Мне не стоило сегодня приходить. И я, даже не планировала. Честно, честно.
Решила, что съезжу к родителям. Пообщаюсь с братом, который судя по рассказам отца выиграл какой-то конкурс в интернете по видео играм.
Но сев в метро, я, намеренно или нет пропустила свою станцию. А может дело в том, что засмотрелась на фото торса, которое прислал мне вчера Марк.
Я залипла, наверное минут на пять. Часто дышала и смотрела как одержимая на застывшие капли воды, что сияли на его коже. На изгиб губ и глаза, которыми он словно призывал меня снять с него это проклятое полотенце.
Просто безумие…
И я могла бы увидеть, что под ним. Снова. Но фотографировать свою грудь я не решилась.
Нет никаких гарантий, что уже завтра этими фото не будет заклеены все стены универа.
Но, несмотря на кучу страхов и толику ненависти к Марку, я здесь. В этом огромном, пропахшем потом подвале. Кусаю в кровь губы, наблюдая как нерусский бугай пытается свернуть шею Марку. Не моему Марку.
Он сегодня опять проиграет, это же ясно. Нельзя драться, не восстановившись. А Марк словно хочет себя загнать в инвалидную коляску. Радует, что хоть в штанах у него пока все работает.
Но судя по ярости Ахмедова – это пока. Он так и старается нарушить единственное правило и вдарить Марку по яйцам.
Невольно пришло воспоминание, что я и сама неплохо справилась с этой задачей. Надеюсь, ничего не повредила.
Студентки не переживут. Да и я тоже.
Толпа продолжает реветь, оглушая меня со всех сторон. А бойцы налетают друг на друга снова и снова. Не хуже титаника с айсбергом.
И совсем немного времени осталось выяснить, кто есть кто.
Страшнее всего стало, когда Ахмедов хотел прыгнуть на уже лежащего без сил Марка.
Причем навострив свой локоть прямо ему на позвоночник.
Я не выдерживаю!
Подрываюсь вместе со всеми, откидываю капюшон, в котором всегда сижу, и кричу в противовес всем:
– МАРК! НЕТ!
Он словно оживает.
И за долю секунды откатывается в сторону, а Ахмедов врезает локоть в пол ринга и ломает руку с таким звучным треском, что становится не по себе. Ревет от боли, но мне его не жалко. Меня волнует другое.
Марк подскакивает, смотрит в мою сторону и меня пробирает дрожь до самых кончиков пальцев на ногах.
Не мог же он заметить меня в этом месиве? Пусть, я и не маленькая. И тем более не мог услышать.
Толпа только что кричащая «Ахмедов», резко переобувается и начинает поддерживать Марка.
От такого лицемерия становится тошно, но я продолжаю стоять и смотреть на ринг. На Марка по телу которого струится кровь.
Страшное зрелище.
Еще страшнее, что он продолжает смотреть стрелой в мою сторону, не меняя сосредоточенное выражение лица.
И я не могу двинуться, сесть, развернуться и уйти, как обычно, делаю. Могу только стоять статуей и любоваться своим богом. Таким живым и настоящим, что кажется вот-вот и я смогу снова его коснуться. Ощутить твердость мышц, мягкость губ, опытность длинных пальцев.
И это невероятно, вот так, стоять на расстоянии нескольких метров и погружаться все глубже в то безумие, что творилось с нами в раздевалке. В тот омут, в который я хочу окунаться снова и снова. И пусть называет меня как, хочет, только пусть снова жадно целует, пусть ласкает грудь, пусть его желание снова окажется в моих руках.
Или во рту.
Огромное такое, твердое желание, увитое венами подобное его напряженным, сейчас, рукам.
И всю магию разрушает женский вскрик и какая-то швабра с мочалкой на голове повисшая на Марке и занявшая губы, совсем недавно ласкающие меня.
Острое чувство ревности сносит всё желание. Остается только жажда убийства. И в душе я уже на ринге, душу любовь, что мешает мне жить. Но она только смеется в ответ, унижает меня собственными чувствами.
Вынуждает плакать.
И я отворачиваюсь, не могу на это смотреть. Ведь знала же, что надо уйти раньше. Но он словно загипнотизировал меня.