— По будням, возможно, — рыкнул он. — Но не по субботам. Ладно, неважно. Отличная работа, мастер. Жду не дождусь услышать новые плоды вашего творчества.

Мастер Музыки устремился прочь, а вслед за ним, в точности копируя все его движения, устремился прочь и хор.

Чудакулли потёр руки.

— Ну что же, джентльмены, теперь покажите мне, чему вы научились.

Пока игроки разбредались по Залу, Орехх заметил:

— Должен сказать, профессор Макарона достиг потрясающих успехов. С мячиками играет просто мастерски.

— Не удивительно, — весело ответил Чудакулли.

— А Библиотекарь оказался превосходным вратарём. Особенно когда он становится посреди ворот и раскидывает руки, одновременно касаясь обеих штанг. Полагаю, оппонентам будет весьма непросто забить мяч в ворота. Надеюсь, вы тоже присоединитесь к тренировке, Архиканцлер.

— О, нельзя стать Архиканцлером, если не умеешь обучаться очень быстро. Ещё будет время. Пока я просто посмотрю.

Они посмотрели. Когда Макарона второй раз пронёсся, словно молния, через весь Зал и без труда забил мяч в ворота противника, Чудакулли повернулся к Думмеру и спросил:

— Похоже, мы победим, не так ли?

— Если вы уверены, что он всё ещё играет за вас — вмешался бывший Декан.

— Ой, ну хватит уже, Генри. Оставь эти игры, давай сосредточимся пока что на одной игре, ладно?

— Думаю, тренировку скоро придётся закончить, — напомнил Тупс. — Сегодня вечером банкет, не забывайте. Слугам понадобится время, чтобы подготовить Главный Зал.

— Извиняй, папаша, но он прав, — добавил Трев. — Нам надо опустить люстру и поставить в неё новые свечи.

— Верно, мы ведь готовим для банкета небольшое шоу. Возможно, Архиканцлер желает взглянуть? — предложил Орехх.

Чудакулли посмотрел на часы.

— Я бы с радостью, мистер Орехх, однако времени нет. С удовольствием взгляну попозже. Все молодцы, продолжайте в том же духе! — громогласно объявил он.


Когда Гленда и Джульетта прибыли на работу, на площади Сатор уже разворачивался ночной рынок. Истинные анк-морпоркцы буквально живут на улице, здесь они находят себе пропитание, развлечение, а также, учитывая чудовищную перенаселенность города, место, где можно провести время, пока дома не освободится на полу место для сна. Поэтому вечером повсюду воздвигаются прилавки, и разведённые под жаровнями огни наполняют вечерний воздух вонью и, в качестве побочного продукта, слабым светом.

Гленда никогда не могла отказать себе в удовольствии проинспектировать рынок, а уж теперь-то особенно. Она была действительно прекрасной поварихой, и как раз поэтому старалась превратить свои поварские познания в некий надёжный островок спокойствия в своём бурлящем от мыслей мозгу. И вот, перед ней Истина Плоскодонка, королева моря.

Гленда никогда не жалела времени на беседы с мисс Плоскодонкой, женщиной, которая буквально сама себя сделала. Хотя в том, что касается глаз, похоже, воспользовалась помощью постороннего — глаза её были расставлены слишком широко, так что лицом она напоминала рыбу палтуса.

Однако Истина, как и океан, который нынче приносил ей неплохие денежки, обладала потаёнными глубинами. На свои доходы она купила рыбацкую лодку, потом ещё одну, а потом целый ряд прилавков на рыбном рынке. Однако это не мешало ей практически ежевечерне собственноручно выкатывать на площадь свою бочку, с которой она торговала морскими улитками-трубачами, креветками, кожистыми крабами, раками, моллюсками и своими знаменитыми горячими рыбными палочками.

Гленда часто покупала у неё что-нибудь; она уважала торговку, как равную себе мастерицу, которая, что принципиально важно, ничем не угрожала собственным позициям Гленды.

— Что, собрались на банкет, девочки? — весело спросила Истина, приветственно помахивая здоровенным палтусом.

— Да, — гордо ответила Джульетта.

— Что, обе? — спросила Истина, бросив взгляд на Гленду, которая твёрдо заявила:

— Ночная Кухня расширяется.

— А, ну и ладно, главное, чтобы вы обе повеселились как следует, — заявила Истина, переводя (теоретически) взгляд с одной девушки на другую. — Ну-ка, попробуйте вот этих, они прекрасны. Мой фирменный товар.

Она сунула руку в ведро и достала краба. Оказалось, что на нём, уцепившись, висят ещё три.

— Ожерелье из крабиков? — хихикнула Джульетта.

— О, эти крабы всегда так, — пояснила Истина, отцепляя непрошенных пассажиров. — Тупые, как пробки. Вот почему их можно держать в ведре без крышки. Каждого, который пытается вылезти, немедленно затягивают обратно остальные. Да, тупые, как пробки. — Истина занесла краба над горшком с кипящей водой. — Приготовить его прямо сейчас?

— Нет! — воскликнула Гленда гораздо громче, чем намеревалась.

— Ты как, дорогая? — спросила Истина. — Выглядишь какой-то нездоровой.

— Нет, всё прекрасно. Отлично. Просто простудилась слегка, вот и всё. — "Ведро с крабами, — подумала она. — А мне-то казалось, что Пепе порет чушь". — Гм, можешь просто завернуть его для нас? Впереди длинная ночь.

— Вот, — сказала мисс Плоскодонка, ловко спутав краба бечёвкой. — Вы и сами знаете, что с ним делать, это точно. Отличные крабы у меня, очень вкусные. Но тупые, как пробки.


"Ведро с крабами, — размышляла Гленда по пути на Ночную Кухню. — Вот, значит, как. Если девушка пользуется тролль-бусом, соседи в Сестричках её не одобряют. Это ведро с крабами. Практически всё, что когда-либо говорила мне мама — ведро с крабами. Практически всё, что я когда-либо говорила Джульетте — тоже ведро с крабами. Может, это просто синоним Толкучки. Так приятно и тепло внутри, что забываешь о мире снаружи. А самое худшее, что наиболее цепкий краб, который держит тебя — это чаще всего ты сама…" От таких мыслей у неё голова пошла кругом.

Свобода состоит в понимании простого факта: людям в большинстве случаев не разрешается бить тебя колотушкой по голове. Они развешивают вокруг множество явных и неявных табличек "Воспрещается!" в надежде, что это сработает, но если ты не подчинишься — лишь пожимают плечами, потому что настоящей колотушки у них нет. Вспомни хотя бы, как Джульетта болтала с теми благородными леди. Она просто не знала, что с ними нельзя так говорить. И это сработало! Никто не стукнул её молотком по голове.

Мисс Герпес завела такой порядок, по которому девушкам из подвала не дозволялось работать наверху, где свет был относительно чистым, потому что не прошёл еще через множество чужих глаз. Что ж, Гленда нарушила это правило, и что плохого случилось? Практически, ничего. И вот теперь Гленда шагала к Главному Залу, её прочные башмаки так крепко топали по каменным плитам пола, что, казалось, причиняют им боль. Когда она промаршировала мимо девушек с Дневной Кухни, те не сказали ей ни слова. А что они могли сказать? Неписаный закон гласил, что работницы Ночной Кухни не прислуживают за столом, когда университет принимает гостей, но Гленда решила для себя, что больше не читает неписаных законов. Кроме того, уже разгорался скандал. Слуги, ответственные за раскладку столовых приборов, старались краем глаза следить за перепалкой, что означало: многим гостям придётся сегодня есть при помощи двух ложек.

Гленда тоже заметила Свечилу, в ярости машущего руками перед Тревом и Ореххом, и направилась к ним. Она не слишком-то любила Смимса. Человек может быть занудой — не страшно, он также может быть глупцом — тоже ничего, но занудный глупец это уж слишком, особенно если он сдобрен к тому же противным запахом немытого тела.

— В чём дело?

Сработало. Если женщина скрестит на груди руки и задаст вопрос правильным тоном, застигнутый врасплох мужчина тут же ответит, не успев задуматься, и, что более важно, даже не успев придумать правдоподобную ложь.

— Они подняли люстру! Подняли, а свечи не зажгли! И у нас теперь нет времени, чтобы снова опустить и поднять её до прихода гостей!

— Но, мистер Смимс… — начал Трев.

— А теперь кормят меня отговорками и враньём, — горько посетовал Смимс.

— Но, мистер Смимс, я могу зажечь свечи прямо отсюда, — Орехх говорил так тихо, словно даже его голос сжался от ужаса.

— Не ври! Сами волшебники не могут такого, не забрызгав при этом весь Зал расплавленным воском! Ах ты, мелкий…

— Прекратите, мистер Смимс, — сказал голос, в котором Гленда с изумлением узнала свой собственный. — Вы действительно можете зажечь их, мистер Орехх?

— Да, мисс. Точно в назначенное время.

— Тогда не вижу проблемы, — заявила Гленда. — Оставьте мистера Орехха в покое, и пусть он обо всём позаботится.

Смимс взглянул на неё, и она увидела в его глазах ту самую воображаемую колотушку — мысль, что оставаясь тут, он может нажить себе неприятности.

— Мне пора идти, — сказала она.

— Мне тоже. У меня масса дел. — Смимс выглядел озадаченным и смущенным, но, с его точки зрения, бегство было отличным выходом из положения.

Гленда почти видела сквозь череп, как мозг Свечилы приходит к этому выводу. Отсутствие определённо снимало с него ответственность, что бы тут ни произошло впоследствии.

— У меня масса дел, — повторил он. — Ха! Не будь меня, вы все бродили бы в темноте!

Он подхватил свою заляпанную воском сумку и поспешил прочь.

Гленда повернулась к Орехху. "Не мог же он за пару минут стать ещё меньше? — подумала она. — Тогда его одежда сидела бы на нём ещё хуже, чем сейчас. Нет, это у меня воображение разыгралось".

— Ты действительно можешь зажечь свечи в люстре прямо отсюда? — спросила она вслух.

Орехх продолжал смотреть в пол.

Гленда повернулась к Треву.

— Он действительно… — но Трева на месте не оказалось, потому что он стоял чуть поодаль, вроде бы небрежно опершись рукой о стену, и болтал с Джульеттой.

Гленда с одного взгляда заметила всё: и его позу собственника, и её скромно опущенные глаза. Ещё не шуры-муры как таковые, но совершенно определённо прелюдия к будущим шурам-мурам. О, велика сила слов…

За наблюдателем всегда наблюдают. Гленда отвела глаза от сладкой парочки и встретила проницательный взгляд Орехха. Он нахмурился? Что он разглядел в её лице? Больше, чем ей хотелось бы, уж это точно.

Между тем суета в Зале нарастала крещендо. Капитанов футбольных команд видимо пока что собирали в одной из гостиных. Гленда так и видела этих мужланов, облачённых в чистые (или, по крайней мере, менее грязные, чем обычно) рубашки и доставленных сюда со всего города, из рабочих кварталов, вроде улицы Ботни. Она представила, как они толпятся, пялясь на высокие потолки и гадая, как им доведётся сегодня покинуть университет — живыми или мёртвыми.

"Ха, — подумала она, — скорее уж, мертвецки пьяными". И, пока она обдумывала эту мысль, позади внезапно раздался голос:

— Хмыы, в общем-то, не ожидали увидеть вас в Главном Зале, Гленда?

Это наверняка была мисс Герпес. Только экономка НУ умудрялась произносить «мы» начиная с буквы «ха», и завершать утвердительное предложение вопросительной интонацией. Кроме того, даже не оборачиваясь, Гленда явственно расслышала поскрипывание ужасного корсета,[17] а также звон серебряной цепочки, на которой, по слухам, висел ключ, способный отпереть любой замок в университете.

Гленда обернулась. Колотушки нет!

— Я думала, сегодня вечером пара лишних рук будет весьма кстати, — сладким голосом сказала она.

— Тем не менее, обычная практика…

— Ох, дорогая мисс Герпес, думаю, сейчас не до правил. Карета его светлости скоро покинет дворец, — вмешался подошедший Архиканцлер.

Мисс Герпес прекрасно умела угрожающе нависать. Но, образно выражаясь, лишь над равными себе. Наверн Чудакулли умел, если надо, нависать гораздо внушительнее, превосходя экономку минимум на два фута. Мисс Герпес поспешно обернулась и изобразила нечто вроде книксена, который (Чудакулли никогда так и не решился вслух сказать об этом) всегда выглядел несколько нервирующим.

— О, а вы мисс Гленда, верно? — весело спросил Чудакулли. — Рад видеть вас здесь. Она очень полезная юная леди, мисс Герпес. Инициативная, схватывает всё буквально налету.

— Очень любезно с вашей стороны. Одна из моих лучших сотрудниц, — прошипела мисс Герпес, едва не выплюнув от злости зубы и старательно избегая внезапно ставшего ангельским взгляда Гленды.

— Однако люстра не зажжена, как я вижу, — заметил Чудакулли.

Гленда шагнула вперёд.

— Мистер Орехх планирует сюрприз, сэр.

— Мистер Орехх полон сюрпризов. Сегодня был удивительный день, мисс Гленда, — сказал Чудакулли. — Наш мистер Орехх учил парней играть в футбол своим методом. А знаете, что он учинил вчера? Ни за что не догадаетесь. Расскажите им, мистер Орехх.

— Я отвёл команду в Королевскую Оперу, понаблюдать за репетициями танцоров, — нервно объяснил Орехх. — Понимаете, очень важно, чтобы игроки научились правильно двигаться и держать равновесие.

— А когда они вернулись, — продолжал Чудакулли прежним слегка угрожающе- дружелюбным тоном, — он заставил их играть здесь в Зале с повязками на глазах.

Орехх нервно кашлянул.

— Необходимо научиться следить за действиями других игроков, — объяснил он. — Иначе им не стать командой.

— А потом он отвёл их поглядеть на охотничьих псов лорда Ржава.

Орехх кашлянул снова, ещё более нервно.

— Во время охоты каждая собака точно знает, где находятся все остальные. Я хотел, чтобы джентльмены осознали единство игрока и команды. Сила игрока движет команду, а сила команды — игрока.

— Вы слыхали? — восхитился Чудакулли. — Обалдеть! Он весь день их гонял! Заставлял балансировать с мячом на голове и рисовал схемы на грифельной доске. Казалось, он планирует сражение.

— Игра и есть сражение, — тихо сказал Орехх. — Но не с другой командой, а с собой.

— Очень по-убервальдски, — заметил Чудакулли. — Однако, игроки казались полными энтузиазма и с нетерпением ожидали сегодняшнего вечера. Кажется, мистер Орехх планирует какой-то фокус с освещением.

— Просто небольшая шутка, чтобы привлечь внимание.

— Что-нибудь взорвётся? — спросил Чудакулли.

— Нет, сэр.

— Обещаете? Лично я порой люблю Sturm и Drang, но лорда Ветинари такие штуки нервируют.

— Бури и натиска не будет, сэр. Просто напустим немного туману, образно говоря.

Гленде показалось, что Архиканцлер смотрит на Орехха в глубокой задумчивости.

— Сколько языков вы знаете… вы, Орехх?

— Три мёртвых и двенадцать живых, сэр, — ответил Орехх.

— Чудесно, чудесно, — пробормотал Чудакулли, словно подшивая эту информацию к делу и стараясь не думать: "Сколько из них были живыми, прежде чем ты их прикончил?" — Прекрасно. Благодарю, мистер Орехх, и вас тоже, леди. Капитаны скоро появятся.

Гленда воспользовалась этим моментом, чтобы отойти подальше от мисс Герпес. С некоторым неудовольствием она обнаружила, что Трев и Джульетта несколько ранее проделали тот же манёвр относительно неё самой.

— Не волнуйтесь за Джульетту, — сказал подошедший Орехх.

— Кто сказал, что я волнуюсь? — возмутилась Гленда.

— Вы сами. Ваше выражение лица, ваша поза, ваши жесты, ваши… реакции, ваш тон голоса. Всё.

— Не твоё дело следить за мной… особенно за позами!

— Я просто о вашем внешнем виде, мисс Гленда.

— Ты что, мысли мои читаешь?

— Можно и так сказать. Извините.

— А мысли Джульетты? О чём она думает?

— Не могу сказать точно, но ей нравится мистер Трев. Она думает, он забавный.

— Значит, ты и Трева прочёл? Готова поспорить, неприличная книжонка!

— Гм, вовсе нет, мисс. Он встревожен и смущён. Я бы сказал, он пытается понять, каким скоро станет.

— Неужели? Лично я всегда считала его плутом.

— Он думает о своём будущем.

На другом конце Зала распахнулись большие двери, как раз в тот момент, когда последние слуги разбежались по своим местам.

На Гленду это не произвело особого впечатления, она была погружена в собственные думы, размышляя, можно ли чёрного кобеля отмыть добела. "В последнее время он вёл себя тише воды, ниже травы, надо признать, — думала она. — И он написал ей эту чудесную поэму… Поэма, это вам не шутки. Кто бы мог подумать? Совсем на него не похоже…"

С невероятной скоростью Орехх вдруг куда-то исчез, двери распахнулись, и вошли капитаны в сопровождении своих присных, и все они нервничали, а некоторые были одеты в совсем неподходящие костюмы, а другие уже шагали весьма неуверенно, потому что представление волшебников об аперитиве было весьма щедрым, и тарелкам скоро предстояло наполниться, и повара ругались, а дверцы печей звякали, производя… производя… А что там в меню, кстати?

Жизнь невидимой части Невидимого университета сплошь состояла из союзов, вражды, обязательств и одолжений, перемешанных и тесно переплетённых между собой.

Гленда разбиралась во всём этом очень хорошо. Ночная Кухня всегда была щедра к другим труженикам невидимого фронта, и теперь весь Главный Зал был крупно должен Гленде, хотя бы за то, что она держала рот на замке. Она подошла к Роберту Блестящему, одному из старших официантов, который осторожно кивнул ей, как кивают человеку, который знает о тебе такое, что не хотела бы услышать твоя мамочка.

— Меню есть? — спросила она.

Требуемое немедленно появилось из-под салфетки. Она с ужасом прочла текст.

— Им такое не понравится!

— О боже, Гленда, — хихикнул он. — Уж не хочешь ли ты сказать, что блюда слишком хороши для них?

— Вы предлагаете им «авеки». Почти в каждом блюде! А ведь все блюда с «авеками» обладают вкусом чего-то другого. То есть, они что, по-вашему, похожи на людей, которые понимают толк в иностранной кухне? Господи, вы даже пиво тут подаёте! Пиво и avec!

— У нас прекрасный выбор вин. Но они предпочли пиво, — холодно ответил Роберт.

Гленда уставилась на капитанов. Похоже, те развлекались вовсю. Еда и выпивка нахаляву, ну и плевать, что у еды странный вкус, главное, её много. Зато у пива вкус вполне знакомый, а пива тоже вволю.

Гленде всё это не нравилось. Боги знают, футбол в последнее время стал совсем уж невыносимым, но… она и сама не понимала, что её так нервирует, однако…

- 'звините, мисс?

Она посмотрела вниз. Юный футболист решил довериться единственной здесь женщине в униформе официантки, которая не волокла в руках по два блюда сразу.

— Чем я могу вам помочь?

Он понизил голос:

— У чатни вкус рыбы, мисс.

Она посмотрела на весёлые лица других гостей.

— Это называется «икра», сэр. Очень укрепляет, так сказать, стержень в карандаше.

При этих словах, все поддатые гости за столом радостно заржали, но юноша выглядел озадаченным.

— Но у меня нет карандаша, мисс.

Ещё больше веселья.

— Не только у тебя, — буркнула она и покинула весёлую компанию.


— Как любезно с вашей стороны было пригласить меня, Наверн, — сказал лорд Ветинари, небрежным взмахом отказываясь от предложенных блюд с закусками. Он посмотрел прямо в глаза волшебнику, — и Архиканцлер, прежде известный как Декан, снова с вами, я вижу. Это чудесно.

— Вероятно, вы помните, что Генри ушел от нас в Псевдополис, в Бразенек, гм. Он, хм… — Чудакулли замялся.

— Новый Архиканцлер, — продолжил Ветинари. Он взял ложку и принялся вертеть её в руках, словно это был редкий и любопытный предмет. — Боже. Я-то полагал, что Архиканцлер может быть только один. Разве не так? Один превыше всех и Шляпа только одна, не так ли? Впрочем, это всё дела волшебников, я в них мало разумею. Так что извините, если я что-то не так понял. — В медленно крутящейся ложке отражение его носа становилось то длиннее, то короче. — Тем не менее, с моей точки зрения, подобное положение дел может привести к некоторым трениям. — Ложка замерла, не завершив оборот.

— К подозрительности, скорее, — сказал Чудакулли, не глядя в сторону Генри.

— Всё настолько плохо? Однако отсутствие вокруг персон, превращённых в лягушек, заставляет меня предположить, что вы, джентльмены, решили воздержаться от магической битвы. Отлично. Когда дошло до крайности, старые приятели, объединённые взаимной ненавистью, так и не смогли убить друг друга. У нас ещё есть надежда. О, суп принесли.

Пока суп разливали по тарелкам, наступила краткая пауза. Потом патриций продолжил:

— Может, я могу вам чем-то помочь? В данном вопросе я беспристрастен.

— Извините, конечно, милорд, но некоторые могут сказать, что вы всё-таки пристрастны к Анк-Морпорку, — сказал Архиканцлер, прежде известный как Декан.

— Неужели? А другие могут возразить, что в моих интересах ослабить этот университет. Вы следите за мыслью? Существует деликатный баланс между светским и духовным, видимым и невидимым. Два взаимосвязанных источника силы. Некоторым может показаться, что я не упущу возможности доставить проблемы моему высокоучёному другу. — Он слегка улыбнулся. — Официальная Шляпа Архиканцлера всё ещё у вас, Наверн? Я заметил, что в последнее время вы предпочитаете носить более роскошную модель с симпатичными выдвижными ящичками и мини-баром.

— Официальную я всегда недолюбливал. Она постоянно ворчит.

— Она действительно умеет говорить? — спросил Ветинари.

— Полагаю, слово «брюзжать» тут более уместно. Она лишь бесконечно сетует, насколько всё было лучше в прежние дни. У меня одно утешение: за последнюю тысячу лет все Архиканцлеры жаловались ровно на то же самое.

— Значит, она всё-таки умеет мыслить и говорить? — с невинным видом ещё раз уточнил Ветинари.

— Ну, думаю, можно и так сказать.

— Тогда вы не имеете права владеть ею, Наверн: говорящая и мыслящая шляпа не может быть чьим-либо рабом. В Анк-Морпорке рабство под запретом, Наверн, — патриций шутливо погрозил пальцем.

— Все верно, однако мне следует позаботиться о репутации. Как я буду выглядеть, если без жестокой борьбы откажусь от принципа уникальности Архиканцлерства?

— Трудно сказать в точности, — заметил Ветинари. — Однако учитывая тот факт, что все прежние схватки за лидерство сопровождались колоссальными жертвами и разрушениями, вы будете выглядеть, как минимум, слегка сконфуженно. А я, между тем, хотел бы напомнить вам, что глава Бугарупского университета Билл Ринсвинд без малейших сомнений называет себя Архиканцлером.

— Да, но ведь он не здесь, а где-то… — заспорил Чудакулли. — И вообще, Ужастралия так далеко, что даже конкретным «где-то» её считать затруднительно, в то время как Псевдополис расположен совсем рядом, и эти выскочки…

— То есть мы с вами сейчас спорим всего лишь о расстояниях? — коварно уточнил Ветинари.

— Нет, но… — начал Чудакулли и замолк на полуслове.

— О чем тут вообще спорить? — продолжал Ветинари. — У нас, джентльмены, имеет место всего лишь небольшое разногласие между уважаемой, заслуженной организацией с одной стороны, и амбициозной, относительно неопытной, но настойчивой школой знания с другой.

— Да, пожалуй, с этим можно согласиться, — признал Чудакулли.

Ветинари поднял палец.

— Я ещё не закончил, Архиканцлер. Итак, подведём итоги. Я сказал, что у нас разногласие между старой, закосневшей, впавшей в маразм и узколобость организацией с одной стороны, и полным энергии, идей и свежих подходов учебным заведением с другой.

— Эй, постойте, в первый раз вы говорили иначе, — запротестовал Чудакулли.

Ветинари откинулся на спинку стула.

— Конечно, Архиканцлер. Вы припоминаете наш последний разговор о важности слов? Смысл полностью зависит от контекста. Таким образом, я предлагаю вам время от времени разрешать главе Бразенека носить Шляпу Архиканцлера.

За речами лорда Ветинари следовало следить очень внимательно. Порой слова, на первый взгляд совершенно нейтральные, оборачиваются против вас и кусают за пятки.

— Играйте в футбол. Ставка — Шляпа, — предложил патриций.

Он взглянул на их лица.

— Джентльмены. Джентльмены. Подумайте о моём предложении. Важность Шляпы от этого лишь возрастёт. Способы, которыми волшебники борются за лидерство, отнюдь не обязаны быть магическими. Реальные борьба и конкуренция, полагаю, пойдут лишь на пользу обоим университетам. Кроме того, люди с удовольствием посмотрят на состязание, вместо того, чтобы прятаться по подвалам, как в прежние времена. Пожалуйста, не отвечайте слишком поспешно, а то я приду к заключению, что вы не обдумали мои слова как следует.

— На самом деле, я умею думать очень быстро, — возразил Чудакулли. — И вот вам вывод: никакой борьбы не получится. Состязание выйдет совершенно нечестным.

— Вот-вот, — согласился Генри.

— А, так вы оба считаете, что обладаете абсолютным преимуществом, — заметил Ветинари.

— Конечно. Наша профессура гораздо моложе, а на тренировочных площадках Псевдополиса постоянно царит оживление.

— Именно, — обрадовался Ветинари. — Похоже, на самом деле борьба выйдет нешуточная. Университет против университета. Фактически, город против города. Сражение, свободное от утомительной необходимости собирать потом оторванные головы, руки и ноги. Конкуренция является в разных обличьях, джентльмены.

— Полагаю, я склонен согласиться, — заявил Чудакулли. — В любом случае, потеря Шляпы мне не грозит. Хотя, должен заметить, Хавелок, что вы не слишком поощряете конкуренцию за ваше место.

— О, на него покушаются постоянно, — возразил лорд Ветинари. — Просто конкуренты проигрывают. Кстати, джентльмены, я прочёл в газете, что новый парламент Псевдополиса вчера проголосовал за отмену налогов. Когда увидите президента Псевдополиса, не откажите в любезности сообщить ему, что я готов в любой момент дать пару советов относительно управления городом. Приободритесь, джентльмены. Никто из вас не получит именно то, чего хочет, но лишь то, чего заслуживает. Чёрного кобеля можно отмыть добела, а волшебник может поменять шляпу, если необходимо. И кобеля придётся-таки отмыть, иначе мы все обречены.

— Вы о той заварушке в Локо? — уточнил Генри. — Не притворяйтесь удивлённым.

— Я и не собирался. Потому что действительно удивлён, — возразил Ветинари. — Но, разумеется, вполне способен и притворяться, если, конечно, искренность не приносит мне каких-либо дивидендов.

— Нам придётся что-то предпринять. Экспедиция обнаружила целое гнездо, полное этих чёртовых тварей!

— Да. Детей, которых потом перебили, — уточнил Ветинари.

— Выродков, которых уничтожили!

— Неужели? И что вы предлагаете?

— Мы говорим об очень злой силе!

— Архиканцлер, истинное зло я вижу, когда гляжу в зеркало. Философски выражаясь, зло разлито по всей вселенной, видимо, чтобы подчеркнуть прелести добра. Думаю, в данной теории ещё много интересного, но на этом месте я обычно начинаю хохотать. Похоже, направить экспедиционный корпус в Дальний Убервальд было именно вашей идеей?

— Разумеется! — объявил бывший Декан.

— Раньше уже пробовали. Дважды. Что-то такое есть в мозгу военных, что заставляет их снова и снова пытаться с ещё б0льшей силой применять методы, которые прежде не сработали.

— Сила — единственный язык, доступный тем тварям. Вы и сами наверняка знаете.

— Сила — единственное, что пробовали, Архиканцлер Генри. Кроме того, если они всего лишь животные, как некоторые утверждают, они всё равно ничего не поймут, а если, как убеждён я, они всё-таки разумные существа, определённое понимание требуется проявить уже нам.

Патриций отхлебнул пива.

— Сейчас я расскажу вам кое-что, джентльмены, о чём очень мало кому рассказывал и вряд ли повторю когда-либо снова. Однажды, будучи ещё мальчишкой, я был на каникулах в Убервальде и прогуливался вдоль реки. Я увидел выдру с выводком. Весьма умилительное зрелище, думаю, вы согласитесь со мной. Выдра нырнула и поймала жирного лосося, которого она с трудом выволокла на ствол полузатопленного дерева и принялась пожирать, разумеется, заживо. Из распоротого брюха лосося вывалилась икра, о, я до сих пор помню чудесный розовый цвет этих икринок, к которым тут же бросились маленькие выдры, ссорясь между собой за лакомство. Чудо природы, господа: мать и дети, пожирающие мать и детей. Вот тогда я и познал впервые, что есть зло. Оно встроено в саму природу вселенной. Каждый мир движется болью. Если и есть на свете некое высшее существо, наша цель — превзойти его морально.

Волшебники обменялись взглядами. Ветинари задумчиво изучал глубины своей пивной кружки, и волшебники были рады, что не видят, какие картины открываются ему там.

— Мне кажется, или тут вправду стало темновато? — сказал Генри.

— Боже, да! Я забыл о люстре! — воскликнул Чудакулли. — Где мистер Орехх?

— Здесь, — раздался голос Орехха. Ближе, чем хотелось бы Архиканцлеру.

— Но как вы здесь оказались?

— Я же обещал, что буду готов, когда потребуется, сэр.

— Что? Ах, да, и правда, обещали.

"Он низенький, вежливый и удивительно услужливый — подумал Архиканцлер. — Совершенно не о чем волноваться…"

— Ну что же, покажите нам, как станете зажигать свечи, мистер Орехх, — сказал он вслух.

— Можно попросить сыграть фанфары, сэр?

— Вряд ли, молодой человек. Но я заставлю всех в Зале вести себя потише.

Чудакулли взял ложку и постучал по своему бокалу для вина в традиционной манере послеобеденных ораторов: "Эй вы, все, послушайте! Я очень тихо пытаюсь произвести громкий звук!", каковая манера зарекомендовала себя совершенно бесполезной со времён изобретения бокалов, ложек и обедов.

— Джентльмены, потише, пожалуйста! Я требую выжидательной тишины с последующими ободряющими аплодисментами. Сейчас будет зажжена люстра!

И настала тишина.

После ободряющих аплодисментов тишина стала ещё более оглушительной. Гости неуверенно озирались, пытаясь разглядеть, в чём дело, хотя видеть, собственно, пока было нечего.

— Не соблаговолите ли затянуться трубкой и передать её мне? — сказал Орехх.

Чудакулли пожал плечами и сделал, как его просили. Орехх взял трубку, поднял её повыше, и…

Что произошло потом? Это стало предметом оживлённого обсуждения на несколько последующих дней. Откуда взялся красный огонёк? Поднялся от трубки, опустился с потолка, или просто возник из стен? Так или иначе, тьма была внезапно рассечена на части сияющими зигзагами света, которые мгновенно исчезли, оставив тьму ещё более чёрной, но она тут же начала быстро светлеть, словно небеса на рассвете, потому что все свечи вдруг вспыхнули одновременно.

Под нарастающий гром аплодисментов Чудакулли бросил взгляд на Думмера, который помахал своим магометром, покачал головой и пожал плечами.

Тогда Чудакулли повернулся к Орехху, отвёл того в сторонку от столов, и, к общей радости наблюдателей, крепко пожал ему руку.

— Прекрасно, мистер Орехх. Лишь один вопрос: вы не пользовались магией, магию мы бы узнали, тогда как же вы это сделали?

— Ну, в общем, гномья алхимия, сэр. Та её разновидность, что и вправду действует. Таким способом они зажигают свои большие люстры в пещерах под Бонком. Я разработал метод путём размышлений и экспериментов. Фитильки всех свечей были соединены чёрными нитями, сплетёнными в итоге в один общий фитиль, практически невидимый в сумраке Зала. Нить была пропитана специальным составом, который, когда высохнет, позволяет ей гореть с необычайной скоростью. Я немного усовершенствовал формулу, вследствие чего нить горела даже быстрее, чем гномья, полностью исчезая в процессе горения. Абсолютно безопасный способ. У свечей составом были пропитаны лишь кончики фитилей, поэтому далее они горят в обычном режиме. Любопытный факт, сэр: скорость горения так велика, что человеческим глазом воспринимается как мгновенная вспышка. По моим подсчётам, определённо свыше двадцати миль в секунду, сэр.

Чудакулли был мастером невозмутимости. Невозможно регулярно общаться с Ветинари, не научившись мгновенно делать непроницаемое лицо. Однако на этот раз он даже не стал пытаться.

Орех явно забеспокоился.

— Я не смог продемонстрировать свою ценность, сэр?

— Что? А. Нууу… — лицо Чудакулли приобрело нормальное выражение. — Очень даже смогли, Орехх. Прекрасно! Гм, а где вы раздобыли химикаты?

— О, в подвале нашлась заброшенная алхимическая лаборатория.

— Хммм. Ясно. Ещё раз спасибо, — сказал Чудакулли. — Однако, как глава этого университета, я вынужден просить вас не обсуждать ни с кем данное изобретение, пока мы с вами не поговорим о нём подробнее. А сейчас мне пора возвращаться к гостям.

— Не волнуйтесь, сэр, я прослежу, чтобы открытие не попало в злые руки, — заверил Орехх и поспешил прочь.

"Боюсь, ты и есть те самые злые руки", — подумал Чудакулли, направляясь к столу.

— Впечатляющая демонстрация, — заметил Ветинари, когда Чудакулли вновь занял своё место. — Могу ли я предположить, что упомянутый вами мистер Орехх и есть, фактически, тот самый мистер Орехх?

— Верно, сэр, да, отличный парень.

— И вы разрешили ему заниматься алхимией?

— Похоже, сэр, это была его собственная идея.

— И он всё время находился здесь, рядом с нами?

— Да, он чрезвычайно ответственный. А в чём проблема, Хавелок?

— Нет, нет, что вы, никаких проблем, — сказал Ветинари.


Демонстрация действительно получилась весьма впечатляющей, признала Гленда, однако ей мешал наслаждаться зрелищем прожигающий спину взгляд мисс Герпес. Теоретически, своей деятельностью Гленда уже, считай, заслужила ещё один, весьма бурный, фейерверк. Но ведь ничего не будет, правда? Просто ещё один невидимый молоток. Впрочем, Гленду в данный момент волновали иные, менее личного свойства, проблемы.

Пусть её соседи были недалёкими, глупыми и беспечными людьми, Гленде надлежало, как и всегда, заботиться об их интересах. Их зашвырнуло в мир, который они совершенно не понимали — поэтому Гленде пришлось понимать его за них. Эти мысли пришли ей в голову, потому что, проходя между столами, она чётко расслышала недвусмысленный звук "звяк-звяк!" и заметила, что количество серебряной посуды стремительно убывает. Внимательно понаблюдав пару минут, она решительно подошла к мистеру Столлопу и без лишних церемоний вынула из кармана его пиджака три серебряных ложки и одну вилку.

Он резко обернулся, но, увидев, что это сделала она, даже слегка смутился.

Гленда ничего не сказала, в этом не было нужды.

— У них так много всего, — принялся оправдываться он. — Зачем им столько ножей и вилок?

Она потянулась к другому его карману и достала три серебряных ножа и солонку.

— Ну, просто куча столовых приборов, — сказал Столлоп. — Думаю, они и не заметят, что парочки не хватает.

Гленда молча посмотрела на него. Звон исчезающей со столов посуды звучал тихим, но отчётливым аккомпанементом к общему шуму в Зале. Затем она наклонилась, приблизив своё лицо на расстояние дюйма к лицу мистера Столлопа.

— Мистер Столлоп. Я полагаю, лорд Ветинари ожидает от вас всех именно такого поведения. — Его лицо побелело. Она кивнула. — Именно. Мудрому достаточно, — сказала она.

Эта информация распространилась среди мудрецов мгновенно. Шагая дальше между столов, она с удовлетворением расслышала звон серебра, стремительной волной покидающего карманы. Оно звучало, словно волшебные колокольчики фей.

Гленда улыбнулась своим мыслям и пошла дальше, чтобы встретить все, что ниспошлёт ей судьба. Или, по крайней мере всё, что она посмеет встретить.


Лорд Ветинари встал. По какой-то необъяснимой причине ему не требовались фанфары. Никаких "Аплодисменты, пожалуйста", «Внимание», или «Потише». Он просто встал, и шум улёгся сам собой.

— Джентльмены, спасибо, что пришли сегодня, и особое спасибо Архиканцлеру Чудакулли за его щедрое гостеприимство. Позвольте воспользоваться этим моментом, чтобы успокоить вас. Кажется, по городу прошёл слух, будто я не одобряю футбол. Ничто не может быть дальше от истины. Я истинный поклонник этой традиционной игры и буду более чем счастлив увидеть, как она покидает сумрак и забвение окраинных улиц. Более того, я знаю, что у вас есть собственный календарь игр, и поэтому предлагаю создать футбольный союз из, собственно, наиболее влиятельных команд, которые станут доблестно соперничать друг с другом за золотой кубок…

Раздались не совсем трезвые одобрительные выкрики.

— …или, точнее, золочёный кубок…

Ещё больше криков и смеха.

— …созданный по образу и подобию недавно обнаруженной урны под названием «Битва», которую, я уверен, вы все уже видели?

Гленда хихикнула.

— Ну а если нет, то уж ваши жёны видели наверняка.

В Зале повисла тишина, за которой последовало целое цунами хохота, подобно всем большим волнам, обильно украшенное пеной.

Гленда, скрывшаяся среди прочих официанток, была одновременно взбудоражена и оглушена, что создало ей определённые неудобства. Она гадала… Итак, он что-то замыслил, и они сейчас проглотят это вместе с пивом.

— Никогда раньше такого не видал, — сказал официант рядом с ней.

— Чего не видал?

— Чтобы его светлость пил алкоголь. Он даже вина не пьёт.

Гленда бросила ещё один взгляд на худощавую фигуру в чёрном и поинтересовалась, тщательно формулируя вопрос:

— Когда ты сказал, что он не пьёт вина, ты имел в виду, что он не пьёт вина или что он не пьёт… вина?

— Алкоголь он не пьёт, вот что я имел в виду. И ничего больше. Он же лорд Ветинари. У него уши повсюду.

— Лично я вижу лишь два, и, по-моему, этого достаточно. Он и так симпатичный.

— Ага, женщинам он нравится, — фыркнул официант. — Все знают, что у него интрижка с вампиршей из Убервальда. Слыхала? Той, что придумала Лигу Трезвости. Общество вампиров, не сосущих кровь. Привет, в чём собственно…?

— Позвольте заверить вас, что не я один страстно желаю лучшего будущего для этой великой игры, — продолжал тем временем Ветинари. — Сегодня, джентльмены, вы увидите футбол, услышите о футболе, и даже попробуете на зуб футбол, если не успеете вовремя уклониться. Сегодня, в знак союза между старым добрым футболом и новым дерзким футболом будущего, я представляю вам первую команду Невидимого университета… Невидимых Академиков!

Все свечи одновременно потухли, даже Великая Люстра. Гленда могла разглядеть в темноте призрачные дымки от погасших фитилей. Рядом с ней Орехх принялся тихо считать вслух: "Один, два…" На счёт «три» свечи в дальнем конце Зала снова вспыхнули, явив взорам присутствующих Трева Вроде, улыбавшегося своей наиболее заразительной улыбкой.

— Приветик всем, — сказал он. — И вам тоже, ваша светлость. Боже, вы сегодня, кажись, все неплохо налопались.

Пока публика смотрела, разинув рты, он вынул из кармана жестяную банку, уронил её себе на ногу, потом подбросил в воздух, поймал на шею и перекатил в другую руку.

— Раньше люди пинали камни. Это было глупо. Потом попробовали черепа, но для начала их требовалось отделять от тел, что служило причиной войн.

Рядом с Глендой Орехх продолжал тихо считать…

— Теперь у нас есть так называемый мяч, — продолжил Трев, без остановки катая банку по всему своему телу. — Но от него мало проку, потому что это всего лишь кусок дерева. Его нельзя пнуть, не обув вначале крепкие ботинки. Он медленный. Он тяжёлый. Он не живёт, джентльмены, а футбол должен жить…

На другом конце Главного Зала распахнулись высокие двери, через которые вбежал Бенго Макарона, пиная перед собой новый мяч. «Бумц-бумц» эхом отдавалось по всему Залу. Некоторые из капитанов команд вскочили на ноги, чтобы лучше видеть.

— Со старым мячом вы не могли бы проделать это! — объявил Трев и пригнулся, как раз в тот момент, когда Макарона одним изящным танцевальным движением послал мяч в другой конец Зала, и тот понёсся над столами, слегка жужжа, словно сердитый шершень.

Некоторые события происходят столь стремительно, что наши чувства не успевают их воспринять, поэтому всё, что случилось потом, Гленда увидела не глазами, а потрясённым внутренним взором, которому пришла на помощь память. Два Архимага и Тиран, застыв, неотрывно смотрели на летящий к ним крутящийся шар, и, когда ужасные последствия казались уже неизбежными, словно из ниоткуда вдруг поднялась фигура Библиотекаря, который выхватил мяч прямо из воздуха своей огромной, похожей на лопату рукой.

— Это мы, джентльмены. И мы сыграем с первой командой, которая явится в субботу, в час дня, на стадион Гиппо. А до того мы будем тренироваться на разных площадках по всему городу. Присоединяйтесь, если хотите. И не волнуйтесь насчёт новых мячей! Мы дадим их вам!

Свечи погасли, и очень своевременно, потому что в темноте затруднительно устроить беспорядки. Когда огни снова зажглись, за каждым столом раздались крики, смех, препирательства а кое-где даже разгорелись споры по существу. Между столов принялись тихо сновать официанты с большими флягами пива в руках. Кажется, фляг было просто бесконечное количество, заметила Гленда.

— Что они пьют? — шёпотом спросила она ближайшего официанта.

— "Винклс, Выдержанное Оригинальное, Рецепт Мага". Высший сорт.

— А его светлость?

Официант улыбнулся.

— Ха. Забавно, не ты первая интересуешься. Ровно то же самое, что и все. Наливается из тех же фляг, следовательно… — он замолк.

Ветинари снова поднялся на ноги.

— Джентльмены, кто из вас примет вызов? Это должен быть не Дурнелл, не Сестрички и не Шляпники. Это должна быть сборная команда великих игроков. Невидимые Академики сразятся с ней в лучших спортивных традициях. Игра назначена мной в субботу. Вы все сможете беспрепятственно понаблюдать за тренировками Академиков, и мистер Тупс проконсультирует вас насчёт правил. Это будет честная игра, я лично гарантирую, — он помолчал. — Кстати, позолоченный кубок будет полон пива. Похоже, эта концепция весьма популярна, и я предрекаю, что кубок достаточно долгое время будет чудесным образом оставаться наполненным, сколько бы человек из него ни пило. За этим я тоже прослежу лично.

Снова радостные крики. Гленда чувствовала неловкость за этих мужчин, и одновременно злость. Их только что провели за нос. Или, точнее, за пиво.

Ветинари не требовались кнуты и пыточные орудия, хватило всего лишь "Винклс, Выдержанное Оригинальное, Рецепт Мага". Он вёл их, словно овец на бойню, шаг за шагом, пинта за пинтой. Как ему такое удаётся? "Эй, посмотрите на меня, — как бы говорил он, — я такой же, как вы", но при этом он даже близко не такой. Они не могут убить кого-то, — тут она сделала паузу в размышлениях, чтобы вспомнить кое-какие драки на улицах после закрытия пабов, — и уйти безнаказанными.

— Мой друг Архиканцлер заверил меня, что Невидимые Академики не станут, разумеется, прибегать к помощи магии! Команды из лягушек нам не нужны, это точно!

Довольно плоская шутка снова вызвала бурный приступ общего веселья. Вот уж покажи дураку палец, что называется.

— Это будет честный футбольный матч, джентльмены, никаких трюков, только мастерство, — сказал патриций, его голос снова стал жёстким. — Я объявляю, что отныне действуют новые правила, основанные на недавно открытых традициях футбола, но включающие также многое из давно знакомых вам правил, применявшихся в последнее время. За порядком будут следить рефери и его помощники. Правила необходимы, друзья мои. Правила необходимы. Не бывает игры без правил. Нет правил, нет игры.

А, вот оно. Кажется, никто, кроме неё, не заметил за всей этой дымовой завесой, как в сахарной вате сверкнуло острое лезвие. "Правила? — подумала Гленда. — Какие ещё новые правила? Я раньше о них не слыхала". Однако помощник лорда Ветинари уже тихо обходил столы, раскладывая перед капитанами листы бумаги.

Гленда вспомнила растерянность Столлопа, когда тот столкнулся всего лишь с обычным почтовым конвертом. Наверное, кто-то из капитанов умеет читать. Но сколько из них способны читать сейчас?

Его светлость ещё не закончил.

— И наконец, джентльмены, я хочу, чтобы вы внимательно прочли и подписали копии правил, которые вручил вам мистер Барабантт. А потом Архиканцлер и его коллеги приглашают вас присоединиться к ним в Необщей Комнате за сигарами и коллекционным бренди!

Ха, чудесный способ подсластить пилюлю. Футболисты привыкли лишь к пиву. Если честно, к огромным количествам лишь пива. Тем не менее, насколько могла судить Гленда, а судить в таких вопросах она умела очень хорошо, капитаны уже практически валились с ног. Хотя некоторые, самые стойкие, умудрялись даже держаться прямо, фактически уже будучи свалившимися с ног. Редко какое зрелище угнетает сильнее, чем вид рухнувшего пьянчужки. Разве что вид рухнувшего пьянчужки, который расхаживает вокруг. Просто потрясающе. Капитаны были людьми, которые пили пиво квартами, рыганьем могли изобразить национальный гимн и гнули стальные прутья зубами, иногда своими, а иногда даже чьими-то чужими. Ладно, образование у них так себе, но как можно быть такими идиотами?

— Скажите мне, — тихо спросил Чудакулли, наблюдая, как гости, спотыкаясь, покидают зал, — с урной это вы всё подстроили?

— Мы знаем друг друга уже давно, Наверн, — ответил Ветинари. — И вы знаете, что я не стал бы лгать вам. — Он минуту помолчал и добавил: — То есть, конечно, стал бы, при необходимости, но в данных обстоятельствах совершенно правдиво могу заявить, что открытие урны было для меня полной неожиданностью. Хотя и приятной, не могу отрицать. Разумеется, я тут же решил, что всё подстроил университет.

— Мы понятия не имели, что она там, — возразил Чудакулли. — Кажется, всё это как-то связано с религией.

Ветинари улыбнулся.

— Ну конечно, общепризнанно, что боги играют судьбами людей, и я подумал: "почему бы этой игре не быть футболом?" Мы играем и нами играют, ход вещей неизбежен. В нашей власти немногое — постараться выступить, как минимум, стильно.


Атмосфера в Необщей комнате была такая, что хоть топор вешай, если бы кто-нибудь был в состоянии его найти, конечно. Не говоря уже о том, чтобы повесить. С точки зрения волшебников — обычное дело, но многих капитанов пришлось вывозить прочь, погрузив в заблаговременно припасённую поблизости тачку. Впрочем, на ногах еще оставалось немало гостей, производивших изрядный шум и гам. Патриций и два Архиканцлера скромно уселись в углу, чтобы спокойно отдохнуть в глубоких креслах и без помех обсудить кое-какие важные вопросы.

— Знаете, Генри, — сказал Ветинари бывшему Декану, — мне кажется весьма перспективной мысль назначить вас судьёй матча.

— О, да прекратите! — возмутился Чудакулли. — Это будет совершенно нечестно!

— По отношению к кому?

— Нуу, гм… — пробормотал Чудакулли. — Дело, видите ли, в конкуренции между волшебниками.

— С другой стороны, — мягко возразил Ветинари, — можно ведь и так рассудить: разве волшебник допустит, чтобы его коллега Архимаг был публично побеждён игроками, которые, при всём уважении к их талантам, навыкам, особенностям и истории, могут быть описаны общим термином "обычные люди"?

Чудакулли отсалютовал своим огромным бокалом для бренди куда-то в направлении края вселенной.

— Я бесконечно доверяю моему другу Генри, — сказал он. — Хотя он немного, как бы сказать, полноват для этой роли.

— Нечестно! — возмутился Генри. — Крупный мужчина может быть очень лёгок на подъём. Кстати, как насчёт отравленного кинжала? Есть шанс заполучить его?

— В наши времена, — ответил Ветинари, — боюсь, придётся обойтись свистком.

В этот момент кто-то попытался хлопнуть Ветинари по спине.

Всё произошло очень быстро и закончилось чуть ли не раньше, чем началось: Ветинари по-прежнему сидел в своем кресле, с пивным бокалом в одной руке, и запястьем новоприбывшего, крепко зажатым в другой. Потом он выпустил руку незнакомца и спросил:

— Чем могу быть полезен вам, сэр?

— Ты ж лорд Ветинари, ага? Видал твой портрет на почтовых марках.

Чудакулли осмотрелся. К ним поспешно направлялись несколько клерков Ветинари, а также друзья дерзкого футболиста, которых в данный момент можно было определить как людей, несколько более трезвых, чем он, и продолжавших очень, очень быстро трезветь прямо на глазах, потому что их приятель явно попал в ситуацию, когда ему понадобятся все друзья, какие только есть.

Ветинари кивнул своим слугам, которые мгновенно притормозили и вновь растворились в толпе, а потом щёлкнул пальцами ближайшему официанту:

— Стул, пожалуйста, для моего нового друга.

— Вы уверены? — тихо спросил Чудакулли, когда «другу» поспешно подсунули стул, и очень вовремя, потому что капитан всё равно уже падал назад.

— А я чё, я ничё, — пробормотал "друг", — тут все грят, что ты того, но я грю, что ты супер нашчёт футбика. Чё за прок в этих драчках? Я-то знаю, мне по репе нешколько раз крепко вдарили.

— Неужели? — спросил лорд Ветинари. — И как ваше имя?

— Свифин, шэр.

— Гм. Может, еще какое-нибудь имя есть? — поинтересовался Ветинари.

— Дастворфи, — ответил «друг». Он поднял палец, вроде как салютуя. — Капитан. Хряки Куроноша.

— А, не слишком удачный сезон у вас был, — заметил Ветинари. — Вашей команде нужна свежая кровь, особенно после того, как Джимми Вилкинс отправился в Танти за попытку отгрызть чей-то нос. А уж когда и братья Скряги выбыли, оказавшись в больнице, Сонный Холм просто втоптал вас в грязь, да так и оставил там на три следующих сезона. Конечно, старина Гарри Кэпстик выступает неплохо, с тех пор, как вы купили его у Вторника Паточной Шахты за два ящика «Винклса» и мешок обрезков свинины. Неплохая цена за футболиста с деревянной ногой, но болеть за вас всё равно не хочет никто.

Вокруг Ветинари и с трудом стоящего на ногах Свифина постепенно распространилась тишина. У Чудакулли отпала челюсть, а бокал Генри так и остался наполовину полным, что было совершенно нетипично для бокала, находящегося в руках волшебника свыше пятнадцати секунд.

— Кроме того, я слышал, ваши пироги оставляют желать много лучшего. Например, начинки, которая была бы неживой, варёной и органической одновременно, — продолжал тем временем Ветинари. — Трудно ожидать энтузиазма от Толкучки, если ваши пироги сами по себе ползают, как не раз было замечено.

— Мои парни, — пробурчал Свифин, — лучшие, ик! Не их вина, што противники им попадаются ещё лучше. У наш ни разу не было шанса шыграть ш кем-то, кого мы можем побить. Парни выкладываются на што двадцать процентов, большего и просить нельзя. Кштати, откуда вы всё это знаете? Мы, типа, не на первых мештах сияем в лиге.

— О, я специально интересовался, — ответил Ветинари. — На мой взгляд, футбол очень похож на жизнь.

— Вы правы, шэр, как вы правы. Штараешься изо всех сил, а потом кто-то наподдаёт тебе между ног.

— Тогда я советую вам обратить самое пристальное внимание на новый футбол, — заметил Ветинари. — Он основан на скорости, мастерстве и грамотной тактике.

— О, точно, шэр, — согласился Свифин. — У нас вшё это ешть в избытке.

С этими словами он упал со стула.

— У бедняги есть тут друзья? — спросил Ветинари, обернувшись к гостям.

В толпе возникло некоторое замешательство, пока футболисты прикидывали, разумно ли быть друзьями Свифина в данный момент.

Ветинари повысил голос:

— Мне просто требуется пара человек, чтобы отнести его домой. Им надлежит уложить его в постель и проследить, чтобы с джентльменом не стряслось неприятностей. Вероятно, им следует также остаться с ним до утра, потому что утром ему может придти в голову идея совершить самоубийство.


"Заря Нового Футбола" гласил заголовок «Таймс», которую Гленда взяла почитать на следующее утро. Казалось, редакторы и сами не знали, что же именно самое важное, потому что за главным заголовком следовал подзаголовок шрифтом помельче: "Капитаны Подписали Новые Правила", и потом ещё мельче: "Новые Мячи Пользуются Успехом".

К удивлению и неудовольствию Гленды, картинка Джульетты всё ещё занимала место на первой полосе, хотя и поменьше, чем вчера. Заголовок гласил: "Загадочная Леди Исчезла", а текст статьи просто сообщал, что загадочную модель, Жуль, никто не видел с (Гленда проверила дату) позавчерашнего дня. "Удивительно, — подумала она. — Разве тот факт, что кого-то не могут найти, является новостью?" Её поразило, что на первой полосе нашлось место для этого, потому что основное пространство занимал футбол, но «Таймс» любила такие штуки — начать статью на первой странице, а потом, когда история начинает становиться интересной, вдруг прервать её и запихнуть продолжение куда-нибудь на страницу номер 35, где текст благополучно скончается между кроссвордом и вечной рекламой хирургического лечения грыжи.

Внутренняя колонка начиналась заголовком "Один-ноль в пользу Ветинари". Обычно Гленда эту колонку не читала, потому что нормальный человек не способен слишком часто видеть "тем не менее" в короткой статье на 120 слов.

Первую полосу она просматривала с грустью, а потом со всё возрастающим гневом. Ветинари добился своего. Он подпоил их, а потом заставил подписаться под своим футболом, порождением Дворца и Университета, бледным призраком настоящей игры. Разумеется, её чувства не были столь уж однозначны. Приходилось признать, что тупость «настоящего» футбола она ненавидела. Кому же понравятся идиотские драки и бессмысленная Толкучка. Но это была её личная ненависть и её выбор. Люди сами придумали этот футбол, и сколь бы глуп он ни был, он принадлежал им. А теперь важные шишки опять взяли то, что им не принадлежит, и объявили, что это прекрасно. Старый футбол намеревались запретить. Ещё одно маленькое лезвие в алкогольной сахарной вате Ветинари.

Кроме того, она испытывала глубочайшие подозрения насчёт свежеоткрытой урны, чьё изображение по какой-то причине всё ещё лежало на её кухонном столе. Было объявлено, что новые правила на самом деле очень старые и написаны на древнем языке, а это значит — кто может их прочесть, кроме некоторых важных шишек? Она пробежалась глазами по описанию этих самых правил. В них встречались некоторые пункты из старых правил уличного футбола, словно некие ископаемые, случайно дожившие до новой эры. Среди них попалось и её любимое: мяч следует именовать мячом. Мячом является мяч, сыгранный как мяч тремя игроками подряд, в каковой момент он и признаётся мячом. Она любила это правило за уникальную тупость самой его фразеологии. Похоже, его написали в тот день, столетия назад, когда чья-то отрубленная голова случайно закатилась на поле, и непреднамеренно подменила собой настоящий мяч, в тот момент скрытый под телом обезглавленного. Такие штуки остаются в людской памяти, особенно после того, как обезглавленный человек был признан автором победного гола, забитого его головой.

Это правило и некоторые другие остались в списке новых инструкций Ветинари, словно некий памятник ушедшей славе прежнего футбола. Их явно оставили в качестве подачки общественному мнению. Нельзя позволять властям такие штуки. Всего лишь потому что Ветинари тиран и может легко казнить кого захочет, люди действовали так, словно боялись его. Кто-то должен объяснить им, что это неправильно. Мир и прежде несколько раз переворачивался вверх тормашками. Гленда не вполне понимала свои собственные мысли, но желание помешать Ветинари спокойно проворачивать его фокусы внезапно стало очень сильным. Люди сами должны решать, когда им вести себя глупо и старомодно; нельзя, чтобы знать указывала всем, что и когда делать.

С великой решимостью она сняла с вешалки плащ, накинула его прямо поверх фартука, и, после некоторых размышлений, взяла из буфета парочку пирожных. Даже там, где без пользы разобьётся в щепы стенобитный таран, дорогу проложит хорошая выпечка.


В Продолговатом кабинете секретарь патриция взглянул на секундомер.

— На пятьдесят секунд хуже вашего личного рекорда, милорд.

— Явное свидетельство вреда алкоголя, Барабантт, — мрачно сказал Ветинари.

— Подозреваю, иных доказательств и не нужно, — со слабой улыбкой заметил Барабантт.

— Хотя, справедливости ради, я должен заметить, что эта загадочная Шарлота из «Таймс» является наиболее коварной среди их составителей кроссвордов, а ведь эти составители та ещё компания. Но она! Аббревиатуры, чётные и нечётные, скрытые слова, инвертированные слова, а теперь ещё и диагонали! Как она такое делает?

— Но вы же одолели эту загадку, сэр.

— Только разгадку, а не загадку. Загадывать гораздо сложнее. — Ветинари поднял палец. — Это она, владелица магазина домашних животных с Пелликул Степс, помяните моё слово. Её в последнее время не упоминали среди отгадавших, следовательно, именно она составляет эти кроссворды.

— Женщины порой обладают весьма изощрённым умом, милорд.

Ветинари посмотрел на своего секретаря в немом изумлении.

— Разумеется, так и должно быть, Барабантт. Им же приходится иметь дело с мужчинами. Полагаю…

В дверь кабинета деликатно постучали. Ветинари вернулся к кроссворду, в то время как Барабантт выскользнул из комнаты. После тихого диалога секретарь вернулся.

— Похоже, некая молодая женщина пробралась во Дворец сквозь задние ворота, подкупив охрану, сэр. Они приняли взятку вопреки вашим прямым приказам, после чего она проникла в гостиную. Вскоре она обнаружит, что двери заперты. Она желает видеть вас, потому что, как она заявила, у неё есть жалоба. Это девушка.

Ветинари взглянул на секретаря поверх газеты.

— Передайте ей, что тут я помочь не в силах. Может, не знаю, ей попробовать пользоваться другим парфюмом?

— Я имел в виду, что она из прислуги, сэр. Её зовут Гленда Эвфемизм.

— Скажите ей… — Ветинари помедлил, а потом улыбнулся. — Ах, да, Эвфемизм. Она подкупила охрану едой? Возможно, выпечкой?

— Прекрасно, сэр! Пирожные. Но как вы…?

— Она повариха, Барабантт, а не просто девушка. Проводите её ко мне.

Секретарь слегка возмутился.

— Вы уверены, что это мудрое решение, сэр? Я уже приказал охране выбросить пирожные.

— Пирожные, приготовленные мисс Эвфемизм? Вас могут обвинить в преступлении против высокого искусства, Барабантт. Я встречусь с ней немедленно.

— Вынужден заметить, что сегодняшнее утро у вас уже полностью занято, милорд.

— Несомненно. Следить за моим расписанием — ваша работа, и я уважаю это. Но я сегодня вернулся во Дворец лишь в полпятого утра, и определённо помню, что ушиб палец ноги на лестнице. Я пьян, словно скунс, Барабантт, или, иными словами, скунсы пьяны точно так же, как и я. Должен признать, с этой идиомой я был прежде не знаком, и даже не помышлял о скунсах в подобном контексте, но Наверн Чудакулли любезно просветил меня. Будьте снисходительны, могу я позволить себе минутную слабость?

— Ну, вы же патриций, милорд, — сказал Барабантт. — А следовательно, можете позволить себе всё, что пожелаете.

— Очень любезно с вашей стороны напомнить об этом, хотя я, фактически, и не нуждался в напоминании, — ответил Ветинари.

Кажется, он при этом почти улыбнулся.


Когда строгий худощавый мужчина открыл дверь, она поняла, что бежать уже поздно.

Когда он сказал:

— Его светлость примет вас немедленно, мисс Эвфемизм, — стало ясно, что и в обморок падать сейчас тоже не время.

О чём она думала, затевая всё это? И думала ли вообще?

Гленда проследовала за мужчиной в соседнюю комнату, которая была отделана тёмными дубовыми панелями и оказалась самым унылым и скупо обставленным кабинетом из всех, что ей доводилось видеть. Стандартный кабинет волшебника обычно был забит всякой всячиной от пола до потолка. А здесь даже письменный стол оказался девственно чистым, если не считать подставки для гусиных перьев, чернильницы, раскрытого номера "Анк-Морпорк Таймс" и… — её взгляд задержался на этом предмете так, что глаз не отвести — кружки с надписью "Лучшему Боссу На Свете", которая выглядела тут настолько неуместно, что казалась прибывшей из другой вселенной.

Ей тихо пододвинули кресло, и как раз вовремя, потому что когда сидевший за столом патриций поднял на неё взгляд, у Гленды подкосились ноги.

Ветинари задумчиво постучал себя пальцем по переносице и вздохнул.

— Мисс… Эвфемизм. Во дворце полным-полно людей, жаждущих встречи со мной, и это весьма влиятельные и важные люди, по крайней мере, они сами так считают. Тем не менее, мистер Барабантт любезно отыскал время в моём расписании, между Главным Почтмейстером и мэром Сто-Лата, для встречи с юной поварихой, явившейся сюда в плаще поверх фартука и намерением, как было заявлено, «встретиться». Я согласился лишь потому, что уделяю большое внимание странностям, а вы, мисс Эвфемизм, ведёте себя весьма необычно. Чего вы хотите?

— А кто сказал, будто я чего-то хочу?

— Все хотят чего-то при встрече со мной, мисс Эвфемизм, даже если это всего лишь желание оказаться где-ниубдь подальше.

— Ладно! Прошлой ночью вы подпоили капитанов и заставили их подписать те бумаги!

Ветинари смотрел на неё, не мигая. Это было хуже, чем… хуже всего, что можно вообразить.

— Юная леди, выпивка уравнивает в правах всё человечество. Алкоголь — лучший демократ в мире, если вам нравится демократия. Пьяный бродяга так же пьян, как и лорд, верно и обратное утверждение. Вы не замечали, что пьяницы всегда прекрасно понимают друг друга, вне зависимости от степени опьянения и различий в языке и культуре? Вы, несомненно, являетесь родственницей Августы Эвфемизм?

Вопрос, внезапно последовавший за восхвалением прелестей алкоголизма, ударил её, словно молоток между глаз, и разом спутал все мысли.

— Что? А. Ну, да. Верно. Это моя бабушка.

— В молодости она служила поварихой в Гильдии Убийц?

— Это так. Она любила шутить, что никогда не позволяла им использовать свои… — Гленда внезапно замолкла, но Ветинари завершил фразу за неё:

— …пирожные для отравления людей. И мы всегда подчинялись этому требованию, потому что, как вам наверняка известно, никому не хочется злить хорошую повариху. Она ещё с нами?

— Скончалась два года назад, сэр.

— Однако, будучи истинной Эвфемизм, вы наверняка обзавелись парочкой других старушек на замену? Ваша бабушка всегда была несгибаемым столпом общества, и вы, я уверен, продолжаете эту традицию, прихватывая для нуждающихся кое-какие лакомства?

— Вы не можете знать, только предполагаете. Но вы правы, я порой беру кое-что для престарелых леди, которым сложно часто выходить из дома. Это моя привилегия.

— Ох, ну разумеется. У каждой профессии есть свои маленькие привилегии. Я вот, например, уверен, что присутствующий здесь мистер Барабантт никогда в жизни не покупал скрепок. А, Барабантт?

Секретарь, до того занимавшийся приведением в порядок каких-то папок, при этих словах слабо улыбнулся.

— Послушайте, я всего лишь беру остатки… — начала Гленда, но Ветинари отмахнулся от оправданий.

— Вы здесь по поводу футбола, — напомнил он. — Вы были на банкете прошлой ночью, однако университет всегда ставит прислуживать гостям высоких девушек, а я привык обращать внимание на подобные несоответствия привычному порядку вещей. Следовательно, я делаю вывод, что вы самостоятельно решили пробраться на банкет, не отвлекая на подобные пустяки своё начальство. Зачем?

— Вы забрали у них футбол!

Ветинари сплёл пальцы рук и опустил на них подбородок, продолжая неотрывно смотреть на Гленду.

"Он хочет, чтобы я нервничала, — подумала она. — И это работает, о, как это работает".

Наконец, Ветинари прервал молчание.

— Ваша бабушка любила принимать решения за других людей. Это передаётся по наследству, всегда по женской линии. Энергичные женщины, живущие в мире, где всем остальным, как им кажется, не больше семи лет. Такие дамы всегда суетятся и следят, чтобы «детишки» не убегали из песочницы и не разбивали себе носы во время игр. Полагаю, вы управляете Ночной Кухней? Дневная слишком велика для вас. Вы любите небольшие пространства, которые можно полностью взять под свой контроль, и при этом чтобы всякие дураки не путались под ногами.

Если бы он добавил "я прав?", словно дешевый болтун, жаждущий одобрения публики, она бы возненавидела его. Однако он просто читал её мысли, спокойно и уверенно. Гленда с трудом подавила нервную дрожь. Всё сказанное было чистой правдой.

— Я ни у кого ничего не забирал, мисс Эвфемизм, — продолжил Ветинари. — Я всего лишь показал им другую песочницу. Каких навыков требует от человека пыхтящая Толкучка? Никаких. Она просто способ как следует пропотеть. Нет, мы должны следовать веяниям времени. "Таймс"- то уж точно следует за мной по пятам. Капитаны, без сомнений, будут стонать и жаловаться, однако они стареют. Возможно, молодёжи кажется заманчивой и романтичной идея принять смерть в игре, но с возрастом удары по голове постепенно приводят мысли в порядок. Капитаны хотят жить, даже если не признаются в этом. Разумеется, они будут протестовать, но сами же позаботятся, чтобы их протесты не были восприняты слишком серьёзно. Фактически, хоть и забрав кое-что, я дал им взамен гораздо больше. Признание, уважение, золотистый кубок и шанс сохранить остатки зубов.

Гленда смогла лишь пробормотать:

— Всё так, но вы обманули их!

— Неужели? Разве я заставлял их пить столько пива?

— Но вы же знали, что так и будет!

— Нет. Лишь предполагал, что так и будет. Они могли бы вести себя поосторожнее. Должны были. Я предпочитаю думать, что направил их на путь истинный при помощи хитрости, вместо того, чтобы гнать палками. У меня есть множество разных палок, мисс Эвфемизм.

— А ещё вы шпионили за мной! Знаете об остатках.

— Шпионил? Мадам, однажды великий принц сказал, что каждая его мысль — о его народе. Как и он, я присматриваю за своими людьми. Просто я делаю это тщательнее, вот и всё. Что касается остатков, это был просто вывод, основанный на знании человеческой природы.

Гленде хотелось сказать ещё очень многое, однако она почувствовала, что беседа — по крайне мере, та её часть, во время которой ей дозволялось раскрывать рот, — закончена. Тем не менее, она спросила:

— Почему вы не пьяны?

— Извините?

— Вы весите примерно вдвое меньше любого из них, а ведь все они отправились по домам в тачках. Вы же, хоть и выпили не меньше, бодры и свежи, словно роза. В чём секрет? Волшебники колдовством убрали пиво из вашего желудка?

Гленда и сама понимала, что зашла уже слишком далеко, но не могла остановиться, словно перепуганная тягловая лошадь, которая обезумев несётся вперёд, понукаемая грохотом и звоном поклажи в телеге.

Ветинари нахмурился.

— Моя милая леди, любой, кто позволяет волшебникам (которые и сами изрядно вкусили вчера сока плодов виноградной лозы, должен заметить) «убирать» что-либо из своего тела — должен быть уже пьян до полной потери разума. Предвосхищая следующий ваш вопрос, должен отметить, что хмель, формально говоря, тоже лоза. Фактически, сейчас я пьян. Не так ли, Барабантт?

— Вы поглотили не менее двенадцати пинт крепкого перебродившего напитка, сэр. Вы непременно должны быть пьяны.

— Тонко подмечено, Барабантт. Благодарю вас.

— Вы ведёте себя не как пьяный!

— Нет, я весьма успешно притворяюсь трезвым, верно? Однако должен признаться, что сегодняшний кроссворд дался мне с большим трудом. «Прокаталепсис» и «плеоназм» в одном кроссворде? Мне пришлось воспользоваться словарём! Эта женщина хитра, как дьявол! Тем не менее, спасибо вам, что пришли, мисс Эвфемизм. Жарк0е вашей бабушки я всегда вспоминал с большой теплотой. Если бы она была скульпторшей, я бы сравнил это её творение с изящной статуей, ну такой, знаете, без рук и с загадочной улыбкой на лице. Как жаль, что некоторые произведения искусства столь недолговечны.

В Гленде немедленно взыграла профессиональная гордость.

— Она передала мне рецепт.

— Наследие более дорогое, чем драгоценные камни, — кивнул Ветинари.

"На самом деле, парочка бриллиантов тоже не помешала бы", — подумала Гленда. Но ей достался секрет Жаркого, тоже неплохо, по крайней мере, эту драгоценность никто не украдёт, даже если она будет лежать на виду. Что же касается секрета салата салмагунди…

— Полагаю, аудиенция закончена, мисс Эвфемизм, — сказал Ветинари. — У меня ещё множество дел, как и у вас, я уверен. — Он взял в руки перо и сосредоточился на документах. — Всего доброго, мисс Эвфемизм.

Ну вот и всё. Гленда и сама не помнила, как очутилась у дверей, которые уже почти закрылись за ней, когда Ветинари тихо добавил:

— И спасибо вам за вашу доброту к мистеру Орехху.

При этих словах она резко обернулась, но дверь уже захлопнулась прямо у неё перед носом.


— Как вы полагаете, не зря ли я сказал последнюю фразу? — спросил Ветинари, когда повариха ушла.

— Может, и зря, сэр, но она наверняка подумает, что мы следим именно за ней, а про Орехха вспомнили случайно — мягко ответил Барабантт.

— Наверное, нам и правда надо получше за ней присматривать. Женщины вроде мисс Эвфемизм весьма непросты, Барабантт. На вид обычная прислуга, но если вдруг им кажется, что кто-то ведёт себя неправильно, они немедленно бросаются в бой, словно воинственная ланкрская королева Инци на своей боевой колеснице, оставляя позади груды отрубленных рук и ног.

— И к тому же воспитывалась без отца, — напомнил Барабантт. — Не слишком-то удачные обстоятельства для ребёнка.

— Это сделало её только сильнее. Остаётся лишь надеяться, что ей не взбредёт в голову заняться политикой.

— А разве не этим она занялась, явившись сюда, сэр?

— Верно подмечено, Барабантт. Я выгляжу пьяным?

— С моей точки зрения — нет, сэр. Но вы, кажется, несколько более… разговорчивы, чем обычно.

— Осмысленно?

— До последней буквы, сэр. Почтмейстер ждёт, сэр, и некоторые главы Гильдий тоже желают встретиться с вами как можно скорее.

— Подозреваю, они желают играть в футбол?

— Да, сэр. Хотят создать собственные команды. Мне и за всю жизнь не понять, с чего бы это.

Ветинари отложил перо.

— Барабантт, если вы увидите заманчиво лежащий на земле мяч, вы пнёте его?

Секретарь наморщил лоб.

— А в чём должна выразиться заманчивость, сэр?

— Извините?

— Ну я не знаю, может, к нему будет прикреплена, например, записка от одной или нескольких неизвестных персон, предлагающая нанести удар?

— Нет, я всего лишь склонен полагать, что лежащий на земле мяч выглядит так, словно весь мир желает одного: чтобы вы как следует этот мяч пнули.

— Нет уж, сэр. Слишком много неизвестных в этой ситуации. Возможно, мой враг или просто какой-то шутник, предполагая наличие во мне подобного желания, изготовил мяч из камня, чтобы я нанёс себе травму или выставил себя дураком. Следовательно, вначале следует проверить, что же это за мяч такой.

— Ну а потом, убедившись, что с мячом всё в порядке, вы пнёте его?

— А какая в этом цель или польза, сэр?

— Интересный вопрос. Полагаю, вам будет просто приятно посмотреть, как он летит.

Барабантт тщательно обдумал ситуацию и покачал головой.

— Извините, сэр, но я совсем не понимаю, о чём вы.

— А, да вы просто столп стабильности в нашем переменчивом мире, Барабантт. Прекрасно.

— Позволено ли мне будет добавить кое-что, сэр? — мрачно спросил секретарь.

— Ни в чём себе не отказывайте, Барабантт.

— Мне не понравилось предположение, будто я не покупаю скрепок, сэр. На самом деле, я с удовольствием это делаю. Покупка означает, что они мои собственные. Я подумал, что мне следует деликатно проинформировать вас о данном факте.

Ветинари пару секунд задумчиво смотрел в потолок, а потом сказал:

— Благодарю за откровенность. Полагаю, дело ясное и вопрос закрыт.

— Спасибо, сэр.


Если горожане были встревожены, озадачены или напуганы, они шли на площадь Сатор. Люди, сами толком не понимающие, зачем они так поступают, собирались там в группы, чтобы послушать других людей, тоже не знающих, в чём дело. Кажется, они полагали, что если поделятся отсутствием информации, то станут не знать вдвое больше. Этим утром подобные группки наблюдались по всей площади, а также импровизированные футбольные команды, поскольку на какой-то стене было написано (точнее, нацарапано), что если где-либо собирается больше двух человек, минимум одному из них надлежит иметь при себе предмет для пинания. Жестяные банки и туго свёрнутые из тряпок мячи виднелись повсюду, однако когда Гленда подошла ближе, распахнулись высокие двери университета, и из них вышел Думмер Тупс, неумело постукивая новеньким кожаным мячом. Бумц! Грохот внезапно оставленных в покое жестяных банок постепенно затих, и над площадью сомкнулась тишина. Все взгляды обратились на волшебника и его мяч. Думмер бросил мяч, и тот сделал дважды бумц! по каменным плитам площади. А потом волшебник нанёс удар. Бил он, честно говоря, как девчонка, но даже при этом мяч улетел в десять раз дальше, чем когда-либо удавалось запнуть что-нибудь любому из присутствующих. Каждый мужчина на площади, движимый древним инстинктом, бросился вслед за новым мячом.

"Они победили, — мрачно подумала Гленда. — Мяч, который делает бумц! в то время как все остальные лишь шмяк… У старых мячей не было ни единого шанса".

Она поспешила к чёрному ходу университета. В мире, который внезапно стал слишком сложным, в котором она могла ворваться к злобному Тирану и уйти невредимой, в этом странном мире ей требовалась надёжная точка опоры. Ночная Кухня была знакома ей лучше, чем собственная спальня. Это было её место, находившееся под её полным контролем. Там она могла бестрепетно встретить любую опасность.

У чёрного хода она сразу заметила человека, который стоял, прислонившись к стене между мусорных баков. Несмотря на плащ и надвинутую на глаза шляпу, она тут же узнала его: никто из её знакомых не умел стоять так же расслабленно, как Пепе.

— Приветик, Гленда, — раздался голос из-под шляпы.

— Что ты тут делаешь? — спросила она.

— Знаешь, как трудно найти в этом городе конкретную персону, если не можешь объяснить, как она выглядит и толком не помнишь её имени? — вопросом на вопрос ответил Пепе. — Где Джул?

— Не знаю, — сказала она. — Не видела её с прошлой ночи.

— Думаю, лучше её найду я, прежде чем это сделают другие.

— Какие "другие"? — спросила Гленда.

Пепе пожал плечами.

— Все. Сейчас они рыщут в основном в гномьих кварталах, но это лишь вопрос времени. Мы из-за них даже из магазина не можем спокойно выйти, пришлось выбираться тайком.

— Зачем она им нужна? — в панике спросила Гленда. — Я читала в газете, что её ищут, но ведь она же не сделала ничего плохого!

— Кажется, ты не понимаешь, что происходит, — сказал (предположительно) гном. — Они ищут её, чтобы задать ей много вопросов.

— Это имеет какое-то отношение к лорду Ветинари? — с подозрением спросила Гленда.

— Не думаю, — ответил Пепе.

— Какие же вопросы они хотят ей задать?

— Ох, ну, такие… Какой ваш любимый цвет? Что любите есть на завтрак? Встречаетесь с кем-нибудь? Какой совет можете дать современной молодёжи? Пользуетесь ли воском? К какому парикмахеру ходите? Какая у вас любимая ложка?

— Не думаю, что у неё есть любимая ложка, — ответила Гленда, ожидая, пока мир встанет на место и вновь обретёт хоть какой-нибудь смысл.

Пепе похлопал её по плечу.

— Послушай, она попала на первую полосу в газете, так? И теперь «Таймс» давит на нас, потому что хочет описать её стиль жизни. Может, это не так уж и плохо, но решать тебе.

— Вряд ли у неё есть какой-то "стиль жизни", — ответила слегка смущённая Гленда. — Никогда она об этом не говорила. И воском она тоже не пользуется. Даже пыль не протирает, какой уж там воск. Просто скажите им, что она не хочет ни с кем говорить.

Лицо Пепе приняло на секунду странное выражение, а потом он заговорил очень тщательно подбирая слова, как человек, который пытается преодолеть некий культурный барьер.

— Ты полагаешь, «воск» — это который для полировки мебели?

— Ну да, а зачем он ещё нужен? И вообще, её домашнее хозяйство никого не касается.

— Ты что, не понимаешь? Она популярна, и чем чаще мы говорим людям, что она не хочет ни с кем общаться, тем сильнее они желают задать свои вопросы, а чем громче мы отвечаем «нет», тем сильнее разгорается их любопытство. Люди хотят знать о ней всё, — пояснил Пепе.

— Типа, про её любимую ложку?

— Ну, тут я был чересчур ироничен, — признал Пепе. — Однако журналисты действительно рыщут по всему городу, «Бла-блабл», например, хочет дать ей целый разворот. — Он помолчал, а потом пояснил: — Это значит, они хотят написать про неё статью на две страницы. Подземный Король гномов, как утверждает «Сатблатт», заявил, что она наша икона стиля.

— Что такое "Сатблатт"? — спросила Гленда.

— Гномья газета, — сказал Пепе. — Ты её вряд ли увидишь когда-нибудь.

— Но она всего лишь посетила показ мод! — простонала Гленда. — Всего лишь прошлась пару раз по сцене! Я уверена, что вся эта суета ей не понравится.

Пепе бросил на неё острый взгляд.

— Уверена?

И тогда Гленда задумалась, действительно крепко задумалась о Джульетте, которая всегда читала «Бла-Блабл» от корки до корки. «Таймс» девушка не жаловала, однако впитывала, словно губка, всякую ерунду про фривольных и глупых людей. Про блестящих светских персон.

— Я не знаю, где она, — повторила Гленда. — Я действительно не видела её со вчерашнего дня.

— А, опять загадочное исчезновение, — заметил Пепе. — Послушай, мы у себя в магазине к таким штукам уже привычные. Можем мы пойти побеседовать где-нибудь в более приватной обстановке? Думаю, никому не удалось меня выследить.

— Ну, я могу провести тебя через чёрный ход, если там бледла нет на посту, — предложила Гленда.

— Отлично. Чёрный ход как раз для меня.

Она провела его по лабиринту комнат и мрачных коридоров, которые являли собой прелюбопытный контраст с помпезным фасадом Невидимого Университета.

— Выпить есть чего? — спросил Пепе на ходу.

— Вода! — отрезала Гленда.

— Воду я соглашусь пить лишь тогда, когда рыбы научаться вылезать на берег, чтобы отлить, — ответил Пепе. — Но всё равно, спасибо за предложение.

И тут Гленда учуяла запах выпечки, доносившийся с Ночной Кухни. Никто не смеет печь на её кухне! Она там главная по выпечке! Выпечка — её дело. И только её. Опередив Пепе, она взбежала вверх по ступеням и тут же заметила, что таинственному пекарю ещё только предстоит выучить самое важное правило кухонного мастерства — всегда прибирать за собой после работы. На кухне царил кавардак. Даже на полу валялись куски теста. Фактически, кухня выглядела так, словно была одержима демоном. И посреди всего этого, свернувшись калачиком в старом потрёпанном и слегка прокисшем кресле Гленды, дремала Джульетта.

— Словно Спящая Красавица, а? — прокомментировал позади неё Пепе.

Гленда проигнорировала его и устремилась к печам.

— Она пекла пироги. Господи, да с чего ей это в голову-то взбрело? Никогда у неё пироги не получались.

"Это потому, что ты не позволяла ей печь самой", — сказал её внутренний голос. "Это потому, что как только она испытывала сложности, ты забирала у неё работу и делала всё сама!" — ругался он.

Гленда принялась открывать печи одну за другой. Они прибыли своевременно. Судя по запаху, с полдюжины разных пирогов как раз дошли уже до кондиции.

— Как насчёт выпивки? — опять поинтересовался вечно жаждущий Пепе. — Я уверен, тут есть бренди. На каждой кухне где-нибудь бренди припрятано.

Он понаблюдал, как Гленда, обернув руки фартуком, вынимает из печей пироги. К пирогам он относился вполне равнодушно, ибо предпочитал питаться спиртосодержащими жидкостями. Гленда, тихо что-то приговаривая, вынимала и выкладывала на стол один пирог за другим.

— Я никогда не просила её печь. Зачем она принялась за выпечку? — бормотала Гленда. Потому что на самом деле просила, но неявно, вот зачем. — А пироги не так уж и пл0хи, — заметила она чуть громче. С большим удивлением в голосе.

Джульетта открыла глаза. Она осмотрелась мутным взглядом, а потом её лицо исказила гримаса паники.

— Всё в порядке, я их вынула, — поспешно успокоила её Гленда. — Молодец.

— Трев был занят своим футболом, а я просто не знала, что делать. Тогда я подумала, что завтра потребуются пироги, и решила испечь немного, — объяснила Джульетта. — Извини.

Гленда сделала шаг назад. "С чего начать? — думала она. — Как распутать собственные мысли, а потом спутать обратно, но в более понятной форме?" Потому что поначалу она ошибалась. Джульетта не просто ходила туда-сюда в необычной одежде. Она словно превратила эту одежду в мечту. В идеальную идею одежды. Живую, заманчивую, и соблазнительно реальную. Насколько Гленда могла вспомнить шоу, девушка буквально сияла. Светилась изнутри. Будто магия какая-то. Джульетта явно была рождена не для того, чтобы печь пироги… Гленда откашлялась.

— Я многому тебя научила, правда, Джульетта? — начала она.

— Да, Гленда.

— И это всегда были полезные вещи, так?

— Да, Гленда. Я помню, как ты сказала, что не следует пренебрегать даже полпенни, и я очень рада этому.

Гленда расслышала, как Пепе издал какой-то сдавленный звук и, покраснев, не посмела взглянуть ему в лицо.

— Теперь у меня появился ещё один совет для тебя, Джульетта.

— Да, Гленда.

— Во-первых, никогда, никогда не извиняйся за то, что не нуждается в извинениях. И особенно никогда не извиняйся просто за то, что была сама собой.

— Да, Гленда.

— Поняла?

— Да, Гленда.

— Неважно, что произойдёт дальше, просто помни, что ты умеешь делать хорошие пироги.

— Да, Гленда.

— Пепе здесь, потому что «Бла-блабл» хочет написать о тебе. Сегодня утром твой портрет снова был в газете, и… — Гленда замолкла. — С ней ведь будет всё хорошо, правда? — спросила она.

Пепе, занятый извлечением бутылки из шкафчика, замер.

— В этом можешь положиться на меня и на мадам, — заверил он. — Только очень надёжные люди могут позволить себе выглядеть такими ненадёжными, как мы.

— Она будет всего лишь демонстрировать одежду, и не более… Не пей, это же уксус из сидра!

— Я выпью из него только сидр, — ответил Пепе. — Да, она будет лишь демонстрировать одежду, хотя, судя по реакции зрителей шоу, найдутся люди, которые захотят, чтобы она демонстрировала также обувь, шляпки и причёски…

— Но никаких шуры-муры, — твёрдо заявила Гленда.

— Не думаю, что в мире есть более крупный эксперт по шурам и мурам, чем мадам. Полагаю, Гленда, ты не знаешь и сотой части тех шур и мур, которые она вытворяла, тем более, что б0льшую их часть она сама же изобрела. Следовательно, заметив какие-нибудь шуры или муры, мы их немедленно узнаем и сможем уберечь от них Джульетту.

— А ещё она должна хорошо питаться и как следует спать по ночам, — продолжила Гленда перечень своих условий.

Пепе кивнул, хотя Гленда подозревала, что обе этих концепции были для него внове.

— И ещё ей будут платить.

— Мы поделимся с ней прибылью, если она будет работать эксклюзивно на нас, — заверил Пепе. — Мадам как раз хотела поговорить с тобой об этом.

— Ну да, конечно, ведь кто-то может предложить ей побольше, чем вы.

— Ой-ёй-ёй. Как быстро мы учимся. Уверен, мадам получит от беседы с тобой немалое удовольствие.

Джульетта, всё ещё немного сонная, растерянно переводила взгляд с Гленды на Пепе и обратно.

— Ты хочешь, чтобы я вернулась в тот магазин?

— Я от тебя ничего не хочу, — сказала Гленда. — Решай сама, ладно? Решение за тобой, но если ты останешься здесь, в будущем тебя ждут лишь пироги и ничего больше.

— Ну, не только пироги, — пробормотала Джульетта.

— Не только, ты права. Ещё плюшки, жаркое и десерты, — признала Гленда. — Но ты же понимаешь, о чём я. С другой стороны, ты можешь пойти в модели, показывать шикарную одежду, посещать всякие шикарные места, которые очень-очень далеко отсюда и встречаться с кучей новых людей. А если что-то пойдёт не так, ты, по крайней мере, будешь знать, что всегда можешь вернуться к пирогам.

— Ха, клёво, — заметил Пепе, только что обнаруживший ещё одну бутылку.

— Честно говоря, я очень хочу снова пойти в "Заткнис", — призналась Джульетта.

— Тогда иди, немедленно. То есть, прямо сейчас. Сразу после того, как он допьёт кетчуп.

— Но мне понадобится зайти домой за вещами!

Гленда сунула руку за корсет и вытащила вишнёвого цвета книжицу, украшенную золотой гербом Анк-Морпорка.

— Что это? — Спросила Джульетта.

— Чековая книжка. Твои деньги в банке, и ты можешь взять их оттуда, когда захочешь.

Джульетта повертела чековую книжку в руках.

— Не думаю, что кто-то из моей семьи хоть раз бывал в банке. Кроме дяди Джеффри, конечно, но его быстро поймали, он даже до дома не успел добежать.

— Держи язык за зубами. Дома не появляйся. Купи себе всё новое. Устройся на новом месте и только потом можешь сходить навестить отца и всех остальных, если захочешь. Дело в том, что если ты не уйдёшь сейчас, будешь потом жалеть об этом всю жизнь. Так что лучше уходи сразу. Выметайся. Беги. Убирайся отсюда. Сделай всё то, чего не сделала я.

— А как же быть с Тревом? — растерялась Джульетта.

Гленде следовало бы подумать об этом раньше.

— Кстати, а что там у вас с Тревом? Прошлой ночью я видела, как вы разговаривали.

— Разговаривать это ничего, это можно, — принялась оправдываться Джульетта. — Он просто рассказывал мне, как собирается искать работу получше.

— Какую работу? — изумилась Гленда. — За все годы, что я его знаю, ни разу не видела, чтобы он занимался честным трудом.

— Он говорит, что-нибудь придумает, — ответила Джульетта. — Ему Орехх велел. Орехх сказал, если Трев поймёт, кто он, тогда сразу поймёт и всё остальное. Чем дальше заниматься, типа того. А я сказала, что он же Трев Вроде. А он сказал, типа, спасибо, ты очень помогла.

"Вот я и в ловушке, — призналась самой себе Гленда. — Я подталкиваю её к переменам в жизни, а значит, должна допустить, что и Трев может измениться".

Вслух она сказала:

— С этим тебе тоже придётся разобраться самой. Решай как хочешь, только не позволяй ему руки распускать.

— Он никогда их не распускает, — призналась Джульетта. — За всё знакомство с ним мне ни разу не приходила в голову мысль, что пора бы наподдать ему коленкой между ног. Я даже волнуюсь немного, всё ли в порядке?

Со стороны Пепе, только что открывшего для себя горчичный соус, раздался придушенный смех. Бутылочка соуса была уже почти пуста, и, теоретически, Пепе уже должен был лишиться желудка.

— Никогда-никогда? — переспросила Гленда, озадаченная этой противоестественной информацией.

— Никогда. Он всегда очень вежливый и немножко грустный.

"Наверное, что-то замышляет", — предположил внутренний голос Гленды.

— Ну, тебе решать, — сказала она вслух. — Тут я ничем помочь не могу. Просто не забывай, что твои коленки всегда при тебе, если что.

— А как же… — снова начала Джульетта.

— Послушай, — твёрдо оборвала её Гленда. — Или ты уходишь прямо сейчас, чтобы увидеть мир, заработать много денег, увидеть свой портрет в газетах и сделать кучу всего остального, что тебе, как я знаю, страшно хочется сделать, или оставайся здесь и решай свои проблемы сама.

— Мы не сразу уедем из города, — вмешался Пепе. — Знаете, а этот соус стал бы гораздо вкуснее, если добавить в него немного водки. Она бы придала ему пикантность. Эдакую элегантность. Хотя, если подумать, добавить много водки будет даже лучше.

— Но я люблю его! — простонала Джульетта.

— Ну и прекрасно, тогда оставайся здесь, — заявила Гленда. — Вы уже целовались?

— Нет! Он до этого еще не дошёл.

— Может, он из тех джентльменов, которым не нравятся леди, — чопорно предположил Пепе.

— Без твоих советов обойдёмся! — набросилась на него Гленда.

— Знаешь, с другими, ну типа Гнилого Джонни, я чуть коленку не стёрла, а Трев… он просто такой… милый со мной всё время.

— Послушай, я помню, что ты велела мне заткнуться, и я знаю, что был ужасным грешником в своё время (каковым надеюсь оставаться и впредь), но как раз поэтому я про всякие шуры-муры столько наслушался, больше, чем жрец на исповеди, поэтому такую ерунду усекаю сразу, — снова вмешался Пепе. — У него хватает ума сознавать, что ты распрекрасная раскрасавица, каких рисуют на картинах стоящими на ракушке без лифчика, зато в окружении летающих вокруг пухлых херувимчиков, а он — всего лишь смекалистый паренёк с улицы. То есть, ухаживать без толку, так? У него шансов ноль, и он понимает это, даже если сам не понимает, что понимает.

— Почему это без толку? — удивилась Джульетта. — Я поцелую его, если он захочет, и уж точно не стану бить коленом промеж ног.

— Эту проблему тебе тоже придётся решить самостоятельно, — заявила Гленда. — Я не могу решить её за тебя, а если и попытаюсь, то решу неправильно.

— Но… — начала Джульетта.

— Прекрати, тут нечего обсуждать, — прервала её Гленда. — Иди, и купи себе всяких красивых шмоток… деньги твои. А ты, мистер Пепе, если не приглядишь за ней как следует, скоро узнаешь, что колено будет только началом твоих крупных неприятностей.

Пепе кивнул и, очень бережно взяв Джульетту за руку, потянул её к выходу с кухни.

"Итак, что мне теперь нужно делать, если представить, что я героиня дамского романа?" — подумала Гленда, когда их шаги затихли в отдалении. Её круг чтения сделал её настоящей специалисткой по поведению героинь дамских романов, хотя, как она однажды призналась мистеру Шатуну, эти романы всегда несколько раздражали её тем фактом, что их героини никогда ничего не готовят. А ведь готовка — важнейшее дело. Авторшам трудно, что ли, добавить парочку сцен, изображающих изготовление пирога, например? Почему ей ни разу не попалось произведение под названием, скажем, "Гордость и Булки"? Даже всего лишь пара советов по приготовлению пирожных значительно украсили бы любое произведение, не говоря уже о том, что помогли бы сделать книжку немного потолще. Даже если бы любовников просто "швырнули в миксер жизни", это сделало бы Гленду хоть немного счастливее. По крайней мере, это фразой авторша хоть отчасти признала бы, что люди, помимо прочих занятий, иногда просто садятся за стол и едят.

Примерно на этом этапе размышлений она поняла и почувствовала, что ей, как героине романа, надлежит сейчас "проливать потоки слёз". Тогда она принялась мыть полы. Потом почистила печи. Её печи и без того всегда просто сияли, но это не означало, что их нельзя почистить снова. Используя старую зубную щётку, она выскребла мельчайшие частички жира из самых дальних уголков, потом надраила все кастрюли мелким песочком, выгребла золу, вытряхнула зольники, подмела пол, связала вместе две метлы, чтобы убрать паутину из-под потолка, а потом снова отмыла полы, да так, что потоки мыльной воды смыли с каменных ступеней Ночной Кухни следы Пепе и Джульетты.

Ах. Да, ещё кое-что. На льду ещё оставались анчоусы. Она взяла парочку, разморозила их и подошла к большому котлу, на котором вчера сама же написала мелом "Не Трогать!" Она сняла с котла крышку и заглянула внутрь. В ответ на неё уставился своими стебельчатыми глазами краб, которого Истина Плоскодонка дала ей прошлой ночью. Казалось, это было очень давно.

— Я вот думаю, — сказал она, — что будет, если я не закрою крышку? Как быстро учатся крабы?

Она бросила анчоусов в котёл, что вызвало полное крабье одобрение. Покончив с этим делом, Гленда встала посреди кухни и задумалась, что бы ещё такое почистить. Чугун никогда не блестит, но все рабочие поверхности были уже отмыты и высушены. Тарелки сияли, хоть ешь с них. Если хочешь сделать что-то как следует, делай это сама. Джульетта почитала чистоту следующей добродетелью после благочестия, то есть чем-то, что встречается редко, крайне нерегулярно и с трудом поддаётся пониманию.

Что-то коснулось её лица. Гленда рассеянно отмахнулась и обнаружила, что держит в руке чёрное перо. Ах, да. Эти твари, что обитают среди труб. Кому-то следовало заняться ими. Гленда взяла самую длинную метлу и постучала ручкой по трубам под потолком.

— Кыш! Убирайтесь отсюда!

В темноте раздался шорох и тихое "Ак! Ак!"

- 'звините, мисс, — раздался голос от входа в кухню.

Гленда обернулась и уставилась прямо в бесформенное лицо… как бишь его? Ах, да.

— Доброе утро, мистер Цемент.

Она не могла не заметить коричневых потёков под носом тролля.

— Не могу сыскать мистера Трева, — объявил тролль.

— Всё утро его не видела, — ответила Гленда.

— Не могу сыскать мистера Трева, — повторил Цемент, уже погромче.

— Зачем он тебе? — спросила Гленда.

Насколько её было известно, свечной подвал в руководителе почти не нуждался. Достаточно велеть Цементу оплывать свечи, и он будет этим заниматься, пока свечи не кончатся.

— Мистеру Орехху плохо, — сказал Цемент. — Не могу сыскать мистера Трева.

— Отведи меня к мистеру Орехху немедленно! — крикнула Гленда.


Грубовато, конечно, называть кого-то «обитателем», но обитатели свечного подвала подходили под это определение тютелька в тютельку. Подвал был, фактически, их логовом. Если вы встречали их где-то в подземных лабиринтах университета, они стремительно убегали прочь, но в своём подвале они жили, спали и работали практически круглосуточно. Орехх лежал на старом матрасе, крепко обхватив себя руками. Гленда взглянула на него, повернулась к троллю и велела:

— Немедленно приведи сюда мистера Трева.

— Не могу сыскать мистера Трева, — снова повторил тролль.

— Продолжай искать! — Она опустилась на колени рядом с Ореххом. Его глаза закатились. — Мистер Орехх, ты меня слышишь?

Кажется, он очнулся.

— Вам надо уйти, — сказал он. — Это будет очень опасно. Дверь откроется.

— Что ещё за дверь? — спросила Гленда, стараясь, чтобы её голос звучал весело. Она посмотрела на других «обитателей», которые взирали на неё с тихим ужасом. — Эй, можете найти, чем его укрыть?

Простой вопрос заставил их в панике разбежаться.

— Я видел дверь, значит, она скоро опять откроется, — сказал Орехх.

— Лично я никакой двери не вижу, мистер Орехх, — заявила Гленда, озираясь.

Глаза Орехха широко распахнулись.

— Она у меня в голове.

Уединения в свечном подвале не существовало. Он представлял собой просто расширение коридора. Мимо всё время ходили люди.

— Я думаю, ты просто устал, мистер Орехх, — сказала Гленда. — Ты всё время работаешь и волнуешься обо всём, вот и заболел от этого. Тебе надо отдохнуть.

К её немалому удивлению, один из обитателей подвала вернулся и принёс простыню, которая даже сохранила гибкость в некоторых местах. Она укрыла Орехха, и как раз в этот момент прибыл Трев. Собственно, у него не было особого выбора, потому что Цемент тащил его, ухватив за воротник. Трев взглянул на Орехха, а потом на Гленду.

— Что с ним стряслось?

— Не знаю.

Она молча покрутила пальцем у виска, универсальный жест, означающий "с катушек съехал".

— Вам надо уйти. Здесь будет очень опасно, — стонал Орехх.

— Пожалуйста, скажи нам, что происходит, — взмолилась Гленда. — Пожалуйста, скажи мне.

— Не могу, — ответил Орехх. — Не могу произнести слова.

— Что это за слова? — спросил Трев.

— Слова, которые не желают произноситься. Очень сильные слова.

— Мы можем помочь? — настаивала Гленда.

— Тебя мутит? — допытывался Трев.

— Нет, мистер Трев. Сегодня утром желудочно-кишечный тракт исполнил свои функции вполне адекватно, — это было произнесено в привычной педантичной манере Орехха, но всё равно как-то странно.

— Может, в голове помутилось? — в отчаянии предположила Гленда.

— Да. В голове, — неожиданно согласился Орехх. — Тени. Двери. Не могу рассказать.

— Кто-нибудь может излечить твою болезнь?

Орехх помолчал, а потом сказал:

— Да. Вы должны найти для меня натурфилософа, прошедшего обучение в Убервальде. Они умеют приводить в порядок чужие мысли.

— Так, как ты помог Треву? — спросила Гленда. — Ты объяснил ему, что он на самом деле думает насчёт отца и всего прочего, и он стал от этого гораздо счастливее. Ведь правда, Трев?

— Да, — подтвердил Трев. — И нечего толкать меня локтем в бок. Мне действительно стало лучше. Тебя можно загипнотизировать? — спросил он, обращаясь к Орехху. — Я видел однажды в театре, фокусник просто покачал перед публикой блестящие часы на цепочке, и люди стали такое вытворять! Даже лаяли, как собаки.

— Да. Гипноз — важная часть методики, — ответил Орехх. — Он расслабляет пациента и даёт ему шанс расслышать собственные мысли.

— Ну и отлично, — сказала Гленда. — Тогда почему бы тебе не сделать всё самому? Что-нибудь блестящее я для тебя найду.

Трев вытащил из кармана свою любимую жестяную банку.

— Та-дам!! Кусок бечёвки у меня тоже где-то тут есть.

— Всё это прекрасно, но я не смогу задать сам себе правильные вопросы, если буду под гипнозом. Критически важно, чтобы формулировки были предельно точными, — сказал Орехх.

— Я всё предусмотрел, — успокоил его Трев. — Просто прикажу тебе сделать всё как надо. Ты ведь знаешь, какие вопросы надо задавать, если речь не идёт о тебе самом?

— Да, мистер Трев.

— А вот с Тревом ты говорил без гипноза, — справедливо напомнила Гленда.

— Верно, однако его мысли были скрыты неглубоко. Боюсь, до моих будет сложнее добраться.

— Тебя что, и правда можно загипнотизировать до такой степени, чтобы ты начал сам себе задавать правильные вопросы?

— В книге "Путь к Обману" Фарсбиндер изложил методику самогипноза, — ответил Орехх. — Так что это вполне возможно… — его голос затих.

— Тогда давай приступим к откровениям, — предложил Трев. — Моя бабуля всегда говорила: коли приспичит, не сдерживайся, лучше снаружи, чем внутри.

— Возможно, это не такая уж и мудрая идея.

— Мне она еще ни разу не навредила, — заметил Трев.

— То, чего я не знаю… То, чего я не знаю… — бормотал Орехх.

— Чего ты не знаешь? — спросила Гленда.

— То, чего я не знаю… — сказал Орехх. — …спрятано за дверью. Мне кажется, я поместил туда всё это, потому что сам не хотел знать.

— Но это значит, что ты знаешь то, чего не хочешь знать? — удивилась Гленда.

— Да.

— Ну, и насколько оно скверное? — поинтересовался Трев.

— Вероятно, очень скверное, — сказал Орехх.

— А что бы ты посоветовал в таком случае, например, мне? — спросила Гленда. — Я хочу знать правду, и немедленно.

— Нуу… — ответил Орехх, слегка запинаясь, — Полагаю, я сказал бы, что вам следует заглянуть за дверь, чтобы встретить то, чего вы не знаете, лицом к лицу, и чтобы мы вместе могли справиться с этим. По крайней мере, фон Кладполл в своей "Doppelte Berührungssempfindung" советовал поступать именно так. Фактически, подобные действия являются основой данного метода лечения.

— Тогда приступим, — сказала Гленда, поднимаясь на ноги.

— Однако что же такого плохого может быть у вас в голове, мисс Гленда? — Орехх умудрился проявить галантность даже в совсем неподходящей для этого зловонной обстановке свечного подвала.

— О, кое-что есть, — заверила его Гленда. — Невозможно прожить жизнь, не подцепив какую-нибудь гадость.

— Этой ночью у меня были сны, — сказал Орехх.

— Ну и что, у каждого порой случаются кошмары, — утешила его Гленда.

— Это были не просто кошмары, — ответил Орехх. Он поднял вверх и показал им свою руку.

Трев присвистнул.

— Ох, — сказала Гленда. А потом: — Это нормально?

— Не имею представления, — признался Орехх.

— Тебе было больно?

— Нет.

— Ну, может, у гоблинов с возрастом всегда так бывает? — предположил Трев.

— Да, может, им нужны когти, — поддержала Гленда.

— Вчера всё было так хорошо, — пожаловался Орехх. — Я стал частью команды. Команда была вокруг меня. Я был счастлив. А теперь…

Трев продемонстрировал ему помятую банку на куске грязноватой бечёвки.

— Может, тебе лучше бы разобраться во всём?

— Возможно, я ошибаюсь, — добавила Гленда, — но если ты не захочешь узнать о том, чего ты не хочешь знать, то в результате этого самого "чего ты не хочешь знать" станет больше, а потом ещё больше, и ещё, и так пока у тебя голова не лопнет.

— В ваших словах есть здравое зерно, — неохотно признал Орехх.

— Тогда помоги мне уложить его на кушетку, — сказал Трев. — Смотри-ка, он весь в поту, это нормально?

— Не думаю, — ответила Гленда.

— Мне будет гораздо спокойнее, если вы обмотаете меня цепями, — предложил Орехх.

— Что? С чего ты взял, что нам следует так поступить? — возмутилась Гленда.

— Я думаю, вам надо проявить осторожность. Через дверь кое-что просачивается. Это может быть опасно.

Гленда ещё раз посмотрела на когти. Они оказались чёрными, блестящими и по-своему даже изящными, но, честно говоря, трудно было вообразить, что подобные орудия предназначены для рисования картин или, скажем, приготовления омлета. Это же когти, а когти нужны, чтобы когтить, верно? С другой стороны, перед ней лежал мистер Орехх. Даже с когтями, он всё равно оставался Ореххом.

— Может, начнём уже? — предложил Трев.

— Я настаиваю на цепях, — упорствовал Орехх. — За четвёртой по счёту дверью отсюда есть старая кладовка, там полно всяких железок, в том числе и цепей. Пожалуйста, поторопитесь.

Гленда непроизвольно снова взглянула на когти, и увидела, что они стали длиннее.

— Да уж Трев, пожалуйста, поспеши.

Трев проследил за её взглядом и сказал:

— Оп-па, я мигом! Одна нога здесь, другая там.

И действительно, уже через пару минут она услышала звон цепей, которые Трев тащил за собой по коридору.

Вся эта история была настолько странной, что Гленда с трудом сдерживала слёзы. Орехх, не шевелясь, молча смотрел в потолок, пока они укладывали его на кушетку и осторожно опутывали цепями.

— Я нашел замкИ, но не нашёл ключей, — сказал Трев. — Я могу их защёлкнуть, но открыть будет нечем.

— Закрывайте, — велел Орехх.

Гленда вообще плакала очень редко, поэтому изо всех сил старалась не разрыдаться.

— Может, не надо? — спросила она. — Тут же всё время люди ходят, они увидят, чем мы занимаемся.

— А теперь качайте ваш маятник, мистер Трев, — распорядился Орехх.

Трев пожал плечами, и сделал, как было сказано.

— Теперь скажите мне, что я хочу спать, мистер Трев.

Трев прокашлялся и начал раскачивать банку.

— Ты точняк хочешь спать. Обалдеть как сильно хочешь спать.

— Хорошо. Я ощущаю сильную сонливость, — слабым голосом ответил Орехх. — А теперь вы должны велеть мне начать собственный психоанализ.

— Это что ещё такое? — встревожилась Гленда, которая всегда с подозрительностью относилась к незнакомым словам.

— Извините, — поправился Орехх. — Вы должны приказать мне начать детальное исследование моего собственного разума методом вопросов и ответов.

— Я же не знаю, какие вопросы задавать, — сказал Трев.

— Я знаю, — терпеливо напомнил Орехх. — Но вы должны приказать мне начать процесс.

Трев снова пожал плечами.

— Мистер Орехх, вы должны разобраться, что не так с мистером Ореххом, — сказал он.

— О, да, — произнёс Орехх слегка изменившимся голосом. — Фам утопно, мистер Орехх? Да, спасибо. Цепи почти не трут. Очччень хорошо. А теперь, расскажите мне о фашей матери, мистер Орехх. Я понимаю термин, однако, насколько могу припомнить, у меня никогда не было матери. Но всё равно, спасибо, что спросили, — сказал Орехх.

Так начался этот странный монодиалог. Гленда и Трев присели на каменные ступени, слушая, как тихий голос произносит:

— Ах, та. Пиплиотека. Ф пиплиотеке есть что-то особенное, мистер Орехх?

— В библиотеке очень много книг.

— А что ещё есть в пиплиотеке, мистер Орехх?

— В библиотеке много кресел и лестниц.

— А что есть в пиплиотеке, о чём фы не хотите говорить мне, мистер Орехх?

Они ждали. Наконец, тихий голос сказал:

— В библиотеке есть шкаф.

— Что неопычного ф этом шкафе, мистер Орехх?

Снова пауза. И снова тихий ответ:

— Я не должен открывать этот шкаф.

— Почему другая его половина говорит с убервальдским акцентом? — спросила Гленда Трева, позабыв об остром слухе гоблина.

— Фопросы, задафаемые с лёгким упервальдским акцентом, ф подопных опстоятельствах успокаифают пациента, — ответил Орехх. — А теперь, пудьте люпезны не прерыфать меня.

— Извини, — сказала Гленда.

— Ничего. Итак, почему фы не должны открыфать этот шкаф, мистер Орехх?

— Потому что я обещал Её Светлости не открывать его.

— Но фы фсё-таки открыли этот шкаф, мистер Орехх?

Ещё более длительная пауза.

— Я обещал Её Светлости не открывать его!

— Фы многому научились ф замке, мистер Орехх?

— Многому.

— Например, как делать отмычки, мистер Орехх?

— Да.

— Где сейчас та дферь, мистер Орехх?

— Прямо предо мной.

— Фы открыфали эту дферь, мистер Орехх. Фы думаете, что нет, но на самом деле открыфали. А теперь очень фажно, чтобы фы открыли её снофа.

— Но то, что за дверью, оно неправильное!

Двое подслушивающих вытянули шеи.

— Ничего непрафильного. Софсем ничего непрафильного. Ф прошлом, фы пыли молоды и открыли дферь по глупости. Но теперь, чтобы понять эту дферь, фы должны открыть её со фсей мудростью фзрослого. Открыфайте дферь, мистер Орехх, и мы фместе заглянем за неё.

— Но у меня больше нет отмычки.

— Природа фам поможет, мистер Орехх.

Гленда поёжилась. Наверное, это просто воображение, но ей показалось, что они больше не в свечном подвале.

Перед Ореххом протянулся коридор. Он ощутил, как всё спадает с него. Цепи, одежда, плоть, мысли. Остался лишь коридор, и шкаф, который медленно приближался. Шкаф со стеклянными дверцами. На гранях стекла поблёскивает свет. Он поднял руку и вытянул коготь, который прорезал дерево и стекло так, словно это был просто воздух. В шкафу была только одна полка, а на полке — только одна книга. С заголовком из серебра, обмотанная цепями из стали. Добраться до неё оказалось гораздо проще, чем в прошлый раз. Он уселся в кресло (которого до этой самой секунды здесь не было) и начал читать. Книга была озаглавлена: "ОРК".

Когда раздался крик, это был не крик Орехха. Звук шёл откуда-то сверху, из сплетения труб. Худая женщина в чёрном плаще ("Может, ведьма?" — подумала потрясенная Гленда) спрыгнула на каменные плиты пола и принялась озираться, словно кошка.

"Нет, скорее, как птица, — подумала Гленда. — Очень резкие движения".

А потом женщина открыла рот и закричала:

— Ак! Ак! Опасность! Опасность! Берегитесь! Берегитесь! — женщина-птица бросилась к кушетке, но Трев заступил ей путь. — Глупость! Орк сожрёт твои глаза!

Теперь крик звучал уже дуэтом: вторая женщина выскользнула из сумрака, спустившись вниз то ли на развевающемся плаще, то ли на крыльях. Они непрерывно двигались, в разных направлениях, но с одной целью — пытаясь прорваться к кушетке.

— Не бооойтесь, — прокаркала одна из них. — Мы на вааашей стороне. Мы здесь, чтобы защитить вас.

Гленда, вся дрожа от возмущения, вскочила на ноги, скрестив руки на груди. В этой позе она всегда ощущала себя более уверенно.

— Вы кто такие, вообще? Кто вам позволил падать с потолка и кричать на людей? А ещё из вас перья сыплются! Это отвратительно и недопустимо. Здесь… здесь, практически, зона приготовления пищи!

— Ага, выметайтесь отсюда, — поддержал её Трев.

— Молодцом, — прошипела Гленда уголком рта. — Теперь они призадумаются.

— Вы не понимаете, — сказала одна из тварей. Их лица выглядели очень странно: словно кто-то взял женщину и сделал из неё птицу. — Вы в большой опасности! Ак!

— От вас? — спросила Гленда.

— От орка! — ответило создание, и слово это прозвучало, словно крик. — Ак!


В мире теней, душа Орехха сидела рядом с открытым шкафом и читала книгу, страница за страницей. Он почувствовал кого-то рядом, и, подняв глаза, увидел Её Светлость.

— Почему вы не велели мне открывать эту книгу, Ваша Светлость?

— Потому что хотела, чтобы ты её прочел, — ответил голос вампирши. — Ты должен был сам открыть правду. Все мы находим правду только так, и не иначе.

— Но если правда ужасна?

— Думаю, ты и сам знаешь ответ, мистер Орехх, — произнёс голос Её Светлости.

— Ответ таков: ужасная или нет, правда есть правда, — сказал Орехх.

— И? — голос Её Светлости напоминал учительницу, которая подталкивает смышлёного ученика к нужному выводу.

— Из этого следует, что правду можно изменить, — сказал Орехх.


— Мистер Орехх гоблин, — сказал Трев.

— Ага, как же, — возразила одна из женщин. Фраза прозвучала очень странно в устах создания, больше похожего на птицу, чем на человека.

— Если я закричу, прибежит куча народу, — предупредила Гленда.

— И что они сделают? — спросила тварь.

"Да, что они сделают? — подумала Гленда. — Для начала, будут толпиться вокруг, спрашивая друг друга "В чём дело?", а потом начнут искать ответы на те же вопросы, которые задавали мы". Она снова переместилась, чтобы перекрыть одной из птиц дорогу к кушетке.

— Орк будет убивать, — сказал третий голос, и ещё одна тварь опустилась на пол практически прямо перед Глендой. ПахнУло тухлятиной.

— Мистер Орехх очень хороший и добрый, он ни разу не обидел никого, — возразила Гленда.

— Кто этого не заслужил, — поспешно добавил Трев.

— Но теперь орк знает, что он орк, — сказала тварь. Уже три птицы прыгали взад и вперёд в каком-то зловещем танце.

— Мне кажется, вы не можете тронуть нас, — заметил Трев. — Вам такое недозволенно, я уверен. — Он внезапно сел на пол около лежащего Орехха и вынудил Гленду поступить также, потянув её за руку. — Вы подчиняетесь определённым правилам.

Женщины-птицы немедленно замерли. В некотором роде, это было даже страшнее, чем их прыжки. Они стояли совершенно неподвижно, словно статуи.

— У них шпоры, — тихо сказала Гленда. — Я вижу шпоры.

— Когти, — поправил Трев.

— Ты о чём?

— Эти длинные пальцы заканчиваются когтями. Шпорами называются те шипы, что торчат сзади. Они нужны, чтобы удерживать жертву. Многие путаются в названиях.

— Кроме тебя, — ядовито заметила Гленда. — Ты у нас внезапно стал экспертом по птицеподобным женщинам.

— Я просто слышал где-то и случайно запомнил, — ответил Трев.

— Мы здесь, чтобы защитить вас, — сказала одна из женщин.

— Нам не требуется защита от мистера Орехха, — резко ответила Гленда. — Он наш друг.

— И у скольких ваших друзей есть когти на пальцах?

Загрузка...