Невидимые академики (Unseen Academicals)

— Он сказал, это был самый вкусный из сэндвичей, какие ему доводилось пробовать. Именно такой представляешь себе, когда слышишь слова "сэндвич с ветчиной", но фактически никогда не получаешь.

— С коричневым соусом? — уточнил Чудакулли.

— Разумеется. Похоже, это был идеальный сэндвич, лучший из возможных. Фактически, конец эволюции сэндвичей.

— Да уж, этого Флорибунду он чуть не прикончил. Впрочем, этот факт мы знали и раньше, правда? Комод всегда предоставляет наилучший образчик запрошенного предмета.

— Честно говоря, о Комоде известно очень мало достоверного, — вздохнул Думмер. — Мы знаем, что он вмещает лишь предметы, способные вписаться в куб со стороной 14,14 дюйма, что он прекращает работать, если изъятый из него неорганический предмет не возвращают на место в течение 14,14 часа, а также то, что в нём не содержится ничего розового. Однако почему дела обстоят именно так, мы не знаем.

— Но ветчина совершенно определённо является органическим предметом, мистер Тупс, — резонно указал Чудакулли.

Думмер снова вздохнул.

— Да сэр, и как она там оказалась, мы тоже не знаем.

Архиканцлер, наконец, сжалился над Тупсом.

— Может, ветчина была сильно зажаренной, до хруста, — великодушно предположил Чудакулли. — Такая, знаете, которая крошится и тает во рту. Моя любимая.

Дверь, наконец, распахнулась, и они увидели его. Такой маленький, посреди очень большой комнаты…

Комод Любопытства.

— Вы думаете, мы действуем разумно? — спросил Думмер.

— Разумеется, нет, — ответил Чудакулли. — А теперь найдите для меня футбольный мяч.

На одной из стен комнаты висела белая маска, вроде тех, которые надевают на карнавал. Думмер повернулся к ней.

— Гекс. Пожалуйста, найди мне мяч, подходящий для игры в футбол.

— Маска? Что-то новенькое, — удивился Чудакулли. — Я думал, голос Гекса доносится сюда через блит-пространство.

— Да, сэр. Просто раздаётся из ниоткуда, сэр. Но знаете, когда есть предмет, к которому можно обратиться, это как-то легче воспринимается.

— Какой формы мяч вам требуется? — спросил Гекс мягким, словно рафинированное масло, голосом. — Овальный или сферический?

— Сферический, — ответил Думмер.

Комод задрожал.

Эта штука всегда нервировала Чудакулли. Комод выглядел каким-то слишком… самодовольным. Он словно говорил: "Вы не понимаете, что творите. Используете меня, как волшебный ящик с игрушками, и при этом думать не думаете, сколько опасных штук может поместиться в кубе со стороной 14 дюймов". На самом деле, Чудакулли не раз думал об этом, особенно ночью, часа в три. Именно поэтому он никогда не заходил в комнату Комода без парочки смертельных заклятий в кармане. Просто на всякий случай. А тут ещё этот Орехх… В общем, надейся на лучшее, готовься к худшему — это всегда было девизом НУ.

Из Комода выдвинулся ящик, и продолжал выдвигаться, пока не достиг стены, но на этом не остановился, продолжаясь, видимо, где-то в других измерениях, потому что с другой стороны стены его ни разу не видели, сколько бы ни проверяли.

— Сегодня гладко работает, — заметил Чудакулли.

Тем временем другой ящик поднялся из пола, а от него ответвился третий, на вид точно такой же, как первый, и в свою очередь устремился к дальней стене.

— Да. Парни из Бразенека придумали новый алгоритм для управления интервалами волн в высокоуровневом блит-пространстве. Он ускоряет работу объектов вроде Комода до 2000 спирти.

Чудакулли нахмурился.

— Это вы только что придумали?

— Нет, сэр. Чарли Спирти придумал, он в Бразенеке работает. Один спирти равняется 15000 итераций до первого отрицательного блита. Так проще говорить и гораздо легче запомнить.

— Ваши знакомые из Бразенека присылают вам свои работы?

— Да, сэр, — подтвердил Думмер.

— Бесплатно?

— Конечно, сэр. — Думмер выглядел удивлённым. — Свободный обмен информацией — краеугольный камень натурфилософии.

— Значит, вы им тоже что-то посылаете?

Думмер вздохнул.

— Да, разумеется.

— Я этого не одобряю, — заявил Чудакулли. — То есть, я полностью поддерживаю свободный обмен информацией, но лишь до тех пор, пока информация поступает от них к нам.

— Да, сэр. Мы с вами, кажется, слегка расходимся в понимании термина "обмен".

— Тем не менее… — начал Чудакулли, но осёкся на полуслове. Раздался шум столь тихий, что они расслышали его лишь после того, как звук прекратился. Комод Любопытства уже сложился и снова выглядел, как обычный невинный предмет мебели в центре большой комнаты. Однако стоило им взглянуть на него, как дверцы Комода распахнулись, и на пол выпал коричневый мяч, отскочивший от каменных плит с тихим "бумц!" Чудакулли подошёл, поднял мяч и принялся крутить в руках.

— Интересно, — сказал он, стукнув мячом об пол. Тот отскочил и взлетел выше головы Архиканцлера, но Чудакулли был достаточно проворен и успел подхватить его, прежде чем мяч снова упал. — Замечательно. Что думаете, Тупс?

Он бросил мяч и наподдал его ногой. Мяч полетел в направлении Думмера, который, к собственному изумлению, успел его поймать.

— Он словно живой. — Думмер выпустил мяч из рук и тоже попробовал нанести удар.

Мяч взлетел.

В школе Думмер Тупс был квинтэссенцией слабака, держателем исключительной, постоянно действующей записки от своей тётушки, в каковом примечательном документе она просила освободить его от забегов на стометровку и прочих спортивных упражнений в связи с ушным грибком, перемежающимся стигматизмом, бурчанием в носу и регулярными приступами сплина. По собственному признанию, он скорее был согласен пробежать десять миль, перелезть высокие ворота и взобраться на крутой холм, чем принять участие в каком-нибудь спортивном соревновании.

А теперь мяч пел ему. Он пел: "бумц!"

Несколько минут спустя, они с Чудакулли шли обратно в Главный Зал, время от времени постукивая мячом по полу. Было в этом "бумц!" что-то такое, отчего хотелось слышать его снова и снова.

— Знаете, Думмер, мне кажется, вы поняли суть футбола неправильно, — рассуждал Чудакулли. — Есть многое на Небе и на Диске, что неизвестно нашим философам.

— Охотно соглашусь, сэр. В том, что касается спорта, моя философия весьма проста.

— Всё дело вот в нём, — сказал Чудакулли, в очередной сильно стукнув мячом по полу. — Завтра мы принесём его на тренировку и посмотрим, что произойдёт. Вы пнули мяч изо всех сил, мистер Тупс, а ведь вы сами признаёте, что вы слабак и хиляк.

— Да, сэр, а ещё неженка, и горжусь этим. Лучше позвольте напомнить вам, Архиканцлер, что эта штука не должна слишком долго пребывать вне Комода.

"Бумц!"

— Но ведь мы можем изготовить копию, верно? — заметил Чудакулли. — Это всего лишь сшитые вместе куски кожи, которые, похоже, прикрывают какой-то пузырь. Готов поспорить, любой умелый ремесленник запросто изготовит для нас нечто подобное.

— Что, сейчас?

— На улице Искусных Ремесленников работа кипит круглосуточно.

Они вошли в Главный Зал, и взгляд Чудакулли упал на двух людей, толкавших тележку, наполненную свечами.

— Эй, парни, ко мне! — крикнул он. Они оставили тележку и подошли поближе. — Мистер Тупс желает, чтобы вы исполнили одно его поручение. Очень важное. Вы кто, кстати?

— Тревор Вроде, папаша.

— Орехх, Архиканцлер.

Чудакулли прищурился.

— Да… Орехх, — сказал он, и подумал о заклятиях в кармане. — Оплыватель свечей, верно? Ну что ж, у тебя есть шанс оказать нам услугу. Ваш черёд, мистер Тупс.

Думмер Тупс вытянул вперёд руку с мячом.

— Знаете, что это?

Орехх осторожно взял мяч и пару раз стукнул им по полу.

"Бумц! Бумц!"

— Да. На первый взгляд, простая сфера, хотя мне кажется, что это, фактически, усечённый икосаэдр, изготовленный путём сшивания вместе пятигранных и шестигранных кусков плотной кожи. Однако сшивание означает отверстия, а через отверстия вышел бы весь воздух…О, здесь шнуровка, видите? Наверняка внутри скрыт какой-то пузырь, вероятно, животного происхождения. Короче говоря, мы имеем надувной баллон, обеспечивающий лёгкость и эластичность, заключённый в защитную оболочку из кожи. Простое и элегантное решение.

Он вернул мяч Думмеру, который слушал эту речь, разинув рот.

— Да вы, похоже, всё уже знаете, мистер Орехх, — заметил Думмер с сарказмом прирождённого педагога.

Орехх надолго задумался, а потом осторожно ответил:

— Я не знаю множества нюансов, сэр.

Думмер услышал у себя за спиной смешок и почувствовал, что краснеет. Его выставил на посмешище оплывальщик! Хотя Орехх был самым неприлично эрудированным из всех оплывальщиков, каких Думмеру доводилось встречать.

— Вы знаете, где можно изготовить копию этого предмета? — громко спросил Чудакулли.

— Полагаю, что да, — ответил Орехх. — Думаю, тут нам поможет гномий резинщик.

— На Старой Булыжной полно гномов, которые запросто слепят такую штуку, папаша, — добавил Трев. — В этом они мастера, но им понадобятся деньги, денежки им всегда нужны. Гномы в долг не работают.

— Дайте этим юным джентльменам двадцать пять долларов, мистер Тупс.

— Это крупная сумма, Архиканцлер.

— Ну, да. Однако гномы — соль земли, и посему плоховато воспринимают маленькие числа. А мне нужен результат как можно скорее. Я уверен, что мы вполне можем доверить деньги мистеру Вроде и мистеру Орехху, — весело сказал Чудакулли, но в его голосе послышалась опасная нотка.

Трев сразу понял намёк: волшебник доверяет, потому что может устроить тебе ад на земле, если ты не оправдаешь его доверие.

— Конечно можешь нам доверять, папаша.

— Вот и я думаю, что могу, — согласился Чудакулли.

Когда их посыльные ушли, Думмер Тупс спросил:

— Вы не пожалеете, что дали им целых двадцать пять долларов?

— Вряд ли, — весело ответил Чудакулли. — В любом случае, интересно будет посмотреть, что из этого выйдет.

— Тем не менее, сэр, я обязан указать, что считаю ваше решение неразумным.

— Спасибо за ценное замечание, мистер Тупс, но позвольте мягко напомнить вам, что «папаша» тут я!

Гленда и Джульетта решили снова отправиться домой на тролль-бусе. Конечно, ещё один экстравагантный поступок с точки зрения соседей, однако не будем забывать, что у Гленды была при себе сумма, какой она прежде никогда не держала в руках. Она запихнула деньги себе в лиф платья, a la мадам, и теперь купюры ощутимо её грели. С троллем было безопасно. Если бы кто-то захотел их ограбить, нападающему пришлось бы применить кувалду размером примерно с дом.

Джульетта была тиха и задумчива. Это слегка озадачило Гленду, она ожидала, что девушка будет вся бурлить эмоциями, как фонтан, в который бросили мыло. Тишина нервировала.

— Послушай. Я знаю, что ты прекрасно повеселилась, — осторожно начала Гленда, — однако демонстрация одежды за деньги вряд ли может считаться настоящей работой, как тебе кажется?

"Конечно не может, — подумала она. — За настоящую работу платят гораздо меньше".

Откуда взялась эта мысль? Джул вообще рта не раскрывала, а тролль был из горных, весь покрытый лишайником. Его словарь включал всего несколько коротких фраз. "Это моя собственная мысль, — решила она. — Всё дело в Мечте, не так ли? Джульетта сама как мечта. Микрокольчуга удивительный материал, нельзя не признать, но девушка придала ему особый лоск и блеск. И что я могу ей сказать? Работай на кухне. Ты очень полезная, когда не отвлекаешься, но ты не умеешь вести счета и составлять ежедневное меню. Как ты обойдёшься без меня? Что будешь делать в дальних странах, где все такие странные?"

— Я открою на твоё имя счёт в банке, — сказала она вслух. — Пусть это будет наш маленький секрет. Твой запас на будущее.

— И если папочка об этом не узнает, он не сможет забрать эти деньги, чтобы слить их потом на стену в переулке за баром, — проговорила Джульетта, глядя в серьёзное, равнодушное лицо тролля.

Если бы Гленда знала, как сказать "Pas devant le troll", она бы именно это и произнесла. Но Джульетта была права: мистер Столлоп требовал, чтобы все доходы семьи сливались в общий котёл, а держателем этого котла был он сам. Содержимое впоследствии выливалось в вонючем переулке на задах бара "Индейка с Овощами".

— Ну, я бы не стала выражаться так резко, — пробормотала Гленда.

"Бумц! Бумц!"

Новый мяч был каким-то волшебным, вот что. Он прыгал обратно в руки Треву словно по собственной воле. Трев охотно испробовал бы настоящий удар ногой, но за ним, Ореххом и мячом уже увязалась стайка уличных мальчишек, так что был серьёзный риск, раз выпустив мяч из рук, расстаться с новой игрушкой навсегда.

— Ты уверен, что правильно понял, как эта штука устроена? — спросил он Орехха.

— О да, мистер Трев. Он гораздо проще, чем кажется на первый взгляд. Конечно, кожаные многогранники представляют некоторую проблему, но в целом…

На плечо Трева опустилась тяжёлая рука.

— Так-так, кто у нас здесь? Трев Вроде, — сказал Энди, — и его ручной зверёк, которого убить потруднее, чем даже таракана. Что-то происходит, верно, Трев? И ты сейчас расскажешь мне всё. Для начала ответь, что это такое у тебя в руках?

— Не сегодня, Энди, — сказал Трев, попятившись назад. — Тебе крупно повезло, что ты не попал в Танти, в ласковые руки мистера "Раз Вздёрнуть", который отмерил бы тебе красивенький пеньковый воротник на шею.

— Мне? — переспросил Энди с притворным изумлением. — Но я же ничего такого! Это всё тупицы Столлопы, я тут не при делах. Но что-то происходит, что-то связанное с футболом. Ветинари какую-то хреновину затеял, верно?

— Просто отвяжись, ладно? — сказал Трев.

За спиной Энди толпилась группа поддержки, гораздо более многочисленная, чем его обычная банда. Братья Столлоп весьма мудро избавили улицы от своего присутствия, но у таких, как Энди, всегда есть последователи. Хотя бы потому, что безопаснее находиться за ним, чем перед ним. С Энди ведь никогда не знаешь, что стукнет ему в…

Нож появился мгновенно, будто из ниоткуда. Вот вам весь Энди, как на ладони. Что бы ни сдерживало его перманентный гнев, он порой прорывался вот такими вот внезапными вспышками. И тут же в его руках возникал нож, на чьём лезвии сейчас было написано будущее Трева. Очень короткая фраза. Однако нож внезапно застыл на полпути, и спокойный голос Орехха произнёс:

— Полагаю, я могу сжать вашу руку, Энди, с достаточной силой, чтобы раздробить кости. В человеческой руке двадцать семь костей. И я действительно уверен, что сделаю каждую из них полностью бесполезной, стоит мне лишь слегка усилить давление. Тем не менее, я предпочёл бы дать вам шанс пересмотреть ваши текущие намерения.

Лицо Энди приобрело весьма любопытный цвет. Почти синюшная бледность перемежалась красным пятнами гнева. Он попытался вырвать руку, но Орехх стоял не шелохнувшись, как скала.

— Взять его! — прошипел Энди, вроде бы ни к кому конкретно не обращаясь.

— Позвольте напомнить вам, джентльмены, что у меня, к сожалению, свободна другая рука, — заметил Орехх.

Видимо, он усилил нажим, потому что Энди вскрикнул, когда рукоятка ножа впилась ему в ладонь.

Трев по своему опыту хорошо знал, что у Энди нет друзей, только последователи. Они посмотрели на своего поверженного лидера, а потом на Орехха. И тут же оценили, что у Орехха действительно свободна одна рука, а так же то, что он способен этой рукой сделать. Никто не двинулся с места.

— Прекрасно, — сказал Орехх. — Возможно, у нас здесь имеет место всего лишь прискорбное недоразумение. Я собираюсь ослабить захват. Совсем чуть-чуть, как раз достаточно для того, чтобы вы могли разжать пальцы и уронить нож на землю. Прошу вас, мистер Энди, пожалуйста.

Энди судорожно втянул воздух сквозь зубы, и нож со звяканьем упал на булыжники мостовой.

— А теперь извините нас, но нам с мистером Тревом пора идти.

— Подними чёртов нож! — прошипел Трев. — Не оставляй его на земле!

— Я уверен, что мистер Энди не станет преследовать нас, — возразил Орехх.

— Да ты рехнулся что ли, блин? — возмутился Трев. Он нагнулся, схватил нож и сказал: — А теперь отпусти его и сваливаем отсюда.

— Очень хорошо, — ответил Орехх. Видимо, напоследок он сжал руку чуть сильнее, потому что Энди рухнул на колени.

Трев потянул Ореха прочь, сквозь толпу, заполнявшую улицы города.

— Это ж Энди! — сказал он, не сбавляя шага. — Не ожидай от него логичных поступков. Не воображай, что он вдруг "осознает свои ошибки". Когда Энди против тебя, позабудь о здравом смысле. Усёк? И не пытайся думать о нём, как о нормальном человеческом существе. А теперь, не отставай.

Гномьи магазины процветали, а всё потому, что не забывали первое правило торговли. Оно звучит так: у меня есть товары, а у покупателя — деньги. Я должен получить деньги. К сожалению, это означает, что покупатель должен получить мой товар. Следовательно, я не должен произносить фразы вроде: "Эта штука в витрине последняя, поэтому я не могу её вам продать, а то как же все остальные узнают, что мы тут продаём?" Или: "Сейчас ничего нет, но в среду, возможно, подвезут ещё". Или: "А вы чего ждали, не будем же мы держать запас на складе?" Или: "Господи, как я устал всем объяснять, что на этот товар нет спроса". Я должен совершить продажу любым способом, исключая прямое физическое насилие. В противном случае я понапрасну занимаю своё место.

Гланг Сноррисон жил согласно этому правилу, но людей он недолюбливал, что часто случается с теми, кто вынужден постоянно иметь дело с бродящей по улицам публикой. Поэтому два человека, подошедшие к прилавку магазина, раздражали его. Один из них был маленьким и выглядел безобидным, хотя где-то в глубине души (возможно, на генетическом уровне) вызывал нервозность. Другой разбой… покупатель был не более, чем мальчишкой, и, следовательно, в любой момент мог совершить какое-нибудь преступление.

Гланг решил проблему просто: сделал вид, что не понимает, о чём они говорят, а сам принялся бормотать себе в бороду всякие оскорбления на своём языке. Риска практически никакого — изучением гномьего интересовались лишь стражники. Поэтому он очень удивился, когда раздражающе-безобидный незнакомец вдруг произнёс на чистом льямедском гномьем, с лучшим произношением, чем смог бы теперь сам Гланг:

— Подобная неучтивость в отношении дружелюбного незнакомца позорит твою бороду и стирает письмена Така, первого торговца.

— Что ты сказал ему? — спросил Трев, когда Гланг вдруг рассыпался в извинениях.

— Ерунда, просто традиционное приветствие, — небрежно ответил Орехх. — Не могли бы вы передать мне мяч, пожалуйста?

Он взял мяч в руки и стукнул им об пол.

"Бумц!"

— Полагаю, вам знаком секрет изготовления эластичной резины?

— Но… но… «Бумц» это имя моего деда, — заикаясь пробормотал Гланг.

— А, хорошее предзнаменование! — поспешно вмешался Трев.

Он взял мяч и, в свою очередь, заставил его отскочить от пола.

"Бумц!"

— Я могу вырезать из кожи и сшить кожаную оболочку, если вы возьмётесь изготовить из резины внутренний баллон, — предложил Орехх. — Мы заплатим вам пятнадцать долларов плюс дадим лицензию на изготовление неограниченного количества подобных предметов.

— Разбогатеешь на этом! — ободряюще посулил Трев.

"Бумц! Бумц!" пел мяч, и Трев добавил:

— Лицензию подтвердит Университет. Никто не посмеет нарушить твою монополию.

— Как вы догадались про эластичную резину? — спросил Гланг.

Он выглядел словно гном, которого загнали в угол, но который, тем не менее, не сдастся без борьбы.

— Потому что король гномов Рис шесть месяцев назад подарил леди Марголотте наряд из такой резины и кожи. Это помогло мне ухватить основной принцип.

— Что? Вы про Тёмную Леди? Она способна убивать одной лишь силой мысли!

— Она мой друг, — спокойно ответил Орехх. — Позвольте, я вам помогу.

Гленда и сама не знала, зачем дала троллю на чай целых два пенса. Он был старым и медлительным, но кресла свои содержал в порядке, и даже соорудил над ними двойной зонтик. Тролли обычно не любили заходить в этот район, потому что прежде чем они успевали выйти, подростковые банды до пояса разрисовывали их своими граффити.

Шагая к дому, она ощущала на себе взгляды любопытных глаз, но это её ничуть не беспокоило.

— Ладно, — сказал она Джульетте. — Иди домой и хорошенько отдохни, ладно? Возьми выходной.

— Я пойду на работу вместе с тобой, — неожиданно заявила та. — Нам нужны деньги, а про пятьдесят долларов Папе говорить нельзя, верно?

Пока в голове Гленды спорили друг с другом разные мысли, Джульетта продолжила:

— Ты права, у меня хорошая работа и я должна её сохранить. Я такая бестолковая, что ту, другую, наверняка завалю. То есть, это было весело и всё такое, но потом я подумала, что ты всегда давала мне хорошие советы и заботилась обо мне. Помнишь, как меня доставал Склизкий Дэмьен? Ты так наподдала ему по шарам, что он целую неделю потом ходил скрючившись. Кроме того, если я уйду к тем гномам, мне придётся покинуть Сестричек, и Папу, и братьев. Я боюсь. А ещё ты сказала быть поосторожнее со сказками, и тут ты обратно права, там же сплошь гоблины и прочие ужасы. Я не знаю, что я буду делать без твоих советов. Ты такая надёжная. Ты всегда была рядом со мной, а когда одна из подружек начала хихикать над твоим старым пальто, я сказал ей, что ты много работаешь.

"Я всегда читала тебя, словно раскрытую книгу. Такую, детскую, в которой много крупных картинок и мало слов, — подумала Гленда. — А теперь не могу. Что же случилось? Ты соглашаешься со мной, и я вроде бы должна радоваться, но радости нет. Наоборот, я чувствую себя скверно, сама не знаю почему, и от этого только больнее".

— Знаешь, мне кажется, тебе надо поспать. Утро вечера мудренее, — предложила Гленда.

— Нет, нет. Я всё испорчу, я знаю.

— Ты хорошо себя чувствуешь?

Что-то внутри Гленды кричало на неё.

— Я в норме, — ответила Джульетта. — О, было весело, но ведь такое для богатеньких девушек, не для меня. Сплошь обманка, ничего верного. А вот пирог всегда пирог, правда? Верное дело! Кроме того, кто приглядит за Папой и братьями?

"Нет, нет, нет! — кричал голос Гленды в её собственной голове. — Только не это! Я не хотела такого. О, неужели? Не хотела? А зачем тогда ты потащилась с ней на эту гулянку? Она же смотрит на меня, и я пошла, чтобы подать ей хороший пример! Почему? Потому что хочу защитить её. Она такая… уязвимая. Я научила её быть мной, и даже это проделала из рук вон плохо!"

— Ладно, можешь пойти со мной на работу, если хочешь.

— А на банкет нас пустят? Папа волнуется из-за этого банкета. Говорит, Ветинари собирается всех убить.

— Он что, часто кого-то убивает?

— Конечно, только втихушку, так Папа говорит.

— Там будут сотни людей. «Тихушки» понадобится очень много.

"А если мне не понравится то, что я там услышу, всей тихушки мира не хватит, чтобы заставить меня замолчать", — мысленно добавила она.

Пока Орехх и гном трудились над новым мячом, Трев бесцельно слонялся по магазину. С крыши раздавалось какое-то тихое царапанье. Словно когтями. "Просто птица", — подумал он. Даже Энди не пришло бы в голову лезть в магазин через крышу. Кроме того, его волновала другая проблема. Должен тут быть сортир, или нет? По крайней мере, точно была задняя дверь, а задняя дверь всегда ведёт в переулок, а что такое переулок, если не спальня для бродяг и не место для справления естественных надобностей? Порой в одном и том же месте, если тебе угодно проявить жестокосердие.

Трев расстегнул пояс, повернулся лицом к вонючей стенке и задумчиво уставился в звёздное небо, как поступил бы на его месте любой мужчина. Хотя, любому мужчине вряд ли повезло бы взглянуть при этом прямо в лица двух пернатых женщин, которые стояли, нет, сидели, словно птицы, на краю крыши. Они крикнули "Ак! Ак!" и улетели во тьму.

Трев, спотыкаясь, поспешно вбежал обратно в магазин. Этот чёртов город с каждым днём становится всё хуже.

После этого происшествия время быстро потекло мимо Трева, и каждая секунда воняла резиной. Трев видел, как Орехх оплывает свечи, но это была просто улиточья скорость по сравнению с тем, как споро он кроил кожу для мяча. Зрелище не было слишком уж жутким, просто Орехх работал. Жутким было то, что он отрезал куски нужного размера без помощи линейки. Наконец, Трев не выдержал. Он отлепился от стены, которую подпирал, подошёл поближе и указал на один из кусочков кожи.

— Какой он длины?

— Один целый и пятнадцать шестнадцатых дюйма.

— Откуда ты знаешь, без измерений?

— Я измеряю. Глазами. Это такой навык. Ему можно научиться.

— И такое делает тебя ценным?

— Да.

— А кто решает?

— Я.

— Готово, мистер Орехх, — сказал Гланг. — Ещё тёпленький. — Гном появился откуда-то из глубин магазина, держа в руках предмет, который вполне мог быть частью какого-то животного. Оставалось лишь надеяться, что уже мёртвого. — Конечно, если бы у меня было больше времени, я сделал бы всё гораздо лучше, но если вы подуете вот в эту трубочку…

Трев смотрел на происходящее с изумлением. Ему вдруг пришло на ум, что за всю свою жизнь он сделал всего лишь несколько свечей, а также кучу глупостей. Какова его ценность?

"Бумц! Бумц!"

"Два мяча стучат в унисон", — подумал Трев и захлопал в ладоши, когда Орехх и Гланг пожали друг другу руки. Потом, пока они продолжали изучать мячи, незаметно стянул с рабочего стола нож и сунул в карман.

Он не был вором. Конечно, порой таскал фрукты с прилавков, но все же знают, что это не считается. А уж опустошение кармана какого-нибудь разини вообще проходит по категории справедливого распределения богатства, это тоже известно каждому. Ну или бывает, найдёшь что-нибудь, явно ничейное. Уж лучше ты его возьмёшь, чем кто-то другой, верно?

Оружие в руках — причина смерти, причём чаще всего твоей собственной. Но всё зашло слишком далеко. Он слышал, как трещали кости Энди, а Орехх поверг этого бандита на колени, даже не вспотев. Тут было целых две причины проявить особую осторожность. Во-первых, если ты поверг Энди, то лучше уж его вырубить. Причём навсегда. Потому что в противном случае он обязательно вернётся, с яростью в глазах и кровью в уголке рта. А во-вторых, и это худшее, Орехх сейчас пугал Трева гораздо сильнее, чем Энди. Про Энди, по крайней мере, точно известно, что он такое…

Они заторопились обратно в университет, каждый с мячом в руках. Трев с опаской поглядывал на крыши зданий.

— Чего только нет в этом городе, — сказал он. — Ты в курсе, что я видел у магазина, типа, вампиров или что-то вроде?

— Ах, эти? Они работают на её светлость. Защищают.

— Кого?

— Не волнуйтесь о них.

— Ха! Впрочем, сегодня вечером случилось кое-чего покруче, — сказал Трев, когда на горизонте уже появились очертания крыш университета. — Ты дал тому гному пятнадцать долларов, а он даже не торговался. Типа, неслыханное дело. Это, наверное, сила бумца так влияет.

— Верно, но на самом деле я дал ему двадцать долларов, — спокойно поправил Орехх.

— Почему? Он же не просил прибавки.

— Не просил, но поработал на совесть. Кроме того, добавочные пять долларов скомпенсируют ему стоимость ножа, который вы стащили, когда мы отвернулись.

— Ничего я не брал! — горячо заспорил Трев.

— Ваша автоматическая, непроизвольная, рефлекторная реакция должным образом отмечена и принята во внимание, мистер Трев. Так же как и наличие ножа на столе, а затем его внезапное отсутствие. Я не сержусь, потому что видел, как вы весьма разумно выбросили нож мистера Шэнка, и я понимаю вашу обеспокоенность, но не могу не указать, что вы, фактически, совершили кражу. Поэтому прошу вас, как друга, утром вернуть украденный нож владельцу.

— Но это будет означать, что он получил лишние пять долларов плюс нож обратно! — вздохнул Трев. — Ну ладно, зато по паре долларов с мелочью осталось для каждого из нас, — добавил он, когда они входили в университет через чёрный ход.

— Снова верно, и снова я вынужден возразить, мистер Трев. Вы отнесёте мистеру Тупсу эту грязноватую, но вполне настоящую расписку на двадцать долларов и пять долларов сдачи. Он думает, что вы жулик, но подобный поступок заставит его усомниться в своих выводах, он перестанет считать вас вором и прохвостом, а следовательно, поможет вашей карьере в университете.

— Я не… — начал Трев, и замолчал, остановленный весом ножа в собственном кармане. — Знаешь, Орехх, ну ты и фрукт. Единственный в своём роде.

— Да, — кивнул Орехх. — Я пришёл к аналогичному выводу.

ЗЫРЬТЕ!

Слово, набранное огромными буквами, кричало с первой полосы «Таймс», прямо рядом с большой картинкой, изображавшей облачённую в микрокольчугу Джульетту. Девушка широко улыбалась читателям. Гленда, последние пятнадцать секунд смотревшая на газету с недонесённым до рта гренком в руке, наконец, донесла его и откусила кусочек.

Потом моргнула и уронила гренок, когда прочла:

"Загадочная модель «Жуль» стала звездой вчерашнего потрясающего показа мод в «Заткнисе». Она словно воплощала собой дух микрокольчуги, замечательной металлической «ткани», о которой в последнее время ходило столько разных слухов, и которая, по заверениям мисс Жуль, действительно Не Трёт. Модель весело болтала с гостьями шоу и привнесла в действо некую посконную домотканность, которую высоко оценили светские дамы, никогда прежде, как уверен ваш корреспондент, не слышавшие слова "зырьте!" Они сочли данный опыт весьма освежающим, и он их в самом деле нисколько не тёр…"

Тут Гленде пришлось прервать чтение, потому что все её мысли заполнил один-единственный вопрос: "Господи, и сколько же проблем у нас теперь будет?" Хотя откуда бы им взяться? Их и не будет. Не должно быть. Во-первых, кому придёт в голову, что красотка с серебристой бородой, похожая на какую-то богиню кузнечного дела, на самом деле — помощница повара? А во-вторых, если кто-то решит всё-таки доставить им проблемы, ему придётся для начала иметь дело с Глендой, а уж Гленда покажет ему, где раки зимуют. Потому что Джул была просто чудесной. Невозможно отрицать этот факт. Даже её картинка освещала страницу, словно солнечный луч. И Гленда внезапно поняла: прятать такую красоту на Ночной Кухне — настоящее преступление. Ну да, в лексиконе Джульетты не более семисот слов, и что с того? На свете полным-полно людей, набитых словами, словно фаршированное яйцо начинкой, но кому охота видеть их портреты на первой полосе?

"В любом случае, — думала она, надевая плащ, — мы создали лишь кратковременную сенсацию, и никто не догадался, что видел именно Джульетту". Она была в бороде, в конце-то концов. Кто бы мог подумать, что женщина с бородой может выглядеть привлекательной? Но с Джульеттой это как-то сработало. Представьте только, если борода войдёт в моду! Придётся проводить в парикмахерской в два раза больше времени. "Кое-кому следовало бы задуматься об этом", — решила она.

Из дома Столлопов не доносилось ни звука. Гленда не удивилась. Джульетта никогда не страдала пунктуальностью. Гленда зашла в соседний дом, чтобы проверить, как дела у вдовы Овсянки, а потом сквозь моросящий дождь направилась в безопасное убежище Ночной Кухни. На полпути она ощутила некое неудобство за лифом платья, которое напомнило ей о ещё одной обязанности. Пришлось заглянуть в Королевский Банк Анк-Морпорка.

Вся дрожа от страха и возбуждения, она подошла к служащему банка, хлопнула по его столу пятьюдесятью ещё тёплыми долларами и объявила:

— Я хочу открыть счёт, ясно вам?

Пятью минутами позже она покинула банк, размахивая новенькой чековой книжкой. Её грело воспоминание о том, как важный человек, сидевший в солидно выглядящем здании за богато отделанным столом, назвал её «мадам». Гленда наслаждалась этим ощущением, пока не столкнулась с грубой реальностью: «мадам» вспомнила, что пора закатать рукава и приниматься за работу.

Дел хватало. Она готовила пироги с запасом, как минимум, на день вперёд, чтобы у них было время постоять в кладовке и дозреть, но аппетит мистера Орехха пробил в этих запасах изрядную брешь. Утешало лишь то, что следующей ночью большого спроса на пироги не ожидалось. Даже волшебники были неспособны потребовать ещё и пирогов сразу после большого банкета.

"Ах, да, банкет!" — вспомнила она, ощущая, как дождь постепенно просачивается под плащ. Банкет. Ей следовало позаботиться о банкете. Порой, чтобы попасть на бал, необходимо стать собственной феей-крёстной.

Несколько препятствий определённо требовали прикосновения волшебной палочки. Во-первых, миссис Герпес устроила между Дневной и Ночной кухнями нечто вроде апартеида, как будто один пролёт лестницы разделяет две разных страны. Во-вторых, девушки, работавшие официантками на банкетах, особенно когда Университет принимал гостей, должны были, по традиции, соответствовать определённым стандартам внешности, под которые Гленда никак не подходила. И в-третьих, у неё и характер был совершенно неподходящий, чтобы прислуживать за столом. Не то чтобы она совсем не умела улыбаться, умела, да ещё как, особенно если её заранее предупредить, что уже пора; однако она положительно не готова была дарить улыбки людям, которые вместо этого заслуживали хорошенького подзатыльника. Гленда ненавидела убирать со стола ещё полные тарелки. Постоянно хотелось сказать что-нибудь вроде: "Зачем ты столько набрал, если не собирался съесть?" Или: "Погляди, ты оставил больше половины, а ведь эта еда стоит доллар за фунт!" Или: "Конечно, уже остыло! А нечего держать за руку сидящую рядом девушку, вместо того чтобы сосредоточиться на еде!" Или, если уж совсем ничего не помогало: "А тем временем дети в Клатче…" — это была любимая фраза её матушки, и Гленда явственно ощущала, что тут недостаёт каких-то существенных слов.

"Ненавижу зря выбрасывать еду", — думала она, направляясь по коридору к Ночной Кухне. Главное, в этом и не было нужды, если готовить с умом, а клиентам хватает совести относиться к твоей стряпне серьёзно. Гленда чувствовала, что размышляет о всякой ерунде, вместо того, чтобы заняться делом. Несколько раз она доставала из сумочки «Таймс» и вновь принималась разглядывать первую полосу. То, что случилось, случилось на самом деле, и газета этот факт подтверждала. Вот что удивительно: каждый день происходило что-нибудь, достойное заметки на первой полосе. Ни разу ей не довелось купить газету и увидеть нечто вроде: "Вчера ничего интересного не произошло, извините". Впрочем, завтра, какой бы удивительной ни была новость, в газету завернут селёдку и позабудут, о чём там было написано. Эта мысль принесла ей большое облегчение.

Кто-то вежливо кашлянул. Гленда немедленно догадалась, что это Орехх, он обладал самым вежливым кашлем в мире.

— Да, мистер Орехх?

— Мистер Трев попросил меня передать мисс Джульетте письмо, мисс Гленда, — сказал Орехх, который, похоже, поджидал её на лестнице. Письмо он держал в протянутой руке, на отлёте, словно обоюдоострый меч.

— Боюсь, она ещё не пришла, — сказала Гленда прошедшему за ней в кухню Орехху. — Я положу письмо на полку, вот здесь, тут она его наверняка увидит. — Она взглянула на Орехха и заметила, что тот не сводит глаз с пирогов. — Кстати, я, кажется, сделала на один яблочный пирог больше, чем заказывали. Может, вы поможете мне избавиться от него?

Он с благодарностью улыбнулся ей, забрал пирог и поспешил прочь.

Снова оставшись одна, Гленда уставилась на конверт. Конверт был самым дешёвым, он выглядел так, словно сделан из переработанной туалетной бумаги. С каждой секундой он казался ей всё больше и больше.

По какой-то необъяснимой причине ей пришло на ум, что клей на этих конвертах весьма плох. Если хочешь заклеить такой как следует, лучше быть изрядно простуженной. Потому что в противном случае кто угодно может легко вскрыть конверт, прочесть содержимое, снова залепить ушной серой и не волноваться, что будет пойман.

Хотя это, конечно, был бы очень нехороший поступок.

Гленда успела подумать об этом раз пятнадцать, когда в Ночную кухню вошла, наконец, Джульетта, повесила на вешалку свой плащ и надела передник.

— На остановке конёбуса один человек читал газету, и там на первой странице была картинка со мной! — возбуждённо поведала она.

Гленда кивнула и вручила ей свою газету.

— Ну, кажется это точно я, — сказала Джульетта, разглядывая картинку, склонив голову набок. — Что же мы теперь будем делать?

— Прочти уже это чёртово письмо! — взревела Гленда.

— Что? — удивилась Джульетта.

— Э, гм… Трев прислал тебе письмо, — сказал Гленда. Она схватила конверт с полки и вручила Джульетте. — Почему бы тебе не прочесть его прямо сейчас?

— Он, наверное, просто дурачится.

— Нет! Прочти немедленно! Я не пыталась его вскрыть!

Джульетта взяла конверт. Тот открылся от лёгкого прикосновения. "Там почти совсем клея нет! Я могла запросто вскрыть его одним движением пальца!" — подумала тёмная сторона Гленды.

— Я не могу читать, когда ты стоишь близко, — сказала Джульетта. Пару минут она шевелила губами, а потом пожаловалась: — Ничего не понимаю. Тут слова, типа, такие длинные. Хотя почерк красивый, с завитушками. Вот тут вроде говорится, что я как солнечный день. О чём же оно? — Она сунула письмо обратно в руки подруге. — Прочти его мне, а, Гленди? Сама знаешь, трудные слова я плохо понимаю.

— Ну, вообще-то я занята, — пробормотала Гленда. — Но если уж ты так просишь…

— Первый раз в жизни мне прислали письмо, написанное не только заглавными буквами, — объяснила Джульетта.

Гленда села и попыталась читать. Многие часы, проведённые за чтивом, которое она сама определяла как "дешёвые бульварные романы", принесли, наконец, свои плоды. Письмо выглядело так, словно кто-то включил поэтическую машинку, а сам рассеянно отбыл в путешествие на выходные. Но слова всё равно получились удивительные. Там, например, было слово «ухажёр», верный признак настоящей поэзии, а также что-то про цветы, плюс вроде бы мольбы, исполненные затейливыми буквами. Через пару минут чтения она достала из кармана носовой платок и принялась обмахивать лицо.

— Ну, про что там? — не выдержала Джульетта.

Гленда вздохнула. С чего начать? Как объяснить Джульетте про сравнения, метафоры и поэтические обороты, написанные чудесным почерком с завитушками?

Гленда сделала всё, что смогла.

— Нууу, в общем, он пишет, что ты ему по нраву, что ты клёвая, предлагает свиданку и обещает, что никаких шуры-муры. А в низу несколько маленьких крестиков.

Джульетта разрыдалась.

— Ох, как мило. Представь только: он, бедняжечка, сидит и рисует затейливые буковки. Настоящая поэзия, и всё ради меня. Я буду спать, сунув письмо под подушку.

— Да, полагаю, он на что-то такое надеялся, — сказала Гленда, а сама подумала: "Трев Вроде поэт? Невероятно. Это вроде летающей лошади".

Пепе ощутил повышенное давление в мочевом пузыре. Всё бы ничего, но его зажало между молотом и наковальней, если не считать подобную метафору слишком дерзкой для описания его положения между мадам и каменной стеной. Мадам всё ещё спала. Она величественно всхрапывала, используя традиционный сложносоставной храп, известный тем, кому выпало счастье слышать его еженощно, как симфония из: "эррр, эррр, эррр, блоррт!" Кроме того, она придавила Пепе ногу. В комнате царила кромешная тьма. Он умудрился высвободить ногу, которая, как выяснилось, наполовину занемела, и отправился исполнять традиционный ночной квест поиска горшка. Квест оказался коротким: Пепе начал его, наступив на валявшуюся бутылку из-под шампанского, а закончил лёжа на спине. Потом он нашарил в темноте бутылку, проверил, пуста ли она (просто на всякий случай, вдруг повезёт?), и, убедившись, что пуста, наполнил сосуд снова. Потом поставил бутылку на стол или что там было такое плоское в темноте? В принципе, этот предмет мог оказаться чем угодно, вплоть до крокодила.

Мадам исполнила очередную виртуозную руладу. Наверное, от храпа он и проснулся. Наощупь отыскав свои трусы, он умудрился всего лишь с третьей попытки надеть их правильно, не перепутав верх с низом и перед с задом. Трусы слегка холодили. Маленькая проблемка с микрокольчугой: как ни крути, она, всё-таки, металл. С другой стороны, она не трёт, и не нуждается в стирке. Пять минут над огнём — и гигиена обеспечена. Кроме того, трусы Пепе сами по себе были с сюрпризом.

Ощутив, наконец, что готов к встрече с окружающим миром, или, по крайней мере, той его частью, которая сможет оценить верхнюю, полностью одетую половину Пепе, он, спотыкаясь, побрёл к двери магазина, проверяя каждую встреченную бутылку на предмет наличия жидкости. Удивительно, но ему удалось обнаружить на 50 % полную ёмкость с портвейном. "В шторм любой порт сгодится, хоть с вейном, хоть без", — подумал он и употребил портвейн вместо завтрака.

Дверь магазина дрожала, потому что её кто-то тряс. Пепе выглянул в маленькое окошко, через которое персонал оценивал, нужно ли впускать потенциального клиента. Шикарные магазины вроде «Заткниса» не продают свои товары кому попало. За окошком мелькали лица, сменявшие друг друга по мере того, как столпившиеся у двери люди боролись за самое удачное место. Кто-то потребовал:

— Мы хотим видеть Жуль.

— Она отдыхает, — заявил Пепе. Ответ, уместный при любых обстоятельствах. Может означать всё что угодно.

— Вы видели картинку в "Таймс"? — спросил другой голос. — Глядите. — К окошку поднесли свежий номер газеты.

"Чёрт побери", — подумал Пепе.

— У неё был трудный день, — сказал он вслух.

— Общественность хочет знать о ней всё, — заявил резкий голос.

Несколько менее агрессивный женский голос добавил:

— Она потрясающая.

— Верно, верно, — согласился Пепе, лихорадочно соображая, что бы ещё ответить. — Но она очень скрытная, и к тому же очень артистичная личность, если вы понимаете, о чём я.

— А у меня тут крупный заказ, — объявил ещё один голос, чей обладатель умудрился протолкаться к окошку.

— О, ради этого мы не станем её будить, — заявил Пепе. — Подождите минутку, и я с вами побеседую.

Глотнув ещё портвейна, Пепе оглянулся и обнаружил мадам, облачённую в ночную сорочку, которая могла бы вместить в себе целый взвод (весьма близко знакомых между собой людей, по крайней мере). Мадам приблизилась, с бокалом в одной руке и бутылкой из-под шампанского в другой.

— Ужас, до чего оно выдохлось, — заявила мадам. — Вкус отвратительный.

— Я пойду, поищу посвежее, — быстро предложил Пепе, выхватив бутылку у неё из рук. — У нас тут журналисты и клиенты, все хотят видеть Джул. Можешь вспомнить, где она живёт?

— Она говорила, это точно. Но вчерашний день как-то расплывается в памяти, словно был давным-давно, — посетовала мадам. — Та, другая, как её, Гленда, вроде бы работает кухаркой в каком-то крупном учреждении. И вообще, зачем они хотят видеть Джул?

— В «Таймс» напечатали чудесную картинку, — объяснил Пепе. — Помнишь, ты сказала, что мы обогатимся? Так вот, похоже, ты сильно приуменьшила тогда.

— Что предлагаешь, дорогой?

— Я? — удивился Пепе. — Возьми заказ, потому что это денежки, а остальным скажи, что Джул встретится с ними позже.

— Думаешь, они это проглотят?

— А какие варианты? Мы же, чёрт возьми, понятия не имеем, где она. Где-то по городу бродит миллион долларов на красивых ногах.

Рис, Подземный Король гномов, уделил картинке чудесной девушки самое пристальное внимание. Чёткость была совсем неплохая. Технология передачи чёрно-белых картинок по семафорным линиям существенно улучшилась в последнее время. Тем не менее, его агенты в Анк-Морпорке, наверное, изрядно потратились, чтобы приобрести необходимые для передачи семафорные мощности. Видимо, они считали картинку достаточно важной. Разумеется, данный факт разозлит других гномов, но, судя по опыту Риса, чем-нибудь недовольные найдутся в любом случае. Он посмотрел на стоящих перед ним грэгов. "Как просто живётся Ветинари, — мысленно позавидовал он. — Тому приходится иметь дело всего лишь с религиями. У нас религий нет. Быть гномом — само по себе религия, и её жрецы вечно препираются друг с другом, причём порой кажется, что каждый гном — жрец".

— Не вижу тут ничего неприличного, — сказал он вслух.

— Мы полагаем, что борода фальшивая, — заявил один из грэгов.

— Вполне приемлемо, — возразил Рис. — В наших законах нет ни единого прецедента не в пользу фальшивых бород. Напротив, для тех, у кого борода не растёт, они могут стать настоящим спасением.

— Но девушка, ну, слишком соблазнительна, — сказал один из грэгов. Под своими высокими кожаными капюшонами они выглядели совершенно неотличимыми друг от друга.

— Привлекательна, несомненно, — согласился Король. — Джентльмены, вы что здесь, диспут решили затеять?

— Это необходимо прекратить. Это не по-гномьему.

— А с моей точки зрения, наоборот, совершенно явно по-гномьему, разве нет? — ответил Король. — Микрокольчуга является стопроцентной кольчугой, чего-либо более гномьего и желать невозможно. Девушка улыбается, да. Вынужден признать, что гномы не слишком часто улыбаются, особенно те, с кем я встречаюсь по делам, однако лично я полагаю, что мы можем извлечь из данного примера определённые полезные уроки.

— Это подрыв моральных устоев!

— Как? Где? Опасаюсь, «подрыв» имеет место лишь в вашем собственном воображении.

— Значит, вы не намерены ничего делать в связи с этим? — спросил самый высокий грэг.

Король на минуту задумался, глядя в потолок.

— Нет, я намерен кое-что предпринять, — сказал, наконец, он. — Для начала, дам своим сотрудникам поручение отследить, сколько заказов на микрокольчугу поступит сегодня отсюда, из Бонка. Уверен, «Заткнис» не станет возражать против проверки их записей, особенно когда я предложу мадам Шарн вернуться и открыть её магазин здесь.

— Вы так поступите?

— Несомненно. Мы почти заключили Соглашение Долины Кум, мирный договор с троллями, в реальность которого мало кто верил. И я сыт по горло, джентльмены, вашими всхлипами, стонами и бесконечными, бесконечными попытками опять переиграть сражения, которые вы уже давно проиграли. Насколько я понимаю, эта юная леди является прообразом нашего нового будущего, и если вы не уберётесь из моего кабинета через десять секунд, я потребую с вас арендную плату.

— У вас будут проблемы!

— Проблемы всегда есть! Но в данный момент я намерен доставить их вам.

Когда за грэгами захлопнулась дверь, Король снова опустился в своё кресло.

— Неплохо, сэр, — одобрил его секретарь.

— Они ещё вернутся. Бесконечные препирательства есть суть гномьего бытия. — Король немного поёрзал в кресле. — Знаешь, а эти, из «Заткниса», говорили правду, когда уверяли, что микрокольчуга не трёт и не так холодит, как можно было бы ожидать. Попроси агента в Анк-Морпорке передать мадам Шарн нашу благодарность за её щедрый дар, ладно?

Несмотря на раннее утро, в Главном зале университета царило оживление. Большинство столов были сдвинуты к стенам или, если кое-кому хотелось похвастаться своим мастерством, висели под потолком. Чёрно-белые каменные плиты пола, за тысячелетия отполированные до блеска множеством ног, подвергались дальнейшей полировке башмаками профессоров и студентов, спешивших по всяким важным делам или, в редких случаях (когда не удалось сочинить правдоподобную отговорку), на лекции.

Большая Люстра была опущена на своих цепях вниз и вбок, к стене, чтобы обновить свечи. Впрочем, для целей Наверна Чудакулли, к счастью, на полу оставалось достаточно свободного места.

Архиканцлер заметил поджидавшего его человека.

— Как всё идёт, мистер Тупс?

— Прекрасно, должен заметить, сэр, — ответил Думмер. Он открыл сумку. — Один из этих мячей оригинал, а второй — копия, которую мистер Орехх и Тревор Вроде изготовили прошлой ночью.

— А, старая игра "угадай, где мяч", — обрадовался Чудакулли.

Он взял в свои крупные ладони по мячу и стукнул ими об пол.

"Бумц! Бумц!"

— Совершенно неотличимы.

— Тревор Вроде сообщил, что изготовление копии обошлось в двадцать долларов, уплаченных гному-ремесленнику, — проинформировал Думмер.

— В самом деле?

— Да, сэр. Он отдал мне сдачу и расписку.

— Вы чем-то озадачены, кажется, мистер Тупс?

— Ну, да, сэр. Похоже, я неверно оценил его поначалу.

— Даже такого мелкого чёрного кобеля, оказывается, можно отмыть добела, — заявил Чудакулли, компанейски хлопнув Думмера по спине. — Один-ноль в пользу человеческой природы. Теперь о важном: какой из этих мячей следует вернуть в Комод?

— Удивительно, сэр, однако наши посланцы не забыли пометить копию белой точкой, вот здесь… нет, вот здесь… я думал, она здесь… а! вот она! Этот, значит, наш. Срочно отправлю студента, чтобы положил чёрный мяч обратно в Комод. У нас в запасе есть ещё около полутора часов.

— Нет, сделайте всё сами, мистер Тупс. Это займёт у вас всего лишь несколько минут. А потом поспешите обратно, я хочу провести небольшой эксперимент.

Вернувшись, Думмер обнаружил Чудакулли слоняющимся около одной из больших дверей в Главный Зал.

— Ваш блокнот наготове, мистер Тупс? — тихо спросил Архиканцлер.

— И заточенный карандаш тоже.

— Прекрасно. Эксперимент начинается.

Чудакулли осторожно покатил мяч по полу, выпрямился и взглянул на свой секундомер.

— А, попался под ноги профессору Конечных Исследований, видимо, по чистой случайности… Теперь мяч непреднамеренно пнул один из бледлов, мистер Хипини его имя, кажется. Мяч отлетел к студенту, мистеру Пондлайфу, вроде бы… В итоге, мы получили импульс, мистер Тупс. Ненаправленный, это правда, но весьма многообещающий. А теперь…

— Не трогайте мяч руками, джентльмены! — крикнул Архиканцлер, ловко придержав спортивный снаряд ботинком. — Таковы правила! Тут явно понадобится ваш свисток, мистер Тупс.

Он снова ловко пнул мяч, выкатив его на каменный пол.

"Бумц!"

— Хватит суетиться вокруг, словно мальчишки с жестяной банкой! Играйте в футбол! Я Архиканцлер этого университета, и я отчислю, или просто выгоню прочь любого, кто прогуляет тренировку без записки от мамочки, ха!

"Бумц!"

— Разделитесь на две команды, поставьте ворота и постарайтесь выиграть! Ни один человек не покинет игровое поле, если не будет ранен! Руками не пользоваться, ясно? Вопросы?

Поднялась рука. Чудакулли взглянул на лицо любопытного.

— А, Ринсвинд… — пробормотал Архиканцлер, и, поскольку он не был преднамеренно грубым человеком, добавил: — профессор Ринсвинд, разумеется.

— Разрешите принести записку от мамочки, сэр?

Чудакулли вздохнул.

— Ринсвинд, однажды вы, к немалому моему изумлению, поведали мне, что не знаете своей матери, потому что она сбежала ещё до вашего рождения. Прекрасно помню, как записал этот поразительный факт в своём дневнике. Другие идеи будут?

— Разрешите пойти поискать мою мамочку?

Чудакулли призадумался. Профессор Жестокой и Необычной Географии не читал лекций и не имел обязанностей, если не считать напутствия избегать неприятностей. Хотя Чудакулли никогда не признал бы этого, но должность Ринсвинда была всего лишь синекурой. Он был обычным трусом и шутом, но при этом несколько раз спасал мир при весьма необычных обстоятельствах. Поглотитель неудач, вот кто он такой, решил Чудакулли. Ринсвинд служил чем-то вроде громоотвода, принимая на себя проблемы, которые не хотелось бы иметь никому иному. Подобный персонаж полностью оправдывал свои обеды, расходы на стирку (хотя прачки сетовали на необычно большое количество испачканных трусов) и ежедневное ведро угля, хотя и был, с точки зрения Чудакулли, нытиком. При этом он умел очень быстро бегать, и, следовательно, был полезен.

— Задумайтесь, — вещал тем временем Ринсвинд. — Вначале объявилась загадочная урна, а потом все вдруг разом заинтересовались футболом. Очень подозрительно. Думаю, скоро случится что-то ужасное.

— Да ладно вам, — отмахнулся Чудакулли. — Может, наоборот, что-то прекрасное?

Ринсвинд тщательно обдумал это заявление.

— Ждём прекрасного, готовимся к ужасному, — объявил он. — Извините, но такова правда жизни.

— Бросьте, мы же в Невидимом университете, — утешил его Чудакулли. — Чего здесь бояться? Ну, кроме меня, разумеется. Боги, футбол всего лишь спорт. — Он повысил голос: — Разделитесь на две команды и начинайте уже играть!

Он сделал шаг назад и встал рядом с Думмером. Нещадно понукаемые футболисты получив, наконец, чёткий приказ, отданный громким голосом, сбились в кучку и путём всеобщего бормотания принялись решать, что они теперь предпримут вместо того, что было велено.

— Поверить не могу, — возмутился Чудакулли. — Каждый мальчишка знает, что делать, обнаружив рядом с собой предмет, пригодный для пинания ногами. — Он сложил ладони рупором: — А ну, давайте-ка, скорее выбирайте капитанов. Мне плевать, кто это будет.

Процедура выборов заняла больше времени, чем ожидалось. Просто каждый, кто не успел тайком покинуть Главный зал, вдруг понял, что пост капитана даёт дополнительный шанс стать объектом божественного гнева Архиканцлера. Наконец, вперёд были вытолкнуты две жертвы, у которых не хватило сил забраться обратно вглубь толпы.

— Повторяю, теперь выбирайте членов команды! — скомандовал Чудакулли. Он снял шляпу и швырнул её на пол. — Вы все знаете, о чём речь! Любой мальчишка знает! Это как девчонки и розовый цвет, инстинктивное стремление! По очереди выбирайте членов команды, пока одному не останется хлюпик, а другому толстяк. Некоторые из капитанов стали талантливейшими математиками всех времён, пытаясь устроить всё так, чтобы не остаться с хлюпиком на руках… Стой где стоишь, Ринсвинд!

Думмер непроизвольно содрогнулся, вспомнив свои школьные годы. Толстяка в его классе звали «Поросёнок» Лав. К сожалению, отец «Поросёнка» владел магазином конфет, что (помимо крепких тумаков) придавало сыну некоторый авторитет в школе. Следовательно, объектом для издевательств оставался только хлюпик, и это превратило жизнь Думмера в настоящий ад, вплоть до того чудесного дня, когда с его пальцев неожиданно сорвались искры, подпалившие штаны Мартина Соггера. Думмер до сих пор помнил чудесный запах горящей ткани. Но лучшие дни твоей жизни были уже безнадёжно отравлены… Потом стало полегче. Конечно, Архиканцлер порой грубоват, но ему, по крайней мере, не дозволяется хватать тебя за пояс и поднимать в воздух, так, чтобы штаны врезались между ягодиц…

— Вы слушаете меня, Тупс?

Думмер моргнул.

— Э, извините, сэр. Я тут… вычислял кое-что.

— Я спрашиваю, кто вон тот высокий парень со смуглой кожей и изящной бородкой?

— О, это профессор Бенго Макарона, Архиканцлер. Из Колении, помните? Он у нас на год, по обмену с профессором Девствогривом.

— А, точно. Бедный старина Девствогрив. Надеюсь, на иностранных языках его фамилия звучит не столь смехотворно. Значит, мистер Макарона прибыл к нам, чтобы пополнить свои знания, да? Получить столичный лоск, так сказать.

— Вряд ли, сэр. Он уже имеет профессорские должности в Унки, QIS и Чаббе, общим числом тринадцать, а также должность внештатного профессора в Бугарупском университете. Он упомянут в двухстах тридцати шести научных статьях и одном заявлении о расторжении брака.

— Что?

— Ну, в его стране волшебники относятся к обету воздержания не слишком серьёзно. Горячая южная кровь, понимаете ли. Его семья владеет огромным ранчо и самой крупной кофейной плантацией за пределами Клатча. А бабушке, если я правильно помню, принадлежит Транспортная Компания Макароны.

— Тогда какого чёрта он притащился к нам?

— Говорит, хочет работать с лучшими из лучших, сэр. И, кажется, не шутит.

— Неужели? Весьма благоразумный парень, оказывается. А что там насчёт развода?

— Не знаю деталей, сэр. Об этом предпочитают помалкивать.

— Рассерженный муж?

— Рассерженная жена, — ответил Думмер.

— О, так он был женат?

— Нет, насколько я знаю, Архиканцлер.

— Тогда я вообще ничего не понимаю, — признался Чудакулли.

Думмер, который в данной области и сам ощущал себя весьма неуверенно, осторожно начал:

— Она была женой другого мужчины, с которым… гм… как я слышал, сэр.

К большому облегчению Думмера, Чудакулли, кажется, что-то понял, его широкое лицо просияло.

— А, вы хотите сказать, он был как наш профессор Хайден. У него ещё такое смешное прозвище было…

Думмер приготовился к худшему.

— "Змейки", — вспомнил Чудакулли. — Очень, знаете ли, любил змей. Постоянно о них рассуждал, с гарниром из ящериц. Только о них и думал.

— Я рад, что вы так относитесь к этому, сэр, потому что многие студенты…

— А ещё старина Прыщ, он был в нашей гребной команде. Рулил на соревнованиях два года подряд… — выражение лица Думмера не изменилось, но бедняга изрядно покраснел. — Кажется, такое сплошь да рядом, — добавил Чудакулли. — Мне сдаётся, некоторые придают этим вещам слишком большое значение. А по-моему, в мире и без того любви маловато. В конце концов, если бы нам не нравилась компания других мужчин, мы не оказались бы здесь, в университете. Да уж! О, смотрите! Молодец, парень!

Последнее замечание относилось к особенно ловкому финту с мячом, проделанному одним из волшебников, которые, пока Чудакулли отвлёкся, наконец-то приступили к игре.

Около Чудакулли появился бледл.

— Да, что вам?

— Тут один джентльмен желает видеть Архиканцлера, сэр. Волшебник, сэр. Гм… вообще-то, он Декан, сэр, но утверждает, будто тоже Архиканцлер.

Чудакулли на секунду замешкался, но чтобы заметить эту краткую заминку нужно было обладать тем колоссальным опытом наблюдений за Чудакулли, какой был только у Думмера Тупса. Когда Архиканцлер заговорил, каждое слово зазвучало спокойно и осторожно, словно отлитое в форму стального самоконтроля.

— Какой приятный сюрприз, мистер Ноббс. Проводите Декана к нам. О, и не нужно взглядом просить одобрения Тупса, спасибо. Я тут всё ещё Архиканцлер, знаете ли. Фактически, единственный. Проблемы, мистер Тупс?

— Ну, сэр, вокруг народу многовато, сэр… — Думмер замолчал, потому что вдруг понял: его никто не слушает. Он не заметил, как мяч отскочил к бледлу Ноббсу (не родственник), и как упомянутый бледл нанёс мощный удар, словно ему под ноги попалась жестяная банка нахального уличного оборванца. Зато Думмер получил возможность понаблюдать за полётом мяча, по изящной траектории направленного к дальней стене Главного Зала, около которой стоял орган и которую украшал большой витраж из цветного стекла, посвящённый Архиканцлеру Абасти. Чудесный витраж ежедневно демонстрировал одну из нескольких тысяч сценок мистической либо духовной природы. Интуитивно прикинув направление и скорость удара, Думмер понял, что сияющее изображение ("Епископ Хорн в процессе осознания текущих неприятностей, связанных с поглощением пирога из аллигатора") появилось на витраже в явно неудачный для себя момент. А потом в его поле зрения медленно и плавно, словно планета в поле зрения телескопа, вплыл какой-то ржаво-коричневый силуэт, который налету раскинул руки, поймал мяч прямо в воздухе и приземлился на клавиатуру органа, издав "бумц!" в тональности си-бемоль.

— Молодец, обезьяна! — прогрохотал Архиканцлер. — Прекрасный прыжок, но, к сожалению, против правил.

К удивлению Думмера, со стороны игроков раздался ропот неодобрения.

— Полагаю, поступок Библиотекаря с определённой точки зрения может считаться вполне законным и благоразумным, — раздался у них за спинами тихий голос.

— Кто это сказал? — резко обернувшись, спросил Чудакулли. Его взгляд встретился с испуганным взглядом Орехха.

— Орехх, сэр. Оплывальщик. Мы встречались вчера. Вы поручили нам сделать мяч, помните?

— И ты утверждаешь, что я неправ, так, что ли?

— Я бы предпочёл, чтобы вы рассматривали моё предложение как способ для вас оказаться ещё более правым.

Чудакулли разинул рот, а потом захлопнул его. "Я знаю, что ты такое. А ты знаешь? Или эту информацию от тебя решили утаить?" — подумал он.

— Очень хорошо, мистер Орехх. И какие у тебя есть предложения?

— Какова цель данной игры?

— Победить, разумеется!

— Именно. К сожалению, они играют способом, который делает указанную цель труднодостижимой.

— Неужели?

— Да, сэр. Все игроки стремятся пнуть мяч.

— Но ведь так и должно быть? — удивился Чудакулли.

— Только если целью игры является лёгкая физическая разминка, сэр. Вы играете в шахматы?

— Ну, иногда.

— И вы считаете, что всем пешкам следует толпиться на доске, пытаясь поставить мат королю?

На секунду перед мысленным взором Чудакулли возник лорд Ветинари, держащий в руке одинокую пешку и спрашивающий, чем она могла бы стать…

— Ох, да ладно тебе. Это совсем другое дело! — возмутился он.

Тут рядом с Ореххом, словно восходящая луна ярости, появилось ещё одно лицо.

— Не смей говорить с джентльменами, Орехх, не смей отнимать у них время своей глупой болтовнёй…

Чудакулли испытал острый приступ симпатии к Орехху, тем более, что Смимс, как это частенько присуще людям его склада, постоянно поглядывал на Архиканцлера, словно ища, хуже того, ожидая одобрения своего мелкого тиранства.

Но начальник всегда должен поддерживать авторитет другого начальника, на публике, по крайней мере, иначе у власти вообще никакого авторитета не останется, а следовательно, старший начальник вынужден соглашаться с мелким начальником, даже если он, старший начальник, считает младшего начальника мелким надоедливым идиотом.

— Спасибо за вашу заботу, мистер Смимс, — сказал он, — однако, фактически, это я попросил мистера Орехха высказать его соображения, потому что футбол — игра народная, а он, несомненно, в гораздо большей степени народ, нежели я. Я не хочу отвлекать его от дел, равно как и вас от ваших, ибо ваши дела, насколько мне известно, столь же важны, сколь и неотложны.

Младший начальник, если у него есть хоть капля ума, всегда замечает, когда старший начальник даёт ему шанс сохранить лицо.

— Как это верно, сэр! — воскликнул Смимс после секундного раздумья и заспешил прочь, к безопасности.

Создание по имени Орехх всё тряслось.

"Ему кажется, что он поступил неправильно, — подумал Чудакулли. — А я не должен думать о нём как о «создании». Какое-то восьмое чувство волшебника заставило его оглянуться, и он увидел лицо другого оплывальщика, — как его бишь? — Тревора Вроде.

— Хочешь что-то сказать, мистер Вроде? Извини, но сейчас я немного занят.

— Я дал мистеру Тупсу сдачу и расписку, — заявил Тревор.

— А чем ты тут у нас занимаешься, молодой человек?

— Руковожу свечным подвалом, папаша.

— О, неужели? Твои парни отлично работают в последнее время.

Трев решил не заострять внимание на том, кто именно хорошо работает.

— У мистера Орехха не будет проблем, папаша?

— Не должно, насколько мне известно.

"Но что мне известно? — спросил сам себя Чудакулли. — Мистер Орехх сам по себе проблема, просто по определению. Но Библиотекарь говорит, этот парень любит возиться с ремонтом всякой ерунды и по большей части ведёт себя как дружелюбный хлюпик, хотя говорит витиевато, словно читает лекцию. Этот мелкий человечек… Хотя, если присмотреться, не такой уж и мелкий, просто он словно сам себя принижает излишней скромностью… Этот мелкий человечек родился с именем столь грозным, что какие-то крестьяне приковали его к наковальне, потому что даже убить побоялись. Может, Ветинари и его чопорные друзья в чём-то правы и чёрного кобеля всё же можно отмыть добела. Я надеюсь, они правы, потому что если нет, этот кобель может неожиданно обернуться матёрым волком. А тут ещё и Декан может в любую минуту заявиться, будь проклята его предательская шкура".

— Просто он мой друг, папаша.

— Ну, это хорошо. У всех должны быть друзья.

— Я никому не дам забижать его, папаша.

— Весьма смело с твоей стороны, молодой человек, позволь заметить. Вернёмся, тем не менее, к предмету беседы. Почему ты стал возражать, мистер Орехх, когда я сказал, что Библиотекарь совершил чудесный прыжок, но при этом нарушил правила?

Орехх не поднял взгляда, но тихим голосом всё-таки сказал:

— Прыжок был элегантен. Прекрасен. Игра и должна быть такой, прекрасной, словно хорошо организованная война.

— Ха, вряд ли многие согласятся с тем, что война такая уж хорошая штука.

— Красота сама по себе не добро и не зло, сэр. Она должна рассматриваться как явление нейтральное.

— Думаю, то же относится и к правде, сэр, — вмешался Думмер, пытавшийся не потерять нить беседы.

— Часто красота просто ужасна, сэр, однако мистер Библиотекарь совершил поступок и красивый, сэр, и добрый. Следовательно, данное деяние является справедливым, и, следовательно, правило, которое могло бы помешать повторному совершению этого поступка, следует признать и некрасивым, и несправедливым одновременно, а следовательно, истинно ложным.

— Ага, он прав, папаша, — добавил Трев. — Народ завсегда радуется таким трюкам.

— Ты хочешь сказать, люди будут рады несостоявшемуся голу? — удивился Думмер.

— Конечно, будут! Все так и ахнут! Главное, чтобы что-то происходило, — фыркнул Чудакулли. — Ты сам недавно был на игре! Что там видно? Если повезёт — успеешь лишь краем глаза взглянуть на толпу здоровенных, неряшливых мужчин, сражающихся за мяч, который является всего лишь куском дерева. Люди хотят видеть, как забивают голы!

— Или отбивают, не забывай! — добавил Трев.

— Верно, юноша, — согласился Чудакулли. — Игра должна идти на скорости. У нас ведь год Печального Зайца сейчас, в конце-то концов. Зрители легко могут заскучать. Не удивительно, что после матча начинаются драки. Мы должны создать новый футбол, который будет поинтереснее, чем обычная свалка, в которой все колотят друг друга тупыми предметами по головам.

— Вот это последнее всегда было достаточно популярно, — с сомнением заметил Думмер.

— Ну, мы же волшебники, как-никак. А теперь мне пора идти, приветствовать чёртова так называемого Архиканцлера бразенекского так называемого университета в духе братской, чёрт её возьми, сердечности!

— Так называемой, — не слишком тихо пробормотал Думмер.

— Что? — взревел Архиканцлер.

— Просто задумался, какие будут распоряжения для меня, Архиканцлер?

— Распоряжения? Продолжайте игру! Следите, кто лучше всех справляется! Разработайте правила покрасивее! — бросил Архиканцлер, поспешно направляясь в сторону Главного Зала.

— Что? Новые правила? — ужаснулся Думмер. — Это же куча работы!

— Делегируй!

— Вы же знаете, в смысле делегирования полномочий я безнадёжен!

— Тогда делегируй делегирование кому-то ещё! Всё, мне совсем пора, надо проследить, чтобы он не спёр серебряные ложечки!

Гленда очень редко брала незапланированный выходной. Руководство Ночной Кухней — это скорее психологическое состояние, нежели физическое. Дома она ела только завтрак, и то всегда второпях. Но сейчас она решила, что пора уделить некоторое время Продаже Мечты. Кухня осталась в руках Мэй Заборс, девушки надёжной и толковой, так что волноваться было не о чем.

Солнце только поднималось к зениту, а Гленда уже стучала в заднюю дверь лавки мистера Крепкорука. Гном открыл, его руки были перепачканы помадой.

— О, привет, Гленда. Как дела?

Она с гордостью плюхнула на стол пачку новых заказов и открыла свой чемоданчик. Тот был пуст.

— Мне нужны ещё образцы.

— Чудесно! — обрадовался гном. — Когда успела набрать столько заявок?

— Сегодня утром.

Всё было так просто. Двери словно сами распахивались перед ней, а если тихий голосок в голове вдруг спрашивал: "Ты уверена, что поступаешь правильно?" другой, более глубокий, чем-то похожий на голос мадам Шарн, немедленно отвечал: "Он хочет делать свои товары. Ты хочешь продавать. Они хотят покупать. Мечта переходит из рук в руки, циркулирует. А вместе с ней и денежки".

— Помада продаётся просто отлично, — сказала она. — Эти троллихи наносят её с помощью совков, я не шучу. А значит, сэр, вам стоило бы наладить продажу совочков. Таких, симпатичных, в блестящих коробочках.

Гном воззрился на неё с восхищением.

— Коммерческие идеи? Как-то даже непохоже на тебя, Гленда.

— Ещё одна есть, хотя я и не уверена… — начала Гленда, продолжая укладывать образцы товаров в свой потёртый чемодан, — …может, вам ещё и обувью заняться?

— Думаешь, стоящее дело? Обычно тролли не носят обуви.

— Помадой они тоже не пользовались, пока не перебрались в город, — возразила Гленда. — Мне кажется, обувь очень перспективна.

— Да у них же ноги каменные! Им не нужны башмаки.

— Но они хотят их носить, — ответила Гленда. — Начав первым, вы сможете обставить конкурентов и оказаться на самом верху.

Взглянув в озадаченное лицо гнома, она вспомнила об их перевёрнутом мышлении и добавила:

— Ох, извините, я имела в виду, в самом низу. А ещё одежда, — продолжала она. — Я много наблюдала, и вижу, что никто не делает нормальной одежды для троллей. Просто человеческие платья, только очень большого размера. И они скроены так, что троллиха кажется в них меньше, а нужно делать другие, в которых она казалась бы больше. И походила на тролля, а не просто на толстую женщину. Нужны платья, которые говорили бы: "Я крупная тролльская дама и горжусь этим".

— Тебе на голову ничего не падало в последнее время? — спросил Крепкорук. — Потому что если падало, я хочу, чтобы эта штука упала и на меня тоже.

— Ну, я просто немного расширила понятие Мечты, — заскромничала Гленда, аккуратно раскладывая образцы в чемодане. — Оказалось, эта Мечта довольно важная штука. Важнее, чем я прежде думала.

До конца дня она нанесла ещё четырнадцать очень успешных визитов, бросила заказы в почтовый ящик Крепкорука, и, ощущая необыкновенную лёгкость в мыслях, вернулась на рабочее место.

Чудакулли свернул за угол, и вот, прямо перед ним оказался… Мозг Архиканцлера лихорадочно принялся искать подходящее обращение: «Архиканцлер» — обойдётся, «Декан» — явное оскорбление, прозвище "Два Стула" — тоже неприкрытая шпилька, а "неблагодарный, коварный, склизкий ублюдок" — слишком долго произносить. Как зовут этого паразита? Господи, они же были приятелями с первых дней в НУ…

— Генри! — воскликнул он. — Какой приятный сюрприз. Что привело тебя в наш жалкий, безнадёжно отставший от жизни университетишко?

— Ой, да ладно тебе, Наверн. Когда я ушёл, парни старательно расширяли границы познания. Хотя с тех пор всё как-то затихло, я слыхал. Кстати, позволь представить профессора Турнепса.

Из-за спины самопровозглашенного Архиканцлера Бразенека, словно маленький спутник из-за газового гиганта, появился робкий молодой человек, который тут же напомнил Чудакулли Думмера Тупса, хотя чем именно, Наверн так никогда и не понял. Возможно, выражением лица. Турнепс выглядел так, словно постоянно решает в уме задачки, причём не только нормальные арифметические, но и всякие хитрые, с буквами и цифрами.

— О, ну ты же знаешь, как оно с этими границами познания бывает. Заглянешь за них, и сразу понимаешь, почему границы установили именно здесь. Привет, Турнепс. Какое-то у тебя лицо знакомое.

— Я раньше работал здесь, — скромно напомнил Турнепс.

— Ах, да, припоминаю. В департаменте Высокоэнергетической Магии, верно?

— Очень перспективный учёный, наш Адриан, — покровительственно объявил бывший Декан. — У нас ведь теперь собственный департамент Высокоэнергетической Магии есть, слыхал? Мы называем его департаментом Ещё Более Высокоэнергетической Магии, только чтобы избежать путаницы, хотелось бы подчеркнуть. Заимствуй, адаптируй, улучшай — вот мой девиз.

"Ха, в твоей «адаптации» это значит "хватай, тащи и прикидывайся невинным", — подумал Чудакулли, но очень осторожно. Старшие волшебники старались не ссориться на публике. Последствия могли быть ужасными. Нет, они соблюдали видимую взаимную вежливость, тайком стараясь уязвить оппонента.

— Вряд ли путаница возможна, Генри. Мы, всё-таки, ведущий университет. И я здесь единственный Архиканцлер, разумеется.

— По обычаю так и есть, Наверн, однако времена меняются, обычаи тоже.

— Или преднамеренно искажаются. Но я ношу Шляпу Архиканцлера, Генри, как и все мои предшественники за сотни минувших лет. Эта Шляпа, Генри, означает высшую власть среди Мудрых, Искусных и Хитрых. И она, как видишь, у меня на голове.

— Вообще-то нет, — весело заметил Генри. — На тебе обычная повседневная шляпа, которую ты сам изготовил, чтобы не таскать повсюду настоящую.

— Она будет у меня на голове, если потребуется!

Улыбка Генри остекленела.

— Разумеется, Наверн, однако власть Шляпы, как ты знаешь, частенько оспаривалась.

— Почти правильно, старина, но только почти. В прошлом, бывало, оспаривалось обладание Шляпой, но она сама — никогда. Я вижу, ты и сам носишь весьма элегантную шляпу, чья пышность превыше всяких похвал, но это, старина, тем не менее, всего лишь обычная шляпа. Разумеется, я не хочу тебя задеть, и уверен, что через какую-нибудь тысячу лет ко всему этому великолепию добавятся также достоинство и мудрость. Под твоей шляпой для них предостаточно свободного места.

Турнепс решил, что сейчас самый подходящий момент, чтобы сбежать в туалет. Пробормотав извинения, он протиснулся мимо Чудакулли и устремился прочь.

Как ни странно, отсутствие свидетеля несколько снизило накал противостояния, вместо того чтобы усилить его.

Генри достал из кармана изящную пачку сигарет.

— Закурим? Я знаю, ты предпочитаешь самокрутки, однако "Зелень и Промоина" делают эти специально для меня. Очень недурственно.

Чудакулли взял сигарету. Если волшебник, даже самый высокомерный, не соглашается немедленно на бесплатное курево или выпивку, значит, он умер. Однако пришлось сделать вид, что он не заметил крупную надпись на пачке: "Выбор Архиканцлера".

Передавая пачку обратно, Чудакулли случайно выронил из неё что-то маленькое и разноцветное. Генри с проворством, неожиданным для волшебника, столь далеко продвинутого по главной шкале известной диаграммы Глупинга/Типса,[15] бросился вперёд и быстро поднял упавший предмет с пола, бормоча нечто вроде: "а то запачкается".

— С наших полов есть можно, — резко одёрнул его Чудакулли.

"Возможно, ты раньше не раз так и делал", — мысленно добавил он.

— Просто коллекционеры страшно переживают, если на карточке есть хоть одна пылинка, а я все свои отдаю сыну нашего дворецкого, — беспечно пояснил Генри. Он повертел карточку в руках и нахмурился. — "Знаменитейшие Волшебники Всех Времён, № 9 из 50: Доктор Эйбл Булочник, BC (почётный), Fdl, Kp, PdF (по контракту), Директор Блит Департамента, Бразенек". Думаю, у мальчишки такая уже есть. — Он сунул карточку в карман жилета. — Неважно, сгодится для обменов.

Чудакулли порой соображал крайне быстро, особенно если его подогревал подавленный гнев.

— "Волшебла Инк., табак, нюхательный табак и самокрутки", — сказал он. — Из Псевдополиса. Хмм, толковая идея. И кто на этих карточках из НУ?

— А. Ну, приходится признать, что Генеральная Ассамблея и народ Псевдополиса такие… патриоты порой.

— Ограниченные, иными словами?

— Слишком резко сказано, учитывая, что Анк-Морпорк самый самодовольный город в мире.

Замечание было настолько очевидно справедливым, что Чудакулли счёл за лучшее проигнорировать его.

— И ты тоже там есть, да? — проворчал он.

— Они так настаивали, — притворно вздохнул Генри. — Я ведь в Псевдополисе родился, видишь ли. Местный кадр и всё такое.

— И никого из НУ, — утвердительным тоном заметил Чудакулли.

— Формально говоря, нет, однако профессор Турнепс присутствует. Как изобретатель Пекса. — В этой фразе причудливо смешались вина и вызов.

— Пекс? — медленно переспросил Чудакулли. — Это типа, как Гекс?

— О, нет, нет, ничего общего с Гексом. Совсем ничего. Совершенно иной принцип действия, — Генри прокашлялся. — Он работает на курицах. Курицы включают морфический резонатор или как там эта штука называется. Ваш Гекс, насколько я помню, использует муравьёв, что, разумеется, гораздо менее эффективно.

— Это почему?

— Потому что мы в качестве побочного продукта получаем вполне съедобные яйца.

— Не слишком-то большая разница, знаешь ли.

— Ой, да ладно тебе! Курицы в сотни раз больше муравьёв! К тому же Пекс размещается в специально построенной для него комнате, а не разбросан беспорядочно по всему университету. Профессор Турнепс знает своё дело и даже тебе, Наверн, придётся признать, что великую реку знания питают сотни разных ручьёв!

— Но не все они берут начало в чёртовом Бразенеке! — возмутился Чудакулли.

Архиканцлеры свирепо уставились друг на друга. Профессор Турнепс выглянул из-за угла и быстро спрятался обратно.

— Если бы мы были настоящими мужчинами, как наши отцы, мы уже начали бы швыряться файерболлами, — заметил Генри.

— Согласен, — сказал Чудакулли. — Хотя наши отцы, вообще-то, не были волшебниками.

— Это да, — согласился бывший Декан. — Твой отец был мясником, насколько я помню.

— Ага, а твой владел капустными полями, — напомнил Чудакулли.

Минуту помолчали.

— А помнишь тот день, когда мы оба пришли в НУ? — спросил бывший Декан.

— Мы бились, словно тигры, — сказал Чудакулли.

— Славные были деньки, если подумать, — вздохнул Декан.

— Да, в Анке немало воды проползло с тех пор, — поддержал Чудакулли. — После некоторой паузы он добавил: — Выпить хочешь?

— Не отказался бы, — признал бывший Декан.

— Значит, собрались играть в футбол? — спросил Генри, пока они величественно шествовали в направлении кабинета Архиканцлера. — Я что-то такое читал в газете, но решил, что это шутка.

— Да отчего бы нет? — удивился Чудакулли. — У нас же прекрасные спортивные традиции, как ты и сам знаешь.

— Ах, да. Традиции — бич Невидимого университета. Да будет тебе, Наверн. Черного кобеля можно отмыть добела, а вот чтобы он снова почернел через сорок лет… это вряд ли. О, я гляжу, мистер Тупс всё ещё с вами?

— Э… — начал Думмер, переводя взгляд с одного на другого.

Думмер Тупс однажды получил высший балл за экзамен по предвидению, явившись сдавать его на день раньше назначенного срока. В самом невинном облачке он был способен заранее разглядеть грозовую тучу.

— Как там дела с футболом, парень?

— Всё прекрасно, Архиканцлер. Рад снова вас видеть, Декан.

— Архиканцлер, — сладким голосом поправил бывший Декан. — Я вот думаю, так ли вы будете хороши против моего университета.

— Ну, мы создали отличную команду, — сказал Чудакулли. — Первый матч мы намерены сыграть с местными, а потом будем рады задать перцу и Бразенеку.

Они вышли уже почти на середину Главного Зала, что, разумеется, остановило игру.

— Архиканцлер, я думаю, лучше всего будет… — начал Думмер, но его голос потонул в радостном рёве окружающих волшебников.

— И что станет призом победителю? — поинтересовался Генри, улыбаясь толпе.

— Что? — промямлил Архиканцлер. — Каким ещё призом?

— Ну мы ведь в молодости выступали в гребной команде за призы, верно?

— Полагаю, Патриций намерен учредить футбольный кубок или что-то такое.

— В Голубой трапезной скоро подадут напитки и закуски, — в отчаянии вмешался разом вспотевший Думмер, изо всех сил изображая веселье. — Пирожные, конечно, и отличный выбор карри.

В большинстве случаев это сработало бы, но старшие волшебники уже скрестили взгляды, и никто из них не хотел уступать, даже за кусок Пирога Пахаря.

— Однако мы великие волшебники и нас не интересуют всякие побрякушки вроде кубков и медалей, верно? — сказал Генри. — Только очень большие и серьёзные побрякушки или ничего, так, Наверн?

— Ты хочешь Шляпу, — констатировал Чудакулли. Воздух между двумя Архиканцлерами гудел от напряжения.

— Конечно.

Последовало угрожающее молчание, в котором столкнулись две железных воли. Однако Думмер Тупс занимал одновременно двенадцать самых важных постов в Совете, поэтому он быстренько сформировал сам из себя комитет и решил, что, будучи, де факто, самой мудрой персоной в университете, обязан вмешаться.

— А какова будет ваша ставка, Дека… сэр?

Чудакулли слегка повернул к нему голову и прорычал:

— В этом нет нужды, я сам согласился…

По рядам старших волшебников пробежала дрожь волнения и Думмер расслышал шёпот: "Туфли мертвеца?"

— Нет, я запрещаю! — заявил Думмер.

— Ты запрещаешь? — удивился Генри. — Ты тут не важнее курицы, юный Тупс!

— Сумма голосов всех постов, которые я занимаю в Совете университета, даёт мне фактический контроль над ним, — заявил Думмер, пытаясь пошире расправить свои не очень-то хорошо для этого приспособленные тощие плечи, а также выпятить колесом грудь, распираемую изнутри праведным гневом и тревожным ожиданием неприятностей, неизбежных, когда минует кураж.

При виде этого внезапно взбунтовавшегося червя, соперники слегка умерили собственный пыл.

— И что, никто не обратил внимания на вашу внезапно возросшую власть? — спросил Чудакулли.

— Обратил, сэр. Я. Только это не власть, а ответственность и куча работы. Остальные волшебники, видите ли, не желают интересоваться всякими пустяками. Формально говоря, я должен отчитываться перед начальством, однако это начальство, в основном, тоже я. Господа, вы не представляете, до чего дошло. Среди прочих, мне принадлежит должность Местоблюстителя. Это значит, Архиканцлер, что если вы погибните от иных причин, кроме официальной легитимной процедуры передачи власти "Остроносые Туфли Мертвеца", мне надлежит управлять университетом, пока не будет избран ваш преемник. Учитывая натуру волшебников, это работа на всю жизнь. После моей кончины пост должен перейти к Библиотекарю, наиболее авторитетному и компетентному представителю высшего руководства, однако он наверняка попытается увильнуть от своих обязанностей. В таком случае, официальная процедура предписывает всем без исключения волшебникам вступить в битву друг с другом за Шляпу, что означает огонь, разрушения, а также биллиардные шары, кроликов и голубей, лезущих из всех дыр, иными словами, массу трупов. — После краткой паузы он добавил: — Опять. Вот почему, джентльмены, некоторые из нас начинают слегка нервничать, если видят ссору старших волшебников. И в заключение, джентльмены. Я говорил так долго специально, чтобы дать вам время ещё раз пересмотреть ваши намерения. Кому-то ведь нужно было так поступить.

Чудакулли откашлялся.

— Спасибо за ценное замечание, мистер Тупс. Нам надлежит хорошенько его обсудить. Определённо, столь важные соображения должны были быть озвучены. Сейчас не прежние времена, в конце-то концов.

— Согласен, — поддержал Генри. — Только одно дополнение: нынешние времена со временем наверняка станут чьими-то "прежними временами".

Думмер тяжело дышал, его грудь вздымалась и опускалась.

— Тонко подмечено, — осторожно одобрил Чудакулли.

— Кажется, кто-то здесь упоминал карри? — столь же осторожно поинтересовался Генри.

Они беседовали, словно два древних дракона, пытающихся говорить вежливо при помощи ещё более древней книги по этикету, написанной монашками.

— До обеда ещё далеко.[16] Знаешь что, почему бы тебе не воспользоваться гостеприимством нашего университета? Мы сохранили твою комнату точно в том виде, в каком ты её 16оставил, лишь несколько весьма любопытных штук пролезли под дверь и сбежали. Так что, может быть, ты согласишься остаться здесь до завтрашнего банкета?

— О, у вас намечается банкет? — оживился Генри.

— Несомненно, и я буду рад, если ты примешь моё приглашение, старина. Мы тут собираемся развлечь некоторых добропорядочных горожан. Соль земли, так сказать, надеюсь ты понимаешь, о чём я. Чудесные ребята, если не смотреть, как они едят, и чудесные собеседники, если дать им достаточно пива.

— Интересно, что к волшебникам данное наблюдение тоже вполне подходит. Что ж, я согласен, конечно. Не был на нормальном банкете целую вечность.

— Не был? — изумился Чудакулли. — Я полагал, ты устраиваешь банкеты каждый вечер.

— Ограниченный бюджет, понимаешь ли, — вздохнул Архиканцлер Бразенека. — Государственные гранты и всё такое.

Волшебники скорбно помолчали, словно Генри только что сообщил о смерти своей матушки.

Потом Чудакулли успокаивающе похлопал коллегу по руке:

— Ох, Генри, мне так жаль… — в дверях Главного Зала он остановился и взглянул на Думмера: — Мы собираемся обсудить кое-какие вопросы высокой важности, Тупс. А вы проследите за игроками, чтобы не бездельничали! Парни вам помогут! Разберитесь, каким хочет стать настоящий футбол!

Когда оба Архиканцлера покинули Зал, старшие волшебники вздохнули с облегчением. Они ещё помнили как минимум две яростные битвы, худшая из которых завершилась лишь после того, как Ринсвинд принялся размахивать половинкой кирпича, засунутой в носок…

Думмер взглянул на Ринсвинда, и увидел, что тот неловко прыгает на одной ноге, пытаясь натянуть носок на другую. Тупс решил воздержаться от комментариев. Носок, очень вероятно, был тот же самый.

Профессор Бесконечных Исследований хлопнул Думмера по спине.

— Молодец, парень! Могли выйти крупные неприятности.

— Спасибо, сэр.

— Кажется, мы и правда слегка перегрузили тебя обязанностями. Извини, это не нарочно.

— И я уверен, что нет, сэр. В университете вообще мало что происходит нарочно, — вздохнул Думмер. — Непреднамеренное делегирование, увёртки и прокрастинация являются у нас стандартными процедурами.

Он с надеждой взглянул на оставшихся в Зале членов Совета. Тупс очень хотел разочароваться в них, но был уверен, что этого не произойдёт.

— Даа, ужасный кавардак и несправедливость, нельзя всё валить на одного человека — заметил преподаватель Новейших Рун.

Профессор выглядел очень мрачным.

— Гм…

"Давай же, — подумал Думмер. — Скажи это. Я знаю, что ты скажешь, ты просто не сможешь удержаться, просто не сможешь…"

— Полагаю, Тупс, вам следует как-то разобраться со всем этим, когда у вас будет свободная минутка… — сказал профессор Бесконечных Исследований.

— Бинго!

— Что, Тупс?

— О, ничего, сэр, совсем ничего. Я просто размышлял, видите ли, о неизменности законов Вселенной.

— Я рад, то хоть кто-то этим занят. Не прекращайте размышлять. — преподаватель Новейших Рун огляделся и добавил: — Кажется, всё успокоилось. Кстати, тут кто-то упоминал карри?

Среди волшебников, наиболее богатых годами, массой или тем и другим сразу, наметилось общее движение в сторону дверей, однако те, кого не столь сильно притягивали ножи и вилки, остались, чтобы продолжить тренировочный матч.

Думмер сел, пристроив на коленях свой блокнот.

— Не имею ни малейшего понятия, что я, собственно, тут делаю, — объявил он, ни к кому конкретно не обращаясь.

— Могу я быть чем-то полезен вам, сэр?

— Мистер Орехх? Ну, знаете, это очень любезно с вашей стороны и всё такое, но вряд ли ваши оплывательные навыки…

— В играх подобного сорта необходимо учитывать три обстоятельства: во-первых, правила игры во всех деталях; во-вторых, способности, действия и теорию, необходимые для успеха; и в-третьих, понимание реальной природы игры. Разрешите продолжить?

— Ух, — сказал Думмер, слегка оглушённый, как и всякий, кому впервые довелось услышать лекцию Орехха.

— Неплохо у него язык подвешен, да? — вмешался Трев. — Запросто болтает всякие длинные словечки. Нам с вами пришлось бы сделать привал посередине, чтобы выговорить их целиком! То есть, мне-то точно… — его голос затих.

— Гм, продолжайте, мистер Орехх.

— Благодарю вас, сэр. Насколько я понимаю, целью данной игры является забить как минимум на один гол больше, чем ваши противники. Но обе команды просто беспорядочно бегают по полю, причем каждый из игроков пытается лично пнуть мяч. О, голы забиваются, но по чистой случайности. А между тем, как и в шахматах, вы должны прежде всего обеспечить безопасность короля, то есть ваших ворот. Да, вы можете заметить, что для этого есть вратарь, но вратарь — всего лишь один человек, образно выражаясь. Каждый пойманный им мяч позорит всю остальную команду, которая позволила противнику подобраться так близко к воротам. Тем не менее, защищая свои ворота, они обязаны максимизировать свои шансы поразить ворота противника. Это и есть ключевая проблема, которую я намерен осветить. Я уже упоминал шахматы, однако в данной игре необходимо учитывать лёгкость, с которой летает мяч, что означает стремительное перемещение общей активности с одного конца поля на другой, подобно тому, как одна фигурка гнома способна угрожать всей доске в игре типа «Бум».

Орехх улыбнулся, глядя на выражение их лиц, и продолжил:

— Знаете, по сути игра довольно проста. Любой мальчишка сразу поймёт, как в неё играть, однако постижение оптимальной тактики требует практически сверхчеловеческих талантов. — Он минуту подумал и добавил: — Или, возможно, дочеловеческих. Здесь явно имеет место добровольная сублимация эго, что ведёт нас к метафизическим основам. Так просто, и, одновременно, так сложно. Чудесно, знаете ли. Я впечатлён!

Окружающее Орехха молчание не было враждебным, но определённо ощущалось всеобщее потрясение. Наконец, Ринсвинд спросил:

— Гм, мистер Орехх, вы имеете в виду, что мы должны пасовать мяч друг другу?

— Профессор Ринсвинд, вы отлично бегаете, но не извлекаете из этого преимуществ. Профессор Макарона, получив мяч, вы пытаетесь забить гол, игнорируя всё происходящее вокруг. Доктор Икоц, вы постоянно мухлюете и жульничаете…

— Извините, но у меня кольцо с черепом, — вмешался доктор Икоц. — Я просто обязан нарушать правила, согласно Устава университета…

— Но в разумных пределах, — поспешно напомнил Тупс.

— Бледл Ноббс (не родственник), у вас мощнейший удар, — продолжал Орехх, — но вы, похоже, совсем не волнуетесь, куда именно полетит мяч. У каждого из вас есть сильные и слабые стороны, и вы должны научиться извлекать из них пользу. Если желаете победить, другого выхода нет. Однако для начала вам необходимо взять побольше мячей и научиться контролировать их. Можно, конечно, просто нестись с мячом вперёд, однако это означает, что вы рано или поздно потеряете его, отдав противнику. Вам необходимо научиться удерживать мяч. Все вы привыкли постоянно глядеть под ноги, чтобы убедиться, что мяч ещё у вас. Джентльмены, если вы смотрите себе под ноги, значит мяча у вас уже нет, или вы потеряете его в ближайшие секунды. А теперь извините, нам с мистером Тревом пора поднять Большую Люстру, иначе у нас будут проблемы.

Очарование момента исчезло.

— Что? — воскликнул Думмер. — То есть, что такое? Останьтесь с нами, мистер Орехх!

Орехх немедленно сгорбился и уставился на свои потрёпанные ботинки.

— Прошу простить, если я позволил себе лишнее. Я всего лишь хотел быть полезным.

— Полезным? — переспросил Думмер, глядя на Трева, словно в ожидании, что тот даст ему карту неизведанной территории.

— Он всегда так болтает, — пояснил Трев. — Он же ничё плохого не сделал, не надо орать на него! Чертовски неплохие идеи у парня! Не придирайтесь, просто потому что он мелкий и говорит, словно важная шишка.

"Всего пару минут назад Орехх казался гораздо выше, — подумал Тупс. — Чего это он так съёжился?"

— Да я и не кричал, — возмутился Думмер. — Просто удивился, почему он всего лишь оплывальщик! То есть, я знаю, что он действительно оплывальщик, но почему?

— О, вам бы самому попробовать оплывать свечи, сэр, — заметил бледл Ноббс (не родственник), — и, кстати, в последнее время они оплываются просто прекрасно. Порой, бродя ночью по коридорам, я думаю…

— Господи, о чем вы! Он же эрудит! Образованный человек! Энциклопедические познания! — воскликнул Думмер.

— Вы намекаете, он слишком умён для оплывальщика? — спросил бледл боевым задором во взгляде. — Но ведь нам не нужны тупые оплывальщики, верно? Иначе дело кончится отвратительными потеками повсюду.

— Я хотел сказать…

— …и каплями! — непреклонно закончил бледл.

— Но ведь вы должны признать, что это весьма странно…

Вероятно, все желают ему смерти.

Думмер замолк, потрясённый этим воспоминанием.

— Никакой логики. Ерунда!

— Сэр?

Он осознал, что все игроки глядят на него с изумлением. Чудакулли не раскрыл подробностей, и мысленно Думмер решил, что Орехх просто скрывается. Обычное дело. Порой волшебник-новичок из маленького города приходил к выводу, что пора бы ему срочно повысить квалификацию в надёжных гостеприимных стенах университета, пока его небольшая ошибка не будет исправлена/забыта/стёрта/поймана и посажена в бутылку. Периодически появлялись и другие, кому университет давал убежище по совсем уж непонятным причинам. Политика среди волшебников делалась одни из двух способов: или она была очень проста (и быстро завершалась чьей-то смертью), или же наоборот, представляла собой нечто вроде клубка, оказавшегося в одной комнате с тремя восторженными котятами.

Однако Орехх… какое же преступление он мог совершить? Если подумать, это именно Чудакулли позволил Орехху остаться в университете, и тем самым поставил Думмера в нынешнее неудобное положение. Значит, самым разумным будет… просто двигаться дальше.

— Думаю, у мистера Орехха есть весьма ценные предложения, — осторожно начал Тупс, — которые, несомненно, стоило бы выслушать. Продолжайте, мистер Орехх.

Орехх поднял полный надежды взгляд, и это было подобно восходу солнца. Очень застенчивого солнца, которое боится, что боги в любой момент могут одним ударом швырнуть его обратно за горизонт, но всё же надеется на лучшее.

— Я ценный?

— Ну, э… — промямлил Думмер, и тут заметил, как ему ожесточенно кивает Трев.

— Ну, э, да, похоже на то, мистер Орехх. Вы сделали столь глубокие выводы за такое короткое время. Я потрясён.

— У меня талант к интуитивному постижению ситуаций с высокой неопределённостью.

— Неужели? О. Прекрасно. Продолжайте же.

— Извините, но у меня есть просьба, если вы не против.

"Выглядит как мешок со старой одеждой, а рассуждает, словно теолог на пенсии", — подумал Тупс.

— Просите, мистер Орехх.

— Могу я продолжить работу в качестве оплывальщика?

— Что? Вам этого хочется?

— Да, благодарю. Она не занимает много времени и очень мне нравится.

Думмер взглянул на Трева, который пожал плечами, скорчил рожу и кивнул.

— Но вы разрешили мне попросить кое-что, — напомнил Орехх.

— Я ожидал чего-то в этом роде, — сказал Думмер, — однако с сожалением должен напомнить, что бюджет на этот семестр уже исчерпан…

— О, нет, я не прошу денег, — поспешно вставил Орехх. — Мне всё равно не на что их тратить. Просто я хочу, чтобы в команде был мистер Трев. Он очень скромный, но своими ногами способен творить просто чудеса. Если он будет в команде, вы никогда не проиграете.

— Нет, только не это! — Трев замахал руками и попятился. — Нет! Не я! Я не футболист! Просто пинаю жестяную банку!

— Так это же и есть самая суть футбола, разве нет? — удивился Думмер, которому никогда не дозволялось играть на улице.

— Я думал, изначальная суть футбола — пинать головы врагов? — вмешался бледл Ноббс (не родственник).

Икоц откашлялся.

— Маловероятно, — сказал он. — Если только голова будет в мешке или в железной коробке, но тут возникает проблема веса, потому что голова среднего человека весит не менее десяти фунтов, а следовательно, причинит боль ногам. Конечно, её можно выскоблить изнутри для облегчения, но проблему челюстей это не решает, потому что вряд ли кому-то захочется быть укушенным за ногу. Если кто-то захочет проверить лично, у меня в Департаменте есть парочка голов на льду. Потрясающе, но некоторые люди продолжают завещать свои тела некромантам. Вокруг полным-полно чудаков.

В этот момент глава департамента Посмертных коммуникаций понял, что аудитория утратила нить его мысли.

— Не надо так глядеть на меня, — проворчал он. — Кольцо с черепом, не забыли? Знать подобные мерзости — моя обязанность.

Думмер вежливо кашлянул.

— Мистер… Вроде, так, кажется? Ваш коллега о вас очень высокого мнения. Вы согласны присоединиться к нам?

— Извини, папаша, но я обещал своей старушке-мамочке никогда не играть в футбол. Отличный способ сберечь свою голову!

— Трев Вроде? — вскричал бледл Ноббс (не родственник). — Сын Дэйва Вроде? Он же…

— Забил четыре гола, ага, ага, ага, — прервал его Трев. — А потом умер на улице, под чьим-то вонючим плащом, а дождь смывал его кровь в канаву. Принц Футбола, да?

— Может, нам следует побеседовать немного, мистер Трев? — поспешно предложил Орехх.

— Нет. Нет. Я в норме. Понял?

— Мы о другом футболе говорим, Трев, — успокаивающим тоном заметил Орехх.

— Ага, я в курсе. Но я обещал старушке-мамочке.

— Ну хотя бы покажите им основные движения, мистер Трев, — умолял Орехх. Он обернулся к другим игрокам. — О, вам следует это увидеть!

Трев вздохнул. Этот Орехх знал, как подольститься к человеку.

— Ладно, если это заставит тебя заткнуться, — проворчал он, и, к всеобщей радости, вынул из кармана свою жестяную банку.

— Видишь? — посетовал он, обращаясь к Орехху. — Они думают, это просто прикол какой-то.

Орехх скрестил руки на груди.

— Покажите им.

Трев уронил банку на ногу, без видимых усилий забросил её себе на плечо, перекатил через шею на другое плечо, и выпрямился. Потом стряхнул её на другую ногу, подбросил в воздух и поймал на мысок ботинка, где она закрутилась волчком, издавая тихое дребезжание.

Трев подмигнул Думмеру Тупсу.

— Не шевелись, папаша.

Банка взлетела в воздух, и Трев наподдал ей изо всех сил, направив свой снаряд в сторону Тупса. Стоявшие позади Думмера люди кинулись прочь, когда банка просвистела мимо его лица, обогнула шею и завертелась вокруг, словно серебристое ожерелье, а потом вернулась и легла в руку Трева, будто выброшенный на отмель лосось.

В наступившей тишине Думмер молча выудил из кармана магометр и уставился на него.

— Естественные способности, — объявил он. — Никакой магии. Как вам это удается, мистер Вроде?

— Просто наловчился, папаша. Главное, правильно закрутить, но если будешь слишком задумываться об этом, то не сработает.

— А с мячом так сможете?

— Фигзнает, никогда не пробовал. Кажись, нет. У банки есть длинная ось и короткая, вкурил? Впрочем, с мячом тоже можно что-нить сообразить, наверное.

— Но нам-то от этого какая польза? — спросил Икоц.

— Мастерское владение мячом — ключ к успеху, — объяснил Орехх. — Новые правила, насколько я понимаю, только вратарю дозволяют трогать мяч руками. Это принципиально. Однако никто не запрещает бить мяч головой, коленом, а также останавливать грудью, чтобы он упал точно вам под ноги. Не забывайте, джентльмены, этот мяч может летать. Массу времени он будет проводить в воздухе. Вы должны научиться думать не только о земле.

— Мне кажется, использование головы будет против правил, — заявил Думмер.

— Сэр, вы устанавливаете запреты там, где их на самом деле нет. Вспомните, что я говорил об истинной природе этой игры.

Думмер взглянул на слабую полуулыбку Орехха и сдался.

— Мистер Орехх, я делегирую вам отбор и тренировку команды. Докладывать будете мне, разумеется.

— Да, сэр. Спасибо, сэр. Однако мне потребуются полномочия, чтобы секвестрировать членов команды от их повседневных обязанностей, если необходимо.

— Ну, с этим я, пожалуй, соглашусь. Прекрасно. Оставляю команду на вас, — сказал Думмер, размышляя: "Сколько мешков со старой одеждой употребили бы термин «секвестрировать»? Кроме того, Чудакулли, кажется, по душе этот мелкий гоблин или кто он там есть на самом деле. А лично я никогда не любил командные игры".

— Могу я, сэр, попросить небольшой бюджет?

— Зачем?

— Со всем уважением к ограниченности университетских финансов, он всё-таки очень нужен.

— Зачем?

— Я хочу сводить команду на балет.

— Это просто смешно! — возмутился Думмер.

— Нет, сэр, это необходимо.

На следующий день в «Таймс» появилась статья о таинственном исчезновении знаменитой Жуль. Гленда только улыбнулась. "Невнимательно читали сказки в детстве, — думала она, выходя из дома. — Если хочешь отыскать красавицу, поищи среди золы". Однако поскольку Гленда была Глендой и оставалась Глендой в любом случае, она мысленно добавила: "Впрочем, за печами в Ночной Кухне всегда внимательно следят и всю золу аккуратно вычищают".

К её немалому удивлению, Джульетта вышла из дверей своего дома практически одновременно с Глендой и выглядела почти проснувшейся.

— Как думаешь, мне разрешат побыть на банкете? — спросила девушка, пока они ждали конёбус.

"Теоретически, да, — подумала Гленда, — но практически, вряд ли. Потому что ты с Ночной Кухни". Для миссис Герпес даже Джульетта была всего лишь ночной кухаркой.

— Джульетта, тебе необходимо побывать на этом банкете, — сказала она вслух. — И мне тоже.

— Вряд ли миссис Герпес это понравится, — заметила Джульетта.

Внутри Гленды по-прежнему кипели пузырьки. Это началось ещё в «Заткнисе», продолжалось весь вчерашний день, и кое-что осталось на сегодня.

— Мне плевать, — заявила она.

Джульетта хихикнула и огляделась, словно опасалась, будто миссис Герпес прячется где-то рядом с остановкой конёбуса.

"А мне действительно плевать, — подумала Гленда. — Плевать. Я развоевалась".

Кабинет Думмера всегда озадачивал Наверна Чудакулли. Этот парень действительно пользовался картотечными шкафами, господи ты боже мой. Сам Чудакулли работал с бумагами, исходя из предположения, что всё, чего ты не можешь просто запомнить, не является достаточно важным. Навыки хранения бумаг в виде куч на полу он довёл до настоящего совершенства.

Думмер поднял взгляд.

— А, доброе утро, Архиканцлер.

— Я тут заглянул в Главный Зал…

— Да, Архиканцлер?

— Наша команда танцует балет!

— Да, Архиканцлер.

— А вокруг скачут певички из Оперы в коротких платьицах!

— Да, Архиканцлер. Они помогают команде.

Чудакулли навис над Тупсом, опершись на свои огромные кулаки, которые поставил по обе стороны документа, над которым тот в данный момент работал.

— Зачем это всё?

— Идея мистера Орехха, Архиканцлер. Кажется, балет помогает им тренировать равновесие, баланс и элегантность.

— Вам доводилось видеть, как бледл Ноббс пытается стоять на одной ноге? Такое зрелище способно мгновенно исцелить от меланхолии любого.

— Представляю себе, — сказал Думмер, не поднимая взгляда.

— Я думал, они должны научиться забивать мяч в ворота.

— Ах, да. Но у мистера Орехха есть одна теория.

— Неужели?

— Да, сэр.

— Я знаю, что он носится повсюду со своими идеями.

— Да, мистер Орехх и мистер Вроде готовят какой-то сюрприз для банкета, — сказал Думмер, поднимаясь на ноги и выдвигая верхний ящик своей картотеки. Вид открытого картотечного ящика обычно напоминал Чудакулли, что у него есть срочные дела где-то в другом месте, но на этот раз приём не сработал.

— Кстати, мы, кажется, только что получили очередную партию новых мячей.

— Мистер Сноррисон видит свою выгоду сквозь две кирпичных стены.

— Значит, всё идёт по плану? — несколько озадаченно спросил Чудакулли.

— Похоже на то, сэр.

— Ну, тогда мне, наверное, лучше не вмешиваться, — пробормотал Чудакулли. Он помедлил, ощущая себя явно не в своей тарелке, но потом вспомнил, к чему ещё можно придраться: — А как там продвигаются новые правила, мистер Тупс?

— Неплохо, благодарю, Архиканцлер. Чтобы никто не жаловался, я включил в свод кое-что из правил уличного футбола. Некоторые весьма странные.

— Похоже, этот мистер Орехх оказался всё-таки неплохим парнем.

— О, да? Архиканцлер.

— Ловко он придумал, как переделать ворота. Игра стала вдвое веселее.

— А вы не собираетесь потренироваться, сэр? — спросил Думмер, положив перед собой очередной документ.

— Я капитан! Мне тренировки ни к чему! — Чудакулли почти вышел, но, уже положив руку на дверную ручку, всё-таки добавил: — Вчера мы неплохо пообщались с бывшим Деканом. В глубине души он хороший, всё-таки.

— Я слыхал, атмосфера в Необщей комнате была вчера весьма дружелюбной, Архиканцлер, — сказал Думмер и мысленно добавил: "Обошлось недёшево, кстати".

— Вы знаете, что юный Адриан Турнепс стал профессором?

— О да, Архиканцлер.

— А вы хотите?

— Честно говоря, нет, Архиканцлер. Мне кажется, в университете всё-таки должны быть одна или две должности, которые занимаю не я.

— Не спорю, но они назвали свой вычислитель Пексом! Плоховато у них с фантазией, правда?

— О, но ведь различия существенны. Я слыхал, для генерации блита они используют куриц, — заметил Думмер.

— Похоже, — проворчал Чудакулли. — Что-то вроде того.

— Хмм, — ответил Думмер. Это было весьма солидное «хмм», настолько прочное, что хоть лодки к нему швартуй.

— Что-то не так? — спросил Чудакулли.

— Ну, вроде как нет, Архиканцлер. А бывший Декан не упоминал о тотальной переделке морфического резонатора, необходимой для внесения поправок в блито-слудный интерфейс?

— Не припоминаю.

— О, — прокомментировал Думмер, не меняя выражения лица. — Ну, полагаю, Адриан с этим разберётся. Он такой умный.

— Да, но он же скопировал вашу работу. Вы построили Гекса. А они притворяются, будто Адриан умнее всех. Даже на коллекционных карточках его напечатали.

— Как мило, сэр. Для учёного публичное признание значит так много…

Чудакулли ощутил себя комаром, который пытается прокусить стальную кирасу.

— Ха, волшебники сейчас совсем не те, что в прежние времена, — заметил он.

— Да, сэр, — уклончиво ответил Думмер.

— Кстати, мистер Тупс, — заявил Архиканцлер, распахивая дверь, — мой день ещё не закончен.

В отдалении раздался вопль. А потом грохот. Чудакулли улыбнулся. Ему явно полегчало.

Когда он и Думмер вошли в Главный зал, б0льшая часть команды собралась вокруг жертвы, около которой опустился на колени мистер Орехх.

— Что тут стряслось? — требовательно спросил Чудакулли.

— Сплошные синяки, сэр. Я положил на них компресс.

— А. — Взор Чудакулли обратился к сундуку, который выглядел как самый обычный сундук, если не обращать внимания на сотни торчащих из-под него маленьких ножек.

— Багаж Ринсвинда, — прорычал Архиканцлер. — Где бы он ни оказался, Ринсвинд где-то поблизости. Ринсвинд!

— Я не виноват! — возмутился Ринсвинд.

— Он прав, сэр, — вмешался Орехх. — Извините, но тут имеет место коллективное заблуждение. Как я понимаю, данный сундук перемещается на сотне маленьких ног, что привело джентльменов к заключению, будто он может играть в футбол, словно дьявол. Каковое заключение в итоге оказалось ошибочным.

— А ведь я предупреждал, — раздался голос бывшего Декана. — Привет, Наверн. Неслабую команду ты собрал.

— Все эти ноги лишь путаются друг у друга под ногами, — поделился наблюдениями Бенго Макарона. — А когда сундук прыгает сверху на мяч, он просто теряет контроль и катится, куда попало. В данном случае, увы, прямо на мистера Сопворфи.

— Что поделать, все мы учимся на своих ошибках, — заявил Чудакулли. — А теперь, не могли бы вы, для разнообразия, продемонстрировать мне что-нибудь хорошее?

— Полагаю, у меня есть именно то, что вам нужно, Архиканцлер, — раздался позади тоненький голосок.

Чудакулли обернулся, и увидел человека, который по виду и по назойливости голоса больше всего напоминал малую флейту-пикколо. Человечек весь дрожал от волнения.

— Профессор Ритурнель, Мастер Музыки, — шепнул Думмер на ухо Чудакулли.

— А, профессор, — почти без запинки среагировал Чудакулли. — Я вижу, вы привели с собой хор.

— Разумеется, Архиканцлер! То, чему я стал свидетелем сегодня утром, наполнило меня внутренним светом и вдохновением! Я без труда сочинил речёвку, как вы и просили!

— Я просил? — уголком рта прошипел Чудакулли.

— Ну, вы же всё равно вспомните, что речёвки дело нужное, поэтому я счёл возможным побеспокоить профессора заранее, — прошептал в ответ Думмер.

— Опять "от имени", да? Ох, ну ладно.

— Моё творение основано на традиционном грегорианском распеве и является, по сути, прощальной речью, сиречь гимном победителю. Разрешите начать? — спросил профессор Ритурнель. — Исполняется a capella, разумеется.

— Начинайте, — распорядился Чудакулли.

Мастер Музыки вынул из рукава короткую палочку.

— Я вписал в текст имя Бенго Макароны, по нему удобнее отсчитывать такт, а кроме того, сегодня утром мистер Макарона забил два прекрасных «гола», так они, кажется, называются, — пробормотал Ритурнель, обращаясь с незнакомым словом крайне осторожно, словно с огромным пауком, внезапно обнаруженным в ванной. Потом он обвёл взглядом свой маленький хор, кивнул, и…

— Слава уникальным способностям Бенго Макароны! Макаронным уникальным способностям Слава! Слава им! Слава им! Чудесен талант, другим недоступный! Слава! Слава ему! Слава щедрым богам! Тем, что, за то, что… ЧУДЕСЕ ЧУДЕСЕ ЧУДЕСЕЕН!

Через полторы минуты подобных упражнений Чудакулли громко кашлянул, Мастер махнул палочкой, и хор затих на полуслове.

— Что-то не так, Архиканцлер?

— Гм, ну не сказать, чтобы… однако, гм, вам не кажется, что песнопение несколько, ну, длинновато? — От Чудакулли не ускользнуло, что бывший Декан не слишком старательно пытается скрыть смех.

— Ничуть. Фактически, сэр, я намерен ещё доработать его, расписав на сорок голосов. Осмелюсь заметить, это будет моё лучшее произведение!

— Но ведь предполагается, что его станут исполнять футбольные фанаты, вы понимаете это? — взвился Чудакулли.

— Ну и прекрасно! — заявил Мастер, размахивая своей палочкой в несколько угрожающей манере. — Разве образованные люди не должны работать над повышением стандартов среди низших классов? Это, практически, наша обязанность!

— Тут он прав, Наверн, — заметил профессор Бесконечных Исследований.

Чудакулли почувствовал себя так, словно дедуля пнул его прямо в наследственность, и лишь радовался, что здесь нет той кухарки — как, бишь, её? Гленды, очень умная женщина — однако, хотя лично её здесь не было, отражение аналогичных эмоций он заметил на лице Трева Вроде.