Неоновые джунгли

Глава 6

Рик Стассен, толстый светловолосый мясник, искренне считал себя милым и вполне доброжелательным человеком, который совсем не по своей вине попал в передрягу, грозившую перевернуть всю его, казалось бы, так хорошо налаженную жизнь. Он давно и долго думал обо всем этом, засиживаясь допоздна в своей крохотной комнатке на первом этаже огромного старого дома Вараков. Порой в полной темноте, не зажигая света. Изредка даже искренне надеясь, что сумеет выбраться из всей этой передряги. Иногда в отчаянии плача, потому что достойного выхода как не было, так по-прежнему и не представлялось. Потому что каждый раз сознание возвращало его в прошлое, в то далекое безвозвратное прошлое. Ведь то, что с ним случилось, уже случилось!

Ему было сорок, а он не знал даже, куда, собственно, ушли все эти годы. Рик пришел в магазин двадцать четыре года назад, когда Уолтер был еще совсем ребенком и вечно путался у всех под ногами. Тогда Рик жил в небольшой комнатке на третьем этаже, потому что большую часть нижних занимал магазин. Это, как ему помнилось, были очень хорошие годы. Вплоть до наступления войны.

Семья сделала его другим. Поскольку до этого он был всего лишь неотъемлемой частью серых задних дворов, где, казалось, вечно идет дождь, где постоянно приходилось стоять за чем-то в очередях, где все, включая родных сестер, хотели сделать ему побольнее... В семье Варак жизнь Рика в корне изменилась. Он почувствовал себя человеком.

Плохие годы начались, когда Гас чуть было не потерял магазин и им пришлось, сцепив зубы, надеясь только на самих себя, бороться за выживание...

И все-таки это было здорово – осознавать себя участником чего-то по-настоящему важного. Жить, работать, смотреть, как растут дети – Генри, Уолтер, а потом и Тина... С ними у него всегда все было в порядке. Он, как мог, им помогал, а если Гасу и его жене было нужно куда-нибудь уйти, присматривал, пока они были совсем маленькими, кормил их, гулял с ними...

Ему совсем не хотелось что-либо менять. Зачем? В этом-то и крылось нечто забавное: люди почему-то все время пытаются вытолкнуть тебя из одного места, где тебе тепло, удобно, а главное, безопасно, совсем в другое, где тебя никто не ждет, где придется долго, иногда весьма болезненно обживаться, где совсем неизвестно, как все сложится...

Основную трудность, как ни странно, представляли не хозяева, а те, кто приходил в магазин делать покупки. Иногда, конечно, просто грошовые, но ведь покупатель есть покупатель, он всегда прав, и тут уж ничего не поделаешь. Гас внимательно следил за ним, вроде бы незаметно помогая решать, казалось бы, мелкие вопросы с надоедливыми и, чаще всего, на редкость капризными посетителями. Пока он сам не научился это делать. Всегда улыбайся, всегда говори громко и уверенно, никогда не забывай их имен, как можно чаще спрашивай о здоровье родственников и детей... В общем-то это совсем не трудно. Однако памяти, концентрации и внимания требует. А главное – надо было научиться прятаться за широкой, искренней улыбкой. Улыбкой для этого чертова покупателя!

«Мама», то есть жена Гаса, все время подталкивала его: – Тебе надо завести девушку, Рик. Тебе обязательно надо иметь девушку! Иначе нельзя. Надо встречаться, потом жениться, создать семью...

– Обязательно! – улыбаясь, обычно отвечал он. – Обязательно все сделаю, мама. Но только не сейчас, позже, когда хоть чуть-чуть встану на ноги.

Та девушка понравилась ему сразу же – худенькая, аккуратненькая, с чистым личиком... Рик даже помнил, как он густо покраснел, когда робко пригласил ее на первое свидание. Они встретились ровно шесть раз. Он к ней даже не прикоснулся. В том самом смысле!.. Они просто гуляли, смеялись, шутили. Вараки подшучивали над ними, но искренне и по-доброму. В последний раз, когда он поздно вечером провожал ее до дому и, доведя до крыльца, хотел поговорить о фильме, который они только что посмотрели, она вдруг, совершенно неожиданно, обхватила его за шею, притянула к себе и впилась в него горящими губами. Придя в себя, он вдруг резко, сам толком не понимая почему, ее оттолкнул... Они тогда оба чуть не упали. Девушка ничего не сказала. Только стояла, тяжело дыша, и пристально, не мигая, смотрела ему прямо в глаза. Затем медленно повернулась и ушла в дом...

Его призвали в армию, когда ему стукнуло уже почти тридцать. И сразу отправили в форт Девон, где он провел чуть больше двух с половиной лет, в основном показывая новобранцам, как надо правильно рубить и резать мясо. Вообще-то там было совсем не плохо. Со временем его сделали сержантом, заметно увеличили жалованье, перестали каждый день гонять на плац, выделили отдельную комнату... Раз в неделю Рик обычно писал длинные письма Гасу, «маме» и детям. Тине тогда было почти, семь, Генри – чуть больше двенадцати, а Уолтеру – уже около шестнадцати.

А вот когда он вернулся из армии, все почему-то пошло уже совсем по-другому. За два с половиной года исчезло что-то очень важное, скрепляющее их всех до войны, делавшее их жизнь полной, нужной, осмысленной... Работа была той же самой, дом таким же, мясником он стал даже еще более классным, а вот люди... Они все от него как-то отдалились, стали чуть ли не чужими. Почему? Вечерами Рик по-прежнему сидел с ними на кухне или на ступеньках крылечка. Они пили пиво, болтали, шутили, кивали друг другу, а потом ему вдруг все надоедало, он вставал, натянуто улыбаясь, говорил им, что почему-то очень устал, и уходил. Либо к себе в комнатку, либо на улицу, чтобы погулять одному. Совсем одному! В армии такое с ним тоже бывало. Кстати, когда его уволили, то есть, говоря по-военному, демобилизовали, худосочная армейская психологиня в плохо сидевшем на ней мундире, многозначительно кивнув, об этом тоже упомянула.

– Да, такое с ними часто бывает, – сказала она.

А что? Наверное, она была права... Ну а если бы он тогда предложил ей переспать? Что тогда? Интересно, согласилась бы она? Или отказалась бы? Увы, этого уже никто никогда не узнает.

Рик много тогда ходил. И всегда один. Под дождем, без дождя, с ветром, без ветра, не важно. Просто ходил, и все. Ему это нравилось. Читать он никогда не любил: ни в детстве, ни когда стал взрослым. Поэтому если он не работал, не спал, не ел, не пил и не сидел в своей комнатушке, то, как правило, просто молча ходил по вечерним улицам.

Когда к дому сделали пристройку в виде нового бакалейного магазина, работы заметно прибавилось для всех. Но события развивались быстро, слишком уж быстро! «Мама» заболела и скоро умерла, неожиданно для всех в доме появился бывший уголовник Верн Локтер и занялся всеми торговыми поставками, Уолтер Варак бросил свою «хорошую» работу на почтамте и вернулся со своей обожаемой Доррис, которая не считала нужным даже улыбнуться Рику в ответ. Вот сучка!.. К тому же каждый день ругается даже с собственным мужем! Затем Генри ушел в армию, Анна, никогда ничего не говорившая, стала самой обычной кухаркой и домработницей, Гас женился на Яне, в доме появилась жена Генри, уже погибшего Генри. Нет, быстро, слишком уж быстро все изменилось, и, главное, ничего уже нельзя остановить... Ничего! Тогда что же дальше?

Но самое плохое началось с появлением в доме Верна Локтера. Хотя вначале все выглядело просто отличным – у Рика вроде бы появился друг, с которым можно было общаться, открыто, ничего не боясь, говорить... Верн совсем не походил на человека, которого только что выпустили из тюрьмы. Вечерами, после работы, он иногда заходил к нему в комнату, они обменивались впечатлениями, шутили, много и весело смеялись. Локтер все время рассказывал анекдоты. Честно говоря, Рик далеко не всегда понимал их, равно как и многие слова, которые употреблял Верн, но и то и другое ему все равно очень нравилось.

А потом все стало заметно меняться. У Рика, как ни странно, появилось и окрепло ощущение, что не он намного старше Верна, а все наоборот... Он часто рассказывал Верну о себе, о своей жизни, работе, о том, как все здесь было до войны и чего бы ему хотелось добиться в жизни теперь. Как-то раз даже хотел рассказать ему о той самой девушке, но, заметив взгляд Верна, почему-то вдруг передумал и попытался обратить это в веселую невинную шутку.

Когда и как именно он начал ходить с Верном по разным увеселительным местам, Рик точно не помнил. А друзей у того оказалось немало. Причем, на удивление, самых разных, как принято говорить, «на любой вкус». Они многому его научили: играть в бильярд, делать ставки, выигрывать и проигрывать деньги, причем иногда очень хорошие деньги. Ну а потом, когда он в общем-то разобрался в «прямом покере», ему вдруг очень понравилось ходить в местное полуподпольное казино, где можно было медленно и со знанием дела раскладывать карты на столе, открывая их сопернику одну за другой. И при этом делать вид, будто деньги тебя совершенно не интересуют. Да, во всем этом определенно было что-то стоящее...

И все-таки Рик так и не понял, почему Верн не предупредил его тогда об игре. О той чертовой игре, в тот самый чертов вечер. Верн тогда сказал, что предчувствует большую удачу, и они пошли играть в покер в совершенно новое для них место. Внешне все выглядело просто шикарно – большой, покрытый, как и положено, безукоризненно чистым зеленым сукном игральный стол, резные кресла, четыре джентльмена, прекрасно знавшие себе цену, игравшие практически молча, но с важным видом. Верн сообщил ему, что это не какая-то подпольная забегаловка, а элитный частный клуб. Ничего не скажешь, здорово, просто здорово!

Не обращая на вновь пришедших ни малейшего внимания (будто их вообще не существовало), один из сидевших за столом джентльменов сказал:

– Двадцать пять и пятьдесят для вас будет нормально, господа?

Верн, взяв Рика под локоть, отвел его чуть в сторону.

– Ну как, Рик? Думаешь, сможешь?

– Конечно же смогу, Верн! Не вижу особых проблем.

– Что ж, тогда желаю тебе удачи, толстяк.

Человек, предложивший ставку «двадцать пять и пятьдесят», держал банк. Он-то и подвинул Рику с Верном по кучке игральных фишек. Каждая на сумму в двадцать долларов. Рик сунул было руку в карман пиджака за деньгами, но «банкир» жестом его остановил:

– С этим, если не возражаете, мистер Стассен, мы разберемся позже, – и сделал запись на лежащем на столе, справа от него, листке бумаги.

– Какие возражения, о чем разговор? – с улыбкой закивал Рик. – Само собой...

Хотя, честно говоря, сначала необычно высокие ставки в общем-то его смутили и даже заставили слегка поволноваться, но после серии на редкость удачных комбинаций и выигрыша пары больших конов он более чем успокоился. Однако затем последовало множество мелких, вроде бы совсем не важных неудач, в результате которых его стопка фишек каким-то неведомым образом превратилась в жалкие остатки... Тогда «банкир» тут же, той же самой лопаточкой подвинул ему еще две стопки красных и голубых фишек. И сделал очередную запись на листке бумаги.

Как ни странно, вторая стопка растаяла намного быстрее, чем первая, а когда ему подвинули третью, Рик, нервно улыбнувшись, заявил, что с такой невезухой, как сегодня, пожалуй, надо завязывать. Для одного вечера проигрыш в шестьдесят долларов – это более чем достаточно.

– Может, тебе лучше бросить прямо сейчас? – предложил ему с озабоченным видом Верн.

– А может, мистеру Стассену вдруг начнет везти? Кто не рискует, тот не пьет шампанского. Знаете, в картах такое частенько бывает, – невозмутимо заметил «банкир», небольшого роста человечек с красным лицом и пушистой копной седых волос.

– Да, да, наверное, вы правы, пожалуй, я все-таки рискну и попробую еще кон-другой, – согласился Рик.

И последняя стопка начала столь же неумолимо уменьшаться. Медленно, но неумолимо...

Когда перед Риком осталось всего три фишки, карты на следующий кон сдавал тот, кто сидел от него справа. Причем сдавал с такой элегантностью и скоростью, что за пальцами его рук уследить было просто невозможно. Рик взял свои карты, начал их медленно, одну за другой открывать. Так, туз... тройка... туз... туз... У него пересохло в горле. Еще медленнее он открыл последнюю карту – опять туз! «Господи, благодарю тебя, Господи, помоги мне еще совсем немного!» – подумал он, изо всех сил стараясь не показывать своих чувств. В покере это самое главное.

Игрок слева от сдающего спасовал, Верн продолжил играть, но ставку почему-то не увеличил. Рик задумчиво посмотрел на потолок, сделав вид, будто он хочет, но одновременно боится, и протянул:

– Вообще-то я, пожалуй, чуть подниму. Проверю удачу. Кто знает, а вдруг?.. – И вроде бы небрежно кинул на кон две голубые фишки.

– Согласен и поднимаю еще на две, – мягко, чуть ли не вкрадчиво произнес игрок напротив.

– Согласен, но тогда мне нужны еще фишки, – изобразив, что колеблется, ответил Рик. – И тоже поднимаю.

Сдающий карты со вздохом только доложил, зато сидящий напротив снова поднял ставку еще выше.

«Банкир» тоже только доложил, а Рик, стараясь никак не показывать внутреннего ликования, поднял ставку в последний раз. Игрок напротив имел право поднять ставку еще раз, что он, слегка пожав плечами, и сделал. Итак, на следующий тур их осталось только четверо – «банкир», сдающий, Рик и тот, что напротив.

– Карты, господа? Кому сколько? – спросил сдающий, поднимая колоду.

– Мне не надо.

– Когда игрок не меняет ни одной карты, я начинаю нервничать, – заметил «банкир». – Мне, пожалуйста, одну.

– Мне тоже одну, – попросил Рик, сбрасывая свою тройку.

– Прошу делать ставки, господа, – громко объявил сдающий, сменив у себя две карты и положив колоду на стол.

Теперь минимальная ставка была две голубые фишки, а каждый из игроков имел право три раза ее повысить, после чего следовало обязательное открытие карт.

Они все полностью использовали свои возможности поднять ставки, и Рик уже с ликованием предвкушал, что скоро в его кармане зашуршит много-много зеленых баксов.

Первым карты открыл сдающий.

– Четыре десятки, господа, – равнодушным тоном объявил он.

Следующим был «банкир».

– Флэш!

– Четыре туза! – уже не скрывая ликования, объявил Рик, с громким щелканьем по очереди выложив их на стол. Затем нетерпеливо потянулся к солидной куче фишек на кону.

Но его руку остановили ледяные пальцы «банкира».

– Не так быстро, мистер Стассен. С чего это вы так заторопились?

– А в чем, собственно, дело? Насколько мне известно, четыре туза бьют и четыре десятки, и флэш.

– Да, конечно. Но... но только не этот флэш, мистер Стассен. Посмотрите-ка чуть повнимательнее.

Вот черт! Рик не заметил, что это был королевский флэш!

– Да, обидно конечно же, мистер Стассен, очень обидно, – проговорил «банкир», сгребая фишки с кона и с треском смахивая их в стоящую справа от него специальную деревянную коробку. – Но ничего не поделаешь. Карты есть карты. Хотя на этом, поверьте, жизнь не кончается. Что ж, давайте, пожалуй, рассчитываться. Что у вас там осталось, мистер Стассен?

Рик тупо посмотрел перед собой.

– Три голубых и одна красная... Доллар семьдесят пять.

– А у вас, мистер Локтер?

– Первоначальная стопка и пять голубых.

– Значит, всего два пятьдесят.

– Да, здорово тебя нагрели, – тихо произнес Верн, обращаясь к Рику. – Круто, круто, ничего не скажешь.

Рик попытался изобразить на лице улыбку, хотя вышла она откровенно жалкой.

– Я проиграл все, что имел. Кроме доллара семидесяти пяти.

– Вот, получите, мистер Локтер. – «Банкир» отсчитал купюры. – Пятьдесят, сто, сто пятьдесят, двести, двести пятьдесят долларов. Все правильно?

– Да, сэр. Все правильно.

Рот Рика расплылся в широкой улыбке. Да, шутка, которую они с ним сыграли, что надо, это уж точно. Но его счастливой ухмылки, похоже, никто не заметил. Или не обратил на нее внимания... Все были заняты куда более важными делами – простыми арифметическими подсчетами. Двое из трех других игроков отдали деньги «банкиру» – всего в тысячу двести шестьдесят баксов, в то время как Рик продолжал автоматически, сам не зная почему, молча улыбаться. Наконец настала его очередь.

– Увы, мистер Стассен, мне искренне жаль, но, похоже, сегодня вы крупно проигрались, – повернувшись к нему, вкрадчивым тоном произнес седой «банкир». – По-настоящему крупно... Итак, мистер Стассен...

– Что?

– Ваш долг, мистер Стассен, составляет ровно семь тысяч восемьсот двадцать пять долларов, и ни цента больше.

– Да, но у меня... Я... Мне просто нечем...

Все уставились на него. Рик с трудом проглотил комок в горле, снова попытался изобразить на лице некое подобие улыбки. Куда более жалкой, чем раньше.

– Наверное, тут произошла какая-то ошибка. Я был уверен, что одна фишка стоит двадцать пять... ну пятьдесят центов, не больше. – Он снова с трудом сглотнул, попробовал даже хохотнуть. Увы, никто его не поддержал. Все молча смотрели на него. – Послушайте, таких денег у меня нет и никогда не было! Откуда я их вам возьму? – Обернувшись, он вопросительно посмотрел на Верна.

Тот только пожал плечами:

– Господи ты боже мой, Рик, но я же предупреждал тебя о ставках!

– В размере центов, Верн. Центов!

– Да нет же, Рик, нет. Я четко сказал «долларов»! В таких делах обычно не ошибаются. Мне казалось, для тебя эти ставки не проблема и ты вполне можешь позволить себе такое. Ты же сам не раз говорил мне, что копишь бабки, как минимум, лет с шестнадцати, разве нет?

– Да, но на банковском счете у меня сейчас всего около тысячи ста, не больше.

Выражение лица «банкира» каким-то невероятным образом вдруг сильно изменилось. Глаза из бесстрастно невозмутимых превратились в колючие, жесткие...

– А знаете, Тассен (похоже, он намеренно неправильно назвал его фамилию), такого со мной себе никто не позволяет. Учтите, никто и никогда!

– Такого – чего?

– А такого, чтобы приходить сюда без денег и пытаться сорвать куш на дармовщину! Эти номера здесь не проходят... Локтер, по-моему, тебе лучше отвести твоего слишком прыткого дружка в уголок и доходчиво разъяснить ему, как все обстоит на самом деле.

Так они и сделали. Отошли в угол, и Верн сказал:

– Черт тебя побери, Рик, какую же глупость ты сотворил! Я же был абсолютно уверен, ты все понял... Конечно же я готов отдать тебе мои двести пятьдесят, но, боюсь, этого не хватит. Сколько у тебя с собой?

– Всего пятьдесят два бакса, Верн. Это все, что у меня с собой есть, клянусь тебе.

– Ты что, на самом деле не знаешь, кто этот «банкир»?

– Конечно же нет, Верн, его имя мне ничего не говорит. Кстати, я даже не помню, как его зовут...

– Это же Каршнер. Кличка Судья. Работает на очень крутого парня. Самого крутого во всем городе. Ему стоит только щелкнуть пальцами, как к тебе явятся его парнишки и зажарят в собственном соку. Не успеешь даже моргнуть. Не успеешь даже понять, Рик, что, собственно, происходит!

– Ну и что же, Верн, мне теперь делать?

– Откуда мне знать? Их планы и решения никому не известны. Может, они тебя простят, может, как говорится, «не отходя от кассы» отправят на поправку в ближайшую больницу. На очень долгую поправку...

– Но за что? Это же вышло совсем не нарочно! Просто случайная ошибка! Я же не знал!

– Может, и случайная ошибка, может, ты на самом деле не нарочно, а просто ничего не знал, но для них это не имеет значения. Накажут тебя хотя бы только для острастки. Чтобы другим неповадно было. Это их принцип и стиль. Я же предупреждал тебя, что игра будет крутой, разве нет? Ведь если бы ты выиграл, то взял бы все деньги, разве не так?

– Нет, взял бы только то, что они смогли бы отдать.

– Думаешь, я в это поверю?

– Но это же чистая правда. Клянусь богом!

– Ладно, побудь немного здесь. Пойду попробую с ними поговорить. Конечно, вряд ли что получится, но попытка не пытка. За нее, во всяком случае, тебя за яйца не подвесят.

– Иди, Верн, иди. Ты должен, нет, просто обязан вытащить меня из этой ситуации. Иди и сделай все, что можешь! Прошу тебя, иначе...

– Ладно, Рик, хватит жевать сопли и скулить! Стой здесь и жди. Может, все и образуется. Во всяком случае, будем надеяться. Больше ничего не остается...

Он стоял в темном углу около большого бильярдного стола и смотрел, как Верн неторопливо вернулся в яркий луч света над ломберным картежным столиком, покрытым зеленым сукном, и сел. О чем они там говорили – Рик, естественно, не слышал. До него доносилось лишь невнятное журчание голосов... Затем все четверо, кроме Локтера, встали и, смеясь, вышли из комнаты. Видя, что они ушли, Рик решил подойти к приятелю.

– Ну как?.. Что они сказали?

– Заткнись!

– Верн, речь идет о моей судьбе! Неужели я не имею права знать?! Скажи мне, что они решили? Ты же должен мне помочь! Ты же сам меня сюда привел!

– Да, привел. В этом-то все и дело. Поэтому-то я и должен получить все, что положено тебе, сукин ты сын! Теперь они считают, что мы, действовали на пару! Ты понял?

– Да нет же, ты тут совсем ни при чем. Просто произошла какая-то ошибка, только и всего. Я сам им скажу об этом, не сомневайся.

– Рик, ты придурок! Самый настоящий придурок! Ну неужели ты думаешь, они этому поверят? Даже не надейся!

– Ну и что они теперь собираются делать?

– Толком пока не знаю, но передаю тебе то, что они сказали. Слово в слово... Они хотят, чтобы мы не дергались, сидели спокойно. А когда будет надо, они сами нас найдут. Для них это совсем не проблема... Похоже, кому-то из их друзей нужна помощь. Совсем небольшая. Если мы сможем им помочь, тогда все решится намного проще. Если же нет... – Верн выразительно пожал плечами.

– Если нет, то что?

– Тогда, Рик, к нам явятся их ребята и... и медленно, со знанием дела нас четвертуют. Делать они это будут долго и, поверь мне, очень мучительно.

– Да какие проблемы, Верн? Лично я готов сделать для них все, абсолютно все, что им надо! Со мной у них не будет никаких проблем, Верн, поверь мне.

Все это произошло, казалось бы, давным-давно – почти два года назад. Целая вечность... Но Рик знал, что он никогда не забудет панического, почти животного страха тех двух дней полной неизвестности. И когда Верн Локтер наконец-то пришел к нему в комнату и сообщил, что Судья, так сказать, в виде эксперимента решил все-таки прибегнуть к их помощи, Рик чуть не заплакал от счастья и самой искренней благодарности.

Впрочем, работа оказалось очень простой. Каждый понедельник после первой доставки заказов Верн будет возвращаться в магазин с «товаром» – обычно в небольшой коробочке размером с пачку сигарет, в которой будут лежать упаковки в виде цилиндриков, туго обернутых в прозрачный целлофан и скрепленных вместе липкой лентой. А все, что требуется от Рика, – это незаметно взять у него коробочку и спрятать ее где-нибудь в своем отделе магазина. Это оказалось совсем нетрудно, поскольку таких укромных мест имелось сколько угодно – в малой холодильной камере, за ломтерезкой... Трудно было только точно запоминать их названия. Девять упаковок в каждой коробочке, и каждая со своим названием! Обычно Верн заставлял его повторять их до тех пор, пока он не был готов даже во сне точно и безошибочно назвать любое.

Процедура реализации «товара» заключалась в следующем: в магазин по телефону поступал некий заказ, который обычно принимала либо Яна, либо Доррис, либо кто-нибудь еще; в заказе назывался тот или иной мясной продукт, и если его название было одним из тех самых девяти, то Рику предстояло проделать в заказанном мясе небольшое углубление, заложить туда соответствующий цилиндрик, после чего аккуратно завернуть продукт в плотную коричневую бумагу, взвесить его, написать цену, адрес и передать его в отдел доставки. Только и всего.

Первые две недели счастливое чувство освобождения от смертельной опасности владело Риком Стассеном настолько сильно, что он даже не задумывался над тем, чем, собственно, ему приходится заниматься. Надо было только следить, чтобы никто не видел, куда он это прячет и как он это делает, помнить и, упаси господь, не перепутать названия. Не более того. Но на третий понедельник он задумался...

Верн категорически не хотел говорить на эту тему дома, поэтому в воскресенье утром они отправились прогуляться по парку. Там в самом дальнем углу они нашли пустую скамейку.

– Ну и в чем, Рик, собственно, проблема?

– Нет, проблем пока, слава богу, нет, но вот эти маленькие цилиндрики... Все-таки хотелось бы знать, Верн, для чего они и кому. Чем нам с тобой приходится заниматься? Причем с такой секретностью... Почти как иностранным шпионам.

Верн бросил на него откровенно презрительный взгляд:

– Неужели ты такой тупой, Рик?

– Извини, Верн, но мне на самом деле хотелось бы знать.

– Хотелось бы знать? На самом деле? Хорошо... Скажи, тебе хоть когда-либо приходилось слышать о наркоте? О «снежке»? О «трухе»? О «Большом Д»?

– О наркотиках? Конечно же доводилось. И не раз. От них люди дуреют и совершают преступления, так ведь?

– Вот-вот. Так что, по-твоему, в этих маленьких цилиндриках? Теперь, надеюсь, догадываешься?

Рик посмотрел на него немигающим взглядом.

– Но ведь за их распространение людей сажают в тюрьму. Говорят, иногда на очень долгий срок.

– Да, сажают, но только если их найдут у тебя лично. В кармане, в квартире или во время самого кайфа.

– Значит, эти девять разных человек по разным адресам... они что, наркоманы?

– Нет, ни в коем случае! В каждой из этих упаковок достаточно продукта, чтобы... Ладно, считай, что уговорил. Наверное, тебе на самом деле лучше знать, чем мы с тобой занимаемся. Ну тогда слушай: эти девять – так называемые толкачи, розничные торговцы, которые через нас, посредников, получают что-то вроде опта, а потом делят его на требуемые дозы и продают, кто где может. Прямые контакты между оптовиками и толкачами сейчас становятся все опаснее и опаснее. И для тех и для других. Поэтому я придумал ловкий ход. То есть саму схему, конечно, разработали другие, но это не важно. Главное, что она отлично работает! Кто, по-твоему, самый незаметный человек во всем мире? Тот, кто доставляет товары. Я же официально и открыто разъезжаю по всему городу, поскольку это моя работа. Так вот, в нужное время я оказываюсь в определенном месте, куда доставил сделанный клиентом продуктовый заказ. В карманах у меня всегда какая-то сумма денег, поскольку за полученный заказ клиенты расплачиваются не с кем другим, а именно со мной. Ну, допустим, вдруг меня остановят и даже обыщут. Деньги? Ну и что? Разве это преступление? Особенно если это моя работа. И кому это, интересно, придет в голову копаться в завернутом куске сырого мяса? Причем чужого сырого куска мяса! А заказ на него, как тебе прекрасно известно, принял кто угодно, только не я! И не ты! Кто-то по телефону... Идеальное прикрытие, разве нет? Надежно и практически полностью безопасно. Я отдаю клиенту заказ, получаю деньги, благодарю за щедрые чаевые и ухожу. Через главный вход, ни от кого не прячась. Что они делают с «товаром», это уже их личное дело. Ни я, ни ты здесь совершенно ни при чем. Они же делят его на положенные дозы, расфасовывают, маскируют под сахарную пудру, рисовую муку или под что-то иное, упаковывают и продают. Причем учти: как минимум, со стопроцентной прибылью! Так что, как видишь, система посреднической доставки просто идеальна, поэтому они готовы за нее щедро и даже с удовольствием платить... То есть, я хотел сказать, они вполне готовы забыть о том маленьком инциденте, когда ты крупно лажанулся с картежным долгом. Сделав меня в каком-то смысле своим под ельником...

– А откуда этот «товар» поступает к нам?

– А нам-то с тобой какое дело? С чего бы это могло нас волновать? Мы с тобой тут совсем ни при чем.

– Да, но дело-то ведь все равно грязное. Мы же помогаем травить людей!

Верн Локтер покровительственно похлопал его по плечу.

– А ты попробуй посмотреть на это с другой стороны: если этого не будем делать мы, значит, поскольку есть спрос, есть и предложение, займется кто-то другой. Обязательно займется! Это же простая экономическая истина, неужели непонятно? Ну а против законов природы не попрешь, вот так.

– Да... в общем-то да, наверное, ты прав.

Верн, довольно улыбнувшись, протянул ему три десятидолларовые бумажки.

– А это еще для чего? – удивился Рик.

– Не для чего, а для кого. Это тебе. Маленький презент за хорошее начало. Мне тоже кое-что дали. Если все пойдет так же хорошо и дальше, будешь получать каждую неделю.

И Рик начал получать уже не по тридцать, а по пятьдесят долларов каждую неделю. Но, испытывая чуть ли не суеверный страх перед возможным разоблачением, предпочитал не нести эти «грязные» деньги в банк или тратить, а стал прятать за неприбитый угол плинтуса в углу своей комнаты.

Названия, которые ему приходилось с большим трудом выучивать наизусть, время от времени менялись. Равно как и их количество. Один раз оно дошло даже до двадцати... Раза два-три ни коробочек, ни цилиндриков вообще не было – причем без каких-либо объяснений, – а Верн по большей части сумрачно молчал и выглядел на редкость нервным, вроде даже испуганным. Но затем все постепенно вернулось на круги своя: две, три, четыре, пять, а потом и больше двенадцати упаковок в неделю. Верн заметно повеселел, Рик тоже привык относиться ко всему этому без особых переживаний. Часть этих блестящих, завернутых в прозрачный целлофан упаковок он носил в глубоком переднем кармане своего кожаного, постоянно измазанного кровью фартука. Ведь иногда названий было всего три. Или одно. Или вообще ни одного. Наученный горьким опытом, в покер он больше никогда не играл. И не ходил с Верном развлекаться по вечерам. Неизвестно почему, но чувство непонятного страха стало одним из его вечных спутников... А по ночам перед его мысленным взором возникало, будто живое, красное лицо того седого «банкира», который ледяными пальцами обхватывал его горло! Судья Каршнер. Он сидел на высоком судейском табурете и протягивал ему черный колпак. Колпак для человека, приговоренного к смертной казни через повешение. Надень его, и все будет кончено. Раз и навсегда...

Постепенно менялся и дом, и магазин: Уолтер становился все более и более кислым и молчаливым; старик после смерти Генри заметно похудел, замкнулся в себе, перестал интересоваться вообще чем бы то ни было; Тину можно было видеть только в магазине, остальное время она проводила неизвестно где... Лучше всех казалась новенькая, то есть элегантная, длинноногая, рыжеволосая Бонни. Это класс! Рик любил на нее смотреть. Иногда даже просто так, без всякой цели... Да, судя по всему. Генри сделал правильный выбор, частенько думал он. Она же совсем другое дело, не то что эта злобная склочница Доррис.

Самыми лучшими для Рика днями стали пятницы и субботы, когда работы было хоть отбавляй и не было ни одной свободной минутки, чтобы пожалеть самого себя и свою несчастную жизнь... Но в тот день было воскресенье, и, значит, ничего хорошего ждать не приходилось. Он сидел в своей комнате, радио наигрывало какую-то грустную музыку, звуки которой почему-то навевали мысли о протекающем кране в ванной... Гас сказал, что завтра к ним на работу придет новый парень. Это хорошо. Может, избавит его хотя бы от части работы, которую Рик просто ненавидел, – мыть полы, выносить мусор, чистить туалет, сортировать сдаваемые бутылки, оформлять овощную витрину... Кроме того, он сможет время от времени ездить вместе с Гасом на «предрассветный» оптовый фермерский рынок. Будет вести грузовичок, помогать грузить товары... Да и вообще делать много чего еще – решать вопрос с мясными обрезками, каждый день чистить жаровню, машину для приготовления гамбургеров, четко и красиво маркировать товары на обертке, два раза в день до блеска мыть витрину магазина... Труд, может быть, не совсем приятный, но, безусловно, нужный. Рик вспомнил, с каким удовольствием он делал все это, когда только пришел сюда, как все издержки с лихвой перекрывало ощущение того, что он теперь в семье, что он не один, что за него есть кому заступиться! Но сейчас все как-то вроде бы незаметно, но решительно изменилось. И он сам теперь уже не Рик-мальчик, а Рик-мясник из бакалейного магазина на окраине, живущий в убогой полуподвальной комнатенке прямо за кухней. Ему уже почти сорок лет, а он, всю жизнь честно работая, кроме этого ничего не имеет! Больше того, теперь он, пожалуй, закоренелый преступник, которого в любой момент могут отправить в тюрьму.

Воскресным июньским днем он сидел на своей кровати, слушая тихую мелодию Дебюсси в исполнении нью-йоркского симфонического оркестра, доносившуюся из стоявшего на столе портативного пластмассового радиоприемника. И думал о ребенке, которого уже совсем скоро родит им Доррис. Возможно, он многое изменит в доме. Может быть, даже вернет ему былую теплоту...

Он бросил взгляд на фотографию, висевшую на стене: старый магазин, перед входом в который стоят трое детей, мама, папа, Рик и счастливо улыбаются. Но сейчас ему показалось, будто бы все они давным-давно умерли. А музыка из дешевенького радиоприемника звучала так, словно где-то рядом мерно стучали капли металлического дождя...