Есть символический смысл в том, что эта книга воспоминаний о Николае Гумилеве выходит именно теперь, в начале XXI века, когда прошел первый бум интереса к поэту после снятия цензурных запретов. После впервые открыто отмеченных юбилеев — 100-летия и недавнего 115-летия — со дня рождения Гумилева. После возвращенного едва ли не в полном объеме творческого наследия одного из самых ярких и трагических представителей Серебряного века. После периода, когда вокруг имени Николая Гумилева было, пожалуй, больше внешнего ажиотажа и внимания к нему как к любому запретному плоду, как к жертве большевистского террора, как к вечному антагонисту Александра Блока и даже как к мужу Анны Ахматовой, посвятившей ему немало лирических шедевров. Витало в воздухе и полудетективное любопытство в виде интригующих вопросов: сфабриковано все-таки или нет «дело Таганцева», участвовал Гумилев в подготовке контрреволюционного мятежа или нет?
Свою положительную роль в ту пору сыграла первая после снятия идеологической опалы мемуарная книга «Николай Гумилев в воспоминаниях современников» (1990), составленная профессором Айовского университета (США) Вадимом Крейдом, поэтом и историком литературы русского зарубежья. Из мозаичных, кратких и неравноценных по содержанию воспоминаний можно было составить некий образ и предварительный портрет замечательного неординарного человека, значение которого для отечественной культуры всем нам еще только предстоит осознать.
И вот теперь, когда в обществе наступило запоздалое отрезвление от свободы «без берегов» и когда, в частности, творчество Гумилева осталось лишь на поле литературы и эстетических оценок, вне сиюминутной злобы дня, — настало время для более глубокого и несуетного собеседования с поэтом. Для действительного осознания его значения в контексте того уникального в истории мировой культуры нового Ренессанса, который мы называем Серебряным веком. Тем более это важно узнать и понять, что в русской литературе, в российской судьбе значение поэта, писателя, художника всегда связано с его предназначением, с его исторической задачей, с тем, что Баратынский называл «поручением» («Дарование есть поручение…»). А в личности Николая Гумилева это предназначение, это поручение — как ни в ком другом из его великого окружения — наиболее характерно и резко явлено и накладывает отпечаток не только на весь его жизненный путь, но и на посмертные его отношения с историей. Он был одним из немногих, если не единственным, в той талантливейшей плеяде Серебряного века, кто не соблазнился разрушительной безответственностью русской интеллигенции начала столетия, теми болезненными и дурманящими «цветами зла» декадентства, игрою в порок и в экзальтированное отрицание тысячелетней истории России, всем тем, что и способствовало наряду с другими глубинными процессами истории погибели великой страны. В сущности, в Гумилеве мы можем с поздним воздыханием видеть, какою могла быть Россия в XX веке, пойди она не за разрушителями, а за такими людьми, как он. В нем было душевное здоровье, сознательно воспитанное физическое упорство, духовное родство с верой и мужеством его героических предков, ведущих свое начало от двух главных для русского государства линий — священнической и военной. Блестящий поэт и критик с безупречным вкусом; отчаянный и увлеченный путешественник; бесстрашный военный, добровольно ушедший на фронт в гущу боевых действий; покоритель женских сердец; монархист-государственник, не скрывавший своих взглядов от узурпировавших власть большевиков. Поистине он был русским европейцем. Как Пушкин, Карамзин, Лермонтов. В нем, в его пути, в его личности — для видящих и слышащих — открывалась альтернатива новейшей истории России. В его поэзии, в его мировоззрении, в его характере была воля к будущему, или, говоря словами его сына, Льва Гумилева, «пассионарность». Неслучайно он называл себя «рыцарем счастья». Вот почему так насущно именно сегодня подлинное открытие для нашего времени судьбы и творчества Николая Гумилева. России всегда, а в наше время как никогда прежде, недоставало и недостает философии счастья, радости, философии трезвого взгляда на обстоятельства, воли к ежедневной победе, чтобы мы надеялись не на «авось», а на собственные силы, на осознанную целеустремленность к светлой стороне жизни. Мощный заряд такой целеустремленности несет в себе мужественная, жизнелюбивая поэзия Николая Гумилева. Потому он с полным основанием мог в стихотворении «Мои читатели» говорить не только о своих современниках, но и о нас:
…Я не оскорбляю их неврастенией,
Не унижаю душевной теплотой,
Не надоедаю многозначительными намеками
На содержимое выеденного яйца,
Но когда вокруг свищут пули,
Когда волны ломают борта,
Я учу их, как не бояться,
Не бояться и делать, что надо.
И когда женщина с прекрасным лицом,
Единственно дорогим во вселенной,
Скажет: «Я не люблю вас», —
Я учу их, как улыбнуться,
И уйти, и не возвращаться больше.
А когда придет их последний час,
Ровный, красный туман застелет взоры,
Я научу их сразу припомнить
Всю жестокую, милую жизнь,
Всю родную, странную землю
И, представ перед ликом Бога
С простыми и мудрыми словами,
Ждать спокойно Его суда.
Чтобы понять истоки этой поэзии, характер человека, написавшего такие стихи, чтобы разобраться в причине его гибели и в том, почему Россия в начале XX века отвергла для себя исторический вектор, носителем которого были люди, подобные Николаю Гумилеву, — мало знать творчество поэта. Необходимо войти в исторический, культурный, общественный контекст его биографии, его времени. И здесь как раз актуальным становится все, что касается жизни этого выдающегося человека, его отношений с эпохой, с современниками, с самим собой, наконец. Во многом на эти вопросы отвечает новая книга воспоминаний о Николае Гумилеве. Впервые в ней публикуется биография поэта, написанная сыном Н. Гумилева Орестом Николаевичем Высотским. В биографии (наиболее полной) замечательно соединены жанр воспоминаний, благоговейное волнение летописца семейных преданий, строгость исследователя, тактичная пристрастность сына, гордящегося своим великим отцом, непримиримая твердость в отношении к излишне вольным интерпретаторам драматических поворотов на жизненном пути поэта. Это многолетний труд О. Высотского, до публикации которого он, как и его брат по отцу Л. Гумилев, к сожалению, не дожил. Но читатель сможет оценить мужественность и традиционное благородство стиля воспоминаний О. Высотского, прожившего долгую и трудную жизнь, ученого и поэта, участника Великой Отечественной войны, побывавшего и в сталинских застенках, оказавшегося после распада СССР за границей, в Молдавии, и похороненного там, в чужой земле Тирасполя. Думаю, что Николай Гумилев был бы доволен своими сыновьями, они ни в чем и никогда не посрамили имени отца. Как написал О. Высотский: «Потомки поэта Гумилева старались достойно продолжить традиции рода».
Мемуары других авторов составлены и прокомментированы В. Крейдом. Это материалы, которые не попали в книгу «Николай Гумилев в воспоминаниях современников» либо вошли в нее в сокращенном виде. Верю, что с появлением новой книги о жизни поэта не только читатель дождался глубокого и серьезного знакомства с ним, но и Николай Гумилев, окончательно и бесповоротно вернувшись через десятилетия в родное Отечество, дождался того читателя, к которому обращался когда-то, не сомневаясь, что этой встречи никто и ничто отменить не может:
…Пусть он придет! Я должен рассказать,
Я должен рассказать опять и снова,
Как сладко жить, как сладко побеждать
Моря и девушек, врагов и слово.
Геннадий Красников