Олег
- На тебе сейчас есть бельё? - я удобно устраиваюсь в зале ожидания терминала T2 Женевского международного аэропорта, беру бутылку пепси и извожу Влада этими беседами.
- Олежек, подожди ещё пять — шесть часов и сам увидишь.
- Я хочу выковырять тебе глаза ложкой, когда ты говоришь «Олежек», знаешь? - передёргивает меня.
- Догадываюсь.
И весь настрой сразу улетучивается.
Я ёрзаю, пытаясь принять удобное положение, заглядываю в панорамное окно.
На взлётно-посадочной полосе не прекращается движение служебных машин и персонала, но самолёты уже сорок минут не садятся. По залу то и дело разносятся предупреждения о сильном ветре. «Уважаемые пассажиры, в связи с погодными условиями...» Я раздражаюсь с каждой минутой всё сильнее, ведь через пять или шесть часов я, возможно, и не попаду в Москву.
Скорее всего, придётся тащиться обратно в женевскую квартиру и верить, что завтра погода наладится.
Влад как будто бы чувствует, что я готов взорваться от досады, он шепчет мне в трубку.
- Я в постели абсолютно голый.
Я сглатываю.
Почему люди ещё не выдумали какие-то примочки для виртуального секса на расстоянии?
Вмиг из моей головы вылетает и сраный аэропорт и паршивая погода, подпортившая путешествие.
Я прикрываю глаза, представляя его надо мной и. Блядь. Приходится ещё раз осмотреться, оглянуться по сторонам, не наблюдает ли кто за моим чудаковатым поведением. Напротив сидит девушка в жёлтой куртке и с такого же цвета чемоданом, она строит мне глазки.
- И что же ты делаешь голый в своей постели? - за издёвкой я прячу возбуждение.
Продолжаю смотреть на блондинку, теперь она улыбается. Интересно, откуда она? И куда летит? Может быть, даже в Москву?
- Читаю «Сердце тьмы» Джозефа Конрада.
Я смеюсь.
Иногда мне придушить его охота.
Я прекращаю первым, жалуюсь, что мог бы вылететь рейсом в двенадцать дня, но остался попрощаться с ребятами, в компании так принято, сплошные сантименты и дневные банкеты.
- Куда бы ты ни поехал, всё от тебя в восторге, - тянет Влад.
Слышу какой-то шум, а потом в наш разговор врывается ветер. Значит, встал с постели и вышел на балкон.
- Так и есть, - усмехаюсь я.
- Миловидный и хороший мальчик, улаживающий проблемы.
- Я кризис-менеджер, второе высшее.
- Всегда приходит на помощь людям, принц.
- Иди на хуй, - беззлобно выдаю я.
И теперь смеётся он.
На языке томится признание, как скучаю. Но Влад итак всё понимает, именно он настоял, чтобы моя командировка завершилась раньше срока. Последние пять месяцев мы общались в основном по видеосвязи и телефону. И это уже вывело меня из себя.
Я хочу просто жить в Москве рядом с ним, найти для нас прелестную девушку и наслаждаться всем тем, что может дать почувствовать молодое и тренированное тело в постели.
- Ты встретишь меня в аэропорту? - спрашиваю я через секунду после того, как прозвучало очередное объявление.
- Я постараюсь.
- Ты охуел?
- А тебе так надо видеть мою физиономию в аэропорту?
- Блядь, и за что я тебя терплю, Влад?
- За мою физиономию, - вздыхает он. - Слушай, у меня дел по горло с этим Михайловым, не развод, а сущий ад. Уже третий раз встречаюсь с адвокатом его жёны, мне кажется, скоро мы будем всерьёз рассуждать, кому достанется миска для собаки. Раньше двенадцати я не лягу, если приедешь ночью, будь хорошим мальчиком и возьми такси до моей квартиры.
- Ну, ну, - отвечаю я.
- Будешь строить из себя недотрогу, как приедешь, угадал?
- Ага, хрен ты от меня даже.
- Ты думаешь, я буду спрашивать? Не буду, просто возьму то, что хочу, и буду брать, пока мне не надоест.
- Мамкин доминант.
- Нарываешься?
- Да, выпори меня, папочка. Всё, чао, - бросаю я трубку и резко выдыхаю. Выпиваю несколько глотков пепси.
Что в жизни, что в постели Влад помешан на своём самоконтроле, а я получаю удовольствие, лишая его точки опоры раз за разом. Не передать, до чего хочется вернуться, блядь, в Москву.
***
Удивительно, но буря утихомиривается в десять вечера, и я усаживаюсь в своё излюбленное место у окна.
Пассажиры суетятся больше обычного, на борту царит явственное напряжение от людей, которые точно куда-то опаздывают, зато у меня фаза спокойствия. На протяжении трёх часов, сидя в аэропорту, я молча проклинал и погоду, и людей, и SWISS International Air Lines, а теперь, исчерпав запас отрицательных эмоций, чувствую себя почти нормально.
Я даже улыбаюсь скривившейся девочке лет десяти, которую мама тащит вперёд, мимо моего сидения.
А, возможно, всё дело в том, что мы, наконец, продвигаемся, не стоим на месте.
Больше всего в этой жизни я ненавижу быть бессильным и наблюдать за тем, как счастье рушится, а планы идут под откос.
Нечасто вспоминаю своё детство и юность, но сейчас резко погружаюсь в прошлое, словно по команде.
И вот я вижу себя со спортивной сумкой на плече, не знающим, куда податься, потому что отчим мамки выгоняет меня из квартиры, вопя «долбанный педик» пока я спускаюсь с пятого этажа.
Я не плачу, боюсь быть кем-то застуканным, а когда прохожу добрый километр по тёмным тропинкам между советскими застройками, в душе вспыхивает такой гнев, гнев, что швыряю на дорогу найденный кирпич, умудряясь порезаться. Из раны течёт, нет, буквально хлещет кровь, а я смеюсь, как сумасшедший и не могу успокоиться. Решаю, что лучшего варианта развития событий и не придумать, до чего же рад будет дядя Слава увидеть моё мёртвое тельце по пути на работу утром, словно второй подарок на Новый год.
Вот только этот говноед и плевка моего недостоин.
Воспоминание обрывается, и я нахожу себя лежащим на сидении, подрагивающим от вибрации, передающейся через стекло.
Я почти уснул.
Моё детство учит не терпеть и не надеяться, что хреновые люди, которые встретились на твоём жизненном пути, внезапно исправятся, протянут тебе руку помощи, а не втопчут в грязь (как обычно).
Моя юность доказывает, что даже парень из Бирюлева способен добиться чего-то большего, чем членство в уличной шайке хуесосов из Молжаниновского района, если он этого самого «большего» всей душой хочет. Вот только моя жизнь теперь никого ничему не учит.
Я смотрю на наручные часы перед посадкой и вздыхаю.
Три ночи.
На ногах я исключительно благодаря музыке в наушниках, уже раз пятидесятый гоняю песню Palaye Royale, ловя яркие флешбэки похода в клуб с Владом, в котором я её впервые и услышал.
Сон окончательно проходит, когда я спускаюсь по трапу на московскую землю, вдыхаю прохладный воздух со вкусом бензина.
Не скажу, что я до фига сентиментальный, но в голове так и крутится слово «дом».
У входа в терминал меня встречает стоянка такси (ничего за пять месяцев не поменялось!). Я подхожу к ближайшей машине и спрашиваю цену. На месте водителя сидит настоящий хлюпик, которому я и двадцать лет даю, только присмотревшись, но он буквально вылетает из машины и берётся закидывать в багажник мои сумки, озвучивает смешную в целом-то сумму и даже открывает дверь.
- Поехали, - говорю я, подмечая, что голос у меня охрип от длительного молчания.
Удобно устроившись позади, я втыкаю в уши наушники. В салоне пахнет освежителем воздуха и женским парфюмом.
Впереди ещё 30 минут езды по улочкам и шоссе.
Три часа ночи, а я, блядь, не способен расслабиться.
Мыслей в голове безумно много, о том, как работалось в Швейцарии, о том, что предстоит делать в Москве. В своей компетенции я не сомневаюсь, да и время на адаптацию мне в любом случае дадут. Александр Сергеевич Фёдоров, которого я уже пять лет шутливо называю «отцом», пообещал мне новый кабинет, клиентов с самыми толстыми кошельками, в общем, всё, чтобы я «не ощутил неудобства из-за возращения из Женевы в Москву».
Он-то, конечно, не в курсе, почему я так часто остаюсь в доме у Влада, и если честно, его осведомлённость является моим смертельным страхом. Я не хочу снова переживать всё то, что произошло со мной в шестнадцать, не желаю снова устраивать жизнь с нуля, боюсь, во второй раз у меня не получится.
- На месте, - резко возвещает таксист.
- Сейчас, - отдаю я деньги со щедрыми чаевыми за то, что не трогал меня всю дорогу.
Он вытаскивает чемодан и отъезжает.
И только потом я понимаю, что таксист остановился около соседнего дома. Не моего. Придётся обойти многоэтажку и клумбу, чтобы добраться до подъезда. Не проблема, но немного напрягает.
В левую руку я беру сумку с документами, электроникой и паспортом, а правой сжимаю ручку чемодана, чтобы тащить позади.
Я делаю всего два или три шага, когда на меня, буквально из ниоткуда, налетает какой-то мордоворот, с ходу сваливая с ног ударом в челюсть. Чертовски больно. Меня почти вырубает, картинка темнеет и расплывается, но я всё-таки цепляюсь за реальность. Соображаю быстро, но действую, увы, гораздо медленнее: планирую отплатить ему той же монетой, втащить сильнее по морде, но открываю глаза и ничего не вижу, будто ослеп.
Тычки возобновляются с нескольких сторон сразу, я прикрываю голову, сжимаюсь в комок, но не помогает.
Пока один лупит меня по затылку, второй наваливает по спине, боль простреливает то там, то тут, и я уже не так уверен, что поднимусь на ноги, даже если они прекратят.
Должны. Явно хотят ограбить меня, скоро полезут в карманы. Или заберут чемоданы. А в чемоданах столько документов.
- Передашь сообщение Фёдору, - хватает меня один за грудки.
Я смотрю прямо ему в лицо, покрытое чёрной маской, сплёвывая кровь. Ноздри щекочет запах выдержанного перегара и остатков сигаретного дыма. Собравшись с силами, я спрашиваю:
- А отсосать ты не хочешь?
За этим следует новый удар, от которого я опрокидываюсь, затылок вспыхивает болью.
- Полезет к нам ещё раз, яйца отрежу. Фёдору. А потом сделаю то же самое с его семьёй. А дам мы пустим по кругу, - тянет чмо, держащее меня за ворот пиджака и отпускает.
Они исчезают быстро, как и появились минуту назад. Оставляют меня лежать на дороге между нетронутыми чемоданами.
«Не грабители», - звучит в мозгу. Да и при чём тут какой-то Фёдор?
Господи, и голова раскалывается, лишь бы не сотрясение.
Я пытаюсь встать на ноги, но они не держат. Руки дрожат, а из раны на голове сочится кровь. Мне бы успеть дозвониться до Влада, прежде чем я потеряю сознание, совладать со смартфоном.
- Давай, давай, Фёдоров, возьми же т.
До меня доходит.
Вокруг непроглядная темнота, а я чувствую себя так, словно передо мной открылась величайшая истина.
Урод, избивший меня сказал, чтобы я передал сообщение Фёдору. И я не верю в такие совпадения. Не верю, что в мире есть какой-то другой Фёдоров, ввязавшийся в криминальные разборки.
- Во что ты, блядь, вляпался, Влад, - шепчу я.