Невеста дьявола [Сборник новелл ужаса - Выпуск II]

Э. Филлипс Оппенгейм Две старые девы

Эрнстон Грант, без сомнения, был первоклассным детективом. Однако теперь, после долгих разъездов с картой и компасом по дорогам Девоншира, его успехи были более чем скромны. Даже Флип, его маленький белый терьер, укутанный в пару толстых пледов, и тот поглядывал на него укоризненно. С унылым возгласом Грант остановил урчащую машину на вершине холма, наиотвратительнейшего из всех, какие когда‑либо приходилось преодолевать его «Форду». В растерянности он принялся оглядывать окрестности.

Всюду глазам открывалось одно и то же. Там и тут тянулись обширные выгоны и поляны, перемежаемые лесистыми лощинами невероятной глубины. Не было видно никаких признаков обрабатываемых земель, ничто не выдавало присутствия людей на этих бескрайних просторах. На всем пути Гранту не повстречалось ни одной автомашины. Не было ни почтовых столбиков, ни деревень; ни навесов, ни укрытий. В избытке был только дождь, дождь и туман. Флип, выставивший наружу один нос, с отвращением фыркал и чихал, а Грант, после того, как разжег свою трубку, не переставая, тихо ругался себе под нос. Ну и местечко! А эта карта! Грант торжественно проклял ее составителя, затем типографию, где ее взялись печатать. В заключение он проклял магазин, где купил ее. Когда он кончил, Флип отважился вылезть из одеял чуть дальше кончика своего носа и тявкнул в знак одобрения.

— Где‑то здесь, а может и нет, — рассуждал вслух Грант, — должна быть деревня Нидд. Последний указатель в этой чертовой местности обещал шесть миль до нее. От него мы проехали по меньшей мере миль двенадцать, и не было ни одного поворота ни вправо, ни влево — похоже на то, что эта деревенька существует только на карте.

Его глаза напряженно всматривались в собиравшуюся темноту. Редкие просветы в облаках открывали перед ним местность, как казалось, на мили вперед, и нигде не было видно признаков человеческого жилья. Он подумал о дороге, по которой они с Флипом только что ехали, и мысль о возвращении заставила его содрогнуться. Чудо свершилось в тот момент, когда Грант наклонился слегка вперед, всматриваясь в облака пара, окутавшие радиатор; чуть левее, вдалеке он увидел слабо поблескивающий огонек. В ту же секунду Грант выскочил из машины, вскарабкался на камень и стал всматриваться туда, где блеснуло. Вне всяких сомнений это был огонь; следовательно, вокруг него должен был стоять дом. Глаза Гранта с трудом отыскали грубую колею, идущую в нужном ему направлении. Он снова забрался в машину, завел мотор и проехал около сорока ярдов, когда уперся в какие‑то ворота. Дорога по другую сторону выглядела ужасающе, однако это была дорога. Грант открыл ворота и проехал, с утроенным вниманием склонившись к рулевому колесу, — каким‑либо другим чувствам дорога не оставляла места.

Местный транспорт, если таковой существовал, очевидно, состоял единственно из фермерской тележки, и вид ее понемногу начинал обрисовываться в мозгу Гранта: валкая, с огромными щелями в дощатом дне и с гигантскими, медленно поворачивающимися колесами. Все же, какой бы плохой ни была дорога, Грант продвигался вперед и уже миновал край чудовищной по размерам клумбы; проехал, к радости своей, наполовину засеянное поле и еще одни воротца, створ которых, казалось, подпирал облака. От них дорога замысловатым штопором свивалась вниз, под горку, и наконец, знакомый огонек замигал прямо перед ветровым стеклом. Грант вылез из машины, прошел через запущенный сад и потянул на себя полуразвалившуюся железную калитку. Он аккуратно закрыл ее за собой, пересек несколько ярдов заросшей травой и хлипкой от грязи аллеи и в конце концов достиг дверей строения, вполне сошедшего бы за овин или амбар, если бы это сходство не нарушал мерцавший в окне огонек. Человеческому воображению пришлось бы потрудиться, чтобы представить себе это унылое сооружение, однако, в нем жили, и оно называлось домом.

Испытывая облегчение от того, что наконец‑то найден ночлег и крыша, Грант взошел на крыльцо и постучал в дубовую дверь. Почти сразу же он услышал, как внутри чиркнули спичкой; пламя свечи отразилось в незашторенных окнах слева от него. В прихожей послышались шаги, и дверь открылась. Перед Грантом, лицом к лицу стояла женщина; она чересчур высоко держала зажженную свечу, так что свет от нее полуосвещал, полупритенял ее черты. Какая‑то твердость или решительность исходила от ее фигуры, и это Грант отметил в первые же секунды у двери.

— Что вам угодно? — спросила она.

Грант после того, как снял свою шляпу, полагал, что ответ на этот вопрос излишне очевиден. Дождь струйками стекал с его макинтоша. Лицо Гранта посинело и съежилось от холода.

— Я сбился с дороги, — тем не менее объяснил он. — Я уже несколько часов пытаюсь найти какую‑нибудь деревню или гостиницу, но вы — первые люди, которых я встретил здесь. Не могли бы вы пустить меня переночевать?

— С вами еще кто‑нибудь есть? — осведомилась женщина.

— Я один, — ответил ей Грант. — Со мной только маленький песик, — добавил он, услышав радостное тявканье Флипа.

Женщина задумалась.

— Машину вам лучше поставить под навесом, налево от дома, — сказала она. — После этого можете заходить. Мы что‑нибудь придумаем для вас. На многое не рассчитывайте.

— Очень признателен вам, мадам, — Грант вложил в эти слова всю сердечность, на которую был способен.

Он отыскал навес, где доживали свой век две ветхие, полуразвалившиеся тележки, и поставил туда свою машину. Затем выпустил Флипа и вернулся к входной двери, оставшейся открытой. Ориентируясь по звуку потрескивающих поленьев, он прошел в просторную каменную кухню. Перед огнем, в кресле с высокой спинкой сидела еще одна женщина. Сложив на коленях руки, она, не отрываясь, смотрела в направлении входной двери, как будто ожидая прихода Гранта. Такая же высокая, как и первая из встреченных им, она уже достигла дальних границ того возраста, что называется зрелостью, однако облик ее и черты лица поражали изяществом. Женщина, которая впустила его, склонилась у камина. В изумлении Грант перевел взгляд с одной на другую: они были поразительно похожи друг на друга.

— Я очень благодарен вам за то, что вы пустили нас, — начал было он, но осекся. — Флип! Веди себя прилично!

Перед камином лежал огромный лохматый пес. Не раздумывая ни секунды, Флип подскочил к нему и яростно залаял. Пес, слегка удивленный, поднялся и с интересом посмотрел вниз. Флип немедленно улегся на освободившееся место, удовлетворенно потянулся и закрыл глаза.

— Я должен извиниться за мою собаку, — продолжал Грант, — она сильно продрогла в дороге.

Косматый пес отошел на несколько шагов и сел на задние лапы, обдумывая случившееся. Тем временем женщина, которая открыла дверь, извлекла из шкафа чашку и блюдце, буханку хлеба и маленький кусок бекона, от которого отрезала несколько ломтиков.

— Подвиньте свое кресло ближе к огню, — пригласила она. — Мы можем предложить вам очень немногое, но я постараюсь приготовить что‑нибудь вам поесть.

— Мне кажется, будто я попал в гости к добрым самаритянкам, — с некоторой горячностью проговорил Грант.

Он сел напротив второй из женщин; за весь вечер она не проронила ни слова, однако Грант все время чувствовал на себе ее пристальный, изучающий взгляд. Молчаливость сестер была также поразительна, как и их сходство. Они носили одинаковые платья, казавшиеся Гранту неуклюжими и тяжелыми; их волосы, каштановые с проглядывающей сединой, были одинаково причесаны. Их одежда, речь, манеры принадлежали одному миру, и все же в них угадывалось какое‑то странное и безошибочное отличие друг от друга.

— Любопытно узнать, — сказал Грант, — далеко ли отсюда до деревни Нидд?

— Это недалеко отсюда, — отвечала женщина, неподвижно сидевшая напротив. — Для того, кто знает дорогу туда, это совсем близко. Глупо, но приезжие больше надеются на карты и дороги. Здесь многие сбиваются с пути.

— Но ваш дом стоит вдали от дорог, как же вы здесь живете? — поинтересовался Грант.

— Мы родились здесь, — ответила женщина напротив. — И ни я, ни моя сестра не испытываем желания путешествовать.

На сковороде зашипел бекон. Флип приоткрыл один глаз, облизнулся и сел на полу около кресла. Через несколько минут еда была готова. Дубовые кресла с высокими спинками перенесли к столу. Там уже стоял чай, тарелка с яйцами и беконом, большая буханка хлеба и маленький кусочек масла. Грант сел в свое кресло.

— Вы уже ужинали? — спросил он.

— Да, давно, — ответила женщина, которая готовила для него еду. — Пожалуйста, накладывайте себе сами.

Она опустилась в другое дубовое кресло, точно напротив своей сестры. Грант и Флип у его ног принялись за еду. Оба не ели уже несколько часов и поэтому некоторое время не замечали ничего, кроме своих тарелок. Чуть позже, наливая вторую чашку чая, Грант снова взглянул на своих хозяек. Теперь они обе чуть отодвинули от огня свои кресла и внимательно рассматривали его — без любопытства, но с какой‑то непонятной и настораживающей задумчивостью. Грант вспомнил, как они по очереди обращались к нему с вопросами, и отметил, что за весь вечер ни одна из них не сказала что‑либо другой.

— Слов нет, как все было вкусно, — чуть погодя сказал Грант. — Прошу извинить мне непомерный аппетит.

— Вероятно, вы целый день были в дороге и ничего не ели? — предположила одна из сестер.

— Да, мы с Флипом на колесах с половины первого.

— Вы путешествуете для собственного удовольствия?

— Я тоже так думал. До сегодняшнего вечера, — ответил Грант и улыбнулся, но не получил ожидаемого вопроса.

Женщина, которая открывала дверь, подвинула свое кресло на дюйм или два ближе к нему. С некоторым любопытством он отметил, что как только она переставила свое кресло — ее сестра сделала то же самое.

— Как вас зовут?

— Эрнстон Грант, — ответил он. — Могу я узнать, кому я обязан радушным приемом?

— Меня зовут Матильда Краск, — отчеканила первая.

— А меня — Аннабель Краск, — эхом отозвалась вторая.

— И вы живете здесь совсем одни? — скорее предположил, чем спросил Грант.

— Да, мы живем здесь одни, — подтвердила Матильда. — Нам здесь нравится.

Этот разговор сильно озадачил Гранта. Речь сестер была довольно обычной для Девоншира: те же интонации и легкое сглатывание согласных. Однако, с другой стороны, говорили они правильно, избегая любимых валлийцами словечек. Сама мысль о том, что они могли безвыездно жить в этом богом забытом крае, казалась Гранту невероятной.

— Если у вас здесь ферма, — настаивал он, — то поблизости должны быть дома работников или деревня?

Матильда отрицательно покачала головой.

— Ближайшая хижина, — доверительно сообщила она, — отстоит в трех милях отсюда. Сами мы не занимаемся землею. У нас пять коров — с ними немного хлопот; и немного птицы.

— Очень уединенная жизнь, — пробормотал Грант.

— Мы так не думаем, — живо отозвалась Аннабель,

Грант передвинул свое кресло, устраиваясь поудобнее.

Флип с довольным ворчанием вспрыгнул ему на колени.

— А что вы делаете, если вам нужно что‑нибудь купить?

— Каждую субботу, — ответила Матильда, — к нам заходит разносчик из Эксфорда. Наши желания очень умеренные.

Просторная комната, где они сидели, без мебели казалась странно пустой; Грант заметил это, когда вошел. Свет единственной керосиновой лампы не рассеивал сумрака, фигуры обеих женщин виднелись как в тумане. Временами их отчетливо освещали извивавшиеся в камине языки пламени, и Грант изумлялся, насколько они походят одна на другую, совсем как близнецы. Он поймал себя на мысли, что думает об их прошлом. Должно быть, когда‑то они были очень красивы.

— Позвольте еще раз злоупотребить вашим гостеприимством, — сказал он после несколько затянувшейся паузы, — я хотел бы узнать, где мне предстоит переночевать? Меня устроит любое место, — добавил он поспешно.

Матильда поднялась со своего кресла. С каминной полки она сняла новую свечу и зажгла ее.

— Идемте, — сказала она, — я покажу, где вы будете спать.

Грант тоже стал подниматься с кресла. По чистой случайности он взглянул на Аннабель и был поражен, как внезапно и странно изменилось ее лицо — оно выражало почти ненависть. Грант наклонился так, чтобы ее голова оказалась между ним и керосиновой лампой, и еще раз недоверчиво взглянул на нее. Недавнее выражение, если оно и было, исчезло с ее лица. Аннабель спокойно смотрела на него, однако в глазах ее оставалось то нечто, чего он не мог отгадать.

— Идемте, я провожу вас, — повторила Матильда.

Грант встал. Флип обернулся и напоследок еще раз дерзко облаял огромного косматого пса, лежавшего теперь в стороне от камина. Не получив ответа, Флип затрусил за хозяином.

Они прошли прекрасно отделанной, но почти совершенно пустой прихожей, и по широкой дубовой лестнице поднялись на второй этаж. Из‑под двери одной из комнат просачивался слабый желтый свет; Матильда на секунду остановилась возле нее и прислушалась.

— У вас есть еще гости? — поинтересовался Грант.

— Это гость Аннабель, — ответила Матильда. — Вы — мой гость. Идите за мной, пожалуйста.

Она привела его в спальню с огромной кроватью, задернутой пологом; кроме кровати в комнате ничего не было. Матильда поставила свечу на стол и откинула угол похожего на лоскутное одеяла. Она потрогала простыни и одобрительно кивнула. Машинально Грант последовал ее примеру. К его удивлению простыни были теплыми. Матильда указала на большую медную грелку с длинной рукояткой, стоявшую в дальнем углу у камина; тоненькой струйкой из нее поднимался дымок.

— Вы кого‑нибудь ждали сегодня вечером? — с любопытством спросил Грант.

— Мы все время ждем, — ответила она.

Забыв пожелать ему спокойной ночи, Матильда вышла из комнаты. Грант окликнул ее, но она не отозвалась; с лестницы донеслись ее ровные шаги. Снова нависла гнетущая тишина — тишина внизу и тишина вокруг, в комнате, отведенной Гранту. Флип в это время обнюхивал углы и закоулки, фыркал, сопел и по временам тихо рычал. Открыв окно, Грант потянулся за сигаретой.

— Не знаю почему, только вы мне совсем не нравитесь, девчонки, — проговорил он. — Странный у вас дом.

За окном смотреть было не на что; шум близкой речки и дождевые капли, ударяющие в стекло, заглушали все остальные звуки. Неожиданно Грант вспомнил о сумке с вещами; оставив дверь открытой, он спустился на кухню. Обе женщины сидели точно так же, как они сидели до его прихода или во время еды. Обе смотрели на него, но ни одна не произнесла ни слова.

— Если вы не возражаете, — начал объяснять Грант, — я забрал бы из машины мою сумку.

Матильда кивнула, и Грант направился к выходу. В темноте, спотыкаясь и оскальзываясь, он добрался до навеса и вытащил из багажника сумку. Перед тем, как вернуться, он открыл отделение с инструментами и сунул в карман электрический фонарик. Когда он вернулся, женщины все так же сидели в своих креслах и молчали.

— Жуткая непогода, — заметил он. — Я очень признателен вам за то, что вы пустили нас под крышу.

Обе сестры посмотрели на него, но ничего не ответили. Он поднялся в комнату и первым делом плотно закрыл дверь и тут же нахмурился, с неудовольствием обнаружив, что на двери нет ничего кроме защелки, — но потом негромко рассмеялся: он, Эрнстон Грант — детектив, поймавший знаменитого Неда Булливанта, победитель смертельных схваток — почему‑то нервничает в этом уединенном домике в компании двух странных женщин.

— Когда я брал отпуск, — пробурчал он себе под нос, — мы не знали, что такое нервы, не правда ли, Флип? — добавил он.

Флип приоткрыл один глаз и заворчал. Это озадачило Гранта.

— Тебе‑то что может здесь не нравиться? — вслух подумал Грант. — И все же интересно, кто у них спит в той комнате?

Он снова, на этот раз очень мягко открыл свою дверь и прислушался. Практически ничего не нарушало безмятежной тишины в доме: только снизу, из кухни, доносилось мерное тиканье часов. Выглянув в коридор, Грант различил полоску желтоватого света под одной из дверей напротив. Приблизившись к ней вплотную, он остановился и с минуту прислушивался. Внутри стояла абсолютная тишина — не было слышно даже дыхания спящего. Осторожно он возвратился, закрыл собственную дверь и принялся раздеваться. На дне его сумки лежал небольшой автоматический пистолет. С минуту он вертел его в руках. Потом бросил обратно. Электрический фонарик, однако, он положил в изголовье кровати. Перед тем как лечь, он еще раз выглянул в окно. Шум речки или ручья казался сильнее, чем прежде. Больше ничего не было слышно. Дождь кончился, но небо оставалось по — прежнему пустым и черным. Поеживаясь от холода, Грант отошел от окна и забрался в постель.

Он не имел ни малейшего представления, который сейчас час: чернота за окном нисколько не рассеивалась, когда его неожиданно разбудило глухое ворчание Флипа. Пес выбрался из‑под вороха пледов, и Грант отчетливо видел его глаза — злые искорки, отсвечивающие в темноте. Какое‑то время он лежал неподвижно, прислушиваясь. С самого пробуждения он знал, что в комнате есть кто‑то еще, чужой. Это подсказывала интуиция, хотя Грант до сих пор не уловил ни единого шороха. Осторожно он провел рукой вдоль изголовья кровати; нащупав электрический фонарик, включил его. И в тот же миг, с непроизвольным криком откинулся назад, на подушки. В нескольких футах от него стояла Матильда, одетая в свое вечернее платье. В руке, протянутой к Гранту, она сжимала зловещего вида нож; таких Гранту еще не приходилось видеть. В испуге Грант скатился по другую сторону кровати, продолжая держать Матильду в кольце света.

— В — вам что нужно? — он поразился, как неуверенно звучит его голос. — Что за глупости? Зачем вы держите этот нож?

— Вильям! Я так ждала тебя, Вильям, — отвечала она. Нотка разочарования сквозила в ее словах. — Почему ты не приходил так долго?

Грант, ломая спичку за спичкой, торопливо зажигал свечу. Пальцы, некогда сжимавшие пистолет, направленный на Булливанта, державшие его на мушке с покорно поднятыми руками две долгие как жизнь минуты — эти пальцы теперь непослушно дрожали. Осветив комнату, Грант почувствовал себя гораздо увереннее.

— Бросьте нож на кровать, — приказал он, — что вы собирались им делать?

— Я хотела убить тебя, Вильям, — произнесла Матильда.

— Зачем? — поразился Грант.

Она печально покачала головой.

— Это единственный путь… — она замолчала.

— Да мое имя совсем не Вильям, — снова начал Грант, — но что вы хотите сказать, говоря, что это единственный путь?

Она улыбнулась грустно и недоверчиво.

— Ты не можешь скрыть от меня свое имя, — сказала она. — Ты — Вильям Фаулшем. Я узнала тебя сразу, хотя ты так долго не приходил. Когда пришел он, — добавила она, показывая в направлении соседней комнаты, — Аннабель поверила, что он — Вильям. Я не мешала ей встретить его. Я знала. Я знала, что если подожду немного — придешь ты.

— Хорошо, оставим в покое мое имя, — Грант продолжал задавать вопросы, — но зачем, скажите, вам понадобилось убивать меня? Почему вы говорите, что это — единственный путь?

— Это единственный путь удержать мужчину, — ответила она. — Аннабель и я поняли это, когда ты бросил нас. Ты знал, как мы тебя любили, Вильям; ты обещал каждой из нас никогда не покидать нас — ты помнишь? Поэтому мы сидели здесь и ждали, когда ты вернешься. Мы ни о чем не говорили, потому что мы все знали.

— Вы хотите сказать, что собирались убить меня затем, чтобы я остался с вами, так? — настаивал Грант.

Матильда с нежностью посмотрела на брошенный нож.

— Это совсем не убийство, — сказала она. — Разве ты не видишь, что никогда не сможешь уйти отсюда? Ты останешься здесь навсегда.

Постепенно Грант начал кое‑что понимать; в его мозг вползла жуткая догадка.

— А что случилось с тем человеком, про которого Аннабель подумала, будто он — Вильям? — спросил он.

— Если хочешь, ты можешь посмотреть на него, — очень живо отозвалась Матильда. — Ты увидишь, какой он безмятежный и счастливый. Возможно, ты даже пожалеешь, что проснулся. Идем со мной.

Грант забрал нож и вышел следом за ней из комнаты. В коридоре, под дверью напротив, продолжала гореть узкая полоска света — путеводного: именно его Грант заметил с дороги. Матильда бесшумно открыла дверь и подняла свечу над головой. В этой комнате тоже стояла огромная кровать с пологом — на ней, вытянувшись, лежал мужчина с неухоженной, всклокоченной бородой. Лицо его было белым как простыни, на которых он лежал, и Грант с первого взгляда понял, что незнакомец мертв. Рядом с ним, у изголовья, выпрямившись в массивном дубовом кресле с высокой спинкой, сидела Аннабель. Когда Матильда и Грант вошли, она нахмурилась и предостерегающе подняла палец:

— Тише, — прошептала она. — Вильям спит.

Едва проблеск зари, словно указующий перст, раздвинул тяжелую пелену туч, в деревню Нидд, пошатываясь, вошел измученный, смертельно уставший человек; его сопровождал маленький белый терьер. Увидев на одной из дверей медную пластинку, человек с облегчением вздохнул и потянул шнурок колокольчика; это было все, на что ему хватило сил. Тотчас распахнулось окно, и из него высунулась взлохмаченная голова.

— Кто там, в такую рань! — простонала она. — Что там у вас?

Грант поглядел вверх.

— Я был на ферме в нескольких милях отсюда, — прокричал он. — Там мертвец и две сумасшедшие женщины.

— Мертвец? — переспросил доктор.

— Да, я видел его своими глазами. Моя машина сломалась по дороге, иначе я был бы здесь гораздо раньше.

— Я буду через пять минут, — пообещал доктор, закрывая окно.

Спустя немного времени оба сидели в докторском «Лендровере», направляясь обратно к ферме. Было уже совсем светло, небо понемногу прояснилось, и вскоре они остановились перед старым домом. На стук никто не ответил. Тогда доктор толкнул дверь и шагнул внутрь. Они прошли на кухню. Камин догорел, но Матильда и Аннабель так и сидели возле него в своих дубовых креслах с высокими спинками. В молчании они смотрели друг на друга широко раскрытыми глазами. Обе обернулись, когда вошли доктор и Грант. Аннабель удовлетворенно кивнула.

— Это доктор, — сказала она. — Доктор, я рада, что вы пришли. Вы, конечно, знаете, что Вильям вернулся. Он вернулся ко мне. Он лежит наверху, но я не хочу будить его. Я сижу с ним и держу его руку; я говорю с ним, но он ничего не отвечает. Он спит так крепко. Пожалуйста, разбудите его. Я покажу вам, где он лежит.

Она вышла из комнаты, и следом за ней — доктор. Матильда прислушалась, как на лестнице затихают их шаги, и обернулась к Гранту; на губах ее снова играла прежняя странная улыбка.

— Аннабель и я не разговариваем друг с другом, — объяснила она. — Мы поссорились почти сразу, как ты ушел. Мы так долго не говорили с ней, что я даже забыла, сколько лет прошло с тех пор. Мне бы хотелось, чтобы кто‑нибудь сказал ей, что человек тот, из верху, совсем не Вильям. Мне бы очень хотелось, чтобы она узнала, что Вильям — это ты, и что ты вернулся ко мне. Садись, Вильям. Доктор ушел. Сейчас я разведу огонь и приготовлю тебе немного чая.

Грант сел, чувствуя, как у него снова начинают дрожать руки. Женщина смотрела на него с любовью.

— Тебя не было так долго, — продолжала она, — но я все время знала, то ты придешь. Странно, что Аннабель не узнает тебя. Иногда я думаю, что мы живем здесь слишком долго, и она потеряла память. Я рада, что ты привел доктора, Вильям. Теперь Аннабель узнает, что она ошиблась.

С лестницы послышались торопливые шаги. Вошел доктор. Он взял Гранта под локоть и отвел в сторону.

— Вы были совершенно правы, — мрачно сказал он. — Человек наверху — бродячий жестянщик; бедняга пропал около недели тому назад. Я думаю, он мертв по меньшей мере дня четыре. Кто‑то из нас должен остаться здесь, пока другой съездит в полицейский участок.

Грант порывисто схватил свою шляпу.

— Пойду вызову полицию, — сказал он.