Nigredo

Слабый шорох вдоль стен

Мягкий бархатный стук

Ваша поступь легка

Шаг с мыска на каблук

И подернуты страстью зрачки,

словно пленкой мазутной

Любопытство и робость

Истома и страх

Сладко кружится пропасть

И стон на губах

Так замрите пред мертвой витриной, где выставлен труп мой.

Я изрядный танцор — прикоснитесь желаньем, я выйду

Обратите внимание — щеголь, красавец и фат

Лишь слегка потускнел мой камзол, изукрашенный пылью

Да в разомкнутой коже оскалиной кости блестят.

На стене молоток

Бейте прямо в стекло

И осколков поток

Рухнет больно и зло

Вы падете без вывертов — ярко, но просто, поверьте.

Дребезг треснувшей жизни

Хрустальный трезвон

Тризна в горней отчизне

Трезво взрезан виссон

Я пред Вами, а Вы предо мной — киска, зубки ощерьте

И оркестр из шести богомолов ударит в литавры

Я сожму Вашу талию в тонких костлявых руках

Первый танец — кадриль, на широких лопатках кентавра

Сорок бешенных па по-над бездной, чье детище — мрак.

Кто сказал "Казанова не знает любви" — тот не понял вопроса

Мной изведан полет на хвосте перетертого троса

Ржавый скрежет лебедок и блоков — мелодия бреда

Казанова, прогнувшись, касаткой ныряет в поклон менуэта

За ключицу держитесь

Безудержный пляс

Не глядите в замочные скважины глаз

Там, под крышкою черепа, — пыль и сушеные мухи

Я рукой в три кольца обовью Ваш каркас

А затем куртуазно отщелкаю вальс

Кастаньетами желтых зубов

Возле Вашего нежного уха.

Нет дороги назад — перекрыта и взорвана трасса

И не рвитесь из рук — время криво, и вряд ли право

Серный дым заклубился — скользим по кускам обгорелого мяса

Вдоль багряных чертогов Властителя Века Сего.

Что Вы вздрогнули, детка, Не Армагеддон.

Это яростный рев Похотливых валторн

В честь одной безвозвратно погибшей, хоть юной особы.

И не вздумайте дернуть крест-накрест рукой

Вам же нравится пропасть

Так рвитесь за мной

Будет бал в любострастии ложа из приторной сдобы

Плошки с беличьим жиром во мраке призывно мерцают

Канделябры свихнувшейся, пряной, развратной любви

Шаг с карниза, рывок на асфальт, где червем отмокает

Прах решенья бороться с вакхическим пульсом в крови.

Кто сказал Казанова чарует лишь с целью маневра?

Мне причастен пикантный полет на хвосте перетертого нерва

Мой полет сокрушит Гималаи и гордые Анды

В монотонной свирепости черной и злой сарабанды

Треск разорванной ткани

Бесстыдная мгла

В обнаженной нирване

Схлестнулись тела

Шорох кожистых крыл — нас баюкают ангелы ночи

Диким хмелем обвейся

И стыло смотри

Как звезда эдельвейса

Раскрылась внутри

Как вибрирует в плеске соития мой позвоночник

Хрип дыхания слушай, забудь про шаги на дороге

Там пришли за тобой, только это до времени ждет

Ты нагая взойдешь на разбитые черные дроги

И безумный возница оскалит ликующий рот

Леденяще и скупо Ударит Луна

Содрогнется над крупом Возницы спина

Завизжат на дорожных камнях проступившие лица

В тусклых митрах тумана

Под крыльями сна

Расплетут пентаграмму

Нетопырь и Желна

И совьют на воздусях пылающий бред багряницы

Но не помни об этом в упругом пьянящем экстазе

Выпестовывай сладость мучительной влажной волны

Звезды рушатся вбок, лик ощерен и зверообразен

Время взорвано зверем и взрезана кровля спины

Кто сказал "Казанова расчетлив"- тот врет неумело

Я люблю безоглядно врастать в прежде чуждое тело

Полночь, руки внутри, скоро сердце под пальцами брызнет

Я пленен сладострастьем полета на осколке взорвавшейся жизни!

Снова — шорох вдоль стен

Мягкий бархатный стук

Снова поступь легка

Шаг с мыска на каблук

И подернуты страстью зрачки, словно пленкой мазутной

Любопытство и робость

Истома и страх

Сладко кружится пропасть

И стон на губах

Подойдите.

Вас манит витрина, где выставлен труп мой.