Солнце уже поднялось над горизонтом, когда мы отправились в путь с миссией правосудия и, как я надеялась, милосердия. Утренний воздух был чист и свеж; небо на востоке сияло золотистым великолепием. Но нам было не до рассветных красот. Меня волновала не грозящая нам опасность, а судьба Джона.
Разумеется, искать его следовало у «Братьев святого Иерусалима». Должно быть, Джон перепугался за нас и за даму своего сердца и помчался в миссию. У меня язык не поворачивался ругать его за это. Я ведь не сказала, где мы встречаемся с Черити.
Прибежав к миссионерам, он обнаружил... что? Какая ужасная картина предстала перед его изумленным взглядом? И пополнил ли убийца свой список еще одним зловещим преступлением? Раз Джон не вернулся, значит, ему помешали... Но что... Убийство или похищение? В любом случае случилось это несколько часов назад. Если Джона уже нет на свете, мы могли лишь отомстить за него. Если же его держат в заточении, мы успеем его спасти.
Перед тем как принять ванну и переодеться, я отправила записку мсье де Моргану. Мне казалось, что Эмерсона обрадует моя предусмотрительность, но он стал мрачнее тучи.
– У де Моргана нет оснований для ареста Каленищеффа, Пибоди. Даже если этот негодяй украл древности, он находится под покровительством баронессы. Чтобы арестовать такого знатного гостя, понадобится прямое распоряжение из Каира.
– Каленищефф наверняка входит в банду Гения Преступлений.
– Согласен. Он выполнял функции наводчика. Если де Морган находил что-то интересное, Каленищефф тут же сообщал главарю. Но мы этого никогда не докажем, Пибоди, мы даже не убедим де Моргана, что его одурачили.
– Похоже, это одно из тех дел, где виновны все вокруг.
– Ты преувеличиваешь, Пибоди. Баронессу просто надули. Де Морган виновен лишь в собственной врожденной глупости. А из трех миссионеров настоящий преступник только один.
– Ты так считаешь? Может, все же двое? Этот вопрос вывел Эмерсона из уныния.
– Кто именно?
– Я ведь не утверждаю, что двое, просто не исключаю такую возможность.
– Значит, ты стоишь на своем? Иезекия?
– Ну... да.
– А Бастет шипела на брата Дэвида, Пибоди...
Увы, от Эмерсона не укрылась эта деталь. Она не вписывалась в мою теорию, и я решила ее проигнорировать.
– Ну и что с того? Просто Бастет была в дурном настроении...
– А почему она была в дурном настроении, Пибоди? Потому что учуяла запах человека, побывавшего в лавке Абделя...
– Когда речь заходит о кошке, твоя фантазия становится такой же необузданной, как у Рамсеса. Не сомневаюсь, что именно на сообразительность Бастет рассчитывал наш несносный ребенок, когда отправился в лавку Абделя. Рамсес надеялся, что кошка выведет его на убийцу. Но если наивность простительна маленькому мальчику, то взрослый человек должен быть разумнее. Если ты полагаешь, будто Бастет выследила убийцу в лабиринте благоухающих каирских переулков, а много дней спустя вспомнила запах убийцы, то мне сказать нечего...
Эмерсон отозвался недовольным бурчанием.
Мысль и в самом деле казалась нелепой, и все же... И все же в ней имелась крупица здравого смысла. Ведь Дэвид в тот день пришел к нам не один, и Бастет могла учуять вовсе не его запах...
В этот ранний час деревне полагалось бурлить жизнью, ибо в жарких краях рабочий день начинается с рассветом. Но мы не увидели ни души. Попрятались даже собаки. И лишь у колодца нас окликнул робкий голос. Из каждого окна за нами внимательно наблюдали, из чуть приоткрытых дверей нас жгли любопытные взгляды.
Одна дверь неуверенно отворилась, и на улицу выглянула голова. Это был староста, маленький робкий человечек. Мы выжидающе остановились. Наконец старик собрался с духом и осмелился выйти.
– Мир вам, – продребезжал он.
– И вам тоже, – машинально ответил Эмерсон. – У нас нет времени на обмен любезностями. Что, черт побери, здесь происходит?
– Не знаю, господин, – пролепетал староста. – Вы нас защитите? Ночью мы слышали крики и стрельбу...
– О боже! – вскрикнула я. – Бедный Джон!
– Да он слегка преувеличивает, – сказал Эмерсон по-английски, но лицо его было серьезным. – Стрельба, говорите?
– Один выстрел, – признался староста. – Но один – точно! А утром выяснилось, что исчез священник и все его друзья, и священные чаши тоже пропали. Это были очень древние чаши для причащения, и мы очень ими дорожили. Может, он повез их в Каир, чтобы починить? Почему святой отец никому не сказал, что уезжает?
– Что ж, ты почти прав, дружище. Ваши священные чаши сейчас на пути в Каир.
Я досадливо вздохнула:
– Мне следовало это предвидеть! Честно говоря, Эмерсон, я не заметила в церкви никаких чаш.
Маленький староста робко переводил взгляд с меня на Эмерсона. Эмерсон похлопал его по спине.
– Не падай духом, друг мой. Ступай домой и жди. Скоро вы все поймете.
Мы продолжили путь в гробовой тишине.
– У меня дурные предчувствия, Эмерсон.
– Я догадываюсь, Пибоди.
– Если Джон погиб, никогда себе этого не прощу.
– Это я решил взять его в Египет, Пибоди.
Эмерсон больше ничего не сказал, но страдальческое выражение на лице лучше, всяких слов говорило о муках моего ненаглядного.
– Нет, дорогой. Я же с тобой согласилась, значит, виновата не меньше.
– Не стоит хоронить Джона раньше времени.
Маленькое аккуратное здание молельного дома выглядело мирно, но во дворике миссии висела все та же зловещая тишина.
– Эмерсон, давай поторопимся. Я больше не выдержу неизвестности.
– Подожди. – Эмерсон втащил меня в укромную тень между пальмами. – Что бы нас здесь ни ждало, одно я точно могу сказать – от буйного сумасшедшего нам никуда не деться. По крайней мере в этом наши теории сходятся?
Я кивнула.
– Поэтому действовать надо крайне осмотрительно. Ни к чему провоцировать безумца.
– Ты, как всегда, прав, Эмерсон. Но я не могу больше ждать.
– И не надо... – Эмерсон перешел на шепот. – Господи, вот он... Беззаботный, словно и не убил двух человек. На первый взгляд поразительно нормальный, но так с безумцами бывает сплошь и рядом.
Он говорил о Дэвиде. Молодой человек не выглядел сумасшедшим, но и беззаботным тоже не казался. Он стоял у самой двери, нервно оглядываясь по сторонам. Поозиравшись с минуту, Дэвид нерешительно двинулся вперед. Эмерсон подождал, когда он окажется в центре дворика, и с яростным воплем выпрыгнул из укрытия.
Я и глазом не успела моргнуть, как Эмерсон с победным видом уже восседал на груди распростертой на земле жертвы.
– Я держу его! – крикнул мой муж. – Можешь не бояться, Пибоди. Что ты сделал с Джоном, мерзавец?
– Вряд ли он сможет ответить, Эмерсон, пока ты на нем сидишь.
Эмерсон чуть приподнялся.
Дэвид судорожно втянул воздух и изумленно выдохнул:
– Профессор? Это вы?
– А кто же еще, черт побери?
– Я боялся, что пришел кто-то из приспешников этого злодея отца Гиргиса. Слава Богу, что вы здесь, профессор. Я как раз собирался отправиться к вам и попросить о помощи.
– Ха! – скептически хмыкнул Эмерсон. – Так что ты сделал с Джоном?
– С братом Джоном? Ничего. А разве он исчез?
Ни один актер не смог бы убедительнее изобразить замешательство, но если Эмерсон уперся, то пиши пропало. Переубедить его невозможно.
– Разумеется, он исчез! Он здесь, ты похитил его, если не хуже... Говори, негодяй, что за стрельбу вы тут устроили?
И он затряс Дэвида с яростью, с какой мастиф терзает крысу.
– Господи, Эмерсон! Либо прекрати сыпать вопросами, либо позволь ему ответить!
Эмерсон неохотно выпустил ворот молодого человека. Голова Дэвида с гулким стуком упала в песок, глаза закатились.
– О чем вы спрашивали?.. Я не очень понял... Выстрелы... Ах да, брату Иезекии пришлось открыть огонь... Кто-то забрался в дом. Разумеется, брат Иезекия стрелял в воздух. Он хотел только напугать вора...
– Брат Иезекия... – Эмерсон потер подбородок и посмотрел на меня. – Гм... А где, собственно, брат Иезекия? Обычно он вертится в самой гуще событии.
– Брат Иезекия молится у себя в кабинете. Он просит Всемогущего защитить нас от врагов.
– Ты была права, Амелия, – вздохнул Эмерсон, внимательно изучив лицо Дэвида. – Признаю свое поражение. Этот беспомощный слабак – не убийца.
Он встал и помог молодому человеку подняться.
– Мистер Кэбот, ваш наставник – опасный маньяк. Ради него самого, а также ради всех остальных Иезекию Джонса следует поместить в сумасшедший дом. Следуйте за мной.
Стоило Эмерсону отпустить Дэвида, как тот кинулся наутек. Дверь молельного дома с шумом захлопнулась. В одном из окон мелькнуло бледное лицо.
– Брось его, Эмерсон, – с отвращением сказала я. – Не только ты ошибался в отношении этого человека, но и я тоже. Он бы только мешал. А нам нужно выкурить убийцу из его логова. Будем надеяться, что мы не опоздали.
Не мешкая, мы направились к дому, где обитали миссионеры. В неприветливой гостиной ничего не изменилось, разве что со стола исчезла греческая Библия.
– Как ты думаешь, где кабинет этого типа? – спросил Эмерсон, разглядывая две двери в дальнем конце комнаты.
– Есть только один способ выяснить.
Я осторожно повернула ручку правой двери. За ней находилась комнатушка, которая, очевидно, принадлежала Черити. На торчащих из стены крючках висели шляпка и платье из знакомого темного материала. В комнате больше ничего не было, если не считать койки, больше похожей на обычную доску. Единственное тощее одеяльце валялось на полу, словно его сбросили впопыхах.
Я тихо притворила дверь и кивнула на соседнюю.
– Сюда.
Хотя переговаривались мы шепотом, нас давно уже должны были услышать. Но в доме царила гнетущая тишина. Может, здесь никого нет? Или обитатели этой тихой комнаты мертвы?
Я достала пистолет.
– Держись сзади, Эмерсон.
– И не подумаю, Пибоди. Подожди... – Он тихо постучался.
К моему изумлению, на стук тут же отозвались:
– Брат Дэвид, я же проси-ил оставить меня в покое. Я беседую со своим Отцом.
Эмерсон выразительно закатил глаза.
– Это не брат Дэвид. Это профессор Эмерсон.
– Профессор? – Последовала пауза. – Входите.
Эмерсон открыл дверь.
Хотя я и была готова к самому страшному, но все равно замерла в дверях, потрясенная увиденным. Джон сидел на краешке кровати, лоб его закрывала окровавленная повязка, во взгляде застыли недоумение и страх. Слава богу, жив!
Черити, казалось, находилась в трансе. Бледное лицо девушки было отрешенным, она даже не посмотрела в нашу сторону, съежившись в своем уголке. За столом расположился Иезекия, перед ним лежала раскрытая книга, в руке он сжимал пистолет. И пистолет был направлен на Джона.
– Входите, брат и сестра, – спокойно сказал Иезекия. – Вы как раз вовремя. Я борюсь с демонами, которые вселились в этого несчастного юношу. Свиньи в деревне не нашлось, так что я не могу заставить бесов перебраться из тела брата Джона в новое пристанище. Поэтому единственный способ избавиться от этих порождений сатаны – убить их, но сначала брат Джон должен вознести хвалу Спасителю. Мне не хотелось бы, чтобы его душа горела в аду.
– Очень любезно с вашей стороны, – сказал Эмерсон столь же невозмутимо. – А почему бы вам не использовать вместо свиньи козла... или собаку? Отличное жилище для бесов.
Иезекия покачал головой:
– Боюсь, ничего не выйдет. Видите ли, профессор, бесы вселились и в вас. Я должен расправиться с ними, прежде чем вы покинете этот дом, иначе они собьют вас с пути истинного.
– Мистер Джонс...
– Не подобает так обращаться ко мне, сын мой. Зовите меня моим истинным именем. Ибо я Помазанник Божий, который пришел, чтобы спасти этот мир греха.
– Вот черт! – невольно прошептала я.
Эмерсон недовольно зыркнул на меня, а Иезекия оживился:
– О-о... И наша возлюбленная сестра Амелия тоже во власти бесов. Я вижу, как они пляшут в ней... Подойди, сестра, возблагодари своего Господа и Спасителя, и я избавлю тебя от исчадий ада.
От изумления я начисто забыла о своем пистолете. Как давно безумие завладело рассудком этого бедняги? До сих пор Иезекии удавалось выглядеть совершенно нормальным.
Эмерсон осторожно шагнул в комнату.
– Хватит! – приказал Иезекия. – Теперь ты, сестра. Подойди ко мне.
Я никак не могла сообразить, что же предпринять. Комната была совсем крошечной, так что безумец почти наверняка кого-нибудь ранит, если нажмет на спусковой крючок. А он нажмет, непременно нажмет...
За окном что-то мелькнуло. Неужели подмога?
Увы. Всего лишь брат Дэвид. В глазах плещется ужас, губы трясутся. Хорош помощничек...
Эмерсон тоже увидел Дэвида.
– Ой! – вскрикнул он так громко, что я едва не подпрыгнула. – Смотрите, что там?
Иезекия скосил глаза, и Эмерсон взвился в воздух.
Грохнул выстрел, и с потолка посыпалась штукатурка. Дэвид за окном взвизгнул и исчез. Джон вскочил на ноги и тут же вновь осел на кровать: у бедняги подкосились колени. Черити призрачной тенью сползла со стула.
Эмерсон выбил пистолет из руки Иезекии и стиснул миссионера в медвежьих объятиях. Из гостиной донеслись шаги. Я оглянулась.
– Черт подери! – выпалил мсье де Морган. – Чем вы здесь занимаетесь?
За спиной француза скромно стоял наш вездесущий отпрыск.
– И все-таки причина заключалась в коптском манускрипте! – объявил Рамсес несколько часов спустя.
Иезекию поместили под стражу, а его жертвам оказали помощь. Мы вернулись домой, и Джон, все еще трясясь как осиновый лист, слабым голосом сказал, что приготовит чай. Я не стала возражать: суета по хозяйству – самое лучшее лекарство в таких случаях.
– Quel manuscrit coptique?[19]– вопросил мсье де Морган. – Я ничего не понимаю, ни-че-го! Сумасшествие какое-то. Какие-то преступные гении, манускрипты, буйнопомешанные миссионеры...
Пришлось рассказать ему про наш папирус.
– Я с самого начала знала, что причина в этом обрывке, но никак не могла понять почему. Дело в том...
Меня перебил Эмерсон:
– Дело в том, что здесь орудовали две преступные шайки. Одна банда занималась грабежом пирамид, мерзавцы нашли тайник с царскими драгоценностями и продолжали поиски. Их главарь изображал коптского священника. Очень удобно – все на виду...
Я поспешила перехватить инициативу:
– Но среди грабителей начались раздоры, думаю, у подобных личностей такое случается сплошь и рядом. Хамид, мелкая рыбешка, был недоволен своей долей и решил пуститься в самостоятельное плавание. Он уговорил Абделя, которому доводился сыном, найти для него покупателей. И среди предметов, которые он предлагал...
– Был ящик с мумией, купленный баронессой! – снова встрял Эмерсон.
– Нет-нет, дорогой. Там было два ящика с мумиями! Именно это внесло путаницу. Оба ящика теперь уничтожены, но, полагаю, гробы были совершенно одинаковыми. Вероятно, они принадлежали мужу и жене, не пожелавшим расставаться и после смерти...
– Это все сантименты, Амелия, – пробурчал Эмерсон. – Главное, ящики были совершенно одинаковыми, их сделали из старых тряпок и папирусов, покрасили и покрыли лаком. Такие картонные гробы – обычное дело. Нам следовало догадаться, что обрывки папируса – это часть ящика из-под мумии.
– Хорошо, хорошо, – нетерпеливо сказал мсье де Морган, – с ящиками все понятно. Их было два, совершенно одинаковых. Что дальше?
Я послала ему любезную улыбку:
– А дальше все очень просто. Ящики оказались у Абделя. Один из них, принадлежавший жене, видимо, был поврежден. Абдель распотрошил его и, будучи опытным старым лисом, решил продать коптские папирусы, из которых был сделан гроб.
– И стал искать клиента! – опять не удержался Эмерсон. – К несчастью для бедняги, папирусами заинтересовался религиозный фанатик. Иезекия Джонс, вне всякого сомнения, образованный человек. Его нелепые манеры и американский выговор сбили нас с толку. Мы решили, что он невежественный фанатик, но это не так. Иезекия прочел обрывок манускрипта, купленного у Абделя, и окончательно свихнулся. Должно быть, папирус содержал какую-то ересь, поразившую его и без того слабый рассудок. Иезекия вознамерился уничтожить богохульственный манускрипт и отправился к Абделю за остальной частью.
Эмерсон остановился, чтобы набрать воздуху, и я подхватила:
– Иезекия заявился в лавку и стал угрожать Абделю. Бедный лавочник до смерти испугался, но вовсе не своих сообщников, как я поначалу предположила, а странного покупателя. Думаю, что в конце концов Абдель признался, что один из ящиков продал баронессе, а клочок папируса отдал мне.
Иезекия, конечно же, пришел в неистовство, как водится у безумцев, и задушил беднягу...
– А потом еще и повесил на потолочной балке, – мрачно сказал Эмерсон. – Именно так казнят предателей разбойники, поэтому мы и пошли по ложному следу. Но смерть через повешение – излюбленный библейский сюжет. Вспомните Иуду. Или Дэвида, чей коварный сын Авессолом был найден повесившимся на дереве... Думаю, Иезекия вообразил себя персонажем Библии и повесил грешника.
– Позже он проник в наш гостиничный номер, чтобы выкрасть обрывок папируса, – продолжила я. – В ночь убийства он вытащил из лавки Абделя остатки первого ящика. Мумия его не интересовала, она выпала вместе с остальным содержимым, дощечка-портрет отделилась от обмоток. Именно этот портрет Эмерсон...
У меня под ухом раздалось громоподобное:
– Кха-кха!
Я спохватилась и замолчала.
– В общем, с первым ящиком, думаю, все ясно, – заговорил Эмерсон, послав мне негодующий взгляд. – Второй гроб купила баронесса и переправила на свое судно. Иезекия считал, что его миссия не будет выполнена до конца, пока он не уничтожит и второй ящик, содержащий богохульственные письмена.
– И этот увалень проник в каюту баронессы и собственноручно вынес ящик? – недоверчиво спросил мсье де Морган.
Эмерсон меня опередил:
– Нет, это сделал Хамид. Он знал, как страстно Иезекия мечтает заполучить ящик баронессы. Хамид выкинул мумию, сорвав с нее портрет, чтобы не опознали.
– А другие вещи, украденные у баронессы, Хамид наверняка отнес главарю в качестве доказательства своей преданности. Но Гений Преступлений, которого на мякине не проведешь, естественно, полюбопытствовал, куда делся гроб. И зачем вообще Хамид его украл? На эти вопросы у воришки не было ответа. Ему ничего не оставалось, как затеять возню с ящиками, чтобы окончательно запутать и нас, и Гения Преступлений. Гроб то появлялся, то исчезал, у меня даже голова кругом от этого пошла...
– Да уж, Хамид проявил недюжинную смекалку, – нехотя признал Эмерсон. – Он положил ящик к нам в хранилище и вытащил в пустыню один из наших гробов. Потом, когда Иезекия согласился купить ящик баронессы, Хамид попросту извлек его из хранилища. Он не учел лишь одного: Иезекия и не собирался ему платить, у него не осталось больше денег. Веревка вокруг шеи Хамида имела символическое значение. Вряд ли Иезекия мог повесить человека на балке молельного дома.
– Он тогда еще цеплялся за остатки здравого смысла, – заметила я.
– Но связь с реальностью слабела с каждым днем. Правда, у Иезекии хватило рассудка понять, что он не может долго прятать гроб. Несколько дней спустя он его сжег. В конце концов, в этом ведь и заключалась главная цель – уничтожить манускрипт. Это и есть главный ключ к разгадке. Зачем Гению Преступлений... тьфу ты! Зачем главарю банды красть какой-то ящик?
Мсье де Морган больше не мог сдерживаться.
– Так что же там было? – воскликнул он. – Что было такого в этом ужасном манускрипте?
Последовала драматическая пауза. Эмерсон повернулся к Рамсесу, который до этого скромно помалкивал.
– Хорошо, мой мальчик, даже мама не может отрицать, что теперь ты имеешь право говорить. Что было в манускрипте?
Рамсес торжественно прочистил горло:
– Как вы понимаете, я могу лишь строить гипотезы, поскольку сохранившиеся фрагменты составляют малую часть от целого. Однако...
– Рамсес, – с легкой укоризной сказала я.
– Да, мамочка, я буду краток. Думаю, что этот манускрипт представляет собой утраченное Евангелие, написанное Фомой Неверующим, одним из апостолов. Об этом можно судить из первого фрагмента. А вот второй фрагмент, обнаруженный мамой позже, может объяснить, почему мистер Иезекия пришел в такую ярость.
– Рамсес, – нетерпеливо одернул Эмерсон.
– Да, папочка. В обрывке содержится всего три слова: «Это сын Иисуса». Вот что я там прочел.
– Вот черт! – охнул мсье де Морган.
– А вы быстро соображаете, дорогой мсье, – похвалила я. – Вы понимаете значение этих слов?
– Они могут означать вовсе не то, что мы думаем, – пробормотал француз, проводя дрожащей рукой по лбу. – Господи, да не могут эти слова означать то, что мы думаем!
– Да, но доказательство кроется в поведении Иезекии. Вряд ли он мог обезуметь от неизвестного Евангелия, если оно не содержало ничего богохульственного или еретического. Нет, он хотел уничтожить текст, чтобы никто во всем мире не увидел этих ужасных строк!
– Наверное, вы правы, – потрясение сказал мсье де Морган. – Другого объяснения нет... Вы настоящая героиня, мамам. Убийца схвачен, воры обращены в бегство... От всего сердца поздравляю вас!
Я простерла руку в сторону Эмерсона.
– Поздравьте нас обоих, мсье, мы работаем вместе.
– Восхитительно, – вежливо сказал француз. – Ну что ж, я должен возвращаться к своей работе. Надеюсь, воры все же мне кое-что оставили. Какая была бы удача, если бы я нашел подобный тайник!
– Так пусть вам повезет, – пожелала я.
Эмерсон угрюмо промолчал.
– Да, настоящая удача не помешала бы! – вздохнул де Морган. – Мое фото появилось бы в лондонских газетах. Фотографии Шлимана там уже были, мистера Питри тоже. Почему бы там не оказаться и портретам де Моргана?
– Действительно, почему? – вопросила я.
А Эмерсон снова промолчал.
Мсье де Морган встал и взял шляпу.
– Но, мадам, вы не объяснили одно... Вам чудесным образом удалось выбраться из пирамиды... Кстати, примите мои поздравления! Но я не понимаю, зачем Гений... главарь банды вообще замуровал вас там. До этого он ведь не обращал на вас внимания. Вы страдали от происков злобного Хамида и безумного Иезекии, искавших папирус... Так, может, Гений... главарь разбойников тоже искал манускрипт?
Рамсес перестал болтать ногами. Эмерсон закашлялся. Мсье де Морган вопросительно посмотрел на него.
– Легкая простуда, – объяснил мой правдивый супруг. – Кхе-кхе-кхе...
Де Морган ждал. Разумеется, пришлось отдуваться мне.
– У меня такое чувство, что у главаря... э-э... у Гения Преступлений создалось впечатление, будто мы нашли какие-то ценности.
– А-а... Ну да, ну да... даже гении порой ошибаются. Au revoir, madame. Adieu, professeur. Заходи ко мне, mon petit Рамсес.
После ухода француза я повернулась к сыну:
– Ты должен его вернуть, Рамсес.
– Да, мамочка. Наверное, должен. Спасибо, что не поставила меня в неловкое положение.
– И меня, – пробормотал Эмерсон.
– Я сейчас же поговорю с мсье де Морганом!
И Рамсес сорвался с места.
Француз поправил седло и вскочил на коня. Увидев нашего отпрыска, он улыбнулся и придержал лошадь. Рамсес схватился за стремя и заговорил.
Улыбка спала с лица мсье де Моргана, а с губ слетело весьма выразительное словечко. Рамсес насупился, но не замолчал. Через несколько секунд с лицом француза произошла еще одна метаморфоза.
Оно вдруг стало задумчивым. Мсье де Морган соскочил на землю, опустился на корточки и притянул к себе Рамсеса. Они о чем-то зашептались.
– Что там происходит? – пробормотал Эмерсон, вытягивая шею. – Он что, угрожает нашему бедному Рамсесу?..
– Он имеет полное право задать ему хорошую взбучку.
Но на лице француза читалось скорее недоумение, чем злость. Задумчиво хмуря брови, он снова вскочил в седло. Рамсес учтиво попрощался с ним и направился назад к дому.
Вместо того чтобы поскакать прочь, де Морган продолжал смотреть Рамсесу вслед. Он быстро взмахнул рукой. Если бы я не знала француза, то могла бы поклясться, что образованный директор Ведомства древностей изобразил древний знак, охраняющий от происков дьявола.
Так что же было в утраченном Евангелии от Фомы Неверующего? Мы никогда не узнаем ответ на этот вопрос, хотя Эмерсон часто позволяет себе скабрезные и непристойные замечания.
– Может, там описывается фокус, с помощью которого апостолы убедили римлян, будто человек восстал из мертвых? А что, если Иисус женился и завел детишек? Или же крутил шашни с Марией Магдаленой?
Брат Иезекия, единственный, кто прочел часть утраченного Евангелия, никогда не расскажет о его содержании. Я слышала, что он бродит по коридорам бостонской обители для душевнобольных, одетый в домотканый халат, и благословляет тех, кто присматривает за ним.
Иезекия именует себя мессией.
За ним ухаживают преданная сестра и скорбящий ученик. Думаю, недалек тот день, когда Черити и брат Дэвид поженятся. Их объединяет не только преданность безумцу, но и непроходимая глупость. Некоторых людей никто не может спасти, даже я.
Джон не сомневался, что его сердце разбито. Он еще много недель бродил с потерянным видом, то и дело ощупывая область живота – именно там, по его уверениям, находится сердце. Правда, в нашем английском доме появилась новая горничная, смешливая девушка с очаровательными ямочками на щеках... И в последнее время Джон все реже ощупывает свой живот.
Мы покинули Египет в марте и вернулись в Англию, чтобы познакомиться с нашим очередным племянником. Мать и дитя благополучно перенесли родовые муки.
Перед отъездом мы добрались-таки до подземной части нашей пирамиды. И пусть больших открытий нам не довелось сделать, я очень привязалась к Мазгунаху. Очень уютное место, где творятся интересные и удивительные события. Однако я без особых сожалений рассталась с ним, ибо мсье де Морган уступил нам Дахшур. И следующей зимой, я уверена, в полузатопленных недрах Черной пирамиды нас ждут поразительные открытия...
Лишь после возвращения в Англию мы узнали о замечательной находке мсье де Моргана – рядом с Ломаной пирамидой он нашел драгоценности древней принцессы. И в лондонских газетах появились приукрашенные снимки нашего француза. На фото он таращит глаза, а усы завиваются кокетливыми колечками. Очень мило. В одной руке он держит корону принцессы, а другой фамильярно обнимает мумию.
Не могу не согласиться с Эмерсоном, который в сердцах отшвырнул газетный лист и проворчал:
– Эти французы на все пойдут, лишь бы попасть в газеты!
Одно из ожерелий на мумии принцессы поразительно напоминало украшение, найденное Рамсесом. Припомнив беседу нашего чада с французом, я задалась вопросом: уж не Рамсес ли заставил де Моргана уступить нам... Впрочем, неважно.
Львенку очень понравилось в замке Элсмир. А Уолтер с Эвелиной поинтересовались, не собираемся ли мы следующей весной привезти слона.