Ни океанов, ни морей (сборник)

Рай открыт для всех

С закрытыми глазами я ехал на работу в маршрутке. Не могу ночами спать обычно часов до трех, зато потом весь день хожу как в астрале. Нужно было открыть глаза и посмотреть в окно: не пора ли мне выходить. Я частенько проезжал свою остановку. Тогда маршрутка доезжала до конечной, разворачивалась, а я выходил на обратном пути, опаздывая таким образом на двадцать пять минут. Я ехал и заставлял себя открыть глаза, но они никак не хотели распахиваться, и я вроде уснул еще на неопределенное время. Потом проснулся от неожиданного матерного возгласа, доносившегося издалека, и как будто даже услышал скрип тормозов и удар. Но крик, скрип, удар — видимо, все это было частью уже забытого сна, потому что я не ехал в маршрутке, а сидел на стуле. Огляделся: это было просторное помещение, очень просторное. Потолки — метров пять в высоту, большой зал, наверное, пятьдесят на пятьдесят метров. Здесь были столики, за которыми сидели люди, по одному или, редко, по двое. Я тоже сидел за столиком. Недалеко от меня была стойка, за которой стоял красивый, уж намного красивее меня, парень.

Я встал, подошел и попросил бутылку пива. Он поставил ее передо мной.

— Сколько с меня?

— Ничего не надо.

Он вежливо улыбался.

— Как так?

Он улыбался вежливо, но немного снисходительно:

— Все за счет заведения.

— Тогда дайте мне еще две сразу и сигарет.

Он совершенно спокойно, ни капли не смущенный моей дерзостью, поставил передо мной пиво и положил сигареты.

— Все?

— Да, спасибо. А почему? За какие такие заслуги?

— Идите, присядьте.

Я пошел обратно за столик, пил потихоньку пиво из бутылки, я люблю пить из бутылки, и смотрел по сторонам, пытаясь что-то понять. Место какое-то странное было. Люди вокруг были задумчивые, иногда кто-то из них вставал и шел в сторону выхода, находящегося в конце зала. Один мужик зашел туда, и оттуда послышался поток брани. Мужик ругался непонятно на кого, утверждая, что зря пахал «как Папа Карло». Только вместо «пахал» он использовал другой глагол.

Тогда я встал, взял одну бутылку с собой и подошел к девушке, которая сидела одна, пила чай или кофе, ее я приметил полбутылки назад:

— Можно сесть с вами?

— Садитесь.

Она была симпатичной.

— Что?

— Нравитесь вы мне. Красивая.

— А.

— Но я хотел у вас спросить, что это за место?

— Так вот же, на столе лежит брошюрка, почитайте, там все написано. И можно на «ты».

— Хорошо. Я просто думал, это реклама.

Я начал читать. Там была написана всякая чушь, совершенно не литературным языком. Я прочитал полтора предложения о каких-то райских пастбищах и отложил эту ерунду.

— Тут, — говорю, — какая-то матерная ерунда.

Она ехидно заулыбалась.

— Как вас зовут?

— Я же сказала, можно на «ты».

— Тем не менее как вас зовут? Тебя.

— Соня.

— Славно. То есть очень приятно, — я представился. — Так где мы находимся?

— Почитал бы это. Там волшебный текст, когда его читаешь, там все объясняется так, как если бы объяснял сам читающий. Это там тоже написано.

Я усмехнулся.

— Да это зеркало души? Это вы намекаете, что я такой матерщинник?

— Не смейся. Это правда. И не выкай, надоел.

Я ответил:

— Ладно.

— Ты что, — говорит, — не помнишь, как здесь оказался?

— Н-нет, чего-то не могу вспомнить.

— И я не помню, — говорит. — Мы попали в чистилище, или как там это называется? В общем, когда умираешь, попадаешь сюда.

Тут нас отвлек парень. Тип этот, непонятно откуда взявшийся, стоял и кричал:

— Что такое, чуваки?! Что за ерунда?!...

— Вот, посмотри, — сказала мне она. — Это уже не первый.

— Что здесь происходит?! — этот тип был здоровенький, но из дверного проема вошли двое охранников, они направились к нему.

Тип голосил:

— Какого черта, — схватил мужичка, мирно прихлебывавшего свое пойло, и ударил его. — Что за хуета такая?!

Охранники резко схватили бунтаря под руки и поволокли к выходу.

— Да отпустите меня, пидоры, отпуститипидары!

Случайная жертва дикого парня опять сел прихлебывать свое пойло.

— Истерика у него. Тоже, как ты, ничего понять не может, в раю оклемается, — пояснила Соня.

— Этот кретин попадет в рай, по-твоему?

Парня в этот момент вытащили из помещения, снаружи доносился его крик, невероятно дикий:

— Да что это, блять, такое?! Где мои ноги?!

И потом заткнулся.

— Ада нет, — пояснила она. — Вот этому ноги отняли. Такая штука: все хорошо, рай открыт для всех, но тебя делают калекой. Как только выходишь, а там в зависимости от того, кто ты, как ты жил и думал, тебя лишают конечностей. Или ушей.

— Ебано, — только и сказал я растерянно. И извинился.

— Ничего. Да, приятного мало. Я сижу здесь уже часа два. Настраиваюсь пойти.

— Так зачем тогда вообще туда идти?

Она так посмотрела на меня, как будто очень рада, что я задал этот вопрос. Как будто ответ на него она берегла и лелеяла

— Ты видишь тут туалет?

— То есть? Нет.

— Ну.

Я на нее тупо смотрел. Она улыбалась. Тут до меня дошло, что я ошибся в выборе выпивки.

— Ебано два!

— Вот-вот. А подают тут только напитки, больше ничего. Видимо, чтобы заторов не было.

— Да уж, долго не просидишь. Значит, когда людям захочется в сортир, им придется лишиться конечностей. Остроумно.

Пока мы молчали, я закурил. Она посмотрела на сигареты с сомнением, но закурила сама.

— Получается, повезло, что я до старости не дожил, — говорю. — А то отправился бы в вечность с дряхлым телом.

— Да тут возраст не имеет значения, — возразила она.

— В смысле? Ведь тут вон до фига всяких разных?

Я огляделся, чтоб подтвердить свои слова. Здесь были люди разного возраста.

— Да суть в человеке, — говорит. — Вот мне сколько, на вид?

— Двадцать, а может, меньше двадцати.

— А дожила до семнадцати.

— Мой любимый возраст, — ответил мечтательно. Но она проигнорировала эту мою интонацию: вроде как педофильская шутка и одновременно пробивание почвы.

— Хотя, здесь разница не велика — могла так же выглядеть. Вот ты до скольки дожил?

— До тридцати. А на вид сколько?

— Ну, лет девятнадцать…

Я взялся за лицо:

— Надеюсь, хоть прыщей нет?

— Прыщей нет.

— На том спасибо. Выходит, права была мама — я не достиг взрослости. А ведь всегда старше смотрелся.

Потом мы взяли две бутылки вина, решили, будем пить вино, пока позволяют наши мочевые пузыри. Трезвыми туда идти не хотелось.

— А тебе, — спрашиваю, — сильно страшно?

— Ну, не знаю даже. Сложно себя оценивать. Может, останусь без ног или рук. А ты боишься?

— Не знаю, хорошим человеком я не был и особо с другими никогда не церемонился. Но мне кажется, по сути, по справедливости, надо сильно дрючить людей нечестных, подлых, корыстных. Такое. А я был честен с собой и с людьми. Кажется. Хотя, может быть, не до конца. Старался, по крайней мере. Хотя, кто знает их систему?

И тут я вспомнил один случай. Видимо, мое лицо исказилось, потому что она спросила:

— Что такое?

— Вспомнил одно нехорошее. Самое. Я на первом курсе учился, поссорился со своей девушкой и подарил зайчика, которого она подарила мне, своей однокурснице на день рождения. Черт.

— Ты ужасен.

— Больше десяти лет с этим жил.

Мы так сидели, и я чувствовал, что скоро захочу. Я скоро захочу в туалет, и с этим ничего не поделать. Все вечера с вином неизбежно заканчивались в жизни и, как оказалось, после жизни тоже.

— Ну как, еще выдержишь?

— Нет, уже хочу.

— Давай по одной покурим.

Но скурили еще по несколько, далеко не по одной, прежде чем пошли. Возле выхода стояли два парня, и один из них уже почти зашел, но все же не решился.

— Ты, — говорю ему, — пива бы выпил побольше, уже бы там давно был.

Он взглянул на меня. Я хотел его в шутку толкнуть, но он отскочил, и они с его другом отошли.

— Зачем ты так, — сказала она, — пугаешь человека? Непросто ему.

— Ладно, готова?

— Готова. Вернее, уже не могу терпеть.

— Возьмемся за руки?

Мы взялись за руки. Впервые прикоснулся к ней.

— Я очень рад, что познакомился с тобой… Соня, — сказал я почти торжественно. Я чувствовал себя женихом на свадьбе.

— Хватит, пошли. Я сейчас уже того.

Я шагнул вперед, сделал несколько шагов, с удивлением повернулся к ней:

— У тебя тоже все на месте?

— Не знаю, вроде да, — она потрогала свою голову, прощупала ее руками. — Кроме одного уха.

И тут я начал падать. Я как будто проваливался сквозь землю. Она сделала испуганное лицо, быстро протянула руки к моей голове и за голову начала поднимать меня.

— Что это со мной?

Она в ответ наклонила меня — у меня не было рук, ног, тела. Ничего, кроме головы. Я стал колобком. Я сказал:

— Блять! А ведь уже тогда чувствовал, что поступок нехороший. Этот драный зайчик. Я был злой, понимаешь, мне казалось, что это будет остроумно. Чертов заяц!

Она бережно держала меня на руках, лицом повернув к своему лицу:

— Ну, ничего страшного. Не все так страшно.

— Ты и такого будешь меня любить?

— Посмотрим.

— Жаль только, мы будем лишены некоторых удовольствий.

— Это точно. Во всяком случае ты.

— А может, это временно? Может, тело регенерируется, как у червей? А?

— Может, и так.

Соня несла меня на руках в рай. В жизни никто не носил меня на руках, и я подумал, что это все не так уж и плохо. Калеки в вечность, но можно бы было сидеть там, мочиться в штаны и бояться, зато с руками и ногами, с задницей, со всем, что нужно. Бояться и мочиться в штаны.

— Где здесь туалет? Ты подождешь меня? — спросила она.

— Подожду, — ответил я, — конечно, подожду.