Игорь на кресло, а сам сел за свой рабочий стол.

Игорь пытался сделать вид будто что-то пишет, но не смог сосредоточиться, так как гость непрерывно молча на него смотрел. Наконец, он не выдержал и первым задал вопрос Чернову:

— Могу я узнать, чего или кого мы ждем?

— Я же сказал, — подняв глаза, невозмутимо ответил Игорь, — Ждем, когда освободятся начальник со следователем.

— Опись инструмента я мог бы подписать и у Вас, — резонно заметил Ковальчук, — Это, что такая проблема? Вы мне что-то не договариваете.

— Ну, и вы нам много чего не договорили, — сорвался Чернов.

Он не ожидал от себя подобной реакции и пожалел, что вступил в словесную перепалку с посетителем, но отступать было поздно.

— И чего же я Вам не договорил? — улыбнувшись одними губами, спросил капитан.

— Ну, хотя бы то, для чего Вы сделали все эти поджоги? — напрямую спросил Игорь.

— Ах, вот Вы о чем? — наигранно засмеялся Ковальчук, — А хотелось бы услышать, что дает Вам основания меня подозревать?

— А мне хотелось бы послушать Вас, но если Вы собираетесь все отрицать, то извольте, — майор отложил авторучку в сторону и, скрестив пальцы в замок, стал рассказывать:

— В феврале, когда сгорел домик с формулярами в первой эскадрилье, я, осматривая место происшествия, нашел в снегу обломок оконного стекла, с бороздкой от стеклореза и пятном, напоминающим след от пластилина. Стеклорез и пластилин обнаружили у вас в ящике с инструментами.

— Это серьезные улики, — перебил его Ковальчук, не скрывая сарказма, — Учитывая, что все вертолеты и двери опечатываются у нас именно пластилином, то это действительно, серьезно.

Он наигранно засмеялся и свободно откинулся на спинку кресла, закинув ногу на ногу.

— Не перебивайте меня, если хотите дослушать до конца, — произнес Чернов.

— Извините. Я Вас внимательно слушаю.

— Помимо этого, — стал продолжать Чернов, — я обнаружил в балке след лыжни от охотничьих лыж. Как выяснилось позже, такие лыжи в гарнизоне имел только капитан Козак и Вы их периодически брали у него, когда ставили ловушки на куропаток.

В этот момент, Ковальчук удивленно поднял брови, но промолчал.

— Таким образом, — не обращая внимания на его реакцию, продолжил Чернов, — В тот февральский день, Вы положили лыжи в автомобиль и выехали на окраину гарнизона. Там, возле речки, где начинается овраг, Вы оставили машину и на лыжах пошли по балке в сторону стоянки. Поднявшись к служебной застройке, вы дождались, когда дежурный удалится на другой край стоянки, вышли из укрытия и подошли к домику. Стеклорезом вырезали край стекла, пластилином его зафиксировали, чтобы оно не выпало и не разбилось, создавая лишний шум. А затем, выбросили осколок подальше от домика. Вы надеялись, что он провалится глубоко в снег, но он остался на поверхности. Затем, Вы взяли одну из бутылочек с горючим, которые всегда возите с собой в багажнике, и прыснули из нее жидкостью в помещение. Учитывая, что там находились формуляры, другими словами — бумага, то возгорание произошло относительно быстро. Когда к домику подбежал дежурный, потушить пожар уже было невозможно, а Вам хватило этого времени, чтобы вернуться в овраг, да и дежурному некогда было смотреть по сторонам.

— Браво, товарищ майор, — театрально захлопал в ладоши Ковальчук, — Но в этой истории есть одна нестыковочка. Я в феврале был в отпуске.

— Согласен, что были в отпуске, — парировал Чернов, — Но только из гарнизона никуда не выезжали.

Ковальчук попытался ему возразить, но Чернов вышел из-за стола и стал рассказывать дальше, прохаживаясь по кабинету:

— В случае с попыткой поджога склада противолодочного вооружения, именно Вы привезли туда на своем автомобиле капитана Лукьянова и, дождавшись, когда часовой пойдет на осмотр периметра, опять использовали бутылочку с горючим. Вы полили бревенчатую стену спиртом или керосином, прикрутили пластырем зажженную сигарету к зажигалке и положили под стену. Когда Лукьянов вышел из склада, сигарета к тому времени еще не прогорела до зажигалки и возгорания не произошло. Но, как только вы удалились, она истлела до пластмассы, расплавила корпус зажигалки и газ, находящийся в ней, вспыхнул. От образовавшегося пламени загорелась жидкость на стене, но к вашему разочарованию, она быстро прогорела. Здание не загорелось только лишь потому, что древесина была обработана противопожарной специальной смесью. Когда загорелся на аэродроме модуль, именно вы с Игнатовым последними заходили штаб. Вы знали, где обычно хранится баллон с керосином после мытья полов, бросили туда тлеющую ветошь, скрученную узлами, и вышли. При закрытой двери шкафа, ткань продолжала тлеть, не задымляя коридор. Затем, она начала гореть по принципу керосиновой лампы, а дальше она упала внутрь баллона, и произошел пожар.

Перед боевой службой кроме Вас некому было бросить болт в редуктор. Я выяснил, на крышу кабины в тот день поднимались только Вы и зачехляли вертолет тоже Вы. С Вашим опытом работы, нельзя было не заметить отсутствия щупа. Но, тем не менее, это произошло. Вы специально доложили об его отсутствии, потому что вам не выгодна была катастрофа вертолета. В этом случае Вы автоматически стали бы главным подозреваемым по делу или даже обвиняемым. Поэтому, Вам нужно было только одно — снятие техники с боевой службы и отвод Вас от участия в ней.

— Глупости. Какой же техник не хочет пойти на боевую службу? Опять нестыковка, — тихо усмехнулся Ковальчук.

— Как мне показалось, боевые службы не очень-то вас интересовали в личном плане. Но об этом позже. — Чернов присел на край стола и, глядя в упор на собеседника, продолжил:

— И, наконец, попытка последнего поджога. В день обнаружения канистры в вертолете, я проверил плотность закрытия дверей на всех бортах полка. На всех вертолетах, без исключения, они были закрыты плотно. Я уверен, что и Вы ранее всегда закрывали их, как положено, кроме последнего случая. А все потому, что в тот день случай был особый. Как никак, праздник Великой Октябрьской социалистической революции. Это было бы очень символично, в такой день ознаменовать развал СССР уничтожением целого вертолетного полка, причем в мирное время.

Нужно было отдать должное терпению Ковальчука. Он смотрел на Чернова спокойным взглядом, не перебивая его. Иногда, снисходительно улыбался, но в целом держался спокойно и невозмутимо. В какой-то момент Игорь начал сомневаться в целесообразности начатого разговора, но давать обратный ход уже было поздно, поэтому он продолжал:

— Вы очень грамотно все посчитали: 6 ноября, умышленно оставили щель в дверях. Даже, если б ее кто-то и обнаружил, то не стал бы никому докладывать, потому, как нарушения никакого не было. 7 ноября Вы приглашаете в гости Игнатова, и вместе с ним отмечаете праздник. Тем самым, обеспечиваете себе алиби. 8 ноября так же, как и в случае с поджогом домика с формулярами, только светлым днем, выдвигаетесь на стоянку на лыжах, которые самовольно взяли у хозяина гаража. Там также дожидаетесь, пока из виду не скроется часовой, перерезаете кусачками трос и поджигаете шнур на канистре, а затем возвращаетесь в овраг, где оставили лыжи.

Судя по опросам Ваших сослуживцев, Вы всегда часто приезжали на стоянку на своем автомобиле, так что 6 ноября канистра, скорее всего, находилась в багажнике автомобиля. Вы умышленно взяли не свою канистру, а канистру Козака, потому что Вашу, некоторые офицеры могли видеть у вас в машине. Расчет был на то, что возгорание произойдет по тому же сценарию, как и в эскадрильском модуле с баллоном керосина, но вы не учли, что в помещении было тепло, а в вертолете была отрицательная температура, и керосин не загорелся.

— Вы знаете, Игорь Геннадьевич, мне так интересно Вас слушать, — с вызовом заявил Ковальчук, — Как какой-то детектив в стиле Агаты Кристи. Вот только ко мне это все привязать сложно. В последнем случае, я никак не мог 8 ноября осуществить попытку поджога вертолета, так как в этот день попал в лазарет с сердечным приступом, и Вы об этом знаете.

— Это тоже часть инсценировки, — возразил ему Чернов, — 8 ноября в районе обеда, вы вернулись в гараж, поставили лыжи на место и поспешили домой. Уже дома Вы искусственно спровоцировали сердечный приступ. Вам даже не пришлось сильно переигрывать. Во-первых, после употребления спирта накануне, да плюс физическая нагрузка 8 ноября, все это само по себе уже дали организму определенную встряску. Но Вы еще выпили целый пузырек настойки элеутерококка, чем умышленно усугубили свое состояние, вызвав повышенное давлении и тахикардию. Врач мне рассказал, что видел у вас дома пустой флакон от этой настойки.

Игорь сделал паузу и вновь сел за стол. Он посмотрел на Ковальчука, тот сидел с безмятежным выражением лица.

— И последнее, — произнес Чернов. — Прокуратура провела экспертизу кусачек, обнаруженных у вас в инструментах. Доподлинно установлено, что трос в грузовой кабине вертолета перерезан именно ними. Теперь я Вас хочу спросить, по чьему указанию Вы стремились систематически подрывать боевую готовность полка?

Ковальчук молча сидел в кресле, опустив глаза, и не шевелился. На минуту Игорю показалось, что тот уснул. В кабинете повисла гробовая тишина. Наконец, Чернов прервал молчание и вновь обратился к Ковальчуку:

— Вы слышали мой вопрос, Василий Федорович? — он сделал паузу и, глядя на собеседника, добавил:- Или как там вас зовут на самом деле?

— Не понял? Что вы имеете ввиду? — поднял голову Ковальчук.

— У меня вот лежит ответ из Шосткинского горотдела милиции на мой запрос. Мне захотелось навести о Вас справки за период учебы и жизни в интернате. Вы не поверите, но заместителем этого отдела оказался ваш одноклассник. Судя по Вашему личному делу, вы вместе с ним проучились на протяжении десяти лет. Так вот, он утверждает, что во время его учебы и жизни в этом заведении учащегося по фамилии Ковальчук и имени Василий Федорович, не было никогда. Это подтверждают и другие выпускники этого интерната, закончившие учебу в тот же год, что и Вы. И даже по Вашей курсантской фотографии, которую мы взяли из Вашего личного дела, Вас также никто из «одноклассников» не опознал. Директор школы-интерната, который подписал Вашу школьную характеристику, по стечению обстоятельств, умерла сразу после Вашего выпуска, от инфаркта. И что самое удивительное, но и офицер военкомата, который занимался Вашим оформлением в училище, тоже в том же году погиб в автомобильной катастрофе. Теперь я понимаю, почему Вам «не везло» с поступлением в Академию. Вам нельзя было допустить ситуацию, чтобы наша служба в отношении Вас провела полную спецпроверку.

Игорь не успел договорить последнюю фразу, как Ковальчук резко сорвался со своего места и с криком «Ненавижу», как зверь кинулся на него. Чернов не успел ничего предпринять, как тот повалил его на пол и стал душить. У Ковальчука оказалось преимущество, сработал фактор внезапности, да и Чернова не был готов к подобной реакции со стороны своего собеседника. Игорь изо всех сил пытался нанести своему противнику удары по корпусу, но лежа на полу это было малоэффективно. Постепенно он почувствовал, как силы стали его покидать, а в глазах потемнело. В этот момент, как во сне прозвучал глухой стук, напоминающий хруст сухого дерева. На лицо Игорю посыпались щепки. Ковальчук внезапно обмяк и стал скатываться на бок. Наконец, как в тумане, Чернов увидел перед собой майора Дубовика. Тат испугано смотрел на обоих, не выпуская из рук доски от нардов, а точнее того, что от нее осталось.

— Будешь должен, — показывая на разбитую доску, улыбнулся Евгений Герасимович, — Вовремя я зашел перекинуться с тобой в нарды.

На шум прибежали Нещерет и, только что вошедший, следователь. Сознание к Ковальчуку вернулось быстро, он окинул всех злобным взглядом и произнес:

— Ненавижу, как я вас всех ненавижу.

Капитан юстиции ловким движением надел на него наручники, и, посмотрев на взъерошенного Чернова, сказал:

— Напрасно Вы его так били, мы бы и сами его в прокуратуре раскрутили.

Дубовик посмотрел на следователя и громко рассмеялся. Тот, в свою очередь, окинув всех недоуменным взглядом, взял под руку Ковальчука и в сопровождении матросов повел к дежурной машине.