Когда я вернусь в Соединённые Штаты, мои родители будут встречать меня в аэропорту, и я пытался придумать, как же описать эту неделю, (смеётся) и я подумал, что скажу: «Я поехал в Англию учиться у человека, который говорит, что его там не существует, и меня там тоже нет, и которому нечему учить. Всё это бессмысленно и безнадёжно, и я заплатил за это внушительную сумму денег, и подумываю о том, чтобы поехать ещё раз в ноябре следующего года». (смеётся) Мне кажется, над этим нужно ещё немного поработать.
Да, я тоже так думаю, а то они могут отправить вас прямиком в лечебницу.
Что касается Тони Парсонса, то я научился на собственном опыте, что когда приедешь домой, лучшее, что можно сделать, — найти себе тихий уголок и ничего никому не говорить, так как нельзя объяснить необъяснимое. Лучше говорить как можно меньше.
Единственное — очень легко вернуться к концепциям обо всём этом, обо «мне» и о «бытии», и о том, что никого нет, что есть только бытие, и ко всем подобным идеям, и потерять основную суть всего этого.
Вы описали, как скажете кому-то, когда вернётесь домой, что «Я встретил человека, который говорит, что никого нет, и что меня нет, и что нет никакого смысла».
Всё это часть этого послания, которое не оставляет мнимому ищущему ничего, за что он мог бы ухватиться. Однако самое жизненно важное в этой открытой тайне — та яркая жизненность того, что происходит: видения, слышания, дыхания, мышления, а также возникновения чувств.
В нас возникают ощущения, а мы склонны тыкать их палкой. (смеётся) Ум скажет: «Так почему же я ощущаю гнев или грусть?» И нам нужно понять, почему, или мы должны что-то сделать с гневом или грустью, например уважать их или поделиться ими с другими. Мы не можем позволить им просто там быть! И это послание — об этой абсолютной жизненности, жизненности, которая проста, и присутствует в данный момент, и является единственной константой.
Это песнь любви. Песнь любви находится в нашем теле, в наших чувствах, она всё время постоянно есть и разговаривает с нами посредством тела. И всё это — и то, что никого нет, и что нет смысла — всё это второстепенно по отношению к этой абсолютной страстной жизненности.
Эта жизненность такая же живая, как и «ничто»?
Эта жизненность — ничто, которое суть нечто, так что жизненность одновременно реальна и нереальна; это «ничто», которое кажется жизнью.
Это (хлопает) ничто хлопает. Мы склонны думать с точки зрения пребывания в месте под названием «освобождение» или как там вы ещё его называете, или даже пребывания в месте под названием «бытие». Бытие вот в этом, (хлопает) всё есть бытие. Это именно так просто и так непосредственно. Это то, что происходит, это жизненность, бытие. Его нельзя познать, да и не нужно познавать или удерживать.
Несколько лет назад я прочитал книгу одного целителя, в которой он писал, что это ближе к нам, чем даже наше дыхание, ближе, чем наши руки и ноги, — вроде как оно прямо здесь.
Оно даже не близко. Оно не «прямо здесь», оно — всё, что есть и чего нет. Всё, что мы ищем, уже и так постоянно находится в том, что есть, в жизненности, в том, что происходит. Это и так постоянно является всем, что есть… и чего нет.
Не знаю, переживал ли кто-нибудь нечто подобное. Несколько раз я просто делал что-то очень обыденное — например, вытирал руки — и вот я смотрел вниз, и было такое ощущение, что я впервые вижу свои руки. Это так отличалось от всех остальных случаев, когда я их явно видел, но я не мог отпустить, я просто хотел это сделать — хотя вообще сделал — я вроде как просто оставил их там, пока всё это со временем не прошло.
Да, это удивительно, это непосредственность всего этого, именно там всё и есть, секрет — в квинтэссенции жизненности.
Мы вообще этого не замечаем, верно, мы даже этого уже не видим?
Мы вообще этого не замечаем, мы постоянно ждём того, что же будет дальше. Мы постоянно смотрим куда-то туда, когда на самом деле оно прямо здесь с нами, прямо в этом. Мы сидим на нём.
Но удивительный парадокс в том, что и это отвлечение внимания ищущего также является совершенным бытием.
Ваш пример, когда вы хлопаете в ладоши, — отличный, так как это именно то, чем оно и является. Это просто хлопанье, просто мгновение изумления, «ух ты!», это просто «ух ты!». Это нечто такое обычное, такое абсолютно обычное, но такое прекрасное.
Как говорит моя жена, это внезапное «ух ты!», которое становится более мягким, неуловимым, постоянным «ух ты!».
Что это за механизм, который делает отдельность возможной?
Нет никакого механизма, это просто то, что кажется происходящим. А происходит пребывание в отдельности, и появляется своего рода очарованность этим: «Я — отдельный, и я могу это сделать. Я могу это сделать». Это притягательный сон.
Это просто притягательность, и она нас захватывает?
Да, но это не имеет значения, так как всё это совершенно. Это не неправильно, это абсолютно совершенная игра, в которую играет бытие — игра в то, чтобы быть полностью очарованным тем, чтобы быть отдельной сущностью и всё делать. Мир, такой, каким мы его видим, — это абсолютное выражение того, что кажется индивидуальной креативностью. Или действием. Так что это бытие, возникающее как полнейшая очарованность идеей о том, чтобы иметь отдельное существование и что-либо делать.
Тони, в чём разница между тем, чтобы видеть проблеск или проблески этого, и пробуждением?
Нет никакой разницы. То, что мы называем проблеском, который, как мы думаем, длится полсекунды, — на самом деле вечность, так что это и есть пробуждение. Это бытие единства для «никого».
Я видел проблески этого, однако я не чувствую, чтобы произошло пробуждение.
Оно произошло.
Не говорите моей жене.
Не скажу вашей жене. (смеётся) Самое классное, что я когда-либо слышал, сказал один американец: «Мой самый большой кошмар — что моя жена станет просветлённой раньше меня». (смеётся) И это вовсе не обязательно означает, что после этого ещё что-нибудь случится.
Жизнь продолжается. А освобождения там нет.
Оно там есть, оно всё там, только вы так не думаете.
Хорошо.
Если хотите, я мог бы выслать вам сертификат. (смех)
Вы запрашиваете за них какую-то цену?
Пробуждение третьего уровня. (смех)
Как табель успеваемости?
Однако довольно дорогостоящий. (смех)
Тони, у вас же должен быть какой-то центр восприятия?
Восприятие возникает в бытии, но не имеет центра или воспринимающего.
Я не понимаю.
Нет никакого воспринимающего, который бы воспринимал что-либо ещё… есть только то, что есть, бытие. Восприятие возникает в бытии, но бытие не может быть воспринято или познано.
Хорошо.
Это бытие. Есть только бытие. С практической точки зрения, этот организм тела-ума воспримет открывающуюся дверь и войдёт в неё. Через стены он тоже проходит, но только по четвергам. (смех)
Иными словами, всё продолжается так, как раньше, но есть только бытие.
Так что, даже несмотря на то что есть зрение, это не восприятие?
Это не чьё-то восприятие… это просто восприятие, которое происходит, но оно происходит в бытии. Так что функции всё ещё, как кажется, происходят, но нет никакого центра, из которого они происходят.
Конечно, но жизнь ведь так же воспринимается, и, предположительно, посредством чувств?
Это происходит, но для «никого» и «всего», находящихся в бытии. Это вне времени.
И есть скорее осознание этого, нежели сосредоточие?
Вовсе нет никакого осознания или сосредоточия, есть только бытие.
Хорошо, но это ведь не является отдельным от внешности объектов, не так ли?
Нет, вовсе нет. Это есть всё…
Итак, это является «единым с…»?
Нет, это абсолютно не является единым с чем-либо, это ничто, которое суть всё. И это загадка, так как загадка в том, что мы всегда думаем, что это так или иначе должно быть познано или воспринято.
Как я уже говорил раньше, буддийская идея о конечном просветлении — это познание того, что может быть познано. Но для этого нужен познающий и нужен объект познания, поэтому это всё ещё находится в истории о двоих, так же, как и осознанность и внимательность.
Всё, что есть, — бытие… оно не может быть познано… это загадка и чудо незнания… неописуемое, невыразимое бытие. Это не какое-то удивительное место, в котором нужно пребывать, которое находится где-то ещё; это то, что есть сейчас в этой комнате, вот и всё. Оно является — полностью, естественно, обыкновенно — вот этим.
И даже несмотря на то что нам до этого вовсе нет дела, разве не возможно, чтобы дальнейшие аспекты загадки в какой-то момент проявились?
Почему нам всегда хочется больше! Это сущее безумие и ненасытная жадность, которой нужно больше, чем всё. Удивительно. Не могу себе представить, чтобы было нечто большее, чем ничто и всё. (смех)
Но вы употребили слово «загадка».
Но для меня загадка — в незнании, в замечательно рискованной жизненности свободного падения. Ум никогда не может увидеть, как может быть просто бытие, как может существовать что-то, что не познано, так как ум хочет знать, хочет всё контролировать. Поэтому я говорю, что для ума это абсолютная загадка. Для освобождения нет никакой загадки, есть лишь то, что есть, но оно, как кажется, возникает в незнании.
Поэтому когда вы говорите «загадка», вы имеете в виду то, что это необъяснимо?
Это в своей основе необъяснимо для ума, тогда как в освобождении больше нет ничего, что нуждалось бы в объяснении… что нуждалось бы в познании.
Это потому, что мы хотим сузить мышление, мы не можем втиснуть его в мысль.
Нет, вы не можете этого сделать. Вы не можете этого познать. Это подобно глазу, который пытается увидеть сам себя.
И устойчивый парадокс в том, что пока есть отдельность, есть и ищущий, а пока есть ищущий, есть и отдельность. Это парадокс. Начало конца этого парадокса кроется в том, чтобы увидеть, что отдельность — это и есть «то»?
Нет никакого начала. Можно сказать, что пробуждение, вневременное чудо всего этого, показывает, что, как кажется, отдельность имела место быть. Но признание отдельности — это лишь признание отдельности. Это ещё одно переживание. Безусловно, в этом есть что-то, что проливает на всё это свет, но не более. Иными словами, тогда появляется кто-то, кто просвещён в отношении понимания и понимает, что поиск подпитывает отдельность.
Но на самом деле я думаю, что вы просто говорите о ясности. А то, что всё взрывает, — это «ничто». Вы идёте по улице, и тут вдруг — «ничто». «Бах!» И после этого всё уже не так, как прежде. И не будет иметь значения, если потом за всю вашу жизнь больше вообще ничего не произойдёт — всё равно после этого всё станет другим. Ничто уже никогда не станет таким, как прежде, вы никогда не вернётесь к тому, где вы были до этого.
Итак, Тони, это переживание того, что ты — «нигде», или «везде», или и того, и другого?
Это неописуемо.
Получается, что «нигде» и «везде» — это одно и то же?
Да, и так уже есть только ничто, которое суть всё; абсолютное, которое является относительным.
Тони, я ощущаю — не только здесь, но также и когда я читаю — это своего рода раздваивающееся бытие, где, с одной стороны, есть слова и концепции типа «бытие», а с другой — то, наверное, можно назвать поэтическими выражениями типа «возлюбленный», «Дом»; и я не могу связать их между собой, они кажутся противоположностями, как мужчины и женщины, или чем-то в этом роде.
Слова всегда борются, они двойственны… основаны на субъекте и объекте. Можно проанализировать всё, что говорится, и выявить тщетность вербального выражения на эту тему… это поверхностная деятельность, рождённая из неудовлетворённости от неспособности почувствовать то, на что эти слова указывают.
Но это нечто большее, это не только слова, это имеет отношение не только к словам, на самом деле это имеет отношение к вкусу всего этого. В некотором смысле, я думаю, что вы говорите, будто я поглощён описаниями… наверное, иногда это всё, что у меня есть.
Ничего страшного; очевидно, что нет ничего неправильного в том, если мы оказываемся зафиксированными в каком-то месте. И, безусловно, со всем этим связаны слова, концепции и идеи, и даже признание того, что поиск питает отдельность — это ещё одна концепция. Это подобно тому, как идти по дороге, и налево указывает вывеска с надписью «Давайте поговорим о бытии», а направо указывает вывеска с надписью «Бытие». И мы здесь большую часть времени именно говорим о бытии. И это нормально, это то, что кажется происходящим. Однако здесь также происходит то, что вопросы иссякают… ищущий ум сдаётся, так как он не может получить ответ, который мог бы питать ещё один вопрос.
До настоящего момента это как раз то, что происходило.
Да, может быть. Ищущий найдёт любой способ, чтобы не быть, так как ищущий боится быть, так как это означало бы, что ищущий тогда перестал бы быть, прекратил бы своё существование.
Мне кажется, я это знаю. Однако кажется, что за эти дни я обнаружил, что не пытаюсь манипулировать переживанием.
В каком-то смысле есть только эта энергия, но то, чем мы тут занимаемся, — это разговариваем о бытии.
Но с энергетической точки зрения здесь для меня совсем иначе. По сравнению с любой другой группой, которую я когда-либо встречал, эта для меня самая энергетически сильная.
Тони, когда вы говорите, что нет причины и следствия… например, вы написали «Открытую тайну», и люди приходят на встречи с вами, и что-то происходит. А вы говорите, что нет причины и следствия. Это потому, что не может быть никакой связи между сном и реальностью?
Но я не писал этой книги, и у нас не проходит никакой встречи, и здесь никого нет. Только кажется, что я написал книгу, и люди об этом узнали и пришли. Это видимость, и затем ум думает, что это доказывает, что есть такая вещь, как причина и следствие. Это возвращает нас к тому странному парадоксу о том, что на самом деле ничего не происходит.
Получается, что причина и следствие есть, но просто мы не можем туда пойти?
Только кажется, что есть причина и следствие — имеется в виду вся эта история.
Нам так кажется, но мы не можем туда пойти?
Видимость причины и следствия — не больше, чем видимость этой чашки. Это кажется чашкой, и так же кажется, что есть нечто под названием «причина и следствие».
Но как только мы туда входим…
Это то, что кажется происходящим. Оно возникает в бытии, как и всё остальное. Оно просто возникает в бытии и является одновременно реальным и нереальным.
Не думаю, чтобы это можно было понять.
Нет, в любом случае, это не имеет значения, так как бытие не может быть понято или познано.
Однако если бы вы демонстрировали законы причины и следствия, и вы бы просто показывали, как работают причина и следствие, и вы бы держали эту чашку, и вы бы её отпустили, и она бы разбилась — было бы это демонстрацией того, как причина и следствие не подействовали?
Это бы продемонстрировало то, как кажется, что действуют причина и следствие. Однако из освобождения возникает фундаментальное осознание того, что причина и следствие абсолютно и полностью бессмысленны. Это только ум мыслит с точки зрения этой истории. Однако идти некуда. Нет места, где бы что-либо когда-либо было.
Тони, этот парадокс… всё, что можно о нём сказать, — что он там и вместе с тем его там нет?
Да, это описание того, что непостижимо. Неожиданно, оно просто есть. Люди мне звонят и говорят: «Я целый год слушал, как вы говорили всю эту белиберду — о том, что нет причины и следствия, — и вдруг это всё стало абсолютно понятным». Сейчас увидели всё, как есть, а до этого это была всего лишь концепция.
Это так трудно для ума — понять это.
Это невозможно.