Неядерная мировая война. Чем нас завтра будут убивать?

Министерство обороны США еще не приняло никаких доктринальных решений относительно задач, которые могло бы выполнять оружие неядерного быстрого глобального удара. Рассматриваемые варианты включают:

✓ лишение нового нарушителя режима нераспространения возможности применить его ядерный арсенал;

✓ уничтожение или вывод из строя противоспутниковых систем;

✓ противодействие средствам противодействия / воспрещения доступа;

✓ ликвидацию наиболее опасных террористов и срыв террористических операций.

Каждая из этих задач предъявляет особые требования к применяемым вооружениям. Эти требования различаются в зависимости от:

✓ необходимости обеспечить оперативность (решение о применении оружия и поражение цели должен разделять короткий промежуток времени) и/или тактическую внезапность (противник не должен быть предупрежден о предстоящем ударе);

✓ необходимой дальности оружия, которая снижается, если велика вероятность того, что стратегическое предупреждение о предстоящем конфликте поступит своевременно, чтобы дислоцировать соответствующие силы и средства в пунктах передового базирования;

✓ типа и эффективности оборонительных систем;

✓ характеристик целей.

Веских доказательств того, что США создают оружие НБГУ для возможного применения против российских и китайских ядерных сил, не существует (хотя возможность их использования против обычных вооруженных сил Китая рассматривается).

Дискуссии о создании средствами НБГУ угрозы важным, отдаленным, появляющимся на короткий промежуток времени, высокозащищенным целям без конкретных сценариев применения затушевывают важные различия между боевыми задачами. Ситуационный подход с большей вероятностью позволит повысить отношение эффективности систем НБГУ к их стоимости.

Хотя само понятие «неядерный быстрый глобальный удар» появилось сравнительно недавно, во времена администрации президента Джорджа У. Буша, концепция, которая за ним стоит, отнюдь не нова. В годы холодной войны, по мере того как увеличивалась точность межконтинентальных баллистических ракет (МБР), изучение возможности их использования для доставки неядерных боезарядов стало фактически неизбежным[9]. Судя по всему, консультанты американского военного ведомства выдвинули первые предложения на этот счет в середине 1970-х годов. В частности, по итогам исследования, проведенного корпорацией RAND в 1975 г. по заказу ВВС США, была озвучена возможность разработки для межконтинентальных баллистических ракет высокоточных систем навигации, что «позволит там, где это требует или допускает ситуация, использовать минимально возможный заряд и даже неядерное взрывчатое вещество» (курсив мой. – Дж. Э.)[10].

Исследование RAND примечательно не только самим упоминанием об обычных боеголовках для МБР, но и обоснованием этой концепции, на три с лишним десятка лет ставшим основой для аргументов консультантов правительства. Основной мотив исследования – МБР могут утратить актуальность, если «их будут считать просто одним из трех средств [наряду с баллистическими ракетами морского базирования и тяжелыми бомбардировщиками] выполнения одной и той же задачи»[11]. Однако, утверждали авторы, МБР можно при сравнительно небольших затратах превратить в высокоточное оружие меньшей разрушительной силы, обеспечивающее «эффективное и гибкое нацеливание при минимальном побочном ущербе»[12]. Стремление «выгодно воспользоваться» существующими ядерными средствами для создания более практичного и универсального оружия стало одним из важнейших аргументов в пользу разработки гиперзвуковых систем большой дальности[13].

В 1995 г. корпорация RAND провела еще одно исследование – о перспективах американских ядерных сил после окончания холодной войны. В нем ставился все тот же вопрос: «Можно ли найти для стратегических средств доставки, многие из которых могут быть ликвидированы в рамках сокращения по Договору СНВ–1, рентабельное применение в качестве неядерных средств доставки?»[14]. Изучив возможность использования МБР и баллистических ракет морского базирования для доставки обычных боеголовок, авторы пришли к выводу: «Почему бы и нет? Это относительно дешево и, возможно, когда-нибудь нам пригодится»[15].

Почти десять лет спустя, в 2004 г., эти же аргументы были представлены в докладе Научного комитета Министерства обороны США (эти доклады не являются официальными политическими документами, но порой отражают официальную точку зрения и/или влияют на нее). Его авторы выступили за оснащение существующих средств доставки ядерного оружия боеголовками обычного типа, отметив, что, поскольку эти ракеты уже изготовлены, «можно выгодно воспользоваться уже сделанными большими капиталовложениями»[16]. В частности, в духе логики обоих исследований RAND они рекомендовали модифицировать таким образом МБР «Пискипер»/МХ, поскольку «их планируемое снятие с вооружения [в 2005 г.]… позволяет осуществить этот весьма выгодный вариант»[17].

В 2006 г., через тридцать с лишним лет после первого исследования RAND, эта идея, приобретя немало сторонников и став предметом ряда технических исследований по заказу государства, была, пусть и в несколько измененном виде, принята на официальном уровне. Во «Всестороннем обзоре состояния и перспектив развития вооруженных сил США», опубликованном в этом году, администрация президента Джорджа У. Буша объявила разработку неядерных баллистических ракет государственной задачей, анонсировав план по оснащению боеголовками обычного типа баллистических ракет подводных лодок (БРПЛ) «Трайдент D5»[18]. Этот план не был реализован из-за противодействия Конгресса, и теперь усилия сосредоточены на куда более дорогостоящей разработке новых средств доставки «с нуля». Тем не менее происхождение НБГУ еще отдается эхом. Поскольку мотивирующим фактором этой программы долгое время являлся «технический оппортунизм», создание технологий пока опережает разработку доктрины[19]. В августе 2012 г. Мэдлин Р. Кридон, помощник министра обороны по вопросам глобальной стратегии, признала: Соединенные Штаты «пока лишь приступили к выработке политики, сопровождающей» новые технологии[20].

Медленные темпы выработки политической составляющей не означают, что у НБГУ нет потенциальных ролей. Для этого оружия предлагается ряд задач – от ликвидации террористов «как минимум» до уничтожения мобильных ядерных ракетных комплексов «как максимум». Однако четкие требования к решению различных задач чаще всего затушевываются общими фразами официальных лиц (по крайней мере на публике) о поражении отдаленных, важных объектов в ситуации, когда фактор времени приобретает критическое значение. Если система НГБУ не будет разрабатываться под конкретные цели, этот технологический проект может оказаться, как выразился один военный подрядчик, «ракетой в поисках задачи». И такая программа вряд ли выживет в нынешних бюджетных условиях.

Ядерная угроза

Поскольку концепция гиперзвукового неядерного оружия большой дальности родилась благодаря идее оснастить ядерные средства доставки ядерного оружия боеголовками обычного типа, не стоит удивляться, что первыми предложенными целями для этого оружия стали «стратегические» объекты, которые являлись и продолжают являться целями для ядерных вооружений. Об этом наглядно свидетельствует исследование RAND 1975 г.[21] В опубликованной в том же году итоговой работе в рамках проекта «Программа планирования НИОКР по разработке средств», который был осуществлен по заданию правительства США, также приводились аргументы в пользу создания неядерных баллистических ракет большой дальности[22]. Список потенциальных целей включал не только советские военные объекты – аэродромы, базы подводных лодок, мобильные ракетные комплексы, но и важные для ведения войны промышленные предприятия, например, нефтеперегонные и металлургические заводы[23]. Все они были взяты из существовавшего в то время перечня целей для ядерных сил США[24]. Комиссия по интегрированной долгосрочной стратегии, созданная президентом Рейганом десять с небольшим лет спустя в 1988 г., отметила: «По мере увеличения точности мощность ядерного заряда, необходимого для уничтожения укрепленных военных объектов, резко снижается – до такой степени, что эту задачу можно выполнить с помощью обычных боеголовок, которыми оснащены некоторые существующие крылатые ракеты, а в будущем десятилетии – и некоторые МБР»[25]. Нет, однако, никаких сведений о том, что в годы холодной войны в США велись практические работы по баллистическим ракетам большой дальности в неядерном оснащении.

После окончания холодной войны в ходе давней дискуссии о способности неядерных сил внести свой вклад в стратегическое сдерживание произошла решительная смена акцентов. Представления об угрозах в США изменились: место потенциального мирового конфликта с СССР заняли «региональные агрессии» со стороны таких государств, как Ирак, Северная Корея и даже Ливия[26]. В рамках такого сценария, утверждал известный специалист по вопросам стратегии в эпоху холодной войны Пол Нитце в знаменитой статье, опубликованной «Washington Post» в 1994 г., «любое ядерное оружие утратит практическую полезность как с политической, так и с военной точки зрения»[27]. Решение проблемы он видел в «стратегическом высокоточном неядерном оружии». Одновременно начали расти опасения в связи с распространением ядерного оружия, что побудило американских специалистов по вопросам стратегии к анализу вызовов, связанных с ведением региональных войн с противником, имеющим ядерные вооружения[28]. В целях нейтрализации ядерной угрозы некоторые эксперты предлагали разработать обычное оружие, способное лишить противника возможности применить его ядерные силы.

Так, в 1994 г. аналитик RAND Марк Дин Мийо порекомендовал Соединенным Штатам создать «оперативные и высокоточные системы наступательных вооружений для уничтожения ядерных сил противника»[29]. Руководствуясь той же логикой, что и Нитце (его статья вышла несколькими месяцами раньше), Мийо утверждал: в борьбе с противниками регионального масштаба необходимо обычное, а не ядерное оружие, поскольку лидеров США «собственное нежелание или нежелание союзников осуществлять ядерные операции не должно удерживать от применения соответствующих средств»[30].

Лишение нарушителя режима нераспространения (а не ядерных держав – России и Китая, которые были противниками США в холодной войне) возможности использовать атомное оружие можно назвать «контръядерной задачей». Термин «контръядерный» в данном случае предпочтительнее, чем «контрсиловой», поскольку первый подчеркивает, что список потенциальных целей не ограничивается пусковыми установками ядерных сил противника, но может включать также, например, объекты системы оперативного управления, руководство, объекты для производства и хранения ядерных боеголовок (действительно, планы применения стратегических сил США всегда предполагали более широкий набор целей, охватывающий не только средства ядерных сил противника)[31]. С целью повышения выживаемости потенциальные объекты для «контръядерного удара» укрепляются и зачастую размещаются под землей, поэтому их называют «высокозащищенными и заглубленными». Другие объекты, в том числе многие комплексы с баллистическими ракетами, являются мобильными.

Идея применения обычных вооружений для решения контръядерных задач нашла сторонников в руководстве США еще до того, как Нитце написал свою статью. В декабре 1993 г. министр обороны Лес Эспин провозгласил «Оборонную инициативу по противодействию распространению ядерного оружия»[32]. Среди задач, поставленных им с самого начала, была и разработка неядерных систем для уничтожения высокозащищенных и заглубленных объектов. В следующем году на этом пути был сделан конкретный шаг: Объединенное стратегическое командование США и Боевое авиационное командование ВВС США официально заявили о необходимости иметь оружие, способное создавать угрозу для таких объектов, подготовив соответствующее обоснование потребности в создании такого типа оружия, призванное стать катализатором НИОКР в этой области[33].

В качестве средства нанесения контръядерных ударов по новым нарушителям режима нераспространения рассматривался целый ряд различных систем вооружений, в большинстве случаев не имевших ни гиперзвуковой скорости, ни большой дальности[34]. Однако МБР и БРПЛ с обычными боеголовками были признаны самой острой стрелой в контръядерном «колчане». Из-за чрезвычайно высокой скорости входа в атмосферу изучалась возможность использования таких боеголовок в качестве проникающих боеприпасов для поражения высокозащищенных и заглубленных объектов[35]. А в связи с малым временем в полете такие ракеты, особенно в случае оснащения маневрирующими головными частями, предлагалось применять против мобильных ракетных комплексов[36].

В 1990-х годах было положено начало официально одобренным изысканиям и НИОКР в области неядерного оснащения баллистических ракет большой дальности. В начале и середине десятилетия Управление программ разработки систем вооружений ВМС США изучало возможности доставки неядерных боеголовок баллистическими ракетами морского базирования «Трайдент C4»[37]. Велись и более конкретные разработки: Пентагон, в частности, профинансировал испытания макета такого оружия, чтобы выяснить, способна ли боеголовка баллистической ракеты проникать в скальную породу. В ходе третьего и последнего испытания, проведенного в сентябре 1998 г., боеголовка проникла на глубину более 13 м, что достаточно для поражения некоторых, хотя, конечно, не всех сильно заглубленных объектов[38].

После этих экспериментов Научно-исследовательская лаборатория ВВС в декабре 1998 г. объявила конкурс на разработку оборонными предприятиями неядерной проникающей боеголовки для МБР, способной поражать высокозащищенные и заглубленные объекты[39]. Хотя эти программы не увенчались попытками закупки подобных систем, они показывают, что правительство США изучало вопрос об оснащении МБР и БРПЛ боеголовками обычного типа еще до того, как администрация Буша официально инициировала программу НБГУ.

Концепция неядерного быстрого глобального удара полностью соответствовала образу мысли в Пентагоне в период правления администрации Буша. Во «Всестороннем обзоре состояния и перспектив развития вооруженных сил США» 2001 г. администрация заявила о намерении отойти от традиционной модели военного планирования на основе существующих угроз в пользу подхода, основанного на боевых возможностях, что подчеркивало непредсказуемость международных отношений и, следовательно, необходимость обладать способностью победить независимо от того, «кто может быть противником и где может начаться война»[40]. В таком контексте неядерные высокоточные вооружения большой дальности, способные за короткое время поразить цель в любой точке планеты, естественно, казались привлекательными. Более того, возможность наносить высокоточные удары на большую дальность во «Всестороннем обзоре…» 2001 г. была названа одним из важнейших элементов нового подхода[41]. Эта идея получила дальнейшее развитие в «Обзоре ядерной политики и стратегии развития ядерных сил США» 2001 г. в форме «новой триады», первый компонент которой содержал наряду со средствами доставки ядерного оружия эпохи холодной войны также и «новые стратегические неядерными ударные силы»[42]. В качестве особо важных целей для этих новых неядерных сил и средств опять же были названы высокозащищенные и заглубленные объекты.

В 2003 г. была разработана новая задача – «глобальный удар», т. е. «способность оперативно планировать и осуществлять удары на большой дальности и в кратчайшие сроки с целью высокоточного поражения наиболее значимых объектов противника»[43]. Ее выполнение было поручено Стратегическому командованию Вооруженных сил США[44]. (Во избежание путаницы следует отметить, что НБГУ является одной из форм «глобального удара». Концепция «глобального удара» включает в себя также ядерные и «неоперативные» неядерные удары, а также действия, не связанные с кинетическим воздействием на цели, например, электронные и информационные атаки.) После этого в мае 2003 г. ВВС США подготовили «Обоснование в потребности создания оружия для быстрого глобального удара», на основе которого до сих пор ведутся все работы в этом направлении[45].

В первые годы деятельности администрации Буша выдвигалось немало предложений относительно потенциальных задач НБГУ, но одним из главных обоснований этой программы все время оставался контръядерный удар[46]. В частности, в 2003 финансовом году (ФГ) из Фонда Министерства обороны на чрезвычайные нужды были выделены средства на разработку управляемой головной части для баллистической ракеты «Трайдент D5» в целях создания проникающего боеприпаса, способного «поражать укрепленные подземные объекты, например, бункеры систем оперативного управления и хранилища в Ираке и Северной Корее»[47]. Обосновывая потребность в этом оружии, помощник министра обороны по политике в области международной безопасности Питер К. У. Флори отмечал: «В случае регионального кризиса с участием противника, имеющего оружие массового уничтожения, действенность нашего потенциала сдерживания может зависеть от способности создать угрозу объектам, наиболее значимым для руководства этого государства, при минимальном побочном ущербе. В число этих объектов могут входить [оружие массового уничтожения], ракеты, объекты системы оперативного управления и подземные укрытия для руководителей государства: все это, как правило, представляет собой высокозащищенные и заглубленные цели»[48]. (Это заявление также иллюстрирует тот факт, что контръядерная задача периодически формулировалась шире: как противодействие «оружию массового уничтожения». Допускалась возможность также применения средств НБГУ против инфраструктуры, связанной с химическим и биологическим оружием[49].)

После прихода к власти администрации президента Барака Обамы контръядерный удар оставался одним из важных обоснований для необходимости НБГУ. В самом, пожалуй, исчерпывающем политическом заявлении по НБГУ – докладе, представленном в Конгресс США в соответствии с требованием резолюции Сената об утверждении нового Договора СНВ и рекомендаций по нему – было четко заявлено, что сохраняется интерес к контръядерной задаче: «Системы НБГУ могут дать ряд преимуществ, в том числе в плане укрепления политики сдерживания в отношении таких государств, как Северная Корея и Иран… Эти возможности расширят круг вариантов действий президента в случае кризисов и конфликтов, и, в частности, США получат возможность подвергать угрозе оперативного высокоточного удара ключевые наиболее значимые объекты, такие как связанные с [оружием массового уничтожения] и баллистические ракеты»[50].

Аналогичным образом в докладе Научного комитета Министерства обороны, подготовленном в 2009 г., анализировалась возможность нанесения контръядерного удара с использованием обычных вооружений по «региональному противнику», обладающему 10 мобильными ракетами с ядерными боеголовками и 3 подземными объектами для обеспечения ракетных комплексов и хранения резервных боеголовок[51]. Хотя в этом докладе действенность такого удара оценивалась менее оптимистично, чем в аналогичном документе, опубликованном этим советом пятью годами раньше, он свидетельствует о том, что контръядерные удары по-прежнему рассматривались как одна из потенциальных задач для НБГУ[52]. Если администрации Буша и Обамы упоминали конкретное государство, которое может стать объектом для контръядерного удара, речь почти всегда шла о Северной Корее или Иране либо, когда такая конкретизация была неуместна, о «деструктивных государствах» и «региональных противниках». Однако Россия и Китай (на американском военном жаргоне они называются «почти равными конкурентами») выражают серьезную озабоченность по поводу того, что в случае острого кризиса США могут атаковать их ядерные силы средствами НБГУ или неоперативным высокоточным оружием. На деле убедительных свидетельств того, что правительство США рассматривает НБГУ как средство для ударов по российским или китайским ядерным силам, или того, что подобная задача когда-либо пользовалась существенной поддержкой правительства, не существует, хотя отдельные чиновники иногда и высказывались в пользу такой идеи (см. врезку «Насколько велика заинтересованность в прямой “замене” ядерного оружия средствами НБГУ?» на с. 36). Столь же мало свидетельств того, что Вашингтон обдумывает применение НБГУ против России в любых других целях. В то же время среди потенциальных задач НБГУ помимо контръядерной может фигурировать и задача удара против Китая. Но целями для этих ударов будут не ядерные объекты, а силы общего назначения КНР.

Терроризм

Во времена холодной войны и в 1990-х годах применение баллистических ракет против негосударственных субъектов не рассматривалось. Однако теракты 11 сентября 2001 г. повлияли на американскую военную мысль в целом ряде сфер, в том числе и на представления о потенциальных задачах неядерного оружия большой дальности. Например, в докладе о НБГУ, подготовленном в 2008 г. Национальным советом по научно-исследовательским разработкам при Национальных академиях США, и в исследованиях Научного комитета Министерства обороны, опубликованных в 2004 и 2009 гг., а также других известных работах, посвященных тематике стратегического удара, говорится о задачах применения гиперзвуковых неядерных систем большой дальности против террористов[53].

Основной сценарий, в котором рассматривается применение оружия НБГУ против негосударственных субъектов, – встреча лидеров террористических группировок. Национальный совет по научно-исследовательским разработкам приводит две причины, по которым в такой ситуации может потребоваться гиперзвуковое оружие большой дальности[54]. Во-первых, отмечается в докладе, поскольку точное время и место встречи могут стать известны лишь в последний момент, у США будет очень мало времени для планирования и нанесения удара, что придает особое значение скоростным характеристикам оружия. Во-вторых, при использовании неоперативных систем, например, крылатых ракет, за то время, что эти ракеты находятся в полете, противник может быть предупрежден о предстоящем ударе. В качестве примера авторы приводят неудачное применение крылатых ракет против Усамы бен Ладена в Афганистане в 1998 г. Национальный совет по научно-исследовательским разработкам ссылается на источник, утверждающий, что пакистанские ВМС, возможно, обнаружили ракеты в полете и в результате субъект атаки был заблаговременно предупрежден[55]. В других аналитических материалах эта версия ставится под сомнение: не исключено, что бен Ладен решил не ехать на встречу несколькими днями раньше, когда один из его помощников был арестован[56].

Даже если абстрагироваться от этого конкретного случая, трудности с ликвидацией бен Ладена в конце 1990-х годов, судя по всему, повлияли на общее представление администрации Буша о полезности НБГУ. Так, в 2006 г. на слушаниях в сенатском Комитете по делам вооруженных сил Флори, обосновывая необходимость этого оружия, указал на «затруднения, с которыми столкнулись президент Клинтон и его команда в устранении угрозы со стороны Усамы бен Ладена», из-за того, что их усилия были скованы «проблемами отсутствия войск на театре, проблемами доступа к базам, проблемами пролета над территориями других государств, проблемами жестких временных рамок»[57]. Он утверждал, что программа модификации БРПЛ «Трайдент» под обычные боеголовки CTM поможет заполнить пробел в тех случаях, когда «традиционные варианты по тем или иным причинам неосуществимы или не обеспечивают президенту приемлемое соотношение рисков и преимуществ»[58].

Предлагались и другие сценарии, связанные с борьбой против террористов. Научный комитет Министерства обороны проанализировал возможность приобретения террористами «оружия массового уничтожения», умещающегося «в большом рюкзаке», для «уничтожения и захвата которого у США есть не более 24–48 часов… после чего это оружие будет перемещено, и его след, вероятно, потеряется»[59]. Кроме того, некоторые утверждают, что оружие НБГУ может быть полезно для пресечения транспортировки ядерных материалов террористической группировкой или «передачи экстремистским государством оружия массового уничтожения террористам»[60].

Некоторые законодатели и аналитики считают, что борьба с терроризмом – главная задача НБГУ[61]. Это мнение почти наверняка ошибочно. Американские официальные лица – особенно во времена администрации Буша, но и при администрации Обамы также, – несомненно, в ряде случаев называли антитеррор в качестве возможной задачи для НБГУ, но куда чаще говорилось о других сценариях, особенно о контръядерных ударах. Учитывая, что применение НБГУ для решения контртеррористических задач менее спорно, по крайней мере по сравнению с другими задачами, есть веские основания предполагать, что относительная редкость упоминания этой темы в официальных публичных заявлениях указывает и на истинную позицию американского правительства, которая не афишируется.

Асимметричные угрозы

За последние десять лет центр тяжести в американском военном планировании сместился с антитеррора и антиповстанческих операций к традиционным межгосударственным конфликтам. Как показывает недавний «разворот» в сторону Азии, особую озабоченность в этой связи вызывает возможность конфликта с Китаем. На деле эта озабоченность возникла еще на стыке последних лет деятельности администрации Клинтона и начала пребывания Буша на посту президента, но после 11 сентября 2001 г. ее временно затмила угроза со стороны негосударственных субъектов.

Главная проблема США в плане межгосударственных конфликтов – нейтрализация «асимметричных» сил и средств, призванных использовать конкретные слабые места Америки, чтобы не позволить ей решительно использовать свое подавляющее превосходство в обычных вооружениях. В частности, с помощью НБГУ предлагается устранить две такие асимметричные угрозы: со стороны противоспутникового (ПС) оружия и средств противодействия / воспрещения доступа.

Спутники представляют собой один из главных инструментов обеспечения военных операций США, поскольку они играют важнейшую роль во многих аспектах ведения боевых действий, в том числе в связи, навигации и наблюдении. Озабоченность Соединенных Штатов вызывает прежде всего китайское противоспутниковое оружие (хотя порой аналогичные опасения выражаются и в отношении России)[62]. Пекин, как считается, разрабатывает различные ПС-системы, а в некоторых публикациях китайских военных подчеркивается большое значение противоспутниковых операций в случае конфликта с США[63].

11 января 2007 г. Китай успешно испытал кинетическое ПС-оружие, поразив один из собственных спутников на высоте 850 км (530 миль) и продемонстрировав тем самым, что у него есть определенные возможности для атаки американских спутников, в частности, разведывательных, на сравнительно низких орбитах[64]. Кроме того, 13 мая 2013 г. в КНР, возможно, была испытана система, обеспечивающая уничтожение спутников на существенно больших высотах: в этот день там был произведен пуск ракеты на высоту 10 000 км (6200 миль), хотя сам перехват при этом не производился[65]. Главное значение этого испытания связано с тем, что оно может представлять собой шаг к созданию оружия, способного угрожать американским спутникам, находящимся на еще более высоких орбитах, – группировкам спутников глобального позиционирования (GPS) и раннего предупреждения о ракетном нападении. Более того, успешное испытание ПРО в Китае 11 января 2010 г. продемонстрировало наличие у него технологий кинетического поражения, которые можно использовать и для противоспутниковых задач[66] (так, 20 февраля 2008 г. США с помощью ракеты-перехватчика ПРО уничтожили собственный спутник, падавший на землю, и, по утверждению Пентагона, создававший угрозу безопасности людей[67]).

Американские официальные лица еще в 2005 г. публично заявляли, что системы НБГУ могут быть полезны для борьбы с китайским противоспутниковым оружием[68]. Однако на первый план этот вопрос вышел после испытания в КНР ПС-оружия в 2007 г. Вскоре после этого на слушаниях в Комитете по делам вооруженных сил Палаты представителей Конгресса США главу Объединенного стратегического командования Джеймса Картрайта попросили привести примеры конкретных сценариев, при которых США могли бы рассмотреть возможность применения оружия НБГУ. Генерал, в частности, заявил: «Возьмем пример с недавним испытанием противоспутникового оружия. Если объект находится в глубине территории государства и надо на него оказать воздействие, чтобы исключить второй пуск, то обладание неядерным оружием для применения против неядерных же систем, например, противоспутниковых, представляется вполне адекватной задачей в плане защиты наших интересов в космосе»[69]