— Так вот, в среднем за год совершают самоубийство пять тысяч жителей Соединенного Королевства Великобритании и Ирландии, — сказал мистер Оливер классу за полчаса до того, как покончил с собой. Мальчики и девочки смотрели на него с вежливым равнодушием.
— Довольно интересная цифра, — оживленно продолжал учитель. — Да, очень интересная.
Кэти Уильямс подняла светловолосую голову. Она скрестила свои длинные ноги — у сидевших поблизости мальчишек перехватило дыхание, им даже показалось, будто они слышат, как при трении тонко шипит ее нейлон.
— А почему не больше и не меньше? — спросила она. — Почему не пятьсот или не пять миллионов?
— В этом все и дело, понимаете? — ответил мистер Оливер. — Вот что здесь самое интересное. Никто толком не знает, почему так происходит. Просто принято считать, что давление общества на человека таково, что происходит именно такое число самоубийств.
Кэти многозначительно посмотрела на Роберта Сенделла, самого прыщавого из своих ухажеров.
Тот облизнул губы и послушно пробормотал:
— В ка-аком они возрасте, сэр? Я хочу сказать, они — молодые? Я хочу, то есть, спросить…
Роберт покраснел и умолк, остальные захихикали, стреляя себе в висок из воображаемых пистолетов.
— Боюсь, возрастную разбивку не делали, — ответил мистер Оливер. — Не думаю, что среди них было много молодых людей. Хотя и они попадаются, конечно… Но возникает вопрос, почему столь многие выбирают «римский путь»… Кстати, кто-нибудь знает, почему — «римский путь»?
Никто не ответил. Внезапно хлынул дождь, и все дружно повернулись к широким окнам.
— Потому что римляне одобряли самоубийство, — ответил наконец мальчик с удивительно низким голосом.
— Ну, я бы не сказал, что они «одобряли», — заметил учитель. — Хотя это уж точно, неодобрительного отношения у них не было. Это считалось правом каждого человека. Однако с появлением христианства, разумеется…
Вялая дискуссия продолжалась еще некоторое время, потом прозвенел звонок — электронные усилители разнесли его трели по всем коридорам и классным комнатам.
— Спасены! — воскликнул юноша, потом вспыхнул и смущенно добавил: — Извините, сэр. До свидания.
Мистеру Оливеру уже можно было идти домой и заниматься обычными делами, но он ощущал себя в каком-то безвременье. Он подошел к окну, уставился на серый лондонский пейзаж. Общение с детьми оставляло в его душе чувство неудачи, провала. Что он может дать детям, кроме сухих прописных истин? Если сам он не видит смысла в жизни, так чему же учить молодежь?
Еще лет двадцать этой бессмысленной работы, потом несколько лет на пенсии, а дальше — болезни, унизительное существование в больнице и… смерть. Так стоит ли дожидаться всего этого!
Нет, так нельзя! В комнате было душно. Он должен сопротивляться, это ясно. Сначала подышать свежим воздухом из окна, потом прогуляться. Действие, любое действие, даже самое простое, поможет ему встряхнуться.
Он открыл окно, и воздух в комнате показался ему еще более отвратительным. Дождь хлестанул в лицо, и он чуть наклонился вперед, навстречу струям. Его тело — тело немолодого человека — подрагивало от холода и казалось дряхлым и никому не нужным.
— Бедный Билли, — прошептал он, не замечая, что говорит вслух, — ты совсем замерз. Какая холодная жизнь.
И бросился вниз головой на бетонированную дорожку.
Самоубийство учителя сделало этот вечер каким-то особенным. Сразу после ужина все стали лихорадочно перезваниваться по телефону. Согласно неписаному кодексу поведения, более строгому, чем нудные правила родителей, девочки могли звонить девочкам, мальчики — мальчикам и девочкам, но ни в коем случае девочка не должна первой звонить мальчику.
Примерно через час группы, стайки и ганги стали собираться в кафе и кофейных барах района. Самые «крайние» элементы, как обычно, толпились у музыкального автомата в «Тропической ночи». В полном противоречии с теориями школьных психологов и социологов местный клан состоял из двух групп подростков, между которыми на первый взгляд было мало общего: хулиганов и интеллектуалов. За пределами школы имели значение высота прически и ширина джинсов, но никак не оценки. И эти две группы на год-два объединяло взаимное, хотя и вынужденное уважение.
— Вот он рассказывал про это да сам себя и грохнул, — сказал Эрни Уилсон. Его слушали внимательно: три недели в исправительном заведении создали ему стойкий авторитет. — Да пускай все эти учителя попрыгают из окон. Они же глупые, а то бы не пошли на такую работу.
Эрни Уилсон всегда ходил в черной пластиковой куртке под кожу. Выше пояса он одевался в расчете на Арктику, ниже — тонкие узкие джинсы, нейлоновые носки и мягкие остроконечные сандалеты. Эрни не мог допустить, чтобы разговор перехватили занудные интеллектуалы, и, тыкая указательным пальцем в воздух, он говорил уверенным голосом:
— Он всегда был такой же, как все, этот Оливер: они друг от друга ничем не отличаются. Мысль об этом грызла его, грызла и убила, понимаете? Это — пси-хо-логи-чес-кое! — Он огляделся по сторонам. После ареста — ему было тогда всего четырнадцать — Эрни всегда садился так, чтобы ему была видна входная дверь. Так и получилось, что он первым увидел мистера Теллена, репортера местной газеты. — А, тип из районного листка. Вообще-то он парень ничего.
Мистер Теллен подошел к ребятам и, широко улыбаясь, снял запотевшие очки в черной оправе. Он одевался аккуратнейшим и современнейшим образом — лет эдак на десять моложе своего возраста.
— Ну, ну, — сказал он, — это печальные новости, детки…
— Печальнее быть не могут, детка, — подхватил Чарли Борроуз.
Эрни Уилсон нахмурился и протянул в ковбойском стиле:
— Чего-же-тебе-надо-детка?
Мистер Теллен поплотнее запахнулся в непробиваемую репортерскую шкуру.
— Вы, ребята, должны были знать, думаю, мистера Оливера? Слышали новость, конечно? Несчастный случай, я полагаю? Как, по-вашему, окна там не слишком низкие? Инспектора когда-нибудь приходили в школу? Для вас, ребята, наверное, тяжелый удар, а? У нас-то район тихий, скромный… Вы уж извините, что я столько вопросов задаю. Но это не просто так, здесь есть нечто такое, чего я не понимаю…
— Вали отсюда, молодой человек, а не то… — отрезал Эрни, и все посмотрели на репортера холодно и враждебно. У детей было некое подобие уважения к учреждению, которое они терпеть не могли, и мертвому учителю, которого презирали.
— Во всем этом есть что-то забавное, — заявил мистер Теллен.
— Да, и это забавное — ваша шляпа, — отозвался Эрни, и все расхохотались.
Теллен, однако, знал, что дети не могут долго сохранять позу — а сейчас это было лишь позой — и начнут задавать вопросы. Так и вышло.
— В чем дело? — спросил один из мальчиков. — У вас есть фамилия учителя, вы будете на следствии — чего же вы хотите от нас?
— Чем это пахнет для нас? — Эрни задал вопрос в манере частного детектива из кино.
— Ну, мои дорогие молодые люди! Вы видели слишком много фильмов. Моя газета не платит за информацию. Я угощу всех кофе, но только потому, что вы все мне нравитесь…
— Жаль, что это не взаимно… — пробормотал Чарли.
— Так вот, о мистере Оливере… — начал Теллен, сделав предварительно заказ. Дети притихли.
— Он выбросился из окна. Жаль, что и тебе не пришло в голову сделать это, — отрезал Эрни. — О чем тут вообще трепаться? Это было его право.
— А что вы вообще о нем знаете? — спросил Теллен. — Может быть, — он тряхнул головой, — Оливер занимался с кем-то из девочек… частным образом? Ну, вы понимаете?
Все рассмеялись: «Старый Олли — и девочки! Подохнуть можно!»
Мистер Теллен вытащил из кармана свернутый номер популярной газеты, затем раскрыл ее на самой известной колонке: «Алф Сосед: „Как это вижу я, приятели“». Помимо колонки в газете, Алф Сосед вел еще передачу на телевидении «За соседским забором», которую каждое воскресенье смотрело восемь миллионов человек.
— Мистер Сосед сам направляется сюда, — сообщил Теллен. — Я должен встретить его у подземки через полчаса. — Он проговорил так, словно лично готовил второе пришествие. Весь его вид показывал, что он считает себя не вполне достойным такой миссии, и ребята впервые прониклись к нему доверием.
Ко входу в подземку они пошли вместе с ним. За пределами «Тропической ночи» все обращались к репортеру вежливо, и можно было подумать, что они вышли на прогулку с учителем: трудно было представить, что они только что дразнили Теллена в кафе. И это означало: сейчас дети безмерно далеки от него.
На углу остановилась машина. Из нее выскочил плотненький Алф Сосед, на ходу затягивая пояс замшевого пальто. За ним выбрался высокий нескладный фотограф в засаленном габардине. Мистер Теллен затрусил им навстречу, дети чуть поотстали.
— Пальто у него шикарное, классная замша, — отметил Чарли Берроуз.
— А вот и мы, мистер Сосед, вот и мы, — оживленно заговорил Теллен. — Это мои молодые друзья, они знают мистера Оливера, э… знали его… Я собрал их специально для вас. — Он понизил голос: — Пришлось немного потратиться, знаете, ли…
— Дай перевести дух, приятель, прежде чем я полезу за кошельком, — отдувался Алф Сосед.
— О, я не намекал на компенсацию, мистер Сосед. Просто раз уж они знали этого Оливера…
— Какого Оливера? — удивился Алф Сосед. — А-а-а… Это который выбросился из окна?
Мистер Теллен моргнул и поправил очки.
— Я думал, вы о нем что-то знаете. Я хочу сказать, когда позвонила ваша секретарша, я решил, что вам известно о нем что-то особенное, а теперь получается, что вы даже имени его не знаете.
— Потом все объясню, приятель. — Алф улыбнулся окружившим его ребятам. — Делай девочку, — внезапно скомандовал он фотографу, указывая на Кэти.
— Черта лысого, — возмутилась Кэти. — За кого вы меня принимаете?
— Грязный старикан! — прошипел Эрни.
— Вы меня неправильно поняли, ребята, — сказал мистер Сосед. — Нам нужна фотография. Пусть девочка вылезает из машины, будто она ее собственная.
— Одну ногу вперед, милочка, и улыбайся мне, — давал указания фотограф. — Твоя улыбка должна говорить: «Он был хорошим учителем, нам всем будет его не хватать».
Алф Сосед обернулся к Теллену и отвел его в сторону.
— У меня к вам предложение. Сегодняшнее дело — это не то, что само по себе меня интересует. Я хочу, чтобы вы фиксировали все самоубийства в вашем районе и сообщали мне подробности. Обстоятельства дела, возраст человека, способ самоубийства и прочее. Полгинеи за каждый случай, независимо от того, используем мы его или нет, и пять гиней, если мы об этом услышим на два часа раньше остальных. Договорились?
— Конечно, господин Сосед. Однако в нашем районе не так уж много самоубийств.
— Как так?
— Ну, я не знаю точно. Иногда, например, следствие проводится в другом районе, где есть больница…
— А иногда следствие вообще не проводится, — обронил Алф загадочную фразу. — Поехали, Харри. Этих снимков достаточно.
Они сели в черный «ягуар», машина рявкнула и умчалась.
— Роскошный «яг», — сказал Эрни.
— Ну, до свидания, мальчики и девочки, — попрощался мистер Теллен и заторопился вниз, к подземке.
— Что будем делать? — спросил Эрни.
Взрослые разбежались, и у детей осталось странное чувство пустоты. Вдаль уходили освещенные натриевыми лампами улицы, по которым разъезжают в «ягуарах» мужчины в замшевых пальто… Те, кто был помоложе — лет тридцати — и находился, так сказать, на отшибе группы, потихоньку ушли. Было уже десять часов, и за позднее гуляние родители могли лишить их карманных денег.
Все неспешно пошли к своим улицам. В подъездах и неосвещенных углах ненадолго задерживались: мальчики тискали и неумело целовали своих девочек.
— Мне пора, — сказала Кэти. — Мамаша убьет, если я опять запоздаю.
В этот вечер она была с Эрни. У группы были строгие правила против деления на постоянные пары. Если ты начал с кем-то встречаться постоянно, тебя не то чтобы выгоняли, ты просто уходил сам.
Рука Эрни начала путешествовать к ее груди.
— Нет, — рассердилась Кэти. — Я же сказала, что мне надо идти.
Эрни отпустил ее. В таких вопросах у группы был свой кодекс: если девочка говорит «нет», настаивать нельзя.
— Бедный старый Олли, — сказала Кэти, когда они подошли к ее двери.
— А вдруг все взрослые попрыгают из окон, — усмехнулся Эрни. — Ты только представь себе такое…
В школе провели специальное собрание, на которое младшие классы допущены не были. Учителя отнеслись к происшествию как к несчастному случаю, и в расписание были внесены соответствующие изменения.
После уроков Кэти Уильямс сидела в комнате старост на столе и болтала своими длинными ногами. Из рук в руки передавали газету Алфа.
— Ни единого слова! — возмущался Чарли Берроуз. — И где фотография, на которой ты выходишь из машины?
Как бы не веря себе, они снова и снова раскрывали газету на полосе Алфа. Алф расписывал открытый им признак повышения уровня жизни: теперь носки не штопают, а сразу покупают новые.
Ребята ничего не понимали.
— Во всех газетах ни слова, — сказала Кэти.
— Давайте позвоним Теллену, спросим его, в чем дело.
— О чем спросим?
— Где он купил свою шляпу!
— Да оставь ты в покое его шляпу! Это — серьезно. Происходит что-то непонятное.
— Тогда звони в Интерпол.
— Нет, звонить надо Теллену.
В телефонную будку втиснулось трое, еще семь или восемь ребят стояли вокруг.
Говорила Кэти.
— Можно нам… то есть, я хочу поговорить с мистером Телленом, пожалуйста…
— Кто его спрашивает? — ответил очень усталый мужской голос.
Девушка объяснила.
— О, вы не родственница и не близкий друг, я правильно понял?
Кэти хихикнула.
— Нет, — сказала она, — ничего такого… просто был наш учитель, вы знаете, верно, бедный мистер Оливер. Мистер Теллен спрашивал нас о нем, вот мы и подумали, раз в газетах ничего нет… Он… что? О, я понимаю. Нет, спасибо. — Кэти повесила трубку.
— Выпустите меня, — потребовала девушка, оборачиваясь.
— Давай, Кэти. Что там такое?
Вытолкнув мальчишек из будки, Кэти с отрешенным видом сделала глубокий вздох.
— Мистер Теллен жил с матерью и сестрой. Около трех часов ночи мать почувствовала запах газа, пошла на кухню и обнаружила, что он засунул голову в духовку. Теллен… мертв.
Повинуясь какому-то инстинкту, дети сгрудились в кучу, потом, повинуясь еще более властной воле, молча разошлись по домам.
Дождь, который лил не переставая несколько дней, перешел в теплую морось. На группу из двенадцати ребят приходилось шесть мотороллеров и три мотоцикла. В этот вечер всем хотелось прокатиться куда-нибудь подальше.
— Поехали на Саутэндскую дорогу, — предложила Кэти, — или на ту сторону, в Уиндзор.
Кэти уселась на мотороллер Эрни. Две другие девочки сели на задние сиденья мотоциклов. Шестеро мальчиков, оставшихся без партнерш, возглавили эту моторизованную группу.
Наклонившись вперед, Кэти крепко держалась за пояс Эрни. Щурясь от ветра, она смотрела на проносившиеся мимо мертвые дома. Близость Эрни ее не волновала, она думала о своем.
Ребята группы действовали слаженно, напоминая оперативный ударный отряд; во всяком случае, настроение у них было именно таким. Чтобы остановиться всем враз, сигнала было не нужно. И когда чуть ли не над самой головой у них пронесся заходящий на посадку самолет, все, как один, подумали: «Остановимся в Лондонском аэропорту, посмотрим на самолеты».
Под странным зеленым небом воздушные лайнеры, подобные крылатым ящерам, выстроились в длинный ряд. Самолет, только что пролетевший над колонной ребят, уже подкатывал, посвистывая дюзами, к отведенному ему месту.
Не торопясь, спустились по трапу плотные мужчины в цилиндрах и модных пальто, у каждого в руках был пухлый портфель.
— Большие шишки, — откомментировал Эрни. — Какие-то важные янки из Нью-Йорка или откуда еще.
Группа остановилась у проволочной изгороди рядом со служебным ходом, мальчики обнимали девочек за талии. Кэти ловко увернулась от руки Эрни, которая слишком осмелела под ее кожаной курткой.
— Смотрите, — сказала она, — вон там Алф Сосед.
Все повернулись в указанную ею сторону.
— Где?
— Да вон, позади фотографов: вроде как наблюдает.
Маленький человечек в рабочем комбинезоне не по росту подкатил велосипед к служебному входу, собираясь ехать домой.
— Что там происходит, мистер? — спросила Кэти. — Почему столько газетчиков?
Поскольку спросила девочка, человек в комбинезоне приостановился, прислонив велосипед к изгороди, и не спеша проговорил:
— Это не регулярный рейс. Особый, так сказать. Важные люди из ООН. Что-то по вопросам всемирного здоровья. Но на вид они все здоровые!
Он хохотнул.
— Смотрите, сколько они багажа привезли, наверняка с превышением нормы. Хорошо, что моя смена кончилась. Всемирная организация здравоохранения! Для их здоровья будет лучше, если они сами потаскают свои чемоданы, верно я говорю? Впрочем, как я сказал, вид у них здоровый, так что они приехали, наверное, из-за нашего здоровья, а не своего. До свидания, моя дорогая, до свидания, ребята.
Долго оставаться на одном месте они не могли — звала в путь извечная лихорадка в крови. Они расселись по машинам и помчались на запад, к Уиндзору. Об этом ничего не было сказано вслух, но все понимали, что придется остановиться: те мальчики, у которых на заднем сиденье никого не было, хотели при первом удобном случае обзавестись партнершами. Остановку сделали у залитых огнями башен Уиндзорского замка. Там гуляло много молодых людей.
— Вон три девчонки, — сказал Эрни Уилсон, показывая на противоположную сторону дороги. Мотоциклы и мотороллеры ринулись в ту сторону, как голодные совы на добычу, и «скорая помощь», которой пришлось притормозить, зло облаяла их колоколом. Смеясь и посылая машине вслед воздушные поцелуи, они достигли противоположной обочины.
— Странно, — нахмурился Эрни. — Это уже шестая «скорая помощь», которую мы видим за вечер.
— Да ну их, они все гоняют как сумасшедшие, — недовольно проговорил Эрни. Их группа, обремененная тихоходными мотороллерами, никогда бы не угналась за «скорой помощью».
Мальчики пошли вразвалку впереди, девочки сзади, как скво в индейском племени. Намечалась совместная — мальчики плюс девочки — операция, и, если она удастся, перед обратным путешествием произойдет некоторая перестановка партнеров. Местные девочки остановились у большой ярко освещенной витрины обувного магазина.
— Хэлло, крошки. Скучаете? — окликнул их Эрни. Одна из девочек посмотрела через плечо, потом на подъезд магазина, и тройка вошла в подъезд. Это казалось обычным приглашением, и мальчики подошли ко входу. Подъезд оказался очень просторным, небольшая галерея уводила за угол, куда, вероятно, девочки и скрылись.
Дальше все произошло молниеносно, без предупреждения. Группа парней, дюжина или больше, выскочила из-за угла и окружила их, отрезая от девочек.
Парии не разогревали себя криками и ругательствами, а хладнокровно принялись избивать пришлых, лишь изредка шипя сквозь зубы: «Получил? Получил?»
Эрни уклонялся от ударов, быстрыми движениями перебрасывая тело. За две секунды он отступил на три фута. Для его возраста и опыта это было неплохо, но все же он получил два пинка по ногам, удар коленом в почки и ребром ладони по шее. Потом его сбили на грязный пол, и удар в пах заставил его сжаться в комок от боли. Теперь он уже не пытался сопротивляться, просто лежал, а его пинали в ребра и живот.
Скоро все чужаки лежали на полу, стонали и всхлипывали. Нападавших особенно разъярила одежда Чарли. Сбив его с ног, они сорвали с него галстук, стянули ботинки, отняли куртку под замшу.
— Нет, дайте мне, дайте-ка мне! — вопил толстый парнишка и, когда все расступились, опустился на колени, достав бритвенное лезвие, один конец которого был обмотан изолентой. Сладко вздыхая от удовольствия, он разрезал брюки Чарли на полосы.
Одна из приезжих девочек стала кричать, за что получила удар по лицу собственной сумочкой.
— Ну, хватит! Бежим! — приказал главарь шайки, зажигая сигарету и осторожно выглядывая за угол. Парни отобрали все сумки у плачущих девочек, у мальчиков отобрали бумажники и мелкие монеты и начали по одному выходить из подъезда на улицу, небрежно засунув руки в карманы.
Последним ушел толстый парнишка.
— Вот, девочки, — сказал он удивительно спокойным голосом, показывая на разрезанные брюки Чарли, — можете делать из него пугало, я полоски подходящие нарезал.
— Надо обратиться в больницу, — сказала Кэти.
Эрни с трудом поднялся.
— Нет, — решительно заявил он. — Мы тогда вовек не выпутаемся. Легавые замучают вопросами.
Остальные согласились с ним, и все поплелись к машинам. Видимо, новости распространялись быстро, потому что какой-то парень, не член нападавшей шайки, крикнул им:
— Больше сюда не приезжайте, держитесь подальше от наших девочек!
После чая, который принесли для всех из ближайшего кафе, стали думать, как же им ехать домой. Только трое могли сесть за руль. С трудом наскребли денег на транспорт, благо в карманах осталось несколько ненайденных банкнот. Серый замок горою возвышался над ними.
— Когда-нибудь, — сказал Эрни, — когда-нибудь я еще приеду в этот городишко с большой толпой и все тут вверх дном переверну.
У Алфа Соседа было совещание с редактором газеты.
— У вас нет полной картины, Алф.
— Конечно, нет. Об этом я и говорю. Страна, люди этой страны не получают вообще никакой информации. Вот почему я считаю, что мы должны ударить по этой теме изо всех орудий. «Покончить с заговором молчания» или еще что-то в этом роде.
— Им это не понравится, Алф.
— Конечно, не понравится, но это полностью соответствует политике нашей газеты, как я ее понимаю. Причем надо ударить и по правительству, и по оппозиции: «Профессиональные политики молчат. Кто обо всем скажет Британии?»
— Скажете об этом вы, Алф, разумеется, вы. Я просто пытаюсь подсказать вам, как это сделать. Так что перестаньте говорить со мной так, как будто я один из ваших читателей. И слушайте. Как много, по-вашему, вам удалось узнать? И что вообще происходит? Я вам уже говорил. Все большее и большее число людей убивает себя, а министерство здравоохранения при поддержке правительства все это замалчивает. По-моему, это преступно. — Редактор замолчал и улыбнулся — его очаровательная улыбка как-то поблекла за последнее время. — Как, по вашей оценке, Алф, выросло число самоубийств?
— Не знаю, я не статистик: на один-два процента. Где-то в этих пределах…
— Нет, — Алф. На десять процентов, не меньше! И продолжает расти!
— Быть того не может!
— Но это есть, Алф. Это есть! Власти стараются распределить самоубийства по другим статьям: несчастные случаи, дорожные происшествия, былые болезни… Но теперь разорвется бомба. Как они дурачили нас, редакторов, все это время? Ничего подобного не было со времен отречения от престола. Когда я пришел на обеденный прием по этому поводу, то обнаружил, что все там — редакторы и половина издателей. И я подумал: «Опять что-то с королевской семьей: развод или еще что». Так вот, я — ошибался!
— Что же это был за обеденный прием?
— Я не могу вам сказать об этом. Но суть в том, что мы договорились обнародовать новости в пятницу не этой неделе. Будет официальное заявление правительства, но уж как эту тему мы подадим читателям — наше дело. Вы понимаете?
— Тут нужно устроить так, чтобы у нас было преимущество перед всеми остальными. Я имею в виду не просто мое имя. Что-нибудь более весомое… Нужно получить побольше информации, которую другие иметь не будут…
— Это проще сказать, чем сделать…
— Что-нибудь вроде этого: «Центр помощи Алфа Соседа». Две страницы.
— Одна страница.
— Две страницы: письма в газету, интервью с родственниками самоубийц, мнение человека, с улицы: «Почему я еще не сделал это», «Что говорит юность?» и так далее. Выступления епископов, что-нибудь вроде: «Христос ждал своего часа, мы тоже должны ждать». Мнение психологов. Обязательно должна найтись какая-то привязка к сексу. Потом мы могли бы организовать настоящие Центры помощи, снять для этого помещения. Будет девиз: «Поговорите с Алфом, друзья, прежде чем сделать это».
— Ладно, — вздохнул редактор. — Но пока только одна страница.
— Хорошо, одна, — согласился Алф Сосед.
В заявлении правительства говорилось, что серьезная национальная проблема является практически проблемой интернациональной: в других странах наблюдается такое же увеличение числа самоубийств. Всемирная организация здравоохранения находится в Лондоне, она проводит расследование и даст рекомендации.
Это заявление было воспринято так же, как, скажем, сообщение о начале войны.
Алф Сосед взывал: «Не делайте это, приятели! Сначала свяжитесь с ближайшим „Центром помощи Алфа Соседа“! Если вам уже невмоготу, приятели, напишите мне. Умоляю, напишите!»
Группа собралась в «Тропической ночи».
— Знаете, что я думаю? — сказал Чарли Берроуз, небрежно оправляя пальто из верблюжьей шерсти. — Я думаю, взрослые просто сдаются. Я хочу сказать, они же никогда не получали никакого удовольствия от жизни: только пиво, бильярд и телевидение, все очень скучно. — Он сделал паузу, потому что чистые серые глаза Кэти смотрели на него с каким-то странным выражением.
— Давай дальше, — подбодрил его Эрни. — Говори, мы затаили дыхание.
Кэти не хотела сбивать Чарли. Каждый раз, когда она слышала его голос, у нее перед глазами вставала теперь картина: Чарли, после избиения в Уиндзоре, в изрезанной одежде, окровавленный, идет, отказавшись от помощи, к мотоциклу…
— Так вот, — продолжал Чарли. — Я считаю, что они сдают все свои позиции. Нами командовать они перестали. — Группа оживленно закивала, потому что это заявление, к сожалению, было неверным. — Им уже не до нас. Им уже все до лампочки.
— И все равно на это нужна смелость, — сказал Роберт Сенделл. Формально не принятый в группу, он ухаживал за Кэти, хотя она его игнорировала.
— Мой папаша говорит, что высшие слои этого не делают. Им есть что терять: работа у них не скучная, во всяком случае — не девять часов в день.
— А мой на сокращенном рабочем дне, — сказала Кэти. — Люди сейчас плохо покупают телевизоры.
— Примета времени, — заметил Чарли.
Кэти вдруг вспомнила, как ее отец пришел домой, повесил пальто и сказал: «Сокращенный день». Ничего больше, только эти два слова. Мать… посмотрела на него и молча кивнула… «Будет, как в прежние времена», — потом тихо сказала она.
— Тебе-то что! — вдруг рявкнула Кэти на Чарли. — Не твоему отцу урезали жалованье.
Чарли покраснел:
— Если хочешь знать, мой отец вообще не работает… Но он пробует устроиться на электростанцию. Там так много народу себя поубивало, что уже не хватает рабочих рук. Вот почему вчера выключили электричество на несколько часов.
— По той же причине стало меньше автобусов и поездов подземки, — пробормотал Роберт Сенделл.
— Подумаешь — новости, — заговорил Эрни «киношным» голосом: — Эй, а может быть, в этом все и дело. Причина в том, что людям просто надоело ждать автобуса, они больше не могут так жить. Нравится эта теория?
— А если серьезно? — спросила Кэти. — Почему они это делают?
— Я же сказал. Им надоело ждать автобуса на остановке.
— Они не видят смысла в жизни.
— Им надоело учить нас вещам, в которые они сами не верят: «Бог» и «Честность — лучшая политика»…
Примерно через час дети начали расходиться. Вид в этом районе был жутковатый: высокие фасады домов с освещенными окнами, но все шторы были задернуты. Люди теперь мало общались друг с другом.
У дома Кэти столпились люди, несмотря на холод, а двое полицейских стояли спиной к толпе. К обочине приткнулась «скорая помощь», дверцы ее были открыты.
У Кэти сжалось сердце от страха, и она побежала. Лифт не работал, конечно. Она бегом поднялась на четвертый этаж, остановилась, переводя дыхание, сорвала с ног туфли и пробежала еще два этажа вверх.
«Это не у нашей двери», — думала она, сворачивая за угол и влетая в знакомый холл. Тут кто-то сказал: «Это его дочь, ей можно». А мисс Браун, жившая под ними, которая вечно жаловалась, что Кэти слишком громко включает пластинки, сказала: «Иди к матери, милочка». О чем это она?
Лицо матери казалось застывшим среди неспокойной массы незнакомых людей и соседей.
— Кэти, — прошептала она, — где ты была? Мы тебя везде искали… — Голос ее вдруг стал резким. — Он не имел никакого права это делать. Ты же еще не кончила школу… Не надо было ему это делать… У нас было положение и похуже, чем сокращенный рабочий день. Конечно, мы тогда были молодыми, а это большая разница… Он чувствовал себя старым… А как же, по его мнению, чувствовала себя я?
— Только ты этого не делай! — закричала Кэти.
— Я-то уж нет, — сказала мать. — Мужчин вообще умирает больше.
Они вместе прибрали квартиру, чувствуя необходимость в какой-то физической работе — так кошка может сидеть и спокойно умываться, хотя только что едва спаслась от гибели…
Вечера, которые проводила группа, были теперь совсем другими. Да и не группой они себя чувствовали, а стайкой. Слишком уж все изменилось, как изменились и они сами.
Сначала не стало хватать кофе, потом сахара. Бензин нормировали, образовался черный рынок нейлоновых чулок, кожаных туфель и автопокрышек. Все это делало группу беспокойной, чтобы вот так просто сидеть в «Тропической ночи».
И чем очевиднее были признаки Кризиса, как стали его называть, тем невежливее считалось говорить о них. Разрыв между поколениями увеличился, потому что молодые, напротив, постоянно говорили о самоубийстве и любили бросить между прочим: «Пойдите и сделайте это» — автобусным кондукторам, учителям, полицейским, с которыми они почему-то не ладили.
Эрни Уилсон стал главарем ганга, образовавшегося из остатков прежней школьной группы и тех, кто или стал подрабатывать, или воровать, торговать дефицитом, заселяя понемногу дома и квартиры людей, которые «сделали это». После смерти жильцов дома оставались пустыми, быстро ветшали, и вселиться в них было нетрудно.
— Поехали ко мне домой, — сказал как-то Эрни. — В мой новый дом. Там шикарно. Есть кресло, покрытое настоящей белой кожей, а не пластиком.
Это была фешенебельная часть Челси, вблизи Парадайз Уок и Флад-стрит.
— О, смотрите, он правду сказал про кресло! — закричала Кэт, когда они оказались у Эрни.
— Думаешь, я когда-нибудь лгал? — проворчал Эрни.
Кэти несколько смутилась. Впервые Эрни интересовало чье-то мнение, да еще мнение девочки.
Девочки сняли туфли, мальчики пиджаки. Пили сидр из кувшинов, пиво из бутылок. Когда устали, принялись есть холодные печеные бобы: Эрни натащил целую груду консервов из магазина, хозяин которого сделал это на прошлой неделе. Потом разбились на пары. Те мальчики, кто остался без пары, ушли искать другую вечеринку.
Эрни был с Кэти. Положение главаря ганга имело свои преимущества: с королевским безразличием они прошли во внутреннюю спальню.
— Какой потрясный ковер, — восхитилась Кэти. — Кто был этот человек?
Эрни хмыкнул. Он был занят: расстегивал ей блузку и снимал лифчик. В нем была та грубоватая бездумная прямота, которая нравилась Кэти. И какая-то непредсказуемость.
— Он был архитектором, — наконец ответил он. — У него, была маленькая парусная лодка, и однажды в уик-энд он загрузил ее жратвой, выпивкой и ушел в море. Можно сказать, новый способ сделать это.
— Все-таки дождался уик-энда… Вот что для них типично, — заметила Кэти. Теперь на ней были только трусики, она сняла с Эрни рубашку и прижалась к нему, болтая неизвестно о чем, пока у нее не перехватило дыхание.
Потирая глаза и притворяясь, что другую руку ободрала выросшая на подбородке щетина, Эрни медленно вошел в главную комнату.
— Осторожно — диски! — завопил кто-то из гостей.
Эрни наступил на кучу пластинок и, чтобы не казаться смущенным, раскидал ногами обломки.
— Ну, Эрни, — надулась Кэти.
— Чего тебе? Не нравится мусор? Мало здесь другого мусора?
Мальчики и девочки с пристыженным видом стали запихивать битые бутылки и пластинки под кушетку.
Эрни вдруг рассмеялся:
— Знаете что? Пора мне подыскать себе новый дом. Так давайте покончим с этим и отвалим отсюда.
Они принялись за работу под звуки единственной уцелевшей пластинки. Вначале они взяли все до единой тарелки, чашки и вазы и разбили их на грязном ковре. Потом мальчики стали пробовать свою силу на мебели, сделали дубинки из ножек стульев и методично уничтожили все картины под стеклом.
Шторы оборвали, окна разбили. Из разных обломков навалили кучу посреди главной комнаты и попытались поджечь, но она подымила и погасла.
— Ладно, — сказал Эрни, — уходим. Он убил себя, а мы убили его дом.
Они выбежали на улицу. Вместе с домом самоубийцы Эрни присвоил и его машину. Он сделал повелительный жест Чарли, у которого на руке висела одна из самых красивых девочек:
— На заднее сиденье.
Сам с Кэти сел впереди.
Девушку Чарли высадили у ее дома, а остальные поехали дальше, в квартиру Кэти. Там все казалось чистым, тесным и маленьким по сравнению с домом, который они недавно оставили.
— Мамаша, наверное, пошла добывать продукты, — сказала Кэти. — Но у нас еще есть несколько пакетиков чая. Я приготовлю. — Она пошла в кухню и на плите увидела записку.
«Дорогая Кэти!
Вот уж не думала, что буду писать тебе это письмо. Даже после того, как твой отец сделал это, я думала — ну что ж, бывало и похуже. И еще я думала, что у тебя есть только я.
А сейчас я вижу, что уже не нужна тебе, и, Кэти, я так устала, ты не знаешь, как я устала. Надеюсь, что у тебя никогда так не будет.
В чем-то ты старше меня, Кэти, и это еще одна причина, почему я не хочу продолжать. Я знаю, что ты и без меня справишься.
Я ухожу подальше, чтобы сделать это, так что тебе не будет никакого беспокойства, дорогая. Жаль только, что я не увижу внуков, но, может, у тебя и не будет детей. Я хочу сказать, жизнь пошла такая, что девушку нельзя осуждать, если она рожать откажется. Еще я хотела сказать тебе, что родила я тебя очень легко, мне приятно было. Если и была боль, я ее не помню.
У меня есть одна из этих „легких“ таблеток от знакомого твоего отца — я ничего не почувствую.
Прощай, Кэти. Твоя старая мама.
P.S. Я бы не сделала это, если бы не чувствовала себя такой усталой».
К этому времени закипела вода, Кэти сделала чай и подала его остальным. И только потом показала письмо.
— Найди себе другое место, — посоветовал Эрни. — Мы поможем.
— Да, — присоединился Чарли. — Иначе ты будешь тут сидеть и киснуть. Или полиция в приют отправит.
— Премного благодарна за участие, — пробормотала Кэти, думая о том, что Эрни сказал: «Найди себе другое место», а не предложил жить с ним.
— Я уложу свою одежду, и поедем искать мне дом, — объявила она.
— Не будем себя обманывать, Алф, — сказал редактор. — Вас и ваши дурацкие Центры помощи премьер-министр назвал «единственной объединяющей и вселяющей надежду силой в стране». Он выразился таким образом, Алф, при архиепископе, правлении Контрольной комиссии и прочих, кто занимается Кризисом. Не думаю, что это им понравилось. Но дело в том, Алф, что они хотят с вами встретиться.
— Какие цифры в газетах?
— Вот к этому я и веду. Так много всего скрывалось, столько гражданских служащих покончило с собой, что уже никто не знает, что происходит в действительности. Мы сорвались в пропасть, если хотите знать.
— Но вы же не знаете и половины того, что делается в моих Центрах помощи. Я вам не рассказывал, потому что напечатать это все равно нельзя. Так вот, вам я могу сказать. Некоторые даже встают на колени и молятся: «Алф, спасите нас!» — и еще многое другое.
— Об этом лучше не говорить архиепископу.
— Он знает.
Черный «ягуар» Алфа с наклеенным на ветровое стекло желтым символом Контрольной комиссии — эта наклейка была универсальным пропуском — пробивался по грудам мусора. Время от времени бульдозеры Чрезвычайной службы сгребали мусор с главных дорог и тут же сжигали весь этот хлам.
Уайтхолл, разумеется, держали в чистоте. Алф с хрустом преодолел последние футы толстого ковра из картонных стаканчиков от мороженого, газет и пустых сигаретных пачек, устилающего Стрэнд, и прибавил скорость, объезжая площадь.
Очевидно, его ждали — двое специальных полицейских Контрольной комиссии выступили вперед и проводили его в здание.
В совещании принимали участие уцелевшие «шишки» из средств массовой информации, три популярных спортивных героя, двое известных ведущих телепрограмм, крупные гражданские служащие. Раньше, до Кризиса, Алф Сосед в такое общество никогда бы не попал. «Вот и я стал фигурой, но только тогда, когда все полетело к чертям, — с горечью подумал он. — Такова жизнь».
Подали «херес» и бисквиты — тех сортов, которые исчезли уже и с черного рынка. Все расселись за большим столом, крышка которого была обтянута кожей.
Председатель тем временем объяснял:
— …И вот министр подумал, что такая полуофициальная группа, как наша, могла бы быть полезной косвенным образом и самому министру. На чисто консультативной основе, конечно, относительно путей и средств «борьбы с гнилью», как говорят у нас в департаменте…
Алф смутно осознавал, что часть этого представления разыгрывается лично для него. Остальные, кто находился здесь, называли друг друга просто по имени и были на один лишь невидимый ранг ниже тех, кто управлял страной. А он — новичок, в котором нуждаются.
Неожиданно в голосе председателя появилось волнение.
— …Самое прискорбное в тенденции то, что самоубийство совершает все большее количество молодых людей, — он назвал соответствующие цифры. — Правда, самых молодых среди них нет совсем… Хотя… все труднее получать надежные цифры, так как очень многие в Контрольной комиссии, несмотря на недавнее значительное увеличение окладов, увольняются после нескольких недель работы.
После небольшой паузы круглолицый человек лет пятидесяти, директор независимого канала телевидения, сказал:
— Очень хорошо, что тинейджеры этого не делают. Да, я считаю, что на этот стержень можно насадить всю пропагандистскую кампанию. Передавать что-нибудь веселенькое, побольше секса. Нужно показать жизнь привлекательной, она ведь и в самом деле такая.
Когда председатель предоставил слово Алфу, он высказался:
— А знаете, вот о чем я думал, слушая вас всех… не слишком ли много времени уделяется тем, кто сделал это? Может быть, целесообразнее было бы разобраться в тех, кто этого не сделал? Надо понять, что позволяет им жить. Мы уже провели анализ в главной конторе, вопросники прислали мои Центры помощи.
Алф раздал присутствующим несколько документов. После этого было решено оказывать Центрам помощи Алфа еще большую полуофициальную помощь. Алфа попросили подготовить доклад об отношении молодых людей к его Центрам помощи.
В его кабинете личный помощник пережевывал кучу телетайпных лент и телеграмм.
— Что-нибудь новое? — спросил Алф.
— Кое-что, пожалуй, есть. Вот. Впервые слышу о том, чтобы это делали вместе. В маленькой деревушке это делали группой. В каком-то рыбацком поселке приходский совет досрочно закончил свою встречу и в полном составе утопился. Будем печатать? Можно запросить фотографии; насколько я знаю, там жены плачут на берегу. Запросить фото?
— Дай-ка мне минутку подумать.
— Думать — это для вас что-то новенькое, — пробормотал личный помощник Алфа и вернулся к работе.
Алф Сосед принялся искать в своих досье подробности тех случаев, которые он расследовал еще до того, как было официально признано существование Кризиса. У него было смутное воспоминание о каком-то эпизоде, когда одна симпатичная девочка не захотела лезть в машину… Как звали того самика, что потом сделал это? (Уничижительное слово «самик» для обозначения самоубийц было придумано рекламной фирмой специально для Контрольной комиссии. Слово прижилось, но, конечно, самоубийств от этого не стало меньше.)
И вот он наткнулся на имя Билли Оливер — учитель, 53. Окно на работе. Контакт — Теллен, местный журналист. Имелась пометка карандашом: «Тоже сделал это. Сообщили дети». Дальше шел телефонный номер и два адреса.
Два грузовика трупной службы, подбиравшей самиков, сделавших это на улицах, неслись ему навстречу не по своей стороне дороги, и Алф, быстро отвернув в сторону, высунулся из окошка и обругал водителей. Дальше, до самого пригорода, дорога была пустой.
Алф узнал район и угол станции подземки, где когда-то его встретил репортеришка из местного листка. И он решил поездить по окрестностям. Высокие жилые дома грязно-лимонного и сливового цвета выделялись на фоне странного темно-сиреневого неба. Пустые улицы были забиты переполненными мусорными ящиками, везде — следы костров. Ржавели брошенные машины…
На одну из таких машин и налетел Алф, когда ветром ему бросило старую газету на ветровое стекло. Он не пострадал, однако машину стукнуло порядочно.
Хотя вокруг никого не было видно, Алф, выйдя из машины, картинно покачал головой и сказал вслух:
— Боже мой, что же будет дальше?
Фары машины были разбиты, весь передок смят, но он считал, что автомобиль еще сможет двигаться.
Вся улица была тихой и пустынной. Но вот несколько фигурок вывернули из-за угла и медленно направились к нему. Алф быстро сел за руль и завел двигатель. Машина замурлыкала, как обычно, и… пошла назад. Тут оказалось, что руль заклинило, и он не двигался ни на дюйм. Алф еще раз крутанул рулевое колесо, и кисть правой руки, мокрая от пота, соскользнула. Автоматически, чтобы сохранить равновесие, нога пошла вперед и чуть надавила на акселератор. Идя по дуге, машина опять ударилась в тот же старый брошенный автомобиль, но уже задним бампером. Алф похолодел. Уголком глаза он наблюдал за группой подростков, которые уже показывали на него пальцами и переговаривались.
Он вышел из машины. Несколько тинейджеров — четыре мальчика и три девочки — остановились неподалеку и молча смотрели на него.
— Ехай дальше, дядя, — крикнул один из мальчиков. — Давай кругами и кругами: у тебя это здорово получается.
Алф наклонился, притворяясь, что изучает переднюю ось. Он ничего там не видел, кроме забрызганного грязью металла. Когда он распрямился, ребята по-прежнему просто смотрели на него. Одно-два лица показались ему смутно знакомыми.
— Это Алф Сосед, — обронила вдруг одна из девочек.
— Совершенно верно, дети, — оживленно заговорил Алф. — Я — Алф Сосед, и вы меня знаете по телевизору.
— Слишком хорошо.
— Ну, тогда как насчет того, чтобы помочь мне? Мне нужна другая машина, которая еще на ходу. А за этой я пришлю позже.
— Ни шанса.
Казалось, ребята чего-то ждали — что-то должно было случиться. Зная, что все это бесполезно, и отчасти надеясь на чудо, Алф сел в машину и завел ее. Машина рывком описала новую дугу и воткнулась смятой кормой в стену ржавеющих автомобилей. Алф истерически разрыдался. А рядом заходились хохотом семеро подростков.
Алф, весь вне себя от раздражения, начал осыпать их ругательствами. Он опять вышел из машины и подошел к веселящимся девочкам и мальчикам.
— Я приехал сюда только для того, — продолжал Алф, — чтобы помочь всем. Я хотел спросить, чем смогли бы помочь вы, молодые. Вы — те самые, кого я искал. — Вспомнив о своей миссии, он взял себя в руки и стал рассказывать о статистике, намекать на полученную секретную информацию. Подростки молча и безучастно смотрели на него.
— Ну, может, устроим встречу, ребята? У меня много идей для сценариев. Мы бы посидели, поговорили, может, и поспорили бы немного… А потом бы вы рассказали о причинах, по которым не надо делать это, а…
— О каких причинах? — спросил самый высокий и самый хорошо одетый из парней.
— Ладно. Пока хотя бы помогите мне найти машину, — сказал Алф.
Никто не шелохнулся.
Тогда Алф повернулся к своему «ягуару», опять сел за руль, включил двигатель. И… снова полетел по сумасшедшей дуге. Алф полностью потерял контроль над собой.
…Из-за угла вынырнул грузовик трупной службы, реквизированный у прачечной. На ветровом стекле еще осталась реклама: «Качество и сервис». Водитель был пьян, и грузовик шел зигзагами. Алф же едва управлял своей машиной. И тут ему на ветровое стекло упал еще один газетный лист — мусора в воздухе носилось великое множество. Алф выругался, нажимая на тормоза. Когда грузовик врезался в него, передняя часть машины, казалось, взорвалась. Яркие брызги стекла взметнулись в воздух, а газета теперь прилипла к лицу.
Алф сорвал газету с лица, и в глаза бросился знакомый шрифт. Это была одна из его давних забытых статей:
«Нужно ли шлепать девочек-тинейджеров? Кто говорит — да, кто говорит — нет. А вы что думаете, приятели?»
Он попробовал шевельнуть ногой и с недоумением уставился вниз, ему показалось, что ног нет. Но они там были… При столкновении, должно быть, образовалась дыра в крыше, потому что через нее падал дождь, странный тяжелый красный дождь, размачивая газетную бумагу, пропитывая пиджак и рубашку. Дети подбежали к нему, стали заглядывать в окно.
— Теперь мы никогда не решим спор. Уже не докажешь, собирался ли он сделать это или нет.
— Собирался, точно собирался.
— Теперь не докажешь.
А какая разница?
Национальный Совет Бинго принял на себя все оставшиеся финансы обанкротившихся страховых компаний. Расположившись в здании бывшего Английского банка, НАЦБИНСО регулировал вопросы бартерного обмена. И не потребовалось формальной отмены фунта стерлингов.
Залы Бинго стали центром экономической жизни, а также местом встречи молодых и еще живых старых.
Процедура обмена отчасти напоминала игру в лото, где ставками служили обычно два яйца или сигарета, а лучшими призами сейчас, когда с электричеством становилось все хуже, — бензин, консервы, запчасти к машинам и лекарства.
Теперь девушки больше боялись беременности, чем когда-либо в истории. Эрни высказался по этому поводу очень точно, когда он, Кэти, Чарли Берроуз и последняя девушка Чарли, Эстелла, пухленькая блондинка, шли однажды к рыночной зоне вблизи зала Бинго.
— Девушка, которая сейчас заработает брюхо, не может остаться со своим гангом, во всяком случае, в нашем. Она уже не годится для драки или налета: может только сидеть и готовить пищу… А потом у нас появится лишний рот, который нужно кормить. И этот рот ничего гангу не приносит — вы меня понимаете?
— Говорят, есть настоящий студент-медик, который делает аборты. Почти как раньше, когда оперировали врачи старых. Но для того, чтобы студент занялся тобой, нужно поручительство охранника НАЦБИНСО, — хихикнула Кэти. — Это все равно, что показывать брачное свидетельство в старые времена. А я бы с охранником не пошла, даже ради этого. — Она улыбнулась Эрни, показывая, что вопрос о ребенке никогда не возникнет.
Они подошли к зданию, где располагался зал Бинго. До его открытия оставался еще час. И уличные торговцы, все моложе двадцати лет, оглашали свои товары и цены:
— Говядина, говядина, беру бензин! Имбирные пряники на яйца, два за полдюжины!
У Кэти было полгаллона бензина в маленьких фляжках из-под бренди, который она хотела обменять на нейлоновые чулки. Цена опять поднялась. Новых-то не делали.
— Вот эти — последние, что ты увидишь на здешнем рынке, — сказал торговец. — Когда мой запас кончится — все!
— Найду, — заявила Кэти с достоинством партнерши главаря ганга.
— Когда найдешь, обязательно скажи мне.
Она уже собиралась платить, когда подошел Эрни. Он наблюдал, как Кэти отдает бензин.
— Дай ей еще две пары, — вдруг сказал Эрни. Глаза его уперлись в землю, под прилавок.
— Вот уж никак, приятель, — торговец отбросил локон черных волос, моргнув хитрым глазом и расправляя плечи. — С какой стати? Ты слышал, что я сказал молодой даме. Их совсем мало, а скоро совсем не будет.
— Еще две пары — или потеряешь все.
— Вы только посмотрите, кто это говорит!
— Ну, ладно! — Эрни нырнул под прилавок. Спустя мгновение торговец грохнулся на спину, как будто у него подкосились ноги. Это Эрни схватил его за лодыжки.
Подбежал отряд охраны торговцев, воздух наполнили крики и треск опрокидываемых прилавков.
Один из охранников протолкался к их прилавку, отпихнул его в сторону и уже собирался ударить Эрни дубинкой по голове, но Кэти схватила его за руку. И тут она очень удивилась: без малейшего колебания парень обрушил дубинку на ее голову. Кэти ожидала каких-нибудь слов вроде: «А ты чего лезешь сюда!» — или еще что-то подобное. В следующую секунду ей стало плохо до тошноты, а воздух, казалось, превратился в вату. Как будто издалека она различала слова Чарли Берроуза:
— Идем, Кэти. Старайся идти. Старайся. Еще немного.
Они добрались до цементных ступенек зала Бинго. Рядом был Чарли.
— Спасибо, — прошептала она. — Спасибо.
Драка теперь шла по всей территории рынка.
Чарли неторопливо пошел вниз по ступенькам; ему, совершенно очевидно, было скучно, он шел выполнять свой долг. И по какой-то непонятной причине Кэти позвала:
— Чарли, вернись!
Он обернулся:
— Но ты ведь уже в порядке, разве нет?
— Я хочу сказать, все это кончится через минуту, наши ребята побеждают, — запинаясь, проговорила Кэти.
Он посмотрел на нее, как бы говоря: «При чем тут это?» — и ушел.
Кэти сидела и наблюдала, как летают в воздухе обломки прилавков. Ее ганг побеждал. Еще слышались вопли и ругательства, но бой уже стихал, и вскоре Эрни смог посмотреть в ее сторону и махнул рукой. Улеглась поднятая бойцами пыль. Эрни, захватив шею какого-то парня в сгиб локтя, тащил его к Кэти. Каждые несколько шагов он останавливался и, ухмыляясь, бил пленного в лицо кулаком, блестевшим от крови.
Эрни добрался до ступеней, и пленный рухнул к его ногам. Кэти спустилась вниз.
— Вот он, Кэт. Это он тебя ударил, — Эрни пнул лежавшего парня без особой злобы, даже не взглянув на него.
— Да отпусти ты его, — взмолилась Кэти. — Хватит на сегодня драк.
— Что ты понимаешь? — громко сказал Эрни, еще раз легонько пнув парня. — Он ударил тебя, а ты — моя девушка, ясно? Нельзя, чтобы говорили, будто у главаря ганга с улицы Сили побили девушку, а он отпустил этого человека.
Подошел Чарли, потирая ссадину на руке.
— Ну как ты, Кэти? — спросил он.
Она улыбнулась ему:
— Все о'кэй. — А сама подумала: «Эрни об этом даже не спросил».
Тут подъехали четыре грузовика и две сопровождающие машины. Из грузовиков выскочили стройные молодые люди в красивых кителях с чрезмерно широкими плечами. У них были старые армейские винтовки, с ремней свисали дубинки с шипами. Они встали спинами к грузовикам, лицами к толпе.
Их брюки из пластика, напоминавшего змеиную кожу, переливались на осеннем солнце.
Начали разгружать призы.
Они отдали немного нейлона за вход и вошли в зал Бинго. Ставками номинально служили яйца, но всем раздавали списки бартерных эквивалентов. Начался розыгрыш. Все механические и электронные приспособления для игры в бинго давно испортились, и сейчас просто висела огромная шахматная доска с крючками, на которых картонные листки закрывали названный номер.
Все в зале сидели и наблюдали за пустым ритуалом выкликания номеров и проверкой карточек. Главные призы представляли собой продукты питания или одежду.
Эрни все это время молчал. И вдруг взорвался:
— В этом розыгрыше была какая-то мухлевка! Некоторые из постоянных посетителей уходили за сцену, показывали какие-то карточки и получали белый конверт.
— Комиссионные.
— Что может лежать в конверте? Ты просто живешь в прошлом, мальчик Чарли!
— Я не имею в виду наличные. Может быть, какое-то обязательство от НАЦБИНСО…
Мужчина средних лет, с робким, серым лицом вышел из зала. Он осторожно обошел труп парня, которого убил Эрни, и посмотрел по сторонам, как бы говоря: «Где же трупная машина?», потом суетливо засунул белый пакетик в карман и нервно огладил пиджак.
— Эй, старикан, куда направляешься? — окликнул его выходящий из зала Эрни.
— Оставь его в покое, — поморщилась Кэти.
— А что там у тебя в пиджаке, старикан? — не унимался Эрни.
Серолицый мужчина слабо улыбнулся ему и торопливо зашагал по улице. Мальчики стали догонять мужчину. Эрни пихнул его раскрытой ладонью, и мужчина, пятясь, наткнулся на другого парня из ганга, а тот, в свою очередь, бросил его прямо на Эрни.
— Ты что толкаешься? — притворно возмутился вожак ганга.
— Извините, я не хотел, вы понимаете, что я не хотел… — Мужчина говорил плаксивым, жалобным голосом.
— Тогда почему ты не сделал это? — очень серьезно спросил его Эрни.
Маленький серый человечек вдруг распрямился и, хотя продолжал дрожать, сказал достаточно твердым голосом:
— Вот вы и сделайте это со мной, если такие храбрые. Вас тут достаточно много… — Последовала неловкая пауза. — Я знаю, что тебя грызет, сынок, — быстро заговорил мужчина внезапно крепким голосом. — Твои родители сделали это, и тебе хочется мстить за них. Так вот, лучше бы ты больше уважал их, пока они были живы.
— Вот как… — фыркнул Эрни. — Теперь выясняется, что мы во всем виноваты.
— Я этого не говорил. Я просто объяснял, почему ты себя так ведешь. Почему вы все так живете. Вы привыкли рисоваться перед людьми старше себя. Теперь таких почти не осталось, и вы не знаете, что делать. Что ж, придется вам немного повзрослеть, сынок. — Старик остановился перевести дыхание, и боевой дух сразу выветрился из него.
— Продолжай, — сказал Чарли. — Мы слушаем.
— Не обижайтесь, ребята. Вы — хорошие ребята, правда, я знаю. Как насчет того, чтобы отпустить меня? Вы уже позабавились…
Стало очень тихо. Маленький человечек, помаргивая, улыбался им. Он казался еще меньше, чем несколько минут назад.
Вдруг заговорила Кэти:
— Вы первый из стариков, кто пытался хоть что-то сказать нам об этом, кто был хоть немного смелым. А теперь вы опять стали как все остальные. Продолжайте… Расскажите нам, что собирались рассказать. Не бойтесь. — Она протянула руку к Эрни, как бы показывая, что при необходимости сможет его усмирить.
— Да, верно, — закивал человечек. — Не надо обижаться… Я немного вспылил, но ведь я никого не обидел, да, ребята?
— Что это за игру вы тут вдвоем затеяли? — прорычал Эрни. — Ты же знаешь, Кэти, какие они все!
Кэти молчала, а Чарли пожал плечами, признавая ошибку. В отместку он пихнул человечка и спросил:
— Что они тебе там дали в белом конверте? Ты спрятал конверт в этот карман.
— Ничего… — притворился удивленным человечек. — Ничего такого, что могло бы вас заинтересовать, молодые джентльмены.
Без слов ему распахнули пиджак, оборвав две пуговицы. Эрни держал ему руки за спиной, а Чарли вытащил конверт из внутреннего кармана.
Все сдвинулись в кучку, и Чарли вскрыл конверт. На ладонь ему выпали две белые таблетки.
— «Легкие» таблетки, — воскликнул он. — И вся эта возня из-за двух «легких» таблеток.
— Их теперь очень мало. Наверное, НАЦБИНСО собрал все остатки и раздает их регулярным игрокам. А таблетки можно менять на консервы, бензин, что угодно.
— Может, они сами ими пользуются. Тогда залы Бинго сами убивают своих клиентов…
Эрни вдруг забрал таблетки у Чарли.
— Вот, — сказал он, протягивая их маленькому человечку. — Теперь проваливай.
— Спасибо, парень, я же говорил, что ты хороший мальчик, — старик чуть не кланялся, поворачиваясь, чтобы отбежать подальше.
Ганг медленно пошел назад. Парни были усталые после драки, девушки отчего-то печальные.
Старик долго смотрел им вслед. Когда они скрылись из виду, он поднес ладонь ко рту и проглотил таблетки.
Выцветшие печати Контрольной комиссии, предназначенные первоначально для отпугивания воров — до появления родственников или вмешательства местных властей, — теперь просто говорили о том, что место свободно. Они быстро нашли квартиру, притащили пиво и консервы из тайника, известного только главным в ганге с улицы Сили, и устроили вечеринку.
Атмосфера была невеселая. Кэти помешивала консервированные бобы и сосиски в большом блюде, подвешенном над электрическим обогревателем. Поставив первый диск, мальчики открывали бутылки с пивом. Эти вечеринки, которые обычно растягивались на всю ночь, давно приелись: походили одна на одну и различались только ссорами и сменой партнеров.
— Скучно, — сказала Кэти Эстелле.
Кое-кто из мальчиков уже начал принюхиваться к пище.
— Ждите, — сухо заметила Кэти.
— Кэти говорит, сегодня скучновато, потому что тот старый тип настроение испортил, — объявила Эстелла.
— Нет, нет, нет, — помотал головой Эрни. — Просто мы голодные.
Лампы порой мигали, а диск начал подвывать, но потом все выровнялось.
— Эти охранники НАЦБИНСО шикарно выглядят, — бестактно прощебетала Эстелла.
— Не такие уж они молодцы, — сказал Эрни. — Просто у них есть винтовки.
— Я слышал, что у них много чего есть в Уиндзорском замке, — подхватил Чарли. — Пушки, много снарядов и патронов, запас бензина. Это сейчас главный арсенал НАЦБИНСО в районе Лондона.
— Уиндзор, — прошипел Эрни, оскаливая зубы. — Уиндзор. — Он передернул плечами: — Когда-нибудь я разберу это место по камешку и покончу с мерзавцами, которые нас избили. Верно, Чарли?
Чарли только кивнул, а Эстелла имела неосторожность ляпнуть:
— Да куда вам! У вас же совсем маленький ганг! А там даже танки есть. Один из тамошних, с которым я провела ночь, мне рассказывал.
— Заткни свою дурацкую пасть! — рявкнул Эрни.
— Ты слышал, что он мне сказал? — Эстелла с воплем обернулась к Чарли.
Тот никак на нее не среагировал, а повернулся к Эрни и задумчиво кивнул:
— Придется все хорошо спланировать. Сначала изучить, что там делается.
— Лучше бы нам об этом забыть, — посоветовала Кэти.
— Забыть, забыть… Старики и начали умирать отчасти потому, что привыкли легко сдаваться.
— Я не это имела в виду. Ты же знаешь.
— Но ты так сказала.
Чтобы разрядить обстановку, Кэти сказала:
— Ты говоришь, что старики начали умирать отчасти потому, что привыкли легко сдаваться. Тот старикан, которого мы сегодня видели, он же для всех них типичный. Какие могут быть еще причины?
Эрни хорошо умел драться, но в подобных диспутах пасовал.
— Они были такие умные, — выпалил вдруг Чарли. — Они были такие умные в придумывании ответов.
Что бы ни случилось, у них на все был готов ответ: якобы они все об этом знают, все это уже было раньше. И им ничего не оставалось, кроме как гоняться за вещами. Такими вещами, которыми можно было бы похвастаться перед другими. Машина больше, чем у других, дом больше, чем у других; обязательно кинопроектор, чтобы показывать друг другу фильмы об отпуске на море. Хорошо еще они стали делать это. Иначе от скуки они устроили бы еще одну войну, может быть, даже с водородной бомбой. Вспомните, сколько было шума на военную тему — кинофильмы, парады, знамена, ТВ. Похвалялись тем, какими храбрыми они были когда-то, когда жили «в добром старом времени». А когда мы не хотели сидеть и аплодировать им, они говорили, что с нами что-то не в порядке. Чтобы ни о чем не думать, они молились Богу, пили пиво и смотрели варьете по ТВ. Они убили своего Бога в последних двух мировых войнах и в концентрационных лагерях. Но даже такие записные кретины, как они, уже не могли верить в Любящего Отца после этих войн, так что им ничего не осталось… понимаете? Когда мы отказались аплодировать им, они посмотрели на себя и то, что они увидели, заставило их делать это… — Он помолчал, откинул волосы, упавшие на глаза.
Все молчали.
— Их оставила надежда, — просто сказала Эстелла. И хихикнула: — Однако пока есть жизнь, есть надежда, а пока есть надежда, есть жизнь, да, Чарли?
И это сняло напряжение.
— Ну, мы-то совсем другие, — отметила Эстелла. — Это старичье убивало друг друга на войне и… везде. Что за люди, подумать только. Но теперь мы от них избавились, и все теперь — наше.
— То, что осталось, ты хочешь сказать, — заметил Эрни.
Больше разговоров не было, все пошли танцевать. Стало жарко, и открыли окна. Время от времени какая-нибудь пара останавливалась, задыхаясь, у подоконника и выглядывала наружу — стояли обнявшись, бедро к бедру, и смотрели.
Вдруг пропало электричество, проигрыватель захрипел и умолк.
Эрни завопил в голос, требуя электричества и угрожая, что в противном случае пойдет на электростанцию и перебьет все старичье. На его крики пришли другие.
— Слушай, Эрни, — сообщил один из мальчиков. — Погасли все огни. Мы были на крыше, когда ты… когда это произошло, и все огни Лондона погасли сразу. Не только в этом районе.
Эрни упал на пол. Он хрипло зарычал:
— Старые, пусть они гниют в аду, в аду, в аду…
Кэти встала рядом с ним на колени.
— Уйдите, — попросила она. — Уйдите. Оставьте нас.
Подростки повиновались.
— Не думаю, что огни когда-нибудь зажгутся вновь, — сказал мальчик, сообщивший о погасших огнях Лондона.
Главные в ганге с улицы Сили собрались в запыленном фойе давно брошенного кинотеатра. Кино всегда строилось с тем расчетом, чтобы в него было трудно попасть просто так, и сейчас, при опущенном стальном экране, его легко было оборонять. Здесь они жили, отсюда совершали набеги.
Эрни выступал за массированную атаку на Уиндзорский замок.
— Там все, что нахапал себе НАЦБИНСО, — сказал он. — Все продукты и бензин, одежда, простыни, рубашки, нейлон и девчачьи платья, лекарства, оружие, запчасти для любых машин и мотоциклов… Когда мы это захватим, не о чем будет беспокоиться.
— А кто тут беспокоится? — поинтересовался Чарли.
— Ты просто хочешь отомстить, — сказала Кэти.
Кэти посмотрела на Чарли, ожидая, что он ее поддержит, но тот лишь раздраженно буркнул:
— Эрни прав.
Чарли часто не соглашался с Эрни, но только по маловажным вопросам, в главном же они всегда были заодно, а о мелочах представляли гадать девчонкам.
— Эрни прав, — повторил он. — Там много добра. Вопрос в том — сможем ли мы его взять. Мы не знаем, насколько большой ганг держит Уиндзор; не знаем, что может случиться по дороге туда. Я слышал, большая толпа живет в Лондонском аэропорту, они берут пошлину со всех на дороге А4.
— Это верно, — вставил Роберт Сенделл, который стал в ганге главным по вопросам разведки. — Их мотоциклы работают на авиационном горючем. Даже если пробьешься через дорожные заграждения, все равно догонят.
Стало тихо. Всем, кто собрался в этом «зале совета», было от пятнадцати до девятнадцати лет. Они с удовольствием играли роль Генерального штаба, но в то же время понимали, что это серьезно. Мир принадлежит им.
— Я предлагаю, — сказал Чарли, поднимая глаза, — поручить разведке Боба собрать больше данных. Что скажешь, Боб?
Роберт Сенделл, запинаясь, начал что-то бормотать о трудностях и нехватке людей.
Ему помогла Кэти:
— Кого послать? На всей территории отсюда до Уиндзора прочно сидят ганги. Нашего человека могут поймать и сделать рабом или еще что-нибудь…
— Я сам поеду, — заявил Роберт. — Я… я…
Чарли посмотрел на Эрни и подмигнул: совершенно очевидно, что их начальник разведки хочет произвести впечатление на Кэти.
— О'кэй, — одобрил Эрни. — Давайте не будем ссориться. Нам нужна информация, вот и все.
Кэти командовала продуктовым складом в ганге с улицы Сили. Когда совещание кончилось, она повела туда Роберта Сенделла — собрать ему припасы на дорогу.
— Возьми на два или три дня, — деловито посоветовала Кэти. — Никогда не знаешь, что может случиться в пути…
Вокруг них собралась группа детей.
— Куда едешь, Роберт?
— Кэти, куда это он?
— Кэти, а что у нас на ужин?..
Роберт уложил припасы, и Кэти, взяв у дежурной книгу учета, поставила свои инициалы в графе выдачи. Вместе они подошли к двери со старой табличкой «Управляющий». Роберт открыл дверь. Когда они вошли, послышался испуганный девичий вскрик, мелькнули бронзового цвета чулки. Главарь ганга нырнул за кресло, потом медленно поднялся.
— Стучаться надо, когда входите, — прошипел он.
— Я… я… Мы… из… извини… — начал Роберт.
Кэти просто сказала:
— Для всего есть время и место, Эрни.
Покрасневшая светловолосая девушка лет шестнадцати, ее звали Джоан, которая на этой неделе оставила свой ганг и своего мальчика, скользнула к выходу, поправляя широкий пояс и держа туфли в руке. Роберт отступил в сторону и открыл ей дорогу.
— Спасибо, Боб, — поблагодарила девушка. Их глаза встретились.
Эрни, который уже полностью пришел в себя, развернул на столе карту Лондона:
— Мы выедем все и будем сопровождать тебя до Хестона или Хаунслоу — в общем, на запад. Там оглядимся, возможно, повозимся немного с местным гангом, если он там есть, а ты потихоньку поезжай себе дальше. Потом мы все повернем назад с большим шумом: пусть думают, что это всего лишь какой-то ганг сделал налет и убрался обратно.
Над зданием кинотеатра развевался флаг ганга с улицы Сили: на белом пластиковом фоне тигриная голова и два черепа с перекрещенными костями. Такой же символ был на спине кожаной куртки Эрни. У других членов ганга на всевозможных бляхах изображалась точно такая же тигриная голова с черепами.
Когда после плотного обеда мотогруппа выстроилась перед выездом, вид у нее был внушительный. Впереди были Эрни и Чарли на больших новых «Нортонах», которые взяли в заброшенном мотосалоне. Во время налетов на близлежащие места девочки сидели на задних сиденьях мотоциклов, но сейчас, в этом формальном выезде с демонстрацией силы, они погрузились в автофургон. Там же были дорожные припасы и канистры с бензином. За рулем сидела Кэти. Малыши остались дома — естественно, под присмотром нескольких подростков постарше.
К шасси каждого мотоцикла была приварена автомобильная антенна, и с нее свисал небольшой флажок ганга Сили.
Энди повернулся в седле:
— Пробеги по линии, Чарли. Скажи им, в пути чтоб никаких стычек, но каждый раз, когда будем пересекать границу населенного пункта или въезжать на территорию какого-то ганга, все должны сигналить. Погромче. Скорость не сбрасывать.
Чарли непринужденно сидел на своем мотоцикле, широко расставив ноги в элегантных остроконечных сапогах с меховой оторочкой. Пальцы его легонько барабанили по яркой эмали бензобака. Он посмотрел в глаза Эрни.
— Скажи им сам, — ответил он.
Эти двое были очень близки и понимали друг друга без лишних слов.
— Ты же всегда так делал, — заметил Эрни с некоторым возмущением. — Что с тобой? Ты хуже Кэти. Да. Мне понравилась эта девчонка. Я на нее глаз положил, как только она пришла к нам.
— Ты — главный, Эрни.
— Да что ты говоришь!
— Ты не думай, что можешь вести себя как римский император, вот и все.
— Лекции — это как раз то, что мы получали от старых. Лучше бы они их себе читали. Тогда они были бы еще с нами.
— Не уходи от темы.
— Все на нас смотрят, Чарли, мой мальчик. Извини, если это прозвучало так, будто я тебе приказываю. Ты просто сделай, что нужно, нам же пора ехать.
— Не уходи от темы.
— Ну, скажи, Чарли, им несколько слов. Ведь все смотрят. Им не слышно, но они видят — что-то у нас не в порядке с тобой.
— О'кэй. Мы с тобой потом разберемся: сейчас действительно некогда. Дело в том, что если мы будем вести себя как старые, обманывать и отдавать приказания товарищам, будто они — рабы, ну, тогда мы пойдем тем же путем, что и они, нам и тридцати лет не исполнится. Я знаю.
Чарли легко соскочил с седла и неторопливо прошел вдоль мотогруппы, разъясняя, как следует себя вести. Закончив, влетел в седло. Эрни поднял руку, махнул вперед, и мотогруппа устремилась на пустынные улицы.
Один из агентов Сенделла ранее сообщил, что Уэстуэй держит сильный ганг, живущий в просторных палатах на первом этаже больницы св. Чарлза. Ходили слухи, что пленных они содержат в отвратительных условиях, а некоторых даже вешают. Но слухов вообще было много…
Поэтому Эрни повел своих людей на север, через Табсроуд и Олд Оук-лэйн на Виктория-роуд, намереваясь выбраться на простор захламленной Уэстерн-авеню у перекрестка Лонг-драйв.
Слева Эрни заметил озеро. Ранее озера не было: это разлился старый канал Гранд Юнион, плотины которого, оставленные без присмотра, наконец не выдержали. Залило все железнодорожное депо и маневровые пути. Серые крыши дизельных локомотивов возвышались над поверхностью воды с плавающим хламом, как широкие спины отдыхающих гиппопотамов. Сбившиеся в стайки осиротевшие дети плавали в лодчонках и на плотиках, оглашая воздух пронзительными криками…
Теперь Эрни вел свой ганг на юг, чуть клонясь к востоку по задним улочкам Хаммэрсмита. Он крикнул своему помощнику:
— Может, рискнем проехать через Бродуэй?
— Хорошо, нас много, — Чарли подразумевал, что никакой местный ганг им не страшен: — Боб говорил, там хороший рынок — почему бы нам…
Эрни кивнул, и они на большой скорости срезали угол Иффли-роуд. Большая школа, видневшаяся справа, почему-то не была сожжена, и там жили ее бывшие ученики. Услышав приближение чужих, они быстро протянули через дорогу стальной трос на уровне горла, но эта тактика была хорошо известна гангу с улицы Сили, они и сами ею пользовались. Мотоциклисты стали сворачивать направо и налево — за Эрни и Чарли, но вместо того, чтобы остановить машины, на что рассчитывали местные, выехали на тротуар и помчались, оглушительно сигналя, на ключевые группы у обоих концов троса. Там они стали спрыгивать с мотоциклов — те еще какое-то время ехали по инерции. Приземляясь на полусогнутые ноги, каждый уже держал в руке сорванную с пояса старую мотоциклетную цепь.
Это ошеломило местных, и они быстро отступили к школе. Нападавшие стали их преследовать по широкой асфальтовой площадке для игр, покрытой слоем ржавых консервных банок, гниющих отбросов и всякого хлама.
— Назад! — закричал Эрни. — Оставьте их! Оставьте! Не сейчас. На это место не стоит тратить времени. Больше они к нам не пристанут, и этого достаточно. Где-то здесь должен быть рынок… Поехали…
Они свернули за угол и в изумлении замерли от увиденного. Вся широкая дорога была заполнена такими же мальчиками и девочками, как и они сами. Мир принадлежал молодым. И казалось, все танцевали. Вдаль уходили ряды прилавков с консервными банками, готовой одеждой и прочим. Эрни и Чарли едва успели остановить мотоциклы и не наехать на трех девушек.
Весь ганг остановился и настороженно замер, парни перебирали пальцами мотоциклетные цепи, девушки в фургоне привели в готовность самое мощное и секретное оружие ганга — три автоматические винтовки. Кэти осталась за рулем, готовая или дать задний ход, или рвануть вперед.
Музыка доносилась из холла станции подземки — выстланный плиткой, он служил чем-то вроде усилителя, и получалось раскатистое эхо. Смеющаяся толпа обсуждала ганг с улицы Сили. Слышались выкрики:
— Какие храбрые ребята приехали! И флаг у них тигровый! Какой там флаг — тряпка тигровая!
Эрни был готов ко всему, к любой угрозе, но только не к этому. Здесь им никто не угрожал — и он растерялся. Даже парни не носили ножей, это было видно сразу. Посреди этой веселой толпы их цепи и обвисшие боевые флажки казались глупыми. Он смущенно ухмыльнулся и посмотрел на Чарли.
— Ну, что же ты не отдаешь приказы? — рассмеялся тот.
— Перестань, я же извинился.
— Когда?
— Ну, собирался извиниться. И я не зря тогда сказал, что все на нас смотрят. — Он одарил друга той самой сердечной улыбкой, от которой всегда таяла Кэти. — В норме-то они должны смотреть только на меня, разве нет?
— Что же будем делать? — продолжал Эрни. Он действительно был в затруднении.
— Смешаемся с ними. Будем танцевать вместе со всеми. И заодно узнаем что удастся. Вот и все, — ответил Чарли. — Думаю, наши вещи будут в безопасности. Похоже, у них тут есть свои правила.
— О'кэй, но все равно оставим несколько человек для охраны.
— Конечно.
Они влились в толпу танцующих.
— Где этот тигр-р-р? — шутливо рычали на приехавших. А одна тонкая светловолосая девушка, не переставая извиваться под музыку, остановилась перед Эрни, ее голубые глаза смотрели прямо ему в глаза:
— Сними эту дурацкую куртку. Мы здесь не боимся тигров.
Потом она перевела взгляд на Чарли. Тело ее ритмично извивалось, изумрудно-зеленый свитер не сковывал движений. Больше всего она походила на экзотический цветок, дрожащий под ветром.
Оркестр остановился передохнуть, и толпа потекла к киоскам, где торговали прохладительными напитками в бутылках и банках.
— Присматривай за своим товарищем, — посоветовала девушка Чарли. — Если он не будет задаваться, вам здесь будет о'кэй.
— Ну, тогда введи нас в курс дел, — попросил Чарли.
Втроем они подошли к киоскам. Чарли обнял девушку за талию, когда она скользнула между ними.
— Все очень просто, — сказала она. — Мы и раньше собирались здесь, за несколько миль приезжали. Потом, когда все старые сделали это, тут образовался рынок. Правил никаких нет. Все идет само собой. Если кто-нибудь начнет возникать, его глушат. Нас тут всегда много, понимаешь? Ваши ребята — не первые, кто приезжал сюда, надеясь прихватить что-нибудь из товаров или наших девчонок. И не было еще ни одного ганга, который мог что-нибудь с нами сделать. А некоторые взяли и остались.
— Мы не собираемся оставаться. — Эрни снял куртку и перевесил ее через руку. Теперь никто в толпе на него не смотрел.
— Единственное, чего мы боимся, — это что опять появятся Короли и всех нас прикончат, — сказала девушка Чарли, как будто вид шипучего напитка и консервированного мяса — хлеба давно не было — напомнили ей о теневой стороне их беззаботного существования.
— А кто это такие — «короли»? — спросил Чарли.
— Они приезжают из Уиндзора, — девушка неопределенно махнула рукой. — У них есть пушки и много еще чего. Даже, говорят, танки. И они могли бы здесь все захватить, если б захотели, но тогда сюда ничего не будет поступать.
— Главное, чтобы они сегодня не появились, — сказал Чарли и добавил: — Эрни прав. Когда им срочно что-нибудь понадобится, они у вас отнимут.
Кэти протиснулась к ним сквозь толпу. Она с некоторым вызовом посмотрела на стоящую с Чарли девушку, взяла Эрни за руку и отметила:
— Здесь все такие дружелюбные, и я уверена, неприятностей не будет.
Это мгновение надолго осталось в памяти: грохнул винтовочный выстрел, девушка рядом с Чарли вскинула голову. И не успело на ее лице отразиться удивление, как девушка упала на колени, вытянулась на земле во весь рост и замерла. Из уголка рта вытекла струйка крови. Глаза быстро затуманились.
— Это — они! — выкрикнул кто-то. Воздух наполнился воплями ужаса. Но все перекрыл уверенный голос пулемета. Люди падали на землю, корчась в судорогах, подкашивались и кренились деревянные прилавки, взрывались от пуль жестянки с консервами.
Чарли и Эрни сохранили хладнокровие. Переглянувшись, они бросились на землю, увлекая за собой Кэти, и поползли к укрытию — входу в подземку. Глупые музыканты вместо того, чтобы попрятаться, выпирали оттуда — посмотреть, что происходит.
Они пробрались к дальнему выходу и вновь оказались в нескольких ярдах от своего фургона. На противоположной стороне рынка стоял броневик, на крыше которого стоял молодой человек с громкоговорителем в руке. Наступила жуткая тишина, нарушаемая стонами раненых.
— Слушайте меня внимательно, ребята, — послышался раскатистый голос. — Оставьте все свои вещи там, где они есть, и проваливайте. Разрешается взять только то, что сможете унести в руках. Но не жадничайте. Иначе мы опять заведем свою старую шарманку и перестреляем всех до единого. Ну, ребята! Приводите в порядок себя и своих девчонок, потом по команде тронетесь в путь.
Шеренга парней, в чем-то вроде черной формы из джинсов и кожаных курток, начала окружать толпу по периметру.
— Только не вздумайте что-нибудь устроить напоследок! Уйдете целыми, если будете вести себя смирно. Мы не так стары. Если бы мы были, как они, вы бы уже давно лежали мертвые. Ну, готовы? Расходитесь по домам. Берите только то, что сможете унести… — продолжал вещать голос из громкоговорителя.
Эрни придумал:
— Надо развернуть фургон — с гудками, как будто нам нечего скрывать. Потом катим его потихоньку, пусть Короли думают, что мы им помогаем.
Друзья неторопливо направились к фургону, где их ждал весь ганг.
План был неплох, но, как только фургон стал пятиться, послышался голос в громкоговорителе:
— Взять этот грузовик!
К ним побежала небольшая группа парней в черном.
— Отвлеки их разговорами, — прошептал Эрни Кэти, сидевшей за рулем, а сам полез в кузов за винтовками.
— Куда собралась, крошка? — спросил один из парней, облокачиваясь на открытое окно фургона и внимательно оглядывая девушку.
— Вы же сами сказали, что уже можно, — проговорила Кэти с невинным выражением маленькой девочки.
— А что у тебя в кузове?
— Ничего, только несколько старых жестянок с горохом и мебель. Мы с моим парнем там живем, понятно? Бензин кончается, вот мы сюда за бензином и приехали, понятно?
Она включила скорость, и машина медленно покатила назад.
— Стой! — закричал парень.
Кэти подала короткий сигнал клаксоном. И в ту же секунду все члены ганга вытащили имевшееся у них оружие и окружили фургон. Они завели свои мотоциклы и стали ездить кругами.
Кэти услышала голос Эрни: «Давай!», потом скрежет сапог по крыше и автоматические очереди. Пулемет тоже подал свой голос. Послышался свист пуль, и Кэти увидела, как двое из ганга упали с мотоциклов и остались лежать. Но путь был уже чист, она дала полный газ, и фургон понесся по дороге, сопровождаемый мотоциклами. Они быстро свернули в одну из боковых улочек, чтобы сбить со следа возможную погоню, — это они были приучены делать всегда. Через некоторое время Кэти услышала стук в заднюю стенку кабины и остановилась.
Она вылезла из кабины и подошла к группе, уже собравшейся рядом с Эрни и Чарли. Все смеялись, возбужденные удачным бегством.
— Ну и толпа… ну и толпа… — повторял Эрни. — Какие у них там бляхи, я не разглядел?
Вмешалась одна из девушек:
— Это короны, только вверх ногами. Когда они захватили замок в Уиндзоре, у них было что-то вроде коронации, только наоборот. Мне рассказывал один мальчик на рынке. И они даже достали где-то корону и возложили на голову своему главарю вверх ногами. Мальчик говорил, что сейчас в замке делаются какие-то странные вещи.
Девушка вдруг хихикнула и отвела глаза.
— Что тебе еще сказал тот мальчик? — спросил Эрни.
— Ничего, там уже чисто личное, — она опять хихикнула, и Эрни раздраженно отвернулся.
Эрни кивнул Чарли, оба они отошли в сторону и несколько минут совещались, потом Эрни сказал:
— Получается, они сильнее, чем мы думали. Сейчас вернемся к себе. Они не знают, откуда мы. Да если бы и знали, они бы за нами не погнались. Боб уже сказал, что поедет туда и узнает все лично. А мы вернемся домой и будем прочесывать место к востоку. Я слышал, в сельских районах есть почти не тронутые большие магазины, а держат эти места маленькие слабые ганги. Посмотрим, чем там можно будет поживиться.
В это время послышался шум приближающегося мотороллера. Все бросились к своим мотоциклам и схватились за оружие.
Появился одинокий мотороллер, он остановился, подъехал к гангу.
— Все о'кэй, приятель, — крикнул Эрни. — Только не проси нас воевать с Королями.
Чарли смотрел, как приезжий не спеша слезает с мотороллера. «А ведь быстро соображает наш Эрни, — подумал он. — Если этот парень — шпион, то он уже думает, что мы не хотим связываться с Королями, если — нет, то думает, что мы на его стороне».
Парень снял шлем, провел руками в перчатке по жестким светлым кудрям.
— Ну, — спросил Эрни, — в чем дело? Куда спешишь?
— Куда-нибудь, только подальше оттуда, — ответил парень, показывая назад. — Когда вы их обстреляли, они прямо взбесились. Многих уложили из пулемета, потом гонялись за нами в подземке. Все товары забрали. Нам же и пришлось их грузить. А потом Короли подожгли все дома. Смотри, — он показал на столб дыма, вздымавшийся к небу.
— Собираются они устраивать погоню?
— Нет, не думаю. У них много хлопот с товарами, а пожар быстро распространяется. Наверное, они скоро вернутся к себе. Я сбежал, потому что услышал их разговоры: Короли собирались набрать себе рабов из захваченных в плен.
Парень умолк, и Эрни посмотрел на Чарли.
— Могу я к вам присоединиться хотя бы на два дня? — спросил парень.
Эрни согласно кивнул:
— Поезжай сзади, во внутреннем ряду.
Оба лидера ганга кликнули Роберта и пошли к фургону совещаться.
— Надеюсь, теперь ты все отменишь? — спросил Чарли, когда Эрни закрыл за собой дверь фургона.
— Это мы решим вместе, — помолчав, мягко начал Эрни. Сейчас все и обсудим. Начну я. Считаю, что нужно довести операцию до конца. Конечно, у них много оружия. Но послушайте. Они бы вообще не вышли из замка, если бы у них не кончились припасы. И еще — их слова, что они «перестреляли бы всех, если бы были старыми». Это не для того, чтобы мы их считали хорошими ребятами, — какое им дело? Просто у них мало патронов. Думаю, Роберт должен пойти и узнать побольше о них. Тогда решим окончательно.
— Хорошо, что ты не планировал вломиться туда прямо сейчас, подал голос Чарли.
— Ты это о чем? Такого плана не было.
— У тебя был.
— Мы договорились, что приедем сюда, на запад, и посмотрим. Ну вот, посмотрели. Об этом сейчас и говорим.
— Ты собирался вывезти нас всех сюда, устроить общий разговор, накалить всех и повести прямо на замок.
— Да ладно, — Эрни опустил глаза.
Наступило неловкое молчание. Потом Роберт сказал:
— Ну что, я могу ехать? Объеду Королей стороной — и д-д-дальше на з-з-запад…
Ребята выбрались из фургона. Роберт Сенделл собрал свои вещи и встал у обочины.
— Удачи тебе, Боб! — крикнул Эрни. — Мы на тебя надеемся.
Слова прозвучали фальшиво, и Чарли поморщился.
В последнюю минуту Кэти, уже собиравшаяся сесть в кабину фургона, повернулась и подбежала к Сенделлу.
— Желаю удачи, Боб, — сказала она, и у нее сжалось сердце. Он слабо улыбнулся.
— Ну, мне пора, пока. — Девушка бегом вернулась к фургону и села в кабину. Роберт почувствовал себя совсем одиноким. Когда колонна скрылась за поворотом, он завел мотоцикл и поехал на разведку опасной территории Королей.
К северу от Тэрнхэм Грин Роберт Сенделл остановился у небольшого кафе, где подавали чай с порошковым молоком и консервированный суп в обмен на нейлоновые чулки. Смеркалось.
Худой юноша в мягких, цвета сажи замшевых брюках с мрачным видом стоял, прислонившись к стойке. Он взглянул на Роберта, потом уставился на улицу, пытаясь что-то рассмотреть сквозь запотевшее стекло.
Роберт устало сел за столик, и парень, немного помявшись, подошел и устроился напротив. Парню явно хотелось поговорить.
— Черт-те что было на рынке, а? — начал он. Роберт кивнул.
— Эти Короли — дикая свора. Я держусь от них подальше. Работаю один. Не верю я в ганги. У меня есть напарник для некоторых дел, но вообще-то я все сам проворачиваю. — Парень внимательно посмотрел на Роберта. — Ты сейчас один, я вижу? Послушай, если хочешь, можем вместе стянуть что-нибудь у этих Королей.
Роберт отрицательно помотал головой, улыбаясь. Но парень не отставал:
— Меня не обманешь. Я вижу, ты из тех, кто работает без шума. Это я понял по тому, как ты огляделся на улице, прежде чем войти сюда, как перевел глаза на кухню — нет ли там еще кого. Так вот, никого больше нет.
Мой метод простой. Эти Короли — они ведь не как армия у старых или, скажем, охранники в банке… Для них главное — запугать всю округу, потому они и пристреливают сколько-то там человек, а затем устраивают пожар. Ну а сами потом заваливаются в постель с пойманными девчонками… Самое лучшее время для работы — около четырех часов утра. Я надеваю на лицо черный чулок, иду без фонаря: у меня глаза кошачьи, это точно. Я и теперь уже смог бы вытащить одеяло из-под спящего человека, он и не проснется. Мой папаша когда-то говорил, что с ним такое делали на Востоке, когда он был солдатом: медленно, плавно — не дергать, не шуметь, не нервничать. Если кто-то при этом перестает храпеть, режу его.
Так вот, сегодня я хочу взять только нейлоновые чулки, потому что продуктов у меня много, а бензином я не пользуюсь, если только что для продажи. Ну как, пойдешь? Тут нет ничего особенного, это так просто… — Парень вдруг остановился, быстро поднялся и пробормотал: — Извини, приятель… Присмотри за моей сумкой минуточку… — и скользнул к кухне. Он как раз открывал дверь, за которой виднелась лестница, когда в кафе ворвались трое Королей.
— Это он! — Двое из них бросились за парнем. Они с грохотом промчались по лестнице, потом раздался короткий сдавленный вопль, и парень в замшевых брюках скатился на пол кухни.
Роберт сидел на месте: рука третьего Короля крепко держала его за плечо.
Когда двое Королей спускались с лестницы, один вытирал нож о брюки. Затем Короли потребовали чаю.
— Ты — напарник этого? — спросил Король с ножом.
— Н-н-н-нет.
Короли засмеялись:
— Не надо так пугаться.
Потом задали вопрос девушке у стойки:
— Ты его когда-нибудь видела, Люси?
— Нет, — ответила девушка. — Он сегодня в первый раз.
Все трое уселись за стол и долго смотрели на Роберта.
— Ты можешь идти, — разрешил наконец один из Королей. — Мотоцикл оставь. Если найдешь где-нибудь в Западном Лондоне бензин, который держит небольшой ганг, сообщи нам и получишь свою долю. Понял?
Роберт встал и пошел к двери.
— Ты забыл вот это, — Люси пинком послала к нему сумку убитого парня. — И — приходи… — тихо добавила она.
Подняв сумку, Роберт вышел на улицу. Через мгновение он услышал то, что ожидал услышать, и побежал. Дверь кафе распахнулась, и сухо щелкнул выстрел: Роберт был живой мишенью для Королей, куропаткой, которая не умеет летать.
Роберт нырнул в садик, но это было не очень надежное укрытие: сзади его догоняли бегущие ноги. Он проскочил парадное какого-то дома, ухватился за водосточную трубу и полез вверх. Водосточный желоб на крыше ободрал Роберту ноги, но зато он скрылся от преследователей.
Далеко позади, на фоне оранжевого зарева, выделялись черные столбы дыма — пожар в районе рынка еще не погас. Даже на таком расстоянии воздух пах дымом.
Роберт стал осторожно передвигаться по крыше. Когда по темной улице проехал грузовик с вопящими Королями — они возвращались в замок, — он лег плашмя, вжался в шероховатые кирпичи дымовой трубы. Потом Роберт осторожно перебрался на крышу следующего дома и вдруг услышал впереди нечто странное: детский хор исполнял старые телевизионные рекламные песенки. Вскоре он оказался на крыше того дома, откуда неслись звуки. Пение прекратилось, и мальчишеский голос начал пискляво что-то рассказывать. Роберт нашел наружную дымовую трубу и, вклинивая носок ботинка позади нее, цепляясь руками, спустился вниз. На цыпочках он затем подобрался к окнам. Голос слышался отчетливее, и Роберт понял, что мальчик пересказывает какой-то ковбойский фильм; другие голоса перебивали его или в чем-то поправляли. Судя по всему, детям было весело.
Роберт осторожно нажал на дверь, она открылась со скрипом. Юноша вошел в дом, где пахло сыростью и гнилью. Из-под двери комнаты слева выбивалась полоска желтого цвета. Роберт открыл эту дверь. Масляная лампа мерцала в центре пустой комнаты, по стенам которой расположилось множество детей. Их широко раскрытые глаза со страхом смотрели на него. Огромный телевизор, холодный и темный, стоял в дальнем углу, а перед ним Роберт увидел мальчика с умным тонким лицом.
— Короли сказали, что нам можно, — пропищал чей-то голос. — Они приходили сюда и сказали, что мы можем остаться. Сказали, что можно взять себе все к югу от Уолд-стрит…
— Все в порядке, — сказал Роберт. — У меня есть своя пища. Вашу не трону. Просто я услышал вашу телевизионную историю и подумал — что же это? Могу я остаться и послушать?
Ребята расслабились, «актер» продолжил свое повествование, а Роберт устало привалился к стене. Кэти въявь встала у него перед глазами… Вот почему он не заметил наступившей в детях перемены, пока появившийся рядом с ним ребенок не споткнулся о его ноги и не завопил:
— Мэри спит! МЭРИ СПИТ!!!
Все подхватили его крик, и ближайшие к девочке дети стали бить ее кулаками и пинать ногами.
— П-п-прекратите! — строго сказал Роберт, но его уже никто не боялся. А мальчик рядом с ним небрежно объяснил:
— Она первая уснула. Теперь Мэри будет мамой и говорить нам: «Ложитесь в постель», а все мы будем отвечать: «Нет». Вот увидишь, это страшно интересно.
— Вы — жестокие, противные дети, — проговорил Роберт. — Вам не стыдно?
— Да! Да! — закричали они все разом. — Мы — противные!
Роберту вдруг стало холодно.
— Все в постель! — выпалил он. — Идите в п-п-постель! Быстро наверх! Всем ложиться спать! Уже поздно!
— Нет! — закричали дети. — Не так! Покажи ему, Мэри. Все равно была бы твоя очередь. Покажи ему, как надо делать.
— Тот, кто первым заснет, — сказала Мэри Роберту, — становится мамой или папой, а остальные проказничают, пока не надоест. Например, мама им скажет: «Ложитесь в постель», а они отвечают: «Нет, не хотим».
Мысль о потерянной очереди как бы вновь ударила Мэри, и она заплакала. Дети окружили ее и стали нежно гладить.
— Потом мы и в самом деле ложимся в постели, а мама или папа говорят: «Доброй ночи» и «Крепко спите» и поправляют одеяло. Зато на следующий день их очередь готовить пищу, и они могут говорить: «Помоги мне сделать это…», «Помоги мне сделать то…» или: «Потише»… И все слушаются.
— М-м-мне очень жаль… — пробормотал Роберт. — Я не знал…
— Старые никогда не знают, — вздохнула Мэри.
— Т-т-тогда делай как я, — приказал Роберт: он понял, как можно исправить положение.
Когда Роберт и Мэри медленно двинулись к двери, одна девочка, очевидно, завидовавшая Мэри, обратилась к Роберту:
— Пойди подоткни мне одеяло, а то я ночью замерзну. Притворись, что принес мне горячего молока. Молока нет, конечно, но ты притворись, что даешь его мне, и скажи: «Ты хорошо себя вела?»
И вот уже дети окружили Роберта, стараясь встретиться с ним взглядом, схватить за руки. Тогда, с трудом проталкиваясь, Роберт добрался до двери и выбрался на улицу. Шум внезапно стих, как если бы он, сделав всего один шаг, навсегда покинул их мир.
К его ногам цеплялась пропахшая кошками трава. И он вдруг понял, что идти по улице нельзя и придется вновь лезть по крышам. В это мгновение Роберт и услышал позади себя голоса детей. Он узнал пронзительный голос Мэри:
— Этот парень совсем не из Королей. Я не знаю, кто он. Он вышел в ту дверь. Мы говорили, что ему нельзя здесь оставаться, потому что вы рассердитесь. Мы говорили…
— Так в какую сторону он ушел? Вы это заметили, дети? — нарочито спокойно спросил юношеский голос. — Скажите, это поможет нам его найти.
Держась как можно ближе к стенам, Роберт бросился бежать и на ближайшей развилке свернул влево. Там он остановился и прислушался. Патруль Королей, с которым его чуть не свел случай, очевидно, потерял его: их моторы ревели уже в двух улицах от Роберта. Он решил пройти еще немного, а потом найти дом, где можно будет поспать до утра. «Но теперь этот дом должен быть без детей…» — твердо решил он.
Вскоре Роберт нашел мебельный магазин и через разбитые окна скользнул внутрь. Там никого не было. Осторожно подсвечивая фонариком, он нашел кровать. С одеялами было сложнее, но в конце концов отыскались и они. Роберт с головой закрылся одеялом, с усилием выбросил из головы все лишние мысли и заснул.
Утро выдалось солнечное, но холодное. Восточный ветер подгонял Роберта на запад. Улицы вокруг Мил-Хилл-парк и Болло Лейн были пусты, патрулей он не увидел. Вблизи Айвер Хит нашел обычный велосипед в магазине. Сумку парня нагрузил банками с солониной, а две пары нейлоновых чулок спрятал в сумке с инструментами — там их легко найти. Он хотел выставить себя неумелым торговцем, которому не хватает инициативы добыть бензин и ездить на мотоцикле.
На Датчет-роуд Короли выставили нечто вроде таможенного контроля. Зеленый флаг с перевернутой короной свисал с двух скрепленных вместе автомобильных антенн. Два Короля с автоматами под мышками медленно подошли к Роберту. Остановившиеся у будки три-четыре девочки и несколько мальчиков стали с интересом наблюдать за действиями Королей.
— Куда ты едешь?
Роберт начал объяснять, и здесь его заикание было очень кстати.
Короли обыскали его и велосипед и нашли чулки. Отобрали, конечно.
— Въездная пошлина, — ухмыльнулся один из Королей, пристально глядя на Роберта — как тот отреагирует. Впервые Роберт почувствовал настоящий страх: Короли были не только сильны, но и были далеко не глупцами.
Ему позволили проехать, заставив только написать свое имя в книге. Он аккуратно вписал: «Гарольд Тернер».
Башня замка уже виднелась впереди — как палец, указующий в бледно-голубое небо. Вблизи полей Бовени и Итона дорогу пересекла огромная стая собак, и Роберт застыл на месте. Такие стаи формировались из животных, оставленных хозяевами; предводительствовали в них эльзасские овчарки или собаки других крупных пород. Беспорядочно скрещиваясь, собаки вырождались в единую бродячую породу. На рынках рассказывали истории о том, как собаки нападали на детей и даже на мотоциклистов-одиночек.
Как бы там ни было, эта стая не обратила на Роберта никакого внимания и скрылась где-то в направлении Солт-Хилл.
Уиндзор Хай-стрит была запружена людьми. Но не было видно ни одного оставшегося в живых старого, ни детей. Большинство парней носило одежду, в той или иной степени напоминавшей форму Королей, а на девушках были значки с опрокинутой короной. Непонятно почему, но эта густая толпа казалась какой-то безжизненной.
Роберт зашел в кафе. Там на масляной плите грелся консервированный суп и бобы. Он вошел и отдал два тюбика губной помады за чашку чаю и тарелку горячих бобов. Сел за столик. И сразу к нему подошла и села напротив темноволосая девушка в золотисто-желтом джемпере и черных джинсах. Она улыбнулась Роберту.
Подумав, что от нее можно получить кое-какую предварительную информацию, Роберт улыбнулся и сказал:
— Н-н-не очень-то здесь весело сегодня.
Девушка ответила:
— Я сразу поняла, что ты приезжий. У нас тут губной помады почти не бывает… Можно было взять за нее что-нибудь получше, чем паршивый чай и бобы.
— Я п-п-приехал сюда торговать, — сообщил девушке Роберт.
— Ну, в Уиндзоре ты особо не разживешься, — девушка покачала головой.
— Что тут вообще происходит? — прямо спросил Роберт.
— А-а-а-а… Ты уже это заметил. Ну, просто все боятся Королей, и получается — я знаю, что это звучит смешно, но так уж получается, — что все опять почти так, как было раньше, когда всем управляли старые.
Роберт хотел как-нибудь перевести разговор на замок — как он охраняется.
— Почему бы тебе не уйти отсюда? — задал он вопрос. — Короли ведь не смогут тебя удержать. Вы же не узники в подвале замка, правильно?
Девушка улыбнулась Роберту и, вероятно, по привычке прижалась коленями к его коленям под столом. Он пожалел, что она не Кэти.
— Про замок я тебе расскажу потом. А о том, чтобы уйти… Мне и здесь хорошо. Некоторым не нравится, но они вынуждены оставаться, пока Короли не скажут, что можно уйти. Они не то чтобы рабы, но должны жить здесь. Кое-кто пытается бежать, но если потом они попадаются, Короли прогоняют их по улицам. Это ужасно, сколько крови и криков…
Наступило молчание. Роберт подумал, что если бы Кэти увидела его сейчас с этой девушкой, то наверняка стала бы ревновать.
— Ты сказала, что тебе и здесь хорошо, не то что некоторым.
Девушка внимательно посмотрела на него:
— Ты спрашиваешь это потому, что интересуешься мной, или потому, что интересуешься замком?
— Может быть, то и это…
— Да, вероятно… Ну, если хочешь, расскажу о себе.
— Рассказывай.
— Я — проститутка. Короли и другие мальчики приходят ко мне и потом дают всякие вещи. Я знаю этих ребят. Знаю лучше, чем их собственные девушки. Знаю, что и как им нужно делать — они, идиоты, боятся спросить об этом у своих подружек. Мне-то все равно, меня это не волнует. Иногда я чувствую себя чем-то вроде медсестры в клинике… — девушка рассмеялась. — Раньше старые примерно так это и называли. Ну, ты знаешь — «Лечение солнечной лампой и массаж»…
Продолжая смеяться, девушка встала, взяла Роберта за руку и повела к двери.
На улице они сразу притихли. Мимо прошли двое Королей в шлемах с эмблемами в виде перевернутых корон. Один из них кивнул девушке.
Роберт вдруг спросил:
— Как тебя зовут?
— Джулия, — ответила девушка и добавила: — А для бизнеса у меня есть другие имена.
Вскоре они оказались у пустого магазина, над которым было четыре жилых этажа. Витрины магазина были разбиты, и в одной из них копошилась свора из пяти собак. Джулия открыла ключом тяжелую дверь и повела его вверх по ступенькам, мимо пустой шахты лифта. У Роберта сжало горло и грудь.
Джулия открыла одну из дверей и ввела его в темную комнату.
— Подожди, — сказала она, и вскоре масляная лампа осветила комнату. Коробочек спичек Джулия аккуратно положила в пластиковый мешочек, чтобы они оставались сухими. Потом она подошла к Роберту, обняла, и крепко прижала к себе. Роберт знал, что делать в таких случаях…
— Стоп! — вдруг остановилась Джулия. — Иди сюда. — Они подошли к широкой кушетке, покрытой оранжевым шелком. — Вообще-то это материал для штор, — заметила она. — Один парень притащил.
— Мы могли бы привезти тебе… — Роберт вовремя спохватился и умолк, но девушка восприняла его неожиданное молчание за дефект речи, или просто ей это было неинтересно.
— Послушай, — вдруг Джулия посмотрела ему прямо в глаза. — Не может быть, чтобы она была какая-то особенная.
— Кто — она? — покраснел Роберт.
— Ну, девушка, из-за которой ты сходишь с ума. Наверное, она уже досталась какому-то парню? Послушайся меня и просто подожди. Ведь никогда не знаешь, чем все кончится. Я тебе потом скажу, когда примерно она на это согласится или даже поселится с тобой.
— Ну, с-с-скажи.
— Я сказала — «потом».
Джулия чуть подвернула фитиль, сняла джемпер и повернулась к нему спиной.
— Расстегни лифчик, — попросила она. — Не люблю сама. Да я и нечасто это делаю.
— Ну вот, — прошептала она. — Так уже лучше. Знаешь, — прошептала Джулия, — ты милый. И ты — другой. Я это сразу поняла, как тебя увидела. Моя мать тоже этим бизнесом занималась и многому меня научила.
«Она хорошая, — подумал Роберт. — Я ей нравлюсь. Она могла устроить, чтобы меня избили Короли и все забрали. И ее не раздражает, как я говорю…»
Джулия приготовила утром кофе. У нее было все, даже свежие яйца с фермы вблизи Уинкфилд-стрит, где работали рабы.
Они сидели рядом на оранжевом шелке, освещенные масляной лампой, и разговаривали.
— То, что произошло здесь, напоминает мне школу, в которой я когда-то училась. Многие преподаватели ушли, потому что не могли всего этого выносить, потом несколько учителей сразу заболели гриппом, и все стало разваливаться. Сначала я думала, это шикарно — можно делать, что хочешь. Но затем все взял под контроль один ганг. Было ужасно. Они мучили всех первоклашек, отбирали карманные деньги и заставляли воровать для них в магазинах. С нас брали по шесть пенсов за вход в туалет, щипали и вообще… Все это продолжалось несколько недель и даже попало в местную газету. Потом навели порядок, а некоторых убрали из школы. Так вот, то же самое получилось здесь, когда все старые сдались. Короли захватили замок. Там был один психованный охранник. Он был старый, но из-за своей психованности как бы оставался молодым, понимаешь? В общем, он хотел отомстить сержанту и всей армии. Часами об этом говорил. Он и показал нам, как войти в замок, рассчитал, как убрать часовых одного за другим, и так далее…
— «Нам»?
— Ну, я была тогда с одним мальчиком из Королей в «День З» — так они его назвали. «З» — замок. Там было много всяких припасов: контрольная комиссия оставила, а еще раньше армия. Про эти запасы ходили слухи, и на замок все время кто-нибудь нападал. Отчасти поэтому Короли и стали такими, какие сейчас есть. Они боятся все потерять… Потом, когда запасы поиссякли, им пришлось выходить за добычей, брать пленных и приводить сюда — чтобы работали. Что они там с ними делают! Ужас! — Девушка вздрогнула и прижалась к Роберту.
— И что же они делают?
— Они это взяли из исторических книг. Например, вешали пленных и рабов на крепостных стенах и оставляли там. Запах был ужасный. Как это выносили в древности, не понимаю! Потом позаимствовали кое-что у нацистской Германии. Я имею в виду пытки, а не газовые камеры. Мне-то что, пока не трогают меня и моих друзей…
— Кстати, — вдруг прервалась девушка. — Я думала, ты не в ганге, а просто с группой торговцев, вы вместе храните товары.
— Н-н-ну-у-у… — Роберт начал на ходу придумывать какую-то историю, но так уж получилось, что он стал рассказывать Джулии все подряд. Когда он дошел до эпизода с детьми прошлой ночью, девушка кивнула и спросила:
— Какую же самую ужасную вещь ты видел в своей жизни?
— Да вот это, наверное, и видел: дом с детьми.
Потом они говорили о своих семьях, о том времени, когда Кризис еще не развернулся в полную силу, о школе, о детстве. Роберт рассказал, что его ганг собирается захватить Уиндзорский замок.
— Что ж, — вздохнула Джулия, — желаю вам удачи. Думаю, что ваши ребята лучше Королей. — Она помолчала. — Предположим, вы придете сюда и будет бои. Как можно будет доказать, что я — друг?
Роберт потянулся за своими брюками и вывернул одну штанину наизнанку. Оторвал маленький сверток, пришитый изнутри, и развернул флажок ганга с улицы Сили.
— Роскошный тигр. Всех напугает, — усмехнулась Джулия.
— Повесь у себя над дверью, — посоветовал Роберт.
— Ладно, пора идти, — проговорила девушка.
Роберт оделся:
— Мы еще встретимся?
— Может быть, — улыбнулась ласково девушка. — Надеюсь. А как тебя зовут? Это, вероятно, единственное, что я о тебе не знаю.
Выходя из комнаты, Роберт вспомнил о Кэти:
— Ты обещала сказать, когда Кэти б-б-будет…
— Все просто: когда твое желание остынет. Конечно, если вы с ней по-прежнему будете видеться каждый день.
— Может быть, мне нужна только ты.
Оказавшись на улице, Роберт поехал в сторону замка. День выдался солнечный, и Короли собрались у ворот замка. Роберт незаметно наблюдал за охраной на крепостной стене, откуда сверху вниз поглядывали часовые. Но вот один из них исчез на несколько мгновений, потом вернулся, обнимая за талию девушку. Короли не столько охраняли замок, сколько играли роль солдат-статистов в плохом спектакле.
Неподалеку он увидел ряд новеньких мотоциклов под охраной Короля, вооруженного автоматом. У мотоциклов усердно работали три мальчика и весьма замурзанного вида девочка. Роберт неторопливо подошел к ним.
— Н-н-неплохие машины, — сказал он. Ребята посмотрели на него и молча продолжили работу. Роберт попробовал другой подход: — Запчастей к ним хватает?
Девочка покосилась на него:
— Уходи отсюда.
Один из мальчиков оглянулся на охранника и тихо спросил:
— Ты новый в этом городе?
Роберт утвердительно кивнул.
— Тогда лучше катись отсюда, — девочка выпрямилась, вытирая руки ветошью. — Понимаешь, мы теперь для Королей вроде как бы рабы и должны делать всю грязную работу. Если они увидят, что ты с нами разговариваешь, могут и тебя забрать.
Мальчики молча продолжали полировать мотоциклы.
— Сколько их?
— Слишком много, — ответил один из мальчиков.
— Может быть, сотни две, может быть, сто пятьдесят, — уточнила девочка. — Но дело не в этом. У них много оружия — пулеметы, артиллерия, танки. Полно продуктов. Единственное, чего им не хватает, это бензина.
— А вы разве не можете сбежать? — поинтересовался Роберт.
— А ты нам поможешь? — рабы перешли прямо к делу.
— Уйти отсюда несложно, — прикинул Роберт, — но как вы будете жить на воле?
— В том-то все и дело, — сказала девочка. — Вот если бы ты взял нас в свой ганг…
— Откуда вы знаете, что я в ганге? — удивился Роберт.
— Сейчас все в гангах, и чем ганг больше, тем лучше.
Роберт задал еще несколько несущественных вопросов, а потом спросил девочку:
— Как тебя зовут?
— Джиллиан, Джиллиан Райли, — девочка-рабыня откинула назад спутавшиеся волосы. — А это Фрэнк Бертрам, Уилли Хэйнс и Харри Уэлш.
День клонился к вечеру. К охраннику пришла смена — толстый парень, тело которого выпирало из формы Королей. Что-то в нем показалось Роберту знакомым.
— Опять этот проклятый Толстяк, — прошептал Харри Уэлш. Толстяк подошел к Джиллиан и пнул ее ногой со всей силы. Удар пришелся в бедро девочки. Джиллиан поморщилась и стала ожесточенно полировать мотоцикл.
Толстяк повернулся к Роберту.
— Иди своей дорогой, торговец, — проворчал он, глядя на сумку, с которой Роберт не расставался ни на минуту. — Не трепись с нашими рабами, а то сам таким станешь.
Роберт почтительно кивнул и отошел. Он медленно пробирался через город к пропускному пункту.
Когда Роберт вернулся к своим, все ему показалось здесь маленьким и грязным. А ведь прошло всего лишь три дня. Эрни уехал с небольшим отрядом по делам, остальные были на месте. Они вышли на рев мотоцикла — Роберт подобрал себе новый в Гринфорде.
— Хэлло, — приветствовала его Кэти. Казалось, она искренне рада, что он благополучно вернулся. Сердце у Роберта затрепетало, как обычно…
Когда вернулся Эрни, они вместе с Чарли прошли в угол зала, который был когда-то фойе этого кинотеатра. Роберт обратил внимание, что жестянок с консервами осталось считанное количество. Они сели в неудобные золоченые кресла. Здание уже не отапливалось месяцев восемь, от грязных ковров несло чем-то затхлым, везде лежал толстый слой пыли.
Когда Роберт закончил свой рассказ, Эрни спросил:
— Много их ездит по улицам в броневиках?
— Нет.
— Вероятно, у них совсем мало бензина, — заметил Эрни. — Вот почему они зря не тратят ни капли. Но, с другой стороны, им приходится ездить за бензином все дальше и дальше. А у нас благодаря гению Чарли бензина много.
— Как это? — удивился Роберт.
— Вместо того чтобы высасывать бензоколонки на ближних улицах, Чарли повел ганг к бензохранилищу, и мы взяли три полнехоньких бензовоза. А вот еды начинает не хватать. К тому же появились слухи о какой-то болезни: чума или что-то там еще.
— Короче говоря, — вмешался Чарли, — скоро нам надо будет уходить из этого района и вообще из Лондона. Но для этого нам необходимы транспорт и продукты. И все это есть в Уиндзоре.
Они начали обсуждать план нападения. Главным было выманить Королей из замка. Очевидной приманкой был бензин. Чарли придумал кое-что, чтобы избавиться от возможной погони.
— Прекрасно, если все сработает, — сказал Чарли. — И если мы не окажемся рабами в замке.
Были распределены подготовительные работы: Кэти занималась амуницией, Чарли переливал содержимое одного из бензовозов в жестянки, чтобы горючее оставалось лишь на дне, Эрни инструктировал бойцов. Роберт продумывал, как обезопасить базу в отсутствие лучших воинов.
Кэти будто невзначай подошла к Роберту и сказала:
— Похоже, это путешествие пошло тебе на пользу, Боб.
— В путешествии были не только приятные минуты, — ответил он.
Ему хотелось рассказать Кэти о детях, но она его перебила:
— Как ее зовут, Боб?
Роберт почувствовал, что краснеет, и резковато бросил:
— Занимайся своими делами, Кэти.
Ему сразу стало страшно и захотелось извиниться перед богиней, но не успел он и слова сказать, как Кэти рассмеялась:
— Вот я и говорю, что путешествие пошло тебе на пользу.
…Ганг отправился в Уиндзор. Первым ехал Эрни. Согласно его плану Роберт должен был использовать свой контакт с девочкой-рабыней и вывести из строя мотоциклы Королей — по-настоящему испортить: электропроводку засунуть в бензобаки, а пробки чуть ослабить, чтобы у мотоциклов был хороший шанс взорваться при первом же ударе по стартеру.
Остановились вблизи Оукли Грин. Подошел капитан Королей, восхитился продажей бензина в огромном бензовозе.
Роберт ушел выполнять порученное ему дело. Он увидел, что мрачная Джиллиан по-прежнему драит мотоциклы. Роберт незаметно передал ей кусочки медной проволоки и объяснил, что с ними надо делать. Джиллиан согласно кивнула головой, но было трудно понять, сделает ли она то, что от нее требуется.
Потом ганг подъехал к воротам замка. Вокруг собралась толпа. Среди рабов была и Джиллиан. Все ожидали, что Короли просто захватят бензовоз и мотоциклы, а хозяев убьют или сделают рабами.
Однако Короли открыли ворота.
— Въезжай! — крикнул один из них. — Гони машину сюда. Покупаем галлон за шесть жестянок мяса или дюжину нейлонов.
Эрни подмигнул своим бойцам и медленно повел машину вперед. Толпа смотрела. Двор заполнился Королями. И вдруг машина заглохла: Эрни будто случайно включил слишком высокую передачу для расстилавшегося перед ним пологого подъема. Автоматический стартер жужжал вовсю, но без толку. Эрни вылез из машины, подозвал своих людей, и все стали толкать бензовоз.
— Дайте нам несколько рабов, — попросил Чарли.
Подошло парней двадцать и стали тоже толкать машину. Бензовоз бесшумно вкатился во двор. Было слышно, как внутри его плескался бензин. Когда машина остановилась, Эрни прошел вперед и открыл капот. Повозившись немного, он снова закрыл капот.
Тогда один из Королей скомандовал:
— Будем выгружать вручную!
Рабов с жестяными канистрами выстроили цепью, бензин полился из крана, но слишком быстро, и он стал проливаться на землю. Короли закричали, обвиняя рабов в небрежности. И тут по сигналу Эрни ганг с улицы Сили стал потихоньку отходить от машины, когда один из Королей залез в кабину. Но как только послышался звук стартера, двигатель взорвался. Вслед за ним рванула и цистерна. Загорелся и пролитый на дворе бензин — а его оказалось немало… Сквозь оранжевое пламя и черный дым были видны бегущие фигуры, они рвали на себе горевшую одежду и падали среди фонтанов огня.
Огонь погас удивительно быстро. Но мало кто остался в живых на злополучном дворе.
Ребята из ганга с улицы Сили подавленно молчали, пока Роберт не показал вдруг на приземистую непривлекательную девочку в группе ребят, укрывшихся в подъезде замка:
— Вон Джиллиан.
— Ну и что? — спросил Эрни.
— Она помогла нам с мотоциклами. Я р-р-рад, что хоть кто-то остался жив.
— Живых осталось много, — мрачно заметил Эрни. Словно в подтверждение его слов на дымящемся дворе появилось около двадцати Королей. Они вскочили на мотоциклы и ударили по стартерам. Половина машин сразу взорвалась. Уцелевшие Короли побросали мотоциклы и, оставив раненых как есть, ринулись вперед, размахивая велосипедными цепями. Начался рукопашный бой.
Только Эрни понимал, что сейчас будет: долгий уличный бой с гангом, который загнан в угол и у которого больше огнестрельного оружия. Ему стало страшно. Кое-кто из ганга с улицы Сили стал поглядывать на Эрни, ожидая хоть какой-нибудь помощи. Скоро Короли пустят в ход автоматическое оружие, сейчас их удерживало лишь то, что они перемешались со своим противником. И Эрни подумал: «Это я затащил сюда своих ребят».
Начало смеркаться. Бой не утихал, неровный, с мелкими победами и поражениями каждой из сторон. Когда Короли укреплялись в каком-то здании, они вывешивали из окна свой флаг и несколько мгновений освещали его факелами.
Постепенно группы бойцов удалялись от замка по темным боковым улочкам, стали раздаваться выстрелы.
У Эрни был фонарь, и в безлунной ночи начался бой при свете фонарей.
Вот в темноте показались смутные тени, и Эрни посветил фонарем. В его луче оказалось четыре Короля, которые сразу же бросились наутек. Эрни со своими ребятами кинулся в погоню — и попал в ловушку. Убегавшая «приманка» вдруг разом повернулась к преследователям лицом, а из-за угла высокого здания выскользнуло еще десять Королей. У них было много фонарей, и Короли ими умело пользовались — Эрни пришлось заслониться ладонью от слепящего света. Короли начали обходить их по флангам, смыкаясь со всех сторон. В свете пляшущих фонарей Эрни видел ребят из своего ганга. На его глазах трое ребят упали, сраженные пулями. Эрни широко повел своим фонарем — как бы в ответ Королям, — призывая другим делать то же самое. В это мгновение упал Чарли: велосипедная цепь обмоталась вокруг его шеи. В луче фонаря вдруг появилась Кэти. Держа автомат у бедра, она дала длинную очередь, описывая стволом пологую дугу…
Кто-то из Королей закричал: «Берегись!» На четвертом этаже из щели в забитом окне появился флаг ганга с улицы Сили. Получалось, что ганг Сили захватил верхний этаж здания, служившего базой Королям. Эрни не понимал, кто там мог быть из его ребят. Короли заколебались. Несколько их бойцов упали под автоматными очередями: Кэти продолжала стрелять. В смятении Короли, наверное, подумали, что пули посланы сверху, и, считая, что их обстреливают с двух сторон, побежали прочь по скрытой мраком улице.
Роберт, сильно заикаясь, объяснил появление флага: во время своей разведывательной экспедиции он встретил девушку и оставил ей флаг ганга. Что ж, это помогло в решающую минуту.
Ганг с улицы Сили пошел на штурм самого замка. Несколько Королей обстреляли наступавших, а затем скрылись в подвалах и бесчисленных залах и комнатах, соединенных коридорами.
Чтобы найти оставшихся в живых Королей, потребовалось бы много времени, но на помощь пришли рабы. Эрни сидел в тронном зале, куда волокли пленных Королей, прибегали посыльные с донесениями о стычках в отдаленных покоях замка.
Роберт вдруг увидел Джулию, которая вошла в зал с таким видом, словно это она завладела замком. С нею были две подруги. Роберт подбежал к ней:
— Х-х-хэлло, спасибо за ту штуку с флагом. Я рассказал Эрни, что это ты сделала.
— Подумаешь, какие пустяки, — сказала Джулия со смехом. О, этот ее смех! Роберт уже ни о чем не мог думать, он сразу вспомнил ее молодое тело, его запах…
— Кто это? — спросила одна из подруг Джулии.
— Мальчик, которого я знала раньше, — ответила она.
— Симпатичный, — заметила другая девушка, и все трое рассмеялись, глядя на Роберта как на картинку.
Среди криков и шума боя до Роберта донесся голос Эрни: «Боб, иди посмотри, что там такое».
— Иди делай то, что велит хозяин, — толкнула его Джулия.
Вдруг Роберт разозлился:
— Я думал, что хотя бы у тебя есть что-то в голове, — резко бросил он Джулии и отвернулся.
Он легко побежал вниз по широкой мраморной лестнице, покрытой полуистлевшим зеленым ковром.
В буфетной нашли группу спрятавшихся Королей, и сейчас рабы методично их избивали. Двое парней из ганга Сили наблюдали за происходящим, стоя поблизости, усталые и насытившиеся дракой. Короли жались к стенке, а рабы били их по щекам, пинали ногами и всячески обзывали. Жалкая это была картина, обе стороны упали ниже некуда. Короли были из тех, кто не погиб в бою, а рабы — те, кого Короли не замучили до смерти.
Самые сообразительные из Королей бросали на Роберта многозначительные взгляды: «Спаси нас, и мы будем драться за твой ганг». Среди них был толстый мальчишка, тот самый, кто целую вечность назад разрезал брюки у Чарли, а на прошлой неделе пинал Джиллиан на глазах у Роберта. Этот Толстяк первым сломался: он упал на колени, повизгивая и закрывая голову руками. И никто больше его не трогал — ничего, кроме отвращения, он не вызывал.
Чувствуя, что Короли могут добиться от Роберта пощады, рабы наперебой стали рассказывать ему о пытках, которые применяли вот эти самые Короли, и требовали расстрелять их или сжечь. «Они хотят, чтобы мы сделали то, — подумал Роберт, — на что у них самих духу не хватает». На душе у него было муторно, он злился, сам точно не зная на кого. Расталкивая рабов, Роберт подошел к пленным. Он вспотел и знал, что выглядит сейчас сумасшедшим от ярости. Не задумываясь, Роберт ударил сапогом в живот Толстяка. Тот захныкал:
— Забери меня отсюда, приятель, пожалуйста. Я буду твоим рабом. Я знаю, где можно достать девочек, которые делают все что угодно. Я буду о тебе беспокоиться. Я вообще никогда ничего плохого не делал, другие намного хуже меня. Да-да.
У Роберта сразу погас весь его гнев. Он сказал:
— Вы, Короли, снимайте свою форму и принимайтесь за работу. Вы, ребята (это рабам), не трогайте их, если они будут нормально работать. П-п-перетаскивайте все, что найдете, в тронный зал для подсчета. Ты, Толстяк, иди за мной.
Парень поднялся с удивительным проворством и пошел следом за Робертом.
В главном зале Джиллиан, согнувшаяся над грудой консервных банок, так же усердно работала на новых хозяев, как раньше на Королей. Она выпрямилась, когда Роберт подошел к ней, и бросила взгляд на пленного. Выражение ее лица не изменилось.
Роберт ткнул пальцем в Толстяка:
— Этот тип прятался. Если Чарли его узнает, сразу пристрелит. Я думаю, ты должна получить свой шанс на месть. Я хочу сказать, что после в-в-всего, что он с тобой сделал, ты… — Лицо Джиллиан оставалось прежним, и Роберт подумал, что она, может быть, немного слабоумная. — Н-н-ну, — раздраженно бросил он, — делай с ним что хочешь. Или я сделаю, если ты скажешь.
Толстяк опять упал на колени. Пот лился с него крупными каплями.
— Пожалуйста, Джиллиан, — умолял он. — Я знаю, что плохо обращался с тобой. Делай со мной что хочешь, только не позволяй им, делай лучше сама. Я тебе буду служить, Джиллиан. Пожалуйста, пожалуйста, — завыл Толстяк.
Роберта тошнило в буквальном смысле. Он смотрел на Джиллиан, ожидая, что она хотя бы поднятой бровью выкажет свое отвращение к происходящему. Джиллиан ответила пустым взглядом. Она наклонилась и потрепала жирное плечо — Роберта всего передернуло.
— Да перестань ты, — сказала Джиллиан. — Все будет в порядке. Все будет в порядке, вот увидишь. Сними свою капитанскую тужурку и сиди смирно. Никто тебя не тронет. Сейчас принесу чашку чая. Тебе сразу станет лучше.
Продолжая на всякий случай шмыгать носом, Толстяк сделал то, что она сказала. Роберт стоял потрясенный.
Влажный запах гниения, исходивший от ковров и обшивки стен, уступил запаху горелого пороха и пережженного машинного масла, который принесли с собой парни из ганга Сили. Было три часа ночи, и усталость перешла у всех в странное опьянение происходящим. Многие были голодны, но никто не хотел есть.
В углу зала Роберт увидел Джулию, одну. Она стояла и молча наблюдала. Потом махнула ему рукой, и Роберт подошел к ней.
Джулия взяла его за руку и стала рассказывать о многих еще не найденных вещах, обещала помочь в поисках, просила познакомить ее с «вашим красивым вождем».
Роберт теперь совсем уже не понимал, что к чему.
— Ты переменилась… я хочу сказать, ты передумала? — изумленно спросил он.
Девушка внимательно посмотрела на него.
— Но ты действительно мне нравишься, Роберт, — Джулия нежно прижалась к нему. — В чем дело? Неужели тебя это удивляет? — Она вгляделась ему в лицо. — Я это поняла, когда ты ушел от нас таким обиженным. Не обращай внимания на нас, девочек, когда мы смеемся. Нам приходится многое сносить от вас, так что сам понимаешь… — Джулия опять взглянула в глаза Роберту. — Тебя что-то еще беспокоит.
И Роберт рассказал ей про Джиллиан и Толстяка.
— Я буквально раздавлен, вот честное слово. Что на нее нашло? Почему она вдруг стала заботиться о свинье, которая так с ней обращалась прежде?
Джулия рассмеялась:
— Ох, Роберт, ты и вправду хорош. Но ты мне нравишься.
— И, — опять заговорил он, — она даже не поблагодарила меня за то, что я дал ей возможность отомстить.
— Не беспокойся, Роберт. Она тебе очень благодарна.
— Н-н-не понимаю, — пробормотал он.
Джулия сжала его руку:
— Где они?
Роберт показал на дальнюю стену. Джиллиан и Толстяк сидели рядышком, спокойно наблюдая за залом, словно чета пенсионеров.
— И все равно я ничего не понимаю, — настаивал Роберт. — Он ее мучил, а потом пресмыкался перед ней…
Они ушли из зала, и Джулия нашла замороженную пищу — курицу и брюссельскую капусту. Девушка все это разморозила и сварила.
— Я знала раба, который здесь это спрятал, — сказала она за едой. — Он был очень красивый, волосы такие черные и волнистые. В электричестве хорошо разбирался. Чем-то он на тебя похож.
— Я мало что понимаю в электричестве. В школе была физика, но я…
— Ты мне нравишься, Роберт, — Джулия рассеянно обкусывала куриную ножку.
Потом она повела его туда, где стояла большая кровать, еще не найденная парнями из ганга с улицы Сили. И то, что произошло потом под покрывалом из поспешно сорванных занавесей из пыльного бархата, было на удивление хорошо. Но еще это было для Роберта чем-то вроде мести, хотя он и сам не мог сказать, за что.
— Теперь отдыхай, — лениво сказала Джулия.
Они лежали рядом, и Роберт стал рассказывать о себе. Говорил о своем заикании, объяснял, почему это произошло, как рассказывал он об этом женщине-врачу много лет назад. О том случае, когда он пустил бумажный самолетик в классе и попытался признаться, чтобы остальные не посчитали его трусом, но не смог выдавить из себя ни слова…
Обо всем этом он говорил сейчас без малейшего заикания.
— Вот видишь, — заключил Роберт, — когда я с тобой… — Он повернулся к Джулии. Ее губы были приоткрыты, обнажая маленькие красивые зубы, дыхание ее было ровное и мягкое. Вероятно, она уже давно спала.
Повернувшись на спину, Роберт глядел в потолок этой маленькой потайной комнатки огромного замка. Его ганг одержал победу, его девушка спит рядом с ним. Он избавился от мучительной любви к Кэти.
В тронном зале пленные Короли складывали захваченные гангом трофеи. Здесь же находился Эрни. Мощный наркотик власти, приправленный недавним чувством страха и физической опасности, продолжал бурлить в его крови. Он зачем-то проверял и перепроверял вещи, занимаясь делом, которое мог бы поручить любому другому. Затем Эрни рассматривал прошения освобожденных рабов, вынося решения с важным и непроницаемым видом. Короли, обвинявшиеся в зверствах, ползали у его ног и заверяли в своей преданности гангу с улицы Сили, если только он их спасет.
…Через некоторое время суета улеглась, бывшие бойцы пошли отдыхать.
Эрни вышел на высокую террасу. Далеко внизу, откуда-то из восточной части города, доносились едва слышные выстрелы — это пытались спастись немногие уцелевшие Короли. Начинался рассвет.
Подошел Роберт с девушкой, которая, как он сказал, помогла победить, вывесив во время боя флаг ганга. Эрни посмотрел на нее, думая: «Черт возьми, обыкновенная шлюха. Неужели Роберт этого не видит?» Девушка чуть не подмигивала ему, но он только кивнул Роберту. Возможно, она на всех так смотрит. Да и чего скажешь простаку, который ничего не хочет видеть?
Появилась Кэти и тихонько стала рядом. Эрни сказал, не глядя на нее:
— Надо проследить, чтобы ничего не пропало. Затем отобрать лучшие грузовики Королей, уложить продукты и все прочее и проваливать отсюда.
— Проваливать? — удивилась Кэти. — Но от кого нам бежать? На нас здесь никто не нападет.
— Никто…
— Тогда зачем уезжать? Здесь красивые помещения, настоящие кровати и ванные комнаты, не так, как в старом кинотеатре. Почему же ты хочешь уехать?
— Я боюсь, что здесь мы станем…
Тут подошло несколько парней из ганга:
— Эрни, понимаешь, сейчас все ругаются из-за спален. Многие наши ребята пошли с рабынями, а их девушки не только потеряли своих парней, им теперь и спать-то негде. Честно, скоро все передерутся, если ты не придешь и не разберешься…
Говорившего перебили:
— Эрни, а как же с работой на кухне? Я хочу сказать, у Королей были рабы — а теперь как? Будем чередоваться, как раньше? Так ведь народу кормить надо больше. Сейчас была бы моя очередь готовить завтрак, но…
— Тогда это и есть твоя очередь, приятель, — сказал Эрни. В его голосе звучала такая безнадежная усталость, что Кэти испуганно посмотрела на него. — Набери в помощь столько человек, сколько надо. Скажи, что я велел.
— Спасибо, Эрни.
— Кэти скоро пойдет разбираться с девчонками. В замке должно быть много кроватей. А если кому не хватит, можно селиться в городе. Это безопасно, так и скажи.
— Ты устал, Эрни, — проговорила Кэти.
— Не знаю… Оставь меня в покое.
— Ты все еще думаешь, что мы должны уехать отсюда?
— Да, и прошу еще раз — оставь меня в покое.
Кэти повернулась и отошла. У двери оглянулась. Эрни неподвижно смотрел куда-то в пустоту. Король замка.
Тиф распространялся от забитой канализации и загнившей воды в хранилищах. Именно в городах люди были настолько невежественны, что ели открытое пять суток назад консервированное мясо. Клиники, организованные студентами-медиками, давно были разграблены, лекарств никаких не осталось, и даже самый слабый из многочисленных вирусов гриппа распространялся беспрепятственно. Как установили позже историки, таких эпидемий было несколько.
Однажды в дождливый октябрьский день Эрни собрал совет.
Кэти перечислила оставшиеся припасы. Для тех, кто остался в живых, хватало на десять дней. Время крупных гангов проходило. Для них нужны были огромные и надежные источники продовольствия, сложная организация и оборона. Преимущества сейчас были за небольшими волчьими стаями, которые могли путешествовать налегке.
— Все сводится к тому, — подвел итоги Эрни, — что если мы останемся в Лондоне, то скоро вымрем от голода и болезней. Лучше взять то, что у нас еще осталось, и двинуться поближе к северным рынкам. Так или иначе, нам придется с ними торговать.
— А что будет, если нам нечем будет торговать? — спросил Чарли.
— Ну, мы-то сумеем прожить, если все эти деревенщины как-то перебиваются, — самоуверенно заявил Эрни.
И они отправились в путь — без конкретного плана и цели.
Два фургончика, тяжело нагруженные, выехали со двора. В одном из них сидели Эрни и Кэти и — позади — Эстелла, в другом — Роберт и Джулия. Чарли возглавлял мотоциклистов — следы былого шика еще оставались, но тигровые флаги уже не развевались на ветру, а мотоциклы, донельзя изношенные, чихали и плевались дымом.
Вблизи поселка Стэфолд небольшое поле и ряд коттеджей образовали центр торговой зоны. Фургончики остановились, их окружили кольцом мотоциклов — опять-таки это были остатки былой лихости.
— Сначала добудем пищу, — сказал Эрни, — потом посмотрим, что можно выторговать. Девочки, за дело. — Он раздал маленькие бутылочки с бензином, которые стоили по тем временам четыре жестянки бобов.
— Пошли, — предложила Кэти Джулии, и они отправились за покупками по хлюпающей грязи.
Девочки с траурными линиями под ногтями и закопченными лицами отсчитывали необрезанные и немытые морковь и картошку. Куры кудахтали в корзинах, а деревенские девушки с мощными бедрами, ожесточенно торгуясь, выменивали духи от Вулворта на свежие яйца. Мерилом ценности этого рынка, как и всех прочих, стал табак. За пачку сигарет в нетронутом целлофане можно было получить овцу, ночь с девушкой или даже мотоцикл в рабочем состоянии, залитый под завязку бензином. Вскоре будет выкурена последняя сигарета. Об этом старались не думать, как и о многом другом. Однако цены продолжали расти.
Кэти и Джулия постепенно приближались к той части рынка, где месяц назад видели прилавок с юбками и блузками. Воздух вдруг наполнился запахом жареной баранины и муки. Парень и девушка, оба в фартуках из мешковины, продавали куски жареного мяса, завернутые в плоские лепешки из приготовленного без дрожжей теста. Вот этот хлеб, очень похожий на арабский, и был главной приманкой. Девушка с закатанными рукавами, чьи красные руки побелели от муки, смешивала в чаше какой-то серый порошок, молоко и воду и выливала эту смесь на расплющенную крышку от мусорного бака, лежавшую на горящих углях. Обжаренное тесто разрезалось и обворачивалось вокруг куска горячего мяса и продавалось за полсигареты, жестянку супа или четверть пинты бензина.
Девушки купили себе по куску и остановились поесть прямо в гуще толпы. Молодые зубы энергично пережевывали пищу, губы блестели от жира и мясного сока.
Когда они закончили с едой, Кэти сказала:
— Вот хорошо бы и мне научиться готовить такие штуки, или Эрни и другие мальчики умели бы забить и освежевать овцу…
Джулия согласно кивнула.
Вытерев руки и губы тряпочками, купленными здесь же, они отправились дальше.
— Хэлло, — окликнула их какая-то девушка. — Помните меня? Я — Джоан. — Эта светловолосая девушка была некоторое время в их ганге еще до захвата Уиндзора. — Я слышала, вы взяли Уиндзор и все тамошние припасы.
— Все кончилось, — вздохнула Кэти. — А много чего украли рабы, которых мы освободили от Королей.
— И вы приехали сюда? Ну, здесь много не найдете. Я вообще не знаю, как будет дальше.
— Пока перебивались.
— Да, но теперь все действительно кончается. Кое-что еще есть, но надо долго искать и много платить. А некоторые мальчики… Я никогда не думала, что можно торговать собой, а ты? — спросила она у Джулии, желая установить контакт с новой знакомой. Она была очень дружелюбной девушкой, эта Джоан.
— Да, — подтвердила Кэти, — мы тоже так думаем.
Джулия повернулась к Джоан:
— Похоже, ты знаешь эти места. Где можно найти чулки и приличные цветные блузки?
— Надо сначала найти пищу для мальчиков, — возразила Кэти, помня, что командует она.
— Пусть они поедят, как мы, — предложила Джулия.
— Хорошая идея, — согласилась Кэт и предложила Джоан пойти вместе с ними.
Подошли к фургончикам. Эрни пожаловался девушкам, что керосин для примусов стоит непомерно дорого:
— Деревенщины проклятые! Эх, еще полгода назад я бы показал им!..
— Это Джоан, Эрни — помнишь? — Кэти кивнула в сторону девушки.
— Хэлло, — бросил Эрни той, а у Кэти спросил: — Где жратва?
— Мы нашли место, где торгуют мясом в лепешках. Не стоит самим готовить. Смотри, это там… — она показала рукой.
— А ради чего, по-твоему, мы заплатили столько за керосин и масло? Чтобы есть, стоя под открытым небом? Тащите жратву и готовьте!
Другие две девушки промолчали, а Кэти вспыхнула:
— С кем, интересно, ты так разговариваешь? Мы тебе не рабыни. Иди поешь готового. Не хочешь — ходи голодный.
Эрни мгновение стоял в нерешительности, раздраженный петух среди кудахтающих кур, потом с подчеркнуто презрительным видом отвернулся от девушек и пошел в толпу, предварительно крикнув Чарли и Роберту, чтобы они следовали за ним.
— Ну вот, ребята ушли… — как-то неловко промолвила Джулия.
Мальчики сварили чай на примусе. И Кэти вдруг подумала об Эрни: «Он ожидал моего возвращения и приготовил чай, а я в это время искала чулки и ела мясо…»
— Все тут стало каким-то не таким, — болтала Джоан, ни на что не обращая внимания.
— Зато здесь здоровая жизнь, — заметила Эстелла. — Ни чумы, ни чего-нибудь такого же. Чарли говорит, мы можем все заболеть и умереть, как старые.
— Умереть, но не как старые, — очень серьезно сказала Кэти.
Джоан вскоре попрощалась и ушла. Вернулись мальчики, сытые и жизнерадостные. Только Чарли был мрачноватый.
— Что-то здесь скоро произойдет, — это все, что он сказал. А потом, когда его попросили уточнить свою мысль, добавил: — А у этих деревенщин голова-то варит.
— Скоро нам придется добывать себе одежду, — заговорил Эрни сердито. — Будем отнимать ее у этих деревенщин…
— Ничего хорошего из этого не выйдет, — возразил Чарли. — Даже если спервоначалу все сойдет с рук, вновь появиться здесь мы уже не сможем.
Вмешалась Эстелла:
— А не могли бы вы, ребята, взять овец, или коров, или еще что-нибудь? Я хочу сказать, эти северные ребята умеют… И я не понимаю, почему вы…
— Вот еще, не хватало мне только вилами махать, — фыркнул Эрни.
— Животных нельзя просто «взять», — сказал Чарли. — Это живые существа. Нужно уметь за ними присматривать, доить их, черт возьми, стричь.
— О! — поправилась Эстелла. — Я просто подумала, что это не сложнее, чем мотоциклы, проигрыватели и прочее…
Все замолчали.
— Не прогуляться ли нам? — предложила Кэти. — Может, что и надумаем.
Ганг зашлепал по грязи. С краю рыночной площади у костров сидели пастухи. Рядом с одним из костров мальчик доил корову в ведро. Его девушка готовила мясо и картошку на открытом огне. Даже дым, уже смешавшийся с дождем, пах аппетитно.
— Сколько за стакан молока? — спросила Кэти.
— Одна сигарета, две жестянки мясных консервов или пара чулок, — проговорил мальчик сквозь зубы.
— Слишком дорого, — прикинул Эрни. Девушка внимательно посмотрела на него и щелкнула пальцами. Тут же лохматая колли выскользнула из темноты и легла у ее ног. Парень продолжал доить, и слышались лишь потрескивание костра и шипение молочной струи.
— Давай! — завопил вдруг Эрни и хотел было ударить ногой по ведру, зная, что хозяин инстинктивно схватится за него, чтобы уберечь. Но тут что-то ударило его сбоку. Эрни упал на спину. В лицо ему жарко дышала колли, а девушка успокаивала скулящую от возбуждения собаку. Начавшиеся было крики смолкли. Эрни неуверенно поднялся на ноги. Весь его ганг, парни и девушки, стояли с заломленными за спину руками. Державшие их пастухи недовольно хмурились.
— Здесь вы лучше ничего такого не затевайте, — заметил им парень, доивший корову. — Мы ваши городские фокусы знаем.
Гангу Эрни пришлось расстаться со всеми товарами, предназначавшимися для торговли. Потом их толчками и пинками прогнали прочь:
— Еще раз здесь покажетесь, вам конец!
Они вернулись к фургонам. У ступенек лежало нечто. Эрни коснулся груды тряпья ногой, потом попросил каким-то странным голосом:
— Кэти, зажги факел.
На земле лежала Джоан.
— Наверное, она пришла, когда нас не было, — проговорила Кэти. Она вгляделась в лицо, очень белое в свете факела. Судя по всему, девушка приняла «легкую» таблетку. Джоан внесли в фургон и положили на пол.
— Значит, ей было хуже, чем мы думали, — заметила Джулия.
— Хуже, чем что? — спросил Эрни. — Что вообще происходит? Кто она нам? Почему мы должны с нею возиться?
Главе ганга напомнили, что девушка некоторое время провела вместе с ними.
— Та-а-ак… — задумчиво произнес Эрни. Потом добавил: — И мы начинаем уходить, как… старые.
Тело Джоан вынесли из фургона, прикрыли старыми пальто… Поболтали о всяких пустяках, потом уснули, лежа рядом, но не прижимаясь друг к другу.
А за тонкими стенами фургона завывал осенний ветер.
Туманным утром они вырыли неглубокую могилу и опустили туда тело Джоан, все так же завернутое в старые пальто.
Консервированного молока едва хватило, чтобы сделать по чашке чая. Все молча принялись за обычные дела — осматривали мотоциклы, подметали фургоны, проверяли давление в шинах…
Когда подошло время обеда, а не было ни обеда, ни каких-либо перспектив на него, Кэти разыскала Эрни. Он все время держался в стороне от всех, погруженный в свои мысли.
— Эрни, — напомнила Кэти. — Я хочу есть.
Девушка надеялась пробудить его подходом в стиле «я-маленькая-девочка».
— Все мы хотим, — сухо ответил Эрни. — А скоро вообще голодать будем, — добавил он, помолчав.
— Не знаю, как решать с обедом… Ты должен помочь, Эрни. Осталось несколько банок бобов, но их на всех не хватит.
Эрни пожал плечами:
— Пусть ребята пойдут и попросят что-нибудь у этих деревенщин. А девочки… девочки могут лечь с теми, от кого пахнет коровьим дерьмом и кто всегда может накормить их мясом.
— Спасибо за совет. Тогда и я себе кого-нибудь подберу…
— Я не имел в виду тебя.
— Ты сказал — «девочки». А я — одна из них.
Эрни поднялся с ящика, на котором сидел все время, пробормотав, что ему «надо походить и подумать».
Они пошли рядом, молча. На рынке уже шла усиленная торговля. Никто не обращал на них никакого внимания. И они чувствовали какую-то неловкость. Через некоторое время они купили по мясной лепешке, ставшей «фирменным блюдом» этого рынка, и Кэти решилась спросить:
— А как же остальные?
— Пусть сделают то же самое, — безразлично ответил Эрни. — Там еще остались кое-какие мелочи, которые можно обменять.
— А завтра?
Эрни молча пожал плечами.
— Бога ради, Эрни, очнись! Вчера был не первый бой, который ты проиграл. Что будет со всеми нами, если ты останешься таким?
— Каким — «таким»?
— Ну, как будто ты на все махнул рукой.
— Обойдетесь и без меня. Может, даже это и к лучшему. Пусть Чарли поведет ганг, если захочет.
— Не говори глупостей. Если ты сдашься, ганг развалится и мы все погибнем.
Съеденная ли пища на него подействовала, слова ли девушки, но Эрни взял Кэти за руку и повел к фургонам.
Там пылал огромный костер, оранжево-красный на фоне скучного неба. Пахло жареным мясом.
Эстелла выбежала им навстречу:
— Мы тут посовещались и решили продать один фургон. Нам дали пять живых овец. Фургон взял какой-то богатый парень, он здесь много заработал и теперь возвращается на север. Его девушке захотелось ехать в фургоне, чтобы и вещи было куда уложить, и спать можно было по-человечески. А догадайтесь, кто его нашел — после того, как Чарли и остальные нигде не могли получить хорошую цену? Я его нашла!
Оставшийся у ганга фургон стоял с открытыми дверцами. Внутри его было пусто.
Утром было десять случаев заболевания чумой. Никто, конечно, не знал, как называется эта болезнь: «чумой» называли любую болезнь. И начался массовый исход из рыночной зоны. Каждая группа собрала все, что можно, и отправлялась в ту или иную сторону, наугад.
К югу шла длинная череда торговцев и их девушек, все были тяжело нагружены и просились в обгонявшие их потрепанные фургоны.
На восток и запад шли одиночки или пары.
Самыми организованными были северные пастухи и охотники. Они и так привыкли к кочевой жизни, поэтому сняться с места им ничего не стоило. Они сгоняли свои стада с помощью обученных собак, грузили добро на старые дребезжащие машины и отправлялись в путь. Машины шли со скоростью человека, испуская облака голубого дыма, овцы блеяли, коровы мычали.
Ганг с улицы Сили колебался. Эрни молчал. Потом он медленно проговорил:
— Все, кто возвращается сейчас в город, перемрут. Могли бы с тем же успехом остаться и здесь — разницы никакой. У кого, быть может, и есть капустные грядки или какая-нибудь припрятанная жратва, вот они и надеются прожить. Однако они вечно будут всего бояться и думать, что кто-то придет и все отнимет. И рано или поздно это случится. Нет, научились жить только деревенские.
Эрни ткнул пальцем в сторону пастухов с севера.
— Жаль, что мы так не умеем… — Эрни снова помолчал. Все смотрели на него. — Ну что ж, будем учиться. Вот и все. Поехали!
Они погрузили вещи и стали загонять в фургон овец, которые никак не хотели выполнять команды своих новых владельцев. Проходившие мимо пастухи стали потешаться. Однако один из них прокричал:
— Поговорите с ними. Они и успокоятся.
— Поговорить с ними? — удивился Эрни, как раз пытавшийся утихомирить одну из овец. — Что это деревенщина имеет в виду — «говорить»? Что-нибудь вроде: «Хэлло, овца, как поживаешь?»
— А ты попробуй, — предложила Кэти.
— Хэлло, овца, как поживаешь? — закричал Эрни.
Овца тряхнула головой и послушно пошла в фургон. Все засмеялись.
Миль через двадцать бензин кончился, и взять его было негде.
Три дня ганг прочесывал окрестности, исследовал заброшенные фермы и все время ждал, не появится ли кто-нибудь, с кем можно было бы торговать. На четвертый день кончилась еда. Однако удалось найти две тощие коровы, и этих коров с овцами погнали перед собой по старой Питербороу-роуд. Когда стемнело, легли спать голодными в пустом фермерском доме, где всю ночь дребезжали ставни.
Утром, в десять часов, одна из коров легла на дороге и отказалась вставать. Все столпились вокруг нее, голодные и дрожащие от холода.
— Все равно она не давала молока, — заметил Чарли.
— Может быть, ты ее доил неправильно? — спросила Эстелла.
— Я-то правильно доил: давно научился этому на исправительной ферме в Борстале, — отрезал Эрни. — Может быть, у них не всегда бывает молоко и это связано с телятами?
— Тогда надо ее зарезать и съесть, — предложила Эстелла. — Я долго без еды не продержусь.
— А кто продержится? — все вдруг заговорили сразу.
— Как же ее резать?
— Ну, убьем.
— Вот и убивай.
— Да, а как это сделать?
— А как это делают на бойне. Сначала молотком, потом ножом.
— Очаровательно… — хмыкнула Эстелла.
Чарли и Эрни тем временем отошли от толпы поговорить. Потом они вернулись.
— Соберите сучья или еще что там и разводите костер, — сказал Чарли. Он закрыл корове глаза своим шарфом. Эрни поднял булыжник с обочины и с силой обрушил его на голову животному…
Пока девушки разжигали костер, парни стали разделывать тушу. Им было тошно от непривычной работы, к тому же их ножи были слишком короткими для этого дела и все время натыкались на кости. Окровавленное мясо, остывая, пахло как-то странно.
Затем стали поджаривать куски мяса на длинных палках. Ветер задувал дым в глаза, порой палки загорались, и мясо падало в огонь.
Вдруг Чарли, стоявший на дороге, закричал:
— Смотрите, что там?
Вдали по дороге скользила какая-то серовато-коричневая полоса. И очень скоро стало видно, что это — большая стая собак.
Собаки с громким лаем неслись по дороге, и сначала никто не беспокоился, хотя и взяли в руки палки. А стая приближалась — там было больше сотни голов. Вел собак, грязных и ободранных, огромный эльзасский пес, чья сука гордо бежала рядом с ним. Не обращая внимания на людей, стая окружила тушу коровы.
Только эльзасец и его самка ели мясо спокойно, остальные грызлись, норовя ухватить кусок получше.
Стало ясно, что коровью тушу не спасти. Испуганные овцы пытались сорваться с привязи, и самые слабые собаки, которым ничего не досталось, уже принюхивались к людям и скоту.
— Убирайся отсюда! — Эрни пнул небольшого рыжего пса. Тот тявкнул, отскакивая, и кое-кто из стаи повернул головы, продолжая жевать.
Скоро от туши ничего не осталось, но больше половины собак остались голодными. Эльзасец поднял свою длинную морду, посмотрел на людей, их овец, оставшуюся корову. И рванулся вперед. Это было сигналом — за ним помчалась вся стая.
Люди отступили, а овцы буквально исчезли под массой собачьих тел. Корова бежала, не разбирая дороги, на шее у нее повисли три собаки. Вот она упала на колени, и десятки клыков впились в ее тело. И все же мяса не хватало — собаки, помедлив, двинулись на людей. Чарли и Эрни достали драгоценные автоматы и начали стрелять. Под прикрытием их огня все бросились прочь от дороги.
Никто сразу не заметил, как отстала Джулия. Собаки тут же окружили ее и стали кусать. Эрни и Чарли попытались было стрелять, но собаки плотно окружили девушку. Тут подскочил Роберт и, выхватив у Эрни автомат, стал бить собак прикладом по головам. Он расчистил небольшое пространство, пристрелив нескольких собак, в том числе и вожака. Стая отступила и собралась у тела своего предводителя.
К Роберту подошел весь ганг. Джулия плакала, а Кэти стала обмывать и перевязывать ее раны.
Эрни, кивнув Чарли, направился к стае.
По какой-то причине собаки отступили, но две из них, поменьше, оглянулись. Одна была рыжая, другая вся черная. Эрни сказал им что-то, потом отложил автомат, нагнулся и протянул левую руку. Рыжая собака подбежала к нему и остановилась в нескольких футах, склонив голову. Эрни сунул руку в карман и бросил два куска жареного мяса, которые прихватил при появлении стаи. Собаки мгновенно проглотили мясо и стали смотреть на Эрни с радостным ожиданием. Но он развернулся и медленно пошел обратно. И две собаки побежали за ним.
Найденная ферма была заброшенной и, похоже было, уже подвергалась налету. Однако налетчики, вероятно, были всем хорошо обеспечены, потому что в буфетной оставили несколько банок с консервами. Их открыли — томатный суп — и согрели на старой угольной плите. Рядом с огромной семейной библией нашли «Руководство для скотовода». При свете свечей Чарли читал эту книгу вслух, и все обсуждали непонятные слова. Долго учили слово «вымя».
— По-моему, все это просто отвратительно, — сказала Эстелла и отвернулась.
Эрни, открыв дверь в ночь, позвал:
— Пэтч, Вэг! Пэтч, Вэг!
И посвистел.
Собаки выскочили из темноты, переступили порог и сели в круге света у стола. Все заговорили с ними, кроме Джулии. Кэти налила им в тазик воды.
— Посмотри, Чарли, нет ли там чего-нибудь об обучении собак? — попросил Эрни.
Хотя зима выдалась тяжелой, люди понемногу собирали овец и коров и двигались в северном направлении. Завели собак и обучили их охотиться на зайцев и одичавших овец. Понемногу приобретались скотоводческие навыки. И наконец, число рождений стало превышать число смертей.
В городах еще была чума, остатки продуктов охранялись свирепыми гангами, которые стреляли, не задавая вопросов. Стаи диких собак всегда угрожали с юга и никогда — с севера. Поэтому переход к северу продолжался до весны.
Долгие дни, проведенные на открытом воздухе, со скотом и на охоте, закалили ганг. И мальчики и девочки стали худыми и жилистыми, лица их сделались коричневыми с красным оттенком от солнца и ветра.
Кэти и Эстелла изучали домашний раздел «Руководства для скотовода». Ганг жил сейчас в заброшенном небольшом коттедже. Животные паслись неподалеку, трава была чахлая, но все же овцам хватало.
Как-то Кэти решила подыскать кое-какие вещи, нужные ей и Эстелле для ведения домашнего хозяйства. Она спросила у Эрни, не опасно ли идти в городок Мэлтон — они жили совсем близко от него. Эрни свистом подозвал Пэтча и Вэга, которые тут же отозвались, готовые идти на охоту или на ловлю диких овец.
— Идите с Кэти, — приказал Эрни собакам, и они стали с нетерпением прыгать вокруг девушки. — Собаки за тобой присмотрят.
Кэти шла к окраинам полупустых городков-близнецов Мэлтона и Нортона. По траве скользили тени облаков, собаки гонялись за ними, но быстро возвращались к девушке. Кэти тихонько напевала старинную танцевальную мелодию. И вот уже вокруг нее сомкнулись первые пустые улицы городка. Группа диких овец в ужасе бросилась от нее, и Кэти пришлось прикрикнуть на собак, чтобы те не побежали за ними. Топот копыт был единственным звуком на пустынной улице. Девушка зашла в небольшой продуктовый магазин. На полках не было ни одной консервной банки. У входа стоял белый холодильник, от него исходило негромкое гудение. Кэти не верила своим ушам: все говорили, что это невозможно. Любое устройство, работающее на батарейках, давно должно было замереть. Она подошла к холодильнику и открыла его. Нижняя половина была заполнена черной массой гниющего мяса. Гудение исходило от миллионов мушиных личинок, которые находились в непрестанном движении.
Раньше, до Уиндзора, Кэти убежала бы в ужасе, а сейчас она только наморщила нос и щелкнула пальцами, отгоняя принюхивающихся собак. В хранилище позади магазина стояли в углу мешки. Истлевшая веревка у горловины подалась с первого же рывка, и Кэти по локоть запустила руку в желтоватый порошок. Собаки сидели по обе стороны, стучали по полу хвостами и смотрели на девушку.
Желтоватой мука была только сверху, из глубины мешка Кэти достала белый порошок. Он был сухой и не пах затхлым. Она попробовала его на кончик языка. Вкус был тот самый, что запомнился ей с детства, когда мать готовила что-то из муки. Кэти нашла канистру и заполнила ее белым порошком.
В другом, хозяйственном магазине она отыскала сухие дрожжи и пошла обратно к коттеджу.
Эстелла встретила ее на пороге.
— Я растопила эту старую плиту, — сообщила она. — Только вот дерево прогорает слишком быстро, плита раскаляется и опять остывает. Ничего у нас с тобой не получится. В школе на уроках домоводства были газовые плиты… Ты… ты муку принесла?!
Вдвоем они начали большой эксперимент.
Милях в десяти от коттеджа, в холмах, мальчики охотились на диких овец. Настоящей дичи почти не было. Местные ганги давно все повыбили. А одичавшие овцы научились убегать и прятаться, подолгу лежать в кустах, выжидая, когда охотники уйдут подальше. Выжили самые способные — те, кто меньше других походил на овец и умел, подобно кенгуру, прыгать через изгороди…
Эрни заметил овечью спину и побежал к самой верхней точке длинного гребня. Рядом бежали три обученные собаки. Он сделал знак Чарли, Роберту и еще троим парням, которые стали заходить с флангов. Одна из собак приглушенно тявкнула.
— Молчать! — прикрикнул на нее Эрни. Со всех сторон, в полной тишине, устремились на овцу и люди и собаки. Треугольная черная морда поднялась на мгновение из-за куста, взметнулись изогнутые бараньи рога. Яростно залаяли собаки. В сотне ярдов по обе стороны закричали парни. Их целью было напугать животное, чтобы оно потеряло ориентировку. Теперь стало видно, как баран бежит по пружинистому торфу. Через три минуты барана загнали. Собаки подпрыгивали с лаем, а старый баран готовился бить рогами. Чарли находился сзади барана, Эрни с ножом был впереди — они схватили его и перерезали горло. Собаки повизгивали, намекая, что барана следует разделать прямо сейчас и разделить сырым между всеми.
— Отдохнем немного и пойдем назад, — объявил Эрни.
Все улеглись на торфе.
— Надо бы успеть до темноты, — заметил Эрни. — Что у нас сегодня с луной, Боб?
Роберт приподнялся на локте и вытащил из кармана картонку, расчерченную на квадраты:
— Или мы выйдем через полчаса, или придется ждать два часа до восхода луны.
— Тогда передохнем немного. — Эрни пнул ногой тушу. — Помнишь, как он опустил голову? Еще секунда, и поддел бы кого-нибудь рогами.
— В старых комиксах баранов рисовали совсем другими, — припомнил Чарли.
— А хоть что-нибудь старые показывали правильно? — с горечью спросил Эрни.
Отдохнув, они отправились в долгий обратный путь к коттеджу. Девять миль по холмам, обильно усеянным булыжником. Барана несли по очереди. Чтобы не скучно было идти, пели песни.
Когда они сбросили тушу во дворе, девушки столпились у освещенной двери:
— О, молодцы!
Только сейчас, дома, Эрни почувствовал, как сильно устал. Но он стряхнул с себя усталость, как научился делать это за те месяцы, что они постепенно передвигались на север.
Кэти стояла в двери, из-за ее плеча выглядывала Эстелла. Из дома доносился запах древесного угля и еще чего-то. Девушки отступили в стороны. Запах ударил Эрни в ноздри, и его рот заполнился слюной, а в животе заурчало. Запах был из очень давних, почти забытых, и он пьянил. Эрни споткнулся на пороге. Девушки смотрели на него с затаенным волнением. Эрни обернулся к Чарли и другим охотникам.
— Хлеб! — вдруг вскрикнул он. — Это хлеб!
Кэти вытащила три горячие буханки хлеба, крутые и упругие.
— Хлеб! Это хлеб! — кричали парни, а Кэти неторопливо вытирала руки фартуком.
— Мы не знали, как получится, — сказала она. — Дрожжи были очень старые, а мука вся влажная. Но Эстелла вспомнила рецепт из уроков домоводства.
— Вообще-то первая подумала об этом Кэти, — смутилась Эстелла. — А сколько пришлось возиться с плитой… Теперь нетрудно понять, почему здешняя хозяйка делала хлеб сама… Ну как? Тот кусочек, что мы попробовали, был о'кэй, но…
Ответа не было. Парни склонились над столом и жевали, жевали…
— Надо было заставить вас немного подождать, чтобы ели хлеб с мясом, как полагается, — отметила Кэти.
Позже они освежевали барана и поджарили несколько кусков. Пили ледяную колодезную воду, а девушки притащили припрятанную буханку хлеба.
Сидели допоздна — чуть ли не до половины десятого, потом разошлись парами и легли на пахучие овечьи шкуры.
Луна поднялась в полном соответствии с таблицей Роберта и сейчас отбрасывала аккуратный бледный прямоугольник на дощатый пол. За дверью с ворчанием грызли кости собаки.
— У тебя волосы пахнут хлебом, — сказал Эрни. Кэти резко отвернула голову. — Нет, мне нравится. Сразу хочется есть.
Кэти тут же повернулась к нему и прижалась всем телом.
— От тебя тоже пахнет, если хочешь знать, — прошептала она.
— Чем?
— Овцами. — Она рассмеялась. — Ну, и… тобой.
— Я мылся после охоты. Нам бы еще мыла достать…
— Знаю. В этом городке уже совсем ничего не осталось. Я искала.
— Хороший был хлеб. Ты сможешь еще сделать?
— Если найду все, что нужно.
Они шептались и ласкали друг друга, медленно и нежно. Правая рука Эрни блуждала по холмам и долинам, которые он знал и любил. Кончиками пальцев он провел по затвердевшим соскам, потом его рука скользнула вниз. Кэти стыдливо сомкнула ноги. Все это было обычным и привычным, поэтому оба не были готовы к волне, которая внезапно захлестнула их. Эрни почувствовал желание намного более сильное, чем когда бы то ни было. Их слияние было яростным и полным и в чем-то новым, как будто они познавали друг друга в первый раз.
Прикрывавшие их шкуры оказались разметанными. На Эрни навалилась вся та усталость, что накопилась на охоте.
— Замерзнешь, — прошептала Кэти, пытаясь прикрыть его, дышавшего еще с трудом и прерывисто. И, помолчав, добавила: — Эрни… Эрни, я думаю, что-то случилось…
— Как ты можешь знать? Подожди, будет видно.
— Я просто чувствую, что это так. Никогда раньше не чувствовала…
— Со мной, знаешь, тоже никогда раньше такого не было.
— Эрни, а что будет, если мы больше не найдем овец, а наши перемрут зимой от снега или еще от чего-нибудь?
— С нами и похуже бывало. О чем беспокоиться?
— Сама не знаю.
Эрни скоро уснул, а Кэти еще долго лежала наедине со своим страхом. Это был страх взрослого человека. Такого она раньше не испытывала никогда.
К июню они были уже в Шевиот-Хилз. Две пары умерли от какой-то болезни, по-прежнему называвшейся чумой, — они заразились во время налета на Хэвик. Из ганга осталось всего шестеро: Эрни и Кэти, Роберт и Джулия, Чарли и Эстелла. С ними были четыре обученные собаки, пять голов крупного скота, включая отелившуюся корову, и около двадцати овец. Сейчас нужно было растить стадо и подыскивать дом с сараем и выгульным двориком, где можно будет перезимовать. До зимы было еще много времени, и они охотились на диких овец, торговали помаленьку — обменивали шкуры на сапоги у племени в шотландских юбках, которое никак не хотело поверить, что они с юга.
Всю работу делали без разговоров. Самую тяжелую и неприятную — разделку туш — выполняли парни; готовили главным образом девушки; ухаживали за скотом и охотились вместе. Между парнями давно установились ровные, дружеские отношения. Эстелла уживалась с Кэти и Джулией, но Кэти и Джулия видеть друг друга не могли и часто рявкали одна на другую или, наоборот, сосуществовали в ледяном молчании.
Жизнь, которую они вели, вынуждала к тесному общению. Секретов среди них не было. Раньше они часто менялись партнерами — из любопытства или в виде вызова; теперь ничего подобного не происходило.
Однажды в жаркий июньский день Кэти сидела одна и чинила куртку из овечьей шкуры, когда появился Чарли.
— Остальные еще охотятся. Мы решили, что я должен вернуться и сказать тебе, чтобы ты не волновалась, если они задержатся. Потом я должен пойти и поискать этих проклятых овец, которых мы недосчитались прошлым вечером…
У Кэти было странное ощущение: ей казалось, что она одна в лагере, как в старые времена, когда она заболела гриппом и осталась дома.
— Можешь выпить стакан молока, раз ты уж здесь.
— Спасибо. — Чарли выпил молоко. — Ну, я пойду. — Тут он заговорил «киношным» голосом: — Если не вернусь через пять часов, больше меня не ждите. Все свое имущество завещаю Эстелле.
Кэти рассмеялась:
— Подожди. Я прогуляюсь с тобой. Жалко сидеть дома в такой день.
Они вышли из дома и стали пробиваться через частый кустарник. Жаркое солнце жгло им плечи. Пахло дикими цветами.
— Поищем вдоль ручья, — предложил Чарли. — Эти лохматые дуры иногда выпивают слишком много воды в жару и прячутся в кустах, а потом просыпаются, видят, что остальные ушли, и бегут куда-нибудь в панике.
Небольшой ручей сбегал с холма. День уже клонился к вечеру, и оживали уставшие от зноя птицы, слышались их голоса. В воздухе клубилась мошкара. Овцы не попадались.
— Давай передохнем, — предложил Чарли.
Они сели на большой камень, рядом.
— Я теперь как-то странно себя чувствую, если много хожу пешком, — обрадовалась отдыху Кэти.
— Что ты имеешь в виду — «теперь»?
— Ну, раз уж ты спросил, скажу. Так или иначе, все равно все скоро узнают. Я жду прибавления семейства, как говорили старые.
— Вот это да! Ты уверена?
— Совершенно уверена. Об этом знает только Эрни.
— И что он об этом говорит?
— Волнуется. Но вообще-то доволен. Плохо только, чти это будет зимой.
— А ты или другие девушки знаете, что делать, когда это начнется?
— Я-то ничего не знаю. Джулия — ну, она-то может знать, но я у нее ни за что не буду спрашивать совета.
— Попроси Эрни. Мы найдем каких-нибудь медиков. Я слышал, что студенты Эдинбургского медицинского института устроили какую-то бартерную клинику. Платишь яйцами, мясом, шкурами и прочим. Они даже операции делают, мне говорили. Это ребята рассказывали, которые занимаются кражей овец, раньше там больше аборты делали, а теперь многие девушки хотят оставить ребенка. Так что, пожалуйста, не беспокойся.
— Тебе легко говорить, он же не в твоем теле растет.
— Не я туда его поместил…
— Ты любишь Эстеллу?
— Она ничего. Уживаемся.
— Я спросила: «Ты ее любишь?»
— Я не знаю, что означает это слово. Половина старых, которые употребляли это слово, тоже не знали.
— Странно, теперь никто не вспоминает старых. Как будто это было сотни лет назад.
— Ну и хорошо… Все неправильное, что у нас было, это вещи, оставшиеся от старых: Короли в Уиндзоре, они же были как из какого-то военного фильма… Да и та девушка, которая сделала это, на рынке, — Джоан… Она думала, что должна сделать это, потому что начиталась старых книг о Романтической Любви. Сама же она ничего такого не чувствовала.
— Я не думаю, что здесь ты прав, Чарли.
— Ну, может, не в ее случае… А в других — все точно.
— Ты можешь говорить с Эстеллой о своих мыслях и… вообще?
— Нет, пожалуй, не могу. И вообще, не я ее выбирал, а она меня.
— Я думаю, ты выбрал ее потому, что тебе нравится быть умнее своей девушки. Более умной ты боялся бы.
Солнце спускалось на западе, но еще было очень тепло. Кэти поднялась:
— Чарли…
— Я тебе сказал — не беспокойся. — Чарли обнял ее рукой за плечо. — Есть эти медики в Эдинбурге. Я поговорю с Эрни, если хочешь. Мы пойдем и узнаем, безопасно ли это, сколько они берут и все прочее.
— Дело не в том. Во всяком случае, не только в том. Все из-за тебя, дурак ты набитый. Ты же знаешь, что это так, зачем же притворяешься, а? Вот чего я не могу понять. Почему?
— А почему ты так поступила?
— Я была нужна Эрни… Я была глупой девчонкой, а он вождем. И вообще ты гонялся за всеми девками подряд. Потом начался долгий переход на север… Ты был все время с Эстеллой, а она хорошая, по-настоящему хорошая… Это я из ревности по ней немножко прошлась… Вы с Эрни стали такими друзьями, такими мужественными парнями, что я себе стала казаться хрупким и ненужным существом. Тебе этого не понять… А теперь уже поздно… Хоть иногда вспоминай, как у нас было раньше… Я люблю тебя, а ты меня. А соединиться мы уже не сможем. Вот что сделали с нами последние два года, понимаешь?
Чарли посмотрел вниз, на сухой летний лишайник.
— Да, — сказал он, не поднимая глаз. — Ну и что теперь делать? Ладно… Давай искать овец. Осталось чуть больше часа до темноты.
Они повернулись — и увидели, что четыре пропавшие овцы мирно щиплют траву, совсем недалеко от того места, где они сидели.
Когда они вернулись, все уже были на месте и готовили пищу. Эстелла накрывала на стол, Джулия помешивала баранину, тушившуюся с травами.
— Давай-ка лучше я, — предложила Кэти Эстелле. — Ты, наверное, пробежала сегодня немало миль, а я не очень-то утомилась с этими овцами.
— Все в порядке, спасибо, Кэти, — сказала Эстелла. — Я наотдыхаюсь, когда поем.
— Иди, иди, отдыхай, — настаивала Кэти. Она почувствовала вдруг, что стоявшая у плиты Джулия повернулась на мгновение и посмотрела на нее.
После еды они сидели и разговаривали. Одновременно девушки шили, а парни точили ножи.
Потом Чарли поднялся и стал тревожно ходить по комнате. Одна стенка коттеджа была покрыта чистой белой штукатуркой. Чарли начал с мрачным видом царапать эту стенку. Потом вытащил из плиты горящую ветку и задул пламя. Комната с низким потолком заполнилась дымом.
— Чарли, бога ради! — закричала Эстелла.
Чарли продолжал водить по стенке обугленным концом ветки. Все продолжили разговор, решив не обращать на него внимание.
— Хорошо бы опять устроить вечеринку, как раньше, — щебетала Эстелла. — Правда, Чарли, — окликнула она его. Юноша по-прежнему что-то чертил на стене. — Чарли! Что ты делаешь?
Эстелла подошла к стенке:
— О, смотрите! Вот это здорово!
Все вышли из-за стола. Эрни держал в руке свечу. На стенке Чарли нарисовал унылую улицу с полуразрушенными домами — таких они видели десятки, сотни, чуть ли не тысячи…
— Потрясающе, Чарли!
— Нарисуй еще что-нибудь!
Чарли пожал плечами:
— В школе у меня всегда было хорошо с рисованием. А сейчас получилось что-то не то. Я не так хотел сделать. Но ничего, вот набью руку и тогда…
Все лето они двигались на север и к концу июля были уже в горах. Перезимовали в большом отеле, которым владел местный ганг. Плату за жилье здесь не брали, но требовали, чтобы парни участвовали в охране, а девушки — в кухонной работе.
Вот здесь-то мрачным январским днем, когда в три пополудни было уже темно, Кэти родила ребенка.
Всем было страшно. Но все понимали, что Эрни-второй — это начало.