Незримый фронт

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

На следующий день Соколов завершил свой очередной визит к Жоржу неожиданным приглашением.

— Ты сейчас домой, Жора? — спросил он у парикмахера, убиравшего инструменты.

— Да, кончил.

— Могу подвезти. Меня приятель на своей машине ждет. Если хочешь — прокатимся, погода отличная.

Жора не мог упустить случая «шикануть» на чужой машине. Он заторопился.

— Спасибо, Виктор Леонидович. Одну минутку.

Серая «Победа» полковника стояла у тротуара. Жестянку со служебным номером Соколов на всякий случай сменил на другую — с литерами «ЛЕ»: частная машина.

— Блеск! — сказал Жорж, откидываясь на спинку сиденья.

Соколов сел рядом и спросил:

— Тебе куда?

— На Садовую.

— Если не возражаешь, сделаем круг по набережной.

— Пожа! О чем говорить?!

Машина рванулась прямо по Невскому. Минут через пять она круто свернула под арку и остановилась у Главного штаба.

— Слезай, приехали, — каким-то необычным тоном сказал Соколов.

Парикмахер глянул в боковое стекло и увидел черную вывеску на гранитном цоколе: «Управление милиции».

Наступила заключительная стадия расследования. Жорж, он же Георгий Скуляков, и Герта Гонтарь были арестованы в один и тот же час. На Кольский полуостров еще накануне вылетел Сурин. При обыске на квартире Скулякова были изъяты черное пальто и туфли с металлическими подковами на носках. На квартире Кастальского нашлись туфли, след которых полностью совпал со следами, оставленными на снегу в доме на Мойке. Во всех трех квартирах были найдены фотографии и письма, устанавливавшие тесную связь между членами шайки.

Озноб, охвативший Жоржа, как только он вступил на асфальт Дворцовой площади, усиливался с каждой минутой. Теперь Жорж сидел в кабинете Соколова и никак не мог совладать с дрожавшими ногами. Он с ужасом смотрел на своего постоянного клиента. Только что побритое Жориными руками лицо было таким же благодушно-спокойным, как и час назад. Но сейчас это спокойствие вызывало у Жоржа лютый, нестерпимый страх.

Соколов аккуратно и неторопливо разбирал какие-то бумаги, доставал из стола чистые бланки протокола, проверял, есть ли чернила в баллончике вечного пера.

Жорж не выдержал молчания. Заискивающе улыбаясь, он спросил:

— Что это значит, товарищ начальник? Тут какое-то недоразумение.

Соколов посмотрел на него с усмешкой.

— Брось, Жора. Ни к чему это. Давай, рассказывай.

— О чем вы говорите, товарищ начальник?

— Ну что ты в первом классе сидишь? Без наводящих вопросов не можешь? Рассказывай, как убивали старуху на Мойке.

— Какую старуху? Я ничего не знаю.

— И Кастальского не знаешь? И Герту Гонтарь не знаешь?

Соколов подвинул Жоржу несколько фотографий. Это были групповые снимки с нежными надписями на обороте.

— Это ошибка, это старые снимки. Я давно этих людей не видел.

Соколов позвонил по телефону:

— Юра, зайди.

Когда Жорж увидел статного «геолога», с которым лишь вчера сидел в ресторане, челюсть его отвисла и он стал сползать со стула.

Соколов подал ему воду и обратился к Филиппову.

— Этот гражданин утверждает, что он давным-давно не видел девушки по имени Герта Гонтарь. Что вы можете сказать по этому поводу?

Юрий сочувственно кивнул Жоржу.

— А как же он может говорить иначе? Ведь они еще вчера условились: «Главное — молчок! Ты меня не знаешь, я тебя не знаю». Верно, Жорж?

Парикмахер уже оправился.

— Это была случайная встреча.

— А «молчок» о чем?

— Не помню, был пьян.

— Ладно, — сказал Соколов, — не хочешь говорить, я сам тебе расскажу. Пришли вы на Мойку втроем: ты, Кастальский и Герта. Пришли в гости попрощаться перед отъездом Владика. Принесли торт. Сели пить чай. Ты сидел рядом с Бондаревой. Слева от тебя Герта. Дальше Кастальский. Ты отказался и от чая, и от торта. У Кастальского тоже пропал аппетит. Герта пила и ела. Потом стали прощаться. Бондарева пошла вперед открывать дверь. Ты набросился на нее сзади.

— Я не бил! Не я! Клянусь! Они валят на меня.

— Рассказывай.

Постепенно все, что оставалось неясным, прояснилось.

Их было четверо. Долго думали, как раздобыть деньги, чтобы «с шиком» проводить Кастальского. Квартиру на Мойке подсказал Владик. Он уверял, что одинокая Бондарева завалена ценными вещами, которые привозит ей сын. Решили идти втроем. Подругу Кастальского Маргариту Шелудяк оставили дома. Условились, что убивать будет Владик. Для этой цели он захватил из дому молоток и сунул его за пояс. Когда Бондарева пошла к дверям, у Кастальского рука не поднялась. Тогда Герта выхватила у него молоток. Старушка успела обернуться и воскликнула: «Детки, что вы делаете?» Но Герта уже наносила удар за ударом.

Сначала искали только деньги. Нашли облигации и немного наличных. Решили набить вещами портфель, а все, что можно, надеть на себя.

Выходили порознь. Кастальский, хорошо изучивший расположение дворов, перелез через забор. Герта ушла к себе на Максимилиановский. Жорж свернул к Невскому. На углу он встретился с Кастальским и вдвоем они направились к Герте. Когда проходили по набережной, заметили вахтера и притворились пьяными: почему-то решили, что на пьяных меньше обратят внимания.

На квартире у Герты Кастальский выбросил молоток в форточку. Окно выходит в тупичок между двумя капитальными стенами. Утром Герта уехала в Москву продавать похищенные вещи. Только гарнитуры шелкового белья и несколько пар чулок осталось у Марго. Она обещала продать их в Риге, где жил ее дядя.

Кастальского провожали шумно, убежденные, что все следы заметены и никаких улик против них не найти. Когда узнали от матери Кастальского, что Владиком интересуется милиция, пошли на авантюру с телефонным звонком и подбросили чулки на квартиру вахтера. На другой же день Марго уехала в Ригу.

Жоржа увели в камеру и его место у стола заняла костлявая девица с крысиной мордой. Перед Соколовым уже лежала справка: Герта Гонтарь… две судимости за кражи; жила без прописки в разных городах; связана с уголовным элементом…

Она сидела, закинув ногу за ногу, и аккуратно подносила папиросу к пепельнице. Молчанье Соколова ее не смущало.

— Известно вам, почему вас арестовали?

— Понятия не имею.

— Расскажите, зачем вы двадцать восьмого апреля уезжали в Москву и какие вещи находились в вашем чемодане и портфеле.

— Я никуда не уезжала и никаких вещей у меня нет.

— Вот копии квитанций из камеры хранения багажа. Познакомьтесь.

— Да, вспомнила. Я ездила в Москву к знакомым и отвозила им вещи.

— Фамилии знакомых?

— Не помню.

— А Георгия Скулякова — парикмахера Жоржа тоже не помните?

— Первый раз слышу.

— И Владислава Кастальского не помните.

— Никогда не слыхала.

— Может быть вы объясните, как попали к ним ваши фотографии с вашими надписями.

— Мало ли кому я даю свои фото, всех не упомнишь.

— С кем вы бывали в ресторанах в последнее время?

— Кто приглашал, с тем и бывала. А фамилии меня не интересуют.

— Решили запираться?

— А мне сознаваться не в чем.

— Значит все правильно!

— Что правильно?

— Правильны показания ваших сообщников. Убивали вы. Они только помогали.

Гонтарь оскалила зубы и ухватилась за край стола.

— Врете! Никто ничего обо мне сказать не мог. Не поймаете.

В комнату вошел Филиппов и подал Соколову какой-то пакетик, завернутый в бумагу.

Герта не отводила глаз от своего вчерашнего партнера по танцам.

Соколов развернул пакет и поверх фотографий, протоколов, квитанций положил старый, успевший покрыться красноватой чешуей ржавчины, молоток.

Гонтарь долго смотрела на него, не мигая, не шевелясь, как будто оглушенная этим орудием убийства.

Соколов повысил голос:

— Будете говорить?

Гонтарь смяла папиросу и, бросив на пол окурок, хрипло проговорила:

— Пишите.

В Ригу Филиппов приехал утром. Из привокзального пикета он позвонил по телефону, полученному от Соколова.

Знакомый женский голос с привычной игривостью ответил вопросом на вопрос:

— А кто говорит? — («Ховорит», — прозвучало в телефонной трубке.)

— Вы меня не знаете. Я привез вам привет от Жоржа.

— Когда вы его видели?

— Вчера. У него неприятности. Мне очень нужно с вами встретиться.

— Когда?

— Чем скорее, тем лучше. Я должен передать вам кое что, очень для вас важное.

— Я сейчас выйду. Встречайте меня на бульваре Райниса, под часами. А как я вас узнаю?

— Не беспокойтесь, я сам к вам подойду.

— Выхожу.

Вот она идет, блондинка с родинкой у левого уха, — таинственная Марго, которую Филиппов безуспешно искал по танцевальным залам, на улицах и в ресторанах Ленинграда.

Она издали заметила пристальный взгляд Филиппова, улыбнулась и спросила:

— Куда мы пойдем?

— Ведите меня туда, где меньше людей.

— Почему я вас не знаю?

— В Ленинград я недавно вернулся…

Они перешли площадь, свернули на пустынную, сырую аллею парка и отыскали одинокую, никем не занятую скамью.

Марго тотчас же придвинулась поближе к Филиппову и нетерпеливо подергала его за рукав.

— Рассказывайте скорее, не томите меня. Что там случилось?

— Вчера арестовали Герту.

— Что-о? Не может быть! За что?

— За старуху.

Побледневшая Марго отодвинулась и прошептала:

— Не может быть. Какой кошмар! Откуда вы знаете?

— От Жоржа. Об в панике. Нужно принимать срочные меры.

— Ну конечно! Нужно что-то делать. Какой кошмар! Я уверена, что они у Герты ничего не добьются, но кто знает… Нужно предупредить Владика.

— Уже. Предупрежден.

— А что Жорж говорил обо мне?

— Он оказал, что у вас были кой-какие вещички. Вы их еще не продали?

— Нет, я все боялась.

— От них нужно избавиться.

— Как? Что мне делать?

— Я их у вас заберу.

— Пожалуйста! Я вам буду так благодарна! Когда вы уезжаете?

— Сегодня.

— Пойдемте, я вам сейчас же вынесу.

— Погодите. На улице передавать неудобно. Я возьму машину и подожду вас на углу. Вы с вещами сядете ко мне и все будет в порядке.

— Это вы чудно придумали.

Филиппов остановил такси, Марго назвала адрес и они поехали.

Ждать на углу пришлось недолго. Минут через десять Марго выскользнула из подъезда с пакетиком подмышкой. Филиппов открыл перед ней дверцу. Она села с ним рядом и облегченно вздохнула.

— Возьмите.

Не глядя на нее, Филиппов сказал шоферу:

— В управление милиции.

Машина тронулась. Марго переспросила:

— Что вы оказали?

— Это не вам. Сидите спокойно, гражданка Шелудяк.