Однажды, возвращаясь с неудачной охоты, я увидал посреди небольшого озерка трех крякв. "Дай, думаю, выстрелю, хоть ружье разряжу". Дробь у меня в ружье была 8-го нумера, но я, подкравшись к уткам шагов на 30, все-таки выстрелил. Результаты моего выстрела были таковы: одна из уток лежала мертвая, другая улетела, а третья сидела по-прежнему спокойно на поверхности озера, будто ничего не произошло. Я уж хотел по ней из другого ствола выстрелить, да егерь меня остановил: "Погодите, — говорит, — барин, мы ее так, руками возьмем, она, верно, раненая". Поблизости, на счастье, нашелся небольшой досчаник, и мы поехали за добычей. Боясь, чтобы утка не улетела, я все время держал ружье наготове, но, к моему удивлению, утка не только не полетела, но даже, при нашем приближении, не проявила никаких признаков страха или беспокойства.
Когда мы подъехали к ней, я достал ее из воды и посадил на дно нашего досчаника, она нисколько не противилась и так же спокойно продолжала сидеть на досках, как и на воде. Пришедши домой, я осмотрел ее, и она оказалась раненною в левую часть головы; ранка была еле заметная и скорей походила на царапину. Над этой уткой я произвел следующие опыты. Я ее внес в комнату и, посадив на иолу, подпихнул — она пошла, пока не стукнулась головой о стену. Потом я ее подбросил на воздух — она полетела, пока, ударившись о стену, не упала, но сейчас же вскочила, оправилась и приняла прежнее свое спокойное положение. Когда я ей дал есть, то должен был ткнуть ее носом в еду, и она ела, пока не съела все, что было на тарелке. Когда кто-нибудь начинал ловко подражать утиному кряканью, моя утка тоже начинала крякать, пока подражавший кряканью не замолкал. Замечательно, что во все это время утка не проявляла никаких признаков самостоятельности и двигалась без всякого сознания, как автомат. Я решил оставить ее жить, чтобы наблюдать за нею. На следующий день я ее вынес на улицу и посадил на крыльцо; она так же спокойно сидела на улице, как и в комнате. Но тут я отошел от крыльца, а когда возвратился, то увидал мою утку во рту дворовой собаки. Я бросился, отбил ее у собаки, но у нее было повреждено горло, и она тут же околела. Даже схваченная собакой, утка осталась совершенно спокойной и не оказала никакого сопротивления.
Интересно, что Николай Константинович наряду с непосредственными впечатлениями от охоты, как и в других своих занятиях и увлечениях, подходил ко всему основательно: он знакомился с научными сведениями по всему, с чем ему приходилось сталкиваться в жизни вообще и в лесу в частности. Таким образом появились многочисленные выписки справочников и книг по флоре, фауне, минералогии, почвоведению — самому разнообразному кругу тем. Об этом говорят сами названия его заметок и рассказов: "Охоты в Царскосельском уезде", "Зимний сезон в Царскосельском уезде", "Черта характера тетерева", "О предохранении ружья от ржавчины", "Описание птиц, перья которых помещены в альбоме № 1", "О ловле и охоте на птиц", "Краткая таблица деревьев С.-Петербургской губернии", "Краткая таблица насекомых, составленная по зоологии Ю. Симашко", "Краткая таблица минералов, составленная по минералогии А.Я. Герда", "Коллекция минералов № 1", "О лесной дичи С.-Петербургской губернии", "О болотной дичи северной России", "Возражение на книжку "Наши благодетели — сарыч и ворона"", "Живучесть зайца", "Ночь в лесу". В рукописном архиве ГТГ хранится также и "Свидетельство от Лесного Департамента ученику VII класса Санкт-Петербургской гимназии К. Мая, Николаю Рериху, на основании статьи 10 закона 3 февраля 1892 г., на право собирания яиц с научной целью во всякое время года в течение 1892 г. в казенных лесных дачах Санкт-Петербургской губернии".
Среди интересов гимназического периода Н. Рериха необходимо также упомянуть любовь к музыке, непреходящую, оставшуюся на всю жизнь, и увлечение творчеством Т.Г. Шевченко, а также Н.В. Гоголя, в произведениях которого были воплощены яркие, всегда живые образы "высокой духовности и тонкой потусторонности". Гоголь часто ставился на ученических спектаклях и всегда был близок Николаю Константиновичу. Ему на всю жизнь запомнились слова главного героя "Тараса Бульбы" о товариществе: "Вот в какое время подали мы, товарищи, руку на братство. Вот в чем стоит наше товарищество. Нет уз святее товарищества. Бывали и в других землях товарищи, но таких, как в русской земле, не было таких товарищей. Нет, братцы, так любить может русская душа — любить не то, чтобы умом или чем другим, а всем, что ни есть в тебе… Пусть же знают, что такое значит в русской земле товарищество!"
К Н.В. Гоголю, как к учителю, уважение сохранилось на всю жизнь:
"И разве многообразное, но единосущное дарование великого Гоголя, разве оно, как в высокодуховных взлетах, так и в улыбке быта, разве оно тоже не дало посох прочный и легкий?"
Н.К. Рерих. Санкт-Петербург. Октябрь 1882 г.
Развитию кругозора Николая Константиновича способствовал широкий круг знакомых его отца, в Петербурге человека уважаемого за порядочность и профессионализм. К тому же нотариальная контора Константина Федоровича располагалась в самом центре города, рядом были университет, Академия художеств и Академия наук. Представители петербургской интеллигенции — общественные деятели, ученые, художники, писатели — составляли основной круг клиентов и знакомых К.Ф. Рериха. Среди частых посетителей, с некоторыми из которых он состоял в дружеских отношениях, можно назвать М.О. Микешина, видного художника и скульптора, автора целого ряда известных российских памятников; Д.И. Менделеева, выдающегося русского физика, химика и общественного деятеля, автора Периодического закона химических элементов; востоковедов-монголоведов профессоров А.М. Позднеева и К.Ф. Голстунского; видного ученого-агронома А.В. Советова; профессора Томского университета А.П. Коркунова; Д.Л. Мордовцева, историка и публициста, много писавшего на темы русской и украинской истории; историка, публициста и поэта Н.И. Костомарова и многих других.
На многочисленных встречах в квартире Константина Федоровича Рериха звучало много полезного для развития сына: "С большею признательностью вспоминаются все, кто так или иначе возбуждал и чеканил мысль". Д.И. Менделеев, например, неоднократно высказывал свои идеи, созвучные мыслям молодого Николая Рериха: "Высшее развитие — в творчестве, если только подражать да потреблять, так не выжить человечеству, как не выжили мамонты".
Разнообразные впечатления и наблюдения жизни записывались. Целый ряд статей был написан и для славянского журнала "Нада", что в переводе значит "надежда", издававшийся в Боснии. Статьи об охоте печатались в журналах "Природа и охота" и "Русский охотник". А первыми литературными произведениям, вероятно, стали: рассказ "Клад", написанный в 1887 году, и тогда же написанные стихи.