Нестеренко

Глава шестая ПОЛИГОН

20 мая 1954 года было принято постановление СМ СССР № 956–408сс о разработке, изготовлении и испытании первой межконтинентальной баллистической ракеты Р-7.

Для летных испытаний МКР необходимо было создать и соответствующий полигон, так как Капустин Яр не мог обеспечить проведения летных испытаний такого типа ракет. МБР по схеме «пакет» состояла из нескольких ракет и составных частей. Максимальная длина ракеты превышала 30 метров, максимальная ширина — 10 метров, вес незаправленной ракеты — 25–30 тонн. Ракету можно было доставить на полигон только по частям, там собрать, проверить всю ее аппаратуру и после этого доставить на старт. Предусматривалась постройка технической позиции — монтажно-испытательного корпуса (МИК), оснащенного необходимым оборудованием, испытательными стендами, лабораториями, моделирующими устройствами.

Для межконтинентальной баллистической ракеты Р-7 требовалась трасса испытаний длиной порядка восьми тысяч километров с полем падения отделяющейся первой ступени и полями падения головной части. Кроме размещения большого количества технических сооружений, инфраструктуры и жилого городка в стартовом районе требовалось ряд сооружений разместить вне стартового района.

Полигон Капустин Яр не удовлетворял требованиям размещения новых объектов из-за небольшой территории, значительной населенности окружающей местности и наличия рядом крупного индустриального центра Сталинград, а также потому, что один из пунктов радиоуправления в этом случае должен был размещаться в Каспийском море.

Для выбора места полигона постановлением ЦК КПСС и Совета министров СССР была создана государственная комиссия во главе с генерал-лейтенантом В. И. Вознюком. В результате работы комиссии и представленных ею материалов были утверждены: место основной базы полигона — в Кармакчинском районе Кзыл-Ординской области, район падения первых ступеней — в Акмолинской области, район падения головных частей — на севере полуострова Камчатка.

Выбор места дислокации полигона Байконур был трудным. Вот что докладывали в ЦК КПСС В. Малышев, А. Василевский, Г. Жуков, П. Дементьев, А. Домрачев, В. Калмыков 4 февраля 1955 года:

Предложения комиссии были утверждены, и 12 февраля 1955 года Совет министров СССР принял постановление № 292–181 «О новом полигоне для Министерства обороны СССР»:

Случайности в выборе места не было. Район, более близкий к экватору, позволял максимально использовать скорость вращения Земли, что снижало расход тяги двигателей на единицу полезного груза. На данной широте при запуске космической ракеты в восточном направлении она получает дополнительно почти четыре процента орбитальной скорости — 316 метров в секунду. Выбранное место расположения полигона обеспечивало сравнительно большую дальность стрельбы на суше — 6200 километров, полную дальность стрельбы — 8000 километров в воды Тихого океана и позволяло удовлетворительно разместить наземные средства радиоуправления полетом. С Байконура космические объекты выводятся на орбиты, наклон которых к плоскости экватора составляет от 48 до 81 градуса при восточном направлении запуска.

Этот вариант размещения полигона был наиболее выгодным и целесообразным с точки зрения безопасности пусков ракет для населения и наименьшего экономического ущерба народному хозяйству страны. Район старта ракет располагался в малонаселенной пустынной степи, вблизи не было населенных пунктов, имелись лишь небольшие селения вдоль железной дороги, идущей на Ташкент. То есть это была огромная пустующая территория и требуемое отчуждение большой территории размером 1 миллион 100 тысяч гектаров существенно не затрагивало интересы народного хозяйства.

Трассы полета ракет также проходили над малонаселенными местностями. Расположение района падения боевых частей в северо-восточной части Камчатки также не представляло опасности для населения и не требовало производить никакого отселения на территории более 100 тысяч гектаров. Район падения первых ступеней ракеты Р-7 у озера Тенгиз в Акмолинской области Казахстана требовал освобождения территории только на период испытаний, то есть временно.

Район стартовых позиций и район целей был ровным, плоским и обеспечивал быстрое передвижение людей и транспорта; исключалась также возможность возникновения радиопомех. Местность была в целом сухой, но с достаточным количеством источников воды. Имелось место для строительства аэродрома. Была возможность доставки на полигон тяжелых грузов по железной дороге. Отсутствовали пересекающие полигон воздушные линии и железнодорожные магистрали. Климатические условия позволяли эксплуатировать полигон круглый год. Существовала возможность розыска и сбора отдельных частей ракеты с целью последующего изучения причин аварий. Полигон располагался на значительном удалении от государственной границы СССР, в районе труднодоступном для различных средств разведки вероятного противника.

Но если с точки зрения технической выбранный район был оптимальным, то для жизни людей первоначально фактически никаких условий здесь не было. Станция Тюра-Там, возле которой создавался полигон, была построена на железной дороге Оренбург — Ташкент в 1906 году. Она располагалась между ближайшими железнодорожными станциями и населенными пунктами Джусалы (центр Кармакчинского района) и Казалинск (центр Казалинского района), оба населенных пункта находились от Тюра-Тама соответственно в 80 и 110 километрах. В Джусалах располагался аэродром с грунтовой полосой, имевший местные рейсы и рейсы на Москву. Кроме того, раз в неделю здесь совершали посадку самолеты рейса Москва — Кабул. Так что аэродром числился в международных. Мог принимать самолеты Ил-2.

С древних времен здесь жили кочевники-казахи. Их основными занятиями были кочевое скотоводство, речное и озерное рыболовство, рисоводство и бахчеводство у Сырдарьи. Кругом голая пустыня, оживляемая скудной растительностью только весной. Климат региона — резко континентальный. Летом — изнурительная жара с суховеями и столбами завихрений обжигающего воздуха, пылевые и песчаные бури. Зимой — морозы, достигающие 50 градусов, с песчано-снежными буранами.

Генерал-лейтенант М. Г. Григоренко, Герой Советского Союза, в 1951–1959 годах главный инженер Главного управления специального строительства, вспоминает: «Чем больше мы изучали экономику района, тем больше видели трудностей. Все было в остром “дефиците” или отсутствовало вовсе. Местные ресурсы рабочей силы отсутствовали, местных материалов — камня, гравия, щебня, леса — не было. Промышленность районов развита слабо и никакой помощи оказать нам не сможет. Энергосистема прилегающих районов может при условии ЛЭП выделить стройке крайне ограниченную мощность. Грунтовые воды практически отсутствуют. Единственный источник водоснабжения — небольшая река, на которой необходимо соорудить водозаборные сооружения и от нее прокладывать к потребителям водопроводные сети большой протяженности. Дебит реки будет недостаточным для нужд строительства и эксплуатации, надо искать подземные источники водоснабжения, бурить скважины и строить водозаборные сооружения. Ближайшие аэродромы находились на расстоянии сотен километров и не могли быть использованы для нужд строительства из-за отсутствия автомобильных дорог… Грандиозную стройку надо было начинать на голом месте и необходимые ресурсы подавать по единственной железнодорожной магистрали Москва — Ташкент, частично используя также воздушный транспорт…

Крупная стройка разворачивалась без подготовительного периода. Строительство основных сооружений часто опережало строительство промышленной базы и жилья для строителей. Все было в дефиците: специалисты, автотранспорт, строительные машины и механизмы, строительные и горюче-смазочные материалы, продовольствие и даже хлеб, который не успевали подвозить по бездорожью. Самым же дефицитным было время. Надо было экономить каждую неделю, сутки, час, минуту».

Хорошо и не без юмора сказал о принципах, которыми руководствовались в выборе места будущего космодрома, Владислав Волков, сотрудник королевского ОКБ-1, ставший впоследствии космонавтом:

«По максимуму неудобств. Нужно найти место, куда, во-первых, нелегко было бы добраться любым видом транспорта, начиная с самого современного и кончая таким архаичным, как ишак или верблюд. Но этого мало. Надо, чтобы местность была пустынной. Чтобы не было воды и ее привозили в цистернах. Обязательное условие — это песок! Причем песка должно быть много, очень много. И если подует ветер, то этот песок должен висеть в воздухе, так чтобы в трех шагах ничего не было видно. Желательно, чтобы он попадался в борще и котлетах. Это для того, чтобы ты понимал, что дома тебя ждет жена с вкусным обедом. Если ты нашел такое место, значит, оно подходит для строительства космодрома».

Надо иметь в виду, что каждый камень, кирпич, доска, гвоздь были доставлены издалека по железной дороге до станции разгрузки, а затем автотранспортом на площадки по бездорожью. Для обеспечения водой гарнизонов и всего строительства, в том числе и работы бетонного завода, работало круглосуточно несколько десятков водовозов. Питание всех жителей гарнизона осуществлялось из походных солдатских кухонь, а затем офицерский состав, рабочие и служащие, их семьи питались во временных столовых барачного типа.

В условиях пустынной местности, жары, ветров и песчаных бурь условия жизни вновь создаваемого гарнизона усложнялись еще и тем, что вблизи не было крупных населенных пунктов, на которые можно было бы в какой-то степени базироваться и использовать их коммунально-бытовые предприятия: хлебопекарни, прачечные, магазины, парикмахерские и т. п. Населенные пункты (Джусалы и Казалинск) не могли оказать помощи, так как были удалены на 100–120 километров.

Немало трудностей в этот период вызывал вопрос организации торговой сети (военторга), а впоследствии совхоза, молочной фермы и мясокомбината. Для размещения гражданских специалистов и рабочих необходимо было иметь общежития, гостиницы и столовые. В начальный период это представляло тоже много хлопот и трудностей.

В соответствии с директивой Генерального штаба Советской армии от 10 марта 1955 года была создана оперативная группа из десяти офицеров ГЦП МО во главе с заместителем начальника ГЦП полковником Анатолием Александровичем Васильевым, которая 15 марта 1955 года вылетела в Москву, в распоряжение начальника Главного управления реактивного вооружения генерал-майора А. И. Семенова.

В задачи группы входили: а) разработка штата полигона; б) подбор и подготовка кадров; в) подготовка заявок по всем видам материального и технического обеспечения; г) организация контроля за строительством полигона.

Оперативная группа нового полигона постоянно расширялась и вскоре включала 100 человек. Штаб группы располагался в одной комнате на третьем этаже правого крыла 3-го дома МО СССР на Фрунзенской набережной среди служебных помещений заместителя командующего артиллерией Советской армии по реактивному вооружению.

В течение марта — апреля были назначены начальник полигона, начальник политотдела, начальник штаба и другие должностные лица.

27 июля 1955 года директивой Генерального штаба была создана экспедиция по выбору площадок измерительных пунктов, базы, пунктов сопряженного наблюдения объекта «Тайга» и проведения инженерных изысканий. Экспедиция комплектовалась специалистами, способными разносторонне оценить условия работы измерительных пунктов. Ей были приданы легковые и грузовые автомобили высокой проходимости, самолет Ли-2 и несколько легкомоторных самолетов для ускорения осмотра больших площадей земной поверхности. Предстояло определить местоположение семи измерительных пунктов и двух пунктов радиоуправления полетом ракеты Р-7, применявшейся на первых этапах ее отработки, а также службы наблюдения и анализа падения первых ступеней ракеты.

По решению правительства выбор районов размещения ИП, разработка службы измерений и СЕВ (система службы единого времени) были возложены на НИИ-4. Поэтому и схема размещения измерительных пунктов была разработана также НИИ-4. Председателем комиссии по выбору районов размещения ИП был назначен начальник отдела НИИ-4 инженер-полковник В. А. Тарасов. В состав комиссии от полигона входили полковники Н. Д. Силин и С. С. Блохин.

Некоторые пункты (ИП-4, ИП-7, ИП-6) эта комиссия выбрала и разместила неудачно — далеко от воды в пустынной местности. Она руководствовалась теоретическими расчетами НИИ-4 без учета необходимых условий для длительной жизни гарнизонов, оторванных от населенных пунктов. Позже Нестеренко отмечал: «Благодаря моему вмешательству удалось передвинуть пункты 8, 9 и базу в Ладыженке ближе к воде и населенным пунктам. В результате такого казенного отношения к делу некоторые гарнизоны до сих пор вынуждены привозить воду за 15–20 километров машинами. Это создает дополнительные трудности, которых можно было избежать».

Другие экспедиции параллельно решали вопросы выбора конкретного района падения головных частей ракеты Р-7 на полуострове Камчатка. Все результаты работы экспедиции и выработанные предложения были оформлены в виде многотомного отчета и доложены Г. А. Тюлину и Ю. А. Мозжорину, которые одобрили их. Мозжорин был тогда начальником 1-го отдела НИИ-4, Тюлин — заместителем начальника НИИ по научно-исследовательской работе.

19 марта 1955 года приказом № 0053 министра обороны Маршала Советского Союза Г. К. Жукова Алексей Иванович Нестеренко был назначен начальником полигона. Когда Главный маршал артиллерии М. И. Неделин предложил Нестеренко стать начальником вновь формируемого полигона в Тюра-Таме, он фактически без колебаний согласился, поменяв свое благополучное и прочное московское существование на неустроенность и трудности строительства на пустом месте и в сложных климатических условиях.

Алексей Иванович пишет: «Первый разговор со мной на эту тему состоялся на полигоне Капустин Яр у генерала В. И. Вознюка, который пригласил меня к себе и объяснил, что создается новый большой полигон для испытаний и отработки МКР. Маршал артиллерии М. И. Неделин просил выяснить, не дам ли я согласие стать начальником этого полигона, подчеркнув, что это, безусловно, связано с необходимостью выезда из Москвы, и дать ответ в течение суток. Я ответил генералу В. И. Вознюку, что работа в области развития и совершенствования ракетной техники меня очень интересует. Он просил меня сообщить свое мнение в 8 часов утра, с тем чтобы в 9.00 доложить маршалу.

Вечером я по телефону сообщил жене, что мне предлагается новая должность с выездом из Москвы. Она ответила: “Решай сам, а мы готовы ехать куда угодно. Не первый раз”. Я сообщил, что работа большая, интересная, нужная. Жена ответила: “Если надо, то давай согласие, дети у нас уже большие”.

В назначенное время я сообщил генералу В. И. Вознюку о своем согласии. После приезда в Москву маршал М. И. Неделин лично сообщил мне, что приказом министра обороны СССР я назначен начальником формируемого полигона. Он кратко объяснил мне задачи, рассказал об ориентировочных сроках формирования и строительства полигона. Пунктами формирования были назначены: г. Москва, полигон Капустин Яр, Тюра-Там, НИИ-4 в Болшеве. В заключение беседы М. И. Неделин рекомендовал мне быстро сдать факультет и приступить к формированию полигона, о ходе формирования еженедельно докладывать лично, а по выезде в Тюра-Там до установления ВЧ-связи — письменно два раза в месяц… Относительно подчиненности было сказано, что до выезда из Москвы я нахожусь в распоряжении маршала Неделина, а затем в зависимости от того, как будет лучше».

Митрофан Иванович Неделин, поздравляя Алексея Ивановича с новым назначением, поблагодарил его, сказав: «Спасибо, что не держитесь за Москву!»

Вначале предполагалось, что новый полигон будет филиалом Государственного центрального полигона и должен был непосредственно подчиняться генералу В. И. Вознюку. В дальнейшем из-за большой отдаленности полигонов друг от друга и плохого сообщения между ними, а также в связи с большим размахом и масштабом новой организации было принято решение — полигон не может быть филиалом ГЦП. Его целесообразно создавать и развивать как самостоятельную организацию с непосредственным подчинением начальнику ГУРВО генералу А. И. Семенову.

На базе оперативной группы была сформирована рабочая группа по разработке штатов нового полигона и его организационной структуры. Возглавлял группу начальник полигона Алексей Иванович Нестеренко. Разработанные проекты штатов полигона и его организационной структуры 24 мая 1955 года были представлены в Генеральный штаб на утверждение. В предложениях на создание штатной структуры полигона первоначально было указано 20 частей и отдельных подразделений и собственно управление полигона. После рассмотрения штаты были утверждены директивой начальника Генерального штаба от 2 июня 1955 года. Впоследствии эта дата приказом министра обороны СССР от 3 августа 1960 года, в ознаменование начала формирования полигона, была объявлена днем ежегодного праздника НИИП-5 МО и входящих в его штат на день издания приказа воинских частей.

В апреле 1955 года Алексей Иванович приступил к подбору кадров и формированию полигона. В первую очередь необходимо было подобрать начальника штаба, начальника политотдела и заместителей по спецслужбам (опытно-испытательных работ, научно-исследовательских работ и измерений, строительства, тыла, главного инженера, службы режима, начальника отдела кадров, начальников медицинской и финансовой служб). На должность начальника штаба Главным управлением кадров МО СССР были рекомендованы Н. С. Васендин, А. Г. Захаров и А. С. Буцкий. Васендин и Захаров согласия не дали.

Беседа с Буцким была основательнее. Он вначале заявил следующее: «Я не могу с ходу дать согласие, так как не знаю ни характера, ни объема работы, не знаю, справлюсь ли я с ней. Если можно, прошу подробнее сообщить мне о характере и объеме работы». Нестеренко ответил: «Вы были начальником штаба артдивизии, поэтому я считаю, что опыт у вас есть и, судя по личному делу, на всех участках работы, куда вас назначали, вы справлялись хорошо. Может быть вас пугает место?» Буцкий сказал, что место его не пугает и семья этого не боится, что он офицер и куда прикажут, туда он и поедет, но хотел быть уверенным, что оказанное ему доверие он сможет оправдать. Нестеренко дал Буцкому сутки на размышление. На второй день разговор был кратким. Алексей Саввич дал согласие. Алексей Иванович был доволен — Буцкий сразу произвел на него хорошее впечатление скромностью, тактичностью, как серьезный офицер. После этого, в апреле 1955 года, А. С. Буцкий был назначен начальником штаба полигона (приказ МО от 9 апреля 1955 года № 0060). Время показало, что его назначение было серьезной помощью в организационных делах.

Полковник Буцкий проделал исключительно большую работу в начальный период организации полигона. Своим трудолюбием и добросовестным отношением к делу он завоевал большое уважение и доверие у коллектива. Однако случилось непонятное. Когда Алексей Иванович вернулся из командировки с «Камы» (Камчатки) и докладывал маршалу Неделину о состоянии развертывания строительных работ и условиях жизни гарнизонов, то в конце беседы маршал сказал, что Буцкого придется заменить, так как он не имеет достаточного опыта руководства штабом полигона.

Нестеренко в ответ заявил: «Может быть, целесообразно заменить начальника полигона, а не начальника штаба, поскольку считаю, что Буцкий своей должности вполне соответствует». Неделин ответил: «Это вы зря, товарищ Нестеренко. Мы вам подберем достойного начальника штаба, например полковника Карася». На это Нестеренко сказал, что полковника Карася хорошо знает еще по Великой Отечественной войне как одного из лучших командиров гвардейских минометных полков, смелого и храброго офицера, но нет никакого основания для того, чтобы заменять Буцкого. На этом разговор был окончен.

Через некоторое время был получен приказ, которым полковник Буцкий освобождался от занимаемой должности. На эту должность назначался начальник штаба ГЦП полковник А. Г. Карась, а на место Карася назначался полковник Буцкий — их поменяли местами. Чтобы как-то сгладить обиду того и другого, они оба были награждены ценными подарками за хорошую работу.

Как потом стало известно, эта замена произошла по требованию С. П. Королева. Буцкий не понравился Королеву лишь по той причине, что Сергей Павлович был включен в состав первого рейса самолета Ан-2, отлетающего из Джусалы в Москву, а не в состав четвертого, тогда Королеву не пришлось бы ждать других, летящих в Москву. Списки составлял генерал А. Г. Мрыкин. В то время Буцкий еще не знал главных конструкторов и других чиновников и не знал, кому какая принадлежит роль в распределении мест «за барским столом». Мрыкин же прекрасно знал эту бюрократическую субординацию и непростой характер Королева, но не предупредил Буцкого и не нашел в себе мужества сказать, что списки составлял он, а не Буцкий.

Так что эта замена ничем не была оправданна и принесла только лишние трудности. По своим деловым качествам эти офицеры были совершенно равноценны. Оба были переведены без особого желания, и самолюбие их было сильно ущемлено. Не слишком здоровому полковнику Карасю не хотелось ехать в более суровые климатические условия (кстати, через год он был освобожден от занимаемой должности по состоянию здоровья и назначен на должность консультанта в НИИ-4).

Такое решение задело и самолюбие Нестеренко, так как не было принято во внимание его мнение. Стало также ясно, что маршал Неделин находится в зависимости от С. П. Королева.

Кроме начальника штаба полковника А. С. Буцкого заместителями начальника полигона были назначены: по опытно-испытательным работам — подполковник А. И. Носов, по научно-испытательной работе и службе измерений — полковник А. А. Васильев, главным инженером — подполковник А. П. Метелкин, заместителем по строительству — подполковник Н. Н. Васильев, начальником тыла — полковник В. А. Лебедев, заместителем по режиму и охране — полковник Н. Д. Силин, заместителем начальника штаба — полковник Д. П. Ковель, начальником оперативного отдела — подполковник А. М. Войтенко.

Все заместители были участниками Великой Отечественной войны, удостоены высоких правительственных наград. Даже склонный к покровительственно-задиристому поведению по отношению к военным заместитель Королева Л. А. Воскресенский всегда вел разговор с замами начальника полигона в уважительно-корректном тоне.

Основным органом управления космодрома являлся штаб. В 1955 году он состоял из шести отделов. Отдел планирования и обеспечения научно-испытательных работ и испытательных полей (подполковник А. М. Войтенко) с первого дня своего существования стал организующим и планирующим органом штаба, осуществляющим постоянную связь и взаимодействие со всеми службами полигона. А. С. Буцкий вспоминал: «Главная роль в организации постоянного и действенного контроля принадлежала оперативному отделу штаба. Полковник Войтенко, с присущей ему настойчивостью и требовательностью к себе и подчиненным, успешно справлялся с возложенными на отдел задачами, настойчиво обучал и требовал от подчиненных добиваться изучения истинного положения дел на контролируемом участке, умело использовал опыт работы штаба полигона Капустин Яр, не стеснялся учиться и набираться опыта у своих товарищей».

С момента своего создания штаб полигона занимался вопросами организационно-штатного строительства и развития НИИП-5, такими как: разработка и утверждение штатов и на управление полигона, и на входящих в его состав частей и подразделений; подбор кадров; формирование и укомплектование управления полигона, научно-испытательных отделов, контроль за ходом комплектования личным составом частей и подразделений; организация специальной подготовки инженерно-технического состава; размещение личного состава, семей офицеров, рабочих и служащих; организация снабжения, питания, культурного обслуживания личного состава и населения поселка; контроль за ходом строительства объектов, организация тесного взаимодействия, взаимопомощи и сотрудничества с военными строителями 130-го УИР.

Вот как вспоминает об особенностях работы штаба в 1955 году полковник Алексей Саввич Буцкий: «В таком технически оснащенном учреждении, как НИИП-5, задачи штаба полигона и его работа значительно отличались от работы обычных войсковых штабов. Эта специфика работы особенно проявлялась в периоды формирования частей и подразделений, штатная структура многих из них создавалась впервые, укомплектование их инженерно-техническими кадрами, подготовка инженеров до уровня специалистов, создающих комплексы и системы первой отечественной МКР, бытового устройства подчиненных и их семей в условиях полного отсутствия местных ресурсов на открытой пустынной территории с районами очаговой природной чумы и резко континентальным климатом… Все работы по подготовке сооружений и объектов первой очереди полигона, начиная от формирования штатных подразделений и частей до завершения всех работ, приходилось начинать, как говорится, с нуля…»

Кроме оперативного отдела в состав штаба входили отделы: боевой подготовки и боевого применения (подполковник В. Е. Вельчинский), аэрометеорологический (подполковник В. А. Овчинников), специальных испытательных полей (подполковник Е. Л. Беляев), строевой (майор А. П. Раздоров), секретный (капитан Б. А. Ключников), отделения специальной связи (капитан Н. Ф. Здор). Кроме того, в 1956 году по приказу Нестеренко в состав штаба был включен отдел специальной связи и службы единого времени (полковник Н. М. Крючников), ранее входивший в службу опытно-испытательных работ полигона.

Штабу подчинялись базы специальных испытательных полей: база падения блоков 1-й ступени в/ч 13 961 в Казахстане в районе Ладыженки (подполковник Л. А. Кондратюк) и база падения головных частей и остатков 2-й ступени на Камчатке — 43-я отдельная научно-испытательная станция (ОНИС) (полковник Б. Ф. Козлов, с 24 декабря 1955 года полковник И. К. Павленко). Кроме того, штабу подчинялись батальон связи (командир — подполковник Г. П. Дробышевский), 6-е отдельное авиационное звено (старший лейтенант Н. Д. Лубнин), склад артвооружения (лейтенант В. Е. Деев), военно-почтовая станция.

95-й батальон связи формировался на площадке № 5 полигона Капустин Яр с июля 1955-го по апрель 1956 года. 3 мая 1956 года батальон прибыл в Тюра-Там и был размещен на берегу Сырдарьи. Личный состав батальона участвовал в создании линий и узлов связи и их охране.

19 июня 1955 года к месту постоянной дислокации части прибыла оперативная группа командования полигона в составе семи офицеров (в их числе полковники А. С. Буцкий и Н. М. Прошлецов, подполковники С. С. Блохин и Н. И. Кузьменко, инженер-капитаны А. А. Белужкин и Д. Ф. Киселев). К этому времени на станцию Тюра-Там прибыли строители во главе с полковником (в последующем генерал-майором) Георгием Максимовичем Шубниковым. В районе строительства площадок сосредоточивались строительные батальоны. Строители создавали материально-техническую базу для развертывания строительства.

В 1956 году в состав полигона вошел политический отдел, который выступал мобилизующей и организующей силой, активно помогая начальнику полигона генерал-лейтенанту А. И. Нестеренко решать сложные и ответственные задачи становления и развития полигона, сплочения воинских коллективов.

Первым начальником политотдела космодрома был назначен полковник Н. М. Прошлецов. В составе небольшой группы офицеров-ракетчиков он прибыл на космодром летом 1955 года. На плечи Николая Михайловича легла тяжелейшая ноша формирования коллектива политотдела, создания партийных, комсомольских и профсоюзных организаций, подбора и расстановки офицерских кадров, организации партийно-политической работы в частях и подразделениях, установления контактов, развития отношений с местными (районными и областными) и республиканскими органами власти.

Николай Михайлович не щадил себя, не знал ни покоя, ни отдыха. Сказались и тяготы Великой Отечественной войны. В сентябре 1956 года полковник Прошлецов преждевременно ушел из жизни. Новым начальником политотдела космодрома стал полковник Василий Иванович Ильюшенко. Он родился в 1914 году, был участником Великой Отечественной войны, ранее служил заместителем начальника политотдела Артиллерийской академии им. Ф. Э. Дзержинского и заместителем по политической части председателя Главного артиллерийского управления.

Так же как на фронте, Василий Иванович самоотверженно, не щадя здоровья и сил, вместе со всеми ракетчиками-испытателями строил объекты космодрома, обеспечивал первые запуски ракет и космических аппаратов. Вместе с Нестеренко он смог создать на полигоне такой микроклимат среди руководителей, что все задачи решались дружно, быстро, с высокой ответственностью и качеством, за что к ним с большим уважением относились С. П. Королев и маршал артиллерии М. И. Неделин.

Василий Иванович основное внимание в своей работе уделял совершенствованию стиля партийно-политической работы, повышению качества боевой подготовки, улучшению бытовых условий для личного состава, жилищному строительству, организации культурной работы, досуга. По его инициативе в феврале — марте 1957 года были проведены конкурсы на лучшую столовую, на лучшую солдатскую казарму, офицерское общежитие, смотр художественной самодеятельности. А ведь с момента рождения космодрома прошло чуть более полутора лет!

Но главное внимание В. И. Ильюшенко уделял строительству объектов космодрома, подготовке офицеров и солдат к испытаниям ракетной техники. Вместе со своими товарищами он отдал много сил для успешного запуска первых баллистических ракет, первого в мире искусственного спутника Земли и других космических аппаратов.

Благодаря настойчивым письменным просьбам начальника полигона А. И. Нестеренко и начальника политического отдела В. И. Ильюшенко 21 января 1958 года указом Президиума Верховного Совета Казахской ССР поселку на 10-й площадке (до этого он условно назывался «Заря») было присвоено название «Ленинский». 1 марта 1959 года состоялись первые выборы Ленинского поселкового совета. Это политическое мероприятие потребовало больших усилий коллектива политотдела и его начальника.

В первые месяцы все прибывающие офицеры, рабочие и служащие размещались в палатках, землянках и вагонах. В условиях пустынной местности, жары, ветров и песчаных бурь условия жизни вновь создаваемого гарнизона усложнялись еще и тем, что вблизи не было крупных населенных пунктов, на которые можно было бы в какой-то степени базироваться и использовать их коммунально-бытовые предприятия: хлебопекарни, прачечные, магазины, парикмахерские и т. п. Населенные пункты (Джусалы и Казалинск) не могли оказать помощи, так как были удалены на 100–120 километров. Питание всех жителей гарнизона осуществлялось из походных солдатских кухонь, а затем офицерский состав, рабочие и служащие, их семьи питались во временных столовых барачного типа.

Первая зима (1955/56 года) была на редкость холодной и ветреной. Морозы доходили до минус 42 градусов. Природа как будто нарочно решила проверить стойкость и мужество этого громадного, быстро создаваемого гарнизона. Зимой, для того чтобы поддержать минимально возможную температуру, необходимо было круглосуточно топить временные печи: железные, кирпичные, чугунные, глинобитные — какие кто мог соорудить. Это требовало большого количества дров. Надо учесть, что каждая палка, каждая щепка привозились за тысячи километров. Круглосуточная топка времянок вызывала частые пожары в палатках, землянках и домиках, несмотря на противопожарные мероприятия. И чем было холоднее, ненастнее, тем чаще возникали пожары. Начальником гарнизона был издан приказ, в котором требовалась постоянная противопожарная готовность всего офицерского состава в ночное время для выезда по тревоге. В каждом подразделении назначались дежурные противопожарные подразделения и нештатные пожарные команды. В результате проводимых мероприятий возникавшие очаги пожаров быстро ликвидировались.

Наблюдалась острая нехватка питьевой воды. Насосная станция у паровозной водокачки работала круглосуточно, но напоить всех она не могла. Случалось, что из-за отсутствия воды невозможно было приготовить обед в столовых. Солдаты самовольно выходили на дорогу, останавливали водовозки и выпивали их досуха, заливая про запас котелки, ведра, фляги.

Первый приезд Алексея Ивановича в район будущего полигона состоялся в июне 1955 года. В мае он находился на полигоне Капустин Яр, проверял размещение первых подразделений, которые там формировались: батальон связи и испытательные отделы. Там же размещался отдел кадров, который занимался подбором офицеров из состава ГЦП. В этот период Нестеренко внезапно заболел и попал в госпиталь, а через несколько дней на ГЦП прилетел маршал М. И. Неделин в сопровождении генерала Л. М. Гайдукова. К его прилету Алексей Иванович почувствовал себя лучше и прямо из госпиталя выехал на аэродром для следования с маршалом в Тюра-Там. К слову сказать, в период пребывания в госпитале ему удалось уговорить начальника медицинской части госпиталя подполковника медицинской службы А. В. Соловьева дать согласие на должность начальника госпиталя на новом полигоне.

Посадка самолетов была возможной в то время только на аэродроме в Джусалах. Из Джусалов в Тюра-Там группа прибыла в специальном вагоне. Местность и условия расквартирования были удручающими: степь, такыры, солончаки, пески, колючки, жара и ветер, иногда переходящий в песчаные бури, множество сусликов. Ни одного дерева, ни одного населенного пункта. Как сказал адъютант Неделина по приезде на полигон: «Да, это вам не финская баня, это — среднеазиатская пустыня Тюра-Там».

А. И. Нестеренко вспоминал: «Из поселка Джусалы специальной железнодорожной летучкой, состоящей из тепловоза и двух пассажирских купейных вагонов, мы поехали на станцию сосредоточения строителей. Там нашу летучку поставили на временный железнодорожный путь. В металлических, раскаленных солнцем вагонах мы обливались по́том и жадно вдыхали воздух, как рыбы, выброшенные на берег. Страшно хотелось пить. Казалось, без привычки невозможно утолить жажду. Чтобы как-то облегчить возможность пребывания в вагонах, где можно было укрыться от палящего солнца, генерал Гайдуков приказал строителям цистерной подвезти воду к вагонам и поливать крыши вагонов водой, особенно ту часть вагона, где находился маршал. Но так как насосов не было, эту процедуру строители выполняли вручную ведрами. Эффект незначительный, но все-таки морально было легче. Тем более что эта примитивная операция производилась под непосредственным руководством генерала Гайдукова».

Только после заката наступала прохлада, которая способствовала быстрому восстановлению сил и энергии. Однако в ночное время одолевали другие неприятности — это надоедливые мухи, комары и москиты, мелкие и кусачие твари. Сколько видно глазам — бескрайняя пустынная степь, покрытая скудной, выжженной солнцем травой. Сама пустыня испещрена такырами, солончаками и кое-где песчаными барханами. Пейзаж пустыни дополнялся множеством сусликов и кругом — ни одного дерева. На станции было только два кирпичных двухэтажных здания и с десяток полуоблупленных глинобитных хибар с плоскими крышами. У некоторых из них стояли юрты. Кое-где можно было видеть исхудалых ишаков да небольшие группки коз или овец. Все это навевало безысходную грусть. Такое первое впечатление испытал каждый прибывающий на полигон.

Самым трудным моментом при подборе кадров для полигона являлось место дислокации. Нельзя было говорить и даже намекать, где оно находится. Чтобы не раскрывать район дислокации, были установлены условные наименования. Основная база полигона, располагавшаяся в Казахстане, называлась «Тайга», база на полуострове Камчатка — «Кама». Многие офицеры, рабочие и служащие, прибывшие в «Тайгу», острили: «Почему же в “Тайге” нет ни одного дерева?»

Когда те, кто давал согласие ехать туда, узнавали, что это в районе Джусалы и Казалинска (в Большой советской энциклопедии он значился как район «природной чумы»), они сразу же отказывались, придумывали всевозможные причины и болезни: колит, гастрит, гипертония, малярия, предрасположенность к туберкулезу, если не у самого себя, то у ближайших родственников — жены, тещи, детей. К тому же требовалась предварительная проверка кандидатов по линии органов безопасности, соответствующая форма допуска. Для оформления допуска каждому офицеру и служащему необходимо было заполнить анкету. Многие вполне подходящие и достойные офицеры, узнав о пустынной местности и особо режимных условиях, отказывались. Приходилось каждому терпеливо и настойчиво объяснять, что эта новая стройка — очень важное мероприятие, в будущем все наладится, но на первых порах придется пережить определенные трудности и т. д.

Алексей Иванович был находкой для нового небывалого полигона. Так как он первым согласился выехать из Москвы на новое место, это давало ему моральное право агитировать молодежь ехать осваивать «целину» (так называли в то время полигон) — важнейший участок оборонного значения. Исключительно большую роль в подборе молодых офицерских кадров для полигона сыграло то обстоятельство, что Алексей Иванович был начальником реактивного факультета в Академии им. Дзержинского, где в апреле 1955 года был произведен большой выпуск слушателей. Это были его воспитанники, которых он знал, и они знали его. Для этой цели Нестеренко собирал целые курсы выпускников и проводил с ними разъяснительную работу, рассказывал о роли, месте и перспективах реактивной артиллерии и, особенно, баллистических ракет большой дальности. Офицеры верили ему и давали согласие ехать вместе с ним на покорение пустыни и космоса.

Он писал: «То количество слушателей, которое было намечено при распределении для полигона, сравнительно легко удалось сагитировать, и абсолютное большинство их без особого нажима дало согласие ехать осваивать “целину”, как мы называли в то время полигон».

Вместе с А. И Нестеренко на полигон прибыли выпускники Артиллерийской академии им. Ф. Э. Дзержинского: А. П. Долинин, А. С. Кириллов, А. С. Матренин, А. А. Ряжских, В. Г. Соколов, В. А. Бобылев, В. П. Безносов, P. М. Григорьянц, Н. К. Диденко, Г. А. Иньков, В. Д. Жигалов, Н. Г. Кальжанов, Б. Ш. Климов, В. Н. Кузовлев, Ф. Р. Ларичев, Е. И. Осташев, Н. П. Синеколодецкий, С. Д. Титов, В. Я. Хильченко, Б. А. Шпанов, Б. Н. Цветов и др.

Алексей Иванович также уговорил перейти на новый полигон большую группу офицеров Капустина Яра, что позволило воспользоваться их опытом на новом полигоне. Немало опытных инженеров и командиров ГЦП, получивших боевое крещение в испытательных работах, были назначены на командные и инженерные должности НИИП-5: А. А. Васильев, А. И. Носов, А. П. Метелкин, В. С. Патрушев, Ф. И. Зайцев, Н. И. Кулепетов, А. В. Соловьев, И. Т. Буряк, Д. Г. Харьковский, П. В. Гусев, А. Ф. Коршунов, Н. Т. Крючников, А. Н. Злыденко, В. И. Сорокин, С. С. Блохин, И. Г. Сависько, Н. П. Павлов, С. Д. Иванов, Н. Ф. Здор и многие другие. Несмотря на то, что они были первыми в Капустином Яре, осваивая «целину» в астраханских степях, они дали согласие поехать в район со значительно худшими климатическими условиями, в абсолютно неблагоустроенный гарнизон, на освоение еще более трудной «целины».

Надо отдать должное всем перечисленным товарищам. Они честно выполнили свой долг, много и самоотверженно трудились, передавали опыт, помогали создавать новую, более сложную организацию.

Вообще, в период формирования НИИП-5 со стороны полигона Капустин Яр была оказана большая помощь. Большинство служб полигона, часть подразделений формировалась и длительное время размешалась на полигоне Капустин Яр (раньше генерал В. И. Вознюк комплектовал свой полигон в НИИ-4 у Нестеренко, а теперь отдал ему долг).

Отдельная испытательная станция района падения головных частей на Камчатке тоже формировалась в НИИ-4. Для ее создания также пригодились старые связи и фронтовая дружба. Используя обширные связи, нетрудно было договориться и о подготовке испытателей на предприятиях промышленности, в НИИ и КБ.

Большую помощь в подборе кадров Алексею Ивановичу оказывали его заместители — А. С. Буцкий, А. Г. Карась, К. В. Герчик, Н. М. Прошлецов, В. И. Ильюшенко, А. И. Носов, А. А. Васильев, А. П. Метелкин, Н. Д. Силин, В. А. Лебедев, И. К. Кругляк. Помогали и маршал артиллерии М. И. Неделин, и 4-й отдел Главного управления кадров Министерства обороны.

В дальнейшем подбор кадров осуществлялся следующим образом. Подбором кадров в ГУКе занимались полковники А. И. Попов и А. Р. Чайников. Они отбирали личные дела офицеров, изучали их и передавали Нестеренко для ознакомления. Наиболее достойных кандидатов вызывали из войск и академий для переговоров. Из воспоминаний генерал-лейтенанта П. П. Свотина (в те годы офицера отдела капитального строительства полигона): «После окончания Военно-инженерной академии имени В. В. Куйбышева меня в числе нескольких выпускников пригласили в управление кадров, где молодой симпатичный полковник Чайников предложил работать на секретном объекте с таинственным названием “Тайга”. Весьма заманчивой представлялась интересная и сложная работа по строительству уникальных объектов и сооружений… В документах, выписанных на проезд, стояла конечная станция Тюра-Там, которой так же, как и “Тайги”, на картах не было… Май 1956 года был жарким. Особенно невыносимая жара стояла после Аральска. Если от Актюбинска в окно вагона можно было увидеть островки зеленой травы и небольшие холмы, то от Аральска пошла ровная серая полупустыня, полностью лишенная зелени. Хотя издали и виднелась лента реки, но берега ее были такие же серые, без единого деревца или кустика…

Проводник объявил нашу станцию, я выглянул в окно и не увидел ни одного домика, никакого признака близкого жилья… Станционный домик и два-три саманных сарая… Только чуть позже до меня наконец дошло, что я прибыл по назначению на объект “Тайга”».

Первым начальником службы опытно-испытательных работ был назначен на должность заместителя начальника полигона по ОИР подполковник инженерной службы Александр Иванович Носов, прибывший в апреле 1955 года в числе пятидесяти трех офицеров с полигона Капустин Яр. За запуск первого искусственного спутника Земли в 1957 году ему было присвоено звание Героя Социалистического Труда. Он погиб 24 октября 1960 года во время катастрофы на стартовом комплексе площадки № 41 вместе с маршалом Неделиным.

Кстати, звания Героя Социалистического Труда в 1961 году был удостоен и начальник отдела анализа результатов испытаний инженер-подполковник Всеволод Андреевич Боков.

В состав службы ОИР входили: 9-й отдел (отдел анализа результатов испытаний) — начальник отдела инженер-подполковник В. А. Боков; 11-й отдел (отдел комплексных испытаний) — начальник отдела инженер-полковник Николай Гаврилович Кальжанов, заместитель начальника отдела — инженер-майор Евгений Ильич Осташев, в будущем лауреат Ленинской премии, погиб 24 октября 1960 года во время катастрофы на стартовом комплексе площадки № 41; 12-й отдел (автономных испытаний) — начальник отдела инженер-майор Анатолий Семенович Кириллов, в будущем Герой Социалистического Труда; 13-й отдел (радиоуправления) — начальник отдела подполковник Павел Владимирович Гусев; 15-й отдел (наземного оборудования) — начальник отдела подполковник Аркадий Федорович Коршунов, в отделе проходил службу инженер-майор Александр Сергеевич Матренин, в дальнейшем генерал-лейтенант, заместитель министра общего машиностроения СССР; инспекция по технике безопасности, созданная в 1956 году, первый начальник — инженер-майор А. А. Березовой; физико-химическая лаборатория, первым начальником которой 6 июля 1955 года был назначен участник Великой Отечественной войны инженер-майор А. С. Кузнецов; 71-я и 72-я отдельные испытательные станции, отдельная испытательная станция радиоуправления полетом изделия.

Службе ОИР подчинялись также сборочная бригада (инженер-подполковник Б. А. Шпанов) и 229-й отдельный дивизион 77-й инженерной бригады — в/ч 55831 (подполковник Иван Иванович Черенков, имевший 583 военнослужащих и исполняющий обязанности начальника испытательной части). На базе дивизиона в июле 1957 года сформирована первая на полигоне отдельная инженерно-испытательная часть, имевшая по штату 889 военнослужащих и 9 рабочих и служащих, под командованием полковника Олега Ивановича Майского. В 1960 году его сменил полковник Валентин Николаевич Юрин. Боевой расчет дивизиона 15 мая 1957 года провел первый пуск МБР Р-7.

Из личного состава дивизиона также комплектовались измерительные пункты активного участка траектории.

Эшелоны с 229-м инженерным дивизионом 77-й инженерной бригады прибыли на полигон из Белокоровичей в конце июля — начале августа 1955 года. Прибывающий личный состав на станции встречал лично начальник полигона А. И. Нестеренко с группой офицеров. Ни рампы, ни кранов на станции не было, всё разгружали вручную.

Дивизион разместился в палаточном городке на берегу реки Сырдарьи и находился там до следующей весны. Условия размещения были чрезвычайно трудными. Питались тем, что привезли с собой: крупой и селедкой. Не хватало воды, хотя рядом была река. Воду необходимо было кипятить, поэтому напоить несколько сотен человек водой тоже было проблематично.

Генерал-полковник А. А. Ряжских вспоминал: «Прибыли на станцию Тюра-Там, и на машинах нас отвезли на берег Сырдарьи. Развернули палатки (они были с собой). Днем в тени температура была сорок пять градусов, даже до сорока шести доходила. Я жил вместе с солдатами: жарища была невозможная, днем в палатку войти нельзя, там градусов под восемьдесят. Так всё нагревалось и раскалялось, что и есть не хотелось. Питались по солдатскому пайку: на обед горячий борщ из кислой капусты, сало жирное, комбижир. Вспоминаю: попадет жирная муха в суп — выкинешь ее ложкой оттуда — всё горячее, пот по лицу течет. Первые дни адаптации к тому климату проходили тяжело. Некоторые “декабристы” — это “студенты” (их было десятка полтора, которые окончили академию, брали их с третьего курса гражданских институтов и готовили из них инженеров-ракетчиков) надели спортивные костюмы и все время проводили на Сырдарье. Они говорили:

— Отправляйте нас назад, не хотим тут служить и не будем — что хотите делайте.

Я же так рассуждать не мог, все-таки кадровый военный. Помню, все время хотелось пить. Пили из Сырдарьи, а там вода с песком, поэтому приходилось ее отстаивать. Нам выдавали по одной фляжке кипяченой воды, но она заканчивалась мгновенно, а потом пили из Сырдарьи. Пошли заболевания. Я дал себе зарок — никакой воды из реки, пить только утром и вечером (потому что все-таки река, половина песка — черт ее знает, какая она). А некоторые заболели.

Там же впервые встретил начальника полигона А. И. Нестеренко и начальника штаба А. С. Буцкого. Они приехали к нам на Сырдарью.

А. И. Нестеренко рассказал нам, что мы прибыли на полигон, будем его создавать и, как испытательная часть, будем испытывать новые ракеты, а в ближайшее время группа инженеров поедет на переподготовку в Москву.

Жили мы на Сырдарье довольно долго, а потом нас перевезли на вторую площадку, где для нас были отрыты большие и глубокие землянки, как в Капустином Яре, — в них и жили. Участвовали в монтаже стартовой площадки и МИКа. Я был начальником электроогневого отделения в составе дивизиона (командир — подполковник И. И. Черенков, И. И. Демидкин — начальник штаба, Н. И. Гурьев — замполит, В. Н. Ломакин — заместитель по тылу). Нас называли частью, и мы трудились, оказывая помощь испытательному управлению в монтаже и приемке стартовых сооружений и монтажно-испытательного корпуса.

Запомнился мне один эпизод. Обмундирование приходилось все время стирать в Сырдарье хозяйственным мылом, и сохло оно мгновенно. Привел себя в порядок, почистил сапоги — дай, думаю, пойду в городок, посмотрю, что и как там. В городке в деревянном бараке штаб, несколько сборно-щитовых домов, столовая и дорога к станции. Думаю: пойду выпью в буфете холодненькой водички. Пришел, в столовой официантка с болезненным выражением лица. Я спросил:

— А можно у вас водички выпить?

Она на меня посмотрела неприязненно и, грязно выругавшись, ответила:

— А больше тебе ничего не надо?

Мне, конечно, после этого уже ничего не надо было, и я отправился опять на Сырдарью. Настроение у меня, честно говоря, упало.

Вещи мои (шкафчик и ящик) стояли рядом с солдатской палаткой, наполовину уже засыпанные песком. Пыль и песок хрустели на зубах».

Весной начальник полигона поставил дивизиону следующие задачи — разгрузка, перевозка, хранение и охрана грузов, прибывающих для полигона, строительство сборно-щитовой казармы для личного состава и шести финских домиков для размещения офицеров дивизиона, патрулирование на станциях Казалинск (110 километров), Джусалы (80 километров) от Тюра-Тама и на промежуточных полустанках.

Дивизион имел командование, штаб и четыре батареи. Две батареи располагались на площадке № 2: 1-я — комплексных испытаний и пуска (командир майор Н. Д. Голованов) и 2-я — наземного оборудования (майор В. Т. Козлов), 3-я батарея располагалась на РУП «Б» (пункт боковой радиокоррекции — командир майор В. И. Нестеренко, однофамилец Алексея Ивановича), 4-я батарея — обработки опытных данных (командир майор В. С. Беляев) — располагалась на площадке № 10.

Еще один дивизион бригады РГВК из Белокоровичей прибыл в состав полигона в июле 1956 года. В течение июля — ноября 1956 года более 100 офицеров, сержантов и солдат этого дивизиона были направлены на заводы и на полигон Капустин Яр для освоения новой техники. К началу 1957 года дивизион был передислоцирован на площадку № 2 в качестве испытательной части ракеты Р-7. Там в течение четырех-пяти лет он располагался в бараках и землянках.

2 июня 1955 года в управлении НИИП-5 была создана служба научно-исследовательских работ и измерений. Первым начальником службы стал фронтовик, будущий генерал-лейтенант итс, начальник Главного управления ракетного вооружения в 1964–1967 годах полковник Анатолий Алексеевич Васильев. В службу вошли: группа управления, а также отделы и лаборатории: 4-й — астрономо-геодезический; 10-й — внешнетраекторных измерений; 14-й — телеметрических и автономных измерений; 16-й — математической обработки; лаборатория № 7 — радиопомех и радиоизмерений; лаборатория № 8 — фотокиносъемок и светокопий. Службе подчинялись все измерительные пункты, в том числе ИПы Камчатки.

В числе первых подразделений полигона была создана 44-я отдельная испытательная станция измерительных служб (ИП-1), которая стала основой для формирования других пристартовых измерительных пунктов, а также практической базой для отработки и внедрения новых образцов измерительной техники.

Для контроля полета ракет вне зоны видимости пристартовых пунктов была развернута сеть трассовых измерительных пунктов по всей территории страны с запада на восток от Джезказганской и Тургайской областей до Барнаула на Алтае. Последними в этой цепи были пункты на полуострове Камчатка, предназначенные для сопровождения головных частей МБР до их падения.

К началу летных испытаний МКР Р-7 в 1957 году в состав измерительного комплекса вошло девять измерительных пунктов в Казахстане и шесть измерительных пунктов на Камчатке. Начальниками ИПов 1–9 были подполковник Г. М. Колеганов, техник-лейтенант В. А. Сивов, техник-лейтенант А. А. Соколов, подполковник А. И. Ларцев, майор С. А. Амплиев, подполковник В. Д. Ветласенин, инженер-подполковник А. Т. Мороз, майор П. М. Гавриленко, подполковник И. С. Юдаев.

Службе подчинялся комплекс пунктов радиоуправления и измерения РУПИ — основной «А» (в/ч 25642) Тартугай (майор А. В. Родионов), зеркальный «В» (в/ч 14094) Тогыз (инженер-подполковник Я. А. Плотников) и временный.

Одной из важнейших задач было создание материальной базы для испытания новейшей космической техники. Было очень трудно в первый год. Нестеренко вспоминал: «Форменным образом все, вплоть до самой мелочи приходилось выколачивать в различных органах и организациях». Для решения всего этого комплекса задач возникла необходимость в создании органов, которые смогли бы обеспечить прием и распределение поступающего, не имеющего аналогов в мировой практике, оборудования.

Поэтому в 1955 году в штате полигона была создана служба производственного обеспечения — служба главного инженера, на которую были возложены задачи по организации монтажа и проведения испытаний новой техники. С 15 апреля службой руководил заместитель начальника полигона по производственному обеспечению — главный инженер полковник Анатолий Павлович Метелкин, участник Великой Отечественной войны, ранее занимавший аналогичную должность на Государственном центральном полигоне Капустин Яр. Под его руководством были определены и составлены первые заявки на поставку необходимого оборудования и расходных материалов на 1956 год, что позволило систематизировать процесс эксплуатации оборудования строящихся объектов. В последующем служба вооружения несколько раз переименовывалась, но ее функции не изменялись.

В состав службы первоначально вошли отделы главного механика (инженер-подполковник М. И. Золотарев), главного энергетика (инженер-подполковник Г. К. Кравцов), технического обеспечения научно-испытательных и опытно-испытательных работ (майор Ф. И. Зайцев), специального железнодорожного оборудования и специальных железных дорог (подполковник П. П. Будник), специального и артиллерийского вооружения (майор Н. П. Павлов), отдел контрольных измерений (инженер-подполковник С. С. Бахвалов), кислородно-азотный завод (инженер-подполковник Н. П. Клименко), пожарная инспекция.

Кроме того, главному инженеру подчинялась теплоэлектроцентраль (майор М. А. Юдин). В 1957 году пустили энергопоезд Б-1400. В 1955 году в составе службы производственного обеспечения была сформирована центральная материально-техническая база полигона, которую возглавлял техник-лейтенант В. Ф. Голанов.

Тогда же в составе службы производственного обеспечения была создана отдельная центральная экспериментальная ремонтно-механическая мастерская, начальником которой был назначен инженер-майор В. Н. Калиновский.

Мастерская состояла из четырех цехов: ремонта электрорадиооборудования, слесарно-механического, ремонта и юстировки оптических приборов, мер и весов, горячей обработки металлов и покрытий.

2 июня 1955 года для обеспечения штаба, управления и воинских частей полигона всеми видами почтовой корреспонденции в числе первых частей и подразделений полигона была создана военно-почтовая станция, которая позже была переименована в гарнизонный военно-почтовый сортировочный пункт, а затем в узел фельдъегерской почтовой связи.

В том же 1955 году был сформирован отдел технического обеспечения научно-испытательных и опытно-испытательных работ, который выполнял задачи по обеспечению воинских частей полигона техническими материальными средствами, специальным техническим и технологическим оборудованием для проведения специальных работ по эксплуатации, техническому обслуживанию и текущему ремонту специальной техники, специальных зданий и сооружений, инженерных сетей и коммуникаций технических и стартовых комплексов. Первым начальником отдела 12 апреля 1955 года назначен фронтовик, полковник Ф. И. Зайцев. В дальнейшем отдел был преобразован в отдел планирования и материально-технического обеспечения научных и производственных работ.

С началом строительства полигона и вводом в строй первых специальных объектов серьезнейшее внимание уделялось вопросам режима и охраны этих объектов. В управлении полигона была предусмотрена должность заместителя начальника полигона по режиму и охране, на которую 15 апреля 1955 года был назначен ветеран Великой Отечественной войны полковник Николай Дмитриевич Силин. Ему подчинялась 181-я отдельная рота охраны (капитан Михаил Евгеньевич Бушмакин).

В 1955 году в состав управления космодрома вошел отдел кадров. Он подчинялся непосредственно начальнику полигона и под его руководством вел работу с военными кадрами в подчиненных частях. Первым начальником отдела кадров был полковник Алексей Николаевич Злыденко, назначенный с ГЦП МО (Капустин Яр) приказом начальника ГУК МО от 18 апреля 1955 года. Именно ему и его подчиненным выпала особо сложная работа с кадрами в начальный период создания испытательного полигона. Было чрезвычайно трудно работать без соответствующих помещений и средств связи. Для укомплектования новых частей и подразделений прибывали группы офицеров — выпускников академий и военных училищ. Всех их необходимо было незамедлительно принять, распределить по частям, оформить приказы, направить к месту постоянной службы и т. д.

В связи с началом развертывания строительства специальных объектов на полигон поступало огромное количество техники и оборудования, которое необходимо было принимать, перевозить, монтировать и сдавать в эксплуатацию. Контроль монтажа оборудования и строительства специальных сооружений выполнял отдел капитального строительства, входивший в первые годы в службу главного инженера полигона. Возглавлял ОКС с 19 мая 1955 года инженер-полковник П. П. Киселев. В сентябре 1956 года ОКС возглавил инженер-подполковник С. Д. Иванов. Первый заместитель начальника полигона по строительству и эксплуатации полковник Николай Николаевич Васильев осуществлял взаимодействие всех служб и частей полигона с военными строителями 130-го УИР при строительстве объектов полигона.

От офицеров ОКСа требовались оперативность и владение своевременной информацией, а также контроль за ходом строительства объектов и монтажа оборудования, для чего начальник полигона А. И. Нестеренко 28 сентября 1955 года издал приказ «О закреплении строительных площадок за офицерами ОКСа и повышении ответственности за качество работ». Офицеры ОКСа месяцами находились на строительных площадках, а старшие офицеры отдела до июля 1957 года постоянно проживали в городке военных строителей в районе площадки № 1.

В 1955 году, в начале строительства полигона, на разъезд Тюра-Там прибыла отдельная эксплуатационно-ремонтная рота капитана Попова, личный состав которой за три месяца построил насосные станции 1-го, а затем 2-го подъема. Были установлены два центробежных насоса производительностью 300 кубических метров в час. На 2-м подъеме имелись два заглубленных резервуара и хлораторная. Первая магистраль водопровода в поселке «Заря» была проведена в 1956 году.

В апреле 1955 года в составе управления полигона был сформирован отдел службы единого времени специальной связи, который затем переименован в отдел связи полигона. Первым начальником отдела службы единого времени и специальной связи 12 апреля 1955 года назначен полковник Николай Тимофеевич Крючников, ветеран Великой Отечественной войны. Система связи предназначалась для обеспечения всеми видами связи штаба полигона с ГШ ВС СССР, ГШ РВСН, штабами взаимодействующих видов войск, военными округами, предприятиями и промышленными организациями на территории СССР, с подчиненными частями, а также для информационного обмена в период подготовки, запуска и управления космическими аппаратами различного назначения.

2 июня 1955 года в числе первых подразделений полигона был сформирован отдельный автотранспортный батальон. Первым командиром батальона назначен подполковник Владимир Михайлович Быков. Доставку боевых расчетов военных испытателей и представителей промышленности на стартовые площадки обеспечивали 20 автобусов батальона. Позже первых космонавтов — Ю. А. Гагарина, Г. С. Титова и других — на площадку доставляли восьмиместным автобусом ЛАЗ-695, главнокомандующих РВСН на автомобиле ЗИМ, а академика С. П. Королева — на автомобиле ГАЗ-21 «Волга».

9 июля 1955 года был издан приказ № 1 по Дому офицеров полигона, который сообщал о вступлении в должность его первого начальника — майора Петра Семеновича Калина. Первоначально Дом офицеров размещался в одном из бараков по улице Набережной.

29 октября 1955 года завершилось формирование военной прокуратуры полигона. Был представлен ее первый статистический отчет о работе в Главную военную прокуратуру СССР.

1 января 1956 года на станцию Тюра-Там в состав полигона прибыла железнодорожная рота. Ее штатный состав занимался обслуживанием и ремонтом железной дороги, на которую по мере роста полигона ложилась все большая нагрузка.

В 1956 году в целях метрологического обеспечения полигона был сформирован отдел контрольных измерений, который возглавил участник Великой Отечественной войны инженер-подполковник С. С. Бахвалов. 25 февраля 1957 года отдел получил первое регистрационное удостоверение на право проверки восьми наименований приборов. В последующем отдел контрольных измерений был преобразован в базу измерительной техники.

Постановлением Совета министров СССР от 12 февраля 1955 года № 292–181 о создании НИИП-5 МО в числе различных служб полигона была медицинская служба, начальником которой стал подполковник медицинской службы Феликс Степанович Вишневский, участник Великой Отечественной войны с первого до последнего дня, первый бригадный врач бригады особого назначения А. Ф. Тверецкого. Кстати, с образованием Ракетных войск стратегического назначения Феликс Степанович был назначен старшим офицером по медицинскому обеспечению 1-го отдела начальника тыла PB, а затем в сентябре 1960 года заместителем начальника медицинской службы начальника тыла PB и по сути дела формировал эту службу в новом виде Вооруженных сил. К большому сожалению, 17 ноября 1960 года полковник медицинской службы Ф. С. Вишневский погиб в автомобильной катастрофе при исполнении служебных обязанностей.

Строительство полигона разворачивалось в обширной и безводной местности, вдали от населенных пунктов. Сосредоточение большого количества людей с первых дней выдвигало задачу сохранения их здоровья. Создание медицинской службы полигона решалось в необычных условиях и не было предусмотрено медицинскими руководствами и наставлениями. Санитарно-гигиенические, противоэпидемические, лечебно-профилактические мероприятия как основные направления деятельности медицинской службы переплетались со специфическими задачами испытательного ракетного полигона: влияние профессиональной вредности на состояние здоровья военнослужащих при работах с компонентами ракетного топлива (КРТ), оказание медицинской помощи при проведении опытно-конструкторских работ.

Кроме того, изучение медико-санитарной и эпидемиологической обстановки полигона и близлежащих к нему районов показало их неблагополучие. Полигон размещался на открытой пустынной территории с районами очаговой природной чумы и резко континентальным климатом. При высокой температуре окружающей среды огромный ущерб здоровью военнослужащих и гражданского персонала наносила пыль.

Пыль была наиболее неприятным явлением до строительства бетонных дорог. Перед командованием полигона встала задача — немедленно приступить к озеленению строящегося городка (10-я площадка), чтобы показать, что при наличии воды и человеческого труда в пустыне можно создать оазис. Большое внимание уделял этому вопросу маршал М. И. Неделин, который не только интересовался ходом озеленения, но и требовал выполнения плана озеленения городка. Озеленение проводилось за счет смет строительства, системой субботников и закреплением определенных участков (улиц, скверов) за частями и подразделениями. В 1956–1964 годах на полигоне было высажено около 300 тысяч саженцев деревьев, около 400 тысяч кустарников и четыре тысячи саженцев фруктовых деревьев. Одним из инициаторов и руководителей озеленения был первый начальник полигона генерал-лейтенант Нестеренко.

Из воспоминаний генерал-лейтенанта П. П. Свотина (в те годы — офицера отдела капитального строительства полигона): «Седьмого ноября (1956 года. — Г. С., В. И.) против первой и второй будущих казарм на заасфальтированном участке дороги состоялся парад и демонстрация. Парад принимал начальник полигона А. И. Нестеренко. После короткой торжественной речи (Алексей Иванович длинных речей не любил вообще) мы прошли мимо трибуны и голова колонны повернула в сторону городка — домой. Мы обрадовались быстрому завершению парада. Однако последовала команда, и вся колонна снова двинулась к трибуне.

Участники парада задавали друг другу вопрос: в чем дело? Нас вновь выстроили перед трибуной. Алексей Иванович произнес вторую краткую речь, суть которой заключалась в том, чтобы каждый из нас в честь праздника посадил по 25 деревьев на месте будущего парка. Поле уже было вспахано, лопаты и посадочный материал лежали позади строя, агроном и инструкторы ждали нас с нетерпением. Через некоторое время деревья уже стояли ровными рядами.

Несмотря на усталость, возвращались домой в хорошем настроении, в ожидании праздничного ужина».

Для посадки использовались карагач, несколько видов тополя, разновидности маслины, облепиха, туя, тутовник, рябина. Конечно, значительная часть деревьев и кустарников спустя несколько лет начинала гибнуть из-за полива и связанного с ним засоления почвы. Но в таких жестоких условиях: летом — засухи, зимой — капитальные морозы, Байконур стал и продолжает оставаться настоящим оазисом в пустыне.

В 1982 году писатель Иван Фотиевич Стаднюк написал замечательные строки:

«Я понял, что сам этот оазис в пустыне — подвиг. И каждое его дерево — тоже подвиг. Как и дело, трудное и ответственное, коим занимаются его обитатели. Поразительно, в первое утро на Байконуре меня разбудил звон кукушки, который тут же был поддержан трелью соловья».

Большую роль в озеленении сыграли и проводившиеся с осени 1957 года выставки цветов и овощей. Женщины старались развести огородик или цветник. Так начиналось создание космодрома, которому предстояло сыграть выдающуюся роль в деле повышения военного могущества нашей родины, в деле прогресса советской науки, освоения космического пространства.

Казахстанская земля в этом районе не баловала осадками, что приводило к дефициту воды. Нарушение водно-солевого баланса в организме несло отрицательные последствия: снижение работоспособности и восприимчивости организма к инфекции. Начальник медицинского отдела Ф. С. Вишневский был и первым гарнизонным врачом, хотя и не входил в штат госпиталя. Именно под его руководством в период с 1955 по 1960 год решались вопросы строительства военного госпиталя, разворачивания медицинских пунктов воинских частей, обеспечения медицинским имуществом и медикаментами.

Военный госпиталь на 400 коек был сформирован 2 июня 1955 года в числе первых подразделений. Первым начальником госпиталя стал подполковник медицинской службы Александр Васильевич Соловьев, всю войну прослуживший командиром медицинской роты, а затем начмедом госпиталя. Он был хорошим знатоком своего дела, умело расставил медицинский персонал.

Первоначально госпиталь размещался в больших палатках, затем возвели два здания барачного типа на все лечебно-диагностические отделения, управление, службы. Врачи-специалисты приехали из разных городов страны. Все начальники лечебно-диагностических отделений имели значительный опыт работы, являлись участниками Великой Отечественной войны. Одним из первых было открыто родильное отделение. Первыми его «клиентами» были трое мальчишек: сыновья служащей Советской армии Галины Ильиничны Горблюк (9 февраля 1956 года), жены офицера Валентины Ивановны Биляр (17 февраля 1956 года) и жены военнослужащего Ларисы Сергеевны Заворотняк (18 февраля 1956 года). В 1956 году родилось 67 малышей. А всего в госпитале на Байконуре родилось около пяти тысяч новых жителей города.

За прошедшие годы тысячи людей вышли из госпиталя в жизнь, вернулись в боевой строй, к созидательному труду и творчеству. Сегодня военный госпиталь на Байконуре является крупнейшим медицинским учреждением. Его лечебные здания, служебные и хозяйственные постройки занимают площадь почти в десять гектаров. Вырос любовно ухоженный парк, начало которому было положено в далеком 1956 году. И до сих пор высаживаются сотни новых деревьев и кустарников.

Вторым медицинским коллективом Байконура стал отдельный противочумный отряд, сформированный 2 июня 1955 года численностью 14 военнослужащих и пять служащих СА. Силами противочумного отряда, которым руководил капитан ветеринарной службы Василий Ефимович Деревяшкин, проводилась активная разведка всех районов, расположенных вблизи полигона. От руководителей отряда шла полноценная и своевременная информация командованию полигона об эпидемиологическом состоянии этих районов. Территория полигона была районом природной очаговости чумы, основным источником которой были грызуны.

В состав полигона вошли также следующие части и подразделения: отдельная производственная эксплуатационно-техническая рота — (майор И. П. Кузнецов), военная комендатура (подполковник А. М. Пышкин), гауптвахта (лейтенант В. А. Шахматов), полевое управление Государственного банка (майор интендантской службы П. Д. Плаутин).

Кроме этого в состав полигона входили: стационарная авторемонтная мастерская (старший инженер-лейтенант В. В. Климов), склад артиллерийского вооружения (техник-лейтенант В. Е. Деев), три пожарные команды (начальники техники-лейтенанты Ф. М. Левошин, А. Я. Нестеров, П. А. Ходаковский), центральная дизельная электростанция (младший инженер-лейтенант Р. В. Щербачев), два энергопоезда (инженер-лейтенант К. В. Иванов), скотоубойный пункт (лейтенант интендантской службы В. В. Редька), банно-прачечный дезинфекционный пункт (лейтенант интендантской службы В. П. Талалаев), 13-й банно-прачечный дезинфекционный поезд (майор Е. И. Шинкаренко), центральная материальная база (капитан И. П. Писанов), хлебопекарня (лейтенант интендантской службы Н. М. Черленяк), кинобаза (лейтенант Б. Г. Быков), 50-й отдел военной торговли (Д. И. Волков), промкомбинат (В. А. Боровков), торгово-заготовительная база (З. С. Хуциев), три столовые № 1–3 (X. Ирюков, У. Утаров, В. А. Котельников), вечерняя общеобразовательная школа при Доме офицеров (Е. М. Кузнецова).

Особенно много хлопот Алексею Ивановичу доставляла база падения головных частей «Кама» на Камчатке, создаваемая на голом месте, в самом отдаленном, в буквальном смысле медвежьем углу.

Для летных испытаний межконтинентальных ракет и ракет-носителей необходимо было иметь оборудованный различными измерительными средствами район падения головных частей. Необходимо было создать научно-испытательную базу района падения, способную фиксировать все необходимые параметры. В условиях выбранной трассы стрельбы и расположения головной базы полигона, то есть района стартовых позиций, наиболее подходящим районом падения головных частей был определен район северной части полуострова Камчатка.

Научно-испытательную базу района падения головных частей для удобства при служебной переписке и сохранения секретности условно назвали «Камой». Район «Камы» в период его освоения был малонаселенным, диким районом на севере Камчатки, с красивым, но угрюмым ландшафтом, с величественными сопками и тайгой, лесисто-болотистыми поймами рек и озер и зарослями кедрового стланца на склонах гор. Основными обитателями этого района были дикие олени, медведи, кабаны и многие разновидности мелкого таежного зверя. От Уки до Ключей абсолютно не было путей сообщения.

По ориентировочным расчетам, для подготовки к летным испытаниям всего комплекса «Камы» требовалось около двух лет. Учитывая ограниченный срок навигации и длительность зимнего периода, было принято решение: работы по созданию «Камы» начать одновременно с началом строительства основной базы полигона. Для этой цели из числа строительных организаций Дальневосточного военного округа был создан строительный участок во главе с подполковником Бабаком. Первые строительные отряды прибыли в Ключи в августе 1955 года.

В июне 1955 года был разработан первый штат научно-испытательной базы. Первым начальником «Камы» был назначен заместитель начальника экспериментального завода НИИ-4 МО инженер-подполковник В. Д. Козлов, начальником штаба — подполковник Н. И. Кузьменко, заместителями: по политчасти — подполковник А. П. Бодров, по службе измерений — инженер-подполковник А. И. Листратов, по технической части — подполковник А. С. Полищук, по строительству — инженер-лейтенант А. И. Лакизо.

Формирование первых подразделений для «Камы» производилось под Москвой на территории НИИ-4 МО в Болшеве. Очень важно было, чтобы личный состав ОНИС прибыл на полуостров в свой район дислокации до закрытия навигации в Беринговом море.

Первый эшелон во главе с подполковником Н. И. Кузьменко был отправлен в июне со станции Пушкино. Перед отправкой первого эшелона на станцию погрузки прибыл заместитель министра обороны маршал артиллерии М. И. Неделин, который перед строем отправляемых офицеров, солдат и сержантов в своем выступлении указал на важность и необходимость этого мероприятия. Свое выступление он закончил словами: «Товарищи солдаты, сержанты и офицеры! Желаю счастливого пути и успехов в выполнении задания. Родина вас не забудет!»

Алексей Иванович позже вспоминал: «Однако в действительности это обещание не всегда выполнялось. Так, например, по неизвестным мне причинам из списков офицеров “Камы”, представленных к наградам, была вычеркнута фамилия подполковника Н. И. Кузьменко, который первым возглавлял группу, прибывшую в Тюра-Там, а затем возглавил первый эшелон, отправлявшийся на “Каму”. В результате тяжелой авиационной аварии подполковник Н. И. Кузьменко был тяжело ранен и на всю жизнь остался инвалидом (поврежден позвоночник). Он умер после трехлетней мучительной болезни. Только благодаря тому, что перед выходом указа Президиума Верховного Совета СССР о награждении личного состава полигона я был в Москве и через отдел ЦК КПСС (тов. Сербина) узнал, что из списков представленных к награждению вычеркнуты некоторые офицеры, удалось добиться, чтобы эти достойные товарищи получили награды (Коршунов, Силин, Кузьменко и др.)». Указом от 21 декабря 1957 года Аркадий Федорович Коршунов был награжден орденом Ленина; а Николай Дмитриевич Силин и Николай Иванович Кузьменко — орденами Красной Звезды.

Этот факт говорит еще и о том, что плохо, когда начальники, не зная подчиненных, делают вид перед вышестоящими инстанциями, будто знают их, и без зазрения совести вычеркивают тех, кто попадет под руку.

Для ознакомления с условиями жизни и работы на Камчатке и контроля за отправкой второго эшелона «Камы» из Владивостока, а также для проверки хода строительных работ основной базы «Камы» и ее измерительных пунктов в первых числах сентября генерал Нестеренко с адъютантом В. Барановым вылетел в Хабаровск, затем во Владивосток, а оттуда через Магадан в Петропавловск-Камчатский и Ключи.

К этому времени на всех измерительных пунктах были определены места посадок всех основных сооружений. Строители совместно с личным составом приступили к строительству первоочередных сооружений. Фактически оставалось два — три месяца строительного сезона и навигационного периода как по морю, так и по суше.

Было совершенно ясно, что нельзя рассчитывать на строителей, их было слишком мало на каждой точке, да и организация их труда оставляла желать лучшего. Поэтому было принято решение: основные усилия строителей сосредоточить на специальных и служебных сооружениях, а все жилые и подсобно-вспомогательные сооружения (постройки) личный состав измерительных пунктов должен выстроить своими силами.

Необходимо было построить казармы, столовые, пекарни, бани, прачечные, хранилища, склады, землянки для офицеров и их семей и т. д. Для этой цели в основном использовались подручные материалы, так как было бессмысленно рассчитывать на привозной стройматериал. Наиболее сложной была проблема со строительным лесом. На северных пунктах можно было использовать только корявую кряжистую камчатскую березу, чахлый кедрач и кустарниковые породы. Учитывая быстро надвигающуюся камчатскую зиму, надо было строить быстро и надежно, крепко, чтобы не разрушались эти наспех созданные сооружения от мощных снежных завалов и оползней в осенне-весенний период. Другие неотложные задачи строительства отодвигались на второй план.

Сложившиеся условия вынудили командование ОНИС ходатайствовать об отсрочке срока демобилизации солдат и сержантов последнего года службы и задержать прикомандированный состав из 52-го отдельного пулеметного артиллерийского полка. Задержать их на пару месяцев разрешили и за этот период они многое помогли сделать.

Во Владивосток Нестеренко прилетел до начала погрузки второго эшелона на океанский пароход «Красногвардеец». Техника и имущество второго эшелона были сосредоточены в порту в готовности для погрузки.

После беседы с офицерами, солдатами и сержантами была проведена беседа и с женами офицеров, едущими этим эшелоном. Многие из них были с детьми. Членов семей было около сорока человек. Как вспоминал один из офицеров-первопроходцев — еще при назначении им пытались внушить, что холостым офицерам следует воздержаться от женитьбы, а женатым — не брать с собой семьи. Ссылались на отсутствие жилья в месте службы и другие житейские трудности. Вначале шла речь о вахтенном методе. Но офицеры в большинстве своем уже переженились, и жены были готовы разделить с ними тяготы воинской жизни.

В своей беседе Нестеренко старался подробнее рассказать о тех трудностях, которые им придется пережить при следовании на пароходе и при рейдовой выгрузке. Особенно подчеркнул что те, кто едет с мужьями на измерительные пункты, будут жить в особенно тяжелых и необычных условиях — в отрыве от населенных пунктов, в составе маленьких гарнизонов, в условиях суровой и длительной камчатской зимы и т. д. Поэтому было предложено, пока не поздно, обдумать, взвесить и окончательно принять решение. Алексей Иванович разъяснил, что в конечном счете разрешения желающим семьям офицеров ехать с эшелоном добились, имея в виду, что это облегчит их переезд, рассчитывая, что семья не будет обузой, а наоборот, жены будут способствовать и помогать мужьям выполнять свой служебный долг.

У жен офицеров не было и признаков уныния или упреков и нареканий, несмотря на то, что они были уже более двух недель в пути. Не было ни одной женщины, которая проявила бы малодушие. Были вопросы и просьбы такого порядка: «Сколько лет придется им там с мужьями жить?», «Будет ли регулярно почта?», «Разрешат ли мужьям ежегодные отпуска?», «Как будет организовано питание семей, так как универмагов и военторга в тайге, очевидно, не будет?» и т. д.

«Лишь бы было питание, а остальное все переживем и обузой для мужей не будем» — это было их последнее заявление.

На третий день эшелон был погружен на океанский пароход «Красногвардеец». Старшим и ответственным за организацию погрузки, следования в пути и выгрузку был назначен инженер-подполковник Алексей Иванович Листратов. Он являлся начальником эшелона.

Дальше был перелет по маршруту Хабаровск — Николаевск-на-Амуре — Охотск — Магадан. Переночевав в Магадане, на вторые сутки прилетели в Петропавловск. Полет проходил в сложных метеоусловиях — туман и сплошная облачность. Особенно сложными были подходы и посадки на аэродромах в Охотске и Магадане. Из Магадана вылетели, когда рассеялся туман над Охотским морем.

В Петропавловске Алексей Иванович побывал у секретаря обкома партии М. А. Орлова и начальника гарнизона. В пределах допустимой информации для них он рассказал им о цели прилета на Камчатку и просил их оказывать всяческое содействие командованию вновь создаваемой организации на территории их области. Орлов обещал в пределах возможного оказывать помощь.

Из Петропавловска с аэродрома Елизово на «своем» самолете Ли-2 перелетели в Ключи. Посадку произвели на посадочной площадке в пяти-шести километрах от Ключей. Эта площадка в дальнейшем была основным аэродромом «Камы» до постройки аэродрома в районе Ключей. После ознакомления с условиями размещения личного состава, имущества, техники и ходом строительства Нестеренко с начальником научно-испытательной базы полковником Иваном Кондратьевичем Павленко на вертолете вылетел в Усть-Камчатск. К этому времени из Владивостока должен был подойти к Усть-Камчатску пароход «Красногвардеец» со вторым эшелоном.

Из-за отсутствия оборудованных портов с причалами для океанских пароходов приходилось осуществлять рейдовую выгрузку всего прибывавшего оборудования и имущества в трех пунктах: Усть-Камчатске, Озерной и Уке, что чрезвычайно усложняло организацию работ по созданию научно-испытательной базы в установленные сроки.

Между Ключами и Усть-Камчатском, в Нижне-Камчатске, в то время располагался 52-й отдельный пулеметный артиллерийский полк (ОПУЛАП). Из этого полка по личному письму Нестеренко на имя Маршала Советского Союза Р. Я. Малиновского, в то время командующего Дальневосточным округом, было выделено в распоряжение начальника «Камы» 200–250 человек для оказания помощи. Личное письмо Алексей Иванович написал Малиновскому потому, что в 1942 году он командовал гвардейскими минометными частями Южного фронта и командующий фронтом Малиновский относился к Нестеренко очень хорошо. Необходимая помощь была оказана.

По дороге в Усть-Камчатск совершили посадку в районе штаба 52-го ОПУЛАП, чтобы договориться с командиром полка о выделении плавсредств для оказания помощи в разгрузке парохода и в перевозке имущества из Усть-Камчатска в Ключи по реке Камчатке, а также о порядке обеспечения зимним обмундированием прикомандированных людей. С большим трудом удалось уговорить его помочь в разгрузке парохода и перевозке имущества. Выгрузка имущества и личного состава в Усть-Камчатске с океанских пароходов могла быть только рейдовой, так как океанские пароходы не могли подходить к причалам Усть-Камчатского порта. В порту необходимо было договориться о разгрузке парохода и перевозке имущества из порта в Ключи по реке Камчатке. Необходимо было зафрахтовать (нанять) плоскодонные речные баржи и буксиры, а также определить место выгрузки имущества в порту. Оказалось, что этот процесс выгрузки не менее опасен, чем плавание на малых судах в открытом океане. Дело в том, что в устье реки Бары прибоем морских волн образовалась песчаная подводная гряда, как бы запирающая вход с океана в устье. Для проводки груженых барж имелся неширокий (подводный) углубленный проход, как бы фарватер реки достаточной глубины для прохода барж.

Задача буксирных пароходов заключалась в том, чтобы проводить баржи в этот узкий подводный пролив и не посадить баржу на песчаную отмель. Это была сложная и опасная операция. Один из буксиров пытался ввести в устье реки баржу, груженную имуществом, полученным на рейде с океанского парохода неизвестной нам организации. После штормовых дней волна за волной высоким пенистым валом катились на берег бурные накаты. Бурный накат при входе в пролив подхватил буксирную баржу и швырнул ее как щепку на подводную отмель. Лопнул буксирный трос. Вторым накатом баржу перевернуло на бок. Находившиеся на барже пять моряков с большим трудом были спасены буксиром.

Эта картина наглядно показала, как много трудностей должны преодолеть солдаты и офицеры, пока доставят все грузы на свои пункты.

На второй день погода была хорошая, накат значительно уменьшился. Плавотряд «Камы», усиленный плавсредствами 52-го полка, совместно с личным составом, находящимся на борту парохода, приступил к выгрузке техники и имущества.

Дополняет этот рассказ В. А. Темнов, один из первых офицеров научно-испытательной станции: «Заключительным этапом разгрузки явилась высадка женщин. Пользоваться тралом для этой цели было нельзя, так как сама баржа плясала на волнах. Капитаном и нашими начальниками было принято решение выгружать женщин в веревочных сетках, на дно которых были уложены щиты. С помощью корабельных лебедок эти сетки, со стоящими вплотную друг к другу женщинами, потихоньку подняли над палубой, затем перенесли за борт и, улучив момент, опустили на баржу, на которой их переправили на берег. Все это происходило при свете прожекторов, и зрелище было не для слабонервных. Часов через пять, закончив все дела, офицеры и солдаты покинули пароход. На берегу тьма, хоть глаз выколи, горят костры, движутся тени людей. С трудом найдя свою палатку, мы с товарищем застали там своих жен в полном здравии. Выпив за благополучное окончание путешествия, все завалились спать».

Возвратившись в Ключи, на второй день Нестеренко решил облететь на вертолете все измерительные пункты в следующем порядке: ИП-16, -13, -15, -12, -17, -14. Погода благоприятствовала. Рано утром взяли курс на ИП-16, который был расположен на самом высоком месте по сравнению с остальными пунктами. Отсюда просматривался почти весь район падения: и центр квадрата падения, и районы расположения ИП-15 и ИП-17. Для проведения измерений ИП-16 был размещен идеально, но дальнейшая жизнь показала, что ИП мало подходил для проживания на нем. Он был продуваем со всех сторон. Зимой ветер с океана нес такие заряды снега, что территорию и здания засыпало начисто. Иногда пурга продолжалась больше недели. Порой терялось чувство времени. Из землянки выйти было невозможно, а кто по делам службы оказывался наверху, с трудом держался на ногах. В такие дни личный состав находился в казарме, караул снимался с постов, натягивались канаты между казармой, столовой, туалетом. Дневальные все время освобождали выход из казармы от снега. Зимой все источники воды находились под толщей снега, поэтому она добывалась из снега. Можно себе представить, сколько его надо было растопить, чтобы накормить солдат. Зимой рабочий день офицера начинался с откапывания выхода из собственной землянки. Иногда на помощь приходили солдаты, посланные дежурным.

Личный состав гарнизона был размещен в малых палатках, поставленных в строгом порядке с очищенными линейками, одним словом, по-военному.

Спешно строились продовольственный склад, хлебопекарня и баня-прачечная. Внизу, у ручья, основная масса людей работала на заготовке лесоматериалов для строительства казарм, землянок и столовой.

При ознакомлении с генеральным планом строительства, а также с планом и очередностью строительных работ, были внесены некоторые поправки и уточнения. Даны рекомендации, на чем надо в первую очередь сосредоточить усилия и как готовиться к зиме и т. д.

Нестеренко вспоминал: «В своей беседе с личным составом я еще раз напомнил им о важности и необходимости выполнения всех работ в заданные сроки. Всему личному составу перед строем заявил, что мы уверены в том, что гарнизон ИП-16 с честью выполнит свою задачу и обеспечит ведущее место среди других гарнизонов. Объявил благодарность начальнику пункта подполковнику А. В. Сальникову, офицерам, солдатам и сержантам за организацию работы и добросовестное выполнение поставленных перед ними задач. Попрощавшись и пожелав успеха, хотели было отправиться к вертолету, но начальник пункта подполковник Сальников обратился ко мне со следующими словами: “Товарищ генерал, вы еще не все посмотрели”. — “А что именно?” — спрашиваю его. Он ответил: “У нас ведь здесь есть и семьи с детишками, они расположены отдельным ‘гарнизоном’, вон в тех кустах”.

Пошли смотреть этот “гарнизон”, там оказалось пять-шесть семей в полуземлянках с палаточными верхами. Когда мы подошли, нас встретили женщины и дети. Все были приветливые и жизнерадостные (очевидно, потому, что была хорошая погода). Все приглашали к себе в гости, просили посмотреть, как они устроились. Я пообещал зайти в каждую палатку. Начали с ближайшей. Когда мы зашли в палатку, то были удивлены уюту, который женщины смогли создать в таких суровых условиях. Нас стали угощать чаем с вареньем своего производства. Все хвалились, сколько и какого наварили варенья, а главное, убеждали нас в том, что оно очень полезное, особенно из брусники и рябины. Варенье действительно нам понравилось, и мы с удовольствием выпили по чашке чаю в первой палатке, а в последующих только пробовали варенье и хвалили его.

Поблагодарив за гостеприимство, я попросил всех женщин собраться в одну палатку для беседы. Ожидая, что они меня атакуют многими вопросами, претензиями и упреками, обдумал план, как буду отбиваться. Но мои опасения были напрасны. Атаки не было, а на мой вопрос, какие просьбы и претензии, они очень скромно сказали, что имеется две просьбы. Первая — хорошо было бы, если сюда хоть изредка привозили свежие овощи: капусту, картофель, лук (овощи в Ключах имеются). И вторая просьба, чтобы регулярно доставляли почту и увозили письма хотя бы два раза в месяц. Я сказал, что мы обсудим этот вопрос и постараемся обеспечить свежими овощами.

Пожелав успеха и бодрости духа, мы направились к вертолету. В это время я еще раз подумал о том, какой же замечательный у нас народ, какие славные эти женщины — жены наших офицеров».

Учитывая ограниченный лимит моточасов и сложность трассы полета для вертолетов, с ИП-16 Нестеренко вылетел на ИП-13, расположенный на самом берегу Тихого океана.

Состояние строительства было несколько лучше, чем на ИП-16, так как не требовалось тратить время на доставку стройматериалов и имущества. Настроение личного состава было такое же приподнятое, как и на ИП-16.

Следующая посадка — на ИП-15. Здесь окружающая природа была лучше: значительно больше леса, но сообщение с Укой — базой выгрузки было значительно хуже. Дороги проходили по лесисто-болотистым низинам, в обход многочисленных озер и непроходимых болот. Необходимо было прокладывать длинные гати и автомобильные дороги.

С ИП-15 Алексей Иванович прилетел на самый северный пункт ИП-12, расположенный на берегу залива недалеко от поселка Ука. Здесь условия размещения личного состава и семей были значительно лучше. Семьи разместились по частным квартирам в поселке Ука, в тесноте, но не на холоде. Ука являлся первоначальным пунктом, поэтому темп строительства здесь были достаточно высоки. Не требовалось много времени и труда для доставки сборно-щитовых конструкций после их выгрузки с пароходов. Вопрос снабжения свежими овощами здесь тоже решался лучше. Местные жители имели свои огороды, где выращивали картофель, капусту и лук.

На следующий день Нестеренко посетил ИП-17 и ИП-14. Положение на этих пунктах было вполне удовлетворительным и особой тревоги не вызывало. Тем более что добраться туда от Ключей было значительно проще. В районе ИП-14 имелись хороший строевой лес и посадочная площадка. Все это облегчало условия его строительства.

Пока производился облет измерительных пунктов, случилось чрезвычайное происшествие. Пароход «Красногвардеец» выгрузил положенное имущество и технику в Усть-Камчатске и на ИП-13 в Озерной и вышел в район поселка Ука, где стал на рейд для выгрузки имущества. Для того чтобы обеспечить рейдовую выгрузку, начальнику ИП-16 было дано распоряжение из Озерной своим ходом отправить в Уку самоходную плоскодонную металлическую малую баржу «Танкист», предназначенную для выгрузки танков при десантных операциях. Экипаж этой баржи состоял из трех человек: старшины и двух матросов. «Танкист» должен был выйти в открытый океан, обогнуть мыс Озерный и прибыть на вторые сутки в Уку для оказания помощи в выгрузке грузов с парохода. В ночь, когда «Танкист» вышел в океан, разыгрался шторм. На второй день с ИП-12 и ИП-13 сообщили, что сведений о «Танкисте» нет, его судьба неизвестна.

Для поиска «Танкиста» послали самолеты Ли-2 вдоль берега, вокруг мыса Озерный. Предполагалось, что штормом баржу могло выбросить на берег, если не разбило о скалы. Самолеты никаких признаков «Танкиста» не обнаружили. Поиски продолжались на вторые и третьи сутки, несмотря на штормовую погоду и плохую видимость. На третьи сутки шторм утих, и к исходу дня «Танкист» благополучно прибыл в Уку.

Что же с ним случилось? Чтобы не быть выброшенным на берег и разбитым о скалы или перевернутым волной, командир «Танкиста» принял следующее решение: задраить люки моторного отделения и отделения, где размещался экипаж, открыть задний откидной борт трюма, заполнить трюм водой и в полузатопленном состоянии на период шторма уйти в открытый океан. Затопленный трюм придал барже бо́льшую устойчивость, волны свободно перекатывались через крышки трюмов, не создавая угрозы опрокидывания, а плавучесть обеспечивалась тем, что были задраены люки моторного отделения и кабины экипажа. По расчетам старшины, это было самое целесообразное решение.

Таким образом, в металлической полузатопленной коробке «Танкиста» три моряка трое суток находились в открытом и бушующем океане, не имея никакой связи с землей. После того как ярость океана утихла, они своим ходом прибыли в назначенное место. Алексей Иванович часто сетовал на то, что в делах, заботах и суете героизм и подвиг моряков тогда не заметили и по достоинству не оценили.

Перед возвращением в Москву Нестеренко принял решение собрать всех жен офицеров, находящихся в Ключах, для беседы. Это совещание показало, что, несмотря на героизм и самоотверженность наших женщин, недоделки и упущения в вопросах быта семей начинают отрицательно влиять на настроение не только жен, но и офицеров.

На совещании поднимались вопросы о трудоустройстве, снабжении овощами торговых точках, обеспечении топливом на зиму, организованном подвозе воды и т. д. Все эти вопросы, по сравнению с общими задачами, казались второстепенными, однако они создавали порой ненужную атмосферу и вредные настроения, отрицательно сказывались на настроении и работе семейных офицеров. В то же время решение перечисленных вопросов было во власти командования «Камы» и не требовалось помощи сверху.

Алексей Иванович был удивлен жалобами солдат, живущих в Ключах, на плохое питание: мол, надоела соленая рыба, а свежей в рационе нет. Спросил полковника Павленко, в чем дело. Тот ответил: «А куда я ее дену? У меня почти двухлетний запас соленой рыбы». — «Но вам же разрешен вылов свежей рыбы в неограниченном количестве. Почему вы не ловите рыбу и не кормите солдат хотя бы периодически свежей рыбой?» — «Здесь рыбу ловить пустое дело, ее сколько угодно, но ее надо оприходовать, а куда я дену соленую? Как я ее спишу?» — ответил Павленко.

Этот разговор, как пишет Нестеренко, напомнил разговор чудаков, плывущих по прекрасной реке с пресной холодной прозрачной водой и пьющих гнилую, протухшую теплую воду из бочек. Это образец формального соблюдения законности и бездушного отношения к людям. Да, были и такие крайности, связанные с весьма живучей и в армии, и во всей нашей стране бюрократической системой.

Офицеры, сержанты и солдаты проявляли настоящий героизм в решении всех задач, которые стояли перед ними в тот период. По установленным срокам к началу летных испытаний «Кама» должна была быть готова к работе не позднее марта-апреля 1957 года. Ограниченность оставшегося времени, суровые условия надвигающейся зимы, неустроенность личного состава, колоссальный объем работ по перевозке техники, имущества и по строительству, отсутствие времени на подготовку личного состава по специальным вопросам измерительной службы и эксплуатации всего технического комплекса и служб — все это, естественно, вызывало тревогу за готовность «Камы» к началу летных испытаний. В то же время не допускалось даже мысли о том, чтобы по вине «Камы» срок начала летных испытаний был сорван, несмотря на исключительно тяжелые условия.

Большую и самоотверженную работу проделали первые начальники измерительных пунктов: инженер-майор В. К. Зимин (ИП-12); инженер-майор Л. В. Михейчик (ИП-13); инженер-капитан И. С. Почко (ИП-14); подполковник П. Д. Янович (ИП-15); подполковник А. В. Сальников (начальник ИП-16); инженер-подполковник В. А. Вейденбах (ИП-17).

И, конечно, нельзя умолчать о большой помощи, которую оказывали офицеры ГУРВО и полигона. В частности, большое внимание было уделено вопросам своевременной доставки технического и специального оборудования на Камчатку и организации монтажно-наладочных работ представителями промышленных организаций.

Там, где тяжело и сложно, да при отсутствии необходимого опыта, конечно, не обходилось без горьких минут и осложнений, без чрезвычайных происшествий и гибели людей. Да, к сожалению, были случаи, когда отдельные солдаты, сержанты и офицеры тонули или замерзали зимой в пути. Были жертвы и от авиационных аварий. К сожалению, этих печальных случаев в период формирования и создания действующей научно-испытательной базы коллективу «Камы» избежать не удалось. Но они не сломили боевого духа коллектива. К заданному сроку «Кама» со всеми ее пунктами к работе была готова.

И в конечном итоге не было серьезных упреков ни со стороны государственной комиссии, ни от заместителя министра обороны маршала артиллерии М. И. Неделина, министра обороны и правительства в том, что по вине коллектива «Камы» испытания были отложены или не были начаты в назначенное время.

«Население» полигона в конце 1955 года составляло 1900 военнослужащих и 664 рабочих и служащих. Офицерский состав к концу 1956 года насчитывал 427 инженеров и 236 техников, прошедших соответствующую переподготовку. По состоянию на 25 марта 1957 года на полигоне находилось 1032 офицера, 297 сержантов, 2439 солдат. А уже в 1960 году численность полигона была доведена до 12 300 военнослужащих и 1288 рабочих и служащих. До 1961 года на полигоне было сформировано 40 новых воинских частей, переформировано 9 воинских частей, 6 частей переведены на новые штаты, а в штаты 42 воинских частей внесены изменения. Вот с таким огромным хозяйством приходилось управляться Алексею Ивановичу Нестеренко, и он со своими помощниками делал это вполне успешно.

Возникает вопрос: зачем мы столь подробно рассказали о структуре полигона? Дело в том, что нам хотелось бы показать читателю, особенно далекому от ракет, космоса и т. п., что речь в книге идет не о строительстве детской игровой площадки в московском дворике, на открытие которой порой собирается чуть ли не вся общественность Москвы. Речь о том, как в условиях пустыни в жесточайших климатических условиях в фантастически короткие сроки был создан самый современный ракетно-космический комплекс, который и поныне составляет славу и гордость нашего государства. И почти за каждым действием в те нелегкие первые годы становления полигона стоял организаторский талант генерал-лейтенанта Нестеренко, патриота и гражданина нашего Отечества.

Первоначальные штаты были куцыми и не соответствовали объему работ. Так, например, на измерительных пунктах не были предусмотрены офицеры тыла. Поэтому начальники ИП своими приказами назначали по очереди офицеров, техников или инженеров вести финансовую, продовольственную и вещевую службы, что приводило к серьезным недочетам в работе. Жизнь полигона настойчиво требовала увеличения штатов. Решено было пойти по пути прикомандирования различных подразделений. Отдельными директивами ГШ к полигону были прикомандированы: три звукометрические батареи, три отдельные роты связи, две авиационные эскадрильи, аэродромная команда обслуживания, банно-прачечный поезд, железнодорожный энергопоезд, 250 человек из 52-го ОПУЛАП (отдельный пулеметно-артиллерийский полк) на «Каме» и т. д. Итого было прикомандировано более 1500 человек офицеров, солдат и сержантов. Отдельные подразделения направлялись туда на срок до полутора лет. Эта система временного прикомандирования создавала лишние хлопоты и трудности. Офицерский состав чувствовал себя временным, серьезно в освоение техники не вникал. Командировочные выплачивали только два месяца, а в дальнейшем семьям приходилось жить на один оклад. Осложнялось вещевое и финансовое обеспечение. Велась служебная переписка со всеми частями, откуда были прикомандированы офицеры, и личная. Это не способствовало сохранению государственной тайны.

Формирование всех подразделений осуществлялось в середине года (май — июнь), и снабжающие органы заблаговременно никаких заявок и фондов для полигона не имели. Поэтому в течение года все необходимое приходилось форменным образом «выколачивать». В дальнейшем жизнь потребовала отказаться от такой порочной практики прикомандирования. Штаты были пересмотрены и увеличены после длительных и серьезных разговоров и неприятностей с начальством.

Важнейшей задачей в сложных и тяжелых условиях жизни и быта гарнизона, разбросанного по отдельным площадкам, было быстро развернуть строительство основных объектов полигона, необходимых для обеспечения испытательных работ. На основании выданных заданий в 1954 году ЦПИ-31 и НИИ-4 приступили к проектированию полигонного комплекса и жилого городка. На НИИ-4 была возложена задача разработать комплекс измерительных средств полигона. Силами ГСКБ «Спецмаш» и ЦКБ тяжелого машиностроения в конце 1954 года была закончена разработка эскизного проекта стартового комплекса. В конце года проект утвердили.

В течение 1955 года необходимо было выполнить огромный объем проектных работ — выпустить рабочие чертежи на 25 агрегатов и систем, несколько тысяч листов проектной документации. К разработке документации были привлечены ВНИИ кислородного машиностроения, ВНИИ «Строймаш», ВНИИ «Гидромаш», ОКБ Уралвагонзавода, Проектно-конструкторское бюро № 12 (ПКБ-12) и ВНИИ «Химмаш».

Со второй половины 1955 года началось изготовление оборудования на заводах промышленности. Было задействовано около 70 заводов. Так, например, только стартовую систему изготавливали 26 заводов и предприятий. С одной стороны, в такой работе был положительный момент — оборудование изготавливалось в рекордные сроки. А с другой — удлинялись сроки монтажа, так как было много нестыковок между узлами и сборками, изготовленными на различных заводах.

К середине 1956 года изготовление оборудования комплекса было закончено и оно стало поступать на полигон. За 20 месяцев были разработаны и изготовлены 27 наименований и агрегатов и систем стартового комплекса. Некоторые из этих агрегатов были уникальными, не имевшими аналогов в отечественной и зарубежной ракетной технике. К числу таких агрегатов можно отнести стартовую систему и установщик.

Для испытаний узлов и агрегатов будущей межконтинентальной ракеты, а также специально разработанное под эту ракету испытательное оборудование (системы радиотелеметрии, траекторных измерений и др.), в ОКБ-1 на базе ракеты Р-5 были созданы специальные экспериментальные ракеты М-5РД. На этих ракетах, помимо новых принципов и испытаний новых типов ракетных узлов и агрегатов, будущие испытатели получали практическую подготовку к предстоящим испытаниям межконтинентальной ракеты.

Перед началом строительства необходимо было произвести рекогносцировку районов дислокации, согласовать решения с местными властями об отводе земельных участков, произвести посадку и разбивку объектов. Отводом земельных участков для стартового района, поселка, баз падения отделяемых частей, пунктов радиоуправления полетом ракеты (РУП), измерительных пунктов (ИП), согласованием проектных документов и графиков строительства, подбором кадров, формированием частей и подразделений занимался А. И. Нестеренко. Трудно проходило выделение земельных участков в Казахстане для строительства ИП, РУП, полей падения ступеней. 19 октября 1955 года Нестеренко писал председателю Совета министров Казахской ССР Д. А. Кунаеву: «Постановлением СМ СССР от 29.4.1955 г. и распоряжением СМ Казахской ССР от 18.5.1955 г. Министерству обороны кроме участка 290 000 га по Кзыл-Ординской области должны быть отведены 5 участков по 400 га каждый и 7 участков по 200 га каждый в Актюбинской, Акмолинской, Кзыл-Ординской, Кустанайской и Карагандинской областях». Когда Нестеренко приехал к Кунаеву с документами об отводе участков, тот отказал ему на том основании, что там находятся пастбища для баранов. И только когда Нестеренко обратился к первому секретарю ЦК компартии Казахстана Л. И. Брежневу, которого знал по Черноморской группе войск, вопрос был решен положительно.

Первая группа военных строителей прибыла в Тюра-Там в январе 1955 года.

…Начальник станции Тюра-Там Анатолий Лебедев держал в руках странную телеграмму и никак не мог понять, кто ее подписал. Текст гласил: «12 января проследует литерный, два последних вагона отцепить, поставить в тупик». Поезда останавливаются на маленькой станции всего на две минуты, маневровых паровозов здесь отродясь не было. Как отцепить, чем толкать?

Литерный прибыл точно по расписанию. Гудок паровоза предупредил об остановке. Заскрежетали тормоза, и тяжелый состав замер. Две теплушки отцепили в считаные секунды — помогли молодые ребята, мигом выскочившие из вагонов. Они же, поднапрягшись, столкнули их в тупичок. Руководил ими Игорь Николаевич Денежкин, инженер-строитель. Так он представился начальнику станции.

— А что строить-то будете? — не удержался от вопроса Лебедев.

— Как что? — рассмеялся Денежкин. — Стадион!

(Кстати, до запуска первого космонавта планеты в легендах Министерства обороны и Генерального штаба полигон именовался «стадионом». На самом полигоне «стадионом» называли позже и гигантский котлован, отрытый для первого старта.)

— Стадион? — скривил губы станционный начальник и почесал затылок. — Кто играть-то будет? У нас всего мазанок пять или шесть… Ну, может, десять. Смотрите сами.

Во все стороны тянулась холодная заснеженная степь без конца и без края, без дымка, без жилья.

— Надо бы нам где-то разместиться на первых порах, — сказал Денежкин. — И телеграмму отправить в Москву.

— Телеграммку можно, — развел руками железнодорожник, — а вот с жильем помочь не смогу…

На разъезде Тюра-Там в то время было три железнодорожных пути, стояло три небольших одноэтажных пристанционных здания и водонапорная башня. Никаких других строений в обозримой окрестности не было.

На месте будущего полигона в это время работали изыскатели под руководством Ивана Сидоровича Магира и Бориса Ивановича Светлищева. Им на помощь и прибыл Денежкин со своим взводом.

Подразделение было направлено для подготовки строительства, проведения изыскательских работ, сооружения временных землянок под размещение строительных отрядов. Первое подразделение жило в зимних палатках, насквозь продуваемых свирепым ветром. Скоро на помощь Денежкину явилась уже целая рота во главе со старшим лейтенантом Иваном Федоровичем Донских.

Эти подразделения провели большую подготовительную работу. Особенно много (несколько тысяч кубометров) было вырублено льда на Сырдарье. Заготовленный лед был сложен в бетонные лотки, имевшиеся на водозаборной станции, и засыпан толстым слоем опилок. Эти запасы льда очень помогли жарким летом в сохранении продовольствия.

В начале апреля на место строительства начали прибывать первые военно-строительные части. 2 апреля — инженерный батальон под командованием подполковника Егора Васильевича Заворотняка, днем позже — небольшой отряд во главе с полковником Семеном Михайловичем Лисагором, 10 апреля с Дальнего Востока прибыл автомобильный батальон под командованием Михаила Семеновича Медиевского.

На станцию стали привозить первые грузы: сборные деревянные казармы, лесоматериалы, инструмент, горючее, строительные машины и многое другое.

7 апреля в Тюра-Там приехала группа из двенадцати человек из 130-го Управления инженерных работ (УИР) во главе с инженер-полковником Александром Юльевичем Грунтманом. Группа решала вопросы подключения к работе прибывающих организаций, вопросы железнодорожных перевозок, разгрузки и размещения грузов.

10 апреля на место строительства явился начальник Управления инженерных работ (УИР) полковник Г. М. Шубников. Он и офицеры его управления разместились на запасных путях в вагонах поезда и в палатках вблизи станции.

21 апреля для рекогносцировки местности и организации предстоящих работ по строительству первого стартового сооружения и инфраструктуры полигона на станцию Тюра-Там прибыл командно-штабной поезд оперативной группы Главного управления специального строительства (ГУСС).

15 мая С. П. Королев и М. И. Неделин утвердили график строительства первого боевого ракетного комплекса со сроком сдачи его в эксплуатацию 15 мая 1957 года.

Началось наращивание сил строителей. 31 мая из Капустина Яра прибыла 2-я инженерно-строительная Краснознаменная Симферопольская бригада под командованием полковника Михаила Ивановича Халабуденко. Бригада имела богатейший опыт строительства полигонных сооружений, приобретенный в Капустином Яре. Немного позже были сформированы 84-я инженерно-строительная и 101-я инженерно-саперная бригады под командованием, соответственно, полковника Михаила Степановича Пернятина и подполковника Георгия Дмитриевича Дурова.

Параллельно разворачивались различные вспомогательные службы и подразделения: промышленных предприятий, ремонтно-технического завода, базы материально-технического обеспечения и др. Построили пилораму, приступили к строительству первой котельной, начали строительство деревообрабатывающего комбината.

Через две недели после прибытия строительных частей начали прибывать автомобильные части и средства механизации. До прибытия их несколько автомобилей и тракторов не справлялись с вывозкой материалов на строительные площадки.

С конца марта до начала июня в голой, раскаленной летом пустыне были уже сосредоточены военно-строительные бригады и отряды численностью более трех тысяч человек. В течение последующих пяти месяцев (с июня по ноябрь 1955 года) предстояло сосредоточить в районе Тюра-Тама еще более 12 тысяч человек. Всего на строительстве комплекса в первый год работало 15 тысяч строителей. К концу мая были проложены новые железнодорожные пути для приема вагонов и выстроен первый бетонный завод, прямо напротив станционного здания: начали прибывать вагоны со щебнем, песком, цементом и другими строительными материалами.

В полутора километрах от станции, в промышленной зоне, появилась улица из сборно-разборных бараков. Они собирались и разбирались быстро, но условия проживания в них оставляли желать лучшего. Однако они в первые месяцы здорово выручали в обеспечении людей временным жильем.

5 мая закладкой первого сборно-щитового дома и общежития (прораб М. С. Пернятин) было начато строительство жилой зоны. Параллельно закладывались фундаменты под жилые дома, школу, казармы по типовым проектам. Для стеновых конструкций этих сооружений началось крупномасштабное изготовление шлакоблоков из местных шлаков, копившихся возле железной дороги десятилетиями. Экономия от применения шлакоблоков составила в денежном выражении более 500 миллионов рублей.

В конце июля на место первого старта приехала рекогносцировочная группа, которая забила первые колышки разметки котлована под старт. Колышки простояли там до 15 сентября.

Начальником строительства был назначен выдающийся военный строитель полковник Георгий Максимович Шубников. В 1932 году он окончил Ленинградский институт промышленного строительства. До войны строил объекты первых пятилеток, Забайкальский укрепрайон, в войну — укрепрайоны на Дону и под Сталинградом, переправы на Днепре, дороги в Северной Буковине, мост на Висле. После войны восстанавливал и строил заново мосты через проливы Штральзунд и Цитенрабен, мост через Дунай в Будапеште, мост через Шпре в Берлине. Он же строил величественный мемориал на кладбище наших воинов в Трептов-парке в Берлине. Потом были Донбасс, аэропорт в Ташкенте, объекты ПВО в Азербайджане и, наконец, как звездный час и вершина — полигон Тюра-Там, будущий космодром страны.

Из воспоминаний М. Г. Григоренко: «К 1955 году определились основные контуры стройки, хотя многое было еще неясным, мы окончательно определили строительную организацию, дали распоряжение о передислокации ее в район строительства и вызвали Г. М. Шубникова в Москву для постановки задачи. Георгий Максимович побывал в министерствах-заказчиках, ознакомился с проектными наметками и отбыл с заданием разработать и сделать заявку на рабочих, материалы и технику, а также продумать и дать соображения о развертывании промышленных предприятий для нужд строительства… Через несколько дней Шубников прилетел с заявками и предложениями. Просьбы об откомандировании инженерно-технических работников, с которыми он прежде работал, были полностью удовлетворены».

Г. М. Шубников и офицеры его управления прибыли на место строительства полигона в апреле и разместились на запасных путях станции Тюра-Там в поезде из семи вагонов и в палатках.

Главным инженером проекта полигона был назначен подполковник Алексей Алексеевич Ниточкин. Участник Великой Отечественной войны, он имел за своими плечами не только фронтовой опыт офицера инженерных войск, но к этому времени уже и опыт проектирования и строительства первого в стране испытательного полигона реактивной техники Капустин Яр.

Алексей Алексеевич был человеком большой эрудиции, глубоких знаний и широкого кругозора, благодаря чему уверенно решал все возникавшие вопросы творчески, энергично, с полной ответственностью за принимаемые решения. Все это, как и личная организованность и обязательность, снискали ему высокий авторитет и у заказчика, и у главных конструкторов, и у строителей. Нередко он сам садился за чертежную доску и решал задачи, возникавшие у строителей на месте работы. Для многих он был учителем, и каждый проектировщик считал за честь работать с ним. Главным инженером проекта (ГИП) он оставался вплоть до своей смерти. Он отвечал за всё, что проектировалось и как проектировалось на полигоне.

А проектирование было трудным. Особую трудность представляла работа по проектированию стартового комплекса. Уникальные технологии, сложное оборудование, необходимость многократного использования оборудования в условиях во многом не изученных воздействий, в том числе высокотемпературных газовых потоков больших давлений. Разработка первого старта представляла сложную научно-техническую задачу, требовавшую проведения большого объема научно-исследовательских и проектно-конструкторских проработок. Трудности проектирования заключались также в крайне сжатых сроках и необходимости увязки технологических требований не одного десятка различных конструкторских бюро с целью выработки оптимального варианта стартового сооружения.

Рождалось уникальное сооружение, не имевшее аналогов в мировой практике конструирования, проектирования и строительства, без каких-либо методик расчетов основных ведущих конструкций. Многие вопросы приходилось решать, полагаясь на здравый смысл, интуицию и высокий уровень общей профессиональной подготовки проектировщиков и конструкторов. Задача осложнялась еще и тем, что многие работы велись параллельно. Непрерывно менялись исходные данные на системы, и требовалось постоянно вносить изменения в строительную часть. Но постепенно в чертежах будущий стартовый комплекс приобретал свои реальные формы.

Проектировщики и строители должны были построить сооружения и смонтировать оборудование, обеспечивающее работу многосложного организма полигона. Особые требования предъявлялись к стартовому сооружению, подвергающемуся во время пуска колоссальным динамическим и температурным нагрузкам. Должны были быть обеспечены: устойчивость старта, прочность конструкций, стойкость, морозоустойчивость, долговечность. Полигон в целом должен быть обеспечен энергией, водой, теплом, связью, канализацией, вентиляцией, жильем, необходимыми сооружениями бытового и культурного назначения.

Строительство начало развертываться почти одновременно во всех гарнизонах. Поступала техника, которую необходимо было смонтировать, отладить и принять в эксплуатацию. Вся эта огромная работа требовала большой оперативности, своевременной, четкой информации и личного контроля со стороны руководителей всех звеньев. Поэтому командованию полигона приходилось непрерывно разъезжать в пункты формирования: в Москву, Болшево, ГЦП, в «Тайгу» и т. д., а также непрерывно командировать офицеров ОКСа, тыла, политотдела, штаба, службы НИР на строящиеся объекты. Да и самому начальнику полигона сидеть спокойно не приходилось. Ежедневно возникало очень много вопросов, которые нужно было решать незамедлительно. Каждый день Алексею Ивановичу надо было что-то с кем-то согласовывать, и это отнимало немало времени, сил и нервов.

Полигон подчинялся отнюдь не председателю Госкомитета по оборонной технике и тем более не С. П. Королеву. Нестеренко как начальник полигона находился в непосредственном подчинении заместителя министра обороны Главного маршала артиллерии М. И. Неделина. Армия строителей, создающая в этой пустыне самый большой в мире научно-испытательный ракетный центр, подчинялась другому заместителю министра обороны. Поэтому начальник строительства полигона формально не подчинялся начальнику полигона. Для контроля за полетом ракет почти на всей территории страны необходима четкая и надежная работа связи. За создание системы связи на полигоне и за его пределами отвечал начальник войск связи Советской армии — тоже заместитель министра обороны. Чтобы начал, наконец, работать аэропорт на самом полигоне, надо было обращаться еще к одному заместителю министра обороны — главнокомандующему Военно-воздушными силами.

Доставлять ракетные блоки, компоненты топлива для заправки, тысячи тонн грузов для строительства и жизнедеятельности все увеличивающегося числа площадок, а также привозить людей за 20 километров ежедневно на работу из города — с площадки № 10 — можно было только по железной дороге. За строительство железнодорожных путей от станции Тюра-Там по многим новым направлениям несли ответственность Министерство путей сообщения и железнодорожные войска Министерства обороны. Электроэнергией полигон должно было обеспечить Казахэнерго. Для этого необходимо было установить опоры и проложить на сотни километров высоковольтные линии электропередач. А пока их не было, электроэнергией стройку обеспечивали специальные энергопоезда.

Алексей Иванович осуществлял связь с Генштабом и аппаратом Министерства обороны, решал организационно-штатные вопросы, занимался проблемами перспективного развития Байконура, проявляя недюжинные способности хозяйственника. Он предвидел и устранял многие сложности, вызванные недостатками проекта, вникая до мелочей во все вопросы планирования, строительства, быта, обеспечения и культуры.

По программе подготовки полигона к началу летных испытаний должны были быть построены следующие основные объекты: стартовая позиция, МИК со всеми коммуникациями, железнодорожные пути, бетонные дороги, водопровод, система пожарных резервуаров, линии электропередач, центральный пункт связи и службы единого времени, приемно-передающие центры, монтажно-сборочный корпус ГЧ, три РУП (два базовых, удаленных от СП на расстояние 250 километров, и хвостовой, удаленный на расстояние 500 километров), девять измерительных пунктов в районе падения первых ступеней, ретрансляционный пункт в Иркутске, шесть измерительных пунктов на «Каме» с ПДРЦ, ПРЦ, аэродромами. На всех пунктах предусматривалось оборудование взлетно-посадочных площадок.

Таким образом, одновременно развертывалось и укомплектовывалось более 30 отдельных гарнизонов. К началу летных испытаний предстояло закончить строительство всех перечисленных объектов.

Наиболее сложным и уникальным объектом была 1-я стартовая позиция. Для ее сооружения потребовалось вырыть котлован глубиной 45 метров, длиной 250 метров и шириной более 100 метров. В связи с тем, что сроки строительства были ограничены, пришлось развертывать одновременно строительство на всех площадках, не ожидая окончания строительства железнодорожных путей и бетонных дорог, водоводов, линий электропередач. Поэтому одновременно строились бетонные заводы на площадках 10 и 2. Все строительные материалы, оборудование и вода на 2-ю площадку со станции выгрузки перевозились автотранспортом по грунту.

В результате движения сотен большегрузных машин были проделаны десятки грунтовых дорог с глубокими колеями, заполненными мельчайшей, как пудра, пылью. С раннего утра (с начала движения автотранспорта) и до позднего вечера в полосе дорог от 10-й до 2-й площадки стояло сплошное облако пыли. Плотность пыли доходила до такой степени, что машины двигались днем с зажженными фарами. Особенно большая пыль во взвешенном состоянии поднималась при тихой погоде. Пыль сутками стояла сплошной пеленой. Не лучше было, когда начинались свирепые ветры. В жилых помещениях, особенно в сборно-щитовых казармах, пыль ежедневно ложилась толстым слоем. Утром, после подъема, приходилось долго отряхиваться и смывать пыль, собравшуюся за ночь. Не случайно сборно-щитовые сооружения иронично называли «сборно-пыльевыми».

20 июля была произведена предварительная разбивка мест проведения земляных работ на котловане под стартовый комплекс на 1-й площадке, а с 31 августа 1955 года 2-я инженерно-строительная бригада широким фронтом приступила к работам на объектах старта. 15 сентября началось рытье котлована под старт. Пять скреперов, два бульдозера, два экскаватора с емкостью ковша полкубометра и пять самосвалов ЗИС-555 под руководством прораба Трайбана начали работы по его рытью — на чертежах красовался один песок. Все рассчитывали на легкую прогулку при рытье котлована.

В начале января 1956 года была получена остальная техника для котлована, в том числе 15 экскаваторов с емкостью ковша 1 кубометр и 10 экскаваторов емкостью 0,75 кубометра.

Первый слой суглинка толщиной до четырех метров снимали скреперами. Потом пошел сыпучий песок, в котором техника вязла. Экскаваторы переоборудовали на драглайны с длинными стрелами. Их расставили по периметру котлована. Тридцать бульдозеров, находившихся внизу, сдвигали песок к краям огромной чаши, откуда шла погрузка на автомашины. Таким образом, песчаный грунт был выброшен на периметр котлована.

Но особенно тяжелой была работа по рытью котлована в зимний период, при сильном морозе и ледяном ветре. На котловане работали круглосуточно сотни самосвалов в три смены, десятки экскаваторов, бульдозеров, скреперов. Забои составляли три уступа, на каждом из которых работало по пять-восемь экскаваторов, а в котловане, растянувшись в кольцо, крутилось по 100–150 самосвалов. Сложность работы заключалась еще и в том, что на глубине 10–15 метров находился чрезвычайно плотный глинистый грунт, состоящий из серой и красной глины. Экскаваторы этот грунт не брали, а буры для проделывания шурфов мгновенно забивались. Приходилось применять всевозможные способы и различные рационализаторские приспособления. С помощью специальных сверл, смачиваемых водой, проделывали небольшие шурфы, куда и закладывали малые заряды взрывчатых веществ и постепенно, метр за метром, подрывали и разрыхляли эту плотную глинистую массу. Во время взрывных работ вся техника выводилась из котлована, только экскаваторы оставались на месте и закрывались деревянными щитами. Для организации работ по передвижению техники в котловане была создана служба регулировщиков.

Организация работ была продумана до мелочей. Вся техника при отрывке котлована под первый старт работала в три-четыре смены, и пересменки водителей, экскаваторщиков, бульдозеристов происходили на рабочих местах с участием дежурных механиков, слесарей, электриков. В автопарке была оборудована линия теплового подогрева двигателей дежурных автосамосвалов, которые немедленно выходили на работу взамен сломавшихся.

За одни сутки (грунт днем и ночью, при свете прожекторов, вывозили около 60 мощных самосвалов) из котлована вынималось до 15 тысяч кубометров грунта. Фигурируют разные величины объемов вынутой породы из котлована первого старта. Финансово-ревизионная проверка в августе 1957 года установила — полный объем вынутого грунта составил 1 373 000 (один миллион триста семьдесят три тысячи) кубических метров.

Не менее сложным был процесс бетонирования этих громоздких уникальных сооружений в зимних условиях. Приходилось делать громадные тепляки и круглосуточно отапливать при помощи времянок все помещения, где проводились бетонные работы. Затем начинался период установки технологического оборудования и монтажно-отладочных работ. Для выполнения последних привлекалось большое количество различных монтажных гражданских организаций.

В январе — марте 1956 года на строительстве старта трудилось шесть батальонов строительной бригады. Начальником строительной площадки был Н. В. Багров.

Стартовый комплекс сооружений для обеспечения летных испытаний первой межконтинентальной ракеты состоял из стартовой и технической позиций. Комплекс специальных инженерных сооружений и технических систем стартового комплекса включал в себя: стартовое сооружение;

командный пункт, предназначенный для размещения пультов и стоек аппаратуры системы автономного управления ракетой, радиоуправления и дистанционного управления и контроля заправкой, а также автономных источников специальных токов частотой 127 Гц и 400 Гц и личного состава при пуске ракеты; командный пункт строился под руководством прораба майора В. И. Акинфиева;

компрессорную станцию с двухсекционной градирней; трансформаторную подстанцию;

два пожарных резервуара емкостью по 500 кубических метров воды в каждом;

специальный железнодорожный путь от МИКа до стартовой позиции, рассчитанный на транспортировку по нему агрегатов с нагрузкой на ось 40 тонн;

линии электропередач на 6 кВ и связи; охранные сооружения;

технические системы, которые обеспечивали производственные и бытовые потребности личного состава в питьевой воде, электроэнергии напряжением 220 вольт и тепле.

В первый пусковой комплекс, кроме старта, входили следующие сооружения: проходные каналы между командным пунктом и стартом (строились с 20 апреля по 25 сентября 1956 года под руководством прораба капитана Г. А. Григорьева), монтажно-испытательный корпус (МИК), укрытие для цистерн с горючим возле старта и ряд других.

Монтажно-испытательный корпус (МИК) представлял собой большой высотный цех — зал с бетонным полом и рельсовыми путями для въезда тепловоза с вагонами, то есть специального поезда из семи вагонов, доставлявшего ракету на полигон. Для монтажно-разгрузочных работ и сборки ракеты монтажный зал МИКа был оборудован двумя уникальными мостовыми кранами с точностью подачи до миллиметра. Они находились под крышей МИКа и, опираясь на балки стен, передвигались по всей длине монтажно-испытательного корпуса.

Для старта и МИКа требовались подъездная железная дорога длиной более 30 километров, вода, связь, масса контрольно-измерительных кабельных линий, измерительные пункты, электроэнергия и многое другое.

МИК строили под руководством прораба капитана Ю. А. Баранова с 20 апреля 1956 года по 25 апреля 1957 года.

Только на одной железной дороге для грузов высшей категории работала (с 20 апреля по 10 сентября 1956 года) целая бригада под руководством Г. Д. Дурова — опытного, трудолюбивого, заслуженного командира. За все время строительства у него не было ни одного выходного. Железная дорога была необходима не только для доставки ракеты на старт, по ней должны были поступать на стройку материалы, конструкции, техника, оборудование, а это — сотни тысяч тонн грузов. Кроме того, если учесть, что автомобильной дороги тоже не было, то к перечисленным грузам надо приплюсовать доставку личного состава и средств для его обеспечения.

Во вторую очередь входили площадка № 2А с большим МИКом и аэродром возле площадки № 10. Комплекс площадки № 2А начали строить в мае 1957 года бригады строителей под руководством прорабов С. А. Алексеенко, Ю. Е. Розаева, Н. И. Чекина и сдали его в эксплуатацию в июле 1958 года. Аэродром строился под руководством прораба Н. Н. Иванова с мая 1956 года по май 1957 года.

Техническая позиция включала в себя монтажно-испытательный корпус с бытовыми и складскими помещениями, аккумуляторную, градирню, сеть подъездных железнодорожных и бетонных путей, котельную, систему отопления и вентиляции, жилой городок с гостиницами и общежитиями, казармы для испытательной части, столовые и баню, компрессорную и дизельную подстанции, служебное здание, водовод, систему пожарных резервуаров, котельную, распределительную и трансформаторную подстанции, линии электропередачи, энергопоезд, центральный пункт связи и службы единого времени, передающий и приемный центры, монтажно-сборочный корпус головных частей. Строительными подразделениями на технической позиции руководил инженер А. А. Белужкин. Общее руководство строительством старта и технической позиции осуществлял полковник Михаил Иванович Халабуденко, опытнейший строитель и прекрасный организатор.

На месте будущего космодрома практически ничего пригодного для ведения строительства не было. Все необходимое подлежало завозу извне, со всей страны на железнодорожную станцию Тюра-Там, откуда строительные материалы и оборудование доставлялись автотранспортом на стройплощадки. О количестве поступающих грузов можно судить по тому, что на станцию прибывало свыше тысячи вагонов в сутки. От гвоздей до цемента, от стекла до солярки, от лопаты до различных сложных инструментов — все, что необходимо было стройке, надо было доставлять в нужных количествах и в нужное время. Тысячи наименований, тысячи поставщиков, тысячи договоров…

На Тюра-Там обрушился поток грузов, который и в большой город не прибывает: бревна, доски, стекло, кирпич, цемент, известь, гравий, горючее и смазочные материалы, грузовики, тракторы, скреперы, бульдозеры, экскаваторы, трансформаторные подстанции, котлы, станки, продовольствие и еще великое множество всего другого в ящиках, тюках, мешках, бочках, контейнерах, которые не успевали развозить по строящимся объектам и складам. Поезда у разъезда Тюра-Там шли как бы в тоннеле, образованном всем этим богатством, лежащим по обеим сторонам железной дороги.

В районе строительства старта вся нулевая отметка была занята металлоконструкциями, емкостями, баллонами, мощными вентиляторами, другими системами, предназначенными под монтаж. Казалось, что нет порядка. Но усилиями строителей, монтажников, рабочих, практикантов, военных специалистов эти горы лежащего металла должны были воплотиться в стартовый комплекс новой межконтинентальной баллистической ракеты Р-7.

Поступление такого количества грузов создавало немало проблем.

Хотя разгрузкой вагонов и погрузкой материалов на автомобили занималось несколько тысяч человек, они справлялись с трудом: количество невывезенных грузов постоянно возрастало — не справлялся автотранспорт. Глинистая корка, покрывавшая поверхность пустыни, после нескольких проходов автомобилей разрушалась. Образовывались глубокие колеи, в которых машины садились на брюхо. Следующие машины прокладывали колею рядом. Через несколько рейсов — опять новая колея и т. д. Образовалась полоса разбитой пустыни шириной несколько километров.

В этих условиях, при создавшейся запыленности воздуха (зажженные автомобильные фары днем не видны на расстоянии 15–20 метров), скорость движения автотранспорта не превышала скорости движения пешеходов.

От места разгрузки вагонов до площадки будущего стартового комплекса машина делала не более одного рейса в сутки. И хотя по всем предварительным расчетам строительство было обеспечено автотранспортом с избытком, фактически его крайне не хватало. Нужны были дороги. Чтобы построить постоянные, требовалось время. Временные дороги строить было не из чего.

Разгружать все новые и новые вагоны в таких условиях невероятно тяжело, даже на соседних разъездах стояли в ожидании своей очереди неразгруженные составы. Дело кончилось тем, что министр путей сообщения Б. П. Бешев закрыл Тюра-Там: ни одна станция не имела права принять груз, туда адресованный.

Шубников принял решение — строительство на всех площадках прекратить и всех людей, автомашины и краны бросить на круглосуточную разгрузку станции. Одновременно он приказал за три дня отсыпать полотно и построить железную дорогу до промышленной зоны (9-я площадка), с тем чтобы там разгружать прибывающие эшелоны. И только это авральное строительство отводной железнодорожной ветки и мобилизация всех ресурсов на разгрузку прибывающих составов вывели полигон из критического положения.

Строительство жилого и бытового фонда полигона планировалось в два этапа. Первый этап — это строительство временных сборно-щитовых бараков и домиков. Сначала были построены бараки для временных столовых, штабов полигона и для военных строителей. Затем возводили жилые общежития барачного типа и щитовые домики. Для личного состава военных строителей строились в основном землянки.

Из воспоминаний В. М. Графского: «Необходимо было создать для людей хотя бы сносные бытовые условия. В этот начальный период строительства полигона руководителями были начальник строительства Георгий Максимович Шубников и первый начальник полигона Алексей Иванович Нестеренко. Мы, испытатели, больше общались с А. И. Нестеренко. Для многих из нас он был еще и учителем-наставником. Алексей Иванович совместно со штабом полигона сумел в короткий срок создать эффективные органы управления всеми работами, четкое взаимодействие и своевременное принятие решений. Его часто можно было видеть на объектах. Казалось, он был неутомим. И при встречах с нами настоятельно рекомендовал заниматься спортом. При встречах с Алексеем Ивановичем мы терзали его вопросами, когда будет жилье и можно будет привезти семью. А он успокаивал: “Ребята, потерпите еще годик-два. Летом 1957 года будем вводить первые дома”».

В июле 1956 года на станцию Тюра-Там прибыло несколько эшелонов конструкций двухквартирных домиков, запрошенных по телеграммам в мае. Конструкции этих домов выбил маршал артиллерии М. И. Неделин, подключив к этому вопросу высшее руководство страны.

Однако возникла новая проблема. Поскольку двухквартирных домиков прибыло более 100 штук, для их сборки нужны были две полнокровные роты (из расчета хотя бы два строителя на дом). Начальник строительства Г. М. Шубников сообщил, что не может дать ни одного строителя, кроме прораба капитана А. С. Гнеушева и двух мастеров. В связи с этим он предложил собирать дома своими силами. А. И. Нестеренко собрал совещание офицеров, на котором сообщил о положении со строителями и объявил, что желающие собирать дом самостоятельно получат конструкции, полное обеспечение материалами и в помощь будет выделено четверо солдат из строевых частей. Желающих оказалось больше, чем ожидалось.

Через несколько дней работа шла с такой активностью, которую не мог предвидеть никто. Дома росли как грибы. Работали офицеры, их жены, дети, работали с перерывом только для сна по 14–16 часов. Отдельные, особо активные семьи за 20 дней построили дома, обнесли их заборами и ухитрились даже посадить огороды.

Для домиков нужны были свет, тепло, вода, канализация. Свет и вода шли за строительством с небольшим опозданием — этим вопросом занимались эксплуатационные части. Обогревались домики печами Сущевского; здесь основная забота — завезти уголь и дрова, все остальное зависело от хозяек. Одновременно требовалось решать массу сложнейших и неотложных вопросов: где людям жить, мыться, стирать белье, лечить больных, питаться, печь хлеб, как обогреть людей с наступлением холодов.

Серьезной проблемой стал вопрос банно-прачечного обеспечения гарнизона. Если в теплое время эта проблема решалась просто (мылись и стирали белье в реке), то с наступлением холодов возникала угроза антисанитарии. Поэтому по настоятельному и неоднократному ходатайству командования полигона директивой начальника тыла Вооруженных сил к полигону был прикомандирован банно-прачечный поезд с инициативным и очень деятельным начальником подполковником Колодяжным. Поезд проделал исключительно большую и полезную работу. В этом была заслуга и начальника тыла полигона В. А. Лебедева.

Чрезвычайно остро стоял вопрос обеспечения хлебом. Эта задача решалась вначале начальником тыла строительного управления полковником Андреем Александровичем Ткаленко, который быстро организовал полевую хлебопекарню. Суточная потребность в хлебе составляла 15–18 тонн.

С наступлением весны условия работы стали легче, но в конце мая и в июне начались новые трудности — жара, пыль. Жара вызывала большую потребность в воде. Кипяченой водой не успевали обеспечивать, поэтому большинство воинов и рабочих пили сырую воду, что приводило к желудочным заболеваниям. Для обеспечения водой гарнизонов и всего строительства, в том числе и работы бетонного завода, работало круглосуточно несколько десятков водовозов.

Отсутствие даже минимальных санитарных условий вызвало вспышку дизентерии. Эта беда усугублялась тем, что отсутствовал больничный стационар. Полевой госпиталь, организованный в палатках в двух километрах от городка, имел очень неприглядный вид. В палатках от нещадного солнца температура поднималась до сорока и более градусов. В дополнение к этому — рои мух.

На борьбу с дизентерией были мобилизованы все врачебные силы полигона, из Москвы на полигон было прикомандировано около двадцати врачей-специалистов и срочно доставлялись необходимые медикаменты. Принятые срочные меры помогли пресечь дальнейшее распространение заболевания.

Большую опасность для личного состава гарнизона представляло то, что район полигона с санитарной точки зрения характеризовался как район с природными очагами чумы. В этих районах (Аральском и Кармакчинском) имелись очаги природной чумы, носителями которой являются грызуны: суслики, песчанки, мыши и даже зайцы. Поэтому одной из первоочередных задач на полигоне было срочное формирование противочумных отрядов и проведение широких мероприятий по уничтожению грызунов.

Вначале грызуны уничтожались на территории всех строящихся объектов и в местах размещения личного состава. Затем, согласно разработанному плану, зона уничтожения грызунов расширялась. В первую очередь ликвидировались очаги поселений песчанок и сусликов. Для этой цели каждая часть, каждое подразделение получали определенный район, который они обязаны были обработать в определенные сроки. Эти мероприятия предотвратили возможную вспышку чумы. Однако в 1955 году, в августе, был случай заболевания чумой нескольких человек гражданского населения в Аральском районе, поэтому наложили карантин на Аральский и Кармакчинский районы. В период карантина пассажирские поезда на станциях и разъездах от Аральска до станции Джусалы не останавливались или если останавливались, то пассажирам не разрешалось выходить.

Алексей Иванович вспоминал: «В то время, когда был карантин, я вылетел из Москвы в Тюра-Там. Летел через Куйбышев, где был предупрежден, что в Джусалах высадка пассажиров не разрешается в силу объявленного карантина. Когда прилетели в Джусалы, то действительно никого из самолета не выпустили. Мне удалось выйти лишь благодаря тому, что начальник аэропорта знал меня. Он заявил, что генерал А. И. Нестеренко прибыл для организации борьбы с эпидемией чумы, то есть для оказания таковой помощи местным властям. Под ответственность начальника аэропорта мне разрешили сойти с самолета».

К счастью, врачи-эпидемиологи быстро ликвидировали очаг возникновения чумы, и уже через две-три недели карантин был снят.

Этот случай заставил всех более серьезно относиться ко всем противочумным мероприятиям. В частности, в гарнизоне проводилась противочумная прививка всему личному составу, невзирая на лица и положение. Никому не выдавался пропуск на объекты до получения прививки, в том числе и представителям промышленности, центрального аппарата, аппаратов Совета министров, ЦК КПСС и Генерального штаба (врачи заявили, что чума в рангах не разбирается и никакой субординации не знает).

Такое явление, безусловно, очень мешало продолжать укомплектование полигона. Эти же обстоятельства: пустынная местность, район с очагами природной чумы, жаркий и резко континентальный климат с песчаными бурями — позволили возбудить ходатайство и добиться 20-процентной надбавки к зарплате (как некоторый стимул), а впоследствии 10-процентной для всех сотрудников полигона. Эту процентную надбавку в обиходе называли «пыльная».

Жизнь этих людей сродни подвигу. Они жертвовали обычными земными радостями, здоровьем для решения эпохальной задачи покорения космоса, вставшей перед нашей страной, а в более широком масштабе — перед всем человечеством. Хотя, конечно, испытания ракетной техники не в последнюю очередь преследовали военные цели: в навязанной нам гонке вооружений важно было достичь паритета, способного охладить самые горячие головы на Западе и отбить у них саму мысль о нападении на Советский Союз.

На долю Нестеренко выпал самый тяжелый период в жизни космодрома — строительство, формирование, организация первых испытаний, жизни и быта практически на голом месте в сжатые сроки, когда все небывалые работы надо было делать параллельно. Нестеренко занимался отводом земельных участков, согласованием проектных документов и графиков строительства, подбором кадров, формированием частей и подразделений.

Алексей Иванович запомнился всем, кто его знал, как опытный организатор, деятельный руководитель, вникающий во все мелочи, влияющие на жизнь и работу подчиненных ему людей, как умелый учитель и воспитатель, требовательный к себе и подчиненным. Особенно тепло он относился к молодежи, часто выступал на комсомольских собраниях, откликаясь на все чаяния и запросы молодых офицеров. Он вместе с офицерами играл в волейбол, городки, по праздникам организовывал вечера отдыха, его уважали и любили все, кто его знал.

Из воспоминаний генерал-полковника А. А. Ряжских: «Мне трудно говорить про генерал-лейтенанта А. И. Нестеренко. Что может сказать старший лейтенант, прибывший летом 1956 года на пятый научно-исследовательский испытательный полигон? Генерал-лейтенант А. И. Нестеренко у нас, молодых офицеров, инженеров, в памяти остался очень уважаемым и заботливым человеком, который создавал полигон, организовывал его деятельность. На него была возложена тяжелейшая ответственность за решение задачи государственной важности по созданию нового полигона, и все это внове, все от нуля, в жесточайшем дефиците времени, на голом месте. Первые впечатления о полигоне у меня ассоциируются с деятельностью начальника полигона А. И. Нестеренко. Прибыли мы на полигон в июле, в самую жару (45 градусов в тени); нас выгрузили на Сырдарье. Он встречал нас с начальником штаба Алексеем Саввичем Буцким: они рассказали нам об обстановке, чем будем заниматься.

Кругом пыль, жарища неимоверная, а из жилья всего-то несколько щитовых бараков. В общем, с точки зрения бытовых условий картина была неприглядная. С этого начинались наша жизнь и служба на полигоне. У всех, как я уже рассказывал, было подавленное настроение, но начальник полигона всем понравился своим почти отеческим отношением к нам, молодым офицерам. Мы видели его часто на стройплощадке испытательного управления. Грохот машин, потные черные лица. Машины разбили все дороги — а на них пыль, как пудра. Когда задует ветер “бешкунак” — пыль застилала все небо. А. И. Нестеренко был руководителем в самый тяжелый этап создания полигона. У нас, молодых, он остался в памяти как руководитель-первопроходец, который отвечал за всё».

Историк космодрома Байконур Я. В. Нечеса вспоминал о той теплоте, с которой отзывались ветераны об Алексее Ивановиче при посещении Ленинска. Такие посещения проходили ежегодно, когда по указанию начальника полигона самолетом доставляли ветеранов из Москвы, а на круглые даты и из Ленинграда, Киева, Волгограда. Первые жители городка рассказывали: «У нас, нестеренковцев, был настоящий командир. Сказал нам в июне 1955 года, что начнем к сорокалетию Октябрьской революции заезжать в собственные квартиры, и сдержал слово. Нельзя забыть те дни радости, когда первые новоселы с армейскими кроватями и тумбочками въезжали в дома-новостройки. Он прекрасно понимал, что те, кто эксплуатирует сложнейшую новейшую технику, должны иметь возможность полноценно отдохнуть, не беспокоиться о здоровье жен и детей, об их занятости. Для этого он сделал очень много. Именно Алексей Иванович “продавил” решение правительства о включении военторга полигона в первоочередные снабженческие организации Министерства обороны, то есть снабжение сделали на уровне Москвы, Ленинграда, Киева и других городов-миллионников».

Нестеренко всеми силами стремился благоустроить поселок, обеспечить отдых испытателей после трудной работы. Несмотря на напряженный труд строителей на основных объектах полигона, уже к 1957 году были построены купальня на реке Сырдарье, летняя танцплощадка, крытый Летний театр на 600 мест. И сделано было это при его участии и активной работе начальника политотдела В. И. Ильюшенко. В гарнизоне была отличная библиотека. В библиотеке читали книги и журналы, играли в шахматы. Сюда же стали приходить письма после открытия почтового отделения «Кзыл-Орда-50» (до этого работало только почтовое отделение строителей «Ташкент-90»). Письма раскладывались в ящик с отделениями по алфавиту.

23 февраля 1956 года в Доме офицеров прошел с большим успехом первый концерт художественной самодеятельности. Тогда же состоялся первый строевой смотр с конкурсом на исполнение строевых песен. Победило подразделение лейтенанта Б. С. Кривицкого (узел связи).

В том же 1956 году было завершено строительство стадиона и в мае состоялась первая спартакиада гарнизона. Здесь определились первые чемпионы, показавшие рекордные результаты. Это были рядовой А. М. Богдановский в беге на 100 метров, лейтенант Ю. С. Тардов в беге на три тысячи метров, лейтенант П. М. Фесенко в прыжках в высоту и в метании гранаты. Вторая спартакиада проводилась в сентябре 1957 года.

1 сентября 1956 года начала учебный год средняя школа № 30 на улице Школьной. В этот день за парты сели 136 школьников. В первый день учебы были проведены занятия во всех классах, с первого по десятый. Это было первое торжество в военном городке.

Поселок превращался в настоящий оазис, город-сад, хотя скептики утверждали, что в этой пустыне на солончаках ничего не может вырасти.

Алексей Иванович беспокоился о порядке в офицерском общежитии, об отдыхе офицеров, о библиотеке и читальном зале, танцплощадке и буфете. Он заботился о спортивных площадках у офицерского общежития (волейбольной, баскетбольной, футбольной и гимнастической со снарядами). Гантели, гири и эспандеры хранились внутри общежития в закрытых ружейных пирамидах.

У каждой из пяти казарм стояли открытый киноэкран и ряды скамеек, и каждый волен был с наступлением темноты выбирать свой «кинотеатр» со своим кинофильмом, правда, программа не блистала разнообразием. Несколько раз приезжал Алексей Иванович и на первый ИП, где его также интересовали бытовые условия и обустройство части, снабжение и материально-техническое обеспечение.

Он старался благоустроить поселок, быт, обеспечить отдых испытателей после трудной работы. И на полигоне утро офицеров штаба начиналось с физзарядки во главе с Нестеренко.

Из воспоминаний Владимира Владимировича Порошкова:

«Назначение наше было настолько секретным, что предписание и билет нам вручили только накануне отъезда. Мы — это четыре выпускника Военной Краснознаменной инженерной академии связи им. С. М. Буденного, авангард контингента из 20 выпускников, отобранных еще за год до этого кадровиком Министерства обороны для неизвестного нам назначения. В предписании была указана только войсковая часть без места дислокации. И только в железнодорожном билете мы прочли название конечной станции — “Тюра-Там”. На обороте предписания едва заметным карандашом было написано: “Хозяйство генерала Нестеренко. Начальник аппаратной машины”. Из всего этого я понял, что едем в большую часть (начальник — генерал, и на том спасибо!) и назначен я на должность начальника аппаратной машины, неизвестно, правда, какой.

…Мы приехали в Тюра-Там в субботу 22 июня 1957 года после окончания рабочего дня. Разместившись в гостинице на первом этаже третьей казармы, поужинав в столовой, расположенной в деревянном бараке… мы отправились купаться. Купальня представляла собой два мостка на сваях, удерживаемых еще и тросами с берега Сырдарьи, с глухими деревянными стенками и натянутым между мостками тросом ограждения. Но вода! Такую воду в России можно увидеть только во взбаламученной глинистой луже. Вода была абсолютно непрозрачной, коричневой по цвету взвесей глины и песка, которые она несла с бешеной скоростью горной реки. Мы с опаской нырнули с мостков в эту воду. Она охлаждала и смывала липкий пот, вызванный жарой… Рядом с нами появился пожилой мужчина. Вынырнув после прыжка с мостка и, видимо, случайно глотнув воды, возвращая на место длинные волосы, маскирующие лысину, сказал: “Генерал нырнул, воды хлебнул!” Он как бы представился нам, разглядев в нас новичков. Мы поняли, что перед нами начальник соединения. Других генералов в таком месте не должно быть. Поскольку мы его не знали, то, памятуя армейскую истину — всякая кривая вокруг начальства короче прямой, мы поспешили закруглиться с купанием и отправились в гостиницу.

В понедельник мы прибыли в штаб соединения и нас направили на прием к Нестеренко. Штаб состоял из барака, стоящего на стороне улицы, обращенной к реке (в нем размещался Нестеренко со штабом), и второго барака в противоположном углу дворика, с центральной кирпичной частью, где находились секретная часть и служба измерений. Дворик был засажен палками-саженцами тополей с первыми листьями. Входы в бараки штаба, выходящие внутрь дворика, соединялись между собой аккуратно размеченной грунтовой дорожкой. Мимо нас в кабинет быстрыми шагами прошел генерал-лейтенант в голубой рубашке с поясом и погончиками (мы таких еще не видели!) и в темно-синих брюках с красными лампасами. Мы же истекали по́том в закрытых кителях со стоячим воротом времен Отечественной войны и при сорокаградусной жаре позавидовали его форме белой завистью — нам бы такую!

Он пригласил всех в кабинет, познакомился с каждым и начал нам рассказывать о полигоне. Сказал, что полигон создается для решения важной государственной задачи — испытаний межконтинентальной ракеты, что он находится в стадии строительства, но уже начал работать, было много трудностей. Но это временно! Построено общежитие. Семейные живут в бараках и вагонах, но уже заложены каменные дома для офицерского состава. Работают школа и Дом офицеров, размещенные в бараках. Заасфальтированы улицы, закончена бетонка до площадок, посажен парк, сделано уличное освещение. Он увлеченно говорил нам об этих достижениях и перспективах так, что мы сами увлеклись и поняли: с этим человеком можно служить, он сделает все для людей, он энтузиаст того большого дела, которое поручила ему страна, и нам нельзя ударить в грязь лицом. Пожелав успехов в работе, генерал направил нас к своему заместителю по научно-исследовательской работе полковнику А. А. Васильеву для получения назначений».

Из воспоминаний Владимира Яковлевича Хильченко:

«О соцкультбыте (как теперь принято говорить) заботились не в первую очередь. На весь поселок “Заря” были всего одна кирпичная казарма и несколько бараков строителей. Эту казарму мы называли “Казанским вокзалом”, она служила общежитием для всех офицеров. Огромный зал был заставлен солдатскими кроватями. Режим рабочего дня у офицеров был различный, поэтому круглосуточно в этом зале через каждые 15–20 минут звенели будильники. Звучала музыка на все вкусы, играли в карты и шахматы, шумно отмечались разные события (несмотря на “сухой закон”, недостатка спиртного не ощущалось). Толстым слоем лежали окурки и прочий мусор. Митрофан Иванович Неделин, посетивший офицерское общежитие 7 ноября 1956 года, был потрясен царившей обстановкой. Всех нас, находившихся там в это время офицеров, выгнали на улицу сажать деревья в комсомольском парке, а в общежитии устроили аврал по наведению чистоты и порядка».

У городов, как и у людей, свой облик, своя биография, своя летопись и судьба. Слова «Байконур», «Звездоград», «Ленинск» появятся много позже и будут ассоциироваться с такими дорогими для нас понятиями, как «космодром», «спутник», «первый космонавт планеты»…

Тогда, когда все начиналось, ничего этого не было.

Небольшой, в сущности, островок в бескрайней казахстанской степи, но и воздух, и земля, и редкие блюдца маленьких озер — все здесь пронизано духом разных эпох, во всем ощущается дыхание истории, то далекой, многовековой, то совсем близкой. Она воскресает в древних преданиях и доходит до нас в живом слове фактов.

В одном из номеров газеты «Московские губернские новости» за 1848 год была напечатана маленькая хроникальная заметка: «Мещанина Никифора Никитина за крамольные речи о полете на Луну сослать в поселение Байконур…» Здесь нет опечатки. Именно в Байконур более 130 лет назад был сослан неизвестный нам дерзкий мечтатель и фантазер, чье имя почему-то не вошло в летопись космонавтики.

История сохранила и другой любопытный документ. Это книга некоего Джона Вильфорда Уорделла. Называется она «В киргизских степях». На обложке поясняющая надпись: «Сведения из первых рук о жизни в глуши Казахстана накануне индустриализации». В этой книге речь тоже идет о Байконуре. На заре XX века предприниматели английского Акционерного общества Атбасарских медных руд рассчитывали на дешевые разработки известковых карьеров и выходных пластов каменного угля. В 1915 году около 200 рабочих — русских и казахов — были согнаны в Байконур из ближайших мест. Потом был 1917 год, стачки и митинги, налеты конников народного героя Амангельды Иманова, которые защищали рабочий и кочевой люд… В книге описан и памятный субботник 16 августа 1929 года. «Деньги, полученные за этот день, общее собрание постановило внести в фонд постройки самолета “ Карса-Кайский горнорабочий”» — так рапортовали рабочие старого Байконура правительству Казахской республики.

Опыта в конструировании и строительстве столь сложных комплексов и создании оборудования в те начальные годы конечно же не было. Но был энтузиазм, было огромное желание выполнить ответственное задание. И был труд, упорный, настойчивый. День ли, ночь ли, изнуряющая жара или лютый холод — все это значения не имело. Неслыханно быстро рождался первый космический порт планеты.

Ну а название «Байконур»? Этот населенный пункт находится примерно в полутысяче километрах от Тюра-Тама. С ракетно-космическими делами он никак не связан. Вся «хитрость» в том, что, проведя в августе 1957 года первый успешный в рамках летно-конструкторских испытаний пуск межконтинентальной ракеты Р-7, мы, в соответствии с резолюцией ООН, должны были зарегистрировать это событие с указанием даты, времени и места старта ракеты. По режимным соображениям, дабы скрыть истинные координаты стартового комплекса, в официальном сообщении был назван Байконур — населенный пункт, расположенный по трассе полета. Более того, чтобы сбить американцев с толку, в степи спешно построили деревянные стартовые сооружения. Увы, «хитрость» не удалась, и американская разведка довольно быстро разобралась, что к чему. Но и после этого ложный космодром существовал еще лет десять.

Со стартовых площадок Байконура (это название прижилось, наверное, навсегда) был запущен первый в мире искусственный спутник Земли, взлетел Юрий Гагарин, выведены на звездные трассы автоматические станции «Луна», «Венера», «Марс». Отсюда стартовали «Протоны» и «Зонды», «Молнии» и «Электроны», «Полеты» и «Космосы». Из этих мест уходили на свои орбиты космические корабли — «Востоки», «Восходы» и «Союзы», научные лаборатории «Салют» и «Мир». Байконур провожал и международные экипажи, в состав которых вместе с российскими космонавтами входили их коллеги из многих стран.

Главное богатство космодрома — его люди, военные, ученые, конструкторы. Все те, кто в экстремальных условиях смогли построить прекрасный город, возвести стартовые и технические комплексы, научились управлять космической техникой и продолжают это делать сегодня. Беззаветная преданность и любовь к своему делу, высокое профессиональное мастерство и стремление к достижению конечной цели были и остаются главными качествами испытателей космодрома. Еще в начале нашей эры римский писатель и философ Сенека писал: «Мы не осмеливаемся не потому, что вещи трудны. Они трудны потому, что мы не осмеливаемся». В XX веке в непростой ситуации строители и личный состав полигона осмелились.

Пока шло строительство, офицеры-испытатели полигона напряженно учились. Были организованы специальные курсы, которые давали только общее представление о ракетах. Все это было прошедшим днем. Даже преподаватели-курсов плохо представляли новые ракетные комплексы. Поэтому испытателей, каждого по своей специальности (стартовики изучали работу стартовой системы, двигателисты — работу двигательных установок, управленцы — систему управления и т. п.), командировали в различные научно-исследовательские и конструкторские организации, где создавались новые агрегаты, системы и приборы, которые должны были позже устанавливаться на создаваемую межконтинентальную ракету.

Все офицеры знали, что предстоит серьезная и новая для каждого работа. Все были охвачены жаждой знаний новой техники, приобретения навыков в работе, большим энтузиазмом. В свою очередь, руководство предприятий было очень заинтересовано в участии сотрудников полигона в отработке систем и агрегатов ракеты на заключительных этапах ее создания.

Большое внимание непосредственной связи с НИИ, КБ и предприятиями промышленности, где проходили подготовку офицеры-испытатели, уделял А. И. Нестеренко.

Участие личного состава испытательных подразделений полигона в испытаниях, доработках и приемке техники в научно-исследовательских учреждениях, на заводах-изготовителях, в отработке техники на полигоне Капустин Яр ускорило ход подготовки ракеты к пуску. Значительная часть техники, систем, агрегатов и приборов прошла испытания до пусков, в том числе с участием офицеров полигона.

Например, в январе — октябре 1956 года на полигоне Капустин Яр проходили испытания новых подвижных телеметрических станций «Трал» и РТС-5. На заводы, в конструкторские бюро, на полигон Капустин Яр была направлена большая группа офицеров-испытателей Байконура. Личный состав нового полигона входил в стартовый расчет и обслуживал измерительные средства при пусках. Был приобретен ценный практический опыт в подготовке и проведении пусков, подготовке полетных заданий, в организации и проведении испытаний и измерений.

В своих приказах начальник полигона А. И. Нестеренко неоднократно отмечал кропотливую, настойчивую работу многих инженеров, техников, солдат при освоении новой техники. В одном из приказов за высокие знания, показанные на зачетах по специальной подготовке в районе 2-го отдельного измерительного пункта, начальником полигона было поощрено около 200 военнослужащих. Многие офицеры начальником полигона награждены ценными подарками. Алексей Иванович всегда высоко оценивал труд подчиненных.

Осенью 1956 года на Ленинградском металлургическом заводе прошла успешное испытание стартовая система для ракеты Р-7. Здесь, в большом цехе завода, где раньше изготовляли башни крейсеров, проводилась сборка стартовой системы и ферм обслуживания. Контроль за сборкой, отладкой и испытаниями наземного оборудования был возложен на группу военной приемки, в которую кроме военных представителей вошли испытатели полигона: инженер-подполковник С. Д. Титов, инженер-лейтенанты С. Н. Павлов, Ю. Д. Чалых, А. И. Диденко, В. И. Кузовлев, Е. М. Зеньков, А. Т. Патиченко, В. А. Романенко.

В испытаниях на ЛМЗ от полигона участвовали также офицеры-испытатели А. Ф. Коршунов, С. Д. Титов, В. С. Романенко, С. Н. Павлов, Н. П. Синеколодецкий, В. А. Холин, Д. П. Глотин и др. Из воспоминаний инженер-подполковника Н. П. Синеколодецкого:

«Для получения практических навыков в работе с ракетой мы были командированы на один из заводов в Ленинграде, где изучали ракету как по чертежам, так и путем непосредственного участия в сборке ракеты на стенде. Стендовые испытания проводились по блокам, затем на одном из московских заводов в мае 1946 года эти блоки впервые были собраны в “пакет”. Впечатление было огромное. Перед нами было изделие, громадное по размерам и красивое по форме… На заводе мы выполнили все отладочные работы… Затем все было демонтировано и отправлено для монтажа на полигон. За период работы на заводе нами было выдано большое количество замечаний и предложений, направленных на улучшение конструкции машин и агрегатов, технологии проведения работ и эксплуатационных качеств оборудования. В общем, мы были готовы к самостоятельной работе с ракетой».

Из воспоминаний инженер-подполковника В. А. Романенко:

«После того как закончились заводские испытания оборудования к началу зимы 1956/57 года, весь отдел прибыл на полигон. Разместились в единственном в то время капитальном доме — первом общежитии офицеров, которое с утра до вечера гудело, как пчелиный улей, — каждый день въезжали и выезжали сотни офицеров: одни оседали надолго, другие только переночевать и отправлялись на измерительные пункты. Для поездки к месту работы и обратно за каждым отделом была закреплена бортовая автомашина с тентом, но при тридцатиградусном морозе, даже если ты одет в полушубок, ватное обмундирование и обут в валенки, поездки не представляли большого удовольствия».

Работы по монтажу наземного оборудования, его отладке проводились на полигоне до марта 1957 года. Несмотря на очень суровую зиму, были успешно проведены все основные подготовительные работы. В марте начались комплексные испытания объекта совместно с учебной ракетой.

За период монтажа и отладки наземного оборудования на объекте офицеры-испытатели полигона проделали большую работу, связанную с выявлением скрытых недостатков оборудования, ошибок при монтаже, корректировкой инструкций по эксплуатации. Был внедрен ряд усовершенствований с целью улучшения комплекса наземного оборудования, а также была отработана в основном техническая документация. Всего за этот период офицерами отдела, возглавляемого полковником А. Ф. Коршуновым, было выдано более 800 замечаний и предложений. По замечаниям и предложениям старших инженер-лейтенантов Ю. Д. Чалых и В. И. Графского впоследствии была в корне переделана система прицеливания ракеты и система контроля заправки.

Один из испытателей, тогда инженер-лейтенант Александр Иванович Удальцов, позже вспоминал об отработке системы управления ракеты:

«Вместе с Е. И. Жирновым, М. Ф. Журавлевым, А. С. Кирилловым, Л. В. Кабачиновым, В. И. Караваевым, В. Д. Леоновым, Е. И. Осташевым, А. В. Поцелуевым, В. Г. Соколовым я попал в институт, разрабатывающий систему управления. Нас представили главному конструктору Н. А. Пилюгину… Николай Алексеевич рассказал, чем мы должны заниматься, познакомил с начальниками лабораторий, где должны проходить обучение. Мы получили возможность изучать новую технику по мере ее создания. Работники института очень помогли разобраться во всем. Впоследствии на космодроме мы многие годы работали с ними рука об руку.

Изучая специальную технику в НИИ-885, ОКБ-1 и в других организациях, мы встретились с трудностью, которая заключалась в том, что не было еще технических описаний изучаемых нами систем. В этих организациях мы могли получить любую консультацию. Но каждый отчетливо представлял, с какими трудностями встретятся те испытатели, которые не проходили обучение в институтах, на предприятиях-изготовителях и т. п.

Мы пришли к выводу, что необходимо писать техническое описание системы управления, в котором должна быть отражена теория системы или отдельного прибора, ее работа и детальное описание назначения отдельных элементов».

Под руководством сначала инженер-полковника Н. Г. Кальжанова, а потом инженер-майора А. С. Кириллова техническое описание бортовых систем управления было написано. Получилась книга объемом около 350 страниц. Книгу исполнили инженер-майоры А. С. Кириллов, В. Д. Леонов, В. И. Самонов, инженер-лейтенанты А. В. Поцелуев, Г. П. Павленко, В. И. Караваева, Л. В. Кабачинов, Ш. А. Чанышев, Г. М. Максимов, А. И. Удальцов. Она вышла в свет в январе 1957 года, а затем несколько раз переиздавалась и использовалась не только испытателями, но и курсантами учебных заведений. В то время это было единственное пособие по подготовке боевых расчетов по системе управления.

Из воспоминаний В. Г. Соколова, выпускника спецнабора академии:

«После окончания в 1949 году средней школы в городе Ростове-на-Дону я поступил в Ростовский институт сельхозмашиностроения (РИСХМ). В 1951 году (после пяти семестров) из целого ряда технических вузов страны был проведен специальный набор студентов с призывом в Советскую Армию для обучения в Артиллерийской инженерной академии Дзержинского в г. Москве. Я добровольно и с большим удовольствием сменил место обучения. В академии мы изучали только-только зарождавшуюся строго засекреченную ракетную технику — боевые ракеты. Наш выпуск из академии в 1955 году совпал с созданием испытательного полигона (в последующем — космодром Байконур) для отработки баллистической ракеты 8К71, где начались интенсивные строительно-монтажные работы по сооружению стартового и технического комплексов для указанной ракеты. Практически весь наш спецнабор после выпуска получил назначения для прохождения службы на полигон, откуда должны были запускаться ракеты, в службу измерений на ИПы и на Камчатку, куда должны были падать головные части ракет.

Службу мы начали с того, что разъехались по предприятиям промышленности и КБ, где проектировалась, отрабатывалась и изготовлялась ракета и различное оборудование к ней (ТК, СК и измерительные комплексы).

Большая группа “управленцев” — специалистов по системе управления ракеты — находилась в Москве в НИИ-885, где главным конструктором был Николай Алексеевич Пилюгин. Часто приходилось посещать головные предприятия ОКБ-1, которым руководил Сергей Павлович Королев. В эту группу входили следующие испытатели: Е. И. Осташев, М. Ф. Журавлев, P. М. Григорьянц, И. В. Самонов, А. С. Кириллов, В. Н. Крылов, Ф. Р. Ларичев, Б. С. Чекунов, А. В. Поцелуев, В. С. Патрушев, В. Д. Жигалов, Л. В. Кабачинов, В. И. Караваев, В. Н. Давыдов, В. Д. Леонов, Е. М. Жирнов и многие другие.

К середине 1956 года центр работы переместился в г. Загорск, где были начаты огневые стендовые испытания ракеты (ныне это НПО “Химмаш”). Группа военных испытателей расширилась, добавились другие специалисты: двигателисты, заправщики, гироприбористы, телеметристы, радисты и др. Необходимо отметить активное участие в испытаниях В. П. Безносова, Б. А. Климова, В. Я. Хильченко, В. П. Рыжкова, А. П. Захарова, Н. Г. Кальжанова, Е. С. Шалдаева, А. А. Ряжских».

Примерно так же проходило обучение в других институтах и конструкторских бюро, на промышленных предприятиях. В 1955–1956 годах практически все специалисты полигона прошли через заводы, стенды, КБ, НИИ. Это были их «университеты». Именно на этих заводских и стендовых испытаниях начали складываться будущие коллективы испытателей полигона и промышленности, которые в будущем составили золотой фонд космодрома Байконур.

В январе 1957 года офицеры-испытатели начали возвращаться на полигон из длительных командировок в НИИ и КБ и сразу же включались в монтаж, развертывание, настройку аппаратуры и подготовку ее к работе. Вслед за ними прибывали документы, в которых высоко оценивалась их деятельность, наряду с успешным обучением, по совершенствованию аппаратуры и оборудования.

Маршал артиллерии М. И. Неделин на основе этих документов поощрил наиболее отличившихся офицеров. В приказе от 11 января 1957 года отмечалось: «Офицеры военного представительства Начальника реактивного вооружения и НИИП-5 МО, проходившие стажировку при НИИ-885, готовившем сложный комплекс изделия 8К71, принимали непосредственное участие в разработке отдельных узлов и приборов, деятельное участие в конструкторских испытаниях, разработке технической и эксплуатационной документации, оказав тем самым большую техническую помощь институту…»

В приказе была объявлена благодарность инженер-подполковникам Е. А. Осташеву, P. М. Григорьянцу, инженер-майорам А. С. Кириллову, В. Д. Леонову, инженер-капитану А. И. Удальцову, инженер-лейтенантам В. Г. Соколову, Ю. П. Бруднову.

В приказе М. И. Неделина от 16 января 1957 года отмечалось, что группа офицеров службы НИР в составе инженер-майора Б. М. Абрамова, старшего инженер-лейтенанта А. М. Нечаева и техник-лейтенанта К. С. Петрова, кропотливо изучая аппаратуру на радиотехническом заводе, проделала большую работу по выявлению и устранению ряда существенных, принципиальных и конструктивных недостатков.

Так зарождалось и крепло настоящее творческое содружество, которое затем полностью себя оправдало в ходе полигонных испытаний и обеспечило отработку ракеты Р-7 в установленные правительством сроки с высоким качеством. К 1957 году многие испытатели знали технику не хуже ее разработчиков и изготовителей, приобрели значительный опыт испытаний техники и взаимодействия с промышленностью.

В 1956 году монтаж агрегатов и систем комплекса велся в две смены, а в третью смену велись строительные доработки, которые выявлялись в ходе монтажа оборудования. В январе — июне этого года было только два выходных дня — 1 января и 23 февраля. За пять с небольшим месяцев было перемещено и смонтировано несколько сотен тонн металлических конструкций, уложено более 300 метров трубопроводов различных диаметров систем заправки ракеты компонентами топлива, из них 150 метров с теплоизоляцией, проложено до 40 километров силовых и контрольных кабелей, смонтировано до девяти километров трубопроводов сжатых газов и системы пожаротушения, отлажено и сдано для дальнейших испытаний 20 систем технологического оборудования.

Для оперативного решения всех вопросов, связанных с монтажом и проведением отладочных испытаний стартового комплекса, решением комиссии по военно-промышленным вопросам Совета министров СССР была создана оперативная группа под председательством Григория Рафаиловича Ударова (в то время — заместителя министра машиностроения). В состав группы входили представители от трестов и заводов-изготовителей оборудования, Министерства обороны. Решения оперативной группы были обязательными к выполнению всеми предприятиями, независимо от ведомственного подчинения. По каждому агрегату (системе) и комплексу в целом был разработан график проведения монтажа, отладки и примерочных испытаний с ракетой Р-7ПС, которая была точной копией ракеты Р-7 и изготовлена специально для примерочных испытаний.

В январе 1957 года основная часть систем комплекса монтажом была завершена. Начались автономные и комплексные испытания систем и агрегатов, которые прошли с положительными результатами. К маю 1957 года стартовый комплекс был готов к эксплуатации.

С конца октября 1956 года на полигоне начала работать Государственная комиссия по приему сооружений первой очереди строительства полигона. Возглавлял комиссию председатель Военно-промышленной комиссии В. М. Рябиков. В работе этой комиссии принимали участие большинство главных конструкторов во главе с С. П. Королевым. Главное управление вооружения Министерства обороны возглавлял генерал А. Г. Мрыкин. От полигона старшим в комиссии был полковник А. С. Буцкий, так как в это время Алексей Иванович Нестеренко находился на Камчатке.

Членами комиссии был подписан акт о готовности первой очереди строительства полигона к началу летных испытаний МБР Р-7. В акте отмечалась общая готовность первоочередных объектов и сооружений к началу летных испытаний ракеты, давалась оценка степени готовности каждого комплекса. Отмечались недостатки, которые должны быть устранены к моменту прибытия на полигон примерочного изделия.

На строительных площадках становилось все больше представителей главного конструктора. Они не только контролировали, но и помогали на местах, часто от руки корректируя монтажные схемы и узлы, внося изменения и дополнения в техническую документацию.

У входа на 1-ю площадку стояло временное одноэтажное здание, где круглосуточно шла работа представителей главного конструктора, проектировщиков, монтажников, строителей, эксплуатационников. В этой спешке было много недоработок, ошибок. Чертежи из Москвы доставлялись самолетом, зачастую некомплектно, без деталировок и типовых узлов, без технических материалов по сопряжению со смежными системами. Однако темпы строительства, его важность заставляли работать напряженно и изобретательно, на пределе человеческих возможностей. Рождался объект по тем временам высочайшей сложности. Перед промышленностью ставились задачи неслыханной дерзости.

Г. Р. Ударов регулярно проводил оперативные совещания с руководителями монтажа, представителями заводов, проектных организаций с рассмотрением хода работ. По возникающим вопросам немедленно принимались решения, назначались исполнители и сроки.

Монтаж на стартовом сооружении вели организации, имеющие большой опыт сложных работ на гражданских и военных объектах: Спецхиммашинмонтаж, Стальконструкция, Союзкислородмонтаж, Спецэлектромонтаж, Центрмонтажавтоматика, бригада монтажников с Ново-Краматорского машиностроительного завода и Сумского насосного завода и многие другие.

Контроль качества и приемки выполненных работ проводился офицерами ОКСа полигона, а также группой представителей управления начальника реактивного вооружения. Авторский надзор от организаций промышленности вели лучшие специалисты.

Офицеры-испытатели отдела наземного оборудования приняли самое непосредственное участие в проведении монтажа, отладке и автономных испытаниях всех систем и агрегатов. Было внесено более десяти предложений, направленных на повышение эксплуатационных качеств агрегатов и систем.

К концу декабря 1956 года монтаж на стартовом сооружении вступил в завершающий этап. Работы велись круглосуточно, без выходных дней. Руководство осуществляли такие опытные специалисты по монтажу, как Б. Б. Бакин, В. И. Улитин, Н. В. Смирнов (Минмонтажспецстрой), Э. К. Первышин (Минрадиопром). В этот же период уже началась подготовка к проведению испытаний автономных систем.

В январе 1957 года основная часть систем комплекса была завершена и смонтирована на месте.

Испытанием агрегатов и систем первого стартового комплекса и последующей его эксплуатацией занималась служба опытно-испытательных работ (ОИР), возглавляемая инженер-полковником Александром Ивановичем Носовым, а также инженерно-испытательная часть, командиром которой был полковник О. И. Майский. В составе части имелась группа наземного оборудования (начальник группы — майор В. Г. Козлов), личный состав которой обеспечивал проведение испытаний агрегатов и систем стартового комплекса и их последующую эксплуатацию.

В марте 1957 года комплексные испытания агрегатов и систем на старте завершились. Развернулись работы по устранению выявленных дефектов, а их оказалось немало. Старт превратился опять в монтажную площадку, там снова хозяйничали сварщики, слесари, электрики.

3 марта 1957 года на полигон для подготовки к летным испытаниям прибыла первая ракета Р-7. 8 марта на полигон прилетела большая группа конструкторов во главе с заместителем Королева ведущим конструктором А. С. Кашо. Они привезли большой перечень доработок, которые необходимо провести на летном изделии по результатам огневых испытаний на стенде.

Из воспоминаний Б. Е. Чертока, который прибыл на полигон с этой группой: «Со станции мы отправились к начальнику полигона генерал-лейтенанту А. И. Нестеренко. Он принял нас очень радушно и представил хорошо знакомых по Капустину Яру своих заместителей.

Алексей Иванович пожаловался, что строители отстают от графика сдачи МИКа под монтаж всего оборудования. Но главный зал готов к приему ракеты. Самое ценное приобретение МИКа — кран, изготовленный по особому заказу, с такой точной микроподачей, какой не было ни у кого в отечественной промышленности. Теперь можно вести сборку ракеты с точностью до миллиметра.

Алексей Иванович сказал: “Остальное сами увидите. Живем пока трудно. Но для главных конструкторов и их основного персонала на второй площадке целый пассажирский состав со всеми удобствами, кроме, извините, ватерклозетов. Это уж, как хотите, но на свежем воздухе. Через месяц, не более, будут готовы отдельные домики для главных, а для остальных — гостиницы-бараки”.

Поехали на “двойку”. Дорога шла прямо по плотному грунту действительно бескрайней, голой, еще зимней степи. Зимняя влага мешала истолченной почве превращаться в мелкую дисперсную всепроникающую пыль. Можно было дышать полной грудью чистым степным воздухом. Слева велась прокладка бетонной трассы ко второй и первой площадкам. К стройкам шли вереницы самосвалов с бетоном. Мы обгоняли самосвалы с капающим из кузовов свежим раствором, машины со всевозможными ящиками, стройматериалами и крытые фургоны с солдатами-строителями.

Мне вспомнились военные дороги в ближних тылах армий, такое же натруженное гудение сотен грузовиков, спешащих каждый со своим грузом. Здесь не было громыхающих танков и пушек, но за баранками всех машин и в кузовах сидели солдаты.

В отличие от атомных городов, нашего НИИ-229 под Загорском и многих других секретных объектов здесь не было строителей-заключенных. Строила армия. И, как мы вскоре убедились, военные строители всё могли и всё умели».

Борис Ефимович Черток был прав — строители могли все. Как подтверждение этих слов приведем такой факт — указом Президиума Верховного Совета СССР от 25 июля 1958 года орденами Ленина были награждены семь военных строителей, в их числе генерал-майор Г. М. Шубников, ефрейтор А. Д. Есарев, младший сержант Н. П. Каргин, рядовой Н. Н. Лихоперский, ефрейтор А. А. Ногободян, ефрейтор П. А. Тимошкин. Этим же указом 28 человек (в их числе 10 сержантов и солдат) награждены орденами Трудового Красного Знамени. Заслуженные награды. И это только один из указов по военным строителям.

В это время монтажно-испытательный корпус (МИК) находился еще в стадии отделочных и монтажных работ. Необходимо было выгрузить ракету из вагонов и подготовить к сборке, но мостовые краны, предназначенные для разгрузки, могли быть готовы к работе только через полтора-два месяца. Инженеры группы конструкции и монтажа ракеты предложили разгрузку производить дизельными кранами и боевым расчетом полигона. Расчет с честью справился с поставленной задачей. В процессе подготовки ракеты к пуску испытатели внесли целый ряд предложений. Коренным образом была переделана технология сборки ракеты.

Монтажно-испытательный корпус полигона превратился в сборочный и разборочный цех завода и испытательный стенд. С целью сокращения сроков испытаний личный состав полигона трудился и днем, и ночью в одну смену, не досыпая и не доедая, на это порой просто не хватало времени. Сплав мудрого опыта старших товарищей-фронтовиков и дерзости молодых при всеобщем энтузиазме и увлеченности грандиозным делом позволил преодолевать любые трудности. Жаркими днями и бессонными ночами в течение двух штурмовых месяцев ракета была подготовлена к пуску.

В ходе испытаний и подготовки к пуску не всегда все шло гладко. Случались неисправности, над устранением которых приходилось работать сутками. Так, при предстартовых испытаниях в ходе проверки выяснилось, что команды на рулевые двигатели центрального и боковых блоков исполнялись не так, как это требовалось. Поисками причины этой неисправности занимались, помимо бортового расчета, самые опытные профессионалы — представители промышленности Л. А. Воскресенский, Н. М. Лакузо, И. Н. Ионов и др. Только через несколько суток неисправность была устранена.

Наиболее трудоемкими были работы по теплозащите хвостовых отсеков блоков пакета, обшивка из алюминиевого сплава которых прогорала на огневых испытаниях. Поэтому хвостовые отсеки обшивались снаружи тонкими листами хромированной стали, уязвимые детали внутри обматывались асбестом, вводилась противопожарная продувка хвостовых отсеков, менялись трубопроводы кислородных магистралей. Баллистики пересчитывали полетное задание.

В этот период важная роль принадлежала начальнику и другим руководителям полигона, строительства и монтажа. От них требовалось обеспечить четкую организацию работ, слаженность и взаимодействие многих участников, контроль и своевременное принятие решений.

После двух месяцев подготовки на технической позиции и после предварительной проверки всех узлов и агрегатов 6 мая 1957 года ракета была вывезена на старт. На стартовой позиции первая ракета подготавливалась еще девять суток. Установка первой летной ракеты в стартовое сооружение происходила в присутствии большого числа зрителей. Только к концу дня главный конструктор стартового сооружения В. П. Бармин, лично руководивший всем процессом установки, доложил, что ракета установлена.

Испытаниями ракеты на старте руководили инженер-подполковник Е. И. Осташев от полигона и Л. А. Воскресенский от ОКБ-1. Не все шло гладко, не хватало опыта, как и при испытаниях любой новой ракеты. Много хлопот доставляли кабели, датчики, радиосистемы. Повторно проводились генеральные испытания. Чистое машинное время всех электрических испытаний на старте составило 110 часов.

К 10 мая вся технологическая цепочка для обеспечения первого пуска ракеты была готова. 11 мая состоялось подписание акта приема-сдачи в эксплуатацию первой очереди первого ракетного комплекса полигона Тюра-Там. 14 мая тепловозы стали подавать на старт парящие цистерны с кислородом. Весь личный состав, не задействованный на стартовой позиции, был вывезен в район «Сопки». Тысячи рабочих превратились в обычных зевак.

После больших трудов и усилий всего личного состава 15 мая 1957 года в 21 час 01 минуту ракета Р-7 впервые стартовала с площадки № 1. Со старта ракета ушла, но через несколько секунд начала разваливаться.

Для соблюдения секретности на время пуска власти остановили поезда на магистрали Москва — Ташкент, чем достигли противоположных целей. Пассажиры остановленных на станциях Джусалы и Казалинск поездов от нечего делать слонялись по перронам и прекрасно видели пуск, хотя многие и не понимали, что происходит. О ракетах в периодической печати тогда не очень-то распространялись.

В. М. Рябиков, М. И. Неделин и С. П. Королев 4 июня представили в ЦК КПСС доклад о причинах ненормального полета ракеты Р-7 при первом экспериментальном пуске 15 мая и о мероприятиях, проведенных по подготовке к пуску второй ракеты. В докладе отмечалось, что «непосредственной причиной аварии в полете является возникновение пожара в одном из четырех блоков первой ступени ракеты. Пожар произошел из-за появления негерметичности в керосиновых коммуникациях высокого давления двигательной установки. Развитие пожара на 97-й секунде полета привело к прекращению работы двигательной установки блока и отделению его на 98-й секунде от ракеты (нормально боковые блоки должны отделяться на 115-й секунде). В результате этого на 103-й секунде системой аварийного выключения была прекращена работа и остальных двигателей ракеты».

Но первый шаг был сделан. А кроме того, испытатели начали приобретать знания и бесценный опыт работы с новой техникой, что позволило в кратчайшие сроки учесть и устранить большинство недостатков. Уже на следующей ракете были введены испытания всех стыков в ракете на герметичность, усилена теплозащита всех бортовых кабелей, доработаны детали крепления нижних силовых связей.

Тем не менее несколько последующих пусков ракеты Р-7 были неудачными. Если первая ракета разрушилась на 97-й секунде и ей не хватило 12 секунд до нормального отделения боковых блоков, то пуск ракеты, намеченный на 10 июня после трех неудачных попыток, вообще не состоялся. Был произведен слив топлива, и ракета отправлена на завод. Там обнаружили, что клапан азотной продувки (которая проводится перед запуском) установлен в обратном направлении. Газообразный азот попал в кислородные полости камер сгорания основного и рулевых двигателей. В смеси кислорода с азотом керосин плохо горел. По этой причине двигатель не вышел на режим и, не дождавшись нужного давления в камерах, автоматика выключила все двигатели.

Пуск третьей ракеты был произведен 12 июля. Ракета набрала тягу, правильно вышла из стартового устройства, и до 33-й секунды полет проходил нормально. На 33-й секунде полета вследствие подачи системой ложной команды началось резкое вращение ракеты вокруг продольной оси, вызвавшее на 43-й секунде ее разрушение в воздухе, на высоте примерно 4,5 километра. Блоки ракеты упали в пределах полигона, примерно в пяти — семи километрах от старта, образовав над степью семь дымных грибов, похожих на ядерные взрывы. Рассказывают, что Сергей Павлович Королев тяжело переживал эту неудачу. Вечером он сидел за столом. Положив голову на руки, произнес: «Преступники мы! Целый поселок выбросили на ветер». Он имел в виду, что стоимость ракеты была равна стоимости поселка, строящегося для испытателей полигона. (Стоимость первой ракеты Р-7 была 100 миллионов рублей, второй — 40. После того как производство ракет было поставлено на поток, их стоимость снизилась на порядок.)

При анализе этих пусков было отмечено, что комплекс агрегатов наземного оборудования, стартовое устройство, новый полигонный измерительный комплекс работали нормально, что внушало уверенность в скором успехе. 18 июля на полигон была доставлена очередная ракета Р-7, пуск которой предполагалось произвести в середине августа.

21 августа состоялся первый успешный запуск ракеты. Ракета успешно отработала активный участок траектории. Головная часть, отделившись, достигла заданного района на Камчатке, вошла в атмосферу, окруженная раскаленной плазмой, прошла значительный участок в атмосфере и на высоте около 10 километров окончательно разрушилась от термодинамических перегрузок. Необходимо было найти обломки для материального доказательства достижения района цели. Командование полигона организовало поиск остатков головной части и ракеты силами личного состава базы падения и специальных поисковых групп.

На космодроме, на первой пусковой установке стоит скромный четырехметровый обелиск, созданный офицерами космодрома в 1965 году в районе старта под руководством офицеров-испытателей Евгения Кириллова и Валерия Ефтеева, на котором выбиты слова: «Здесь гением советского человека начался дерзновенный штурм космоса. 1957 год».

Алексею Ивановичу в напряженной обстановке испытаний, порой рискуя своей карьерой, приходилось защищать своих подчиненных от различных нападок. А для этого иногда требовалось больше храбрости, чем на фронте. Вот как описывает ситуацию известный журналист Я. К. Голованов в своей книге «Королев»:

«Когда с места падения ракеты пришла шифровка, удостоверяющая, что ракету, а точнее, некий метеор в небе действительно наблюдали, но никаких осколков на земле не нашли, Королев пришел в неописуемую ярость.

— Что значит “не нашли”?! Это что: иголка в стоге сена?! Я требую снять Павленко, как не справившегося! — кричал он на заседании Госкомиссии, и глаза его горели от гнева.

Тут не выдержал начальник полигона генерал Нестеренко.

— Да что же это такое?! — взорвался Алексей Иванович. — Я тридцать лет в армии и не слышал, чтобы так разговаривали! Кто дал вам право командовать военными?! Павленко носит погоны…

— Мы снимем с вас погоны! — как мальчишка, по-петушиному, выкрикнул вдруг Рябиков…»

Толку от этой перепалки не было никакого. Засечь точный момент и координаты разрушения головной части при уровне тогдашней техники было невозможно. Что же касается каких-то долетевших до земли обломков, то быстро нашлись любители занимательной математики, которые посчитали, что относительные размеры головной части в сравнении с площадью полигона на несколько порядков меньше, чем размер иголки в сравнении со стогом сена. А если учесть, что местность была воистину богом перепаханная: вулканы, горы, распадки, речки, ручьи, болота, и все это заросло непроходимой тайгой, причем не просто тайгой, а тайгой камчатской, более похожей на тропический, чем на северный лес, то станет ясно, что поиски были обречены на неудачу.

Но Королев ничего не хотел слушать: ему были нужны осколки и они должны быть доставлены, даже если упали на Луну. Он настоял на создании специальной комиссии по поискам останков «головы», в которую вошли и военные, и штатские. Все-таки в течение недели несколько обломков было найдено, и 28 августа в газете «Правда» было опубликовано сообщение ТАСС:

«В соответствии с планом научно-исследовательских работ в Советском Союзе произведены успешные испытания межконтинентальной баллистической ракеты, а также взрывы ядерного и термоядерного оружия.

На днях осуществлен запуск сверхдальней, межконтинентальной, многоступенчатой баллистической ракеты.

Испытания ракеты прошли успешно, они полностью подтвердили правильность расчетов и выбранной конструкции. Полет ракеты происходил на очень большой, еще до сих пор не достигнутой высоте. Пройдя в короткое время огромное расстояние, ракета попала в заданный район.

Полученные результаты показывают, что имеется возможность пуска ракет в любой район земного шара. Решение проблемы создания межконтинентальных баллистических ракет позволит достигать удаленных районов, не прибегая к стратегической авиации, которая в настоящее время является уязвимой для современных средств противовоздушной обороны.

Учитывая огромный вклад в развитие науки и большое значение этого научно-технического достижения для укрепления обороноспособности Советского государства, советское правительство выразило благодарность большому коллективу работников, принимавших участие в разработке и изготовлении межконтинентальных баллистических ракет и комплекса средств, обеспечивающих их запуск».

По случаю публикации этого сообщения в Летнем театре приказано было собрать всех офицеров полигона, за исключением находящихся в наряде. Зрительный зал был заполнен. Президиум из командования полигона начал занимать места, когда выяснилось, что нет микрофона. Нестеренко приказал вызвать начальника Дома офицеров подполковника Калина. Тот пробежал через весь зал к сцене, но вразумительно не мог ответить, почему нет микрофона и где его можно найти. Нестеренко рассердился не на шутку. «Смотрите, товарищи офицеры, — сказал он, обращаясь в зал, — какой же он начальник Дома офицеров, если даже не может подготовить торжественное собрание?» (После этого случая на место Калина был назначен майор В. С. Горин, человек большой культуры и таланта.) Наконец откуда-то принесли микрофон, и собрание началось. Алексей Иванович торжественно зачитал сообщение ТАСС.

Присутствующие с гордостью слушали слова сообщения. Это было первое упоминание об их полигоне (хотя и не названном по имени). Все прекрасно понимали, что без испытателей полигона этого пуска не было бы. Как бы хорошо ни разрабатывали и ни изготовляли ракету, приходилось очень много работать в МИКе и на старте для устранения недостатков, чтобы она полетела, а после полета разбираться с недостатками в полете по результатам измерений. Каждый осознавал, что межконтинентальная ракета изменила стратегическое положение в мире. США лишились своего главного козыря — стратегической недосягаемости и неуязвимости. Ядерная дубинка, которой они угрожали, стала обоюдоострым оружием, и разговаривать с позиции силы стало невозможно.

Следующий пуск «семерки» 7 сентября 1957 года прошел, как и предыдущий, без замечаний. Время старта выбиралось теперь так, чтобы на Камчатке удобно было разглядеть финиш. Оседлав безлесную вершину горы Лызык, наблюдатели со своими теодолитами заметили в полночь яркую, быстролетящую звездочку — это был корпус ракеты, горевший в лучах уже невидимого с земли солнца. Потом возник всполох и красной трассой прошел метеор — это была головная часть. Засекли, что разрушение произошло на высоте около 11 километров, рассчитали траекторию падения, но все равно целая неделя понадобилась, чтобы отыскать на берегу маленькой болотистой речушки воронку, на которой покоились обломки ракеты.

Вот что писал о поиске обломков головной части В. Темнов, тогда капитан: «В сентябре 1957 года мне довелось несколько раз участвовать в поисках осколков ГЧ. Первый поиск запомнился хорошо. Начальник измерительного пункта вызвал меня и приказал готовиться к прилету вертолета, который должен был высадить нас в нужный квадрат, где предстояло прочесать всю местность. Со мной готовилась группа солдат из семи человек. У нас были палатка, радиостанция, продовольствие на две недели, теплая одежда и оружие. С вертолетом прибыл начальник геодезической службы “Камы” подполковник Н. И. Карабанов, который провел с нами инструктаж о порядке проведения поиска. После прибытия на место, оставив часть группы для оборудования стоянки, я с тремя солдатами решил сделать пробный выход. Местность была очень пересеченной: сопки, овраги, большие массивы кедровника и травы в рост человека (здесь чёрта с два что найдешь!), много ручьев и старых русел высохших речек (здесь, может быть, что и удастся найти). Часа через три мы вернулись на стоянку, с тем чтобы на следующий день заняться поиском основательно. Рано утром, позавтракав и взяв запас сухого пайка, мы отправились в путь. Прочесывание местности проводилось цепью в пределах прямой видимости. Прошло два дня, но нам пока ничего не удалось найти. Где-то в середине третьего дня, пробираясь сквозь заросли, я услышал голос одного из солдат. Преодолев последние метры кедровника, я подошел к нему. Это был рядовой Губа. В руках он держал кусок металла длиной 40 см и массой около 15 кг, квадратного сечения, с рваными краями и слегка изогнутой формы. Прикинув в уме, что этот кусок металла мог быть частью какого-то кольца конструкции ГЧ и является тем, что мы ищем, я сделал отметку на карте и с группой решил вернуться на стоянку, чтобы сообщить на ИП о находке. Часа через три к нам прилетел вертолет с офицером из Ключей. Ему было показано место, где был найден осколок. Он, в свою очередь, записал фамилию солдата, забрал находку и улетел, не забыв при этом поблагодарить нас и пожелать удачных поисков. При отлете он также сказал нам, что командование “Камы” придает этому вопросу большое значение и будет поощрять за каждую находку, поэтому мне не приходилось подгонять солдат. Вторая находка принадлежала рядовому Нестайко. Блуждая в траве, он споткнулся. Внимательно осмотрев место, увидел кусок оплавленного металла весом около 10 кг. Рядовой Губа получил премию 70 рублей, рядовой Нестайко 50 рублей. Мне за хорошую организацию поиска была выдана премия 150 рублей. Через три дня нашу группу вывезли на ИП, а на смену нам отправилась другая группа».

Всего в 1957 году на полигоне «Кура» собрано 1108 осколков, в поиске участвовало более 650 человек.

Менее чем через два месяца после первого успешного запуска ракет громадный и напряженный труд военных строителей и испытателей полигона был ознаменован успешным запуском первого в мире искусственного спутника Земли.

Еще 26 мая 1954 года Королев представил министру вооружений Д. Ф. Устинову докладную записку о возможности разработки искусственного спутника Земли. В записке говорилось: «По Вашему указанию представляю докладную записку тов. Тихонравова М. К. “Об искусственном спутнике Земли”, а также переводной материал о работах в этой области, ведущихся в США, проводящаяся в настоящее время разработка нового изделия позволяет говорить о возможности создания в ближайшие годы искусственного спутника Земли.

Путем некоторого уменьшения веса полезного груза можно будет достичь необходимой для спутника конечной скорости 8000 м/сек. Изделие — спутник может быть разработано на базе создающегося сейчас нового изделия, упомянутого выше, однако при серьезной переработке последнего.

Мне кажется, что в настоящее время была бы своевременной и целесообразной организация научно-исследовательского отдела для проведения первых поисковых работ по спутнику и более длительной разработки комплекса вопросов, связанных с этой проблемой.

Прошу Вашего решения».

Однако тогда никакого решения по этой записке принято не было.

Теперь, в начале октября 1957 года, на полигоне шла активная работа по подготовке к запуску спутника. Вначале дата пуска была назначена на 7 октября, но прошел слух, что американцы готовят запуск своего спутника. Работы были резко ускорены. Стартовый день длился с раннего утра до поздней ночи, по местному времени перевалил за полночь.

4 октября в 22 часа 28 минут по московскому времени произведен запуск первого в мире искусственного спутника Земли. Знаменитые сигналы спутника «бип-бип» были сразу же приняты на ИП-1 полигона, а затем станциями слежения по всему миру и возвестили о начале новой эры — эры покорения космоса.

Из сообщения ТАСС о запуске первого искусственного спутника Земли:

Сразу после успешного вывода спутника на орбиту С. П. Королев обратился к участникам пуска: «Дорогие товарищи! Сегодня свершилось то, о чем мечтали лучшие умы человечества. Пророческие слова Константина Эдуардовича Циолковского о том, что человечество вечно не останется на земле, начинают сбываться. Сегодня на околоземную орбиту выведен первый в мире искусственный спутник! С выводом его начался штурм космоса. И первой страной, проложившей дорогу в космическое пространство, явилась наша страна — Страна Советов! Разрешите мне поздравить вас с этой исторической датой».

Алексей Иванович Нестеренко был членом Государственной комиссии по испытаниям ракеты Р-7 и первых спутников.

В Госкомиссии Алексей Иванович не раз выступал с дельными предложениями, хотя к нему не всегда прислушивались. Известно, что на заседании государственной комиссии в Москве 10 апреля 1957 года Нестеренко попросил отменить распоряжение об отправке кислорода на полигон, убедительно доказав, что полигон, стартовый комплекс и сама ракета не могут быть подготовлены до 1 мая, а кислород за это время испарится. Дискуссии шли долго. На более раннем сроке поставки настаивал Г. Р. Ударов. Победило его мнение. Кислород все-таки направили на полигон к 25 апреля, и он потихонечку испарялся. Пришлось Г. Р. Ударову второй раз посылать цистерны для заправки, отняв у промышленности, особенно у металлургии, несколько десятков тонн кислорода.

При встрече ветеранов космодрома в начале 1980-х годов Нестеренко вспоминал, что когда он увидел первый раз головную часть МБР Р-7, то сказал Королеву, что эта ГЧ не пойдет, и оказался прав. ГЧ имела острый наконечник и скорость встречи с Землей, превышающую скорость звука в несколько раз. Это приводило к большим термодинамическим перегрузкам и разрушению ГЧ. В результате потребовалось значительное время на ее доработку, пока не нашли подходящую форму и хорошее теплозащитное покрытие. Эпопея с ГЧ потребовала напряженной работы измерительного комплекса полигона, отдела анализа, а также поисковых групп.

Алексей Иванович очень гордился тем, что был одним из руководителей запуска первого искусственного спутника Земли, гордился участием в 1956–1960 годах в летных испытаниях ракеты-долгожительницы Р-7А, награждением его за запуск первого ИСЗ орденом Ленина и медалями Академии наук СССР.

За заслуги в деле создания и запуска в Советском Союзе первого искусственного спутника Земли 13 человек удостоены звания Героя Социалистического Труда, в их числе Александр Иванович Носов, который возглавлял стартовую команду по запуску ракет и спутника Земли. Орденом Ленина награждены 102 человека, орденом Трудового Красного Знамени — 463 человека, орденом Красной Звезды — 132 человека, орденом «Знак Почета» — 1042 человека, медалью «За трудовую доблесть» — 709 человек, медалью «За трудовое отличие» — 634 человека. Орденами были награждены предприятия, конструкторские бюро и научно-исследовательские институты. Многим конструкторам были присуждены Ленинские премии. Из числа испытателей полигона лауреатами Ленинской премии стали полковник А. А. Васильев и подполковник Е. И. Осташев. За запуск первого спутника Алексей Иванович Нестеренко был награжден орденом Ленина — это случилось 12 декабря 1957 года.

Большое внимание Нестеренко уделял непосредственной связи с НИИ, КБ и предприятиями промышленности, где проходили подготовку офицеры-испытатели. Он осуществлял связь с Генштабом и аппаратом МО по вооружению, решал организационно-штатные вопросы, занимался главными проблемами перспективного развития Байконура, проявлял недюжинные способности хозяйственника, предвидя и устраняя многие сложности, вызванные недостатками проекта, контактируя с авторами проекта, вникая до мелочей во все вопросы планирования, строительства, быта, обеспечения и культуры.

Алексей Иванович был простым и доступным человеком для всех без исключения, не проявлял никакого чванства и высокомерия. Он был контактен и бесконфликтен, хорошо ладил со своими заместителями и начальниками. Как опытный организатор и деятельный руководитель, он вникал во все мелочи, влияющие на жизнь и работу подчиненных ему людей. Умелый учитель и воспитатель, он находил нужные слова и ключи к их душам. Требовательный к себе и подчиненным, он умел выслушивать их мнение и использовать рациональное зерно в своей работе. Особенно тепло он относился к молодежи, часто выступал на комсомольских собраниях, встречался со школьниками, солдатами, молодыми офицерами и откликался на все их чаяния и запросы. Его уважали и любили все, кто его знал.

Большинство ветеранов Байконура считают, что Алексей Иванович был достоин звания Героя Советского Союза. Но сам Нестеренко не был честолюбивым человеком, он никогда не требовал должность повыше, воинское звание посолиднее, хотя безусловно этого заслуживал. Он неоднократно говорил: «Лучше прожить год-два лишних, чем получить еще одну звезду или должность».

При Нестеренко был построен полигон в составе: сооружение № 1 площадки № 2 — старт ракеты Р-7, в обиходе называемый площадкой № 1 (хотя настоящая площадка № 1 находилась в 2,5 километра от старта и была жилой площадкой строителей); сооружение № 2 площадки № 2 — подземный бункер (командный пункт, пункт подготовки и управления пуском ракеты Р-7); сооружение № 3 площадки № 2 — техническая позиция сборки и испытаний ракеты Р-7, головной части или ИСЗ, называемая монтажно-испытательным корпусом площадки № 2 (МИК-2). Недалеко строился МИК-2а. На площадке № 18, в полутора километрах от старта был построен измерительный пункт № 1 (ИП-1), подвижные станции которого обеспечивали телеметрические измерения в МИКе, на старте, на активном участке и части пассивного участка траектории полета ракеты. На 2-й площадке был построен жилой городок.

К МИКу и старту были подведены железная дорога от станции Тюра-Там и бетонная шоссейная дорога от жилой площадки № 10 (более 30 километров до 2-й площадки). Кроме того, по трассе полета ракеты построено еще восемь измерительных пунктов в Казахстане на расстоянии от 30 до 800 километров от старта и шести измерительных пунктов на Камчатке — на расстоянии около 6500 километров от старта. Оборудована база падения первой ступени в районе Ладыженки в Казахстане и база падения головных частей на Камчатке. Все это было построено и начало работать менее чем за два года. На 2-й площадке был выстроен жилой городок, который при Нестеренко состоял из бараков и землянок, сборно-щитовых домиков для С. П. Королева и маршала артиллерии М. И. Неделина, а также пожарного депо и столовой.

Жилой площадке № 10, которая носила неофициальное название «поселок Заря», указом Президиума Верховного Совета Казахской ССР 29 января 1958 года было присвоено название «поселок Ленинский». Барачный «Шанхай», которым был первоначально жилой поселок, стал приобретать характер поселка городского типа. Были построены первые трехэтажные капитальные дома офицерского состава, четырехэтажная 30-я школа, двухэтажная вторая столовая, трехэтажное офицерское общежитие на улице Садовой (Носова), 5. Достраивалась ТЭЦ. Работали два энергопоезда. Были разбиты два парка — солдатский и комсомольский, посажены деревья на улицах и во дворах, причем за каждое дерево был ответственный и дежурный, обеспечивающий полив по расписанию. Все дороги поселка были заасфальтированы, все улицы освещены фонарями. Ночью длинная цепочка фонарей стрелой уходила в бесконечность. Был построен аэродром с металлической полосой вблизи площадки № 9 для приема самолетов Ли-2. Были созданы метеостанция, ионосферная станция, приемный и передающий центры. И это лишь неполный перечень того, что было сделано в районе старта на полигоне при Нестеренко.

Полигон проводил совместно с промышленностью испытания ракеты Р-7 и спутников на технической и стартовой позициях, испытания стартового сооружения. Он обеспечивал измерения и испытания ракеты Р-7 в полете практически собственными силами с помощью полигонного измерительного комплекса и отдела анализа полигона, определял летно-технические характеристики ракеты. Полигон проводил эксплуатационные и войсковые испытания всей техники и отрабатывал эксплуатационную документацию, выполнял военно-научную и научно-исследовательскую работу, что позволяло совершенствовать испытываемую технику и разрабатывать тактико-технические требования к перспективной ракетно-космической и испытательной технике. Полигон самим фактом своего существования и успешной деятельности приводил к созданию новых организаций, учреждений и частей, а также оказывал постоянное влияние на другие организации. 11 января 1957 года выделением 125 солдат и сержантов из своего состава НИИП-5 положил начало формированию объекта «Ангара», первого боевого соединения МБР в Плесецке. Расчеты боевых стартовых станций (БСС) Плесецка дислоцировались на первой жилой площадке строителей НИИП-5. Они изучали эксплуатационную и боевую документацию и технику комплекса ракеты Р-7.

При Нестеренко полигон провел подготовку к пуску 15 межконтинентальных баллистических ракет и ракет-носителей (8К71, 8К71ПС, 8А91), запустил 13, из них 7 успешно (3 спутника и 4 МБР), 4 пуска аварийные, 2 частично успешные (повышенное отклонение). Были подготовлены и запущены первые три искусственных спутника Земли, что открыло новую страницу в исследовании околоземного пространства. Были также доработаны головные части ракеты Р-7, и две из них достигли квадрата падения без разрушения.

Эти успехи стали возможны благодаря разработкам ученых, слаженной работе коллектива полигона и промышленности, благодаря духу товарищества и взаимопомощи, сложившемуся на полигоне, благодаря бессонной, непрерывной работе, где каждый делал всё, чтобы выполнить работу лучше, качественнее для обеспечения успеха в космосе. И в этом, в создании высокого морального духа, энтузиазма, любви к своему делу, также огромная заслуга Алексея Ивановича Нестеренко и его заместителей — Н. М. Прошлецова, В. И. Ильюшенко, А. С. Буцкого, А. А. Васильева и др. Они воодушевляли коллектив полигона на самые высокие цели, подчеркивали, что страна доверила им решение важнейшей государственной задачи и они должны быть достойными ее, высоко нести честь испытателя и наилучшим образом выполнять свою работу.

Борис Евсеевич Черток в своей книге «Ракеты и люди» пишет, что ввод основных объектов полигона в эксплуатацию в течение двух лет и трех месяцев стал возможным благодаря блестящим организаторским способностям Митрофана Ивановича Неделина и Сергея Павловича Королева, самоотверженному труду военных строителей 130-го управления инженерных работ под руководством его начальника генерал-майора Георгия Максимовича Шубникова и не в последнюю очередь — титанической деятельности первого начальника полигона Алексея Ивановича Нестеренко.

За успешное проведение работ, связанных с подготовкой и запуском первых искусственных спутников Земли, министр обороны СССР в декабре 1957 года наградил денежными премиями более тысячи военнослужащих, рабочих и служащих ГУРВО, полигона, НИИ-4 и других организаций, принимавших участие в этой работе, а также 775 строителей полигона Байконур (из них более 300 военных строителей срочной службы). Самые большие премии получили генералы А. И. Нестеренко, А. И. Семенов и А. Г. Мрыкин — по 7500 рублей.

Очень многие выдающиеся личности вложили свой ум, труд и душу в создание Байконура. Эпопея создания первого в мире космодрома длительное время была скрыта от внимания народов земного шара плотной завесой секретности. Но сегодня нам известны имена основных участников этих событий — людей, чья организаторская работа сыграла главную роль в создании полигона. Два года азартного, изнуряющего труда. Жизнь в землянках и палатках в жару и в лютый холод. Нехватка воды и многих, необходимых в быту вещей, предметов.

Как тут не вспомнить замечательные слова американского философа Дж. Сантаяны: «Трудное — это то, что может быть сделано немедленно; невозможное требует немного больше времени».