Нет святых в аду

Глава 1

Телевидение заканчивало свои передачи показом исключительно глупого английского фильма. В нем шла речь о директоре: школы, который подкладывал арсениды в рагу своих воспитанников. Одновременно он желал жену полковника Барби. Хенсон смотрел на актрису в фильме десятилетней давности и удивлялся тому, как мог директор школы в нее влюбиться.

Вот если бы эту роль играла Джина Лолобриджида или Софи Лорен. Или хотя бы Ванда Галь, размышлял Хенсон, имея в виду свою секретаршу. Правда, орфография ее сильно хромала и почерк оставлял желать лучшего. Но, несмотря на черепаховые очки и гладко зачесанные черные волосы, Ванда обладала всеми женскими прелестями, способными соблазнить изрядно занятого шефа. Зная, что их отношения не продвинутся дальше стадии шеф — секретарша, Хенсон все-таки, глядя на нее, чувствовал себя моложе.

Молодость! Как она прошла?

Хенсон налил себе очередной стакан пива.

По мнению страховой. компании, он был еще молод. В сорок шесть лет можно рассчитывать прожить по крайней мере до семидесяти восьми. Он вздрогнул: если ему предстоят двадцать два года, йохожие на предыдущие сорок шесть лет, то его ожидает мало приятного в будущем.

Ему оставалось приблизительно восемнадцать лет активной жизни, после чего «Инженерный атлас» преподнесет ему золотые часы и даст солидную пенсию. И в последние четырнадцать лет он будет лишь прислушиваться к своим немощам.

Он жил в условиях, которые сам себе создал. С ним никогда не происходило ничего необыкновенного, ничто его не увлекало, приятных событий тоже не случалось. Трижды в день он принимал пищу. Иногда спал с Ольгой. Вставал, чистил зубы, брился и на машине отправлялся в свою контору. Пятнадцатого и тридцатого числа каждого месяца он получал жалованье, а на Рождество — наградные. Тогда он делал дорогие подарки и покупки. Он выглядел удачливым бизнесменом, жил в фешенебельном районе Чикаго с первой женщиной, с которой имел близкие отношения.

— Я беременна, — объявила ему Ольга. И все было решено.

Хенсон посмотрел на фотографию молодого человека, стоявшую на телевизоре. Нет, он не жалел о рождении Джима. Сын давал Хенсону ощущение небесполезности своего существования. Не всякому дано иметь парня двадцати двух лет, лейтенанта флота. На прошлой неделе Джим написал им из Сингапура.

Сингапур! Хенсон наслаждался этим словом. Он так мечтал поехать в Малайзию, в Китай, в Японию, на Цейлон, в Австралию, в Южную Африку, в Индию!.. Он так хотел повидать разные страны! Потому он и выбрал специальность инженера. Именно жажда путешествий поддерживала его, когда он работал, чтобы оплатить свое обучение в Колорадо.

И что же произошло? После .четырехмесячной работы в «Инженерном атласе» Хенсон попал на праздник, устроенный в честь служащих компании и там встретился с молоденькой работницей из архива. Шел снег. Она жила одна; оба были молодыми оба немного выпили. И вот. Двадцать четыре года спустя он по-прежнему торчал в Чикаго, прикованный к директорскому креслу, с двадцатью четырьмя тысячами долларов в год. Он стал большим овощем, чем-то вроде министра без портфеля, специалистом, который консультировал инженеров, отправляемых в разные страны. Он совмещал в своем лице функции экспертного совета, управляющего и казначея.

У них не было больше детей. Но самое печальное то, что исчезла прелесть новизны, интимные отношения между Хенсоном и Ольгой почти прекратились, за исключением редких случаев, столь же романтичных, как идиллия между директором школы и доской для разрезания хлеба в лице жены полковника из телевизионного фильма.

Взгляд Хенсона перепрыгнул на фотографию жены. Прошедшие годы наложили отпечаток на него самого, но совершенно не отразились на Ольге. В сорок четыре года она по-прежнему была очень красивой женщиной. В редкие минуты близости Хенсон улавливал в ней признаки внутреннего огня, который после первых лет их супружеской жизни никогда больше не вспыхивал. Он задавал себе вопрос, в чем же он просчитался. Вероятно, Ольга тоже скучала и винила мужа в их неудавшемся браке.

А сейчас ее мать болела в Перу, и Ольга была с ней. Конечно, не в стране Перу, а в городке под таким названием в штате Индиана.

Фильм благополучно закончился, и Хенсон выключил телевизор. Он не ошибся. Арсениды в рагу учеников действительно клал Тартемпион. Но поскольку полковник узнал и о связи Тартемпиона с его женой, он. заодно простил директора широким жестом, и фильм завершился показом счастливой пары у берега моря, которое должно было смыть грехи неверной в прошлом супруги.

— Гм! Гм! — проворчал Хенсон.— Она может мокнуть хоть целый год, но от этого ничего не изменится.

Не затрудняя себя надеванием обуви, Хенсон спустился на нижний этаж и вошел в ванную. Он вымыл руки, не переставая разглядывать себя в зеркале.

Оттуда на него смотрел светловолосый мужчина с тонкими усиками. Он тоже мало пострадал от времени и почти не обзавелся морщинами. Ста семидесяти восьми сантиметров ростом и восьмидесяти трех килограммов весом, он был мускулист и подтянут настолько, насколько это возможно на сидячей работе. Он. не выглядел на сорок шесть лет й не чувствовал своего возраста.

Хенсон горько усмехнулся. Он весь был в этом. А какое будущее его ожидает? Восемнадцать лет привычной службы, потом пенсия и золотые часы от преданных подчиненных.

Он пошел на кухню и заглянул в холодильник. Ольга уехала больше недели назад, и холодильник опустел. Он достал новую бутылку пива, сел за кухонный стол н без особого энтузиазма приложился к горлышку. Теперь, когда из Аргентины прогнали Перона, компания «Атлас» снова открыла свой филиал в Буэнос-Айресе. Логично рассуждая, благодаря его знанию дела пост директора филиала обязаны были предоставить ему. Тогда бы он получал дополнительно еще пять тысяч долларов в год и неограниченные возможности заработков по представительству.

Ему бы очень хотелось познакомиться с Буэнос-Айресом. Хоть одна его мечта сбылась бы. Но ему не дадут этого места; безусловно, выберут молодого Комптона.

Комптон и его жена бойко разговаривали по-испански, а он слишком завяз здесь, в Чикаго. Он сделался неотъемлемой частью представительства компании. И даже если бы Джек Хелл предложил ему Буэнос-Айрес, Ольга все равно не согласилась бы поехать туда. Она любила Чикаго. Раз шесть Хелл отправлял его в разные места, и всегда Ольга была неумолима. Она отказывалась покинуть своих друзей, свой клуб и тысячу разных мелочей, которыми наполнила свою жизнь.

«И все из-за виски»,—подумал Хенсон. Ему казалось невозможным, чтобы одна ночь двадцать лет тому назад, короткий миг наслаждения настолько изменили существование мужчины и лишили его той жизни, о которой он мечтал.

Хенсон спросил себя о том, что бы сделал Джек Хелл в подобной ситуации, и немедленно ответил. Большой начальник был единственным владельцем «Инженерного атласа». Холостяк по образу мыслей, он не считался ни с чем. Тридцать шесть лет работы в компании прошли для него в проектировании мостов, плотин, железных дорог от Огненной Земли до Тонкина...

Хелл, инженер старой школы, начал свою деятельность рабочим. Жестокий весельчак, бессердечный и холодный, он во всех частях света приятно проводил время. Если бы Ольга пришла к Хеллу, .чтобы сообщить ему о своей беременности, он бы, без сомнения, спросил ее: «Ну и что же?»

Тот факт, что он был женат уже тридцать лет на девушке-дурнушке, отец которой дал ему возможность организовать дело, не мешал его частной жизни. Он видел восход солнца на берегах Бенгалии, дышал разреженным воздухом на вершинах Альп, был отлично знаком с красками тропиков. И в свои пятьдесят шесть лет Хелл утверждал, возможно, не без основания, что самая восхитительная панорама в мире — это вид прекрасной женщины.

В холле зазвонил телефон. Хенсон поемотред на часы. Четверть второго ночи. Это, конечно, Ольга звонит ему из Деру, чтобы сообщить о смерти своей матери. Он подумал, что может теперь распроститься с двумя тысячами долларов, которые хотел потратить за замену прошлогодней машины на более Современную.

Хенсон, со стаканом пива, в руке, направился к телефону, не сомневаясь в своей догадке. Ольга имела право на дорогие похороны матушки. В начале своего замужества она замечательно обходилась жалким заработком супруга. Двадцать четыре тысячи в год сперва казались целым состоянием, но, как только пошли траты, покупки, все переменилось. И вместе с тем благодаря экономности Ольги они владели домом стоимостью в пятьдесят тысяч долларов, полностью выплаченных, и солидным счетом в банке. Они хорошо жили: состояли в элегантных клубах, а туалеты и меха Ольги могли соперничать с одеждой ее приятельниц, мужья которых имели больше денег, чем Хенсон.

Он резко снял трубку.

— Ларри Хенсон у телефона.

На другом конце провода всхлипывала женщина, и, не узнав ее голоса, Хенсон продолжил:

— Вы, вероятно, ошиблись номером.

Его собеседница сделала героическое усилие сдержать слезы и тихо произнесла:

— Это мистер Хенсон?

— Он самый.

— С вами говорит Ванда.

Сперва это имя ничего ему не сказало.

— Ванда, ваша секретарша,— повторила она.

— А, да! Естественно. Мисс Галь, чем обязан?

Ванда снова заплакала,

— Это ужасно! — Я не могу объяснить по телефону. Но вы должны помочь мне. Я вас умоляю. У меня никого больше нет.

Хенсон был польщен. Он сделал глоток пива и ответил:

— Я буду счастлив оказать вам услугу. Но нельзя ли подождать до завтра?

— Нет.

— Понимаю. У вас крупные неприятности?

— Крупнее не бывает...

— Откуда вы звоните?

— От себя. Селл-стрит 1221.

Хенсон записал адрес в тетрадь, лежавшую около телефона.

— Что же вы конкретно хотите? .

— Сейчас же приезжайте ко мне. Заклинаю вас.

— В такое время?

Ванда опять разрыдалась.

— Это... это не может ждать. И если вы не выручите меня, я пойду на все. Я уверена. На все.

«Пойду на все» может завести далеко. Хенсон .представил себе мисс Галь такой, какой видел ее вчера в конторе, и его ладони вспотели больше, чем стакан пива, который он сжимал в руке.

— Вы не скажете точнее, чего ждете от меня?

— Совета.

— Ну, а дальше?

— Не по телефону,— прошептала она немного нетерпеливо.— Я занимаю квартиру номер два. На первом этаже, дверь прямо.— Она помедлила.— Но, разумеется, если ваш визит приведет к неприятностям с миссис Хенсон...

Боясь услышать, как она скажет, что он, вероятно, не решится выйти из дому без позволения жены, Хенсон перебил ее:

— Хорошо. Я еду.

— Спасибо,— поблагодарила Ванда.— Вы не пожалеете о своем поступке, я обещаю.

Раздались короткие гудки: она повесила трубку. Хенсон тоже, хотя и с трудом, положил трубку на рычаг. Он знал, что у женщин, и особенно у молодых девушек, бывают странные причуды.

Без своих очков и гладко зачесанных назад черных волос Ванда Галь могла превратиться в пленительную особу. И из всех мужчин Чикаго она выбрала именно его, чтобы позвать на помощь. Как она сказала? «Если вы не выручите меня, я пойду на все. Я уверена. На все».

Хенсон еле-еле зашнуровал ботинок.

Глава 2

Было не холодно, а просто свежо. Хенсон ехал с открытым окном. В такой темноте он не видел деревьев, окружающих дорогу, зато чувствовал запах зелени и свежести.

Он ломал себе голову над вопросом, какие неприятности обрушились на Ванду, если она не смогла даже сообщить о них по телефону? В молодости не бывает больших неприятностей. Самая крупная— это потеря места или отсутствие денег для оплаты долгов. А Ванда, несмотря на ее неприступный вид, не старше двадцати, максимум двадцати двух лет. Хенсон переехал через мост и достиг центра города. За исключением редких пешеходов, улицы были совсем пустынными.

Он мчался гораздо быстрее, чем ездил в контору. Он пересек авеню Чикаго и Дивизион-стрит. Номер 1221 должен был находиться справа от .перекрестка. Он нашел свободное место в длинной цепочке машин, стоявших у тротуара, и припарковал там свой «бьюик».

Сжатый между двумя современными домами, номер 1221 казался здесь чуждым элементом. А еще недавно подобного рода строения встречались повсюду. Это был недорогой двухэтажный отель, разделенный на маленькие дешёвые квартирки.

На первом этаже находилось два окна, из них одно было освещено. Хенсон зажег спичку и поднял голову. Не ошибся ли он, согласившись на такую авантюру? Ведь Ванда плакала так сильно. что он не узнал по телефону ее голос.

Он отбросил окурок сигареты, поднялся по выщербленным ступеням и открыл дверь. В старом помещении пахло затхлостью. Они с Ольгой немало пожили в подобного рода местах, пока обстоятельства не позволили им занять лучшую квартиру.

Первый этаж еще больше, чем вестибюль, пропах сыростью. Хенсон остановился перед дверью, выкрашенной в серый цвет и носящей номер «2». Он тихонько постучал, и Ванда немедленно открыла ему.

Хенсон был немного разочарован. Принимая свои мечты за реальность, он не сомневался, что Ванда встретит его раздетой.

Но этого не случилось. Она была одета так же, как на работе,— в кофточке и юбке,— но ее облик тем не менее изменился. Очки отсутствовали, густые темные волосы волнами падали на плечи, и лицо не было накрашено. Без косметики она выглядела лет на семнадцать, а не на двадцать или двадцать два, как в действительности.

— Спасибо,— сказала она,— Войдите же, мистер Хенсон.

Хенсон переступил порог маленькой квартирки, и Ванда заперла за ним дверь на ключ.

То, что он увидел внутри, оказалось не лучше того, что снаружи. Ванда, наверное, приложила немало усилий, чтобы сделать помещение более приятным, но она не сумела поменять мебель, старую, изношенную и неудобную.

Она продолжала дрожащими губами:

— Не хотите ли присесть?

Хенсон устроился на жестком диване.

— Спасибо.

— А выпить не желаете?

— Охотно.

Ванда взяла бутылку дешевого виски, на три четверти опустошенную, и достала два стакана.

— Мне очень жаль,— посетовала она,— но у меня нет ни льда, ни содовой.

— Они и не требуются.

Хенсон рассматривал лицо молодой девушки, пока она наливала риски в стаканы для воды. Кто-то сильно огорчил ее: глаза распухли от слез, капелька крови засохла в уголке губ.

— Благодарю, — сказал он, принимая предложенный стакан. — А сейчас вы сообщите, что же произошло?

Она села напротив него в расшатанное кресло.

— Что вы теперь подумаете обо мне? Я, без сомнения, потеряю свое место.

— Позвольте мне самому во всем разобраться. Вас побили? ’

— Да.

— Кто?

Ванда задрала свою кофточку, чтобы посмотреть на ссадины, расположенные на верху живота. Ее жест не был провокационным. Она просто хотела убедиться, что следы ударов не исчезли. Немного помассировав кожу, она опустила кофточку на место.

— У меня повсюду такие синяки, — сообщила она. Потом покраснела и добавила: — То есть почти повсюду,

— Кто вас избил?

— Том. Том Коннорс.

Хенсон впервые слышал это имя. Он сделал глоток виски.

— А что, если мы начнем с самого начала? Кто он, этот Том Коннорс?

— Парень, с которым я гуляла в Де-Мойне. — Ванда поправилась: — Человек, с которым ходила гулять. Он только что вышел из тюрьмы, просидел там четыре года, не знаю за что. Сегодня около десяти часов вечера я услышала стук в дверь: Том заявился. Я не понимаю, как ему удалось найти меня, но факт тот, что он пришел.

— Вы. ему писали в тюрьму?

— Нет.

— И что же он хотел?

— Меня.

— Вы были его подружкой?

Банда опустила голову и принялась теребить юбку.

— В течение нескольких месяцев,— наконец созналась она. — Как раз перед его арестом. Конечно, я поступила скверно. Но мне исполнилось семнадцать лет, и я была служанкой в маленькой закусочной. У него оказалась куча денег, и он создал мне шикарную жизнь, насколько в Де-Мойне возможно ее создать.

— Продолжайте.

— Только после его ареста и осуждения поняла, как плохо вела себя. Вот почему я приехала в Чикаго и устроилась официанткой в ресторане, потом продавщицей в большом магазине. Мне требовалось заработать себе на жизнь и окончить курсы в коммерческой школе. Меня научили печатать на машинке, вести корреспонденцию и стенографировать.

Вспомнив об орфографии своей секретарши, Хенсон с трудом удержался от улыбки и произнес:

— Вернемся к сегодняшнему вечеру. Вы сказали, что он пришел сюда?

Слезы снова потекли по лицу Ванды.

— Это ужасно. Он был пьян. Видите, мы доканчиваем остатки его бутылки. Он принялся упрекать меня, что я подло его бросила и что ни одна девушка на свете никогда с ним так не поступала. Еще он сказал, что я должна снова вернуться к даму, иначе он сообщит моему начальнику, что я за штучка. Компания вышвырнет меня за дверь, и мне все равно придется уехать с ним.

Потом?

— Я его умоляла, старалась объяснить, что я пытаюсь жить по-новому, что с ним единственным я была близка и теперь, чтобы мужчины меня не преследовали, постоянно делаю из себя урода. Вы знаете, что с моими очками, в которых дат никакой надобности, с зализанными волосами, с моей манерой держаться...

— Дальше?

— Он обозвал меня Лгуньей и предательницей. Силой ворвался в квартиру, запер за собой дверь и заявил, что проведет со мной ночь.

— Как же вы поступали?

— Я не знала, что делать. Мне не хотелось терять место в «Атласе». Я разрешила ему поцеловать меня и выпила с ним. Я подумала, что, возможно, если я позволю ему переночевать здесь, он завтра утром уедет й оставит меня в покое. И я больше его не увижу, Я даже разделась и провела его в комнату. Но когда он начал... Я не смогла. Одна мысль об этом делает меня больной.

— Он разозлился?

— Да. Он обзывал меня всякими грязными словами и бил. — Она опустила глаза на то Место, где находились, ссадины.— Тогда он решил овладеть мною силой и я ударила его ночной лампой, Я попала ему цоколем по затылку, а лампа тяжелая...

— Он потерял сознание?

— Нет. Похоже, что я убила его.

Хенсон вздрогнул.

— Где он сейчас?

Ванда глубоко вздохнула.

— В комнате. Я схватила кофточку с юбкой и убежала оттуда, а обратно вернуться боюсь. Я просидела так несколько часов, не зная, что мне делать. Потом позвонила вам.

— Но почему мне?

Ванда посмотрела ему прямо в глаза.

— Потому что в течение тех месяцев, когда я была вашей секретаршей, вы ни разу не пытались заигрывать со мной. Ни единого. Вы очень хороший.— Она судорожно вздохнула. — Могу а добавить кое-что?

— Разумеется!

— Вы мне нравитесь. Даже больше чем нравитесь. Я не знаю. Вы никогда не трогали меня. Но если бы вы проникли сюда, вряд ли бы я вас ударила. Конечно, вы женаты и у вас своя жизнь, но в вас есть все, о чем может мечтать женщина.

Хенсон неожиданно заметил, ‘что он задыхается в маленькой комнате. Лоб его покрылся испариной, пот стекал за воротник. Вот уже двадцать четыре года молодые я красивые девушки не говорили ему подобных слов. Он произнес:

— Спасибо за комплимент. Но, по-моему, лучше все же позвонить в полицию и рассказать правду.

— Я потеряю место. Мистер Хелд выставит меня за двери».

— Вы найдете другую работу.

— А вы?

— Я пе скомпрометирован.

— А поверит ли вам полиция? Вдруг они подумают, что мы любовники и что именно вы убили его, когда он начал приставать ко мне?

— Послушайте, малютка, когда произошла эта история, я сидел за пятьдесят километров отсюда и смотрел телевизор.

— Вы сумеете это доказать?

Хенсон немного помолчал, йотом ответил:

— Нет. Не сумею.

Ванда снова принялась теребить свою юбку.

— Теперь я вижу, что, зря вам позвонила. Я скажу в полиции правду, но поверят ли там мне? А журналисты? Вам же известно, какое у них извращенное, воображение! Они считают, что, если секретарши недурны собой, они обязательно спят со своими патронами. Вы сами это знаете. Впрочем, так оно и случается. Девушки часто идут на это, чтобы не лишиться места.

Теперь Хенсону показалось, что стало гораздо прохладнее. Он обдумал слона Ванды. Все точно. Газеты по-своему представят дело. И Джек Хелл разъярится. Всем секретаршам в его учреждении полагалось держать себя очень строго. Хелл был редким бюрократом. Сам он спал и с замужними и с одинокими женщинами во всех частях света, но соблюдал при этом крайнюю осторожность. Ни малейшее подозрение, ни малейшая тень скандала не должны были коснуться репутации «Инженерного атласа»!

— Да, я все прекрасно понимаю,— кивнул Хенсон.

Он сожалел, что больше не осталось виски. С ним никогда ничего не случалось! Еще несколько часов назад он спокойно сидел со стаканом пива в руке и смотрел телевизор. Зазвонил телефон — и вот!

Хенсон подумал, не стоит ли ему взять свою шляпу со стула в прихожей, уйти отсюда и позабыть обо всей этой истории. Но он не мог бросить Ванду в такой беде. Из всех мужчин Чикаго она выбрала именно его, чтобы попросить совета. Он встал.

— Вы сказали, что Коннорс в комнате?

— На моей постели.

Хенсон раздвинул кретоновые занавески. Человек, лежавший на кровати, был совершенно голым. Хенсон дал бы ему лет двадцать пять-тридцать. При жизни он, вероятно, считался красивым. Хенсон осмотрел лицо, потом тело. Коннор имел приблизительно такое же сложение, как он, но более мускулистое. Хенсон все сильнее поражался тому, что Ванда выбрала его и даже предпочла мужчине, чей труп находился На кровати.

Хенсон нагнулся и поднес ладонь к губам Коннорса, слабо надеясь, что жизнь еще теплится в его теле. Он не почувствовал никакого дыхания, но от человека пахло алкоголем. Инстинктивно он приложил ухо к груди Коннорса. Его сердце билось: неровно и слабо, но билось. Когда Коннорс очнется, единственным воспоминанием об инциденте будет болячка на голове и одеревенелая глотка.

Хенсон закрыл человека до пояса простыней и позвал Ванду.

— Он не умер. Он просто мертвецки пьян.

Она просунула голову между портьерами;

— Благодарение богу! Но что же нам делать?

— Я одену его, выведу отсюда и куда-нибудь отвезу.

— А если вас увидят?

— Ну что ж! Я буду просто поддерживать пьяницу.

Ванда закусила губу.

— Но это ничего не изменит. Он вернется завтра вечером.

— И не найдет вас здесь.

— Куда же я денусь?

— Мы подыщем вам другую квартиру.

— Ноя заплатила до конца месяца!

— Я сам займусь поисками жилья!

— А если он явится в контору и устроит скандал?

— Мы решим этот вопрос в свободное время.—Хенсон подобрал одежду Коннорса, валявшуюся на полу.— В конце концов, я отвечаю за контору. Теперь уходите, его надо подготовить.

Ванда вернулась в гостиную. Впервые в жизни Хенсону пришлось одевать бесчувственного человека. Было крайне трудно натянуть на него носки и нижнее белье. Рубашка, брюки и пиджак пошли легче. Хенсон даже немного сочувствовал бедному малому. После четырех лет тюрьмы ему хотелось спокойно пожить. И что он получил? Добрый удар по черепу.

Хенсон осмотрел содержимое карманов Коннорса. Там находились купюра в один доллар и немного мелочи. Хенсон вынул из своего бумажника десятку и сложил ее вместе с долларом. После пробуждения он найдет, чем угостить девушку, и отвлечется от мысли о Ванде. Хотя бы на несколько часов. Он надел на него ботинки и, частично волоча, частично неся, оттащил бесчувственное тело в гостиную.

Ванда сидела на диване, сжавшись в комочек. У нее был жалкий вид.

— Спасибо,— просто проговорила она, — Я не знаю, что бы со мной сталось, если бы не вы, мистер Хенсон!

— Называйте меня Ларри!

Она повторила его имя, и ему понравилось, как оно прозвучало в ее исполнении.

— Вы вернетесь, правда? Я прошу вас.

— После того, как устрою его в каком-нибудь углу. Но это может занять добрых полчаса. Потом я собираюсь присмотреть для вас другое помещение.

— В такое-то время?

— Отели открыты круглосуточно.

— Но они очень дорого стоят!

— Это уж моя забота.

— Как скажете.

Хенсон вынес Коннорса на лестницу, заставил его пройти через вестибюль и вытащил на тротуар. Он с трудом поволок Коннорса по направлению к тому месту, где припарковал свой «бьюик». Они уже почти добрались, когда из ночной тьмы возник одетый в форму ночной сторож.

— Ваш приятель, видимо, здорово перебрал? — поинтересовался он.

Хенсон улыбнулся.

— Он мертвецки пьян. Я отвезу его к нему домой.

— А машину вы поведете?

— Я.

Сторож выплюнул жвачку и направил на Хенсона луч карманного фонарика.

— Там он, конечно, очухается. А вы? Вы в состоянии сидеть за рулем?

— Я выпил только стаканчик вина.

— У вас достаточно уверенный вид. Где вы оставили свою машину?

— Она, кажется, восьмая.

— Давайте я подсоблю.

Сторож схватил Коннорса за другую руку и помог Хенсону довести его и усадить в машину.

— Парням, которые так нажираются, нужен специальный прислужник. Либо им нельзя пить, либо надо придумать еще что-то, даже не знаю что...

— Вы тысячу раз правы.

Хенсону хотелось, поскорее избавиться от ночного сторожа. Он сложил пятидолларовую банкноту и сунул ему в руку.

— Возьмите, и спасибо за помощь!

Сторож осветил купюру на ладони.

— Это я должен благодарить вас, мистер!

Хенсон вырулил на дорогу и направился по Селл-стрит. Парк Линкольна находился совсем близко;

Там вполне можно было избавиться от Коннорса. Внезапно ему пришла в голову одна мысль. Если Коннорс, очнувшись, обнаружит у себя в кармане полную бутылку виски, он снова напьется, а когда опять соберется отправиться к Ванде и будет в состоянии передвигать ноги, уже наступит день или даже вечер. К тому времени Ванда уже переменит жилище с помощью Хенсона.

Хенсон купил пол-литра «Бурбона» в одном из баров на Кларк-стрит, открытом всю ночь, и покатил к парку Линкольна. Остановившись около зоосада, он потащил Коннорса в кусты. После того количества виски, которое он уже проглотил, и с тем, что проглотит после пробуждения, ночной воздух не принесет ему вреда.

— Доброй ночи, бедный кретин!— бросил ему Хенсон.

Потом он влез в машину и поехал по Деборн-стрит.

На половине дороги к центру он нашел то, что искал. Отель был новым и нуждался в жильцах, поэтому его администрация не стала бы чересчур придираться.

Ночной портье читал результаты бегов. Он поднял голову:

— Да? Чем могу служить?

— Мне; нужно небольшое помещение для одной из моих Клиенток,— объяснил ему Хенсон. Он выдумал имя:— Ее зовут миссис Джонс Келси. У нее неприятности с мужем, и она хочет спрятаться от него.

Служащий начал перелистывать тетрадь.

— А при чем здесь вы?

— Я ее адвокат. Лестер Гуго,— соврал Хенсон.

Он был в восторге. Если эта авантюра удастся, он сможет навещать Ванду, когда пожелает.

Портье положил на стол карточку.

— У нас есть номер на четырнадцатом, 1456. Маленькая кухня, убирающаяся кровать, обстановка новая и современная. Сто пятьдесят долларов в месяц, если берете на год, и сто восемьдесят, если на месяц.

Цена оказалась выше той, на которую рассчитывал Хенсон, но он боялся, что Коннорс сумеет найти Ванду на Селл-стрит, и потому выложил сто восемьдесят долларов. .

— Отлично,— произнес он.— Пока моя клиентка возьмет его лишь на тридцать дней.

— Хотите осмотреть помещение?

— Незачем.

Портье протянул ему карточку.

— Как угодно. Теперь я попрошу вас заполнить визитку для мисс... как вы сказали ее зовут?

— Миссис Джонс Келси.

— И когда она появится?

— Утром.

Портье прихлопнул промокашкой написанное.

— Превосходно. Я велю горничной на четырнадцатом этаже приготовить номер к восьми утра.

— Благодарю.

Хенсон пересек холл и направился к двери. В большом зеркале, стоящем у стены, он заметил, что портье, посмеиваясь, провожал его глазами. Хенсон никого не обманул. Служащий не поверил, Что кто-то наймет жилье для молодой дамы без особой причины, но когда платили сто восемьдесят долларов в месяц, на Деборн-стрит не обращали внимания на детали.

Сидя за рулем своей машины, Хенсон неожиданно осознал, что дышит слишком учащенно. Он, возможно, строил себе иллюзии, но Ванда ведь сказала: «Пойду на все».

Он притормозил возле другого бара и купил виски «Канадский клуб», потом подъехал к номеру 1221 на Селл-стрит. Не успел он позвонить, как Ванда открыла ему дверь. Она по-прежнему была в юбке и кофте, зато смыла все следы слез и сделала очаровательную причёску в виде конского хвоста. Запирая дверь на ключ, она спросила:

— Что-нибудь получилось?

— Я сунул его в кусты в парке Линкольна с бутылкой дешевого виски для компании.

— Она займет его на все утро, — заметила Ванда.

— Я тоже так подумал.

Хенсон положил на стол ключ, полученный от портье, и рядом поставил «Канадский клуб».

— Я снял для вас жилье на Деборн-стрит,— продолжал он.— Номер 1456 в отеле. Вы записаны под именем миссис Джонс Келси. Можете переехать туда до начала работы или потратить утром два часа, на которые я вам придумаю поручение.

— Вы необычайно любезны. Но вы и сами это знаете.

— Давайте считать, что я просто помогаю очаровательной молодой девушке.

— Почему?

— Возможно, потому, что вы мне нравитесь. Возможно, я нахожу вас красивой, и, возможно, я не хотел бы ограничиться лишь заботой...

Не обращая внимания на бутылку виски, Ванда погасила свет в гостиной и, взяв Хенсона за руку, потянула его в крошечную спальню. За время его. отсутствия она сменила на постели простыни и наволочки и привела все в порядок. Не спуская с Хенсона глаз, она сняла кофточку, расстегнула юбку и дала своим одеждам соскользнуть на пол.

— В таком случае почему не сделать этого? — произнесла она.

В ее устах эта фраза не звучала пошло, но Хенсон хотел докопаться до сути.

— Из благодарности? Потому что я помог вам выбраться из скверного положения?

Ванда присела на край кровати, потом растянулась на . ней, закинув руки за голову.

— Нет,— сказала она.— Из-за того, что с первого дня в «Атласе» я испытываю к вам те же чувства. Я не ангел. Нет. Но именно благодаря вам я отказала Тому сегодня вечером. Отдав вам свое сердце, я не могла... словом, это было бы ужасно.

— Мне, старому человеку сорока шести лет?

— Сорок шесть лет еще не старость.

— И к тому же женатому!

— Это не моя ошибка!

— Короче, вы считаете, что влюблены в меня?

Ванда подумала над ответом и слегка покраснела.

— Я объясню вам завтра утром. Если...

— Если что?

— Если вы дадите мне возможность убедиться,:— честно призналась она.

— Я... я вижу.

Хенсон снял пиджак и развязал узел галстука. Двадцать три года супружеской жизни с Ольгой заставили его забыть, до какой степени может быть пленительно тело молодой женщины. Если и существовало на свете что-то более восхитительное, чем девушка, которая ждала его, то этого еще никто не описал, не изобразил. Её тонкое белое тело напоминало совершенную, уникальную конструкцию, каждый элемент которой соответствовал другому.

Он вспомнил о фильме, который смотрел по телевизору перед тем, как Ванда ему позвонила. В отношении секса она разительно отличалась от жены полковника.

— Хотите, чтобы я. погасил свет? — спросил он.

— Нет. Не надо. Я знаю, что делаю. Мне совсем не стыдно.

Глава 3

Ветер, колыхающий штору, дул с востока, горячий как никогда.

Хенсон повернулся и огорчился, увидев, что он один. На соседней, немного измятой подушке осталось несколько черных волосков; они напоминали ему о том, что Ванда спала рядом с ним.

Потом он сообразил: служащим «Инженерного атласа» следовало приходить на работу к восьми часам, а он, как начальник, являлся не раньше десяти. Ванда не стала его будить. Он посмотрел на будильник на ночном столике: было девять часов двадцать две минуты, и звонок был заведен на половину десятого. Он отменил завод, приподнялся и закурил сигарету, чиркнув спичкой. Уже совсем рассвело, когда они наконец заснули, но он не чувствовал усталости. Физическое измождение соседствовало в нем с огромным моральным подъемом. Прошедшая ночь стала для него революцией. Он понял, что зря загубил лучшие годы своей жизни.

Стряхивая пепел с сигареты, он заметил маленькую записочку. Крупным, круглым детским почерком Ванда написала:

«Апельсиновый сок в холодильнике, кофе на плите. Вам только нужно зажечь спинку. Если получится, я приеду во время перерыва, в десять часов. Ванда».

Хенсон очень расстроился, что Ванда не прибавила ничего личного. Он осмотрелся вокруг: пока он спал, она уложила свои чемоданы. Ее переселение займет, теперь всего несколько минут.

Он натянул трусы, и, отправившись на кухню, заглянул в старомодный холодильник. На верхней полке стоял большой стакан апельсинового сока, а на. нем лежала другая крошечная записочка, содержащая всего одно слово: «Да».

Этого было достаточно. Хенсон улыбался, зажигая газовую горелку.

Он выдержал экзамен: Ванда любила его.

Когда кофе согрелся, он выпил чашку, щедро дополнив ее виски, в котором накануне они не нуждались, потом вернулся в спальню. Его костюм больше не валялся на стуле, куда он бросил его вчера, а болтался на вешалке в пустом шкафу.

Все эти небольшие знаки внимания его умиляли. Пока он спал, Ванда обо всем подумала! Хенсон неторопливо оделся, потом подошел к окну и откинул штору, чтобы посмотреть на улицу. Город проснулся уже несколько часов назад. По шоссе одна за другой мчались машины.

Он взял вторую сигарету и начал искать зажигалку, но не нашел.

Он решил, что забыл ее у себя дома.

Он опять воспользовался спичкой и с улыбкой подумал о Коннорсе. Вне всякого сомнения, молодой человек уже давно очнулся. Обнаружив в кармане бутылку виски, он, вероятно, принялся утешаться ею, пока Хенсон сжимал в объятиях Ванду.

«Да», написала она.

Что теперь делать? Он должен любым способом сохранить Ванду навсегда. Ольга может взять себе дом и деньги, которые лежат в банке. Она, конечно, с восторгом избавится от супружеских обязанностей. В течение долгих лет она считала Хенсона человеком, который лишь оплачивал ее расходы.

Освободившись от Хенсона, Ольга сможет всецело посвятить себя своему клубу и друзьям, не испытывая угрызений совести за то, что уделяет мужу мало внимания.

Хенсон старательно завязывал галстук.

Пускай психиатры и психоаналитики говорят о супружеской жизни что угодно. Единственно важно для мужа и жены то, чтобы они подходили друг другу как по моральным, так и по физическим качествам. Если гармонии нет, то после того, как половое влечение умирает, им остается лишь безрадостное существование.

Хенсон надел шляпу, взял пальто под мышку и спустился по выщербленным ступеням. Плохо выбритый субъект мыл пол в вестибюле. Он едва поднял голову, когда Хенсон проследовал мимо него к входной двери.

Хенсон влез в свою машину и, проехав центр города, припарковался на месте, которое занимал месяцами. Потом он вошел в здание на Уэкер-драйв: шестнадцатый и семнадцатый этажи занимал «Инженерный атлас». Служащая в проходной на шестнадцатом этаже встретила его, как обычно, очень вежливо:

— Добрый день, мистер Хенсон.

Он переступил порог своего кабинета. Как всегда, Ванда уже вскрыла и положила ему на стол почту. Хенсону хотелось позвонить ей, попросить зайти, чтобы только посмотреть на нее, но он удержался. Он позовет ее в десять тридцать и даст какое-нибудь поручение, чтобы она смогла переехать. А вечером они поговорят серьезно. Он придумает что-нибудь до возвращения Ольги. Благодарение богу, старая дама вовремя собралась умирать.

Хенсон просмотрел почту. Одно письмо заинтересовало его. Оно было отправлено из Порту-Амелии в Мозамбике, португальской колонии в Африке. Джонни Энглиш словно читал его мысли. Он еще раз повторял Хенсону, что считает его слишком крупным инженером, для того чтобы провести всю жизнь во вращающемся кресле. Джонни владел небольшой концессией в Мозамбике. Он предлагал Хенсону пост директора, как только он (Джонни) обзаведется необходимыми материалами для эксплуатации.

Хенсон сунул письмо под угол бювара. Он заработает там вдвое меньше, чем в «Атласе», но подобное предложение может все решить, если Ванда согласится жить в Африке.

Услышав, как дверь его кабинета отворилась от резкого толчка, он поднял голову. На пороге, размахивая огромным портфелем с документами, появился Джек Хелл. Владелец и начальник «Атласа» никогда не входил в помещение: он врывался, влетал, вламывался. В этом коренастом человеке с широкими плечами чувствовалась неисчерпаемая энергия. Выглядел он лет на пятнадцать моложе своего возраста.

— Ну, как дела? — резко бросил он.

Хенсон ответил, что все идет хорошо.

— Мамаша Ольги еще не умерла?— продолжал Хелл.

— Пока нет. По крайней мере, Ольга еще ничего не сообщила.

Хелл пожал плечами.

— Все мы туда отправимся в один прекрасный день,— заметил он, швыряя портфель на стол,— Будьте добры, суньте его в сейф.

Хенсон посмотрел на портфель,.

—Что там такое?

Хелл удовлетворенно улыбнулся.

— Надеюсь, что мост через Босфор. Я завтра лечу в Стамбул. И у меня такое впечатление, что некоторые личности в Турции потратят кучу денег.

—Словом, бизнес.

— Совершенно точно. Здесь, внутри — дел на двести тысяч долларов.

—Вам нужна расписка?

Как всегда, Хелл очень торопился.

— Если я потребую ее от вас, вы пожелаете все проверить и сосчитать,— ответил он.— Сколько сейчас в сейфе?

Хенсон быстро прикинул в уме. Сегодня четверг. «Атлас» производит выплаты в пятницу. Существовало шесть верфей в Чикаго и две на востоке Сент-Луиса.

—Около полумиллиона долларов, — сказал он.

Большой начальник хмыкнул:

— Лишние двести тысяч погоды не сделают. А потом, что же, ведь мы уверены...— Хелл нажал на одну из кнопок, расположенных на столе Хенсона, и продолжил: — Вы не окажете мне услугу? Пошлите вашу секретаршу взять мне билет до Стамбула. На завтра, на любой час!

Ванда открыла дверь из маленькой приемной, где она печатала на машинке.

— Вы звонили, сэр?

— Это я звонил,— объяснил Хелл, доставая из бумажника банкноты. — Поезжайте и купите мне билет до Стамбула на завтра. Можно на любой час, но лучше после двух.

— Хорошо, сэр.

Хенсону очень понравилось, что Ванда снова надела очки и зачесала волосы Назад, Поручение Хелла облегчало ей задачу с переездом.

— Вероятно, вы потратите много времени,— добавил Хелл.— Так что не беспокойтесь, если , не успеете вернуться в контору до обеда.

— Хорошо, сэр. Большое спасибо.

Ванда взяла деньги, лежащие на столе, и вернулась в свою комнатку.

Джек Хелл тихонько присвистнул.

— Послушайте, ведь я ее не замечал! Снимите с нее очки, переделайте прическу— и получится отличная курочка. Вы видели ее мордашку и все прочее?

Хенсон закурил сигарету.

— Мисс Галь— моя секретарша уже три месяца.

— И вы никогда не пытались?..

— Я женат.

— Ну и что?— рассмеялся Хелл.— Боже мой! Если бы моя жена имела столько жемчужин в своем ожерелье, сколько у меня было разных девушек, она могла бы повеситься на нем! Ответьте мне, Ларри,— проговорил он, усаживаясь на край стола,—работа в конторе для вас не слишком заманчива? А?

— По правде сказать — не слишком,— произнес Хенсон.

— И по-моему, тоже: мы просто губим хорошего инженера. Я вам объясню, что я собираюсь сделать. Как только Ольга вернется, вы побеседуете с ней. Если мне удастся заключить контракт на Босфор и Ольга согласится прожить три года в Турции, я назначу вас главным инженером и руководителем всех работ с содержанием... Сколько вы сейчас получаете?

— Двадцать четыре тысячи в год.

— Хорошо. Тогда, скажем, двадцать семь тысяч и еще навар. Вы — самый подходящий человек. И я уверен, что вы будете отличным начальником.

— Спасибо.

— Только поговорите с Ольгой.

— Понятно. Когда она вернется.

— А где ее мать собирается умирать?

— В Перу, штат Индиана.

— Там я еще не работал. Но я построил пятнадцать километров дорог в Вабаче, чуть не сдох там и совсем прогорел.

Если он не врал, то это был редкий случай, когда Хелл потерял деньги.

— Когда малышка вернется, пришлите билет мне,— сказал он, направляясь к двери.

— Непременно.

Когда Хелл ушел, Хенсон спрятал портфель в сейф. Действительно, с ним происходят странные вещи. Сперва Ванда, а теперь Хелл, признающий его инженерные таланты! Следовательно, предстоит еще один бесполезный разговор с Ольгой: она «любит» жизнь в Чикаго.

Неожиданно Хенсон почувствовал потребность выпить. Он прошел через приемную и предупредил диспетчера:

— Я исчезну на четверть часа. Если случится что-нибудь неотложное, я внизу. Вы знаете где.

— Хорошо, сэр.

Хенсон спустился на специальном лифте и уселся на табурет в баре.

— Двойной «Бурбон».

Бармен налил почти сто грамм виски в высокий стакан.

— Вы плохо спали, мистер Хенсон?

Он действительно мало спал, но по другой причине, чем думал бармен. Хенсон мечтал о том, чтобы подобные ночи продолжались постоянно. Ему бы очень хотелось увезти Ванду в Турцию.

Он принялся тянуть свое виски. Пускай Ольга возьмет дом и деньги в банке. Он даже назначит ей содержание в пятьсот или шестьсот долларов в месяц. Но Джек Хелл никогда не согласится на такую ситуацию. Сотрудники «Инженерного атласа» могли спать, если желали, хоть 6 последней шлюхой, но их официальная жизнь должна была выглядеть безупречной.

Хенсон прикончил «Бурбон» и заказал другой. Многие годы он не чувствовал себя таким решительным. Он еще не стар. И еще долго сможет интенсивно работать и занимать ведущие должности.

Его сосед по бару ушел, забыв на табуретке выпуск «Дейли ньюс». Эти экстренные выпуски становились прочего болезнью. Они выходили не только поздно вечером, но уже и рано утром!

На первой полосе не оказалось ничего сенсационного. Хенсон перевернул страницу, и ему в глаза бросилось имя Коннорса.

Незначительной заметки, помещенной в левом нижнем углу, вполне хватило, чтобы Хенсон почувствовал холод и желудке.

«Сегодня утром, около восьми часов, один из сторожей парка Линкольна, Джон Т. Чартере, обнаружил спящего в кустах возле зоосада бродягу. Когда старт подошел к нему поближе, оказалось, что человек мертв. По бумагам, найденным в кармане пиджака, надетого на труп, полиция установила, что умерший— некий Том Коннорс, недавно выпущенный из тюрьмы в штате Айова. По заключению врача, внутренности и кровь мертвеца содержали большое количество алкоголя. Отсюда возникло предположение, что Коннорс погиб во время пьяной драки сразу же после выхода из тюрьмы, Полиция разыскивает его собутыльников и надеется, что скоро схватит их благодаря зажигалке с инициалами „Л.Х.", найденной около трупа, и отпечаткам пальцев, оставленным на початой бутылке виски, которая находилась в его кармане...»

В газете больше ничего не говорилось. Но пути полиции, так же как и господни, неисповедимы, они обычно многое держат в тайне. И сейчас полиция уже занималась расследованием, проверяя отпечатки пальцев у всех, кто знал Коннорса. А если они ничего не отыщут, то пойдут дальше...

Хенсон осушил свой стакан. На бутылке остались отпечатки его и продавца. Возможно, в данную минуту полиция уже допрашивает последнего. Не исключено, что он вспомнит человека, которому продал виски. Но и одна зажигалка выдавала его с головой. И, что еще хуже, отпечатки его пальцев имелись в вашингтонском отделе ФБР. Хенсон почувствовал спазм в желудке. Он отлично знал, что не убивал Коннорса. В газете даже не упоминалось о ранении Коннорса перед смертью. Но рубец от удара лампой, нанесенного Вандой своему экс-любовнику, заставит полицию докопаться до сути. Они выяснят прошлое Коннорса и не замедлят обнаружить след Ванды, который приведет их в квартиру на Селл-стрит. А после Ванды полицейские невольно придут к мысли расспросить Хенсона.

Он не сумеет скрыть свое посещение той квартиры. Они проверят все телефонные разговоры. Сторож, которому Хенсон вручил пятерку, конечно, запомнил его машину, когда помогал сажать туда Коннорса. И едва его фотография появится на страницах газет, портье с Деборн-стрит, узнает в нем человека, снимавшего помещение для миссис Джонс Келси.

Последняя деталь могла иметь крайне неприятные последствия. Полиция и журналисты сделают свои заключения. Они подумают, что Хенсон был любовником Ванды и Коннорс застал их вместе.

Ситуацию обработают чисто. Хенсон даже рисковал быть обвиненным в убийстве, по крайней мере в невольном. Он станет тщетно доказывать им, что провел с Вандой лишь одну ночь, хотя девушка была его секретаршей уже три месяца, но не только полиция и газеты, но и судья с прокурором будут уверены в обратном; Как сказала ему накануне Ванда, если секретарша хороша собой, ей приходится спать с начальником, чтобы не потерять место.

Бармен притащил переносный телефон и протянул трубку Хенсону.

— Вас спрашивают, мистер Хенсон.

—Хенсон слушает. Кто говорит?

— Это ты, Ларри?

Он узнал недовольный голос Ольги.

— Да.

— Я приехала. Я подумала, что тебе доставит удовольствие узнать об этом.

Хенсон принудил себя задать вежливый вопрос:

— Как здоровье твоей матери?

— Гораздо лучше. Я зря истратила деньги на поездку.

— Писем утром не приносили?

— Только счета. Да, есть маленькое послание от Джима. Оно пришло из Брисбена в Австралии...

Понимая, что, рано или поздно Ольга узнает о вчерашнем случае, он решил, что отъезд в Стамбул поможет оттянуть скандал на несколько месяцев. Он перебил жену:

— Послушай, Ольга...

—Что?

— Ты согласилась бы поехать в Стамбул?

— В Турцию?

— Совершенно верно...

— Что еще за история?

— Мы надеемся заключить контракт на постройку моста через Босфор. Джек предлагает мне пост главного инженера и руководителя всех работ.

— Когда же ты с ним говорил? — обиженно произнесла она.

— Сегодня утром. Он обещал .мне прибавку к жалованью и оплату всех расходов.

Ольга разнервничалась.

— Ради всего святого, Ларри, ведь мы обсуждали этот вопрос уже много раз. Того, что ты получаешь сейчас, нам вполне хватает. Мне нравится здешняя жизнь. И тебе прекрасно известно, что я не переношу экзотическую кухню и их заграничную грязь. Так когда же ты беседовал с Джеком?

— Сегодня утром. Он летит завтра в Стамбул, чтобы заключить контракт и получить аванс. Но, если я попрошу его, он поручит переговоры мне. Мы могли бы выехать завтра утром. .

— Нет, благодарю,— ответила Ольга и повторила: — Я здесь очень счастлива. В котором часу ты придешь обедать?

Хенсон бросил взгляд на газету, лежащую около телефона. Ему требовалось поговорить с Вандой, но только в нерабочее время. Она могла испугаться и разнервничаться. Он должен встретиться с ней после работы.

— К обеду не жди. Сегодня четверг. Мне нужно проверить выплатные ведомости и еще проследить за отправкой пломбированных машин на восток Сент-Луиса.

Ольга отлично все понимала.

— Действительно, сегодня четверг. Ну что ж, увидимся, когда вернешься.

Она повесила трубку. А Хенсон долго держал свою в руке, прежде чем положил ее на рычаг. Он додумал, что, возможно, влипнет в грязную историю и, несмотря на двадцать с лишним лет совместной жизни с Ольгой, не мог довериться ей.

Он неожиданно обнаружил, что ничем не связан с женой, Только именем. А вот с Вандой он хотел посоветоваться. Ему необходимо поговорить с ней. Она, вероятно, сейчас в центре, берет билет на самолет.

Бармен отнес телефон обратно и занял прежнее место за прилавком. Хенсон подтолкнул свой стакан по полированной стойке бара.

— То же самое.

Виски не приносило ему облегчения — оно только притупляло ощущения. Кто знает, не убили ли Коннорса уже после того, как Хенсон уложил его в .кустах? Хенсон никогда не сможет доказать, что это не он преступник.

Глава 4

Не покидая конторы, Хенсон наскоро позавтракал. Пока он находился внизу, в баре, ему принесли смету строительства на реке Ред-Ривер„ и он должен был все проверить и подписать, прежде чем отправиться к инженеру-исполнителю.

Ему еще следовало просмотреть платежные ведомости. В половине второго он попросил принести кофе и, пока пил его, непрерывно ругал Ольгу. Это она во всем виновата. Множество раз Хелл предлагал ему работу за границей, и Ольга всегда отказывалась ехать.

Сперва от того, что Джим был еще маленький, потом ей не хотелось разлучать мальчика с товарищами по школе, а когда он стал моряком, она просто не желала идти навстречу мужу. Хенсон сетовал на .то, что он слитком стар для морской службы.

Но, с другой стороны, у него была. Ванда. Он тревожился, как она воспримет смерть Коннорса.

Она вернулась лишь в четверть третьего и положила перед начальником билет на самолет и сдачу для Джека Хелла.

— Вы потратили много времени!

— Я простояла за билетом около часа. Потом я переехала, убралась и позавтракала. Я не могла вернуться раньше.

— Помещение вам нравится?

— Невероятно!

Сначала Хенсон хотел сообщить ей о смерти Коннорса, но потом решил, что сейчас не время и не место. Бесполезно волноваться вдвоем. Он позвонил рассыльному и попросил отнести билет и деньги мистеру Хеллу.

— Я мечтаю встретиться с вами сегодня вечером,— прошептал он.

— Я тоже. В котором часу?

Хенсон немного подумал. Если он станет проверять ведомости, то домой вернется самое крайнее в одиннадцать, иначе Ольга начнет беспокоиться и трезвонить в контору. С другой стороны, отправившись домой обедать, он сможет сказать Ольге, что вынужден вернуться на работу и сидеть там допоздна, а потом переночевать в отеле, в городе. Таким образом у него появится возможность провести еще одну ночь с Вандой.

— Например, в десять, предложил он.

Прерывистое дыхание молодой девушки волновало Хенсона.

— Я буду вас ждать,— сказала она. Ванда встала на цыпочки и, обняв его за шею, поцеловала.

— За что? —спросил он.

— За вчерашний вечер. Я и не подозревала, что на свете существует что-то настолько замечательное. Большое спасибо.

— Выходит, «да» означало, что вы меня; любите?

— Вы же сами знаете.

Близость этого молодого и восхитительного тела заставила Хенсона сделать то, чего бы он никогда не позволил себе в конторе или другом общественном месте. Он обнял девушку и так крепко поцеловал, что съел с губ вею помаду.

— Кто-нибудь заметил ваши синяки?

Ванда покраснела.

— Конечно нет. Вы единственный, кто их видел. Том бил меня так, чтобы не осталось явных следов. Во всяком случае, на открытых местах.

Хенсон погладил ее по круглой, твердой ягодице и снова поцеловал.

— Сегодня, в десять часов, — повторил он.

— В десять,— прошептала Вацда, прижимая свои губы к его.

Они слишком увлеклись друг другом, чтобы заметить, как рассыльный, которому звонил Хенсон, появился в кабинете. Молодой человек деликатно кашлянул.

— Вы меня вызывали, сэр?

Хенсон выпустил Ванду.

— Ах да,— кивнул он, протягивая конверт с билетом и деньгами.— Отнеси это в кабинет мистера Хелла, Томми.

— Хорошо, сэр.

Юноша вышел не оборачиваясь. Небольшая черная прядка выскользнула из прически Ванды и упала ей на лоб. Она заколола ее шпилькой и заметила:

— Теперь все сотрудники будут в курсе наших отношений.

Хенсоном неожиданно овладело спокойствие. К черту. «Инженерный атлас»! К черту Ольгу! Он всегда сможет устроиться у Джонни Энглиша!

— Вы помните, о чем говорили вчера вечером? — спросил он.— Кроме всего прочего, примерно следующее: «Если я скажу правду полиции, поверит ли она мне? А журналисты? Вы же знаете, что у них извращенное воображение. По их мнению, если секретарша молода и красива, она обязана спать со своим патроном, чтобы сохранить работу».

Ванда старательно подкрашивала губы.

— Неужели я так сказала? — промолвила она, разглядывая себя в зеркальце.— Что ж, я действительно спала с вами и надеюсь, что это повторится много раз.

Хенсон смотрел ей вслед, когда она уходила. Он жалел, что плохо знает женщин, и ее в частности. Потом он открыл сейф со сложным кодовым замком, занимающий почти всю стену, кабинета. Деньги к оплате были проверены, сосчитаны и спрятаны в конверты, носящие имена и стаж работы каждого сотрудника. Хенсону требовалось лишь ознакомиться с выкладками главного бухгалтера, который выписывал платежи. Он потратит на проверку не больше двух часов. Если он заедет домой пообедать, то сможет вернуться в контору к половине восьмого и к Ванде попадет в десять или даже раньше.

Он испытывал острую зависть к Джеку Хеллу. Старик извлекал пользу из любого дела. Его технические познания были чисто практическими, но он умело использовал знания и таланты окружающих. Даже больше: он был абсолютно лишен чувства скромности и деликатности и беззастенчиво эксплуатировал зависящих от него инженеров, выплачивая им обычное жалованье, тогда как сам загребал деньги, лопатой.

В дверь кабинета Хенсона постучали.

— Войдите,— сказал он.

Пришел парень, который относил Хеллу билет.

— Мистер Хелл благодарит вас и интересуется именем куколки, которая ездила в авиакомпанию.

— Мэри Джонс,— ответил Хенсон.

Рассыльный улыбнулся.

— Да. Я все понимаю, мистер Хенсон. Я очень огорчен случившимся! Ведь я стучал в дверь, но вы меня не слышали.

— Ничего страшного. Но я предпочел бы, чтобы вы сохранили все в тайне.

— Слово скаута! — воскликнул юноша и вытаращил глаза, заглянув внутри сейфа. — Вот это да! Можно подумать, что находишься в государственном золотохранилище! Невероятно, здесь не меньше миллиона!

Хенсон закрыл тяжелую дверь и смешал цифры цифровой комбинации.

— Не совсем так. Но одному человеку хватило бы этих денег, чтобы неплохо прожить до конца своих дней.

Хенсон в очередной раз пожалел, что Хелл никогда не расплачивался с подчиненными чеками, как все остальные дельцы. Ой много раз спорил с ним по этому поводу, но старик был упрям.

— Нет, категорически возражаю,— отвечал он каждый раз, когда затрагивался вопрос оплаты. — Ничто не сравнится с деньгами в руке. Вы не понимаете человеческой психологии. Когда парень вкалывает целую неделю, а вы суете ему какую-то бумажку, он даже ничего не сообразит. А если вы вручите ему звонкую монету, он скажет: «Во всяком случае, у меня неплохое место. Конечно, я много работаю, но и платят хорошо». Потом он может отнести деньги жене, не заходя в банк, чтобы разменять чек, и таким образом сохранит половину получки, которую мог бы пропить в баре.

Хелл говорил убедительно. Да и подчиненные его никогда не жаловались.

Хенсон сел за свой письменный стол и попросил соединить его с домом. Ольга долго не отвечала. Когда она наконец подошла к телефону, голос ее прозвучал сонно:

— Да?

— Это Ларри.

— Что случилось на сей раз?

— Я переменил решение. Я вернусь к обеду, как обычно. Я получил кучу ведомостей из провинции, и мне необходимо просмотреть их днем. Платежами придется заняться вечером.

— Тебе понадобится много времени?

— Несколько часов. Освобожусь около двух ночи. Так что я заночую в отеле.

— Опять!

— Иначе не получится.

— Ты должен поговорить с мистером Хеллом.

— На какую тему?

— На тему о твоей зарплате.

— Я получаю двадцать четыре тысячи долларов в год.

— Да, но за работу трех человек,— возразила Ольга.— Ладно, спасибо, что предупредил. В доме съестного ничего нет, но я распоряжусь, чтобы доставили два бифштекса, а завтра куплю все необходимое.

Хенсон опустил трубку на рычаг и положил ноги на стол. Его обязанности на посторонний взгляд казались очень трудными, но он их таковыми не считал. Он так долго служил в «Инженерном атласе», проверил такое количество ведомостей и проследил из своего кресла за выполнением стольких работ, что ему требовалось лишь взять карандаш и, подумав несколько минут, написать исчерпывающие указания инженерам.

Он заметил, что закинул ногу на газету, которую подобрал в баре. Он взял ее и снова прочитал о Коннорсе. Странно, как он мог забыть свою зажигалку около трупа? Он не помнил, чтобы закуривал сигарету. Он протащил Коннорса к кустам и моментально вернулся к машине.

Зажигалка представляла ту самую маленькую деталь, которая может послать человека на электрический стул. Впрочем, если его и задержат, то, в крайнем случае, обвинят в насилии. Он не мог предугадать смерть Коннорса. Он никогда не встречался с ним до той минуты, когда увидел, раздетого, на кровати Ванды.

Если его схватят, он скажет правду... и к черту мнение Ольги! Он объяснит, что у Ванды совершенно нет знакомых в Чикаго и, естественно, она обратилась за помощью к нему, своему шефу, когда Коннорс ворвался в ее квартиру.

Хенсод признается, что покупал виски, но не надо будет сообщать о том, что Ванда стукнула Коннорса лампой. У пьяниц всегда полно синяков и ссадин..

Они расскажут о помещении на Деборн-стрит, нанятом под фальшивым именем. И если полицейских удивит, как секретарша, получающая шестьдесят долларов в неделю, умудряется снимать жилье за сто восемьдесят долларов в месяц, то пускай думают, что хотят. И Джек Хелл с Ольгой гоже.

Он положил в карман письмо Джонни Энглиша. К черту всех! За исключением Ванды. Хенсон собирался пожить наконец в оставшиеся годы.

«Да», написала ему Ванда.

Удивительно, как много может выразить простое словечко из двух букв!

Хенсон нажал на кнопку внутреннего телефона, соединенного с приемной, где сидела Ванда.

— Вам понравится мысль переехать в Мозамбик? — спросил он.

Ошеломленная Ванда ответила не сразу.

— Что это? — вымолвила она.

— Португальская колония в Африке.

— Вы хотите сказать, вместе с вами?

— Да.

Ванда больше не колебалась.

— Да, понравится. И даже очень.

Хенсон повесил трубку и глубоко вздохнул. Потом взял карандаш и просмотрел проект строительства на Ред-Ривер, чтобы убедиться в его ценности. В пять часов он решил, что провел достаточно напряженный день. Он надел шляпу и пальто и спустился на лифте в бар, чтобы пропустить пару стаканчиков перед уходом.

Табурет, на котором он обычно сидел, был занят, и он подождал, пока человек не допьет свое вино и не исчезнет. Дневной бармен все еще дежурил у стойки.

— Все хорошо, мистер Хенсон?

— Просто отлично,— заявил тот.

— Еще двойное виски?

— Нет. Достаточно одинарного.

— Боюсь, вам не хватит!

— В самом деле?

— По-моему, люди, подобные вам, находятся под давлением и от этого столько зарабатывают. Но за все время, что я вас знаю, вы впервые попросили три двойных виски подряд.

— У нас большой проект в Турции.

Молодой человек с седыми висками, сидящий на соседнем табурете, обратился к нему:

— Я не ошибся, бармен действительно назвал вас мистером Хенсоном?

— Все верно.

— Ларри Хенсон, главный инженер «Атласа»?

— Точно.

— Я вас ждал. Мне сказали, что вы обычно заходите сюда перед тем, как ехать домой. Я не хотел мешать в конторе.

Он положил на стойку кожаный бумажник и раскрыл его. В одном отделении находился полицейский значок, в другом, под целлофаном, удостоверение личности на имя Джона Эгана из уголовной бригады. Хенсон почувствовал, как его желудок судорожно сжался.

— Чем могу быть полезен? — выдавил он.

Эган сделал глоток пива.

— Возникла довольно странная ситуация. Мне бы не хотелось никому причинять неприятности, по возможности. Поверьте, мистер Хенсон, полиция совсем не собирается кому-то докучать, особенно если интересующий ее человек прилагает все усилия, чтобы идти по прямой дороге.

— Я вам верю.

Лейтенант Эган вынул из кармана фотографию и показал ее Хенсону. Это был полицейский снимок четырехлетней давности. Он увековечил Ванду с большим картонным номером на груди.

— Вы знаете эту девушку?

— Естественно. Это. моя секретарша, мисс Ванда Галь.

Эган убрал фотографию обратно в карман.

— То же самое нам сказали у нее дома. Сколько времени она работает у вас?

— Приблизительно три месяца. Но в компании уже около года.

— И какого сорта она секретарша?

— Удовлетворительная, не лучше и не хуже других.

— А что вы знаете о ее частной жизни?

Хенсон почувствовал, как лоб его покрылся потом.

— Очень мало. Как правило, я вижу ее только между десятью часами утра и пятью вечера.

Эган кивнул.

— Верно, так нам и говорили. Вы женаты, да?

— Кажется, вы основательно ознакомились с моей биографией.

— Такова наша работа. Счастливы вы в супружеской жизни?

— Мы с Ольгой женаты скоро двадцать четыре года.

— И у вас есть сын по имени Джим, лейтенант флота?

— Совершенно верно.

— Вы хорошо ладите со своей женой?

— Насколько хорошо можно ладить в совместной жизни, которая продолжается так долго... Но к чему подобные вопросы; лейтенант?

— Простая формальность. Вы знали, что мисс Галь состояла под судом?

— Нет.

Лейтенант Эган доверительно объяснил:

— Тут нет ничего страшного. Просто в семнадцатилетнем возрасте она провела полгода в исправительном лагере. Потом, насколько нам известно, она шла прямым путем. Но в семнадцать лет она связалась с одним жуликом, которого потом осудили на четыре года. На процессе она утверждала, что не в курсе его махинаций. Он также ей вторил. И те шесть месяцев, которые она провела в колонии, стали скорее не наказанием, а наукой для ее дальнейшей жизни. После заключения она превратилась в порядочного человека.

— Ваши слова не объясняют мне, почему вы задаете свои вопросы,— повторил Хенсон.

— Том Коннорс, любовник мисс Галь, был найден сегодня утром мертвым. Он лежал в кустарнике парка Линкольна, около зоосада.

— Вот как? А какое отношение к случившемуся имеет мисс Г аль?

— Нам неизвестно, замешана ли она в преступлении. Но, вспомнив о ее старой связи с Коннорсом, мы, едва обнаружив труп, направились по последнему адресу мисс Галь, на Селл-стрит 1221. Привратница сообщила, что она переехала сегодня, между двенадцатью и часом дня, не оставив адреса.

Хенсону ужасно хотелось сказать правду Эгану, и только страх вляпаться в полицейское разбирательство удерживал его. Кроме того, он жаждал убедиться, что «да» Ванды было серьезным. Впоследствии он с удовольствием объяснит лейтенанту все, что произошло в действительности.

— Она не говорила вам о своем переезде? — спросил Эган.

— Нет,— солгал Хенсон.— Ни словом не обмолвилась.

— Возможно, будет лучше, если я поднимусь и побеседую с ней в конторе, но лично я считаю, что не всякая женщина весом в пятьдесят килограммов способна убить девяностокилограммового мужчину и перенести его за семь километров. То есть без посторонней помощи. По словам ее соседей, за те два года, что она прожила с ними бок о бок, никто никогда не видел, чтобы ее посетил мужчина.— Эган оплатил свое пиво и встал. — Ну что ж, Хенсон, спасибо вам за проявленную любезность. Я говорил капитану, что вряд ли малышка замешана в случившемся.

Хенсон остановил его:

— Одну минуту, лейтенант.

— Что?

— Судя по вашей карточке, вы работаете в уголовной бригаде. Но сегодня в «Ньюс» писали, что смерть Коннорса наступила вследствие пьяной драки.

Эган задумался.

— Да, он умер пьяным. Но не без посторонней помощи. Вообразите, что после того, как его швырнули в кустарник, он получил прямо в сердце три здоровенные сливы тридцать восьмого калибра.

Глава 5

Паркуя свой «бьюик» позади «мерседеса» Ольги, Хенсон по-прежнему обливался холодным потом.

Боб Гаррис, его сосед, приводил в порядок лужайку перед домом.

— Салют! — воскликнул Гаррис.

Хенсон вынул ключи зажигания и промолвил в ответ:

— Здравствуйте. Как поживаете?

— Так себе. Эта проклятая биржа так капризна, что порой я готов поменять свою деятельность. Иначе мне придется повесить дома и в конторе полотенце для утирания слез. Всякий раз, когда какой-нибудь клиент теряет деньги, он заявляет, будто это я виноват.

— Я не возражал бы зарабатывать столько, сколько вы.

— Пойдите скажите это Бесси, хорошо? Послушаете ее, так узнаете, что мы обязаны жить в самом лучшем квартале, в доме с дверными ручками из чистого золота.

Хенсон заставил себя засмеяться.

— Большие деньги совсем не выгодно получать,— заметил он. — Дядя Сэм все равно их заберет!

— Да, вы совершенно правы! — вскричал Гаррис, направляя ороситель на клумбу с крокусами. — Я вижу, Ольга уже вернулась. Приходите к нам сегодня вечером играть в бридж.

— Я бы с удовольствием, но мне надо опять ехать в контору. Мне предстоит просмотреть так много бумаг, что придется заночевать в отеле.

В кухонном окне появилась Ольга.

— Ларри, ты останешься там на всю ночь? Через две минуты бифштексы будут уже не съедобны.

Хенсон прошагал по аллее и вошел в дом через черный ход. Ольга накрывала стол на кухне. У нее хранилось вполне достаточно тонкого фарфора, дорогой посуды и серебра, чтобы устроить обед на двадцать четыре персоны, но она прятала свои сокровища до особого случая. Возможно, до судного дня.

Хенсон поцеловал свою жену.

— Я рад, что ты вернулась и что твоей матери, стало лучше.

Ольга пассивно приняла его ласку. Они не испытывали друг к другу никаких чувств, ни малейшей нежности.

— Надо быть готовым ко всему. Я говорю о маме. Все-таки ей уже шестьдесят девять лет,;— заметила она.

Хенсон снял пальто и пиджак и вымыл руки под краном на кухне.

— Все стареют, конечно, — согласился он.

Ольга сняла мясо с плиты.

— Как ты тут обходился без меня?

— Не так уж плохо.

Вытирая руки, Хенсон разглядывал жену. Ольге исполнилось сорок четыре года, но она выглядела не больше чем на тридцать семь. У нее были упругая, соблазнительная грудь, тонкая талия и длинные ноги. В те редкие минуты, когда она ложилась с ним в постель, он бы поклялся, что у нее есть все, чтобы нравиться мужчинам. Но в их совместной жизни чего-то. недоставало, кто-то из них вел себя неправильно. Обед был вкусным, и Хенсон ел с удовольствием.

— Значит, ты получила сегодня письмо от Джима? — спросил он.

В первый раз Ольга проявила к чему-то слабый интерес:

— Да. Его назначили в охрану консульства Соединенных Штатов в Брисбене.

Хенсон попытался изобразить радость, но у него ничего не получилось. Сын обошелся ему слишком дорого. Если бы он не родился и если бы Ольга не злоупотребляла своими материнскими чувствами, Хенсон мог бы стать таким инженером, каким мечтал.

Иногда у него создавалось впечатление, что Джим не его ребенок. С самого раннего детства он безраздельно принадлежал Ольге, так же как ее туалеты, заполнявшие шкафы, тонкий фарфор и серебро, которыми она никогда не пользовалась. Он заставил себя ответить:

— Просто потрясающе! Я напишу ему завтра.

Однако Ольга лишила его и этого маленького удовольствия.

— Конечно, если хочешь. Но я уже написала,— сообщила она.

Хенсон проглотил слюну. Она показалась ему такой же острой, как и бифштекс. Ольга оторвала его от размышлений:

— Но каков твой Джек Хелл! Собирается отправить тебя в Турцию и оторвать нас. от нашего замечательного дома. Тебе следовало потребовать от него прибавку к жалованью. Ты должен получать не меньше тридцати тысяч в год!

— Не многим столько платят!

— А самому Хеллу.

— Да, но потому его и зовут Джек Хелл! Все контракты заключает он, принося компаний барыши.

— Все равно ты вправе попросить его.

— Я подумаю.

— В конце концов, ведь он мультимиллионер!

— Он сам заработал свои деньги!

— Но у него некому их оставить.

— Он женат.

Пожав плечами, Ольга презрительно воскликнула:

— Эта старая лошадь! Держу пари, что они уже много лет не спят вместе. Она даже не сумела родить ему детей, не так ли?

— Так, насколько мне известно.

— Тогда она не имеет права ни на что, кроме своей вдовьей части.

— Да, на одну треть состояния, когда он умрет.

— В тот день будет жарко. Этот старый краб всех нас переживет.

Хенсон был человеком, привязанным к своему очагу. Если он и не любил свою жену, то не ненавидел ее. Для очистки совести он попытался сделать еще одну попытку:

— Послушай, дорогая!

— Что?

— Ты совершенно уверена, что не хотела бы пожить в Турции? Хелл оплатит все расходы. Мы сумеем заработать больше тридцати тысяч долларов.

— Собирать там всякую заразу?

— А что бы ты сказала о Восточной Африке?

— Джонни Энглиш еще ждет тебя?

— Да. Я сегодня получил от него письмо.

— Так нет же! — заявила Ольга. — Я отлично себя чувствую и в Чикаго. К тому же, если когда-нибудь Джим уволится из армии или приедет в отпуск, надо, чтобы он имел свой дом.

Джим! Хенсон почувствовал зависть к сыну. Как будто Джим нуждался в домашнем очаге! Дом для него был лишь временным убежищем. Он приходил сюда только для того, чтобы переменить костюм. И поступал он так с шестнадцати лет. Джим, подобно Джеку Хеллу, питал слабость к женщинам, а те сходили по нему с ума.

Хенсон, пережевывая очередной кусочек жаркого, смотрел на Ольгу. Он вспомнил, как его огорчало, что во время редких минут близости, когда у Хенсона возникало желание, Ольга никогда не отказывала ему, но сама желания не испытывала. Похоже, она предпочитала смотреть телевизор в гостиной. Но мужчина должен иметь гордость: он старался сдерживать свои чувства. Он с трудом проглотил последний кусок и отодвинулся от стола.

— Мне лучше поскорее вернуться в контору, если я собираюсь сегодня покончить с делами.

Уткнувшись носом в тарелку, Ольга заметила:

— Во всяком случае, если тебе придется заночевать в отеле, поставь его в счет.

— Непременно.— Он сухо чмокнул подставленную ему щеку. — Итак, до завтрашнего утра.

Хенсон порадовался, что приезжал обедать. Слабые угрызения совести за предыдущую ночь с Вандой теперь улетучились: Ольге было безразлично, существует он или нет. После десятидневного отсутствия она снисходительно позволила поцеловать себя в щеку. В сущности, он требовался ей только для представительства.

Он не торопясь доехал до центра. Возле стоянки, где он всегда парковал свою машину, Хенсон подумал, не подкатить ли ему прямо на Деборн-стрит, чтобы рассказать Ванде о своем разговоре с лейтенантом Эганом, но потом решил сперва просмотреть денежные ведомости. К чему волноваться вдвоем? Если потребуется, он скажет полиции правду и, возможно, потеряет свое место. Тогда у него останется в запасе Джонни Энглиш.

Холл в здании был почти пуст. Работал лишь один лифт. Хенсон нажал на кнопку. Сторож с любопытством посмотрел на него.

— Похоже, что вам уже приходится работать по ночам, мистер Хенсон?

— Увы.

На шестнадцатом этаже царило безмолвие. Последний служащий уже ушел, а уборщицы еще не приходили.

Очутившись в своем кабинете; Хенсон вынул из картотеки нужные бумаги, потом открыл гигантский сейф и невольно замер, любуясь сокровищами, хранящимися в нем. С половиной миллиона долларов какая-нибудь парочка могла отправиться на край света. Но куда? Что касается стран позади железного занавеса, то с ними Штаты заключили соглашение о выдаче преступников.

Он просмотрел бумаги с верфи Сент-Луиса. Все в порядке. Проверка платежных ведомостей стала бы лишь потерей времени. Их уже проверили и перепроверили непогрешимые машины. Хенсону требовалось только расписаться под ними.

Он уложил бумаги в картотеку, а деньги в сейф, закрыл тяжелую дверь и набрал нужную комбинацию.

Неприятность, в которую он влип, безусловно содержала в себе какую-то мораль. Какую? Он знал только то, что молодые инженеры никогда не должны после выпитых шести скотчей приглашать молодых девушек на праздники, устраиваемые для служащих конторы. Хенсон вспомнил свою первую ночь с Ольгой. Она сама бросилась к нему на шею. На его долю выпала почти пассивная роль.

Как может перемениться женщина!

Чтобы его работа выглядела правдоподобно, он посидел на месте до четверти десятого. Потом он спустился на лифте и отметил свой уход в регистрационной книге, лежащей в холле.

Стояла весенняя ночь. На улицах медленно, рука об руку, прогуливались парочки, направляясь в дешевые бары, закусочные и отели, нанятые с замирающим сердцем. Спешащий на свидание с Вандой, Хенсон отлично понимал их.

Дежурный на Деборн-стрит оказался другим, не тем, что принимал Хенсона накануне.

— Не назовете ли вы номер миссис Джонс Келси, которая переехала сегодня утром? — спросил Хенсон.

— 1456. Ей позвонить?

— Не имеет смысла. Она меня ждет.

Номер 1456 находился посредине чистого и опрятного коридора.

Ванда в белом сатиновом платье немедленно открыла; ему дверь. Она не надела очков и красиво причесалась, но в глазах ее затаился испуг.

— Входите, дорогой,— пригласила она.— Я... я боялась, что вы никогда не придете.

Хенсон запер за собой дверь на ключ, и Ванда бросилась в его объятия. Она была такой же нежной, теплой и ласковой, как накануне.

— Вам здесь нравится? — спросил Хенсон.

— Очень. Но что же нам делать?

— С чем?

— С Томом Коннорсом. Вы читали вечерние газеты?

— Нет, но я видел заметку в десятичасовом «Ньюс». И некий лейтенант Эган приходил побеседовать со мной сегодня днем.

— Но ведь это не вы, правда, Ларри?

— Что не я?

— Не вы убили Тома?

— Конечно нет! Я только донес его до кустарника. В то время он был совершенно живой. Я оставил ему пол-литра виски и десятидолларовую купюру, чтобы он не мешал нам.

— Я вам верю, — сказала Ванда.

— Тогда чего же вы боитесь?

— В вечерних газетах написано, что его застрелили из пистолета.

— Лейтенант Эган тоже это говорил.

— Но я была его подругой в Де-Мойне, и теперь полиция начнет искать меня.

— Она уже ищет.

Ванда отвела взгляд в сторону.

— Значит, вы уже в курсе...

— О том, что вы провели шесть месяцев в пансионе для девиц?

— Точнее, в исправительном лагере.

Хенсон прижал ее к себе.

— Лейтенант Эган объяснил, что вас поместили туда не для наказания, а для профилактики, чтобы впоследствии вы пошли по правильному пути.

— И он нашел мой адрес на Селл-стрит? Он знает, что я переехала?

— Да.

— Тогда почему же он не появился в конторе?

— Потому что, кажется, он довольно симпатичный малый. Он решил, что если вы не замешаны в убийстве Коннорса, то не стоит вас беспокоить понапрасну. Он уверял, что, кроме того правонарушения, за вами не числится ничего плохого..

— Ну, естественно, я же вчера сказала вам правду. Я никогда ничего не крала и вообще ничем подобным не занималась. И в моей жизни было только двое мужчин: Том Коннорс и вы. Забавно, да?

— О чем вы?

— Ну, вначале, когда я поступила в «Инженерный атлас», меня послали работать в архив. Мистер Хелл в один прекрасный день явился туда, чтобы овладеть мною...

Хенсон удивился: отчего Хелл сделал вид, будто не знает Ванды, если даже пытался завоевать ее?

— ...И я почти уже согласилась,— продолжала Ванда. — В конце концов, ведь он начальник. А вы даже не представляете, какой одинокой может чувствовать себя девушка в Чикаго..

Она положила голову на грудь Хенсона.

— Тогда почему вы оттолкнули его? — спросил он.

— Потому что я уже встретила вас. Но мистер Хелл — настоящий Дон-Жуан. Мои сослуживцы не слишком-то болтливы, но, судя по тому, как они смотрят на него, похоже, он рассчитывает на удачу со всеми ними.

— Когда они красивы,— добавил Хенсон, садясь и усаживая Ванду к себе на колени. — Но вы дрожите? Не нужно так бояться.

— Я боюсь не за себя. Нет, правда, клянусь. Я совсем за себя не волнуюсь.

— Тогда за кого же?

— За вас.

— Почему?

— Они могут обнаружить, что я звонила вам из дома?

— Да, наверное. Точно.

— Ну вот! Я связалась с вами в час ночи, и вы приехали. Вы одели Тома и положили там, где его нашли.

— Но я не убивал его.

— Вы можете это доказать? А я могу?

— Н-н-нет...

— Вот потому я и переживаю. Но, затащив, Тома в кусты, вы не подумали 6 том, что своим поступком даете полиции возможность легко обо всем догадаться. Она бы сразу все поняла. .

Желудок Хенсона, еще не совсем оправившийся после разговора с Эганом, снова сжался.

Сторож видел, как он тащил Коннорса к машине. Хенсон оставил свои отпечатки пальцев на бутылке виски, на зажигалке были его инициалы— «Л. X.», и ее обнаружили на месте преступления. Привратница наблюдала, как он выходил в половине десятого утра из дома на Селл-стрит. И именно он снял комнату для Ванды.

Людей сажали на. электрический стул и за более невинные вещи.

— Я вижу...— пробормотал он.

— И у вас есть все шансы схлопотать обвинение, — перебила его Ванда.— Так почему бы вам не предпринять кое-что?

— Что, например?

— Какими деньгами вы располагаете?

Хенсону было стыдно признаться ей в этом, но, как многие мужчины, он предоставлял заниматься семейным бюджетом жене. Он имел счет в банке из жалких трех тысяч пятисот долларов — результата годовых премий «Атласа», которые он скрыл от жены.

— Немногими, — произнес он.— Будем считать, что четырьмя тысячами.

— И вы не сумеете доказать свою невиновность?

— Нет.

— Тогда почему бы нам не исчезнуть, прежде чем за нами явится полиция? Здесь, в Чикаго, я успела скопить две тысячи. Ваших и моих денег нам хватит. Мы начнем новую жизнь в другом месте.

— Мы оба?

Ванда посмотрела на него и сухо бросила:

— Судя по вчерашнему вечеру...

— О чем вы?

— Вы вели себя так, как вели, только потому, что я молода и не уродлива?

— Нет.

— Но ведь вы уже спали со своими секретаршами?

— Один или два раза, лет двадцать назад. Но это не в счет.

— А я?

Хенсон пожалел, что не умеет жонглировать словами, как умел цифрами. Как мужчина может объяснить женщине, что она вернула ему молодость, смысл жизни? Как ему убедить девушку, что он любит ее? Он честно ответил:

— Это разные вещи. Вчерашнего вечера я давно хотел. Чувство не родилось неожиданно. И не умрет сегодня или завтра. Физиология здесь ни при чем. Если бы я, вместо того чтобы жениться на Ольге, встретил такую девушку, как вы, я бы, возможно, был не тем, кем стал теперь,— начальником конторы с солидным окладом.

— А кем, например?

— Инженером, которым я мечтал стать.

— Взрывать горы, строить мосты в Мозамбике и прочее, о чём вы говорили мне сегодня днем?

— Вроде того..

— И чтобы я готовила вам завтрак и рожала маленьких детей?

— Я думаю, мне это понравилось бы!

— А ваш сын?

— Он достаточно взрослый, самостоятельный человек.

— А ваша жена?

— Ольге совершенно безразлично, существую я или нет. Все ее интересы ограничиваются домом, друзьями, клубом и Джимом. Я только живу рядом с ней.

— Вы в этом уверены? Может, вы говорите так, чтобы доставить мне удовольствие?

— Я говорю совершенно серьезно, а вы?

Не спуская с него глаз, Ванда заявила:

— Сперва я просто подозревала, что влюблена в вас. Но со вчерашнего вечера я в этом совершенно уверена. Зачем же нам оставаться тут, как птицам в клетке, почему не убежать вместе?

— В конце концов нас поймают.

— Может быть. Но все же это лучше, чем ожидать приближения катастрофы.— Ванду переполнял оптимизм юности.— В результате мы только выиграем.

Я очень много думала после того, как прочитала газеты.

Она сходила в ванную и вернулась с двумя маленькими бутылочками.

— Я перекрашу волосы. А вы сбреете усы и превратитесь в брюнета. Мы станем обычными пассажирами. Мы сможем поехать в Мексику даже без паспорта. Я собиралась отправиться туда в отпуск с одной из приятельниц по конторе. Требуется просто карточка туриста.

— Да, а потом?

— А потом посмотрим,— проговорила она, снова садясь ему на колени.— Но, конечно, если вы предпочитаете остаться здесь и пройти через суд по обвинению в убийстве Тома, я поддержу вас, рассказав правду. Но... поверит ли судья?

Хенсон сидел неподвижно, даже не лаская девушку, счастливый тем, что чувствует тепло ее тела. Возможно, это мысль. А с их средствами они сумеют удрать и подальше.,

Кроме того, у него в сейфе находились чужие удостоверение личности и паспорт, которыми Хенсон мог воспользоваться. Когда Джим Будрик умер в Никарагуа, никто не востребовал его документы, а у Джима была фигура, похожая на фигуру Хенсона, и возраст они имели одинаковый. Кроме того, Джим был брюнетом.

Благодаря бумагам Будрика, они смогли бы короткими перебежками добраться до Центральной Америки, а оттуда отправиться в Южную или Северную Африку.

Хенсон отлично разбирался в своем деле и, завязав за годы работы множество знакомств, не сомневался, что его с радостью примут на службу, не задавая нескромных вопросов.

— О чем вы думаете? — спросила Ванда.

Хенсон закурил сигарету и поделился с ней своими Мыслями.

— Возможно, у нас все получится,— заключил он. —. В каком банке ваш счет?

— В «Эксшанз». Давайте попробуем.

— Отлично. Я вас поймаю перед банком в десять минут десятого. А потом мы сядем в первый же самолет на Мексику под именем мистера и миссис Будрик.

— У вас есть такие документы?

— Да, лежат в сейфе.

Ванда поцеловала его.

— Я надеялась, что вы мне это предложите. По крайней мере, мы хотя бы проведем вместе несколько месяцев.

—И даже больше,— сказал Хенсон, поглядывая на бутылку с красителем для волос. — А как им пользуются?

— Вы просто расчешете волосы щеткой, смоченной в краске.— Ванда встала и продемонстрировала движение на себе.— Вот так. Будьте внимательны и, главное, смачивайте корни, только не переусердствуйте.

Хенсон взял краситель и поднялся.

— По-моему, все просто,— заметил он. — Я вернусь к себе, подкрашусь, соберу чемодан и уйду, пока Ольга спит.

Ванда, похоже, огорчилась.

— Ну, что же я такого сказал? — забеспокоился Хенсон.

— Ничего. Я думаю, что одна справлюсь с раскладной кроватью. Но мне кажется, что еще не поздно и...

— И что?

— Я бы очень хотела, чтобы вы мне помогли и составили компанию на пару часов.

Настоящей сенсацией стала для Хенсона приятная новость о том, что его желают. Он помог Ванде разобрать кровать, и последующие часы экстаза заставили их позабыть о том, что могло ожидать их в будущем.

Глава 6

Хенсон покинул Ванду около двух часов ночи. Усевшись за руль, он вновь почувствовал ту легкость, которую уже ощущал, проснувшись утром. Если существовало что-то лучше разделенной любви, то Хенсон не встречал такой вещи.

Сначала он подумал, нс отправиться ли ему прямо в контору, но потом переменил решение по двум причинам. Во-первых, Ольга спала крепче всего именно под утро. Во-вторых, он обратит на себя гораздо меньше внимания, если зайдет на работу за деньгами между шестью и семью часами. Сторож привык, что Хенсон всегда появляется спозаранок, когда начинается новый большой проект. Уборщицы к тому времени уже покидают здание. Мальчик у лифта сидит еще полусонный. Если Хенсон надвинет шляпу на лоб, никто не заметит, что он сбрил усы и перекрасился.

Он отъехал от тротуара. И следом за ним тронулась с места другая машина. Сперва он страшно испугался. Кто знает, может, лейтенант Эган рассказывал ему сказки? Вдруг полиция выяснила, что он провел часть ночи с Вандой? Если так, он пропал.

Он пересек центр и взял направление на восток. Преследующая его машина ехала на некотором расстоянии. Но, добравшись до автострады, она прибавила скорость, обогнала его и скрылась из виду.

Хенсон снял шляпу и провел рукой по вспотевшему лбу. Этот случай наглядно показал, какие шутки может сыграть воображение. Водитель той машины не служил в полиции. Просто человек возвращался от своей любовницы или от друзей-картежников. Хенсон ехал быстро, но старался не превышать дозволенной скорости. Если бы его задержали за нарушение правил дорожного движения в два часа ночи, лейтенант Эган получил бы ценные сведения. Для того чтобы замысел Хенсона й Ванды удался, требовалось до следующего утра сохранить в тайне их отсутствие на работе. Даже если Ванда или он промедлит с бегством, у них все равно останется часа три преимущества перед полицией, а это пятьдесят шансов из ста вылезти из неприятной истории.

Приехав в дом, отнявший у него столько лет жизни, Хенсон снял башмаки и прошел на первый этаж. Слабый свет пробивался сквозь закрытую дверь комнаты Ольги, но он не нашел в этом ничего удивительного. Ольга всегда оставляла зажженным свет в их общей ванной, полуоткрыв к себе дверь. Она говорила, что ненавидит просыпаться в темноте — ее очередная причуда.

Он на цыпочках прокрался в свою темную комнату и принялся шарить в шкафу, разыскивая саквояж, которым пользовался в редких командировках. Поставив его возле кровати, он уложил белье и костюм. Ванда потом приведет все в порядок, ведь ей нравится заботиться о нем. Сердце Хенсона забилось при мысли о ней. Чем бы ни кончилась эта история, игра стоила свеч.

Он прошел в общую с Ольгой ванную и сбрил усы.

Потом взял краситель и смочил им волосы. Он совершенно преобразился. Теперь он немного напоминал испанца, что вполне соответствовало фотографии с документов Будрика. Закончив свое занятие, он сунул в карман бутылку с краской и щетку и хорошенько вымыл раковину, чтобы уничтожить всякие следы своей деятельности.

Ему теперь оставалось лишь отправиться в контору, чтобы забрать оттуда деньги и бумаги Будрика, а потом как-то убить время до десяти минут десятого.

Хенсон уже шагнул к своей комнате, но потом решил бросить взгляд на Ольгу, дабы убедиться, что шум не разбудил ее.

Кровать жены находилась в другом конце комнаты, и он прекрасно мог видеть ее. Она лежала на спине, шелковая ночная рубашка задралась до пояса, полностью обнажив нижнюю половину туловища, ноги были раздвинуты.

Хенсон закрыл глаза и снова открыл их. Такая странная поза жены обеспокоила его. За исключением первых лет супружества, все их самые интимные встречи происходили в темноте и под простынями. Лежать таким образом было не в привычках Ольги. К тому же спала она всегда неспокойно: она ворочалась с боку на бок, но никогда не переворачивалась на спину.

Хенсон вгляделся ь нее внимательнее, и волосы зашевелились у него на голове. Он заметил, что грудь Ольги не приподнимается в ритмичном дыхании.

Он тихонько вошел в комнату и приблизился к кровати. Из распахнутой балконной двери дул ледяной ветер. Хенсон собрался было закрыть ее и остановился ошеломленный, увидев, что решетка на двери выломана так, что дает человеку возможность проникнуть внутрь. Его волосы, еще сырые от краски, теперь встали дыбом. Он резко повернулся к жене. Ольга не спала, она была мертва. Один из ее капроновых чулок сдавил ей шею до такой степени, что лицо ее приобрело ни на что не похожий цвет, а глаза вылезли из орбит.

Судя по беспорядку, в котором находилась ее одежда, случившееся можно было объяснить лишь таким образом: преступник проник в комнату и изнасиловал Ольгу.

И именно сегодня!

Хенсон с трудом заставил себя дотронуться до плеча жены. Мертвое тело еще сохранило тепло. Он опоздал только на несколько минут. Инстинктивно он протянул руку к телефону на ночном столике, но удержался.

Ольгу убили. Звонок в полицию ничего не изменит. Он приведет лишь к дополнительным вопросам: «Почему вы сбрили усы и перекрасили волосы? Зачем уложили чемодан? Где вы провели часть ночи, прежде чем вернулись домой?..»

Полиция даже может заподозрить, что он убил Ольгу и так расположил труп, чтобы следствие подумало об изнасиловании. Хенсон решил, что с него довольно неприятностей. Как заметила Ванда, он не сумеет доказать, что не убивал Коннорса.

У него больше не оставалось выбора: он мог сделать лишь одну вещь — забрать из сейфа деньги, встретиться с Вандой и как можно скорее покинуть Чикаго.

Глава 7

Хенсон никогда и не думал, что в Чикаго так много полицейских. Ожидая Ванду у дверей банка, он заметил, что по крайней мере каждый пятый прохожий одет в полицейскую форму. Кроме того, среди спешащих мимо людей существовали инспектора в штатском.

Он прислонился к стене. Несмотря на свежее утро, лоб его покрылся потом. Он повторял про себя слова, произнесенные Вандой: «Чтобы я готовила вам завтрак и рожала маленьких детей!»

Да, они будут вместе в Восточной или Южной Африке, в Центральной Америке, где угодно, за железным занавесом или за бамбуковым! Он хотел только одного — жить.

Он тщетно пытался оплакивать Ольгу. Но она слишком долго портила его существование. По иронии судьбы она стала жертвой бродяги, которому понравилось ее тело, так старательно оберегаемое ею. Если бы Ольга была хорошей женой, ничего бы не произошло, даже приключения с Вандой. Хенсон торчал бы дома и спал со своей супругой.

А теперь она лежала, распростертая, в доме, купленном за пятьдесят тысяч долларов, набитом произведениями искусства, тонким фарфором и серебром, которымиона никогда не пользовалась, обнажённая, с капроновым чулком на шее. Все ее богатства ничего ей не принесли. Джим, наследник, продаст ее добро первому спекулянту, который предложит хорошую цену.

Хенсон начал думать о сыне. Они с Джимом никогда не были такими добрыми друзьями, как большинство отцов и детей. Если его обвинят в убийстве Ольги, Джим пожалеет отца, но отвлеченно, как Джек Хелл, если у того проходил мимо носа какой-нибудь контракт. Джим очень напоминал Джека, особенно теперь, достигнув зрелого возраста. Сейчас он командовал охраной в Брисбене, в Австралии. Ему дадут специальное разрешение присутствовать на похоронах матери. Он продаст все, что посчитает лишним, и снова вернется к своей армейской жизни, к брюнетке, блондинке или . рыжей, с которой проводит свободное время.

Хенсон спрашивал себя, как все произойдет с домом? Ведь он тоже имел на него право. Если его пожелают продать, потребуется его подпись. А прежде чем заставить Хенсона подписать что-либо, полиции придется сцапать его.

Хенсон рассматривал мужчин и женщин, появляющихся из дверей банка. Часы показывали восемь минут десятого. Если Ванда не опоздала, она выйдет через две минуты.

Времени было в обрез. Единственное, на что Ольга тратилась, это миссис Матц, которая приходила делать уборку в девять утра. Двадцать минут она посвящала гостиной и, закончив с ней к половине десятого, поднималась на второй этаж. Там она обнаружит труп Ольги и первым делом оповестит полицию. А когда они установят, что Хенсон не явился в контору, то сразу же серьезно займутся его поисками.

У него было немного больше часа, чтобы покинуть Чикаго, а потом всем полицейским постам и машинам сообщат его приметы и начнут наблюдать за пассажирами.

В конце улицы находилась табачная лавочка. Следуя неясному импульсу, Хенсон отправился туда и, купив пачку сигарет и жетон, позвонил в муниципальный аэропорт.

— В котором часу отправляется первый самолет в Мексику? — спросил он у служащего.— Компания не имеет значения.

— В двадцать два часа сорок пять минут,— ответил женский голос.— Хотите, я соединю вас с кассой?

Хенсон был лишь инженером, но он достаточно хорошо знал методы полиции, чтобы сообразить, что, как только власти обнаружат труп Ольги и их с Вандой отсутствие в конторе, они первым делом перекроют , все пути сообщения. Подробное описание их обоих вручат всем постам. Несмотря на их перекрашенные волосы, опытный сыщик сразу узнает беглецов в толпе пассажиров.

— Нет, спасибо, — поблагодарил он дежурную. И повесил трубку.

В телефонной кабине было еще жарче, чем в лавке и на улице. Хенсон вытер лоб, открыл дверцу и вышел на воздух.

Ванда стояла на том месте, где недавно стоял он сам. Крашеные волосы придавали ей немного вульгарный вид, но она все же не потеряла своей прелести. Как тогда выразился Хелл? «Вы заметили, какая прелестная курочка?»

Полиция тоже не оставит ее без внимания.

Ванда стояла возле стены, нагруженная двумя чемоданами. Увидев Хенсона, она облегченно вздохнула и глаза ее радостно заблестели.

— Я боялась, что ты передумаешь,— сказала она.

Хенсон закурил сигарету.

— Маловероятная ситуация. Я жду с самого открытия банка. Только за сигаретами сходил.

Он предложил ей затянуться, но Ванда с улыбкой отказалась.

— Нет, спасибо. По-моему, нам лучше побыстрее уйти. Я боюсь.

— Я тоже, — признался он.

Хенсон подхватил ее багаж и неожиданно вспомнил, что, в смятении покидая дом, забыл на кровати приготовленный им чемодан. Для прокурора он станет дополнительной уликой в суде. Они решат, что Ольга застигла его за укладыванием вещей и что следствием происшедшей между ними ссоры стало убийство Ольги с помощью ее же капронового чулка. Потом он уложил тело на кровати так, чтобы создать видимость изнасилования и обмануть полицию. Ванда положила руку ему на плечо.

— Что-нибудь случилось, Ларри?

— Ольга умерла.

— Как?!

— Ее задушили.

— Кто?

— Понятия не имею. Покинув тебя и вернувшись домой, я нашел ее, голую, на кровати. Металлическая решетка на балконной двери была выломана, в отверстие мог пролезть мужчина.

— Бродяга? Садист?

— Мне тоже так кажется.

— Ты оповестил полицию?

— Каким образом я бы ее оповестил?

Возможно, Ванда плохо печатала на машинке и была неважной секретаршей, но у нее имелся здравый смысл и она отлично поняла ситуацию.

— Естественно! Теперь Ольгу тоже повесят на тебя. Они решат, что она узнала о твоей связи со мной, вы поссорились и ты ее убил.

— Вполне возможно.

Ванда глубоко вздохнула.

— Дело твое, Ларри. Если хочешь, ступай к фликам и расскажи им всю правду. Я подтвержу твои слова. Объясню им все подробно.

— Да...— протянул Хенсон.

— Ну и?..

Хенсон потянул Ванду к желтому такси, которое высаживало пассажира.

— Нет. Таким путем я могу оказаться на электрическом стуле. Обнаружив мою зажигалку возле трупа Коннорса и мои отпечатки пальцев на бутылке виски, которую я ему купил, следствие сочтет убийство Ольги лишним доказательством моей причастности к убийству Коннорса.

— Значит, мы все-таки собираемся в Мексику?

Хенсон помог Ванде влезть в такси.

— И как можно скорее, — произнес он.

— Самолетом?

— Нет.

— Почему нет?

— Потому что первый самолет отсюда вылетает только вечером, в десять сорок пять. Я спрашивал. А к тому времени полиция уже нападет на наш след.

— Как же мы сумеем скрыться?

— Конечно автобусом. Делая пересадки, чтобы затруднить им поиски, насколько это удастся.

Шофер такси установил счетчик и опустил разделяющее стекло.

— Куда поедем, папаша?

Хенсон назвал первый пришедший в голову город:

— Кэлум-сити.

— Ого; изрядная дорожка!

— Я знаю.

В это утро пассажиров почти не было, и шофер очень обрадовался возможности подзаработать. .

— Дело ваше, ведь вы платите. А куда в Кэлум-сити?

Немного подумав, Хенсон назвал одно известное ему кабаре:

— К «Фламин-Роз».

— Отлично. Теперь все в порядке.

Он поднял разделяющее стекло, нажал на газ и влился в поток машин. Ванда прижалась к Хенсону.

— Почему в Кэлум-сити? — поинтересовалась она.

— Просто назвал первый попавшийся город. Там мы сядем на автобус.

— В каком направлении?

— До Индиаиаполиса, до Цинциннати или Эвансвилла. Все равно, мы же едем на юг. Удобнее всего пересечь границу в Ларедо или в Эль-Пасо. Лучше в Ларедо. Оттуда, прямо по национальной № 1, мы доберёмся до Мехико. А если мы сумеем по дешевке купить автомобиль, то от Ларедо поедем в своей машине, главное — попасть туда.

Ванда погладила Хенсона по голове.

— Попадем, я это чувствую. Ведь мы ничего плохого не делали.

Хенсона ободрила ее ласка.

— Да, — согласился он. — Я знаю. Самое неприятное то, что мы не сможем ничего доказать.

Неожиданно его охватил ужас при мысли о чудовищных обстоятельствах гибели Ольги и Коннорса и их с Вандой безрассудном бегстве. Ему пришлось изо всех сил сжать зубы, чтобы его не стошнило.

Теперь они ехали по широкой дороге. Внезапно Ванда выпрямилась.

— Ах! Я совсем забыла!

— Что такое?

Ванда открыла сумочку и вытащила оттуда толстую пачку банкнотов.

— Мои деньги. Вместе с процентами оказалась тысяча девятьсот восемьдесят два доллар». Я попросила выдать мне десятки, двадцатки и полусотенные.

Хенсон взглянул на деньги в ее руке.

— Кажется, ты доверяешь мне?

Ванда посмотрела ему прямо в глаза.

— Я не сидела бы здесь, если бы не доверяла. Я надеюсь быть с тобой до конца своих дней, если, конечно, полиция нас не поймает.

Хенсон сложил в уме ее деньги и деньги, которые он взял из сейфа «Инженерного атласа» в шесть часов утра.

Исходя из существующих цен на жизнь, эти пять тысяч с небольшим долларов не были богатством, но их вполне хватало, чтобы доехать до Мехико, а потом уже Направиться в Центральную Америку, Южную Африку или на другой континент. Если их не задержат по дороге, они смогут добраться даже до Порту-Амелии в Африке, где Джонни Энглиш наверняка примет Хенсона на работу под другим именем. Безразлично, как его станут называть: Ларри Хенсон или Джим Будрик — только бы Джонни помог ему. В случае надобности Джонни Энглиш, не задумываясь, поклянется, что Хенсон действительно Джим Будрик и он, Джонни, присутствовал при его рождении и крещении!

Пачка банкнотов оказалась слишком толстой, чтобы влезть в карман, и Хенсон положил деньги Ванды к своим, в бумажник, радуясь тому, что не забыл его в машине.

— Ты права,— произнес он.— Я хочу сказать, права в том, что доверяешь мне. Я так же влюблен в тебя, как ты, наверное, влюблена в меня.

Ванда обиделась.

— Наверное?

— Наверняка, ладно.

Она положила голову Хенсону на плечо.

— Вот так... хорошо...— Она провела языком по губам, прежде чем продолжила: — Для... э-э... по различным причинам.

Хенсона больше не подташнивало. Он крепко обнял Ванду.

— О чем ты?

— Хорошо, скажу. В конце концов, мы оба замешаны в случившемся. Мне нечего будет сообщить, если нас поймают и вернут в Чикаго, потому что, учитывая мое прошлое, меня сочтут соучастницей убийства Тома. Ведь именно я ударила его лампой и я позвонила тебе по телефону.

— Точно.

— И смерть Ольги тоже ничего не прибавит. Здесь меня также сочтут виновной и, возможно, даже сообщницей.

— Не исключено.

— Потом, существует еще другая причина, самая значительная.

— Какая?

Ванда не успела ответить, потому что шофер снова опустил окно, отделяющее его от пассажиров.

— Послушайте, папаша.

— Что?

— Вы ничего не будете иметь против, если я поеду через Блу-Истланд и попаду в Кэлум-сити через Сибли-бульвар? Это немного дальше, чем по прямой, но там меньше транспорта и я скорее приеду на место.

— Поезжайте, где хотите.

— Я предпочитаю спросить. Некоторые устраивают шум за каждый лишний километр.

Шофер опустил стекло, и они снова остались в относительном уединении.

— Ну, так что? — начал Хенсон. — Ты сказала: «Существует еще другая причина»?

Ванда положила перекрашенную голову на грудь Хенсона! но ее пальцы нервно теребили юбку. Тихим голосом она ответила:

— Да, действительно, это так, но я еще не уверена.

— Не уверена в чем?

Она еще более понизила голос:

— Так вот, сегодня утром не случилось того, что должно было случиться.

— Что же это такое?

— То, что бывает у женщин каждый месяц.

Хенсон глубоко вздохнул, почти захлебнувшись воздухом. Он еле сумел прошептать:

— А-а-а!!! — Их глаза встретились, и он добавил: — Иными словами, тебе кажется, что ты беременна.

— Я буду знать точно через несколько дней. Ты не рассердишься, Ларри? Я ведь честно тебе говорила, что мечтаю иметь детей от тебя.

— Да.

Она по-прежнему смотрела ему прямо в глаза.

— Но ты ничего не отведаешь. Если все подтвердится, ты разозлишься?

Хенсон внезапно сообразил, что обнимает Ванду так крепко, что она едва переводит дух. Он отпустил ее и, поцеловав в щеку, произнес с благодарностью:

— Нет, я не рассердился. Если такое возможно, то, по-моему, я полюбил тебя еще сильнее.

Глава 8

Город назывался Игл-Пасо. Судя по карте, которую он приметил на бензоколонке, они находились недалеко от Ларедо. Назвавшись Джимом Будриком, Хенсон купил в Сан-Антонио подержанный кабриолет «форд» 1952 года.

Они поселились в Старом деревянном отеле. Его вестибюль выглядел довольно современным, но комната, в которую проводил их дежурный, таковой не оказалась. Потребовалось подняться на два этажа и пройти по длинному коридору, чтобы попасть в нее.

Из мебели там присутствовали старая железная кровать, выкрашенная белой краской, старый туалет, стул и несколько плечиков для одежды. Впрочем, номер был чистеньким, и, возможно, в дальнейшем их ожидали гораздо худшие помещения. Ладно, во всяком случае, они уже проделали немалый путь от Чикаго.

Хенсон сбросил пиджак и ботинки, растянулся на кровати и принялся наблюдать, как раздевается Ванда.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он.

Она сняла через голову платье и расстегнула лифчик.

— УСталой. Но со мной все в порядке. Сколько мы сегодня проехали?

— Немного. Мы же возвращались в Дилли, чтобы починить радиатор у того мексиканского горе-механика. В общей сложности не больше пятисот километров.

Ванда повесила лифчик на спинку стула.

— Уф! Какое облегчение! А сколько осталось до Ларедо?

Хенсон посмотрел на карту.

— Расстояния здесь не обозначены, но, судя по всему, где-то между двумястами пятьюдесятью и тремястами километрами.

Ванда сняла юбку и свои крошечные трусики.

— Ты должен знать точно, потому что ты инженер.

— Да, мне хотелось бы им быть.

Ванда наклонила голову, чтобы лучше рассмотреть корни волос в потемневшем от старости зеркале туалета.

— Черт! Мне опять надо краситься! Корни уже почернели.

Хенсон бросил карту на пол.

— До чего я буду счастлив, когда это кончится!

— Почему?

— Ты мне нравишься такой, какая ты есть, натуральной.

Ванда слегка повернулась, чтобы спросить:

— Ты говоришь я тебе нравлюсь?

— Я имел в виду, что люблю тебя.

Ванда вытащила из своего саквояжа бутылку с краской и перед тем как отправиться в ванную, присела на край кровати.

— Это приятно. Ты понимаешь, что я тебя тоже люблю?

Хенсон погладил шелковистую кожу молодой женщины.

— Уверяю, что это взаимно» — улыбнулся он.

— Я тебе еще не надоела?

— А разве похоже?

— Нет, — призналась Ванда и тоже растянулась на кровати, не выпуская из рук краску. — Я и не думала, что подобное счастье возможно. Обними меня, Ларри. Только на секундочку, прошу тебя!

Ты же знаешь, что случится.

— Это плохо?

— Нет.

Хенсон повернулся на бок и сжал ее В объятиях. Происходящее казалось ему совершенно естественным, так и должны вести себя друг с другом мужчина и женщина. Ванда любила заниматься любовью. Она делала это не по обязанности и не по прихоти. У нее все получалось естественно, как дыхание. И он до сих пор не обманул ее ожиданий. Она прижалась к нему и спросила:

— Как, по-твоему, нам удастся пересечь границу?

Хенсон поцеловал ее в кончик носа.

— Без проблем, если верить механику из Сан-Антонио. Вот потому я и подписался: «А. А. А.» («Американская автомобильная ассоциация»). Если я правильно запомнил, администрация находится на авеню Сан-Бернардо, мне только придется попросить у них туристскую карточку на имя мистера и миссис Будрик для проезда в Мексику. К тому же такой документ действителен в течение шести месяцев, а не тридцати дней, как нам заявили в Чикаго. А за шесть месяцев никакой черт не помещает мне упорхнуть очень далеко.

— А язык?

— Я говорю по-испански, как по-английски. Я изучал его в колледже и с тех пор постоянно практиковался, пользуясь любой оказией, например, беседовал с нашими инженерами, возвращавшимися из Латинской Америки. Кто знает? Возможно, я предчувствовал наше с тобой путешествие.

— Внимание! Мои губы находятся рядом с твоими.

Хенсон поцеловал Ванду в висок и принялся искать бумаги Джима Будрика в кармане пиджака, висевшего на спинке стула. Они были в полном порядке и содержали паспорт с темной фотографией и свидетельство о рождении. С перекрашенными волосами, побритый, Хенсон походил на него так, как только может оригинал походить на старый снимок. Он положил документы обратно в карман. Нет, у них не должно возникнуть неприятностей при переезде через границу. А как только они минуют Рио-Гранде, никто уже не станет интересоваться бумагами. У Будрика не было семьи. Единственная опасность заключалась в том, что им мог встретиться человек, знающий о смерти Будрика и знакомый с Хенсоном, который начал бы вопить на всех перекрестках, кто они на самом деле. Ванда облизнула пересохшие губы и промолвила:

— Может, тебе уже хватило меня? Ты предпочел бы, чтобы я занялась своими волосами?

— Нет,— ответил Хенсон и притянул ее к себе.

С блестящими от счастья глазами Ванда спустила босые ноги на пол и встала.

— Вот теперь хорошо,— заметила она.

Хенсон смотрел на нее, пока она не исчезла в ванной комнате. Потом подобрал с пола брюки и трусы и положил их на стул рядом с пиджаком. Снова растянувшись на кровати, он опять и опять задавал себе вопрос: кто же мог убить Ольгу? В газете, купленной в Сент-Луисе, он прочел, что перед смертью Ольга была изнасилована. Какая горькая ирония для Ольги — умереть подобным образом.

В той же газете писали и о смерти Коннорса, но ни одно из преступлений не связывалось ни с Хенсоном, нй с Вандой, ни с их исчезновением из Чикаго. Это беспокоило его. Лейтенант Эган мог специально прикинуться простачком, беседуя с Хенсоном. Но Хенсон уже тогда понял, что лейтенант знает свое дело. Более того, бегство Хенсона в компании с Вандой представляло Эгану возможность обратиться в ФБР, а тамошние джимены были тонкими штучками. Напав на след, они не останавливались, пока не доводили дело до конца.

Не исключено, что полиция затеет с ними игру, как кошка с мышкой, пока не задерживая Хенсона и Ванду, а в действительности заманивая их в западню.

От подобной перспективы у Хенсона на лбу выступил холодный пот. Чтобы немного успокоиться, он закурил сигарету. Еще ему хотелось напиться. Как только Ванда закончит с волосами, они пойдут обедать, и как следует выпьют. Он надеялся, что алкоголь ему поможет. Впрочем, он не успокоился бы даже тогда, когда они достигли бы Мозамбика и устроились на работу. Даже там он не перестанет нервничать. Всю свою жизнь он будет бояться.

Тем временем Ванда с мокрыми волосами, пахнущими краской, появилась на пороге ванной.

— Вот, одно дело сделано, — сказала она, присела на край кровати и нагнулась, чтобы Хенсон мог проверить, хорошо ли выкрашены корни.— Ну как?

Хенсон старательно обследовал каждую прядь.

— По-моему, нормально, — сообщил он.

— Отлично,— кивнула она, растягиваясь рядом с ним.— Уф! До чего же жарко! За восемь долларов в сутки они могли бы хоть вентилятор поставить!

— Да, конечно! — Хенсон зажег сигарету и дал ей затянуться.— А теперь, если бы ты оделась, мы бы пошли пообедать и пропустить стаканчик.

Ванда выпустила идеальное колечко дыма.

— Сейчас, — сказала она и посмотрела на Хенсона. — Ты переживаешь, Ларри?

— Немножко.

Она повернулась и прижалась к нему.

— Не нужно. Вот увидишь, все устроится как нельзя лучше.

— Откуда ты знаешь?

— Инстинкт, конечно. Мне пришлось бросить школу, чтобы пойти работать, и только потом я смогла поступить в коммерческий колледж. И все то, чему меня учили, я почти позабыла. Скажи, Ларри, я не слишком хорошо печатаю на машинке?

— Я встречал лучших машинисток.

— И я нуль в орфографии?

— Да, есть люди более грамотные.

— Тогда почему же он так поступил?

— Кто он? Поступил как?

— Мистер Хелл. Он перевел меня из архива к тебе секретаршей, когда твоя секретарша вышла замуж.

— Понятия не имею.

— Да еще после того, как я ему отказала!

— Возможно, он увидел в тебе скрытые таланты, а, возможно, он просто филантроп.

— В каком смысле?

— В таком, что он решил устроить тебя на хорошее место.

— Он?!

Хенсон задумался. Ванда была права. Джек Хелл никогда никому не помогал. Он провел свою жизнь, занимаясь только собой и с безразличием относясь к остальному человечеству. Для него все мужчины и все женщины на свете существовали лишь для того, чтобы он мог использовать их в своих целях.

— Короче, я ничего не понимаю,— признался он.

Ванда подвинулась еще ближе и обняла его.

Сперва Хенсон решил, что Ванда опять кочет любви.

Близость ее тела, как всегда, возбуждала его, но он слишком переутомился,чтобы дать ей желаемое.

Ванда отодвинулась от него. Она ничего не хотела. Девушке просто нравилось обнимать его, ухаживать за ним и знать, что он принадлежит ей.

— Ты, наверное, устал,— нежно проговорила она.— Почему бы тебе не вздремнуть пару часиков? Потом мы пообедаем и, если пожелаешь, напьемся допьяна. А там посмотрим.

Руки и тело Ванды, как обычно, произвели магическое действие. Как бы он ни уставал, силы немедленно возвращались к нему. Вот так ему следовало жить с самого начала: Даже сделавшись столетним старцем, оп никуда не отпустит Ванду. Он возразил:

— Но ты, вероятно, ужасно голодная?

Тихим, едва слышным, но твердым голосом она прошептала:

— Что такое голод, дорогой? Главное — это ты. А ты принадлежишь мне.

Глава 9

Двадцать шесть лет прошло с тех пор, когда Хенсон последний раз приезжал в Ларедо. Тогда он учился на третьем курсе университета и один из преподавателей нашел ему здесь работу на летнее время.

После таможни им останется ровно тысяча триста тринадцать километров пути до Мехико. Тринадцать и тринадцать! Может, это окажется для них счастливым числом?

— Ты уже бывал здесь? — спросила Ванда.

— С тех пор утекло немало воды. И мне было тогда приблизительно столько, сколько сейчас тебе. И я работал в основном за городом, на линии высокого напряжения.

Больше всего Хенсона удручало множество новых отелей и мотелей. Он не помнил, чтобы видел здесь мотели раньше. Тогда ему и в голову не приходило, что такое возможно. Сперва он ночевал в туземной хижине, потом на голой земле высохшего русла реки, прямо на песке, завернувшись в одеяло и глядя на звездный купол неба. Он улыбнулся при мысли о звездах, таких низких, что до них можно было дотянуться рукой...

Стать инженером. Вот о чем он мечтал тогда. А теперь у него остались лишь воспоминания, и контора, которая была мозговым центром сотен производств. Хенсон сразу же поправился— сейчас он не имел даже конторы. У него были только кое-какие знакомства и Ванда.

Но их вполне хватит. Они выйдут из положения.

Он без труда нашел правление автомобильного клуба. Дежурный служащий держался любезно и предупредительно, но он чем-то напоминал Джека Хелла.

Заполняя туристскую карточку и документы на машину, он пытался уговорить Хенсона застраховать автомобиль, уверяя его, что американские обязательства закончатся сразу, едва они пересекут пограничный мост.

Хенсон горько улыбнулся. Он не нуждался ни в какой страховке. Если полиция Чикаго обвинит его в убийстве Ольги и Коннорса, ему, скорее, понадобится позаботиться о собственной жизни, чтобы Воспитать ребенка Ванды, в существовании которого они уже не сомневались.

— Нет, благодарю,— сказал он служащему,.

Он тем не менее поменял пятьсот долларов на мексиканские песо, считая, что больше всего настораживает и привлекает внимание полиции обмен пятидесяти и сотенных купюр в Мексике.

Продолжая вежливую беседу, служащий спросил:

— Это ваш первый визит в Мексику, миссис Будрик?

— Первый, — ответила, улыбаясь, Ванда;

— Страна вам, безусловно, понравится. Мексиканцы очень отличаются от нас, но они удивительно гостеприимные. — Он посмотрел на соблазнительную фигуру молодой женщины и прибавил, понизив голос: — Могу я вам дать хороший совет, миссис?

— Конечно.

— На вашем месте в Мексике я бы воздержался от шорт и обтягивающих брюк,

— Почему?

— Вас могут оскорбить или задеть. Повторяю, мексиканцы гостеприимный народ и любезный, но кто-нибудь из них может распространить свою любезность немного дальше. Ведь молодая женщина в шортах рассматривается ими как... ну, скажем, как женщина легкого поведения.

— Я понимаю.

Хенсон положил в карман туристскую карточку и документы на машину, действующие в продолжение ста восьмидесяти дней, и сказал:

— Спасибо вам за хлопоты, или, как говорят наши братья по ту сторону границы, — «грациас».

— Вы знаете испанский, сеньор?

— В совершенстве.

— Тогда вам не угрожают никакие неприятности! Доброго пути и удачи!

— Благодарю.

Неоднократно сталкивающийся с нравами приграничных городов, Хенсон тщательно запер все окна и двери машины, чтобы не лишиться вещей, положенных на заднем сиденье. Господа, живущие близ границ, обычно не брезгуют подхватить барахлишко из проезжающих машин, чтобы потом за четверть цены продать его другим туристам.

К тому же. полуденный зной сделал невыносимым пребывание в кабине: металл просто обжигал. Хенсон огляделся по сторонам и сказал Ванде:

— Нам придется немного подождать, пока не спадет жара. Что, если мы выпьем по стаканчику за удачу?

— Я с удовольствием, — просто проговорила она.— Мы еще не переехали мост, а в моем желудке что-то постоянно сжимается.

— Мой желудок ведет себя так с той минуты, когда я узнал о смерти Коннорса. Вот уже три недели он продолжает безобразничать, и я удивляюсь, как он еще не устал. Но факт налицо: он все время дает о себе знать.

Ванда сжала его руку.

— Все будет хорошо. Вот увидишь.

— Я надеюсь. Если мы благополучно минуем мост, то потом все пойдет как по маслу.

—:У нас все получится, не сомневайся.

— Если бы так!

Хенсон заметил, что их автомобиль стоит как раз возле бара. В окно они смогли бы наблюдать за машиной. Он перевел Ванду через улицу, и они вошли в бар, оснащенный кондиционером. Официантка подлетела к ним за заказом.

— Для меня «Том Коллинз»,— попросила Ванда, — очень холодный и много джина.

— А мистеру?

— Двойной белый «Ронрико» и бутылку «Карта-Бланка».

— Хорошо, мистер.

— Что такое «Карта-Бланка»? — не поняла Ванда.

— Это пиво. На мой вкус, самое лучшее. Я не знаю, сколько оно стоит здесь, но по ту сторону границы за него берут просто гроши.

Впервые после их бегства из Чикаго Ванда задала вопрос о деньгах:

— У нас хватит средств, чтобы добраться до нужного места?

— С лихвой, — уверил ее Хенсон, — если мы не будем делать глупостей.

— А паспорта?

— Я могу воспользоваться паспортом Будрика. А потом мы купим паспорт для тебя, он здесь стоит менее тысячи долларов. Я хочу, чтобы у тебя был паспорт, в точности отвечающий твоим приметам. Город кишит людьми, которым запрещен въезд в США. Визы выдают куда угодно, только не в Штаты.

— И ты допустил, чтобы я нервничала в течение трех недель?

— Эта деталь казалась мне несущественной. Когда мы доберемся до Мехико и добудем паспорта со всеми необходимыми визами, мы долетим до какого-нибудь порта Центральной Америки. Оттуда проследуем в Касабланку, Танжер или Порт-Саид. И наконец, сядем на другой самолет и отправимся в Порту-Амелию.

— Ты действительно так доверяешь Джонни Энглишу?

— Как самому себе.

— И он возьмет тебя на службу?

— Вот уже пятнадцать лет, как он непрерывно меня зовет.

— До чего замечательно!

— Да, действительно замечательно.

Хенсон обнаружил, что их стаканы опустели. Он знал, что уже пора ехать, но. заказал следующую порцию, прекрасно понимая, что оттягивает отправление.

— Мне больше не надо,— попросила Ванда.— С меня достаточно.

— Как хочешь.

— Ты боишься, да, Ларри?

Хенсон честно признался:

— Будь мне на несколько лет меньше, я бы не нуждался в допинге. И я не успокоюсь, пока мы не доберемся до Мексики.

Ванда подняла свой стакан и чокнулась с Хенсоном, глядя ему прямо в глаза.

— За наш приезд в Мексику,— провозгласила она. — Ты был не слишком счастлив со своей женой, не так ли?

— Я никогда не отдавал себе в этом отчета, но я и вправду был несчастлив.

— А со мной?

— Ты сама знаешь.

Ванда прикоснулась рукой к своему животу, который в скором времени должен был округлиться.

— Да,— сказала она,— мне полагается знать. Но ты ни о чем не жалеешь?

— Нет,— серьезно ответил Хенсон.— Даже если нас задержат на границе. Я провел самые счастливые в моей жизни три недели.

Ванда накрыла ладонью ладонь Хенсона.

— Ты— моя любовь. Я тоже никогда не была так счастлива.

— Даже будучи беременной от мужчины, с которым не состоишь в браке?

— Какая разница, если ребенок от тебя?

Официантка принесла счет и положила его на стол.

Хенсон расплатился купюрой, которая покрыла сумму, оставив еще хорошие чаевые. Он встал и помог Ванде выйти из-за стола, приговаривая:

— Пошли! В дорогу. Следующий этап —. Монтеррей или даже Сьюдад-Виктория. До них лишь пятьсот километров.

— Как скажешь.

Хенсон и Ванда пересекли улицу и подошли к своей машине. Металл и пластиковые сиденья были еще горячими, но уже вполне сносными. Как только они тронутся, станет прохладнее. Развивая хорошую скорость, он сумеет к ночи достигнуть Сьюдад-Виктории.

Он проехал по Гваделупа-стрит и повернул налево, на авеню Кавент, к пограничному мосту.

Он говорил себе, что смешно так волноваться. Переезд через границу был лишь формальностью. Даже если его искали, считая виновным в убийстве, он до сих пор ничем не рисковал. Пересаживаясь из автобуса в поезд, потом в старую машину, он слишком запутал следы, чтобы полиция их поймала,

С американской стороны моста возвышался барьер, выкрашенный в черно-белую полоску. Военный в пограничной форме сделал ему знак остановиться в стороне. Хенсон подчинился.

— Ваши имена? — спросил пограничник.

— Мистер и миссис Будрик,— ответил Хенсон, вынимая из кармана документы.

Военный, перехватывая инициативу, приказал:

— Ваша туристская карточка и бумаги на машину.

Хенсон передал их. Пограничник нашел, что они в порядке, и через окно снова протянул их обратно Хенсону.

— Вы, конечно, отправляетесь лишь на некоторое время, для прогулки?

— Да.

— Вам известно, что карточка и документы на машину действительны в течение шести месяцев?

— Известно. Я регистрировался в конторе «А. А. А.».

— В вашем багажнике нет американских сигарет или огнестрельного оружия?

— Ничего похожего.

Было очень жарко. Пограничник оттянул пальцем воротничок и вытер пот.

— Вас не затруднит открыть багажник, мистер Будрик?

— Конечно нет. Я...

Он неожиданно замер на месте как вкопанный, увидев человека, одетого, несмотря на жару, в плащ. Молодой, но уже с седеющими висками, он направлялся к ним от двери конторы.

— Салют, Хенсон! — воскликнул Лейтенант Эган. — Как ваши дела?

Хенсон открыл было рот, но не сумел произнести ни слова. Ванда выскользнула из машины и подошла к Хенсону.

— Кто это? — спросила она.

— Лейтенант Эган,— лично представился ей тот,— из уголовной полиции Чикаго.

— А-а! — протянула она.— Я понимаю.— Она глубоко вздохнула. — Но как вам удалось нас обнаружить? Как вы догадались, что мы в Ларедо?

Лейтенант Эган отдал дань испепеляющей жаре, сняв шляпу и вытерев лоб платком, мокрым от пота. Правой руки из кармана плаща он так и не вынул.

— Стадо слонов не оставило бы следов больше, чем вы,— ответил он.— Вы забрали из одного из банков Чикаго свои сбережения, и мы без труда нашли таксиста, который доставил вас до «Фламин-Роз» в Кэлум-сити. Несмотря на вашу маскировку, он узнал вас по описанию.— Эган снова надел шляпу.— Там вы сели на автобус до Сент-Луиса. Из Сент-Луиса самолет доставил вас в Форт-Форч, а оттуда другой автобус, привез в Сан-Антонио, где вы купили серый кабриолет, «форд» 1952 года, заплатив на него пятьсот девяносто два. доллара. На имя Джима Будрика. Оно фигурировало среди исчезнувших из сейфа документов: паспорта и свидетельства о рождении. Об этом сообщил нам мистер Хелл. С такими сведениями ничего не стоило поймать вас. И я решил схватить вас здесь.

Со стесненным горлом, едва выговаривая слова, Хенсон спросил:

— А в чем меня обвиняют?

Лейтенант Эган пошуршал правой рукой в кармане плаща. Можно было подумать, что там ее обычное место.

— В трех вещах. Но меня прежде всего интересует смерть Ольги Хенсон и Тома Коннорса. Эган говорил возмущенно.— Хотелось бы верить, что вы удрали, полюбив, чтобы быть с ней вместе, но для чего понадобилось убивать двоих людей — дружка вашей Ванды и собственную жену? Почему вы просто не сбежали, переменив имя, и не устроились на работу где-нибудь в Канзас-сити или Лос-Анджелесе, чтобы продолжить там вашу идиллию?

Хенсон с трудом произнес:

— Это не я. Я не виновен. Я не убивал ни Коннорса, ни Ольгу.

— Специалисты из наших лабораторий не разделяют вашего мнения. И прокурор решил, что у него достаточно улик для выдачи ордера на ваш арест и объявления о розыске по всей стране.

— Я не виновен,— повторил Хенсон.

— Пускай ваш адвокат постарается заставить суд проглотить подобное утверждение. А пока, — продолжал Эган, проводя левой ладонью по губам,— скажите, где находятся деньги, которые вы взяли из сейфа?

Хенсон без запинок ответил:

— У меня в кармане.

Лейтенант Эган безрадостно улыбнулся.

— Ну хорошо. Конечно, я мелкая сошка, но для чего так глупо врать? Я понимаю, почему вы решились на такой шаг,— добавил он, любуясь Вандой.— Если бы я мог рассчитывать на малейший успех у мисс Галь, я рискнул бы попробовать. Вы напали на королевский кусочек! Я завидую тому, что вы провели с ней три недели. Только не рассказывайте мне сказки, что вы носите в кармане семьсот тысяч долларов!

Хенсон даже подпрыгнул от удивления.

— Семьсот тысяч?

— Да, ровным счетом. — Эган потянул себя за воротничок.— Но удивительнее всего то, что старый Хелл больше жалеет о потере несчастных двухсот тысяч, которые лежали в папке, также находившейся в сейфе. По-моему, она связана с нарядом на строительство моста, который он собирался возводить в Турции...

Глава 10

Помещение для двух заключенных было невелико: два на два с половиной метра. Кроме двух коек, там находились умывальник и незакрывающаяся кабинка с унитазом.

Хенсон получил в товарищи молодого мексиканца лет двадцати с небольшим. В первые часы их совместной жизни он хранил скромное молчание. Сидя на верхней койке, он курил сигарету за сигаретой, стараясь, чтобы дым уходил через окно, по направлению к Рио-Гранде.

Но после вечерней трапезы его любопытство взяло верх над скромностью.

— Простите, сеньор, меня зовут Жозе Педро Гарсиа. Я арестован за убийство жены и ее любовника. Я убил их обоих одним выстрелом из пистолета в спину мужчины, что позволит вам догадаться, чем они занимались, когда я раньше времени вернулся домой.— Гарсиа пожал плечами.— Мы даже не успели оплатить кровать, которую купили в кредит, наМ еще оставалось восемь взносов. С кем имею честь говорить?

— Меня зовут Ларри Хенсон.

— А могу я поинтересоваться, какое преступление доставило мне удовольствие находиться в вашем обществе?

— Они вообразили, будто я убил свою жену и еще одного мужчину и будто я украл семьсот тысяч долларов из сейфа компании, в которой работаю.

— Вообразили?

— Именно. В сущности, я всего лишь убежал с женщиной, на которой не женат.

— А тот мужчина был любовником вашей жены?

— Нет. По-моему, ее задушил случайный бродяга, который забрался к нам в дом, да еще и изнасиловал. В тот вечер я как раз покидал Чикаго. Что касается мужчины, Коннорса, в убийстве которого меня обвиняют, он несколько месяцев был любовником моей любовницы четыре года назад.

— И вы совершенно неповинны в его смерти?

— Совершенно. Я только засунул его в кусты. Он узнал адрес моей подруги и пришел докучать ей. А потом свалился у нее на кровати мертвецки пьяный. Тогда она позвонила мне и попросила избавиться от него.

— А ваша жена?

— Я тут абсолютно ни при чем. Она уже была мертва, когда я вернулся домой, чтобы уложить чемодан.

— А эта огромная сумма денег, которую, как утверждают, вы украли из сейфа компании, в которой работали?

— Здесь я тоже ничего не понимаю. Я взял лишь несколько сотен долларов, принадлежащих мне лично, которые я утаил от жены.

Гарсиа спустился на пол и, встав возле решетчатой двери, поднял голову к окну в коридоре, через которое нельзя было ничего увидеть.

— И вы сумеете доказать все то, что мне сообщили, сеньор?

— Нет.

— Но тем не менее это правда?

— Чистейшая!

Гарсиа раздавил окурок о железные прутья решетки и начал скручивать новую сигарету.

— Тогда, мой друг, у вас есть по крайней мере один шанс выпутаться из передряги. А мой случай не вызывает никаких сомнений. Я убил свою жену и ее любовника. Я не ослеп и не впал в состояние аффекта, когда нажимал на курок. Я отлично понимал, что делаю. И если бы все повторилось снова, я поступил бы точно так же.

Хенсон закурил последнюю сигарету из своей пачки.

— Вы всегда можете сослаться на поруганную честь, уязвленное самолюбие, растоптанную любовь...

Гарсиа повернулся к нему.

— Увы, нет, сеньор. Мой официальный адвокат уверяет, что даже здесь, в Техасе, поруганная честь не является смягчающим обстоятельством. Он считает, что мне следовало не убивать их, увидев, что делает с моей женой этот прохвост на моей же кровати, а повернуться и уйти, чтобы подать на развод. К несчастью, — добавил сокамерник Хенсона, пожав плечами,— я не имел ни малейшего желания разводиться с Рамоной. Я был с ней очень счастлив. И я пришел в страшную ярость от того, что тело, которое принадлежало мне, может так легко отдаваться другому.

— И что же думает ваш адвокат?

— Он рассчитывает, что, благодаря расположению трупов, сумеет добиться для меня пожизненного заключения. Совершенно ясно, что преступление не было преднамеренным. Мы без труда докажем, что я не допускал мысли, что она может интересоваться другим мужчиной, а тем более спать с ним.

Дым сигареты разъедал Хенсону горло. Как бы ему хотелось так же спокойно обсудить предъявленные ему обвинения. Он может ожесточенно спорить об убийстве Коннорса. Но все его потуги уничтожит то обстоятельство, что он убежал с Вандой и, кроме того, задушил свою жену. Они будут говорить о предумышленном убийстве, на которое указывают сломанная балконная решетка и насилие над Ольгой. Как ни крути, ему грозит электрический стул. Похоже, Хенсон действительно находился в конце своего пути.

Он не мог понять, каким. образом умудрились обвинить его в краже денег. Только Джек Хелл и он имели доступ к сейфу. Только им был известен шифр. Он хорошо помнил, что захлопнул тяжелую дверь и разрушил комбинацию, когда брал собственные деньги из ящика, в котором они хранились.

Вряд ли Хелл стал бы обкрадывать самого себя. Что касается Хенсона, то он знал, что не брал чужих денег. Внезапно ему в голову пришла гнусная мысль. Ванда! Ванда, которая сидела дома и красила волосы, пока он возвращался к себе за вещами. Ванда не только знала комбинацию, у нее имелись ключи от конторы. Кстати, что она сказала в тот вечер, когда он покидал ее? Она выглядела растерянной, и он спросил: «Что же я такого сказал?»

Да, он вспомнил. Ванда ответила ему: «Ничего. Я думаю, что одна справлюсь... Но... еще не поздно и...» «И что?» «Я бы очень хотела, чтобы вы мне помогли и составили компанию на пару часов».

Чудовищная идея обрела реальность. Он знал, что произошло тогда у Ванды. Но что происходило в конторе, пока он лежал в ее объятиях? Он пытался рассуждать. Забирая свои деньги, он не открывал основного отделения сейфа. Те семьсот тысяч долларов, вероятно, были уже похищены. Скорее всего, их украли, когда он задержался у Ванды.

Ранним утром кто-то, безразлично кто, отметившись в регистрационной книге и сочинив вескую причину для посещения конторы, мог воспользоваться единственным работающим в такое время лифтом. Кто-то имеющий ключ от «Инженерного атласа». И, если Он знал комбинацию, открывающую сейф, дело было сделано.

Хенсон подумал о прошедших трех неделях. Беременность Ванды могла оказаться такой же фальшивой, как билет в несуществующий театр. Если бы их план удался, она бы неплохо обеспечила себя в конечном счете. Даже если бы ее обман раскрылся, она могла заявить, что ошиблась. Такие вещи случаются со многими женщинами. Она ничем не. рисковала. У нее действительно была тюрьма за плечами, но она вполне могла побожиться, что впервые слышит о семистах тысячах. Она просто взяла собственные сбережения из банка, чтобы убежать с женатым человеком. Такое тоже случается со многими женщинами.

Воображение Хенсона разыгралось. Самое большее, что угрожало Ванде, это обвинение в том, что она не сообщила властям р двух убийствах и краже. Но она сможет заявить, и следствие убедится в правильности ее сообщения, что Хенсон увел от нее Коннорса еще живым. И если она не знала об исчезновении семисот тысяч, тоне могла и участвовать в воровстве. А ее очки и скромная прическа внушат всем полнейшее доверие. Любому судье, мужчине или женщине, она покажется бедной, но привлекательной девушкой, похищенной своим патроном, прожигателем жизни, зарабатывающим двадцать четыре тысячи долларов в год и живущим в роскошном доме.

Гарсиа отвлек Хенсона от его раздумий:

— Судя по всему, ваши мысли не доставляют вам радости...

— Верно,— признался Хенсон.— Нельзя ли попросить у вас табаку и листочек бумаги?

— Сколько угодно. Но позвольте! Видимо, сеньор уже давно не скручивал себе сигаретки.— Опытной рукой Гарсиа сделал все сам.— Пожалуйста, возьмите!

— Грациас! —: поблагодарил Хенсон, принимая сигарету и немедленно закуривая.

Итак, Ванда провела шесть месяцев в исправительном лагере. В подобных местах не встречаются девушки из хороших семей. Она вела честную жизнь в течение четырех лет. Но, возможно, она всего лишь ожидала удобного случая. И вот дождалась. И несмотря на то что соседи Ванды уверяли лейтенанта Эгана, что она никогда не принимала у себя мужчин, они могли и заблуждаться. В Чикаго существует множество отелей для таких встреч.

А если все же Ванда имела любовника и они оба ждали подходящего момента? Возможно, Том Коннорс послужил толчком?.. Совершенно естественно, что после выхода из тюрьмы он разыскал Ванду. Интересно, она одна оглушила его или с помощью любовника? А когда Ванда вызвала Хенсона, любовник мог проследить за ним до парка Линкольна и разрядить потом свой револьвер в грудь Коннорса. Хенсону же предназначалась роль виновного дурака!

Он рылся в своих воспоминаниях. Именно Ванда первая заговорила о бегстве. Она беспокоилась о нем. Что она сказала в тот вечер, когда позвонила ему, чтобы попросить избавиться от Коннорса?

«Теперь я вижу, что зря вам позвонила. Я скажу в полиции правду, но поверят ли там мне? А журналисты? Вам же известно, какое у них извращенное воображение! Они считают, что, если секретарши недурны собой, они обязательно спят со своими патронами. Вы Сами это знаете. Впрочем, так оно и случается. Девушки часто идут на это, чтобы не лишиться места».

Хенсон старательно затягивался сигаретой, которую дал ему Гарсиа.

И что же? С тех пор он вел себя, как баран, которого тащат на бойню, а Ванда и ее любовник дергали за веревочку. Они довели его до ситуации, из которой не было выхода. Для того чтобы не сомневаться, что Хенсон не причинит им неприятностей, они повесили на него смерть Коннорса. И чтобы совсем приручить Хенсона, Ванда стала расточать ему свои нежности, пока ее дружок хозяйничал в сейфе и убивал Ольгу. Причём он сумел создать такую обстановку, которая позволила свалить все опять на Хенсона. Совершенно обалдевший любовник побежал к банку, в который Ванда в назначенный час должна была прийти за своими сбережениями.

«Займись этим типом,— сказал он.— Забавляй его и заставь забыть про время. Для тебя это пара пустяков. Ведь у нас, вернее для нас, под замком лежат семьсот тысяч долларов!»

Хенсон ударил кулаком по каменной стене. Ведьма, распутная девка! И она уверяла, что беременна от него! Одному богу известно, как она при этом веселилась!

Гарсиа взял его за руку.

— Послушайте, сеньор, вам лучше сесть, не надо причинять себе боль!

Хенсон злобно посмотрел на него.

— Почему? Они все равно отвезут меня в Иллинойс и посадят на электрический стул!

— Вы еще никуда не сели!

— Ничего, ждать недолго.

Гарсиа был философом.

— Терпение! Кто знает? И даже со мной. Вдруг мне попадутся двое-трое присяжных, которых тоже обманывали жены? И тогда, несмотря на ожидания моего адвоката, меня могут даже оправдать. Мой адвокат очень старается, но он слишком молод. А ни один мужчина, который собственными глазами не видел измены своей жены, никогда не поймет, какое впечатление это производит.

— Мой случай даже отдаленно не похож на ваш.

— В вашей ситуации могут возникнуть другие обстоятельства. Если то, что вы рассказали мне, правда и прокуратура возбудила против вас дело, не отчаивайтесь: благодарение богу, мы живем в стране, в которой человек не считается виновным, пока вина его не доказана.

Хенсон в последний раз затянулся сигаретой мексиканца.

— Вы говорите не как простой рабочий! — заметил он.

Глаза мексиканца американского происхождения лукаво блеснули.

— Я и не рабочий, сеньор. Я преподаю английский язык в университете. Потому-то мое преступление еще больше усугубляется в глазах судей. Мне следовало поступить совершенно не так. Я должен был немедленно побежать в ближайшее отделение полиции и заявить: «Какой-то грязный тип решил заменить меня у моей жены. Я вас очень прощу, сходите и убедитесь сами». К несчастью, я выстрелил в этого подонка. Пуля, пущенная в спину негодяя, убила их обоих.

Разговаривая, Герсиа непрерывно скручивал сигареты. Наконец он протянул с дюжину Хенсону.

— Возьмите. Возьмите же! Вас скоро начнут допрашивать и наверняка вывезут из Техаса в Иллинойс, а поскольку полицейские получают так же мало, как преподаватели, вряд ли они предложат вам закурить.

Без ложного стыда Хенсон взял у него сигареты.

— Тысячу раз спасибо, Гарсиа!

Гарсиа пожал плечами и произнес, осеняя себя крестным знамением:

— Лучший человек, нежели я, уже сказал: «Я пройду по этому пути лишь один раз».

По цементному полу коридора застучали шаги.

— Не признавайтесь ни в чем, — посоветовал Гарсиа, — и не возражайте против выдачи под залог. Правда, с вашими обвинениями выдача на поруки невозможна.

Вооруженный сторож в красивой форме цвета хаки вошел в камеру.

— Хенсон,— сказал он,— вас вызывает капитан.

Хенсон проследовал за ним по коридору до маленькой комнаты, в которой собрались полицейские и журналисты. Лейтенант Эган тоже пришел, единственный посторонний в этой компании. Жара заставила его снять плащ, но кобура с пистолетом переменила место и теперь торчала из правого кармана его пиджака. Хенсон не сразу заметил Бандур С лицом, залитым слезами, она сидела возле письменного стола капитана, под вентилятором. Хенсон быстро шагнул к ней и влепил звонкую пощечину.

— Девка! Грязная девка! Небось теперь ты довольна!

— За что, Ларри?! Зачем ты ударил меня?

— А ты будто бы не знаешь!

Капитан, мужчина лет сорока, обмахивался своей фуражкой.

— Довольно, Хенсон. Сейчас слишком жарко для ссор влюбленных. Ладно. Поскольку вы сбежали с малышкой, значит, вы оба виновны. Мы с лейтенантом Эганом хотим знать, вы возражаете против выдачи вас властям Иллинойса?

— Нет, — ответил Хенсон.

— А вы, мисс Галь? — спросил капитан Ферри, поворачиваясь к Ванде.

«Конечно нет, девка!» — подумал Хенсон. Он мечтал остаться с ней наедине хоть на пять минут, чтобы задушить ее так, как ее любовник задушил Ольгу. Но он не стал бы ее насиловать, о нет! Одна мысль о возможном контакте с подобной тварью причиняла ему боль. И она еще говорила ему: «Я хотела бы иметь от тебя детей. Много детей!»

Конечно, она с самого начала приняла все меры, чтобы этого не произошло. Если бы ее освободили и она снова соединилась со своим любовником, ребенок стал бы им только помехой.

Лейтенант Эган положил на стол капитана пачку документов.

— Как вам известно, ваш губернатор штата удовлетворил запрос губернатора штата Иллинойс. Для транспортировки нам потребуются лишь подписи Хенсона и мисс Галь.

— Итак, мисс Г аль? Вы возражаете против вашей отправки или согласны предстать на суде в Иллинойсе?

— Я хочу, чтобы меня судили. Мы ничего плохого не сделали. Ларри и я всего лишь любили друг друга.

— Вы не желали смерти миссис Хенсон?

— Нет, сэр.

— Вы не виновны в гибели Тома Коннорса?

— Нет.

— И вы наверняка не знаете, где находятся исчезнувшие семьсот тысяч?

— Нет. Совсем не знаю.

Капитан Ферри взглянул на Эгана, прежде чем протянуть ручку Хенсону.

— Мое уважение к мисс Галь дает мне право порадоваться, что делом будете заниматься вы,— сказал он Эгану. — Здесь, в Техасе, ни один судья-мужчина не смог бы ни в чем обвинить такую красотку, даже если бы она взорвала отель!

— Да, но в данном случае речь идет не о взрыве, а о двух жизнях,— возразил Эган.

— Не считая семисот тысяч долларов! — Капитан протянул ручку Хенсону.— Ответьте только ради проформы. Я полагаю, что вы не убивали свою жену и не инсценировали такую обстановку, чтобы можно было подумать об убийстве каким-нибудь садистом?

— Нет, сэр, я здесь ни при чем.

— А Том Коннорс?

— Я только отволок его в кусты, где и обнаружили его тело. Но он находился тогда в полном здравии.

— Не забудьте сказать об этом своему адвокату. Еще один вопрос, пока вы не подписали эту бумагу.

— Какой?

Капитан Ферри поутюжил свой синий подбородок и произнес:

— Он меня очень интересует, Я послал четырех человек к «форду», который вы купили в Сан-Антонио. Они трудились над ним целых двенадцать часов и полностью разобрали с помощью полицейских, обыскивавших вашу комнату в отеле Игл-Пасо, в котором вы провели вчерашнюю ночь с вашей малышкой. Еще я просил служащую тюрьмы полностью осмотреть мисс Галь... Где вы умудрились спрятать семьсот тысяч долларов? Как собирались провезти их в Мексику? Что вы с ними сделали?

Хенсон сунул в рот одну из сигарет Гарсиа.

— Я полагаю, вы имеете в виду те семьсот тысяч, которые исчезли из сейфа «Инженерного атласа»?

Лейтенант Эган предложил ему огня и заметил:

— Вне всякого сомнения. Инспекторы, страховые агенты и полицейские прочесывают не только отели, которые вы посетили в Чикаго, но и все комнаты, где вы останавливались с мисс Галь во время трехнедельной поездки. Старый Хелл рвет на себе волосы: у него ничего не осталось, чтобы предложить дельцам из Босфора, он вынужден аннулировать свой договор со Стамбулом, мало того, он непрерывно ругает полицию, которая не может найти его деньги.

Хенсон проглотил порцию дыма.

— Я очень сожалею, но ничем не могу помочь вам,— сказал он, наклонившись, чтобы подписать бумаги.— Я понятия не имею, куда запропастилась такая сумма.

— Вы посещали свою контору в шесть часов утра в день отъезда?

— Совершенно точно. Чтобы взять три тысячи восемьсот долларов, принадлежавших мне. Я скрывал их в сейфе от жены.

— Больше вы ничего не брали?

— Абсолютно ничего.

Лейтенант Эган сложил бумаги и сунул их в карман пиджака.

— В конце концов, все решит суд. Разведите их по камерам, распорядитесь, Капитан,— попросил он Ферри. — Единственный самолет, на котором я сумел забронировать три места, отправляется лишь завтра, в час дня.

— С удовольствием,— сказал капитан и добавил, обращаясь к служащей:— Вы слышали, что велел лейтенант?

— Нет!!! — Вырвавшись из рук удерживающей ее тюремщицы, Ванда перебежала через комнату и остановилась перед Хенсоном. — Мне безразлично, что меня арестовали. Если тебя посадили в тюрьму, я хочу быть рядом. Но ты должен объяснить мне все! — закричала она отчаянным голосом.

Хенсон с отвращением отодвинулся от нее и пробормотал:

— Что я должен объяснить?

— Почему ты ударил меня по щеке? Почему обозвал меня девкой и говорил, что надеешься, что я теперь довольна?

— А ты не догадываешься?

— Нет!

— В таком случае, спроси об этом у своего любовника, когда мы вернемся в Чикаго.

— Какого любовника?

— Того, что убил Коннорса и Ольгу. Ему ты сообщила комбинацию сейфа.

Глаза Ванды наполнились слезами.

— Нет. Это неправда! Зачем ты так говоришь, Ларри! Ты не вправе даже думать о подобных вещах! Кроме тебя никого не существует. И не существовало. Только Том четыре года назад...

— Давай, давай, мели, помело!!!

Сторож подтолкнул Хенсона вперед.

— Ну, ну, хватит. Здесь полиция, а не бюро разводов.— Он скосил глаза в сторону.— Но меня бы не угнетало, если бы я был на ней женат!

Все полицейские рассмеялись.

Все, за исключением Эгана. Лейтенант имел задумчивый и недовольный вид человека, который откусил кусок яблока и обнаружил в нем червяка.

Глава 11

Тюремная камера Хенсона находилась на Соучштат-стрит 1121. С койками, расположенными в два этажа, она была совсем новенькой. В ней царила прохлада, и с верхней койки, встав во весь рост, можно было увидеть небольшой пруд между двумя высокими зданиями. Вроде ничего особенного, но в его положении детали приобретали огромное значение.

Ничто, как этот крошечный прудик, не успокаивало так его нервы...

Он не имел никакой, даже самой маленькой надежды выкрутиться из сложившейся ситуации. Помощник прокурора штата, который часто допрашивал его, неоднократно напоминал ему об этом. Существовал телефонный звонок Ванды и свидетельство со стороны сторожа, который помогал Хенсону запихивать Коннорса в машину. Он, кстати, подтвердил под присягой, что Коннорс был жив, когда покидал Селл-стрит. Потом имелись зажигалка, найденная возле тела Коннорса, инициалы на ней — «Л. X.» — и отпечатки пальцев Хенсона на бутылке виски в кармане покойного. Ночной служащий бара и портье резиденции на Деборн-стрит официально опознали его. Кроме того, в распоряжении полиции находился предмет, о котором Хенсон совершенно забыл: револьвер «смит-вессон» тридцать восьмого калибра. Он купил его десять лет назад, чтобы Ольга не боялась, когда он допоздна задерживался с клиентами. И по мнению экспертов, именно из него трижды стреляли в Коннорса.

Хенсон совершенно не представлял себе, кто мог воспользоваться револьвером и каким образом его взяли у Ольги. Ольга никому ничего не давала и ничего не теряла. По ходу следствия Хенсона пять раз приводили к нему в дом и с каждым посещением он все больше убеждался в привычке жены все собирать и сохранять. Дом был забит ненужными и бесполезными вещами, которые обнаруживались в самых немыслимых местах. В инвентарной книге, написанный убористым почерком на двадцати трех страницах, хранился перечень серебра, посуды, мебели и различных безделушек, которые теперь унаследовал Джим.

Хенсон подумал о сыне. Джим попросил специальное разрешение приехать в Чикаго на похороны своей матери. Прочие сведения о нем Хенсон получил из газеты, переданной ему одним охранником из жалости, а возможно, и из подлости. Хенсон так и не понял, что подтолкнуло стражника на подобный поступок. В любом случае он выглядел вполне удовлетворенным, когда увидел, как Хенсон читает заявление своего сына.

Статью украшала фотография Джима в форме, заголовок гласил:

Само заявление звучало еще более резко. Джим обзывал своего отца всеми словами, которые только пресса могла поместить на своих страницах. По мнению Джима,

Хенсон плохо обращался с женой, в течение многих лет заставляя ее идти против естественной стыдливости и женской натуры. Поскольку редкие минуты близости с Ольгой всегда проходили в темноте и под простынями и Ольга не скрывала, что только вынуждена исполнять супружеский долг, Хенсон невольно задавал себе вопрос, откуда у Джима взялись подобные мысли? Однако он знал, что такие газетные истории всегда вызывают интерес и способствуют распространению изданий.

Между тем, обвинение в убийстве Ольги зиждилось на гораздо более слабой основе, чем та, что относилось к Коннорсу. Почти все служащие «Инженерного атласа» показали, что Хенсон, с его мягким, характером, совершенно не способен никого изнасиловать, а потом задушить чулком. А если верить официальному рапорту экспертов судебной медицины, Ольгу действительно изнасиловали перед смертью. Самой большой уликой против него была балконная решетка, выломанная изнутри помещения, на что укатывал характер излома. Следовательно, Ольгу убил не незнакомец. Она принимала мужчину в своей постели. Он взял ее, потом задушил.

Хенсон не мог представить себе Ольгу в обществе любовника. Во время их редкой близости она всегда была безразлична и обычные супружеские обязанности исполняла лишь по принуждению, мечтая как можно скорее покончить с ними. Отвратительная черта в женщинах, рассматривающих мужчин как добытчиков, с которыми их связывало только золотое кольцо на пальце.

Все это удручало Хенсона. Это также удручало и его адвоката. Деньги, оставшиеся после покупки «форда» и трехнедельного путешествия, полиция задержала пол тем предлогом, что они могли составлять часть тех семисот тысяч долларов, которые до сих пор не обнаружили. Хенсону поневоле пришлось согласиться на казенного адвоката. Ему предложили молодого, энергичного человека, которого сенсационные публикаций интересовали гораздо больше, чем спасение головы своего клиента.

Хенсон влез на верхнюю койку и. посмотрел на пруд. Он делал это всегда, когда начинал думать о Ванде. Почему их роман оказался фальшивкой? Почему Ванда не могла просто любить его, а не пользоваться, как удобным эмиссаром? Эта мысль причиняла ему наибольшую боль. Ее любовь казалась такой искренней, такой чистой! Она была нежна и преданна. Она жаждала его ласк!

И подумать только, она лгала ему! Она воспользовалась им, чтобы дать возможность своему настоящему любовнику спокойно забрать семьсот тысяч и отвезти их худа, где она встретится с ним после того, как господа судьи, плененные ее шармом и услышавшие из уст адвоката грустную повесть обманутой невинности, оправдают ее!

Хенсон отвернулся от пруда и сел на койке. Ему казалось, что в его голове скачут лошади, гремя копытами. В своем несчастье он утешался лишь одним: служащие его конторы, исключая лифтеров и барменов, зная, что он сидит без гроша, скинулись и сделали ему запас «Кэмела» по крайней мере на сотню лет! Как всегда, судебная машина была очень загружена. Он вполне мог убить себя дымом в ожидании слушания своего дела. Хенсон пожалел, что не может послать сигареты Гарсиа. Ему очень хотелось знать, чем все кончилось для него. Потребовалось немало мужества и сил, чтобы подняться из его семьи до преподавателя английского языка в университете. Хенсон от души пожелал, чтобы среди присяжных оказался хоть один обманутый муж, который сумел бы повлиять на ход судебного разбирательства.

Пока он размышлял, в камере появился сторож.

— К вам визитер, Хенсон. Ступайте, как всегда, в конец коридора.

Хенсон очень обрадовался неожиданному развлечению, хотя и не представлял себе, кто мог его навестить. Наверняка либо молодой адвокат, либо лейтенант Эган. Но Эган держался по ту сторону баррикады. Если Хенсона сочтут виновным в одном из инкриминированных ему преступлений или во всех трех, Эган определенно получит повышение. Но во время их последней беседы у Хенсона создалось впечатление, что Эган не слишком уверен в предъявленных обвинениях. Конечно, полицейский не поддерживал версию Хенсона, но он был умным человеком и, если порученное ему расследование могло привести человека на электрический стул, хотел, чтобы преступник действительно заслуживал подобной участи. Он желал спокойно спать по ночам впоследствии. Три пункта беспокоили Эгана: безупречная, без единого пятнышка репутация Хенсона, деньги, которые до сих пор не обнаружились, да еще кое-что, о чем Эган умалчивал. Он почти ежедневно виделся с Хенсоном. Вопросы, которые он задал ему, могли бы уже составить целый том.

Хенсон шагал впереди охранника.

— Кто там пришел ко мне?—спросил он.

— Посмотрите. Это весьма влиятельный человек.

Хенсон не увидел ни адвоката, ни Эгана. Он открыл дверь приемной, и ему навстречу поднялся Джек Хелл.

— Салют, Хенсон! — произнес хозяин «Инженерного атласа».— Если бы я рассказал, чего мне стоило попасть к вам, вы бы не поверили.

— Почему же, я верю вам,— ответил Хенсон.

Хелл не протянул ему руки. Он просто сел на стул и сделал знак охраннику:

— Ступайте отсюда и закройте за собою дверь.

Тот подчинился, и Хенсон сел на другой стул.

— У вас, вероятно, большие связи в городе! — заметил он.

Старый человек, казалось, немного утратил свой апломб.

— Да. Но они скоро разорвутся, если вы будете продолжать в том же духе. Я превращусь в бедняка, подобно множеству людей.

— В каком духе?

— В духе настаивания на своем.

— Но я не крал денег!

— Да бросьте вы, Ларри! Вам посчастливилось напасть на лакомый кусочек в лице малышки Ванды, и вы, конечно, избавились от Ольги и стянули семьсот тысяч. Если то, что болтают об Ольге, правда, то я вас понимаю. Я бы тоже так поступил. Но долгое ожидание заставляет меня сердиться...

— По моему мнению, вы сами отлично знаете, что я ничего не крал...

— Ну конечно! Но, по словам страхового общества, еще ничего не доказано. Они не станут платить, пока вас не осудят, А я тем временем должен ворочать делами, стоящими миллионы, не имея денег. Я занимаю у Поля, чтобы отдать Пьеру, прибылью от одного мероприятия затыкая дыры другого. К тому же плохая погода отразилась на строительстве и мне пришлось сделать дополнительные затраты, чтобы предотвратить обвалы.

— Я очень огорчен, — вставил Хенсон.

Хелл раздраженно провел руками по волосам.

— Тупой кретин! Если приспичило похищать деньги из сейфа, вы могли, по крайней мере, оставить мне турецкий проект. Если бы я заключил тот контракт, то лично вручил бы вам эти проклятые семьсот тысяч! Проект мне совершенно необходим. Позолотив лапу кому следует, я бы мог получить семь миллионов! Но нет, угораздило же вас выбрать именно ту ночь, чтобы бежать со своей курочкой, утащив с собой содержимое сейфа!

Хенсон не нашелся, что возразить ему. Он только повторил:

— Я очень огорчен за вас.

Хелл вскочил и забегал по комнате.

— Послушайте его! Он огорчен! Лучше бы я сразу поехал в Стамбул, не заходя в контору. — Он остановился перед Хенсоном и. посмотрел ему в глаза.— Знаете, старина...

— Да?

— Я хочу предложить вам одно дело...

— Какое?

— Оно касается денег.

Хенсон притворился непонимающим, чтобы выиграть время.

— А конкретнее?

Хелл решительно поставил точки над «i»:

— Сообщите мне, где вы их спрятали, и я возьму ровно столько, сколько потребуется для завершения турецкого проекта, а потом и остальные дела принесут прибыль.

— А каково мое участие в этом плане?

Хелл закурил сигарету.

— Сейчас объясню. Между нами говоря, я неплохо осведомлен о ходе расследования. Как только вы вернете деньги, я заплачу вам пятьдесят тысяч долларов. Даже сто. Вы сможете отправить на все четыре стороны жалкого адвокатишку, которого вам навязали, и взять самого лучшего. Ну, что скажете, Ларри?

— Это просто замечательно. Только существует одно печальное обстоятельство.

— Какое?

— Я не имею ни малейшего представления, где находятся деньги.

— Может, вы опять станете утверждать, что вообще не брали их?

— Совершенно точно.

— И вы воображаете, что я вам поверю?

— Тем не менее это правда.

Хелл стремительно распахнул дверь в коридор.

— Грязная свинья! — заорал он.— Вот какая благодарность меня ожидала за то, что я пытался протянуть вам руку помощи! От всей души желаю, чтобы вас признали виновным в убийстве Коннорса и зарыли в землю, чтобы потом выкопать и сделать с вами то, что вы сделали с Ольгой!

Продолжая выкрикивать оскорбления, Хелл удалился по коридору. Хлопнула входная дверь, и вскоре перед Хенсоном появился сторож.

— Все, пошли в камеру,— произнес он.

Когда Хенсон последовал за ним, с другой стороны коридора показался лейтенант Эгап.

— Не мистер ли Хелл только что выскочил отсюда? — спросил он у охраниика.

— Именно он.

— А кто позволил ему встретиться с Хенсоном?

— Я.

— Каким образом?

Охранник вытащил из кармана сложенную бумагу.

— Таким, что он предъявил пропуск, подписанный начальником, — объяснил он, кивнув головой на местный телефон. — Но, чтобы убедиться в ее подлинности, я еще позвонил в нашу контору. Вы тоже можете проверить.

Лейтенант снял шляпу и вытер ее кожаный край кончиками пальцев.

— Мне достаточно вашего слова. Чего он хотел?

— Он спрашивал Хенсона о деньгах. Я подслушивал за дверью. Сказал, что заплатит ему пятьдесят или сто тысяч, чтобы нанять хорошего адвоката.

Хенсон стоял уже на пороге камеры; Эган пристально посмотрел на него и спросил у охранника:

— И что ответил Хенсон?

Тюремщик почесал голову.

— Пусть меня повесят, но он хочет сохранить весь куш целиком. Он заявил мистеру Хеллу, что не знает, где находятся деньги, потому что он не брал их.

— Все ясно,— пробормотал лейтенант.

— Вы, наверное, пришли поговорить с Хенсоном?

— Я могу сказать ему все прямо здесь.

Хенсон прислонился к железной решетке.

— Вы принесли хорошую или плохую информацию,. лейтенант?

— Это зависит от вас или, вернее, от ваших чувств.

— К кому?

— К Ванде Галь.

— А! И что же случилось?

Эган, казалось, с трудом подбирал нужные слова.

— Ну так вот,— начал он,— я, конечно, не мог не слышать, как вы спорили в самолете из Ларедо. А в кабинете Ферри я присутствовал при том, как вы влепили ей пощечину и назвали грязной девкой, заявляя, что теперь она может быть довольной. Она очень переживала, и не столько из-за пощечины, сколько от того, что вы не верите ей в чем-то.

Рука Хенсона ухватилась за прутья металлической решетки камеры.

— В чем же?

— Не трудно догадаться, о чем шла речь. И так как по ходу следствия требовалось произвести медицинское освидетельствование, я попросил одного полицейского врача сделать ей реакцию Фридмана.

— А что это такое?

— С помощью этой реакции определяют беременность.

Хенсон глубоко вздохнул. Потом спросил, понизив голос:

— Ну и?..

— Для большей уверенности,— продолжал Эган,— врач взял еще один анализ, и обе реакции оказались положительными. Она беременна примерно месяц. Возможно, с того времени, когда позвонила вам, чтобы вы помогли ей избавиться от Коннорса, или немного раньше. Вы же понимаете, какой вывод отсюда сделает помощник прокурора. Он скажет, что вы убили свою жену, потому что Ванда ждет ребенка от вас. И присяжные поверят ему.

Хенсон, казалось, не слушал его. Он опустил глаза и посмотрел на свою правую руку.

— И я ударил ее по лицу! — прошептал он.—Я перед всеми назвал ее грязной девкой! А она никогда не лгала мне. Она действительно хотела, чтобы мы вместе покинули страну и поехали в Мозамбик. Она мечтала, чтобы я работал на Джонни Энглиша. Она ни секунды ни в чем не сомневалась.

Лейтенант молчал.

— Можно написать ей? — спросил Хенсон.

Эган отрицательно покачал головой.

— Сложившиеся обстоятельства не позволяют это сделать. Я рискую своим местом, даже сказав вам так много.

— Я вам очень благодарен.

— Подождите, пока не увидитесь с ней на свидании.

Но я подумал, что вам будет приятно узнать об этом заранее.

— Спасибо,—еще раз поблагодарил его Хенсон, входя в камеру.

Он влез на верхнюю койку и обнаружил, что уже наступила ночь. Но он еще видел кусочек пруда, отсвечивающего красным, как пятно на щеке любимой женщины, которую он ударил в порыве гнева.

Он чувствовал себя пошлым и подлым. Ему было стыдно. Новость о ребенке ничего не меняла в его положении. На нем по-прежнему тяготели обвинения в двух убийствах и в краже. И тем не менее он изменился сам. Он стал более сильным, более уверенным, и у него появилась надежда выкрутиться из той невозможной ситуации, в которую он попал.

Выходит, с самого. начала Ванда говорила ему правду; Значит, мерзавец, который украл деньги и ожидал Ванду в условленном месте, существовал лишь в его воображении!

У Ванды был только он один. Он должен основательно обдумать все обстоятельства дела. И начинать надо с начала.

Кто убил Коннорса и почему? Кто ненавидел Ольгу до такой степени, чтобы изнасиловать ее и задушить, бросив обнаженной на обозрение всем любопытным, предоставив насмешкам полицейских и журналистов?

Еще более важно — кто украл деньги? И куда спрятал? Связаны ли между собой эти три преступления?

Хенсон принуждал себя размышлять. Он словно воскрес. Еще пять минут назад ему было безразлично — жить или умереть, но теперь жизнь снова приобрела для него смысл.

Он должен уточнить все детали случившегося. И не оттого, что он боялся умереть, а ради Ванды и ребенка, которого она носит.

Глава 12

Жаркая ночь, казалось, не имела конца. Ветер стих, и в камере стало очень душно.

Растянувшись на верхней койке, Хенсон смотрел на лампочку в коридоре, которая никогда не гасла, и перебирал в памяти Все сплетни, услышанные им за двадцать четыре года работы в конторе, все подробности многолетней супружеской жизни без любви с Ольгой.

Он закрыл глаза, стараясь сосредоточиться на прошлом, прогнав мысли о настоящем. Постепенно тень сомнения все больше сгущалась за его закрытыми глазами, проникая в мозг. В Ольге жили два человека. Иногда, очень редко, ему удавалось разбудить в ней темпераментную женщину, почти такую, какой она показала себя в их первую ночь. Но подобное случалось.. очень редко. Обычно она отдавала свое тело, а мысли ее витали где-то далеко: возле нового платья, мехового пальто или обожаемого сына, которого она, не скрывая, предпочитала мужу.

Несмотря на очевидность случившегося, он никак не мог довести свои подозрения до конца и вообразить Ольгу такой, какой видел в последний раз,— лежащей на кровати с нейлоновым чулком, глубоко врезавшимся в шею.

Хенсону было сорок шесть лет. Ольга говорила, что ей на два года меньше. Но очень редкие женщины сохраняют в сорок четыре года такое тело, такую крепкую и упругую грудь. Даже мертвая она выглядела молодой и красивой. У нее были нежная, шелковистая кожа, плоский живот, длинные, стройные ноги с тонкими щиколотками. Если бы никто не знал, что она мать двадцатидвухлетнего парня, ей бы не дали больше тридцати пяти лет.

Хенсон выбрал произвольную цифру.

— Предположим, тридцать пять, — сказал он себе. — Невозможно. Значит, она родила Джима в двенадцать лет!

Но даже рано развивающиеся деревенские девушки не в состоянии жить с мужчинами в таком возрасте. Однако от фактов никуда не денешься.

Хенсон выпрямился и, открыв глаза, позвал охранника.

— Не могли бы вы пригласить моего адвоката? Мне необходимо сделать заявление.

Сторож посмотрел на свои часы.

—В три часа ночи? Так не пойдет, старина! Лучше постарайтесь уснуть. Для вас это самое главное!

«За исключением моей жизни», — подумал Хенсон.

— Вы увидитесь с ним днем, во время свидания.

Хенсон снова лег, но уснуть не сумел, а потому открыл пачку «Кэмела» и закурил сигарету.

Он думал о том, что надо сообщить о своих подозрениях лейтенанту Эгану. Полицейский был порядочным и умным человеком. Он бы смог во всем разобраться. Но район его действий ограничивался Чикаго. И если крестьяне не изменились за последние годы, то они всегда косо смотрели на незнакомых полицейских.

Хенсону придется действовать самому. Чтобы выяснить интересующие его, факты, ему придется покинуть тюрьму и отправиться в Перу, штат Индиана. Но как это сделать?

Существовала только одна возможность. Не в силах заснуть и прикуривая следующую сигарету от окурка предыдущей, Хенсон начал обдумывать свой план.

Самое лучшее время для старта — полдень. Большие шишки немедленно станут расспрашивать его. Затем он подпишет свое заявление. Процедура могла занять добрых четыре часа. День еще не кончится. Хенсон решил перенести время своего признания на три часа. Он ждал столько времени, подождет еще немного.

Но в назначенный срок он попросит о свидании с помощником прокурора и с полицейскими в лице уголовной бригады по кражам. В кабинете он сознается в убийстве Коннорса. Якобы тот, выйдя из тюрьмы, пытался разлучить Хенсона с Вандой, которая к тому времени уже была его любовницей.

Если полицейские ему не поверят, пускай обратятся за справкой к определенному врачу.

Потом он скажет, что, боясь обвинения в убийстве Коннорса, они с Вандой решили бежать из Чикаго..

Когда он укладывал дома чемодан, его настигла Ольга. Они поссорились, и он задушил ее. Для того чтобы ее убийство приписали какому-нибудь садисту-бродяге, он придумал специальную мизансцену, обчистил сейф и удрал с Вандой из города..

Потом он предложит полицейским проводить их туда, где зарыты деньги. Возможно, они клюнут на его удочку, хотя бы для того, чтобы заставить замолчать журналистов и избавиться от жалоб и надоеданий Джека Хелла!

Пока они достигнут места, которое он выбрал для несуществующего клада, настанет ночь. Хенсон знал, что он принял опасное решение. Если полицейские откажутся пойти с ним, они просто-напросто воспользуются его признанием и отправят на электрический стул.

А если согласятся, он будет все время под угрозой дюжины направленных на него пистолетов. И когда он постарается ускользнуть от них, то подвергнет опасности свою жизнь. Но там появится хотя бы шанс, тогда как, сидя в камере, он не имел ни малейшей надежды на спасение.

По мнению официального адвоката, Хенсона наверняка приговорят к смертной казни за убийство Ольги. А если апелляция отвергнет это обвинение, его немедленно начнут судить за убийство Тома Коннорса и отправят на каторжные работы. В любом случае он останется в руках полиции, ожидая наказания за убийство. Не говоря уже о краже.

Его план выглядел очень рискованным, почти безнадежным, но он был единственной возможностью попытаться бежать.

Хенсону очень хотелось увидеть Ванду, чтобы попросить у нее прощения. Он даже не думал о физической близости с ней. Он мечтал лишь обнять ее, поцеловать в закрытые глаза и рассказать, как она ему дорога. Воспоминание о проведенных с нею трех неделях останется самым счастливым воспоминанием в его жизни.

Глава 13

Мизансцена напоминала Хенсону кабинет капитана Ферри в Ларедо. Здесь тоже толпилось множество полицейских в форме и в гражданской одежде, но комната все равно казалась просторнее. Она была хорошо проветрена, а пол покрывал толстый ковер. Кроме того, здесь отсутствовала Ванда. А он позволил себе надеяться, что ее приведут и она поймет его намерения.

Адвокат сделал для него очень мало. Вернее, не сделал ничего. Но теперь, когда его клиент собирался во всем сознаться, у «зеленого» адвоката наворачивались слезы на. глаза при мысли о том, что блестящая публикация его персональной защиты полетит прахом.

Официальный стенографист держался, как непререкаемый авторитет. Признание Хенсона в убийстве Коннорса он напечатал и перепечатал в мгновение ока. Когда Хенсон перечитал и подписал свое , заявление, они перешли к убийству Ольги.

— Вы делаете, свои признания добровольно, без всякого принуждения и не рассчитывая на снисхождение или помилование? — спросил стенографист.

— Совершенно добровольно,— ответил Хенсон.

Стенографист протянул ему ручку.

— Подпишите вот здесь, пожалуйста. Нет, пониже, как на первом листе.

Хенсон твердой рукой поставил на бумаге подпись, и полдюжины газетчиков сфотографировали его для прессы.

Начальник уголовной бригады, комиссар Деволт, взял документ и прочитал его. Он плохо скрывал свою радость, и удовлетворенная улыбка блуждала по его губам, пока он перекидывал из одного угла рта в другой толстую сигару за пятьдесят центов.

— Что это с вами стряслось, Хенсон? Что у вас с головой?

— О чем вы?

— Мы ухлопали кучу времени, допрашивая вас, мы все испробовали, даже разрешили передать вам курево, и ничего не достигли. И вот внезапно, одним махом вы признаетесь во всем!

Хенсон заранее приготовил ответ:

— Предположим, я убедился, что меня все равно осудят. И, поскольку я очень привязан к мисс Галь, мне не хочется, чтобы ее и дальше задерживали как возможную соучастницу преступлений.

— Она не знала, что вы собираетесь убить Коннорса?

— Совершенно не знала. Я сказал, что отвезу его в парк Линкольна.

— Почему вы его застрелили?

— Я уже объяснял, господин комиссар. Я не сомневался, что он очень опасный тип, и боялся, как бы он, вернувшись, не стал докучать ей.

— Итак, бросив его в кусты, вы трижды выстрелили ему в грудь?

— Да.

— А ваша жена? Мисс Галь знала, что вы намереваетесь ее прикончить?

Хенсон всплеснул руками.

— Откуда? Я сам не знал об этом, пока Ольга не застигла меня за укладкой чемодана и не стала упрекать, что я собираюсь бежать с другой женщиной. С учетом того, что я уже сделал, и того, что собирался сделать, мне только и оставалось убить ее и организовать все так, чтобы подозрение пало на какого-нибудь садиста.

Комиссар Греди, который занимался кражами, вмешался в разговор:

— Когда вы. сказали: «С учетом того, что я уже сделал, и того, что собирался сделать», вы имели в виду убийство Коннорса и похищение денег из сейфа «Инженерного атласа»?

— Совершенно верно.

— Мисс Галь знала о ваших намерениях относительно семисот тысяч?

— Нет. О краже я подумал гораздо позже. Тогда я дошел до такого состояния, что уже ничего ре боялся.

Греди согласно наклонил голову.

— Это звучит довольно логично. А где сейчас находятся деньги?

— Я их зарыл.

— Где именно?

— Сейчас расскажу.

— Почему вы не взяли их с собой?

Хенсон горько улыбнулся.

— Семьсот тысяч долларов в мелких купюрах занимают много места. Я опасался, что на таможне или в иммиграционном секторе их обнаружат. И я решил захватить только необходимую на первое время сумму. Я надеялся, что мы пробудем в Мексике до тех пор, пока все уляжется.

— А потом?

— Я думал нанять пилота, которому ничего не стоит пересечь границу туда и обратно, если ему хорошо заплатят.

Греди присоединил признание в краже к двум признаниям в убийствах и положил их на стол своего коллеги.

— Звучит убедительно,— произнес он.— Я не вижу в его словах никакой фальши. Я бы тоже так поступил на его месте. А как по-вашему, господин помощник прокурора?

Тот некоторое время размышлял, прежде чем сказать:

— Я, пожалуй, согласен с вами. В сущности, мистер Хенсон не похож на тех мелких жуликов, которых мы привыкли здесь видеть. У нега репутация без единого, пятнышка. Ни одного нарушения закона. По моему мнению,— добавил он, вынимая пачку сигарет из кармана,— это господь бог создал мужчину таким, каков он есть, таким, каковы мы все. Человек, подобный мистеру Хенсону, инженер и один из руководителей индустриального общества «Атлас», совершенно теряет голову и бросает псу под хвост целую безупречную жизнь только потому, что красивая маленькая куколка, не желая обидеть его, согласна лечь с ним в постель.

Хенсон почувствовал странное ощущение. Ему показалось, что он участвует в мелодраме, из тех, что в свое время заставляли плакать наших бабушек. Сейчас он должен возмутиться и подать театральную реплику:

— Выбирайте выражения, сэр. Вы говорите о той, которую я люблю.

Деволт разрядил обстановку, поинтересовавшись:

— А эта кукла, что с ней?

Помощник прокурора, перелистывая признания, произнес:

— Если его слова правдивы, то я думаю, что она невиновна. Мы подержим ее еще несколько дней. Но на вашем месте, Деволт...

— Что?

— Я бы избавился от женщин-журналисток, которые проливают над ней слезы, и, взяв обратно обвинение в соучастии, держал бы Ванду лишь как главного свидетеля.

Комиссар уголовной бригады что-то пометил в своем блокноте.

— Хорошая идея. Именно так я и собирался поступить.

Хенсон почувствовал лёгкое разочарование. Он думал, что полиция, едва получив его признания, немедленно освободит Ванду. Но поскольку она не имела ни денег, ни жилья, то, возможно, ей действительно лучше остаться там, где она сейчас.

Греди приступил к тому, что. интересовало его больше всего:

— Вы хорошо помните, где зарыли деньги, Хенсон?

— Да, господин комиссар.

— Так где же?

— В маленькой рощице на южном берегу озера Кэлум. Я велел шоферу такси, которого нанял около банка, отвезти нас прямо в Кэлум-сити. Там я оставил Ванду в одном из баров и вернулся по дороге назад, чтобы закопать деньги. А когда она спросила, что меня задержало,. я ответил, что потратил время на приобретение билетов на самолет.

Комиссар Греди отыскал среди толпы полицейских, наполнявших комнату, лейтенанта Эгана.

— Лейтенант Эган!

— Да, господин комиссар?

— Это вы вели следствие и вы их обнаружили. Куда отправились мисс Галь и Хенсон, покинув Кэлум-сити?

Эган выглядел так, будто он сидит на раскаленных углях.

— В Сент-Луис.

— Да, звучит убедительно,— сказал Греди, повернувшись к Хенсону. — Но маленькая роща на берегу озера Кэлум — неточное указание. Так наверняка сотни таких рощ.

Хенсон произнес с деланной скромностью:

— Я очень огорчен, сэр. Я могу довести вас прямо до места, но совершенно не в состоянии описать его подробно.

Он, трепеща, ждал ответа Греди, едва осмеливаясь дышать. Последствия его аферы не имели значения. Он все равно не сумел бы выдержать еще одну ночь в тюрьме. Деволт посмотрел в окно своего кабинета. Сумерки предвещали скорое приближение ночи.

— На вашем месте, Гарри,—сказал он,—я бы подождал до утра. Кэлум-сити довольно далеко отсюда. Когда вы доберетесь,, уже совсем стемнеет.

Греди пожал плечами.

— Конечно! На моем месте! Вы имеете два трупа и два признания. У меня же — только заявление и еще страховые компании с Джеком Хеллом, которые терзают меня.— Он повернулся к Хенсону.— Вы считаете, что найдете место в темноте, если я возьму с собой фонари и прожектора?

— Вне всякого сомнения, — ответил он.

— Отлично. Тогда отправляемся!

Комиссар Греди воспользовался телефоном коллеги, чтобы соединиться со своей службой и вызвать на подмогу людей и технику. Держа трубку в руке, он наблюдал за Хенсоном и говорил:

— Только поймите меня правильно, Хенсон. Без дураков. Если вы попытаетесь бежать ил!и даже просто подумаете об этом, я застрелю вас собственной рукой, сэкономив тем самым оплату трех судебных процессов.

Греди не шутил. Хенсон почувствовал, как у него похолодели руки.

— Нет, обещаю, я не убегу, Я хочу лишь одного — как можно скорее покончить cо всем этим.

— Постарайтесь не забыть моего предупреждения. Я не привык к тому, чтобы меня выставляли болваном.

Чтобы еще больше подкрепить свои слова, он взял у одного из полицейских наручники и лично надел их на Хенсона.

— Спуститесь с ним в гараж, Билл,— велел он,— и соберите все необходимые вещи. Позаботьтесь о прожекторах, лопатах и землекопах. Зарыть предмет очень просто, а найти и вырыть— совсем другое дело. Мы, возможно, потратим на поиски всю ночь. Он, вероятно, сильно нервничал, когда прятал свой клад. А рощи эти похожи друг на друга.

— Я ведь инженер и знаю свое дело, — возразил Хенсон. — У меня есть привычка запоминать особые приметы, чтобы легко находить нужное место.

— Действительно, — согласился Греди,— я и не подумал об этом. Ну, Билл, отведите его в гараж. И приготовьте все. Я присоединюсь к вам через несколько минут.

— Хорошо, сэр.

Полицейский в штатском подтолкнул Хенсона к дверям, сопровождаемый вспышками магния.

— Пойдемте. Вы слышали, что сказал инспектор? Двигайтесь, Хенсон.

Лейтенант Эган догнал Хенсона в коридоре и остановил его.

— Что означает сия история, Хенсон? — спросил он.

— Какая история?

— С тремя признаниями?

— Вы же рядом стояли, когда я говорил. Я хочу покончить с этим как можно быстрее.

— Ну-ну, валяйте,— проворчал Эган. Он сделал шаг назад, потом обернулся.— Да! Кстати...

— Что?

— Помните, я вчера не разрешил вам написать мисс Галь?

— Помню.

— Но ничто не запрещало мне самому сообщить ей все, что я считаю нужным. Я рассказал ей о результатах анализов и о том, что оповестил о них вас.

— И как она отреагировала?

— Она поинтересовалась вашей реакцией.

Хенсону показалось, что воротник душит его.

— И что же вы?

— Сказал правду, мол, вы выглядели очень счастливым и жалели о том, что ударили ее и назвали грязной девкой. Еще сказал, что вы не сомневались, что она говорила серьезно, когда предлагала убежать вместе с ней.

— И что же она?

— Ничего, она просто улыбнулась.

— Спасибо за то, что вы ей все передали!

— Я как раз находился тогда в том секторе. — Лейтенант на минуту задумался и добавил: — Еще одно...

— Что?

— Я разговаривал с шофером такси, которого вы наняли перед банком.

— Вот как?

— Делайте сами свои заключения. Предположим просто, что комиссар Греди допускает сегодня большую ошибку, увозя вас в экспедицию по перекапыванию земли. Но если у вас намечен какой-то план, вам лучше отказаться от него. Греди отличный стрелок, любой из его людей — тоже...

Хенсон, разглядывая свои скованные руки, молчал. Эган наблюдал на ним.

— Поверьте мне, когда человек мертв, то это надолго. — Эган посмотрел в окно и продолжил: К тому же среди миллиардов людей, существовавших на земле, только двое вернулись к жизни. Одного из них звали Христос. Вторым был Лазарь. А ваше имя, согласно официальным данным, которым я не могу не верить, Хенсон.

Хенсон много бы дал за то, чтобы понять, о чем говорил лейтенант Эган. Но, прежде чем он успел попросить у него объяснений, подчиненный Греди подтолкнул его к лифту.

— Пошли, пошли, папаша. Нечего терять время. Инспектор велел подождать его в гараже.

В лифте Хенсон внимательно осмотрел наручники. Греди не слишком сильно сжал их, и к тому же он не знал, что не так давно Хенсон, ради. развлечения, выучился делать некоторые фокусы — разрывать цепи, развязывать невероятные узлы на веревках и прочее. Их маленькая учебная группа показывала представления друзьям в течение нескольких месяцев, пока ему не надоело. Но Хенсон за это короткое время научился освобождаться от любых пут, в том числе и от наручников. Совершенно машинально, когда Греди надевал их, он сжал кулаки и теперь ему хватило бы небольшого усилия, чтобы сбросить свои оковы так, как женщины стряхивают браслет.

Сопровождающий полицейский перехватил его взгляд.

— Что с вами? Они сильно жмут?

— Нет, совсем нет. Но я чувствую себя немного стесненным. Ведь я только второй раз в жизни в наручниках. Впервые мне их надели в самолете,когда мы летели из Ларедо. Лейтенант Эган прикрепил один из браслетов к креслу, на котором я сидел.

— На трех предстоящих вам процессах, когда вас начнут таскать из камеры в зал судебного заседания и от судебного следователя к прокурору, вы вполне к ним привыкнете,— тяжело пошутил полицейский. Потом он обратился к лифтеру: — Спусти нас на подвальный этаж, Джо. Мы отправимся на небольшую загородную прогулку, чтобы вырыть из земли кругленькую сумму в семьсот тысяч долларов в мелких купюрах, нигде не отмеченных. Платежные деньги «Атласа», понимаешь? Черт возьми! У меня бы не украли такой куш!

— У меня тоже. Представляешь, мне бы пришлось расплачиваться за него сто пятьдесят лет подряд.

— Гм! Необыкновенную вещь сделал этот парень,— продолжал сопровождающий полицейский. — И ради трех недель, проведенных с задранными вверх ногами, он отправляется на электрический стул. Я бы на такое не пошел. Мое правило — жить как можно лучше, но не нарушая закона! В конце концов, это не так уж трудно.

— Да, ты прав,— согласился лифтер.— Но, хотя ночью все кошки серы, я бы не отказался когда-нибудь попробовать... Однако мне нельзя рисковать. С моим жалованьем я не могу себе позволить никаких фантазий, если хочу прокормить своих пятерых девочек.

Хенсону был очень неприятен этот разговор. Он думал о Ванде и о том, как он повлиял на ее судьбу. Если его план не осуществится, Ванда даже на свободе будет вынуждена одна воспитывать ребенка, без отца.

Потом он с горечью подумал о Джиме. Если его подозрения подтвердятся, то неудивительно, что Ольга всегда считала Джима персональным ребенком! Он, Хенсон, был лишь мужчиной, который содержал дом. Между ними никогда не существовало ни привязанности, ни дружбы. А теперь, если бы по какой-то чудесной случайности Хенсона оправдали, лейтенант флота обещал задушить его собственными руками. Но подобная ненависть лишь убеждала Хенсона в своей правоте.

В гараже полиции находились четыре грузовика, три тележки, наполненные кирками и лопатами, куча прожекторов и людей. Такого количества подручных хватило бы на...

Их окружила группа человек в тридцать.

Хенсон забыл свои неприятности и с трудом удержался от смеха. Такая оснащенная армия могла откопать любые катакомбы.

По его мнению, полиция действительно тратила на негр массу времени и средств. А он собирался причинить ей еще большие неприятности в один прекрасный момент.

Глава 14

Поскольку никаких денег он нигде не закапывал, Хенсон решил, что для работы подойдет любая роща.

Сидя на переднем сиденье головной машины, рядом с комиссаром Греди, Хенсон указал на первые попавшиеся деревья, едва они приехали на берег озера Кэлум.

— По-моему, это как раз здесь,— сообщил он.

На улице целые полчища комаров кинулись в атаку на людей. Набивались они и в машины через открытые окна. Греди время от времени взмахивал руками, шлепал себя по лицу и ругал полицейское управление за то, что оно не предоставило автомобили с кондиционерами.

— Мы же не собираемся искать копи царя Соломона, — ворчал он. — Нам нужны только денежки, зарытые вами. Кроме того,, вы сказали, что спрятали их где-то на южном берегу озера, а мы сейчас еще на восточном.

— Правильно,— согласился Хенсон.— Но вы сами понимаете, что в то утро я чувствовал себя не в своей тарелке.

— В этом я не сомневаюсь,— кивнул Греди.— Портье резиденции на Деборн-стрит сообщил, что вы приехали туда в десять и оставались до двух часов ночи. Наверное, потом вы уже ползали на четвереньках. Ведь вам еще пришлось продолжить свои занятия с законной супругой, прежде чем задушить ее!

Хенсон сделал вид, что не слышит слов Греди, и вылез из машины, сопровождаемый инспектором, который не отходил от него ни на шаг. Они направились осмотреть рощицу.

— Вы правы, — сказал Хенсон.—Это не здесь. Место очень похожее, но не то. Поедем дальше. Я мог видеть оттуда реку.

Они снова сели в машину, и шофер заметил:

— Ехать не меньше трех километров.— Он рассматривал карту при свете приборов на щитке.— Минуем Доти-роуд и свернем на проселочную дорогу.

Он включил мотор и тронулся с места, за ним цепочкой потянулись другие автомобили.

— Не так быстро!: —попросил Греди. — И освещайте берег фарами! Я сожалею, что не послушался Деволта и не дождался завтрашнего утра. Но всякий раз, когда звонит телефон, это оказываются либо Джек Хелл, либо парни из страховой компании, интересующиеся, как идет у меня дело. Мне бы ужасно хотелось ответить им, что я нашел их проклятые деньги и теперь знаю, как поступить.

Хенсон смотрел на деревья, освещаемые фарами. Он понимал, какое место ему нужно, если только удастся его найти. Оно должно быть достаточно уединенным, но расположенным не слишком далеко от дороги с интенсивным движением. Такой, на которой любопытные водители непременно начали бы останавливаться, привлеченные светом прожекторов и толпой землекопов.

Он занялся стальными браслетами, сжимающими запястья. Правый скользил легко, но левый застревал. Видимо, он недостаточно напряг руку или просто забыл магический фокус. Он загрустил. Требовалось действительно быть фокусником, чтобы вылезти из пучины, в которую он сам себя вверг. Подписывая фальшивое признание, он связал себя по г?укам и ногам, отдавшись во власть правосудия, которое теперь могло распорядиться им, как пожелает.

Неожиданно инспектор сказал:

— Хенсон, чем вы там манипулируете?

Хенсон быстро надел наручники обратно и вытер лицо ладонями.

— Да вот, проклятые комары одолели! Есть от чего прийти в бешенство!

— Да! Вы правы, — проворчал Греди. A s еще надеялся, что у нас в конторе найдутся защитные средства.

Шофер свернул налево с Доти-роуд и покатил по небольшой проселочной дороге..

Оставалось совсем немного: судя по карте, река Кэлум впадала в озеро приблизительно в двух километрах отсюда.

Греди не спускал глаз с берега.

— Я начинаю узнавать окрестности. Мы проезжаем ориентиры, которые я заметил тогда.

Сидящий сзади полицейский, местный житель, произнес:

— Если он явился сюда из Кэлум-сити, чтобы зарыть деньги на южном берегу озера, то его рощица скоро покажется. Он наверняка добирался по авеню Торренс до Сто тридцать восьмой улицы. Она ведет к озеру. Видимо, оставив курочку в баре, вы украли машину?

— Нет,— быстро возразил Хенсон,— я нанял ее.

Греди закурил сигарету в надежде прогнать комаров.

— Тьфу, пропасть! На деньги «Атласа»?

— Вовсе нет! В сейфе лежали мои собственные три тысячи восемьсот двадцать долларов.

Греди ухмыльнулся:

— Рассказывайте!

Дорога все больше нравилась Хенсону. Не слишком отдаленная от берега, она имела интенсивное движение. Недовольные маленькой скоростью, с которой продвигался караван из семи машин, с дюжину водителей попытались обогнать их, но, увидев опознавательные знаки полиции, раздумали; Можно было не сомневаться, что по крайней мере половина из них остановится, когда остановятся полицейские. Если ему удастся бежать, обманув своих стражей, он попробует уговорить водителя машины, которая встанет в хвосте, взять его.

— Мы приближаемся, — сказал он.—По-моему, это здесь. Но ночью все выглядит совершенно по-другому,— добавил он, как бы извиняясь.

Шофер совсем сбросил газ и попросил:

— Дайте мне знак, где затормозить.

В двухстах метрах от них Хенсон заметил купу деревьев. Ему , не надо было притворяться взволнованным. Его горло пересохло и сжалось, сердце колотилось, руки вспотели. Он даже перестал чувствовать комариные уколы. Теперь он окончательно понял, что у него есть три варианта: либо обнаружится его ложь, либо он получит полдюжины пуль в тело, либо ему удастся убежать и, попав в Перу, добыть ключ ко многим подозрениям, который даст возможность освободиться, вместо того чтобы умереть на электрическом стуле или на каторжных работах.

Эта маленькая рощица была замечательной. Она находилась достаточно близко от берега озера, чтобы придать правдоподобность его истории, и меньше чем в семидесяти метрах от дороги. Остановка полицейских машин нарушит нормальное движение. Но по обочине вполне можно было объехать колонну любопытных и создать второй ряд автомобилей.

— Вот оно! — закричал Хенсон.— Мы добрались!

— Вы уверены? — спросил Греди.

— Совершенно уверен.

— Ладно,— проворчал Греди и обратился к шоферу: — Затормозите на обочине, возле тех деревьев. И дайте знать сиреной, что мы приехали.

Шофер включил сирену. Ее вопль прозвучал в ночной тишине, как женский зов о помощи или крик экстаза.

Цепочка полицейских машин остановилась, перекрыв дорогу и другому транспорту, следовавшему за ними. Греди открыл дверцу и вылез на улицу, приказав Хенсону:

— Будьте рядом с инспектором Тонели, пока мы не подготовим прожектора и прочее оборудование.

— Очень хорошо,— тихо пробормотал Хенсон.

— А вы,— продолжал Греди, обращаясь к двум другим полицейским. — Попробуйте восстановить движение. Уничтожьте пробку.

— Понятно! — ответил один из них.

Поскольку машина, набитая журналистами, затормозила рядом с первым полицейским автомобилем, фотограф из полиции возмущенно воскликнул:

— Они должны были получить разрешение на съемку! Эти проклятые газетчики ничуть не тревожатся о том, что мешают движению, им бы только получить информацию!

Но. Греди довольно произнес:

— Они ничего не нарушат, если напишут про мои действия. Оставьте их, пусть делают что хотят. Получится недурная статейка для газеты. Не каждый вечер выкапываешь семьсот тысяч долларов! Пускай только уберут машину с дороги. Загоните ее в рощу, если потребуется.

— Хорошо, сэр.

Хенсона буквально затрясло, и он почувствовал себя совсем маленьким, увидев, какие силы бросила полиция на проведение операции. С громким шумом достали лопаты, кирки и фонари. Электрики без липшей суеты начали устанавливать среди деревьев прожектора, их лучи скрещивались со светом автомобильных фар.

Темнота понемногу отступала и в конце концов исчезла совершенно, когда свет всех прожекторов, фар и фонарей сконцентрировался на участке площадью метров в шестьдесят.

На дороге происходило именно то, б чем мечтал Хенсон. Несмотря на усилия полицейских, подкрепленных несколькими рупорами и старающихся освободить проезд, он по-прежнему был блокирован с обеих сторон.

Инспектор Тонели провел Хенсона в центр рощицы.

— Ну, папаша,— сказал он, — где же надо копать?

К счастью, дождь, непрерывно ливший последние три дня, уплотнил глиняную почву и она стала твердой. Хенсон наугад показал направление.

— Вот здесь, по-моему!

— Что значит «по-моему»?

— А как же! Дождь смыл ориентиры, и я не могу сразу все вспомнить. Мне кажется, что деньги здесь. Но не исключено, что они отыщутся немного дальше.

— На какую глубину вы их зарыли?

— Приблизительно на метр.

Один из фотографов взял лопату у ближайшего полицейского и передал ее Греди.

— Вы позволите, господин комиссар, сфотографировать вас в начале работ, а потом с деньгами в руках. Ведь не каждый день находишь семьсот тысяч долларов!

— Вы совершенно правы!— бросил Греди с сияющим видом.

Он принял соответствующую позу, и вокруг него защелкали аппараты, усиливая освещение вспышками магния. Потом он вернул лопату полицейскому.

— Нате, начинайте! Все, у кого есть инструменты, приступайте к делу! А остальные сдерживайте толпу.

Инспектор Тонели и Хенсон отступили в сторону вместе с прочими, чтобы дать работающим больше простора.

Если по дороге из Чикаго их кусали комары, то это было лишь ничтожными уколами по сравнению с тем, что началось здесь, в свете ярких огней, привлекающем целые полчища мошкары. Тонели, держа одну руку на плече Хенсона, другой вытирал лицо и шею, облепленные комарами и кровоточащие от укусов.

— Почему, к дьяволу, вы не закопали свою добычу где-нибудь в другом месте, а избрали именно это? — ворчал он.

— Я очень огорчен,— пробормотал Хенсон, на самом деле очень довольный.— Может, за деревьями, в темноте, будет немного лучше? Говорят, что там, внизу, их гораздо меньше...

Тонели чуть отодвинулся и оглядел наручники своего пленника.

— Возможно. Но не вздумайте играть со Мной. Если вы схитрите, я вам всю морду разобью. И поверьте, что это доставит мне огромное удовольствие.

Хенсон не ошибся: в полутьме оказалось гораздо меньше насекомых. Он быстро огляделся вокруг. Никто на обращал на них никакого внимания. Толпа зевак не спускала глаз с копов.

Недавно появившаяся легкая тошнота превратилась в ноющую боль где-то в области желудка, но Хенсон, пересилив себя, выдернул правую руку из железного браслета и сжал кулак. Сейчас или никогда. Тонели не спускал взгляда с землекопов, вытягивая шею. Хенсон потверже поставил ноги, напружинился и что есть мочи ударил инспектора кулаком. Колени Тонели подогнулись, и он рухнул на песок. Хенсон объяснил окружающим его зевакам:

—Такая жара... Он потерял сознание. Сходите, пожалуйста, за полицейским или санитаром.

Некий человек из толпы любопытствующих предложил:

— Я закончил курсы Красного Креста и могу помочь ему, пока другие пойдут искать врача.

Люди по цепочке передавали сообщение:

— Скажите, чтобы уведомили какого-нибудь флика или санитара. Здесь человек потерял сознание.

— А пока,— продолжал первый зевака, — отодвиньтесь и дайте ему воздуха. Никто не помнит, что надо делать, когда человек лишился чувств? Его надо посадить и опустить ему голову между колен? Или положить на спину и поднять ноги?

Скрестилась дюжина мнений. Пока все спорили, Хенсон сунул левую руку в карман, чтобы никто не заметил наручников, и, притворяясь, будто хочет помочь Тонели, расстегнул его воротник. Потом, чтобы Тонели было легче дышать, Хенсон забрал у него револьвер и сунул оружие себе за пояс.

— Мне очень жаль,— сказал он, выпрямляясь,— но я совсем не знаю, что надо делать в таких случаях.— Он посмотрел на зеваку, который заговорил первым.— Может, вы займетесь им, пока не подоспеет помощь?..

Человек выглядел немного растерянным, но поскольку он заявил, что обучался в Красном Кресте, ему ничего не оставалось, как опуститься на колени возле лежащего полицейского.

— Я вспомнил,— пробормотал он. — Ему надо опустить руки в холодную воду и опрыскать лицо. Сбегайте кто-нибудь за водой. Если получится, то за ледяной.

— Давайте я схожу,— предложил Хенсон.— По ту сторону дороги я видел дом.

Он пробрался сквозь толпу зевак, которые охотно расступились, поскольку никто не. хотел покидать места происшествия, и быстро Зашагал вдоль длинной колонны автомобилей, выстроенных по краю дороги.

Тонели через несколько минут придет в себя, и тогда завоют сирены. Хенсон должен быть уже далеко к тому времени. Никто не обращал на него внимания. Водители, которые не бросали своих машин, открыли их дверцы и стояли на подножках, вытянув шеи, стараясь разглядеть поверх гудящей толпы, что происходит на освещенной площадке. Некоторые даже забрались на капоты автомобилей.

Хенсон торопливо шел вдоль колонны, пока не увидел такой же, как у него «бьюик» с ключами, оставленными в замке зажигания. Скользнув за руль, от завел мотор и уже собирался отъехать, когда к машине приблизился молодой полицейский в форме. Хенсон не знал его, а агент никогда не видел Хенсона.

— Это ваш автомобиль? — спросил коп.

Хенсон проглотил комок, застрявший в горле и ответил:

— Да.

— Тогда уезжайте! Все, что происходит там, вас не касается. Полиция сама разберется в своих проблемах.

— Хорошо.

Полицейский указал ему дорогу.

— Ну, отправляйтесь! Вы меня поняли? Иначе я вас арестую за неподчинение полиции и задержку движения.

Хенсон поспешно произнес:

— Все, все! Я уезжаю. Прошу прощения.

Он вырулил на обочину, а полицейский подошел к другой машине и закричал в рупор:

— Владелец красного «Понтиака-53» с номером Индианы! Немедленно подойдите и отгоните машину, чтобы мы могли восстановить движение на дороге.

Руки Хенсона вспотели до такой степени и так дрожали, что он с трудом удерживал руль. Левый наручник с цепью, свисающий вниз, при каждом его жесте ударялся о щиток приборов. Он проехал вперед до перекрестка, потом повернул направо, к Кэлум-сити.

Именно тогда он и услышал первый вздох сирены одной из полицейских машин. Звук стал нарастать, и его страшный вой разодрал тишину ночи.

Тонели, вероятно, пришел в себя. Охота на человека началась. Хенсон не чувствовал гордости за свой поступок и за то, что он собирался сделать. Он желал только одного: остановить машину на краю дороги и сблевать. Но у него не было времени поддаваться слабости.

Если он дорожил жизнью, если хотел снова увидеть Ванду, он должен был любым способом добраться до

Перу, прежде чем его поймает, полиция, и успеть поговорить с матерью Ольги.

Если его подозрения подтвердятся, старая дама осветит многие темные стороны его жизни, которые давно не давали ему покоя. Даже не думая о своих словах, она сможет прояснить массу вещей, например, кто убил Тома Коннорса и Ольгу и украл семьсот тысяч долларов из сейфа.

Он старался вспомнить девичью фамилию Ольги. От сильного потрясения ему в голову приходило только имя ее матери — Хельга. Он знал, что фамилия у них не скандинавская. Но когда он немного успокоится, он обязательно ее вспомнит, возможно, даже до того, как приедет в Перу. Если он туда приедет.

Глава 15

Расстояние от Кэлум-сити до маленького городка в Индиане, в котором родилась Ольга, было невелико. Хенсон надеялся достичь его до восхода солнца. Но он напрасно обольщался. В связи с необходимостью держаться вдали от больших дорог и объезжать оживленные пункты, он добрался до Брук-Дек в пять минут девятого утра. Судя по карте, которую ему дали на бензоколонке, до Перу оставалось еще добрых шестьдесят километров.

Задержавшись , в предместье города Брук-Дек, он начал прикидывать, разумно ли ему продолжать путь..

Ольгину мать звали Хельга Киблер. Он довольно быстро вспомнил ее фамилию. Он не думал, что чикагская полиция свяжется с Перу и станет наблюдать за ее домом; Полиция, конечно, не знала о существовании матери.

Он раньше никогда не размышлял об этом, но теперь сообразил, что, как ни странно, но за двадцать четыре года супружеской жизни он ни разу не видел мать Ольги. Никогда Ольга не предлагала ему познакомиться с тещей.

В прошлом, каждый раз, вспоминая о матери Ольги, он говорил себе, что его жена сноб и потому стыдится представить ему старую крестьянку, давшую ей жизнь. Правда, Хенсона устраивало то, что он не должен заботиться о теще. Едва начав прилично зарабатывать, он охотно ежемесячно подписывал чек на двадцать пять долларов, которые жена попросила для своей матери.

Хенсон судорожно рылся в своей памяти. Как странно, что миссис Киблер никогда не приезжала в Чикаго, даже после рождения Джима. Большинство бабушек стремятся увидеть своих внуков, но, вероятно, это не относилось к Матери Ольги. Время от времени Ольга сообщала мужу, что получила от нее письмо. Но Хенсон ни разу не видел никаких писем.

Он сосчитал свои деньги. Ему позволили держать при себе двадцать долларов на сигареты и прочие расходы: Но он почти все истратил. Теперь у него оставалось лишь, три купюры по доллару,, монета в пятьдесят центов и еще семь центов мелочью.

Хенсон подумал, что Ольга гораздо лучше распоряжалась деньгами, которые он ей давал. Его двадцать четыре тысячи в год обратились в солидное имущество. Но налоговые и страховые обязательства находились в полном порядке. Кроме того, менее чем за двадцать лет, то есть с тех пор, как он занял пост главного инженера и руководителя, Ольга умудрилась скопить пятьдесят тысяч на покупку дома.. Дом украшала самая дорогая и элегантная мебель. Ольга обзавелась кучей роскошных туалетов и двумя меховыми манто. Каждый имел по машине. О сервизах, фарфоре и серебре и говорить не стоит. Более того, у них лежало около тридцати тысяч долларов в банке, судя по записи в чековой книжке Ольги.

Ольга творила просто чудеса с деньгами, самые настоящие чудеса. Это следовало обдумать. Хенсон погрузился В размышления.

Солнце поднималось все выше, и Хенсон понял, что больше не может здесь оставаться. Он боялся ехать по большим дорогам днем, его могли обнаружить. Полиция Иллинойса и Индианы тесно сотрудничала между собой. Сейчас Греди уже отдал распоряжение. А если не Греди, то Эган. У Эгана в голове помещался радар. Хенсон не сомневался, что поиск объявлен в трех штатах и в настоящее время каждый полицейский располагает подробным описанием его самого и машины, которую он угнал.

Хенсон посмотрел в зеркальце, потом на заднее сиденье. Владелец машины был, без сомнения, большим любителем рыбной ловли. Там находились болотные сапоги, складная удочка и банка с наживкой.

Хенсон снял пиджак и галстук, потом открыл банку, достал оттуда несколько искусственных мушек и посадил их на ленту своей шляпы. Затем он начал ждать последствий.

Через пять минут возле машины появился маленький мальчик лет восьми, с ранцем на багажнике велосипеда. Он ехал, видимо, к школе, которую Хенсон заметил вдалеке.

— Погоди-ка, малыш! — крикнул он.

Ребенок остановился и недоверчиво посмотрел на него.

— Да?

— Ты не знаешь, здесь можно хорошенько порыбачить?

— А что вы собираетесь ловить? Форель или плотву?— спросил ребенок и, не дождавшись ответа Хенсона, продолжал сам: — Наверное, форель, судя по мушкам на вашей шляпе. — Его сомнения и подозрения исчезли, и он подошел поближе.— Послушайте, что я вам скажу, сэр...

— Что?

— Симону повезло недавно у Брукер-Крик. Но туда,, к сожалению, довольно трудно попасть.

— А где этот Брукер-Крик?

— Похоже, вы не здешний?

— Нет.

Не слезая с велосипеда, мальчуган нарисовал ему на земле сложную систему дорожек, ведущих мимо ферм и пашен.

— Вы проедете по этой дороге километра четыре до старой мельничной плотины. Только теперь это не плотина, все уже развалилось. Повернете там налево, к мельнице, и поедете до упора. Вот и все. На вашем месте я бы именно там и удил рыбу.

Хенсон опустил руку в карман пиджака, вынул пятидесятицентовую монету и протянул ее мальчугану. .

— Спасибо. Вот, возьми за услугу.

Ребенок отрицательно покачал головой.

— Скажете тоже! Я только объяснил вам, как найти рыбное место, это совершенно естественно.

Он крутанул педали и медленно покатил к школе.

Хенсрн посмотрел ему вслед и тоже пустился в путь по узенькой дорожке. Брукер-Крик был как раз нужным местом. Он испытывал чувство голода, но еда могла подождать.

«Любопытно,— подумал, он,— насколько перспектива электрического стула лишает аппетита».

Он обнаружил развалины старой мельницы и поехал по тропинке. Вероятно, сюда приходило мало народу. Тропа заросла травой, ветви деревьев, наклонившись, образовали своего рода туннель из зелени.

Добравшись до ручейка, закрытого тенистым кустарником, Херсон закинул удочки лишь для того, чтобы создать нужное впечатление, если кто-нибудь появится здесь.

Закрепив удочку на рогульке, Хенсон прислонился к стволу огромного дерева, растущего на берегу. Никогда он так не уставал. В сущности, он по-настоящему и не спал после ночи, проведенной в объятиях Ванды.

Свернув свой пиджак наподобие подушки, он растянулся в густой траве. Как только стемнеет, он отправится в Перу искать мать Ольги. Теперь все зависело от нее. Ему требовалось задать старой даме неотложные вопросы.

Он на секунду Прикрыл глаза, не желая спать, но сон мгновенно сразил его.

Глава 16

Было уже совсем темно, когда Хенсон проснулся. Он чувствовал себя разбитым, и члены его онемели, но зато он отлично отдохнул. Он развернулся и медленно покатил по еле заметной тропе, потом по проселочной дороге и, наконец, по единственному шоссе, ведущему через Брук-Дек.

В городе было полно ресторанов, но теперь он не ощущал голода. Он хотел найти миссис Киблер и выяснить, верна ли его гипотеза. Если он не ошибается, ему удастся доказать свою невиновность.

Недалеко от Брук-Дек Хенсон остановился и, справившись по карте, въехал в Перу по национальной автостраде № 31.

Тут ему повезло меньше. Город в действительности оказался гораздо большим, чем думал Хенсон, глядя на карту. И значит, ему будет труднее найти мать Ольги.

Хенсон остановился у первой станции обслуживания, чтобы посмотреть телефонный справочник. В нем не было никакой миссис Киблер.

Он спросил у служащего, не знает ли он случайно некую миссис Киблер, и тот ответил отрицательно. Хенсон попытался объяснить ему, что она живет, возможно, на ферме, но парень снова покачал головой:

— Очень сожалею. Мне такая неизвестна.

Хенсон уже почти влез в машину, когда один старик, пьющий за столиком кока-колу, окликнул его:

— Секундочку, мистер. Вы часом говорили не о той Киблер, дочь которой позволила увезти себя в Чикаго?

— Да, да, именно!

Старик выплюнул желтую жвачку в корзинку для мусора.

— А я все думал, когда же газетчики начнут интересоваться Хельгой. Вы, небось, из Чикаго?

— Да.

— Журналист?

Хенсон не стал его огорчать И произнес:

— Я был бы вам очень благодарен, если бы вы мне сообщили адрес миссис Киблер.

— С удовольствием,— важно ответил старик.— Но Хельга переменила с полдюжины имен после того, как называлась Киблер. Она, как говорится, весьма привержена к замужеству. Но если вы собираетесь повидать ее, вам придется повернуть в обратном направлении. Нужно ехать по дороге вдоль реки, километров пять после моста. Вы не заблудитесь. Там будет магазин для рыболовов. Она еще арендует закусочную. На ней маленькая красная неоновая надпись: «У Хельги». И сдает комнаты в бунгало.

— Понимаю, она продает пиво и червяков.

— Так точно. Полиция тысячу раз пыталась прикрыть ее заведение, но она слишком часто сдавала комнаты всяким большим персонам, а те случайно оказывались там с ее друзьями-женщинами. Конечно, они постарались защитить ее.

— Интересная у нее жизнь, верно?

— Еще какая, — ответил старик, качаясь на стуле.— Гм! Я уже довольно давно не был у Хельги. В последнее мое посещение она была еще красивой женщиной, и, по-моему, она обрадуется, если о ней заговорят в газетах. — Он снова сплюнул жвачку. — И не потому, что она нуждается в деньгах. Я держу пари, что она не истратила даже те пятьдесят сотен, которые получила от своего первого клиента. Она всегда умела сэкономить на черный день. Она что называется...

— Скуповата?

— Вот, вот!

Хенсон последовал инструкциям старого человека. Дорога была пустынной, ночь темной, жаркой и влажной. Время от времени Хенсон замечал между деревьями блестящую воду реки.

Как и говорил старик, на заведении оказалась красная, неоновая вывеска. Основное здание с фасадом, покрытым щитами объявлений и рекламами пива и других напитков, находилось в пятидесяти метрах от дороги. Его окружало шесть бунгало, по обычаю выкрашенных в белый цвет. Мать Ольги начала строительство левого крыла из бетона, но, видимо, переменила решение или у нее це хватило денег. Стены, едва достигавшие полуметра, заросли травой и кустами. Здесь пахло рыбой, лягушками и горьким пивом.

Вылезая из краденой машины, Хенсон посмотрел на часы. Времени оказалось больше, чем он думал. Без четверти одиннадцать. Он открыл дверь под металлическим козырьком и вошел. В помещении находились две персоны: мертвецки пьяный рабочий, почти лежавший на краю прилавка, и средних лет женщина с натуральными светлыми волосами. Ошибиться было невозможно. Женщина представляла точную копию Ольги, только на пятнадцать лет старше и очень хорошо сохранившуюся. Ее голубые глаза весело блестели, а когда она двигалась, io напоминала птицу. Она стояла за стойкой бара, на ее пальцах блестели кольца.

— Мистер... Чем могу вам служить?

У нее был даже голос Ольги. Хенсон положил на прилавок полдоллара.

— Одно пиво, пожалуйста.

Миссис Киблер откупорила бутылку.

— Вам налить в стакан?

— Все равно.

— У каждого свой вкус,— пожала она плечами, поставив перед Хенсоном бутылочку, и подобрала деньги.— С вас тридцать центов. Вы нездешний, правда?

Она с сожалением отдала ему сдачу.

— Правда,— кивнул Хенсон, решивший воспользоваться идеей старика. — Я журналист из Чикаго. Вы миссис Хельга Киблер?

Блондинка помялась, потом ответила:

— Я была ею. Очень давно. Теперь меня зовут миссис Филиппе.

— Но вы действительно мать Ольги Киблер, вернее, Ольги Хенсон?

— Действительно.

— Мать той женщины, которая была убита каким-то бродягой в Чикаго?

Если она горевала о своей дочери, то скрывала это очень ловко.

— В газетах болтали, что ее убил собственный муж. Во всяком случае, его посадили в тюрьму, — сказала она.

— Совершенно точно. Но мне кажется, что имеются причины сомневаться в его виновности.

— У кого же они есть?

— У меня, например.

— Вы представились журналистом из Чикаго?

— Да.

— Вы приехали интервьюировать меня?

— Точно.

— И мою фотографию поместят в газете?

— Обязательно.

Мать Ольги старательно поправила прическу.

— Нельзя сказать, чтобы вы торопились со своим визитом ко мне! Вот именно! Я многое могу сообщить об Ольге.

— На это я и надеялся.

— А что вы, собственно, хотели бы услышать?

— Правдивую историю вашей дочери. Сколько ей исполнилось лет, когда она уехала от вас? Каким она была человеком?

Мать Ольги открыла для себя бутылку пива и сделала глоток.

— Вы шутите! То, что я вам расскажу, вы не сможете опубликовать. Она была грязной, распутной девкой, вот Кем.— Она невольно переступила, с ноги на ногу.— Если вы порядочный человек, я с удовольствием поговорю с вами. Давным-давно я мечтаю отплатить ей ее же монетой. Ей, Ольге! Но давайте сядем,— предложила она. — Мои ноги слишком устали.

Она обошла прилавок и села за один из столиков. Хенсон устроился напротив нее.

— Вы еще такая молодая женщина! —воскликнул он, чтобы ее задобрить.

Хельга быстро сбросила туфли и вытянула ноги.

— Со мной подобные штучки не пройдут,— заметила она.— Меня не трогают, такие вещи. Я даже не угощу вас стаканом пива за любезность. Я родила Ольгу в тринадцать лет, а в. прошлое воскресенье мне исполнилось пятьдесят.

Сердце Хенсона замерло от радости. Так, значит, он не ошибся. Ольга говорила, что ей сорок четыре года, но если тринадцать лет отнять от пятидесяти, получится тридцать семь, а если из тридцати семи вычесть двадцать, два, выйдет пятнадцать. Как ни крути, но Ольге едва исполнилось четырнадцать, когда он на ней женился! И пятнадцать, когда родился Джим!

Хельга снова глотнула пива и пояснила:

— Вы понимаете, в нашей семье девушки очень рано развиваются и выглядят старше своих лет. Ольга превратилась в женщину в двенадцать. Но вы, возможно, думаете, что она осталась помогать мне? Как бы не так! А теперь, что же конкретно вы хотите узнать, мистер... Простите, я не расслышала вашего имени.

— Келси,— ответил Хенсон. — Джон Келси.

— Так что же вам рассказать об Ольге?

Хенсон закурил сигару и предложил женщине. Блондинка уже сказала ему почти все, что он собирался выяснить. Но теперь он может прощупать некоторые детали. Он положил один из трех своих долларов на стол.

— Все подряд. Но прежде выпейте со мной пива.

Мать Ольги забыла о своих усталых ногах.

— Я никогда не откажусь от стаканчика за чужой счет.

Она бросилась к прилавку, не утруждая себя надеванием обуви, и вернулась с двумя откупоренными бутылками, забыв принести сдачу.

— Ну вот. С чего начать, мистер Келси? — спросила она.

— В каком возрасте дочь покинула вас?

В тринадцать: лет, почти в четырнадцать,

— Почему она уехала?

Мать Ольги начала проявлять Недовольство.

— Точно не знаю. Возможно, потому, что она всегда хотела подняться выше своего класса. Провести свою жизнь в кемпинге для рыболовов, продавать пиво и зарабатывать гроши — это было не для нее. Это для других! У нее была... как это?

— Мания величия?

— Вот именно. Парни с фермы ее не интересовали. Едва она немного подросла, сразу начала болтать о том, как бы ей уйти отсюда и подцепить кого-нибудь стоящего, чтобы сделаться светской дамой. Жить в богатом доме с красивой посудой, мехами и слугами. — К несчастью, Хельга перечисляла недостатки и так известные Хенсону.— Надо сказать, что она обладала всем для привлечения внимания мужчин. Я ее не видела много, лет, но тогда она была точной копией одной актрисы, вы ее, конечно, знаете, Гресс Келси. Той, которая подцепила принца. Вы, случайно, ей не родственник?

— К сожалению, нет. .

— Наверное, очень приятно быть богатым.

— Без сомнения. Похоже, ваша дочь добилась своего.

— Вам виднее.

— Вы знали ее мужа? — продолжал Хенсон.

— Нет. Скорее всего, он стыдился меня! Такой крупный инженер, так хорошо оплачиваемый! Нет. Я понятия не имею, как выглядит это животное. =— Хельга перегнулась через стол с заговорщическим видом.— Но как-то раз один из моих приятелей, торгующий скотом, решил, что выгоднее продать его в Чикаго, и взял меня с собой. Закончив с торговлей, мы совершили прогулку и обошли вокруг дома Ольги. Боже мой, вот это, замечу вам, штучка! На него ушла, наверное, куча денег! И еще того хлеще — во дворе стояли две машины!

— Почему же вы не зашли к ней?

— А зачем?

— Ведь вы ее мать!

Хельга пожала плечами.

— Она не желала иметь дела со мной. Уезжая, она не скрывала своего отношения ко мне, а у меня тоже есть гордость. Кроме того, тип, с которым я ездила в Чикаго, был женат.

— Вы переписывались?

— Нет. Она считала меня ниже земли. О, время от времени она присылала мне рождественские открытки, а когда родился ребенок— его фотографию. Но она не приглашала меня посмотреть на него. Так что же? Плевать я хотела.

— Я вас понимаю..

— Напишите, об этом в газете. О том, что она мне сделала. Мне пятьдесят лет, а я по-прежнему продаю пиво и рыболовные снасти. А у нее были две машины, огромный дом, полный добра. И куча денег.— Хельга облизнула губы.— Знаете что? Я вам кое-что скажу...

— Что же?

— По-моему, Ольга после замужества должна была охладеть к супругу. Ее мало, интересовали такие вещи. Зато меховая шубка или бриллиант ее бы очень воодушевили.

Хенсона затошнило, и он процедил сквозь зубы:

— Ну и что?

— В газетах убийцей называют ее мужа, потому что он хотел удрать с одной куклой по имени Ванда, его секретаршей. Но я вижу все совсем по-другому.

— Как же?

— Я лично считаю, что пентюх-муж вернулся домой слишком рано й застал Ольгу в объятиях другого типа.

— Почему вы так думаете?

— Ну что ж! Прямо перед смертью, судя по газетам, она имела сношение с мужчиной.

— Так утверждает судебная экспертиза.

— Хорошо. Теперь прикиньте. Если муж не был совершенно сумасшедшим, а такое, пожалуй, исключается, разве мог он, получив удовольствие, задушить женщину, которая так ему приятна? Обыкновенный мужчина всегда стремится к повторению процесса. Вот потому я и утверждаю, что муж застал ее с другим.

— Возможно, вы правы.

— Конечно. Когда любовник выскочил в окно, Хенсон понял, что Ольга обманывала его с самого начала замужества, потерял голову, и вот! Потом ситуация сложилась так, что он побежал в свою контору, взял все деньги из сейфа и удрал вместе с секретаршей. Но этот дурак допустил одну ошибку.

— Какую?

— Он выломал балконную решетку изнутри, и, естественно, полиция сразу поняла, что преступление совершил не бродяга, который забрался бы снаружи.

Хенсон не мог удержаться, чтобы не заметить:

— Вы, кажется, не очень-то оплакиваете свою дочь?

— А зачем мне плакать? — ответила Хельга, пожимая плечами. — У нее была своя жизнь; у меня — своя. Ольга никогда пальцем о палец для меня не ударила.

— А те двадцать пять долларов, которые она посылала вам каждую неделю?

— О чем вы?

— Ведь она отправляла вам четвертной каждую неделю, не так ли?

Хельга расхохоталась.

— С чего вы взяли?

— Мне рассказал ее муж.— И Хенсон, кривя душой, изобразил на лице восхищение перед такой заботливостью дочери.

— Знаете, Ольга была очень хитра. Она никогда не давала мне ни цента. Просто она состряпала еще одну комбинацию, чтобы облегчить карманы бедного простачка, который так верил ей.

Хенсон почувствовал, как краска стыда заливает его щеки.

— А в последний месяц? Когда вы болели?

— Что-что?!

— Когда вы болели. Разве Ольга не приезжала сюда на десять дней, чтобы поухаживать за вами?

— Впервые слышу такое. Кто вам это сказал?

— Тоже ее муж.

Хельга покачала головой.

— Поверьте, мистер Келси, она просто водила его за нос. Если она отсутствовала десять дней, то наверняка развлекалась с тем парнем, с которым впоследствии застал ее муж:. Она здесь не появлялась. Ее ноги здесь не было с тех пор, как она девчонкой покинула меня.

— Я вам верю,— сказал Хенсон. Теперь он уже не сомневался. Он знал, кто убил Тома Коннорса, кто задушил Ольгу и украл деньги из сейфа. — Вы готовы подтвердить все, что сообщили мне, в суде?

— Иными словами, мне придется поехать в Чикаго, чтобы присутствовать на процессе?

— Да.

Хельга трезво смотрела на жизнь.

— А кто же оплатит мои расходы?— поинтересовалась она.

— В принципе, это дело властей. Но, если они откажутся, я все оплачу сам.

— При чем здесь вы?

— Я не совсем точно выразился. Вам заплатит моя газета. Ваши показания могут произвести сенсацию и, вероятно, даже спасти Хенсона.

— Да, не исключено.

Хенсон попытался затронуть ее корыстолюбие:

— Вашу фотографию напечатают на первых страницах всех чикагских газет. А провинциальная пресса подхватит новость. Вы станете чертовски популярной и заработаете кучу денег.

— Неплохо задумано. Просто здорово. Мое заведение начнет усиленно посещаться... А мне потребуется говорить лишь правду?

— Ничего, кроме правды.

— Когда я должна ехать?

— Как можно скорей. Сейчас. Нынешней ночью.

Хельга сделала отрицательный жест.

— Об этом нечего и думать. Сперва нужно найти кого-нибудь, кто замещал бы меня здесь. Я не могу отправиться раньше завтрашнего полудня.

Хенсону не приходилось спорить с ней.

— Значит, завтра.

— Мне бы только не хотелось упоминать об одной вещи.

— О какой?

— О поездке с тем типом. Иначе у него будут неприятности с женой. Он,— прибавила она с кокетливой миной,— хорошо ко мне относится.

Хенсон поспешил уверить ее:

— Естественно, вы же замечательная женщина... Итак, до завтра,—добавил он, вставая из-за стола и направляясь к двери.

Хельга проводила его до выхода и произнесла:

— Я буду вас ждать. Доброй ночи!

— Доброй ночи!

Хенсон в темноте дошел до машины. После получасового впитывания ароматов пива и дешевых духов Хельги запах рыбы показался ему не таким уж плохим. Он не отдавал себе отчета в том, до какой степени измучен. Горло его пересохло, голова разламывалась, но он все же продвинулся вперед. Разрешения требовала еще масса проблем. Ему предстояло спрятаться до завтра, найти возможность избежать преследования, возвращаясь с матерью Ольги в Чикаго. Если он сэкономит на еде, ему вполне хватит двух долларов и тридцати центов.

Хенсон пожалел, что вспомнил об этом: он чувствовал страшный голод.

Существовала и еще одна трудность. Его краденую машину могли заметить. А он не имел права попасться, пока мать Ольги не рассказала все полиций. Если его схватят, она не пожелает говорить. И даже если ему удастся довезти Хельгу до Чикаго, поверит ли ей полиция и оценит ли правильно ее сообщение?

Слова Хельги не доказывали, что Хенсон не убивал ни Ольгу, ни Коннорса. Они просто давали возможность перенести подозрение на другой объект. Хенсон имел дело с врагом сильным, бессовестным и безжалостным. С теми, уже совершенными преступлениями остановится ли негодяй перед новым убийством? Конечно нет! Ему уже нечего терять, а выиграть он может все.

В ту. секунду, когда Хенсон взялся за ручку дверцы машины, все тело его содрогнулось от страшной боли: кусок цинковой трубы, просвистев в воздухе, с силой обрушился на затылок, позади правого уха. Удар свалил Хенсона наземь.

— Нет! — машинально запротестовал он.

Он попытался крикнуть, позвать на помощь, но сумел лишь простонать. Слишком неожиданным было нападение. Потом цинковая дубинка опустилась еще раз, и Хенсон почувствовал, что теряет сознание.

Луна, как сумасшедшая, плясала в верхушках деревьев. Еле слышное бормотание реки казалось ему чудовищным ревом.

«Теперь никто никогда не узнает правду».

С этим последним проблеском мысли он попытался приподняться. Но внезапно луна исчезла из поля его зрения, и Хенсона охватила темнота. Он вытянулся на спине и затих.

Глава 17

Он лежал на животе, окунув лицо в воду. Пахло рыбой. В первое мгновение Хенсон решил, что находится в реке, но потом почувствовал, что лежит на досках, и услышал, как скрипит плохо смазанная уключина. Бурлила вода. Он понял, что плывет в лодке, управляемой невидимым гребцом.

Хенсон повернул голову и прижался к мокрым доскам щекой. Теперь стало еще темнее, чем когда он вышел от Хельги. Позади него во мраке сквозь зубы выругался мужчина: весло ударило. по воде, вместо того чтобы бесшумно войти в нее, и лодка завертелась на месте. Она никак не желала останавливаться и продолжала крутиться, пока гребец пытался выпрямить ее. Хенсон, обрызганный водой, хотел сплюнуть и вдруг понял, что он связан и рот у него заткнут. Его похититель лишил Хенсона возможности позвать на помощь, и он имел совершенно ясные намерения: как только лодка достигнет глубоких вод, он выбросит Хенсона за борт. С трудом вдыхая воздух, наполовину задушенный, Хенсон постарался встать на колени.

Его волосы прилипли к лицу, кляп не давал дышать. Он не мог вытащить его: руки были связаны за спиной. Он почувствовал бешенство, К связанным рукам был прицеплен еще какой-то тяжелый предмет. Хенсон ощупал его. Предмет по форме напоминал один из цементных блоков, которые он заметил возле дома Хельги.

По-прежнему стоя на коленях, он Нагнулся и положил голову на что-то вроде скамейки или ящика для рыболовных принадлежностей. Его сердце билось с невероятной силой. Стать утопленником — ужасная участь. Ему следовало позвонить от Хельги лейтенанту Эгану и подождать прибытия полиции.

Он хотел оглянуться, но раздумал. С кляпом во рту и связанными руками он был совершенно беспомощен. При любом движении он получит еще один удар трубой. С энергией отчаяния он начал освобождаться от пут. Если бы у него было время, все бы получилось. Но времени не было. Тем не менее он старался. Лодка уже достигла глубокого места. Человек за спиной Хенсона со стуком положил весла и выпрямился. Сильные руки схватили Хенсона за плечи, и он почувствовал, что его ставят на ноги.

Зная, что терять нечего, Хенсон что есть мочи откинулся назад. Его похититель упал на дно лодки, и Хенсон с удовольствием услышал треск ломающейся кости и рвущейся кожи. Человек завопил от боли и оттолкнул Хенсона прочь.

От их возни лодка накренилась, качнулась и зачерпнула бортом воду. Хенсон упал головой в реку, но половина туловища задержалась в лодке цементным блоком. Человек, не узнаваемый во тьме, что-то проворчал, приподнял груз и с проклятиями швырнул era в воду. Фосфорический блеск пробежал по поверхности, и река сомкнулась над Хенсоном, который тут же пошел на дно.

Ему казалось, что погружается он очень медленно. Груз ударился о дно с шумом, отдавшимся в голове Хенсона. Погружение закончилось, и его тело, более легкое, чем вода, начало сносить течением. Цементный блок тащился за ним, цепляясь за тину.

Хенсон вертелся как мог, стараясь шевелить руками, но веревка крепко связывала их. Ему казалось, что легкие вот-вот лопнут.

Хенсон чувствовал приближение смерти и странное облегчение при мысли, что. больше ему не нужно бороться. Но если его мозг примирился с неизбежной гибелью, то тело продолжало сражаться. Острые края цементного блока терлись о веревку, уже немного поврежденную в лодке, и наконец она оборвалась. Хенсон резко, как пробка, всплыл на поверхность.

Он попробовал вдохнуть через кляп и снова погрузился в воду, но не так глубоко, как раньше. С большим трудом он снова выплыл на поверхность и сумел удержаться на плаву на спине. Постепенно он пришел в себя, и его легкие немного перестали болеть.

Он удачно выкрутился!

Что-то прицепилось к его ногам. Сперва он подумал, что это водоросли или водяная змея, но это оказалась веревка, которой он по-прежнему был связан. Разозлившись, он изо всех сил дотянул за веревку и избавился от нее. Он тут же вытащил кляп изо рта и некоторое время почти не двигался, чтобы немного успокоиться. Потом он повернулся и поплыл во тьму.

Лодка, управляемая неизвестным злоумышленником, исчезла. Уверенный в том, что он убил Хенсона, преступник скрылся. Но куда он направился? Для чего? К кому?

Почти лишившись сил, готовый уже все бросить и отдаться во власть течения, Хенсон наконец достиг мелководья. Заметив сквозь деревья тонкий луч лупы, он перестал двигаться и выпрямился. Его ноги погрузились в ил, но вода здесь была лишь по пояс.

Он вылез на берег и там повалился на траву, слишком усталый, чтобы шевелиться, и счастливый тем, что может просто дышать.

«Он упустил незначительную деталь,— подумал Хенсон,— ему следовало связать мне ноги и не нужно было так спешить. Если бы он сделал побольше узлов на веревке, цементный блок не сумел бы так легко разорвать ее».

Немного отдохнув, он сел и снял веревку с левой руки. Она никак не хотела поддаваться: слишком сильно намокла. Хенсон скрутил ее в моток и сунул в карман. Счастье переменчиво. Теперь настал его черед.

Он вскарабкался по крутому берегу и выбрался на узенькую тропинку, ведущую через заросли сумахи и ивы. Тропинка вскоре соединилась е дорогой, тянущейся вдоль реки. Огромный фургон, наполненный ревущей скотиной, осветил шоссе единственной фарой. Фургон проехал, и снова наступила темнота, едва рассеиваемая тонкими серебряными лучами луны.

Хлюпая промокшими ботинками, Хенсон брел по обочине, чтобы вовремя спрятаться от проезжающего транспорта. Он постоянно озирался по сторонам. Ему нужно многое объяснить матери Ольги. И значит, поскорее увидеть ее. Он считал, что был сумасшедшим, когда думал, будто сумеет сделать все в одиночку. Добравшись до Хельги, Хенсон объяснит, кто он такой, и попросит разрешения позвонить лейтенанту Эгану.

Темная дорога казалась нескончаемой. Ему чудилось, будто он идет много часов.

Неоновая вывеска не горела. В баре было темно. Между тем угнанная им машина стояла на месте. В полном одиночестве.

Хенсон свернул с дороги, придерживаясь раскидистых сикоморов, окружающих со всех сторон лужайку, прошел мимо барок, лежащих на берегу, приблизился к решетчатой двери заведения Хельги и постучал.

— Миссис Киблер!

Ни звука. Невдалеке коротко прострекотала белка, потом все опять погрузилось в полное Молчание. Хенсон —толкнул дверь плечом, она оказалась незапертой. Он перешагнул через порог и позвал еще громче:

— Миссис Киблер!

Не получив ответа, он пошарил по стенам в поисках выключателя и не нашел его. Тогда он ощупью продвинулся вдоль прилавка и принялся искать спички. Обнаружив их в ящике для сигарет, он чиркнул одной, но она сразу потухла. Тогда он чиркнул следующей, при ее свете нашел выключатель и зажег электричество.

В конце прилавка по-прежнему, спал мертвецки пьяный крестьянин. Кроме него в зале никого не было.

— Хельга! — закричал Хенсон.— Где вы?

Крестьянин, не просыпаясь, повернул голову на сложенных руках.

Хельга была не такой женщиной, чтобы оставить пьяницу одного в закусочной. Он мог очнуться и хорошенько угоститься вином! А не сидит ли мать Ольги в бунгало с тем женатым человеком, который так хорошо относится к ней?

Он сделал круг по бару, направляясь к двери, и неожиданно остановился, схватившись за край прилавка, чтобы не упасть.

— Хельга! — тихонько прошептал он. Зала закружилась в его глазах. Нечеловеческий усилием он . заставил себя удержаться на ногах. Все его мысли перепутались. Последняя надежда рухнула. Теперь, если даже все человечество начнет взывать к матери Ольги, она ничего не сможет ему ответить.

Она больше Не будет продавать пиво и рыбацкие принадлежности. Не будет нанимать лодок и зарабатывать легкие деньги своими прелестями. Женатый друг ее больше не заинтересует.

Несмотря на пятидесятилетний возраст, Хельга казалась совсем молодой. Она лежала на спине, на полу, возле прилавка.

Хенсон никак не мог удержать дрожь., Он прошел мимо нее в темноте, не заметив... Он мог даже наступить на ее руку.

Хельга, видимо, не страдала. Она была мертва. Радом валялись осколки винной бутылки, разбившей ей лицо и голову. Ее глаза уже не излучали хитрость. Круглые и безжизненные, они устремились в потолок, покрытый плесневыми пятнами, которых они уже не замечали.

До сей поры убийца не трогал лишь Хельгу. А теперь именно он, Хенсон, привел его к ней.

— Простите меня!— пробормотал он.— Поверьте мне, Хельга, я очень огорчен!

Глава 18

Миновали один день и одна ночь. Начиналась новая ночь, и кошмар продолжался. С темными кругами под глазами, умирающий от усталости и бессонницы, Хенсон проник в их с Ольгой дом. Он поглаживал руками мебель, переставлял фарфоровые безделушки, рассматривал посуду и серебро, собранные Ольгой.

Ему казалось странным, что он до такой степени был слеп все это время. Он подошел к окну и, откинув шторы, начал высматривать на слабо освещенной улице мышеловку, расставленную полицией. Если она и существовала, то он ничего не увидел. Полицейские привыкли к таким занятиям. Они отлично знали свое дело.

Он снова опустил штору и набрал телефон Эгдеворт-Бич. На сей раз человек, которому он звонил, сам подошел к аппарату.

— Да?

— Говорит Ларри,— произнес Хенсон.

В голосе его прозвучало удовлетворение. Наступило долгое молчание. Потом его собеседник на другом конце провода глубоко вздохнул.

— Откуда вы звоните?

— Из дома.

— Из вашего дома?!

— Да, из моего.

— Дурак! Гнусный кретин! Я думал, что вы теперь в Мексике!

— Так вот, меня там нет! Мне нужно повидать вас.

— По какому поводу?

— Объясню при встрече.

Собеседник испустил хриплое проклятие.

— Вы окончательно сошли с ума! — прорычал он.— С какой стати я к вам поеду? Я немедленно сообщу полиции, где вы находитесь!

— Так поспешите же, — усмехнулся Хенсон и первым повесил трубку.

Потом он возобновил свою прогулку по дому. Пепельницы были полны окурков. На кухонном столе стояли две пустые бутылки из-под виски и два стакана, на одном из них сохранились следы губной помады. Следовательно, Джим неплохо провел отпущенный ему отпуск, прежде чем вернулся в свою часть.

Хенсон поднялся на второй этаж и вошел в комнату молодого человека, который стоил ему стольких лет жизни.

Ольга содержала комнату в том виде, в каком ее покинул Джим, уходя в армию. Его теннисные ракетки по-прежнему висели на стене, рядом с дипломом об окончании колледжа. В углу дремала под слоем пыли коллекция мячей для гольфа в кожаных футлярах. По мнению Хенсона, Джим ни за что не сумел бы пройти восемнадцать лунок. Джим предпочитал другие деревенские удовольствия. Он интересовался играми более интимными, проходящими преимущественно в кровати. Хенсон вспомнил о двух или трех грязных историях, в которые попадал парень, и о том, что они стоили ему и Ольге стольких денег, что они даже не говорили о них друг с другом.

Он пересек коридор и вошел в комнату Ольги. Он не чувствовал никакой печали, никакого сожаления. При ее жизни он был равнодушен к ней, а мертвую презирал за все, что она сделала. Однажды она ему заявила: «Я беременна». И он, болван этакий, женился на ней.

Он заглянул в шифоньер. Ее меховые манто хранились в холодильнике, но шкаф ломился от платьев, костюмов и воздушных пеньюаров. Он покраснел, поняв, что многие вещи видит впервые.

Потом он отправился изучать содержимое ящиков комода. Они были набиты нижним бельем и ночными одеяниями, созданными для того, чтобы выгодно подчеркнуть все интимные части тела. Ольга, скромная Ольга! Ольга, которая так стыдливо пряталась от... собственного мужа!

Хенсон задвинул ящики и, спустившись вниз, уселся в гостиной. Счастье могло повернуться к нему, а могло и отвернуться. Но в любом случае обратной дороги не было. Он оказался на отправном пункте, когда ему позвонила Ванда, Недоставало только снова включить телевизор, чтобы посмотреть фильм о любви директора школы и плоской, как доска, героини.

Полулежа в кресле, он закрыл глаза. Хенсон ждал, что человек, которому он звонил по телефону, постучит в парадную или служебную дверь. Он не сомневался, что тот придет. Взятый в тиски обстоятельствами, ошеломленный звуком голоса Хенсона, которого считал мертвым, преступник не имел Другого выбора.

Прошло полчаса, потом час. Хенсон уже начал думать, что переоценил себя. Убийца был умен и отважен. Он захватил более полумиллиона долларов и мог спокойно исчезнуть с горизонта. А если он решил остаться здесь, чтобы все отрицать? Что Хенсон сможет доказать в одиночку? Мать Ольги умерла.

В доме царили молчание и сумерки. Он с трудом принуждал себя не спать. Поднявшись с места, Хенсон отправился зажечь торшер около телевизора.

Когда он снова усаживался, послышался скрип половиц в холле. Волосы зашевелились у него на голове: кто-то вошел в дом. Хенсон оперся на подлокотники и произнес:

— Добрый вечер, Джек! Я жду вас!

Хелл опасливо переступил порог комнаты. Он был без шляпы и в смокинге с поднятыми шелковистыми отворотами, которые скрывали белый пластрон его рубашки. Его голубые глаза неестественно блестели. На носу у него был наклеен пластырь, а на лице виднелись ссадины.

— Что это вам вздумалось звонить мне? А, Ларри? — спросил он.

Хенсон даже не пошевельнулся в своем кресле.

— А вы сами не догадываетесь?

— Нет. И я не хочу иметь с вами ничего общего.

— Естественно.

— Вы совсем потеряли голову! — закричал большой начальник «Инженерного атласа», делая вид, что собирается уходить. — Я позвоню в полицию.

— Чем меня страшно удивите. Вы не из тех, кто не продумывает свои поступки. Знаете, теперь часто используют электрошок для лечения. Но, если я был сумасшедшим, то меня вылечило вынужденное купание. Вчера вечером, в Индиане,.. С двенадцатикилограммовым цементным блоком, привязанным к рукам.

Коренастое тело Хелла как-то съежилось. Несмотря на то что в комнате было прохладно, он еле дышал. Собравшись с силами, он наконец пробормотал:

— Я считал вас мертвым, грязная свинья!

— Я знаю,— кивнул Хенсон, закуривая сигарету.— А как вы объяснили своей жене сломанный нос? Вы, без сомнения, наткнулись на дверь? Или вас кто-то ударил головой? Я, например?

— Выходит, вы все пронюхали?

— Да.

— А что же конкретно?

— Немало вещей. Вы сами добавите недостающие детали.

Хелл достал из кармана револьвер с коротким дулом.

— Так как же вам удалось выбраться из реки? — спросил он.

— Стилем брасс. В будущем, когда вы пожелаете утопить кого-нибудь, если, конечно, вам представится удобный случай, не пользуйтесь цементными блоками, привязанными веревкой.

Хелл жестом показал, что его мало интересуют такие подробности, и продолжил:

— Верно. Я ошибся. Но каким образом вы оказались в Чикаго?

— Приехал на поезде.

— Вы снюхались с полицией?

— По-вашему, я сидел бы здесь, если бы обратился к властям?

Улыбка покрыла израненное лицо Хелла сетью морщин.

— Трудно сказать,— проговорил он наконец. — Возможно, здесь для меня устроили западню. Но у меня нет выбора. Я даже не смог отказать вам в просьбе приехать сюда.

— Я не сомневался, что вы приедете,— заметил Хенсон.

Хелл отошел от двери и сел на валик одного из диванов. Рука с револьвером упиралась в бедро.

— Давайте открывать карты, Ларри. Что, в сущности, вам известно?

— Я знаю, чтоДжим — ваш сын, а не мой. Знаю, почему вы кинули Ольгу в мои объятия. Тогда, двадцать три года назад, «Инженерный атлас» не был столь солидной организацией, как теперь...

Хелл слушал внимательно, без возражений, и Хенсон продолжал:

— Строго говоря, наряд на работы в Колумбии стал вашим первым контрактом. Вам потребовалось богатство, вашей жены, чтобы осуществить работы. И вы отлично понимали, что она немедленно потребует развода, как только услышит, что вы сделали ребенка одной из ваших хорошеньких служащих. Но вам приходилось считаться и с Ольгой, с ее амбициями. Она была дьявольски развита в свои тринадцать лет, и она крепко держала вас в руках: изнасилование малолетней, развращение ее... Вы, вероятно, точно свалились с облаков, когда она сообщила вам свой настоящий возраст.

— Я был совершенно ошеломлен.

— Тогда вы обсудили с ней ситуацию и посоветовали увлечь меня, устроив все так, чтобы ребенок считался моим и носил мое имя. Потому вы й организовали тот праздник для служащих, она же последовала вашим инструкциям и полностью выполнила их.

— Абсолютно точно.

— И в продолжение последующих лет она не отпускала вас ни на шаг. Вы были ее любовником, делали ей подарки, давали возможность роскошно одеваться и, наконец, доверили мне ответственный пост.

Свободной рукой Хелл вынул из кармана носовой платок и вытер лицо.

— Вы выглядели простачком,— заметил он.— Но в результате комбинация оказалась не такой уж плохой. Мне нравилось, как вы работаете. В молодости Ольга была восхитительной, очень темпераментной женщиной, без всякой ложной стыдливости. К тому же она дала мне сына, которого, правда, я не мог признать своим. Мне казалось, что я действительно люблю ее, насколько я вообще могу любить женщину.

—Тогда зачем вы ее убили?

— С чего вы взяли, что это сделал я?

— Просто я знаю. И еще вы убили Коннорса.

— Для чего?

Хенсон раздавил окурок в пепельнице и пожал плечами.

— Конечно, потребуется несколько экспертов высокого класса, чтобы объяснить ваше поведение. Но у меня было достаточно времени, чтобы подумать над ним. По-моему, вы чересчур поспешили. Вместо того, чтобы стать одним из королей механических конструкций, вы почти разорились. К тому же Ольга делалась слишком требовательной. Возможно, ей тоже надоело ждать. Она, без сомнения, настаивала, чтобы вы развелись и женились на ней. — Хенсон повторил: — Да. Именно так. Именпо потому она занималась собиранием тонкой посуды и серебра, покупала, столько туалетов, что мечтала вести свой дом на широкую ногу, когда превратится в жену единственного владельца «Инженерного атласа».

— А потом?

— Потом вы начали искать какой-нибудь возможности покончить с тягостной ситуацией. Когда Ванда Галь поступила в «Атлас», вы, как всегда, ознакомились с ее послужным списком. К сожалению, Ванда не скрыла правды от начальника отдела кадров. Она призналась в том, что полгода находилась в исправительной колонии и в течение нескольких месяцев, четыре года назад, была любовницей одного типа, которого посадили за грабеж. Эти небольшие детали послужили для вас как бы трамплином для дальнейших действий...

— Потрясающе!

— Я полагаю, что полиция придет к такому же выводу. Вы негодяй, но с тонкой психологией. Итак, во-первых, вы повысили ее в должности и дали мне в секретарши, в надежде, что натура довершит остальное. А пока вы попросили в письме Коннорса, чтобы тот, выйдя из тюрьмы, связался с вами. Он так и сделал. Мне неизвестно, какую невероятную историю вы для него придумали, и мы, разумеется, никогда о ней не узнаем. Но это неважно. Главное то, что вы направили его к Ванде с определенными намерениями, понимая,что девушка позовет меня на помощь. Так и случилось.

Хелл немного переменил положение руки, державшей револьвер и спросил:

— И вы убили Коннорса?

— Нет, его убили вы, осуществив, первый этап своей программы. Вы проследовали за нами до парка Линкольна и, когда я оставил парня в кустарнике, всадили ему в сердце три пули. Из моего револьвера тридцать восьмого калибра.

— Но для чего я это сделал?

— Для того, что вы хотели снова воспользоваться мной как своим эмиссаром. Для того, чтобы меня обвинили в убийстве. Таким образом, полиция начинала подозревать меня и в ограблении сейфа, и я непременно должен был убежать с Вандой.

— А убийство Ольги?

— Это следующий этап. Я уже сказал, что Ольга становилась все более нетерпеливой и навязчивой. Исполняя долгие годы роль вашей любовницы, теперь она пожелала сделаться вашей женой. Она требовала больше денег, чем вы могли ей дать. Тысячу раз вы пытались отвязаться от нее, предлагая мне работу в других странах. Но Ольга не хотела ни о чем слышать. Она держала вас на поводке и не собиралась отпускать. Ей было нужно постоянно находиться в курсе событий. Тогда вы устроили инсценировку с убийством Ольги и сами же обвинили меня. Именно ваша машина ехала за мной от Деборн-стрит, а потом перегнала меня. Когда вы появились здесь, Ольга, конечно, ужасно обрадовалась. Она подумала, что вы решили получить быстрое удовольствие. Это лишний раз показывает, как крепко она держала вас своими женскими прелестями. Но тем не менее она нашла смерть от ваших рук. Вы сломали балконную решетку изнутри и устроили так, чтобы я первым обнаружил ее труп.

— Докажите!

— К сожалению, не могу! Но уголовная бригада сможет.

Тихим голосом, точно убеждая самого себя, Хелл медленно проговорил:

— Послушайте, вы совсем рехнулись.. Зачем бы я стал творить все эти вещи?

— За семьсот тысяч долларов. Жалованье служащих «Атласа» и оплата комиссионных турецкой компании. Вы подумали, что, получив страховку, улучшите положение своей конторы. И снова разбогатеете с удвоенной суммой «потерянных» денег.

— Похоже, вы еще обвините меня в убийстве матери Ольги?

— Заметьте, я ни слова о ней не говорил. А о смерти Хельги знаем только вы и я, да еще полиция Индианы. Да. Вы убили ее сразу после того, как подумали, что утопили меня. Избавившись от всех нас, вы уже ничем не рисковали. Никто бы вас не заподозрил. Следовательно, требовалось, чтобы Хельга умерла, ведь она знала возраст Ольги. И вы разбили ей голову бутылкой.

В первый раз Хелл выказал признаки некоторого волнения.

— Довольно! — крикнул он.

Хенсон закурил новую сигарету.

— Я скажу все, что считаю нужным. Осталось уточнить некоторые детали. Когда вы опорожнили сейф, раньше или позже моего прихода в контору за деньгами и бумагами Будрика? Откуда вы узнали, что я сбегу в Перу, обманув полицию? Что вы сделали с машиной, которую я угнал из Кэлум-сити? Но, повторяю, это лишь второстепенные детали.

Уже более спокойным голосом Хелл пробормотал:

— Жаль!

— О чем же вы жалеете?

— О том, что вам никогда не придется рассказать свою историю полиции.

— Вы напрасно огорчаетесь. Она уже в курсе.

Хелл отшатнулся.

— Каким образом?!

— Вы помните свои первые слова при появлении здесь?

— Какие?

— Вы говорили о ловушке. Так вот, вы не ошиблись. Вчера вечером, обнаружив труп Хельги, я позвонил в городскую полицию Чикаго. Я сообщил все Деволту и лейтенанту Эгану и попросил приехать за мной. С той минуты и до тех пор, пока техники не установили здесь микрофоны, я находился в руках полиции. Они закончили сегодня после полудня. Потом лейтенант проводил меня сюда.

— В доме есть микрофоны?

— Вне всякого сомнения. Их так просто спрятать.

— Я вам не верю.

На тумбе для радиоаппаратуры кроме телевизора стояли радио и проигрыватель. Хенсон открыл его крышку.

— Может, вы теперь поверите? Другой микрофон находится в кушетке, один в холле, два на кухне и четыре штуки на первом этаже. Просто мы не знали, в каком месте вы пожелаете откровенно поговорить...

Хелл поднял подушки кушетки и сорвал маленький микрофон, от которого почти невидимые провода вели к окну.

— Сволочь! — прохрипел он. — Вы хотите отправить меня на электрический стул!

Значит, это действительно вы убили Ольгу, Коннорса и Хельгу?

— Конечно я! — Его палец лег на курок револьвера. — Но я заберу вас вместе с собой. Я...

Внезапный вой сирены перед домом прервал его. Раздался голос комиссара Деволта, усиленный мегафоном:

— Вам ничем не поможет убийство Хенсона, Хелл. Совсем наоборот. Бросьте ваше оружие и выходите!

Хелл скользнул за кушетку и отдернул занавески. Улица уже не пустовала. Ее переполняли полицейские машины и радиоустановки. Неожиданно яркий луч прожектора осветил окно. Пролетела секунда, другая, третья, четвертая, пятая — и полицейские, под прикрытием машин, выстроили и направили на Хелла дула своих крупнокалиберных винтовок.

Лейтенант Эган взял рупор из рук Девольта и крикнул:

— Вы окружены. Выходите с поднятыми руками!

Хелл разбил оконное стекло револьвером и зарычал:

— А если я откажусь?

— Мы сами придем за вами!

Хенсон привстал на цыпочки и, пытаясь спастись, бросился к двери. Услышав, что он убегает, Хелл резко повернулся. Одна пуля разбила лампу. Лейтенант Эган продолжал что-то кричать в мегафон. Снаружи начали стрелять, и остатки стекла разлетелись вдребезги..

Хенсон добежал до двери и, открыв ее, помчался через лужайку. Хелл выстрелил ему вдогонку, и пуля попала Хенсону в руку. Он упал и ударился плечом, потом повернулся и, пригибаясь, доплелся до места, защищенного полицейской машиной.

Он услышал, как Хелл стукнул дверью. Инспектор Деволт снова взял мегафон.

— Вы только ухудшаете свое положение, Хелл. Мы не остановимся перед тем, чтобы пустить газ. Я уверен, что он не принесет вам удовольствия.

Хенсон прислонился к борту автомобиля, подбежал лейтенант Эган.

— Вы ранены? — спросил Он.

Совершенно ошеломленный болью, Хенсон едва сумел прошептать:

— В руку. Но, по-моему, рана не серьезная.

Лейтенант быстро разрезал рукав рубашки и пиджака перочинным ножом.

— Все будет в порядке. Вы быстро поправитесь, — сказал он и сделал знак инспектору, стоящему рядом. — Чарли, проводите его в мою машину, а потом сходите за врачом, пусть посмотрит, в чем там дело.

— Хорошо, лейтенант.

— Кстати, Хенсон,— продолжал Эган,— вы отлично проделали работу. Мы все записали: его признание в убийстве Ольги, ее матери и Тома Коннорса.

— Спасибо,— просто сказал Хенсон.

В сопровождении инспектора он пошел вдоль ряда машин. Впечатление ночного кошмара исчезло. Ситуация была драматической, но реальной. Мегафон кричал без устали. Время от времени Хелл стрелял изнутри дома, полицейские тоже стреляли в ответ. Пули отбивали куски камней, раскалывали стекла, и пальба отражалась громкоголосым эхом.

Хенсон ничуть не переживал. К черту этот дом! Полиция может разбомбить его на кусочки! Он не хотел больше никогда видеть его, входить внутрь. Он никогда не принадлежал ему и теперь не принадлежит. Его оплатил Джек Хелл!

Инспектор открыл заднюю дверцу одной, машины.

— Подождите здесь, мистер Хенсон. Я схожу за хирургом.

— Понятно.

Хенсон залез в темную кабину. И внезапно почувствовал, что он не один.

— Кто тут?! — вскричал он в тревоге.

Послышался тоненький голосок:

— Это я, Ванда. И я умираю от страха, зная, что ты находишься в доме с мистером Хеллом. Но лейтенант Эган объяснил, что это единственная возможность получить доказательства твоей невиновности и вины Хелла.

После всего случившегося Хенсон уже не знал, как отнестись к ее словам.

— У них теперь есть все, что нужно, — произнес он.

Ванда прижалась к нему.

— Инспектор говорил о хирурге. Ты ранен?

— Пустяк. Простая царапина.

— Значит, ранен?

— Совершенно верно. — Хенсон откашлялся. — Когда тебя освободили?

— Недавно, перед приездом сюда.

— А тебя отправят обратно?

— Не знаю. А тебя?

— Я тоже не знаю, но, судя по тому, как Деволт беседовал со мной в участке...

Что-то изменилось. Хенсон прислушался. Стрельба прекратилась, и тишина нарушалась лишь мужским голосом. Лейтенант Эган считал:

— Семь... Восемь... Девять...

При слове «девять» внутри дома раздался одинокий выстрел. Потом наступило полное молчание, продолжавшееся до тех пор, пока лейтенант Эган не проговорил:

— Похоже, это конец. Вы двое, Том и Гарри, пойдете со мной.. Посмотрим, что там случилось: А остальные пускай держат дом под наблюдением. Он вполне мог схитрить.

Ванда смотрела на трех мужчин, в лучах прожекторов направляющихся через улицу и лужайку и спокойно входящих в дом» Никаких выстрелов не последовало. Ванда спрятала лицо на груди Хенсона.

Ощущая ее тепло и запах волос, Хенсон почувствовал себя воскресшим.

— Все теперь будет хорошо,— прошептал он.— Все будет хорошо. Лейтенант Эган передал тебе мои слова?

— Он сказал, что ты жалеешь о своей брани и рад тому, что должно произойти.

— Все правильно.

— Ты уверен?

За сорок шесть лет своей жизни он никогда еще не был так уверен в том, что говорил. Хенсону казалось, что он заново родился.

Он может поехать к Джонни Энглишу. Может наняться инженером на строительство на Ред-Ривер или в Сент-Луисе. Какая, в сущности, разница? Работа для него всегда найдется. Ничто не имело для него значения, кроме женщины, которую он держал в объятиях, и уверенности, что она навсегда останется с ним, на всю жизнь, куда бы он ни поехал...

Одно он твердо знал. В возрасте, который для многих мужчин становится началом конца, перед ним открылась новая перспектива. И перспектива очень заманчивая.

Ванда поцеловала его в губы.

— Я задала тебе вопрос.

— Да, я абсолютно уверен,— с нежностью ответил Хенсон.