— Простите меня, отец, ибо я согрешила, — Банни Калахен опустилась на колени перед решеткой, отделяющей ее от преподобного Макконахью. — Я думаю, Господь испытывает мою веру. Мне страшно. Последнее время, отец, мне очень страшно.
— В чем причина твоего страха? Господь испытывает многих. — священник прекрасно понимал Банни. Он ведь и сам считал свой порок божьим испытанием.
— Мне страшно не за себя. Сама я готова ко всякому. Но теперь, когда я не одна, мне очень тревожно за ту маленькую душу, которую я самонадеянно вызвалась опекать. Последнее время со мной случается странное. Провалы. Провалы в памяти. Я обнаруживаю себя в комнате или на кухне в странной одежде и не помню, где была и что делала последние несколько часов. Мне страшно идти к врачу. Страшно услышать от него слово “деменция”. Страшно что служба опеки заберет моего мальчика, а я буду мочиться под себя и пускать слюни, как младенец, пока наконец, из-за невыключенного газа мой дом не взлетит на воздух.
Преподобный Макконахью молчал. Он не знал, что ответить Банни. Ее страхи не беспочвенны, однако, чем он мог помочь бедной старушке.
— Я знаю. С такими вещами обычно ходят ко всяким там психотерапевтам, но я с детства приучена выворачивать душу перед святыми отцами. К тому же это бесплатно, — Банни засмеялась.
— Ты все делаешь правильно. — Священнику хотелось сказать мисс Калахен что-то ободряющее. — Господь обязательно вознаградит тебя за твою доброту, Банни. Ты хороший человек. — Макконахью хотелось добавить “не то, что я”, но он воздержался.
— Френк Уилсон, специальный агент по расследованию особо тяжких, — высокий чернокожий мужчина протянул шерифу крупную ладонь. — А это мой напарник Остин Кауфман, — он показал на маленького пухлого человека, который крайне мало походил на федерала, скорее его можно было представить за прилавком какой-нибудь булочной.
— Мэтью Блейк, шериф Блэклейка.
Шериф не был сильно обрадован приездом агентов, однако любая помощь сейчас не будет лишней.
— Насколько я понимаю, мистер Блейк, подозреваемых у вас пока нет.
— По делу Салли Ричардсон подозреваемых трое. Вот только улик нет. А что касается Аманды Харисон, то под ее ногтями найден биоматериал. Мы отправили его в лабораторию, и я очень надеюсь, что его не потеряют как это было с уликами по первому трупу.
Остин Кауфман внимательно изучал материалы дела на планшете.
— Думаю мы имеем дело с серийником, который только ищет себя. Пытается выработать свой почерк.
— С чего вы так решили, агент?
— Цветы, венок, платье, гостии, — он действует определенным образом. Однако, мы не встречали раньше убийств со схожими деталями. Стало быть, парень новичок.
— В две тысячи пятом в Стоун-Хилл было пару похожих случаев. Кто-то убивал проституток и одевал в свадебные платья. — Уилсон показал шерифу фотографии жертв. — У вашего убийцы такая же фиксация на порочности жертв — одна была онлайн-шлюхой, вторая — стриптизершей.
Когда агент ФБР назвал Салли “онлайн-шлюхой” Блейку захотелось двинуть ему в челюсть. Шериф, сперва пытавшийся скрыть тайну Салли из уважения к Эмили, все же был вынужден обнародовать неприглядную правду о девушке. Однако это вовсе не значило, что какому-то заезжему федералу дозволено называть Салли, нашу прекрасную Салли, не обидевшую и мухи, помогавшую старушкам и имевшую самый высокий бал в школе, называть “онлайн шлюхой”. Да, она оступилась. Но это не делает ее плохим человеком.
— А почему платья черные? — Остин Кауфман уставился поверх очков на шерифа, будто бы у того и впрямь есть ответ на этот вопрос.
— Возможно, потому что он считает, что они не заслужили белых. — предположил Уилсон, — Белый символизирует чистоту и невинность. Они не были невинны, стало быть, их удел — черное.
Из уст агента-афроамериканца это прозвучало с иронией.
— Я бы в первую очередь рассматривал священника. — Кауфман прилепил фотографию преподобного к доске для улик.
— А что с тем парнем в Стоун-Хилл? Его взяли? — шерифу все же очень хотелось, чтобы убийца оказался не местным.
Уилсон отрицательно покачал головой.
— Примечательно, что убийств тоже два. Может он взял перерыв и немного изменил почерк?
— Мы обдумываем и этот вариант тоже.
— Где этот сукин сын? — в стельку пьяный Пол Харисон вломился в полицейский участок и кричал в лицо Аннабель Стюарт.
— Шериф уехал по делам, — спокойно и с нескрываемым презрением ответила секретарь.
— Какие такие, старая ты курица, у него могут быть дела? Мою девчонку, мою Мэнди, — Пол прервался и начал рыдать. И это было так искренне, что Аннабель даже начала сочувствовать этому нетрезвому ублюдку, хоть и прекрасно знала, что всю свою никчемную жизнь Полу было глубоко наплевать на дочь.
— Что тут происходит? — на шум вышел Джонни Вивер и, увидев рыдающего Пола Харисона, в нерешительности остановился. Пол, как всегда пьян, но сегодня, казалось, он имеет на это право.
— Ты, сраный говнюк! — Харисон бросился с кулаками на помощника шерифа, — Ты и твой чертов начальник! Пока вы, тупые копы, шастаете по барам и хлещете виски, наших детей убивают.
— Угомонись, Пол! — Джонни схватил пьяницу за грудки и хорошенько встряхнул. — Будешь вести себя как урод, отправлю в камеру и не посмотрю, что у тебя горе.
— Только на это вы, ублюдки, и способны! — обессиленно пробормотал Харисон.
— Мистер Макконахью, — агент Уилсон откинулся на спинку кресла, — где вы были в ночь убийства Салли Ричардсон?
— Я уже много раз говорил это шерифу. Я был дома. Никто не может это подтвердить, так как я живу один.
— Вы выходили в этот вечер и ночью в интернет? Совершали какие-нибудь покупки? Посещали определенные сайты? — последнее предложение агент произнес особенно выразительно.
— Не могу точно сказать, не помню… Кажется нет. Я рано лег спать.
В комнату для допросов вошел Остин Кауфман и встал за Уилсоном, скрестив на груди руки.
— Вы хорошо знали мисс Ричардсон? Она была вашей прихожанкой? Часто посещала церковь?
— Я уже говорил шерифу, да и все это знают. Нет. Салли Ричардсон не посещала церковь, как и ее мать, Эмили. Салли я знал не больше, чем любого ученика старшей школы. Молодежь нынче не очень религиозна.
— Не больше, чем любого ученика? — Кауфман издевательски посмотрел на священника. — У нас другие сведения.
— Господи Иисусе! — преподобный закрыл руками лицо, — да, у меня есть грехи. Да я посещал иногда эти… сайты… с девушками. Но это уже в прошлом. И я бы пальцем не тронул Салли.
— Последний раз вы наблюдали за ней за день до ее гибели.
Макконахью молча глядел перед собой. Он тяжело вздохнул.
— Я сказал все что знаю, агент. Я не убивал Салли Ричардсон.
Френни Полсен ликовала. Она знала, что еще одно убийство непременно случится. Она ждала. И вот труп Аманды Ричардсон как подтверждение всех ее измышлений. Френни победоносно и с легким пренебрежением сообщила Рите, что это еще не конец.
— Пока этот псих, Томпсон на свободе нас ждет еще несколько свежих трупов. Вот увидишь.
— Боже, Френ. Ты думаешь, что все это он?
— Конечно он. Многие видели, что после смерти Салли этот психопат сблизился с бедняжкой Амандой. Обхаживал ее. Весь такой вежливый.
— У меня мурашки от того, что этот тип ходит по улицам. Вчера я рассчитывалась с ним за бензин, и он так меня посмотрел. Ну знаешь…
Рита поежилась и передернула плечами.
— И будь уверена, полиция снова его не арестует. Этот Элайджа не дурак. Он не оставляет прямых улик.
— Я слышала они подозревают преподобного Макконахью.
— Чушь собачья! — Френни выпустила струйку сигаретного дыма. — Преподобный слишком стар, чтоб бегать за школьницами и стриптизершами и таскать трупы. Да говорят он любил поглазеть на голых девиц в интернете, но кто из мужиков этого не любит?
— Да уж. Узнай я что убийца на самом деле священник, то совсем бы утратила веру в человечество.
Френни Полсен насмешливо хмыкнула.
— Не будь наивной, Рита. Насилие повсюду. Матери убивают собственных детей в колыбельках. Подростки рассекают топорами головы родителей. Еще недавно я удивлялась, как кто-то мог оставить малютку Люциуса одного в лесу. Но за последние месяцы, я перелопатила столько информации о маньяках, что могу с уверенностью тебе сказать, большинство людей ничем не лучше животных.
— Мистер Томпсон, как хорошо вы знали Салли Ричардсон? — Уилсон сцепил руки в замок и внимательно уставился на Элайджу.
— Мой клиент был едва знаком с покойной мисс Ричардсон, — нанятый Сарой Томпсон адвокат Дэни Лэдингтон, лысый старичок со нелепыми седыми бакенбардами вытер голову носовым платком.
— Вы были влюблены в Салли?
— Он не обязан отвечать на этот вопрос, агент Уилсон.
— Видите ли, мистер Лэдингтон, по показаниям сразу нескольких свидетелей ваш клиент состоял в романтических, а быть может даже и сексуальных отношениях с обеими жертвами. Как вы, должно быть, понимаете, отказ мистера Томпсона говорить в данной ситуации выглядит весьма и весьма подозрительным.
Все это время Элайджа нервно переводил взгляд с Уилсона на адвоката и обратно. Бедняга чувствовал себя загнанным зверем. Томпсону даже начало казаться будто кто-то специально убивает девушек, которые ему нравятся. В какой-то момент Элайджа начал сомневаться в собственном психическом здоровье. “А что, если это на самом деле я? Моя альтернативная личность, которую я не помню. Вдруг, в этом теле существует не только Элайджа Томпсон, но и еще какой-нибудь Ронди Скутер, который убил Салли и Аманду”. Парень даже гуглил про диссоциативное расстройство личности. В отличии от людей, страдающих подобным, Элайджа прекрасно помнил каждый момент своей жизни, так что версия с ДРЛ отпадала. Но это не избавило беднягу от тревожности.
— Я… Мы с Амандой… — хотел было кое-что рассказать федералам Элайджа.
— Мистер Томпсон! — Лэдингтон решительным жестом прервал его речь. — Мы же договорились, что вы будете хранить молчание, — прошипел адвокат на ухо парню.
Эмили Ричардсон стояла у пожарного входа в супермаркет и курила. Она тщетно пыталась понять, что чувствует теперь, после убийства Аманды. Теперь, когда она знает, что ее Салли не одна такая, что есть еще жертва и возможно, будут новые. Ничего. Ни страха, ни удовлетворения, ни успокоения, ни горечи. Ничего. Абсолютная пустота.
— Так и знала, что найду тебя здесь. — Джуди Лавлейк подошла к подруге и тоже закурила. Они почти не общались со дня похорон Салли. Эмили сперва вежливо отвечала, что не готова к разговорам, а после и вовсе перестала брать трубку.
Воцарилось тяжелое молчание.
— Послушай, Эмили, — Джуди нервно выпустила струйку дыма, — я понимаю, что тебе тяжело, но все же…
— Нет, — Эмили решительно затрясла головой, — нет. Ты ничего не понимаешь. И никогда не поймешь. Ты наверняка обсуждаешь мою Салли со всеми этими курицами вроде Френни Полсен и Аннабель Стюард.
— Господи, нет… Эми. Я бы никогда…
— Отвали, Джуди. Просто оставь меня в покое. — Эмили резко, с силой втоптала ногой бычок в асфальт и скрылась за дверью с надписью “вход только для персонала”.
Доктор Дьюик смотрел на труп Аманды Харисон и испытывал весьма смешанные чувства. Холодный и уравновешенный врач в нем просто исследовал тело мертвой девушки, погибшей насильственной смертью и четко фиксировал каждую мелочь: следы рук на шее, инородный предмет в ротовой полости, синюшные пятна на предплечье. Но в то же время, в Дьюике жил мальчишка, подстрекаемый любопытством ко всему необычному, он глядел на Аманду как на что-то странное и диковинное. Что-то волнующее и устрашающее. Казалось бы, привыкший к трупам доктор уже не должен воспринимать их словно простой обыватель, сталкивающийся со смертью разве что на похоронах собственной бабушки. Но Дьюику удивительным образом удавалось сидеть на двух стульях: быть одновременно и препарирующим тело профессором и восторженным зрителем жуткого анатомического театра. Две роли приходилось играть доктору и в расследовании этих убийств. Он был коронером, спокойно докладывающим следствию о состоянии тел и способе умерщвления жертвы, но был и подозреваемым. Хоть никаких обвинений Дьюику не предъявляли, доктор знал, что полиция уже выяснила его увлечение веб-моделями и в частности Салли, и наверняка рассматривает его как потенциального убийцу. “Где вы были в ночь убийства Салли Ричардсон, мистер Дьюик?” — такой вопрос задают вовсе не из праздного любопытства. “Как могла произойти утеря улики номер двенадцать. Образец биологического материала из-под ногтей жертвы? Вы осуществляли передачу улики криминалистам из Бансинга?”. Ну конечно же они подозревают его. Ведь вариантов у них немного. Бедный, бедный шериф Блейк. Это дело ему не по зубам.
— Последний раз я видел мисс Харисон в субботу вечером. На шесте. — Джимми Хоуп старался держаться спокойно и с достоинством. Однако удавалось ему это откровенно плохо. Прямо взгляда в глаза агенту Уилсону Джимми избегал.
— Как хорошо вы были знакомы? Вы общались с мисс Харисон вне ее работы?
— Нет. Определенно нет.
— Охранники клуба утверждают, что вы вели себя весьма вызывающе с Амандой. Трогали ее, хотя это запрещено правилами, приставали, предлагали продолжить вечер в другом месте. Это правда?
— Послушайте, офицер…
— Агент. Агент Уилсон.
— Агент Уилсон, я вел себя так, как ведет себя любой мужчина в клубе с горячими девочками. Если он, конечно, не гомик. А я, агент Уилсон, не гомик!
— А мисс Ричардсон? Насколько хорошо вы были знакомы с ней?
— Ей пятнадцать. Я, конечно, люблю молоденьких. Но, поверьте, агент Уилсон, Джимми Хоуп добропорядочный гражданин и не нарушает законов страны и штата. Хотите узнать больше о Салли Ричардсон — спросите моего заправщика Элайджу. Говорят, они были весьма близки.
— Хорошо. Давайте поговорим о вашем сотруднике. Мистере Томпсоне. Вы замечали за ним что-нибудь странное?
— Да он всегда странный. Но хороший работник. Приходит вовремя и не ворует, как некоторые.
— Он когда-нибудь приставал к клиенткам? На него кто-нибудь жаловался?
— Дайте-ка подумать. — Джимми сделал вид, будто силиться что-то вспомнить, — Нет. Ничего похожего не было.
— А откуда вам известно, что у мистера Томпсона и мисс Ричардсон были близкие отношения?
— Я не утверждал, что мне это известно, агент. Я сказал — “ходят слухи”. Но портреты бедняжки Салли, которые Элайджа рисовал, едва только выдастся свободная минутка, говорят сами за себя.
Шериф Блейк наблюдал за допросами через стекло. Да, в отличии от агентов Уилсона и Кауфмана у шерифа не было опыта работы с убийцами, тем паче с серийными маньяками. Однако внутреннее чутье подсказывало ему, что никто из побывавших за эти серым невзрачным столом, не причастен к гибели девушек. Даже омерзительный Джимми Хоуп.
— Шериф, — Джонни Вивер вывел полицейского из раздумья, — проверьте почту. Пришли результаты анализов того образца.
Помощник вышел, а Блейк трясущимися руками стал искать долгожданное письмо из лаборатории. Черт знает почему, но шериф испытывал волнение сродни тому, что бывает у актеров на Оскаре перед объявлением победителя номинации. Что он надеялся увидеть? Стопроцентное совпадение с давно разыскиваемым ФБР серийником? Наверное, да. Это решило бы многие проблемы. По крайней мере, ему не пришлось бы арестовывать пастора или беднягу Элайджу Томпсона, который и без того раздавлен.
Мэтью Блейк кликнул на ссылку. “Никаких совпадений с образцами, содержащими в базе данным полиции и ФБР не найдено.” А на что ты рассчитывал, старый хрен? — шериф выругался, но тут же стал читать дальше. “Наличие в образце двух Х-хромосом свидетельствует о том, что данный материал принадлежит женщине”.