Нф-100: Приключения метеоролога

Ну, слава богу, хоть кто-то о деле думает! А то все о политике, о политике. Чтоб им пусто было!

И в этот момент вдруг что-то изменилось... Секунду спустя я понял, что это погас счётчик вероятностей. Значит, снарки тоже считают, инцидент исчерпан, и новых катаклизмов пока не предвидится.

18.

Днём в центре Москвы не то что яблоку, даже вишенке упасть негде. Но поздним вечером или ранним утром, когда народу на улицах поменьше, я чувствую себя здесь вполне комфортно. Поэтому для прогулок по городу выбираю именно это время. Вот и сегодня, выскочив из метро на площадь Большого Театра в шесть часов утра, я решил пробежаться по Петровке до Столешникова переулка, а потом вернуться назад по Тверской. Думать на ходу гораздо удобнее, чем в душной комнате. Раньше я предпочитал гулять возле Политехнического музея, но там теперь вместо памятника только постамент остался, а мне неприятно вспоминать кто, как и почему изменил облик площади.

Петровка и Столешников были практически безлюдны, а на Тверской народу стало встречаться побольше. В основном - развязные девицы в разноцветных мини-юбках и чёрных колготках "сеточкой". Изредка встречались коротко стриженые молодчики в спортивных штанах и кожаных куртках свободного покроя. "Ночные бабочки" и их работодатели - владельцы столичного асфальта. На меня труженицы ночной индустрии внимания не обращали... На клиента не похож - прикид не тот. Да и время неурочное. Меня тоже больше архитектура занимала, чем анатомия человека.

Поэтому, когда окликнули по имени, я сначала даже не среагировал. Мало ли кого Сашей зовут. Но затем услышал:

- Серов, ты куда это в такую рань несёшься?

Я повернул голову на звук. От остальных этот "бык" отличался скромными габаритами и азиатским разрезом глаз. И на кого-то он был похож. Вот чёрт! Это же Ришат Исмаилов. Капитан нашей университетской команды. Кандидат философских наук и мастер спорта по боксу. Вот это встреча. Но позвольте? Здесь-то он что делает?

- Привет! - отвечаю. - А ты сюда какими судьбами? У вас же там, вроде, самое раздолье для коренных нацкадров! С таким умом, как у тебя, можно сразу в министры прыгнуть!

- Эх, Саша! У нас, чтобы продвинуться, нужно быть гораздо более "национальным", чем я. Философ, не знающий наизусть Корана, на моей родине приравнивается сейчас к врагу народа и лично... Страшно сказать кого! Не за себя страшно. За родственников, которые там остались. Так что дома для меня жизни нет. Совсем. А здесь - только такая.

Да, в России сейчас его учёная степень ни к чему. Для работодателей и конкурентов он - кто? Чурбан среднеазиатский. Тут его сциентизмы и феноменологии никому нафиг не упёрлись... Своих диалектиков девать некуда. Да и дружба народов в последнее время свой вектор на 180 градусов развернула. А я-то думал, что это мне хреново! Оказывается, есть те, кому ещё хуже.

- Ну ладно, ты-то сам как? - сменил тему Ришат. - Чем занимаешься, географ?

- Сначала по специальности работал, метеорологом. А пару лет назад в экологию подался. Сейчас ОВОСами занимаюсь.

- ОВОСы? Что это за зверь такой? Разъясни гуманитарию!

- Оценка воздействия на окружающую среду. В основном для проектов освоения нефтяных месторождений. По крайней мере, мы сейчас все ОВОСы для нефтяников делаем.

- И как твоя контора называется?

- До недавнего времени - Союзгипроводхоз, а теперь - кооператив "Международный центр научного мониторинга".

- Водхоз переименовали? Или распался?

- Нет, кооператив - это новое место работы. А из Водхоза меня уволили. С треском!

- За что, если не секрет? Вроде ты парень не скандальный...

- Да какие уж тут секреты. Я причины увольнения не стыжусь! На мой взгляд, ей даже гордиться можно. За изобретательность!

- Уже интересно! Расскажи, уважь старого друга, - улыбнулся Ришат. - Может, и я тобой погоржусь...

А почему бы и вправду человека ни потешить. Торопиться мне всё равно некуда.

- Только учти, это долгая история. У тебя время-то есть?

- Да, навалом! Работа уже практически кончилась. Сейчас тружениц своих по домам распущу, и прогуляемся до Пушки[97]. Ты сам-то не очень спешишь?

- У нас рабочий день не нормирован.

- Ну и ладно, тогда постой здесь пару минут.

Ришат отошел к стене дома и хлопнул в ладоши. Тут же его окружила стайка "жриц любви". Разбор полётов занял у них не больше трёх минут, после чего девицы удалились в сторону метро, а мы пошли в противоположном направлении.

- Вообще-то, если верить газетам, путаны только на такси ездят, - заметил я, чтобы поддержать разговор.

- Тачки они начнут ловить, когда нас уже видно не будет, - успокоил меня Ришат. - Им свой достаток светить не интересно. Я ж для этих девочек, как налоговая для кооператива. Только мне бумажками липовыми глаза не замажешь. Ну, ладно. Ты про увольнение из Водхоза обещал рассказать.

К тому времени, как я закончил историю о "волшебном" микрокалькуляторе, мы уже дошли до памятника Пушкину и присели на одну из свободных скамеек.

- А потом, через пару недель иду я на работу и встречаю у проходной Михельсона. "Пошли отсюда, - говорит он, - мы с тобой уже не здешние. Тебя ещё вчера уволили, а я только что сам ушёл".

- Ну, и почему? Он объяснил?

- Так из ВЦ, оказывается, нашему директору нехилый процент откатывали за все проведённые расчёты. А тут договор закрыт, деньги по нему получены. Где откат? Нетути. Это какая-такая сволочь посмела сделать мне "финансовое обрезание"? Найти и уволить немедленно!!!

Мой бывший капитан хохотал долго и искренне. Глядя на Ришата, я тоже невольно улыбнулся.

- Ух, ты! Класс какой! - прошептал он, вытирая платком слёзы. - Давно я так не смеялся!

- Михельсона этот кооператив уже давно переманить пытался. Вот мы туда и подались. В зарплате выиграли в полтора раза, так что всё в порядке.

- Ну, вот и славно! А из наших коллег по сборной ты никого не видишь? Тут, понимаешь, какое дело... Срочно напарник нужен. Соседа моего вчера застрелили. А одному два участка не удержать. Может, ты ко мне пойдёшь? Четверых девочек из своих выделю, на первое время хватит. А там ещё кого-нибудь завербуешь. Доходы у нас - всяко больше, чем в экологии.

- Нет, извини. Такой бизнес не для меня. Ты только не обижайся!.. Не гожусь я для этого дела.

- Да ладно, - вздохнул Ришат. - Я бы и сам сюда не пошёл, будь хоть какой-то выбор. Но, если что с ОВОСами сорвётся, помни, я тебе всегда рад. А как из сборной кого увидишь, расскажи, где меня найти. Я с вечера до утра почти каждый день на месте.

- Хорошо. Увижу - передам.

Вот только жаль, его к нам устроить не получится. Это раньше можно было Михельсона попросить, когда он был ГИПом. А теперь мы оба - обычные инженеры.

19.

Совещание кооператива проходило на съёмной квартире в одном из Староарбатских переулков. Адрес я не запомнил. На эту встречу мы вместе с Михельсоном шли. И всю дорогу в моей голове продолжал крутиться утренний разговор с Ришатом. Вот же попал мужик в переплёт! И здесь чужой, и там ненужный. Разлом Союза прямо сквозь него прошёл: одна нога у нас осталась, вторая - по ту сторону границы.

Пока думал, мы до места и добрались. Квартира была на втором этаже трехэтажного особнячка. Входная дверь, как у сейфа: стальная, с мощными ригельными замками. Сейчас много таких появилось, особенно в престижных районах. Устроились в одной из гостиных. Народу собралось четырнадцать человек. Из них я знал только Михельсона.

Совещание началось, как обычно. Все по очереди докладывали, в каком состоянии их разделы и главы, какие трудности появились в работе и как планируют их преодолеть. Потом желающие задавали вопросы, делали замечания, вносили предложения. Один раздел обсуждали две-три минуты, на другой уходило по часу и более. Когда темы закончились, наш председатель, Степан Михайлович Корзун, розовощёкий пышнотелый крепыш в малиновом пиджаке и цветастом шёлковом галстуке, пощёлкал на столе калькулятором и озабоченно произнёс:

- Причины срыва работ по орнитологии и условиям жизни коренных народов, конечно, уважительны. Но с учётом этих задержек мы на 40%-ый объём не выходим. Значит, заказчик этап не закроет. А потому денег не ждите. Только если кто-то сможет ускорить работу и сдать вместе с первым этапом весь объём второго.

- Но до контрольного срока осталось меньше месяца, - резонно заметил Михельсон. - Вряд ли кто-то сможет так резко ускориться. Может, лучше нажать на тех, кто срывает график работ? И потребовать от них исполнения прежних договорённостей?

- Да не беспокоитесь так, Алексей Исаакович! Мы понимаем, что в гидрологии без полевых исследований не обойтись. А что нам метеоролог скажет? Нет ли у него возможности ускорить работу?

- Если забыть о выходных и пахать по восемнадцать часов в сутки, в срок уложиться можно, - ответил я. - Только вот чем мне грозит эта дополнительная нагрузка?

- Премию выпишем по результатам этапа! - довольно улыбнулся Корзун. - Надеюсь, никто не против... Ну что, ты берёшься? Очень это нас всех выручит!

- Ладно, согласен, - киваю я. - Только тогда вы меня от других проектов освободите. Не дёргайте по мелочам. Дайте возможность сосредоточиться на этой работе.

- Договорились! - подвёл итог председатель. - Ну что, дамы и господа, по домам?!

Все начали расходиться.

- Зря согласился, - сказал мне Михельсон, когда мы распрощались на Старом Арбате со всеми попутчиками. - Как бы не кинули тебя эти жуки кооперативные. Мутные они какие-то. Неискренние. Будь моя воля, ни за что бы с ними не связался!

- Алексей Исаакович, а почему вы в университет не вернулись? - задал я ему вопрос, который давно уже вертелся на языке. - Они же вас обратно с удовольствием возьмут. Хоть сейчас!

- Возьмут, кто ж спорит! Вот только платят там копейки. Мне на эти гроши не прожить.

- Ну, раньше же жили как-то. И не один год.

- Эх, Саша! Раньше я на зарплату внимания не обращал. Но в то время основной доход марки приносили. А теперь этот источник заработка для меня закрыт. Наглухо запечатан. Нет моей коллекции! Была, да сплыла.

- Как нет? Неужели, украли!

- Можно сказать - да...

- Постойте, но ведь основной доход вы как посредник при сделках получали. Т.е. не за сами марки, а за знания в этой области. Квалификация-то при вас осталась, не делась никуда.

- Да, знания есть. И квалификация - та же. А толку? Кто ж посредником при сделке "лоха" прокинутого приглашать будет? Да, ты ж не знаешь ничего! Ты тогда ещё в Шереметьево работал... Собрались мои молодые в Израиль уезжать. Дочка с зятем. Ну и уговорил он меня, дурака старого, отдать им с собой коллекцию. Мол, там она сохраннее будет, да и кредит на жильё можно под залог взять. И процент по тому кредиту будет меньше значительно. Я и согласился. Кто ж знал, что Мишенька-Мойшенька, зятёк мой дорогой, ещё здесь в протестанскую веру покрестился перед отъездом. А как в Израиле натурализовался, принялся везде крест поверх рубахи носить и на скандалы нарываться. Ну, набили ему морду пару раз. Один раз арабы, другой - еврейские ортодоксы. Он - в суд на тех и на этих. А потом, используя судебные решения, как пропуск, в Америку рванул. Представляешь?

- И приняли?

- А то!.. С распростёртыми объятиями. Христианин. Протестант. Единоверец. Многократно подвергался преследованиям за религиозные убеждения. Он гражданство американское получил чуть ли ни в день приезда. И теперь моей коллекцией может спокойно распоряжаться.

- Но ведь это ваши марки! А как же защита частной собственности?

- Частная собственность! В Штатах иностранцу против гражданина ловить нечего. А я для американского суда гораздо хуже, чем просто иностранец. Я - тот предатель их любимой родины, который сам добровольно от её гражданства отказался. Нет, коллекция для меня потеряна навсегда!

- А дочка как?

- Дочка в кафешках тарелки моет. В Хайфе. Стоматологов там своих навалом.

Вот так история! А я всё голову ломал, из-за чего он в Гипроводхоз подался... На старости лет.

- Ты только языком не трепи... Я к тому эту историю рассказал, что доверчивый ты очень. И чую, когда-нибудь нарвёшься из-за этого. Люди, они только зло помнят, а добро быстро забывают. Ты уж поосторожнее с ними, ладно!

- Хорошо, учту! Постараюсь больше не подставляться.

20.

Следующее собрание кооператива "НЦНМ" проходило на научном семинаре в Хаммеровском центре. После заключительного доклада, посвящённого вредному влиянию электромагнитного излучения ЛЭП[98] на репродуктивную функцию дождевых червей, наша группа задержалась в конференц-зале. Все по очереди сдавали свои главы и разделы. Корзун их бегло просматривал и складывал в кожаный дипломат "Чикаго". После подробных обсуждений у Михельсона такая процедура приёма работы приятно удивляла своей простотой.

- В ближайшие два-три дня я всё прочитаю. Если до субботы не позвоню, считай, что раздел принят, - сказал Степан Михайлович, пробегая взглядом последние листы, которые я утром допечатывал на разбитом "Юнисе". - А теперь все свободны. Обязательные мероприятия семинара закончились. Кто остаётся на банкет - из зала по стрелке направо.

Михельсон сказал, что останется обязательно: банкеты на таких тусовках - самое интересное. А я решил уйти. Центр международной торговли подавлял меня своим заграничным великолепием. Просторные залы, панорамные лифты, зимний сад с фонтаном в холле - всё это элегантное великолепие сверкало чистотой, дышало свежестью, и было похоже на картинку из фильма о светлом будущем. Сравнение американской роскоши с обшарпанными коридорами наших нищих НИИ будило во мне сразу целый букет "совковых" комплексов. И в то же время, спать хотелось просто неимоверно. А потому, распрощавшись с коллегами, я проскочил мимо вышколенного охранника и направился к троллейбусной остановке.

В коридоре квартиры на полу стояли мешки с морковкой и свёклой. Сваленные грудой коробки отчаянно благоухали яблоками и грушами... Хозяева тоже были дома.

- Ну, как? Сдался? - спросил Пётр Игоревич, как только я вошёл в их маленькую гостиную.

- Ага, всё в порядке, дядя Петя!

- Чай на плите горячий, если что... Или сразу завалишься?

- Ещё быстрее, чем сразу! Глаза слипаются - хоть спички вставляй.

- Ну, тогда я на кухне футбол посмотрю, - сказал он, приподнимаясь.

- Да не беспокойтесь вы так... Подумаешь, телевизор! Я в армии под гул самолётов засыпал. Слыхали когда-нибудь, как бомбардировщик взлетает? Стёкла в домах лопаются!

- Ну, смотри. Если что - постучи в стенку.

Старик с удовольствием опустился обратно в кресло.

На кухне всё это время продолжало шкворчать и бурлить. Стекло на двери запотело и стало матовым. Битва за сохранение собранного урожая кипела практически круглосуточно. Крутить банки Ольга Васильевна никому не доверяет. От начала и до конца - только сама.

Я прошёл в свою комнату, закрыл дверь, задёрнул шторы, разделся и нырнул под одеяло. Какой там телевизор!.. Все звуки исчезли через секунду, стоило только закрыть глаза.

Мне снилась баррикада у Белого дома, похожая на ежа-переростка, ощетинившегося на три стороны встопорщенными иглами стальных труб. Я снова видел напряженные лица соратников. С трепетом в душе ждал начала атаки. Каждой клеточкой тела чувствовал, что приближается самое главное сражение моей жизни. И это чувство наполняло меня до краёв. Снова всё было просто и ясно, как это и бывает в бою. Впереди враг, рядом свои... И правда на нашей стороне. Все силы собраны. Приготовления завершены. Мы не хотим начинать первыми, но не отступим ни на шаг. Из-за домов слышен стрёкот автоматных очередей. Всё ближе, ближе...

И вдруг всё исчезает. Картинка становится блёклой и бесцветной, как на экране старенького "Рекорда". Я медленно погружаюсь в чёрную болотную жижу. Ноги засосало в неё уже почти по колено. Каждая попытка освободиться лишь увеличивает скорость погружения. Спокойно, только без паники... Нужно сохранять выдержку. Истерики не помогут. Посмотрим, что есть в карманах. Только шнур и носовой платок. Шнур капроновый, такой даже слона выдержит. Уф-ф-ф... Уже легче.

Оглядываюсь по сторонам. А что если пригнуть вон ту молодую берёзку? Тогда можно будет опереться руками о ствол и выбраться из трясины. Набираем грязи в платок, завязываем верёвку. Раскручиваем над головой. Бросаем. Есть, зацепилось. Тянем трос на себя. Ещё, ещё. Есть! Руки ухватились за ствол. Теперь остаётся только лечь на него туловищем и тянуть изо всех сил. Кажется, все усилия напрасны. Но я знаю, что это не так. Погружение прекратилось - уже хорошо. Я тяну всё сильнее и сильнее. Глаза разъедает от пота. Я смахиваю пот рукавом штормовки. Тяну за ствол, за боковые ветки и сантиметр за сантиметром продвигаюсь вперёд. Забыть об усталости! Долой отчаяние! Теперь всё зависит только от упорства. Ну, уж в нём-то у меня недостатка нет. С сообразительностью возникают проблемы, быстрота реакции часто подводит. А упорства - вагонетками не перетаскаешь.

Вот только пот снова разъедает глаза. Вытереть бы их ещё раз чем-то чистым, любой тряпкой. Да где ж её взять посреди болота. Рукава уже все в грязи. Вся одежда, можно сказать - по уши... Стоп, а если капюшоном штормовки. Он не должен был в грязи изваляться. Левой рукой я продолжаю удерживать ствол берёзы, а правой осторожно подтягиваю к лицу выцветший парусиновый мешочек. Вроде чистый. Но правой рукой пот вытирать неудобно. Он почти не впитывается в ткань. Размазывается по бровям, попадает в глаза. Прижимаюсь грудью к берёзе и поднимаю к лицу левую руку... И вдруг ствол выскальзывает из-под меня, как туловище гигантской анаконды. Чёрт! А вот теперь точно - крандец.

Я открываю глаза. Мир снова стал цветным. Перед лицом фетровая треуголка. Стежки синими нитками. Отцовская. Это он сам шил. Такой больше ни у кого нет. Стены парилки обшиты ящичной дощечкой. Сладкий запах заваренного в тазике эвкалипта. Смахиваю рукой конденсат с запотевшего от пара окна. Родительская дача. Три сотки на окраине города. Их отцу дали на заводе, когда я в десятом классе учился. Домик щитовой мы с ним ставили на каникулах после первого курса. А потом, уже после армии, баньку начали собирать из оставшихся материалов. Когда я уезжал, у неё даже крыши не было. Сегодня первый раз парюсь. Отец подкинул полковшичка кипятку в раскрытую пасть каменки и потрогал пальцами шкворчащие булыжники.

- Осторожней, - кричу. - Руки сожжёшь!

Он поворачивается, смотрит на меня укоризненно.

- Не бойся, не сожгу. Мне это уже не страшно. Ничего плохого со мной случиться не может. Я ведь уже умер.

У меня вдруг закладывает уши.

- Когда? - с трудом слышу я собственный хрип.

- Да только что. Звал я тебя, помощи просил. Ты не слышал... - он открывает топку и принимается ворошить угли кочергой. - А мне так больно было, сынок. Так больно. Я раньше и представить себе не мог, что можно столько боли в такой краткий миг втиснуть. Но теперь всё закончилось. Ты попарься, а я пойду дровишек принесу. Мне-то теперь людские радости недоступны.

Он шагнул к двери.

- Стой, не уходи! Как же это...

Но дверь в предбанник уже захлопнулась. Я выскочил из парной. Никого. На улицу. Там тоже пусто.

В отчаянии со всей силы саданул кулаком в дверной косяк, вскрикнул от боли...

...и проснулся.

Сколько на часах? Без четверти шесть. Звонить ещё рано. Хотя у них там уже почти восемь. Ладно, всё равно не вытерплю.

Я натянул спортивный костюм, в котором обычно ходил по дому, и сунул ноги в тапочки. Осторожно, чтобы не будить хозяев, прокрался в коридор. Если затащить аппарат в ванную комнату, мой разговор никому не помешает. Хорошо, что шнур у нас длинный, можно с телефоном в любую часть квартиры уйти.

Накручивая диск, я лихорадочно соображал, как буду объяснять родителям свой ранний звонок. Ладно, если всё нормально, что-нибудь придумаю. Новой работой похвастаюсь. Премией за первый этап. Пообещаю приехать на недельку. Давно я у них не был.

Автоматический набор номера в нашем городе появился всего пору лет назад, и потому срабатывал ещё далеко не всегда. Поэтому первая неудача меня не сильно расстроила. Но когда за ней последовала вторая, третья... Я всё крутил и крутил диск. И каждый раз после набора из динамика слышался лёгкий треск междугородки и тишина... Словно на том конце линии провод ножом обрезали.

Я сбегал в спальню за записной книжкой. Телефон сестры был записан на последней странице. Набрал номер. Кажется, связь есть! Один длинный гудок, второй...

- Алло! - раздался в трубке недовольный мужской голос.

- Здравствуйте! Надежду можно услышать?

При общении с сестрициными мужиками я стараюсь обходиться без имён. Слишком уж часто они меняются. Мужики. Да и имена тоже.

- Я слушаю, - спустя полминуты отозвалась Надя.

- Привет! Это дальний родственник беспокоит. Узнала?

Судя по близкому голосу дочки, сестренка наигралась с ребёнком, и собирается возвратить его бабушке с дедушкой.

- Привет! Действительно, дальний... А ты чего в такую рань звонишь?

- Потом ведь ты на работу сбежишь. Там по полчаса ждать приходится, пока дозовутся. Не за бесплатно, между прочим... А встаю я рано, если ещё помнишь. Ты у родителей давно была? Что-то у них телефон не отвечает. Вообще сигнала нет. Я сегодня уже пять раз набирал.

- Да я прямо сейчас туда собираюсь. Вот только Катю одену.

- Хорошо. Как приедешь, позвони мне от них. Или с работы набери, если там линия не фурычит.

- У меня отгул сегодня. Если что, отсюда позвоню!

- Хорошо. Тогда - до связи.

Я положил трубку на рычаг. Теперь оставалось только ждать.

21.

Прошло почти два часа. Вестей от Нади всё ещё не было. Родительский телефон тоже молчал. Пару раз я звонил сестре сам. В ответ - длинные гудки. С каждой минутой в душе нарастало желание что-нибудь сломать. Желательно, что-то очень большое и прочное... Чёрт побери! Да за это время можно обойти весь наш Илым по периметру. Не Москва, чай! Там же от двери до двери - полчаса черепашьим шагом. Три остановки на автобусе! Где эта коза шляется?!

Я лихорадочно рылся в старых бумагах. Ещё на втором курсе, когда в нашей пятиэтажке появился первый телефон, отец договорился со счастливчиками, что в экстренных случаях я могу им звонить. Где же он? Уф-ф-ф... Похоже, нашёл. Четвёртая квартира, Марина. Так зовут их дочку. Остальных я в тот момент уже на память помнил, поэтому только её имя записал. Лихорадочно накручиваю диск...

- Вас слушают, - раздаётся женский голос.

Он чуть-чуть дрожит. И кажется каким-то отрешённым.

- Тамара Алексеевна, добрый день! Это Саша Серов. Помните? Извините, что беспокою. Я до родителей дозвониться не могу. Телефон не подаёт признаков жизни.

- Здравствуй, Саша, - Тамара Алексеевна произносит слова очень старательно, как человек, которому приходится сдерживать рыдания. - Я только что оттуда... Взрыв очень сильный был. Говорят, что в квартире над ними. У Семёновых. Стены и перекрытия рухнули. Сейчас пожарные с милицией завалы разбирают. Твоих родителей уже откопали. Маму упавшей стеной накрыло. Она даже не проснулась. А папе ноги перерубило куском потолочной плиты. Кровью истёк. Пожарные говорят, у Семёновых газ взорвался...

Она не удержалась, заплакала... И я положил трубку. Говорить было не о чем. Да и не хотелось. Слова комом застряли в горле - не проглотить, не прожевать. Ещё вчера у меня были родители, и вот их не стало. Руки меж тем шарили по карманам. Джинсы, пиджак, куртка, сумка... Денег набралось немного, но на дорогу туда должно хватить. В двух кварталах от дома "Трансагентство". Через пять минут начнут продавать билеты.

В авиакассе на ближайшие сутки ничего не было. Зато железная дорога не подкачала. Поезд ночью с Ярославского вокзала. А раньше мне и не надо. На обратную дорогу деньги найти, на работе отпроситься, то да сё... Быстрее, чем за день - ни за что не успеть.

Вернувшись, я первым делом позвонил Корзуну.

- "Международный центр научного мониторинга", я вас слушаю, - прозвучал в трубке мелодичный голос секретарши нашего шефа.

- Доброе утро, Анжела! Это ваш сотрудник - Серов Александр. Степана Михайловича можно услышать?

- Здравствуйте, Александр... - я ясно представил себе, как эта длинноногая блондинка, наморщив лобик, ищет меня в списке сотрудников. - Юрьевич. У него посетитель. Вам срочно?

- Да! - решительно говорю я. - Очень!

- Сейчас я узнаю, не кладите трубку.

В трубке раздался приглушённый цокот каблуков. Затем в ней что-то щёлкнуло.

- Слушаю тебя, Александр! - директор был явно чем-то доволен, и я понял, что можно попробовать программу-максимум. - Что случилось?

- Здравствуйте, Степан Михайлович! Вы уже посмотрели мои главы? - начал я с первого пункта, и тут же перекинул мостик ко второму. - А то мне уехать нужно.

- Да проглядел. Всё в порядке. А ты далеко собрался?

- Домой. В Тюменскую область.

- И надолго?

- Как минимум, на неделю. А там как отпустите... - Корзун слушал, не перебивая, и я перешёл к третьему пункту программы. - В связи с чем у меня к вам хамский вопрос: нельзя ли уже сейчас получить аванс по этому заказу? А то с деньгами у меня совсем напряжённо...

- Ха!.. - довольно фыркнул он. - С деньгами у всех напряжённо! Но без них, к сожалению, ещё хуже... Хотя сейчас у нас в кассе какие-то крохи есть. Так что половину твоей доли я сегодня выдать смогу. Потом сочтёмся. Подъезжай! Я ещё часа три здесь, если никуда не сдёрнут.

- Спасибо, уже выхожу!

- Ну, а если уеду, конверт у Анжелы будет.

Раздались короткие гудки. Я положил трубку. Ну, вот. Все проблемы решены. Но к Корзуну нужно мчаться со всех ног. Мало ли для чего ещё ему могут деньги понадобиться... Подарок племяннице куплю по дороге. Всё равно по Арбату идти туда и обратно.

Сестра позвонила уже ближе к ночи, когда я укладывал рюкзак. Собственно, о том, что на том конце провода именно она, я определил по характерному звяканью междугородки и безудержному рыданию.

- Мне уже обо всём сообщили. Выезжаю вечерним поездом, - сказал я, дождавшись короткой паузы между всхлипываниями.

- Да, приезжай. Это такой кошмар...

Голос сорвался, и рыдания возобновились с новой силой.

- Надя, извини, - решил я перехватить инициативу. - Поезд через полтора часа, а вещи ещё не собраны. Не обижайся, ладно.

Сестра ещё раз всхлипнула. Замолчала. И я положил трубку. Конечно, нелегко ей там сейчас. Но ведь и я тоже - не посторонний. Можно было выкроить пару минут и звякнуть от соседей. Сейчас у каждого третьего телефон. И никто не отказал бы в такой ситуации. Я же догадался сначала забежать в аптеку за валерьянкой и корвалолом, и только после этого старичкам-хозяевам о трагедии рассказывать... Сейчас они уже наревелись, лекарства выпили и спят.

Так, в рюкзак вроде всё скидал. Осталось выбрать книжку в дорогу. Взгляд двинулся гулять по полкам... Когда у человека горе, главное - в нём не утонуть. А для этого нужно периодически окунаться в другую реальность. Желательно тоже трагическую. Пожалуй, из непрочитанного больше подойдёт второй том "Унесённых ветром". Я бросил книгу в полиэтиленовый пакет, аккуратно подвернул края и засунул его в боковой карман рюкзака. Написал короткую записку хозяевам и оглядел в последний раз комнату.

- Ну что, посидим перед дорогой? - спросил у своего отражения в зеркале. - Или уж хрен с ними, с приметами?

Пока сидел на табуретке, проверил карманы. Паспорт, билет, деньги, ключи - всё на месте. Ну, тогда - тронулись!..

Возможно, мои отношения с младшей сестрой покажутся кому-то не совсем нормальными. Что ж, он будет недалёк от истины. Никаких близкородственных чувств я к Наде не испытывал. И её личная жизнь тут совсем не причём. В наших краях не принято вывешивать простыни на второй день свадебных гуляний.

Просто в Наде с раннего детства очень сильно был развит инстинкт безудержного расширения своего жизненного пространства. За счёт окружающих, разумеется. И дело вовсе не в том, что она всегда умудрялась заранее найти "праздничные" конфеты, которые родители с большим трудом доставали где-то к Новому Году. Даже их поедание тайком от всех, в принципе, ещё можно было простить. Но вот то, что фантики мама потом находила в моих карманах - это, согласитесь, уже перебор.

22.

Место у меня было в плацкартном вагоне. Когда брал билет, купейные уже все распродали. Отсек - второй от туалетного тамбура. Хорошо, что не последний. Запахи хвостовой части вагона я в последнее время очень плохо переношу. Уж и не знаю, почему... То ли с возрастом брезгливее стал, то ли Обаламус мне носоглотку перестроил. Зато постоянное мелькание соседей, идущих в туалет и обратно, никогда меня не утомляло. А на этот раз я и вовсе ничего не заметил, потому что проснулся уже перед самой Тюменью. До Илыма оставалось часов пять, не больше. Значит, недостатки проходного кубрика я прочувствовать уже не успею, тем более что спускаться вниз не собираюсь. Разговаривать ни с кем не хочется. Ну, а думать удобнее лёжа.

О чём думать? Да, о чём угодно... Я пробежался взглядом по вагону. В проходе то тут, то там лежали кусочки скатавшейся пыли. В закутках под столами - обёртки от печенья, обрывки бумаги, куски полиэтилена. Интересно, что с падением Советской власти убирать и мыть вагоны проводники стали реже. А о сортирах, похоже, и вовсе не вспоминают. Вот такое получилось освобождение народа от диктата партийной бюрократии. Ещё два-три года подобной свободы, и придётся, наверное, менять место жительства, профессию, круг общения. Уезжать туда, где никто не знает о моём участии в обороне Белого Дома. Иначе линчуют меня "благодарные" сограждане. И, наверное, будут правы.

Нет, то, что в любой бочке мёда всегда найдётся большая ложка... Мягко говоря, совсем даже не дёгтя - эта истина, в приложении к человеческому обществу, сомнений не вызывает. Но так быстро убедиться, что при любом встряхивании и перевёртывании ёмкости эта субстанция мгновенно оказывается наверху! О таком я раньше даже помыслить не мог! Но что делать: у каждого свои таланты: одни в огне не горят, другие в воде не тонут. И руководят страной при любом режиме, как правило, вторые.

Да и чёрт бы с ними, но я в последнее время не только в лидерах, в народе разочаровался. Очень уж быстро он показал готовность встать на четвереньки... А впрочем, ну их всех к едрёной бабушке! Для чего я книжку в дорогу брал? Чтобы иметь возможность "уйти на запасной аэродром" - окунуться с головой в мир выдуманных героев Маргарет Митчел. Сейчас самое время! Я достал с багажной полки книжку и продолжил чтение с того места, на котором остановился в метро.

На какое-то время меня целиком захватили приключения Скарлетт в послевоенной Джорджии. Но вдруг строчки расплылись перед глазами... Пальцы выпустили книгу, и она упала мне на живот страницами вниз. Внезапно я понял основную мысль романа!.. Их гражданская война началась задолго до первого выстрела. В северной части США возник новый уклад жизни, новый способ хозяйствования, новая культура производства. Новая нация - янки. Непрерывно расширяя своё влияние, она вступила в противоречие с устаревшим укладом патриархального Юга. Не сумев решить дело миром, уничтожила противника превосходящей военной мощью.

Свежий ветер перемен, символ прогресса и процветания, ворвался в дома конфедератов вместе с оккупационной армией. Для жителей Юга он стал разрушительным ураганом, сметающим на своем пути всё, что было им дорого: их дома, их права на землю, их гордость и честь, их благосостояние. Всё это, кроме бесполезной в хозяйстве чести, смогли сохранить лишь те, кто согласился лизать сапоги гордых победителей. Вместе с алчными пришельцами-саквояжниками эти приспособленцы составили правящий класс нового, послевоенного Юга.

Вот теперь мне стало ясно, почему книга раскупается у нас миллионными тиражами. Освежающий ветер перемен долетел и до моей Родины. Разрушительный шторм с тем же коротким и грозным именем - янки. Он набирает силу с каждым днём. Бушует в обезлюдевших цехах заводов. Срывает покровы с военных и государственных тайн. Выметает из человеческих душ всё, что нельзя продать за валюту. Ещё немного и этот ураган сотрёт с лица земли остатки нашей государственности, как смёл до этого плантаторов Юга и колониальную империю Испании...

Мы просто очередная ступень, следующий шаг на их пути вверх - к мировому господству. К тому, чтобы все люди на земле стали янки. И этот шаг практически уже сделан. Сотни надменных саквояжников работают советниками в российском правительстве. Наши министры самозабвенно лижут их ковбойские сапоги. И я сам, добровольно, помогал этим уродам добиться их подлых ублюдочных целей!..

Какой-то громкий шум в середине вагона на миг отвлёк моё внимание от запоздалых сожалений. Компания молодых людей, празднующих что-то в третьем кубрике, собралась в тамбур на очередные "покурилки". Четверо крепких ребятишек лет двадцати трёх - двадцати пяти на вид. Не хамоватые, но заводные. Не пьяные "в умат", но принявшие основательно. Если верить ворчанию сидящей рядом бабки, начали они ещё вчера утром. Правда, особых скандалов пока не устраивали. Но и замечаний им никто не делал. Не советские времена.

Я снова уткнулся взглядом в страницы. Надо было проверить возникшее предположение. А компания меж тем двинулась по вагону, перекидываясь шуточками-прибауточками, подначивая друг друга, подшучивая над окружающими. Когда весёлый гомон приблизился вплотную к нашему отсеку, я вдруг явственно услышал:

- Ха! И днём, и ночью кот учёный...

Дальше последовало дружное ржание. Я медленно опустил книгу. Компания сгрудилась в проходе и с любопытством уставилась на меня.

- Есть проблемы? - задал я вопрос тому, кто стоял ближе всех.

- Нет, всё нормально, - чуть помедлив, ответил он. - Никаких проблем.

Ребята повернулись и спокойно потопали дальше. "Ну, вот и славно, - подумал я с лёгким сожалением. - Лишние скандалы не к чему. Особенно, по такому ничтожному поводу". Но это был ещё не конец...

- Ой, смотри, Серый, - послышалось совсем рядом. - Какая тёлка нарисовалась! Красавица, а красавица, пойдём с нами курить...

И опять тот же самый гогот в четыре глотки.

Я выглянул из своего закутка. На нижней боковой полке последнего отсека, прислонившись спиной к перегородке и поджав к плечам обтянутые джинсами колени, сидела хрупкая девчонка лет семнадцати с бледным неподвижным лицом. Остановившийся взгляд и расширенные зрачки делали её похожей на испуганного мышонка, попавшего в цепкие кошачьи лапы. С каждой секундой девушка всё сильнее пыталась отодвинуться от обступившей её компании. Казалось, ещё мгновение, и ей удастся просочиться сквозь тонкую перегородку в тамбур...

- Эта девушка со мной! - нарочито спокойно произнёс я, спрыгивая с полки. - И она не курит.

Ребята обалдело уперлись в меня взглядами. На их лицах проявилось неподдельное изумление. Перевели глаза на девушку. Та так энергично закивала в ответ, что я испугался за сохранность шейных позвонков.

- Ну, тогда звиняйте, - после короткой паузы развёл руками тот, которого они звали Серым. - Мы люди честные. Нам чужого не надо.

Вскоре вся компания исчезла за дверью тамбура.

Жаль, что они отступили. Настроение для ссоры у меня было самое, что ни на есть, подходящее. Но на нет, как говорится, и суда нет. А также - следствия, прокурора, свидетелей защиты и обвинения.

Кстати о следствии: полтора часа назад на этом месте ехала толстая тётка с кошёлками. Значит, эта девица к нам в Тюмени села.

- Простите за назойливость, а вы далеко едете? - я задал вопрос, одновременно усаживаясь рядом с ней на полку.

- Домой, к родителям.

Исчерпывающий ответ! Вся вселенная знает, где её дом.

- Ой! - она снова вжалась в перегородку.

- Успокойтесь, девушка! Я конечно не идеал нравственности, но кровью младенцев не питаюсь. Во всяком случае, пока не кончились обычные продукты. Просто, мне в Илыме сходить, а ребята, насколько я понял, до Омска едут.

- А вы в Илыме где живёте?

Так, понятно. Выходим на одной станции.

- Я там не живу. В гости к родне еду. Ладно, не буду мешать. Если что, меня Александром кличут. Можно - Сашей или Шурой. Я на всё откликаюсь. В принципе, даже на Алекса... Ну, если разрешит товарищ Юстас.

Она наморщила лоб. Потом вспомнила популярный сериал и улыбнулась. Вот так-то лучше.

- Ладно, отдыхайте. Если что, только позовите...

Я запрыгнул на свою полку и вернулся к книжке. Но уже не читал. Так, страницы просматривал.

Сегодня пятница. Значит, в Тюмени она учится, а на выходные едет к папе с мамой. Вот только как они такого воробышка из-под родительского крыла выпустили? Хотя, если в этом году поступила, успеет ещё нарастить броню за пять лет учёбы. Впрочем, это её трудности. До места доедем, а там - привет родителям!.. Беззащитные пташки - не мой профиль. И без того проблем - лопатой не перекидаешь.

23.

С девушкой мы простились у выхода из вокзала. Имя своё она так и не сообщила. Впрочем, я не настаивал. Там она осталась ждать автобус, а я пошёл пешком. До Надиного дома - меньше двух остановок, а транспорт в эти часы в Илыме ходит не часто. И было очень похоже, что предыдущий отъехал от вокзала совсем недавно.

Когда тринадцать лет назад я покидал родные пенаты, улица Карла Маркса, идущая от привокзальной площади к центру города, казалась многолюдным и широким проспектом, ничуть не уже, чем в Тюмени, куда я часто ездил на областные олимпиады по математике. Сейчас, по сравнению с московскими проспектами, она выглядела на удивление пустынной и безлюдной. Но по-прежнему ухоженной и красивой. И ещё: таких красивых мостиков с фигурными перильцами, перекинутых через придорожные канавы, я не встречал больше ни в одном из городов распавшегося Союза. А повидать их мне довелось немало.

В последний год я иногда подумывал, а не плюнуть ли на всё. Вернуться на родину. Останавливало то, что найти работу по специальности в Илыме невозможно. Метеорологи никому не нужны. Учителем географии в школу? Там, если с детьми возиться не любишь, через год повесишься. А такой тяги за собой не замечал...

За размышлениями я не заметил, как дошёл до Надиного дома. У её подъезда собралось очень много народу. Это курили и переговаривались наши ближние и дальние родственники, друзья и сослуживцы отца и матери. Ну, а как же... Конец рабочего дня. Комиссия по организации похорон в сборе. Я сгрузил на скамейку рюкзак, и началась длительная процедура взаимных приветствий и соболезнований.

Довольно быстро выяснилось, что все они имеют не совсем верное представление о моём социальном статусе и уровне благосостояния. С одной стороны, это было ожидаемо: для нашего городка человек, живущий в Москве и работающий в головной конторе - будь то ГАМЦ или Союзгипроводхоз - величина очень значительная. С другой - родители всегда склонны преувеличивать успехи детей. Особенно тех, что живут вдали от родного дома. И мне пришлось очень внимательно следить за словами, чтобы с одной стороны рассеять заблуждения, а с другой - родителей обманщиками не выставить.

Пообщавшись со всеми, кто был на улице, я снова накинул на плечи лямки рюкзака и прошел в квартиру. Надя что-то обсуждала с двумя нашими тетушками, сестрами отца. Она кинулась мне на шею, рыдая и причитая так громко, будто хоронить предстояло меня самого. Я чувствовал себя полным идиотом. Но трагизма сцены не нарушил, послушно обнял сестру, усадил её на стул и какое-то время бормотал утешительную чушь.

Наверное, я нравственный урод. Но никакого желания плакать, причитать или биться в истерике у меня не было. Наоборот, чувствовал себя замороженным, как американский куриный окорочок. И всё вокруг казалось каким-то диким спектаклем, который к тому же до зубной боли не хотелось досматривать. Наконец сестра перестала плакать, и они вернулись к обсуждению предстоящих похорон.

Речь зашла о религиозных обрядах. Утром, когда тетя Маша была в церкви, священник задал ей вопрос, на который никто из них не знал ответа: крестилась ли наша мама в детстве? Вопрос этот при жизни маме никто не задавал. Родом она не из наших мест. И никого из близких после смерти бабушки у неё не осталось.

- А в чём проблема? - спросил я. - Нужно предоставить какие-то документы?

- Нет, - ответила сестра. - Но будет ли польза от обряда, если он совершён неправильно?

- Не знаю, - пожал я плечами - Но думаю, что Бог, если он существует, канцелярщиной не занимается. И для него образ жизни человека важнее всего остального. Так что можете спокойно сказать, что крестилась.

Все дружно закивали. Похоже, эта чепуха действительно воспринималась ими, как серьёзная проблема. Дурдом, да и только! А ведь ещё несколько лет назад все как один были убеждёнными атеистами. Может быть, я отстал от жизни? Устарел, как фотоаппарат "Лейка". Нет, ничего против православной церкви я не имею. Впрочем, как и против того же ислама. Иногда даже общаюсь с существами, которых мои сограждане легко могут признать небожителями. Но не верю я в Бога, и в дьявола не верю. Если всё это и существует, то внутри самого человека. Живёт вместе с ним, с ним же и умирает.

Дальше началось обсуждение бытовых проблем: транспорт, помещение, процедура. Здесь я сказал, что полностью полагаюсь на их мнение. И воспользовался случаем, чтобы вручить привезённые с собой деньги. Судя по тому, что вопросы сразу стали решаться быстрее, до моего появления этот пункт был не самым сильным местом программы. Ну что ж, хоть какая-то польза от приезда. Но теперь на квартире мне придется жить некоторое время в кредит. Не беда! Через месяц закрываем текущий договор, расплачусь деньгами от второго этапа. Кое в чём ужаться придётся, подзанять, перезанять, но до следующего лета как-нибудь дотяну.

Разговоры о том, кого из должностных лиц приглашали на похороны, и кто что на это ответил, я пропустил мимо ушей. По мне так и шли бы они все в глубокую задницу вместе с высокими должностями. Умершим, если уж на то пошло, и на сами-то похороны наплевать, а уж на их статус в городской иерархии - тем более.

Вся эта организационная тягомотина продолжалась довольно долго. Наконец, уже ближе к полуночи, разговор начал потихоньку затухать. И после очередной длинной паузы все дружно решили, что пора спать.

24.

Устроили меня на полу в гостиной. Все кровати были заняты. Я лежал на застеленном полосатой простынёй матрасе, уперевшись взглядом в потолок. На душе - мерзопакостнее некуда. А ведь это - только начало. Утром мне предстоит стать главным зрителем мелодрамы "Безутешная дочь над гробом безвременно ушедших родителей". И судя по предварительным репетициям, это будет незабываемое зрелище!

Сколько себя помню, всю жизнь не переваривал публичных мероприятий. И больше всего ненавидел похороны. На свадьбах хоть танцевать можно и с девушками знакомиться. На юбилеях - "за жизнь" беседовать. А на похоронах - только скорбеть и пить. Публично скорбеть я не умею, а пить не люблю. Остаётся только стиснуть зубы и терпеть. Но весь день мне не выдержать. Сорвусь, наговорю глупостей. Надо утром, до начала церемонии, сходить к родительскому дому, посмотреть, что там и как. С соседями потолковать. Кто что видел, кто что слышал. Точно ли газ взорвался, или есть другие версии? Будет над чем подумать... А оттуда, если времени хватит, можно за билетом съездить. Чтобы не откладывать до последнего. Тогда к двенадцати, к началу мероприятий, я вернусь спокойным и терпеливым. И буду таким до глубокой ночи.

Вроде, глаза прикрыл только на мгновение, но когда снова поднялись веки, сквозь плотные шторы пробивалось утреннее солнце. Пока я умывался и одевался, проснулась сестра. Я объяснил, куда собрался и зачем, на скорую руку позавтракал и вышел на улицу. До родительского дома доехал на автобусе. Он как раз к остановке подъезжал, когда я из-за угла вывернул. Так что уже через десять минут я стоял недалеко родительского подъезда и внимательно разглядывал то, что от него осталось.

Верхних двух этажей и кровли не было и в помине. Большая часть обрушившихся стен, балок и перекрытий лежала на газоне. Участок перед домом был оцеплен, его охраняли трое милиционеров. В завале копошились двое пожарных и с десяток мужиков в строительных касках. Машин скорой помощи рядом не было. Только две "пожарки" с приставными лестницами, прислонёнными к перекрытиям третьего этажа. Значит, спасательные работы уже закончены. Разбирают остатки завалов.

Вне оцепления находилась только дверь первого подъезда, и я, насмотревшись на развалины, отошёл к нему, предположив, что только его жителей после взрыва могли оставить в их квартирах. Остальных, скорее всего, эвакуировали. И если я хочу узнать подробности, нужно устроиться на скамейке и терпеливо ждать.

Сидеть в одиночестве пришлось недолго. Всего через пару минут дверь подъезда скрипнула и отворилась.

- Олег Иванович! Здравствуйте! - поднялся я со скамейки.

- Саша? - он с чувством пожал мою руку. - Ты когда приехал? А у нас тут, видишь, дела какие?

- Вечером на поезде прибыл, - ответил я. - У сестры остановился. Вчера не до того было, а с утра сразу сюда решил. Тут, я вижу, завал уже почти закончили разбирать. Как оно всё было-то? Мне сестра рассказала, что знает, но она - не свидетель. Намного позже пришла.

- Рвануло около семи утра, когда мы на работу собирались, - сказал он. - Весь дом тряхнуло. Ну, мы на первом этаже, да и курить я намылился. Тамара дома дымить не разрешает. Так что я первым на улицу выбежал. А над вашим подъездом такая пылища стоит! Я даже и не увидел сначала, что двух верхних квартир нету... А что дело серьёзное, сразу понятно было. Ну, я обратно домой, позвонил в пожарную, скорую, милицию.

- А что рвануло-то? Мне Тамара Алексеевна говорила, что вроде как газ у Семёновых взорвался.

- Да, пожарные так сказали. В первый же день. Центр взрыва на пятом этаже в районе кухни и коридора был. Ну, это и они нам говорили. Да и так по разрушениям видно. В коридоре же и Семёнова нашли. Он, видно, свет в туалете утром зажечь хотел. От искры выключателя и всё рвануло.

- А что ж он запах газа не почуял?

- Так с похмел похмелычем ещё и не такое пропустишь. Он же, как бабка его померла, пить стал сильно. Два раза твоих родителей затапливал. А Светка Цаплина, соседка его, сказала вечером, что когда на работу убегала, у них на пятом этаже уже газом пованивало.

Картина окончательно прояснилась. Что ж мы за люди-то! Какую беду или проблему ни тронь, отовсюду горлышко поллитровки, словно чёртик из табакерки, выпрыгивает. И как с этой напастью бороться, абсолютно неясно. Горбачёв вон попробовал, да только хуже стало.

- А как вы-то сами? - решил я проявить вежливость. - Как здоровье Тамары Алексеевны? Марина школу, наверное, заканчивает?

- Ну, хватился!.. Она уже в институт поступила в Тюмени. Вчера на выходные приехала. Мы с утра за билетом собрались. На завтра на вечер. А ты когда обратно?

- Не знаю пока. Наверное, тоже в воскресенье. Работа ждать не будет.

Про работу я приврал. Раньше не упустил бы случая недельку дома пожить. Но это - дома, а его у меня теперь нет. У Нади задерживаться не хотелось.

- Так может, с нами до вокзала прокатишься? Тогда подожди пару минут, я машину из гаража заберу. А на обратном пути мы тебя у дома высадим.

Предложение было заманчивым.

- Хорошо, - согласно кивнул я. - Только давайте тогда в гараж вместе сходим. В дороге время быстрее идёт.

- Ну, пошли, - улыбнулся он. - Если ноги размять хочешь.

После десятков километров по бурелому, да ещё и с сорокакилограммовым рюкзаком за плечами, пройтись по асфальту до соседнего двора было не в тягость. Ждать у подъезда, наблюдая, как разбирают завал на месте родительской квартиры, было намного тяжелей.

По дороге Олег Иванович дважды сворачивал к киоскам, и внимательно рассматривал витрины.

- Ну что за трам-тарарам? - сокрушался он. - Нигде ленинградского "Беломора" нет. Или, хотя бы московского. Ладно, я ещё на вокзале посмотрю!

- Переходная экономика, - пожал я плечами. - Папа говорил недавно, что социализм - это когда есть деньги, но нет товаров; капитализм - когда есть товары, но нет денег; а переходная - когда денег уже нет, а товары ещё не появились.

- Да выдумывать парадоксы, это у твоего отца хорошо получалось! Или он их вычитывал где? Ты не в курсе?

- Что-то, конечно, в книжках находил, но и придумывал много... А что откуда, я не знаю. Да и неважно это теперь.

В гараже у Олега Ивановича я ещё не был, но его белый "Москвичонок" ИЖ-412 видел не раз. Казалось, что годы не властны над обоими... Завелся ветеран российских дорог с пол-оборота. И доставил нас к подъезду меньше, чем за минуту. А там, на скамейке читала книгу девушка, с которой мы ехали в Илым из Тюмени. Значит, её зовут Мариной.

25.

- Знакомься, дочка! Это Саша Серов, я тебе о нём рассказывал, - торжественно произнёс Олег Иванович, а потом повернулся ко мне. - Ничего, что только по имени?

- Да, вроде не старый ещё! - пожал плечами я.

- Ой, папа! Я сейчас! - воскликнула девушка и скрылась в двери подъезда.

Олег Иванович посмотрел на часы.

- Наверное, забыла что-то.

Но Марина всё не возвращалась.

- Да где она там? - занервничал Олег Иванович. - Ты посиди пока, я схожу узнаю.

Через пару минут из облаков наконец-то выглянуло солнце. Салон "москвича" быстро нагрелся. Но всё равно одному в нём было неуютно и зябко. Не иначе, нервы разгулялись... Возможно, стоило плюнуть на билет и вернуться к Наде. Но как можно оставить машину без присмотра! А Олег Иванович всё не возвращался. И куда же они с Мариной подевались? С каждой минутой ситуация становилось всё непонятнее. Но вот дверь подъезда, наконец, открылась, и мне всё стало ясно. Похоже, у них поменялись планы... Марина переоделась в темно-коричневый плащ. Лёгкие кроссовки сменились осенними сапогами. На плече висела объёмная сумка из джинсовки. Олег Иванович тоже утеплился - надел чёрную кожаную куртку.

- Марина сообразила, что очередь в кассу может быть большая, - сказал он, усаживаясь на водительское сидение. - Так что лучше мы тебя ещё по дороге туда у Надиного дома высадим. А билеты Марина купит. Кстати, тебе что брать - купе или плацкарт?

- Всё равно. Можно даже в общий. Я тогда его в Тюмени на плацкарт поменяю. Только в СВ не берите, и на другой день - тоже! Если что, лучше за час до отхода в проходящий вагон попробую.

- Хорошо, - сказал Олег Иванович. - Мы тогда на обратном пути билет завезём, а заодно простимся с твоими родителями. Нам-то не обязательно к началу приезжать, а тебе опаздывать не годится.

Деньги на билет я передал Марине. Она, не глядя, положила их в сумку. Потом они высадили меня и уехали. Дорога до подъезда всё ещё не просохла после ночного дождя. Нет, я точно - выродок... Родители погибли, хороший сын должен переживать, биться в истерике. А у меня в голове только одна мысль - поскорее бы всё закончилось. Впрочем, не прошло и часа, как её сменила другая: только бы не сорваться! Это после того, как мой двоюродный братец Вова, сын тёти Маши, принялся подавать команды: "Постойте, я сейчас ещё две фотографии сделаю!", "Надя, пока не плачь, подожди, надо кассету поменять!". Похоже, видеокамеру и поляроид он купил буквально накануне, и не успел ещё натешиться новыми "игрушками". Я всё время так и ждал, что за этим последует: "Так, остановились! Заносите гробы обратно в квартиру! Ножками, ножками! Все по местам! Камера готова? Массовка - платки к глазам! Второй дубль... Внимание, начали!"

Надя это всё воспринимала как должное и охотно выполняла его команды. Как же: высокий чин на машзаводе, самый состоятельный человек из родственников. А я готов был взорваться. Но продолжал сдерживать себя. Всё-таки, превращать похороны в перебранку - далеко не лучший вариант... Как же быстро деньги у нас стали мерилом ценностей! Толстый кошелёк заменил всё на свете! Впрочем, пусть сестрёнка живёт, как знает! Я ей мешать не собираюсь. Только бы до отъезда дотерпеть...

Правда, надо признать, что на кладбище сцены с командами на фото- и видеосъёмку не повторились. Похоже, по дороге тётя Маша вправила сыночку мозги. Не зря же она к нему в машину села. Дальше Вова манипулировал своей техникой молча. Обстановка стала ещё лучше, когда Олег Иванович привёз с вокзала Марину. Зорко всматриваясь в лица участников церемонии, она при малейших симптомах подскакивала к ним со своей сумкой, из которой моментально извлекала бутылочки с какими-то препаратами и одноразовые стаканчики.

- Что там у тебя? - шепнул я, когда Марина оказалась поблизости.

- В одной бутылке валерьянка, в другой - корвалол. Водой заранее развела, чтобы тут времени не терять.

- Молодец! - похвалил я. - Сама придумала?

- Нет, на похоронах у бабушки подсмотрела, - скользя взглядом по проходящей мимо процессии, ответила она. - В прошлом году. Там у нас врачиха из поликлиники была. А у неё...

Марина прервала разговор на полуслове и быстро двинулась к одной из маминых подруг, на ходу вытаскивая из сумки очередной бумажный стаканчик.

Небо к этому времени снова затянуло облаками. Поднялся ветер. Жёлтые листья сыпались с кладбищенских клёнов, как гигантские уродливые конфетти, словно желали окончательно превратить похороны в театр абсурда. Вскоре к ним добавился мелкий осенний дождик. Был ли он сильным, или слабым? Шёл целый час или всего пару минут? Честно говоря, не знаю. Внезапно мне всё стало безразлично. А после того, как первый гроб скрылись во влажной, чёрной пасти могилы, нервные окончания отключились. Перестали фиксировать события. Не помню, что я делал на кладбище дальше. Не помню, с кем и о чём говорил... И где был после него - тоже не помню...

В Надину квартиру мы вернулись уже ближе к ночи. Я расстелил на полу матрас. Взбил подушку, расправил одеяло. Но уснуть всё никак не получалось. Я лежал и смотрел в потолок... А перед глазами крутились картинки из прошлого: как отец решал со мной задачки по математике, как учил плавать и ловить рыбу, как мы с ним строили дачу и гараж. Мама как-то больше к сестре тянулась, особенно в последние годы. А он - ко мне. И вот их обоих нет, и теперь уже не будет. Никогда.

26.

На железнодорожной станции было темно и сыро. Мощный прожектор, в прежние времена освещавший её со стороны пожарной вышки, за годы перестройки приказал долго жить. И теперь только четыре буквы "И-Л-Ы-М", закреплённые на крыше вокзала, обеспечивали хоть какое-то подобие освещения. При этом правая сторона "М" временами уже шипела и подёргивалась. Когда я шёл по перрону, эти невольные гримасы отражались жёлтыми высверками в глубине замасленных луж.

Поезд стоял на четвёртом пути. Остановившись перед дверью вагона, я ещё раз взглянул на забитые фанерой окна вокзала, на снующих вокруг людей. Всё казалось таким родным и милым. Наверное, потому, что сегодня я уезжаю отсюда навсегда. С сестрой мы обо всём договорились. Она ставит памятник и ухаживает за могилами. Я ни на что не претендую. Возиться с вступлением в наследство, распродавать имущество... Нет, это всё не по мне. Лучше буду писать свои дурацкие ОВОСы.

Вагон оказался значительно чище и уютнее того, в котором я ехал из Москвы. И не потому, что купейный. Просто этот - наш, местный... К омскому поезду его в Илыме цепляют, потому и билеты в кассах заранее продают. Проводники и пассажиры - жители одного и того же города, в котором все знают друг друга чуть ли не с пелёнок. Если проводница станет филонить, местные кумушки ославят её неряхой. Вот такой вот стимул к труду - пережиток общинной психологии.

В вагон я зашёл одним из первых, и поэтому никакого подвоха поначалу не почувствовал. Через пару минут в купе заскочила Марина, поздоровалась, бросила сумки на полку. Паспорт с торчащим из него билетом выложила на стол, а сама вернулась к родителям. Народ сновал по вагону туда-сюда, занимая места. Отовсюду слышались голоса людей, стуки и шорохи передвигаемых сумок, коробок и чемоданов. Но в наше купе никто не заходил. Я сдвинул рукав куртки и посмотрел на часы. До отправления оставалось пять минут... Почему больше никто не приходит? Я ненадолго вышел в коридор. Оба соседних кубрика были забиты под завязку. И с чего это Марина так паспорт бросила? Я её вещи охранять не нанимался...

Пока я оглядывался по сторонам, в открытую дверь купе юркнула какая-то благообразная бабулька в сером пальто и бело-зелёном платочке "в горошек". Я тут же вошёл следом и присел на свою полку. Так, чтобы все вещи были перед глазами. Знаем мы уже эти приколы...

- Ой! - сказала она, обернувшись. - Вас тут, смотрю, только двое едет. А на каких местах?

Ну вот, начинается... Из-за этого я давно уже нижние полки не беру. Даже если кассирши предлагают. Когда сам на верхнюю покупаешь, шанс доехать с комфортом бывает очень неплохой. Но стоит только уступить свою полку вот такому "божьему одуванчику"... Обязательно окажешься в одном кубрике с вечно-орущим младенцем, которого измученная мать не может успокоить ни днём, ни ночью.

- Моё это, - хлопнул я ладонью по коричневой дерматиновой обивке, на которой сидел.

- А у соседа? - не унималась бабулька.

Вот же настырная попалась! От такой без дубины не отвяжешься...

- Сейчас посмотрю.

Я раскрыл лежащий на столе паспорт и взглянул на билет.

- Тоже нижнее.

- А вы не согласитесь поменяться? Понимаете, голова наверху кружится...

- Нет, нет и нет, - я чувствовал, как внутри нарастает волна раздражения и понимал, что злюсь совсем не на бабульку. - Хотите меняться, договаривайтесь с проводником. И вообще, у нас тут полвагона в Тюмени выходит. Меняйтесь и ними, сколько угодно. А мне до Москвы ещё двое суток пилить.

Бабулька молча выскользнула в коридор. Отправилась искать добычу полегче. Я закрыл за ней дверь купе и выглянул в окно. Марина весело болтала с родителями. Любопытство всё ещё боролось во мне с природной деликатностью. С одной стороны, очень хотелось проверить возникшее подозрение. С другой - я понимал, что не имею права рыться в чужих вещах. В душу меж тем начали закрадываться догадки, одна другой фантастичнее... Нет, всё-таки стоит проверить! Когда открывал Маринин паспорт, мне показалось, что под прозрачной плёнкой обложки там лежат ещё какие-то бумажки. По цвету и текстуре они были очень похожи... Оп-тать, они самые! Билеты на верхние места. Девушка выкупила всё купе! Нет, ну она соображает, что творит?

М-да, везёт мне на решительных женщин! Что ни встреча, то удача. Тургеневские барышни - беззащитная дичь ловеласа - где вы, ау-у-у... Ни одной не понравился! Зато "охотниц" всех мастей и оттенков - хоть с друзьями делись. Вот только надоело мне уже в их капканы попадать. Ну что ж, Мариночка! Юная сибирская "Диана"... Сейчас ты получишь такой водопад горячих чувств - мало не покажется! Будет там и куча жарких признаний, и поток душевного тепла... Пусть только поезд тронется! Я уложил билеты на место и закрыл паспорт. Вот же попал в переплёт! Интересно, что эта коза проводнице скажет?.. Тут же всему Илыму - пересудов года на два... Цирк, да и только!

А может, я сам их провоцирую? Ну, там... Веду себя неправильно. Выгляжу нерешительным рохлей. Да, мало ли?.. Хотя в чем была ошибка на этот раз? Никакого такого-особенного повода я ей не давал: замуж не звал, в любви не объяснялся. Даже с глупостями не лез! А что заступился за неё в поезде - так ведь это не повод, чтобы считать меня своей собственностью! Меньше нужно было любовных романов читать. Больше наблюдать за реальной жизнью. Впрочем, это её проблемы...

Поезд чуть заметно дёрнулся. Где-то за стеной глухо бухнули стальные сцепки вагонов. Состав начал медленно набирать скорость. За окном один за другим мелькали оставшиеся на перроне провожающие. Дважды лязгнула входная дверь купе.

- Вы тут без меня не соскучились? - загадочно проворковала юная интриганка. - Ой... А больше никого нет?

Искренности в голосе - Большой театр отдыхает. Бездонные голубые глаза - воплощённое изумление. Не держи я в руках все четыре билета, даже мысли бы не возникло... Боясь, что слова могут испортить игру, я в ответ лишь молча развёл руками.

- Давайте ваш билет, я за бельём схожу, - продолжила своё наступление Марина.

Я послушно слазил в карман куртки. Достал оттуда билет и деньги. А чего? Пусть побегает. Должен же и мне быть какой-то навар с этих романтических бредней! Интересно, что за план у неё по мою душу разработан? Наверняка всё очень сложно и романтично. Что-нибудь из книг и сериалов... То, что кажется умным и солидным в семнадцать лет.

Но я ошибся. Сложных многоходовок не последовало. Как только Марина вернулась, она решительно задвинула дверь купе и спросила чуть приглушённым голосом:

- Саша, скажите честно, я вам нравлюсь?

- Нравитесь, - мне даже не пришлось кривить душой.

Марина села, опустила защёлку на двери и продолжила срывающимся шёпотом:

- А я вас люблю, вот!

М-да... Дела! Рано её всё-таки родители из дома выпустили. И пороли в детстве недостаточно.

- Марина, - начал я, с трудом подбирая слова. - Вы меня совсем не знаете. И уже поэтому - не можете любить. Вы просто создали в своём воображении светлый образ Прекрасного Принца. И в какой-то момент вам показалось, что я этому образу соответствую. Это не любовь. Это мечта, о том, чтобы она к вам пришла.

Марина сидела напротив меня, сложив руки на коленях, как послушная школьница. Несмотря на детскую стройность, она была уже вполне оформившейся взрослой девушкой. Тёмно-синий брючный костюм так выгодно подчёркивал все достоинства её фигуры, что мне с трудом удавалось сохранять невозмутимый тон.

- Но почему вы думаете, что я вас не знаю? - спросила она, подняв на меня глаза.

- А вы знаете? - ответил я вопросом на вопрос. - Что ж, проверим! Я жаворонок или сова? Что мне больше нравится: чай или кофе? За какую хоккейную команду я болею? А как насчёт вредных привычек? Курю? Люблю при случае выпить с друзьями? Играю в карты на деньги?

- Ну-у-у... - недоверчиво улыбнулась Марина. - И при чём тут любовь? Это же бытовые мелочи!

- Да, конечно. Те самые, из которых состоит вся наша жизнь... Ну, ладно! Не вся. Только на 90%. Но не это главное! Допустим на секунду, что я действительно такой, каким вам кажусь. Что из этого следует? Абсолютно ничего! Потому что любовь - штука взаимная. Любить должны оба. А я вас знаю не больше, чем вы меня. Вот я закрываю глаза, представляю, что вы исчезли, и ничего. Пустота, понимаете?

- Нет, - покачала она головой. - А что там должно быть?

- Настоящая любовь, это не просто влечение к другому человеку. Это такое состояние, как будто он составляет половину тебя самого. Такое, что если его вдруг не станет, ты сам себе без него не нужен. Понимаете? Сам себе! Наверно, я путано объясняю... Но для меня это безошибочный индикатор любви. А без любви люди могут пожениться, нарожать детей, прожить какое-то время вместе. Но в лучшем случае, они будут лишь терпеть друг друга. Я на такое насмотрелся. Лучше быть одному.

Я думал, она обидится. Ждал слёз, сцен, скандала. Но, как ни странно, ничего этого не было. Мы проболтали всю дорогу до Тюмени. Обсуждали всё на свете: политику, экономику, общих знакомых, друг друга... Смеялись, шутили. Когда Марина ушла сдавать так и не распакованное бельё, я сунул ей в паспорт деньги за два дополнительных билета и короткую записку: "Прости, если обидел, Саша". В кармане оставалась только мелочь на метро и на автобус до дома. Но поступить по-другому я не мог. Не хватало ещё, чтобы эта девушка за меня платила!

27.

- Зря ты так вскипел! - убеждал меня Михельсон, когда мы вышли на улицу после заседания кооператива. - Они скоты, конечно. Но в их позиции тоже есть логика.

- Да какая, какая логика? - я был зол как разъярённый буйвол, и так же не склонен к компромиссам. - Когда нужно было закрыть первый этап, упрашивали, чтобы работал ночами. А теперь приняли, видите ли, коллективное решение, что если я на втором этапе ничего не делал, то и платить мне за него не нужно. А то, что перед этим, сделав два этапа, я получил только за один... Это что? Уже не в счёт!

- Ну, во-первых, ты получил не за один, а за один плюс десять процентов премии, - принялся урезонивать меня Михельсон. - Во-вторых, половину этих денег ты взял авансом, а не после закрытия этапа. С учётом инфляции получится примерно 130% от того уровня, что поимели остальные. Теперь вспомни, как обесценились за это время деньги. К концу второго этапа инфляция сожрала две трети рубля, по сравнению с первой выплатой. Значит, остальные за два этапа получили примерно по 135% от уровня первого. А это уже очень близко к твоим ста тридцати!

- Да я разве спорю, Алексей Исаакович! Вы абсолютно правы, арифметически... - чуть сбавил обороты я. - Но всё равно: это же свинство чистой воды!

Я внезапно понял, что своим скандалом сильно подвёл Михельсона. Он меня сюда рекомендовал. Ручался, что проблем не будет.

- Ладно, проехали... - тяжело вздохнул Михельсон. - Что ты теперь делать думаешь? Может, вернёшься?

- После того, что мы друг другу наговорили? - уныло ответил я. - Нет уж, лучше в дворники пойду! Не могу я с этими шакалами работать!

- Ладно, как знаешь! - пожал плечами он. - Возможно, на твоём месте я поступил бы так же. Но уйти с тобой не могу. Мне до пенсии - всего ничего осталось. Если уволюсь, никто на службу не возьмёт.

- Да что Вы, Алексей Исаакович, я всё понимаю!

- А я, Саша, ничего уже понять не могу. Да и не хочу понимать. Я просто жду пенсии. Дождусь, и уеду в Израиль. К дочке.

Я обалдел... Об этом он никогда раньше не заговаривал. Значит, допекло.

- И как же вы там будете? - осторожно начал я. - Вдали от Родины?

- Эх, Саша! - он смотрел на меня такими грустными глазами, словно расставаться надо было уже через пять минут. - Есть такая старая присказка: "Что такое Родина еврея? Место, где его впервые обозвали жидом!". Сегодня это и про Россию тоже...

- И Вы всерьёз считаете, что сможете вместо развала и бедствий получить там успех и благополучие?

- Нет, всего лишь - спокойную старость. В мои годы это немало. А ты сам не думал куда-нибудь свалить?

- Куда? В Америку не хочу. В Европу - тоже. Азия? Африка? Бр-р-р... С моим настроением не страну нужно менять, а весь глобус сразу!

Через пару минут мы вышли на Арбат, и Михельсон вдруг совершенно неприлично хрюкнул... Он ржал в голос, чуть присев от изнеможения и похлопывая себя по коленке свободной от портфеля рукой. Я не мог понять, что происходит, а Алексей Исаакович всё так же корчился от смеха и всё никак не мог остановиться. Рехнулся, не иначе...

- Смотри! - сдавленным голосом прохрипел он наконец, и махнул рукой в сторону одного из бесчисленных арбатских лоточков. - Это именно то, что ты искал!

Я повернул голову. Продавец, заметив внимание к своему товару, театрально приосанился и громким голосом произнёс:

- Дамы и господа, леди энд джентльмены, и прочие товарищи! Вашему вниманию предлагается новинка сезона! Только у нас! Только для вас! Единственный и неповторимый глобус Украины!

Моря, острова и континенты были нарисованы на наполненных гелием шарах какими-то специальными красками. Основные контуры материков примерно совпадали с настоящим. Но названия! Это было нечто! Великая и Малая Хохляндия красовались на месте Азии и Европы. Африка стала Черными Бендерами, Австралия - Терра Хохловичус, Антарктида - Землей свежемороженного Сала. Обе Америки превратились в Северную и Южную Петлюрии. И все континенты омывал единый Жовто-Блакитний океан.

- Ну что, берёте? - с надеждой спросил у нас продавец.

- Нет, спасибо, - ответил Михельсон. - Его только что с работы уволили, экономить надо.

Парень сразу же потерял к нам интерес. Дальше до самого метро мы шли молча. А там, внутри павильона, пожали друг другу руки и разошлись по разным эскалаторам.

Когда же я начал выпадать из системы?

Пожалуй, уже в девятом классе. Тамара Михайловна, завуч по воспитательной работе, требовала тогда, чтобы мы исключили из комсомола Сергея Рубина. Она трясла бумагой из милиции, где значилось, что Сергея подозревают в разбое. Я, как комсорг класса, заявил тогда, что ставлю этот вопрос на голосование исключительно по требованию завуча, а сам лично - против! Трижды она заставляла нас голосовать, да так ничего и не добилась.

И тогда вызвала меня в кабинет для разговора с глазу на глаз. Как сейчас помню её жесткое, словно топором вырубленное, лицо. И фразу, которую выплюнули в меня раскрашенные багровой помадой губы: "Неблагодарный, я тебе "Артек" сделала, а ты вот как на мне добро отвечаешь!" Я тогда спокойно сказал, что вопрос об исключении решался в полном соответствии с Уставом ВЛКСМ. А потом куда более эмоционально добавил, что если я не заслужил "Артек" победами на олимпиадах, если это она его "сделала", то пусть сама туда и катится.

С Сергея, кстати, все обвинения потом сняли. Теперь в школе, на стенде "Лучшие выпускники", висит его портрет в офицерской форме. На груди - ордена и медали.

Или это произошло на втором курсе во время защиты курсовой, когда мне поставили трояк за споры с комиссией. Обработка результатов Норильской экспедиции показала тогда, что в апреле-мае ультрафиолета в Заполярье в два раза больше расчётных величин. Мои объяснения, что расчёты сделаны много лет назад и в них не учтён эффект от размывания озонового слоя в условиях полярной ночи, не были приняты во внимание. Мне прозрачно намекнули, что расчёты эти делались доктором наук и негоже сопливому студенту его поправлять.

А может, всему виной разочарование от неудачной учёбы в аспирантуре. Кто знает? И есть ли смысл искать первопричину? Важен результат! Шутка про другой глобус, похоже, оказалась пророческой... Мне нужно уходить из этого мира. Мы с ним друг другу противопоказаны. И что же теперь делать: спиться или повеситься?

Стоп! А снарки? Они же звали меня к себе! Так ведь это когда было? Да и приглашали они практически готовый труп. Не то, что сегодня. Ну, это всё можно выяснить. За спрос денег не берут! Вот только, не на улице же с ними беседовать! И я со всех ног помчался домой.

28.

Львёнок, как ни странно, откликнулся сразу, стоило мне только запереться в ванной и мысленно его позвать.

- У меня к Вам один личный вопрос, если позволите... - начал я нерешительно.

- Да, наше предложение до сих пор в силе, - ответил он, не дожидаясь окончания фразы. - Перед уходом вы можете рассчитаться по обязательствам. В частности, оплатить проживание в квартире. Вообще, в легионе "Гелиос" высокие заработки, а при приёме на работу положены подъёмные в размере двухмесячного оклада стажёра.

- Можно предварительно ознакомиться с контрактом?

- Да, разумеется! Я вам оставлю его вместе со всеми приложениями и пояснениями. В библиотеке Обаламуса сейчас формируется отдельный ящик каталога. Порядок пользования - обычный. Там же план вашего изъятия из жизни. Четыре базовых варианта. Если ни один из них вас не устроит, во время следующей встречи предложите собственный. Если нужны изменения или дополнения в один из стандартных планов - то же самое. Ваши предложения мы учтём. Как будете готовы, вызывайте. Я всё время на связи.

Львёнок растворился в воздухе.

А я выпил на кухне стакан чая и ушёл в свою комнату читать условия контракта. Когда стало ясно, что дорога к снаркам для меня не закрыта, всё вокруг перестало казаться таким уж безнадёжным...

Верхним в папке с каллиграфической надписью "Контракт" лежал документ под названием "Предварительные условия (ознакомиться в первую очередь)". Ну что ж, с них и начну. Так, "...обязуюсь вне зависимости от принятия или отклонения условий предложенного мне контракта, сохранить втайне от непосвящённых как содержание контракта, так и сам факт переговоров". Это понятно. Дальше шли юридические формулы, разъясняющие, кого нужно понимать под непосвященными, что есть содержание контракта и т.д. и т.п. А в самом конце: "... ознакомился с условиями данного документа и согласен соблюдать все его положения. Место для подписи...".

И как же я его подпишу? В виртуальном пространстве? Очевидно, воображаемой ручкой! Стоило мне об этом подумать, как она появилась на столе. Я расписался, уложил в папку листок и приступил к чтению основного текста. Это заняло остаток вечера и большую часть следующего дня. Подводных камней в формулировках мне заметить не удалось. Что, понятное дело, не гарантировало от обнаружения этих милых булыжников в будущем. Впрочем, резона дурить меня у снарков не было. Да и ничего особенного они не обещали. Год стажировки и четыре года службы в Дальнем дозоре за пределами орбиты Плутона. Затем по взаимному соглашению сторон возможно продление контракта ещё на десять лет.

Из предложенных четырёх базовых вариантов "изъятия" я выбрал самый нейтральный в плане дальнейших действий - "длительная командировка". По легенде, я уезжаю работать на Тюменский север. Периодически оттуда (из разных городов и посёлков) будут приходить от меня письма и открытки на заранее выбранные адреса. Всех своих корреспондентов я попрошу писать на адрес сестры, а с Надей договорюсь, что буду иногда звонить и выслушивать информацию о полученной корреспонденции. Постепенно переписка станет затухать и в течение двух-трёх лет сойдёт на "нет".

Но зато сохранится возможность вернуться. Такой расклад - в любом случае не помешает. Это сейчас меня начинает тошнить от мысли о возвращении, а через пять лет всё может измениться. Я ведь ещё не работал в космосе. Неизвестно, что буду чувствовать даже через полгода. Тем более, через несколько лет. Встречались мне потомственные географы, которым двух недель в экспедиции хватало, чтобы возненавидеть "поле" до конца своих дней. А ведь, казалось, романтику дальних странствий они выбирали вполне осознано, опираясь на родительский опыт. Вдруг нечто подобное случится и со мной в безвоздушном пространстве? Кто знает? Лучше уж перестраховаться, чем потом жалеть об упущенных возможностях. Тем более, сделать это совсем не трудно.

Больше никаких ограничений или условий у меня не было. Но подписывать контракт сразу я не стал. Перед тем, как окончательно покинуть родную планету, решил прогуляться по Москве. Нужно было проститься с Землёй, страной и городом, в котором я провёл в общей сложности больше десяти лет жизни. Самую сознательную её треть.

29.

Я шёл по аллее и смотрел на прогуливающиеся парочки и группки москвичей. Зачем я тащился сюда через весь город? Трудно сказать. Возможно, потому что именно по Тимирязевскому парку мы часто гуляли со Светой Пуховой, когда я из армии приезжал к ней погостить. Здесь, на Большой Академической напротив стадиона "Наука" была квартира её тёти, которая преподавала в это время в Сорбонне, а племяннице поручила присматривать за бесхозным жильём.

Мы гуляли по берегу пруда, и привычные к людскому обществу утки получали от нас свою порцию хлебных кусочков и катышков. Иногда мы заходили в усадьбу Разумовских. Статуи, олицетворяющие четыре времени года, наблюдали за нашими страстными поцелуями. Чаще всего мы заставляли краснеть статую Осени.

Однажды прохладным весенним утром Света привела меня к этому гроту и рассказала его историю. До революции в Петровской академии существовали студенческие кружки. Самый большой возглавляли нечаевцы. И здесь у грота они совершили ритуальное убийство одного из соратников, который то ли объявил о выходе из кружка, то ли был уличён в связях с охранкой.

Судя по всему, вина студента Иванова перед своими товарищами, если и имела место, была скорее поводом для желанной расправы, чем действительной её причиной. Молодым фанатикам была нужна жертвенная кровь, чтобы окропить ей алтарь революционной веры. Этот студент стал одной из первых жертв борьбы за социальную справедливость. По сути своей его убийство открыло в российском обществе шлюзы Гражданской войны. Носители новых идей вообразили, что им дозволено решать, кто достоин жизни в их справедливом мире, а кого нужно убрать с дороги, чтобы устранить помехи на пути к всеобщему счастью.

Почему эти маленькие кружки враждующих друг с другом бунтарей победили в борьбе за великую страну. Куда делись миллионы тех, чьи интересы они нарушали, чью собственность национализировали? Трудно сказать... Мне кажется, что уже в конце девятнадцатого века даже образованные люди воспринимали современное им российское государство только как машину внешнего насилия. А широкие массы народа перестали считать эту власть своей ещё со времён петровских реформ.

То же самое происходило и в августе 1991 года, когда обрушилась власть КПСС. Никто не встал на её защиту, и партийный аппарат смели в мусорный контейнер истории разрозненные группки грызущихся между собой демократов. И тех карьеристов, кто на победной волне мгновенно перекрасился в сторонников демократии. Идея социальной справедливости скомпрометировала себя за семьдесят четыре года советской власти. Не беда! На смену ей поднимается мутная волна поборников и энтузиастов справедливости национальной...

В бывших союзных республиках её сторонники уже дорвались до власти. Из культурной Прибалтики "нетитульных" гонят прочь, на Кавказе и в Средней Азии - режут. У нас тоже всё больше и больше становится любителей чистоты крови... Недаром Михельсон в Израиль засобирался!

Из боковой аллеи к гроту вывернула группа парней в одинаковых черных куртках. Легки на помине... Впрочем, возможно, это - охрана парка. Нет, судя по тому, как расчищалась перед ними дорога, первое впечатление оказалось верным. Ну что ж, пусть только попробуют привязаться. Я хоть мирный человек, но всё же далеко не толстовец. Сам никого не трогаю, но и меня лучше не задевать.

Компания тем временем притормозила около девичей стайки, стоявшей метрах в семидесяти от меня. С девушками беседу вёл высокий светловолосый парень лет двадцати пяти с пышными пшеничными усами. По всем повадкам в нем чувствовался главарь. По обеим сторонам от него расположились двое подручных тоже не детского возраста: коренастый коротко стриженный крепыш, напоминающий борца или штангиста, и стройный шатен чуть выше среднего роста с осиной талией и перебитым носом - почти наверняка КМС по боксу. Остальные шестеро - типичные студенты младших курсов, учащиеся техникумов или ПТУшники. По одиночке абсолютно безопастны. Зато в стае - способны на любую пакость. Особенно на глазах у главарей.

Слов с такого расстояния было не разобрать, но позы, мимика и жесты свидетельствовали о постепенном нарастании конфликта. И я решил подойти поближе.

- ...мы пришли сюда все вместе и так же отсюда уйдём! - эту фразу прокричала стоявшая напротив вожака высокая блондинка, рубанув воздух правой рукой. Обе подруги шагнули к ней с двух сторон, сплачивая ряды перед лицом опасности.

Я ускорил шаг. Предполагаемый КМС повернул голову в мою сторону и слегка сдвинулся навстречу. Одна из девушек, заметив его движение, обернулась, и сразу прояснила суть проблемы. Если цвет кожи мог быть результатом летнего отдыха, а причёска - данью моды, то черты лица ясно говорили о наличии в её генах африканских корней.

- Тогда мы вынуждены будем всех вас рассматривать, как врагов нации! - Торжественно провозгласил главарь.

- А ты, мальчик, не слишком ли много на себя берёшь? - решил вступить в разговор я. - Ты не в Германии тридцатых, не забыл?

Он брезгливо сморщился. Помеха не казалась ему серьёзной. Скорее докучливой. Да, габариты у меня не впечатляют. Но тут уж - чем богаты... Зато есть шанс, что они станут наскакивать на меня по одному, а не всем скопом сразу, и можно будет обойтись без увечий, по крайней мере, у молодняка.

Главарь хлопнул по плечу КМСа, тот вызвал взглядами двоих ПТУшников, и вся троица неспешно двинулась в мою сторону.

- Зря ты лезешь в это дело, придурок... - КМС на ходу повёл плечами, расслабляя руки, и потёр правой ладонью впадинку на носу.

- А что втроём? Может лучше сразу всей кодлой? - усмехнулся я.

- Я и один тебя сработаю, - ответил он, и пацаны остановились.

Я сделал несколько шагов вправо и оказался на газоне. Теперь можно не опасаться, что, падая, он расшибёт голову. Только бы на корень виском не налетел, или на сучок...

Противник истолковал мои действия, как попытку бегства. Он рывком сократил дистанцию и нанес первый удар. Будь мы на ринге, это было бы разумно. Но мы были на траве, и я поймал его на встречный правой ноги по голени. От неожиданной боли парень напряг позвоночник и опустил руки. После чего мой левый свинг надолго выключил его сознание.

Не дожидаясь сигнала главаря, в моём направлении неторопливо двинулся второй подручный. На вид он казался слишком широким и неповоротливым. Но я на этот счёт не обольщался. Если уж кто и может быть опасен в схватке один на один, то это борец. Недаром в древние времена всех единоборцев именно борьбе и учили. Вот только я давно уже подобрал ключики таким противникам. И главным теперь было перед следующим раундом максимально сократить расстояние до главаря. Потому что этот амбал - его последний относительно честный козырь в нашей сшибке. А мне хотелось выйти на дистанцию молниеносного броска ещё до того, как вожак начнёт использовать подлые приёмчики.

По дороге к амбалу пришлось срубить одного из рванувших в мою сторону пацанов коротким тычком в солнечное сплетение. Борец рефлекторно притормозил ход, что дало мне ещё один метр форы. Да и мальчики без команды старших больше на меня не наскакивали. Но я на этот счёт не обольщался. Стоит только амбалу войти со мной в клинч, команда на общую атаку последует мгновенно.

Поэтому я не стал играть по правилам. Своего сильного, но не обученного ударной технике противника я уронил на газон первым же точно рассчитанным апперкотом в самый кончик подбородка. Свалился он лицом вниз, как и КМС. Вот и прекрасно. Никаких серьёзных повреждений. И дышат оба без помех, хоть и не приходя в сознание.

Но это я видел уже краем глаза, потому что ещё до того, как амбал коснулся головой земли, ноги понесли меня в сторону главаря. Впрочем, он тоже не терял даром времени. Негромкий металлический лязг сообщил, что в правой его руке открылось лезвие складного ножа. По виду парень напоминал отставного десантника, а значит, возможны неприятные сюрпризы. О ножевом бое я кое-что знал... Это только в фильмах подготовленный самбист легко побеждает вооруженного финкой бандита. В жизни мастер короткого клинка - серьёзная проблема для рукопашника. И очень часто неразрешимая.

На какое-то я время поневоле сосредоточился на главаре. И потому когда слева раздался девичий визг, не сразу врубился в изменившуюся обстановку.

Один из пацанов схватил за волосы блондинку и приставил к её горлу лезвие ножа. Его шалые глаза и раздувающиеся ноздри мне очень не понравились. Похоже, мальчишка ошалел своего воображаемого величия. Как же - почти Господь Бог - может распоряжаться жизнью и смертью человека. Фильмов американских насмотрелся, где крутые парни все проблемы решают, угрожая убить заложников. Вот только они с полицией так играют, или с родственниками заложников. Но здесь не та ситуация.

Пацан между тем слегка сдвинул нож вдоль горла жертвы, из-под лезвия показалась красная капля... А вот что было дальше - не знаю. Честно... Сознание буквально сорвалось с катушек...

30.

...к реальной жизни меня вернула вторая порция женского визга. И ещё что-то теплое текло по коленке. Чёрная пелена перед глазами сделалась красной и начала растворяться. Сначала в центре, прямо перед носом, появилось восковое перекошеное лицо с выпученными глазами. У самого подбородка в его горло упиралось лезвие короткого раскладного ножа, зажатого в моей правой руке. Внимательно осмотрев лежащего на земле противника, я понял, почему он не пытается отбиваться от нападения: обе руки оказались сломаны чуть ниже локтя. Ну, ни фига себе! Кто ж его так?

Я бегло осмотрел поле боя. Двое оставшихся на ногах пацанов добежали уже до конца аллеи и спустя мгновение скрылись за поворотом. Остальные - были надежно обездвижены, как и взрослые участники драки. Главарь лежал метрах в пяти справа от меня. И судя по позе, руки у него были сломаны тем же манером, что и у мальчишки, которого я сейчас прижимал коленом к земле.

Перед глазами у меня всё ещё плыли разноцветные круги, но их толщина стремительно уменьшалась. Я поднялся на ноги и аккуратно вытер носовым платком рукоятку. Затем отбросил нож в ближайшие кусты. Девушка, которой порезали шею, прижимала к горлу платок, но крови на нём почти не было. Похоже, нож только поцарапал кожу. Я хотел осмотреть рану, но она в ужасе отскочила, стоило только сделать шаг в ту сторону. Казалось, меня она боится больше, чем напавших на их компанию бандитов.

И я отступил, чтобы не пугать её ещё больше.

- Позвоните в скорую и милицию, - сказал я. - Здесь рядом учебные корпуса. Там на охране есть телефон.

- А вы?

- Я исчезаю. Мне в таких разборках "светиться" не нужно.

И то сказать... Слабо шевелящиеся тела угрозы для девушек уже не представляли. Я развернулся и побежал вглубь парка, пытаясь сообразить, как теперь отсюда убираться. На одежде в нескольких местах пятна крови. Костяшки пальцев сбиты до ссадин. На правом колене противное мокрое желтоватое пятно с характерным запашком... В таком виде в общественный транспорт соваться глупо. Такси тоже отпадает. И решать нужно быстро, скоро начнётся милицейская облава...

Углубившись в парк, я внезапно остановился. В голову словно поленом стукнуло - вот же он, выход... Я мысленно вернулся в библиотеку Обаламуса. Папка с текстом контракта лежала на том же самом месте. Я подписал контракт и вызвал львёнка.

- Добрый день! - поприветствовал он меня, как только появился.

- Ну, не такой уж он добрый! Ко мне, во всяком случае...

- Я в курсе. Вы желаете отбыть прямо сейчас?

- Если можно? Вот только домой на полчасика заскочить не помешает: вещи собрать и за квартиру расплатиться.

Передо мной в воздухе возникла дверь квартиры. Я вошёл и оказался в своей прихожей.

- Это как? Телепортация?

- Да, что-то в этом духе. Подробности позже объясню. Хозяев дома нет, но скоро они из магазина вернутся, так что Вы поспешите. Как закончите, выходите через дверь в кладовку.

- А в кладовку-то мне зачем?

- Там будет портал перехода. Для того чтобы он открылся, я должен Вас с той стороны встречать. Так что уходите Вы отсюда в одиночку.

Львенок растаял в воздухе. Я быстро скидал шмотки в рюкзак. Сомневаюсь, чтобы они мне там понадобились, но всё должно выглядеть правдоподобно. Потом написал записку хозяевам. Оставил деньги и записку на кухонном столе и шагнул в тёмноту кладовки.

Я ждал чего-то необычного, таинственного, инопланетного. А это оказался самый обычный кабинет, оформленный в духе позднебрежневской бюрократической показухи.

- Где мы? - спросил я львёнка.

- На электроподстанции. Здесь мы пару комнат под офис снимаем. На орбиту я Вас ночью переправлю, когда энергетический всплеск в сети никто не заметит. А пока располагайтесь.

- И давно вы этот офис снимаете?

- Вторую неделю, как только начали готовить операцию по изъятию.

- А в августе?

- Тогда была другая подстанция, она на востоке от столицы.

- А почему не прыгнуть на орбиту прямо из парка?

- Энергию туда сложно перебросить, так чтоб одновременно и секретность обеспечить и безопасность. А здесь мы к линии подключимся на пару часов, а потом на накопленной энергии сразу на орбиту, там транспортник на геостационарке болтается.

- Обаламуса вы не так забирали.

- Так у него массы нет, и у меня тоже. На нашу с ним переброску энергии нужно было совсем чуть-чуть. В миллиарды раз меньше, чем на Ваше путешествие. Вы отдыхайте пока. Только не шумите сильно. Дверь снаружи офисного блока на навесной замок закрыта. Чайник и всё остальное в столе. Продукты в холодильнике. Туалет справа по коридору, душ слева. Спальные принадлежности в диване. Будильник поставлен на два часа ночи. Свет зажигайте спокойно, шторы на окнах плотные. Если вопросов нет, я отбываю.

Я пожал плечами, и львёнок исчез.

Первым делом я помылся сам, почистил и постирал одежду. В офисе тепло и сухо, до ночи всё должно высохнуть.

Я развешивал мокрые вещи по тёплым батареям отопления, а в голове сами собой прокручивались события сегодняшнего дня. Что же со мной такое? Ведь никогда раньше не выходил из себя. Вот и девчонка эта... Она же испугалась меня едва ли не больше, чем напавших на неё парней. Вернее, почти напавших. Может - в этом всё дело. Они ещё только собирались ей навредить, а я их "в реале" поломал. Да ещё так жёстко.

Ведь это мы, мужики, умом всё воспринимаем, варианты вперёд просчитываем. Женщины чаще всего "думают сердцем". Чувства у них над разумом преобладают. И они всегда готовы пожалеть побитого и приласкать обиженного. А смоделировать ситуацию, представить, как бы оно было в противном случае - это им сложно. Вот и получается, что я - монстр, а мальчики с переломанными руками - мои безвинные жертвы. Ну и чёрт с ними со всеми. Пусть живут, как им нравится. Я от всей этой мути теперь надолго избавился. Скорее всего, навсегда.

Но забыть эпизод не получалось. Стоило мне только закрыть глаза, снова вокруг на земле лежали тела, опять на меня с ужасом и отвращением смотрела девушка, которой я хотел помочь...

А в сущности, так ли уж она неправа. Чем эти сегодняшние экстремисты принципиально отличаются от меня в их годы? Только тем, что идеологическая система, которой я служил в те времена, была принята на государственном уровне. А больше никаких существенных отличий. Там была доктрина Ленина и Троцкого, здесь учение Муссолини и Гитлера. В обоих случаях общество искусственно разделяется на большие группы людей по формальному признаку. И провозглашается неотъемлемое право одной (передовой) части общества уничтожить другую (отсталую) во имя прогресса и процветания всех остальных. А как называют безвинно убиваемых - паразитическим классом или паразитической нацией, не всё ли равно.

Обидно только, что, выйдя из одного исторического тупика, мы с поистине ослиным упрямством сразу же пытаемся влезть в другой.

Мы? Я усмехнулся. Нет, подумал я, ты уже не принадлежишь этому миру. Это не твой тупик. Тебя ждёт совсем другая жизнь. Ты спрыгнул с тонущего судна и его дальнейшая судьба от твоих действий уже не зависит. И то сказать, какая участь ждала меня здесь? В стране наступил период первоначального накопления капитала. Все озверели. В этой ситуации нужно или умирать или убивать. Роль жертвы меня не вдохновляет. Роль убийцы - не подходит.

Остаётся только уйти. Что я и делаю...

Эпилог

Баба Маня торопливо шла по тратуару в сторону высотных домов. Сегодня утром она уже побывала на одной из двух своих работ и теперь спешила на вторую. Если бы не вчерашняя вечеринка у менеджеров отдела продаж, не пришлось бы четырежды выскакивать с полными пакетами к мусорке, выгребать из-под столов разбросанные банки и бутылки, остатки упаковок от пиццы; замывать пятна вина и сока на полу и столах.

Внеплановая "чистка авгиевых конюшен" задержала её почти на полчаса, и теперь она с трудом успевала убрать следующую контору к приходу основного персонала. А когда-то давно бабу Маню звали Марией Павловной. И была она... Ну, да что об этом вспоминать?

Сколько лет уж прошло? Привыкла. Притерпелась. Не век же о прошлом страдать? Да и получше стало, вроде, в последнее время. Вон, и дороги ремонтировать начали. Сколько лет на Красноармейской только ямы да колдобины были, а на прошлой неделе уложили свежий асфальт. Любо-дорого посмотреть! Правда, про дренаж забыли на радостях. Теперь пешеходам приходится к самым стенам домов жаться, чтобы грязью из лужи не окатило. Но что делать, прогресс требует жертв.

И одна из жертв этих как раз навстречу прётся. Приезжий, судя по всему! С вокзала идёт. Молодой парень, лет двадцати пяти. Невысокий, хотя и не маленький. Широкоплечий и стройный, такие девкам нравятся. И одет с иголочки. Куртка приталенная по последней моде. Костюм заграничный, рубашка, галстук. На плече - сумка с ноутбуком. Мордашка сияющая, как будто на свидание торопится. Вот же идиот малахольный! Как раз с лужей поравнялся, а вот и машина...

Баба Маня замахала рукой, показывая, что нужно бежать от дороги к стене дома, но парень сигнала не понял. Он остановился и повернул голову к луже. Струя жидкой грязи ударила прямо в лицо. Баба Маня зажмурилась. Ей не хотелось смотреть, во что превратился элегантный приезжий. И почему-то стало стыдно за родной город.

А молодой человек действительно прибыл в Самару с утренним поездом. Город поразил его с первых минут новым зданием вокзала и широкими ровными улицами.

- Как же всё здесь изменилось за пятнадцать лет? - говорил он себе, - Без таблички на перроне ни за что бы не поверил, что до места довезли. Как всё блестит и сверкает! Будто не на Средней Волге, в сказке оказался. Симпатичной такой... о светлом будущем...

Вот тут он утратил бдительность. За что сразу же и поплатился.

Вытащив из заднего кармана брюк большой носовой платок, отставной легионер Шершень вытер лицо и увидел перед собой ту самую бабульку в старом пальто с потёртым каракулевым воротником и шерстяном сером платочке, которая пыталась предупредить его об опасности.

- Ой, как же она тебя? - произнесла бабка, укоризненно качая головой.

Проведя пятнадцать лет вдали от России, выдержав десятки жарких боёв, проведя сотни месяцев на орбитах трех десятков планет пяти солнечных систем, Александр Серов был готов простить своим вновь обретённым согражданам и не такое...

- Ничего! - улыбнулся он, - это не грязь! Это - земля родная! Чуть разбавленая родной водой!

"Ну, как есть - дурак малахольный!" - решила баба Маня. Махнула на идиота рукой и пошла своей дорогой.

[1] изобары - линии равного давления

[2] имеется в виду знаменитый голливудский режиссёр Брайн де Пальма

[3] карты пространственного распределения атмосферного давления, в синоптической метеорологии чаще всего используются карты высоты над уровнем моря поверхностей равного давления (850, 700, 500, 400, 300 мбар и т.д.)

[4] карту 400 мбар

[5] имеются в виду актинометрические наблюдения, т.е. измерение основных характеристик различных видов солнечной радиации

[6] Филиал Дома Студента - одно из общежитий МГУ, находится на Ломоносовском проспекте

[7] полевые - экспедиционный аналог командировочных

[8] бальнеология - один из разделов курортологии, изучает лечебное действие минеральных вод на организм человека

[9] "охотник за простофилями" - так в шутку называют вербовщиков

[10] "полем" географы именуют все виды полевых исследований, т.е. любую экспедицию, вне зависимости от рельефа местности и характера растительности

[11] психрометры - приборы для измерения влажности воздуха

[12] измеряющие температуру почвы на различной глубине

[13] приборы, непрерывно регистрирующие изменения метеорологических параметров

[14] приключенческий роман Роберта Штильмарка

[15] имеется в виду чемпионат Российской Федерации

[16] второй полусредний вес от 63,5 до 67 кг

[17] первый средний вес от 67 до 71 кг

[18] "солнце в квадрате" - метеорологический термин, означает высокую степень прозрачности атмосферы в безоболачный день

[19] ДЮСШ - детско-юношеская спортивная школа

[20] размен - обмен ударами

[21] четырехкратный олимпийский чемпион по боксу

[22] по правилам, действовавшим в то время, трое боковых судей в конце матча сдавали записки с указанием счета поединка и фамилии (или цвета угла) победителя. Рефери читал записки и передавал их главному судье, затем поднимал руку победителя.

[23] СО - спортивное общество

[24] при всей сложности тактических манёвров русско-автрийской армии в этом сражении, стратегический замысел Суворова был предельно прост - решительно наступая, разгромить турецкую армию поэшелонно: во-первых, не давая врагу соединить силы; а во-вторых, врываясь в каждый следующий турецкий лагерь "на плечах" панически бегущего противника.

[25] "подпол" - шутливое сокращение воинского звания "подполковник"

[26] поднимать - обрабатывать, наносить изолинии и выявлять тенденции переноса и трансформации синоптических объектов

[27] факсимильный аппарат, переносящий радиосигналы на ленту электрохимической бумаги примерно семидесятисантиметровой ширины

[28] техничка - техническия куртка, носится без погон

[29] БЭСМ-6 - большая электронно-счётная машина шестой модификации, в те годы она была одним из последних достижений советской компьютерной отрасли

[30] ПМУ - простые метеорологические условия

[31] из "пиджаков" - то есть заканчивал гражданский ВУЗ с военной кафедрой, а не военное училище

[32] НВП - начальная военная подготовка

[33] в данном случае имеется в виду крышка ствольной коробки

[34] ОБАТО - отдельный батальон аэродромно-технического обеспечения, для "чистых" авиаторов синоним неряшливости и расхлябаности

[35] в переводе с профжаргона - график атмосферных параметров, полученных от датчиков радиозонда

[36] на высоте от 2 до 6 км

[37] туман, возникший в результате радиационного выхолаживания земной поверхности

[38] ИВО - измеритель высоты облаков, позволяет с точностью до 10 м. определить нижнюю границу облачности нижнего яруса (до 2 км)

[39] точка росы - один из параметров, используемых для расчета влажности воздуха; температура, при которой воздух достигает состояния насыщения при данном содержании водяного пара и неизменном давлении

[40] в данном случае сходимость графиков показывает прогнозируемое время, через которое будет достигнута 100%-ная влажность, после чего уже может наступить туман

[41] туман, возникающий из-за адвекции (перемещения) теплого воздуха на холодную подстилающую поверхность

[42] РСП - работник (инженер или техник) радиолокационной службы посадки

[43] синоптиков в военной авиации в шутку называют "шаманами"; а стажер, соответственно, - "шаманёнок"

[44] одна из "народных примет", широко используемых военными метеорологами: если при высокой влажности начинается выпадение росы, возникновение сильного тумана - маловероятно

[45] штормовое предупреждение о скором наступлении опасного явления погоды, которое может привести к летному происшествию, сокращённо ещё называется "штормом"

[46] вышка - пункт управления полетами

[47] РП - руководитель полётов

[48] запасные аэродромы, на которые можно посадить самолёт в случае закрытия основного

[49] "товарищ командир", без указания должности - обращение к командиру воинской части, в данном случае, к командиру учебного полка

[50] если лётчик не летал какое-то время при минимуме погоды, то он лишается права самостоятельного полёта при этих условиях, т.е. должен сначала вылететь с инструктором, имеющим данный минимум, и только потом может летать самостоятельно

[51] СМУ - сложные метеорологические условия

[52] обычно температура воздуха в нижних (до 9 км) слоях атмосферы с высотой уменьшается, поэтому слои, где она с высотой растёт, называются инверсионными

[53] предположение Серова основано на том, что мозг человека (в отличае от компьютера) - самоорганизующаяся система, а следовательно, для поддержания в рабочем состоянии канала ввода-вывода, требуется периодическое тестирование и восстановление канала. Называя Обаламуса по имени, Серов тестировал и восстанавливал канал. А укороченное или исковерканное имя сбивало настройку.

[54] САМ, сокращение от самостоятельный, начальник лагерного сбора, имеющий в пределах своего лагеря все права командира полка

[55] имеется в виду, естественно, воинская часть

[56] смесь этилового спирта с дистиллированной водой крепостью 36 градусов, используется в авиации, как антиобледенительная жидкость (ну, если раньше не выпьют)

[57] до четвёрки - до четырёх километров

[58] карта барического поля 700 мбар

[59] ТВД - театр военных действий

[60] слова "архисложно" и "архиважно" любили повторять артисты, игравшие в советских фильмах В.И.Ленина

[61] гектографий - копий, сделанных на гекторгафе, копировальнм аппарате тех лет.

[62] джеб - прямой удар в боксе

[63] АМС - авиационная метеорологическая служба

[64] ПДС - паршютно-десантная служба, вольное сокращение от "ПС и ПДС" поисково-спасательная и прашютно-десантная служба, зал службы ПС и ПДС иногда используют как спортзал

[65] джолт - короткий прямой удар (одна из визитных карточек американской школы бокса), наносится с близкого расстояния в туловище согнутой в локте рукой; характерной особенностью этого удара является резкое, глубоко толкающее движение бьющей руки, сообщенное ей сильным поворотом туловища; бьющая рука боксёра, напрягаясь в момент удара, принимает на себя всю массу его тела; удар наносится без замаха одним рывком туловища с выдвижением вперёд плеча бьющей руки; для большего увеличения силы удара вес тела при ударе переносится на ногу, разноименную бьющей руке; кулак при ударе обращен пальцами к внутренней стороне стойки; основное назначение джолта - сбивать дыхание у противника и раскрывать защиту его головы перед нанесением хука, свинга или апперкота

[66] ундеркот - нечто среднее между хуком и джолтом; наносится круговым движением правой руки в бок противника с близкого расстояния, обычно при входе в клинч

[67] оверхед - один из самых редких ударов (даже в США не каждый боксёр может им похвастаться); в отличие от кросса, наносящегося параллельно земле, оверхед идёт по дуге (сверху-вниз); удар используется невысокими боксёрами для того, чтобы достать более рослого оппонента; в своё время этот удар был одной из визитных карточек абсолютного чемпиона мира среди профессионалов Рокки Марчиано

[68] нырок - уклонение от бокового удара

[69] подынверсионная - сформировавшаяся под слоем инверсии

[70] позывные военного коммутатора

[71] бичевать - аналог современного "бомжевать"

[72] имеется в виду пятый бонитет леса, бонитет (доброкачественность) - показатель хозяйственной производительности леса, устанавливается на основе данных о средней высоте деревьев с учетом их возраста. К пятому бонитету относят самые низкокачественные леса.

[73] ОВОС - оценка воздействия на окружающую среду, отчёт по ОВОСу в обязательном порядке составляется при разработке проекта освоения нефтяных и газовых месторождений.

[74] центральная аэрологическая обсерватория

[75] государственный научно-исследовательский институт гражданской авиации

[76] авиационная метеостанция (гражданская)

[77] низовая (первичная) комсомольская организация

[78] главный авиационный метеорологический центр, объединяющий все АМСГ московского авиаузла

[79] речь идёт о действующем в те годы "Законе о трудовых коллективах"

[80] главный инженер проекта

[81] шутливое прозвище руководителя экспедиции, произносится "рэкс" или "эрэкс" в зависимости от того, как он относится к слабому полу (наш Михельсон - ярко выраженный "эрэкс")

[82] прибор для измерения скорости течения воды

[83] специальная куртка, позволяющая до минимума снизить опасность получения укусов клещей

[84] вычислительный центр

[85] человеку свойственно заблуждаться

[86] самые популярные языки программирования начала 1980-х годов

[87] конечными разностями при расчётах на ЭВМ заменяют дифференциалы (которые ещё называют "производными")

[88] западноевропейские и североамериканские радиостанции, вещающие на русском языке

[89] закон Мёрфи гласит: наиболее вероятным является наименее желательное событие

[90] межрегиональная депутатская группа - демократический блок в Верховном Совете СССР

[91] на Манежной площади

[92] генерал, назначенный Ельциным руководителем обороны Белого Дома

[93] КГБ советские граждане в шутку называли "конторой глубокого бурения"

[94] сейчас - Новый Арбат

[95] имеется в виду, естественно, Калиниский мост, в настоящее время он носит название Новоарбатский

[96] имеется в виду Гражданская война в Испании в 1930-е годы

[97] Пушкинская площадь

[98] линия электропередач