Глава 16

Была среда, когда Бонни начала постепенно оценивать тех, кто окружал ее, не по их отношению к ней, а на какой-то другой основе. После того самого обеда с Полем Дармондом в загородном кафе она провела немало мучительных часов, вспоминая его слова, снова и снова повторяя их, пытаясь найти ответ. Но не какой-нибудь ответ, а тот самый единственно правильный ответ...

Занятость исключительно собой долгое время действительно служила ей удобным защитным средством, при помощи которого можно было в любое время нырнуть в глубь самой себя и, лишь осторожно выглядывая оттуда через узенькую щелку, смотреть на окружающий мир. Словно забившееся в глубокую норку животное.

Поль грубо вырвал ее из этого защитного укрытия, оголив нервные окончания, и теперь ей отчаянно не хватало той самой спасительной норки. Чертов Поль Дармонд лишил ее и возможности вернуться туда, хотя его об этом никто не просил!

Она будто заново училась жить после многих столетий, проведенных в мрачной пещере, а теперь, когда вышла на белый свет или, точнее, когда ее заставили выйти, чувствовала себя совершенно голой среди тех, кого прежде видела из своего укрытия в другом измерении.

В ту среду утром Бонни, стоя в ванной и тщательно вытирая полотенцем пальцы ног, вдруг остановилась и внимательно, совсем по-новому посмотрела на свою элегантную стопу цвета слоновой кости. Потом медленно осмотрела себя в висящем на стене зеркале. Странно, вообще-то ее тело должно было бы сохранить следы тех проклятых лет беспутной жизни и страданий, но оно почему-то этого не сделало. Более того, сейчас ее твердое, чуть ли не девственное тело выглядело почти как откровенная насмешка над справедливостью, как дар природы, с презрением брошенный его владелице. Бонни вспомнила блеск желания в глазах Поля, тепло его ладони, когда он провел ею по ее щеке... Она быстро надела на себя халат и туго затянула поясок вокруг тела, которое вдруг как бы ощутило себя снова живым и ждущим его новых прикосновений.

Когда Бонни вошла на кухню, там за большим столом сидела одна Яна. Анна бесстрастно кивнула ей и так же молча разбила в шипящую сковородку еще два яйца.

– Доброе утро, – сказала Бонни, садясь за стол. – Сегодня прекрасный день, правда?

Яна, похоже, только после этих слов начала постепенно осознавать, что она за столом уже не одна. Чуть нахмурившись, Яна как-то тупо посмотрела на Бонни и, наконец, улыбнулась. Казалось, она только что вернулась из каких-то далеких мест, пребывание в которых не принесло ей ни малейшего удовольствия.

– Что-нибудь не так? – спросила Бонни.

От этого простого, невинного вопроса лицо Яны, как ни странно, вдруг залила густая краска смущения.

– Нет, нет, почему же не так? Все в полном порядке, – с неожиданной настойчивостью в голосе ответила она.

Анна со стуком поставила перед Бонни стакан для сока и тарелку для завтрака. В кухню торопливо вошел Джимми Довер:

– Простите, я вроде немного опоздал.

– Ничего страшного. Уолтер откроет магазин не раньше чем минут через десять, – успокоила его Бонни. А затем снова повернулась к Яне: – Мы что, сегодня последние?

Лицо Яны, непонятно почему, снова вспыхнуло.

– Нет, Верн и Доррис тоже еще не завтракали.

Ее слова озадачили Бонни. С чего бы это ей упоминать Доррис, которая, как всем известно, раньше десяти никогда не встает? Эта мысль не покидала ее во время завтрака. Ведь, несмотря на внутреннюю занятость собой, и только собой, Бонни все-таки хотя и как-то отдаленно, но отмечала, что последние месяцы, после того как Гас полностью погрузился в горечь утраты любимого сына, Яна вела себя несколько странно. Неудовлетворенность и какая-то непонятная нервозность буквально не сходили с ее лица. Но сегодня... Вспыхивающие по любому поводу щеки, выражение полнейшего удовлетворения...

Когда на кухне появился Верн Локтер со своей обычной, будто приклеенной к лицу механической улыбкой и выражением полнейшей уверенности в себе, Бонни снова отметила, что Яна тут же заметно покраснела и изо всех сил старается не смотреть в его сторону. Заметив это, Бонни перенесла внимание на Верна и вдруг подумала, что он на редкость холодный, хотя и очень красивый молодой человек, от которого исходят не совсем ясные, но вполне ощутимые волны угрозы. Скользкий молодой человек, дородная молодая женщина в расцвете зрелости и довольно пожилой человек, из-за смерти любимого сына потерявший интерес к жизни... Создавшаяся ситуация показалась ей настолько банальной, что ее не хотелось признавать. И тем не менее...

«Меня это совершенно не касается, это совсем не мое дело, – несколько раз подряд повторила она себе. – Их маленькая опасная игра не имеет ко мне никакого отношения». И, говоря это, чуть ли не физически почувствовала совсем рядом присутствие Поля Дармонда. Ни один человек не может быть островом, который сам по себе. Так, кажется, говорил великий Хемингуэй? Бонни, конечно, могла сказать себе: в обмен на то, что Вараки взяли ее к себе, она честно отдает им свой труд. Но тут подумала, что единственной валютой в обмен на душевную теплоту, наверное, может быть только точно такая же ее душевная теплота. Вот ведь в чем весь смысл жизни.

Бонни внимательно понаблюдала за тем, как Яна встала, отнесла и поставила свою пустую тарелку на стойку буфета, как, чуть поколебавшись, взяла с плиты большой кофейник, вернулась и начала наполнять кружку Верна, сидевшего в полном одиночестве на дальней стороне большого стола, как в его чуть прищурившихся и поднятых на нее глазах промелькнул какой-то странный блеск, как его правое плечо чуть дрогнуло, а все ее тело буквально завибрировало. Струйка черного кофе все текла и текла уже через край кружки, проливаясь на блюдце... Затем Яна, очнувшись, отнесла кофейник назад на плиту. Видимо заметив, что Бонни проявляет к ним интерес, Верн Локтер высоко поднял одну бровь и невозмутимо посмотрел ей прямо в глаза. В них она прочла насмешливое недоумение и безусловный триумф одновременно. Это было выражение откровенного мужского шовинизма, абсолютного превосходства, которое Бонни слишком часто видела раньше.

Глядя на эту разыгрывающуюся перед ее взором немую сцену, она уже знала – ей надо поговорить с Яной. Поговорить обязательно и как можно быстрее! И хотя разговор, скорее всего, будет нелегким, неудобным и, возможно, даже глупым, ни к чему, кроме обид, не ведущим, он все равно должен состояться. В любом случае. Это ее долг. Святой долг. Ибо то, что происходит сейчас, может привести только к дикой вспышке насилия. Чего-чего, а насилия этот дом пережил уже более чем достаточно...

Понимая, что раньше вечера поговорить им все равно не удастся, Бонни, как только открылся магазин, села за кассу, достала из железного ящика под прилавком специальную брезентовую сумку с мелкими купюрами и монетами для сдачи и, пересчитав, разложила их по соответствующим делениям выдвижного ящичка кассового аппарата.

Старый Гас выполнял свою обычную дневную работу совсем как сомнамбула. Рик Стассен, как всегда ловко и красиво орудуя острым тесаком, разделял на части мясные туши. Уолтер работал в ледяном молчании. Ближе к полудню им нанесла визит Доррис, чтобы взять пачку сигарет. Глядя на нее, можно было подумать, что она принцесса королевских кровей, вынужденная спуститься в магазин только для того, чтобы пожаловаться управляющему на плохое обслуживание. То, с какой неприкрытой яростью, не говоря уж о трясущихся губах, Уолтер посмотрел на свою жену, привело Бонни в смятение. С чего бы это? Нет, нет, определенно тут что-то не так. Похоже, надо будет повнимательнее понаблюдать и за ними...

Все-таки странно было вот так, не успев толком выйти из затянувшегося транса самосозерцания, отчетливо увидеть в действии окружающие ее силы зла и насилия. Сначала Тина, затем Яна, теперь, возможно, Уолтер.

Обычно наличные деньги от одного из оптовых магазинов, с которыми они имели дело, им доставлял сутулый, тощий человек с безвольным ртом. Как правило, он приезжал не позже двух часов дня.

– Ты сама отдашь мне тридцать два доллара сдачи, Рыжуня? – спросил он у Бонни. – Или нам лучше позвать Уолтера?

Подошедший к ним Уолтер взял у него стодолларовый банкнот, просмотрел его на свет, встал за кассовый аппарат, пробил на нем: «К оплате: 32.12», затем взял деньги из ящичка и передал их сутулому рассыльному. А когда тот, попрощавшись, ушел, повернулся к Бонни:

– Ты уже обедала?

– Нет, пока не получилось.

– Я сейчас сниму Яну с телефонных заказов, чтобы она тебя подменила, а ты пойди перекуси.

Снова Бонни приступила к работе в два тридцать. Во время относительного затишья она проверила скопившуюся наличность, обнаружила лишних пятьдесят долларов, оприходовала их как оплату – что в общем-то приблизительно совпадало с суммой пробитых чеков – и практически не вспоминала о них до тех пор, пока один из посетителей не оплатил мелкую покупку довольно редкой двухдолларовой купюрой. Не желая оставлять эту купюру в ящичке для обычных разменных купюр, чтобы ее по ошибке не выплатили в виде сдачи как пяти– или даже десятидолларовую, она положила редкую купюру в ящичек с уже оприходованными «полученными суммами»... Но чем дольше Бонни сидела за кассой, тем больше ей почему-то не давал покоя этот ящичек. Поэтому, как только представилась возможность и у кассы никого не было, она решила заглянуть в него еще раз. Двухдолларовая бумажка лежала там по-прежнему, а вот оприходованного чека на тридцать два доллара не было. Вместо него лежал чек на восемьдесят два доллара. Написанная карандашом тройка была довольно ловко переделана на восьмерку, а вся сумма стояла напротив покупки, стоящей вообще не дороже десяти долларов. Случайным взглядом эту подделку было не определить, но, если посмотреть повнимательнее, да еще профессиональным взглядом кассира, сразу было видно, что новая сумма писалась явно более мягким грифелем, чем первоначальная. Бонни долго рассматривала подделанный чек, затем глянула в другой конец торгового зала. Там у ряда полок с товарами стоял Уолтер с огрызком красного карандаша во рту и... и внимательно смотрел на нее. Бонни вернула чек на прежнее место в ящичке и медленно, как будто ничего не случилось, отвернулась. В конце рабочего дня баланс полностью сойдется. Только что оприходованные ею пятьдесят покроют «полученные» пятьдесят, и все будет в полном порядке. Вроде бы в полном порядке!

Новый и совершенно неожиданный поворот событий заставил Бонни изменить свое мнение об Уолтере. Если раньше он казался ей робким, кротким мужчиной, находящимся под каблуком сварливой жены, добросовестно выполняющим тупую работу не только для того, чтобы помочь родному отцу, но и чтобы хоть как-то скрасить свою тоскливую жизнь, то теперь она увидела его другим. Крал у семьи именно он, больше некому. Ни Яна, ни Гас не могли этого делать по определению – не воровать же им у себя самих! Рик Стассен к кассовому аппарату никогда не прикасался. Теоретически, конечно, это мог сделать Джимми, их новый паренек, но он ни на минуту не оставался в магазине один. В торговом зале все время кто-нибудь присутствовал. Кроме того, ему пока еще не был хорошо известен распорядок работы магазина. А Верн Локтер занимался доставками где-то в городе. Остается только Уолтер. И вполне возможно, поступил он так далеко не в первый раз.

Ей также были ясны и последствия. Если воровство раскроется, подозрения падут на нее, Верна и Джимми Довера. Но прежде всего именно на нее. Ведь за кассой сидит не кто-нибудь, а именно она! Бонни стало страшно. И был только один человек, к которому можно было обратиться за помощью, причем как можно скорее. Поль Дармонд – вот кто точно знает, что и как ей надо делать, но... Она вдруг вспомнила о старом Гасе: один сын – мертв, второй – вор, дочь – наркоманка, жена – изменщица... Выдержит ли он все это? Осознав, что сейчас она думает совсем не о себе, как делала прежде практически всю свою сознательную жизнь, а о других, по большому счету совершенно посторонних для нее людях, Бонни неожиданно ощутила прилив гордости за то, что она оказалась на это способна. Гордости и... чувства искренней благодарности... Полю Дармонду.

Когда рабочий день наконец закончился, выручка была подсчитана, магазин закрыт и все, поужинав, начали расходиться, она остановила Яну на лестничной площадке:

– Яна, подожди. Слушай, не могла бы ты прямо сейчас подняться ко мне в комнату? Всего на минуту-другую, не больше.

Яна с нескрываемым удивлением посмотрела на нее:

– Зачем? С чего это тебе вдруг приспичило? Прежде всего, мне в любом случае надо немедленно скинуть с себя эти чертовы туфли. Жмут, сил нет.

– Мне надо срочно поговорить с тобой наедине. Поверь, это очень важно.

– Ну ладно. Минут через пять буду.

Бонни поднялась в свою комнату, сняла брюки, повесила их в гардероб, переоделась в толстую шерстяную юбку. Пластинку ставить на проигрыватель не стала. Вместо этого села на краешек кровати, взяла в руки первый попавшийся журнал и стала ждать... Вскоре, негромко постучав, вошла Яна и плотно закрыла за собой дверь. Затем подошла к стулу рядом с постелью и села, широко расставив крепкие ноги в разношенных комнатных шлепанцах.

– Ну, и о чем таком очень важном ты хочешь поговорить, Бонни?

Ожидая ее, Бонни размышляла, как лучше начать этот трудный разговор, но ничего не придумала.

– Сигареты вон там, на тумбочке рядом с тобой, – проговорила она.

– Спасибо, может, чуть попозже.

– Скажи, Яна, ты...

– Я – что? В чем, собственно, дело? Что тебе от меня нужно?

– Скажи, ты спишь с Верном?

В комнате повисла напряженная тишина. Все вокруг будто замерло. Глаза Яны чудовищно расширились, рука непроизвольно метнулась к горлу. Будто кто-то собирался ее задушить. Она медленно повернулась, словно слепая, нащупала на тумбочке пачку сигарет, дергаными движениями вытащила одну, трясущимися пальцами ее прикурила.

– С чего это ты вдруг взяла?

– Видела, как вы за завтраком друг на друга смотрели. И как ты по поводу и без повода краснела. И как он до тебя дотронулся, когда думал, что этого никто не видит. И как ты пролила кофе, наполняя его кружку. И как ты, непонятно почему, сейчас растерялась... Меня ведь не проведешь, Яна. В прошлой жизни я повидала этого столько, сколько тебе и не снилось. Если бы ты знала об этом хоть немного из того, что знаю я, то ближе чем за версту к этому Локтеру никогда и не подошла бы, уж поверь мне.

В глазах Яны засверкали искорки гнева.

– Ну а тебе-то какое до этого дело?

– Я живу здесь. И я законная жена его сына!

– И все равно тебе до этого нет никакого дела. Тебя это совершенно не касается!.. А ты знаешь, каково это – лежать в постели долгими, кажущимися бесконечными ночами со стариком, уставшим от жизни, ко всему равнодушным? Он не хочет до меня даже дотрагиваться! Ты можешь себе такое представить?

Бонни чуть наклонилась вперед:

– Ты даже не представляешь, какую глупость делаешь!

– Плевать мне на все это, плевать! Верн молод, красив, мне нравится смотреть, как он двигается, ходит... Такой сильный, гибкий, уверенный в себе... Настоящий мужчина...

– Он не мужчина, Яна, он – змей, полный смертельного яда... И где? Прямо здесь, под крышей твоего мужа! Причем с человеком, которого он приютил, когда тому было плохо. Это ведь подлость, Яна, страшная подлость!

– Это мое, и только мое дело, Бонни.

– И мое тоже!

– Не вижу, с чего бы это оно вдруг стало твоим. Просто ты любишь совать свой длинный нос куда не надо. Что ты сама-то можешь?

– Отличать добро от зла.

– Господи, да откуда тебе знать, что правильно, а что неправильно? Мы все о тебе знаем! Да и кто ты такая, чтобы указывать мне, что мне надо делать, а чего не надо? Да, похоже, наглости тебе не занимать. Слушай, а может, ты сама его хочешь? Может, в этом все дело?

– Этого молодого человека, Яна, лично я не подпустила бы к себе и за версту.

– Считаешь, он тебе не пара?

– Может, и считаю.

– Это бродяжке-то вроде тебя? Интересно, кто тут кому дурит голову?

Бонни опустила взгляд на свой крепко сжатый кулачок. Потом услышала какой-то сдавленный звук, исподлобья глянула на Яну и увидела, что та вдруг перегнулась в пояснице, ткнулась головой в колени и замотала головой. Бонни подошла к ней, положила руку на ее плечо.

– Прости, я не хотела этого говорить, – прошептала Яна.

– Ладно, проехали. Сейчас самое главное, как теперь быть с Верном. Скажи, у вас это уже давно?

– Нет.

– Сколько?

– Всего... со вчерашнего вечера... Сразу же после ужина... В кладовке, прямо на полу... Всего один раз.

– Кто из вас начал? Он?

– Я... я не могу говорить, глядя на тебя. Мне стыдно. Он вдруг обнял меня. Я совсем не ожидала, что он так сделает... Но почему-то не могла сопротивляться, закричать, позвать на помощь. Потому что... потому что, как только он меня обнял, я сама его захотела. Это ужасно, я знаю, но ничего не могу с собой поделать! И так будет каждый раз, когда он снова меня захочет. Я не могу, просто не могу не думать о нем. Он как бы стал моим господином, которому нет и не может быть отказа. Ты понимаешь, что я имею в виду, Бонни?

– Да, дорогая, понимаю.

Яна подняла залитое слезами лицо:

– Но коли я не в состоянии его остановить, значит, надо продолжать это делать и притворяться, будто все в порядке.

Если один раз такое уже случилось, то почему не может повторяться?

– Это он тебе так сказал?

– Да... После того, как все произошло.

– Только не вздумай делать это с ним еще раз. Ни в коем случае!

– Знаю, но я хочу делать это с ним еще и еще... Он, конечно, совсем не добрый. Наверное, даже ненавидит меня. Только это лучше, чем ничего.

– Тебе нужна помощь, Яна?

– Наверное, да, Бонни.

– Его отсюда надо убрать. И чем скорее, тем лучше. Думаю, я знаю, как это сделать. И мне известно, кто это может устроить.

– Но... мне совсем не хочется, чтобы его убрали отсюда.

– Для тебя это самый лучший выход, Яна.

– Ну... пожалуй, да.

– Ведь если твой муж узнает, может произойти действительно что-то ужасное. Догадываешься что?

– Да. Он убьет нас обоих.

– Между прочим, Верн в этом тоже не сомневается. Он ведь знает Гаса хорошо и все-таки пошел на такой риск. Интересно, почему? Может, сошел с ума? Да нет, Яна, он не из таких. Скорее это часть какого-то мерзкого плана. Вот только какого?.. Слушай, тебе надо постараться, очень сильно постараться не допустить, чтобы он сделал с тобой то же самое до того, как я устрою все, что нам надо, договорились?

– Бонни, я попытаюсь, конечно, но...

– Яна, я прекрасно понимаю, насколько ты по-женски иногда можешь быть... уязвима. Скажи, тебе известно, где живет Поль Дармонд?

– Ты что, собираешься ему рассказать?

– Яна, пожалуйста, успокойся.

– Но я не хочу, чтобы об этом знали посторонние. Мне стыдно. Хватит того, что ты посвящена.

– Когда все делается правильно, нечего стыдиться. Тебе хочется, чтобы об этом узнал весь мир! Обычно прячут от всех только очень плохие вещи.

– Значит... значит, теперь, раз ты так решила, тебя уже не остановить?

– Нет, Яна, боюсь, не остановить.

– А знаешь, Бонни, ты ведешь себя как-то не так, как раньше.

– Я и ощущаю себя совсем не так, как раньше. Но это долгая история, Яна. Как-нибудь потом расскажу тебе. Но не сейчас. Сейчас у нас более важное дело.

Яна сообщила ей, как найти квартиру Поля Дармонда. Оказалось, это довольно близко от их дома – в шести кварталах... Затем Бонни проводила ее до двери своей комнаты и чисто импульсивно поцеловала в щеку.

– Ну как, тебе уже лучше, Яна?

– Пока не знаю.

– Постарайся близко к нему не подходить. Держись от него как можно дальше. Так тебе будет легче.

Ничего не ответив, Яна торопливо зашаркала по ступеням лестницы – сгорбленные плечи, опущенная голова, тяжелая походка... Как будто из ее крепкого деревенского тела ушла большая часть молодой жизни.

Загрузка...