Невеста из Бостона

17

Смущенный близостью Сьюзен и нежностью ее прикосновений, Чейз подумал: «Уж лучше бы она встала и ушла». Близость этой женщины привносила в его усталый мозг слишком безумные желания. Ему хотелось стиснуть ее в объятиях и… и… Чейз вздохнул и закрыл глаза.

Когда он разомкнул их вновь, то обнаружил, что Сьюзен не сводит с него своих огромных зеленых глаз. Пот выступил на лбу Чейза от этого взгляда. Он ощутил себя самым сильным и самым беспомощным мужчиной на свете.

Нет, Сьюзен слишком много пережила, чтобы стать героиней его любовных фантазий. Чейз, впрочем, так и не знал, что произошло между ней и мексиканцами. Неужели они надругались над ней?

О, черт! При одной мысли об этом у Чейза невольно сжались кулаки.

Но как спросить у молодой девушки, была она изнасилована или нет? Никакой разумной формы вопроса не пришло Чейзу в голову, и он сказал только:

— Мы отправляемся в путь завтра утром.

— Что? — брови Сьюзен выгнулись дугой. — Но вы же не в состоянии сделать и нескольких шагов.

— Мы пойдем медленно — это лучше, чем ничего. Нам нужно уйти отсюда как можно скорее.

— Я понимаю, конечно, Чейз, что вам не терпится как можно скорее добраться до Золотых Холмов, но думаю, с этим стоит обождать. Глупо заставлять вас сейчас идти…

Сладкие звуки ее голоса убаюкивали. Неужели ее голос всегда был таким сладким? А руки такими нежными? Почему же Чейз не замечал этого раньше?

— Я сказал, что мы завтра отправляемся в путь, значит, так и будет, — сказал он так резко, как сам от себя не ожидал.

Чейз стиснул ладонью приклад винтовки, вытащил ее из-под одеяла и, оперевшись о землю, встал. Голову его окутал туман, и он стоял, качаясь, не отрывая взгляда от непослушных ног и боясь, что они могут подогнуться и тогда он упадет. Затем он быстро схватил мешок, опустился на колени подле валявшихся на земле вещей и принялся их собирать.

Он поднял голову и сказал с деланой улыбкой:

— Простите меня, Сьюзен. Мне вовсе не хотелось быть грубым с вами, тем более после всего того, что вы для меня сделали. Вы спасли мне жизнь, и, не сомневайтесь, вам за это я очень признателен.

Подул легкий ветерок, разметал и без того растрепанные волосы Сьюзен, вздул пузырем ее юбку — о, дьявол, как она была соблазнительна!.. Чейз тяжело вздохнул и тут же вспомнил еще одну картину. Обнаженная Сьюзен лежит под телом гадкого мексиканского подонка, а его приятель кричит, чтобы тот поторапливался и уступил ему очередь. Чейз пристрелил их обоих. Он не успел прикончить только Переса, потому что не сразу заметил его. А когда заметил, тот уже вскочил в седло и унесся, словно смерч.

Чейз знал, что этот подонок обязательно вернется за Сьюзен. Чейз знал все повадки Переса.

— Нужно поскорее бежать отсюда, — сказал Чейз громко, не сразу сообразив, что произнес эту фразу вслух.

— Вы думаете, Перес вернется, чтобы убить нас?

Чейз взглянул на Сьюзен: ее хорошенькое лицо выражало необычайную серьезность и решимость. Решимость остаться в живых. Да, эта женщина совершала порой глупости, но в целом она была отнюдь не безмозгла и, как теперь начал понимать Чейз, отнюдь не безумна. Просто больно уж она разозлилась. Чейзу вовсе не хотелось пугать Сьюзен. Но в то же время необходимо было предупредить ее, что с Пересом шутки плохи:

— Ну, да. Говоря по правде, я больше чем уверен, что он вернется и непременно прихватит с собой побольше своих молодчиков. Если бы я мог пройти хоть десять шагов, не падая, мы, конечно же, пошли бы прямо сейчас. Пока мы сидим здесь, мы не видим, что происходит по ту сторону горы. Нам нужно добраться до вершины — там мы будем в большей безопасности. Но нам придется при этом заметать следы в полном смысле слова.

Сьюзен опустила голову. Впервые за все время в спокойном голосе Чейза послышались тревожные нотки. Значит, он не надеется, что им удастся добраться до Золотых Холмов? А только до вершины горы! Это ясно прозвучало в голосе Чейза.

Но, с другой стороны, мало ли что думает Чейз? Они уже так много пережили, вышли из стольких переделок. Разве это не означает, что они выпутаются и из этой истории?

Сьюзен улыбнулась. Какое счастье, что Чейз пришел в себя! Как радостно видеть его деятельным, как приятно слышать его голос — пусть даже тревожный. Как не хватало Сьюзен простого человеческого голоса в те два дня, когда Чейз лежал без сознания!

Непрошеные слезы брызнули из ее глаз и заструились по щекам. Сьюзен отвернулась, чтобы Маккейн их не заметил. Она быстро моргала и поспешно вытирала глаза. Ей не оставалось ничего другого, кроме как целиком и полностью положиться на этого человека, который сам, по всей видимости, был преступником. Но как ни странно это звучало, Сьюзен почему-то ни капельки не боялась доверить ему свою жизнь. А почему, она и сама не знала. По крайней мере, она не одна. Есть кому о ней позаботиться, защитить ее, поговорить с ней.

Почувствовав, что наконец окончательно успокоилась, Сьюзен сказала твердо:

— Хорошо, выйдем завтра утром. Но только как вы собираетесь заметать следы?

Чейз не оборачиваясь ответил:

— Мы пойдем только по камням. Так Перес никак не догадается, в какую сторону мы пошли. К тому же нам удастся таким образом срезать путь. Видите вон те камни? — Сьюзен посмотрела туда, куда указал ей Чейз. — Мы вскарабкаемся по ним, потом заберемся на гору — идти придется, разумеется, очень медленно. Путь наш будет тяжелым. Там, наверху, мы найдем себе убежище на день или два, пока я не очухаюсь… А кроликов больше убивать не станем.

— А… что же мы будем есть?

Чейз ответил не сразу, он буквально буравил Сьюзен взглядом, когда наконец ответил, Сьюзен пожалела о том, что задала этот вопрос.

— Змей, ящериц, ваше любимое кактусовое молоко и разные травы, которые сочтем неядовитыми. Сейчас весна, и пресмыкающиеся выползают погреться на солнышке. Я придумаю какую-нибудь штуку, с помощью которой сможем их ловить…

Чейз запнулся, увидев выражение ужаса на лице Сьюзен, но, усмехнувшись, продолжил:

— Простите, но ничего другого нам не остается. По крайней мере, сейчас.

Сьюзен взглянула на кипящее в котле кроличье мясо, и у нее буквально потекли слюнки, а в животе заурчало. Боже, как же хочется есть! Два дня назад ей внушала ужас мысль о том, что можно убить и съесть кролика, а сейчас он казался ей самым большим лакомством на свете — особенно по сравнению со змеями. Сьюзен облизала губы, предвкушая, что скоро можно будет отведать супа.

— Мы постараемся оставить побольше кроличьего мяса и нальем во флягу кактусового сока, — решительно сказал Чейз, не оборачиваясь к ней.

Сьюзен показала ему язык и скорчила рожицу. Этот человек точно читал ее мысли и бесконечно ей противоречил!

Но, к счастью, он, видимо, забыл о том, как она спала рядом с ним. Сама же Сьюзен каждый раз, вспоминая об этом, густо краснела. Теперь ей казалось, что все это было похоже на сказку.

Прикусив губу, Сьюзен наблюдала, как Чейз разбирает вещи в своем мешке. Она заметила, что он извлек оттуда какую-то бумагу и принялся ее читать. «Эти самые пальцы, — вдруг подумала Сьюзен, — ласкали мою грудь — так мягко, нежно, возбуждая во мне дикую страсть…» От одного воспоминания об этом ее груди налились, как спелые яблоки, и жар охватил все ее тело.

Но она умрет от стыда, если поймет, что он это заметил.

Однако в том, чтобы у него остались те же воспоминания, было что-то неоспоримо привлекательное. А, может быть, он даже мечтал о продолжении? Нет, Сьюзен непременно должна забыть об этом и не вспоминать никогда!

Чейз, к счастью, явно ничего не помнил. В этом Сьюзен была абсолютно уверена. Он, при его высокомерии, непременно бы ей как-нибудь намекнул…

На следующее утро, поев и собрав вещи, они поднялись на несколько сот футов вверх по камням и добрались до того места, откуда открывался превосходный вид на всю округу.

Сидя на камне, Чейз рассматривал мексиканские пояса с оружием. Он все никак не мог понять, как хрупкая Сьюзен умудрилась выкопать для их обладателей такую огромную могилу, как смогла хладнокровно снять ремни с мертвых тел. Черт подери, у нее ведь не было даже простого совка. Какой силой духа все-таки обладает эта девушка! Однако Чейз заметил, как поморщилась она при виде этих ремней.

Отложив пояса в сторону, Чейз придвинулся к Сьюзен, склонившейся над щенком, и сказал:

— Вы представить себе не можете, Зеленоглазка, как мне понравился сваренный вами суп. Мне кажется, я никогда не ел ничего вкуснее.

Сьюзен робко улыбнулась в ответ и, потрепав за ушком щенка, проговорила:

— Это значит, что вы выздоравливаете. Вам все время хочется есть, и все кажется вкусным.

Чейз вспомнил, как жадно ела она сама, проглатывая целые куски мяса так быстро, что Чейз всерьез испугался, как бы она не подавилась. «Она, бедняжка, наверное, не ела уже дня два, отдавала всю пищу мне, — подумал тогда Чейз. — Да, многим же я ей обязан».

К вечеру Чейз совершенно обессилел от усталости. Но не лег. Он сидел в сумерках, вглядываясь в даль и прислушиваясь к малейшему шороху.

Прибрав после ужина, Сьюзен сидела возле него на одеяле. На ее коленях лежал щеночек и сосал смоченную в бульоне тряпочку. Сьюзен что-то ласково бормотала малышу, а тот смотрел на нее своими доверчивыми янтарными глазками. «А ведь неплохая идея — кормить его таким способом», — подумалось Чейзу.

Сейчас Сьюзен даже отдаленно не напоминала ту разъяренную дикую женщину, какой она была вчера утром. Каким-то образом ей удалось причесать волосы и завязать их сзади в узел полоской ленты. К тому же, она умылась — одному Богу известно, как она сделала это без воды, — и надела на ноги туфельки. Платье ее оставалось, впрочем, таким же рваным, и все-таки она выглядела прелестно.

— Сьюзен, — прошептал Чейз, он сам посоветовал ей говорить как можно тише.

Она не подняла головы, а только улыбнулась щенку, который игриво терся влажным носиком о ее палец:

— У-у-у?

Чейз придвинулся к ней и взял за руку. Уловив легкий запах сирени, он изумился: где она умудрилась раздобыть духи?

— Скажите, Сьюзен, — сказал он тихонько. — Я уже спрашивал вас об этом, а вы не ответили… Почему вы так боитесь темноты? И почему так ненавидите своих родных в Бостоне?

Щенок заснул, и Сьюзен смотрела куда-то вдаль, задумчиво гладя лежащего на коленях малыша.

Чейз терпеливо ждал ответа. Давно пора ему узнать, почему она приходит в ужас, глядя на сгущающиеся сумерки, отчего трясутся ее руки, а взгляд становится тревожным.

Отчего все это?

Когда Сьюзен наконец начала говорить, голос ее был тих, как дуновение ветра:

— Я уже говорила вам, что, когда мне было шесть лет, меня взяли к себе жить дядя и тетя. Этот день стал самым страшным днем в моей жизни. Я только что потеряла отца и мать и, наверное, была от этого в шоке. Этих же своих родственников я никогда раньше не видела, хотя они жили в соседнем городке. Позже я узнала, что наши семьи враждовали. Отец и его брат ненавидели друг друга из-за того, что отец женился на моей маме. Они оба любили ее. И вполне естественно, что тетя моя тоже питала ненависть ко всей нашей семье, а особенно к маме… Ну, а я, говорят, выросла очень похожей на мать.

Чейз внимательно посмотрел на нее и подумал, что трудно представить себе вторую такую же красивую женщину, как Сьюзен. Неудивительно, что ее мать полюбили два мужчины!

— Мои кузен и кузина, Гортензия и Эндрю, — продолжала Сьюзен, — старше меня на несколько лет. В первый день, когда меня с ними познакомили, нам велели идти вместе играть: тетя и дядя уезжали в гости на весь вечер. Через некоторое время я начала громко плакать и побежала в комнату, чтобы лечь в кровать, — мы с Гортензией должны были жить в одной комнате, — но она заперла дверь и не пустила меня.

Эндрю же сказал, что покажет мне что-то интересное. «Только это нужно хранить в секрете», — добавил он. Я решила, что он хочет успокоить меня, а он отвел меня в темный холодный подвал и запер там.

Растрогавшись, Чейз вновь взглянул на Сьюзен и увидел слезы на ее глазах. Они блестели, как два огромных изумруда. А руки ее дрожали. Ему следовало бы прервать ее, но он решил дослушать все до конца.

— Я так… испугалась! Кругом было темно. Я плакала так, что, казалось, сердце вот-вот разорвется.

Сьюзен вздрогнула, и Чейз невольно стиснул ее ладонь.

А она проговорила возбужденно:

— До сих пор воспоминания об этом так свежи в моей памяти, как будто это произошло вчера. Я стучала и била в дверь ногой. Но никто меня не слышал. Слуги уже ушли в свои комнаты в другой части дома.

Чейз провел шершавым пальцем по ее щеке, смахивая слезу:

— А что случилось потом? Как вы оттуда выбрались?

— Эндрю в конце концов пришел за мной. Незадолго до того, как должны были вернуться тетя и дядя. Я была в таком состоянии, точно пробыла там неделю. По крайней мере, мне казалось, что прошло уже много дней. Повсюду мерещились мне разные страшные звери, чудовища, даже слышались их крики. Неожиданно крыса принялась грызть шнурок на моем ботинке, чем привела меня в состояние истерики. Мне казалось, что вот-вот — и она заберется мне под платье. Когда… когда Эндрю наконец открыл дверь, я буквально упала к его ногам. Я очень хорошо помню насмешливое выражение его уродливого лица, холодный ненавидящий взгляд его глаз. Но я так была счастлива, что выбралась из подвала, что готова была его расцеловать. Ведь я уже думала, что умру там, и никто, кроме Эндрю, тан и не узнает, где я, — Сьюзен тяжело вздохнула. — Но мучения мои на этом не кончились. Честно говоря, они только начались. Эндрю заявил, что не выпустит меня до тех пор, пока я ему кое-что не покажу.

Сьюзен вдруг задрожала так сильно, что Чейз сам невольно вздрогнул.

— Он сказал, что запрет меня снова, если… если я… не сниму с себя одежду, прямо здесь, у двери в подвал. Я заплакала. Помню, я посмотрела вниз на чернеющие ступеньки и поняла, что умру, если снова окажусь там, и я сделала все, что он мне приказывал. — Последние слова прозвучали так тихо, почти беззвучным шепотом, что Чейз подумал уж было, не ослышался ли он.

Он стиснул ее ладонь:

— Простите меня, Зеленые Глазки. Если не хотите, можете дальше не рассказывать.

С каким удовольствием он пристрелил бы этого сукина сына Эндрю!

Сьюзен прикусила губу и покачала головой:

— Нет, я расскажу все до конца. Я никогда никому этого раньше не рассказывала, и мне нужно выговориться.

— На следующий день он схватил меня и затолкал в свою комнату. Он вновь пригрозил посадить меня в подвал, если я сейчас же не сниму с себя одежду. И тогда он при… прикасался ко мне. После этого… каждый раз, делая непонятные мне вещи, он грозил запереть меня, если не послушаюсь, в подвал. Он ни разу не… надругался надо мной. В смысле над моим телом. И только когда я уже выросла, я поняла, что он был просто не в состоянии кого-либо изнасиловать. По крайней мере, физически не в состоянии. — Сьюзен всхлипнула так жалобно, что у Чейза чуть было не разорвалось сердце.

Чейз обнял ее за плечи, искренне жалея, что ничем не может выбить из ее головки эти страшные воспоминания. Он хотел бы остановить ее, но понимал: ей действительно нужно выговориться.

— Он всегда заставлял меня раздеваться, трогал, щупал меня самым отвратительным образом. — Сьюзен тяжело вздохнула. — Иногда он сам тоже раздевался и заставлял меня ласкать его. Он говорил, что если я хоть кому-нибудь расскажу об этом, он посадит меня в подвал и оставит там навсегда… умирать. — Рыдания заглушили голос Сьюзен.

Чейз прижал ее к себе, погладил по голове, поцеловал в макушку. О, только попадись этот кузен Эндрю ему в руки!

Сьюзен плакала и никак не могла остановиться. Чейз нахмурился. Ему показалось, что девушка что-то недоговаривает:

— Послушайте, Зеленоглазка? Ведь было что-то еще? Почему вы не хотите мне об этом сказать?