Невѣста „1-го Апрѣля“

VIII.

Было около пяти часовъ. Три раза съ самаго утра, несмотря на концы, которые приходилось ему дѣлать, и на свиданія, назначенныя имъ, Мишелю удавалось вернуться къ себѣ, все еще въ надеждѣ найти письмо отъ Сюзанны или депешу отъ Колетты. Сегодня, чувствуя отвращеніе ко лжи, онъ объявилъ своему зятю о пребываніи миссъ Севернъ у м-ль Жемье. Тотчасъ же Робертъ выразилъ намѣреніе отправиться въ пансіонъ на улицу Сенъ-Перъ въ ближайшую свободную минуту; но онъ былъ слишкомъ занятъ, а такъ какъ Мишель при передачѣ событія воздержался упоминать о томъ значеніи, которое онъ ему придавалъ самъ, и въ особенности старался скрыть свои горестныя подозрѣнія отъ г-на Фовеля, этотъ послѣдній не долго задумывался надъ разсказомъ Мишеля.

Послѣ того, какъ, мучимый безумными опасеніями, Мишель открылся Дарану, онъ испытывалъ нѣчто въ родѣ стыда отъ этой откровенности; онъ позавтракалъ вдвоемъ со своимъ другомъ и видѣлъ его раза три, не возвращаясь къ интимному разговору, бывшему наканунѣ. Вѣрный другъ уважалъ эту сдержанность. Онъ не тѣшилъ себя никакими иллюзіями насчетъ дѣйствительности тѣхъ усилій, которыя онъ могъ бы употребить, чтобы поколебать рѣшеніе Мишеля, при томъ у него уже явилось собственное рѣшеніе, признаваемое имъ самымъ разумнымъ. Хотя Треморъ умалчивалъ о своей тоскѣ, не говорилъ о Сюзаннѣ ни объ ожидаемыхъ имъ депешѣ или письмѣ, Альбертъ прекрасно зналъ, что, несмотря на тревоги даннаго момента, на разныя хлопоты, на свиданія съ г-номъ Алленжъ, г-мъ Фовелемъ и другими лицами, несмотря на массу цифръ, заполнявшихъ его мозгъ, и всевозможныхъ сплетенъ и свѣдѣній, выслушиваемыхъ тамъ и сямъ, на раздраженное волненіе всѣхъ этихъ лицъ, съ которыми онъ имѣлъ дѣло, — Даранъ зналъ, что посреди самыхъ серьезныхъ размышленій или самыхъ безплодныхъ преній, Мишель чувствовалъ въ глубинѣ своего сердца острую свѣжую рану и въ его лихорадочномъ мозгу каждую минуту проносились, вмѣстѣ съ самыми противорѣчивыми мыслями, предположеніями, быстро нарождавшимися и такъ же быстро потухавшими надеждами, искушавшія его, слова: „35, улица Сенъ-Перъ.“

Онъ не ошибался, этотъ проницательный другъ. Не разъ со времени своего пріѣзда въ Парижъ Мишель готовъ былъ уже почти уступить, идти спросить у Сюзанны объясненіе, котораго онъ желалъ, боясь его въ то же время. Однако, онъ устоялъ. Ни письма, ни депеши! Какъ тянулись часы!

Мишель разсчиталъ: письмо Сюзанны, написанное въ Парижѣ при выходѣ изъ вагона, должно было быть въ Ривайерѣ въ полдень, — въ 4 часа самое позднее… Правда, могло быть, что молодая дѣвушка лишь на слѣдующій день исполнила свое обѣщаніе, но даже въ этомъ случаѣ депеша Колетты уже давно должна прибыть… Сюзанна не написала… или… что она написала, Боже мой?

Тоска становилась невыносимой. На слѣдующій день Мишель напишетъ или пойдетъ на улицу Сенъ-Перъ. Достаточно уже и этихъ двухъ съ половиною дней томительнаго безпокойства!

Послѣ дня хлопотъ и суеты, онъ вернулся, чувствуя себя очень одинокимъ и очень унылымъ, въ квартиру, гдѣ столько вещей напоминали ему объ его благосостояніи и о тонкихъ наслажденіяхъ прежнихъ дней; онъ испытывалъ однако большую потребность въ одиночествѣ и въ отдыхѣ.

Слуга вышелъ; ничьи шаги, никакой шумъ не отвлекали Мишеля отъ его мыслей. Рѣдко, черезъ большіе промежутки времени, проѣзжала по улицѣ карета. Шумъ, сначала глухой, отдаленный, росъ, расширялся, разражался громко подъ окнами, затѣмъ, ослабляясь, незамѣтно уменьшался, исчезалъ опять въ тишинѣ.

Треморъ опустился на диванъ въ курительной, гдѣ нѣсколько мѣсяцевъ тому назадъ онъ такъ долго разговаривалъ съ Дараномъ и оставался такъ, неподвижно, съ потухшей папироской, углубленный въ какія-то размышленія.

Ему казалось, что онъ принялъ довольно сильное наркотическое средство, достаточное, чтобы парализовать его члены, но слишкомъ слабое, чтобы дѣйствовать такимъ же образомъ на его мысли.

Онъ услышалъ звонъ колокольчика у дверей, но такъ неясно въ томъ почти гипнотическомъ состояніи, въ которомъ онъ находился и которое его уединяло, дѣлало невоспріимчивымъ къ окружающимъпредметамъ, что мысль пойти отворить не промелькнула у него въ умѣ. Раздался второй звонокъ, болѣе сильный; тогда молодой человѣкъ вспомнилъ, что онъ назначилъ Дарану часъ, въ который онъ разсчитывалъ вернуться, и живо поднялся.

Сначала Мишель различилъ въ рамкѣ открытой двери только силуэтъ женщины, тоненькой, одѣтой во все темное, затѣмъ почти тотчасъ же, сразу, какъ будто сіяніе окружило пришедшую, онъ узналъ Сюзанну, и что-то странное произошло съ нимъ; между тѣмъ какъ волна радости хлынула къ его сердцу, у него явилось неясное подозрѣніе о капризѣ, объ умышленной жестокости. Въ тотъ самый моментъ, когда, въ безумномъ восторгѣ онъ почти вѣрилъ въ тщетность своей тревоги, онъ живо вспомнилъ пережитое за послѣдніе дни; изъ этихъ сложныхъ чувствъ родилась пламенная злоба, страстный гнѣвъ противъ этого хрупкаго существа, явившагося къ нему такъ неожиданно. Онъ не задавалъ себѣ вопроса, узнала ли Сюзанна о несчастіи съ Парижскимъ банкомъ или ему еще придется ей это сообщить. Онъ уже объ этомъ не помнилъ, по крайней мѣрѣ какъ о побудительной причинѣ безразсудной выходки, совершенной третьяго дня; онъ думалъ, онъ помнилъ только объ одномъ: какъ жестоко онъ только что страдалъ, что въ два дня, ему казалось, онъ пережилъ цѣлую жизнь; и вотъ она опять была тутъ, такъ какъ ей пришелъ капризъ вернуться, можетъ быть, весело улыбаясь, ожидая, пожалуй, чтобы просили у нея прощенія, котораго слѣдовало бы ей самой вымаливать, и скорѣе всего не подозрѣвая о тѣхъ мученіяхъ, которыя были причинены ею безсознательно, забавы ради.

— Это я, — сказала миссъ Севернъ голосомъ, которому она старалась придать спокойствіе и даже развязность, между тѣмъ какъ сама задрожала, лишь только открылась дверь и она увидѣла его.

Не говоря ни слова, Мишель провелъ ее въ курительную, затѣмъ заперъ за собою дверь и вернулся къ молодой дѣвушкѣ.

— Не будете ли вы наконецъ такъ добры, — сказалъ онъ, — освѣдомить меня о томъ, что здѣсь происходитъ вотъ уже два дня? Вы не только оставляете Кастельфлоръ, какъ бѣглянка, но даже не считаете нужнымъ написать хоть нѣсколько словъ Колеттѣ или мнѣ, вы…

Слезы брызнули изъ глазъ Сюзанны. Она сдѣлала инстинктивный жестъ, какъ бы умоляя пощадить ее отъ рѣзкихъ словъ.

— Я ушла, потому что Клодъ разсказалъ мнѣ… потому что я думала, что… ужасныя вещи! И затѣмъ… пришелъ Даранъ, и онъ мнѣ сказалъ, что вы разорены, что вы станете бѣднымъ, маленькимъ провинціальнымъ архиваріусомъ, что вы не хотите больше на мнѣ жениться…

Мишель слушалъ со страшнымъ напряженіемъ въ лицѣ, съ блѣдными губами, не смѣя говорить, не смѣя угадывать, что скажетъ Сюзанна; вся жизнь его существа сосредоточилась во взглядѣ, которымъ онъ испытывалъ взволнованное лицо молодой дѣвушки.

На одно почти незамѣтное мгновеніе миссъ Севернъ остановилась, затѣмъ, сложивъ руки и наполовину плача:

— О! Мишель, — молила она, — я буду работать, если нужно… Умоляю васъ, женитесь на мнѣ, несмотря ни на что, я…

Но уже съ заглушеннымъ крикомъ, съ крикомъ почти мучительнаго упоенія, Мишель ее схватилъ, заключилъ въ свои объятія. И въ продолженіе долгаго момента онъ удерживалъ ее такимъ образомъ подлѣ себя, не находя словъ, чтобы высказать, какую онъ испытывалъ торжествующую радость, теряя всякое представленіе о времени, о событіяхъ, о вещахъ, окружавшихъ его, — съ затуманенными глазами, съ шумомъ моря въ ушахъ, не видя даже ее, возлюбленную, испытывая только ощущеніе ея нѣжнаго, довѣрчиваго, совсѣмъ близкаго присутствія, аромата ея волосъ, живую теплоту ея лба, терпкій вкусъ ея слезъ, безумное волненіе ея бѣднаго, маленькаго сердечка.

Когда онъ заговорилъ, это было какъ бы во снѣ, совсѣмъ тихо, съ безсмысленнымъ страхомъ оживить пережитыя горести,

— Вы вѣдь хотѣли выйти замужъ только за богатаго?

— Я не знала…

— Вы меня немножко, значитъ, любите?

Маленькій проблескъ улыбки показался сквозь лившіяся обильно слезы.

— Немного, — прошептала она, — да, это такъ…

— Моя Занночка, мое любимое дитя, мое сокровище. Я васъ боготворю.

Теперь онъ на нее смотрѣлъ, ею любовался; онъ удивлялся, находя ее въ одно и то же время совершенно измѣнившейся и совсѣмъ тою же; онъ цѣловалъ ея волосы, цѣловалъ ея слезы, наслаждаясь болѣе спокойно, болѣе сознательно чѣмъ въ первую минуту блаженствомъ быть любимымъ ею настоящей любовью, любовью болѣе сильной, чѣмъ событія, и достаточно могущественной, чтобы надъ ними господствовать, чтобы ихъ, можетъ быть, измѣнить, чтобы превратить горести въ радости и заботы во взволнованное счастье…

Затѣмъ Сюзанна сѣла на то мѣсто, на которомъ онъ такъ много страдалъ изъ-за нея минуту передъ тѣмъ.

Тогда мечта, такъ часто вызываемая маленькой невѣстой и которая еще третьяго дня переживалась ею въ ея отчаяніи, осуществилась.

Такъ же, какъ на слѣдующій день послѣ бала въ Шеснэ, она увидѣла у своихъ ногъ нелюдимаго владельца башни Сенъ-Сильвера. Онъ крѣпко держалъ маленькія, дрожавшія ручки и, довѣрчивый, онъ наконецъ далъ заговорить своему сердцу. Совсѣмъ тихо, не обдумывая, онъ говорилъ молодой дѣвушкѣ множество вещей: что онъ ее страстно любитъ, что онъ ее боготворитъ, что онъ счастливъ, что онъ давно уже ее обожаетъ, что онъ никогда не осмеливался ей это сказать изъ опасенія, что онъ не любимъ ею такъ же сильно, какъ онъ любитъ, и что, однако, онъ страдаетъ отъ своего молчанія и что онъ ревновалъ ее къ Деплану, къ Полю Рео, ко всѣмъ… Онъ говорилъ, что онъ еще достаточно богатъ, чтобы устроить своей возлюбленной обеспеченную и спокойную жизнь, что онъ ее достаточно любитъ, чтобы эта жизнь была счастлива, онъ, однако, прибавилъ, что если бы ему даже пришлось сдѣлаться „бѣднымъ, маленькимъ провинціальнымъ архиваріусомъ“ или чѣмъ-нибудь въ этомъ родѣ, никогда у него, любимаго ею, не хватило бы мужества отказаться отъ нея, даже если бы пришлось принять ея жертву, видѣть ее участницей въ общей борьбѣ. И какихъ только тутъ не было проектовъ насчетъ будущаго, импровизированныхъ, несвязныхъ, немного безразсудныхъ! Онъ говорилъ, какъ они устроятъ свою жизнь, что онъ будетъ много работать съ радостью въ сердцѣ, что они будутъ скромно жить въ Парижѣ и что, можетъ быть, имъ удастся сохранить башню Сенъ-Сильверъ… И затѣмъ опять, что онъ любитъ, что онъ обожаетъ свою Сюзи, свою маленькую Занночку и что онъ счастливь!

Она слушала восхищенная, рѣдко вставляя слово. Она нашла заступника, столь желанное убѣжище. Ей казалось, что ей нечего болѣе желать на свѣтѣ. Было ли когда-нибудь время, когда она иначе представляла себѣ жизнь и счастье? Ей казалось, что все, что говорилъ Мишель, было прекрасно, справедливо, что все, что онъ ни пожелаетъ, что онъ ни сдѣлаетъ, будетъ столь же прекрасно и благородно. Ей казалось, что этотъ часъ, — о которомъ она думала въ одно и то же время съ надеждой, что онъ можетъ быть явится когда-нибудь, и почти съ увѣренностью, что онъ никогда не наступитъ, — былъ еще болѣе сладостный, чѣмъ онъ представлялся въ ея мечтахъ. Она вкушала его чудную радость съ какимъ-то удивленіемъ. Вѣдь это былъ, дѣйствительно, Мишель, находившійся здѣсь подлѣ нея, говорившій, повторявшій всѣ эти нѣжныя слова… Это не могъ быть никто другой, кромѣ него, несомнѣнно, это былъ онъ, и однако, какъ это было странно!… И Сюзанна смутно чувствовала, что она испытала бы ту же самую радость, то же довѣріе, какъ если бы измышленія добраго Дарана были истиной.

Черезъ минуту, на вопросъ Мишеля, молодая дѣвушка разсказала о разговорѣ съ Клодомъ и объ ея горѣ, ея безумной рѣшимости. Ей хотѣлось оправдаться въ своемъ необдуманномъ бѣгствѣ; можетъ быть, ей также хотѣлось услышать изъ устъ Мишеля разсказъ, кратко сообщенный Дараномъ.

Этотъ разсказъ былъ еще новымъ наслажденіемъ,

— Я васъ очень поразила, Майкъ, въ этотъ день, у Бетюновъ. Я вамъ наговорила нелѣпостей; представляли вы себѣ когда нибудь молодую дѣвушку — невѣсту, подобную мнѣ?

Онъ улыбался.

— Нѣтъ.

— Я вамъ не понравилась?

И не дожидаясь отвѣта:

— О, Мишель! я была невѣжественна! Я не умѣла еще ни скрывать, ни хитрить, я не имѣла никакого понятія о французскихъ нравахъ… Теперь я научилась… Майкъ, если я вамъ не особенно не нравилась, если даже что нибудь вамъ во мнѣ нравилось, почему вы были такъ нелюбезны? О! дорогой, совершенно несносны! Какъ же могла я интересоваться человѣкомъ до такой степени непріятнымъ, какъ вы?

— Я былъ такъ ревнивъ! а вы были такая кокетка и затѣмъ до такой степени „американка“, и затѣмъ… я васъ такъ любилъ!

— О! развѣ эта причина!… А теперь вотъ уже цѣлыхъ полчаса, что вы меня не браните! Однако, мнѣ кажется, я сегодня учинила самую страшную изъ моихъ „американскихъ“ выходокъ.

— Во Франціи, миссъ Севернъ, — продолжала молодая дѣвушка съ забавно серьезнымъ видомъ, — хорошо воспитанная молодая дѣвушка, не позволила бы себѣ никогда явиться такимъ образомъ, совершенно одна, къ холостому человѣку — даже если бы это былъ ея женихъ. Французскіе обычаи…

— Какъ вы хорошо сдѣлали, забывъ въ эту минуту французскіе обычаи, моя дорогая, маленькая сумасбродка!

Сюзи смѣялась тѣмъ влажнымъ, точно опьяненнымъ смѣхомъ, который появился у нея съ ея новымъ счастьемъ.

— Но, — сказала она, — только на этотъ разъ… Я ихъ совсѣмъ не забыла, напротивъ!

Она вся покраснѣла, ея длинныя рѣсницы опустились, и свѣтлый взглядъ струился сквозь нихъ; она пробормотала:

— Я думала, что если я такъ приду, совсѣмъ одна, къ „bachelor“ [35], вы будете вынуждены стать моимъ мужемъ, вотъ!

— О! моя дорогая, — сказалъ онъ сначала вмѣсто всякаго отвѣта, растроганный этими сказанными съ улыбкой словами.

Затѣмъ онъ добавилъ:

— Даранъ представилъ меня болѣе доблестнымъ, чѣмъ я на самомъ дѣлѣ.

— Ахъ! — воскликнула миссъ Севернъ съ легкимъ радостнымъ крикомъ; я обожаю этого восхитительнаго, этого чуднаго Дарана!

— А я то какъ! — подтвердилъ Мишель.

Она еще разъ взглянула на него своимъ очаровывающимъ, лучистымъ взглядомъ.

— Мишель, — сказала она, — мнѣ кажется, что „романтическій элементъ“, вы знаете, наслѣдство моей бабушки, разросся въ моей душѣ и что мало-по-малу, въ самое послѣднее время, онъ совершенно овладѣлъ мною.

Но нужно было говорить и серьезно. Было рѣшено, что Сюзанна вернется въ Кастельфлоръ сегодня же вечеромъ съ г-мъ Фовелемъ, извѣщеннымъ объ этомъ запиской Мишеля. Вслѣдствіе условленнаго съ г-мъ Алленжъ свиданія, молодой человѣкъ могъ вернуться только съ однимъ изъ послѣднихъ поѣздовъ.

На порогѣ двери миссъ Севернъ остановилась и сказала:

— Хотите доставить мнѣ очень большое удовольствiе?… Мнѣ также хотѣлось бы назначить вамъ свиданіе.

Онъ пробормоталъ съ чуть замѣтнымъ упрекомъ:

— Какъ Полю Рео?

— Нѣтъ, — заявила она, не смущаясь замѣчаніемъ. — Поль Рео не пришелъ, а я хочу, чтобы вы пришли. Я назвала это свиданіемъ… Нѣтъ, дѣло идетъ скорѣе о паломничествѣ, которое мы совершимъ вмѣстѣ.

Треморъ смотрѣлъ на нее вопросительно.

— Завтра, въ половинѣ одиннадцатаго у „Зеленой Гробницы“, хотите?

Въ то время какъ молодая дѣвушка сбѣгала съ лѣстницы, живая, шаловливая, восторгаясь своей собственной смѣлостью, часто оглядываясь назадъ, Мишель стоялъ, перегнувшись черезъ перила, слѣдя за нею взглядомъ.

Онъ испытывалъ какое-то наивное удивленіе, что одна минута могла измѣнить все въ его жизни, что можно было такъ легко перейти, безъ сумерекъ, изъ тягостной темноты въ сверкающій, радостный свѣтъ.