Неопознанный взрыв

Глава 11

Панкратов лежит на диване закинув ноги на прикроватную тумбочку. Телефон — на животе, на уровне глаз — листок с четырьмя фамилими. Мозговой центр одной из лабораторий института, ближайшие помощники генерала Иванчишина. Кто-то из них одновременно работает на бандитов.

Кто? По каким приметам искать предателя?

Замещающий похищенного начальника Илларион Пантелеевич сказал, что сотрудники полгода не получают зарплаты. Значит, первая примета — получение доходов. Скажем, подрабатывает на разгрузке вагонов или обслуживает немощных стариков — можно вычеркнуть. А вот если живет невесть на какие средства — поинтересоваться, присмотреться.

Лучше всего начать с легкого — с женщин. Изучить одну, потом — вторую. Скорей всего, они к преступлению не причастны… И заняться главным — мужиками…

Андрей тупым концом карандаша набрал первый номер телефона. Ответил ещё не устоявшийся, срывающийся на дискант мальчишеский голос.

— Вас слушают…

— Квартира Натальиных?

— Да…

— Звонят из института… Мне нужна Инна Аркадьевна.

— Мамы… нет дома…

Судя по запинаниям, пацаненок притворяется. Восемь вечера — институт давно закрыт, в наше время оставить малолетнего сына одного мало какая женщина решится.

— Когда будет?

Замешательство. Пацан не научился врать, вот и волнуется. Прикрыл мембрану ладонью, но все равно слышно, как кричит кому-то: «Белка, тут маманю спрашивают, она не говорила, когда возвратится?».

Ответа неизвестной пока Белки Панкратов не услышал.

— Мы не знаем…

Знают, не знают — будто гадание на цветочных лепестках. Зато Андрей отлично знает, что делают сыщики в подобной ситуации. Наносят неожиданный визит.

Усталости, как не бывало. Панкратов бодро спрыгнул с дивана, натянул тесные джинсы, любимую черную рубашку. В прихожей накинул на плечи армейскую куртку. Ожидать занятого лифта нет времени — сбежал по лестнице. Единственное легкое ведет себя вполне прилично, значит, нет причин осторожничать.

Жилая башня в Кузьминках включила все свои окна. Жильцы возвратились с работы, ужинают, читают газеты, смотрят по телевизору кровожадные боевики с сексуальным уклоном, мучительно планирует, как прожить до зарплаты, которую неизвестно когда выплатят.

Короче, сегодняшняя корявая действительность.

Квартира Натальиной — на десятом этаже. Панкратов дважды нажал пуговку звонка.

— Кто там?

На этот раз — голос девчонки, лет тринадцати, не больше. Видимо, сестра маленького лгунищки.

— Мне нужна Инна Аркадьевна.

— Мамы нет дома…

— Я подожду её, открой.

Удивительная наивность! Нынче даже милиции не откроют вечером, бабушку с дедушкой не пустят в квартиру, тем более — незнакомого человека.

— Мама не велела открывать, — вмешался пацаненок. — Приходите, когда она вернется…

— Скажите хотя бы, куда ушла ваша мама. Может быть, с ночевкой?

— Мама ночует всегда дома, — возмущенно заявила девчонка. — Она пошла к больному старичку в соседний подъезд…Он…

Видимо, брат заткнул рот болтливой сетре.

Как раньше говорили водители, можно сливать воду. Натальина честно зарабатывает деньги, значит, ей не приплачивают за предательство… Впрочем, не мешает проверить.

— Передайте маме, что я позвоню ей утром часов в восемь.

За дверью — тихое замешательство. Не по возрасту разумные ребятишки пытаются найти в поручении неожиданного посетителя очередной подвох.

Посмеялся про себя сыщик, мысленно прошелся по поводу современных детей, которых обстановка учит лгать, изворачиваться и то же самое искать в действиях взрослых.

На улице — будто полночь, хотя на часах едва перевалило за десять вечера. Фонари, усердно уничтожаемые любителями любовного уединения, едва справляются с темнотой.

Из— за угла выплыла вихляющая фигура. Ноги выписывают невообразимые каракули, руки то поднимаются к беззвездному небу, то простираются вперед, словно ощупывают дорогу. Пьяный что-то невнятно бормочет, поминая некоего суку Гришку и лярву Симку.

Панкратов на всякий случай проверил готовность подаренного ему угрозыском «макарова», остановился возле выхода из подъезда.

Прежде при стычках с алкашами и бомжами никогда не прибегал к оружию — обходился рукопашной, благо, славился в милицейской среде знаниями самбо и карате. Теперь для слабосильного инвалида пистолет — единственная защита.

— Му…жик, — все же разглядел пьянчуга сышика. — Где я…стою?

— На асфальте, — посмеиваясь, ответил Панкратов. — На добротном московском асфальте.

Пьяный глубокомысленно икнул и поплелся, все так же выписывая ногами кренделя.

Андрей снял руку с пистолета, тревога — ложная…

Если бы он не поленился проследить извилистый путь пьяного, с удивлением увидел бы, как метров через двести ноги алкаша окрепли, голова перестала подрагивать. Безвольный, больной алкоголик превратился в энергичного, озабоченного человека, успешно выполнившего поставленную перед ним задачу.

В полночь на столе у неутомимого помощника Гаревича лежало донесение ещё одного агента…Панкратов ищет связь с младшим научным сотрудником института Инной Натальиной!

Рано утром об этом узнал резидент.

Гаревич славился изощренностью мышления, редким умением применять нетрадиционные методы работы. Он не ограничивался одним путем, искал и находил несколько — прямых и извилистых, надежных и вероятных.

Разыскивая похищенного генерала Иванчишина, резидент зарубежной спецслужбы решил выйти на него либо через завербованного Штыря, либо через институтского информатора. Опередив Окунева, он получил сведения о всех сотрудниках, так или иначе учавствующих в научных разработках интересующей его лаборатории.

Несмотря на то, что фамилия информатора имелась — её раскопал хитроумный помощник — Гаревич был уверен, что противная сторона тоже попытается нащупать местопребывание похищенного генерала через бандитского агента в институте. Противной стороной он, конечно, считал российские спецслужбы.

Повяжут пуделевского информатора — опередят Гаревича. Допустить такой вариант он не имеет права, ибо ещё один провал ему не простят. Повторный прилет в Москву Боба означает особую заинтересованность начальства в русском ученом и его изобретении.Если бы не эта заинтересованность, никто не с»умел бы оторвать от кресла толстую задницу ревизора и наставника.

По обыкновению зарядив себя тройной дозой любимой «столичной», Боб принялся внушать подопечному азы разведывательной деятельности. Заодно — особую важность выполнения им последнего задания.

Оказывается, ориентиры сместились. Гаревич должен не только организовать переброску Иванчишина через несколько границ, но и уничтожить единственный образец компьютерного прицела. Естественно, вместе со всей документацией: чертежами и расчетами.

— Но это не только трудно, но и невозможно, — возмутился резидент. — Или прикажешь мне взорвать институт со всем содержимым?

— Вот это был бы эффект! — восхитился Боб, попыхивая табачным дымком. — Вот это был бы стоящий салют в честь братской «дружбы» двух великих государств мира!… Тебя, Степ, это никто не поручает. Сейчас — иная ситуация. Понадобится — перекроем долларовый кислород — сами принесут чертежи с расчетами, на коленях станут умолять, башмаки облобызают…

— Но ты только что говорил…

— Слушать надо, Степ, а не ковырять в носу! — начальственно баском прикрикнул Боб. — Похитители генерала должны остаться с носом. Длинным и ломанным, как у меня, — неожиданно гулко расхохотался он. — Без образца, расчетов и ученого… Дошло или повторить в менее дипломатичной форме?

Попрощавшись с «ревизором», Гаревич проанализировал недавнюю беседу и довольно ехидно усмехнулся. Он-то давно понял замысел верхов, будто влез в подкорку сидящего за океаном босса, а вот Боб только пытается понять.

Старый разведчик откинулся на спинку кресла. Задумался.

Итак, снова всплыла знакомая фамилия Панкратова. Когда-то ему, рядовому агенту в России пришлось иметь дело с отцом, теперь на очереди — сын… Ну, что ж, схватка горячит кровь, улучшает работу сердца.

Помощник получил новую вводную…

Инна Аркажьевна с неожиданной легкостью согласилась встретиться с «журналистом» — так ей представился Панкратов. Непременное условие — на нейтральной территории, ничейной земле.

Нейтралка вполне устроила Андрея, из головы которого не выходила странная встреча с пьяным возле подъезда жилой башни. Опыт детектива настойчиво твердил ему: алкаш мог быть и не алкашем, возможно — неизвестная сыщику сила заинтересовалась его времяпровождением.

Место встречи определила женщина: перрон Савеловского вокзала, откуда уходят поезда на Усово и Голицино. Время — три часа дня.

Без четверти три отставной сыщик безмятежно прогуливался по полупустому перрону. На самом деле, настороженно фиксировал ожидающих поезда, просто гуляющих.

Рядом со скучающей кассой — подросток в вытертых джинсах и в такой же протертой до дыр куртке. В руке жестяная банка то ли с пивом, то ли с зарубежным дерьмом. Сальные длинные волосы падают на плечи неопрятными космами. Стоит и ковыряет в конопатом носу.

Рядом — две перекрашенных девицы. Ожидающе смотрят на парня, наверно, набиваются на знакомство.

В дальнем конце перрона азартно беседуют пожилые женщины, перебивают друг друга, размахивают руками. Будто находятся на митинге, посвященном предстоящим выборам или очередному скачку цен.

Все обыденно, ничего подозрительного…

Натальину Андрей узнал сразу. Подвижная худенькая женщина пугливо оглядывала перрон, видимо, старалась первой увидеть «журналиста».

— Вы разве не работаете? — удивился Андрей.

Подошел, представился. Предложил пройтись, не стоять на месте.На гуляющих меньше обращают внимание. Медленно пошли по направлению к азартным спорщицам.

Начинать с задуманных расспросов — вызвать подозрения. Лучше отвлечь собеседницы, заставить её расслабиться.

— Честно говоря, услышав от вас время встречи, удивился. Три часа дня — разгар рабочего времени, придется отпрашиваться, придумывать достоверную причину…

— Какие там причины? В институте даже с бумагой — дефицит, не говоря уже про электроэнергию и расходные материалы. Приезжаем утром, изображаем активную деятельность… в курилке и — по домам, Легко и удобно…Поэтому нет нужды отпрашиваться.

— И все же на вашем месте…

— Давайте — без хитрых подходов, — решительно перебила Натальина, мельком взглянув на наручные часы. — Мне предстоит отмыть два подъезда, после — купить продукты, накормить детей…

Панкратову стало стыдно. На самом деле, женщина изматывает себя, кандидат наук, младший научный сотрудник сидит с больными стариками, моет заплеванные лестницы. А он хитрит, старается покопаться в её душе.

Скрывая неловкость, нарушил жесткое требование врачей — закурил.

— Ладно, извините… Буду предельно откровенен, вернее, постараюсь быть откровенным, — спохватившись, поправился он. — Одна просьба: о нашем разговоре никто не должен знать: ни дети, ни, тем более, взрослые. Обещаете?

Натальина снова посмотрела на часы.

— Обещаю.

Они дошли до конца перрона, повернули обратно. Из подошедшей электрички повалил народ — пришлось подождать пока не схлынет поток пассажиров.

— Итак?

— Имеется достаточно твердая уверенность, что из вашего института попадают в чужие руки некоторые сведения. Если говорить ещё более ясно — сведения по линии изобретения Иванчишина…

— И вы заподозрили меня?

— Если бы это было так, наш разговор бы не состоялся… В поле зрения попали четыре наиболее осведомленных человека, Не стану скрывать — вы тоже были в этом списке. Но теперь, считайте, вас там нет.

— Спасибо. В таком случае, чем могу быть полезной? И с каких пор журналисты ищут шпионов? Что-то не слишком все у вас вяжется.

— Журналисты занимаются всем, в том числе, и шпионами, — с досадой отрезал Панкратов. — Такова уж профессия… Что же касается помощи, которой от вас ожидают, она не затруднит… Вы хорошо знаете своих коллег?

Поколебавшись, Андрей достал из кармана бумажку с записанными на ней четырьмя фамилиями. Он знал — поступает глупо, непрофессионально, но чувствовал необьяснимое доверие к этой хрупкой женщине.

Натальина пристально посмотрела на сыщика, кивнула — показалось, не ему, а своим мыслям. Взяла бумажку, долго вчитывалась в написанное.

— Паша Устименко?… Добрый, даже очень добрый человек. Но дело даже не в доброте — он крисстально честен и открыт…Нет, нет, Пашу смело можете вычеркнуть… Коля Ковров?… Тоже неплохой парень, но слишком любит деньги. Сейчас, насколько знаю, подрабатывает расклейкой афиш… Стелла Ковригина? Как и я, мать-одиночка. Только у меня двое детей, у неё один парень… Не работает — помогают богатые родители… Вот, пожалуй, все.что могу сказать…

— И все же, кто из них может выносить из института чертежи и расчеты?

Инна Аркадьевна насмешливо повела плечиком. Так выразительно, что ясно и без пояснений. Дескать, я свое мнение высказала, решать вам.

— Простите, мне пора. И без того опоздала…

Панкратов пошел проводить её. Возле кассы все так же пил из жестяной банки патлатый пацан, пересмеивались поджарые девчонки. Исчезли только «митингующие» дамочки — видимо, их подхватила недавно прошедшая электричка.

Ковров любит деньги, Ковригина живет за счет богатых родителей. Два кандидата в предатели. Но как умудриться подобраться к ним, проверить? Метод, апробированный на Инне Аркадьевне, отпадает — подозреваемые не должны знать о том, что находятся «под следствием». Только в этом залог успеха.

Панкратов прикидывал разные варианты и… отвергал их. Единственно приемлемый: задействовать «топтунов» из родного уголовного розыска либо передать Коврова и Ковригину для дальнейшей разработки напарнику. Пусть Ступин самолично либо с помощью друзей из Службы безопасности потрясет их.

Заявится вечером Аркадий для очередного собеседования нужно поговорить с ним, как любил выражаться один из бывших начальников Андрея, «расставить акценты».

Но первым «заявился» не госбезопасник, а Костя Негодин. Обычно веселый, неунывающий, сегодня он хмур и неразговорчив.

— Как здоровье?

Постоянно проявляемое внимание к здоровью бесило Панкратова, напоминало об инвалидности, неполноценности. Костя отлично знает об этом, но не может удержаться от привычного вопроса. На подобии — «здравствуй» или «до свиданья».

— Живу, как видишь… Что у вас произошло?

— Как тебе должно быть известно, экссыщик, в нашей скорбной профессии часа не обходится без событий. Как правило, нерадостных…

— Костя, не придуряйся! — прервал Андрей штампованные фразы друга. — Я ведь тебя изучил, как собственную физию и даже — лучше… Что случилось?

Негодин поерзал на стуле, то ли выбирая удобное положение, то ли зацепился за неожиданно выскочивший гвоздь. Он все ещё считал Андрея тяжело больным человеком и не хотел его расстраивать.

— Костя!

— Костя, Костя… Ничего особенного… Женщина выпала из окна десятого этажа… Наверно, мыла окно на лестничной площадке… В лепешку… Честно говоря, много мне пришлось видеть трупов, но такого…

— Фамилие! Панкратов схватил Негодина за плечи, встряхнул. Будто надеялся, что вытряхнет из друга другое имя, не то, которое сейчас сдавило ему мозг и сердце.

— Еще неизвестно… Документов при осмотре тела не обнаружено… Андрей, что с тобой?

Не отвечая, бледный до синевы, Панкратов схватил телефонную трубку, дрожащим от напряжения пальцем набрал знакомый номер… Один гудок… второй… третий… десятый… Наконец, гудки смолкли, будто кто-то зажал рот болтливому телефону.

Плачуший, переполненный слезами, девчоночий голосок.

— Вас… слушают…

— Позови маму!

В трубку вырвались рыдания и затопили шелест помех.

— Мамы… нет, она не пришла…ночевать.

Панкратов осторожно положил трубку. Будто она — из хрупкого стекла, может разбиться. Вытер со лба выступившую испарину.

— Фамилия погибшей — Натальина. Дома осталось двое детей. Запиши адрес.

Еще ничего не понимая, только смутно догадываясь, Негодин покорно записал продиктованные «координаты».

Андрей резко поднялся, подошел к окну, минут пять помолчал. Когда обернулся — ничем не напоминал растерянного человека, пережившего страшное потрясение. Только скулы обострились да в глазах появилась жестокость.

— Выслушай меня внимательно, — знакомым «приказным» тоном вымолвил он. — Натальина — младший научный сотрудник известного тебе института. Вчера я встречался с ней на Савеловском вокзале. Зачем — расскажу позже, сейчас не до этого… Запиши приметы возможного наводчика, через него выйдешь на убийцу…

— Ты полагаешь…

— Не предполагаю — точно знаю. Пиши.

И он размеренно и четко, будто учитель русского языка на уроке, продиктовал приметы пацана в вытертых джинсах, с длинными сальными волосами. Так подробно, словно там, на перроне, сфотографировал его.

— Второе — постарайся позаботиться о детях. Только не сплавь их в какой-нибудь детдом — найди родственников матери либо её бывшего мужа… И вот что еще, — неожиданно стеснительно улыбнулся Андрей. — Похоже, мне сели на хвост — поручи одному из своих ребят понаблюдать… Выполняй!

Несмотря на то, что сейчас майор не возглавляет отделение уголовного розыска, находится на пенсии по инвалидности, Негодин покорно наклонил голову и поспешно покинул квартиру.

Только после того, как он остался один, Андрей приказал себе расслабиться.

Ничего удивительного не произошло, уговаривал сам себя сыщик, разве мало ты похоронил друзей, погибших от руки преступников, разве не носишь на себе отметины, каждая из которых могла стать последней в твоей жизни? Хрупкая женщина — очередная жертва. Осиротевшие дети разделят судьбу своих сверстников в той же Чечне, либо в Таджикистане, либо в Грузии, либо в больной, страдающей России…

Хватит ныть, сыщик, мысленно прикрикнул на себя Панкратов. Не плакаться нужно, а работать. Без скидки на инвалидность и болячки, неустроенность и пенсионную нищету.

К назначенному часу появления Ступина Андрей с»умел переболеть и перестрадать. Теперь он напоминал туго сжатую пружину, на которую поставлен «ограничитель». Плохо придется тому, кто наступит на чеку этого «ограничителя»…

— Как дела, напарник?

Ступин так и лучился довольством, благожелательностью. И это, как всегда, вызвало у Андрея раздражение, появилось нестерпимое желание нагрубить, осадить «барина».

Пересилив себя, он деловито и максимально сухо передал свой разговор с Натальиной. Без ненужных деталей и эмоций — самое главное. Положил на стол список из четырех фамилий, одна из которых вычеркнута черным, траурным фломастером. Две — красным пунктиром.

— Перспективная бабенка, — оживился Аркадий. — Зря ты её вычеркнул. Встречусь, поковыряюсь — авось, достану полезное…

— Уже не поковыряешься, — угрюмо перебил Панкратов. — Натальина погибла…

Ступин озадачено повертел головой. Будто узел слишком туго повязанного пижонистого галстука давил на кадык.

— Значит, убрали?… Ничего не скажешь, профессионально работают стервецы…

Фраза переполненена барским равнодушием. Словно речь идет не о живом человеке и её детях, а о дождевом черве, растоптаном «стервецами». Именно «стервецами», другого названия для преступников, Ступин не подыскал.

— Вот, что, Аркадий, — напряженным тоном перебил его Панкратов. — Пора тебе впрягаться в работу. Не знаю, чем ты сейчас занимаешься и знать не хочу… Раскрути-ка, миляга, любителя денежек. А я займусь дамочкой, сидящей на шее престарелых родителей.

Андрей ожидал возражений, ссылок на крайнюю занятость более важными делами, но Ступин неожиданно легко согласился.

— Не возражаю, — аккуратно переписал он в изящный блокнотик адрес Коврова. — Только сделаю это не сам — Николай Николаевич знает меня от ног до головы и обратно… Помнишь, рассказывал про одного генеральского подхалима?

— Колокольчиков?

— Он самый… Ну, и память же у тебя, дружище — позавидуешь…

— Не жалуюсь, — сдержанно отреагировал на комлимент Панкратов. — И как же ты мыслишь его использовать? Судя по описанию — бездарный болтун, способный все испортить.

— Гавнист до невозможности, даже французские духи, которыми он буквально обливается, не спасают от дерьмового аромата, — согласился Аркадий. — Но парень рвется в бой, мечтает о премиях и наградах, поэтому сделает все, что я скажу… Попрошу генерала — нацелит своего лизоблюда… А ты как собираешься охомутать Ковригину? Знаю, отлично знаю вертлявую дамочку, как бы она сама тебя не охомутала… Танюха далеко, а ты мужик горячий…

Панкратов сдержанно улыбнулся. Дескать, там будет видно, кто кого «охомутает». Упоминание о Тане, будто безжалостно сдернутая с заживающей раны повязка — резкая боль пронизала все тело и добралась до сердца…

В посольском табели о рангах Гаревич числился невесть каким секретарем не то по культурным связям, не то по экономическим вопросам. Точно он сам не знал, ибо его это мало интересовало. Главное — дипломатическая неприкосновенность, самая надежная «крыша» из всех, какие придуманы для разведчиков его ранга.

Проживал резидент не в посольских домах — в рядовой московской квартире из трех комнат. Но работал только в двенадцатой комнате. Это если говорить про официальную работу. Неофициальная — встречи с нужными людьми — проходили дома.

В этот пасмурный вечер помощник ввел к боссу Штыря.

Конечно, встреча с замаранным многими преступлениями уголовником — не самое безопасное занятие для дипломата. Засекут — персона нон грата, и — пинком ниже пояса — в двадцать четыре часа покинуть страну.

Рискнул Гаревич пойти на опасную встречу по двум причинам. Первая — боссов за океаном интересовало все связанное с портативной русской ракетой системы Иванчишина. Второе — разведчик уверовал в полный развал русской контрразведывательной системы. В случае нежелательных осложнений спасут — из-за рубежа грозно прикрикнут на слишком уж придирчивого «друга», прозрачно намекнут на могущий иссякнуть валютный родник. Русские мгновенно наложат в штаны, завиляют облысевшим хвостом и пойдут на попятный. Этим все и закончится.

Поэтому Гаревич спокойно воспринял просьбу бандита выслушать его.

Когда, часто сморкаясь и вздыхая, в кабинете появился Штырь, резидент сидел в кресле, прикрыв глаза безресничными веками, и размышлял о новых шагах, которые необходимо предпринять для поисков генерала Иванчишина.

Третее по счету появление в Москве Боба может завершиться отзывом проштрафившегося разведчика. Степану Витальевичу не улыбается пенсионная перспектива с выращиванием цветов на принадлежащей ему ферме.

— Желаю здравствовать, — с медвежьей грациозностью поклонился Штырь, лихорадочно выискивая в замутненном блатным жаргоном мозгу слова, приличествующие торжественной обстановке. — Как спалось?

— Появился? — не открывая глаз, спросил Гаревич.

Штырь растерялся.

— А как же — появился… Аж с лица сбледнул, как прислали вашу маляву. Пехом пер от самого Митино…

Гаревич с изумлением поглядел на существо, присвоившее право именоваться человеком. Обычная горилла, только со значительно уменьшенным мозгом.

— Я не о тебе… Посланец Пуделя появился?

Облегченная улыбка осветила звероподобное лицо Штыря. Оказывается речь шла не о нем.

— Не, ничего не знаю… Я по другому пришел…По важному…

Поминутно запинаясь, стараясь избегать блатных выражений, Штырь поведал о сыскаре, похоже, расколовшем лярву из института. Как бы она не навела ментов на нужного Гаревичу фрайера. Станут пасти — беда

— Кто — сыскарь?

— Мент дерьмовый — Панкратов… Его ещё Пузан хотел замочить… Жаль — не получилось, вывернулся, падло…Базарил с бабой на Савеловском, моя шестерка подслушала…

— Что за баба?

Лицо Штыря расплылось в довольной улыбке.

— Не штормуй, босс, нет бабы…

— Как это нет? Уехала?

— Ага, уехала… Замочили мои парни, сбросили с этажа башни… Ништяк, и до мента доберемся, помомнит сявка Пузана…

Гаревич медленно поднялся. Вид его был страшен: лицо покрылось красными пятнами, скрюченные пальцы рук потянулись к горлу уголовника.

Штырь отшатнулся.

— Бандюга! Убийца! Да как ты посмел без моего разрешения? Понимаешь, обезьяна, что наделал? Уголовка вцепится в нас своими клешнями — не вырваться… Знаешь, что я с тобой сделаю, пень гнилой?

Гаревич сам никогда никого не убивал лично — подсылал убийц, это было, и не раз, но себя не кровавил. Не потому, что трусил, нет, — просто считал: в разведке у каждого — свои обязанности. Убийство — не только крайняя мера, но и мера опасная. Выйдет на резидента уголовный розыск — конец карьере, не спасут ни грозные окрики из-за рубежа, ни дипломатическая «крыша». Ни одно правительство не вступится за разведчика, уличенного в причастности к уголовному преступлению, там более — к убийству.

Остается надеяться, что Штырь пришел незамеченным — за ним не идут агенты уголовного розыска.

Успокоившись, резидент бросил в рот таблетку, занял прежнее место в уютном кресле.

— Сидеть! — выдохнул, будто обращаясь к выдрессированной овчарке. — Кому сказано?

Штырь сел на краешек стула. Он ничего не понимал. Напросился на прием к боссу, надеясь на благодарность и «премию». А что получилось?

Гаревич снял трубку телефона и набрал номер офиса Кавказца. Личный, минуя секретарей и помощников.

— Господин Годенко? Здравствуйте, — говорил четко, но быстро, не допуская возможности ответов. Кавказец успевал только мемекать. — Прошу срочно, очень срочно прибыть ко мне. Адрес вам известен. Жду.

Аккуратно положил трубку и опустил на глаза безресничные веки.

Никуда не денется — приедет. Бросит все свои бандитские дела и делишки — примчится к хозяину, будто провинившаяся собака. Сейчас, небось, мучается головной болью, выискивая причину вызова.

Действительно, не прошло и получаса, как глава торговой фирмы вошел в кабинет и остановился напротив письменного стола.

Резидент пренебрежительно махнул рукой в сторону сидящего на стуле Штыря.

— Наш общий друг проявил недисциплинированность. Это если сказать мягко… Внушите ему правила хорошего поведения.

— Замочить?

— Откуда у русских подпольных бизнесменов такая кровожадность? Ну, скажите, зачем мне труп, какой бизнес я на нем сделаю… Поучите малыша так, чтобы он мог ходить, действовать руками и более или менее мыслить. Методы «воспитания» — на ваше усмотрение… После соответствующего наказания привезите обратно…

Видимо, Кавказец решил, что такая мелкая сошка, как Штырь, не заслуживает того, чтобы раскатыозили по Москве в шикарном «мерседесе». Его вывели на лестничную площадку, заткнули тряпкой рот и так отвозили кулаками и ногами, что в утробе проштрафившегося бандита что-то гулко булькало, а из глаз катились крупные слезы.

— Надеюсь, уразумел? — по отечески спросил Гаревич, когда наказанного представили ему для обозрения.

Штырь кивнул — говорить он был не в силах. Грязное лицо избороздили следы от слез, стоял он скособочившись, тихо ойкал. Кавказец смотрел на результаты «работы» своих телохзранителей и удовлетворенно улыбался.

— Еще раз посамовольничаешь — не буду защищать, пусть разделаются с тобой… по высшей мере. Слушай внимательно. Затаись, из дому — ни ногой, будто тебя уже нет на белом свете. Появится посланец от Пуделя — позвонишь.

Все, короткий инструктаж окончен,»горилла» не заслуживает долгих разговоров. Гаревич повелительно махнул рукой. Телохранители подхватили Штыря с двух сторое под руки и уволокли из комнаты.

— Теперь просьба к вам, уважаемый Тарас Панасович, — изыскано в духе лучших традиций дипломатии обернулся резидент к ожидающему своей очереди Кавказцу. — Слишком уж близко к «заповеднику» бродят волки. Пришла пора отпугнуть их… Только не повторяйте ошибок Штыря, очень прошу, без крови.

— Какие волки? — не понял Кавказец. — Сыскари, что ли?

— В конкретном случае не сыскари, а сыскарь. Единожды подраненный, никак не успокоится. Вам фамилия Панкратов ни о чем не говорит?

Кавказец недоуменно изучал спокойную физиономию резидента. По его мнению,»отпугнуть» означало либо замочить, либо пустить под молотки. Замочить — кровь, а кровопускание Гаревич запретил. Годенко ни на минуту не сомневался, что если он нарушит запрет — окажется на месте Штыря.

Значит, под молотки…