Непокоренный остров

ОСМУССААР УКРЕПЛЯЕТСЯ

гненное дыхание ожесточенных боев за Вормси, Муху и Сааремаа доходило и до острова Осмуссаар. По заявке коменданта Северного укрепленного сектора полковника Константинова 314-я башенная береговая батарея вела огонь по острову Вормси, помогая маленькому гарнизону отражать бесконечные атаки превосходящих сил противника.

После взятия Вормси ободренные успехами гитлеровцы явно обнаглели, забыв свою первую неудачу со штурмом Осмуссаара. Они направили на Вормси, где уже начал готовиться десант для захвата Хийумаа, три транспорта с оружием и боеприпасами. Цепенюк и Кудрявцев были удивлены, узнав о движении судов на восток с намерением пройти к Вормси между островами Хийумаа и Осмуссаар в пределах дальности стрельбы советских береговых батарей.

Огонь на предельной дистанции открыла 814-я башенная батарея и с четвертого залпа накрыла головной транспорт. В визир Клещенко видел, как на судне вспыхнул пожар. Оно замедлило ход, а потом и вовсе остановилось. Его судьба была бы решена, но рванувшийся вперед торпедный катер с распустившимся хвостом серого дыма вовремя скрыл транспорт из виду. Клещенко перенес огонь на второй транспорт, но и тот быстро был закрыт полосой дыма. Стало ясно, что немецкий конвой намеревался пройти к Вормси, прикрываясь от береговых батарей Хийумаа и Осмуссаара полосами дымовых завес.

Когда серый дым, подгоняемый ветром, рассеялся, на горизонте было чисто: конвой ушел обратным курсом в море. С опозданием открыли огонь по 314-й батарее две полевые немецкие батареи с материка. Снаряды рвались в районе башен и командного пункта, но никакого вреда не причиняли.

После неудавшейся высадки десанта на остров 6 сентября немцы установили на мысу Пыысаспеа полевые батареи калибра 105–205 миллиметров и ежедневно методически обстреливали батареи Осмуссаара. 314-я и 90-я береговые батареи на огонь не отвечали, берегли снаряды. Периодически Осмуссаар подвергался ударам вражеских бомбардировщиков; тогда хватало работы 509-й зенитной батарее, сбившей еще один, третий по счету «юнкерс». Потерь почти не было. Гарнизон при обстреле и налетах находился в надежных укрытиях, все службы дивизиона размещались в блоках башен, тут же располагался и гарнизонный лазарет: в первой башне — хирургическое отделение, а во второй — терапевтическое.

С учетом осложнившейся обстановки на Моонзунде, когда гарнизон вступил в затяжные кровопролитные бои за свои острова, а в северной части Балтийского моря появилась мощная немецкая эскадра с линейным крейсером «Тирпиц» и тяжелым крейсером «Адмирал Шеер» во главе, командующий флотом вице-адмирал Трибуц решил вывести остров Осмуссаар из состава Береговой обороны Балтийского района и подчинить его военно-морской базе Ханко. Береговая артиллерия Осмуссаара и Ханко теперь практически решала задачи прикрытия минно-артиллерийской позиции в устье Финского залива, следовательно, она должна находиться под единым командованием.

Приказ командующего флотом обрадовал командный состав гарнизона Осмуссаара. Наконец-то у них будет постоянное командование, чехарда с переподчинением никогда не приносила успеха. К тому же командиры лично знали генерала Кабанова, многим доводилось с ним служить на фортах Кронштадтской крепости. Но вместе с радостью пришло и недоумение: Кабанов немедленно заменил командование дивизиона. Командиры батарей, башен, взводов, начальники служб дивизиона посчитали этот шаг недоверием себе. Разве мало они сделали за последние два месяца под руководством капитана Цепенюка и полкового комиссара Голубева? Досрочно, с рекордным временем завершили строительство огневой позиции 90-й батареи, блоков башен и командного пункта 314-й батареи, установку и монтаж орудий на обеих батареях, ввод их в строй, формирование и обучение орудийных расчетов, высадили разведывательный десант на мыс Пыысаспеа, отразили штурм острова, предпринятый фашистами 6 сентября, и даже запаслись свежими овощами с материка на всю зиму. На боевом счету дивизиона уже значилось несколько сот уничтоженных фашистских солдат, потоплено пять больших десантных катеров, сбито три «юнкерса», подбит транспорт, уничтожена крупнокалиберная батарея и повреждено несколько других полевых батарей противника. При этом потери гарнизона составили всего лишь четыре человека убитыми и до полутора десятков ранеными. Политико-моральное состояние бойцов высокое, они рвутся в бой, до последнего человека будут защищать ставший им родным Осмуссаар. Конечно, далеко не все еще сделано на острове. В частности, слаба противодесантная оборона, но ведь и времени было отпущено в обрез, главной задачей была боевая готовность береговых батарей. Останавливало разгоревшиеся было страсти то, что начальник штаба дивизиона капитан Кудрявцев, к которому все привыкли и которого уважали как опытного штабиста и грамотного артиллериста, оставался на прежней должности.

Командиром 205-го отдельного артиллерийского дивизиона был назначен капитан Вержбицкий, ранее являвшийся начальником оперативного отделения штаба береговой обороны на Ханко, а капитан Цепенюк уходил на его место. Военкомом дивизиона назначался батальонный комиссар Гусев, работавший ранее лектором политотдела военно-морской базы Ханко.

Ночью с Ханко пришло гидрографическое судно «Волна». На его борту были новые командир дивизиона и военком. Цепенюк и Вержбицкий обнялись при встрече, они оказались однокашниками, оба закончили Одесское артиллерийское училище. «Миша» и «Женя» то и дело слышалось при их оживленном разговоре. Этой же ночью прежнее командование дивизиона ушло на «Волне» на Ханко.

Свой первый рабочий день новый комдив начал с проверки боеготовности батарей. Утром он пришел на 90-ю береговую батарею, вынул из кармана секундомер и объявил боевую тревогу. Аналогичной проверке подверглись башенная и зенитная батареи. И всюду расчеты в установленный норматив подготавливали орудия к бою. Это успокоило Вержбицкого: боеготовность вверенного ему дивизиона оказалась на высоте.

— Неплохо, товарищи командиры батарей, — в заключение сказал он.

«Отлично! Сверхотлично!» — в душе не согласился с ним Клещенко. Чтобы сколотить орудийные расчеты, обучить их обслуживанию сложных механизмов, подготовить башни к стрельбе, отработать четкую организацию ведения огня батареей по морской цели, наставлением отводились месяцы. А тут всего лишь две недели, как краснофлотцы занимаются своими прямыми обязанностями. И если бы не помощь рабочих-монтажников с ленинградских заводов, трудно было бы рассчитывать на такой успех. Они, в частности, показывали пример работы в аварийных условиях, когда во время боевых стрельб выходил из строя электрический подъемник боезапаса или механический прибойник. В первом случае шестипудовые снаряды подавались на стол боевого питания с помощью лебедки, во втором — двое краснофлотцев ручным прибойником досылали тяжелый снаряд в камору канала ствола.

В этот же день Вержбицкий решил вопрос по дальнейшему использованию строительного управления и подчиненных ему подразделений. Согласно приказу генерала Кабанова они оставались на острове в распоряжении коменданта Осмуссаара и включались в противодесантную оборону побережья. Сложнее обстояло дело с ленинградскими рабочими. Люди сугубо гражданские, они просили отправить их с первой же оказией на свои заводы, которые сейчас работали на нужды обороны родного города. Вержбицкий посоветовался с военкомом Гусевым.

— Что делать будем с ленинградцами, комиссар?

— Говорить с ними будем, говорить откровенно, — ответил Гусев. — Они не хуже нас понимают обстановку. Пусть решают сами.

По просьбе Гусева вечером Белозеров собрал в тамбуре первой башни всех своих рабочих. На встречу с ними пришло командование дивизиона и 314-й батареи. В коридорах толпились краснофлотцы, успевшие подружиться со своими дублерами-учителями.

Вержбицкий вышел на середину, пристально оглядел притихших рабочих. Перевел взгляд на стоящих у стены Гусева, Кудрявцева, Клешенко, Ускова, командиров башен, начал говорить негромко, взвешивая каждое слово.

— Товарищи рабочие! Мы, моряки-артиллеристы, благодарим вас за ваш самоотверженный труд по установке и монтажу орудий на этих башнях, благодарим, что обучили расчеты обслуживать механизмы. По долгу флотской чести мы должны теперь сказать вам большое спасибо и с почетом отправить в Ленинград…

Рабочие одобрительно загудели, и Вержбицкий замолчал, давая им возможность выговориться. Когда в тамбуре вновь воцарилась тишина, он продолжил:

— Товарищи рабочие, но мы сейчас не можем отправить вас на свои заводы. Обстановка сложная и в Ленинграде, и на полуострове Ханко, да и на нашем острове. Очень сложная. Каждому это известно лучше меня.

— Что же вы нам предлагаете? — нетерпеливо спросил один из рабочих, ближе всех стоявший к командованию дивизиона.

— Предложение одно, товарищи: встать в ряды защитников нашего острова. Специалисты вы отличные, уже готовые боевые номера орудийных расчетов. А освободившихся краснофлотцев мы отправим на противодесантную оборону побережья.

Наступила тишина, рабочие молча переглядывались, напряженно оценивая предложение нового коменданта Осмуссаара.

— Значит, Ленинград тю-тю… — прозвучал чей-то робкий голос.

— И вовсе не «тю-тю», — выступил вперед батальонный комиссар Гусев, — только сейчас нет возможности отправить вас в Ленинград. А появится возможность — пожалуйста, задерживать не будем.

К Вержбицкому подошел Белозеров.

— Разрешите мне сказать, товарищ капитан? — спросил он и, не дожидаясь ответа, повернулся к рабочим: — По-моему, все ясно. Ведь каждый из нас и так уже номер орудийного расчета. Мое предложение такое: стать добровольцами нашего славного советского флота!

Белозерова поддержал и мастер Февралев.

— Правильное предложение! — сказал он. — Я вот давно к первой башне прикипел. А где воевать, здесь или в Ленинграде, все едино. Лишь бы бить фашистскую нечисть…

Рабочие заговорили вдруг разом, каждый высказывал свое согласие остаться на острове, называл артиллерийскую специальность, которой владел в совершенстве, просил зачислить на первую или вторую башню.

— Спасибо, спасибо, товарищи! — громко произнес Гусев. — Вы поступили как истинные ленинградцы. Наш остров стоит на дальнем рубеже прикрытия Ленинграда, следовательно, вы здесь, на Осмуссааре, защищаете свой родной город!

Стоящие в коридорах краснофлотцы бросились обнимать своих новых собратьев. Наперебой они предлагали поделиться с ними своим флотским обмундированием и тащили их в кубрики, к рундукам, в которых покоились запасы форменок, тельняшек, брюк и бескозырок.

Капитан Кудрявцев сделал расчеты всего личного состава. Из 850 человек на противодесантную оборону побережья вместе со строителями высвобождалось 350 бойцов. По его предложению был создан стрелковый противодесантный батальон трехротного состава с маневренной группой в пятьдесят человек. Командиром батальона Вержбицкий назначил военинженера 2 ранга Сошнева, начальником штаба у него стал военинженер 3 ранга Слезингер. Несколько позднее произошли изменения и в самом дивизионе: представитель артиллерийского управления наркомата Военно-Морского Флота старший лейтенант Васерин приступил к исполнению обязанностей заместителя начальника штаба, а инженер Белозеров был избран секретарем партийной организации дивизиона.

Новый командир противодесантного батальона на всех трех районах обороны — западном, северо-восточном и южном — развернул фортификационные работы по укреплению побережья. Личным составом рот строились окопы, траншеи, доты и дзоты. Места наиболее вероятной высадки вражеского десанта ограждали колючей проволокой, фугасами, минами. Имевшийся на складах запас взрывчатки, мин, колючей проволоки оказался ничтожно малым. В ход пошли подручные средства, каждый предлагал свой способ ограждения вверенного ему участка обороны. Особенно отличалась группа сержанта Вдовинского, изготовлявшая мины и фугасы собственной конструкции. Взрывчатку для них извлекали из двух выброшенных штормом на берег, сорванных с якорей мин, а также из неразорвавшихся авиационных бомб и снарядов. Две тысячи мин они сделали из переданных зенитчиками 37-миллиметровых снарядов, завезенных для будущей малокалиберной зенитной батареи. Достаточно было Вдовинскому несколько видоизменить взрыватель, и гильза со снарядом превращалась в противопехотную мину. Начальник штаба батальона Слезингер из остатков железной арматуры сконструировал особое препятствие, заменяющее заграждение из колючей проволоки. Выставленное возле уреза воды, оно преграждало вражеским солдатам прямой путь на берег, к тому же электрики пустили ток. Работы проводились с раннего утра и до позднего вечера, несмотря на ежедневные обстрелы территории острова батареями противника с мыса Пыысаспеа.

Наиболее сильным вражеский огонь был утром 21 сентября. Стреляли все батареи, избрав главной целью вышку КП и башни 314-й береговой батареи. Клещенко стало ясно, что вот-вот в секторе обстрела его батареи появится конвой противника, следовавший к острову Вормси. Так оно и случилось. Дальномерщики вскоре засекли на горизонте пять транспортов, шедших под охраной дюжины тральщиков и торпедных катеров. Когда темные борта нагруженных транспортов стали отчетливо вырисовываться на сетке визира, Клещенко открыл огонь. Едва снаряды начали вздымать белые султаны воды вокруг головного транспорта, как к нему с пушистым хвостом клубящегося дыма кинулись сразу два торпедных катера. Клещенко все же заметил в визир взрыв на палубе, прежде чем дымовая завеса скрыла цель из виду. Он перенес огонь на соседний транспорт, но и тот был тут же скрыт непроницаемой пеленой серого дыма.

Досталось и батарее. Разорвавшийся у вышки крупнокалиберный снаряд перебил одну из четырех бетонных опор, на которых покоилась боевая рубка, а в первой башне взрывной волной наглухо заклинило стальную дверь блока. 90-я батарея капитана Панова вынуждена была открыть ответный огонь по батареям противника, и только тогда обстрел Осмуссаара прекратился.

Особенно много хлопот доставили немецкие батареи на следующее утро. В ночь на 22 сентября с Ханко ожидалось транспортное судно «Вохи», на котором генерал Кабанов по просьбе Вержбицкого присылал для гарнизона Осмуссаара винтовки, станковые и ручные пулеметы, мины, взрывчатку и прожектор. Поскольку «Вохи» приходило ночью, Вержбицкий распорядился принять его на удобный южный пирс. Для разгрузки была подобрана специальная команда со всех подразделений гарнизона. Душой ее, как и во всех подобных делах, был комсорг 314-й башенной батареи младший сержант Бабарыкин.

В полночь команда разгрузки была уже на южном пирсе, пришли туда командир и военком дивизиона. Однако «Вохи» не появлялось. Его заметили с пирса лишь на рассвете, в быстро редеющей предутренней мгле, в миле от берега. Вержбицкий, понимая, что судно вот-вот заметят на мысу Пыысаспеа, вызвал по телефону начальника химической службы дивизиона и распорядился немедленно прибыть на южный пирс. К счастью, ветер дул с запада, и дым от зажженных шашек разрастающейся полосой потянулся к «Вохи». Немецкие наблюдатели все же успели засечь транспортное судно до того, как его скрыл клубящийся дым. Батареи с материка открыли огонь, на корме судна вспыхнул пожар. К этому времени дымовая завеса полностью охватила «Вохи» и скрыла его от корректировщиков противника. Горящее судно быстро приближалось к пирсу, на его палубе суетились члены экипажа. Многие из них, боясь взрыва находившегося в трюмах боезапаса, едва борт коснулся стенки пирса, тут же попрыгали на дощатый настил. На палубе работали со шлангами лишь четыре человека, пытаясь потушить разгоравшееся пламя.

— Куда? Назад! — закричал Вержбицкий на спрыгнувших с судна моряков. Голос его потонул в грохоте взрывов, вздымавших вокруг «Вохи» смертоносные фонтаны воды: немецкие батареи открыли огонь по пристрелянному ранее южному пирсу.

Краснофлотцы из команды разгрузки невольно залегли, не зная, что предпринять. Секунду колебался и Вержбицкий, понимая, какая опасность нависла над людьми и судном. Потом он высоко поднял руку и во весь голос крикнул:

— Коммунисты и комсомольцы, на «Вохи», за мной!

Бежал к судну Вержбицкий не оглядываясь, чувствуя за собой тяжелое дыхание военкома Гусева и топот по доскам десятков ног. По спущенному через борт деревянному трапу он первым взлетел на палубу, краснофлотцы, воодушевляемые Бабарыкиным, неотступно следовали за командиром и военкомом. Полетели крышки с трюмов, сразу с десяток человек спрыгнули вниз и начали подавать груз наверх.

— Что это за видение? — удивился Вержбицкий, когда из дыма навстречу ему вышла хрупкая девушка в морской форме.

— Не видение, а хирургическая медсестра Ивашева. Надя Ивашева, — представилась она, явно напуганная обстрелом и пожаром на судне. — Сами же просили прислать специалиста в хирургическое отделение лазарета.

— Точно, просили. — Вержбицкий вспомнил, как настаивал на опытном помощнике начальник хирургического отделения Ошкадеров.

Возле борта взорвался снаряд. Соленые брызги холодными колючками впились в лицо. Медсестра по-детски ойкнула, присела, а потом, словно устыдившись своей секундной слабости, нарочито спокойно спросила:

— Где у вас санпункт первой помощи, товарищ капитан?

— Там! — показал Вержбицкий на конец пирса, где строители соорудили удобную землянку с каменным перекрытием.

— Спасибо, — поблагодарила девушка и побежала к трапу.

Огонь немецких батарей усилился. Ответная стрельба 314-й и 90-й береговых батарей успеха не приносила, хотя до этого немецкие батареи трижды приводились к молчанию. Видимо, противник предусмотрительно сменил свои огневые позиции. Вержбицкий направился к капитану «Вохи», чтобы решить, как быстрее и безопаснее выгрузить прожектор и автомашину, и тут почувствовал боль в левой ноге.

— Э-э, черт побери! — выругался он, увидев разорванную штанину и кровь. — Вот не ко времени…

Бабарыкин хотел помочь командиру дивизиона сойти на пирс, но Вержбицкий отстранил его.

— Я сам, рана пустяковая, — сказал он. — А вы, комсорг, поторопите людей с выгрузкой.

— Есть, поторопить с выгрузкой, товарищ командир! — козырнул Бабарыкин и побежал на помощь краснофлотцам. Прямо перед ним на палубе громыхнул взрыв, и все поплыло в глазах…

В землянке, куда ввалился Вержбицкий, уже по-хозяйски распоряжалась новая хирургическая медсестра.

— Вы мой первый пациент на острове, товарищ капитан, — проговорила она и склонилась к ране. — Ничего страшного, осколком вас. Ранение легкое, поверхностное. Я быстренько обработаю…

Когда Вержбицкий, прихрамывая, вышел из землянки с туго перебинтованной ногой, разгрузка заканчивалась. Краснофлотцы под руководством Гусева с помощью стрелы опустили на пирс прожектор. Саму трехтонную автомашину стрела поднять не могла, и ее просто опрокинули через борт. На палубе команда настойчиво продолжала тушить пожар, особенно старался пожилой механик «Вохи» эстонец Тоом.

— Отставить тушение пожара! — распорядился Вержбицкий. — Экипажу покинуть корабль, — приказал он и, когда люди сошли на пирс, добавил: — Швартовы отдать! «Вохи» оттолкнуть от стенки. Пусть ветер отнесет его в море. Все равно не спасти…

Потери при разгрузке судна оказались самыми большими за все время существования гарнизона: осколками от снарядов убило шесть и тяжело ранило трех краснофлотцев, восемь человек получили легкие ранения, в их числе и сам командир дивизиона.

Погиб и комсорг 314-й башенной береговой батареи командир первого орудия первой башни младший сержант Иван Бабарыкин, признанный вожак всех комсомольцев гарнизона. Транспортное судно «Вохи», добитое немецкими батареями, затонуло между Осмуссааром и мысом Пыысаспеа.

Смелость и решительность капитана Вержбицкого и батальонного комиссара Гусева при разгрузке «Вохи» растопила холодок первоначального недоверия к ним командиров батарей, башен и взводов, вызванного неожиданной заменой командования дивизиона; все они, не говоря уже о личном составе, прониклись к новому комдиву и военкому уважением и той солдатской любовью и доверием, которые удесятеряют силы бойца в любом, самом тяжелом и кровопролитном бою.