Николай

Глава 2

Все как в тумане.

Громкая музыка. Алкоголь. Наркотики. Все это – неизбежное зло. Все часть моего плана.

Легко забыть, когда ты ничего не помнишь.

Мы вваливаемся в мою комнату, наш истерический смех эхом отдается от стен огромного дома. Никто не обращает на нас внимание. Они все слишком погрузились в свой мир разврата, чтобы беспокоится о нас. Я не только следую моей репутации, я принимаю ее с распростертыми руками.

Блондинка слева присосалась к моей шеи, пока я задираю ей платье. Брюнетка справа расстегивает кнопки на моих брюках, когда я стаскиваю лиф ее платья, освобождая большую грудь. В следующий миг я вбираю в рот ее твердый сосок, зажав его между зубами, мой язык кружит над ним, заставляя девушку издавать непристойные звуки.

Моя рука скользит к влажной плоти между ног блондинки, и ее стоны конкурируют со стонами ее подружки. Они трутся около меня, проводят наманикюренными ногтями по моим волосам, спине, члену… сражаясь за кульминацию. Я чувствую, как они обе содрогаются, дрожат от желания. От потребности. И я планирую дать им то, чего они так желают. Но сначала я хочу поиграть.

Я бросаю обеих на кровать и смотрю на их тяжело дышащие тела с хитрой улыбкой. Они обе безыменные, как и все остальные. Мне все равно. Они открыты для меня, их мысли и эмоции совершенно незащищены. Будет весело.

– Раздевайтесь, – приказываю я. Недолго думая, девушки избавляются от остальной одежды, при этом не отрывая от меня взгляда. Правильно… смотреть на меня.

Обнаженные они растягиваются передо мной, чтобы я любовался их гладкой, упругой кожей, которая взывает к ласкам. Тяжелый и плотный запах возбуждения витает в воздухе. Я могу почти распробовать их аромат – это так ощутимо. Сладкий, соленый, острый. От ожидания у меня текут слюни.

– Иди сюда, дай нам раздеть тебя, – говорит брюнетка, маня меня пальчиком.

Я качаю головой.

– Не сейчас. Но скоро. А для начала, я хочу, чтобы вы двое поцеловались.

Опять же, не задумываясь, девушки выполняют приказ, их мягкие, сочные губы нежно соприкасаются. Они хихикают, когда губы сливаются в поцелуе, дыхание учащается, пока их розовые язычки сплетаются вместе. Они трогают друг друга, их возбуждение растет до тех пор, пока они обе не хнычут от освобождения. Пока нет. Не тогда, когда я еще не насытился.

Они отстраняются, тяжело дышат, скулят и все еще ласкают мягкую, чувствительную кожу друг друга.

– Хорошо, – улыбаюсь я. Я останавливаю взгляд на блондинке. – Соси ее грудь.

Она берет в свои маленькие ладони полушария брюнетки и большими пальцами проводит по соскам. Сквозь длинные ресницы блондинка смотрит на свою подругу, а затем переводит взгляд на меня. Блондинка втягивает в рот упругую кожу и начинает сосать, нежно потянув, она поднимает на меня свои полуприкрытые глаза.

Смех стих. Ничего не слышно, кроме эротических звуков несдерживаемого удовольствия. Я ласкаю их мягкую, безупречную кожу, пока они двигаются друг против друга с чистым блаженством в сочетании с трепетом темной фантазии.

Они не задают вопросов о том, что чувствуют. Они не стесняются и не сопротивляются. Они позволяют своим плотским инстинктам руководить ими – позволяют мне руководить ими. Я их учитель. Их лидер. Их Бог. А они ничего другого не хотят, как только радовать и поклонятся мне.

Позже, когда их накрывает волной желания, я встаю позади брюнетки, которая лицом уткнулась блондинке между ног и вхожу в нее. Она стонет против лона подруги, и они уже обе вскрикивают. Я проникаю глубже, жестче, быстрее. Я позволяю влажному теплу окутать меня, пусть оно заставит огонь, сжигающий меня изнутри, выжечь мои нервные окончания до тех пор, пока все что я смогу это чувствовать.

Каждый мускул в моем теле натягивается и пульсирует, но я не останавливаюсь, а лишь быстрым движением, которое остается незамеченным, переворачиваю девушку и снова погружаюсь в нее.

Беря каждую, я трахаю их на протяжении нескольких часов, полностью измотав. И только когда они чувствуют, что их тела могут взорваться от невыносимых ощущений, я снова беру их, пока они совершено не выбиваются из сил, что даже уже не могут стонать.

Я лежу на кровати, уставившись в потолок, и представляю колыбельную из тяжелого дыхания укачивающую меня. Но я знаю, что это бесполезно: сон не приходит. Он никогда не забирает меня подальше от этого. От меня.

Я хватаю брюки, надеваю их и иду к бару. Бурбон мягко плещется вниз, как жидкий огонь и я вдыхаю пламя.

– Наслаждаешься шоу? – спрашиваю вслух я, наливая еще.

Нет ответа. Ничего другого я и не ожидал.

– Знаешь, ты могла бы преуспеть. Особенно, если готова кое-что делать вместе с девочками. – Я поворачиваюсь к темному углу комнаты и улыбаюсь. – Клиенты любят такое дерьмо.

– Меня от тебя тошнит, – звучит резкий ответ. – Пошел на хер!

– Прости, малышка, – усмехаюсь я, идя на голос. – Но я не трахаю товар. Но кто знает, может быть… ты станешь моим исключением. Если будешь хорошей девочкой.

Я стою в самом темном углу комнаты, окутанный тенями, перед ней. Девушкой. В ее янтарных глазах мольба о смерти, съежившись она сидит между комодом и креслом, отчаянно пытаясь раствориться в стене, чтобы убежать. Но она не может. Она не может уйти, даже если ее маленькая жалкая жизнь зависела бы от этого. Она подписалась остаться в четырех стенах этого особняка.

– Я не шлюха, ты, отвратительный кусок дерьма, – шепчет она сердито.

– Конечно же нет. – Я приседаю к ней, держа бокал в руке. Я протягиваю ей его, но она отмахивается, словно я предлагаю кубок, полный крови. – Но как ты знаешь, я обеспечиваю жильем шлюх. Никто не живет здесь бесплатно.

Ее глаза блестят от слез, и она быстро отворачивает голову, поэтому я не могу увидеть ее слезы и смахнуть их. Моя рука дергается, желая прикоснуться и пройтись по влажному следу на ее щеке. Вместо этого, я залпом опрокидываю бокал, заглушая позывы.

– Почему? – внезапно спрашивает она.

Я пожимаю плечами.

– Проституция – одна из древнейших профессий. Секс всегда будет востребован.

– Нет… почему ты это делаешь? Зачем ты забираешь невинных девушек и превращаешь их в ничто иное, как мешки для мусора? Неужели ты не испытываешь вины? Разве тебе не плохо в таком жалком бесполезном месте?

Я улыбаюсь от раздражения.

– Сперва наперво, я никому не подчиняюсь. А женщины работают и находятся здесь по собственному желанию. И раз ты не поняла, то никому не причиняют здесь боли. У них самая дорогая одежды, они балуют себя регулярными походами в спа-салоны, и имеют круглосуточную охрану. Поверь мне, они могли бы заниматься гораздо худшими вещами до меня, а большинство это и делали. И отвечая на твой второй вопрос… нет. Я не чувствую никакой вины. Чувство вины – это удел слабых и эмоциональных. Это ты должна заботится о ее пристанище. А меня это не ебёт никоем образом.

Она качает головой и саркастически улыбается.

– Вау. Я-то думала, что Принц будет более благородным.

Я чуть не подскакиваю. Принц. Она знает. Блять, она знает…

– И вот что я подумал, шлюхи должны быть более покладистыми, – резко отвечаю я, умело маскируя панику.

– Я. Не. Шлюха! – рычит она. Девушки, спящие в нескольких футах, шевелятся, но все же не просыпаются.

От удивления я поднимаю брови.

– Правда что ли? Ну, что ты планируешь сделать для меня? Ты знаешь характер моего бизнеса: долг должен быть полностью погашен. И как же ты собираешься заплатить мне по остаткам долга твоего отца?

Ее губа дрожит, и она сильно прикусывает ее, от чего та становится вместо малиновой белой. Девушка смотрит в сторону, пытаясь сморгнуть упрямые слезы и отчаянно скрыть свой страх от меня. Я знаю, что внушаю страх, и хочу видеть это. Я не могу без этого – без свежих, человеческих эмоций. Я хочу ее слезы, но снова, часть меня не хочет заставлять ее плакать.

Видите? Противоречивый ублюдок.

– Все, что захочешь, – наконец шепчет она, уставившись на меня. Хотя, скорее всего она не может видеть моего лица, ее выражение лица стойкое и уверенное. Храброе. – Все, что ты от меня захочешь.

Я медленно киваю, но я потрясен от того, что она согласилась на подобное дерьмо. И возможно немного разочарован. Может быть мне хотелось, чтобы она боролась со мной. Возможно хотел, чтобы она отказалась, так как считает это отвратительным и неправильным. А не полностью соглашалась с этим. Ни одна здравомыслящая, уважающая себя девушка не подписалась бы на такое дерьмо.

Я запускаю руку в волосы и дергаю их от необъяснимой злости. У этой девчонки нет никакого опыта работы в борделе, и все же она здесь, и я чертовски упрям, чтобы сделать что-нибудь с этим. И тот факт, что я хочу, блять, я хочу простить ей долг, который на нее повесил так называемый отец, ради того, чтобы трахнуть ее.

– Верно. Ну, мы должны начать прослушивание, – говорю я наотрез. Поднявшись, я начинаю расстегивать брюки.

– Чт… что? Что ты делаешь?

От ужаса она широко раскрывает глаза, когда замечает, черные волосы, выглядывающие из моих расстегнутых штанов.

– А как ты думаешь, что я делаю? Я не могу продавать то, что сам не попробую. Сейчас могу предположить, что ты вероятнее всего откажешься отсосать мне, так что единственный раз я сделаю исключение. – Все еще скрытый пеленой ночи быстрым движение, которое она не в состоянии увидеть, я приседаю перед ней.

– Я позволю тебе переспать со мной, красавица. Ты ведь именно этого хочешь? Видела, как я трахал этих девушек? Как заставил их стонать и выкрикивать мое имя? Ты ведь тоже так хочешь? Ты хочешь почувствовать меня глубоко внутри себя так же, как я был глубоко внутри них.

Когда я тянусь к лямке ее шелковой ночной рубашке, которую надела на нее Надя, я чувствую, как девушка дрожит под моими пальцами. Она всхлипывает в ту секунду, когда моя кожа прикасается к ее, легкое жжение бежит по моим пальцам и тонет глубоко внутри меня.

– Нет, – говорит она сквозь прерывистые рыдания. – Пожалуйста, не делай этого.

– Что? Предпочитаешь раздеться сама? – раздраженно насмехаюсь я, сжимая тонкую ткань. – Не надо разыгрывать страх передо мной. Ты знала, на что подписывалась.

– Но, но… я не могу. Не могу этого сделать. Прекрати, пожалуйста.

Я одергиваю руку назад и крепко сжимаю в кулак. Так же сильно, как я хочу дотронуться до нее, я жажду ее чувства чистого ужаса, я не хочу этого. Нет. Только не так.

– Разве это не то, чего ты хочешь? – спрашиваю я сквозь стиснутые зубы. – Разве ты не за этим сюда пришла?

– За этим! – плачет она. – Но я, я… я не могу.

– Не можешь? Не можешь что? Не можешь трахаться, как шлюха? – ору я. Девушки, лежащие на кровати, начинают просыпаться, но одним взмахом руки я снова вырубаю их. Я даже не забочусь о том, чтобы оставаться незамеченным. Все на чем я сосредотачиваюсь, так это на следующих словах, который слетают с этих пухлых, красных губ.

– Какая шлюха – девственница! – кричит она, соответствуя моей ярости. Ее грудь быстро вздымается, при этом ноздри раздуваются с каждым затрудненным вздохом.

Я отхожу назад, увеличив расстояние между нами до фута, словно она открыла мне какое-то инфекционное заболевание, а не свое целомудрие. Она девственница и все же она обрекла жизнь на позор и унижение. Прокляла себя на жизнь с монстром. Даже я не могу подобное вбить себе в голову, а я король сбивать с толку.

Я открываю рот, чтобы высказать все, что я думаю по этому поводу, ощущая холодное давление на мои глаза. Я сжимаю кулаки, успокаивая холодный шторм, мчащейся по венам.

– Девственница? Ты чертова девственница? Что я по-твоему должен делать с этим?

Она не отвечает. Вместо этого, вытирает тыльной стороной влажное от слез лицо, пригвоздив меня свирепым взглядом. Мы сидим в тяжелом молчание, ее слова глыбой упали мне на плечи. Я больной ублюдок, я даже не скрываю этот факт, но могу ли я действительно уничтожить девушку и забрать ее священный дар, продав его по самой высокой цене? Неужели я пойду на такое зло?

Я качаю головой. отвечая на собственный вопрос. Я зло. Я эгоист. Моя душа была проклята в тот самый момент, когда я родился. Но остальная часть меня? Не определилась с выбором. И неважно как сильно я пытаюсь встать на путь разврата, который вымощен в моих костях и крови с моего рождения, что-то во мне отказывается принять его.

Она противится ему, идет против моей природы, заставляет меня постоянно сомневаться. Именно поэтому я делаю то, что делаю – почему облить, прячу чувства. Зачем притупляю их алкоголем, наркотиками, всем тем, что позволяет легко мне играть эту роль.

Именно это делает меня самым презренным человеком, которым я являюсь. Я знаю, что лучше. Я знаю кто я и что я делаю неправильно. Но все равно делаю. Я делаю это, потому что могу.

– Ты сказала, что знаешь кто я, – говорю я, сквозь непривычный, образовавшийся ком в горле.

– Знаю. – Уверенность перекликается с ее непоколебимым голосом.

– И… что я?

– Да.

Я киваю. Она больше ничего не произносит. Я чувствую ее правду. Я вижу ее. Черт возьми, я ощущаю запах этот на ней, запах ее кровной линии вызывает у меня головокружение. Она не обычная девушка. Человек, разве что именно так. Словно ее переполняет что-то сверхъестественное. Что-то мощное. Что-то вроде меня.

Я легко могу заставить ее забыть. Я мог бы стереть все следы моей личность из ее разума. Черт, я могу убрать любое ее воспоминание. Но по какой-то странной причине, я этого не делаю. Может быть в этот раз я не хочу быть просто незнакомцем. Может быть я просто хочу, чтобы кто-то, хоть кто-нибудь узнал меня.

– Как тебя зовут, красавица? – спрашиваю я против своей воли. Имена означают фамильярность. Они личные, а личное меня не интересует. Никогда не было желания. До сегодняшнего дня.

Она медлит, и я представляю ее мысленную борьбу. Дыра в моей груди болит… от чуждого чувства.

– Амели, – наконец шепчет она. И прежде чем она начинает сожалеть о раскрытии первого интимного кусочка о себе, я поднимаю руку и мягко провожу поперек ее лба, отправляя ее в спокойный мир грез.

– Приятно познакомится, Амели, – шепчу я, укладывая ее в колыбель своих рук, когда она падает вперед, мои губы почти касаются ее кожи, и я могу ощущать сладкий ее аромат. Смахнув прядь волос с ее лица, я смотрю вниз, на самое чистое, красивое создание, которое я когда-либо держал в руках. – Я Нико.