Сан-Франциско, Калифорния
Декабрь 1885 года
Двести девяносто один день в открытом море! «Ну, вообще-то не всегда в открытом море», – мысленно уточнил Тристан, удаляясь от причала и вспоминая, что около двадцати дней он провел на берегу. Если уж на то пошло, каждый раз это случалось недостаточно часто и продолжалось недостаточно долго, чтобы его ноги успели заново вспомнить, как следует ходить по суше.
Тристан устало улыбнулся. Горячая ванна, костюм, обед из свежего мяса, приготовленного настоящим поваром, и постель, которая не двигается всю ночь… Ничто так не учит человека ценить простые удовольствия домашней жизни, как вечные путешествия. Он был твердо намерен насладиться этими удовольствиями сразу же, как только доставит грузовую декларацию в офис своей компании.
Пройдя между гостиницей и пансионом, которых не было здесь, когда он уезжал десять месяцев назад, Тристан поднялся по деревянной лестнице «Таунсенд импорт» с гораздо меньшим изяществом, чем ему хотелось бы, и толкнул дверь. Дверной колокольчик звякнул, и ему в лицо ударила волна тепла.
Клерк устало поднял голову от бумаг, разложенных на конторке.
– Привет, Грегори, – проговорил Тристан, с ухмылкой глядя, как запотевают очки молодого человека.
– Добрый день, мистер Таунсенд, – ответил тот, передвигая очки на лоб и близоруко щурясь. – Добро пожаловать домой. Надеюсь, плавание прошло удачно?
Тристан не собирался утомлять Грегори подробностями; подойдя к конторке и вынув из кармана куртки декларацию, он не спеша ответил:
– Плавание было долгим, монотонным, но, надо надеяться, прибыльным. А как вы и компания жили в мое отсутствие?
– Я здоров, а компания приносит огромный доход, – ответил Грегори, протирая носовым платком стекла очков.
– Я обратил внимание на то, что склад почти пустой.
– И по вашим счетам это тоже заметно. – Грегори вернул очки на переносицу, быстро посмотрел на Тристана, а потом, как обычно, перешел к делам. – Я видел, как вы заходили в гавань сегодня утром. Как всегда, на полных парах. Книга учета и корреспонденция уже у вас на столе.
Тристан вручил Грегори декларацию, затем спросил:
– Среди писем есть такие, которые можно считать срочными?
– Там в основном частные письма, сэр – я положил их отдельной стопкой поверх учетной книги. Есть также запросы о рабочих местах и товарах, а еще приглашения от людей, которые, похоже, не вспомнили о том, что вы находитесь на другом конце мира. Я разложил их по датам, так чтобы самые последние оказались сверху.
У Грегори всегда все было в идеальном порядке, и он был безупречно честен, что вполне устраивало его хозяев.
– Ты идеальный служащий, – заявил Тристан и направился к двери в свой кабинет, но вдруг остановился на полдороге: – Следующие несколько минут тебе следует потратить на то, чтобы очистить твою конторку.
Грегори побледнел.
– Я купил тебе новую в Сингапуре, – со смехом успокоил его Тристан. – Резное, чудовище из тикового дерева с перламутровой инкрустацией. Ее как раз сгружали, когда я уходил с причала, так что скоро твое новое рабочее место будет здесь.
– Огромное спасибо, сэр!
Тристан не мог понять, относится ли благодарность Грегори к новой конторке или к тому факту, что у него по-прежнему есть работа, но все равно улыбнулся.
– Не спеши с благодарностями, пока чудовище не окажется на месте в целости и сохранности. Куча экзотических щепок для растопки – это не повод ни для радости, ни для благодарности. Впрочем, в Шанхае я купил складную ширму, которую собирался подарить мисс Шератон. – Тристан снова повернулся к своему кабинету. – Может, ты ее оценишь больше.
– А… Э…
Тристан остановился и вопросительно выгнул бровь:
– Да?
– Насчет мисс Шератон… – Грегори смущенно откашлялся. – Не знаю, как и сказать.
Ого! Это звучало довольно угрожающе.
– Но она ведь не умерла?
– Нет. – Грегори просунул палец под накрахмаленный воротничок и судорожно сглотнул, затем сделал глубокий вдох. – Два месяца назад она объявила о помолвке с неким мистером Джорджем Бейкером из Сиэтла. Говорят, что его семья занимается лесопилками.
Лесопилками, вот как? Сара всегда высоко ставила то, что можно купить за деньги. Хорошо бы, чтобы эта самая лесопилка оказалась бездонным источником денег, а иначе у Джорджа нет ни малейшей надежды на то, что она не начнет снова изъявлять неудовольствия по поводу своей несчастной судьбы.
– Не могу сказать, что меня страшно удивило ее решение, – сказал Тристан, чтобы хоть как-то успокоить своего клерка. – Желаю им обоим счастья.
– Так вы не расстроились?
– Может, только немного из-за того, что придется тратить время и заводить новые отношения, а так… – Тристан пожал плечами. – Когда свадьба?
– Через две недели, в пятницу.
Он кивнул, гадая, найдется ли в пачке писем, лежащих у него на столе, приглашение на свадьбу. Не то чтобы у него было намерение туда пойти: встречаться с женихом ему будет определенно неловко. И все же…
– Почему бы тебе не просмотреть эту декларацию и не подумать кое о чем? Может, у нас найдется подходящий свадебный подарок от бывшего любовника…
– Хорошо, сэр.
– И распорядись, чтобы его доставили с короткой запиской, выражающей мои поздравления.
– Да, сэр.
Войдя наконец в кабинет и усевшись в кожаное кресло, Тристан секунду смотрел на аккуратные стопки бумаг, которые приготовил для него Грегори. Деловая корреспонденция была распечатана и разобрана, о чем свидетельствовали краткие заметки Грегори на каждом листке.
Тристан усмехнулся. Хорошего служащего найти не так-то легко, а такого, который готов и заняться неприятными деталями жизни другого… Если торговый баланс и вполовину таков, как сказал Грегори, ему точно придется повысить жалованье.
Взгляд Тристана упал на четыре письма, лежавших поверх учетной книги, и его благодушное настроение сразу испарилось.
Глубоко вздохнув, он взглянул в окно кабинета на корабли и солнечные лучи, играющие на воде залива, однако его разум отказывался покинуть прошлое и демонстрировал ему картины давно минувшего времени. Увитые плющом стены Локвуд-Мэнора ясным весенним днем являлись самой приятной из этих картин, но чересчур мимолетной.
Далее шел поток других воспоминаний, весьма неприятных: разбитый фарфор и раскиданное серебро, рык отца, ковыляющего по темным холодным коридорам… Отец с трудом доползал до первой площадки парадной лестницы, а потом падал, скатывался назад и лежал на полу холла храпящей пьяной грудой.
– Господи! – Тристан энергично тряхнул головой, затем, вернувшись к реальности, снова сосредоточил взгляд на письмах. То, что лежало сверху, было самым свежим.
Перекладывая письма в обратном порядке, он легко узнал почерк мачехи и стиснул зубы, приготовившись к дурным новостям.
Письмо было датировано февралем, когда он отплыл в Восточную Азию.
«Дорогой Тристан!
С глубоким сожалением сообщаю тебе о том, что твой отец и старший брат одновременно отошли в объятия Творца. Не хочу утруждать тебя подробностями этого трагического происшествия, уважая твою потребность оплакать их безвременную, хотя и не совсем неожиданную кончину.
Твой брат Джеймс получит титул, как только будет завершено официальное расследование. Если ты того пожелаешь и если это принято в Америке, ты сможешь взять титул виконта Стедема.
Мы с Эммалиной переносим случившееся, как и подобает добропорядочным членам семьи.
С самыми теплыми чувствами
Люсинда».
«Не совсем неожиданную кончину»…
У Люсинды определенно был дар к обтекаемым формулировкам. Тристан вздохнул и перечитал письмо еще раз, гадая, как именно они нашли свой конец. Одинаково вероятным казалось и то, что оба напились до полного одурения и сделали нечто идиотическое, например, упали с крыши… либо напились до одурения и в беспамятстве убили друг друга. Настоящая загадка заключалась в том, как им удалось оставаться в живых так долго.
Тристан отложил письмо в сторону. Люсинда не позвала его вернуться в Англию и принять титул на родной земле. Видимо, не простив ему того, что он бежал от нее в самый дальний уголок Соединенных Штатов.
– С глаз долой – из сердца вон, и все такое прочее, – пробормотал он, доставая из пачки следующее письмо. – А вот и мольба о возвращении домой.
Распечатывая письмо от Джеймса, Тристан вздохнул. Милый, славный Джеймс!
Взглянув на дату, Тристан улыбнулся. Май. Почти три месяца. Он не ожидал, что Джеймсу понадобится так много времени для того, чтобы позвать на помощь.
«Дорогой Тристан!
Как мы давно догадывались, отец потратил все свои силы на то, чтобы оставить поместье в полной разрухе; однако мы даже не подозревали о том, насколько глубокую яму он вырыл. Сказать, что поместье балансирует на грани полного банкротства, было бы чудовищным преуменьшением.
Тебе известно, что я никогда не хотел становиться маркизом: мы оба знаем, что у меня недостает ума, чтобы выполнять свои обязанности хоть сколько-то успешно, и к тому же неподходящий характер, чтобы нести подобную обузу.
Мне искренне жаль устраивать тебе такое, но ты гораздо лучше подходишь для этой задачи. Пожалуйста, вспомни годы нашего детства и не слишком сильно вини меня в моей трусости.
Твой любящий брат
Джеймс».
Тристан перечитал последнюю строчку, его руки дрожали. Нет! Джеймс не стал бы такого делать.
Он отшвырнул листок и поспешно схватил следующее письмо – снова от Люсинды.
«Дорогой Тристан!
С глубоким сожалением и печалью я вынуждена снова написать тебе, сообщая о трагедии в семье. Вчера утром твоего брата Джеймса нашли утонувшим в Темзе…»
Там было написано еще что-то, но Тристану не хотелось читать дальше: отбросив письмо и вытирая слезы, он взялся за доклад поверенных его семьи, и сразу выражение соболезнования холодом резануло по сердцу. Мрачные подробности, которые шли дальше, окончательно выбили почву у него из-под ног.