Невеста в долг

Глава 6

Неделю спустя

— Мне кажется, или новая одежда сидит немного странно? — озадаченно смотрит на меня Нурия, обращаясь то ли ко мне, то ли к своей сестре.

— Да пожалуй. Совсем не к лицу, — кивает Гарифа.

— Неужели ты так сильно похудела, дорогая? — хмурится Нурия, разглядывая меня еще более пристально.

— Да нет, просто эта одежда мне не по размеру, — вздыхаю.

Я пыталась выпросить у Валентины свое старое платье, но та сказала, что не могут найти, видимо, выбросили. Так что, волей-неволей пришлось надевать чужое, то бишь специально для меня купленное. Всё, что мне принесли, было новым, с этикетками, но по размеру больше тетушкам подошло бы, чем мне. Может, это такая экономия? Типа потом себе заберут? Судя по роскошному дому, в эту версию верилось слабо. Скорее, у тетушек очень слабый глазомер, или у того, кто делал эти покупки. Конкретно я не спрашивала кто покупал эти вещи, было неловко. Почти неделю я провела в гостеприимном доме, где меня лечили, кормили, ухаживали. Карима видела лишь дважды, мельком. Он меня едва замечал, бросал взгляд вскользь, если пересекались в гостиной, куда вечерами меня вытаскивали на чаепитие тетушки. Остальное время я проводила в комнате для гостей. Слава богу, туда Карим ни разу не зашел.

— Ничего страшного, значит, будет повод еще раз прогуляться по магазинам, — заключает вечно доброжелательная Нурия.

Обе тетушки очень добры и любезны, но Гарифа немного острее на язык. Нурия же всегда излучает хорошее настроение. К ней невозможно не проникнуться. Чувствую, что не очень нравлюсь Гарифе, в то же время Нурия ко мне очень добра.

— Я вам обеим ужасно благодарна, огромное спасибо за вашу заботу! — восклицаю искренне. — Просто не представляю, что бы со мной было без вас. Честное слово! Но, пожалуйста, не нужно больше никаких покупок для меня. Мне надо домой, — выпаливаю со всей искренностью и настойчивостью. Я уже не раз пыталась заговаривать на эту тему и всякий раз меня с нее мягко уводили, увещевая потерпеть и долечиться.

— Дорогая, конечно, — восклицает Нурия. — Карим отвезет тебя, как только вернется.

— Может быть, его не беспокоить? — смотрю на нее умоляюще, нервно вздрогнув.

— Почему ты так стараешься его избегать? — укоризненно качает головой Нурия.

— И правда. Все время как от чумы шарахаешься, — сужает глаза Гарифа. — Почему не хочешь поговорить с Каримом, выяснить недопонимания?

Они правы, я трусиха. Давно нужно было со всеми объясниться. Расставить точки над «i», чтобы больше не было вопросов, а я всё время мямлила, так что толком никто не слушал.

— Мне очень нужно, отца проведать, посмотреть как дома.

Язык не поворачивается что и к брату поехать надо. В тюрьму. Представляю, какой шквал вопросов вызовет мое признание. И что я скажу? Что в этом вина их обожаемого племянника? Они меня распнут.

— Хорошо, дорогая. Если тебе так нужно. Конечно, понятно, что за отца волнуешься, сочувственно смотрит на меня Нурия.

— Карим говорил, что у тебя отец выпивает, — ехидно замечает Гарифа.

— Ну зачем ты так? — укоряет сестру Нурия. — Конечно, девочке надо навестить родителя. Что плохого в том, что хочет домой съездить? Карим занят, уехал на пару дней, вечером сегодня вернется. Наш водитель, Була, может тебя отвезти, дорогая. Сейчас ему скажу.

— Спасибо вам огромное! — испытываю бесконечное облегчение.

Я не то чтобы чувствовала себя пленницей, но всё же, довольно беспомощной. Конечно, понимаю, что с Каримом всё равно придется объясниться. Наверное, даже поблагодарить его, что столько в его доме было заботы. Потом обязательно нужно вернуть деньги за лекарства, которые на меня потратили.

***

Водитель Абашевых, Була — колоритный, высокий, очень коренастый, и весьма пугающий, если уж быть до конца откровенной. Из тех мужчин, кого сравнивают со шкафом. Внушает оторопь своим мрачным видом и замкнутостью, ни слова лишнего. Впрочем, я тоже болтать не намерена. Главное, что меня отпустили. Чувствую себя птицей, выпорхнувшей из клетки на свободу.

Дом встречает меня тишиной и жутким бардаком. Отец спит в отключке. Пьяное тело вызывает омерзение. Становится противно, до чего он себя довел. И если бы были оправдания, я бы еще поняла. Если бы он страдал по умершей жене и вот так заливал скорбь алкоголем, но нет, у отца просто такое пристрастие. Он любит себя, любит потворствовать своим желаниям.

Хочет — и пьет. Кто ему запретит? Точно не я. Никто ему не может запретить злоупотреблять. Даже брат с ним справиться не мог, так что куда уже мне пытаться? Я давно оставила бесполезные попытки перевоспитать взрослого человека.

Первым делом начинаю прибираться в квартире. Везде разбросаны бутылки, окурки, пролито что-то сладкое и неприятно пахнущее, идешь по полу и прилипаешь ногами. Вся кухня загажена, в объедках, на плите киснет суп, который еще я готовила. Уму непостижимо, как можно превратить все в такой свинарник, но в этом весь отец.

Зажимаю нос рукой, чтобы не вдыхать вонь. Собираю по всему дому мусор, целых три больших мусорных пакета в итоге набираю. Мою пол везде, несколько раз меняю воду в ведре. Когда добираюсь до кухни, силы начинают покидать, но я хочу завершить начатое, иначе брезгливо находиться в собственном доме.

Скоро передо мной вырастает гора намытой посуды. Я даже успела по-быстрому пожарить котлеты, благо в морозилке они были, и сварить макароны.

Стягиваю с рук перчатки, после того как закончила чистить плиту. Слышу позади тяжелые шаги. Отец. Шатаясь, держится за дверном проем. Глаза налиты красным, лицо одутловатое. Он омерзителен.

— И откуда ты взялась, пропажа? — требовательно спрашивает. — Где шлялась?

— Я пыталась помочь Артёму, а ты что сделал за эти дни? — бросаю справедливый упрек.

— Ну даешь, гуляла где-то, а теперь мне предъявляешь, вот наглая! — фыркает и проходит в кухню, грузно падает на стул. — Деньги есть? Мне похмелиться надо.

— Я за тебя весь дом прибрала, который ты превратил в помойку, вот и предъявляю.

— А что тебе еще делать? Если бы шаталась не пойми где, сразу бы всё убирала. Постепенно. Сама накопила уборки, а на меня наезжаешь. Интересная ты какая, дочь! Я тебя спрашиваю, деньги есть?

— Я спорить не буду, — устало выдыхаю, — но денег на выпивку не дам. Лучше продуктов куплю в дом и Артёму. Хочу передачку собрать. Ты хоть помнишь, что у тебя сын есть? Помнишь, где он?

На глаза наворачиваются слезы, когда представляю брата за решеткой, а оттого, что отец так равнодушен, мне вдвойне обиднее и больнее. Не понимаю, как так можно относиться к собственным детям.

— Ты меня совсем за ирода считаешь⁈ — хлопает ладонью по столу. — Конечно, я переживаю. Он же мой сын. Но что я могу? Иди купи хоть маленькую, кочан починю, и вместе подумаем, что можно сделать.

— Лучше давай я тебе таблетку дам, — трачу время попусту и торгуюсь с отцом в который раз, но исход всегда один.

Он мне все нервы измотает, но заставит купить ему выпивку. Проще согласиться, чем спорить. Он болен, и я не могу его вылечить. Папа, конечно, бесполезный, но я всё же надеюсь, что он придумает способ вытащить брата. Иногда у него бывают мелкие заработки, порой приходят какие-то знакомые. Вдруг среди них есть тот, который хотя бы подскажет, как нам быть? Всякое бывает. Я готова использовать любой шанс, чтобы спасти брата…

После пары рюмок отец, как он выражается, «поправляет здоровье», и мы садимся на кухне поговорить об Артёме.

— Так что, пап, ты сможешь его вытащить? Есть какой-то шанс?

— А ты? Скажешь, куда ходила? — смотрит угрюмо.

— Не делай вид, что тебе интересно, — издаю вздох и злюсь. — Так что?

— Что-что, — ворчит, — пара вариантов есть, но пока ничего конкретного. Не думай, что ты одна пытаешься спасти Артёма. Не был бы он таким дураком, сидел бы сейчас рядом с нами, — сетует.

— О чем ты?

— Как о чем? Слишком честный твой брат, не захотел талантом воспользоваться ради денег, всё про искусство болтал, про карму, — закатывает глаза, — много ему дадут теперь искусство и карма? Спасут его? — противно смеется, изматывая мою душу.

Ни за что бы с ним не говорила, если бы не надеялась на спасение брата. Но, кажется, это дело гиблое. Отец просто поводил меня за нос, чтобы сбегала за водкой. Каждый раз, когда поддаюсь на его манипуляции, ощущение такое гадкое, что не описать словами.

Но долго жалеть себя нет времени, мне необходимо поехать в СИЗО и принести брату передачку. Несмотря на жуткую усталость, собираюсь и еду в направлении места его временного содержания. Прохожу через пропускную систему, а Артёма вводят в комнату свиданий.

— Привет, Тём, как ты тут? — несмело улыбаюсь в желании подбодрить брата. — Извини, что не приезжала так долго, я пыталась найти способ тебя вытащить.

— Сонь, тебе лучше сюда не ездить, — брат смотрит меня с улыбкой, а потом его взгляд перемещается за мое плечо, кадык на шее дергается, и больше ничего, кроме этого, не выдает в нем умершую надежду, что отец пришел навестить его вместе со мной.

В этом мы с ним похожи — как дети, продолжаем ждать внимания от равнодушного отца. Словно проверяем его границы его равнодушия. И каждый раз он удивляет.

— Как не ездить? Я тебе продукты привезла, еще там кое-чего, всё проверили и пропустили.

— Ты в следующий раз лучше привези сигарет.

— Каких сигарет? Ты куришь? Зачем, Тём? Не надо, — от волнения глотаю слова и бегаю глазами по бледному и исхудавшему лица брата.

— Сонь, не стоит, — морщится, — не надо со мной как с маленьким. Здесь все курят, я не исключение. Закрыли тему.

— Ладно, — смиренно киваю, чуть не плача. Вроде ничего страшного брат не сказал, но мне его жаль до слез. Не хочу, чтобы мальчик с возвышенными идеалами менялся и ломался под такими страшными обстоятельствами.

Я должна его вытащить!

— Ты скоро выйдешь отсюда, — уверяю его, сама не знаю, откуда в моем голосе столько стали, но даже брат замечает это и вскидывает голову. Прищуривается.

— Ты только глупостей никаких не делай и отца не слушай, чтобы он тебя в свои темные делишки не затянул. Поняла меня? — сжимает мою ладонь своей твердой рукой.

— Хорошо, Тём, я тогда пойду. Приду, как смогу.