Нижегородские исследования по краеведению и археологии — 1999

Первой послереволюционной краеведческой организацией в масштабе Нижегородской губернии стала Нижегородская археолого-этнологическая комиссия (НАЭК), которая образовалась по инициативе бывших членов Нижегородской губернской ученой архивной комиссии (НГУАК) и считала себя ее преемницей. У истоков деятельности этой комиссии стояли любители старины во главе с председателем НГУАК А. Я. Садовским и археологом, профессором МГУ В. С. Жуковым. В. С. Жуков — нижегородец, сын издателя газеты «Волгарь» — не прерывал связей с родным городом, всеми силами способствуя сохранению в нем краеведческих традиций.

В 1921 г. В. С. Жуков стал официально хлопотать перед руководством Академии истории материальной культуры о возрождении в Нижнем Новгороде научно-краеведческой организации, мечтая открыть в нашем городе археолого-этнологические курсы, как он выразился, для «выработки археологов и этнологов по исследованию края» ¹. В июне 1921 г. В. С. Жуков сообщил землякам, что дело комиссии проведено через Совет этнологических разделов академии, в котором было заслушано ходатайство А. Я. Садовского о преобразовании НГУАК в археолого-этнологическую комиссию. При этом группе ученых, включая и В. С. Жукова, было поручено выработать временное положение о НАЭК «применительно к условиям современной жизни и к условиям, на которых научный сектор Наркомпроса утвердит организацию и даст денег» ².

6 октября того же года Академический центр официально утверждает Нижегородскую археолого-этнологическую комиссию во главе с председателем А. Я. Садовским и ученым секретарем С. М. Парийским. Первыми членами комиссии стали Н. И. Драницин, И. И. Вишневский и В. Т. Илларионов. Кроме В. Т. Илларионова, все члены комиссии — бывшие сотрудники НГУАК. После смерти А. Я. Садовского (7 ноября 1926 г.) председателем комиссии становится Н. И. Драницин, а через год на этот пост был избран профессор Нижегородского университета В. К. Задорновский. В 1928 г. комиссию возглавил С. М. Парийский, а перед самой ликвидацией ее, с 1 февраля 1930 г. — B. Т. Илларионов.

Главные уставные цели и задачи НАЭК заключались в следующем: 1) регистрация и научное исследование местных памятников древностей, искусства, старины и народного быта; 2) разработка научных основ охраны местных памятников; 3) распространение археолого-этнологических знаний; 4) объединение лиц, научно работающих по археологии, археографии и этнологии губернии ³.

Первое общее собрание комиссии состоялось 22 января 1922 г. Сначала деятельность НАЭК была чисто научно-теоретической. Заслушивались и обсуждались доклады по истории нижегородской земли. Свои краеведческие изыскания члены комиссии публиковали в журнале губоно «Школа и жизнь», в сборниках пединститута и губплана, в местных журналах «Рабочее творчество» и «Коммунист», в «Крестьянской газете» и «Нижегородской коммуне».

На авторитет НАЭК указывает быстрый рост числа ее сотрудников. Если в начале 1922 г. на общем собрании присутствовало 43 человека, то в июле список личного состава возрос до 87. Это были преподаватели (31 человек, в том числе 8 профессоров), студенты, журналисты, фотографы, архитекторы, музейные работники, архивисты, археологи. Были даже трое кооператоров ⁴. Среди них стоит отметить таких незаурядных личностей, как С. И. Архангельского — будущего члена-корреспондента Академии наук СССР, В. А. Волошинова — профессора ННГУ, доктора В. П. Вицинского, знаменитого нижегородского фотографа М. П. Дмитриева, историка А. И. Звездина, художников В. А. Ликина и Н. В. Ильина, поэта Б. Садовского, ректора Московского архивного университета А. И. Успенского и др. Почетными членами комиссии состояли академики Н. Я. Марр и С. Ф. Ольденбург, а также профессор, известный историк С. Ф. Платонов.

Несмотря на, казалось бы, внушительное количество членов комиссии, как это часто бывает, общее собрание посещали не более 20 человек. Действительную же работу проводили только 5 членов совета, да изредка к ним присоединялись 2—3 члена комиссии. В своей деятельности НАЭК встретилась с многочисленными трудностями, как материальными, так и идеологическими. Фактически ее сотрудники работали на одном энтузиазме. Возникшие в Нижнем Новгороде различные краеведческие общества не разделяли взглядов и не поддерживали действий НАЭК. В конце концов в феврале 1930 г. заведующий Нижкрайоно направляет в НАЭК письмо, в котором «в целях наиболее рационального использования имеющихся квалифицированных работников по материальной культуре и увязке последней с общей работой по просвещению» предлагал обсудить вопрос о вхождении комиссии в Нижегородское краевое общество краеведения на правах секции истории материальной культуры. 7 марта вопрос был обсужден, и НАЭК как самостоятельная организация перестала существовать.

Такова вкратце история комиссии, которая трудилась на благо нижегородской истории и культурного просвещения края в течение 8 лет. Рассмотрим лишь один аспект ее деятельности — археологический. Археология мыслилась первоначально как научно-прикладная деятельность, и целью ее было составление археологической карты Нижегородской губернии (задача, не решенная и по сей день. — Прим. ред.). В этом направлении особенно значительным был вклад В. Т. Илларионова, который в 1922 г. издал «Обзор археологических открытий в Нижегородской губернии», ставший хорошей базой для дальнейшей полевой работы.

Однако и практическая археология сыграла немалую роль в работе комиссии. Уже в начале августа 1922 г. было намечено провести раскопки Сейминской стоянки. Пятая экспедиция на этой стоянке (первые четыре были проведены в 1912, 1913, 1915 и 1916 гг.) состоялась 1—6 сентября. В ней приняли участие 14 человек во главе с профессором В. А. Жуковым. Большинство участников экспедиции — московские и нижегородские студенты — работали бесплатно. «Ближайшим поводом к раскопке, — по утверждению ее организаторов, — были настойчивые слухи и проверенные сведения о хищнических действиях местных кладоискателей с целью найти золото и драгоценности и происходящее отсюда разрушение ценнейших памятников бронзового века». Именно поэтому НАЭК с первых дней своего существования поставила вопрос о Сейминском становище как «один из самых насущных» ⁷.

Смета раскопок составила 200 млн. руб. НАЭК пыталась обратиться за помощью к местным организациям и учреждениям, но безуспешно. Только Нижгубсоюз и губпродком обещали отпустить археологам продовольствия на 100 млн. руб. Все остальные проблемы В. А. Жуков взял на себя.

Самые худшие предположения НАЭК подтвердились — курганы действительно оказались разграбленными. Положение затруднялось тем, что у экспедиции не было планов прошлых раскопок. Однако, как писал С. М. Парийский, «опытная рука… быстро направила работы по правильному пути для достижения поставленных задач», которые сводились к следующему: 1) окончательно доказать, что памятник относится к эпохе бронзы; 2) выяснить, что представляет собой данный курган — могильник или становище; 3) имел ли курган естественное происхождение или был создан искусственно. Было заложено 25 колодцев и 2 траншеи. Предварительные результаты показали, что холм представлял собой естественное образование; найденная керамика вся относилась к эпохе бронзы; следов погребений не обнаружено, но найдены остатки землянки и возле нее очаг с остатками растений, костей животных и перегноя органических веществ. Гипотеза, что холм представляет собой становище, «приобретает для себя все более и более оснований», заключал в отчете С. М. Парийский.

Судя по находкам, жители становища занимались рыболовством (найдены рыболовные грузила), скотоводством (обнаружены фигурки лошадей), охотой (об этом свидетельствовал бронзовый пояс с головой лося, многочисленные кремневые наконечники стрел). Знали они гончарное дело и полировку камня. О земледелии же можно было говорить лишь предположительно. Большое количество бронзовых наконечников копий и ножей привело членов экспедиции к выводу о воинственности здешних жителей. А изображение на донышке ритуального сосуда свидетельствовало об их поклонении Солнцу.

Составитель предварительного отчета признавал, что результаты последних раскопок были «весьма ценными и значительными, проливающими свет на многие невыясненные прошлыми раскопками старины исследуемого памятника». Удачная в научном плане экспедиция омрачалась бытовой неурядицей. Поставленные губсоюзом продукты оказались недоброкачественными, вследствие чего пришлось тратить на продовольствие собственные средства. Ввиду этого НАЭК постановила передать муку, полученную от Нижгубпродкома, В. А. Жукову «на оплату работы скаутов и его самого», а недостающую сумму члены совета «приняли на свой счет» ⁸.

Председатель НАЭК отмечал, что все сейминские находки, хранящиеся в Нижегородском историческом музее, не описаны, не зафотографированы и даже не систематизированы. «Ввиду высокой научной значимости предметов» он планировал испросить у Академического центра «необходимые денежные средства» ⁹. Между тем грабеж памятников не прекращался. Это вынудило комиссию в августе 1923 г. обратиться с письмом к губернскому прокурору с просьбой запретить самовольные раскопки, а нарушителей привлечь к ответственности. Некоторые учреждения, по незнанию законодательства, своей властью разрешали археологические исследования. Как образец подобных противоправных действий НАЭК указывала разрешение Арзамасским отделом народного образования раскопок Хиринских курганов. Ученый совет НАЭК указал уездным властям на незаконность таких действий и обратился в губоно с просьбой запретить их.

После неоднократных напоминаний НАЭК местным властям о необходимости сбережения древних курганов президиум Нижгубисполкома 23 июня 1923 г. предложил комиссии составить проект Обязательного постановления о воспрещении самовольных раскопок курганов, согласовав проект с прокурором и внеся его на рассмотрение президиума. Получив от Российской академии истории материальной культуры необходимый законодательный материал, ученый совет НАЭК составил требуемый проект. В нем говорилось, что «всякие самочинные археологические разведки и раскопки со стороны учреждений и отдельных лиц строго воспрещены». Пояснялось, что на основании декрета Совнаркома РСФСР от 18 апреля 1919 г. «Открытые листы» на раскопки выдаются на основании заключения Академии истории материальной культуры исключительно археологическим отделом Всероссийской коллегии по делам музеев и охране памятников истории и старины. «Открытые листы», говорилось в проекте, должны представляться местным исполкомам, а виновные в нарушении Обязательного постановления «будут подвергнуты законной ответственности» ¹⁰.

Прокурор согласился с проектом и переслал его в губисполком. Но постановление по неизвестным причинам так и не было принято. В марте 1924 г. комиссия вновь вернулась к этому вопросу. В журнале заседаний Ученого совета НАЭК зафиксировано предложение А. Я. Садовского: «…ввиду близкого наступления удобного для раскопок времени следовало бы просить губисполком о распубликовании Обязательного постановления» ¹¹. Но и на сей раз дело застопорилось.

Члены комиссии предпринимали и другие шаги в отношении археологического изучения прошлого Нижегородчины. Председатель НАЭК, отчитываясь о деятельности комиссии за 1922 г., отмечал, что непосредственно им собирались материалы к археологической карте губернии, на которой регистрировались не только места раскопок, но и отдельные находки. С этой целью были просмотрены периодические издания с 1840 г., сборники НГУАК и «Нижегородские сборники», материалы археологических съездов, обществ, комиссий и т. д. Выявленные данные занесены на специальные карточки, общее число которых составило к 1923 г. 250 ¹².

В 1923 г. Балахнинский электрострой предполагал срыть большую часть волжских дюн. Еще в 80‑х гг. XIX столетия профессор В. В. Докучаев нашел в Балахнинских дюнах на берегу реки Железницы орудия каменного века и керамику неолитического времени. В 1904—1905 гг. В. И. Каменский, а в 1916—1917 гг. В. С. Жуков провели здесь раскопки. Выявленные ими памятники были сданы в столичные музеи. Поэтому, узнав о решении «Электростроя», НАЭК спешно мобилизовала все свои средства на раскопки дюн до начала работ. Раскопки проводились под руководством В. С. Жукова. Было найдено 84 кремневых предмета, 4 сланцевых и 1 кварцевый. Среди них топоры, долота, скребки, наконечники стрел и пр. Очень много было также орнаментированной керамики.

Вторые раскопки этого же года были осуществлены в Сормове. Там в местечке Починки при взятии песка для строящегося дома был найден прекрасной сохранности диоритовый топор индогерманского типа. Опасаясь, что местные жители будут производить самовольные поиски, НАЭК обратилась к губисполкому и Сормовскому исполкому с просьбой издать распоряжение о запрещении раскопок дюн. Одновременно были произведены раскопки в районе находки топора. Однако положительных результатов они не дали. Несмотря на неудачу, ученый совет, основываясь на данных В. В. Докучаева и В. А. Городцова, все же предполагал на будущий год обследовать окрестности Сормова.

В 1923 г. археологические разведки здесь осуществлялись А. Я. Садовским и В. Т. Илларионовым, а профессор Н. М. Романов и С. М. Парийский обследовали район озера Мордова. Позднее В. С. Жуков и Н. М. Романов исследовали Парашнинскую дюну, что в 10 верстах от Балахны. В. С. Жуков совместно с А. Я. Садовским обследовал и дюны около устья речки в районе Воняты, Больших и Малых Могилец, Черной и Шелунова ¹³. В том же году комиссии удалось раскрыть одну из нижегородских тайн, относящуюся к эпохе Смутного времени. В сентябре 1923 г. рабочие «Электростроя» при работах на песчаном бугре вблизи железнодорожного полотна и в 100 саженях от главного здания «Электростроя» наткнулись на яму, наполненную человеческими костями, среди которых были обнаружены 120 черепов. Значительная часть погребения находилась под полотном железной дороги, поэтому археологам удалось исследовать лишь незначительную ее часть. Обезглавленные тела были брошены в яму в беспорядке. На дне ямы был найден небольшой медный нательный крест XVI в. У археологов создалось впечатление, что здесь захоронены люди после какой-то грандиозной казни.

По Нижегородскому летописцу члены НАЭК установили и время и событие. В конце 1608 г. под влиянием агитации игумена Луховской пустыни Ионы и агентов Лжедмитрия I балахнинцы переметнулись на его сторону и должны были с отрядами Лжедмитрия I захватить Нижний Новгород. Но по неизвестным причинам балахнинцы оказались одни под стенами Нижегородского кремля. Воевода Алябьев отбросил их от города и погнал к Балахне. Высланное мятежниками подкрепление было также разбито. Главари — балахнинский воевода Голицин, земские старосты и агенты Лжедмитрия — были схвачены, привезены в Нижний, где их судили и повесили на Нижнем базаре. С другими же пленными учинили расправу в Балахне. Вероятно, открытая могила и была местом их погребения.

В январе 1924 г. НАЭК вновь обращается в губмузей с просьбой о выдаче «Открытых листов» на раскопки для А. Я. Садовского, Н. М. Романова, С. М. Парийского и И. С. Окулич. В том же месяце ученый совет рассмотрел вопрос о продолжающихся любительских раскопках курганов, особенно краеведами-школьниками. Было вновь решено просить губисполком издать «Обязательное постановление» о воспрещении всяких раскопок лицам и учреждениям, не имеющим права производства раскопок ¹⁴. 29 января совет обращается в музейный отдел Главнауки Наркомпроса с просьбой предоставить НАЭК право на судебное преследование лиц, замеченных в таких действиях. В тот же день ученый совет в целях сохранения вещественных памятников старины (курганов, городищ, стоянок) признал необходимым «при производстве работ и исследований на поверхности и в недрах земли» и в случае нахождения указанных памятников немедленно сообщать о них соответствующим археологическим центральным и губернским учреждениям. До их заключения строительные и иные работы на местах расположения памятников не должны были производиться ¹⁵.

В 1924 г. по причине скудости средств осуществлялись лишь археологические разведки, да и то большей частью на средства самих членов НАЭК. Так, С. М. Куль во время своего отпуска пожелал заняться обследованием волжских и окских дюн. Профессор Н. М. Романов предполагал осмотреть описанные А. П. Мельниковым археологические стоянки от с. Бор до с. Рожново. Предварительная разведка показала их естественное происхождение. Тот же Романов на заседании ученого совета 2 сентября 1924 г. сообщил присутствующим о полученных им сведениях, что в окрестностях с. Желнино в дюнном бугре найдена керамика эпохи неолита и предложил произвести там разведки.

6 сентября бригада в составе А. Я. Садовского, Н. М. Романова, С. М. Парийского и И. С. Окулич произвела разведку. Дюна находилась на левом берегу Оки, в полуверсте от Желнино. Были заложены шурфы, материал которых подтверждал наличие здесь стоянки «возможно, более ранней, чем пора Сейменовского человека» ¹⁶. Кстати, Окские дюны от Желнино до Павлова по поручению НАЭК обследовал студент МГУ, впоследствии известный археолог, профессор О. Н. Бадер. Его разведками новых памятников выявлено не было. Но жители Желнино сообщали о новых находках, и 4—5 октября С. М. Парийский выехал в село для продолжения исследований. Выяснив у местных жителей, где были найдены орнаментированные черепки, археологи обследовали 13 холмов и сделали новые, хотя и немногочисленные находки.

В производственном плане комиссии на 1925 г. первым пунктом стояли археологические работы. В плане отмечалось: «Эта работа тем более необходима, что исследования Желнинских дюн не закончены, а Сормовские… требуют тщательной проверки согласно последним методическим требованиям» ¹⁷. В апреле 1925 г. НАЭК вновь напомнил губисполкому о неотложности издания «Обязательного постановления», предложив новый вариант проекта. На сей раз он был гораздо объемнее и основывался на существующих законодательных актах и инструкциях. В нем всем уездным, районным и волостным исполкомам, городским и сельским Советам рекомендовалось принять «действенные меры» к охране археологических памятников. Для этого уполномоченные учреждения обязывались следить за тем, чтобы археологические памятники не использовались в качестве строительных материалов, а заповедные территории не раскапывались и не распахивались для хозяйственных целей. Предупреждалось, чтобы археологические памятники защищались охранной полосой шириною не менее одной сажени.

Обо всех обнаруженных предметах и случайных находках необходимо было немедленно информировать Нижегородский губмузей с указанием места и времени находок, а также имени и местожительства «находчика». Местные власти должны были следить за тем, чтобы все археологические предметы сдавались в Нижегородский исторический музей. Если же они укрывались, то рекомендовалось их изымать, а виновных привлекать к ответственности в «установленном порядке». Власти обязаны были принимать меры к прекращению самостоятельных раскопок и иных действий, ведущих к разрушению археологических памятников.

Местная администрация должны была также следить за тем, чтобы археологические разведки и раскопки производились исключительно под руководством лиц, имеющих установленные «Открытые листы» от Отдела по делам музеев. Советовалось оказывать им всевозможное содействие. Кроме того, все руководители земляных и строительных работ должны были наблюдать за их производством, чтобы случайно обнаруженные памятники не подверглись разрушению. Они также обязывались немедленно сообщать Нижгубмузею о всяком обнаруженном археологическом предмете. Нарушителям декрета ВЦИК и СНК «Об учете и охране памятников искусства, старины, быта и природы» от 7 января 1924 г. и «Обязательного постановления» грозило привлечение к ответственности по соответствующим статьям Уголовного кодекса ¹⁸.

Нормотворческая деятельность НАЭК, как всегда, подкреплялась практической. В мае 1925 г. комиссия произвела раскопки у с. Козина Балахнинского уезда, где в прошедшем году «имела место сомнительная раскопка учителей Козинской школы II ступени». В результате раскопок были обнаружены предметы, очень похожие на те, которые были найдены около Балахны еще в 1923 г. ¹⁹

23 мая 1925 г. ученый совет комиссии обсуждал вопрос о предстоящих раскопках. Было решено во второй половине июня отправиться в Городец для обследования там оборонительного вала, Поповых гор, городища (на том месте, где стояла церковь Михаила Архангела), а также разведать курганы около города. С этой целью постановили списаться с Городецким научным обществом и предложить ему сделать членам НАЭК научные доклады, в том числе и по археологии района. Разведочная экспедиция в Городец состоялась 24—27 июля. Ее участники осмотрели вал и два кургана около сел Таблина и Авдеева. Первый курган был признан подлежащим регистрации и охране. Что же касается вала, то было отмечено, что его свободная от построек и уцелевшая часть должна подлежать «безусловному сохранению» и не использоваться в хозяйственных целях. Местному научному обществу рекомендовалось позаботиться об охране памятника ²⁰.

1 июня того же года председатель НАЭК получил от сотрудника ГПУ водного транспорта сведения о том, что в с. Сарлеи Нижегородского уезда при подготовке площади под сад «случайно обнаружены древние предметы и могилы с костяками». Через неделю туда выехал С. М. Парийский. В местности под названием Шадривая гора действительно оказался могильник. По историческим источникам удалось установить, что здесь в 1743 г. по приказу Нижегородского и Алатырского епископа Дмитрия Сеченова было разрушено мордовское кладбище. По исследованию А. Я. Садовского, этот могильник был близок Гагинскому могильнику и должен был относиться к XIV в. ²¹

В сентябре А. Я. Садовский провел разведку нескольких курганов в Покровской волости Арзамасского уезда в районе сел Корина, Хирина и Воняты. С 13 по 16 августа С. М. Парийский проводил разведку в окрестностях с. Гнилищ, деревень Малышева, Гавриловки и Стригина Растяпинского района, где, по рассказам местного учителя П. С. Чепикова и крестьянина Фомина, в недавнем прошлом в курганах находили «черепки с рисунками и металлические вещи». Несмотря на «не показательные результаты», усугубленные к тому же недостатком средств и дождливой погодой, он считал, что «работу в этом районе прекращать не следует, а продолжить ее в более широком масштабе в будущем», поскольку факт пребывания в районе первобытного человека сомнению не подлежал, так как обстановка здесь «вполне соответствовала Сейминскому становищу» ²².

Что же касается раскопок в Сарлеях, то они не были продолжены, поскольку здесь начала работу антропологическая экспедиция Московского университета.

Полевые работы в 1927 г. планировались в связи с геологическими исследованиями в губернии. Предполагалась детальная разведка кургана у с. Яровского Городецкого района, продолжение разведок у с. Желнино, была поставлена задача установить возможность археологической связи между Мамонтовкой и Сеймой. На следующий год была запланирована разведка дюн в районе Молитовки — Козина.

В связи с началом действия плана индустриализации страны НАЭК в свой план на 1929—1930 гг. включила работы в районах развернувшегося строительства. В частности, Курмышский район был избран как «район скрещивания культур русской, мордовской, чувашской, марийской и татарской». С этой же целью решено было провести полевые работы у д. Федяково — места постройки автозавода ²³.

По всей видимости, именно отмечая заслуги НАЭК в археологии, Главнаука Наркомпроса решила в декабре 1929 г. провести в Нижнем Новгороде I Всероссийский археологический съезд. С этой целью НАЭК создала комитет содействия созыву съезда. Ученый совет постановил субсидировать изготовление карт археологических и палеоантропологических находок на территории Нижегородской губернии. В том же году члены комиссии приняли участие во вскрытии гробниц Нижегородского кафедрального собора и наблюдали за земляными работами в кремле.

В последний год своего существования НАЭК археологических изысканий не проводила, а 1930 г. внес существенные изменения в статус комиссии. Несмотря на печальный конец (как уже отмечалось, комиссия была преобразована), все же восьмилетнее ее существование значительно обогатило нижегородское краеведение, в том числе и в плане археологии. И об этом всегда надо помнить местным историкам, отдавая дань уважения подвижничеству и бескорыстию своих предшественников.

Примечания

¹ ГАНО. Ф. 993. Оп. 1. Д. 1. Л. 217 об.

² Там же. Л. 207.

³ Нижегородская археолого-этнологическая комиссия. 1923—1925 гг. Н. Новгород, 1926. С. 28.

⁴ ГАНО. Ф. 993. Оп. 1. Д. 1. Л. 42—43 об.

⁵ Там же. Д. 11. Л. 35, 46.

⁶ Нижегородская коммуна. 1921. 1 сентября.

⁷ ГАНО. Ф. 993. Оп. 1. Д. 1. Л. 23—24 об.

⁸ Там же. Л. 24—26.

⁹ Там же. Д. 3. Л. 101 об.

¹⁰ Там же. Д. 3. Л. 144—144 об.

¹¹ Там же. Д. 4. Л. 84—85.

¹² Там же. Д. 3. Л. 100 об.

¹³ Там же. Д. 4. Л. 45—46.

¹⁴ Там же. Д. 4. Л. 6.

¹⁵ Там же. Л. 33 об.

¹⁶ Там же. Д. 4. Л. 260 об.

¹⁷ Там же. Д. 5. Л. 40.

¹⁸ Там же. Д. 5. Л. 83—83 об.

¹⁹ Там же. Л. 114.

²⁰ Там же. Л. 131—132.

²¹ Там же. Л. 141—143.

²² Там же. Д. 7. Л. 19, 20, 24.

²³ Там же. Д. 11. Л. 44, 47.