Непокорная

1

В нескольких сотнях миль к западу от Польши Йоханна отошла от окна; ее глаза блестели от гнева.

– Злой монах пришел, – сказала она брату.

– Ты имеешь в виду фратера Амандуса? Но ведь отец запретил ему появляться в нашем имении, а его распоряжения должны оставаться в силе и после смерти.

Карл фон Аллерсхайм не мог поверить сестре, поэтому тоже подошел к окну. Выглянув на улицу, он увидел мужчину в развевающейся на ветру рясе; визитер только что слез с мула и с довольной ухмылкой осмотрелся по сторонам.

– Это действительно фратер Амандус! Матиасу не следовало этого допускать…

Карл говорил не так сердито, как его сестра, но ему этот гость тоже не нравился.

– Матиас поступает так, как хочет Геновева, а она кузина Амандуса, – ответила Йоханна с горькой улыбкой. – Она до сих пор не простила нашего отца за то, что он выгнал его из замка.

– Отец перевернулся бы в могиле, если бы узнал, что этот тип снова осмелился явиться в наше имение, – с подавленным видом произнес Карл.

– Он достает что-то из седельной сумки! – взволнованно воскликнула Йоханна.

– Действительно! Но что это?..

– Завещание! – крикнула девушка. – Амандус ведь прибыл из монастыря Святого Матфея; тамошнего настоятеля наш отец назначил своим душеприказчиком!

– Но разве преподобный отец Северинус не собирался доставить завещание лично? Я думал, они с отцом об этом договорились.

– Отец Северинус стар и наверняка охотно поручил это задание фратеру Амандусу. Возможно также, что монах украл завещание, – сказала Йоханна.

Ее брат покачал головой:

– Я в это не верю. Амандус знает, что украденное завещание может утратить свою силу.

– Я ему не доверяю! Мы должны выяснить, действительно ли Матиас собирается исполнить волю нашего отца, – решительно произнесла Йоханна. – Наш единокровный брат и мачеха вряд ли позовут нас, когда Амандус передаст завещание им.

Йоханна считала своего брата-близнеца малодушным. Карл выглядел растерянным, она же была не готова сидеть сложа руки и ждать, пока им что-нибудь сообщат.

– Если Амандус принесет завещание, Матиас примет его в библиотеке. Мы сможем подслушать их разговор.

– Подслушать? – Карл колебался, хоть и знал, что третья жена их покойного отца ненавидела их обоих, а Матиас, сын от первого брака, был словно воск в ее руках.

– Если Амандус принесет завещание, оно коснется и наших судеб! – сердито ответила Йоханна.

– Завещание есть завещание! Что они могут с ним сделать? – смущенно спросил Карл.

– Могут бросить его в огонь и заменить другим! Геновева вполне способна на такое мошенничество. Вспомни, всего через день после похорон отца она заставила нас освободить комнаты в замке и переехать в эту старую башню в фольварке.

– Геновева также забрала у тебя драгоценности нашей мамы, хотя мама оставила их тебе, – ответил Карл и задумчиво посмотрел на сестру. – Думаешь, нам стоит отправиться в наше старое укрытие? Правда, там едва хватало места для двоих, даже когда мы были детьми…

Он был прав, но Йоханне не терпелось узнать причину, по которой двоюродный брат ее мачехи вернулся в замок после вынужденного трехлетнего отсутствия.

– Пойдешь со мной? – спросила она у Карла. – Если нет, я отправлюсь туда одна!

Карл нерешительно кивнул, и на лице Йоханны промелькнула улыбка.

– Хорошо все-таки, что Геновева оставила нас без прислуги. На ее месте я бы так не поступила, ведь мы в любое время можем проникнуть в замок, и никто нас не заметит.

– Все не так уж просто, – возразил Карл.

Тем не менее он тоже готов был пойти на риск.

Близнецы покинули полуразрушенную башню бывшей крепости и направились к замку, построенному значительно позже. Сначала им нужно было незаметно пробраться через парк. Чуть позже они достигли незапертой боковой двери и вошли внутрь.

На их счастье, библиотека была недалеко. Брат и сестра лишь мельком взглянули на богато украшенную входную дверь и повернули прямо перед ней в другой проход. Там Йоханна открыла едва заметную снаружи потайную дверь, оклеенную обоями, и проскользнула внутрь. Предок семьи Аллерсхайм ошибся, обмеряя помещение библиотеки, и одна из тяжелых полок была почти на локоть ýже, чем требовалось. Таким образом, за полкой образовалось пространство, где прежний хозяин замка складывал книги, не предназначенные для посторонних глаз. Позже об этом месте забыли, до тех пор пока Йоханна случайно его не обнаружила. Они с братом иногда забирались сюда, чтобы скрыться от воспитателей или подслушать, о чем разговаривают гости. В то время близнецы и представить себе не могли, насколько важным станет для них этот тайник.

Полость между стеной и полкой была длинной, но очень узкой, и Карл с Йоханной с трудом добрались до места, где отверстие от сучка и несколько щелей между досками задней стенки позволяли заглянуть в библиотеку. К их радости, на этот раз ни одна из тяжелых книг в кожаном переплете, стоявших на полке, не загораживала обзор. Однако в комнате еще никого не было.

– Если Матиас и Геновева решат принять монаха в другом месте, мы зря сюда пришли, – проворчал Карл.

Сестра ущипнула его за руку и прошипела:

– Тихо!

В этот момент Карл услышал голоса за дверью библиотеки. Через мгновение она открылась, и внутрь вошел Матиас фон Аллерсхайм, а за ним – его мачеха и монах. Геновева была всего на год старше своего старшего пасынка, отец которого женился на ней четырьмя годами ранее, после смерти матери Йоханны и Карла. Этот брак был не особенно счастливым, но сейчас женщина светилась от удовольствия.

– Ну что, вам удалось принести завещание? – спросила она у Амандуса, пока Матиас закрывал за ними дверь.

– Тише! – сказал монах. – Вдруг кто-нибудь будет проходить мимо? Никто не должен знать, что мы здесь обсуждаем.

– В таком случае пройдемте вон в тот угол. Никто не сможет подслушать нас через книжный шкаф и стену, – произнесла Геновева, указывая прямо туда, где за стеной, теснясь, стояли близнецы.

Йоханна и Карл затаили дыхание, когда их мачеха уселась в одно из кресел и выжидающе посмотрела на фратера Амандуса.

– Покажите его нам.

– Разумеется, дорогая кузина.

Улыбка, появившаяся на лице монаха, внушала Йоханне отвращение. Амандус неторопливо вытащил из сумки завернутый в льняное полотно сверток и размотал его.

– Нелегко было его заполучить: настоятель хотел принести и зачитать завещание лично, – сказал монах.

– Я хочу знать, что там написано! – нетерпеливо произнес Матиас. – Отец намекал на то, что польское отродье получит приличное наследство благодаря богатому приданому их матери.

«Польское отродье – это мы с Карлом», – подумала Йоханна. Их мать была урожденной Выборской, дочерью старосты из Выборово Жемовита Выборского, который был близким другом прежнего польского короля Яна Казимира. Причины, по которым франконский[1] имперский рыцарь[2] женился на польке, были неизвестны Йоханне, однако она знала, что ее родители уважали и любили друг друга.

– Мама не должна была умереть! – пробормотала девушка, и ей повезло, что голос Матиаса заглушил ее слова:

– Откройте наконец завещание, чтобы мы знали, каково наше положение!

– Это нужно делать с осторожностью, – возразил фратер Амандус. – Возможно, вам придется показать его другим господам; у них не должно возникнуть подозрений.

Подозрений? Из-за чего? Мысли в голове у Йоханны стремительно сменяли одна другую.

Монах вытащил из кармана узкий острый нож, слегка нагрел лезвие над лампой, которую принесла с собой Геновева, и осторожно раскрыл запечатанный пергамент.

– Позже я лишь немного нагрею воск, и завещание будет выглядеть как раньше, – самодовольно сказал он.

«Зачем он это делает?» – спросила себя Йоханна.

Тем временем фратер Амандус развернул завещание и начал читать:

– «Написано в 1679 году от рождества Господа нашего Иисуса Христа в Аллерсхайме Йоханнесом Матеусом Карлом, имперским графом Аллерсхайма и хозяином Эрингсхаузена. Бог свидетель, после возвращения к Господу нашему в Царство Небесное я передаю свое земное имущество своим наследникам следующим образом.

Мой старший сын Матиас получает имперское графство Аллерсхайм со всем недвижимым имуществом.

Имение Эрингсхаузен, которое я получил в качестве приданого моей второй супруги Сони Выборской, полностью переходит нашему общему сыну Карлу, который обязан предоставить своей сестре Йоханне приданое в десять тысяч гульденов. Кроме того, моя дочь Йоханна получает все украшения своей матери, а также драгоценности, которые получила в приданое моя мать».

Фратер Амандус замолчал, с ухмылкой посмотрел на свою двоюродную сестру, а затем продолжил:

– «Что же касается моей жены Геновевы, то у меня уже давно имеются обоснованные сомнения в ее супружеской верности. По сей причине я определяю ей следующее: она не имеет права жить в качестве вдовы в имении Аллерсхайм. Вместо этого она должна уйти в монастырь Святой Марии и постричься в монахини. Если же она родит ребенка, он тоже должен стать монахом.

Подписано: Йоханнес Матеус Карл, имперский граф Аллерсхайма и хозяин Эрингсхаузена».

Когда фратер Амандус закончил читать, Геновева зашипела, словно змея, которой наступили на хвост:

– Безобразие! Польское отродье получит богатое наследство, Матиасу достанется лишь старое графство, а мне придется отправиться в монастырь. Я не признаю этого завещания! Я беременна и через несколько месяцев рожу. Я требую права на наследство для своего ребенка!

Матиас стоял рядом с Геновевой, будто воплощение нечистой совести, не осмеливаясь на нее взглянуть. Лишь когда она толкнула его в бок, он произнес:

– Будучи наследником по основной линии, я получу только Аллерсхайм, в то время как Карлу достанется богатый Эрингсхаузен? Отцу следовало быть умнее и завещать бóльшую часть имущества мне. Карл обошелся бы и более скромным наследством, а такое приданое, как у Йоханны, положено разве что урожденной маркграфине Байрейтской, но никак не дочери мелкого имперского графа!

Фратер Амандус улыбнулся и помахал завещанием, словно флагом:

– Двое из четырех свидетелей умерли прошлой зимой от чумы, а остальные – настоятель Северинус и господин Гюнтер из Камберга – настолько стары, что еле добрались до Аллерсхайма в прошлый раз, когда им нужно было подписать этот документ. Сейчас они почти не покидают своих комнат и вряд ли станут выяснять, что написано в завещании.

– Что вы хотите этим сказать, фратер? – озадаченно спросил Матиас.

– Мой нож подходит не только для того, чтобы взламывать печати. Им можно соскоблить написанное, а затем вписать новый текст.

Йоханна не верила своим ушам; она надеялась, что, услышав это предложение, ее единокровный брат возмутится.

Геновева дернула Матиаса за рукав:

– Фратер Амандус хочет сказать, что он может переписать завещание таким образом, чтобы ты получил то, что заслуживаешь, а я – то, что по праву принадлежит мне и моему будущему сыну!

Ее голос эхом отозвался в большой комнате, и монах поспешил ее вразумить:

– Говорите потише, иначе кто-нибудь заподозрит неладное.

– Чего стоят слова прислуги? – пренебрежительно ответила Геновева.

– Лакей или горничная могут рассказать обо всем близнецам, а те потребуют у отца Северинуса провести экспертизу. Несмотря на то что настоятель стар и дряхл, он с легкостью распознает подделку. Ему-то наверняка известно, под чем он подписался! – ответил монах и начал осторожно соскабливать написанное.

Матиас некоторое время наблюдал за работой Амандуса, а затем покачал головой:

– Пергамент выглядит слишком новым! Никто не поверит, что мой отец написал это два года назад.

– С этим тоже не должно возникнуть проблем, – заявил фратер Амандус с надменным видом. – Как только я соскоблю старый текст, мы протрем пергамент женской мочой, и он снова будет выглядеть, будто старый. Дорогая кузина, не могли бы вы нам помочь?

Геновева кивнула и хотела уже покинуть библиотеку, но двоюродный брат ее остановил.

– Вы хотите пройти с ночным горшком через весь замок? Суеверные слуги могут подумать, будто вы пытаетесь кого-то приворожить.

– Хотите сказать, что я должна сделать это здесь? – возмутилась Геновева.

Вместо ответа монах указал на забытый на полке бокал и самодовольно улыбнулся:

– Вы желаете получить новое завещание или нет?

Геновева повернулась спиной к мужчинам, прямо перед отверстием в стене, в которое подглядывала Йоханна. Девушка с отвращением закрыла глаза.

«Вот бессовестная!» – подумала она.

Закончив, Геновева опустила юбку и поставила почти полный бокал на стол перед родственником.

– Довольны ли вы, почтенный брат? – едким тоном спросила она.

Фратер Амандус кивнул и дружелюбно улыбнулся:

– Доволен, кузина. Теперь говорите, что я должен написать.

– Я в любом случае хочу оставить за собой Эрингсхаузен, – решительно произнес Матиас.

– А я должна остаться ни с чем?! – накинулась на него Геновева. – Я беременна! Неужели ты забыл об этом?

Ее пасынок покраснел:

– Я не желаю лишиться Эрингсхаузена! Пускай лучше остается старое завещание!

– Согласно которому меня следует отправить в монастырь по обвинению в неверности? – Голос Геновевы прозвучал резко; в нем послышалась угроза, вызвавшая у Йоханны удивление.

– Не ссорьтесь! – вмешался фратер Амандус, пытаясь их успокоить. – Если из завещания исключить близнецов, вам достанется приличный куш. Как вам такой расклад: Эрингсхаузен, как и Аллерсхайм, останется во владении господина Матиаса, а вы, моя дорогая кузина, будете получать половину доходов. Это касается и вашего ребенка, если он окажется мальчиком. Если же у вас родится девочка, господин Матиас предоставит ей приданое в десять тысяч гульденов. Такой вариант вас устроит?

– Мы не можем полностью исключить из завещания Карла и Йоханну. Это привлечет ко всему этому излишнее внимание, – отметил Матиас.

– Ладно, я сам решу, что написать, – ответил фратер Амандус, махнув рукой.

Он смочил тряпку в моче и протер ею поверхность пергамента. Затем подержал его над пламенем свечи, пока он не высох, и вытащил из-под рясы перо и чернильницу.

– Это монастырские чернила, которые граф Йоханнес использовал, составляя завещание, – объяснил монах, выводя первые буквы. – К счастью, граф оставил в монастыре достаточно записей, благодаря которым я научился подделывать его почерк.

После этого какое-то время было очень тихо; слышался лишь скрип пера по пергаменту. Близнецы замерли на месте, опасаясь, что их заметят. Они не могли поверить в то, что происходило у них на глазах: с помощью хитрого монаха мачеха и старший брат пытались лишить их наследства. Йоханна еле сдерживалась, чтобы не закричать на эту троицу и не заставить ее признать настоящее завещание. Но если бы Геновева обнаружила, что близнецы подслушивали этот разговор, она приказала бы запереть их в самом глубоком подвале. Что произошло бы после этого, Йоханна боялась даже представить. После увиденного и услышанного только что девушка считала свою мачеху способной на что угодно.

Тем временем фратер Амандус выводил строку за строкой острым почерком графа Йоханнеса; подписи свидетелей и их печати монах оставил нетронутыми.

Наконец он самодовольно посмотрел на Матиаса и Геновеву:

– Вот что гласит новое завещание.

«Написано в 1679 году от рождества Господа нашего Иисуса Христа в Аллерсхайме Йоханнесом Матеусом Карлом, имперским графом Аллерсхайма и хозяином Эрингсхаузена. Бог свидетель, после возвращения к Господу нашему в Царство Небесное я передаю свое земное имущество своим наследникам следующим образом.

Мой старший сын Матиас получает имперское графство Аллерсхайм, а также имение Эрингсхаузен со всем недвижимым имуществом. Тем не менее он должен оставить половину доходов от имения Эрингсхаузен моей третьей жене Геновеве – в качестве содержания. Если Геновева родит сына, он получит в наследство половину имения Эрингсхаузен. Если же моя жена родит дочь, мой сын Матиас обязан предоставить ей приданое в десять тысяч гульденов». – Фратер Амандус снова высокомерно посмотрел на слушателей. – Теперь вы довольны?

– В целом я согласен, – нерешительно ответил Матиас. – А как же близнецы?

– Дойдет и до них, – сказал монах насмешливым тоном. – Дальше написано:

«До конца жизни моей супруги Геновевы я оставляю ей наши фамильные драгоценности. После ее смерти они перейдут моему сыну Матиасу, если только Геновева не родит дочь, которая в таком случае получит в наследство треть украшений.

Что касается близнецов Карла и Йоханны, у меня имеются обоснованные сомнения в том, что они законнорожденные. Однако, чтобы не запятнать честь нашей семьи, их все равно следует считать моими детьми. Карл должен уйти в монастырь и молиться там за грехи своей матери. Йоханну же следует обеспечить приданым в три тысячи гульденов и выдать замуж за дворянина, которого назначит мой сын и наследник Матиас.

Подписано: Йоханнес Матеус Карл, имперский граф Аллерсхайма и хозяин Эрингсхаузена».

Геновева издала тихий победный клич, а Йоханна впилась зубами в запястье, чтобы не закричать от ярости. Карл стоял на коленях рядом с ней, так неподвижно, как будто его душа покинула тело.

– Вы уже знаете, за кого хотите выдать замуж Йоханну? – спросил фратер Амандус.

– Как я могу это знать, ведь вы только что вписали этот пункт в завещание, – резко ответил Матиас.

– Разве четвертая жена фон Гунцберга не умерла недавно? – улыбнувшись, вставила Геновева. – Господин Кунц вряд ли захочет долго оставаться вдовцом и наверняка не откажется жениться на девственнице вроде Йоханны.

– Но ему ведь скоро шестьдесят и у него уже одиннадцать детей от предыдущих четырех браков! Большинство его отпрысков старше Йоханны! – воскликнул Матиас.

– Неужели тебя это волнует? – спросила его мачеха. – Эта девчонка должна исчезнуть, и как можно скорее! С Карлом мы как-нибудь справимся, а вот его сестра одержима дьяволом.

Йоханна едва сдержала гневное шипение: по ее мнению, это Геновева была сущим дьяволом. Кроме того, девушку раздражало презрение, с которым ее мачеха говорила о Карле. Хотя ее брата-близнеца считали смирным, у него была сильная воля, и он не позволил бы сбросить себя со счетов.

Тем временем фратер Амандус снова запечатал завещание и передал его Матиасу. Тот взял документ в руки с таким выражением, как будто пергамент был пропитан мочой насквозь.

– Я советовал бы вам показывать это завещание лишь избранным, – сказал монах. – В противном случае известие о нем может дойти до Польши, где живут родственники близнецов. Как вам известно, поляки – дикие люди. Если кто-то из них заподозрит, что честь родственников оскорблена, я не удивлюсь их появлению здесь с саблей в руке.

Йоханна нашла эти слова возмутительными и ожидала реакции Матиаса. Если бы у ее единокровного брата была хоть капля чести, он выгнал бы Амандуса из дома и бросил бы фальшивое завещание в огонь. Однако Матиас стоял на месте, глядя на мачеху.

– Что вы имеете в виду? – спросил он у фратера Амандуса.

– Мой двоюродный брат прав: ты должен действовать быстро и решительно, иначе потеряешь все, что получил благодаря его искусству.

Матиас кивнул, как будто под принуждением:

– Я буду тщательно беречь это завещание. Вы свидетели, что я стану действовать согласно воле своего отца.

– Мы в этом не сомневаемся, – произнес фратер Амандус со злобной ухмылкой.

Геновева посмотрела на дверь:

– Матиас, тебе следует сегодня же отправить гонца к рыцарю Кунцу фон Гунцбергу и сообщить ему о том, что ты готов выдать за него свою сестру. Он непременно воспользуется этой возможностью, ведь мужчинам его возраста семнадцатилетние девицы кажутся просто неотразимыми. К тому же человеку, который свел в могилу уже четырех жен, будет не так-то легко найти себе новую невесту.

– Я не очень хочу, чтобы фон Гунцберг был моим родственником, – сказал Матиас. – Он чрезвычайно неприятный человек.

– Но ведь не тебе же выходить за него замуж! – с насмешкой возразила Геновева. – Что ты предпочитаешь – потерять Эрингсхаузен или выдать Йоханну за рыцаря Кунца?

Йоханне хотелось, чтобы ее единокровный брат хотя бы раз поступил вопреки желанию мачехи. Однако после смерти отца Геновева получила власть над Аллерсхаймом, и Матиас прислушивался к каждому ее слову. Он покинул библиотеку, чтобы исполнить ее волю; Геновева и монах остались в библиотеке.

Фратер Амандус подождал ровно до тех пор, пока не закрылась дверь, а затем подошел к Геновеве и положил руку ей на плечо.

– Ты действительно беременна, кузина? – весело спросил он.

– Я на четвертом месяце, – с довольным видом ответила Геновева.

Монах тихо рассмеялся:

– Ты как нельзя кстати совершила паломничество в Фирценхайлиген, чтобы помолиться в Базилике четырнадцати святых помощников. Какое счастливое совпадение, что в то время я тоже был там и нам удалось найти укромное, тихое местечко. Боже, если бы старый граф знал о том, что ты вынашиваешь мое семя, он в ярости восстал бы из могилы!

Геновева тоже засмеялась и указала на дверь:

– Мы должны последовать за Матиасом – проследить, чтобы он не совершил какую-нибудь глупость, которая причинит нам вред.

Монах предупредительно открыл дверь и подождал, пока Геновева покинет библиотеку, а затем пошел за ней на безопасном расстоянии, чтобы никто не заметил, насколько близки они на самом деле.

2

Когда заговорщики покинули библиотеку, Карл с негодованием сжал кулаки:

– Пускай Геновева сгорит в аду! Какая порочность! Сначала она изменила с этим невесть откуда взявшимся монахом нашему бедному отцу, а затем еще и подделала его завещание!

– Я ни в коем случае не выйду замуж за Кунца фон Гунцберга – даже если мне придется сбежать на край света! – заявила Йоханна, кипя от гнева.

– А я не собираюсь становиться монахом, – уныло ответил ей брат. – Почему Матиас позволил всему этому случиться? Ведь уже много лет известно, что он должен был получить Аллерсхайм, а я – Эрингсхаузен. Видимо, его отравила жажда завладеть и моим наследством.

– Его отравили речи Геновевы! Вспомни, как она его обхаживала. Даже для отца это было чересчур, и он неоднократно бранил их за такое поведение. Геновева – источник всех зол! Наверняка она с самого начала развратничала со своим двоюродным братом. Полагаю, именно поэтому отец запретил фратеру Амандусу появляться в его владениях. Вполне возможно, что Геновева разделила ложе и с Матиасом!

– С собственным пасынком?! – воскликнул Карл в ужасе. – Это было бы почти кровосмешение!

«В некотором смысле мой брат еще ребенок», – подумала Йоханна. Она наблюдала за мачехой довольно долгое время, и от ее внимания не ускользнуло, что Геновева частенько оставалась с Матиасом в укромных местах – дольше, чем того требовали правила приличия. Кроме того, со временем отношения между отцом и сыном все больше ухудшались. В конце концов отец даже пригрозил оставить имперское графство Карлу, если Матиас не проявит покорность, как и положено перворожденному сыну.

– Что же нам делать? – спросил Карл.

– Сначала нужно уйти отсюда незамеченными. Геновева разъярится, если узнает, что мы подслушали их разговор.

– Тогда она убьет нас или убедит Матиаса сделать это ради нее, – тихо произнес Карл.

Он уже давно страдал из-за разлада со старшим братом. Пока их отец не женился в третий раз, Матиас проводил с Карлом много времени, обучая его тому, что должен уметь дворянин. Однако с тех пор, как в доме появилась Геновева, отношения между братьями резко ухудшились.

Йоханна приблизилась к потайной двери и уже хотела ее открыть, но тут ей пришло в голову, что снаружи может кто-то быть. Девушка прислушалась и услышала голоса; они приближались. Кто находился в коридоре, Йоханна не знала, но им с Карлом в любом случае следовало дождаться, пока эти люди уйдут. Внезапно девушка почувствовала прикосновение брата.

– Мне срочно нужно в уборную, – сказал он, как показалось Йоханне, слишком громко.

– Молчи и держи себя в руках! – шепнула она ему. – Мы пока не можем выйти. В коридоре кто-то есть.

– Но я не могу больше терпеть! – со стоном произнес Карл.

– Держи себя в руках! – с мольбой повторила Йоханна. – Речь идет о нашей жизни!

Карл кивнул и стиснул зубы так сильно, что они захрустели. Вскоре после этого разговор в коридоре прекратился. Тем не менее Йоханна подождала еще несколько секунд, чтобы убедиться, что эти люди ушли, а не просто замолчали. Затем она слегка приоткрыла дверь, увидела, что в коридоре никого нет, и быстро выскользнула наружу, чтобы освободить дорогу брату, который тут же помчался прочь.

Йоханна же спустилась по лестнице, ведущей в кухню, но не вошла туда, а покинула замок через калитку, ведущую в огород. Спустя какое-то время девушка добралась до старой башни и решила подождать Карла там.

3

Геновева фон Аллерсхайм была очень рада, что Бог наконец-то освободил ее от подозрительного старика, который был ей мужем. Его угрозы отправить ее в монастырь и оставить там под строгой охраной были успешно предотвращены с помощью ее двоюродного брата. Более того, благодаря поддельному завещанию скоро ее доходы значительно увеличатся и она сможет вести такую жизнь, о которой всегда мечтала. Кроме этого, Геновеву радовала мысль о том, что ее падчерица вынуждена будет выйти замуж за человека старше, чем ее отец. Что же касается Карла, его ожидала строгая монашеская жизнь, которую в своем завещании муж предназначил для нее.

Однако, чтобы все шло по плану, Матиас должен подчиняться ее приказам. Геновева попрощалась с кузеном и направилась в покои своего пасынка. Горничная покинула одну из комнат, сделала книксен и исчезла. Не обращая на нее внимания, Геновева вошла в кабинет Матиаса.

Он сидел за столом, положив перед собой поддельное завещание. Губы молодого человека шевелились, как будто он разговаривал сам с собой, но из его уст не доносилось ни звука. Геновева тихо заперла дверь на задвижку. Тут их никто не побеспокоит.

– Ты недоволен, Матиас? Ведь ты добился всего, чего хотел, – сказала женщина.

Молодой человек вздрогнул и опрокинул бокал. Геновева тут же подбежала к столу и подхватила завещание, прежде чем на него брызнуло вино.

– С этим пергаментом следует обращаться более осторожно! – укоризненно произнесла она. – В конце концов, он дает тебе возможность разбогатеть.

– Да, за счет брата и сестры! Не знаю, правильно ли я поступаю… – сказал Матиас.

Геновева строго посмотрела на него. Она с удовольствием высказала бы ему все, что о нем думает, но для того чтобы ее планы стали реальностью, следует расположить пасынка к себе. В такой ситуации упреки ни к чему.

– Дети польки так дороги твоему сердцу? – удивленно спросила Геновева. – Сразу после смерти отца ты говорил иначе. Ты хотел отомстить за несправедливость и добиться того, чтобы его последняя воля никогда не исполнилась. Мой двоюродный брат и я помогли тебе в этом. Теперь старого завещания не существует, осталось лишь то, что согласно твоим указаниям написал Амандус.

– Знаю, – простонал Матиас. – Я злился на отца. Но разве он был не прав, когда меня бранил?

– Он был дряхлым старцем, которому давно следовало передать управление имением тебе.

– Но ты была его женой!

– Я стала ею против собственной воли. Отец заставил меня выйти замуж за старика. Но теперь все это позади. Мы должны думать о будущем.

– Я лишь о нем и думаю. Если бы только я мог найти для Йоханны другого жениха, а не этого Кунца фон Гунцберга… Ты ведь сама говоришь, что не хотела быть женой старика.

– Чем дочь польки лучше меня? – набросилась на Матиаса Геновева. – Раз я вышла замуж за твоего отца, значит, и она сможет стать женой Кунца фон Гунцберга. Кроме того, ты кое о чем забыл: я беременна. И отец этого ребенка – ты, ведь, когда я зачала, мой муж был уже болен и больше не желал меня. – Она немного помолчала, но Матиас ничего не сказал, и женщина продолжила требовательным тоном: – Из-за жалости к близнецам ты хочешь лишить наследства собственную плоть и кровь? Что получил бы наш ребенок, если бы старое завещание вступило в силу? Ничего! И я не могу с этим смириться!

– Разумеется, ты права, – тихо ответил Матиас. – Но…

Он запнулся, увидев, что мачеха расстегнула лиф и обнажила грудь.

– Поскольку я ношу в себе твое семя, будет справедливо, если мы продолжим наши отношения.

При упоминании о том, что святая Церковь называла страшным грехом, Матиас покраснел. Тем не менее он не мог отвести взгляд от полной груди своей мачехи. Когда Геновева сняла платье и сбросила на пол нижние юбки, Матиас утратил над собой контроль. Он встал, резким движением схватил ее и подтолкнул к своей спальне.

– Ты – искушение, перед которым я не могу устоять, – тяжело дыша, произнес он, пытаясь стянуть с себя брюки.

– Позволь тебе помочь, – улыбнувшись, сказала Геновева и расстегнула его ремень.

Она стащила с Матиаса брюки и потянулась к его детородному органу, который тут же напрягся и запульсировал под ее пальцами. Когда Геновева легла на кровать и раздвинула ноги, взгляд пасынка сказал ей о том, что она победила. Для него обладание мачехой было равнозначно победе над отцом. И хотя Матиас был менее внимательным любовником, чем старый граф, уже через несколько мгновений ему удалось разжечь ее желание до предела.

– Жаль, что святая Церковь запрещает брак между пасынком и мачехой, – сказала Геновева, когда через некоторое время они оба, утомленные, лежали бок о бок на кровати. – Из-за этого твой сын будет считаться твоим братом.

– Это дитя греха, – пробормотал Матиас.

Но он знал: обратного пути нет. Он сам выбрал эту дорогу и должен пройти по ней до конца.

4

Прошло какое-то время, прежде чем Карл вернулся в башню. Йоханна отругала его, но он поднял руки, оправдываясь:

– На обратном пути я повстречал фратера Амандуса. Он подозвал меня к себе, и я не мог сказать ему «нет»!

– Понимаю, – произнесла Йоханна. – Чего он хотел от тебя?

– Он намекнул, что настоятель Северинус посвятил его в содержание завещания, – ответил Карл. – Якобы наш отец распорядился, чтобы ты вышла замуж за достойного человека…

– Кунца фон Гунцберга нельзя назвать достойным человеком, – сердито прервала его Йоханна.

Карл кивнул:

– Ты абсолютно права. Еще Амандус сказал, что отец решил отправить меня в монастырь, дабы я не ослаблял положения Матиаса.

– Стоит только Амандусу открыть рот, как с его губ начинает капать яд. Как бы мне хотелось, чтобы эта отрава его же и погубила.

Однако, зная, что такие желания исполняются редко, Йоханна попросила брата сесть за стол и сама опустилась на стул напротив него.

– Теперь нужно как следует подумать о том, что мы можем сделать. В конце концов, тебе так же не хочется становиться монахом, как мне – выходить замуж за Гунцберга.

– Мы могли бы обратиться за помощью к кому-нибудь из соседей, – предложил Карл.

Йоханна покачала головой:

– Ни один из них не станет портить отношения с Матиасом.

– Но отец Северинус, безусловно, будет на нашей стороне! В конце концов, он подписал завещание отца как один из свидетелей. Если мы скажем ему, что Амандус, Геновева и Матиас подделали документ…

Йоханна вновь покачала головой:

– Отец Северинус стар и, говорят, очень болен. Сомневаюсь, что он найдет в себе силы противостоять Амандусу и Матиасу.

– Есть еще одна причина, по которой эту идею можно назвать не очень удачной, – произнес Карл. – Возможно, я сумел бы найти убежище в мужском монастыре, но тебе, как девушке, туда дорога закрыта. – Он задумчиво погладил лоб. – Князь-епископ Бамбергский также был хорошим другом нашего отца. Он достаточно силен, чтобы победить Матиаса.

– Матиас сошлется на то, что Аллерсхайм является свободным имперским графством и не подпадает под юрисдикцию епископства Бамберг. Кроме того, Амандус, будучи монахом, наверняка обладает бóльшим влиянием, чем мы, – произнесла Йоханна, отвергнув и это предложение.

– В таком случае давай сбежим в Бамберг, под защиту маркграфа Христиана Эрнста. Он протестант и не позволит монахам и священникам распоряжаться нашей судьбой! – Карл посмотрел на сестру с такой надеждой, что ей было жаль снова его разочаровывать.

– Ты забыл о поддельном завещании. Хоть о нем и должно знать как можно меньше людей, если Геновева и Матиас сочтут необходимым, они представят его в суде. Тогда тебя и меня признают внебрачными детьми и никто ради нас и пальцем не пошевелит.

– Но если никто нам не поможет, нам останется лишь подчиниться судьбе! – закричал в ужасе Карл.

– Я не собираюсь сдаваться! – ответила Йоханна, сверкая глазами. – Мы не такие уж беззащитные, как полагают Геновева и Матиас.

– Но кто же нам поможет, если никто из соседей на это не способен? – удивленно спросил Карл.

– Ты забыл, что мы наполовину поляки. Наш дедушка – влиятельный человек в Королевстве Польском; он не потерпит, чтобы попирали наши права.

Ее брат огорченно махнул рукой:

– Ты представляешь себе, сколько миль нам придется проехать до Польши? У нас недостаточно денег на такое путешествие, и нет никого, кто бы нам их одолжил. Если бы у тебя все еще были мамины драгоценности, мы могли бы продать что-нибудь из них. Но Геновева отняла их у тебя.

– Не все! – с торжеством ответила Йоханна. – Браслет и две броши все еще в моем распоряжении. Я любовалась ими незадолго до смерти отца, ведь они напоминают мне о маме. Затем меня позвали и я в спешке не положила их в шкатулку, а сунула под теплое одеяло в сундук. Несколько дней назад я их там отыскала.

– Это лучше, чем ничего, – сказал Карл. – Но сбежать отсюда нам все равно будет нелегко: Матиас отправит за нами погоню.

– Напротив, он будет рад от нас избавиться. – Произнеся эти слова, Йоханна ударила кулаком по раскрытой ладони. – Нет, к сожалению, ты прав. Чтобы спасти свою репутацию, он обязан будет нас поймать. В противном случае люди обвинят Матиаса в том, что он относился к нам так плохо, что мы вынуждены были сбежать.

– Кроме того, ты не сможешь доехать до Польши в дамском седле.

– Я не поеду в дамском седле. Лучше взять мужское, – решительно ответила Йоханна.

– Ты не сможешь этого сделать! Только кочевницы и женщины легкого поведения сидят на лошади по-мужски! – крикнул Карл в ужасе.

Хоть это и являлось правдой, Йоханна была не готова отказаться от своего плана. Она на мгновение задумалась, а затем лукаво усмехнулась.

– За кем Матиас отправит в погоню своих людей? – спросила она.

– За нами, разумеется! – удивленно ответил Карл.

– То есть за парнем и юной девушкой!

– Я не понимаю, к чему ты клонишь. – Карл постепенно терял терпение, ведь пока он ломал себе голову над тем, как выйти из этой скверной ситуации, Йоханна задавала ему дурацкие вопросы.

– Я объясню тебе, братишка, – ответила она. – Мы сбежим не как брат и сестра. Я не намного ниже тебя ростом, поэтому мне подойдет одежда, которую ты носил в прошлом году. Как хорошо, что Геновева не захотела, чтобы наши вещи хранились в замке, и приказала перенести их сюда. Теперь мы сможем подготовиться к путешествию. Ты сам сказал, что нам предстоит дальняя дорога и мы не можем отправиться в путь с пустыми карманами.

– Ты хочешь одеться как мальчик?

Карл не мог в это поверить, но решительный блеск в глазах сестры подсказал ему, что именно это она и задумала. Качая головой, он посмотрел на нее. Хоть ее фигура и была по-мальчишески стройной, никто не принял бы Йоханну за юношу, ведь у нее были тонкие черты лица и большие голубые глаза, обрамленные длинными золотистыми ресницами.

– К тому же ты забыла о своих волосах, – добавил Карл, глядя на золотой поток, струящийся по спине сестры.

– Волосы – это наименьшее из препятствий! – воскликнула она со смехом. – Ножницы быстро помогут мне от них избавиться.

– Ты хочешь обрезать волосы? – удивленно спросил брат.

– Я охотно заплачу эту цену, если это поможет мне избежать свадьбы с Кунцем фон Гунцбергом! Тебе придется стать моим парикмахером.

Карл хотел бы найти другое решение. Но поскольку уже на следующий день Кунц фон Гунцберг мог появиться в Аллерсхайме, чтобы отпраздновать свадьбу с Йоханной, юноша вынужден был подчиниться воле сестры.

– Ладно, так уж и быть! Мы приготовим все, что нужно. Но твои волосы мы сострижем в последнюю очередь.

Карл все еще надеялся, что ему не придется этого делать. Для начала он решил помочь Йоханне осмотреть ящики и сундуки.

Они обнаружили там не только одежду, которую носили последние годы, но и множество вещей, принадлежавших их матери. Некоторые платья были такими красивыми, что Йоханне жаль было с ними расставаться. Со слезами на глазах она провела рукой по мягкому бархату, пахнущему травами, которые должны были защищать ткань от моли, и внезапно наткнулась на что-то твердое. Девушка сунула руку поглубже и вытащила небольшой мешочек, наполненный золотыми и серебряными монетами.

– Смотри, Карл! – крикнула Йоханна. – Мама словно знала, что однажды нам понадобятся деньги.

Карл глянул на монеты и пожал плечами:

– Это польские деньги, здесь они нам не пригодятся. Мы даже не знаем, сколько они стоят, и если захотим их обменять, нас наверняка обведут вокруг пальца.

– Но в Польше мы сможем ими расплатиться, – удовлетворенно отметила Йоханна и повернулась к последнему сундуку.

Он заметно отличался от остальных. Сундук был покрашен, но цвета давно поблекли. Поскольку петли заржавели, Карл помог сестре его открыть. Внутри сундук выглядел как новый. Даже пучки трав, которые положили туда много лет назад, все еще благоухали.

– Должно быть, это мамино приданое! – взволнованно воскликнула Йоханна и вытащила подбитый мехом кафтан.

Когда-то он принадлежал их матери, теперь же его могли носить Карл или она.

– Тут есть еще один! – Карл полез в сундук и вытащил второй кафтан, большего размера.

– В Польше их называют контуши. Они придутся нам как нельзя кстати, ведь в них мы будем выглядеть как настоящие поляки! Никто не узнает, кто мы на самом деле, – заявила Йоханна.

– Но мы сможем надеть их лишь через несколько дней, иначе Матиас и Геновева легко нас выследят, – заметил Карл.

Йоханна одобрительно кивнула:

– Хорошо, что ты об этом подумал! Мы пристегнем контуши к седлам и сперва поскачем так. А как только мы отъедем от Аллерсхайма на достаточное расстояние, мы превратимся в Кароля и Яна Выборских – двух молодых поляков, которые возвращаются на родину. В таком виде Геновева и Матиас нас точно не найдут.

– Будем надеяться, – сказал Карл и снова полез в сундук.

Он извлек оттуда две шапки с меховой оторочкой, на каждой из которых имелся небольшой серебряный аграф. Йоханна сказала брату, что это рогатывки. Поскольку она проводила с матерью больше времени, чем Карл, она знала гораздо больше об их второй родине и о польском костюме.

В сундуке удалось отыскать еще два жупана, похожих на хабиты,[3] и два широких шелковых пояса искусной работы.

– По всей видимости, дедушка надеялся, что мама родит двух мальчиков, – сказала Йоханна с улыбкой. – Контуш, рогатывка, жупан и шелковые пояса – это детали костюма польского дворянина. А также сабли, как эти две, которые по-прежнему лежат в сундуке.

Поскольку на четырнадцатый день рождения отец подарил Карлу шпагу, юноша хотел оставить найденную саблю в сундуке, однако Йоханна остановила его:

– Мы должны взять эти сабли с собой.

– Но…

Карл запнулся. Если Йоханна хотела, чтобы ее принимали за юношу, она должна быть вооружена. Карл заволновался. Им предстояла долгая дорога, полная опасностей, которые его сестра, похоже, недооценивала.

– Хорошо, что ты научил меня фехтовать, – с довольным видом произнесла девушка.

– Для меня это был единственный способ потренироваться, после того как Матиас отказался этим заниматься, а отец заболел и не мог нанять учителя фехтования, – ответил Карл с некоторым облегчением.

Хоть Йоханна и не была такой же сильной, как он, она обладала хорошей реакцией и умела распознать опасность и воспользоваться собственным преимуществом.

– Мы должны быть благодарны судьбе за то, что она подготовила нас к этому путешествию, – сказала Йоханна и обняла брата. – Как только мы упакуем сумки, нужно будет пробраться в конюшню и вывести оттуда лошадей. Конюхи скоро пойдут в кухню ужинать. У нас будет время до тех пор, пока они не вернутся.

– Однако один из них останется в конюшне. Если он нас выдаст… – обеспокоенно начал Карл.

– Там наверняка будет Войслав, а он нас не предаст, – заявила Йоханна с оптимизмом и пошла собирать вещи, которые хотела взять с собой в дорогу.

5

Увязав багаж, Йоханна и Карл сидели у окна и наблюдали за тем, как конюхи по зову кухонного колокольчика спешат на ужин. Как Йоханна и ожидала, никого из местных слуг в конюшне не осталось. Видимо, следить за лошадьми в очередной раз пришлось Войславу.

– Нам следует отправиться в путь немедленно, тогда в нашем распоряжении будет еще несколько дневных часов, – сказала Йоханна. – Ночью же нам понадобятся факелы. Кроме того, нам не помешал бы пистолет, на случай если мы встретим по дороге грабителей.

– Пистолеты и ружья Матиас хранит в охотничьей комнате, – напомнил Карл.

– Мне известно, где находится ключ от нее. Поскольку слуги ужинают, а мачеха и брат наверняка сидят в своих покоях, я смогу раздобыть огнестрельное оружие. Кроме того, нам понадобятся продовольственные припасы, ведь первые несколько дней мы с тобой вряд ли сможем где-нибудь остановиться. Все это я тоже принесу…

– Но для этого тебе придется зайти в кухню!

Карл злился на себя, ведь ему постоянно приходилось возражать сестре. При этом ее явно нельзя было назвать неосмотрительной. Однако иногда, по мнению Карла, она была чересчур смелой. Он вспомнил, как несколько лет назад Йоханна, не умевшая плавать, забралась в пруд и Матиас едва успел вытащил ее из воды.

– Пора идти, – сказала Карлу Йоханна.

В этот момент внизу раздался стук в дверь. Близнецы вздрогнули от испуга.

– Кто бы это мог быть? – спросил Карл.

Йоханна поспешила вниз по лестнице. Девушка глянула на набитые доверху сумки, стоявшие на полу, и испугалась. Если кто-нибудь увидит их багаж, он догадается, что они задумали, и расскажет об этом Геновеве и Матиасу.

– Я открою, а ты встань так, чтобы закрыть собой сумки, – попросила Йоханна Карла и распахнула дверь.

В то же время она сделала шаг вперед и почти полностью загородила собой дверной проем.

Перед ней стояла Гретель, одна из младших замковых горничных.

– Сударыня, я принесла вам еду, чтобы вам не приходилось забирать ее самостоятельно, как это было последние два дня. Только никому об этом не говорите, иначе госпожа Геновева меня отругает, – прошептала девушка и сунула корзину в руки Йоханны. – Мне нужно поспешить, чтобы вовремя вернуться в кухню, – добавила она, испуганно глянув в сторону.

– Спасибо! – Йоханна вздохнула с облегчением, когда Гретель, сделав едва заметный книксен, развернулась и побежала обратно в замок.

Одобрительно кивнув головой, Йоханна закрыла дверь и поставила корзину на стол.

– Мы съедим это по дороге. Какое счастье, что Гретель принесла нам еды! Я совсем забыла об ужине. Если бы поздно вечером корзина все еще стояла на кухне, кто-нибудь обязательно обратил бы на нее внимание.

– Впредь мы должны избегать подобных ошибок.

Карл с решительным видом покинул башню и направился к конюшне. Йоханна последовала за ним, обдумывая дальнейшие действия.

Внутри обширного помещения конюшни, казалось, никого не было. Вдруг из амуничника[4] донесся жалобный стон. Йоханна открыла дверь и заглянула внутрь. Войслав сидел в углу на старом седле и плакал.

– Что случилось? – спросила Йоханна у четырнадцатилетнего мальчика, который был последним связующим звеном между близнецами и родиной их матери.

В свое время вместе с Соней Выборской сюда прибыло шесть слуг, но четверо из них, в том числе и родители Войслава, уже умерли, а остальные через несколько лет вернулись в Польшу.

Мальчик встал и поклонился Йоханне:

– Шталмейстер меня побил. А я ведь не сделал ничего плохого. Макс засыпал жеребцу графа Матиаса слишком много овса, и у животного начались колики. Но другие конюхи сказали шталмейстеру, что это сделал я. Жаль, что я не вернулся на родину вместе с Янеком и Мариушем! Здесь мне не будет жизни…

– Ты прав. – Йоханну возмутило поведение конюхов, которые обвиняли мальчика в собственных ошибках. Внезапно ей в голову пришла идея. – Тебе следует отправиться с нами, Войслав. Мы едем в Польшу!

– Правда? – Мальчик перестал плакать и вытер влажные щеки тыльной стороной ладони. – Вы хотите уехать отсюда?

– Нам придется это сделать. – Йоханна похлопала его по плечу. – Помоги моему брату оседлать трех лошадей.

– Я оседлаю кобылу, которую забрала у вас злая графиня Геновева! – выпалил Войслав.

Хоть сердце Йоханны разрывалось при мысли о том, что ей придется оставить здесь свою любимицу, девушка покачала головой:

– Нет, это слишком рискованно. Выбери трех выносливых лошадей, отсутствие которых будет не таким заметным. У них не должно быть никаких отличительных признаков. Мы пускаемся в бега, понимаешь?

Войслав кивнул:

– Понимаю. Я уже знаю, каких лошадей выберу. Но как быть с седлом? Ведь мужское вам не подойдет.

– Я не нуждаюсь в дамском седле. А сейчас мне пора идти: в замке скоро закончат ужинать. – Йоханна взяла с собой мешок, который показался ей более-менее чистым, и, выходя из конюшни, подмигнула брату: – У нас все получится!

– Но разве мы не привлечем к себе излишнее внимание, если возьмем с собой Войслава? – спросил Карл.

– Напротив! Ни один знатный господин не отправится в дорогу без конюха. С Войславом мы будем меньше бросаться в глаза, нежели без него.

6

Йоханна направилась в замок. Она снова вошла через боковую дверь и прошмыгнула по коридору. Если бы кто-нибудь ее заметил, она сказала бы, что хотела взять бутылку вина для себя и брата.

У двери в кухню девушка прислушалась. Слуги все еще ужинали. Недолго думая Йоханна развернулась и спустилась по лестнице в погреб. Вскоре у нее в мешке лежала большая буханка хлеба, несколько колбасок, окорок и кусок твердого сыра. С соседней полки девушка взяла три бутылки вина.

Йоханна закинула мешок на плечо. Он оказался довольно тяжелым, но девушка удовлетворенно улыбнулась. Даже на троих этих припасов хватит на несколько дней. Чтобы не таскать мешок с собой по замку, Йоханна спрятала его за библиотечной полкой, туда, откуда они с Карлом наблюдали за подделкой завещания. Вскоре девушка была возле охотничьей комнаты. Владельцы Аллерсхайма всегда были хорошими охотниками, поэтому в маленьком зале хранилось большое количество трофеев. Йоханна сняла со стены старые рога косули и обнаружила за ними один из ключей к оружейной палате. Отец спрятал его там, потому что частенько забывал собственный ключ в своих покоях и не хотел каждый раз за ним возвращаться.

Йоханна сомневалась, что Матиасу известно о существовании этого ключа. Она открыла большой шкаф, в котором висело в ряд более десятка охотничьих ружей, дробовиков и пистолетов. Среди них были великолепные винтовки с тонкой гравировкой и нарезными стволами. Из некоторых пистолетов можно было бы с десяти шагов выбить масть на игральной карте. Хотя Матиас редко заходил в охотничью комнату, Йоханна решила, что он может заметить, если она возьмет все пистолеты, поэтому выбрала три из них, которые лежали в самом низу шкафа. Изготовленные турецкими оружейниками, они представляли собой трофеи, которые отец близнецов привез домой из военного похода, организованного императором Леопольдом.[5]

Поскольку у Йоханны с собой не было ничего, куда можно было бы спрятать пистолеты, она засунула их под мышку, затем прижала к себе две бутылки с порохом и мешочек со свинцовыми пулями и покинула охотничью комнату. В коридоре по-прежнему не было слуг, но девушка услышала, как Геновева повелительным тоном позвала горничную.

Йоханна поспешила в библиотеку, спряталась там и подождала, пока не стихнут торопливые шаги служанки. Затем открыла дверь и осторожно выглянула наружу. Поблизости никого не было. Йоханна быстро засунула пистолеты и боеприпасы в мешок с продовольствием, забросила его на спину и покинула замок через ту же дверь, в которую вошла. Вскоре после этого девушка добралась до конюшни и увидела там брата, Войслава и трех оседланных лошадей.

– Отлично! – воскликнула Йоханна, переводя дыхание. – В этом мешке оружие и припасы. Пускай Войслав положит на своего коня седельные сумки, а я тем временем сбегаю в башню и переоденусь. Кроме того, нам нужны факелы!

– Их мы уже раздобыли, – сказал Карл и схватил за руку сестру, которая уже собиралась убежать. – Будет лучше, если ты переоденешься уже в пути. Если кто-нибудь из замка увидит тебя в моей одежде, наш отвлекающий маневр закончится, не успев начаться.

Йоханна задумчиво кивнула:

– Ты прав. Мы не можем рисковать. В таком случае ты и подстрижешь меня после того, как мы отправимся в дорогу.

– У меня рука не поднимется. Если это так уж необходимо, пускай это сделает Войслав, – холодно ответил Карл.

– Что я должен сделать? – спросил мальчик.

– Обрезать мои волосы. Чтобы сбежать от ведьмы Геновевы, мне придется на время переодеться юношей, – ответила Йоханна и выглянула из ворот конюшни. – Мы должны отвести лошадей к башне и поставить их за старой стеной. Тогда из замка их не увидят.

– Я быстренько сбегаю за сумкой для припасов! – крикнул Войслав и помчался в амуничник.

Уже через несколько минут он вернулся с латаной-перелатаной сумкой и закинул ее на спину своего мерина.

– Я привяжу ее к седлу только тогда, когда мы спрячем лошадей. Вдруг кто-то из конюхов вернется и увидит нас здесь? – сказал мальчик и вывел лошадь из конюшни, держа ее под уздцы.

Карл последовал за ним, а Йоханна еще раз пристально взглянула на замок. К счастью, там было тихо.

Через полчаса они были уже в пути. Йоханна надела платье поверх брюк и рубашки, которые еще год назад носил ее брат, но теперь они стали ему малы. К седлу каждого всадника была прикреплена большая сумка. Чтобы не быть замеченными из окон замка, беглецы сначала вели лошадей под уздцы и уселись в седло лишь тогда, когда оказались на приличном расстоянии от имения.

Йоханна впервые сидела на лошади по-мужски и чувствовала себя не очень уверенно. Но вскоре девушка поняла, что так гораздо проще, чем в дамском седле, управлять мерином, которого подобрал для нее Войслав.

Когда они отъехали от замка не меньше чем на милю, Йоханна вздохнула.

– С Божьей помощью мы доберемся до родины, – сказала она Карлу.

Он печально посмотрел на нее:

– Для меня Аллерсхайм и был родиной. Жаль, что нам приходится покидать это место.

– Возможно, когда-то Аллерсхайм и был для нас родным домом, но с тех пор как эта змея Геновева стала нашей мачехой, перестал быть таковым. – Глаза Йоханны сверкали от гнева: она страдала от подлости мачехи гораздо больше, чем ее брат.

– До Польши далеко? – спросил Войслав.

Его родители были поляками, но мальчик знал об этой стране меньше, чем близнецы.

– Чтобы добраться туда, нам пришлось бы в течение десяти суток проделывать по нескольку миль ежедневно. Это слишком истощило бы лошадей, поэтому я предлагаю потратить на дорогу вдвое больше времени, – сказал Карл.

– Начинает смеркаться. Нам следует зажечь первый факел, – произнесла Йоханна.

Ее брат кивнул:

– Для этого мне нужно слезть с коня. Сидя в седле, я не смогу этого сделать.

Все трое остановили лошадей. Карл передал Войславу поводья и спрыгнул с мерина. Огнива у них не было. Карл собрал сухой травы и поджег ее выстрелом из пистолета.

Йоханна вздрогнула от неожиданности:

– Надеюсь, никто этого не слышал!

– Даже если и услышал… Пока кто-нибудь доберется сюда, чтобы выяснить, что произошло, нас уже и след простыл, – успокоил сестру Карл и зажег факел от горящей травы.

Затем он затоптал огонек в траве, забрался обратно в седло и взял у Войслава поводья. Факел Карл передал мальчику, и тот поскакал впереди, освещая близнецам дорогу.

7

Было уже далеко за полночь, когда трое путников наконец решили остановиться на ночлег. После того как Карл и Войслав разожгли небольшой костер, они разделили на троих ужин, который Гретель принесла в башню. Йоханна решила во время привала сменить одежду. Сначала она сняла платье и бросила его в огонь.

– Что ты делаешь? – удивленно спросил ее брат.

– Знатные юноши редко возят в багаже женское платье, – ответила Йоханна и схватила себя за волосы. – Их нужно обрезать. Для этого достаточно света от костра.

– Не уверен, – с сомнением ответил Карл.

Однако вероятность того, что Йоханне придется снять головной убор перед каким-нибудь господином и тогда длинные волосы ее выдадут, была слишком велика.

Карл нерешительно повернулся к Войславу:

– Я не доверяю себе. Ты сможешь это сделать?

– Мне не раз приходилось подстригать хвост и гриву кобылы, на которой ездит графиня Геновева. Шталмейстер говорил, что я справляюсь с этим лучше всех, – сказал Войслав и взял ножницы, которые передала ему Йоханна.

Девушка села так, чтобы свет костра падал на ее затылок, и застыла, услышав щелканье ножниц.

Войславу не хотелось обрезать длинные светлые косы своей госпожи. Наконец он отступил назад и вздохнул: на голове у Йоханны была не очень модная стрижка. Волосы все еще слегка спадали на плечи, придавая лицу девушки решительное выражение. Когда она надела жилет поверх рубашки и пристегнула саблю, Карл удивленно покачал головой. В мужской одежде Йоханна действительно походила на брата. Она была по-прежнему миловидна, но ни нежно изогнутые губы, ни большие глаза не выдавали ее истинного пола. Лицо Йоханны выражало решимость, а в глазах плясали чертики; казалось, они спрашивали, какие приключения им предстоит пережить.

– Мы должны немного поспать, – предложила девушка.

Карл поднял руку и возразил:

– Я считаю, что это не самая лучшая идея. Мы разожгли костер. Если кто-нибудь его увидит, нас обнаружат.

Йоханна тихо рассмеялась:

– Если кто-то подойдет к нашему костру, он увидит трех иноземных путников, которые заблудились в темноте и поэтому решили провести ночь в лесу. Кстати, впредь мы должны разговаривать между собой по-польски. К счастью, мама настояла на том, чтобы мы выучили язык. Спокойной ночи, брат! Спокойной ночи, Войслав!

Йоханна укуталась в теплый контуш и легла на траву.

– Мы не сможем спать долго, – сказал Карл. – Неизвестно, где мы находимся. Возможно, в ста шагах от нас есть какое-то село.

Он тоже надел контуш и огляделся по сторонам. Все было тихо. Поскольку у Войслава не было теплой одежды, мальчик закутался в одеяло, которое взял на конюшне, и вскоре уснул.

У Карла же не выходили из головы события прошедшего дня. Убедившись в том, что сестра еще не спит, он заговорил с ней:

– Ты не учла одного: чтобы доказать, что мы на самом деле внуки Жемовита Выборского, нам придется предъявить соответствующие документы.

– Боже мой, ты прав. Я совсем об этом забыла! – в ужасе воскликнула Йоханна.

– А вот я не забыл. Незадолго до своей смерти отец выдал мне паспорт и поставил на нем оттиск своего перстня-печатки. Я взял с собой пергамент и сургуч. Как только у нас появится возможность, я выпишу еще два паспорта на основе своего!

– Но как ты их подпишешь? Именем нашего отца? – спросила Йоханна.

Карл покачал головой, хотя его сестра едва ли могла видеть это в свете догорающего костра.

– Я подпишу их именем нашего деда, а печать подделаю, воспользовавшись декоративными пуговицами с аграфа, на которых изображен его герб. В Польше Жемовит Выборский – влиятельный человек, и, конечно же, он простит меня. Ведь для нас это единственный способ пересечь эти земли, не представляясь сыновьями имперского графа Аллерсхайма.

– Какой ты умный, братишка! – похвалила его Йоханна и закрыла глаза.

Даже если перед ними возникнут трудности, они доберутся до Польши и найдут пристанище у дедушки. Несомненно, Жемовит Выборский могущественный человек и сможет наказать Геновеву и Матиаса за подделку завещания.

8

Мелочная ненависть к падчерице и пасынку помешала Геновеве фон Аллерсхайм сразу же заметить их исчезновение. Йоханне и Карлу никто не прислуживал, а Гретель на следующее утро не смогла принести им завтрак в башню. Кухарка приготовила корзину с едой, но не удосужилась позаботиться о том, чтобы близнецы ее получили. Слуги раз за разом подходили к корзине и брали из нее то ломоть хлеба, то кусок колбасы. Один из них даже выпил пиво из обеих кружек. Когда же поваренок, который постоянно был голоден (кухарка давала ему мало еды), опустошил еще и горшочек с утренним супом, корзина стала выглядеть так, будто Йоханна забрала все продукты.

Наконец в полдень в замок пришел шталмейстер.

– Кто-нибудь из вас видел Войслава? – спросил он у лакеев и горничных.

– Нет, а что? – ответила Гретель вопросом на вопрос.

– Вчера вечером я уже не возвращался в конюшню, а сегодня утром мне нужно было сходить к соседу, чтобы спросить о жеребце, которого хочет купить наш господин. Недавно я вернулся и, войдя в конюшню, обнаружил, что там не хватает трех лошадей и трех седел. А идиотам конюхам нет до этого никакого дела.

– Сомневаюсь, что они вообще заметили пропажу, – насмешливо ответила Гретель. – Когда вас нет, они спихивают всю работу на Войслава. Уверяю вас, этот мальчик стóит больше, чем остальные конюхи вместе взятые.

Шталмейстер поджал губы. Хотя он был не особо доволен конюхами, он надеялся, что они, по крайней мере, добросовестно выполняют свою работу. Шталмейстер вспомнил, как вчера несколько раз ударил Войслава палкой, и задался вопросом, не был ли этот поступок опрометчивым.

– Этот мальчишка не дурак. Он не мог украсть трех лошадей и надеяться, что это сойдет ему с рук, – пробормотал он.

Тем временем Гретель подошла к окну, открыла его и посмотрела на старую башню. В душу девушки закралось подозрение. Хотя фратер Амандус, графиня Геновева и граф Матиас обсуждали новое завещание лишь втроем, в замке мало что удавалось скрыть. Количество слухов множилось. Но даже слуги, которые делали все, чтобы завоевать благосклонность овдовевшей госпожи, жалели ее падчерицу, которой пришлось бы выйти замуж за такого неприятного человека, как Кунц фон Гунцберг.

Гретель спросила себя, возможно ли, что близнецы тоже узнали об этих планах. Если да, то было бы неудивительно, если бы графиня Йоханна и ее брат решили обратиться в бегство. Верность семье в целом, а не отдельным ее представителям, побуждала служанку отыскать графа Матиаса и рассказать ему о своих подозрениях. Но тогда она предала бы Йоханну и Карла, а этого Гретель совсем не хотелось.

С этой мыслью девушка снова обратилась к шталмейстеру:

– Я не видела Войслава. Кто знает, где он прячется после вчерашних побоев.

– Как только он появится, я снова его отлуплю! – пригрозил шталмейстер и покинул замок.

Гретель вернулась в кухню. Увидев служанку, кухарка сердито посмотрела на нее:

– Чего прохлаждаешься? Сходи-ка лучше в усадьбу и принеси молока! Оно понадобится нам для того, чтобы приготовить ужин.

Гретель кивнула и выбежала из кухни. По дороге она, воспользовавшись возможностью, наведалась в старую башню. Как и следовало ожидать, там никого не было, а беспорядок в комнате свидетельствовал о том, что близнецы второпях собирали одежду и другие вещи. Вероятно, они сбежали еще ночью. Продолжив путь, служанка с раздражением подумала о графе Матиасе.

«Неужели молодой господин настолько жесток, что готов выдать свою сестру замуж за Гунцберга?» – спросила она себя.

При этом Гретель, как и другие слуги, знала, что молодой господин под каблуком у своей мачехи. Девушка даже подозревала, что Геновеву и Матиаса связывают недозволенные отношения. Высокие господа жили по иным правилам, нежели простые люди, а как свободный имперский граф Матиас фон Аллерсхайм был для Гретель самым что ни на есть высоким господином.

9

Вечером того же дня Матиас, Геновева и фратер Амандус сидели в одном из салонов замка, пили вино и обсуждали дальнейшие планы. Матиас то и дело тер лицо ладонями. Он слишком много пил, но алкоголь не мог уменьшить чувства вины. «Я согрешил с Геновевой перед отцом и перед Богом, – думал Матиас. – Я не могу и дальше грешить, поэтому впредь мне следует избегать ее общества».

При этом он осознавал, что не сможет долго обходиться без женщины. Любовная связь с горничной была исключена, ведь служанка легко могла попасть под влияние Геновевы или поплатиться за то, что Матиас отвернулся от мачехи. Оставался лишь один выход: он должен жениться. Матиас наклонился к Амандусу и положил руку ему на плечо:

– Вы умный человек и знаете многих, поэтому наверняка сможете дать мне дельный совет. Я ищу невесту, благодаря приданому которой можно было бы расширить свои владения.

Амандус сложил кончики пальцев в щепоть и мягко улыбнулся:

– Значит, вы решили впрячься в ярмо брака?

– К чему такая спешка? – пронзительным голосом поинтересовалась Геновева, понимая, что, если Матиас женится, ей придется отойти на второй план.

– О какой спешке вы говорите? Мне нужна жена, для того чтобы продолжить род! – воскликнул Матиас; он вовсе не чувствовал себя таким храбрым, каким хотел казаться.

– Ты должен подождать хотя бы до тех пор, пока не родится мой ребенок. Если это будет мальчик, линия владельцев Аллерсхайма будет стоять на четырех ногах вместо двух, как сейчас, – заявила Геновева, надеясь, что Матиас откажется от мысли действовать против ее воли.

– Наша линия уже сейчас стоит на четырех ногах, – возразил он. – Даже при условии, что Карл уйдет в монастырь, он непременно освободится от своих духовных обязанностей, если со мной что-нибудь случится и я не успею оставить наследника. Тогда мой единокровный брат станет новым хозяином Аллерсхайма.

Это было предупреждение мачехе: «Не переусердствуй!»

Однако Геновева знала, как следует обходиться с Матиасом. Она подошла к нему поближе:

– Что с тобой может случиться? Мы живем в радости и, если на то будет Божья воля, проживем еще много лет. Или ты хочешь изгнать меня из замка?

– Зачем? – удивленно спросил Матиас.

– Как только ты женишься, у меня не останется иного выхода, кроме как вести образ жизни, подобающий вдове прежнего хозяина имения. Дай мне хотя бы немного времени, чтобы свыкнуться с этой мыслью. Ты об этом не пожалеешь!

Матиас знал, что мачеха готова отдать ему свое тело, если он оставит ей право и звание хозяйки Аллерсхайма.

– Я подумаю об этом, – нерешительно ответил он.

– Я считаю желание кузины вполне резонным, ведь она всего несколько лет была женой вашего отца, – вмешался в разговор фратер Амандус. – Кроме того, не забывайте, что вы должны выждать положенный срок, соблюдая траур. Лишь после этого вы сможете начать поиски супруги. Какое значение для вас имеют несколько недель ожидания?

Монах дружелюбно улыбнулся. Он готов был поспорить на гульден, что его кузина и ее пасынок делили ложе. Хотя Амандус и спал с Геновевой при любой возможности, он не испытывал ревности по отношению к мужчинам, которым она также даровала свое расположение. Будучи монахом, он не мог вступить в брак, поэтому довольствовался радостями, которые время от времени появлялись в его жизни. Амандус договорился с Геновевой встретиться этой ночью в замковой часовне. Если перед этим его кузина отдастся Матиасу, встреча окажется для Амандуса волнующей вдвойне, ведь в таком случае он сможет проявить себя как более искусный любовник.

Матиас отложил решение о женитьбе на потом. Он взглянул в окно на башню. В то время как в замке уже горели лампы, там царила кромешная тьма.

– Мы должны сказать ей об этом, – сдавленным голосом произнес он.

– Кому и о чем мы должны сказать? – поинтересовалась его мачеха.

– Йоханне – о том, что ей предстоит выйти замуж за Кунца фон Гунцберга.

– Зачем? – с едкой ухмылкой спросила Геновева. – Этот маленький зверек вполне способен пуститься в бега. Если она доберется до Бамберга или Байрейта, нам будет трудно вернуть ее обратно. Она узнает о своем браке только тогда, когда будет стоять перед алтарем рядом с рыцарем Кунцем, – а это произойдет уже завтра!

– Если вы позволите, я проведу свадебную церемонию, – сказал Амандус. – Я недавно получил разрешение на совершение венчального обряда.

– Не возражаю, – сказала Геновева и взглядом предупредила Матиаса о том, чтобы он ей не перечил.

Матиасу было все равно, кто обвенчает его сестру. Ему лишь хотелось, чтобы его зятем был не Гунцберг, а кто-нибудь другой. Однако другой жених потребовал бы большое приданое. При мысли о деньгах, которые ему удастся сэкономить, Матиас примирился с предстоящей свадьбой сестры. Он зевнул, допил вино и с трудом встал из-за стола.

– Я пойду в свои покои.

Пока он не закрыл дверь, Геновева тоже встала:

– Я пойду с тобой, чтобы посмотреть, постелили дуры горничные свежие простыни, как я им приказала, или нет.

– А я отправлюсь в свою комнату, а оттуда – в часовню, чтобы помолиться за всех нас, – елейным голосом сообщил Амандус и также поднялся с места.

Геновева подмигнула монаху и покинула салон вместе с Матиасом.

В коридоре было тихо. В замке не ожидалось празднеств, поэтому слуги воспользовались возможностью отдохнуть и собрались в кухне. Даже горничная Геновевы была там и не собиралась возвращаться к госпоже, пока та не позвонит в колокольчик.

В данный момент помощь служанки Геновеве не требовалась. Она вошла в спальню Матиаса, заперла дверь на задвижку и приподняла платье.

В течение нескольких часов Матиас надеялся противостоять искушению, которым была для него мачеха. Но как только он увидел темный треугольник внизу ее живота и грудь, выступающую из декольте, с сопротивлением было покончено. Матиас схватил Геновеву и толкнул ее на кровать. Приспустив брюки, он залез на мачеху сверху и одним мощным движением вошел в нее. То, что последовало за этим, было больше похоже на изнасилование, чем на нежную ночь любви.

Однако Геновеве нравились грубые постельные игры; к тому же она понимала, что благодаря этому привяжет Матиаса к себе сильнее, чем это когда-либо удастся его будущей жене.

Во время соития Матиас фон Аллерсхайм испытывал желание обладать этой прекрасной женщиной. Но как только все закончилось, молодого человека снова охватило чувство вины. Из-за Геновевы он поссорился с отцом и даже предал его, переспав с ней. Теперь она была беременна ребенком, которого весь мир будет считать его братом или сестрой. Не меньше Матиаса печалило то, что Геновева собиралась лишить близнецов законного наследства.

В то время как Матиас предавался своим мыслям, его мачеха легко поднялась с кровати и поправила платье. Почувствовав сомнения пасынка, она наклонилась и поцеловала его в губы.

– Ты настоящий мужчина. Твой отец никогда таким не был, – произнесла она льстивым тоном. – Жаль, что законы святой Церкви запрещают нам вступать в брачный союз. Но никто не сможет разлучить наши сердца!

Матиас кивнул, чувствуя, что его страсть к мачехе никогда не угаснет. Поэтому он решил отодвинуть планы о женитьбе как можно дальше.

– Мне пора, – сказала Геновева после очередного поцелуя и посмотрела в зеркало, чтобы убедиться, что ее прическа не пострадала во время этого грубого совокупления.

Женщина пригладила волосы и, послав Матиасу на прощание воздушный поцелуй, вышла из его спальни с таким выражением лица, как будто обнаружила оплошность, допущенную служанкой.

По пути в свои покои Геновева никого не встретила. Однако в спальне ее поджидала горничная, чтобы помочь ей раздеться. Геновева стала так, чтобы облегчить служанке задачу, и, когда горничная надела на нее ночную рубашку, кивнула:

– Ступай к себе. Если мне что-нибудь понадобится, я тебе позвоню.

– Как соизволит сударыня. – Горничная сделала книксен и вышла из покоев госпожи.

Геновева глотнула вина, приготовленного для нее на буфете, а затем несколько раз посмотрела на часы. Через четверть часа она накинула халат и отправилась в часовню замка. Войдя внутрь, Геновева увидела двоюродного брата, – он сидел на передней скамье, – и закрыла за собой дверь.

Фратер Амандус повернулся к сестре с улыбкой:

– Я уж боялся, что ты не придешь.

– Мне нужно было кое-что обсудить с Матиасом. Он терзается из-за того, что его сестре придется выйти замуж за этого мерзкого Кунца фон Гунцберга.

– Ему следовало бы радоваться, что Эрингсхаузен и половина доходов от него переходят в его владение, – усмехнулся Амандус и протянул руки к Геновеве. – Мне пришлось долго ждать, чтобы снова тебя увидеть!

– Всего лишь увидеть? – спросила она многозначительно и прижалась к нему всем телом.

– Ты совсем не изменилась за эти месяцы, – тихо рассмеялся Амандус и медленно снял с Геновевы халат.

За ним последовала ночная рубашка, и вот уже женщина стояла перед монахом полностью обнаженной.

Ее груди стали тяжелее, чем ему запомнилось. В остальном по ее фигуре еще не было заметно, что она беременна. У Амандуса вдруг возникло ощущение, будто ребенка, который рос внутри Геновевы, он мог считать своим с бóльшим правом, нежели Матиас.

– Где ты хочешь это сделать? – спросил он хриплым от возбуждения голосом.

Геновева окинула взглядом пять удобных кресел, стоявших недалеко от алтаря и предназначенных для членов графской семьи, и указала на то, в котором восседал ее покойный супруг во время священной мессы:

– Там!

Не дожидаясь ответа, женщина опустилась в кресло, раздвинула ноги и подалась вперед, чтобы Амандус мог легко в нее проникнуть. Хотя монах и был охвачен страстью, действовал он более осторожно, нежели Матиас. Геновева уже хотела попросить его ускорить темп, но внезапно ее накрыло приливной волной и женщина прикусила нижнюю губу, чтобы не закричать от удовольствия.

Наконец после нескольких мощных толчков монах опустился на нее, с трудом переводя дыхание, и начал ласкать ее уши, губы и грудь. Геновева вспомнила о том, как через несколько месяцев после свадьбы муж застал их с Амандусом врасплох. К счастью, тогда она еще не успела снять с себя платье и обнажила лишь грудь. Чтобы не выставлять себя на посмешище, граф Йоханнес не убил жену и ее любовника, но навсегда запретил фратеру Амандусу входить на территорию замка, а к Геновеве стал относиться с ледяным презрением.

Раз в неделю она должна была являться к нему в спальню, при этом муж овладевал ею как служанкой, которая должна лежать неподвижно. Акт, совершенный в этом кресле, в часовне, стал для Геновевы триумфом над мертвым супругом, так же, как замужество Йоханны с Кунцем фон Гунцбергом и изгнание Карла в монастырь. Судьба, которую граф приготовил для нее и ее ребенка, должна была постигнуть его детей от польки.

10

Едва взошло солнце, Кунц фон Гунцберг прибыл в замок. Шестидесятилетний рыцарь не скрывал своей радости: он был счастлив заполучить девственницу, которой не исполнилось еще и восемнадцати лет. На самом деле он хотел явиться в Аллерсхайм еще накануне, но ему помешал сильный приступ подагры. Этим утром фон Гунцберг почувствовал себя лучше и решил, что пора сыграть свадьбу. Рыцаря сопровождал капеллан, который должен был взять на себя совершение венчального обряда, если в Аллерсхайме не окажется священника. Фон Гунцберг пообещал себе, что уже сегодня возляжет с Йоханной и докажет ей, что все еще знает, как нужно обращаться с молодой женщиной.

Кунц фон Гунцберг слез с седла перед парадной лестницей, ведущей в портал замка, передал подбежавшему слуге поводья своего коня и зашаркал вверх по ступенькам. Похоже, его уже ждали, потому что дверь тут же открылась и рыцаря поприветствовал слуга по имени Фирмин.

– Я прибыл, чтобы жениться, – самоуверенно заявил Кунц фон Гунцберг.

– Очень хорошо. Прошу следовать за мной, сударь, – ответил Фирмин. – Вы наверняка хотите освежиться, прежде чем я сообщу о вашем прибытии графу Матиасу?

Хотя к кожаным штанам Кунца и к его оберроку[6] прилипли конские волосы, старик не собирался терпеть никаких задержек.

– Немедленно доложи о моем прибытии графу Матиасу! – приказал он.

Фирмин поклонился с брезгливым выражением лица:

– Как вам угодно, сударь.

Слуга подумал, что Гунцберг – настоящий олух, и Фирмину стало жаль Йоханну. Близнецы всегда относились к нему по-доброму, в то время как Матиас лишь надоедал всем разговорами о том, что он как первенец должен стать следующим хозяином Аллерсхайма.

Матиас до последнего надеялся, что перспектива брака с девушкой на сорок с лишним лет моложе его испугает рыцаря Кунца или же он окажется слишком больным, чтобы думать о женитьбе. Однако когда выбранный Геновевой жених явился в замок, у Матиаса не оставалось иного выхода, кроме как подчиниться воле мачехи.

– Добро пожаловать, рыцарь Кунц! – приветствовал он гостя хриплым голосом.

– Рад быть здесь, а еще больше рад стать вашим зятем, граф Матиас! – Гунцберг подошел к единокровному брату Йоханны и заключил его в объятия.

Вскоре после этого появилась Геновева и также поприветствовала визитера.

– Я приехал, чтобы сыграть свадьбу. И привез с собой капеллана, – надменно заявил рыцарь Кунц.

– Фратер Амандус недавно получил разрешение на совершение венчального обряда. Он и проведет церемонию, – с улыбкой ответила Геновева и указала на своего двоюродного брата, который только что вошел в замок.

– Меня это вполне устраивает, – сказал рыцарь Кунц и посмотрел на Амандуса так, словно ожидал увидеть за спиной монаха Йоханну.

– Пора привести невесту, – сказала Геновева, подумав о том, что свадьбы между членами дворянских семей всегда отмечались весьма торжественно, но Йоханна вряд ли воспримет предстоящее бракосочетание как праздник.

Матиас повернулся к Фирмину. Прежде тот был приближенным лицом старого графа и многому научил его старшего сына. Однако после смерти хозяина Фирмина понизили до звания простого слуги.

– Приведи сюда Йоханну и Карла! – приказал Матиас.

Фирмин поклонился и с нерешительным видом покинул приемную.

– Не желаете ли вина? – спросила Геновева у гостя.

– Не откажусь, – ответил рыцарь Кунц и взял в руки большой, наполненный почти до краев кубок.

Гунцберг уже успел опустошить его к тому времени, когда вернулся обеспокоенный Фирмин.

– Простите, сударь, но мне не удалось найти графиню Йоханну и графа Карла в их покоях, – доложил он.

– Значит, поищи в другом месте, черт побери! – вырвалось у Матиаса.

– Давайте не будем сегодня упоминать черта. В конце концов, речь идет о бракосочетании, а это божественное таинство, – с упреком произнес фратер Амандус.

Монаху доставляла неимоверное удовольствие мысль о том, что теперь они с Геновевой обманывали сына, как прежде его отца. Также Амандусу нравилось, что его сестра заставила Матиаса поверить в то, что именно он отец ребенка, которого она на самом деле зачала с монахом. Амандус обменялся взглядом с кузиной, взял свой бревиарий[7] и указал в направлении замковой часовни:

– Если мы хотим завершить церемонию до обеда, нам пора выходить. А после мы одновременно отпразднуем и помолвку, и свадьбу.

– Так и сделаем, – согласилась Геновева и покинула помещение.

Гунцберг последовал за ней, в то время как Матиас колебался. Лишь когда фратер Амандус схватил его за рукав, молодой человек сдвинулся с места.

Замковая часовня была чисто выметена, а алтарь украшен несколькими цветами, чтобы создать хотя бы видимость праздника. Пока эскорт Гунцберга устраивался на скамьях, старик уселся рядом с Матиасом в одно из кресел, предназначенных для членов графской семьи, и вопросительно улыбнулся. Геновева устроилась напротив. Она спрашивала себя, что сказал бы ее пасынок, если бы узнал, что прошлой ночью они с Амандусом предавались любви именно в том кресле, где он теперь сидел.

На этот раз Фирмина не было еще дольше, а когда слуга вернулся, он выглядел еще более озадаченным, чем прежде.

– Сударь, я не смог отыскать графиню Йоханну. Графа Карла сегодня тоже еще никто не видел, – сказал он дрожащим голосом.

– Что это значит? – резко спросила Геновева. – Эти двое не могли просто взять и исчезнуть!

– Госпожа, я сверху донизу обыскал башню, в которую вы их переселили, а также поручил челяди узнать в фольварке и в крестьянских избах, не видел ли кто-нибудь близнецов. Прямо сейчас слуги обыскивают замок, но боюсь, что все это напрасно.

– Почему ты так решил? – задал вопрос Матиас.

Фирмин в отчаянии поднял руки:

– Я только что разговаривал со шталмейстером. Он рассказал мне, что, вернувшись в конюшню, обнаружил, что конюх Войслав и три лошади пропали.

– Моя кобыла на месте? – испуганно спросила Геновева.

Фирмин опустил голову, чтобы она не могла видеть его лица. Пока старый граф был жив, эта кобыла принадлежала Йоханне, но сразу же после похорон мачеха отобрала ее у девушки.

– Сударыня может не беспокоиться: кобыла по-прежнему на конюшне. Пропали три лошади, на которых ни вы, ни господин граф почти не ездили.

– Пропали три лошади и никто не может найти ни чертова Войслава, ни близнецов? Почему ты все еще здесь? Ступай, отправь всадников на их поиски! – крикнул Матиас Фирмину. – Они должны быть найдены, – сказал он Геновеве немного тише.

Та не сомневалась, что близнецы и конюх не могли уйти далеко.

– Отправь на их поиски всех мужчин, которые в состоянии сидеть в седле, – приказала Геновева Фирмину, и тот вышел еще стремительнее, чем прежде.

Женщина повернулась к Кунцу фон Гунцбергу:

– Вскоре наши люди догонят близнецов и привезут их сюда. Тогда мы сможем сыграть свадьбу. Этой ночью ваше ложе не останется пустым.

– Надеюсь, – сердито ответил Гунцберг. – Если свадьба не состоится, я вынужден буду предположить, что вы решили надо мной подшутить. И если это так, вы пожалеете!

Матиас с негодованием повернулся к гостю:

– Не смейте мне угрожать! Я самый влиятельный помещик в округе.

– Для начала покажите, что вы доросли до уровня своего отца! Пока что вы проявили себя лишь как прислужник собственной мачехи, – с издевкой ответил рыцарь Кунц.

Геновева готова была задушить старика за эти слова. Из-за подобных речей Матиас мог отречься от своей страсти к ней, после чего женщине пришлось бы играть скромную роль вдовы. Она надеялась, что Йоханну вскоре поймают и приведут обратно.

Наступил полдень, но спасительных известий все не было. После обеда Матиас решил сам отправиться на поиски. Однако все было напрасно. Вернувшись домой после наступления темноты, он вынужден был признать, что только счастливая случайность может помочь им найти близнецов. Тем временем шталмейстер узнал от своих конюхов, что Войслав, а также три лошади пропали гораздо раньше, чем предполагалось изначально. Однако конюший не решался сообщить об этом своему господину, ведь тогда Матиас либо счел бы его неблагонадежным, либо решил бы, что шталмейстер состоял в сговоре с Йоханной и Карлом. Гретель тоже не видела причин указывать кому-либо на то, что за весь день близнецы так и не забрали с кухни еду. Вместо этого молодая служанка тайно молилась за близнецов и просила Деву Марию всячески им помогать.

11

Несколько дней Йоханна, Карл и Войслав избегали главных дорог и не раз меняли направление, чтобы ввести в заблуждение преследователей. Кроме того, они не останавливались на постоялых дворах или в гостиницах, а спали под открытым небом и питались тем, что захватили с собой. Однако спустя какое-то время беглецы доели окорок, а хлеб им теперь приходилось размачивать в воде, ведь он стал твердым как камень.

Когда вечером они разбили лагерь на лесной поляне, Карл задумчиво посмотрел на сестру:

– Завтра нам придется пообедать в гостинице – или ты собираешься украсть курицу из крестьянской усадьбы и зажарить ее?

– Если мы попытаемся украсть курицу, собаки наверняка поднимут лай и за нами устроят погоню. Думаю, мы уже достаточно далеко от Аллерсхайма и можем зайти в таверну, – ответила Йоханна, радуясь тому, что скоро снова будет спать в кровати и мыться горячей водой.

– Пан Кароль, как далеко мы отъехали от Аллерсхайма? – спросил Войслав.

Карл неуверенно покачал головой:

– Не знаю точно, наверняка около десяти миль. Я хочу вернуться на торговый шлях, чтобы узнать, где именно мы находимся. До сих пор мы ориентировались только по солнцу, следовательно, можем оказаться на пути как в Прагу, так и в Дрезден.

– До Польши можно добраться через оба эти города, – вставила Йоханна.

Для нее не имело значения, по какой именно дороге ехать, лишь бы в конце пути оказаться на родине матери.

В отличие от нее Карл волновался, выбирая город. Дрезден был столицей еретической Саксонии и поэтому не внушал ему доверия. С другой стороны, монах Амандус и католическая церковь не имеют там почти никакого влияния. Это могло означать неприятности со стороны еретиков, но в то же время обещало безопасность от преследователей. С Прагой дело обстояло иначе. Там жили добрые католики, которые, несомненно, помогли бы беглецам; с другой стороны, там правил Леопольд Первый, который, как император Священной Римской империи, был сюзереном Матиаса. Если бы кто-нибудь узнал их с сестрой в Праге, они оказались бы в опасности.

Когда Карл рассказал Йоханне о своих мыслях, она посмеялась над ним:

– Ты ведешь себя так, будто мы принц и принцесса одного из княжеских домов. Клянусь тебе, что его величество император и не догадывается о существовании Аллерсхайма. Даже если наш брат отправит гонца в Вену, к тому времени, как тот доберется, мы уже давно будем в Польше и, таким образом, окажемся в безопасности, прежде чем хоть одна ищейка успеет нас выследить.

– Матиасу не нужно посылать гонца в Вену, достаточно отправить его к князю-епископу в Бамберг, а уже оттуда разошлют курьеров во все крупные города, – возразил Карл.

Йоханна снова рассмеялась:

– Ты действительно считаешь, что мы настолько важны для его преосвященства князя-епископа Петера Филиппа фон Дернбаха, что он станет нас преследовать?

– Мне не хотелось бы, убежав от Матиаса и Геновевы, потерпеть неудачу из-за собственной неосторожности, – ответил Карл.

– Мне тоже этого не хочется, – призналась Йоханна.

И все же она считала, что брат преувеличивает опасность. В своем регионе Матиаса считали влиятельным человеком, но всего в нескольких милях от межевых столбов Аллерсхайма его вряд ли кто-нибудь знал.

– Давай доберемся до ближайшего города и для начала хотя бы стряхнем пыль с одежды, – сказала Йоханна Карлу и одержала победу в их споре.

Вскоре они увидели с холма колокольню, которая была выше, чем обычно бывает в селах, и начали спускаться. Хотя рядом с братом Йоханна вела себя так, словно была в безопасности, на самом деле она почувствовала сильное напряжение, когда они с Карлом приблизились к городу и вынуждены были отвечать на вопросы стражей у ворот.

– Приветствую вас, господа. Как вас зовут, откуда вы родом и куда направляетесь? – спросил командующий унтер-офицер.

– Меня зовут Карл фон… – начал Карл по привычке, но его тут же прервала сестра:

– Моего брата зовут Кароль, а меня – Ян. Мы принадлежим к семейству Выборских. Мы поляки и хотим вернуться на родину.

Унтер-офицер посмотрел на близнецов и покачал головой:

– Мир тесен! Господа, несколько поляков сегодня уже пожелали войти в наш город.

– Здесь уже есть поляки?! – радостно воскликнула Йоханна. – Можете сказать нам, где они остановились?

– Не спешите, – сказал второй солдат и приподнял правую руку ладонью вверх, как будто что-то взвешивая.

Карл правильно понял этот жест и дал мужчине монетку. Сунув ее в карман, солдат улыбнулся и указал свободной рукой на город:

– Если я не ошибаюсь, господин Колпацкий со своими спутниками сегодня будет ночевать в «Адлере».

– Спасибо! – ответил Карл и узнал у стражников дорогу к упомянутой гостинице.

12

«Адлер» оказался внушительным зданием, расположенным прямо возле рынка. Во двор как раз въехала карета и стала так, что почти полностью перекрыла подъезд к гостинице. Карлу, Йоханне и Войславу пришлось спешиться и повести лошадей под уздцы, чтобы протиснуться мимо. Из кареты вышла молодая дама. Она посмотрела на странников и с насмешливой улыбкой обратилась к своему спутнику:

– Мой дорогой Хауэнштайн, не можете ли вы ответить мне, что это за люди? Они так забавно выглядят!

«То же самое я могу сказать и о тебе», – подумала Йоханна. Несмотря на то что эта женщина путешествовала, на ней был сюртук и платье, присобранное спереди, чтобы подчеркнуть нижнюю юбку с кружевной отделкой. При этом на юбке, а также на воротнике и рукавах сюртука были нашиты многочисленные ленты. Чтобы защититься от уличной пыли, сверху дама набросила дорожный плащ, который подала ей горничная.

– Моя дорогая кузина, это, должно быть, поляки. Этот дикий народ, живущий на востоке, почти так же ужасен, как османы; впрочем, я все же предпочитаю поляков, – ответил Хауэнштайн, протягивая женщине руку, чтобы отвести ее в гостиницу.

– Тупая корова! Да и спутник ее не лучше вола, пасущегося на лугу, – выругалась Йоханна по-польски, поскольку не хотела, чтобы кто-нибудь, кроме Карла и Войслава, ее понял.

Карл ей не ответил.

– Можешь ли ты сказать, что это за люди? – обратился он к одному из работников гостиницы.

– Да, могу, – ответил мужчина, но продолжил лишь после того, как Карл дал ему монетку. – Это фрайхерр фон Хауэнштайн из Австрии и его кузина. Они едут в Богемию к родственникам.

– В таком случае мы должны направиться в Дрезден, чтобы больше с ними не встречаться, – сказала Йоханна.

Она снова не получила ответа, потому что Карл отправился за Хауэнштайном и его спутницей, а Войслав решил позаботиться о лошадях. Йоханна на мгновение задумалась, не помочь ли мальчику, но тут к ним подошел работник гостиницы и повел лошадей на конюшню.

– Позаботься о том, чтобы их напоили и накормили, проследи, чтобы им положили достаточное количество овса! – все еще по-польски крикнула Йоханна Войславу, а затем тоже вошла в гостиницу, где Карл уже вел переговоры с хозяином.

Увидев сестру, Карл повернулся к ней с обеспокоенным видом:

– Этот добрый человек говорит, что все комнаты заняты. Возможно, нам придется поискать другое место для ночлега.

Хозяин гостиницы поднял руки:

– Я не это имел в виду. Просто я могу предложить господам лишь одну свободную комнату над конюшней. Но вам придется разделить ее со своим слугой.

– Конюшня – подходящее место для таких людей, – раздался голос знатной дамы.

– Вы абсолютно правы! – подхватил ее спутник.

Йоханне очень хотелось сказать этой парочке, что она о них думает, но девушка решила промолчать, зная, что как дети свободного имперского графа Карл и она были выше по происхождению, чем простой фрайхерр и его родственница.

Тем временем Карл обдумывал ответ. Хотя Войслав был еще мальчиком, а он сам – братом-близнецом Йоханны, ночевать в одной комнате им было бы неприлично. Даже в старой башне Аллерсхайма у каждого из них была своя спальня. Но поскольку отказ мог возбудить подозрения, Карл наконец кивнул:

– Мы займем эту комнату. Но сейчас нам хотелось бы перекусить. Мы проголодались.

– Да, это так, – подхватила Йоханна.

Их припасы постепенно сокращались, и теперь ей хотелось наконец-то съесть чего-нибудь, кроме черствого хлеба и сала.

– У вас есть суп? – спросила она у хозяина.

Тот усердно закивал головой:

– Если желаете, можете заказать очень хороший фасолевый суп.

– Нас это устроит, – ответила Йоханна и стала искать свободное место.

Однако единственный незанятый стол находился рядом с тем, за которым устроились Хауэнштайн и его кузина. Йоханна все равно села за стол, заказала кувшин вина и огляделась по сторонам. Но вскоре ее внимание снова привлекла парочка по соседству.

– Мой дорогой Хауэнштайн, надеюсь, вы не станете есть фасолевый суп. Мне будет крайне неудобно, если завтра в карете вы начнете издавать неприятные звуки и еще более неприятные запахи.

Как раз в этот момент горничная поставила перед Йоханной и Карлом две тарелки супа.

– Нам нужна третья порция для нашего слуги, – сказала ей Йоханна.

– Сейчас принесу, – ответила горничная и снова исчезла.

– Хауэнштайн, куда вы меня привезли?! – возмущенно воскликнула дама. – Я не собираюсь оставаться в этой забегаловке, где прислуга сербает суп.

– Эй, хозяин, у вас не найдется отдельного зала? – спросил ее спутник.

– Разумеется, найдется. Господа, пожалуйста, следуйте за мной. – Хозяин гостиницы низко поклонился Хауэнштайну и его спутнице и повел их наверх.

Йоханна смотрела им вслед, качая головой, пока ее внимание не привлекли другие постояльцы гостиницы. Она взглянула на троих парней; ни одному из них не могло быть больше двадцати пяти лет. Все они были одеты в сюртуки до колен, под которыми виднелись жилеты и рубашки с широким шелковым воротом. Кожаные штаны были присобраны на коленях, и над высокими сапогами выглядывали чулки из тонкого шелка. Так в этих краях могли одеваться только дворяне, и Йоханна уже готова была постричь их под одну гребенку с Хауэнштайном и его спутницей, но тут один из молодых людей негромко спросил у своих товарищей по-польски:

– Неужели это действительно наши соотечественники?

– Если вы поляки, то это так, – ответила Йоханна на его родном языке. – Кароль и Ян Выборские. Приятно познакомиться!

Когда ее мать была еще жива, Йоханна постоянно разговаривала с ней по-польски, а затем продолжала практиковаться с Карлом, чтобы не забыть язык. И все же девушка говорила с акцентом, который молодые люди никак не могли распознать.

– Казимеж Колпацкий к вашим услугам! А это мои друзья, Бартош и Тобиаш Смулковские. Мы втроем учились в Париже, а теперь возвращаемся домой, чтобы приступить к службе у князя Любомирского.

– Нашему другу Казимежу повезло, ведь за ним уже закрепили должность секретаря княгини, в то время как нам с Бартошем приходится лишь уповать на то, что мы сможем достойно проявить себя перед князем, – сказал Тобиаш Смулковский и указал на свободные места за их столом. – Подсаживайтесь к нам! Ваш слуга может поесть вместе с нашими в конюшне.

На самом деле Йоханна не хотела обращаться с Войславом как с обычным слугой, но желание узнать побольше о Польше заставило ее принять приглашение. Карл присоединился к сестре, после того как попросил горничную как следует позаботиться об их спутнике.

– Так, говорите, вы учились в Париже? – спросила Йоханна, чтобы подтолкнуть молодых поляков к разговору.

– Да, – подтвердил Колпацкий, а Бартош Смулковский с гордостью добавил, что все трое окончили учебу с отличием.

Какое-то время молодые люди рассказывали о жизни в Париже. Йоханна была не уверена в том, что их рассказы соответствовали действительности, однако не подавала виду и продолжала слушать, лишь время от времени вставляя слово.

Колпацкий и его друзья были удивлены, встретив близнецов в польских национальных костюмах. Кроме того, Йоханна и Карл показались им слишком юными для того, чтобы путешествовать в одиночку.

– А сколько вам лет? – спросил Бартош через некоторое время.

– Восемнадцать, – ответила Йоханна, умолчав о том, что до их восемнадцатого дня рождения оставалось еще два месяца.

– Вы смельчаки, раз путешествуете без опытного проводника, – заметил Колпацкий.

– Я и мой брат сами можем о себе позаботиться, – снова ответила Йоханна, потому что Карл чувствовал себя неловко в обществе старших парней.

Когда принесли еду, разговор немного угас. Йоханна понимала, что нужно удовлетворить любопытство поляков, поэтому, воспользовавшись паузой, выдумала историю о том, что они с Карлом были в гостях у родственников и теперь возвращаются на родину.

– Ваши родственники отпустили вас без проводника? – удивился Тобиаш.

– Конечно же, сначала мы ехали в сопровождении проводника, – солгала Йоханна. – Однако, пока мы гостили, он заболел и умер. Поскольку не нашлось никого, кто мог бы занять его место, мне и моему брату пришлось отправиться в путь одним.

– Смелое решение! – заметил Колпацкий.

– Мы надеялись на встречу с земляками. – Карл попытался улыбнуться, но вместо улыбки получилась гримаса.

– Польша большая, – с легкой насмешкой сказал Колпацкий. – Куда именно вы держите путь? Вам не поможет встреча с кем-то, кто едет в Варшаву, если вам нужно попасть в Краков или во Львов.

– Мы направляемся в Выборово. Наш дедушка – хозяин тамошних земель, – сообщила Йоханна.

Казимеж Колпацкий удивленно посмотрел на нее:

– Это, случайно, не старый Жемовит Выборский?

– Да, он самый.

Йоханна уже вздохнула с облегчением, услышав, что Казимеж знает их деда, но поляк с сожалением покачал головой:

– Чтобы попасть к пану Жемовиту, вам придется отправиться на небо, а путь туда вам не укажет даже папа римский.

– Неужели наш дедушка умер?! – испуганно воскликнул Карл.

– Пал в бою. Татары захватили его город, и никто не смог прийти пану Жемовиту на помощь. Он погиб вместе со своим сыном. По крайней мере, так написал мне мой двоюродный брат Михал. Во время битвы с султаном мы потеряли бóльшую часть Подолья.

– Что же нам теперь делать? – в ужасе спросил Карл у Йоханны.

Его сестра уставилась на Колпацкого, отчаянно пытаясь сдержать неистовый поток мыслей, проносящихся у нее в голове. Одно для девушки было совершенно очевидно – вернуться в Аллерсхайм они с Карлом не могли.

13

Йоханне понадобилось какое-то время, чтобы преодолеть ужас, вызванный новостью о смерти деда, и она понимала, что ее брат чувствует то же самое. Карл несколько раз вопросительно посмотрел на сестру, словно спрашивая, как им следует поступить.

«Конечно, у нас есть и другие родственники, к которым мы можем поехать», – утешала себя девушка. Добравшись до них, она снова превратится в Йоханну или, вернее, Йоанну – именно так звучало ее имя по-польски. Она попыталась осторожно выведать у Казимежа и его друзей, кто из их с Карлом родственников остался в живых. Йоханна как бы невзначай упоминала имена, которые ей доводилось слышать от матери. Несмотря на то что Выборские не принадлежали к числу магнатов Королевства Польского, время от времени они приводили домой невест из знатных семей. Однако с Любомирскими близнецов связывало более дальнее родство, чем с Замойскими и Сенявскими, поэтому Карл и его сестра не могли рассчитывать на помощь своих собеседников.

Колпацкий вскоре устал от этой темы и вновь заговорил о жизни в Париже. По его лицу было видно, что он считал Йоханну и Карла провинциалами, которые, в отличие от образованных поляков, выезжая за границу, не одевались по французской моде, а облачались в контуш, кушак и рогатывку, которые принято носить дома. Его высокомерие раздражало Йоханну, поэтому, поев и допив вино, она встала из-за стола.

– Я устал и хочу прилечь, – сказала девушка и попрощалась с молодыми людьми.

Йоханна хотела попросить брата пойти вместе с ней, но Карл увлеченно беседовал с Бартошем и заявил, что еще немного побудет за столом.

Девушка вышла из гостиницы и направилась в конюшню. Слуги как раз закончили работу и сидели вместе за кувшином пива. Войслав присоединился к ним, но, увидев хозяйку, тут же подошел к ней.

– Пани, я поставил в вашей комнате ведро воды, – сказал он.

Йоханна предостерегающе посмотрела на Войслава, назвавшего ее госпожой по-польски. Местные жители не поняли бы этого слова, но слуги Колпацкого и его спутников могли оказаться весьма внимательными.

– Хорошо. Но будь осторожен – не выдай меня по ошибке, – прошептала она мальчику и поднялась по лестнице.

Бóльшая часть мансарды предназначалась для хранения сена и соломы, но там также было и несколько разделенных обычными деревянными перегородками комнат, в которых ночевали слуги постояльцев гостиницы. Зажигать свечи здесь было запрещено, чтобы избежать пожара. Вместо них Йоханна увидела лампу, висевшую на противоположной стене и излучавшую тусклый свет. Окон в помещении не было, лишь два глазка, проделанных в фасадной стене.

По соседству звучала польская речь – там разместились слуги Колпацкого и обоих Смулковских. Для Йоханны это означало, что ей следует проявлять особую осторожность, чтобы другие не узнали, что она девушка. До Польши было еще далеко, и она не хотела, чтобы ее поймали и приволокли обратно в Аллерсхайм.

В комнатке не было кроватей, вместо них на полу лежало три соломенных тюфяка. Стулья и стол тоже отсутствовали, и Йоханне пришлось повесить свои вещи на деревянные гвозди, вбитые в стену. По крайней мере, Войслав поставил для нее ведро с водой. Несмотря на холод, Йоханна была рада возможности помыться в одиночестве. Не зная, когда придет ее брат, девушка торопливо сняла рубашку и окинула взглядом свое тело. Ее грудь все еще была маленькой, поэтому ее легко было скрыть под одеждой. Тем не менее Йоханна надеялась, что вскоре сможет избавиться от маскировки и снова предстанет перед светом в привычном наряде. За неимением мочалки девушка стала тереть тело ладонями, зачерпывая воду из ведра. Она спешила, чтобы, когда в комнату войдет Карл, он не застал ее полуголой. В то же время Йоханна надеялась, что ее брат не станет слишком долго засиживаться с Колпацким и остальными: за столом он выпил несколько бокалов вина, хотя и не привык к такому количеству алкоголя.

14

Тем временем Карл, сидя за столом с тремя поляками, боролся с отчаянием. В отличие от Йоханны, он редко говорил с матерью о польских родственниках и поэтому считал, что из-за смерти деда и дяди их побег обречен на поражение. Карл тоже не хотел возвращаться в Аллерсхайм и надеялся, что Казимеж и его друзья предложат ему выход из сложившейся ситуации. Поддавшись страху, Карл не замечал, что Казимежу и двум другим полякам доставляет удовольствие раз за разом подливать ему вино.

При жизни отца Карлу разрешали выпивать лишь пару бокалов вина в день, поэтому вскоре он почувствовал, как хмельной напиток ударил в голову. Сперва эффект был даже приятным: его сомнения и страхи, казалось, рассеялись. Однако после седьмого бокала у Карла сильно закружилась голова и ему приходилось держаться за край стола, чтобы не упасть со стула, а при попытке ответить на вопрос, заданный Тобиашем Смулковским, изо рта юноши раздалось лишь нечленораздельное мычание.

Колпацкий насмешливо посмотрел на него:

– Да он слабак!

– Он всего лишь мальчишка, – еле ворочая языком, возразил Бартош.

Он тоже порядком набрался, но готов был продолжать попойку, как и его товарищи.

– Я… я… – простонал Карл.

Внезапно ему стало так плохо, что вино и ужин запросились наружу. Карла уже рвало, когда кельнер схватил его за шиворот и выпихнул на улицу.

– Иди к навозной куче! – крикнул он Карлу, но тут же понял, что этот постоялец не стоит на ногах.

Кельнеру не хотелось возиться с пьяным. Он положил Карла рядом с навозной кучей и пошел в конюшню.

– Эй, парнишка! Позаботься о своем господине. Он хлебнул лишку, – крикнул кельнер Войславу.

Мальчик вскочил и выбежал на улицу. К этому времени уже наступила ночь и во дворе гостиницы горел один-единственный фонарь. Войслав отыскал в темноте Карла, лишь когда тот, исторгнув содержимое желудка, отчаянно застонал.

Единственное, что мог сделать мальчик в данной ситуации, – это не дать своему господину свалиться в навоз, а также поддержать его голову, чтобы Карл не захлебнулся собственной рвотой.

– Зачем же вы столько выпили, пан Кароль?! – отчаянно воскликнул Войслав.

Карл был слишком одурманен, чтобы что-то понять. Наконец рвотные позывы прекратились, и он тут же заснул. Храп юноши время от времени перемежался стонами.

Войслав не знал, что делать. В одиночку он не смог бы дотащить хозяина даже до конюшни, не говоря уже о том, чтобы поднять его по лестнице в комнату. Но мальчик не хотел оставлять Карла посреди улицы. Поэтому он отволок его в сторону, чтобы Карл не скатился в навоз, и побежал в конюшню.

– Не поможете ли вы мне довести пана Кароля до его комнаты? – спросил он у собравшихся слуг.

Те уже узнали от кельнера, что юноша сильно напился, и злорадно ухмылялись.

– Что, он даже на ногах не держится? За пару крейцеров мы донесем его наверх, – сказал один из слуг.

Своих денег у Войслава не было, а залезать в кошелек к Карлу ему не хотелось.

– Я спрошу у пана Яна, – сказал он, чуть снова не назвав Йоханну госпожой.

Проворный как белка, Войслав взлетел по лестнице и постучал в дверь комнаты.

– Это ты, Кароль? – услышал он голос Йоханны.

– Нет, это Войслав, – ответил мальчик. – Пану Каролю плохо, и он не может самостоятельно подняться по лестнице. Слуги согласны помочь, но лишь за вознаграждение.

Йоханна уже приготовилась ко сну, но тут же торопливо оделась и выбежала из комнаты.

– О чем ты говоришь? – испуганно спросила она.

– Пан Кароль выпил слишком много вина, и теперь его ужасно тошнит! – Голос Войслава звучал так робко и растерянно, как будто это он, а не Карл, напился.

– Кароль пьян? – На мгновение Йоханна разозлилась, но затем тревога за брата возобладала.

Девушка спустилась по лестнице и вызывающе посмотрела на слуг:

– Чего вы ждете? Если можете, принесите сюда моего брата!

Один из слуг протянул к ней руку:

– Мы охотно это сделаем, но бесплатной бывает только смерть.

– Да и та стоит жизни, – вставил его товарищ.

Йоханна отвязала от пояса кошелек, достала несколько монет и передала их слугам.

– Этого должно хватить, – сказала она и вышла на улицу.

Внимание Йоханны привлекла чья-то тень, и девушка поспешила в ту сторону. В тусклом свете уличного фонаря она увидела фигуру. Кто-то склонился над ее братом и ощупывал его.

– Не смей его трогать! – крикнула Йоханна и ударила незнакомца коленом.

Тот закричал от боли и обратился в бегство. Поскольку незнакомец держал что-то в руке, Йоханна последовала за ним и схватила его за край одежды. Тем временем глаза девушки привыкли к темноте, и по юбке и длинным волосам она распознала, что перед ней женщина.

– Чертова воровка! – выругалась Йоханна и отвесила женщине несколько пощечин.

В то же время она потянулась левой рукой к сумке, за которую ухватилась женщина. Воровка не хотела отпускать добычу и ударила Йоханну, но затем Войслав пришел хозяйке на подмогу.

Слуга принес фонарь и осветил место происшествия. Йоханна увидела оборванное платье незнакомки и ее изможденное лицо. Женщина была уже немолода, но ее глаза яростно сверкали. Она попыталась пнуть Войслава ногой.

– На твоем месте я бы этого не делал, – сказал другой слуга и схватил воровку за шею.

Йоханне наконец удалось вырвать кошелек из рук незнакомки. Девушка убедилась в том, что он принадлежал ее брату. Она сердито отступила на шаг назад и посмотрела на слугу с фонарем.

– Думаю, мы заслужили пару крейцеров, – с ухмылкой произнес он.

Йоханна кивнула и протянула ему еще две монетки:

– Спасибо за помощь! Если бы не вы, эта воровка убежала бы.

– Что нам с ней делать? – спросил второй слуга. – Если мы отведем ее к амтману,[8] ее наверняка отхлещут прутом, но нам с этого никакого толку.

Йоханна не понимала, к чему он клонит, но воровка сразу же сообразила, о чем идет речь. Она перестала сопротивляться и упала на колени перед слугой:

– Пожалуйста, не отдавайте меня амтману и его стражам! Они наверняка отрежут мне уши, да еще и изобьют.

– А что же нам с тобой делать? – спросил он.

– Можете оставить меня на ночь, и если к утру вы будете довольны, то дадите мне немного еды и, может, еще несколько крейцеров. – Женщина подняла голову, посмотрела на слугу и провела языком по губам.

Йоханна сочла это все неприличным и крикнула воровке:

– Амтман прикажет избивать тебя до тех пор, пока у тебя ребра не треснут, чертова скотина!

Слуга с фонарем положил тяжелую руку ей на плечо:

– Вы вернули свои деньги, господин. Довольствуйтесь этим и позаботьтесь о своем брате. А уж с этой бабой мы сами как-нибудь разберемся.

– Да благословит вас Бог, господин! – воскликнула воровка и поцеловала слуге руку.

Некоторое время Йоханна не знала, что делать. Но беспокойство за брата оказалось сильнее. Она вернулась к нему и приказала Войславу и еще одному слуге отнести Карла в комнату. Девушке пришлось помочь слугам поднять Карла по лестнице, и когда он наконец-то оказался на соломенном тюфяке, она вздохнула с облегчением. Йоханна вручила монетку слуге, который ей помог, и посмотрела на брата. Его одежда была очень грязной, и им с Войславом пришлось снять с него рубашку. Йоханна укрыла Карла меховым одеялом и произнесла, указывая на испачканные вещи:

– Войслав, попробуй найти в гостинице горничную, которая сегодня ночью сможет постирать контуш, сюртук и брюки Карла. В противном случае нам придется сделать это завтра и мы потеряем целый день.

Сунув одежду под мышку, мальчик спустился по лестнице. Покинув комнату, Йоханна увидела, как конюхи вместе с воровкой направляются к сараю.

– У вас наверняка найдется для меня пиво или даже вино, а может, и что-нибудь перекусить, – сказала женщина.

– Можешь не сомневаться, – ответил слуга с фонарем и крепко хлопнул ее по ягодицам.

Вместо того чтобы возмутиться, женщина захихикала и исчезла вместе со слугами в сарае.

Только теперь Йоханна осознала, каким именно образом воровка хотела вернуть себе свободу, и презрительно поджала губы. «Женщина должна беречь свою честь как святыню», – подумала она. Как говорила ее мать, тот, кто отдается кучке смердящих слуг, ничем не лучше овцы или коровы.

При этом внутренний голос подсказывал Йоханне, что у воровки просто не было иного выхода, если она хотела избежать встречи с амтманом и последующего наказания. Эта женщина принадлежала к другому миру, нежели тот, в котором родилась Йоханна, и в нем действовали иные правила.

– Какое мне дело до этой уличной девки? – сказала себе Йоханна и вернулась в комнату.

Карл спал, но при этом так ужасно храпел, что его сестра даже не надеялась обрести покой этой ночью.

– Зачем ты так сильно напился? – тихо спросила она, но тут же осознала, что вина за это лежала по большей части на трех молодых поляках, которым доставляло удовольствие наблюдать за тем, как неискушенный юноша теряет человеческий облик.

15

Несмотря на свои опасения, Йоханна вскоре уснула и открыла глаза лишь с первыми петухами. Войслав был уже на ногах и, увидев, что его хозяйка не спит, втянул голову в плечи:

– Я разыскал вчера горничную, которая согласилась постирать вещи пана Кароля, но мне пришлось пообещать, что я ей за это заплачу.

– Ничего страшного, – успокоила его Йоханна. – Главное, чтобы одежда Кароля была сухой и мы могли отправиться в дорогу.

– Мы продолжим путешествие вместе с господами Колпацким и Смулковскими? – спросил мальчик.

Хоть этот вариант и казался Йоханне заманчивым, она затаила обиду на молодых поляков за то, что они напоили Карла до потери сознания.

– Не знаю, – ответила наконец девушка, склонившись над братом.

Карл все еще спал. Он перестал храпеть и теперь тихо всхлипывал во сне, прижимая правую руку к туловищу.

Йоханна снова спросила себя, как он мог поступить столь неразумно? Кроме того, она опасалась, что в состоянии опьянения Карл сболтнул лишнее. Если бы Колпацкий узнал, что близнецы сбежали из дому, он наверняка передал бы их стражам порядка и до приезда Матиаса посадил бы в тюрьму.

Звуки, доносившиеся снаружи, подсказывали Йоханне, что во дворе что-то происходит. Поскольку сквозь глазки в стене она ничего не смогла разглядеть, девушка вышла из комнаты и спустилась по лестнице. Поляки приготовились к отъезду и как раз выводили своих лошадей на улицу. Увидев Йоханну в дверном проеме, Колпацкий слегка поклонился ей и сказал:

– Скажите вашему брату, что сначала ему нужно повзрослеть, а уж потом соревноваться с мужчинами на предмет того, кто больше выпьет!

С этими словами он развернул коня и хотел было поскакать вперед, но тут хозяин гостиницы вышел на улицу и поднял руку:

– Осторожней, господа! В окрестностях нашего города были замечены грабители. Смотрите, чтобы на вас не напали!

Казимеж Колпацкий рассмеялся и махнул рукой:

– Нас семеро вместе со слугами, и все мы умеем обращаться с оружием. Хотелось бы мне посмотреть на банду грабителей, которые осмелятся с нами связаться!

Продолжая смеяться, он пришпорил коня и поскакал рысью через ворота. Тобиаш Смулковский последовал за ним, а его брат Бартош обратился к Йоханне:

– Вы умнее своего брата, господин Ян. Скажите ему, чтобы он следовал вашему примеру. А еще хочу дать вам совет: не стоит путешествовать в одиночку. Посадите брата на коня и следуйте за нами. Даже если сперва мой друг Казимеж и будет над вами насмехаться, он все же не станет возражать, если вы присоединитесь к нашей компании. – Он помахал рукой на прощание и тоже ускакал.

Девушка раздраженно поглядела ему вслед. Несмотря на то что грабители и долгий путь ее пугали, она сомневалась, стоит ли действительно доверять Колпацкому и его спутникам. Наконец Йоханна решила вернуться в комнату, но внезапно увидела позади себя брата, бледного как призрак. Карла снова стошнило. Затем он указал на исчезающих вдалеке поляков.

– Мы должны следовать за ними, – с трудом выговорил Карл. – Прикажи седлать лошадей! Втроем мы не доедем до Польши. Я…

Карл запнулся, подошел, спотыкаясь, к стене конюшни и снова опорожнил желудок.

– Ты не в состоянии ехать верхом! – воскликнула Йоханна. – Да и вообще, нам не помешало бы денек отдохнуть.

– Мы должны следовать за Колпацким и его попутчиками, – задыхаясь, произнес Карл, когда рвотные потуги ослабли. – Ты же слышала о грабителях. Нам нельзя ехать дальше в одиночку.

Йоханна хотела возразить ему, но она слишком хорошо знала своего брата. Карл был терпеливым, но если он вбил себе что-нибудь в голову, его невозможно было отговорить. Она также чувствовала его страх, при этом брат беспокоился больше за нее, чем за себя самого. Какая судьба ее ожидала, попади она в руки грабителей, Йоханна увидела на примере воровки. Хоть эта женщина отдалась слугам добровольно, ее также могли и изнасиловать. Йоханна решила больше не осуждать воровку и, обернувшись, попросила Войслава:

– Позаботься о лошадях, а я схожу к хозяину и раздобуду еды. На завтрак мы здесь точно не останемся!

– Пану Каролю сейчас не до еды, – заметил мальчик и подошел к своему господину. – Я могу вам помочь?

Пытаясь побороть рвотные позывы, Карл покачал головой:

– Оседлай лошадей и помоги Йо… эээ… Яну собрать вещи, а я пока что умоюсь в корыте.

После этих слов Карл заковылял к колодцу. Он решил не просто умыться, а полностью засунуть голову в корыто. Карл чувствовал себя так, словно целая толпа мальчиков-с-пальчик долбила долотом его череп изнутри, но юноша все же решил последовать за Колпацким, чтобы обеспечить своей сестре более надежную защиту.

Поскольку Карл вышел в одной сорочке, Войслав принес ему высушенную на печи одежду и помог в нее облачиться. Йоханна притащила из комнаты сумки и пристегнула их к седлам. В этот момент она увидела, что воровка вышла из сарая, быстро огляделась, чтобы убедиться, что никто за ней не наблюдает, и поспешила к воротам. Под мышкой женщина несла сверток, которого вчера не было. Возможно, ей просто дали еды на дорогу, но то, что она озиралась по сторонам, наталкивало на мысль, что она обокрала слуг.

Усмехнувшись, Йоханна подумала о том, что слуги сами виноваты в том, что их ограбили. Им следовало отвести воровку к стражам порядка. Йоханна пожала плечами и повела мерина Карла на улицу.

Тем временем ее брат уже оделся, но, чтобы залезть в седло, ему понадобилась помощь Йоханны и Войслава. Внезапно девушка вспомнила, что так и не раздобыла еды, и направилась в гостиницу. За пару монет она получила от работницы все, что им было нужно, и вернулась к Карлу и Войславу. Перед тем как сесть на лошадь, Йоханна вспомнила о грабителях, о которых рассказывал хозяин гостиницы. Девушка решила, что лучше заранее приготовиться к встрече с этой шайкой, поэтому, несмотря на возражения Карла, зарядила пистолеты и завела колесцовые замки.[9]

16

Йоханна больше тревожилась за брата, чем из-за возможной встречи с грабителями. Карл безвольно повис в седле; казалось, он вот-вот соскользнет с лошади.

– Нам следовало остаться в гостинице, – упрекнула девушка брата, когда ей в очередной раз пришлось поддержать его, чтобы он не упал.

Карл выдавил из себя улыбку:

– Все в порядке, сестренка! Не жалей меня. Вчера мне следовало вести себя умнее и не пить так много. Тогда мы могли бы отправиться в путь вместе с Колпацким и Смулковскими. А теперь нам приходится скакать следом за ними, надеясь на то, что по пути нам не встретятся грабители. Ты хоть что-нибудь ела сегодня?

Йоханна невольно покачала головой.

– Тогда поешь сейчас, и Войслава покорми. Мне придется подождать, пока мой желудок успокоится. Если бы еще не эта жажда!

– Может, поискать источник? – предложил Войслав.

– Это займет слишком много времени.

Карл готов был бросить вызов собственной слабости, лишь бы не затягивать их поездку еще больше. Если поляки ехали быстро, может случиться так, что в этот день близнецам так и не удастся их догнать; возможно, даже придется остановиться на ночь в какой-нибудь гостинице.

– Мы должны ускорить темп, – сказал Карл и пришпорил коня.

Это была не очень удачная идея. Мерин тут же рванулся вперед, Карл отчаянно уцепился обеими руками за его гриву, при этом выронив поводья и, как следствие, перестав контролировать ситуацию. Животное скакало галопом, и несколько мучительно долгих мгновений Карл думал, что не сможет удержаться в седле. Если бы он упал с коня, то мог бы сломать себе кости или даже шею. При мысли о том, что в этом случае его сестра останется совершенно одна, на глазах у юноши выступили слезы.

Тут Карл заметил, что рядом с ним промелькнула чья-то тень. Это была Йоханна. Она наклонилась, сидя в седле, и схватила поводья его коня. Вскоре после этого девушка остановила мерина Карла и сердито посмотрела на брата:

– Никогда больше не делай таких глупостей! Ты меня понял?

Карл с несчастным видом кивнул:

– Извини, я…

– Пусть поводья будут у меня! – потребовала Йоханна.

Но Карл забрал у нее поводья и попытался улыбнуться:

– Я справлюсь сам.

Йоханна внимательно посмотрела на него и решила, что он уже не такой бледный, как утром.

– Ну ладно. Но я буду решать, с какой скоростью нам ехать.

– Мы не можем скакать слишком медленно, если хотим догнать Колпацкого и остальных.

Йоханна кивнула, но сперва взяла неторопливый темп, чтобы не переутомлять брата. Увидев, что он справляется, девушка пустила коня легкой рысью, но раз за разом оглядывалась на Карла.

Внезапно Войслав радостно воскликнул:

– Я слышу журчание ручья!

Йоханна придержала коня и протянула мальчику свою походную флягу:

– Возьми. Наполни ее и возвращайся.

– Да, госпожа! Эээ… то есть пан Ян.

Войслав соскочил с седла и, держа лошадь под уздцы, направился к ручью. Пока он наполнял флягу, животное жадно пило.

– Нам тоже нужно напоить лошадей, – сказала Йоханна, но затем удивленно прислушалась и спросила: – Вы слышите? Кажется, там впереди кто-то дерется.

В ушах у Карла слишком сильно шумело, чтобы он мог что-нибудь расслышать, но Войслав с обеспокоенным видом кивнул:

– Да, вы правы!

– Это могут быть только Колпацкий и его товарищи. Мы должны поспешить им на помощь. – Не успев договорить, Йоханна пришпорила мерина.

– Нет, не делай этого! – крикнул Карл ей вслед, но она его не послушала. Тихо выругавшись, он повернулся к Войславу: – Вперед! Мы должны защитить Йоханну. Черт знает, куда ее несет.

Он вытащил пистолет, который благодаря мудрому предвидению сестры был подготовлен к стрельбе, и поскакал вслед за Йоханной.

Войслав запрыгнул в седло и тоже пришпорил коня.

17

Звуки сражения становились все громче, и вскоре Йоханна услышала голоса. Кто-то испуганно закричал по-польски, и это заставило ее еще больше ускорить темп. Вокруг них был лес; чуть дальше дорога делала поворот. Не замедляя хода, Йоханна поспешила туда и увидела, что Колпацкий и его друзья вступили в отчаянную схватку с дюжиной свирепых разбойников. Двое слуг уже лежали на земле, а их господам грозила опасность потерпеть поражение.

С пронзительным, яростным криком Йоханна отпустила поводья, левой рукой схватила пистолет, а правой вытащила саблю.

Один из разбойников указал в ее сторону:

– Там еще несколько!

Предводитель шайки, который все это время молчал, бросил на Йоханну один-единственный взгляд и махнул рукой:

– Это всего лишь пара глупых крестьян. Мы с ними справимся.

По его сигналу трое сообщников бросились вперед и подняли оружие.

Йоханна вихрем помчалась разбойникам навстречу и выбила их из седла; те свалились в кусты. Прежде чем главарь шайки успел нанести ей удар, девушка направила пистолет ему в лицо и нажала на курок. Раздался громкий выстрел. Разбойник свалился на землю; у него над переносицей чернела дыра. Йоханна полоснула саблей второго разбойника, и он тоже упал на землю. Двое его товарищей, собравшись с духом, хотели атаковать Йоханну, но обратились в бегство, как только она развернула коня и, размахивая саблей, поскакала им навстречу.

– Чертовы псы, стойте! – крикнул вслед разбойникам один из членов их шайки и побежал к Йоханне с дубиной в руках.

В этот момент появился Карл и выстрелил из пистолета. Несмотря на головную боль и тошноту, он не промахнулся. Когда Войслав подъехал ближе и тоже начал стрелять, смелость оставшихся разбойников улетучилась и они скрылись в лесу.

Во время схватки Йоханна сохраняла хладнокровие. Но теперь напряжение ослабло и девушка задрожала. «Неужели я действительно лишила жизни человека?» – в ужасе спрашивала она себя. Даже мысль о том, что в противном случае разбойники убили бы Колпацкого и его спутников, а также ее, Карла и Войслава, не принесла Йоханне облегчения.

– Вы пришли нам на помощь в трудную минуту! – воскликнул Тобиаш Смулковский.

– Это правда, – подхватил его брат.

– Бедного Леха застрелили, а Мариушу срочно нужна помощь врача, – печально доложил один из слуг.

– Ему придется потерпеть, – ответил Колпацкий. – Нам нужно как можно скорее убираться отсюда. Разбойники в любой момент могут вернуться с подкреплением.

– На то, чтобы позаботиться о раненом, у нас времени хватит! – резко произнесла Йоханна. Она слезла с коня, передала поводья Войславу и подошла к пострадавшему слуге. – Тебе повезло, – произнесла она через некоторое время. – Рваная рана на голове сильно кровоточит, но жить ты будешь и даже сможешь ехать верхом, несмотря на поврежденную руку. У вас есть чистая рубашка, чтобы я могла его перевязать?

Вопрос был адресован Колпацкому. Прежде чем он успел ответить, Бартош Смулковский открыл свою сумку и вытащил оттуда рубашку:

– Держите. Ее недавно выстирали.

– Спасибо.

Радуясь возможности отвлечься, Йоханна взяла рубашку и ножом отрезала от нее несколько полос. Пока девушка перевязывала раненого, Бартош подъехал к Колпацкому:

– Без этих мальчишек нам пришлось бы нелегко.

Казимеж Колпацкий раздраженно кивнул:

– С этим не поспоришь. Однако мы бы и сами справились с этими негодяями, если бы заметили их раньше.

– Но мы их не заметили и поэтому обязаны этим двум молодым людям своей жизнью. Клянусь именем Ченстоховской Пресвятой Божьей Матери! Кароль Выборский, который, несмотря на головную боль после вчерашней попойки, оказал сопротивление разбойникам, достоин восхищения. А его брат? Ян Выборский – истинный сармат!

Из рассказов матери Йоханна знала, что все благородные поляки мечтали приобрести репутацию храбрых сарматов. Поэтому такое сравнение было для нее высокой похвалой и она обрадовалась, несмотря на неприятный комок в животе. Было ясно: теперь Колпацкий и Тобиаш не смогут отказать им с Карлом. Поляки обязаны взять их с собой. Хоть Йоханна и не знала, что их с братом ожидает в Польше, по ее мнению, все было лучше, чем вернуться в Аллерсхайм и подчиниться завещанию, подделанному фратером Амандусом.