Неприкаянный

Вступительная заметка Александра Переверзина

Зимой 2006‑го года погиб Сергей Королев. Ему было неполных 26, но он успел стать поэтом. Сейчас, спустя пять лет после его трагической смерти, это отчетливо видно.

В 1997‑м Королев поступил в Литинститут, через год вылетел. То ли из–за опьянившей свободы — ночные общагинские посиделки волнуют восемнадцатилетнего парня больше утренних институтских лекций. То ли из–за неразделенной любви. Он не хотел об этом вспоминать. Отслужив в армии, снова вернулся — в семинар Галины Седых и Ольги Нечаевой. Уже тогда в его стихах стали проступать темы смерти и безысходности, и я упрекнул автора в неправде. Мол, стихи беспросветны, а я в эту беспросветность не верю: в жизни он не такой. Сергей и правда был не таким, как его последние гибельные стихи, — балагуром и шутником.

Поэтическое открывается на сочетании несочетаемого. В своих стихах Королев легко и непринужденно совмещал окурки и небеса. И грязь, и красота у него не обсуждались в понятиях хорошо это или плохо — они есть, они сама жизнь. При этом, видя и зная всю неприкрашенность жизни, Королев чувствовал звезды над головой. Формула его лирического мира такова:

В этом мире в жизни человека изменений быть не может («сейчас мне двадцать, через день — сорок»), человек навсегда остается, каким родился — мудрым или глупым, расположенным к тому, чтобы видеть смыслы или быть навсегда закрытым от них. Может быть поэтому смерть в лирическом мире автора тоже ничего не меняет. С этим можно свыкнуться. Невозможно привыкнуть к тому, что в жизни человека наступает момент, когда не в силах ничего изменить даже любовь. Абсолютная обреченность, точка невозврата, после прохождения которой оказывается, что любить до гроба и загонять друг друга в гроб — одно и то же.

Второй раз Серега (именно так его называли большинство однокурсников) вылетел из института, кажется, в 2004‑м. Из–за пьяной драки. Потом его все–таки восстановили на курсе, но жить в общагу больше не пускали. Он уехал на родину, в городок Бабаево Вологодской области. Приезжал на сессии, хвастался, как здорово научился валить лес. В последние месяцы перед дипломом снова вернулся в Москву. Пытался устроиться на работу, снять жилье — не получалось. Знакомые устроили его на ипподром — никакой, даже самой тяжелой, работы Серега не боялся. На ипподроме он ухаживал за лошадьми, там и жил — в маленькой, больше похожей на складское помещение, комнате с металлическими ящиками вместо шкафов и деревянным настилом вместо кровати. Там обдумывал свои последние — самые безнадежные и неотвратимые — стихи.

Работавший вместе с ним ветеринар рассказывал, что однажды, проходя мимо Серегиной каморки, увидел, как тот стоит на табурете и прилаживает к потолочному крюку сбрую. Заметив, что за ним наблюдают, Серега, как ни в чем не бывало, улыбнулся, спрыгнул с табуретки и принялся читать книгу.

«Беспокойно сегодня мое одиночество», — писал в 1930 году Георгий Иванов, значимый для Королева поэт. Одиночество осенью 2005‑го стало для Сереги не только беспокойным, но и повседневным. Но даже при всей этой потерянности он пытался обосновать, что жизнь все–таки неплоха и тоска недопустима. Эту мысль он мог уложить в строгую форму сонета — теза, антитеза, вывод.

Но тоска и безысходность не поддаются логическому объяснению, и стройность сонета не снимает противоречия. Лирический герой пытается убедить себя — но почему–то не получается. Не получилось и у Сереги. 14‑го января 2006 года Сергей Королев навсегда возвратился туда, откуда пришел и принес свой первобытный и неприкаянный талант.

Александр Переверзин