Неспортивный фол

ГЛАВА 7

ЗАК

Губы горели. Впервые чувствовал, как им не хватает касаний. Не хватает ощущения мягких, в цвет клубничной жвачки губ. Они были рядом, как тогда, на пляже в шутку, но в момент Сабрина побелела.

Она услышала звук разбитого стекла, хотя даже не взглянула в ту сторону. Чувствовал касания осколков, но нет. Ни на девушке, ни на мне ни одной царапины.

Вывожу ее, под конец почти выношу к парковке. Прислоняю к своей машине, скрываемся от всех. Желтый свет фонаря пугает, делает кожу девушки болезненной. Придерживаю, вместе с Риной оседаю на асфальт. Пересадить в машину?

— Это совсем не то, да? — зажмуривается.

Блядь. Я знаю, что происходит. Паничка. Они начались у мамы после смерти Бена. Видел ее в таком состоянии раз, потом прошерстил все, что в доступе об этом. И нет ни одного универсального метода.

Поднимаю глаза к мрачному небу, на нем уже проступили звезды.

— Давай считать, Сабрина. Смотри наверх.

Пересаживаю девушку себе на колени, заставляю запрокинуть голову, стираю слезы с красивого лица.

— Нахрен большую и мелкую медведицу. Просто считаем. Давай, вслух.

— Зак.

— Это немного отличается от “один”.

Послушно перечисляет, по зрачкам вижу, как ее взгляд перебегает на разные стороны неба. Дыхание чуть тише, придерживаю ее под грудью. Говорю начинать заново каждый раз, когда доходит до двадцати.

Она прижимает голову к моему плечу, обхватывает руку, словно обнимает.

— Прости.

— Тебе не за что извиняться. Скажи, что я еще могу сделать? — перебираю ее волосы.

И я действительно могу все.

— Нет, ничего. Из-за… — тревога все еще не отступила, не так скоро — из-за этого ты меня и не поцелуешь.

— Серьезно? — улыбаюсь — Сабрина, ты с отличием закончила универ? — она мотает головой — Оно и видно, умница.

— Я не могу так поступить с тобой. — вжимается сильнее, делает все, лишь бы не смотреть мне в глаза — Ты…кое-чего не знаешь.

Меня не беспокоит что я не знаю, меня беспокоит она.

САБРИНА

Чувство одиночества и абсолютного страха растворилось. Могла бы сказать медленно и верно, но нет. Быстро, вспышкой, уверенно.

Смотрю на Зака. Вдруг я чувствовала то же с Лиаму, но разум обманул, заставил забыть?

— Я хочу, чтобы ты рассказала.

— Не думаю, что справлюсь…

Он берет мое лицо в ладони, осторожно целует в лоб.

— Поехали домой.

И мы едем. Коротко пишу подругам, что все в порядке. Впервые не проверяю работу локатора. Сумка в машине Пенни, при мне один телефон, никаких баллончиков или шокеров.

Коттедж Тони в северной стороне Чикаго, поэтому ехать совсем ничего. Заку хватает терпения преодолеть путь без вопросов.

По инерции поднимаюсь на второй этаж, и вместо гостевой комнаты заворачиваю в его. На кровати ворох постельного белья. Едва улыбаюсь, вспоминая, как будила его. Скидываю кеды и сажусь в глубь, обхватывая перед собой подушку. Я готова вспоминать кое-что более давнее.

Зак поднимается с бутылкой бренди и двумя бокалами. Подвигает крупное кресло вплотную к кровати, чтобы не залезать на мою территорию. Начинает разливать напитки. Он вновь дает мне время.

Могла бы начать с главного, что сняло бы все вопросы. Но мне так не хочется, чтобы Зак меня возненавидел.

— Я впервые рассказываю это…так. Целиком. — принимаю стакан — Так что…начну сначала.

Я не знаю своего отца. Мама родила меня в восемнадцать и крутилась, как могла. Она любила меня, как делает настоящий родитель. Когда исполнилось восемь, у нас поселился Билл, он был неплохим, покупал мороженое. В девять — Санчес, он байкер, вечно матерился и храпел, пробыл недолго. В четырнадцать — Грег.

Мама медсестра, но не заметила болезнь вовремя. Долбанную инфекцию. Она была созависима от Грега, прислуживала, поглаживала по лысой голове, когда его выпнули с работы. Он начал…сразу.

— Сначала приставания. На мои жалобы мама в прямом смысле отмахивалась. Я ведь еще ребенок! Он так играется! — все лицо в слезах.

Я сбегала из дома, искала подработки не столько ради денег, сколько ради места, где могла провести вечер или ночь. Грег заходил в спальню несмотря на замок, когда мама была на смене или выпивала снотворное после приступа мигрени. Всегда это были касания, хватки за бедра, живот…там появлялись синяки, следы пальцев. И не успела я зайти в кабинет для снятия побоев, как меня выдернула мама. Без слов, просто выставила из больницы. Я не возвращалась домой почти неделю, перебивалась от подруги к нанимателям на роль няни.

Мне исполнилось шестнадцать.

— Да здравствуй, кошмар! — усмехаюсь.

Зак уже на кровати, стирает мои слезы.

В день рождения, после того как я пришла от подруг с боулинга он стоял в коридоре вусмерть пьяный. Не успела закрыть за собой дверь, как пожалела. Пожалела о том, что пришла, о том, что живу здесь, о том, что жива!

Меня затащили с лестничной площадки, успела добежать до нее. Грег был не столько сильный, сколько тяжелый. В коридоре, вбив в грязный от ботинок пол. Помню мерзость, кровь, сперму.

— Почему он был так одержим мной? Почему?!

Я часто задавала этот вопрос себе, психотерапевту, карточке с указанием посттравматического синдрома.

— Мне удавалось сбегать, но это повторялось. Докричаться до мамы стало бессмысленно, она придумала новую историю: ее дочь шлюха соблазнила любимого уебка слезника Грега!

Мне удалось раз сбежать, еще на пару месяцев хватало на съем комнаты, я искала варианты побега. Им был колледж. Стипендии с моими оценками, скатившимися из-за вечных пропусков, было не видать. Но плевать, я должна была уехать. И подальше. Иллинойский давал долговременный кредит и не запрашивал первый взнос. Кажется, это единственное, почему я здесь! Долбанный платеж!

Четвертый раз Грег прижал меня во всех смыслах. Это было на кухне. Он ненавидел, когда я рыпаюсь, пытался не оставить крупных следов. Все время пугал, что распакует уже больше для своих дружков по покеру! Но я все равно попыталась оторвать щеку от столового шкафа. У него была стеклянная треснутая дверца. Одного удара хватило, чтобы она разлетелась.

— Я помню этот звук, Зак. И я его ненавижу настолько же, насколько обожаю.

Тогда и появился шрам над бровью, стеклянная крошка попала в глаз, но врачам удалось сохранить зрение. Итак…когда дверца рассыпалась, Грег от нее отшатнулся, я схватила крупный осколок. Он бросился на меня.

— И клянусь, казалось, что он сам насадился на острый конец! Мы оба замерли. Я в шаге от него с разжатыми ладонями, Грег с осколком в шее. Стекло служило пробкой глубокой раны.

Прикрыла глаза, но тут же распахнула, только бы не воспроизводить картину перед глазами. А в реальности Зак…Зак Фелтон сидит и слушает, сведя брови, поглаживает мою ладонь.

— Я все осознавала. — тихо признаюсь — Не достань я осколок, он бы не умер…но я сделала это. Кровь была везде. Серьезно. Я…он…стекло попало в артерию. Через сутки меня выпустили по праву “Stand your ground".

Закон о самозащите, который не ставили под сомнение в моем случае. Штат даже назначил курс психотерапии, которая помогла…приглушила суицидальные мысли.

— Я убийца, Зак. — губы едва шевелятся — Знай вы это, не подпустили бы к Элли. Никто не говорит, это было бы нарушением закона, но мое резюме не рассматривают из-за строчки в психическом состоянии. Одной строчки о смерти, самообороне с летальными последствиями хватает.

Прижимаюсь лбом к его лбу, мы и так совсем близко.

— Потом и Лиам. Он следил за мной, говорил, какая я необыкновенная, а мир лишь подавляет мой свет. Фанатик. Благо пыл поутих. Тогда мне вновь стало страшно. — чувствую его дыхание — Мне не везет, Зак. Умоляю, выкинь что-нибудь поскорее. Я так устала.

Он отстраняется, что чуть не падаю носом в мужскую грудь.

— Я позволила с собой это сделать Грегу, но ни одному другому парню. Надеюсь, ты не католик и не обзовешь меня грязной. — пытаюсь улыбнуться.

Серьезно. У меня никогда не было секса.

— Не жалей меня. И не ненавидь.

Сама лезу, хочу, чтобы меня обняли. Он такой теплый, а еще его рука теперь сырая от моих слез.

— Ты не убийца, Сабрина. Запомни раз и навсегда. Ты никому не “позволяла”. Этот гандон знал, что за тебя некому постоять. И клянусь, что не скажу героическую триаду. — что бы он ни сказал, я верю — Но не умри он так, я бы сам его прикончил.

Всхлипываю. Я знаю Зака около трех недель. И теперь я перед ним, как на ладони. Что мы чувствуем друг к другу?

— И да. Я выкину нечто грандиозно ужасное, Сабрина. — Зак говорит это не тем голосом, которого стоит бояться — Ты и любой другой будут знать, что за тебя есть кому постоять.

Впервые.

— Хорошо. — трусь носом об него.

— Это был не вопрос, глупышка.

— Тогда и я не хочу их задавать.

Наверняка у меня красные глаза, набухший нос, но я все равно целую Зака Фелтона. Он придерживает мою голову, отвечает, осторожно приоткрывает губы, проникает. Закидываю руки ему за шею.

Боже, я в последний раз целовалась по пьяне с парнем на выпускной вечеринке, до этого Лиам, потом однокурсник на спор. Но этот. Зак войдет в топ.

Он сам отстраняется.

— Я кое-что проверил.

— А? — с трудом концентрирую взгляд.

— Ты настолько же сладкая, как я себе представлял. — глупость, соленая — А еще в холодильнике есть черешня.

— Его не было в свадебном списке. — кусаю губы.

И мы едим черешню, запиваем бренди. Зак умело отвлекает. Рассказывает, как раньше в гостиной лежал другой ковер, но около девяти лет назад Кейтлин решила стать дизайнером, прошла какие-то курсы. Миссис Фелтон успела выкинуть его, убрать в гараж одну из картин в столовой, переклеить обои в спальне, купить краску, чтобы лично обновить цвет дерева крыльца. На этом пыл потух. Затем история о том, как крошка Элли играла с медалями Зака охотнее, чем с десятком погремушек.

И мне нравится этот дом. И мне более чем нравится один из его обитателей, его голос, губы.

ЗАК

Я ненавижу ложь, но именно ее и выдал Сабрине. Если меня возьмут в команду, возьмут куда-либо помимо Chicago Bulls, я не смогу ее защищать, мне придется уехать. Не придется. Я решу уехать. Иначе никак.

То, что произошло с ней не укладывается в голове. Это объясняет отношение Сабрины к личному пространству и мужскому полу. Обычно, после травм люди отращивают панцирь, становятся жестче, каменнее. Это не про Сабрину. Но она справляется. Разрешила быть рядом! И…сентиментальный придурок я или нет, но кажется, никто не делал для меня большего. Почему я?

Она едва заметила меня при первой встрече. Торопилась на автобус, чтобы попасть в свой муравейник на западе Чикаго. А я…мы с Элли родственники в конце концов, поэтому влюбился с первого взгляда. Она сбегала по лестнице вслед за сестрой, серьезно говорила о гладиаторах и просила Элли в следующую встречу рассказать о каком-то котенке. Затем медленно встала, встряхнув золотистыми волосами. Я слишком хорошо помню. Это было две с половиной недели назад.

Раз в Сабрину так легко влюбиться, может, так же просто забыть?

Полная хрень. Никакой жалости, только протекционизм, собственничество к тонкому расслабленному от усталости и бренди телу. Сабрина сама попросилась ко мне, моментально уснула. И теперь я вынужден обнимать ее со спины, старательно не оказываться вплотную. Да, чертово тело. Мне не нравятся травмы Сабрины, но нравится драгоценная хрупкость. Не нравятся ее слезы, но девушка позволила их стирать. Мне нравится ее пижама с Микки Маусом, потому что она милее всех этих шелковых платьев, в которых ко мне залезали девчонки.

Я сплю слишком крепко и слишком долго. К своему несчастью не застаю, как Сабрина выбирается из спальни. И с каждым вздохом чувствую счастье и ностальгию. Запах девушки на простынях и аромат с кухни. Он долетает до моей комнаты, как бывало раньше, когда мама не заваливала себя работой, а готовила нам с Беном завтрак, качала Элли на руках. Папа вовремя переворачивал блинчики и спрашивал о планах на день. Идеальная семья. В такие моменты я даже переставал быть придурком-подростком.

Через несколько минут спускаюсь. Сабрина уже в своем джинсовом комбинезоне на розовую футболку. Качает головой, двигает бедрами и тихо напевает. Небольшая стопка панкейков в тарелке слева от плиты. Взбитые сливки, голубика, сироп на столе. Все сервировано на троих.

— Доброе утро. — оборачивается.

Не знаю как, но на женском лице ни следа вчерашних слез или истории. Мог бы сказать, что она ведет себя так же, как в те моменты, когда я видел ее с Элли, но между нами явно разрушилась парочка стен. Это удивительно, потому что возводились они явно годами.

— Доброе. Что поёшь?

— День надо начинать со сладкого и Тейлор Свифт. — бросает взгляд на часы — А еще вот-вот привезут Элли. Надеюсь, все не успеет остыть.

Не успеет.

Вновь поворачивается к сковородке, легко переносит очередную порцию на тарелку. Перед тем, как Сабрина выложит остатки массы, подхожу совсем близко.

— Как ты?

Она прикрывает глаза.

— Нормально, Зак. Правда.

— Тогда у меня нет препятствий к тому, чтобы начать день со сладкого.

Сабрина все прекрасно понимает, но говорит:

— Взбитые сливки на столе.

Надеюсь, когда-нибудь мы до них дойдем.

— Моя цель — заработать диабет, так что не отвлекай.

Кожу обдает смешком.

Поцелуй это всего лишь касания двух участков кожи, не так ли? Ничего необычного, всего-то чувствительнее. Но эта чувствительность приобретает космические масштабы рядом с Сабриной Уилсон.

Пересаживаю ее на гарнитур. Мне нравится, когда она чуть выше. Скольжу с ее рук до талии, обхватывая через футболку, но под комбинезоном. Сабрина не профи, но идеально понимает меня. Ее губы такие мягкие, дыхание горячее, а щеки краснеют. Девушка поглаживает шею, и у меня мурашки, второй рукой пытается ухватиться за волосы.

Неожиданно раздался звонок в домофон, и Сабрина с испугу меня укусила! Шиплю.

— Ой, прости!

Слезает со столешницы, я никуда не отхожу, ни миллиметра пространства.

— Привезли Элли. — будто я не слышал.

Знаю.

— Да, знаю. — отвечает на другой вопрос, насколько я ее хочу.

Иду встречать сестру, пока Сабрина заканчивает с последними двумя панкейками и выкладывает на тарелки. Тифани долго говорит о том, чем они с сестрой занимались, какая она милашка, но непоседа. Слишком нетерпеливо слушаю, как и Элли, потому что вскоре оба несемся в дом.

— Рина! — кричит она.

— Элли! Привет! Как провела день?

Сабрина не позволяет сестре себя часто обнимать, тем более целовать, здесь и пояснять нечего. Это лишний способ привязать к себе. Оба понимаем.

— Чем ты завтракала?

— Это было что-то из фруктов с косточками. Они не классные.

Тифани любит все экзотическое. И она серьезно и пятилетку, у которой может быть аллергия на что угодно, кормила инжиром или чем страннее? Понимаю маму, хотя вряд ли проблема в этом.

— Тогда перебьем впечатления блинчиками. В тебя поместиться парочка?

Держу рычажок баллончика со взбитыми сливками, а Элли водит им по тарелке. У сестры не хватает сил, чтобы сделать это самой. И меня оставляют не удел, когда Сабрина помогает Элли дорисовать рожицу, а затем позволяет сестре повторить то же на своей порции.

— Зак, не грусти! Рина, ему придется улыбку вниз головой нарисовать.

Она смеется.

— Ладно, давай сюда.

Сама подвигает мою тарелку, на которой остался лишь один блинчик и кусок недоеденного. Кажется, на кухне есть еще несколько.

Сабрина “спасает” меня, как с кремом от солнца. Так же прикусывает кончик языка…слишком много чего кусает. Облизываю губу. Она выводит быстрый рисунок. Элли встала коленями на стул, чтобы видеть.

— Прошу.

Смеюсь. Две точки глаз, чуть побольше — нос, по три линии-уса с каждой стороны, галочки вместо ушей.

— В следующий раз ты и мне нарисуешь котенка!

Сабрина смотрит на Элли выжидающе.

— Пожалуйста, нарисуешь в следующий раз котенка?

— Конечно.

Взглядом удостаиваюсь и я, веду себя, как хороший мальчик.

— Спасибо за шедевр. Думаю, на него в музее искусств я бы взглянул.

Конечно же она не краснеет, лишь закатывает глаза. Краска на щеках предназначена для другого.

— Всегда пожалуйста.

Я еще тот ценитель прекрасного. И у меня созрела отличная идея.

САБРИНА

Не могу оставаться равнодушной к тому, как Элли пересказывает Заку истории из “Все о кролике Питере”. Он делает вид, что слушает, а сам переписывается с Джо. Щипаю его, ловлю влажный поцелуй, когда Элли отвлекается.

Затем они заняты “серьезным” баскетболом. Я прячусь в теньке, перечитывая материал для нового экскурсионного маршрута. Нужно пользоваться, пока за меня выполняют работу. Миллениум-парк, Клауд-дейт, обзорная площадка. Мало кому хочется погружаться в исторический контекст, но разбавляю им элементарные описания и геолокацию.

— Халтуришь.

Зак садится рядом, нарочно пробегает пальцами по моей руке.

Знаю исключительно в теории, но мы словно озабоченные подростки, жадные до кожи друг друга. Наверное…скорее всего…это так. Я хочу Зака, и теперь нет преград для исполнения желаний.

— Знаю. — закрываю ноутбук.

Элли требует внимания, неловко отбивает мячик об землю. Делает это с открытым ртом, растопырив пальцы.

— Совсем скоро обыграешь меня.

— Не скоро! Сейчас могу только Рину!

Она подбегает к нам, сидящим на траве.

— Ты не на той стороне, Элли. — негромко смеюсь, встаю — Должна быть на своей. Не обязательно кого-то обыгрывать. Пойдем, немного отдохнем.

— А потом посмотрим “Головоломку”? — воодушевляется, забегая в дом.

Зак не сдерживает смех, а еще свои руки! Боже…

— Давай сегодня выберет, Зак. Как тебе идея?

Поднимаюсь в детскую. Элли сама моет руки, переодевает пижаму.

— А он точно не выберет страшилки?

Мне жутко интересно, чем ее пугал брат, но я лишь закрываю шторы.

— Прослежу, чтобы он сделал правильный выбор. Найдем компромисс.

Элли уже знает значение этого слова. Еще она легко сама засыпает.

Медленно закрываю дверь, как меня притягиваю на себя.

— Зак! — вовремя понижаю голос голос.

В кольце его рук. Мне нравится задирать голову, чтобы смотреть ему в глаза, нравится, что он больше и сильнее, потому что я дура. Не могу с собой ничего поделать и верю, что он герой моей истории. Не принц, на это не претендую.

— Не могу на тебя просто смотреть.

— Здесь Элли. — пытаюсь выровнять дыхание.

Зак изгибает темную бровь.

— То есть…ты…

— Боже, конечно! — возмущаюсь.

Меня обижали, мне не верили те, кто должен был защищать. Зак же мне нихрена не должен и все же поступает честно. Я не упущу такую возможность. Пусть это будет не минутное расслабление.

— Может, подсыпем ей снотворное? — шепчет, наклоняясь ближе.

И да. У меня те же мысли. Люди с детьми так делают?

— Зак…ай! — короткий вскрик от неожиданности.

Цепляюсь за его шею. Фелтон не несет меня на руках, как делают женихи на свадьбе, а в той же позе сжимает, чтобы внести в свою комнату и ногой закрыть дверь.

— Ты можешь сказать, укусить в любой момент.

Почему он настолько хорош? Уже на кровати не нависает, а перетягивает на себя, целует, пытается проникнуть руками под одежду.

И сейчас в мире только звук газонокосилки от соседнего дома, наши долгие поцелуи, шуршание одежды, тихий металлический звук отстегнутых лямок комбинезона.

Когда Зак стягивает с меня футболку, мне хватает пыла или отсутствия стеснения, чтобы не прикрываться. Его вспыхнувший взгляд — абсолютный восторг. Я редко ощущаю себя по-женски красивой, обычно это чувство сопровождается страхом привлечь нежелательное внимание.

Он снимает майку. И блядь…это я? Зак усмехается с того, как пугаюсь собственного стона. Провожу пальцами по груди Зака. У него такие рельефные мышцы, что могу почувствовать их изгибы на ощупь, много родинок у левого бока.

Баскетболист опирается на спинку кровати, пересаживает на себя. И чувствую, насколько меня хотят сквозь ткань шорт.

Замираю, когда Зак довольно резко берет за талию, затем за место чуть ниже груди. Его сила…я таю и подчиняюсь. Не знаю, о чем он подумал, потому что говорит:

— Ты можешь привязать меня и делать, что захочешь.

Смотрю удивленно. У него такой фетиш?

— Галстук, ремень. Делай что угодно, если это позволит чувствовать себя в безопасности.

— Если бы не чувствовала, меня бы здесь не было.

Приходится подвинуться ближе, чтобы дотянуться до его лица.

— Сабрина…

Улыбаюсь, осознав, как Зак страдает от этого движения. Глажу ключицы, вижу, как дергается кадык. Он пытается не шевелиться. Перевожу взгляд выше, на губы. Не могу удержаться, чтобы не прикоснуться. Подушечкой большого пальца проскальзываю по его нижней губе. Кажется, у меня вот-вот выпрыгнет сердце.

Зак запускает руку в мои волосы и жестко притягивает к себе. Этот поцелуй легкий, едва касания кожи друг друга, что компенсируют с лихвой движения языка. Он контролирует каждое движение, не настаивает, направляет. И это идеально. Когда отрываемся, наши стоны сливаются. Зак усмехается.

— Неплохо целуешься. — говорю я.

— Нам есть чему друг друга научить.

И я не знаю, говорит ли он о близости, или о чем-то другом.

Из нас двоих я круглая двоечника в сексе, но наверняка бы сдала теорию. Я люблю свое тело, изучаю его, доставляю удовольствие, пробую новые игрушки. Это мой вариант комфортной половой жизни. Сложно доходить до оргазма без яркого, в моем случае, мужского образа. В подростковом возрасте это тоже был Зак, правда Зак Эфрон. Затем период “Дневников вампиров”, сейчас не редкий герой Крис Эванс. И да. Эти любовники больше не появятся в моей постели, только чертов баскетболист Зак Фелтон. Там ему самое место…точнее мне в его комнате на Оукле-авеню.

Парень касается моих трусиков, держусь за плечи.

— Просто скажи, есл…

— Я не хрустальная и я здесь, Зак.

Теперь забота раздражает, потому что происходящее не триггерит травмы, как я того ожидала. Произошедшее…и сейчас ни в какое сравнение, как “Лебединое озеро” и сериал “Сверхъестественное”, как Кандинский и Вивальди. Несопоставимо.

Кусаю губу, когда он проскальзывает через штанину к бедру.

— Сними.

Я лихорадочно качаю головой, прибавляю Заку мучений, когда делаю это прямо на нем, меня легко пересаживают. Ложусь на подушку, сдувая с лица волосы. Щеки, губы, грудь горят. Я в одном нижнем белье…чушь, в одних стрингах.

В такие моменты ни о чем, кроме члена не думают? Но я смотрю на Зака и понимаю, что ничего не знаю о его жизни. Короткие разговоры в машине, или во время прогулки по чикагскому не говорят мне, какой его любимый…но я знаю его любимый фрукт, баскетбольные команды — ярлыки по всей комнате. Знаю друзей, стиль одежды, факультет и пренебрежение к будущей профессии, если это будет не баскетбол. И все же чувство, будто этого мало. Не для секса. Просто мало.

Он оказывается у низа живота, поглаживает его, ноги сами становятся и раскрываются.

— Я жду любых из твоих криков. — шепчет, предупреждая.

Сам снимает тонкую ткань стринг, они отброшены на другую сторону кровати. Чувствую, как Зак вводит в меня один палец. Расслабляю шею, чтобы упасть и смотреть в потолок. Совсем скоро понимаю, что это невыносимо и кусаю руку. Зак делает все аккуратно, облегчает и то, что я чертовски мокрая, но все равно появляется жжение, тело рефлекторно напрягается. Он останавливается, целует живот, грудь. Цепляюсь мертвой хваткой в его предплечье, вторая рука все еще между зубов. Я дрожу. Кажется, боль от того, как приятно. Серьезно, это будет самый быстрый оргазм в моей жизни.

ЗАК

Она такая разгоряченная и узкая. Действую медленно, наблюдая за реакцией Сабрины, как он пытается сдержаться, увы, не напрасно. Элли. Нормально думать о том, чтобы сестра пропала на пару часов?

Ввожу второй, моя сладость выгибает спину.

— Зак…

Ей больно? Не нравится? Блядь, нет. Затуманенные глаза, чуть дрожащие налитые губы. Подавляет звуки в себе. Если кончу в штаны, это будет фиаско подросткового масштаба. Мне хочется причинять Сабрине удовольствие. Именно причинять, немного мучить обоих. Передвигаюсь выше, целую, продолжая оставаться в ней, затем большим пальцем дотрагиваюсь — стон, вожу по кругу.

— Пожалуйста…

Берет за шею, наклоняет к себе, целует откровенно, почти поедает, всасывает губу. Из меня вырывается что-то между рыком и криком. Всего одно движение, сдавливание груди, и Сабрина вздрагивает, едва ли не подскакивает. Бедра разводятся шире, губы еще краснее. Медленно вынимаю из нее пальцы, что касается и без того чувствительной и пульсирующей части.

— Боже… — стон в голос, который я подавляю, проглатываю, целую.

Она проводит руками по моей спине и груди, делает это с таким давлением, то отталкивает, то притягивает к себе. Я хотел знать, что Сабрина готова, что я не использую ее за откровения, поэтому уделяю абсолютное внимание. Молю, пусть это будет не последний раз. Женское тело еще пару раз вздрагивает.

Сабрина доводит ладонь до косых мышц, пресса, обратно. Наблюдает за собственными движениями, я — за ее полуоткрытыми губами. Наконец поднимает глаза, раньше казавшимися больше серыми, чем голубыми, теперь же в них чистое небо. Заводит за резинку шорт, неловко, еще и в воцарившей тишине. Наклоняюсь, так ее рука проходит дальше, а я тихонько прикусываю за плечо…

— Эй! Вы там без меня страшилки смотрите?!

Это Элли. А я не уверен, что дверь заперлась от моего удара. Мы замираем, чтобы тут же убрать руки друг от друга, собраться.

— Эээй! Я не хочу спать! И не буду пугаться, честно!

Вскакиваю первый, убедившись, что на Сабрине есть футболка и комбинезон. Блядь. Ее трусики у подушки. Жестко указываю глазами. Растрепанная, все еще дрожащая от произошедшего, она кидает их в корзину для белья с меткостью Джордана.

— Страшилки? — спрашивает, выходя к Элли.

Идет в сторону ее комнаты.

— Вы кричали, я думала вам страшно! Ты обещала, что никаких страшилок.

— Да, ты точно не будешь смотреть ужасы. — соглашаюсь — Не в ближайшие тридцать-сорок лет.

Сабрина смеется. Речь не про ужасы. Я люблю Элли, а парни…подонки, сужу ли по себе? Возможно. И это глупое желание, чтобы Элли навсегда оставалась маленькой, но сейчас сестра уж очень большая козявка. Серьезно ставлю секс с Сабриной выше Элли? На секунду опускаю глаза. Ткань шорт позволяет скрыть…мотивы.

— Когда-нибудь я стану смелой. Вы тоже! И мы не будет кричать и не спать ночью, после страшилок.

— Над этим долго работают. — уверенно говорит Сабрина, переглядываясь со мной.

На ней. Нет. Нижнего. Белья.