Нива жизни Терентия Мальцева

БЫТЬ НА ЗЕМЛЕ ХОЗЯИНОМ

И снова дорога ведет меня в Мальцево, знакомая до каждого малого поворота, всеми своими ромашковыми полянами и хороводами белоствольных берез и щемящая сердце от предчувствия радостной встречи, словно дорога в родительский дом.

Как же благодарить мне судьбу, одарившую однажды, в самом начале журналистского пути, встречей с Терентием Семеновичем, продолжающейся вот уже четверть века дивными вечерними беседами, душевными исповедями о виденном и пережитом, о том, что волнует и тревожит, заметками на полях зачитанных книг?!

Крестьянин по происхождению и профессии, коммунист по убеждениям и партийной принадлежности, философ и боец по отношению к жизни, ученый по сделанному в науку вкладу и общественному признанию, гражданин, патриот, интернационалист, — к его очень чувствительному сердцу и светлому разуму близко, буквально вплотную подступают заботы страны и колхоза, тревоги всего человечества и отдельного человека.

Ему идет восемьдесят девятый год — почтенный возраст, дающий право на заслуженный отдых.

— В отпуске я не был ни разу, — смеется Терентий Семенович, если у него об этом спрашивают. — Самое лучшее для мня наслаждение и отдых, когда я работаю, когда в поле. Чем дольше живу, тем сильнее ощущение незавершенности моей работы. Все кажется: что-то не сделал, что-то упустил. Это и придает мне силы. Рожь нынче больно хороша, свернем? — неожиданно переводит он разговор на самую близкую и родную ему тему. И наш «уазик», которым мы едем с ним из города, ныряет с асфальта в мягкую зелень полевой дорожки.

Озимая рожь, сеянная по удобренной и ухоженной земле, и впрямь удалась на славу, что в здешних местах бывает не так часто.

— Центнеров за тридцать будет?

— Будет, — согласно кивает он, обычно осторожный и сдержанный в оценке урожая, пока хлеб не убран.

Но мягкое доброе лицо его задумчиво и печально, а голос звучит глухо, словно прорывается сквозь глубинную боль.

— Холода нынче долго стояли, трава не росла, вот и скосили порядочный клин на подкормку скота. Как увидел, слезы полились от обиды. Уж я выговаривал председателю: не ладно делаете, не по-государственному. Да не поправишь, не вернешь, больше потеряли, чем выиграли… Оправдываются, дескать, скосили всего двадцать три гектара из трехсот, а мне бы и метра не скосить — рука бы не поднялась на хлеб.

Позднее, когда вечером мы обсуждали с Терентием Семеновичем план его газетной статьи, его слово к читателю о Продовольственной программе партии, я вспомнила о ржаном поле: пример-то уж очень свежий.

Терентий Семенович провел по лицу сухими, жилистыми, как корни могучего дерева, руками, словно снимал дневную усталость, и так же глухо, как днем, произнес:

— Об этом писать не надо. Наше дело, домашнее, сами разберемся. А сказать я хочу вот что: главное в Продовольственной программе — забота партии о хлебе насущном, о земле, хозяйском к ней отношении. Землю-матушку, кормилицу нашу не обманешь, она отзывается на искреннюю к ней любовь и заботу. Грамотных-то у нас нынче много, специалистов хватает, а настоящих хозяев, умных, рачительных, бережливых, не одним днем живущих, недостает повсеместно — от руководителя до рядового колхозника, от агронома до механизатора. Подумать надо, как выправить такое положение.

Догорал жаркий летний вечер, медленно скатывалось за крыши домов солнце. Терентий Семенович разбирал бумаги на письменном столе. Немало неотложных дел накопилось в его отсутствие. Отдельной стопой лежали письма. Он придвинул их к себе согнутой в горсть ладонью, будто зачерпнул и боялся пролить хоть капельку драгоценной живительной влаги. Этой же горстью взял написанные своим аккуратным убористым почерком листы.

— Почитайте, пожалуйста. Изложил мысли по решению Продовольственной программы. Меня все спрашивают: «С чего начинать, да какое самое главное звено взять и разом вытянуть всю цепь проблем современной деревни?» Считаю, что начинать надо с нас самих, прежде всего, с укрепления дисциплины, с воспитания коммунистической нравственности. Не случайно следом за майским и ноябрьским (1982 г.) Пленумами Центрального Комитета КПСС проходит июньский (1983 г.) Пленум ЦК, который обсудил актуальные вопросы идеологической и массово-политической работы партии. Возьмем такое простое дело, — продолжает Терентий Семенович. — Мог ли раньше, к примеру, крестьянин-единоличник лечь спать, оставив во дворе некормленую лошадь? И представить себе не могу такое. Так почему же сейчас иной нерадивый тракторист бросает в поле или на дороге трактор, при этом материально никак не страдает? При нашем личном и общественном благополучии мы перестали радеть за общественное добро как за личное. Много бед оттого, что современный крестьянин, особенно молодой, мало привязан к земле. Спросите, как привязать? Директивными мерами тут не поможешь. Надо, чтобы человек имел оседлость, чувствовал себя привязанным к земле всей душой и воспитывал эту привязанность в детях своих. Я много езжу по стране, радуюсь социальным переменам на селе. В нашей области тоже крепко взялись за упрочение материальной базы сельского хозяйства, но в отрыве от воспитания, формирования коммунистической нравственности оно не должно идти.

И снова, круто повернув разговор, вдруг поднялся из-за стола, легкий, стремительный, не пригласил, а попросил:

— Поедемте на опытные деляны, а?! Посмотрим новые гибриды — прямо чудо: в одном колосе два да три колоса зреют.

Он молчал всю дорогу, наверное, думал вечную свою думу о хлебе, и я боялась потревожить его неосторожным вопросом. И только у самого края деляны, чуть подавшись вперед и стараясь разом охватить все опытное поле, словно телом сливаясь с упругими сильными стеблями наливающегося богатырским колосом, рожденного на мальцевской земле нового сорта, тихо сказал:

— Урожай будущего. Завтрашние дни становятся днями сегодняшними. — Голос его дрогнул, и лицо осветилось счастьем. И в этой его светящейся радости мне вспомнилась самая первая встреча с Терентием Семеновичем почти четверть века назад.

Зимним трескуче-морозным днем я приехала в село Мальцево попросить Терентия Семеновича выступить в городском молодежном университете культуры. Автобус попался холодный, и пока бежала от дороги к селу, пока спросила, где дом, совсем закоченела. Едва постучала — дверь отворилась, будто ждали меня здесь.

— Входите, входите, валенки снимайте, грейтесь, чай пить будем.

Волнения мои — как встретит незнакомого человека, вдруг да откажет, сошлется на занятость или что другое — мигом исчезли. Пьем чай. Терентий Семенович подкладывает сахар, смеется: «У меня для гостей норма не меньше трех стаканов». Спрашивает, чем занимается шадринская молодежь в свободное время, как комсомол организует досуг, много ли читателей в библиотеке и боремся ли мы со «стилягами». Ох уж эти стиляги — яркий галстук, узкие брюки, туфли на толстой подошве…

— Слепое подражательство Западу к добру не приведет, — говорит Терентий Семенович, — советскую моду утверждать надо!

В назначенный день выступления Терентия Семеновича разыгралась пурга. Сбивала с ног, слепила глаза даже в городе, что уж говорить про открытое поле. К семи часам вечера, как ждали, Терентий Семенович не приехал. Решили начинать занятие университета просмотром кинофильма — тем более что рассказывал он о Мальцеве и его агрономической науке. Но вот закончился фильм, а его все нет — пора расходиться по домам. Но никто не собирается уходить.

Еле-еле дозвонились до колхоза. Уехал, говорят, в город во второй раз, теперь на тракторе. На машине не мог сквозь заносы пробиться. В зале от такого сообщения буря аплодисментов. И снова ждем. Проходит еще немало времени, и вдруг в распахнутых дверях в клубах снега — он с комсомольцами, вышедшими ему навстречу.

Мигом расставлены ряды кресел в большом зале. Времени 11 часов вечера.

Терентий Семенович выходит на сцену, подходит совсем близко к краю ее, стремительно выбрасывает вперед руки. Зал подается ему навстречу и замирает, словно охваченный таинством. Какую драгоценную ношу держит сейчас этот мудрец, этот кудесник в сложенных чашечками ладонях? О чем думает, что скажет?

— О земле говорить буду, кормилице нашей, — негромко, неторопливо начинает Терентий Семенович, все так же бережно держа перед собой ладони чашечками. — Исстари человек почитает хлеб, называет «хлеб-батюшка» за то, что питается им. Землю называем мы «земля-кормилица» за то, что она кормит нас. Отец и мать!

«Так вот что он держит в них и протягивает нам — ЗЕМЛЮ! Две горсти земли!» — вдруг доходит до нас, и все вскакивают, бросаются к сцене, словно хотят увидеть самое драгоценное, что есть у людей.

— Начнем с хлеба — главного продукта народного питания. Требуется его все больше и больше. Пашни же, способной родить хлеб, наоборот, становится меньше — наступают на нее стройки, города. Во всем мире так происходит. И это большая проблема. Велика наша страна, да земли лишней нет.

Два часа говорил Терентий Семенович, и два часа одним с ним дыханием жил зал.

А когда закончил, сославшись на позднее время, его окружили, засыпали вопросами и не отпускали еще долго. По-прежнему не унималась снежная буря. Терентий Семенович попрощался и отправился в обратный путь домой, в ночь, в снег, за двадцать километров. О чем он думал в ту дорогу? О хлебе? О молодых людях, которым надлежало хозяйствовать на земле? О собственных невзгодах — немалые силы требовались, чтобы отстаивать свою точку зрения?

Спустя много лет я напомнила Терентию Семеновичу о встрече с молодежью в университете культуры, о тракторном «переходе» через снежные заносы от села до города Шадринска и о том, как же были мы ему благодарны за приезд, за разговор. Он, то ли занятый другими мыслями, то ли давно забывший о той поездке, — немало их у него было, — разве все упомнишь, удивился:

— Разве я мог не приехать?

И продолжался наш разговор.

— Без стратегии и тактики в сельском хозяйстве нельзя. А мы пока что все стремимся урожаи-то авансом брать в счет будущих урожаев. Нам же надо сегодня создавать условия для завтрашних урожаев и добиться такого положения, чтобы чем выше был урожай, тем сильнее бы обогащалась почва. Тогда и от погоды будем меньше зависеть.

— Словом, Терентий Семенович, ключ к урожаю в руках самого земледельца?

— Так-то оно так, да не простой это ключик, а «замок» и вовсе с секретом — у природы свои тайны от нас. Если с умом подходить, так не «преобразовывать» природу надо, к чему мы все время призываем и от чего часто поначалу кажущееся добро оборачивается злом или даже бедой. Мое убеждение такое: к природе надо прислушиваться, понимать происходящие в ней процессы, следовать в какой-то мере ее законам, обращая их в свою пользу. Вот в чем секрет.

С раннего утра, не раз уже почаевничав, мы сидим с ним друг против друга за большими «мальцевскими» столами, крепко сработанными деревенскими умельцами. Широко распахнуты книжные шкафы. Любимое его занятие, в котором и отдохновение, и настрой на новую работу, — беседовать с книгами. Любую нужную в данный момент книгу достает с плотно набитых полок сразу же и безошибочно — верный признак того, что не стоят они мертвым капиталом, а все время в ходу, в действии.

— Пожалуй, почитаем, — решает Терентий Семенович, отрываясь от рукописи. — Что скажут нам великие наши учителя? Они тоже мучились в поисках истины, сомневались, предлагали, достигали победы и терпели поражения — опыт современной науки и практики не на пустом месте зиждется. Учиться и знать никогда не поздно.

С этими словами Терентий Семенович берет с полки книгу и открывает страницы, буквально испещренные синим и красным карандашом, с одному ему ведомыми значками и пометками на полях. Он оглаживает, ласкает руками зачитанные листы, словно здоровается с ними, и протягивает мне:

— Почитайте-ка вслух. Герцен о взглядах философа Бэкона.

Я прочитала до отметки. Терентий Семенович заговорил не сразу.

— Вот ведь как: чтобы ум склонился перед явлением природы… Глубокая мысль, очень глубокая и к нашему времени подходяща.

— Терентий Семенович, ваша идея безотвальной обработки земли возникла тоже ведь как следствие наблюдения за природой и жизнью растений. И наверное, логично и закономерно, что получила она в разработке и применении с другими агротехническими приемами определение как система «почвозащитного», «почвоохранного земледелия».

— Как ни называй, смысл один: действительно, почву необходимо оградить от разрушения, оскудения, А разрушает-то кто? Да мы с вами, люди. Непродуманными нашими действиями, грубым вмешательством, а строить взаимные отношения с природой нам надо не вопреки ей, а в согласии с ней. Чтобы почвоохранное, почвозащитное земледелие стало бы еще и почвообразующим.

Многолетний опыт и практика на полях Зауралья, а теперь уже во многих других регионах страны, и в первую очередь на целине, в Поволжье, на Полтавщине, в Нечерноземье, дают право утверждать, что в силах человека так хозяйствовать на земле, чтобы почвенное ее плодородие не уменьшалось, не истощалось, а накапливалось для будущих урожаев, для идущих за нами поколений. Будучи полными хозяевами положения на полях, мы несем гражданскую ответственность за состояние их плодородия перед современниками и потомками.

Хозяйствуя на земле разумно, не нарушая законов почвообразования, а взаимодействуя с ними, следуя им и помогая культурой земледелия, мы достигаем того созидательного процесса, к которому стремимся и ради которого живем и работаем. Для этого надо жить не вчерашним багажом знаний и умений, действовать не ради сиюминутной выгоды, а ясно представлять себе день завтрашний и обязательно все время помнить завещание Карла Маркса — не оставлять потомкам пустыню.

Нетороплива, раздумчива речь Терентия Семеновича. И не речь даже, а откровенный разговор по душам о большом государственно важном деле.

Идея безотвального, бесплужного земледелия, родившись сорок лет назад на мальцевской земле, открыла новую эпоху в отечественном и не только отечественном земледелии. Высказав дерзкую мысль о возможности не только многолетних, но также и однолетних растений при соответствующих условиях создавать почвенное плодородие, доказав ее практически и отстояв, колхозник-опытник сделал открытие мирового значения. Это теперь бесспорно и общепризнанно.

Научный и гражданский подвиг Мальцева состоит в том, что он пошел вслед за открытием и развил идею безотвальной пахоты в систему новых агротехнических приемов обработки почвы для сохранения и увеличения почвенного плодородия, изобрел комплекс почвообрабатывающих орудий и поставил вопрос о необходимости разработки философских основ земледелия, всего сельского хозяйства, путей решения его экономических, социальных и нравственных проблем.

Снова необычно, снова дерзко. Исходя из государственных интересов — масштабно. Есть философия — учение о законах развития общества. И есть земледелие — агрономическая наука о выращивании сельскохозяйственных растений. Но философия земледелия… Как соединить их в одно целое? И надо ли, а главное, возможно ли такое соединение?

По просьбе Мальцева в село приезжают ученые, изучают выдвинутые им концепции, приходят к выводу: «Вопрос будущего»…

Мальцев не отступает:

— Философские законы действовали в природе всегда, действуют сегодня и будут действовать завтра. Урожаи нам нужны сегодня и завтра, так как же хозяйствовать на земле, не вооружившись современными философскими знаниями и не применяя их?

Он выступает в центральной печати, статью называет «Философия земледелия». Выступает на сессии Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук имени В. И. Ленина. Снова и снова просит собрать философов и аграрников для совета. Готовит сообщение «О философских проблемах земледелия» и ставит его на заседании Президиума ВАСХНИЛа. После обсуждения сообщения Т. С. Мальцева Президиум принимает постановление, в котором отмечает:

Хороший документ, к сожалению, лег в протоколы, и за ним не последовали ни научные рекомендации практическому земледелию, ни дальнейшая углубленная разработка «науки Мальцева».

Главная мысль Мальцева: быть на земле хозяином, дорожить званием хлебороба.

— Судьба урожая все больше зависит не от природы, а от самих хлеборобов: механизаторов, агрономов, руководителей хозяйств, ученых. От них все больше требуется инициативы, самоотдачи, повышения ответственности, разумного, творческого, а не шаблонного подхода.

Много у Терентия Семеновича мыслей об этом. Он записывает их в своих «памятках». Есть у Терентия Семеновича такие заветные листочки в половину стандартного машинописного листа, заполненные красивым аккуратным почерком. Редко кому показывает и дает прочитать:

— Для себя писано, думать над этим еще надо.

Как-то он особенно долго не поднимался из-за письменного стола. Неторопливо писал. Перечитывал, шевеля губами, зачеркивал и снова писал. Сердился на себя:

— Вот ведь беда у меня какая: не могу во всей полноте и ясности выразить то, что в голове теснится. Кабы кто сумел перенести мысли мои из головы на бумагу.

И снова писал. Закончив самую тяжкую для себя из всех работ, сложил листочки в стопочку и протянул мне.

— Может, что полезное из этого прочитаете. Сгодится — так возьмите.

Он вздохнул облегченно и радостно, будто выпускал в небо птиц. Высоко поднимались его птицы — мысли, с доверчивой откровенностью обращенные к людям, к их сердцу и разуму, долгу, совести, чести… Памятка «Каким должен быть коммунист». Памятка «Что такое любовь к Родине». Памятка «Об охране природы».

И вот памятка «О развитии научного земледелия».

Вот такая памятка-наставление. Сам Мальцев видит в философии земледелия органичное взаимодействие законов марксистско-ленинской диалектики с аграрной политикой партии, интеграцию научно-технического прогресса и социальных программ преобразования села, союз творческой мысли и творческого труда.

…В столичной гостинице «Москва» мы, как договорились, встретились с Терентием Семеновичем вечером. Он вернулся из поездки по подмосковным полям. Притомился, пропылился: июльское солнце палило немилосердно. Только шагнул за порог гостиничного скромного номера, начал рассказывать:

— Поглянулось. Поля чистые, хлеба ладные, хорошие дороги, и все кругом строится, строится. Не мудрено, что доярок набирают по конкурсу. Живут, понятно, не без проблем, видел сегодня, траву косят тоже горожане… Как бы нам поскорее-то все решить, а?!

Вопрос, который мучит его, он задает всем, не имея в виду получить исчерпывающий ответ, а себя и других понуждая к размышлению и действию. На просьбу редакции «Советской России» поделиться мыслями с читателями газеты живо откликается:

— Хлеб требует. Коротко и ясно: Хлеб требует.

И продолжает разговор:

— Кому не знакома такая картина? Приедет в колхоз какой-нибудь уполномоченный, заметит в хозяйстве какие-то неполадки и говорит колхозникам:

— Вы же хозяева, почему такое допускаете?

Они обычно отвечают:

— С чего вы взяли, что мы хозяева? Делаем то, что нам скажут.

И председатель колхоза на такое отвечает тем же, чем и колхозники: что и он, и правление тоже не хозяева. Как же так? Земля передана колхозу по акту на вечное пользование, колхоз и должен решать, как ее выгоднее использовать не только для себя, но и для государства, поскольку земля государственная.

Скорее надо перестраиваться, больше доверять колхозам и совхозам, чем им доверяли до сих пор. Худо от этого не будет, мне кажется, будет только лучше. Ведь так бывает, что планы, составленные и утвержденные зимой, весна часто заставляет переделать по-своему, и то, что намечалось планами, оказывается в сложившихся условиях непригодным. Поэтому-то планирование должно быть гибким и оставлять место для возможного их изменения в более выгодную сторону как для хозяйства, так и для государства.

Скажете: легко давать советы. Согласен, но, положа руку на сердце, скажу, что всегда сам прислушивался и сейчас прислушиваюсь к мудрым, знающим людям. Несмотря на возраст, продолжаю учиться и самосовершенствоваться, убежден, что человек должен это делать всю жизнь, чтобы не отставать и всегда идти в ногу со временем. И получается, что ключ к урожаю в руках у человека.

Это он еще раз доказал, многие годы воюя за пары и у себя в районе, и в области, и в масштабе всей страны.

— Я, можно сказать, родился на парах, вырос на парах и состарился на парах. Всю жизнь их отстаиваю и защищаю, потому что глубоко убежден: без паров у нас в Сибири, на Востоке получать устойчивые урожаи невозможно. Да и только ли в Сибири? Возьмите Поволжье, постоянно страдающее от жестоких засух, другие зоны рискованного земледелия.

Испокон веков зауральские крестьяне оставляли под чистые пары до одной трети невеликого своего надела и сеяли по ним яровую пшеницу. А сейчас, случается, некоторые руководители даже сельхозорганов рассуждают так, будто под паром земля гуляет попусту, и сколько бы можно, дескать, было за счет дополнительной площади получить хлеба дополнительно.

Глубокое заблуждение. Не будем забывать мудрый совет древнегреческого философа Сократа: «Гораздо лучше… получать каждый год хлеба достаточное количество, чем то очень много, то слишком мало». Пары — это прежде всего сохраненная влага, а значит, и гарантированный урожай в засушливые годы.

Собрание партийно-хозяйственного актива в Целинограде осенью 1985 года. В числе участвующих от Курганской области Терентий Семенович Мальцев. Место его — во втором ряду от трибуны слева. Неподалеку в том же ряду Александр Иванович Бараев, директор известного института зернового хозяйства в Шортандах. Не сумел Терентий Семенович увидеть его перед началом заседания. Подумал про себя: «В перерыв обязательно найду».

О многом надо поговорить и посоветоваться им, двум крупным ученым. Странно и плохо получилось, что они, работая над одной и той же проблемой — защитой и повышением почвенного плодородия, так и не объединили своих усилий. Что мешало тогда и мешает сейчас?

Эта мысль не дает покоя. Преодолей они сразу давно возникший между ними порог отчуждения, и как бы двинули вперед дело!

Разве суть в том, как называется система — мальцевская или бараевская — размышляет старый хлебороб. Главное в той пользе, какую принесла идея безотвальной пахоты, а отдача от освоения научно обоснованных систем ведения хозяйства, интенсивных технологий должна быть немалая. Как много работы предстоит!

Основная задача агропромышленного комплекса — достижение устойчивого роста сельскохозяйственного производства, надежное обеспечение страны продуктами питания и сельскохозяйственным сырьем. Об этом говорит сейчас с трибуны собрания Генеральный секретарь Центрального Комитета партии. А сколько ему пришлось в свое время повоевать, доказывая это?! До того, пока были приняты специальные документы партии. Был и без вины виноватый, и незаслуженно замалчиваемый в самые зрелые и плодотворные свои годы. Но ведь пережил же, не поступился собственными убеждениями в силу неблагоприятных обстоятельств или в угоду мнимым авторитетам. И жизнь доказала, как всякое правое дело, реалистичность и прогрессивность его взглядов и предложений по повышению культуры земледелия.

Состояние дел в экономике сельского хозяйства заставляет настойчиво искать поворотные моменты к коренному их улучшению прежде всего на местах. Наступательно и устремленно ведет эту политику Центральный Комитет партии. Об этом говорит Михаил Сергеевич Горбачев с трибуны собрания. Слушают его с огромным вниманием. Партия и страна идут к XXVII съезду — время строгих оценок, время коренных перемен.

Слушая и обдумывая сказанное, Терентий Семенович не вдруг замечает, что Михаил Сергеевич отыскивает его взглядом в большом зале и ставит в пример, как надо последовательно и настойчиво внедрять в производство передовую практику увеличения плодородия почв.

— Поздравляем! — Сидящие рядом товарищи пожимают Терентию Семеновичу руку. Он благодарно кивает головой и чувствует, как что-то сжимается в горле и перехватывает дыхание. Да, отрадно услышать оценку трудов, которыми наполнена вся жизнь, увидеть их плоды, продолжая трудиться. В перерыве они встречаются — Генеральный секретарь Центрального Комитета партии Михаил Сергеевич Горбачев и колхозник, народный академик Терентий Семенович Мальцев. И хотя мало времени, разговор о самом жгучем — как увеличить плодородную силу земли и разумно на ней хозяйствовать.