Нижегородцы на чеченской войне

- Кто действительно контролирует Грозный? Обе стороны утверждают, что город под их контролем.

- Боевики свободно катаются по городу на автомашинах, стреляют направо и налево, но они контролируют только развалины. Все блокпосты и КПП в наших руках, ни одной позиции не сдали. Единственная дорога из Грозного в Ханкалу наполовину под контролем боевиков. Два-три раза они пытались штурмовать и Ханкалу, но здесь очень сильные укрепления, полно войск и техники.

- Вы видели Лебедя?

- Да, но он очень неразговорчивый. Наедине беседовал с Аушевым, потом по одному вызывал в кабинет Пуликовского, Шкирко, Завгаева, Рыбакова. Там он после встреч с ними и сказал, что разобрался в обстановке и назовет имена "героев". Совершенно неожиданно для всех первым из них оказался министр внутренних дел Куликов.

- Какие у вас остались личные впечатления о Грозном в последние дни?

- Нервозность, никто не знает, что делать. Стали понимать, что наломали дров и надо как-то выкарабкиваться. Война вроде бы идет, а вроде бы и нет. Чеченцы будут мстить нам все равно. Надо что-то срочно делать, иначе война эта перерастет во что-то небывалое. Сейчас даже не понятно кто там командует. Не ждали, что Лебедь пойдет на переговоры с боевиками, думали, что он за силовой вариант. Если раньше все знали, что Черномырдин за переговоры, то сейчас говорят, что он за силовой вариант. Все меняется быстро и неожиданно.

25. ГЕНЕРАЛ КЛАДНИЦКИЙ: "ВСПЫШКИ ВОЕННЫХ ДЕЙСТВИЙ НЕ БУДЕТ"

Из командировки в Чечню вернулся начальник регионального управления по борьбе с организованной преступностью генерал-майор И. Кладницкий. Он провел пресс-конференцию, где поделился своими впечатлениями о нынешней ситуации в этой республике.

Сначала генерал-майор И.Кладницкий кратко рассказал об обстановке в Чечне во время известных августовских событий:

- С весны 1996-го жизнь в Чечне стала постепенно налаживаться. Был создан координационный совет МВД России для практической помощи МВД Чечни, чтобы заработала правоохранительная система. Все шло вроде бы нормально, активных боевых действий не было, обычная работа, проверка паспортного режима. Шестого августа обстановка резко изменилась. Сепаратисты, общей численностью до 10 тысяч человек, причем в обычной гражданской одежде, одновременно атаковали все комендатуры, сбоями прорвались в центр Грозного. В этих боях только МВД России потеряло 22 человека убитыми и 179 человек ранеными. До 23-25 августа было освобождено несколько зданий правительственного квартала, но потом начали действовать Хасавюртовские соглашения, и боевые действия прекратились.

Генерал-майор И.Кладницкий ответил на вопросы журналистов.

- Кто сейчас контролирует Чечню, и Грозный в частности, какая обстановка в районе аэропорта "Северный"?

- Грозный контролирует оппозиция. Наше присутствие - в районных комендатурах и возрождаемых органах внутренних дел. Прокуратура в усеченном варианте, суды - в режиме ожидания. По соглашению Лебедя в Чечне должны остаться наши 205-я и 101-я бригады. Войска в Ханкале и "Северном", но ситуация там сложная. Есть факты обстрела боевиками блокпостов. Ряд формирований не признают власти Яндарбиева и Масхадова, их сами чеченцы называют "индейцами". Только в Надтеречном районе сохранилась старая администрация. Оппозиция ведет формирование регулярной армии. Всего у чеченцев, по нашим данным, около 125 организованных подразделений, от 100 до 500 человек в каждом, общей численностью до 7 тысяч бойцов.

- Как вы относитесь к соглашениям Лебедя?

- Заслуга Лебедя в том, что он прекратил боевые действия, и мы не несем таких потерь, как раньше. Но что дальше? Происходит вывод наших войск и усиление власти сепаратистов. Если конфликт не удастся погасить, он может быть перенесен в Дагестан и Ингушетию. У нас была информация из разных источников, что чеченцы готовы направить в Россию свои диверсионные группы. Это реально.

- Известны ли вам факты расстрелов представителей администрации Завгаева?

- Есть факты расправ, захватов семей бесследного исчезновения людей. Есть многочисленные факты издевательств над русскими. Много заявлений на выезд из Чечни. Люди за бесценок продают свои дома и уезжают. Однажды к нам прибежала женщина с жалобой, что чеченцы выгоняют ее из дома.

- Как происходит совместное патрулирование русских и чеченцев?

- Сначала было очень сложно, взаимное недоверие, сейчас отношения выровнялись. Сепаратисты часто меняют свой контингент патрулей. В основном патрули задерживают за административные нарушения, кражи. Хищение материальных ценностей приобретает массовый характер. В Грозном тащат все, что сохранилось.

- Можно ли утверждать, что сейчас ситуация в Чечне близка к той, что была в декабре 94-го?

- Она близка к той ситуации. В Чечне идет борьба за власть между тейпами, но пока без столкновений. Мэром Грозного назначен племянник Дудаева. Идет дележ власти. Чувствуется, что народ в Чечне устал. Радуев же мечтает о Чечне до Каспийского моря. К шариату отношение в основном нейтральное.

- Не сведется ли влияние России на Чечню только к ее финансированию?

- Известно, что, кто платит, тот и заказывает музыку. В том, что милиция в Чечне будет работать под нашим контролем, я не сомневаюсь.

- Есть ли факты сотрудничества сепаратистов с иностранными государствами? Есть ли в отрядах боевиков наемники из других стран?

- Наемников - не один отряд. Из Пакистана, Афганистана, других исламских стран. Нападением на колонну 245-го полка руководил, например, наемник из Иордании Хаттаб. Есть информация, что в отрядах сепаратистов и люди из УНА-УНСО, но пленных из этой организации не брали.

- Какой юридический статус имеют такие люди, как Шамиль Басаев?

- С точки зрения закона, Басаев подлежит немедленному аресту, и, тем не менее, мы ведем с ним переговоры. Однажды видел Басаева на иномарке, не скажу, что у меня рука сразу потянулась к кобуре с пистолетом, но...

- Можно ли верить Масхадову?

- Герой одного из телефильмов сказал: "Никому верить нельзя. Мне можно". Рассчитывать на взаимность трудно. Те, кому сейчас лет по пять, будут иметь другую психологию. Нынешним - трудно будет вернуться к нормальной жизни.

- Возможна ли новая вспышка военных действий в Чечне?

- Уже нет. Все навоевались.

26. ПРИНИМАЙ, МАМА, СЫНА В ЦИНКОВОМ ГРОБУ

Из поездки в Ростов-на-Дону и в Чечню вернулась заместитель комитета солдатских матерей Нижегородской области Н. Жукова.

- Наталья Станиславовна, почему Ростов был в маршруте вашей поездки?

- Туда мы ездили вместе с представителями от Российского комитета солдатских матерей. Цель - попытаться идентифицировать несколько трупов погибших в Чечне нижегородцев. В Ростове-на-Дону под руководством полковника медслужбы В. Щербакова работает 124 судебно-медицинская лаборатория при прокуратуре Северо-Кавказского военного округа. Здесь действует пункт опознания и содержания трупов российских солдат. Находятся они в огромных рефрижераторах.

- И много?

- Всего сюда попало 806 неопознанных трупов наших солдат. С начала боевых действий в Чечне удалось опознать и передать или отправить родителям останки примерно 260-270 солдат.

- Как проходит сам процесс опознания?

- Очень сложная и кропотливая работа. С поля боя привозят то, что осталось от человека... Но это лучше не описывать. На каждое тело заводится номер, личное дело. Сначала фотографируют в одежде, если она есть, потом снимают на видеокамеру, очень тщательно, чтобы можно было установить какие-то приметы - родинки, шрамы. Запахи там - ужасные, и вообще зрелище не для слабонервных: многие трупы страшно обезображены.

- И мамы там ищут своих сыновей?

- Нет, мам туда не пускают. Со всей России здесь мамы, ходят как тени. Не плачут, слезы кончились. Им разрешают только смотреть видеозаписи, по ним они и определяют, их это сын или нет. Потом солдаты-срочники кладут то, что осталось, на носилки, кувырк - в цинковый гроб и - получай мама своего сыночка. Смотреть на все это - надо стальные нервы.

- Сейчас, с заключением мира в Чечне, неопознанных трупов поступать стало меньше?

- Наоборот. Начали активно вести эксгумационные работы, и останков погибших все больше и больше.

- Вы в этой поездке имели конкретную цель?

- Да, мы должны были найти останки четверых наших солдат, которые попали в плен 8 марта на блокпосту в 166-й мотострелковой бригаде и были расстреляны. От одного из пленных мы получили письмо, он сообщил, что их освободят, если письмо обнародуют. По словам этого солдата, обменять их отказался командир части Российской армии. Он будто бы сказал: "Пусть мне лучше принесут их головы". И боевики их расстреляли.

- Личности кого из погибших нижегородцев вам удалось установить сейчас?

- Макарова Саши с Бора, мама за телом выехала, Сергея Пушкова, его останки мама нашла в этой лаборатории. Почти точно установлена личность погибшего Александра Отделкина из Автозаводского района. Все они были расстреляны в плену. Ужасной оказалась судьба Саши Пыленка из Сергача. Как его мама нашла захоронение - это целая история. Его взяли в плен и считали без вести пропавшим, но надеялись, что он жив. Потом наши продали, да-да, именно продали чеченцам одно захоронение, где были их погибшие. Среди трупов был и наш солдат. Чеченцы своих перезахоронили, а его просто выбросили из могилы, потом один старик-чеченец сообщил нашим командирам, что там лежат останки русского солдата. Мама его опознала и увезла хоронить домой. Очень часто мамы сами находят захоронения и увозят погибших сыновей домой. Возможно, что Саша Пыленок был расстрелян нашими же вместе с пленными чеченцами, поэтому и оказался в одной могиле с ними. Я видела его череп убит в затылок, но видно, что над ним сначала долго издевались.

- Вы были и в Чечне. Что там сейчас?

- Мы были в Ханкале в тот день, когда объявили об отставке Лебедя. Матери сразу же в плач: ждали нападения чеченцев, и что они теперь будут расстреливать пленных. Зачем им старые, новых наберут, если снова война. В Ханкале многие казармы уже разрушены, бери ее голыми руками, наших войск почти нет.

- Как вы думаете, долго ли еще будет идти работа по опознанию погибших?

- Полковник Щербаков может установить личность не более одного-двух в день, а там еще более пятисот неопознанных погибших.

- Как ускорить процесс возвращения российских пленных?

- Надо немедленно объявить всеобщую амнистию. Простить всех участников этой войны. Иначе многие из плена не вернутся никогда.

... Фамилии погибших нижегородцев, личности которых удалось установить комитету солдатских матерей, в официальный список погибших, представленный департаментом по делам военнослужащих и военно-мобилизационной подготовке, не внесены. Главный специалист департамента И.Олейников сообщил вашему корреспонденту, что пока нет официальных документов, удостоверяющих факт их гибели.

27. В ЖЕРТВУ КОНСТИТУЦИИ

Страшную весть получила из Чечни семья наших земляков Дмитриевых: погиб их сын Дмитрий. В свидетельстве о смерти причина ее была указана так: "Одиночное ранение груди и живота с повреждением внутренних органов". Райвоенкомат по просьбе родителей сделал запрос в воинскую часть, где служил их сын, но никаких подробностей не получил. Родители похоронили сына. Уверенные что он погиб за Отечество, выполняя свой конституционный долг, как им говорили сопровождавшие гроб с телом офицеры.

И вдруг Дмитриевы получают письмо из Буденновска от председателя местного комитета солдатских матерей Л. Богатенковой. Совершенно случайно она оказалась в воинской части, где служил Д. Дмитриев, и знает об обстоятельствах его гибели.

Невероятно, но Дима был убит ... в столовой. И не чеченскими сепаратистами, как сейчас принято называть бандитов.

Л. Богатенкова написала все, что ей удалось узнать:

"Диму послали в наряд в столовую. Работы было много, и они припозднились, в казарму не пошли, т.к. после 18.00 в городке наступает комендантский час, и они остались спать в столовой. В час ночи в комнату, где они спали вошел пьяный капитан Б.(в письме указана полностью его фамилия и даже домашний адрес), он сделал выстрел вверх и закричал: "Вставать! Второй выстрел делаю на поражение" Ребята стали подниматься, капитан выстрелил второй раз. Дима стал падать, и его подхватил младший сержант Останин. Дима хотел что-то сказать, но захрипел. Капитан Б. вышел из комнаты, вошел майор Халкин, приказал нести Диму в машину. Машина не завелась, перенесли его в другую, но когда Дима был доставлен в госпиталь, он был уже мертв".

Город Грозный, "одиночное огнестрельное ранение..." В эту ночь столовую части боевики Дудаева не обстреливали.

"Рано утром, - пишет Л. Богатенкова, - пришли мы в госпиталь, потихоньку пробрались в комнату, где жил Дима. Подняли простыню - он лежал как живой. Мне стало плохо... В 9 часов утра в комнату, где мы жили, пришел замполит205-й бригады майор Вячеслав Яковлевич Измайлов. Много он не говорил, ведь ему там служить. Привел солдат, сказал, что это свидетели ночного происшествия. Затем положил объяснительные свидетелей и тетрадь, в которой были данные этого капитана и Димы. Стала читать объяснительные, записала данные на диктофон. Попросила солдат рассказать на диктофон все, как было. Они сказали: "Людмила Васильевна, вы уедете, а нам здесь оставаться. Этого капитана оправдают, не первый случай здесь, и все спишут на войну. Напишут домой, что погиб, защищая конституционные права. А если мы будем много говорить, то сами можем оказаться на месте Димы".

Л. Богатенкова описала свои впечатления за 10 дней пребывания в Ханкале:

"То, что мы видели, даже в страшном сне не приснится: дети (солдаты, надо понимать - авт.) оборванные, грязные, вшивые, голодные, избит каждый второй. Наши сыновья брошены на само выживание, мы отдали их на гибель от пьяниц и бандитов, а пьют в Ханкале все контрактники и офицеры. Если там найдется человек десять порядочных офицеров, то это редкость".

Л. Богатенкова передала письмо от солдат в\ч 74814 "Г", которые воюют в Чечне:

"... Мы сейчас здесь заживо гнием. Помните, зимой вы с другой женщиной осматривали нас, тогда в роте с больными ногами было человек10-15. Сейчас весь батальон в каких-то нарывах и язвах. Нам говорят: весна, не хватает витаминов. Какие витамины? Мы уже месяц хлеба не видим, дают гнилые сухари и какую-то баланду.

Раньше мы смотрели фильм про военнопленных и зэков. Сейчас мы в таком же положении. Офицеры и врачи приезжают сюда на 40 дней. Вот эти дна пробухают и покатили домой, а мы здесь никому не нужны.

О выводе у нас только болтают. Ротный сказал: "Мужики, нам быть здесь до дембеля, если доживем". Все бесполезно. Нам он сказал: "Я бессилен. Вызывайте свою Людмилу Васильевну".

Тетя Люда, не надо нам ни одежды, ни деликатесов - мы знаем, как сейчас всем трудно. Если можно привезите зеленку, йод, марганец, мазь от нарывов. И самое главное - что-нибудь от вшей. Они нас прямо съедают. Вши везде - в белье, в матрасах, в одеялах.

Вы у нас последняя надежда. Наши комитеты далеко, а из всех, кто к нам приехал, только ваш буденновский так к нам отнесся по-матерински, и мы получили все в руки. А то приедут, в штабе покрутятся намазанные, двумя пальчиками ложку потрогают и кричат: "Все хорошо".

И самая большая просьба: у нас так и нет почты, передаем письма с кем попало, и не знаем, получают ли дома, и мы уже два месяца ничего не получаем из дома.

Все ребята из 205-й бригады передают вам привет. И ждем вас. Помогите нам, пожалуйста, выжить".

...205-я бригада - та самая, где побывал во время своего короткого визита в Чечне президент России Б.Ельцин. Эта часть считается одной из самых благополучных в группировке российских войск в Чечне. По телевидению мы видели, как ее солдаты и офицеры встречали Б. Ельцина. Наверное, кто-то сгущает краски: или телевидение, или солдаты, написавшие это письмо.

P.S. Как нам сообщили из комитета солдатских матерей Нижегородской области, мама погибшего выехала в Ханкалу, где состоится суд над убийцей ее сына капитаном Б.

28. РОССИЙСКИЕ ПЛЕННЫЕ: ЗАБЫТЬ ПОСКОРЕЕ?

Для десятков российских матерей день 8 марта - не праздник. Именно в этот день год назад оборвались жизни их сыновей в Чечне. Восьмого марта 1996 года попали в плен к чеченцам и 38 бойцов 15-го блокпоста 166-й Тверской отдельной мотострелковой бригады.

В марте 1995-го в расположении 166-й бригады побывала делегация Нижнего Новгорода во главе с губернатором Б. Немцовым. Привозили подарки, встречались с солдатами. В бригаде было немало нижегородцев, тогда она входила в состав 22-й армии. На днях в бригаде побывала зам. председателя комитета солдатских матерей Нижегородской области Г. Лебедева.

- Галина Федоровна, с какой целью вы ездили в бригаду?

- Надо было узнать, как идут дела по возвращению из плена оставшихся в живых солдат этой бригады, которые попали в плен 8 марта прошлого года на 15-м блокпосту.

- Как вас встретили, и что удалось выяснить?

- Встретили-то нас хорошо, разговаривала с командиром бригады и его заместителем по воспитательной работе, но узнать что-либо почти не удалось. Командиры никак не могли понять, зачем мне это нужно. Пропавших без вести практически никто не ищет. - "Если матери их в бригаду не обращаются, то мы и не ищем", - так мне дали понять командиры. А в бригаде без вести пропавшими считаются 23 человека. На самом деле гораздо больше, потому что, оказывается, в списках, без вести пропавших из состава бригады нет прикомандированных, присланных из других частей.

Сегодня в Чечне, по официальным данным, пропали без вести более 1200 российских военнослужащих. Реально - гораздо больше. Эти 1200 - только те, кто как-нибудь дал о себе знать или о нем знают в части. О многих вообще нет данных, что они в плену, потому что в бой бросали наспех сформированные части из солдат, собранных чуть ли не из всех гарнизонов России. Путаница в документах такая, что сам черт не разберется.

Вряд ли будет исключением судьба, например, сержанта В. Терентьева. По документам, он был отправлен в военный госпиталь Владикавказа и по окончании лечения в часть не возвратился. Командование не знает, где его искать, и в комитет солдатских матерей ответило, что "Сержант Терентьев В.А. служебно-боевые задачи в Чеченской республике не выполнял", а он, оказывается, давно в плену. Нашла его мама, в одном из горных сел, которой сердце подсказало, что сын в беде.

- Галина Федоровна, а что-нибудь все же известно, по вашим каналам, о судьбе этих 38 солдат из бригады?

- Десять человек из них были расстреляны в августе прошлого года, во время штурма боевиками Грозного. Восемь из этих десяти - опознаны. Еще десять человек сумели вырваться на свободу, их адреса мне дали в бригаде. Если бы удалось списаться с ними, тогда эта ужасная страничка чеченской войны была бы восстановлена.

- Еще в прошлом году ходили слухи, что этот блокпост был кем-то предан чеченцам, или даже пропит...

- Каким-то чудом капитан Владимир Бараненко переслал жене из плена письмо.

Вот выдержки из него: "Вы, наверное, слышали новости по телевизору, что блокпост офицеры пропили и продали за 6 тысяч долларов... У меня такое ощущение, что блокпост был продан, только кем, это пока неизвестно..."

Из письма капитана В. Бараненко следует, что блокпост был действительно предан кем-то из своих. Домой он не вернулся, был расстрелян чеченцами.

Судьба остальных солдат этого блокпоста остается неизвестной. Скорей всего, они в плену. В комитет солдатских матерей недавно приезжала мама одного из солдат, она побывала в Чечне, где искала своего без вести пропавшего сына. Рассказала, что там в каждом селе по несколько десятков русских рабов.

- Когда мы были в Ростове-на-Дону, в лаборатории, где ведется опознание погибших русских солдат, - рассказала Г. Лебедева, - нам дали список их останков с приметами. У нескольких человек нашли жетоны, по ряду признаков мы определили, что они из 166-й бригады. В штабе во время этой встречи так и не удалось найти списка солдат с номерами этих жетонов. Вспомнили, что отдали их перед поездкой в Чечню какому-то прикомандированному старшине, а где он сейчас - никто не знает. В бригаде вообще нет никаких документов, которые могли бы раскрыть судьбу 15-го блокпоста. Этим делом будто бы занималась военная прокуратура Северокавказского округа, но результатов расследования в бригаде не знают.

- А вообще в бригаде делают ли что-нибудь, чтобы вернуть своих солдат из плена?

- У меня осталось ощущение, что командование хочет только поскорее забыть все, что связано с чеченской войной. Живут совершенно без денег, все заботы у командования - как выжить живым после этой войны. А поиски пропавших без вести - лишняя головная боль.

... Можно еще как-то понять, почему после Великой Отечественной было столько пропавших без вести: огромные масштабы войны, окружения, отступления, всеобщая неразбериха, но в наше-то время... После той войны поисками без вести пропавших солдат занимались в основном пионеры-следопыты, после этой - одни матери.

29. ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ РЯДОВОГО КОКУРИНА

С хорошими вестями в комитет солдатских матерей Нижегородской области, как правило, не приходят. Вот и сейчас на приеме у зам. председателя комитета Н. Жуковой мужчина, отец солдата Вадима Кокурина. С бедой. История, может быть, и не типичная для российских Вооруженных Сил, но и не настолько редкая, чтобы об этом не было смысла говорить.

Иван Иванович Кокурин о своем сыне Вадиме вынужден рассказывать уже только в прошедшем времени... - После окончания школы сын поступил заочно на радиотехнический факультет МГУ. В школе учился хорошо, сам научился читать в пять лет. А в армию пошел, в общем-то, по моей инициативе. Сказал мне: "Надо, значит надо". У него было слабое зрение, носил очки, да еще плоскостопие. Военком обещал, что служить сын будет в Мулино, у себя в области. Но представитель военкомата на областном сборном пункте не проследил за дальнейшей военной судьбой В. Кокурина и, призванный 27 декабря 1995 года, он уже через несколько дней оказался во Владикавказской мотострелковой дивизии. Откуда прямая дорога в Чечню.

- От него нам было всего одно письмо, - рассказал отец, - И письмо другу.

Родителей обычно солдаты письмами стараются только успокаивать, а вот другу Вадим Кокурин описал свои первые армейские впечатления так: "...Обещают нас закинуть в Чечню, но только через полгода. Знаешь, здесь даже не считаются с тем, хочешь ты служить там или нет, хотя в анкете есть такой вопрос. Погода стоит помягче, чем у нас, снег, например, выпал, только сегодня (7 января - В.К.), но большой, замучились разгребать. Мороз-то здесь небольшой, но ходим-то мы в афганках одних, так что зубы стучат о-го-го как. А шинели пока не разрешают надевать. Все офицеры ходят пьяные почти всегда и, конечно, нас молотят - ходим все в синяках, но это все фигня, конечно. Самый прикол - одеваться за 45 сек. и отбиваться за время, пока спичка горит..."

Второго письма от сына дома так и не дождались, а когда не пришло поздравление и маме с днем рожденья, встревожились не на шутку. Вадим был обязательным человеком и маму поздравил бы в любом случае. Если бы был жив...

- Так у меня сердце что-то щемило все эти дни... - вспоминает отец Вадима.

Во Владикавказ 1 февраля на имя командира части полетела телеграмма, подписанная военкомом, с просьбой "сообщить местонахождение Кокурина Вадима Ивановича для ответа родителям". Командир части не ответил и на повторную телеграмму такого же содержания, через 3 недели после первой.

А потом, как гром с ясного неба, извещение со штампом воинской части, датированное 8 марта 1996 года: "Кокурин Вадим Иванович, 1977 года рождения, покончил жизнь самоубийством, находясь после излечения в реабилитационном центре Владикавказского гарнизона.

Родители Вадима в самоубийство сына не поверили.

Факт самоубийства военнослужащего в любом случае не мог остаться без следствия. Однако на запросы о результатах следствия родителям не ответили ни из Владикавказской военной прокуратуры, ни из окружной, ни из Главной военной прокуратуры. Не ответили даже из Генеральной прокуратуры России, куда был послан запрос после того, как истекли все сроки ожидания ответов из других инстанций. Глухая стена молчания...

Отец взялся за разгадку гибели сына сам.

- Прежде всего, нас насторожило, - рассказал Иван Иванович Кокурин, что погиб сын 3-го марта и будто бы неделю в части не знали, где он был все это время. Тело нашли вне территории части, где-то в сараях. Когда гроб с сыном привезли домой, мы потребовали вскрытия. Из военной прокуратуры, уже местной был звонок в военкомат, запретили. Хотя, как потом я узнал, запретить вскрывать гроб могла только санэпидемстанция. У нее же оснований для этого не было. Так и осталось непонятным, как и где сын служил в январе и феврале, почему попал в госпиталь, принял ли он присягу, почему столько времени не мог написать домой... Да и был ли он жив все это время?

Неделю гроб стоял в морге. Родители ждали разрешения вскрыть его. Грех держать тело не похороненным столько времени, но после погребения узнать причину смерти было бы почти невозможно. Когда цинковый гроб, наконец, вскрыли, то родители увидели своего мертвого Вадима без глаза, на лбу была ссадина. Акта вскрытия трупа родителям не показали. Они добились повторного вскрытия, уже дома, но и этого акта родителям эксперт показать побоялся.

Если бы солдат действительно покончил жизнь самоубийством, то, наверное, военная прокуратура не стала бы делать из этого военной тайны.

- Труп сына был высохший - до некуда... - горько вспоминает отец Вадима Кокурина.

Через несколько дней из Владикавказа в Выксу пришел еще один гроб с телом земляка Вадима Кокурина. В извещении о смерти было написано, что он погиб от удара током в ... госпитале. Тело погибшего было обожжено. Родители и этого погибшего солдата не поверили в обстоятельства смерти своего сына. После этого случая несколько матерей, сыновья которых призывались вместе с погибшими, поехали во Владикавказ и забрали своих детей из армии.

Из сослуживцев Вадима, кто мог бы рассказать об обстоятельствах его гибели, найти пока никого не удалось. А через месяц после трагедии в автокатастрофе погиб и командир полка, в котором он служил. Следователь, который вел дело о самоубийстве В. Кокурина вскоре ушел в отпуск, потом дело передали другому. И вот уже скоро год, как тянется эта история.

Может быть, самоубийство было на почве "дедовщины"?

- Вряд ли, - считает отец Вадима, - Если бы его довели до самоубийства "деды", обстоятельства дела не стали бы так скрывать.

Может быть, разгадка всей истории во фразе из письма В. Кокурина: "Все офицеры ходят пьяные почти всегда и, конечно, нас молотят - ходим все в синяках..."

Отец Вадима в свое время отслужил в армии, в Германии.

-Если бы я знал, какой сейчас стала армия, ни за что бы его туда не пустил... - с горечью сказал он.

30. ЗА ПЛЕННЫМ СЫНОМ

По различным оценкам, в плену у Чеченских сепаратистов находится сейчас от 300 до 700 российских военнослужащих. В подписанном президентом России Б. Ельциным и З. Яндарбиевым соглашении о прекращении военных действий был и пункт об обмене пленными. В двухнедельный срок. При штабе объединенной группировки российских войск в Чечне работает отдел, который обязан заниматься возвращением наших ребят из плена. Но многие матери не в силах ждать возвращения своих сыновей из плена, едут в Чечню, чтобы самим выручить их из неволи.

На днях в Нижний Новгород вернулась Л. Антонычева, которая ездила в Чечню за своим пленным сыном.

- Сергея призвали в армию 15 ноября 1994 года, - рассказала Лидия Степановна.

- Сначала ему повезло: попал служить в Москву, в комендантский полк. Но скоро загноились ноги - "деды" так пинали. Два месяца в госпитале, операция. Утром 13 января 1996 года его выписали, а уже в 16 часов отправили в Мулино, на сборный пункт, а оттуда в Чечню. Ему даже негде было научиться стрелять...

- А там он в какую часть попал?

- В 166-ю Тверскую мотострелковую бригаду, на 15-й блокпост. Всего одно письмо от него получил. Восьмого марта их взяли в плен, 38человек, а нам о том, что сын пропал без вести, сообщили только через месяц. Мы с мужем немедленно вылетели в Моздок. Оттуда напросились доехать с колонной наших войск до Ханкалы, потом в штаб Тверской бригады. В Ханкале мы побывали в штабе нашей группировки, думали хоть что-нибудь узнать о сыне. Ничего там не сказали. Полковник Пилипенко, он как раз главный в комиссии по розыску наших военнопленных, попросил подождать. Ждем, потом он вызывает: "Да. Действительно ваш сын пропал без вести, его данные есть в нашем компьютере". Но это мы и без него знали. На улице разговорились с какими-то чеченцами, они подсказали, где склады 166-й бригады, туда приезжают за продуктами для ее солдат, прапорщик поможет добраться до штаба. Так мы и сделали.

- Как вас встретили в штабе бригады?

- Комбриг рассказал, что в плен их взяли спящими в 3.30 утра, и давай ругаться, что все они пьяницы, сами сдались. Потом офицеры нам подсказали, что есть такой блокпост No1, туда часто приходят командиры чеченцев на переговоры. Спросила командиров, почему нам сразу не сообщили, что сын пропал без вести, сказали, что думали освободить их сами в ближайшее время, но не получилось.

- И вы встречались с чеченскими полевыми командирами у этого блокпоста?

- Сначала познакомилась с Резваном. Он местный авторитет, раньше был директором кирпичного завода, 46 лет ему, три маленькие дочки. Потом через него познакомились с Молди, это комендант Шали. Он успокоил: "Не плач, мать, жив твой сын". Поняла, что он и брал моего сына в плен. Солдат контрактников они сразу в расход, а срочников пощадили. Узнала, что у чеченцев много русских женщин, разыскивающих своих сыновей. Живут у них, стирают, готовят. Живет и мать замполита Майкопской бригады, но ей не знают, как сказать, что сын ее не в плену, а давно погиб.

- Лидия Степановна, а в селах чеченских вы бывали?

- Молди возил меня в горы, были в трех селах. У села Агашты мне вдруг дают в руки японскую рацию, и я ... слышу голос своего сына. Так мне дали убедиться, что он жив. Но все равно, тянут и тянут... Поразило, что чеченцы очень хорошо одеты, все в новых камуфляжах, лучше наших офицеров. Вернулись в бригаду, как раз туда приехали генералы Тихомиров и Шаманов, я к ним, попросила, чтобы уговорили чеченцев вернуть сына. Они чеченским командирам сказали это, но те все равно тянут. Соглашаются на словах, а на деле ни с места. Поняла там, что у наших военных человеческих контактов с чеченцами нет. Встретила опять полковника Пилипенко, спрашивает меня: "Как дела?" Поняла, что бесполезно его спрашивать о сыне. Наконец в Шали в нашей комендатуре заместитель министра юстиции Чечни сказал, что завтра мне привезут сына. Мы как на иголках сидим, в каждую проходящую машину смотрим, Молди проходу не даем. Встретили Резвана: "Резван, миленький, отдай мне сына, денег дам..." - "Зачем мне деньги, я здесь самый богатый на пять сел". Всегда здесь с нами был и Шарпудди с чеченского телевидения, тоже хлопотал за нас.

- И как вы встретились с сыном?

- Подъехала машина, вывели парня. Худой - кожа да кости, цвет лица землистый, глаза пустые. Со мной сразу плохо стало, валидола таблетку под язык - и как зареву... Одна треть от сына осталось... Стоит молчит. Потом он сказал, что тоже чуть не разревелся, но постеснялся, что кругом много мужчин. Всю ночь мы с ним проговорили, не спали совсем... Все тело у него было изъедено вшами, ноги в болячках, во сне разговаривает. Я его держу за руку: "Сережа, я мама, мама". Я ему масла, кофе, а он: "Хлебца бы". Рассказал, что кормили так: на рассвете три ложки риса и кусочек лаваша, и как солнце зайдет - то же самое, или кормили какой-то шулюмкой из муки на одной воде. Рассказал, что держали их в одних наручниках, прикованными друг к другу и к ножке кровати. Еще он рассказал, что когда его уже везли, чтобы вернуть мне, их машину обстрелял снайпер. Чеченцам это было не нужно... Молди сказал, что как мужчина был обязан сдержать слово и вернуть мне сына.

- А почему чеченцы не вернули его нашим военным?

- Не доверяли они нашим военным. Сыну сказали, чтобы не делал глупостей, бежать не пытался, а мать приедет - отдадут ей.

- И денег с вас не взяли за сына?

- Нет, конечно.

- А полковника Пилипенко видели потом?

- Видели. Он сказал, что это его заслуга, что мне вернули сына. А потом он как стал сына издевательски спрашивать, что, может быть, он мусульманство принял, обрезание ему сделали, я ему такую истерику закатила... Как так можно издеваться над человеком...

- Как сейчас ваш Сергей?

- Дома пока. Лечится. Несколько дней ничего кроме бульона, не мог есть. Но ему еще три месяца надо дослуживать. После всего пережитого...

31. ОБВИНЯЕТСЯ В ДЕЗЕРТИРСТВЕ

По официальным данным в плену у чеченских сепаратистов сейчас находятся не менее 300 российских военнослужащих. По условиям переговоров с З. Яндарбиевым все они должны быть возвращены через две недели после заключения мира. Как возвращают из плена афганские моджахеды советских солдат, мы хорошо знаем, как старается российское правительство вызволить их из плена тоже.

Неужели и на возвращение этих трехсот уйдут долгие годы...

Вот судьба одного из таких российских солдат, нашего земляка.

Как рассказала его мама в письме губернатору Нижегородской области Б. Немцову, ее Саша был призван в армию в ноябре 1994-го, попал в одну из элитных частей внутренних войск. Служить пошел охотно, мать благословила его на служение отчизне и передала с легким сердцем в руки командиров. У Саши в армии служили отец, дед, прадед, в семье были крепкие и здоровые традиции.

17 апреля 1995 года А. Пыленок в составе части был направлен в командировку в Чечню. За пять месяцев мать получила от сына 2 письма. Не жаловался, писал о друзьях. Мать читала его письма и гордилась сыном. В последнем письме А. Пыленок написал, что скоро их часть вернется к постоянному месту дислокации.

И вдруг как гром с ясного неба. 23 сентября 1995 года к маме Саши пришли военные и зачитали телефонограмму, из которой следовало, что он сам самовольно оставил свою часть и похитил большое количество оружия. В отношении него возбуждено уголовное дело, сам А. Пыленок объявлен в розыск.

С трудом оправилась Марья Сергеевна от такого удара. Не поверила. Потому, что хорошо знала своего сына: не мог он стать дезертиром. Начала звонить в часть, писать командирам.

Командиры ответили: "Есть все основания полагать, что ваш сын действительно совершил тяжкое преступление. Установлено, что он неоднократно оставлял боевые позиции, ходил в близлежащую деревню, где вступил в преступный сговор с одним из местных жителей. В обмен на продукты носил ему патроны. Тот в свою очередь, интересовался и оружием. Воспользовавшись моментом, ваш сын похитил оружие и исчез". Подписал врио заместителя командира войсковой части 3111 по работе с личным составом В. Кондрашов.

Врио командира войсковой части 3500 О. Борукаев тоже не стал щадить материнских чувств: "Со всей уверенностью вам заявляю, что рядовой Пыленок А.А. совершил дезертирство и прихватил при этом целый арсенал оружия. Вся часть в течение недели вела его поиск, но безрезультатно. По факту ухода возбуждено уголовное дело. К этому преступлению ваш сын шел в течение месяца. В ходе служебного расследования удалось выяснить, что он неоднократно оставлял боевую позицию и спускался в деревню. Там он вступил в преступный сговор с одним из местных жителей. Носил ему патроны в обмен на хлеб и овощи. Этот житель неоднократно интересовался оружием. Пользуясь доверием и бесконтрольностью со стороны командиров, ваш сын похитил оружие и исчез. Если он еще жив, то рано или поздно попадет в руки правосудия, а если его нет в живых, то винить он может только себя. Причин чтобы оставлять часть, не было. Если он появится дома, то только добровольная явка в органы правосудия, чистосердечное признание может облегчить его участь".

Мария Сергеевна не поверила и, возмущенная, что до решения суда, только по факту исчезновения сына его уже объявили дезертиром и, следовательно, преступником, решила провести свое, материнское расследование. Дома продали все, что можно, собрали денег, и мать отправилась в дальний путь, в Чечню.

В расположении части М. Пыленок встретилась с солдатами и офицерами, которые хорошо знали ее сына. Вот какие подробности происшедшего ей удалось узнать.

20 сентября 1995 года часть находилась в Ножай-Юртовском районе. Примерно в 20 часов 45 минут Александр Пыленок, одетый легко, вышел из солдатской палатки по нужде. Его видел и разговаривал с ним дневальный. Он был последний, кто видел А. Пыленка. Через 20 минут роту подняли в ружье по тревоге. При проверке А. Пыленка в строю не оказалось. Не хватало и оружия: двух автоматов, гранатомета с двумя снарядами, винтовки с оптическим прицелом, двух подствольников и 120 патронов. Однако автомат А. Пыленка был на месте, в палатке.

Из разговоров с офицерами М. Пыленок поняла: они сами не верят, что ее сын мог незамеченным выйти из палатки с таким количеством оружия, тем более что в палатке он был не один. В части до этого случая А. Пыленок характеризовался только положительно. У него действительно, как пишет его командир, не было повода дезертировать, тем более за несколько дней до вывода из Чечни. Версию, что он мог быть похищен чеченцами, очевидно даже не рассматривали.

Мама А. Пыленка поехала за правдой в Москву. И услышала обвинения, что она плохо воспитала своего сына, что он дезертир. От матери потребовали немедленно сообщить о... местонахождении сына.

Предположения о совершении А. Пыленком каких-либо деяний не дают основания считать его виновным - эту простую истину, казалось бы, все должны понимать.

Восемь месяцев судьба рядового А.Пыленка была неизвестна. Последний раз его случайно видели (узнали по фотографии) сотрудники телепрограммы "Времечко" в селе Морзой-Мохкт Ножай-Юртовского района. Он находился у одного из самых непримиримых полевых командиров Абу Хамзатова. Об этом человеке известно, что если другие командиры боевиков возвращают матерям пленных ребят, то этот - никогда. Наоборот, уже были случаи, когда матери становились жертвами этого человека. Кстати об этом маму Саши предупредили сами чеченцы, когда она пыталась искать своего сына.

Вот вам еще одна страничка ужасной чеченской войны... Которая еще неизвестно когда и кем будет перевернута.

Вместе с мамой А. Пыленка с письмом о помощи обратился к губернатору Б. Немцову и комитет солдатских матерей Нижегородской области. Они просят оказать личное воздействие в розыске и возвращении А. Пыленка.

32. ПО БУМАЖКЕ ОН ЖИВОЙ

Вот и отшумела праздничным салютом очередная годовщина Победы. Ветераны, для которых война закончилась 51 год назад, повесили свои костюмы с очередной медалью в шкафы. А их внуки продолжают воевать. И гибнуть каждый день.

Когда Любовь Ивановна Тумаева получила известие, что ее сын ранен в Чечне, тут же начала его поиски. Сколько было междугородних звонков в госпитали Моздока, Ростова-на-Дону, она сбилась со счета. Потом вдруг выяснилось, что ее Сергея в госпиталях, где лечатся раненые в Чечне российские солдаты, нет. Вместо него был записан другой, с похожей фамилией. Потом матери сообщили, что рядовой С. Тумаев пропал без вести 8 января 1995 года. Это было во время самых тяжелых боев Грозном.

Л. Тумаевой удалось разыскать однополчан Сергея, которые к тому времени уже демобилизовались. Она не знала, что ее сын попал в Чечню, ни одного письма от него оттуда не было. Он служил в элитном 137-м воздушно-десантном полку в Москве.

Первым откликнулся однополчанин Сергея Тумаева из Саратовской области. Он рассказал, что 28 ноября 1994 года их часть была приведена в боевую готовность, а 30 ноября их перебросили во Владикавказ. На Грозный десантники двинулись 10 декабря. В первый бой вступили под Асиновской. "Было трудно, но мы не вешали головы и продвигались вперед", - пишет Ю. Хазин. Описал в письме, как они уничтожили 3 автомашины с боевиками, как отбивали у бандитов ферму, прикрывали продвижение своих колонн. "Вертолеты и машины десятками увозили убитых и раненых, пишет он. - Но мы радовались победам". В январе 1995 года их часть вступила в Грозный.

Утром в тот же день, 8 января, Сергей выглядел поникшим. То ли не выспался, может быть, что-то, и предчувствовал. Он был молчаливым и безразличным", - пишет матери его друг.

Ю. Хазин подробно описал последний день жизни С. Тумаева: "Мы рванули бегом через площадь и скрылись в подвале. Обстрел был такой, что казалось все здание обрушится на нас, все ходило ходуном. Вторая группа, где был Сергей, вышла на связь: ждут конца минометного обстрела. Потом связь с группой прервалась. Через некоторое время другая группа десантников сообщила по рации, что их накрыло минами. Операцию отменили, и мы вернулись".

Ю. Хазин описал место гибели С. Тумаева: "Месиво грязи, крови, останков человеческих конечностей и одежды". Останки собрали для опознания. "Всех узнали сразу, кроме троих, потом еще двоих опознали. Один остался неизвестным. Тело его полностью обгорело, за исключением клочка на спине, пишет Ю. Хазин. - В обгорелых остатках одежды мы с Валерой нашли кусок свитера Сергея. Череп обгорел. Узнали Сергея и по отколотому зубу, была у него такая примета".

Солдаты сообщили об этом офицерам, но начмед части ответил, что С. Тумаева одним из первых отправили в госпиталь, он сам это видел. Потом офицеры и старшина роты долго искали Сергея по госпиталям. Оказалось, что в госпиталь поступил солдат с похожей фамилией. Его и приняли за С. Тумаева. Когда разобрались, офицеры записали его не погибшим, а пропавшим без вести.

Получила мама Сергея и письмо от второго его друга. "Заранее извините, но хорошего я не напишу", предупредил В. Афонченков из Смоленска. Он тоже описал последний день Сергея. "То, что мы видели, ни в одном фильме ужасов не увидишь, - пишет В. Афонченков, - мы его опознали с Юрой Хазиным, но медик, узнав об этом, стал кричать, что его отвезли в госпиталь".

Друзья С. Тумаева уверены, что останки его отвезли на Алтай, приняв за другого солдата. Его похоронила чужая мать. В плен попасть он не мог, считают друзья, потому что вокруг были свои.

"Сергей погиб, и мне больше нечего сказать" - это последние строчки письма В. Афонченкова его маме.

По имеющимся документам, С. Тумаев, тем не менее, все равно считается пропавшим без вести, то есть, возможно, живым. Не могли разобраться в этой жуткой истории в военной прокуратуре, и мама С. Тумаева сейчас вынуждена добиваться юридического признания факта гибели своего сына через суд. Как трудно изменить однажды записанную строчку в бумажке... Нет, оказывается, механизма, объяснили маме Сергея Тумаева, по которому бы ее сын был признан погибшим.

Еще один абсурд абсурдной чеченской войны...

33. СОРОК ДНЕЙ ЛЕЖАЛ В ОВРАГЕ. НУЖНЫЙ ТОЛЬКО МАТЕРИ

Когда шла война в Афганистане, советские солдаты, ее участники, нередко слышали от бюрократов: "Я вас туда не посылал", когда пытались добиться положенных правительством льгот. То время и его бюрократический аппарат давно всеми осуждены. Но вот новая война, чеченская, изменилось ли хоть что-нибудь? Почти сразу же после ее начала президент, и правительство приняли немало указов для обеспечения льгот ее участникам и родителям погибших российских солдат.

"Быстрей уйду, быстрее вернусь", - вспоминает Лидия Ивановна Гущина слова своего сына Володи, фрезеровщика автозавода, когда он получил повестку в армию. "Вот и вернулся..." - говорит она, с трудом сдерживая слезы.

Рядовой В. Гущин погиб в Чечне 11 января 1995 года. Его мама узнала об этом не сразу, но материнское сердце подсказывало, что с ним что-то случилось. Всего одну открытку получила она от сына из Чечни. Решила ехать, узнать о нем самой.

Сначала В. Гущину вроде бы повезло: служить попал в Кантемировскую дивизию. Правда, военному делу учиться не пришлось: пол года простоял дневальным у тумбочки, потом болел воспалением легких. Парень был рослый 185 сантиметров. Вместо стрельб солдаты занимались уборкой капусты на подмосковных полях, потом работали на какой-то стройке. Перед новым, 1995 годом такие вот солдаты оказались в Чечне. В. Гущин по штатскому расписанию числился водителем в танковом батальоне. Хотя водительских прав получить ему было негде - ни на гражданке, ни в армии.

Месяц пробыла в Чечне Лидия Ивановна Гущина, искала следы сына. Сначала в штабе полка, где он служил, ей дали бумажку, что сын ее жив. Потом, когда мать проявила настойчивость, командиры сказали ей, что сын ее пропал без вести. Наконец, один из солдат на фотографии узнал В. Гущина и рассказал, что он погиб еще в январе. Когда БТР из их роты попал в засаду. Погибли все трое.

- В части, где служил сын, - рассказывает Лидия Ивановна, - я с ужасом поняла, что никто из командиров даже не предпринимал попыток выяснить обстоятельства гибели этой группы, найти их тела. Проще всего было сообщить, что пропали без вести. Что они и сделали.

Месяц мать искала место гибели своего сына. Как будто чувствовала, что он еще лежит там.

- В поселке Старый Горгаз под Грозным местные жители рассказали мне, что здесь в овраге сорок дней лежали, чуть прикопанные, тела троих русских солдат, - говорит Л. Гущина. - Сколько раз люди обращались в комендатуру, чтобы приехать и забрать их - ноль внимания. Потом уж Иван Бутырин, местный житель, остановил какой-то проходящий бронетранспортер, и на нем убитых отвезли в Моздок.

Всего несколько дней не хватило матери, чтобы самой найти своего убитого сына...

- Из Моздока, там тела убитых лежат в холодильнике, сына отправили в Ростов, - рассказывает Л. Гущина, - там я его и опознала. Похоронили его только 21 апреля.

Это больше трех месяцев после гибели...

- Не могу понять, как они могли на мой запрос о судьбе сына ответить, что он жив, спустя столько времени после его смерти... - говорит Л. Гущина.

В августе 1995 года Л. Гущина подала иск на Министерство обороны о возмещении морального и материального ущерба в связи с гибелью сына. Краснопресненский суд Москвы, по месту нахождения Министерства обороны, иск не принял. И объяснил матери, что за гибель ее сына должен отвечать... военкомат по месту призыва. Подала кассационную жалобу на этот ответ в Московский городской суд - ее оставили без удовлетворения. Маме объяснили, что ущерб ей был причинен в связи с призывом ее сына на службу в армию, стало быть, и отвечать должен военкомат, а не Министерство обороны.

Л. Гущина подала в суд на часть, в которой служил ее сын, на командование Кантемировской дивизии. Представитель части остроумно ответил, что ее сына они отправляли не в Чечню, а на сборный пункт в Таманскую дивизию, поэтому и их вины в гибели В. Гущина нет. Между тем по уже существовавшим тогда законам В. Гущина отправлять в Чечню без его согласия и учитывая его семейное положение, не имели права. Суды фактически взяли сторону армии, а не закона. В Московском городском суде Л. Гущиной два раза отказывали в иске.

- В Чечне мы объехали всю округу - никто из военных и пальцем не пошевелил, чтобы нам помочь, - рассказывает Лидия Ивановна Гущина. Жизнью я не дорожу, она мне не нужна, вот и хожу, нервы мотаю по судам. Если бы все матери так же ходили, война бы давно кончилась.

Л. Гущина хочет доказать, что в гибели ее сына виноват не Автозаводский райвоенкомат, а Министерство обороны и правительство, отвечающее за политику на Кавказе. Впрочем, судилась она и с Автозаводским военкоматом, чтобы тот, как это положено по закону, оплатил расходы на похороны. Этого удалось добиться через год после гибели сына.

За полтора года войны в Чечне уже погибли десятки нижегородцев. Задаю вопрос Н. Жуковой, заместителю комитета солдатских матерей Нижегородской области:

- Есть ли примеры в нашей области, когда бы положенную по закону компенсацию за гибель сына выплатили полностью?

- Ни одного, - был твердый ответ.

34. ВОЙНА, НАВЕРНОЕ, ЗАКОНЧИЛАСЬ. НО НЕ ДЛЯ ПЛЕННЫХ

Из командировки в Чечню вернулись члены комитета солдатских матерей Нижегородской области Н. Жукова и Г. Лебедева.

- Наталья Станиславовна, как вы добирались до Чечни?

- Выехали мы 8 августа поездом до Минеральных Вод, потом электричкой до Моздока. Там уговорили вертолетчиков взять нас с собой до Ханкалы. Летели вместе с контрактниками, они все пьяные в дугу. На нас с такой бравадой: "А вы зачем в Чечню?" - "А вы зачем? - отвечаем. - Убивать очень хочется или быть убитыми?" Потом этих контрактников всех отправили обратно. Как ни просились в Ханкале взять нас с колонной в Грозный - ни в какую, дорога так обстреливалась, что носа не высунешь. В Ханкале переночевали в вертолетном полку. Всю ночь - стрельба, бухает тяжелая артиллерия, "Грады" стреляют так, что вагончик подпрыгивает, сполохи по всему небу, слева Аргун горит, справа - нефтехранилища в Грозном. В Ханкале к штабу нас не подпустили даже близко. Потом все же направили в казарму, где разместились матери, разыскивающие своих детей. Многие живут здесь давно, со всей страны. Такое рассказывают жутко слушать. Обменялись фамилиями, фотографиями, разыскиваемых солдат.

- Главной целью вашей поездки были поиски наших пленных солдат...

- Да, но уж очень большую задачу мы перед собой поставили: разыскать более ста человек. Никто из командиров, с кем мы встречались, толком не знают, где наши части стоят, да еще эта вспышка военных действий... Из 245-го мотострелкового полка 27 человек в плену. Пленные из этого полка практически брошены на произвол судьбы, из 166-й мотострелковой бригады - 42 человека в плену, в том числе 7 нижегородцев.

- Вам удалось побывать в этой мотострелковой бригаде?

- Ездили туда, она стояла в это время под Шали. Встретили там нас очень плохо, чуть не под конвоем водили. Боевых действий в эти дни бригада не вела, обеспечивала в поле встречу Лебедя и Масхадова. Встретились с врио командира бригады полковником Переслегиным, представились, сказали, что мы по делам пленных. Ответил он так: "Я за них ржавого гвоздя не дам".

- Почему?

- В бригаде считают, что в плен на том блокпосту в марте нынешнего года попали по пьянке. Хотя это не так. У нас есть письмо от одного из пленных офицеров, он рассказал, как все было на самом деле.

- А живы ли эти наши пленные?

- Когда мы встретились с заместителем главы администрации Шали и показали фотографии этих пленных, он сказал, что они живы. Потом мы узнали, что чеченцы расстреляли десять наших солдат. Эти пленные были у самого Масхадова. Расстреляли и офицера переславшего письмо. Не знаю, как рассказать об этом его жене...

- А с Лебедем, случайно, не удалось встретиться?

- Окружение Лебедя уводило его от нас кругами. И из бригады нас приказали срочно вывезти вертолетом в Ханкалу. Мы поняли, что у командира 166-й бригады и чеченцев из Шали хорошие отношения, они могли бы нас свести с полевыми командирами в Чечне.

- Как работает в Чечне комиссия по розыску и обмену военнопленных?

- Их две, от федеральных и внутренних войск. Как работают: собирают сведения о пропавших без вести у мам. Из Ханкалы никто из комиссии не выезжает. Федеральная служба безопасности, похоже, работает только с теми, кто уже как-то вырвался из плена, - тоже не помощники.

- Так что же реально делает эта комиссия по розыску военнопленных?

- Возглавляет ее полковник Бенчарский. У него такой ритуал: каждый день в 16 часов выходит из штаба к мамам и сообщает, что ничего нового нет, но как только что-то узнает, сообщит. Мамы в сотый раз рассказывают ему про своих сыновей. Это общение армии с родителями очень похоже на политинформации. Однажды нам сказали, что мы плохо воспитали своих детей, раз они не пишут столько времени. Мамы в эту комиссию по розыску не верят, но все равно оттуда не уходят.

- А сколько же всего, по данным комиссии, наших солдат в плену?

- Сколько точно, сказать нельзя, не меньше тысячи. Эта комиссия по розыску пленных - для галочки, буфер между штабом группировки и родителями. Если пленных и возвращают, то в основном сами мамы. А потом военные записывают их на себя.

- У вас были встречи с чеченцами?

- Конечно. Когда нас вывезли из Шали в Ханкалу, мы все же решили ехать туда снова. Каждый день пока мы были в Ханкале, оттуда вылетали по 5-6 вертолетов с убитыми солдатами, до 60 трупов в каждом вертолете. Поехали из Моздока на автобусе через северные районы Чечни. Через 11 блокпостов. На одном из них солдат проверил наши документы и попросил выйти из автобуса. Мы думали, что задержат, а он вдруг говорит: "Делайте же хоть что-нибудь, чтобы эта война закончилась!" Чеченцы молодежь, на нас смотрели косо, но агрессивности мы не чувствовали. Чеченцы часто давали нам понять, что они в этой борьбе правы, давали нам почувствовать свое превосходство. Рассказывали, например, вот такую легенду: два русских батальона всю ночь лежали в грязи, а перед ними гулял осел с привязанным магнитофоном, откуда доносились крики: "Аллах акбар!"

- Как ваша женская интуиция подсказывает: кончилась ли война?

- Война, наверное, кончилась. Но, не для пленных. Генералы не навоевались - однозначно, и еще бы повоевали. Встретились с одним старшим лейтенантом из Шумиловской бригады - Лебедя ругает, на чем свет стоит, что не дал добить боевиков. А у самого в роте всего 14 солдат осталось. Самое страшное, что выведут войска - и никто пленными заниматься не будет. Да и не отдадут их чеченцы даром: столько мы там всего разрушили. Пока не будет объявлена амнистия всем - и пленным, и чеченцам, пленных они не вернут.

- То есть чеченское эхо будет еще долгим...

- Скоро будет обвал трагедий в семьях: начали работать эксгумационные команды. Всех эксгумированных отвозят в Ростов-на-Дону, мы там были, в лаборатории, где проводят опознание. До 40 процентов, как нам там сказали, погибшие не опознанные. Да и как можно опознать, если много обгоревших обрубков, без головы и ног. Есть и такие, чья личность установлена, но матери их не забирают: не верят, что это их сын! Ведь только на конец 1995 года было 10 тысяч погибших солдат, а, сколько мирных жителей - не знает никто.

- И все-таки, какой главный итог вашей поездки в Чечню?

-Двоих ребят нам удалось демобилизовать прямо на месте, о семидесяти узнали, они были точно живы на 16 августа.

35. ДЕВЯТЫЙ ДЕНЬ

В четверг 14 марта 1996 года, на девятый день после того, как в Грозном погибли 10 офицеров-нижегородцев специального отряда быстрого реагирования РУОПа, помянуть их приехали на кладбище родные и товарищи.

Гнетущая тишина под ярким мартовским солнцем стояла на кладбище в Марьиной роще. Семь свежих могил, укрытых венками. На больших фотографиях молодые, красивые лица. В этих могилах мог бы лежать любой из сотрудников РУОПа. Судьба распорядилась по-иному. Выплаканы глаза у матерей и вдов, мужчины с трудом сдерживают слезы...

Как это все случилось? Пока ясной и полной картины трагедии 6 марта нет. Подробный отчет и выводы будут готовы через несколько дней. Генерал И. Кладницкий и его заместитель В. Пронин смогли рассказать о случившемся лишь в общих чертах.

Отряд прибыл в Грозный 6 февраля, до конца командировки оставалось 10 суток. В его составе был 21 человек, все мастера своего дела, много раз участвовавшие в захватах вооруженных преступников. Задача отряду была поставлена такая: зачистка Грозного от преступных элементов. В Грозном в это время было семь специальных отрядов быстрого реагирования из различных регионов страны, каждый из них дислоцировался при комендатурах. Нижегородцы работали в Старопромысловском районе города.

До 6 марта обстановка бала относительно спокойной: дудаевцы стреляли, но в основном по ночам. Кто из высшего начальства отдал приказ снять с окраин Грозного блокпосты и вывезти за его пределы подразделения федеральных войск, пока неизвестно. Бандиты этим умело воспользовались: в город практически беспрепятственно их проникло несколько сот человек.

- Бой начался около 9 часов утра, - рассказывает В. Пронин, - один из СОБРов попал в засаду, потом запросили помощи от Перми и Кургана. Бандитов было в 10-15 раз больше, чем наших. Плотность огня была ужасной. Наши пошли на помощь на четырех бронетранспортерах, еще на двух - отряд из Чувашии. Бандиты засели в пятиэтажных домах, расстреливали наших сверху.

Четыре часа шел бой, и все это время наши просили помощи у армии и у внутренних войск. Подошла только одна БМП внутренних войск. Отряд нижегородцев был блокирован под кинжальным перекрестным огнем. Дудаевцы применяли и "шмели", которые в российской армии еще большая редкость. Двое нижегородцев, оставшийся в живых, были ранены именно этим оружием. Изготовленным на российских заводах, руками русских же рабочих. "Шмель" это огнемет вакуумного взрыва. При попадании такого снаряда в помещение там выгорает все мгновенно.

Только вечером подошла, наконец, помощь - несколько танков. Вынести ночью убитых и тяжелораненых с открытой местности не было возможности, это сделали только утром следующего дня, и то благодаря армейскому лейтенанту, который согласился дать три танка для прикрытия. В этом бою мог погибнуть весь отряд, остальных спасли бойцы СОБРа из Томска, прикрыв их огнем.

Ночью умерли, истекая кровью, те, кто был ранен. Кого-то, наверное, добивали бандиты. С убитых они сняли оружие и бронежилеты, обшарили карманы.

Вопрос, почему находящимся под убийственным огнем офицерам не помогла армия с ее тяжелым оружием, надо задавать высшему командованию.

- Пожалели танки, - считает генерал И. Кладницкий, - хотя у дудаевцев тут сильных противотанковых средств и не было. Отряду были поставлены задачи, которые он по своей специфике и не должен выполнять. Если штурмовать дом, то, как же можно действовать без вертолетной поддержки, артиллерии, разведки.

До 70 процентов составили потери СОБРов в Грозном в эти дни. Там был цвет, элита МВД.

- Мы еще к июню прошлого года могли бы покончить с бандитизмом в Чечне, - считает генерал И. Кладницкий, - За три месяца командировки (генерал И. Кладницкий командовал тогда сводным отрядом МВД) для этого были созданы все предпосылки. Внезапно получили приказ свернуть подготовку. Начался переговорный процесс...

Как объяснить вдовам и детям погибших, за что погибли их мужья и отцы? Кто ответит за то, что люди были фактически подставлены, обречены на уничтожение? Кому-то, очевидно, было очень надо, чтобы кровь разделила армию и МВД, посеяла между этими силовыми структурами недоверие.

... Когда сестре погибшего старшего лейтенанта Алексея Кудрявцева сообщили о гибели брата (он сирота), она так зарыдала, что и собака, будто почуяв, что хозяина уже нет в живых, жутко завыла на весь дом.

36. ДЕВЯТЬ ДНЕЙ ОСАДЫ В ГУДЕРМЕСЕ

В числе тех, кто накануне Нового года оказался блокированным боевиками Дудаева в Гудермесе, был и отряд Волго-Вятского управления внутренних дел на транспорте. Ваш корреспондент встретился с его майором милиции В. Мозолькиным, только что вернувшимся оттуда.

- Владимир Викторович, зона ответственности вашего отряда была...

- Участок железной дороги от Гудермеса до Хасавюрта, мост через Сунжу. В отряде был 21 человек, все, кроме меня, в Чечне были впервые. Кроме нашего, в Гудермесе оказались еще отряды из Москвы, Мордовии и Чувашии.

- Какой была обстановка до того, как вы попали в осаду?

- Днем - спокойно, а по ночам нас обстреливали из гранатометов. Ответного огня мы не открывали. Днем в городе часто можно было встретить чеченцев с автоматами. Мы их останавливали для проверки документов, но не задерживали: такой приказ. Хотя все они были с зелеными повязками на головах, и автоматы на веревках. Когда я там находился в мае, порядка было больше, с оружием чеченцы не ходили, в декабре же - беспредел. В Гудермесе есть районы, куда мы и не совались. Да и в Грозном окраины контролируются дудаевцами полностью. Проехать боевикам в Гудермес и провезти оружие - не проблема, хотя блокпосты на дороге есть. Нас, когда мы туда ехали, проверяли из чеченского ОМОНа, все они были с зелеными повязками.

- Как вы оказались в осаде?

- Утром 14 декабря, только закончилась молитва, ее хорошо было слышно по громкоговорителям, нас обстреляли из гранатометов. Потом начался автоматный и пулеметный огонь. Окружили нас полностью. Укрылись мы не в здании вокзала, как об этом сообщали по радио, а в хладокомбинате. Было нас 130 человек плюс еще 10 гражданских проводников и 12 солдат, сопровождавших грузы. Вагоны, в которых мы располагались, сожгли на второй день. Хорошо, что вовремя успели перенести в здание хладокомбината боеприпасы и продовольствие. Был и запас воды. Когда она кончилась, стали собирать снег. Обстреливали нас очень интенсивно, в том числе и из минометов. Против нас действовало около сотни чеченцев, мелкими группами. Иногда они подбирались и на 15 метров.

- Вы не пытались вырваться из окружения?

- А куда? Нас бы перебили как куропаток. Из комендатуры на станции попытались вырваться - 32 человека попали в плен. Чеченцы полностью блокировали 33-ю бригаду внутренних войск, она потеряла 20 человек убитыми и 4 бэтээра. Потом когда все закончилось, мы узнали, что в тот день в Гудермес вошли 800 боевиков, а всего их было там до 2,5 тысячи.

- У вас была связь? Просили помощи?

- Была радиосвязь с бригадой внутренних войск и комендатурой. Когда было очень тяжело, просили поддержку вертолетами, но нам ответили, что нельзя - боялись потерь местного населения. Хотя все давно отсюда ушли. Один раз вынуждены были вызвать на себя и огонь артиллерии. Слушали радио и удивлялись: нас атакуют, а сообщения - что в Гудермесе выборы проходят нормально.

- Вам предлагали сдаться?

- Два раза выходили их парламентеры с белыми флагами. Да и так то, и дело кричали: "Аллах акбар! Сдавайтесь!" Мы отказывались, тогда сразу начинался плотный огонь. Против нас воевала личная гвардия Масхадова, "белые орлы".

- Потери, какие были?

- Убили парня из Москвы, у нас в отряде двое раненых и шестеро контуженных. Одному оторвало руку, так он с нами и сидел все время. Тяжело раненых из всего отряда в 130 человек было 4-5 и 18 легко. Медикаменты и врач были. Восемь человек были ранены, когда по нам стали стрелять ракетами. Еще 4 дня мы бы продержались... Сначала мы и не ждали помощи, знали, что в Чечне, да и везде идут выборы. Но вот числа 19-го... Ругались, конечно, что помощь не идет. Наших видели издали, на сопках, с танками.

- Как вас деблокировали?

- Утром 22-го, когда обстрел прекратился, послали женщин-проводниц на разведку. Выяснилось, что никого уже нет, боевики ушли. А потом и наши появились на бронетранспортерах. Осталось впечатление, что наши ждали, когда чеченцы сами навоюются и уйдут.

- Вы и ваши люди понимали, за что воюете?

- Нет. Главное было - остаться в живых.

- Как, по-вашему: можно там все же навести порядок?

- А там никто и не хочет его наводить.

37. КАВКАЗСКИЙ ПЛЕННИК No...

- Сергей вставай, мы в плену.

- Какой еще плен? Чего ты гонишь? - Контрактник Сергей Бузенков с трудом продрал глаза и ему в лицо уткнулся ствол автомата. Хозяин его, бородатый чеченец в снаряжении рейнджера, недвусмысленно передернул затвор.

Стояла черная чеченская ночь 8-го марта 1996 года. Впереди была почти верная смерть, а позади - далекая мирная жизнь, несладкая и бестолковая.

Отслужив срочную в стройбате, Сергей Бузенков вернулся в родное село, но его руки тракториста были никому не нужны. Промотался полгода, срывая кое-где шабашки, но разбогатеть не удавалось. Некуда было бедному крестьянину податься, так и пришлось идти в военкомат, проситься снова в родную Российскую армию.

В начале февраля 1996-го его направили в 166-ю Тверскую мотострелковую бригаду, а уже 13-го он оказался в Чечне, в числе нескольких десятков таких же, как он, кто решил с помощью войны решить свои мирные проблемы.

- Бригада стояла у Шали, - начал свой рассказ Сергей, - нас занесли в списки, выдали оружие и отправили на 15-й блок пост, который контролировал у села Мискер-юрт дороги на Ростов, Шали и Хасавюрт. Было нас 38 человек, в том числе два капитана и два лейтенант, танк Т-80 почти без горючего и три БМП, из них одна не на ходу.

- В чем заключались ваши обязанности, Сергей?

- Должны были досматривать машины. Боеприпасов хватало, а вот с питанием было плохо. Хлеб и консервы привозили раз в десять дней, поэтому мы ходили в село на рынок, где брали продукты.

- А деньги где находили на это?

- "Бабки" снимали с проезжающих чеченцев.

- Как это "снимали"?

- Просто. Машину остановим и берем тысяч по пять-десять. Если не останавливается - стреляем в воздух.

- И как к вам тогда относились чеченцы?

- Нормально. Один раз только была неприятность: ехал автобус с зашторенными окнами, не остановился и один из наших дал очередь. Ранил маленькую девочку, в ноги попал. Чеченцы долго его искали, пришлось парню уезжать домой.

- Предлагали ли чеченцы продать им оружие, патроны?

- Зачем? У них своего навалом. Один чеченец, наркоман, все надоедал, чтобы мы купили у него автомат за триста тысяч.

- Перед тем, как всех взяли в плен, предвещало ли что-нибудь беду?

- Накануне я ездил в бригаду, пулемет ремонтировать, он у меня заедал после третьего рожка, вернулись вечером. На посту я стоял с 10 до 12 ночи. Все было тихо, отстоял и лег спать. Тут нас и взяли. Пришли чеченцы со стороны села, чтобы мы не стали стрелять. Часовых сняли, а когда меня разбудили, в оружейных ящиках уже и автоматов не было. Вышел из вагончика чеченцев человек двадцать, наши сидят на корточках, все с поднятыми руками. Обыскали всех и в КамАЗ под тентом. Ловко они все провернули. Потом я узнал, что на другой день наши саперы приехали в село и им на рынке рассказали, что весь блокпост взяли в плен. Послали броне - группу, но на наши позиции из нее только в бинокль посмотрели. К обеду приехали наши на блокпост, но там никого уже не было.

- И куда же вас всех повели, когда взяли?

- В Шали. Наши блокпосты стояли на окраинах, а сам город контролировался чеченцами. С нами был один солдат - срочник, брал он это Шали три раза и каждый раз получали приказ уходить. Привели в комендатуру, в подвал. Перед этим все у нас отобрали - бушлаты, перчатки, кольца, часы. Ротного заставили написать список и указать, кто срочник, кто контрактник. Он всех, кто младше тридцати, записал в контрактники. Да у чеченцев оказалась и штатная книга, где все мы были записан, так что врать не было смысла. Ночью посадили нас всех на броню танка и БМП, выехали на трассу, объехали свой блокпост, потом горной дорогой, по речке. Оказались в селе Маркиты, бывшем колхозе имени Орджоникидзе. Закрыли за железной дверью в бухгалтерии, офицеров держали отдельно. Лежали друг на друге, так было тесно.

- Как к вам относились чеченцы?

- Утром стали вызывать в их особый отдел. На каждого завели досье, сфотографировали. Потом пришли какие-то корреспонденты, арабы или турки, сняли нас на видео. Построили и стали развлекаться: заставляли обзывать матом Ельцина и Завгаева. Кто не очень старался, заставляли отжиматься, кричать "Аллах акбар!". Наш ротный Афган прошел, внутренние органы все болели, но и его заставляли отжиматься. Потом офицеров и срочников от нас отделили. Это потом я узнал, что их всех расстреляли летом. Хотя расстрелять должны были нас - чеченцы особенно ненавидят контрактников.

- Били вас?

- Когда привезли в Гойское, подлетел молодой чеченец и давай нас мордовать. Как хотел, пока его свои не уняли. У полевого командира Салмана была такая забава: поставит у дерева, наведет ствол и стреляет. Стоишь, ни жив, ни мертв. И ржет, как жеребец. Набили нас в камеру в Гойском человек сто, были еще строители из Пензы и Волгограда, вдруг ворвался молодой чеченец с топором и давай бить, кого ни попадя обухом. Володя Котляров ранен был, когда нас в плен взяли, пулей в живот на вылет - он и его, по ране. Готов был убить нас всех. Одного омоновца забил до смерти. Выводили из камеры по пять человек, и бьют несколько человек одного. Ползком в камеру возвращались. Станешь отбиваться - сразу в расход. Воронову из Ярославля почки отбили, другому - ключицу прикладом сломали.

- Часто перегоняли с места на место?

- Когда срочников и офицеров отделили, нас с блокпоста осталось из 38 человек 23. Добавили еще двоих механиков-водителей и повезли в Старый Ачхой. Машина в гору не пошла - пешком. Наши обстреливали это место, пришлось перебежками. Прошли через Орехово, там все дома разбиты, а такие были дворцы! Посадили в подвал, там оказались еще наши энергетики, из разных городов, человек двадцать. Пришел Салман, дал ножницы: "Всем на голове выстричь кресты". Державину Паше из Костромы сам выстриг. Потом из села привели в какое-то ущелье, здесь был их лагерь. Погода - дождь, грязь, все устали, как собаки.

- Была возможность бежать?

- Я несколько раз предлагал своим: "Давай разыграем что-нибудь и захватим оружие, будь что будет", но из штатских всегда отговаривали, боялись. А духом я никогда не падал, только и думал, как бы смыться. Началась бомбежка - наши самолеты, не видно их было из-за густого тумана. Бросали глубинные бомбы - огромные такие воронки. Шестерых из нас, пленных, убило осколками. Ромку из Воронежа осколком в шею, Щербинину - в живот, а кровь изо рта пеной пошла. Одному солдату из 245-го полка пятку оторвало, он сам себе ногу перетянул. Паника была сильная, но куда тут бежать? Юрика из Рязани, со мной лежал, тоже ранило. Одному осколок попал в позвоночник, видел, как у него глаза закатились. Майору из ФСБ, пленному, осколок попал в затылок и вышел изо лба. Чеченцы после бомбежки закричали: "Раненых - к убитым!". Думаю, значит добьют. Юрик закричал: "Не бросайте, мать у меня с ума сойдет!". Сделали ему носилки, но чеченец сбросил его: их командира ранило. Перед бомбежкой нас собирались покормить, на костре стоял бак с сечкой, его опрокинули при панике и ребята бросились эту кашу с земли подбирать, горстями. А с неба - бомбы. Андрей из Брянска в это время сумел у чеченцев со стола четвертинку хлеба стянуть, разделили потом. Салман его плеткой исхлестал. Чеченцам при бомбежке страшно было, и все время кричат, себя подбадривают: "Аллах акбар!". Убитых своих похоронили в одной яме. Потом согнали нас чеченцы в кучу, считали, считали, никак не могут сосчитать: темно и мы все время с места на место, путаем их. В это время и сбежал Володя из Рязанской области. Но я об этом потом узнал. Он первый раз сбежал, когда нас везли на машине, но чеченцы поймали. Была и у меня мысль сбежать, но еще не пришел в себя после бомбежки. А Володю чеченцы даже не хватились. Утром опять пошли, в горы. Опять бомбежка, но в этот раз никто не пострадал. Привели в какую-то землянку. Потом команда: "Больные и старики остаться, контрактники выходи". Я забился в угол, но меня кто-то из своих выдал. Побили, но немного, "рекламную паузу" показали.

- Сергей, а как ты все же сбежал?

- Повели нас блиндажи строить и дрова пилить. Я что-то отстал, и то в одной группе, то в другой. Стал приглядываться по сторонам - охрана стоит. Ухватил ложкой жир из бачка, ягод прошлогодних, гнилых, поел. Доверили мне топор жердей нарубить. Предложил одному энергетику вместе бежать - он испугался. Думаю, сдаст еще, и решил один. Боком-боком и в кусты. Как рванул, до верхушки горы бегом, с нее - бегом, пока силы не кончились. Куда иду - и сам не знаю. Слышу - где-то бомбят. Бой идет, значит, думаю, с какой-нибудь стороны должны же быть наши. Вижу - следы от танка, вдалеке БМП стоят, кто-то ходит, стреляют. Идти боюсь - вдруг на мину-растяжку попадешь. Вижу - в мою сторону БМП едет. Спрятался, но потом все же решил идти на эти БМП. Солдат на меня автомат наводит: "Кто такой?". Я руки поднял: "Из плена", - "До х... вас тут из плена выходит" - "А что, еще кто-то был?". Дал покурить, по рации в штаб доложил обо мне. Потом оказалось, что как раз здесь вышел к своим и Володя из Рязанской области, который сбежал раньше меня. Вышел я к уральцам, в 324-й полк.

- И как встретили свои?

- Обыскали, и в ФСБ, начали расспрашивать. Врач осмотрел, поесть дали. Потом на "вертушке" в Ханкалу с генералом Кондратьевым. Там меня привезли в штаб, к генералу Тихомирову, был еще генерал Квашнин. Все им рассказал, как наших из плена выручить - бронегруппу послать или десант на вертолетах. Но у них были какие-то свои планы.

- И что, наше командование не пыталось выручить пленных?

- Когда нас взяли, блокпост, командование вызвало старейшин и пообещало разнести село, если нас не вернут. Но они вернули только сорок автоматов. Одного только обменяли нашего, за тысячу баксов. Вернулся в бригаду начались наезды, что пропили мы блокпост. Потом все же нормально относиться стали относиться.

- Сергей, вот ты вернулся из плена. Злой на чеченцев?

- С одной стороны - да, а с другой - нет. Я понимаю тех из них, у кого наши дома разбили, семьи погибли. А вообще - они нас ненавидят всех. Я бы их тоже куда-нибудь на Северный полюс сослал.

- Можно ли было победить чеченцев силой, как ты думаешь?

- Да если бы дали нам волю! А то: это нельзя, туда не стреляй, одни ограничения. Можно было победить и в военных операциях, мы сильнее. А еще лучше, как Жириновский предлагал: разбомбить все и дело с концом. Патриотов у нас мало, а то собрать бы одних добровольцев. Я ведь пошел по контракту сначала только из-за денег, никаких патриотических мыслей у меня не было.

- Как жить думаешь, Сергей?

- Год как вернулся, а работы так и не нашел. Придется опять в армию идти. Ну, куда мне деваться теперь?

... Из 10 солдат 166-й бригады, адреса которых дали в Твери комитету солдатских матерей, ответил, кроме С. Бузенкова, только один. Володя из Рязанской области, который тоже бежал из плена. В письме он категорически отказался рассказать что-либо, ссылаясь на запрет ФСБ. Мама еще одного парня, которого обменяли за тысячу долларов, написала, что сын ее, вернувшись, попал в беду. Точнее, в милицию, потому что привез из Чечни сувениры - несколько патронов. Остальные ребята не ответили. Значит, в они все еще в плену.

38. В РОСТОВЕ СТОЯТ ПЯТНАДЦАТЬ ВАГОНОВ С КОСТЯМИ РУССКИХ СОЛДАТ

Рано радоваться, что война в Чечне закончилась. Эхо ее будет еще долгим и страшным. До сих в плену у боевиков находятся около полутора тысяч наших солдат, а в Ростове-на-Дону в 15 вагонах-рефрижераторах - более тысячи неопознанных останков. Оттуда только что вернулась Татьяна Константиновна Копшева, которая безуспешно пыталась найти останки своего сына Саши.

Она приняла таблетку валидола, вытерла слезы и начала рассказывать:

- Саша был призван 9-го января 95-го Советским райвоенкоматом. Последнее письмо от него получила 23 февраля 96-го из Коврова, что его отправляют из учебки служить в Тверь, уже есть запись в военном билете. Когда долго не было писем, я пошла в военкомат, там мне сказали, что мой сын дезертир, он не прибыл в часть. Но это же невозможно! Он охотно пошел в армию. В начале мая мне принесли записку от сына: "Я в плену у чеченцев, но не беспокойся, меня скоро должны обменять".

- Татьяна Константиновна, как вообще могло так получиться, что его посчитали дезертиром?

- В Тверь отправили только документы, а солдат - в Чечню. Из-за неразберихи их и посчитали дезертирами. Но это еще что - на сына и группу его товарищей возбуждено уголовное дело, что они сдали блокпост чеченцам. Хотя ребят уже нет в живых, на расстрелянных чеченцами возбудили уголовное дело...

- А это как могло случиться?

- Их взяли в плен 8 марта этого года, 38 человек из 166-й мотострелковой бригады, в 4.15 утра, будто бы пьяными. Но все было не так. Мне рассказали ребята, кому удалось вернуться из плена, что накануне они получили приказ поставить все оружие в пирамиду. Поэтому их и взяли без сопротивления. Этот блокпост мешал боевикам, стоял на дороге, по которой им поступало оружие. Снять блокпост командование не имело права и, вероятно, было устроено так, чтобы чеченцы захватили их в плен. Ой, я вам такого могу наговорить, что вы напечатаете и вас, потом с работы уволят...

- Как вы искали сына, Татьяна Константиновна?

- Когда узнала, что он в плену, пошла в военкомат за помощью, там денег на дорогу не было, поехала одна, помогли добрые люди. Сначала Грозный. Там такие разрушения, так было страшно, что я три дня заикалась. Где я только не была в Чечне, знаю ее сейчас лучше Нижегородской области...

- Как вам помогали наши и как чеченцы?

- На блокпостах что творится - не описать... Кругом валяются использованные шприцы, контрактники все обкуренные или пьяные сидят, а солдаты - срочники голодные, с синяками, в тапочках, спрашивали у нас хлеба все время. Контрактники туда приезжают только пить и стрелять. Сами чеченцы запретили своим женщинам продавать на блокпосты водку, потому что там перепьются и стреляют друг в дружку, и куда ни попадя. От офицеров в Ханкале слышала: "Мы из двести пьяной бригады..." Ко мне один контрактник пристал, за версту от него водкой несло: "Какая ты мать? Ты что, его в одиннадцать лет родила? Мало тебе дома мужиков, так еще в Чечню приехала?". Посадили меня в подвал, в туалет под автоматом выводили. Потом уж меня одна чеченка выручила. А когда ехали на красных "Жигулях", водитель и мы, три женщины, вертолет нас обстрелял. Летчику хотелось просто поиграть пулеметом. Чеченка меня прикрыла своим телом. В Аргуне я жила в одной семье - у женщины погибли трое сыновей, семь детей остались сиротами, и сама она на костылях. Как мне было стыдно за Россию все это время... Столько сожженных сел, а видели бы вы, как трясутся дети, если раздаются взрывы, это непереносимо... Бывали случаи, что наши вертолеты стреляли по аулам, если узнавали, что здесь матери ищут своих пленных детей, чтобы замести следы. Стали пропадать уже и матери солдат, которые ищут своих детей. А сколько случаев, когда с вертолетов сбрасывают блестящие мешки с телами... У чеченки, где я жила, это в самом Аргуне, жил наш паренек, Денис, из Подмосковья, такой маленький, худенький, весь в болячках. Привел его контрактник: "Кому работник нужен, дешево продам, за двести тысяч".

- Русский продал русского в рабство?

- Ну да. Женщина сбегала к соседке за деньгами и купила, четыре месяца он у нее жил, пока мама за ним не приехала. Один боевик рассказал мне такую историю: в ущелье расположилась наша часть с техникой, чеченцы могли бы ее разбить или в плен взять, а потом подумали - зачем, кормить же придется. Сначала солдаты стали ходить в аулы за едой, а потом и вообще разбегаться. Кончилось все тем, что прилетели наши вертолеты и ущелье разбомбили. Погибли 389 наших, и цифру запомнила, а списали все на чеченцев. Чеченцы говорят, что знают домашние адреса всех наших генералов, офицеров и летчиков, вырежут всех, но все простят, лишь бы война быстрее закончилась.

- Как вы узнали, что с вашим сыном?

- В одном ауле раненый боевик по фотографии узнал и сказал, что в живых его нет, расстреляли 12 июня. Наши начали бомбить это место, надо было уходить, а пленные были все слабые, вот их и расстреляли, чтобы легче уйти. Нашли их 18 июля, десять человек, тела уже начали истлевать. Поехала в Ростов-на-Дону, в судмедлабораторию. Там сотни мам, сутками смотрят видеозаписи, чтобы опознать своих детей, останки им не показывают. Там даже в столовой невыносимый трупный смрад... Пока я смотрела, искала своего, привезли останки еще 35 человек, да в Ханкале ждали вертолета еще останки 45 солдат. Одна мама четыре могилы раскопала, пока своего сына не нашла. Самое жуткое это видеть радость родителей, которые находят кости своего сына. Радость, вы понимаете... Одна мама узнала своего сына только по ногтям. Когда я смотрела видеокассету, то в описании останков под номером 481 увидела записку со своим адресом. Стали работать с этими останками, но не совпали данные крови и рост меньше, чем у моего сына. У всех десятерых были страшно разбиты лица. У другого похожего череп был совсем не моего сына. Можно бы сделать экспертизу по ДНК, но это стоит 18 миллионов, таких денег в судмедэкспертизе нет. Есть еще вариант: определить по флюорограмме, но ее не оказалось в личном деле, хотя я сама относила вместе с сыном в военкомат. Куда отправили документы сына, вообще непонятно: то во Владимирскую прокуратуру, то в Костромскую. Я все время там молила Бога, чтобы он не отнял у меня разум. Если найду косточки своего сына, то буду чувствовать себя самой счастливой женщиной на свете...

Приложение No1

Выписки из карты признаков военнослужащих, находящихся на опознании в 124-й судебно-медицинской лаборатории Северо-Кавказского военного округа (предоставлен комитетом солдатских матерей Нижегородской области.)

Особые приметы одежды (цифры - номер опознаваемого, данные - все, что имелось при трупе)

11. Нательный крест из белого металла, шлемофон танкиста.

37. Оржавленная кружка часов.

42. Часы "Слава", на них надпись: "Папе в день 60-летия. Саша, Гала 883638 (возможно, Маленьких, Имамов, Сухарев, Барабин, Мохов, Ануфриев, Казбеков, Капустин. 81 мсп, инф. м-ра Соколова)

47. Сапоги с надписью "Кагарманов".

50. На теле медный крест фигурной формы с надписью "Спаси и сохрани".

57. На теле цепочка из белого металла с изображением Спасителя и надписью "Спаси и сохрани".

218. Нательный крестик с распятием Иисуса Христа.

229. На брюках надпись: "Наприенко 9589814" (Наприенко жив, 81 мсп.) В Чечне не был, свое обмундирование передал молодежи, помнит имена Дима и Олег, 1 рота 81 мсп.

253. В х/б "Наприенко", на сапоге "Фоменко", в сапоге "Шашков" (по УрВО сведений нет).

254. Алюминиевая ложка с надписью: "7 мср" и "Ищи

мясо сука".

481. 7 фотографий, листок блокнота с адресами: 606019 Нижегородская обл., г. Дзержинск, ул. Черняховского, офицерское общежитие, Бараненко Людмиле Петровне. Далее следуют адреса.

485. Молитвенный пояс. Кубик деревянный для игры в кости самодельный.

523. Самодельный брелок из 2-х патронов калибра 5,45 с цепочкой.

534. Труп доставлен обернутым в женское демисезонное пальто коричневого цвета.

543. В кармане обнаружен магазин от ПМ с 8 патронами (возможно из 205-й омсбр 1 батальон).

561. Часы "Пограничные", письмо.

574. Брелок из патрона 7,62 с цепочкой и английской булавкой, ложка с надписью "Ищи мясо".

579. Значок "Россия" с изображением Георгия Победоносца.

616. Крестик черный самодельный, плетеный.

624. Шлемофон танкиста.

666. На голове зеленая повязка (чеченец??)

710. На груди мешочек-амулет из кожи с арабским текстом.

713. Завернутая в носовой платок игрушечная лошадка белого цвета, часы "Камелер".

718. Записка с молитвой.

Бирка на одежде

70. Найден возле президентского дворца.

86. С БМП с привокзальной площади (возможно рядовой Короткий, сгорел в БМП, инф. к-на Кудиярова).

95. Неизвестный с БМП-1 No Е-04 ХТ 3931, водитель-механик.

96. Найден возле жд. вокзала.

97. Вытащен с сиденья БМП-КШ No 301.

124. Найден возле президентского дворца.

234. Возможно, ст. л-т обгоревший с танка. Найден возле белого дома.

289. Найден возле дома парламента рядом со сгоревшим БТР.

502. Неизвестный лейтенант, в/ч 22033 6 рота 2 батальон, поступил 9.08.96 из района "Минутка".

691. 4.09.96. Неопознан. Татуировка на левой груди в виде патрона, пули и колючей проволоки и гр.крови А (111)Rh+.

Клеймо на одежде

337. Сапоги кирзовые: "Суматохин" р.41. (по УрВО сведений нет).

516. На внутренней поверхности портупеи надпись: "Никто

не обнимал меня так долго".

( Список очень длинный - Ред.).

Приложение No2

Заместителю начальника МО РФ контр-адмиралу В. Аверкиеву

Справка-доклад "О мерах по предупреждению фактов неопознания погибших военнослужащих"

1.0. Мероприятия на этапе призыва:

1.1. Заполнить карту антропологических и других опознавательных признаков согласно приложению No1.

1.2 выдать красивый (эстетически привлекательный) жетон из прочного тугоплавкого металла. На одной стороне жетона должен быть изображен символ, закрепленный за родом войск, в которые направляется призывник. На оборотной стороне должно быть выгравировано наименование военного комиссариата, дата призыва, фамилия, имя, отчество, символы группы крови и резус-фактора призывника. Эти данные могут иметь решающее значение как при оказании медицинской помощи (переливание, забор крови), так и при опознании погибшего. Размещение жетона - на шее на металлической цепочке, изготовленной с элементами оригинальности дизайнового исполнения.

В документе изложен еще ряд мероприятий, который позволил бы быстро определить личность погибшего или раненого. Предложения составлены полковником мед службы В.Щербаковы, начальником 124-й судмедлаборатории 10 октября 1996 года.

39.СОЛДАТ-ДОХОДЯГА ВМЕСТО ГОСПИТАЛЯ ПОПАЛ В СИЗО

( Российская армия после первой чеченской кампании)

А. Янова вырастила своего сына для гвардии: рост - 178 сантиметров. Здоровый был парень, когда уходил на службу Отечеству. Но не прошло и трех месяцев, как мать приехала за своим сыном в часть, де он служил, в г. Камышин Волгоградской области.

Каким стал Андрей Янов через три месяца службы в Российской армии? Вес его - 52 килограмма. В письме в военную прокуратуру и в комитет солдатских матерей мама Андрея написала, что "у него началось полное истощение организма, падал в голодные обмороки". Родители самовольно забрали рядового А. Янова из части, увидев его в таком состоянии и, считая, что еще недели две такой службы, и он не смог бы самостоятельно передвигаться.

На следующий день по приезде домой А. Янов обратился в поликлинику по месту жительства, сдал анализы и начал лечение. А 12 мая к Яновым пришли военные и арестовали его за самовольное оставление части. В наручниках он был доставлен в СИЗО, где и прибывает до сего дня.

Мама А. Янова написала военному прокурору ходатайство, чтобы в отношении ее сына была изменена мера пресечения и чтобы его направили в госпиталь на лечение. Пока же А. Янову еще даже не назначен следователь. Его мама уверяет, что Андрей не уклонился от воинской обязанности и оставление части было только для лечения. "В противном случае, - пишет А. Янова, - мой сын умер бы от истощения".

Жители села Кириловка Арзамасского района, где жил А. Янов, написали обращение в его защиту, адресованное генеральному прокурору России. Характеристика на парня хорошая: "Андрей вырос на наших глазах. Мальчик спокойный и порядочный, мы его уважали. Андрей никогда не нарушал общественного порядка, не участвовал в драках. Никогда не видели его в нетрезвом состоянии, никогда никого не обижал. Мать вырастила его одна. Андрей был отзывчивым и чутким по отношению к друзьям и близким".

А вот каким увидели соседи Андрея, когда его через три месяца после проводов в армию привезли домой: "Мы смотрели на него со слезами на глазах, как на экспонат концлагеря. Он был неузнаваем: сильно истощен, землистый цвет лица, глаза и щеки ввалились, под глазами синяки. От Андрея остались одни брови. Он вернулся с гастритом, анемией, аритмией, болезнями почек и печени".

В комитете солдатских матерей Нижегородской области целая папка документов о беглых солдатах, о причинах самовольного оставления воинских частей.

Например:

"Я, Симаков Дмитрий Александрович, родился 5 декабря 1977 года. В армию был призван 12 декабря 1995 года Балахнинским РВК. 11 марта утром я ушел из части, чтобы попросить немного поесть. С едой в части совсем плохо. Я зашел в дом, совсем недалеко от части, и на лестничной площадке потерял сознание. Меня подобрала семья Зеленко. Они мне рассказали, что я был без сознания 3 дня. Когда я пришел в себя, то сказал им номер телефона тети и адрес. Они позвонили, и я стал ждать приезда мамы. Мама увидела меня больного и решила увезти домой. В части меня часто били в грудь, по спине или ногами, чтобы не было синяков".

Мама Дмитрия Клюшникова, когда побывала в части, где служит ее сын, оставила такие впечатления:

"Мой сын стал очень мрачным, сильно похудел. Говорит, нет аппетита. Я его совсем не узнала. Что-то там произошло, когда он вышел из госпиталя. Правда он мне ничего не говорит, но я чувствую, что-то там творится. Говорит, что его убьют".

Мама Алексея Балакина после поездки к сыну оставила заявление, где ходатайствует о переводе его на другое место службы по причине "... непрекращающихся неуставных отношений, неоднократных избиений со стороны офицеров и старослужащих, пьянства офицеров. Сыну выбили зубы, он боится ходить ужинать в столовую из-за пьяных выходок офицеров. В результате избиения у него произошло кровоизлияние в мозг. Я не хочу, чтобы с моим младшим сыном произошла та же история, он у меня последняя надежда в жизни. Я сама больная, похоронила на днях мужа".

Мама Алексея Воржакова пишет:

"Я выезжала за сыном во Владикавказ по телеграмме, данной местными жителями. Мой сын находится в санчасти, боясь физической расправы со стороны солдат. Бежал из санчасти и скрывался во Владикавказе в подвале одного из домов".

Мама Алексея Голованова написала в комитет солдатских матерей:

"Сын прислал письмо, где пишет о постоянных побоях и о вымогательстве денег в сумме 150 тысяч рублей. Собирается делать побег и умоляет меня приехать и забрать его из части".

Письмо от матери Димы Симакова:

"Когда я созвонилась с совсем незнакомыми людьми, выехала в Камышин, где служил мой сын, и увидела его, то была в шоке. Дима лежал на кровати весь опухший, на руках были гнойничковые раны, пальчики на ногах обморожены. По словам очевидцев, наши дети там не служат, а проходят школу на выживание. Солдат совсем не хотят кормить. А во что он был одет, в наше-то послевоенное время... На нем были худые старые сапоги, грязная до некуда телогрейка, нижнее белье - его только и стоит сжечь на костре, и тонкие, по колено, грязные штанишки. Все это я привезла домой, чтобы посмотрели люди, как одет наш солдат. А сколько матерей уже не в первый раз едут, чтобы выкрасть своих истощенных, обмороженных детей. Я нагляделась на солдат, как они ходят по квартирам и просят корку хлеба или на рынке просят у старушек семечек, чтобы утолить голод. Я не против, чтобы мой сын служил в армии, но не в такой, в какую он попал".

В какой армии служат наши солдаты, рассказывает в письме Дмитрий Лавров:

"Сначала служил в г. Салавате в Башкирии, там были русские солдаты, и служить было спокойно, и командир роты относился к своим солдатам с большим уважением. С марта 1996 года нас перевели служить в г. Уфу в/ч 6520 "В" 1 "БОН", но в этой роте русских было мало, в основном солдаты кавказской национальности. Интернациональной роты не получилось, потому что русских за людей не считают. Нас призывали в армии служить, а в части я увидел одни унижения и оскорбления. При любых возможностях старались унизить морально, но не было момента, чтоб не задели или не пнули.

Однажды зашел в умывальник, где находился сержант Менязев и ребята кавказской национальности (фамилии и клички за короткое время трудно запомнить, и говорили они по-русски очень плохо), он ударил меня по лицу и голове. Когда был в наряде на кухне по столовой, солдат кавказской национальности бил кулаком в горло, из-за того, что я не стал стирать чужие вещи. Каптерщик Арцегалян, кличка Ара, заставлял меня принести ему продукты, после моего отказа он несколько раз ударил меня головой об стену.

Потеряв все надежды на лучшее, я был в шоковом состоянии от всех унижений и побоев, вскрыл себе вены на левой руке... Лежал в больнице, а из головы никак не выходила веревка, в таком поникшем состоянии я был... У меня дедушка - инвалид войны, бабушка - участник войны, я их ценю и дорожу ими..."

Есть у автора этого материала и письмо рядового Р. Кайбашева. Не публикую его только из необходимости щадить чувства дедушек и бабушек, инвалидов войны, и чтобы не давать "скорой помощи" дополнительной работы после чтения таких статей.

41. РУССКИЕ СОЛДАТЫ ЖДУТ СВОИ ГРОБЫ

Центральные средства массовой информации то и дело поднимают вопрос о захоронении тела Ленина, который и без того лежит в гробу, и молчат, что в Ростове, в рефрижераторах уже третий год лежат не погребенные и никому не нужные останки более 500 русских солдат, погибших в Чечне. Центральное телевидение практически каждый день беспокоится о судьбе одного журналиста, находящегося в белорусском СИЗО, и забыло о сотнях пленных русских солдатах и офицерах, которые на положении рабов живут и ежедневно умирают в чеченских аулах.

Пошел второй год, как закончилась бесславная чеченская война, но эхо ее будет еще долгим и кровавым. Ушла из Чечни российская армия и забыла о своих мертвых и пленных товарищах. Некогда правительству - надо вести переговоры о нефтепроводе. Поисками погибших и пропавших без вести занимаются сейчас в Чечне в основном комитеты солдатских матерей, да почти обезумевшие от горя матери, отправившие своих мальчишек на смерть.

Вернулись из очередной поездки в Ростов-на-Дону и представители Нижегородского областного комитета солдатских матерей.

- Мы ездили с мамой Саши Копшева, погибшего в Чечне еще весной 1996 года, - рассказывает Г. Лебедева, зам. председателя комитета. - В 124-й лаборатории судмедэкспертизы Северо-Кавказского военного округа его останки были идентифицированы и мама забрала их, чтобы похоронить дома. Советский райвоенкомат помог организовать похороны.

Александр Копшев служил в 166-й мотострелковой бригаде, 8 марта 1996 года их 15-й блокпост был взят чеченцами в плен. Почти все пленные погибли или были расстреляны, спастись и выжить из 28 человек удалось немногим. О судьбе этого блокпоста и обстоятельствах пленения его бойцов мы уже сообщали нашим читателям. Но ставить точку в этой жуткой истории рано. Открываются новые обстоятельства, не знать о которых нельзя, если мы хотим знать о чеченской войне всю правду.

В Ростове представителям Нижегородского областного комитета солдатских матерей удалось получить копии показаний некоторых наших пленных, кому удалось вернуться к своим. Вот, например, показания строителя из Волгодонска С. Баркусова:

Танкист с этого блокпоста рассказывал мне: "Полковник, командир блокпоста, очень часто приезжал на блокпост с чеченцем, полевым командиром. У них были очень дружеские отношения. Разрешал чеченцу кататься на танке, сам ездил на его "Жигулях", показывал минные растяжки вокруг блокпоста. Продукты, которые получили для блокпоста, прямым ходом шли к чеченцам, горючее тоже продавалось. Ребята на блокпосту были голодные, вшивые, поэтому им приходилось собирать дань с чеченцев, проезжавших через этот блокпост".

Солдаты, еще находясь в плену у чеченцев, написали об обстоятельствах своего пленения письмо в Москву. Дошло ли оно по назначению, неизвестно.

Со слов Молды, коменданта Шали:

"Я их держал у себя целую неделю, переговаривался с вашим командованием. Если бы командование захотело, мы бы договорились, но они им были не нужны".

Из показаний С. Баркусова:

"...Троих ребят привезли в село, голодных, вшивых. Сбежалось все село. Над ними смеялись, издевались. Хозяин на глазах у всех заставил их подметать улицу шапками. Затем прошел слух, что ночью федералы будет делать в селе зачистку и хозяин расстрелял ребят и сбросил в ущелье".

Колонну пленных, было их в общей сложности около 100 человек, гоняли по горам и ущельям, пока она не попала под артналет российских войск. Наши солдаты погибали от своих же снарядов. Тех, кто не мог идти, чеченцы расстреливали.

Со слов Скумбицкого, строителя, сбежавшего из плена:

"Нас всех согнали в село Старый Ачхой. Ребята были со всех фронтов, были и ранены. Начальником лагеря был Ахмед Дудаев, племянник Джохара Дудаева. Было очень голодно, многие умерли от голода и болезней. Многих забили до смерти, особенно контрактников. недалеко от лагеря есть захоронение, там приблизительно 60 тел... Ребята были живыми трупами, многие не могли даже есть. Работали они на лесоповале, по 15 человек тащили одно бревно и не дай Бог кому упасть, добивали на месте".

Целый месяц жили в 124-й лаборатории в Ростове Г. Лебедева и Н. Жукова, пытаясь вместе с матерями опознать погибших солдат.

- Галина Федоровна, сколько сейчас в Ростове находится останков наших солдат, которые до сих пор не опознаны?

- Всего через эту лабораторию прошло полторы тысячи наших погибших солдат и офицеров, найденных на местах боев, тех, кого сразу не смогли опознать однополчане. Осталось еще более пятисот. Определить личность погибшего, когда от него почти ничего не осталось, очень трудно, эксперты идентифицируют в неделю не более одного-двух.

- Потом останки забирают родители?

- В Ростове мы встретили маму, которая полторы недели сидит на гробу своего сына, не может его вывезти. Нет денег, нет представителя от воинской части. В воинской части представителя в Ростов послать не могут, потому что нужен приказ из округа, там ждут приказ из министерства обороны. Невольно осталось впечатление, что до погибших в Чечне никому нет дела. Когда мы ехали уже с гробом Саши Копшева, на стекле машины табличка была, что "груз-200", нас то и дело останавливала военная автоинспекция: "Какой еще "груз-200", война-то давно кончилась!".

- В Ростове вам приходилось встречаться со многими людьми, известно ли, сколько примерно в Чечне осталось наших пленных, сколько еще братских могил?

- По данным вице-премьера Чечни Удугова, там примерно 60--70 братских могил, по их оценкам - около 1200 погибших. Работают эксгумационные команды, но очень медленно, ко многим братским могилам не добраться. Определить количество пленных сложнее. По данным Удугова их осталось в живых примерно 150 человек. Прячут их где-то в горных аулах, небольшими группами, поодиночке.

- Почему так медленно идут работы по идентификации личностей погибших?

- Это очень сложно, и дорого стоит. В 124-й лаборатории мне сказали, что уже поступили средства на организацию захоронения останков в братскую могилу. Нет останков - нет проблемы. А то, что матери ждут хоть каких-то сведений о своих пропавших без вести сыновьях - уже неважно. Сотни солдат могут остаться без вести пропавшими навсегда. Хотя можно и нужно сделать все возможное, чтобы мама каждого из них могла бы прийти на могилу своего сына. Да вы посмотрите внимательно этот список...

Это копия выписки из карты признаков погибших, которые до сих пор лежат в рефрижераторах в Ростове. Особые приметы, т.е. то, что осталось при погибшем помимо его тела...

Страшно читать этот список. То и дело попадается короткая строчка: "Нательный крест из белого металла, шлемофон танкиста". В списках - все образцы амуниции, которые положены солдату. От кого-то остался, кроме окровавленных костей, остаток бронежилета, от кого-то - сапоги, ремень или фляжка, нательная рубашка с армейским клеймом, ложка, брелок из патрона... Это остатки исчезнувшей из Чечни армии.

А как, например, определить личность погибшего солдата, если документов при нем не было, на бушлате - одна фамилия, на сапогах - вторая, а на ремне - третья. Как будто бросали их в бой, собирая не только их разных частей, но и обмундировывали из одной огромной кучи бывшего в употреблении барахла...

То и дело в списке: "Найден возле площади Минутка... Найден возле президентского дворца..." Очень много таких, о которых просто написано: "Солдатами не опознан". То есть или погибшие были настолько изуродованы, или солдаты, идя в бой, даже толком не знали друг друга.

Но почему никто не забирает, например, рядового Калашникова Анатолия Александровича из в/ч 5594? Почему никому не нужен старшина милиции из Тулы Улитин Анатолий Николаевич? Неужели трудно определить личность погибшего солдата-водителя, если сохранился его путевой лист, и не только с номером машины, но и его фамилией? А зачем же тогда выдавали перед боем солдатам жетоны, если по ним не могут определить его владельца?

- Эксперты из 124-й лаборатории сказали, что процентов восемьдесят погибших, находящихся здесь, родителям можно забирать и хоронить, рассказывает Г. Лебедева.

Не нужны они никому. Оставшиеся в живых после боев солдаты демобилизовались и разъехались по домам, им сейчас не до поисков своих погибших однополчан, которых они не успели и в лицо-то запомнить, офицеры, кто не застрелился от отчаяния, как все комбаты 205-й бригады, перетасованы по воинским частям, да и многие воинские части после вывода из Чечни расформированы. Наконец, как известно, воевали в Чечне сводные батальоны и полки, потому что полностью укомплектованных дивизий в российской армии нет.

Ну, армии не до погибших, но почему не ищут в этих рефрижераторах матери своих сыновей? Не все же эти пятьсот - сироты.

- Сейчас в Ростове в этой лаборатории мам мы видели не более десяти, говорит Г. Лебедева. - Они живут здесь постоянно.

Нижегородский областной комитет солдатских матерей, проводя огромную работу по поиску наших пропавших без вести солдат, много раз обращался за материальной помощью к нижегородским предпринимателям. Ни звука в ответ. А вот иностранцы работу комитета оценили: именно он, единственный в России, выиграл грант института "Открытое общество", учредителем которого является Форд.

"Дали бы команду уничтожить их, я бы выполнил, не задумываясь, - пишет Александр С., один из пленных русских солдат, кому посчастливилось выжить, Но это не выгодно нашему правительству, желающему как можно больше уничтожить русских парней и нажить себе денег на их крови. Если бы это была настоящая война, мы бы ее выиграли".

У этого солдата своя, правда... Но кому нужен он и его, правда? "И я в данный момент не могу жить без войны, я хочу стрелять и жить этой жизнью. Нас приучили к оружию и бросили..."

Переживут ли предстоящую зиму русские пленные в Чечне... Вряд ли. Наш президент, пожалуй, скорее с Белоруссией союз разорвет, обидевшись на А. Лукашенко из-за Павла Шеремета, чем осмелится потребовать у Масхадова вернуть оставшихся в живых русских ребят.

42. ИЛЬЯ, РАБ ИЛЬЯСА

Интересно, Лев Толстой, окажись он в наше время и, узнав об этой истории, продолжал бы исповедовать свою теорию непротивления злу насилием или попросил бы немедленно дать ему автомат Калашникова...

"В квартиру вошли двое чеченцев..."

-Это было в воскресенье, - вспоминает Тамара Ивановна С., - Постучали, вошли двое. Я сразу поняла, что это чеченцы и что они что-то знают о моем сыне. Поняла, что сын жив, и это главное. Сказали, что если хочу его выкупить, то должна приехать в Кизляр, иначе его продадут или убьют. Стала искать необходимую сумму денег...

Сын Тамары Ивановны служил в Чечне. Причем попал он туда второй раз.

-Когда началась война в Чечне, - рассказывает Тамара Ивановна, - мы не беспокоились за сына: он служил во внутренних войсках связистом, охранял заключенных, в такой глухомани на Урале, в таких болотах, что, казалось, до них командование не доберется до конца войны.

Но очень скоро дошла очередь и до солдат в уральских болотах.

На каждом столбе - объявления матерей

Илья в составе сводного батальона попал в 101-ю бригаду внутренних войск. Вместе со всеми ездил на боевые задания, на зачистку чеченских сел от боевиков. В его письмах домой была скрытая тревога и мать решила ехать в Чечню, выпросить у командования отпуск для сына.

- Приехала - там на каждом столбе висят объявления матерей, ищущих своих пропавших без вести сыновей. Встречались женщины, совершенно безумные от горя... - вспоминает Тамара Ивановна. - Приехала в часть, где служил сын. Вызвали мне его. Идет навстречу что-то в фуфайке... Сначала я его не узнала... Он был очень худой, спина ссутулилась, весь во вшах, на теле чесотка. Такими были почти все солдаты-срочники. Насмотрелась я и на контрактников: все толсторожие, сидят на блокпостах, вокруг - горы из банок от тушенки и пива.

Илье дали отпуск и он вместе с матерью уехал домой.

Очень скоро мать заметила, что у сына со здоровьем совсем неладно: жалуется на острую боль при поворотах тела. Сходили к врачу, сделали рентген. Оказалось, что у Ильи сломаны два ребра. Произошло это не во время боевой операции, а у себя в части. Вместе с ним служили москвичи, заставляли стирать их грязные носки и портянки, отказался - били.

Отпуск Илья потратил на лечение. Попросил прокурора, в связи с состоянием здоровья, перевести его в другую часть. Прокурор дал согласие и две недели Илья служил в родном городе.

На выполнение конституционного долга - в наручниках

- В то утро мне позвонила мама и сказала, что сына увезли в Чечню. Илья успел ей сообщить. - Рассказывает Тамара Ивановна, Мы с мужем приехали в часть, дождались его командира, но тот на все вопросы лишь разводил руками или говорил, что сын был прикомандирован к их части и он не имеет права держать его здесь.

Писем от сына не было долго и встревоженная мать начала звонить в штаб внутренних войск. Отцы-командиры успокоили маму, что сын служит нормально.

Если бы мама знала, что было дальше с ее сыном...

- Я работал в штабе, делал ремонт, около 23 часов пришел офицер из роты розыска и сказал, что за мной приехали, - вспоминает Илья, - Он отвел меня в помещение роты розыска. Там уже было человек семь-восемь солдат. Лейтенант, которому нас передали, раздел меня и Михаила Крылова из Шумиловской бригады, донага, ноги связал портупеей. Лейтенант был пьян, грозил нам расправой, если мы попытаемся убежать. Ночью мы попросились в туалет, нас вывели на улицу к клумбе. Мы с Мишей вынуждены были скакать на одной ноге. Утром разрешили одеться, снова надели наручники, соединив друг с другом, и повели в столовую. А потом нас повезли в аэропорт и на военном самолете мы прилетели в Москву. Лейтенант связал нам свободные от наручников руки рюкзаком. Из Москвы летели в Ростов, затем в Моздок, после чего на вертолете прилетели в Грозный. Ночевали в расположении воинской части, охранявшей аэропорт "Северный". Ночью солдаты этой части рассказали, что сопровождавший нас лейтенант отсидел срок за неуставные отношения.

Так Илья С. , со сломанными ребрами и в наручниках, вернулся в Чечню выполнять приказ Верховного Главнокомандующего по восстановлению в Чечне конституционного строя. Стояло лето 1996 года.

"Из оврага вышли трое в камуфляже..."

Но вновь принять участие в боевых действиях, хотя наручники с него и сняли, в Чечне Илье С. не удалось.

-Утром нас посадили на БТР и повезли в расположение 101-й бригады, вспоминает Илья С., - В бэтээре лейтенант снова пил, хотя и так был пьяным. Приехали в расположение бригады, прошли в расположение второго батальона, который находился рядом с республиканской больницей. Мы спросили лейтенанта, что нам делать. Он ответил, что пока свободны, можно осмотреться на территории части. Сходили в туалет, затем в сторону гаражей, где ходили солдаты. Всех позвали на обед, солдаты ушли, а у нас с Мишей котелков не было и мы присели покурить. За гаражами был овраг, из него к нам подошли трое в камуфляже...

Эти трое оказались чеченцами. Наставив автоматы, они заставили этих двоих солдат спуститься по тропке вниз к дороге и посадили их на заднее сиденье УАЗа. В то время как их новые товарищи в большом и шумном военном городке совсем рядом скребли котелки и облизывали ложки после обеда, Илья и Михаил куда-то ехали вместе с чеченскими разведчиками, так легко проникшими в расположение части.Но ехали недолго, - вспоминает Илья, - Остановились, меня отвели к кирпичной постройке, заперли. Не могу точно сказать, сколько времени я там был. Наверное, дня три. Ночью меня посадили в "Ниву", сверху закидали мешками. Везли долго. Привезли в какое-то село. При мне говорили по-чеченски, я ничего, конечно, не понимал. Названия села я не знаю, рядом были горы и река.

Новый хозяин, как потом оказалось, почти тезка - Ильяс, запер Илью в сарай.

Так начались для него, сына офицера, внука фронтовика, дни плена на территории формально ни с кем невоюющей Российской Федерации. Каждый из этих дней мог стать последним. Не понравится, как работаешь, били. Кормили один раз в день. Скотину, за которой Илью заставляли ухаживать, кормили два раза.

А где-то недалеко российские войска по приказу московских политиков вновь заключали с бандитами очередное перемирие. Командование части регулярно сообщало матери Ильи, что он жив и здоров. Приходившие из Чечни ребята объясняли ей, что он, наверное, служит в таком месте, откуда не ходит почта.

Вот уже и генерал Лебедь заключил с бандитами мир, а от Ильи все не было весточки.

Наконец, в квартиру Тамары Ивановны вошли двое чеченцев...

"Он был похож на маленького динозавра из музея..."

Московский поезд пришел в Кизляр в 8 часов утра. Тамара Ивановна вышла на вокзал. Когда пассажиры разошлись, к ней подошел мужчина и спросил ее фамилию. Потом повел ее к машине. Там сидели двое мужчин и - узнала по глазам - ее сын. Отдала деньги чеченцам, получила сына. Старалась не плакать. Поезд Кизляр - Астрахань. Потом поезд домой.

-Когда дома Илью осмотрел врач, - рассказывает Тамара Ивановна, - то был потрясен: у него на теле совсем не было мышц. Он был похож на маленького динозавра из музея - одни позвонки и косточки...

А о судьбе Миши Крылова так ничего и неизвестно: чеченцы их разлучили.

43. "Страшно было всегда. Очень страшно..."

В мае 1998 года в Нижнем Новгороде было создано объединение участников военных конфликтов "Братство", где сейчас более трехсот молодых мужчин, служивших во всех родах войск. Эти триста воевали в Нагорном Карабахе, в Абхазии, в Приднестровье, Северной Осетии, Чечне. А осенью, после дембеля, уверен председатель "Братства" Павел Юдахин, в организацию начнут приходить парни, сейчас воюющие в Дагестане.

...В Чечню П. Юдахин попал весной 1995 года, провоевал там в разведроте 7-й гвардейской воздушно-десантной дивизии полгода. За полгода ежедневного риска для жизни получил от государства в общей сложности четыреста рублей. И пальцы на раненой руке до сих пор не сгибаются.

-Поехать в Чечню у нас в дивизии считалось за честь. Очередь была! вспоминает Павел, - Мы себя за четыре месяца службы чувствовали подготовленными нормально - постреляли, гранаты побросали. Хотя в основном занимались не боевой учебой, а обустройством: в казарме даже стекол не было. Прибыли в Чечню - первая задача нашему сводному батальону: взять цементный завод под Шатоем. Его не могли взять внутренние войска, два раза штурмовали. А мы взяли, в апреле 95-го, и вообще без потерь. Хотя бандитов там было человек триста. Правда, перед штурмом хорошо поработала наша артиллерия. Потом, через два месяца, нас заменили свежие силы. Второй раз я снова поехал добровольно, в июне. Ранен во время зачистки Алхазорово, осколками от разрыва гранаты. Полтора месяца в госпитале.

- Как был ранен?

- К нам в роту пришел чеченец, "доброжелатель", сказал, что в Алхазорово скапливаются боевики, много оружия. Пошла наша разведгруппа, завязался бой. Оказалось, что нас там ждали. В Чечне любую операцию, в том числе и эту, надо было согласовать с командующим группировкой, а тот выходил чуть ли не на Москву, чтобы дали "добро" на операцию. Утечка информации или предательство, приводили к тому, что чеченцам о нас все было известно. Они по радио нам передавали, где и какая наша техника стоит, вплоть до номеров машин. Знали они и фамилии командиров.

- Какой была техническая оснащенность десантников во время войны в Чечне?

- У нас оснащение было убогое. Новой техники практически не было. У машин двигатели - с выработанным ресурсом, в горах быстро перегревались. Но по сравнению с мотострелками у нас техника была отличная. Под Шатоем мы нашли брошенные кем-то из мотострелков две БМП. Они просто застряли в грязи. Ничем не смогли вытащить, да и нечем, поэтому и бросили. В горах с автоматом калибра 5,45 воевать невозможно: много рикошетов, маленькая пробивная способность. У духов автоматы были калибра - 7,62. Снайперская винтовка у нас сначала была вообще одна на всю дивизию. И снайпер был не подготовленный, а назначенный.