Несознательный

Глава 8 Я в сотый раз опять начну сначала

Вызов от главного инженера авиационного завода поступил только на двенадцатый день, я уж потерял всякую надежду. Израиль Соломонович поступил грамотно, приглашение мне передали через Горшкова, ничего подозрительного в этом не было, контакты руководства заводов по технической и организационной стороне вопроса происходили постоянно.

— Ну, а теперь слушаю вас, молодой человек, — заявил Левин, когда я попал к нему в кабинет.

Что ж, мне есть что сказать. И я прочитал ему кратенькую лекцию, где-то на полчаса, по зарубежным разработкам перспективных летательных аппаратов и двигательных установках. Потом выдал собственный прогноз развития отечественной авиатехники, но без конкретики, обвинение в шпионаже мне ни к чему.

— Хм, — задумался директор, — можно спросить, откуда эти сведения?

— Тут есть одна сложность, — напрягаюсь я, — пока я не могу открыть источник этих знаний.

Разговор начинался по самому неприятному сценарию, но тут Левин меня удивил:

— Другого я и не ожидал, — выдал он, — но я теряюсь в догадках, почему именно мне передали эти сведения.

— Все очень просто, — чуть расслабился я, — есть сведения проверенные из заслуживающих доверия источников, и есть те, которые нуждаются в тщательной проверке. Неподтвержденная информация преследуется по закону и считается провокацией. Поделиться ей с вами можно, в приватной беседе, а вот продвигать ее дальше нельзя.

— Но ты же мог и не делиться вообще, — Израиль Соломонович смотрит на меня с интересом, конечно, он прекрасно понимает, что все это не просто так, еврея трудно обмануть.

— Все дело в том, что сейчас разгорается конкуренция между авиационными КБ, они пытаются получить в свое подчинение как можно больше опытных производств. Это позволит им быстрее создавать новые модели, и победить в конкурентной борьбе. Благодаря тому, что Иркутский завод получает новые производственные мощности, создание технического бюро перспективных разработок было бы желательным, это и дополнительное финансирование, и быстрое решение сложных технических проблем.

— Идея действительно хорошая, надо подумать, как все сделать, — кивнул директор, — но это опять не объясняет твой интерес. Хочешь стать во главе этого бюро?

— Ни в коем случае, — отмахиваюсь от такой перспективы, — а вот войти в состав молодежного КБ мне бы очень хотелось.

— Теперь понятно, кто на самом деле является инициатором нового двигателя, — усмехнулся Левин, — а как же моторы?

— Мы подходим к пределу поршневых моторов. Бесшатунный двигатель это последняя песня. Да, из нашего двигателя много чего еще можно выжать, три с половиной тысячи сил вовсе не фантастика. Но дальше тупик, нужно будет переходить на реактивную авиацию. Что касается молодежного КБ моторостроительного, то на этом отрезке времени они уже вполне могут справиться с задачей самостоятельно. И очень удивлюсь, если в следующем году их не начнут растаскивать по КБ других заводов, попасть в эту волну мне совсем не хочется. Зато очень хочется попробовать себя в решении новых задач.

— Интересно, как ты все расписал. И ведь не придерешься, логично. — Директор задумчиво смотрел на меня. — Насколько я понял, этот проект, — он коснулся папки, которую я передал, — ты и хочешь реализовать, чтобы заявить о себе?

— Не о себе, а о КБ. Во-первых: это будет весомая заявка; а во-вторых: истребитель на самом деле будет очень хорош. Очень надеюсь, что получится довести его до серии в сороковом году.

— Почему именно в сороковом? — Удивляется Израиль Соломонович.

— Я могу, конечно, ошибаться, — понижаю голос, — но по всем признакам, в этом году в Европе начнется война.

— Почему пришел к таким выводам?

— Германия очень нуждается в нефти, да и в продовольствии тоже, а колонии все поделены, ее никуда не пускают. — Поясняю логику рассуждений. — Единственная возможность получить желаемое, это отобрать у других. Думаю, «другие» будут против.

— Франция?

— Нет, первая Польша, Гитлеру нужно обезопасить свои тылы.

— А как же договор о ненападении? — Удивляется директор.

— Всегда можно найти повод для его денонсации. — Пожимаю плечами. — Мюнхенский сговор это всего лишь осторожные попытки Германии следовать предписанному курсу. Далее на пути Польша, тем более, что она ведет себя очень агрессивно отношении Германии.

На этом наш разговор закончился, Израиль Соломонович обещал хорошенько все обдумать и сообщить о своем решении.

А на следующий день я узнал, что Хрунова вызывают в Москву. Не в наркомат, а именно в Москву. Стоит задуматься, к чему бы это?

Через неделю пришло известие, нашего Ивана Михайловича двинули на повышение, будет маленькой кочкой в большом наркомате оборонной промышленности СССР. Очень даже зря согласился, здесь он был большим человеком с какой никакой защитой, там он будет никем, разменной монетой, ибо я точно знаю, что тридцать девятый год, и сороковой тоже это сокрушительный провал планов в СССР. Особенно Хрунову подкузьмит Хрущев, завод 29 в Запорожье провалит выпуск нового двигателя, и провалит не по техническим проблемам, а по организационным. Кстати, только в сороковом начнут наводить порядок с производством авиамоторов. Короче говоря, жаль человека, нормально с ним работалось. А мне жаль вдвойне, с его отсутствием исчезнет и моя индульгенция, с отпущением «грехов». Выдумаете после нашумевшего дела с осуждением руководства иркутского НКВД стали меньше писать доносов? Нет, писалось столько же, только если раньше на них реагировали оперативно, то теперь все это складывалось в папочки и откладывалось до поры до времени.

Новым директором был назначен Казанцев Михаил Афанасьевич, кто такой, где работал до этого, никто не знает. Так что, я даже не стал дожидаться, когда он вступит в должность, подал заявление, и через три дня оказался представлен самому себе. И отговорка нашлась, у меня техникум, экзамены, да еще надо срочно один курс экстерном преодолеть, время поджимает.

Сами экзамены прошли легко, преподаватели знали меня как облупленного и не сомневались в моих знаниях. А потом отдых, этим летом опять запланировал поездку на Байкал, решил на этот раз добраться до термального источника на берегу Чивыркуйского залива. Но человек предполагает, а Бог располагает. Не успел хорошо отоспаться, как Левин потребовал предстать пред его очи.

— Я тут подумал и решил, что создание молодежного КБ на нашем заводе здравая идея, — заявил он мне, — даже если у вас ничего не получится, все равно наберетесь опыта. Однако есть одно серьезное препятствие, это на моторостроительном вам разрешили партизанщину, здесь ее не будет.

— «Будет, без партизанщины в это время никак», — ухмыляюсь своим мыслям, — «иначе ни одного вопроса не решить».

Но не стоит об этом говорить вслух, есть планы, которыми можно делиться, а есть такие, которые лучше держать при себе.

— Так что надо определиться с каким КБ работать, — меж тем продолжал директор, — сначала надо наработать опыт. Могу посоветовать КБ Яковлева.

Что? Да ну нафиг такое счастье. Ни одно нормальное КБ не будет связываться детским садом в далекой Сибири, только посмеются, или того хуже, возьмут под формальную опеку. Тогда уж лучше совсем с этим гиблым делом не связываться. Нет, такие мысли надо пресекать сразу.

— Израиль Соломонович, — успеваю влезть в паузу руководителя, — не станут они с нами серьезно работать, и уж тем более не дадут зеленый свет проекту. В лучшем случае разрешат оснастку проектировать. У вас же на заводе работает Калинин Константин Алексеевич, никто на сегодняшний день не может конкурировать с ним знаниями, почему бы ему не стать наставником комсомольско-молодежного КБ?

Знал ли Левин, что на его заводе работает такой человек? Конечно, знал, не мог не знать, но был вынужден делать вид, что впервые слышит о нем. И не стоит его за это осуждать, время такое, надо быть подальше от всяких контактов с теми, кого осудили за саботаж, поэтому и директор и бывший главный конструктор существовали как бы на разных полюсах. Но вдруг появилась возможность помочь опальному конструктору чужими руками, почему бы это не сделать, тем более польза явно просматривается.

— Хорошо, — соглашается Левин, — если сумеешь с ним договориться, переведу в молодежное КБ.

Про «если» директор не зря упомянул, очень часто среди инженеров, попавших под каток репрессий, оказывались те, кто не желал передавать свои знания. Всему виной обида, так как они считали, что с ними поступили несправедливо.

— И еще, — снова Израиль Соломонович сел на своего конька, — сам видишь, какая стройка развернулась на заводе, мы пытаемся минимизировать потери, но не всегда получается. Поэтому производству мешать запрещаю, есть помещение склада рядом со вторым цехом, там и будет и ваш КБ, и мастерская, все работы, которые требуют квалифицированного труда, согласовываете с начальниками цехов. С нарядами на работы определимся позже, когда предоставите план работ.

Ну что? Опять все сначала? Почему-то в этот вспомнились строки из песни Макаревича «Пока горит свеча»:

Трудоустроиться на завод не стало большой проблемой, все-таки работал на моторостроительном, даже получил должность — копировщик. Расту, однако. Потом пошел знакомиться со своим формальным начальством, это надо было сделать в первую очередь, иначе могут обидеться, а допускать этого никак нельзя. До склада добрался уже только после обеда. А ничего так, нормальное помещение, кирпичное, размером примерно десять на двадцать, утепленное. Что темное это не беда, нужно только окна вниз расширить, да перегородку фанерную поставить, и можно работать.

Дабы не откладывать дело в долгий ящик, нарисовал план помещения, отметил что следует достроить и отправился к заводскому инженеру-строителю, чтобы он согласовал работы. И уж потом пошел к секретарю комсомольской организации завода, без него с комсомольцами не поговоришь.

Степан Качалов посмотрел на чертеж оснастки и скривился — тут самому бы разобраться что и как, а в цехе с ума сойдут. Ладно, потом надо будет эскизно нарисовать внешний вид, иначе задергают. Пора сбегать в столовую, сейчас «инженерное» время начнется, опоздаешь, по времени не уложишься.

Степан накинул курточку, водрузил на голову старорежимный картуз, доставшийся от отца, и побежал на выход из отдела. В коридоре его взгляд зацепился за объявление:

— В свободное от работы время? — Хмыкнул Степан. — Нашли дураков. Да и баловство это все, уж он-то знает, как нелегок труд конструктора, работаешь, работаешь, не разгибая спины, а в конце куча ошибок, которые следует исправлять. А еще, что смущает, это возраст, не старше 26-ти. Вон даже что-то простенькое спроектировать, и то опыт нужен, а уж без опыта даже соваться к решению задачи нельзя.

Но все же объявление зацепило какие-то струны души, мысли об этом организационном собрании постоянно лезли в голову. И вечером Степан не утерпел, пошел посмотреть как будет проходить это собрание, для себя он решил, что ни в какое КБ он записываться не будет, а вот посмотреть на бесплатное представление имеет смысл. Удивительно, но желающих поглядеть что, да как, набралось много, молодые люди в основном толкались в коридоре и изредка выбегали на крыльцо покурить, так как делать это в душные летние месяцы внутри помещения не позволяли.

— Да проходите вы, чего стесняетесь? — Выглянул паренек из зала, где обычно проводились комсомольские и партийные собрания. — Прямо как не родные.

Это «не родные» многие встретили смехом, и дело пошло, все уже не чинясь, пошли занимать места на лавках. Степан пожал плечами, постоять в коридорчике и поглазеть со стороны не получилось, просто потому, что будет глупо смотреться, поэтому прошел внутрь вместе со всеми.

Когда все уселись, тот же паренек поднял руку и, дождавшись, когда стихнет шум в зале, обратился ко всем:

— Во-первых: позвольте мне поприветствовать самую активную часть молодого поколения, к которой, надеюсь, принадлежу и я сам. Во-вторых: сегодня никого, ни в какие списки мы записывать не будем, так как прежде чем это делать, надо убедиться, что все поняли, о чем идет речь, и какие проблемы им придется преодолевать. Для этого я намерен сейчас заняться скучным делом — читать лекцию о тенденциях развития авиации в капиталистических странах.

— А почему в капиталистических? — Тут же кто-то крикнул из зала. — У нас свои тенденции есть.

— Есть. — Тут же соглашается докладчик, — Но это будет темой другой лекции.

— «Не будет другой лекции», — ухмыльнулся Степан. Он прекрасно знал, что вся информация о военной технике в СССР, засекречена.

— Если кому-то станет очень скучно, — продолжал паренек, — то он может, не стесняясь, покинуть лекцию и тем самым выразить свое отношение к лектору. Это станет что-то вроде критики, которая будет им воспринята.

Тихий смешок прокатился по залу, молодежи импонировал такой стиль ведения собрания, а вот дальше «лектор» взял в руки школьную указку, открыл первый плакат, закрепленный на треноге, и несерьезное вступление все сразу забыли. Хоть и интересовался Степан авиацией, вбирая в себя любую информацию, которая оказалась ему доступной, но многого он, оказывается, не знал. Да какой «многого», надо честно признать, даже то что ему было известно, он понимал неправильно. И вот теперь в его голове все стало четко раскладываться по полочкам, ведь раньше он не знал, на какие характеристики летательных аппаратов надо обращать внимание. Казалось бы, реально важны только три параметра, скорость, количество пулеметов и высота. Но тут оказывается, что кроме скорости в современной войне важны еще маневренность и живучесть самолета, да и пулеметы бывают разные, а высота сама по себе не дает преимуществ. Что касается разработок новейшей авиационной техники, то конструкторы всегда вынуждены лавировать искать компромиссы, от того и возникают сложности.

А ближе к концу лекции началось что-то вообще невероятное, лектором было предложено сформулировать концепцию идеального истребителя. Причем он тут же на обратной стороне плакатов показывал что мешает воплощению идей. Сам Степан понимал, что это по сути своей игра, но в том-то и дело, что играть ему в такие игры нравилось.

— И так, надеюсь, мне удалось показать вам, какие сложности приходится преодолевать конструкторам при создании новых самолетов. — Заканчивал лекцию паренек. — Задачи перед ними стоят сложные, можно сказать сверх задачи, но дорогу осилит идущий. Вот и вам предлагается сделать первые шаги в неизведанное. И заключительная часть моей лекции, все кто хочет стать настоящим специалистом в деле конструирования, могут подойти на склад второго цеха, именно там будет располагаться наше КБ.

Идя домой, Степан глубоко погрузился в свои мысли, лекция действительно произвела на него впечатление, но это понятно, а вот мало кто обратил внимание на докладчика, больше часа он вел лекцию и сыпал цифрами, и ведь ни разу не заглянул в бумажку. Кто он такой? На вид пацан пацаном, и такая подготовка.

На следующий день, когда закончился рабочий день, Степан решил пройтись на склад, интересно же, как там поживает КМ КБ. А поживало оно не плохо, окна склада были значительно расширены, от того в нем стало светло, внутри плотники городили перегородку, отделяя мастерскую от самого КБ, а сами будущие конструкторы и инженеры, накрывшись накидками тщательно белили помещение. Молодой человек и сам не заметил, как оказался среди добровольных помощников. А потом так и повелось, днем он работал в отделе, а вечером бежал на склад помогать, за неделю сделали весть ремонт, потом расставили столы, затащили кульманы. Конечно же, все это было не новое, но и не полный хлам.

Началась работа в КБ без предшествующих торжеств, тихо и скромно, но Степан запомнил этот день на всю жизнь. Их, будущих конструкторов, набралось всего двенадцать человек, у всех за плечами хоть и небольшой, но все-таки опыт стояния за чертежной доской. Среди них затесался и еще один человек, который явно не вписывался в коллектив молодежи, он пристроился чуть в стороне от всех и молча смотрел на все происходящее. Виктор Шибалин, именно его директор назначил ответственным, без всяких вступительных речей, которые были бы уместны в этот момент, развернул перед ними прорисованную схему самолета, которого им предлагалось воплотить в металле. Далее последовала небольшая лекция, почему именно такая схема компоновки истребителя им предлагается.

— А почему мы не можем взяться за классическую схему? — Удивился тогда Степан.

— Здесь все очень просто, — кивнул Виктор, — классическими схемами занимаются такие зубры самолетостроения, как Поликарпов. У его КБ опыт и наработки, которые нам только предстоит осознать. В этих условиях ничего значимого сделать мы не сможем, как бы ни старались у нас все равно получится хуже. А взяв за основу эту схему, мы наберемся опыта и получим возможность испытать ее жизнеспособность.

— Тогда почему за это не взялся сам Поликарпов?

— Тут есть одна проблема, — кривится Шибалин, — проблема, которая и нам в будущем доставит много неприятностей. Это план. За всеми КБ закреплены производства, которые они вынуждены курировать, у них просто нет времени проверять все идеи. А у нас пока есть.

— Ну, только если так, — задумался молодой инженер.

— А теперь позвольте представить вам Калинина Константина Алексеевича, конструкторское бюро под его руководством создало больше десяти конструкций летательных аппаратов. Очень надеюсь, что молодым конструкторам удастся оценить знания Константина Алексеевича и перенять его бесценный опыт.

При этом Степан увидел, как сам Калинин встрепенулся и с удивлением посмотрел на Виктора. Видимо у них не было достаточно времени, чтобы прояснить все вопросы, однако конструктор от возражений воздержался.

— Ладно, — хлопнул Виктор ладонью по столу, — времени у нас не так много, так что надо поспешать, давайте нарезать задачи.

Степану, как самому опытному, досталась хвостовая часть самолета, ему дали схему нагрузок и профиль, надо было просчитать конструкцию силовых элементов и воплотить ее в чертежах. Вот тут-то и пришло понимание того, что к самостоятельной работе он совершенно не готов, даже не имел представления, за что конкретно надо браться.

— Вижу у вас затруднение, молодой человек, — услышал он голос Константина Алексеевича за спиной, — не бойтесь, это нормально, вы же впервые взялись за такого рода задачу. Давайте сначала рассмотрим уже известные схемы силовых элементов, а потом перейдем к конкретике.

Комсомольско-молодежное конструкторское бюро? Да ничего подобного, скорее это была начальная школа для молодых конструкторов, так как, только взявшись за настоящее дело, они смогли осознать, что ничего из себя как специалисты не представляют. Пришлось практически заново осваивать сопромат и учиться прочей специфике авиастроения. Учеба давалась трудно, не привык Степан к таким нагрузкам на свою бестолковую голову, даже начал подозревать, что все это было затеяно, чтобы показать всю его неспособность воспринимать новое. И, тем не менее, что-то дельное стало постепенно вырисовываться, и удивительно, но конструкция вдруг переросла эскизный проект.

Так-то Степан уже давно бы махнул рукой на КБ, зачем лишний раз насиловать себя? Но неожиданно обнаружил, не может он вот так просто сдаться, нельзя подводить своих товарищей. За то небольшое время, пока они здесь осваивали новые премудрости, сложился коллектив единомышленников, уйти из него, значит предать. Вот незадача.

А еще его очень заинтересовал Шибалин, тому было достаточно мельком взглянуть на эскиз или чертеж, чтобы выявить все ошибки и найти верное решение.

— Как это у него получается? — Спрашивал молодой человек у Константина Алексеевича, — тут голову сутками ломаешь, а он раз и предлагает сделать еще лучше.

— Думаете, я смогу ответить? — Улыбался Калинин в ответ. — Я таких людей еще на своем веку не встречал.

— Видимо не просто так его директор ответственным на КБ поставил, — сделал вывод Степан.

— Его уровень это не «ответственный», — пожал плечами учитель, — его смело можно ставить ведущим конструктором в любое КБ. Так что учитесь, пока у вас есть такая возможность, когда появится настоящая работа, учиться станет некогда.

— Настоящая? — Подумал комсомолец. — А это тогда что?

Константина Алексеевича я нашел в сборочном цехе, там он занимался сборкой очередного стапеля, работа сложная и достаточно тягомотная, после установки всех ограничителей требовалось «вогнать» конструкцию в контрольные точки. Наступал момент истины, вылезали все огрехи в изготовлении деталей. Естественно никто не разбирал конструкцию при обнаружении брака, поступали так, как поступали на производстве во времена всего советского периода, хватались за напильники и доводили конструкцию до ума. Даже анекдот на эту тему сочинили:

Украли американцы у русских чертежи истребителя. Собрали — паровоз. Разобрали, собрали — паровоз! Что делать, выкрали русского специалиста. Спец берёт чертёж, смотрит, смотрит и говорит: «Там же внизу маленьким шрифтом: после сборки обработать напильником».

Ага, смейтесь, смейтесь, но факт останется фактом, на любом производстве напильник и молоток наиглавнейший инструмент, без них никуда. Кстати, реальный случай из жизни, в семидесятых годах с запчастями для автомобилей было сложно — дефицит. У одного инженера конструктора на Москвиче сломалась ручка открывания двери. Что делать, такую запчасть не продавали? Тогда он на свалке нашел кусок металла подходящего размера и за три дня, включая выходные, в гараже, с помощью ножовки по металлу и напильника выпилил ручку. Вот она, настоящая обработка напильником.

Так вот, Калинин как раз и занимался такой обработкой конструкции, при этом работал почему-то он один, гегемоны рядом тоже присутствовали, но в работе не участвовали. Меня увиденное очень заинтересовало, поэтому потихоньку присоединился к группе бездельников. Конечно же полностью скрыть свое присутствие мне не удалось, но молодость и рабочая одежда позволили сойти за «своего». На вопрос, а какого хрена я здесь уселся, ответил:

— Сказали здесь подождать.

Ну что можно сказать? Печальна судьба осужденных в эти непростые времена, пусть он и на производстве, пусть и инженерная должность, но отношение к «бывшему» со стороны окружающих очень неприязненное. И это при том, что большая часть работы по допиливанию делалась именно им, можно сказать, товарищи с воодушевлением рубят сук, на котором сидят.

— А чего он там один возится? — Делаю удивленное лицо.

— Пусть возится, — сплюнул рабочий, — беляк бывший, интеллигент, поделом. Некуда ему деваться, если бригада план не выполнит, он в первую очередь за все ответит.

Такое не слишком приветливое отношение к специалистам меня не сильно покоробило, уже успел насмотреться на моторостроительном, но все же, там специалистов ценили, ибо знали, без них никак. Но здесь, если смотреть со стороны моих шкурных интересов, все складывается как нельзя лучше — раз не ценят, значит легко отпустят. Так и произошло, как только начальник цеха увидел записку от директора завода, так сразу облегченно выдохнул:

— Забирай, а то как на паровом котле сижу, не знаю в какой момент взорвется.

Удивительно, правда. Это все потому, что пока за невыполнение плана с него не сильно спрашивают. Но ничего, времена стремительно меняются, еще незаметно, но гайки производственной дисциплины начинают закручивать, потом дойдет, что разбрасываться специалистами себе дороже.

— Эй, ты куда его забираешь? — Забеспокоились лодыри, когда предъявил бригадиру приказ начальника цеха.

— Как куда? — Тупо смотрю на них. — У вас здесь есть кому работать, а там работа стоит.

Какая работа? Где стоит? Никто уточнять не стал, авралы здесь хроническое явление. Еще бы им не быть при такой организации работ.

— Угощайтесь, — подвигаю я ближе к Калинину кружку с «чаем», а проще с травяным сбором, который здесь заменяет настоящий индийский чай. Следом выставляю из тумбочки сахарницу и газетный кулек с маленькими плюшками, это Антонина Ивановна выпечкой увлекается и надо сказать получается у нее очень хорошо.

— Благодарю, — кивает Константин Алексеевич.

Я невольно обращаю внимание на его руки, в отличие от других работников сборочного цеха они у него чистые. Почему удивляюсь? Да потому, что в эти времена перчаток рабочим не выдают, верхонки, конечно, есть, но какая в них работа, поэтому чернота от металла за многие месяцы работы прочно въедается в кожу, никакое мытье не помогает.

— Секретный состав? — Киваю на его руки.

— Да никакой это не секрет, — ухмыляется он, — воск с тавотом, перед работой смазываю руки. Отмывается быстро и чернота сходит.

— С тавота не только чернота сходит, — качаю головой, — от длительного применения и кожа заодно с грязью может сойти.

В ответ только пожимание плечами. Понятно, ведь этот человек за свою долгую жизнь не только над чертежами корпел, зачастую он сам, своими руками воплощал задумки в металле, так что опыт по этой части у него большой.

— Какой работой на этот раз предстоит мне заниматься? — Не выдерживает Калинин.

И я его понимаю, ведь как это выглядит со стороны: в цех приходит какой-то молодой рабочий, а здесь я предпочитаю не выпячивать свою принадлежность к работникам умственного труда, предъявляет записку и забирает расконвоированного с собой. При этом утверждает, что он нужен срочно для выполнения другой работы. Но работы нет, вместо нее предлагают чаи распивать.

— По специальности, Константин Алексеевич. — Тоже швыркаю горячий чай и тянусь за плюшкой.

— Это понятно, — кивает он, — но в чем конкретно она заключается.

— Конкретно? Даже не знаю, — изображаю задумчивость, — но думаю, вы сами с этим определитесь.

— Даже так, — хмыкает Калинин, — вы меня заинтриговали, молодой человек. И все же?

— Нет, так будет неинтересно, — мотаю головой, — сейчас я схожу к представителю НКВД переоформлю на вас заявку, а потом состоится организационное собрание. А пока можете почитать газеты, и есть еще информационные обзоры за этот год, подозреваю, вам будет очень интересно взглянуть на них.

Газеты конструктора не интересовали, а вот в обзоры он вцепился, оно и понятно, хоть эти документы и не были секретными, но гриф «Для служебного пользования» на них имелся, так что никто его с зарубежной техникой знакомить не собирался. Что касается «Для служебного пользования», то подозреваю, все дело в ограниченных мощностях наркоматовской типографии, на всех журналов не хватало, чтобы они дошли до специалистов были вынуждены ввести ограничения. Спорное решение, надо сказать, от того и потом и возникали проблемы с кругозором.

С представителем вопрос согласовал быстро, следом метнулся в ОНУ и закрепил полученный результат, оформил Калинина как инженера-конструктора. Будет он работать с полной отдачей или нет, интересовало мало, главное есть его имя, теперь никто не будет гнуть губы в усмешке, обсуждая амбиции комсомольцев.

Вечером в мастерской, как и планировалось, собрались «комсомольцы», веселая компашка, шутки и смешки, подколки… надо признать, «совместный труд, для моей пользы, он, объединяет» (кот Матроскин). Речь толкать не стал, хотя может, и надо было, но решил, пусть привыкают к рутине, а то за лозунгами иной раз работы не видно.

— А теперь позвольте представить вам Калинина Константина Алексеевича…

Эх как его проняло, думал он мне здесь в качестве авиационного конструктора надобен, чтобы вывести проект на приемлемый уровень, нет шалишь, пока он мне нужен как наставник, учитель, а уж думать о «высоком» ему придется когда-нибудь потом. Кстати, понял, чего от него ждут быстро, и не стал отказываться от наставничества, сразу без подсказки «пошел в народ». Это хорошо, значит, сработаемся. Естественно, первое время, ничего дельного от молодежи не ждал, нечего от них ждать, здесь и специфика и полное отсутствие знаний, поэтому не сильно беспокоился. Но все же иногда приходилось подгонять, учеба это хорошо, но нужно чтобы и выхлоп был. И, естественно, приходилось корректировать ход творческой мысли молодых да ранних, хоть и можно было достичь требуемого разными путями, но откровенный тупик мне даром не сдался.

Прошло около месяца и первые чертежи силовых элементов, наконец-то, увидели свет. Очень хорошо, возможно мы даже в сроки уложимся. Ну а я пока приступлю к созданию макета. Но не успел обзавестись верстаком, как Калинин решился на серьезный разговор.

— Виктор, я понимаю, что нужен вашему комсомольско-молодежному КБ только на момент становления, — начал он, — но все же хотелось бы знать, понадобится ли мой опыт в дальнейшем?

— Конечно понадобится, — хмыкаю в ответ, — после того как мы сумеем собрать опытные экземпляры истребителей, о КБ станет широко известно и многие молодые люди захотят к нам присоединиться.

— Я не совсем о том, — поморщился конструктор, — я не отказываюсь учить молодежь, но хотелось бы иметь свое направление.

— Константин Алексеевич, — вздыхаю я, уставившись в пол, — вы же понимаете, что вам нельзя заниматься проектированием самолетов. Стоит появиться хоть одному чертежу за вашей подписью и на нас наедет НКВД, инициируют проверку деятельности и обязательно приплетут какой-нибудь саботаж.

— А если это будет что-то не связанное с летательными аппаратами?

Так-то я могу понять этого человека, его лишили права заниматься делом, которому он посвятил всю свою жизнь, даже сегодня, помогая молодым повысить свою квалификацию, он мечтает заняться чем-то своим, во что может вложить свою душу. Так-то у меня есть планы на будущее, но там будет все сложно, причем настолько, что справиться смогут очень немногие. Однако если подумать, то может быть это как раз и есть то, что сделает из Калинина незаменимого специалиста. Но все это потом, сначала надо доказать состоятельность КБ, а это возможно только после того, как полетят наши опытные изделия.

Хотя, нет, есть одно дело, которое надо сделать срочно, ведь собирать фюзеляжи мы будем не на стапелях, а значит, желательно иметь трехмерный координатограф, помощью которого можно будет контролировать положение деталей при сборке. Вещь не очень сложная, но времени на ошибку и раздумья нет, этот инструмент нам нужен срочно, желательно еще вчера. Но мечты, мечты, макет придется мне собирать без него… да пофигу, у меня в голове такой координатограф, все компьютеры двадцать первого века завистью изойдут.

— Да, эта вещь действительно нужна, — помрачнел Калинин.

Так, товарищ не понимает. Приходится потратить еще некоторое время, чтобы объяснить мою задумку: сделав координатограф, Константин Алексеевич получает доступ к более сложным разработкам, к тренажерам для летных училищ. Да, непрестижно, уважение и почет только разработчикам боевой техники, но мало кто понимает насколько это нужно, со временем отношение изменится, главное чтобы не было поздно.

По-моему удалось убедить человека, по крайней мере, я не увидел признаков зарождающейся депрессии.

Придя как-то вечером в КБ Степан увидел прямо посреди мастерской уменьшенный макет скелета будущего самолета. Выполнялся этот макет из тонкой жести, элементы конструкции вырезались тут же в мастерской и принимали требуемую форму с помощью киянки на оправках. Степан знал, что, несмотря на игрушечные размеры, дело то кропотливое и требует хороших навыков от слесаря жестянщика.

— Ух ты, — изумился он, разглядывая вполне угадываемую конструкцию.

— Нравится? — Тут же откуда-то вынырнул Виктор.

— Еще бы, — Степану действительно нравилось смотреть но воплощение чертежей в металле.

— Придет время, мы сделаем макету обшивку, установим маленький двигатель и испытаем его в полете.

— В полете? А это как? — Озадачился комсомолец.

Но оказалось, есть такая возможность, конечно, это не полноценный полет, но все-таки лучше чем ничего. С этого дня в голове молодого человека снова все перевернулось, ведь он считал, что до окончания работ еще далеко, и не им сиволапым соревноваться с настоящими КБ, а тут вдруг вот оно, осязаемое доказательство их коллективного труда. Оказывается, они тоже могут делать настоящие самолеты. Пусть работы предстояло еще много, но главное уже можно воочию видеть плоды своего труда.

Двадцать пятого августа меня позвали к директору.

— Хотел спросить как у вас продвигаются дела? — Заявил он мне. — Так-то по отчетам я вижу, что не плохо, а на самом деле? Появились какие-нибудь трудности?

— Если не по отчетам, то дела идут гораздо лучше, чем ожидалось, — сообщаю Левину, — чертежи почти на выходе, сейчас воплощаем все в уменьшенном макете. За это время ребята здорово подтянулись с профессиональном плане, поэтому я уверен в светлом будущем КБ.

— Вот и замечательно, в октябре будем перемещать цеха на новые площади, и начнем готовиться к выпуску нового Поликарповского истребителя. На этот момент в сборочный цех не будет сильно занят, так что успевайте.

— Это хорошо, — обрадовался я, а то сборка самый больной вопрос, фюзеляж мы сделаем сами, а вот крылья и начинка… даже не представлял, как пропихнуть опытный образец в сборочный цех, — как только макет закончим так сразу и займемся фюзеляжем.

— Значит, срыва сроков не ожидаем. — Утвердительно кивнул Израиль Соломонович, и тут же перевел разговор на другую тему. — Помнишь, ты утверждал, что в этом году начнется война в Европе?

— Я и сегодня готов это утверждать, — удивляюсь, к чему это он.

— А вот и нет, двадцать третьего августа СССР и Германия заключили межправительственное соглашение о ненападении. Теперь почти все страны в Европе связаны соглашениями, так что оснований для войны нет.

Да уж, вот именно двадцать третьего основания и появились, Гитлер опасался СССР, так как не знал, как он отреагирует на агрессию, но теперь были сняты последние ограничения. Что касается СССР, то Сталин нисколько не беспокоился за беспокойных соседей, так как прекрасно знал, что совсем недавно в адрес высшего германского руководства поступило предложение от поляков, они были готовы предоставить свою территорию для агрессии в отношении Советского Союза. Тут уж поляки сами себя перехитрили, они старательно портили отношения как с СССР, так и с Германией, а потом кричали о том, что с ними нечестно поступили. Нечестно с ними поступили французы, как раз в то время когда Гитлер колебался, они сигнализировали, ему, что не будут выполнять союзнических обязательств в отношении Польши. В этих условиях у СССР не было иного выхода, как заключить договор о ненападении, ведь никто не был уверен, что вслед за Польшей Гитлер не попробует вторгнуться в Советский Союз, более того и Франция и Англия наоборот были уверены, что так и будет.

Относительно секретного протокола, по поводу которого сломали немало копий, ничего особенного сказать не могу, смотрел я его, ничего такого страшного в нем нет, обе страны заявляют о зонах своих интересов. Да кто только не заявляет о зонах своих интересов, у США например зона интересов весь мир, и что? Поэтому нечего было обижаться, стоило только Англии или Франции заключить с СССР коллективный договор, никакого бы пакта не было. Но, увы и ах.

— Посмотрим, — пожимаю плечами, — вроде бы немного времени осталось.

Второго сентября Израиль Соломонович прислал мне записку, в которой написал: 1-го сентября вооружённые силы Германии перешли границы Польши.

Однако в этот день было и еще одно значимое событие, о котором мало кто упоминает — в Советском Союзе введена всеобщая воинская повинность, призывной возраст снижен с 21 до 19 лет. Меня пока это не касается, мне только зимой исполнится девятнадцать, однако в КБ я не один тружусь. Но беспокоился зря, на всех заводах выполняющих оборонные заказы была установлена бронь, так что никого от меня в армию не призовут.

И так, первый этап мы сумели преодолеть, сегодня в КБ уже шестнадцать энтузиастов, половина которых комсомольцы. Кое-кто усмехнется, мол, что комсомольцы, что другие молодые «человеки», разницы никакой. Вынужден не согласиться, комсомольцы тридцатых, это не комсомольцы позднего советского периода. Комсомольцы тридцатых идеалисты, энтузиазм из них хлещет, кто бы согласился отрабатывать по вечерам еще четыре часа ради какой-то цели. А вот они готовы потратить свое личное время ради будущего страны. Да, комсомольцы и в эти времена тоже бывают разные, не буду этого отрицать, но в КБ подобрались увлеченные молодые люди.

В общем и целом повторилась ситуация с КБ моторостроительного завода, мне было проще все от начала и до конца сделать самому, но нельзя, коллектив должен быть, без него со мной никто дел иметь не будет. Да и как утверждать чертежи, если в них не будет кучи подписей? Вот то-то и оно. В отличие от энтузиастов я не имел другой работы, поэтому, как только был сделан первый сборочный чертеж, вязался за работу. Может показаться, что ничего сложного в сборке макета нет, но это не так, ведь нужно было все силовые конструкции макета изготовить в пропорции 1 к 5-и, только так можно было проверить, насколько удобным в обслуживании получится летательный аппарат. Да и соблюдать формы в этом случае не так просто, это у меня был вычислитель, который на любом этапе сборки подсвечивал отклонения от нормы, а как оно будет в сборочном цехе.

Макет сразу делался рабочим, то есть в конце он был обшит (обтянут перкалью), установили маленький двигатель, подобный тому, что устанавливался на мотокар, выклянчили мы такой на моторном заводе, выточили из дерева двухлопастной винт, установили тяги руления, к ним подцепили тросики длинной в тридцать метров. Ручку управления прикрепили к трубе, которая и возьмет на себя компенсацию центробежных сил…. Единственно, что внешне отличало макет от настоящего самолета, это не убираемое шасси и специальные подруливающие флажки на концах крыльев. Последнее предназначались для того, чтобы в какой-то мере компенсировать центробежную силу и создавать натяжение тросиков управления, когда ее нет. Осталось только получить разрешение на проведение предварительных испытаний.

— Уже? — Удивился Левин. — Хочу тоже посмотреть.

— Нет, нельзя, — замахал я руками, — эффект присутствия начальства все испортит.

— Что за эффект? — Интересуется Израиль Соломонович.

Тут я ему и рассказал, как проходили первые испытания нашего двигателя.

— Да, серьезный аргумент, — рассмеялся Левин, — так говоришь Хрунов прямо на пол залег?

— Там все залегли, — вздыхаю я, — куски дисков с заклепками вылетали из коробки сцепления как пули. Просто чудо, что никто не пострадал.

— Ладно, первое испытание проводите без меня, — согласился директор, подписывая мою служебную записку, — но потом показать все равно придется.

— Будьте уверены, без этого никак не обойдется.

В стороне от летного поля выбрали место, которое нам показалось наиболее ровным, скосили траву и прямо в центре в землю забили трубу, один конец которой был заглушен. Забили полностью, из земли ничего не торчало, внутрь вставили другую трубу, на которую и закрепили ручку управления.

Первое испытание это рулежка, заслонку карбюратора установили в положение 1 и запустили двигатель. Макет побежал по кругу. Нормально бежит, изредка подскакивает на неровностях, но видно, что центровка выполнена как надо. Сделав два круга двигатель заглох, кончился бензин, как и было запланировано. Второй этап, взлет, положение заслонки в позицию 2 и вперед. Когда макет набрал приличную скорость, плавно наклоняю ручку на себя, и макет так же плавно поднимается в воздух. Из-за пределов границы круга раздается дружное ура, это комсомольцев переполняют эмоции, да и других зрителей добавилось, персонал, работающий на аэродроме, никуда не делся. Ну и наконец, ставим заслонку в положение 3, это почти полная мощность двигателя. Макет взмывает вверх с короткого разбега и начинает набирать скорость, усилие на ручке управления становится значительным, и я начинаю опасаться за прочность конструкции. Но все прошло нормально, сделав три круга, макет удачно спланировал и сел.

Чуть погодя, осматривая макет, я понял, что мы были на волосок от катастрофы, тяга, принявшая всю нагрузку от тросиков на себя, почти выдернула болты крепления из корпуса макета, еще немного и все наши труды разбились бы о землю. Вот, а присутствовал бы директор, конфуза было бы не избежать. Пришлось срочно усиливать конструкцию, то есть серьезно отклоняться от проекта. Потом была еще пара испытаний, где отрабатывал управление макетом, а то просто летание по кругу не впечатляет, и только тогда осмелились пригласить Левина.

Нам было чем гордиться, макет смотрелся как настоящий самолет. Короткий разбег взлет, несколько больших кругов по кругу, потом минимальные круги на высоте, выполнение горок, от которых дух у зрителей захватывало, а в самом конце демонстрации крутанул мертвую петлю. Ее сделать можно только одну, иначе тросики управления перекручиваются несколько раз, а перекрутить ручку управления не получается, усилие слишком велико, если со штыря снимешь, обратно уже не поместишь.

— Ух ты, — удивился Израиль Соломонович, — как настоящий.

— Конечно. — Пожимаю плечами. — Представляете, если бы на нем радиоуправление стояло?

— А ведь хороший самолет должен получиться, — осматривает директор макет, после посадки — сбоку вроде выглядит объемно, а посмотришь спереди, так как раз наоборот.

— Ну да, лобовое сопротивление у него меньше чем у истребителей делающихся сейчас. — Поддакиваю ему. — Пора опытный экземпляр собирать.

— Пора, так пора. — Соглашается директор. — Готовь расширенную записку, проведем технический совет. Там и решим чего и как.