Я в самом начале уже успел сказать, что я решил закаляться и вышел в пятнадцатиградусный мороз в одной рубашке.
Вот как это произошло.
Из всех времён года я больше всего не люблю зиму. То есть, вообще-то я ее люблю - можно в снежки поиграть, на лыжах покататься, на коньках, можно лепить снежных баб. Но мне не нравится, когда вместо закаливания организма приходится надевать на себя тёплые вещи и наматывать на себя разные шарфы...
Папа лично тоже стоит за закаливание организма. И мама тоже, но только на словах. А на деле всё-таки возьмёт и заставит меня потуже замотать шарф вокруг шеи.
Но главный враг моего закаливания — это бабушка. Вообще я люблю бабушку, но зачем она забывает, что раньше тоже была ребёнком, как я.
Мама, например, рассказывает, что когда бабушке было тоже семь лет, она бегала босиком с утра до вечера в любую погоду и даже залезала на деревья!.. А теперь бабушка всё это забыла. Она ведёт такую политику, чтоб меня всячески кутать. Такая пожилая женщина, а не понимает, что разные микробы и вирусы попадают в человеческий организм через нос и через рот. А как раз и нос и рот, когда я гуляю, не закутаны, просто смешно...
И вот, в один прекрасный день я увидел в окно, как во двор вышел Макарычев. Он вышел без всякой шапки, только в пальто. А на улице было целых пятнадцать градусов мороза ниже нуля!.. Конечно, он решил похвалиться, что он закалённый. И как я только увидел Макарычева в таком виде, я тут же решил уговорить бабушку изменить её политику. Я сказал бабушке:
— Сейчас я иду гулять. Ты мне, конечно, начнёшь давать разные слишком тёплые вещи, но давай, бабушка, договоримся, что ты не будешь настаивать. Я решил закаляться.
Я думал, что бабушка будет обязательно против. А она всё-таки хитрющая. Она говорит:
— Я не возражаю.
Я так обрадовался, что даже сразу не ответил.
А бабушка продолжает:
— Но только если ты будешь закаляться постепенно.
— Конечно, постепенно! — говорю я. — Вот сейчас я пойду без шапки. Сегодня вечером выйду без пальто. А завтра утром можно будет попробовать пройтись в одной рубашке.
Бабушка засмеялась и говорит:
— Шутник же ты у меня!
— Почему шутник?.. — удивился я. — Человек говорит тебе серьёзно, а ты — «шутник»...
Тогда бабушка начинает мне возражать и говорит:
— А если серьёзно, то как же ты не понимаешь, что закаляться постепенно означает совсем другое.
Мне сразу стало грустно. Сейчас, конечно, бабушка скажет, что нужно каждое утро регулярно делать зарядку.
— По утрам делать зарядку, — сказала бабушка. — А ты её регулярно делаешь?
Я промолчал. Конечно, я зарядку не делаю регулярно каждое утро.
— Потом делать обтирания. Начать с комнатной воды, а затем перейти на холодную. Ты это делаешь?
Я и тут промолчал. Однажды папа показал мне, как делать эти самые обтирания, я их два раза сделал, а потом перестал.
— Свободное время стараться проводить на воздухе, во всякую погоду, — продолжала бабушка. — Тогда ты совсем не будешь простужаться. А сколько тебя надо упрашивать, чтобы ты вышел погулять? Молчишь? То-то. Силы воли у тебя, мой дорогой, не хватает. А если не хватает у тебя силы воли, то и ходи вот так, как до сих пор ходил, закутанный, и но протестуй!..
Она говорила, а сама в это время надевала на меня зимнее пальто, натягивала на меня тёплую шапку и, конечно, противный тёплый шарф тоже.
Когда я окончательно превратился в куклу-матрёшку, бабушка открыла передо мной дверь на лестничную площадку. И ещё сказала вдогонку:
— Не забудь дышать носом. На улице мороз. Пятнадцать градусов ниже нуля.
И вот я спускаюсь по лестнице, и так мне обидно: «Ну почему никто из взрослых не догадывается, что у меня много силы воли — ни папа, ни мама? А особенно бабушка не догадывается»...
И прямо так мне стало из-за этого обидно, что я тут же твёрдо решил: «Вот возьму сейчас и докажу, пускай удивляются. Всем докажу, что у меня много силы воли. И не только на какое-нибудь там постепенное закаливание, а на настоящее закаливание. Срочное».
Выхожу во двор и думаю, кто же сейчас увидит, как я смело закаляюсь, когда почти никого кругом нет. Одна только мелюзга из детского сада играет в снежки. Правда, какая-то женщина гуляет со своим совсем маленьким ребёнком. Тоже закутала его — прямо какой-то шарик, а не ребёнок. Вот и хорошо, пусть хоть эта взрослая женщина посмотрит, как надо закалять детей.
И всё-таки жалко, что во дворе будет мало свидетелей...
И вдруг я обрадовался: я увидел, как вдали, слева из-за угла, там, где у нас помещается булочная, показался Вовка Макарычев — наверное, он за хлебом ходил, Идёт себе, помахивает головой. Без всякой шапки. Идёт спокойно, как будто его голове совсем не холодно, воображала!..
Тут я окончательно решился. Сбросил с себя пальто, швырнул его на заборчик — у нас во дворе такой садик, а вокруг него низкий заборчик. Потом швырнул на заборчик шапку, так что она свалилась тут же прямо в снег.
Женщина, которая была с ребёнком, увидела это и от удивления даже руками схватилась за лицо. Тогда я и шарф размотал, бросил его тоже и пошёл как ни в чём не бывало навстречу Вовке Макарычеву.
Когда я проходил мимо женщины, я услышал, как она сказала:
— Батюшки!..
Больше она ничего не сказала. А может быть, я другого не расслышал, потому что всё моё внимание теперь уделялось Макарычеву. Мне хотелось не прозевать и увидеть, что появится на его лице, когда мы встретимся. Представляю себе, как он удивится!..
Конечно, он удивился. Но он сказал совсем не то, что я ожидал. Во-первых, он спросил:
— Гуляешь?
Ну я отвечаю как ни в чём не бывало:
— Гуляю. А что?..
Он говорит:
— Мой дядя из Новосибирска рассказывал: у них там в Сибири есть такие — в бане напарятся-нажарятся, а потом совсем голые выбегают и как повалятся в снег. И лежат себе, как будто на траве летом.
Я уже начинаю сильно дрожать от холода, но стараюсь, чтоб Макарычев этого не заметил, и отвечаю:
— Под-думаешь... Когда есть сила в-воли, можно... и голым на снег.
Тут Макарычев начал торопиться и говорит:
— Забыл шапку надеть, голова замёрзла. А тебе не холодно?
Теперь у меня уже зубы стучат друг об дружку, так мне холодно. Но я всё-таки бодро так говорю:
— Н-нет... Ва-ва-ва... Что ты! Ва-ва-ва-ва... Совсем не хо-о-лодно...
Макарычев засмеялся и говорит:
— А у самого зуб на зуб не попадает!..
Я сказал, что попадает. И хотел открыть рот и показать, что попадает, но к этому времени так замёрз, что даже рта не мог открыть. А когда мне, наконец, удалось открыть рот, то Макарычев входил в свой подъезд.
Тут подошла ко мне та самая женщина, и в руках у неё моё пальто и шарф. А её маленький ребёнок несёт мою шапку. Женщина сказала сердито:
— Да как же вам обоим не совестно!.. Один без головного убора в мороз прогуливается, а это дитя вовсе обезумело... А ну, надевай свои вещи, быстро! Ты чей будешь сын?
А как я ей мог сказать, чей я сын, когда у меня язык совсем подмёрз и даже не шевелится. И я смотрю на неё, а сказать ничего не могу...
Тогда она окончательно перепугалась, забрала у своего ребёнка шапку, надвинула мне её почти до самых глаз, замотала шарфом моё горло.
Подбежала девчонка из нашего подъезда и говорит:
— Тётенька! Это из пятого этажа, квартира 98-я!
Женщина попросила девчонку присмотреть за её малышом, а меня подняла на руки, как будто я был грудной младенец, и понесла домой.
Какой у них был разговор с бабушкой, об этом я даже говорить не хочу. Конечно, я после этого заболел, потому что сильно простудился.
Сначала я начал чихать, потом чихать перестал и стал кашлять. А потом одновременно начал чихать и кашлять. Пришёл врач и сказал, что у меня грипп. Но не вирусный, он назвал его банальным.
Я тут же поинтересовался, что такое — «банальный». Врач сказал, что «банальный» означает «заурядный». Бывают, например, банальные люди, то есть заурядные. Но врач предупредил, что всё равно нужно быть осторожным и лежать в постели, не вставать. Иначе у меня могут быть разные осложнения. Например, поражение сердца, воспаление среднего уха, воспаление почек, воспаление лёгких.
Когда врач ушёл, я спросил у бабушки, что такое «заурядный».
— Банальный, — ответила бабушка.
Тогда я попросил бабушку показать мне Энциклопедию на букву «Б».
Я нашёл слово «банальный» и прочёл такое объяснение: «Банальный — заурядный, пошлый, шаблонный по своему содержанию и форме, лишённый выразительности и своеобразия».
Когда я это прочёл, я ещё раз убедился, какой я всё-таки невезучий. Конечно, неприятно болеть гриппом, никто не говорит. Но уж если болеть, то, по-моему, лучше настоящим, вирусным, а не каким-то там пошлым...
И всё-таки, хотя мне и стало очень досадно и обидно, но я был осторожен и лежал в постели, не вставал. Но несмотря на это, мой шаблонный по своему содержанию и форме грипп дал мне одно осложнение лёгких. Я не знаю, какая бывает температура при вирусном гриппе. Но при моём гриппе температура подскочила до тридцати девяти и пяти десятых градуса! Вот это «лишённый выразительности и своеобразия»... Везёт же человеку!
И опять меня стали колоть. Правда, уколы не такие, как тогда, когда укусила собака. Может, и они были банальные. Но было больно. С тех пор я твёрдо знаю — раз банально, значит, плохо.