Чемпионат Европы по баскетболу, проходивший в Москве летом 1953 года, в газете «Советский спорт» освещали трое: заслуженный мастер спорта Степан Спандарян, судья республиканской категории Григорий Акопов и я. В то время газета выходила через день, и каждый раз мы ломали голову: как рассказать о всем интересном, что накопилось за два дня напряженного турнира?
Памятуя, что «нельзя объять необъятное», решили поступить так: давать обобщенный анализ технических новинок и более или менее подробно рассказывать о ходе матчей с участием нашей сборной.
В один из игровых дней этих новинок набралось порядочно, и два специалиста — Спандарян и Акопов углубились в сложную теоретическую статью. Моя задача была проще: рассказать о нетрудной игре нашей сборной уж даже не помню с кем.
Я быстро писал: «Счет открыл такой-то, на пятой минуте на площадку вышел…» Стоп, кто же вышел? Этого баскетболиста я раньше не знал. Он недавно вернулся в родную Армению из Египта, куда еще до революции уехала его семья, стал играть в Ереване и вот вошел в сборную СССР. Все это мне рассказали мои товарищи-соавторы, а вот фамилия… Забыл!
— Гарун (так мы, журналисты, зовем своего друга Акопова), как фамилия?..
— Подожди, дорогой. У нас тут сложный вопрос. А у тебя ж там все простое, — и Акопов снова стал что-то жарко обсуждать со Спандаряном.
Под Северной трибуной стадиона «Динамо», где работали мы, к счастью, было много знакомых спортсменов, тренеров, болельщиков.
— Кажется, Алачачян, — ответил мне кто-то на мой вопрос.
«Правильно, кажется так, — вспомнил и я и, быстро закончив свой репортаж, передал его в редакцию.
Назавтра с утра ко мне домой, размахивая номером газеты, ворвался Акопов.
— Ты что написал?! Какой Алачачян?!
— Ну как же, Гарун? Мне так сказали. А что?
— Сказали! Тебе, может, сказали, что есть композитор Бабачанян? Бабаджанян! Джан, а не чан. Сам ты чан, понимаешь? Аладжаджан!
— Ну, ты на меня не очень жужжи, — рассердился я. — Тебя ведь спрашивали…
Огорченные, мы приехали на стадион. Было ясно, что надо давать поправку, а поправка в газете — считай верный выговор. Да и вообще как-то тяжко — сегодня писать одно, а завтра поправляться…
Первым пролил бальзам на мою душу Спандарян. Он ничего не заметил. А когда я под свирепыми взглядами Акопова стал то и дело говорить «Алачачян», он спросил меня:
— Алачачян прекрасный игрок. Но почему ты все о нем да о нем? Есть ведь и другие.
— Аладжаджан! — со страданием в голосе воскликнул Акопов.
— Алачачян как-то лучше в микрофоне звучит. — Невесть откуда появившийся Вадим Синявский, оказывается, слышал наш разговор и вмешался в него. Он несколько раз повторил фамилию так и эдак и решил:
— Алачачян. А потом, что же мне — поправку давать? Я его вчера раз двадцать назвал.
Приехали наши баскетболисты.
— Арменак! — позвал Акопов одного из них, а дальше Спандарян, Акопов и Арменак говорили на армянском языке.
Тогда я познакомился с Арменаком. Мы пожали друг другу руки.
— А как же все-таки писать? — спросил я Акопова, думая, что мой новый знакомый еще плохо владеет русским языком и может не понять меня.
— Пишите, пожалуйста, Алачачян, — с мягкой улыбкой ответил Арменак. — Понимаете, это не совсем «дж», не совсем «ч»…
— Это вы ему объясните, — с видом победителя указал я на своего большого друга Акопова. — Тоже мне знаток!
Ныне всюду и везде говорят и пишут: «Алачачян». Точно так же поступает и судья международной категории Гарун (Григорий) Акопов.