Герцог тоскливо смотрел на плоскую равнину Бедфордшира. Дороги были скверные, шел непрерывный дождь, и размокшая грязь под колесами замедляла движение кареты.
Внезапный толчок отбросил герцога на спинку сиденья, ему стало неуютно, и он подумал, что лучше бы не отправлялся в это путешествие. Умнее было бы приказать Хоторну привезти Равеллу Шейн в Лондон. Они могли бы увидеться в доме без всяких неудобств. Мысль немедленно отправиться в Милдью просто потому, что он вообразил, будто Роксхэм способен что-то придумать, была глупой.
Герцог зевнул и вдруг заметил, что карета стоит. Выглянул из окна и обнаружил, что они еще не доехали до деревни. Невдалеке он увидел высокий заостренный шпиль церкви из серого камня и соломенные крыши домов; узкая дорога петляла между неогороженных полей, засаженных луком и картофелем.
Лакей открыл дверцу кареты, но прежде, чем он успел заговорить, герцог нетерпеливо спросил:
— Почему мы остановились?
— Простите, ваша светлость, коренник потерял подкову.
— Черт побери!
— Кучер сказал, что он поедет в Милдью, если угодно вашей светлости, или мы можем поменять лошадь с одним из всадников.
— Поменяйте лошадей здесь, — приказал герцог и добавил, так как лакей начал закрывать дверь: — Подождите, я выйду поразомну ноги.
— Хорошо, ваша светлость.
Лакей опустил ступеньки, и герцог вышел на дорогу. Один из всадников уже спешился и снимал седло. Хотя расстояние до школы было небольшим, никто не предполагал, что его светлость прикажет продолжать путь. Те, кто служил у герцога, хорошо знали, как заботливо он относится к лошадям.
Это была величественная процессия: карета с огромным гербом на дверцах, кучер, лакеи, форейторы, всадники в бордовых с серебром ливреях и напудренных париках, великолепные лошади в кожаной сбруе, украшенной серебром, и, наконец, сам герцог в отлично сшитом сюртуке цвета зеленой оливы, украшенном изумрудными и бриллиантовыми пуговицами, желтых кожаных бриджах и сапогах, чья поверхность блестела как зеркало — их чистили специальным составом, в который входило и шампанское. Неудивительно, что в деревнях люди стояли с разинутыми ртами и вытаращенными глазами, когда герцогский кортеж проезжал мимо.
Герцогу надоело смотреть на слуг. Он снял шляпу, чтобы легкий ветерок охладил его голову, и осмотрелся. Они, как он и предполагал, были совсем рядом с Милдью, подкова потерялась на самой окраине деревни. Не более чем в пятидесяти ярдах его светлость мог видеть первый маленький домик, окруженный цветущим садом. Прямо перед ним на лужке паслись корова и две белых козы.
Чтобы чем-нибудь заняться, герцог направился к козам.
Одна жалобно блеяла, но выглядела толстой и сытой. Очевидно, ее страдания были больше душевными, чем физическими. За козами виднелось одинокое дерево, старое и сучковатое.
Герцог почти подошел к дереву, когда услышал сзади резкий голос:
— Эй, хозяин!
Герцог повернулся и увидел мальчика лет двенадцати, одетого в испачканную и заплатанную темно-синюю одежду, украшенную рядом нечищеных пуговиц. Герцог рассматривал мальчишку и был вознагражден дерзкой ухмылкой.
— Ты обращаешься ко мне? — спросил герцог, предчувствуя, что его что-то ожидает.
Мальчик кивнул.
— Это вы парень, который ожидает послание от леди? — спросил он.
— Ты принес послание от леди?
Мальчишка опять усмехнулся:
— Осторожный, да? Но она сказала, что я найду вас у разбитого дуба и вы дадите мне что-нибудь за то, что я принес.
Мальчик вручил герцогу записку и отошел, широко и дерзко улыбаясь.
Герцог с отвращением посмотрел на листок бумаги и хотел уже сказать, что мальчик ошибся, когда тот заметил:
— Вы лучше поторопитесь, хозяин. Я должен вернуться в школу, а то меня хватятся.
Глаза герцога загорелись неожиданным интересом.
— Какая школа? — спросил он.
— Старухи Примфейс, конечно. Она одна в Милдью. Пошевеливайтесь, хозяин, если вы хотите что-нибудь передать мисс Равелле. И помните, она сказала, что вы дадите мне что-нибудь.
Без дальнейших разговоров герцог открыл письмо. Почерк был не очень четким, а судя по кляксам, пишущий спешил. «Милорд, я буду под грушей в девять часов».
Подписи не было. Герцог, прочитав короткое предложение, перевел взгляд на посланца:
— Кто дал тебе эту записку?
— Мисс Равелла. Она сказала принести ее сюда.
— Леди пишет о груше. Ты знаешь это дерево?
— Конечно! Оно нависает над южной стеной, хозяин, и девочки, я хотел сказать юные леди, влезают на него, когда хотят посмотреть на дорогу. Иногда они по нему перелезают, чтобы уйти из школы.
— Да? А мисс Равелла тоже участвует в таких шалостях?
— Конечно! Когда Джонсон болел, она вылезала каждую ночь целую неделю.
— Предприимчивая молодая девушка! Ты не знаешь, кому посылала записку мисс Равелла?
— А разве не вам, хозяин? Она сказала, что я увижу красивого парня, стоящего у разбитого дуба.
Герцог тщательно сложил бумагу.
— Слушай, парень, хочешь заработать гинею?
— Джимми Гоблин? Вы про это, хозяин?
— Да, — ответил герцог, — но слушай меня внимательно. Ты не видел меня, не говорил со мной и не отдавал мне записку. Ты забудешь, что я был здесь, и подождешь джентльмена, которому записка предназначается. Когда он придет, ты отдашь ему записку, не упоминая, что по ошибке говорил со мной.
— Да, хозяин, но как я могу сказать ей, что вы не тот человек? Здесь нечасто встречаются подобные люди в брюках.
— Никто не будет ругать тебя, если ты сделаешь, как я сказал. Только помни: ты не видел меня и не говорил со мной.
Герцог отдал мальчику записку и, вытащив из кармана гинею, подбросил в воздух. Мальчишка ловко поймал ее.
— Ей-богу, я не видел и не слышал вас, хозяин.
Он ухмыльнулся и попробовал монету на зуб, чтобы убедиться в ее подлинности.
Герцог вернулся к дороге. Карета была уже готова, кучер ждал. Лакей стоял у открытой двери. Герцог приостановился и сказал кучеру:
— Поверните, Банкс. С милю назад я видел указатель на Локерс-Грин. Если я не ошибаюсь, там есть гостиница, где кормят прилично.
— Хорошо, ваша светлость.
Герцог подозвал всадника, стоявшего рядом с лошадью, потерявшей подкову. Он коротко поговорил с ним, дал денег и сел в карету. С трудом развернувшись на узкой дороге, они отправились обратно тем же путем, каким приехали сюда.
Память не подвела герцога, он часто охотился в этих местах и знал их. Гостиница в Локерс-Грин, хотя довольно примитивная и расположенная в стороне от проезжих дорог, была достаточно удобной. Хозяин, с удивлением и восторгом суетившийся вокруг герцога, заверил его светлость, что обед будет готов в ближайшее время, а от кларета не отказались бы и в благородных домах.
У него, однако, не было намерения появляться на сцене слишком рано. Его светлость милостиво позволил хозяину выразить смиренную, хотя и чрезмерную благодарность за оказанную его гостинице честь и медленно, с достоинством отправился к ожидающей карете…
На дальнем конце деревни карета остановилась у высокой стены, над которой легко было заметить ветви груши. Никого не было видно. Герцог подождал и через короткое время услышал стук копыт. К нему подъехал всадник, прятавшийся на другой стороне дороги.
Он быстро спешился и подошел к дверце кареты.
— Ну что? — спросил герцог.
— Джентльмен подъехал в коляске как раз к девяти часам, ваша светлость. Молодая леди ждала его на дереве. Они немного поговорили, она соскользнула со стены и села в коляску.
— Они поехали на север?
— Да, ваша светлость.
— Ты позаботился об оси, как я просил?
— Да, ваша светлость. Человек в гостинице не хотел ничего делать меньше чем за две гинеи, но он умелый мастер и клялся, что они не проедут больше пяти миль.
— Хорошо!
В голосе герцога послышалось одобрение. Он уже готов был откинуться назад, но вспомнил:
— Сколько лошадей?
— Три, ваша светлость, но не очень хорошие.
Герцог улыбнулся:
— Скажи Банксу ехать, но спешить не надо.
— Хорошо, ваша светлость.
Послышался щелчок кнута, и карета тронулась. Герцог, как бы устав, закрыл глаза.
Через полчаса он их открыл. Карета медленно двигалась, и в окно герцог увидел то, что ожидал: коляска в канаве, лошади сбились, грум старается успокоить их. Колесо коляски сломалось, она стояла, накренившись, но, к счастью, на травянистую обочину, так что карета герцога могла проехать рядом.
— Что-то случилось? Вам помочь?
Спрашивал Банкс. Его громкий голос разнесся над головами грума и испуганных лошадей. Ему ответил голос из коляски. Темноволосый человек высунул голову из закрытого занавеской окна и закричал:
— Конечно, ты можешь помочь. Иди к голове лошадей, дурак!
Кучер посмотрел вниз, как бы ожидая дальнейших указаний. Герцог медленно поднял плечи с уютных подушек, дверь кареты открылась, и он не спеша вышел на дорогу.
Мелкомб поднял лорнет и рассматривал говорившего из коляски человека. Тот с трудом вылез, закрыв за собой сломанную дверцу. Он был без шляпы, на щеке царапина. Он смахнул осколки стекла с рукава, посмотрел вверх и увидел, кто перед ним. Он был спокоен, но глаза его раскрылись, как будто он увидел привидение.
— Мой дорогой Роксхэм! — любезно сказал герцог. — Какое несчастье! И как хорошо, что у меня есть счастливая возможность прийти вам на помощь.
Лицо лорда Роксхэма, однако, отнюдь не выражало удовольствия. Он поправил галстук, словно ему было душно, и только после заметной паузы обрел голос.
— Это вы, Мелкомб! — воскликнул он. — Неужели я никогда не избавлюсь от вас? Во имя ада, что вы тут делаете?
— Я, конечно, мог бы задать вам тот же вопрос, милый мальчик, — ответил герцог. — Поскольку королевская дорога открыта для всех, кто хочет путешествовать, я нахожу крайне нелюбезным ваш ответ на предложение о помощи.
Лорд Роксхэм пытался сдержаться.
— Мне не нужна ваша помощь, благодарю, Мелкомб, — ответил он чопорно. — Один из моих грумов отправится за другой коляской. Пожалуйста, не затрудняйтесь, продолжайте ваше путешествие.
— Но такие действия, конечно, отнимут время, — сказал герцог с подчеркнутым удивлением. — Позвольте мне подвезти вас, дорогой друг. Моя карета большая, а я путешествую один.
Такая доброта, казалось, разъярила его милость.
— Я не хочу, чтобы вы подвозили меня, Мелкомб, — сердито бросил он. — И если вы хотите оказать мне любезность, уезжайте немедленно.
Герцог с ног до головы осмотрел его.
— Неужели вы хотите отделаться от меня? — протянул он.
Пока он говорил, в окне упавшей коляски показалось лицо.
— Пожалуйста, — прокричал голос, — пожалуйста, помогите мне!
Герцог проявил неподдельное удивление.
— Теперь я понял, почему вас не заинтересовало мое предложение, Роксхэм. Вы не одни!
— Не займетесь ли вы своим делом и не уедете ли? — прохрипел Роксхэм.
Герцог посмотрел на лицо в окне.
— Вы уверены, что это не мое дело? — мягко спросил он.
Дверь коляски распахнулась, и леди проворно выскочила из нее на дорогу.
— Мое платье зацепилось за другую дверь, — пожаловалась она. — Я не могла выйти.
Лорд Роксхэм протянул руку, как бы желая остановить ее, но она быстро прошла мимо него и подошла к герцогу.
— Мне показалось, сэр, что вы предложили этому джентльмену место в вашей карете. Если там есть место, не могли бы вы взять меня, раз он отказался?
Она говорила четко, но голос ее дрожал. Герцог поклонился:
— Моя карета в вашем распоряжении, мадам. Не скажете ли вы, куда вы направляетесь?
Лорд Роксхэм шагнул вперед и положил руку на руку леди.
— Нет, вы не должны говорить. Вы поедете со мной. Нам нет необходимости пользоваться добротой джентльмена.
Леди инстинктивно отдернулась, как будто прикосновение его милости вызвало у нее отвращение, и протянула обе маленькие ручки к герцогу.
— Пожалуйста, сэр, возьмите меня с собой.
Это был крик о помощи, здесь не могло быть ошибки. Герцог грозно посмотрел на лорда Роксхэма:
— Леди выглядит испуганной, Роксхэм. У вас есть объяснение, чем вызван ее страх?
Лорд Роксхэм не ответил, и тогда герцог сказал:
— Вы молчите. Может быть, вы окажете мне любезность и представите меня моей подопечной?
Лорду Роксхэму нечего было сказать, но леди внезапно закричала:
— Вашей подопечной? Тогда вы герцог Мелкомб?
Герцог поклонился:
— Ваш слуга, мисс Шейн.
— Так вы мой опекун! Слава богу! Заберите меня. Пожалуйста, заберите меня!
Ее голос прервался, и Равелла Шейн направилась к герцогу, словно ища защиты. Лорд Роксхэм с невнятным проклятием развернулся и пошел прочь. Герцог так посмотрел ему вслед, что Равелла испугалась и коснулась его руки:
— Умоляю, ваша светлость, заберите меня! Сразу!
Герцог посмотрел на нее. Она была очень миниатюрной, заметил он, но ее лицо, затененное полями шляпы, трудно было разглядеть. Нельзя было судить о ее привлекательности, не считая удивительно приятного голоса.
— Позвольте помочь вам сесть в карету, — предложил он.
Ее рука чуть коснулась его руки, и она оказалась внутри.
— У вас есть какой-нибудь багаж? — спросил он.
— Мой узелок в коляске, — ответила она.
Герцог взглянул на лакея, стоящего у двери кареты.
— Принесите его, — приказал он.
Он вошел в карету. Через минуту узелок, увязанный в белую шаль, оказался на боковом сиденье. Лакей закрыл дверь. При этом свеча, горевшая внутри, погасла, и герцог только хотел приказать зажечь ее, как тихий голос сзади попросил:
— Пожалуйста, пусть будет темно.
— Вы предпочитаете темноту, мисс Шейн?
В голосе герцога слышалась насмешка. Сколько же молодых женщин, подумал он, просят о том же! Темнота, кажется, придает им мужества для самого бесстыдного поведения.
— Только теперь. Слава богу, вы приехали вовремя.
— Возможно, поскольку я действительно ваш опекун, вы окажете мне любезность и объясните, что вы делали в коляске лорда Роксхэма, — спросил герцог тоном, показывающим, что он не ждет ответа.
— Конечно, — быстро ответила Равелла. — Я ехала к вам.
— Ко мне?
— Да. Лорд Роксхэм сказал мне, что он мой кузен и что он отвезет меня в Лондон к вам. По крайней мере, так он сказал утром, перед тем как я согласилась ехать.
— А потом?
Он ощутил какое-то движение, как будто Равелла закрыла лицо руками.
— Не думаю, что могу… рассказать вам. Мне кажется, он сошел с ума.
— Я настаиваю, чтобы вы рассказали.
Равелла не ответила, и ему показалась, что она старается удержать слезы. Он подождал, и через некоторое время она произнесла:
— Он сказал, что собирается жениться на мне.
— И вас это удивило?
— Конечно! Ведь он сказал, что отвезет меня к вам.
— И вы поверили ему?
— Я хотела поверить. Когда он сказал, что он мой кузен, я рассказала ему, какой несчастной я была. Понимаете, я думала, что вы никогда не заберете меня из этой ужасной школы.
— Вам она не нравилась?
— Я ненавидела ее! Вы же читали мои письма. Я несколько раз писала вам. Разве вы их не получали?
— Я сожалею, — начал он.
— Вы были за границей, — быстро сказала Равелла. — Я все повторяла себе это объяснение. Но очень трудно жить в заключении, когда тебе даже не к кому обратиться.
— В заключении? — спросил герцог.
— Мне так казалось. Возможно, это предубеждение, потому что я всегда была свободной… с папой. И мне это нравилось. Мы были счастливы вместе. А потом, когда я была так одинока без него в этой академии для юных леди! Я не могу описать, как я ненавидела все: учителей, ругающих меня, эти идиотские усмешки юных леди…
— Кажется, Хоторн поступил не очень мудро.
— Хоторн?
— Мой адвокат.
— А, этот высохший маленький человек, который привез меня сюда. Он сказал мисс Примингтон, что у меня нет денег и что я должна буду сама зарабатывать себе на жизнь. После этого она потеряла ко мне интерес, хотя за меня платили.
— Хоторн превысил мои указания, — сказал герцог. — Но теперь, как вы, без сомнения, слышали, многое изменилось.
— Что изменилось?
— Ваши обстоятельства, моя дорогая.
— Изменились? Но почему?
— Хоторн не сообщил вам?
— Нет. Он писал не мне, а мисс Примингтон, когда присылал деньги.
— Вы, несомненно, получили бы письмо от него завтра. Но лорд Роксхэм не упомянул и не объяснил своего внезапного интереса к вам?
— Нет, кроме того, что хочет жениться на мне… Он сказал: «Я все равно женился бы на вас, но вы хорошенькая, так что сделаю это с удовольствием». И… он поцеловал… меня.
В ее мягком голосе слышался такой ужас, что герцог улыбнулся:
— Вам не нравится, когда вас целуют?
— Я это ненавижу! Это отвратительно! Это причинило мне боль, я просто заболела из-за него.
— Лорду Роксхэму это бы не польстило.
— Он противный. Если бы я была мужчиной, я бы убила его. И если он еще раз коснется меня, я так и сделаю.
— Вы ужасно кровожадны, — улыбнулся герцог. — В конце концов, такая элегантная леди, как вы, привыкнет к поцелуям.
— Никогда! Никогда!
Это был страстный протест. Внезапно герцог почувствовал, как маленькая ручка скользнула в его руку.
— Это не только из-за поцелуев, — прошептала Равелла. — Это и из-за его слов и из-за его рук… Он сильный… Я сопротивлялась, сильно сопротивлялась, а потом… потом вы приехали.
— Вы обрадовались моему вмешательству?
— Обрадовалась! О, я так много думала о вас! Я пыталась представить вас себе, думала, на кого вы похожи, будете ли добры ко мне. И когда вы были так необходимы мне, вы появились.
В ее голосе звучала страстная благодарность.
— Совсем не нужно такой благодарности, — медленно сказал он.
— Я всегда буду вам благодарна. И теперь, когда вы приехали за мной, мне больше нечего бояться. Я боялась то одного, то другого, с тех пор как умер папа. Я была так одинока, так не уверена в будущем. И вы приехали, вы, мой опекун.
— Помимо моего опекунства, ваше будущее теперь вполне надежно, — прервал ее герцог. — Возможно, я должен объяснить. Ваш дядя, лорд Роксхэм, не человек, оскорбивший вас своим вниманием, а его отец, умер неделю назад и оставил вам свое состояние. Вас можно поздравить. Вы теперь богатая молодая женщина.
Ее пальцы задрожали в его руке, и она вырвала свою руку.
— Это шутка? — спросила она.
— Нет. Ваш дядя завещал вам все свое состояние.
— Но почему?
— Думаю, чтобы не получил его сын Алистер.
— Но родственники мамы никогда не разговаривали с нами. Я всегда знала, что они не одобряли, что мама вышла замуж за папу, потому что он беден и не занимает высокое положение в обществе. Они отказались от встречи, даже когда мама умерла. Папа написал, что ее нет в живых, но никто не приехал, даже не написал.
— Возможно, но они постарались загладить это, хотя, как вы могли убедиться, в том, чтобы быть богатой, есть свои недостатки.
— Я не хочу денег.
— Прошу прощения?
Герцогу показалось, что он плохо расслышал.
— Я сказала, — повторила Равелла, — что не хочу денег. Отдайте их обратно!
— Вы говорите серьезно?
— Да. Мы очень хотели денег, когда мама болела и когда она умерла, когда мы старались расплатиться с долгами. Иногда у нас даже не было еды, потому что мы не могли заплатить торговцам. Вы думаете теперь, когда они оба умерли, я захочу брать деньги, которых нам не давали, когда они были так нужны?
— Со временем вы будете думать иначе, — вежливо заметил герцог. — Однако, оценив ваши намерения, должен указать вам, что как опекун не позволю вам распоряжаться деньгами, пока вы не сможете управлять ими.
— А когда?
— Когда вам исполнится двадцать один год или если вы выйдете замуж.
— Если выйду замуж! — повторила она и добавила: — Так вот почему лорд Роксхэм…
— Правильно! Я предупреждал вас, моя дорогая, что есть свои недостатки в том, чтобы быть богатой женщиной.
— Вы имеете в виду, что другие тоже будут… О нет! Пожалуйста, ваша светлость, позвольте мне отдать эти деньги. Я не хочу их. Лучше я буду бедной.
— Вы хотите вернуться в школу?
— Ой, нет! Но почему я должна возвращаться туда теперь, когда вы приехали? В глубине души я всегда знала, что я там до тех пор, пока не смогу приехать к вам.
— Думаю, вы ошибаетесь и относительно меня, и относительно моих обязанностей.
— Нет, — ответила Равелла. — И я обещаю, что не буду вам надоедать. Я буду помогать вам и присматривать за вами, как присматривала за папой. Он часто говорил, что не знал, что стал бы делать без меня.
— Вы думаете, мне нужен кто-то, чтобы за мной присматривать? Мое дорогое дитя, что вы вообще знаете обо мне?
— А что мне надо знать? — парировала Равелла. — Вы были другом моего папы, он доверял вам и оставил меня на ваше попечение. Ему, бедняге, нечего было оставлять, и я не зря сказала, что была самым ценным его богатством.
— Думаю, вы не все понимаете правильно. Вы знаете, что я не видел вашего отца почти десять лет?
— Разве это важно? Если вы дружили, если вы нравились друг другу, разлука не имеет особого значения.
Герцог вздохнул:
— Я вижу, вы твердо решили, чтобы я нес за вас ответственность. Позвольте предупредить, что это непрактично.
— Почему?
— Найдется немало людей, желающих объяснить вам это. Достаточно будет сказать, что ваш отец не мог бы выбрать менее подходящего опекуна.
В ответ раздался легкий смешок.
— Вы очень скромны! О, дорогой опекун, я чуть было не испугалась, что вы не хотите меня. Я бы этого не вынесла.
— Не вынесли? Почему же?
— Потому что я много думала о вас ночами, когда не могла заснуть. Я разговаривала с вами в темноте. Ведь теперь вы все, что у меня есть. Мама и папа умерли. Я не знаю никого из родственников, я даже не видела никого из них, кроме… лорда Роксхэма.
— Значит, я должен заменить вам семью? Вы льстите мне. Уверяю вас, теперь, когда завещание вашего дяди стало известным, вы найдете много родственников, друзей и знакомых.
— Вы думаете, мне нужны люди, интересующиеся мной лишь из-за денег? Нет! И почему я стану беспокоиться о них, когда у меня есть вы, чтобы позаботиться обо мне?
Они долго молчали. Кажется, впервые в жизни герцог не находил слов. Потом Равелла с любопытством произнесла:
— Я так и не спросила, куда мы едем.
— Вы очень доверчивы, да? Так случилось, что я везу вас в Линке, мое поместье в Хертфордшире. Но из всего, что вы знаете, я могу, как и ваш легкомысленный кузен, насильно похитить вас в моих собственных интересах.
В ответ раздался легкий смешок.
— Теперь вы говорите глупости. Как будто вы можете сделать что-то подобное!
Они снова молчали, пока герцог не увидел огромные железные ворота на въезде в Линке.
— Вы спите? — спросил герцог.
— Нет. Я молчала, потому что джентльмены не любят разговаривать в карете.
— Кто вам сказал?
— Мой папа, — ответила Равелла. — Он сказал, что большинство женщин, путешествуя, имеют скверную манеру надоедать.
Герцог засмеялся. Последние несколько миль он думал о своих новых обязанностях. Ребенок был, по крайней мере, освежающе оригинальным.
— Мы будем дома через несколько минут, — сообщил он.
— А где мы сейчас?
У Равеллы вырвался крик восторга, когда она повернулась к окну.
Высоко в небе плыла луна. Она освещала один из самых больших и прекрасных домов во всей Англии. Это было величественное здание, занимавшее почти четыре акра. Серый камень сохранял вечную красоту, отражаясь в огромном озере вместе с окружающими его каменными террасами.
Равелла смотрела на дом, к которому они приближались. Все окна были приветливо освещены. Окружающая темнота казалась рамой для драгоценных сокровищ. Она смотрела, пока они переезжали мост через озеро, затем вздохнула:
— Он слишком большой. Я боюсь.
— Здесь никто не испугает вас, — уверил ее герцог. Девушка повернула голову, и он понял, что Равелла рассматривает его лицо в темноте.
— Вы не оставите меня? — умоляюще спросила она.
— Обещаю, здесь вам нечего бояться.
Карета подъехала к парадной двери. В потоке света лакеи поспешили вниз по ступеням. Герцог вышел из кареты и подал руку Равелле. Пальцы девочки были холодны и слегка дрожали, когда он вел ее по ступеням в большой зал. Холл в Линке удивлял всех, кто видел его впервые. Огромная лестница, украшенная хрусталем и золотом, резной потолок, мраморный камин из Италии, драгоценные подсвечники на стенах заставляли даже известных путешественников и коллекционеров замирать от восторга.
Но Равелла Шейн, войдя в огромный холл, смотрела только на герцога. Он впервые смог разглядеть ее в свете множества свечей. Она подняла к нему худенькое овальное лицо. Обращенные к нему большие глаза казались слишком огромными и удивительно синими. Она сняла капор в карете, и на ее непокрытой голове герцог увидел буйные волосы, уложенные в немодную прическу, небрежную после долгого путешествия, но образующую блестящий нимб вокруг ее белого лба и отражающую свет свечей.
Он не знал, чего ожидал, но определенно ничего такого маленького, такого утонченного в своей неожиданности. Когда их глаза встретились, на лице Равеллы появилась улыбка, а на щеках заиграли ямочки.
— О, вы совсем такой, как я думала! — воскликнула она.