В зелени деревьев замелькали краски осени — золото и пурпур. Николь стояла на вершине холма и смотрела вниз на дом и мельницу. Сквозь прибрежные заросли она видела солнечные блики, сиявшие на чистой, быстро бегущей воде.
Прошло уже десять дней с тех пор, как ей нанес визит Уэсли Стэнфорд, и больше месяца с того ужасного вечера, когда Бианка снова появилась в ее жизни. Она надеялась, что тяжелая работа поможет ей изгнать из сердца память о Клее, но этого не случилось.
— Наслаждаешься покоем?
Услышав голос Клея, Николь вздрогнула. Они не встречались с того дня, как приехала Бианка.
— Дженни сказала, что ты здесь. Я тебе не помешал?
Она медленно обернулась и взглянула на него. Солнце за его спиной пронизало темные волосы, позолотив их своими лучами. Он выглядел усталым и постаревшим. Бессонница обвела его глаза темными кругами.
— Нет, — улыбнулась Николь, — ты мне не мешаешь. Как твои дела? Убрали табак?
Жесткая линия его рта сменилась мягкой улыбкой. Он растянулся на земле и устремил глаза в небо, просвечивающее сквозь яркую золотисто-красную листву. Казалось, он мгновенно успокоился, расслабился. Ему сразу стало лучше от одной только близости Николь.
— Похоже, дела на мельнице идут как нельзя лучше. Я пришел просить тебя об одном одолжении. Эллен и Гораций Бейкс устраивают для нас праздник. Настоящий виргинский праздник на целых три дня, а мы с тобой — почетные гости. Эллен хочет представить обществу мою жену.
Клей лежал возле Николь, вытянув длинные ноги, под рубашкой проступали сильные упругие мышцы. Николь почувствовала, что готова растаять. Ей захотелось прилечь рядом с ним, положить голову на эту загорелую грудь. От него слегка пахло потом, и она почти ощутила привкус соли на губах, представив, как целует его в шею. Но заметив, что он спокоен и безмятежен, она рассердилась. Ей вдруг захотелось ударить его. Она пылает как в огне, а он ведет себя словно ребенок, задремавший на коленях у матери. До нее не сразу дошел смысл его слов.
— Полагаю, ты не поставишь себя в неловкое положение тем, что передашь Эллен, что я не могу принять ее приглашение.
Клей взглянул на нее, приоткрыв один глаз.
— Она же знакома с тобой и знает, что ты моя жена.
— Но она не знает, что я недолго ею останусь.
Николь повернулась, чтобы уйти, но Клей поймал ее за лодыжку. Она споткнулась и упала на колени. Он приподнялся, взял ее под мышки и поставил на ноги.
— Не сходи с ума. Мы так давно не виделись, а теперь я пришел, чтобы пригласить тебя на праздник. Ты должна была бы радоваться, а не сердиться.
Не могла же она прямо заявить, что ее приводит в бешенство его спокойствие. Она опустилась на траву подальше от него.
— Мне просто кажется неприличным появляться в обществе как муж и жена, если через месяц-другой мы получим развод. Я считаю, что тебе следует отправиться туда с Бианкой и рассказать всем о нелепой ошибке. Получится занимательная история.
— Эллен знает тебя, — упрямо повторил Клей. Ему нечего было возразить. Он знал лишь, что у него появилась возможность провести с ней три дня — и три ночи, — и поэтому впервые за несколько месяцев почувствовал себя счастливым. Он взял руку Николь, посмотрел на нее. Она была такой маленькой, такой нежной и чистой, она умела давать такое наслаждение. Он поднес ее к губам и стал целовать одну за другой мягкие подушечки пальцев. — Прошу тебя, поедем, — тихо сказал он. — Там будут все мои друзья, люди, с которыми я прожил жизнь. Ты все лето так много работала. Тебе нужно отдохнуть и развлечься.
Она чувствовала, что от прикосновения его губ тело охватывает трепет, но все же какая-то часть ее существа была готова кричать от возмущения. Он живет с другой женщиной, которую, по его же собственным словам, любит, и при этом целует ее, Николь, прикасаясь к ней, приглашает в гости. Он заставляет ее чувствовать себя любовницей, которую от всех скрывают и держат лишь для удовольствия. И все же теперь он собирается представить ее друзьям.
— Клей, пожалуйста, — произнесла она слабеющим голосом.
Он припал губами к нежной коже на тыльной стороне запястья.
— Ты поедешь?
— Да, — еле слышно ответила она.
— Вот и хорошо, — весело воскликнул Клей, выпуская ее руку и поднимаясь. — Я заеду за тобой и близнецами в пять утра. Дженни мы тоже берем с собой. Да, еще. Может, ты захватишь с собой какой-нибудь еды. Хорошо бы из французской кухни. Если тебе понадобятся продукты, скажи Мэгги. — Он повернулся и стал, насвистывая, спускаться по склону.
— Какая нестерпимая… — начала Николь, но потом улыбнулась. Может быть, если бы ей удалось понять его, она не любила бы его так сильно.
А Клей думал о завтрашней ночи. Он останется наедине с Николь в спальне огромного безалаберного дома Горация. В предвкушении этого он едва не прошелся колесом по открытому всем взглядам склону холма.
Как только он скрылся из виду, Николь вскочила. Если предстоит приготовить еды на три дня, нельзя медлить ни минуты. Спускаясь по склону, она обдумывала блюда. Цыпленок, тушенный в дижонском горчичном соусе, паштет в тесте, холодное овощное рагу, рагу из бобов с птицей. И пироги! Тыквенный, мясной, яблочный, персиковый, с черной смородиной. Запыхавшись, она вбежала на крыльцо.
— Доброе утро! — крикнул Клей, привязывая шлюпку к причалу под мельницей. Он усмехнулся, увидев Николь, Дженни и близнецов, стоящих в окружении нескольких необъятных корзин.
— Не уверен, что шлюпка выдержит весь этот груз, тем более что и Мэгги потрудилась на славу.
— Надо думать, она сменила гнев на милость, узнав, что ты едешь с Николь, — заметила Дженни.
Клей пропустил ее слова мимо ушей и стал передавать корзины Роджеру, который размещал их на дне. Потом перебросил ему визжащих близнецов.
— Сегодня ты, кажется, в настроении, — не унималась Дженни. — У меня появилась надежда, что ты вот-вот придешь в чувство.
Клей обхватил Дженни за талию и от всего сердца расцеловал.
— Может, я и пришел в чувство, но если ты не прекратишь меня подзуживать, тебе придется полетать по воздуху, как этим сорванцам.
— Очевидно, вам и удастся ее подбросить, — запротестовал Роджер, — да я не удержу.
Дженни негодующе фыркнула, оперлась на руку Клея и шагнула в шлюпку.
Он протянул руку Николь.
— Вот эту я бы поймал, — засмеялся Роджер.
— Она моя! — сказал Клей. Он подхватил Николь на руки и спрыгнул с пристани.
Николь смотрела на Клея широко раскрытыми от изумления глазами. Вдруг он показался ей незнакомцем. Клей, которого она знала, был молчаливым и мрачным. Кем бы ни был человек, которого она сейчас видела, он ей нравился.
— Скорее, дядя Клей! — кричал Алекс. — Пока мы доедем, скачки уже кончатся.
Клей медленно опустил Николь, потом постоял еще немного, слегка обнимая рукой за талию.
— Сегодня ты особенно красива, — сказал он и провел пальцем по линии, обрисовывающей ушную раковину.
Николь молчала, не отрывая от него глаз, а ее сердце бешено стучало.
Вдруг он отпустил ее.
— Алекс! Отдать концы! А ты, Мэнди, садись на руль — будешь помогать Роджеру.
— Есть, капитан Клей! — засмеялись близнецы. Николь села рядом с Дженни.
— Вот теперь передо мной человек, которого я помню, — одобрительно заметила Дженни. — Что-то случилось. Не знаю, кто это сделал, но я хотела бы его поблагодарить.
Они услышали шум праздника за полмили до пристани Бейксов. Не было еще и шести утра, но это не помешало чуть ли не половине округа собраться на лугу у реки. Кое-кто отправился подальше пострелять уток.
— А ты уже послал к миссис Бейкс нашу Золотую Девочку? — забеспокоился Алекс.
Клей смерил его насмешливым взглядом.
— А для тебя и праздник будет не в праздник, если мне не удастся порастрясти чужие карманы?
— Думаете, она обойдет Ирландскую Девчонку миссис Бейкс? — спросил Роджер. — Я слышал, она очень резвая.
— Куда ей до нашей кобылки, — проворчал Клей. Он застегнул рубашку и достал из стоявшей на носу корзины галстук. Ловко завязав его, он надел бледно-коричневый атласный жилет, а поверх него двубортный фрак из рубчатого шшса цвета шоколада с медными пуговицами. Спереди фрак был короче, а сзади доходил почти до колен. Лосины облегали ноги как вторая кожа. На нем были новые ботфорты. Темно-коричневая шляпа со слегка загнутыми полями дополняла этот наряд.
Он повернулся к Николь и предложил ей руку. Николь никогда не видела его ни в чем ином, кроме рабочей одежды. Теперь, на ее глазах, деревенский житель превратился в кавалера, достойного залов Версаля.
Он, очевидно, правильно истолковал ее взгляд и широко улыбнулся.
— Я собираюсь появиться в свете с самой прекрасной новобрачной в мире и, конечно, хотел бы быть достойным ее.
Николь улыбнулась ему, подумав, что не зря так тщательно занималась своим туалетом. На ней было платье из белого шелка, очень тонкого и гладкого, с ручной вышивкой в виде крошечных золотистых нарциссов. Короткий лиф был из бархата того же густого золотого тона, что и цветы. Рукава и ворот были отделаны белым кантом. Ее темные локоны были перевиты белыми и золотыми ленточками.
Когда Роджер привязывал шлюпку к причалу в отдаленной части владений Бейксов, Клей сказал:
— Чуть не забыл. Посмотри, что я тебе принес. — Он вынул из кармана золотой медальон, который Николь оставила на корабле.
Николь крепко сжала его в руке и, подняв глаза, улыбнулась Клею.
— Спасибо.
— Ты сможешь отблагодарить меня должным образом позже, — ответил он, целуя ее в лоб. Потом, передав корзины Роджеру, который стоял на краю причала, помог выйти Николь и, когда она поравнялась с ним, на мгновение прижал ее к себе.
— А вот и они! — крикнул кто-то, когда они подходили к дому. — Клей, ты так усердно прячешь ее от всех, что мы уж было решили, что с ней не все в порядке.
— Я держу свою жену под замком по той же причине, что и свой бренди. Быть слишком на виду не идет на пользу ни женам, ни спиртному, — выкрикнул Клей в ответ.
Николь потупилась. Ей было непривычно видеть этого нового для нее Клея, она была озадачена его заявлением, которым он доводил до всеобщего сведения, что она его жена. И она действительно почувствовала себя его женой.
— Милости просим, — приветствовала их Эллен Бейкс. — Клей, позволь мне похитить ее на время. Ты и так владел ею несколько месяцев.
Клей неохотно выпустил руку Николь.
— Ты ведь не забудешь меня, правда? — сказал он, подмигнув ей. Потом в компании нескольких мужчин направился к скаковому полю. Николь видела, как он приложился к глиняному кувшину и долго не отрывался от него.
— Ты просто сотворила с ним чудо, — заговорила Эллен. — Я не видела его таким счастливым с тех пор, как погибли Джеймс и Бесс. Такое впечатление, будто он долго отсутствовал, а теперь снова вернулся.
Николь промолчала. Клей, который смеялся и шутил, удивлял ее не меньше, чем других. Впрочем, Эллен не дала ей и слова вымолвить, начав представлять гостям. Николь засыпали вопросами о ее туалете, о ее семье, о том, как они познакомились с Клеем и где поженились. Ей удалось избежать заведомой лжи, но она не стала рассказывать ни о похищении, ни о том, что ее обвенчали насильно.
Огромный дом Бейксов был обращен фасадом к реке. Николь почти не видела американских домов, и этот просто поразил ее. Дом Клея был выстроен в чисто георгианском стиле, но в доме Горация и Эллен, казалось, смешались все мыслимые архитектурные стили. Он выглядел так, будто каждое новое поколение пристраивало новое крыло в облюбованием стиле. Длинные крылья, короткие крылья и переходы, соединяющие отдельные строения, беспорядочно простирались во всех направлениях.
Эллен наблюдала, как Николь разглядывает дом.
— Замечательно, правда? По-моему, мне потребовалось не меньше года, чтобы научиться находить в нем дорогу. Внутри еще хуже, чем снаружи. Там есть коридоры, которые ведут в никуда, и двери, которые открываются в чужие спальни. Он действительно ужасен.
— И ты очень любишь его, — улыбнулась Николь.
— Да. Я и кирпичика в нем не трону, вот только подумываю, не пристроить ли еще одно крыло.
Николь удивленно взглянула на нее, потом рассмеялась.
— Может быть, еще один этаж? Ни в одном крыле еще нет четвертого этажа.
Эллен одобрительно усмехнулась.
— Ты умница. Ты действительно понимаешь этот дом.
Кто-то позвал Эллен, и две женщины продолжали расспрашивать Николь, которая помогала накрывать на стол. На лужайке было расставлено без малого двадцать длинных столов. На некоторых стояла еда, по обеим сторонам других располагались узкие скамьи. Каждое семейство прихватило с собой еды не меньше, чем Николь с Дженни. В большой яме пеклись сотни устриц. Негры крутили огромный вертел, на котором поджаривалась целая туша, и поливали ее густым соусом. Кто-то объяснил Николь, что так готовят мясо на Гаити и называется это блюдо «барбекю».
Вдруг над плантацией разнесся протяжный звук горна.
— Пора! — закричала Эллен, снимая передник. — Скачки начинаются!
Все женщины как одна бросили фартуки, подобрали юбки и бегом пустились к скаковому полю.
— Теперь, когда наши красавицы с нами, можно начинать, — приветствовал дам распорядитель.
Николь стояла немного в стороне от остальных женщин, собравшихся на краю овальной, хорошо ухоженной скаковой дорожки. Ее волосы растрепались от бега, и она пыталась заправить под ленту непокорные локоны.
— Позволь, я тебе помогу, — услышала она за спиной голос Клея. Его руки не внесли большого порядка в прическу, но от прикосновения его пальцев к обнаженной шее по спине Николь пробежала дрожь. Он повернул ее лицо к себе. — Ты довольна?
Она кивнула, глядя ему в глаза. Его руки лежали на ее плечах, а лицо было так близко.
— Сейчас будет скакать моя лошадь. Ты не хочешь поцеловать меня на счастье?
Как всегда, он без труда прочел ответ в ее глазах. Его руки обвились вокруг ее талии, он привлек ее к себе, прижался лицом к шее.
— Я так рад, то ты поехала со мной, — шепнул он. Потом его губы скользнули по щеке Николь и наконец добрались до ее рта. Николь почувствовала, что слабеет, колени ее подогнулись, и она повисла на руках Клея.
— Клей! — крикнул кто-то. — У тебя будет для этого вся ночь. Иди и займись своими лошадьми. Клей оторвался от Николь.
— Вся ночь, — прошептал он и провел пальцем по ее верхней губе. Потом резко отстранился от нее и шагнул навстречу мужчине, похожему на увеличенную копию Уэса. Он хлопнул Клея по спине.
— Хотя, конечно, тебя трудно винить. Как ты думаешь, в Англии остались еще такие же красавицы, как она?
— Нет, Тревис, мне досталась последняя, — засмеялся Клей.
— Все равно, как-нибудь обязательно наведаюсь туда и проверю.
Николь смотрела вслед уходящим мужчинам. Кажется, ее познакомили с братом Уэса, но все лица и имена перепутались в ее голове.
— Николь, — позвала Эллен, — иди скорее, я заняла для тебя место.
Николь поспешила сесть рядом с Эллен. Часа три спустя гости вернулись к накрытым столам и принялись за еду. Лицо Николь раскраснелось от солнца и смеха. Давно уже она не получала такого удовольствия — с тех пор как во Франции произошла революция. Ее французские родственники всегда жаловались, что англичане такие скучные и хмурые, что они живут только для того, чтобы ходить в церковь и работать, и совсем не умеют веселиться. Глядя на окружавших ее американцев, Николь подумала, что они понравились бы ее кузинам. Все утро они кричали и смеялись. И женщины у них бойкие — они смело высказывали собственное мнение о лошадях и не обязательно ставили на лошадь, принадлежащую мужу. Эллен уже несколько раз держала пари с Горацием и выигрывала. Теперь она хвасталась, что Горацию придется собственноручно разбить новую клумбу и выписать из Голландии пятьдесят луковиц тюльпанов.
Николь держалась слегка отчужденно, как сторонний наблюдатель, но вдруг Тревис заметил, как она нахмурилась, глядя на одну из лошадей Клея.
— Клей, мне кажется, твоя жена не в восторге от этой лошадки.
Клей едва взглянул на Николь.
— Мои женщины со мной не спорят, — сказал он, бросив многозначительный взгляд на Горация.
Николь пристально смотрела на Клея, который, так и не обернувшись к ней, прилаживал на спину — своего жеребца легкое седло. Его жокей стоял рядом. Она неплохо разбиралась в лошадях. Во Франции увлекались скачками не меньше, чем в других странах, а лошади ее деда не раз побеждали королевских. Она подняла одну бровь. Вот как! Его женщины с ним не спорят. Посмотрим.
— Он проиграет, — твердо произнесла Николь. — Он неправильно сложен: для груди такой глубины ноги слишком длинны. Такие лошади никогда не бывают резвыми.
Все мужчины, которые услышали ее замечания, замерли, так и не донеся до рта кружки с пивом.
— Давай, Клей, неужели ты проглотишь этот вызов? — засмеялся Тревис. — Все это звучит так, словно она кое-что смыслит.
Рука Клея, подтягивающая подпругу, остановилась в воздухе.
— Сколько ставишь?
Николь удивилась. Он же знает, что у нее нет денег. Эллен пришла ей на выручку.
— Пообещай, что целую неделю будешь подавать ему завтрак в постель. Да любой мужчина ради этого головой рискнет, — раздался по всему полю ее голос. Она, как и почти все, кроме Николь, слишком много выпила.
— Что ж, идет, — ухмыльнулся Клей и подмигнул Тревису в знак благодарности за удачную идею. Кажется, он считал, что пари заключено.
— А что получу я, если лошадь проиграет? — громко спросила Николь.
— Тогда я буду подавать тебе завтрак в постель, — с лукавой усмешкой ответил Клей, а мужчины вокруг одобрительно засмеялись.
— Я бы предпочла новую зимнюю накидку, — холодно сказала Николь, поворачиваясь к нему спиной. — Из красной шерсти, — бросила она через плечо.
Женщины засмеялись, и Эллен спросила Николь, не американка ли она по происхождению.
Лошадь Клея проиграла три корпуса. Все принялись подшучивать над ним, спрашивая, не следует ли ему предоставить Николь управляться и с лошадьми, и с табаком.
Женщины кучкой направились к дому, весело обсуждая свои победы и поражения. Одна хорошенькая девушка пообещала целый месяц собственноручно чистить сапоги своему мужу.
— Но он же не сказал, какую сторону, сапог, — смеялась она. — Во всей Виргинии не найдется человека, который бы так косолапил, как он.
Николь окинула взглядом горы снеди и почувствовала, что сильно проголодалась. На краю стола стопкой стояли огромные глиняные тарелки, более похожие на блюда, чем на тарелки. Николь положила себе всего понемножку.
— И ты надеешься все это съесть? — поддразнил ее Клей, подойдя сзади.
— Может, еще не откажусь и от добавки, — засмеялась Николь. — Где бы мне сесть?
— Сядь со мной, если можешь подождать. — Он нагрузил свою тарелку куда больше, чем Николь, потом взял ее за Руку и повел к огромному дубу. Один из слуг Бейксов улыбнулся и поставил на траву под деревом две большие кружки ромового пунша. Клей сел на траву, поставил тарелку на колени и принялся за еду. Он взглянул на Николь, которая все еще стояла с тарелкой в руках.
— В чем дело?
— Боюсь испачкать платье о траву, — объяснила она.
— Дай мне свою, — сказал Клей и поставил обе тарелки на землю. Потом схватил Николь за руку и притянул к себе на колени.
— Клей, — воскликнула она, пытаясь вырваться. Он снова усадил ее. — Кругом же люди. Клей, пожалуйста.
— Им нет до нас дела, — сказал Клей, ущипнув ее за ухо. — Они так заняты едой, что не смотрят по сторонам. Николь отстранилась от него.
— Ты пьян? — с подозрением спросила она. Он рассмеялся.
— Вот теперь ты заговорила, как настоящая жена. Да, я слегка пьян. А знаешь, чего тебе не хватает? Ты слишком трезва, — продолжал он, не дожидаясь ответа. — Ты бываешь просто неотразима, когда выпьешь. — Он поцеловал ее в кончик носа и взял кружку с пуншем. — Вот, попробуй.
— Нет, я не хочу пьянеть, — упрямо отказалась Николь.
— Тогда я напою тебя насильно. Так что или глотай, или прощайся с платьем.
Она решила сопротивляться, но Клей выглядел таким милым, был так похож на расшалившегося мальчишку, а ей так хотелось пить. Пунш был восхитителен. Он был приготовлен из трех сортов рома и четырех фруктовых соков с кусочками льда. Напиток сразу ударил ей в голову, и она глубоко вздохнула, чувствуя, что напряжение покидает ее.
— Ну как, теперь лучше?
Она взглянула на него из-под густых ресниц, провела пальцем по щеке.
— Ты здесь самый красивый мужчина, — мечтательно сказала она.
— Даже лучше, чем Стивен Шоу?
— Ты говоришь о том блондине с ямочкой на подбородке?
Клей поморщился.
— Могла бы сделать вид, что не знаешь, о ком идет речь. Вот, — он протянул ей тарелку. — Поешь. Никогда бы не поверил, что француженку так легко напоить.
Она откинулась на его плечо и прижалась губами к горячей коже.
— Сядь прямо, — сурово сказал Клей и поднес к ее рту кусок хлеба — Я думаю, ты проголодалась. — Николь бросила на него такой взгляд, что он заерзал на месте. — Ешь.
Николь неохотно перенесла свое внимание на еду, но все время отвлекалась, с радостью ощущая, что сидит у него на коленях.
— Мне нравятся твои друзья, — сказала она, отведав картофельного салата. — А вечером тоже будут скачки?
— Нет, — ответил Клей. — Обычно мы даем отдых лошадям и жокеям. Большая часть гостей будет играть в карты, шахматы или триктрак. А другие разыщут свои комнаты в этом лабиринте, который Эллен называет домом, и лягут вздремнуть.
Некоторое время Николь продолжала спокойно есть, потом подняла на него глаза.
— А что будем делать мы? Клей улыбнулся уголком рта.
— Я думаю, тебе следует глотнуть еще рома, а там посмотрим.
Николь протянула руку к своей кружке, отпила большой глоток и поставила кружку на траву. Потом сладко зевнула.
— Кажется, мне нужно… немножко вздремнуть.
Клей спокойно снял фрак, расстелил его на траве и пересадил на него Николь. Легко коснулся губами ее рта, округлившегося от удивления.
— Мне же придется провопить тебя через двор у всех на виду. Я должен прилично выглядеть, — объяснил он.
Тут глаза Николь скользнули вниз и остановились на его лосинах. Она подавилась смешком.
— Ешь, чертенок, — проговорил Клей притворно-строгим тоном. Через несколько минут он забрал у нее полупустую тарелку и набросил фрак на плечо.
— Эллен, — крикнул он, когда они подошли к дому, — какую комнату ты нам отвела?
— Северо-восточное крыло, второй этаж, третья спальня, — ответила Эллен без промедления.
— Устал, Клей? — пошутил кто-то. — Удивительно, до чего быстро устают новобрачные.
— А ты завидуешь, Генри? — бросил Клей через плечо.
— Клей! — возмутилась Николь, когда они вошли в дом. — Ты ставишь меня в неловкое положение.
— Это ты вгоняешь меня в краску взглядами, — проворчал Клей. Он вел ее за собой извилистыми коридорами. У Николь осталось впечатление сумбурного смешения мебели и картин: от английской елизаветинской и французской Дворцовой мебели до самоделок американских поселенцев, от живописи, достойной Версаля, до грубой мазни, похожей на детские рисунки.
Каким-то чудом Клею удалось отыскать их комнату. Он втащил туда Николь и сразу же сжал ее в объятиях, закрыв за собой дверь ударом ноги. Он целовал ее так жадно, словно не мог насытиться поцелуями. Он держал обеими руками ее запрокинутую голову и не мог оторваться от ее лица.
Взгляд Николь затуманился от его близости, она потеряла всякую власть над собой. Сквозь тонкую ткань рубашки она ощущала его нагретую солнцем кожу. Губы его были твердыми и одновременно мягкими. Он прижал свои бедра к ее, требуя и в то же время упрашивая.
— Я так долго этого ждал, — шепнул он, приникнув губами к ее уху, слегка кусая мочку.
Николь оттолкнула его, перешла на другой конец комнаты и стала торопливо вынимать шпильки из волос. Клей стоял неподвижно, не отрывая от нее взгляда. Он не шевельнулся, даже когда она начала расстегивать пуговки на спине. Он видит ее, они одни в комнате — это было то, о чем он так давно мечтал.
Она повела плечами и выскользнула из платья, оставшись в тонкой газовой сорочке с глубоким вырезом, край которого был вышит крошечными розовыми сердечками. Под грудью была пропущена узкая розовая атласная ленточка. Тонкая, полупрозрачная ткань почти не скрывала груди.
Очень, очень медленно, она развязала ленточку, и сорочка соскользнула к ее ногам.
Клей проводил взглядом ткань, следуя дюйм за дюймом от высокой упругой груди к тонкой талии, точеным ногам. Когда он поднял глаза, Николь раскрыла объятия. Одним шагом он пересек комнату, подхватил ее на руки и мягко опустил на кровать. Он наклонился, глядя на нее. Он ласкал взглядом ее безукоризненную кожу, освещенную мягким светом, проходящим сквозь шторы.
Клей сел на кровать и провел рукой по телу Николь: на ощупь кожа была столь же прекрасна — гладкая, теплая.
— Клей, — прошептала Николь, и он улыбнулся в ответ. Он наклонился и поцеловал ее в шею, туда, где во впадине билась жилка, потом его губы скользнули к груди, осыпав ее дразнящими поцелуями, попробовав на вкус твердые розовые соски.
Она запустила пальцы в его густые волосы и закинула голову. Клей вытянулся на кровати рядом с ней. Он был одет, и обнаженное тело Николь чувствовало холодок от медных пуговиц жилета, теплоту и мягкость лосин, жесткую кожу сапог, трущуюся о ее ноги. Его одежда — металл, кожа — все это источало мужественность и силу, олицетворяя собою самого Клея.
Когда он опустился на нее, она потерлась ногой о жесткое голенище. Мягкая кожа лосин ласкала внутреннюю поверхность ее бедра. Слегка отодвинувшись, он начал расстегивать жилет.
— Нет, — шепнула Николь. Клей мгновение смотрел на нее, потом снова поцеловал жадно, страстно.
Когда он провел кожей сапога вдоль всей ее ноги, Николь гортанно засмеялась. Он расстегнул пуговки на боку лосин, и она застонала при первом прикосновении его напряженной плоти.
Он накрыл ее своим телом, держа так крепко, словно боялся, что она может исчезнуть.
Медленно, очень медленно Николь начала приходить в себя. Она потянулась и глубоко вздохнула.
— Я чувствую себя так, словно освободилась от страшного напряжения.
— И это все? — засмеялся Клей, прижавшись лицом к ее шее. — Очень рад, что сумел оказаться полезным. Возможно, в следующий раз мне стоит надеть шпоры.
— Ты смеешься надо мной? Клей приподнялся на локте.
— Ни в коем случае! Скорее, над собой. Ты многому меня научила.
— Я? Чему же? — Она коснулась пальцем крестообразного шрама на виске. Он отодвинулся и сел.
— Не сейчас. Может быть, когда-нибудь я тебе расскажу. А сейчас я голоден. Ты же не дала мне толком поесть.
Она улыбнулась и закрыла глаза. Она чувствовала себя необычайно счастливой. Клей стоял и смотрел на нее. Разметавшиеся черные волосы составляли ослепительный контраст с ее телом, подчеркивая совершенство его линий. Он понял, что она уже засыпает, наклонился и поцеловал ее в кончик носа.
— Спи, моя маленькая любовь, — нежно прошептал он н, прикрыв ее краем покрывала, на цыпочках вышел из комнаты.
Проснувшись, Николь, прежде чем открыть глаза, лениво потянулась.
— Пора вставать, — услышала она хрипловатый голос.
Николь улыбнулась и открыла глаза. Клей наблюдал за ней в зеркало. Его рубашка была брошена на стул. Он брился.
— Ты проспала почти весь день. Уж не хочешь ли ты пропустить танцы?
Николь улыбнулась ему.
— Конечно нет. — Она собиралась встать, но сообразила, что на ней ничего нет. Она осмотрелась в поисках какой-нибудь одежды. Заметив, что Клей с интересом наблюдает за ней, она отбросила покрывало и прошла к гардеробу, где Дженни развесила ее туалеты. Клей хмыкнул и снова стал бриться.
Закончив, он подошел к Николь. На ней уже был атласный халат абрикосового цвета, и она в нерешительности перебирала платья.
Клей быстро выхватил бархатное платье цвета корицы.
— Дженни сказала, что это тебе очень идет. — Он поднял платье и окинул его критическим взглядом. — Да, ворот глухим не назовешь.
— Вырез я чем-нибудь заполню, — с шутливым высокомерием ответила Николь и взяла платье у него из рук.
— Тогда, боюсь, это тебе не понадобится.
Николь обернулась, чтобы посмотреть, о чем он говорит. Жемчуг! Четыре нити, скрепленные четырьмя длинными золотыми фермуарами. Она держала ожерелье в руках, ощущая маслянистую поверхность жемчуга. Но она не могла понять, как его носить. Оно было больше похоже на длинный пояс, чем на ожерелье.
— Надевай платье, и я покажу тебе, — сказал Клей. — Его придумала моя мать.
Николь быстро надела сорочку и платье. Платье было очень низко вырезано, а рукава представляли собой всего лишь узкие полосочки через плечо. Клей застегнул крючок на шее сзади. Затем прикрепил один фермуар к ткани платья сзади, другой — к центру глубокого декольте, а два остальных — к рукавам так, что жемчуг замкнулся вокруг шеи. Четыре свободных конца свисали на грудь и спину.
— Чудесно, — выдохнула Николь, рассматривая свое отражение в зеркале. — Спасибо, что разрешил мне надеть его. Он наклонился и поцеловал ее в обнаженное плечо.
— Мама завещала мне подарить его моей жене. Никто еще ни разу не надевал его.
Она резко обернулась к нему лицом.
— Я не понимаю. Наш брак не… Он прижал палец к ее губам.
— Давай сегодня будем просто радоваться жизни. Завтра у нас будет время поговорить.
Пока он одевался, Николь стояла к нему спиной. Она слышала доносившиеся с лужайки звуки музыки и очень старалась не думать ни о чем другом. Ей меньше всего на свете хотелось возвращаться к действительности. А действительность такова: Клей живет в одном доме с Бианкой. Действительностью была его любовь к другой женщине.
Они прошли через лабиринт коридоров и спустились в сад. Столы были заново накрыты, гости ели, пили, прогуливались. Николь едва успела наскоро перекусить, как Клей увлек ее на помост для танцев. От быстрой виргинской кадрили у нее захватило дух.
После четырех танцев Николь взмолилась об отдыхе. Клей отвел ее в маленькую беседку под ивами. Пока они танцевали, совсем стемнело.
— Какие яркие звезды, правда? — Клей молча обнял ее за плечи и прижал к себе. Ее голова легла к нему на плечо.
— Я хотела бы, чтобы этот день продолжался вечно, — прошептала Николь, — чтобы он никогда не кончался.
— Неужели все остальные дни были так ужасны? Ты несчастна в Америке?
Николь закрыла глаза и потерлась щекой о его плечо.
— В Америке на мою долю выпали самые счастливые и самые несчастные минуты моей жизни. — Ей не хотелось говорить об этом. Она подняла голову. — А почему здесь нет Уэсли? Ему пришлось остаться присматривать за плантацией, чтобы его брат смог приехать? А кто эта женщина, которая не отходит от Тревиса?
Клей хмыкнул и снова прижал к себе ее голову.
— Я думаю, Уэс не приехал, потому что не захотел. Что до Тревиса, то он способен, если понадобится, управлять своим хозяйством хоть из Англии. А рыжеволосая женщина — это Марго Дженкинс. Насколько я могу судить, она решила любым способом заполучить Тревиса, хочет он того или нет.
— Надеюсь, ей это не удастся, — промурлыкала Николь. — Вы с Уэсли поссорились? — Она почувствовала, как Клей напрягся.
— Почему ты спрашиваешь?
— Наверно, потому, что хорошо представляю себе твой характер.
Он облегченно рассмеялся.
— Мы подрались.
— И серьезно?
Он отстранил ее от себя и посмотрел ей в глаза.
— Может быть, это был один из самых серьезных разговоров в моей жизни. — Он прислушался. — Кажется, снова кадриль. Ты готова?
Она улыбнулась в ответ. Он взял ее за руку, и они вернулись к танцующим.
Николь подивилась выносливости виргинцев. Несмотря на то что она немного поспала, этот день казался ей нескончаемым. Когда она зевнула в третий раз, Клей взял ее за руку и отвел наверх. Он помог ей раздеться, но когда она собралась лечь в постель, протянул ей длинный купальный халат. Она удивленно взглянула на него.
— Я думаю, тебе будет приятно искупаться при луне, — сказал он, раздеваясь, потом натянул свободную хлопковую рубаху с длинными широкими рукавами.
Николь молча последовала за ним по бесчисленным переходам. К ее удивлению, выйдя из дома, они оказались возле самого леса. Совсем близко шумела река.
Они прошли сквозь густую тьму под деревьями к тому месту, где река образовывала маленькую бухточку. Клей положил мыло и полотенца на скамейку, разделся и, взяв мыло, вошел в воду. Николь смотрела, как лунный свет играет на выпуклых мышцах его спины. Бесшумно разрезая воду, он доплыл до середины бухты, лег на спину и взглянул на Николь.
— Ты собираешься всю ночь простоять на берегу? Она поспешно распахнула халат, сбросила его и устремилась в воду, сразу глубоко нырнув.
— Николь, — позвал Клей, не видя ее на поверхности. В голосе его звучал испуг.
Она вынырнула у него за спиной, ущипнула его и снова скрылась под водой. Он настиг ее и схватил за талию.
— Иди сюда, проказница, — сказал он, целуя ее в лоб. Она обняла его за шею и ответила долгим поцелуем. Они плескались в теплой воде, с наслаждением касаясь друг друга.
Клей щедро намылил руки и стал медленно, тщательно намыливать все ее тело. Потом Николь взяла мыло и проделала то же с ним. Они смеялись, наслаждаясь водой и друг другом. Перед тем как Николь окунулась, Клей намылил ей волосы. Она нырнула, чтобы смыть мыло. Волосы струились за ней как длинный шлейф из черного серебра.
Клей некоторое время смотрел на нее, потом медленно привлек к себе. Он нежно поцеловал ее и обнял крепче, заглянул в глаза. Казалось, он спрашивает о чем-то, и каким бы ни был ответ, он прочел его в ее взгляде. Он снова поцеловал ее, взял на руки и вынес на берег.
Он мягко опустил ее на траву и стал целовать ее тело, везде, где только что скользили его мыльные руки. Николь улыбнулась, глаза ее закрылись. Она приподняла голову и, подтянувшись, припала губами к его рту, продолжая гладить его тело, радуясь его силе и красоте.
Он опустился на нее, она была готова принять его.
— Милая, — прошептал Клей, но Николь не слышала его. Она отрешилась от действительности, захваченная страстью, которую он будил в ней. Она приподняла бедра, чтобы открыться ему.
Спустя некоторое время они лежали рядом, и Клей притянул ее ближе к себе. Бедро его тяжело лежало поверх ее ног, губы касались уха, дыхание было свежим и теплым.
— Ты выйдешь за меня замуж? — прошептал он. Николь показалось, что она ослышалась.
— Почему ты молчишь?
Николь почувствовала, что его тело напряглось.
— Но мы женаты.
— Я хочу, чтобы мы обвенчались снова, здесь, перед всем округом. И на этот раз я хочу сам участвовать в брачной церемонии.
Она молчала, и он провел пальцем по ее верхней губе.
— Однажды ты сказала, что любишь меня. Конечно, ты была тогда пьяна, но ты это сказала. Это была правда? Она затаила дыхание.
— Да, — наконец прошептала она, глядя ему в глаза.
— Так почему бы тебе не выйти за меня замуж?
— Ты смеешься надо мной? Дразнишь? Он улыбнулся и уткнулся носом в ее шею.
— Тебе трудно поверить, что у меня есть хоть капля разума? Как можно полюбить такого глупца, как я?
— Клей, подожди, я не понимаю. Я никогда не считала тебя глупцом.
Он снова посмотрел на нее.
— А должна была бы. Все на плантации отдали тебе свою любовь. Все, кроме меня. Даже лошади и то оказались умнее меня. Помнишь, когда я в первый раз поцеловал тебя на корабле? Я пришел в ярость из-за того, что терял тебя. Я не хотел отпускать тебя, а ты стояла и говорила, что в действительности ты не моя. Думаю, Дженни поняла тогда, что я влюбился в тебя.
— Но Бианка, — начала Николь, но Клей прижал палец к ее губам.
— Она теперь в прошлом, и я хочу, чтобы мы начали сначала. Эллен знает, что я женился по доверенности, и поймет, если мы изъявим желание, чтобы нас обвенчали еще раз прямо здесь.
— Еще раз? Здесь?
Клей поцеловал ее в нос и улыбнулся, в глазах его отражался лунный свет.
— Тут нет ничего невозможного. Тогда у нас будет чуть ли не сотня свидетелей, которые смогут подтвердить, что ни одного из нас не принудили. И тогда развод станет невозможен. — Он усмехнулся. — Даже если я побью тебя.
У Николь вырвался вздох облегчения.
— Попробуй только! Ты об этом пожалеешь.
— О! — засмеялся Клей. — А что ты сделаешь?
— Сделаю так, чтобы Мэгги перестала готовить, и все расскажу близнецам, и они тебя станут ненавидеть, и…
— Ненавидеть меня? — Он вдруг стал серьезен и крепче прижал ее к себе. — Нас только двое — ты и я. И больше у нас никого нет. Обещай, что ты никогда не станешь ненавидеть меня.
— Клей, — едва выдохнула Николь, — как я могу тебя ненавидеть? Я так люблю тебя.
— Я тоже тебя люблю, — сказал он и немного ослабил объятия. — Думаю, на все приготовления уйдет три дня. Но ты согласна, да?
Николь не удержалась от смеха.
— Ты спрашиваешь, согласна ли я на то, что хочу больше всего в жизни? Да, я выйду за тебя замуж. И буду выходить каждый день, если ты захочешь.
Он стал жадно целовать ее в шею. У Николь кружилась голова. Ей хотелось, чтобы этот день никогда не кончался. Неужели уйдет в прошлое та жизнь, когда их с Клеем разделяла река? Если их обвенчают публично, она почувствует себя в безопасности. Все будут знать, что Клей действительно любит ее, что именно она нужна ему.
Мысль о Бианке мелькнула в ее сознании, но поцелуи Клея тут же развеяли их. Три дня, сказал он. Что может случиться за три дня?