Прошло около восьми лет, которые Низами, вероятно, провел, попрежнему отдавая свой досуг изучению доступных ему научных трудов и художественных произведений. Об этих годах его жизни мы ничего не знаем, да они, вероятно, и не были богаты внешними событиями. Но вот в его доме снова появился царский гонец, сообщивший ему такую весть:
Выведя молодой месяц из праздничной ночи
Так, чтобы из-под покрова мрака
Никто не мог разглядеть его от тонкости.
Была обещана и награда:
Труд твой проложит путь кладу.
Ведь уносит клад всякий, кто трудится.
На этот раз заказчик не счел себя вправе указывать поэту тему нового произведения и предоставил выбор самому поэту. Низами, приняв заказ, снова обратился к старым хроникам. Долго он перелистывал их страницы, пока, наконец, не остановил свой выбор на легенде о Бехрам Гуре. Так возникла четвертая поэма Низами «Семь красавиц», законченная, как он сам указывает, 31 июля 1196 года посреди ночи. Писалась она все в той же Гандже:
Я, который заключен в своей области,
И закрыт мне путь бегства взад и вперед,
Книгу привязал я к почтовой птице,
Дабы снесла она ее к шаху, а я освободился от заказа.
Заказ теперь пришел из Мераги от представителя династии Аксонксридов Ала-аддин Корпа-Арслана (1174–1207/1208). Шах этот, видимо, был любителем литературы, ибо известны и другие книги, ему посвященные. Упоминает Низами в своей поэме, кроме самого правителя, и двух его сыновей — Нусратаддин Мухаммед-шаха и Ахмед-шаха.
В годы, когда шла работа над новой поэмой, поэт, которому тогда уже было около пятидесяти пяти лет, начал чувствовать себя плохо:
Я, у которого свежести не осталось, как у ивы,
Тюльпан[56] стал желтым, а фиалка[57] — белой,
Я от недомогания перестал
Одевать кулах[58] и опоясываться.
Служил я, как истинный муж,
Но, по правде, теперь я уже не тот муж.
Время схватило и так связало меня,
Обычай времени таков.
Когда я еще не падал, сломаны были у меня крылья.
Теперь, когда я упал, каково будет мне!
Из этих строк видно, что здоровье Низами пошатнулось. Но, невидимому, случилось и еще что-то. О каком падении говорит он? Речь может итти о каком-то несчастном случае, но возможно, что имеются в виду какие-то недоразумения с правителями. Во всяком случае, из обращения к богу в начале поэмы видно, что Низами опасается полной нищеты и молит охранить его от необходимости прибегать к кому-то за помощью:
Так как в дни юности, благодаря тебе,
Я от твоих врат ни к чьим вратам не ходил,
Ты всех посылал к моей двери,
Я не просил об этом, ты все же посылал,
То теперь, когда я пред твоим престолом состарился,
Помоги и защити от того, чего надо страшиться.
Из обращения к сыну видно, что Мухаммед все еще был при отце. Характер советов юноше меняется. Если раньше отец говорил о выборе профессии, то теперь он хочет направить его на путь той высокой моральной чистоты, которой отличался он сам. Поэт мечтает о том, что сын прославит его имя:
Чтобы там, где я заключен,
От твоего величия я был возвеличен.
Попрежнему Низами крайне сурово оценивает людей своего времени. Он утверждает, что в его дни успехом пользуются не те, кто этого достоин, а люди, которым случайно повезло. Более того:
От беды не в безопасности именитые,
Опасности не знает только дело тех, кто лишен ценности.
От притеснений и тирании страдает вся страна:
В этой гробнице нет муравья,
На котором не было бы клейма руки насилия.
Можно поэтому думать, что те страшные картины произвола и притеснения, которые Низами развертывает в последней части своей четвертой поэмы, введены в нее не случайно. Их назначение — обратить внимание повелителя на истерзанный народ, заставить его присмотреться к действиям его беков и прочих носителей власти.
Временами кажется, что Низами уже устал от своей бесплодной борьбы и готов от нее отказаться.
Иду я тем путем, куда меня гонят,
Конечно, потому-то называют меня спячей [стоячей водой.
Но все же, даже когда силы явно начинают покидать поэта, суфийского бесстрастия, непротивления злу у него нет.
Так как скорпион зол по природе.
То щадить его — порок, убить — добродетель.
Остается и прежнее, столь ярко выраженное еще в «Сокровищнице тайн» уважение к труду, как основному смыслу всей человеческой жизни:
Работай, ибо лучше по природе —
Работа и ад, чем рай и безделье.
Все вступление к поэме подернуто дымкой безнадежности, усталости, сомнения в своих силах. И приходится до сих пор поражаться, что поэт при таком настроении создал все же одно из самых замечательных своих произведений, чудо архитектоники, поэму, по блеску фантазии не имеющую себе равных. Поэма ставит глубочайшую проблему. Вместе с тем именно она, и только она среди всех пяти поэм, содержит много яркого юмора, фантастики волшебной сказки, чего Низами в первых трех поэмах тщательно избегал.
Мы переводим название поэмы «Семь красавиц», но с таким же правом мы могли бы перевести его и «Семь портретов», ибо персидское слово «пейкер» в XII веке имело оба эти значения, а, как мы увидим из изложения содержания поэмы, к ней приложимы оба эти названия.
Героем поэмы Низами сделал Бехрам Гура. Это один из шахов династии Сасанидов, Бехрам или Варахран V (420–438), сын Иездигирда I. Правитель этот не отличался какими-либо особыми доблестями, но так как его имя созвучно имени древнего индо-иранского бога грозы Вертрагны, то народная фантазия окружила его ореолом чудесных свойств, превратила в неутомимого охотника, не знающего удержу своим страстям, грозного и в любви и в ненависти.
Низами во вступительной части своей поэмы говорит, что и здесь он пошел по следам великого Фирдоуси, подобрал осколки брошенных им за ненадобностью самоцветов и попытался их огранить и оправить. Вместе с тем вполне очевидно, что выбор темы обусловлен отнюдь не только желанием «докончить» то, что начал Фирдоуси. Как указывает академик И. А. Орбели, Бехрам в народной Словесности Армении и Грузии играет очень большую роль, сливаясь с образами богатырей Вахагна и Вахтанга [59]. Очевидно, что эта связь с Закавказьем и натолкнула Низами на мысль разработать эту тему. Вспомним, что и поэма «Хосров и Ширин» у Низами в первую очередь связана с Закавказьем.
Установить все источники, использованные Низами в поэме «Семь красавиц», пока трудно.
Эта работа впереди. Пока для выяснения характерного для Низами замысла ограничимся только сличением его поэмы с преданием о Бехрам Гуре в том виде, как это изложено в «Шах-намэ» Фирдоуси.
Фирдоуси рассказывает, что Иездегирд при вступлении на престол обещал в тройной речи быть справедливым и милостивым. Обещание это он не сдержал, был жесток и свиреп, и его боялись и ненавидели. На восьмой год его царствования родился Бехрам. Отец собрал со всех концов страны ученых и повел с ними беседу, чтобы выяснить, кому лучше всего доверить воспитание сына. Наиболее подходящими были признаны правители Йемена (на юге Аравии), Ну'ман и Мунзир. Ребенка отвезли в Йемен. Четыре года его кормили грудью, причем две кормилицы были арабки, две из иранских дюскан, то есть старой родовой аристократии. Семи лет Бехрам попросил Мунзира, чтобы его начали учить делу. Его стали учить грамоте, истории царей Ирана, охоте с соколами и барсами, владению луком и мечом. Восемнадцати лет он закончил свое образование, получил от своего воспитателя двух чудесных коней. Бехрам попросил, чтобы ему подарили еще и красавицу. Ему привели на выбор сорок рабынь, и он отобрал из них певицу и мастерицу игры на арфе — Азадэ. Он горячо полюбил ее и почти никогда не расставался с ней. Как-то раз Бехрам поехал с ней на охоту на газелей. Он предложил Азадэ доказать ей свое изумительное искусство во владении луком. Она предложила Бехраму превратить самца в самку и наоборот, и пришить стрелой ногу газели к уху ее.
Бехрам двойной стрелой срезал самцу сразу оба рога, две стрелы всадил в голову самки так, что у нее как бы появились рога. Третьей газели он пустил в ухо пульку из самострела и, когда она начала чесать ухо ногой, пришил стрелок ногу к уху.
Но это восторга у Азадэ не вызвало. Она воскликнула: «Ты, наверное, Ариман [злой дух, иначе разве ты мог бы так стрелять!» Бехрам впал в ярость, сбросил девушку наземь и растоптал ее конем. Здесь он предстает перед нами как грозная сила, убивающая своей любовью.
Бехрам возвращается к отцу. Тот заставляет его прислуживать себе на икрах и доводит его своей требовательностью до того, что Бехрам на пиру засыпает от усталости. Отец заключает его в тюрьму, где он проводит год. Приезжает посол из Византии, и Бехрам обращается к нему с просьбой помочь ему освободиться. Это удается, и Бехрам уезжает опять в Йемен, где его хорошо принимают.
О смерти Иездегирда Фирдоуси рассказывает любопытную легенду. Иездегирд приказал астрологам угнать, где и когда его настигнет смерть. Те отвечают, что это случится, если он поедет к роднику Су. Царь клянется, что никогда этого не сделает. Но вот он заболевает кровотечением из носа. Врачи говорят, что излечить его сможет только молитва у родника Су. Иездегирд решает рискнуть и поехать туда. Там он сразу поправился и начал ругать астрологов, не сумевших узнать будущего. Вдруг из родника выходит водяной конь. Царь приказал поймать его. Это удалось, животное покорилось, но когда шах сел на него, конь понес и убил шаха.
После смерти Иездегирда знать собирает со вещание. Решают, что допустить Бехрама на престол нельзя, так как он будет таким же тираном, как и его отец. На престол сажают старика из знатного рода. Узнав об этом, Бехрам с арабскими войсками идет на Иран. Навстречу ему выходит делегация иранцев. Они приводят к Бехраму людей, невинно пострадавших от Иездегирда ослепленных, с отрубленными руками и ногами. Бехрам дает клятву, что не только не будет творить таких дел, но своим правосудием загладит все грехи отца. Тогда делегация соглашается сделать его своим правителем, но с условием, что венец будет положен между двумя львами и Бехрам сумеет завладеть им. Это ему удается, и он вступает на престол. Прежде всего он осыпает страну рядом благодеяний, а затем отдается забавам и развлечениям. Как-то раз на охоте он встречает старика, который рассказывает ему о богаче — скупце Берахаме и щедром нищем водоносе Ламбеке. Бехрам хочет проверить его рассказ и едет к Ламбеку, конечно, инкогнито. Тот сердечно принимает его и поит и кормит три дня, хотя для этого ему приходится заложить все свое имущество. Тогда Бехрам едет к Берахаму. Тот в угощении отказывает, не хочет сначала даже дать и ночлега и соглашается на это лишь при условии, если Бехрам потом сам уберет навоз своего коня. Вечером Берахам ужинает, а Бехрам сидит голодный. Скупец приговаривает:
В мире всякий, кто имеет, тот и ест,
А тот, у кого еды нет, тому остается смотреть.
Утром Бехрам своим надушенным шелковым платком убирает навоз. Но Берахама постигает кара. У него отбирают все имущество и отдают его Ламбеку, оставив скупцу только четыре дирхема [60].
В другой раз Бехрам пирует у дихкана (помещика) Михр Бидада. На этом пиру некто Гаруй так упивается, что засыпает в саду мертвецким сном и ворон выклевывает спящему глаза. Бехрама это так огорчает, что он запрещает всем в своей стране пить вино. Проходит год. В столице жил юный сапожник с матерью-вдовой. Мать женила его, но он был робкого нрава и не решался приблизиться к молодой жене. Мать вспомнила, что у нее в погребе еще есть кувшин старого вина, и решила для храбрости напоить юношу. Сапожник подвыпил и пошел бродить по улицам. Как раз в это время из царского зверинца убежал лев. Никто не решался даже и близко подойти к нему. Но сапожник с пьяных глаз сел на него верхом и так загнал его обратно в зверинец. Во дворце этот подвиг всех поверг в изумление. К старухе явилась делегация, ее допрашивали, верно ли, что юноша — сын сапожника, нет ли в нем знатной крови. Старуха призналась и объяснила причину такой храбрости. Об этом доложили Бехраму. и он вновь разрешил вино, но с условном, чтобы никто не смел упиваться до потери сознания.
Как-то раз на охоте Бехрама плохо встретили в одной деревне, и он прогневался на ее жителей. По совету мобеда Рузбиха он объявляет, что всех ее жителей делает старостами. Через год он снова приезжает туда и там, где ранее были посевы и цветущие сады, находит одну пустыню. Оказывается, что крестьяне, став старостами, сейчас же перестали работать. В этом эпизоде сказывается характерное для иранского аристократа презрение к крестьянству, работающему, по его мнению, только из-под палки.
В другой раз Бехрам заезжает в одну деревню на огонек и находит четырех девушек, дочерей мельника, которые в песнях воспевают его подвиги. Он берет всех четырех в жены. Отец всю ночь терзается сомнениями, хорошо ли он сделал, что отдал дочерей заезжему рыцарю, а утром неожиданно узнает, что стал царским зятем.
По указанию крестьянина Бехрам находит клад древнего царя Джемшида золотую корову, пасущуюся на лугу из изумрудов и рубинов. Но Бехраму не нужно богатств, которые он добыл не подвигом, и он приказывает раздать все эти сокровища неимущим.
Далее следует эпизод о скупом купце и щедром приказчике, более или менее повторяющий легенду о Ламбеке.
На охоте Бехрам убивает змея, но от его ядовитого дыхания чувствует себя плохо. Он заезжает отдохнуть в дом крестьянина. Его хорошо угощают, но утром жена крестьянина жалуется, что дружина шаха обижает народ. Бехрам раздражен. Он решает, что раз его благодеяний не ценят, он станет жестоким. В это время у крестьянина корова перестала доиться. Жена из этого поняла, что царь перестал быть милостивым. Бехрам узнает об этом, смягчается, и корова снова начинает давать молоко. Он приказывает повесить на дом крестьянина плеть — это знак того, что шах ночевал в его доме.
В другой раз он едет на охоту с любимым соколом Тугрилом, подаренным ему тюркским хаканом [61]. Сокол улетел. Бехрам поскакал за ним н попал в сад дихкана Бурзина, где пленился тремя дочками дихкана и всех взял в жены. Между этими эпизодами следуют все время сценки охоты на гуров (онагров, диких ослов), которую он любил больше всего, почему и получил прозвище Бехрам Гура.
Он узнает, что у одного ювелира есть дочь, прекрасно играющая на арфе. Он едет посмотреть на нее. Везир его ворчит: «Еще одна жена понадобилась, их уж и так девятьсот тридцать. Состарится он от этого раньше времени». Ювелир прекрасно принимает шаха, конечно, опять явившегося инкогнито. Шах сватается к его дочке, но отец просит подождать до утра, ибо свататься в пьяном виде негоже. Утром ювелир видит на своем доме плеть и понимает, что его осчастливил сам шах.
Заехав в дом богача Фершидверда, он не получает там ничего, кроме воды. Уехав, он встречает старика, собирающего в степи колючки на топливо. От него шах узнает, что у Фершидверда сто тысяч голов овец и много богатств. Он все это дарит старику и нищим.
Тем временем по всему миру идут слухи: у Бехрама все вино да забавы. О воинской доблести он и думать забыл. Эти слухи заставляют китайского хакана и византийского кесаря пойти войной на Иран. Бехрам назначает Нерси главнокомандующим, а сам уезжает в Азербайджан. Вельможи думают, что он бежал, и шлют гонца с повинной к хакану. Тот, на радостях, распускает войско и устраивает в Мерве большой пир. В этот момент Бехрам стремительно нападает на Мерв. Хакан взят в плен, войско его разбито. Туран [62] покорен, и границей между Ираном и Тураном делают Аму-Дарью. Бехрам осыпает народ милостями и принимает ряд мер для улучшения его жизни. Вызывают византийского посла, заставляют его вступить в дискуссию с мобедом, затем с почетом отпускают.
Бехрам узнает, что индийский правитель грабит соседние страны. Он едет к нему, выдавая себя за посла Бехрама, и передает ему грозное письмо. Раджа презрительно отвечает, что с ним все равно никто совладать не сможет. На пиру Бехрам с легкостью одолевает двух индийских силачей и показывает свое искусство в стрельбе из лука. Раджа начинает подозревать, что посол не простой человек. Он хочет удержать его в Индии, обещает богатства, сан, но, получив отказ, решает погубить. Он приказывает Бехраму убить лютого носорога. Шах с ним легко расправляется. Тогда раджа посылает его на змея, но результат тот же. Он задумывает просто убить Бехрама, но вельможи не советуют. По их мнению, лучше связать его, дав ему в жены дочь раджи. Бехрам берет ее, но видит, что ему пера бежать, и посвящает ее в свою тайну. Она советует подождать, пока отец с дружиной не выедет за город на праздник. Бехрам так и делает. Раджа гонится за ним, но Бехрам уже успел переправиться через Ганг. Он разговаривает с раджей через реку, открывает ему, кто он, и добивается примирения. Он возвращается в Иран, где ему устраивают пышную встречу.
Бехраму было предсказано, что он проживет шестьдесят три года. Он тогда же решил, что двадцать лет будет веселиться, двадцать-быть справедливым, а двадцать — служить богу [63]. Приближается смерть, и Бехрам умножает заботы о народе. Ему жалуются индийские цыгане, что им плохо живется в Индии. Он вызывает их двенадцать тысяч, дает им семена и все необходимое для ведения сельского хозяйства, но они все проели и начали кочевать по Ирану с музыкой и пением.
Бехраму исполняется назначенный возраст. Он передает престол сыну, ложится спать, и утром его находят мертвым. Раздел кончается оплакиванием этого доблестного шаха.
Этот сжатый обзор показывает, что у Фирдоуси легенда о Бехраме законченной формы не имеет. Это ряд исторических фактов, на которые наслоен ряд отдельных эпизодов, между собой почти ничем не связанных. О справедливости и мудром правлении хотя много говорится, но в действии эти качества Бехрама почти не видны. На переднем плане — охота и бесконечные любовные похождения, делающие Бехрама своего рода сасанидским Дон-Жуаном. В драматическом эпизоде поездки в Индию поэт использует международные сказочные мотивы. Весь раздел у Фирдоуси выдержан в светлых, жизнерадостных тонах, многие эпизоды изложены с большим юмором. Можно думать, что основой для Фирдоуси послужила официальная сасанидская хроника, к которой он добавил ряд анекдотов, ходивших в народе про этого, столь популярного в Иране шаха.
Интересно, что и Низами построил свою поэму на двух сюжетных линиях — история Бехрама и ряд новелл. Но у Низами новеллы не связаны с историей Бехрама. Это фантастичные сказки, восходящие к устному народному творчеству. В обеих линиях видное место занимает любовь Но, в отличие от двух первых поэм, здесь любовь дана в ином аспекте. Здесь нет ни героики «Хосров и Ширин», ни трагизма «Лейли и Меджнун». Здесь любовь приводит по большей части к благополучной развязке, иногда носит шутливый характер. В связи с этим Низами берет для этой поэмы и новый метр — легкий, прихотливый хафиф.
Поэма после обычных вступительных частей начинается с рождения Бехрама. Исторический факт воспитания Бехрама в Йемене Низами сохраняет, но объясняет его совсем иначе. Иездегирд I в сасанидских хрониках получил эпитет «грешника». Это случилось по той причине, что Иездегирд не доверял иранской родовой аристократии, опасался ее и пытался сломить ее силу. А так как за спиною этой аристократии стояло и зороастрийское духовенство, то испортились его отношения и с этим могущественным сословием. Именно оно было носителем грамотности и образования, в его руках находилось составление официальных хроник, и потому понятно, что нелюбимому шаху было дано это недоброжелательное прозвание.
Низами говорит, что Иездегирд знал, насколько враждебно относится. к нему его ближайшее окружение. Он опасался, как бы они не покусились на жизнь его единственного наследника, и потому и решил удалить его из Ирана и поместить под защиту преданного его роду вассального правителя Йемена Ну'мана.
Но жаркий и душный климат Йемена начал оказывать дурное влияние на здоровье юного царевича (мотив, повторяющий историю постройки замка Ширин). Поэтому для него решили построить замок в гористой части страны. Для этого пригласили величайшего архитектора эпохи, знаменитого Симнара, строителя ряда зданий в Египте и Сирии. Интересно имя этого архитектора. Оно явно вавилонского происхождения, и его древняя форма Син-Иммар может быть легко восстановлена. Очевидно, Низами имел какие-то источники, повествовавшие о строительстве храмов в древнем Вавилоне.
Симнар берется за работу, и через пять лет вздымаются башни невиданного ранее в мире замка — Хаварнак.
Здесь Низами сохранил известие о вполне историческом факте. Развалины Хаварнака сохранились и до наших дней, только лежат они не в Йемене, а в Месопотамии, к- востоку от Неджефа. Этот замок продолжал существовать еще при аббасидских халифах, которые расширили его и временами там жили. В XIV веке, однако, он уже был разрушен и представлял собой только груду развалин. Доисламские арабские поэты часто упоминают Хаварнак, так же как и соседний Садир (может быть, Ухайдир), и причисляют его к «тридцати чудесам мира».
Замок обладал чудесным свойством. Он был так отполирован, что отражал цвет неба и три раза в день менял свою окраску. Симнар получил огромную награду. Но строитель оказался недостаточно осторожным. Радуясь успеху, он похвастался, что может построить еще более чудесное здание, которое будет менять цвет семь раз в день. Ну'ман не желал, чтобы кто-либо другой из правителей мира получил более удивительное строение. Он дал приказ отвести Симнара на самую высокую башню замка и сбросить его оттуда. Так в награду за свои труды Симнар расстался с жизнью. Низами говорит:
В высоте ста с лишним гязов[64] замыкая свод.
Он не знал, что, труд закончив, гибель там найдет.
Выше хижины он замка строить бы не стал.
Если бы свою кончину раньше угадал.
Но совершив такое позорное дело, Ну'ман начал раскаиваться. Ой решает искупить вину тем, что уходит в пустыню и становится отшельником. Власть в стране, а следовательно, и забота о воспитании Бехрама переходит к его сыну Мунзиру. Низами всегда охотно останавливается на вопросах воспитания. Потому и здесь он подробно рассказывает о воспитании Бехрама и сообщает, что его обучали трем языкам — арабскому, персидскому и греческому, разным наукам, в том числе астрономии и астрологии, и совершенному владению различными родами оружия.
Бехрам уже в юности пристрастился к охоте на гуров. Но убивал он из пойманных гуров только тех, которые были старше четырех лет, а молодых клеймил своим тавром и отпускал. Этих заклейменных им животных уже никто касаться не смел. Эта деталь есть и у Фирдоуси и, вероятно, восходит к сасанидским хроникам.
Физическая сила Бехрама совершенно невероятна. Однажды он одной стрелой пробил гура и набросившегося на это животное льва. Этот его подвиг изобразили на стене Хаварнака. Деталь интересная, показывающая, что Низами был известен обычай древнего Ирана украшать стены дворцов фресками и мозаиками, изображавшими подвиги древних героев.
Как-то раз Бехрам до самого заката гнался за прекрасным большим гуром. Он скрылся от охотника в пещеру. Бехрам устремился следом за ним и наткнулся в пещере на громадного змея, которого и убил. Оказывается, что змей лежал стражем на огромном кладе (древнеиранское поверье, что клады всегда оберегают змеи). Клад был настолько велик, что для перевозки его понадобилось триста верблюдов. Бехрам все эти богатства раздарил своим друзьям. И этот подвиг был изображен на стенах замка.
В замке было несметное множество комнат. Бехрам был далеко не во всех. Как-то раз он зашел в одну комнату, где ему ранее не приходилось бывать (опять известный сказочный мотив), и увидел там на стене удивительную фреску: она изображала его самого, окруженного семью сказочными красавицами. Эта фреска предсказывает его будущее. Юноша приходят в восторг. Он приказывает закрыть эту комнату на замок, чтобы никто не смел туда заходить. Только он сам заходит туда по временам, обычно под влиянием винных паров, любуется фреской и мечтает о будущем счастье.
Тем временем умирает его отец. Низами, сохраняя исторический ход событий, сообщает, что знать не пожелала видеть Бехрама на троне, опасаясь, как бы он не стал продолжать политику своего отца. Престол отдают другому, старику из дальних родственников Иездегирда. Известие об этом доходит до Бехрама и приводит его в ярость. С помощью Мунзира он собирает большое войско и двигается на Иран.
Низами делает здесь небольшое отступление и говорит, что не имеет обычая повторять чужие слова. Однако здесь он в некоторых случаях все же вынужден это делать. Но
Раз уж не избежать повторения,
Я из паласа[65] сумею изготовить шелк.
Два художника философским камнем слова
Обновили чеканку древней монеты.
Один свою медь сделал ценным серебром,
А этот серебро превратит в чистое золото.
Ведь ты же видел, что медь чеканкой уподобилась серебру,
Не удивляйся же, если серебро станет золотом…
Иначе говоря, самый ход событий, соблюдение известий, сохраненных хрониками, не позволяет Низами опустить некоторые детали, уже рассказанные у Фирдоуси. Но вместе с тем Низами свое искусство считает значительно более высоким и полагает, что даже и в этих частях он сумеет превзойти своего предшественника.
Бехрам подходит к границам Ирана. Его встречают гонцы с письмом от возведенного на престол старика, который молит о прощении: ведь не по своей воле он вошел на престол, он себя шахом никогда и не считал, он только страж страны. Он завидует Бехраму, которому не приходится нести всех тягот правления страной. Конечно, Бехрам — законный наследник, но только вельможи не хотят его, они будут всячески противиться, и потому лучше было бы Бехраму отказаться от трона. Это лукавое письмо, смесь трусости и коварства, приводит Бехрама в бешенство. Однако он сдерживается и пишет вежливый и тонкий ответ: «Трон принадлежал моему отцу. Да, я признаю, что он во многом был грешен. Но только почему именно я должен отвечать за его грехи? Я — другой человек и править буду иначе, буду милостив и справедлив». Мобеды, получив письмо, признают, что Бехрам прав. Но они выдвигают новое препятствие: они присягнули тому, кто сейчас сидит на троне, беспричинно нарушать верность присяге они не могут. Бехрам Снова отвечает: «Вам и не придется ничего нарушать. Я ему не присягал, а я сам сниму с него венец и притом самым деликатным образом».
Тот, кто пришел ко входу в пещеру змея,
Разве будет спрашивать у паука разрешения войти?
Бехрам предлагает такой выход. Пусть шахский венец положат между двумя свирепыми львами. Кто из нас сумеет отнять его, тот пусть им и владеет.
Услышав такое предложение, старик так пугается, что сейчас же начинает торопливо слезать с трона. Однако мобеды хватают его и удерживают. Они вносят такое изменение в это предложение, — пусть Бехрам попытается завладеть венцом. Если ему это не удастся, венец достанется старику.
Приводят львов. Бехрам, не дрогнув, подходит к хищникам, убивает и завладевает отцовским венцом. Препятствия устранены. Он вступает на трон и, обращаясь к народу, в большой речи обещает быть справедливым и милостивым шахом. И в самом деде, уже через короткое время страна начинает процветать. Бехрам, увидев, что государственный аппарат налажен и. работает хорошо, перестает особенно интересоваться делами правления и предается любовным забавам.
Страна до такой степени богатеет, что население ее становится заносчивым, жестоким и несправедливым. Оно убеждено, что эта беззаботная и спокойная жизнь будет длиться вечно. По вдруг наступает засуха, ряд недородов, и страну. поражает жестокий голод. Бехрам приказывает открыть правительственные склады зерна, скупает имевшиеся у богачей запасы и распределяет их среди голодающих. Часть зерна выделяется и на прокормление живущих на свободе птиц. Такой обычай действительно существовал. Еще при монгольских хайах в случае суровой зимы рассыпали небольшое количество зерна, чтобы защитить от голода птиц.
Голод продолжался четыре года, но за все это время от недоедания умер только один человек. Бехрам, узнав об этом, чрезвычайно расстроился и сказал, что считает себя виновником его смерти. Через четыре года благосостояние снова восстановилось. Население возросло, и страна настолько разбогатела, что невозможно было найти желающих вступить в войско. Дабы умножить радость жизни, Бехрам собирает со всей страны певцов и музыкантов и равномерно распределяет их по всем городам и селам. Здесь Низами вводит знакомый нам уже, по Фирдоуси, эпизод о ссоре Бехрама с его любимейшей певицей. У Низами ее зовут Фитнэ. Когда Бехрам показывает ей свое искусство в стрельбе из лука, она беспечно замечает, что тут ничего удивительного нет: всякий, мол, кто долго упражняется в каком-нибудь искусстве, всегда достигает в нем совершенства. Бехрам в гневе хочет убить рабыню, но не считает возможным своей рукой пролить кровь женщины и поручает убить ее одному военачальнику. Тот уводит Фитнэ. Оставшись с ним с глазу на глаз, она умоляет его отложить на время исполнение приговора. Пусть он несколько дней спустя доложит Бехраму, что выполнил приказ. Если шах выразит удовлетворение, то, что поделать, убей меня. Если он огорчится, я спасена. Через неделю военачальник сообщает Бехраму, что приказ его выполнен. Бехрам горячо любил прекрасную певицу, приказ им был отдан сгоряча. Поэтому он теперь раскаивается и горько рыдает.
Тем временем военачальник отвез Фитнэ в одну из своих деревень, где она поселилась тайно от шаха. Она отдала военачальнику свои драгоценности и попросила продать их, а на вырученные деньги построить для нее высокую башню. В день, когда башня была закончена, в деревне родился теленок. Фитнэ каждый день берет этого теленка на спину и относит на вершину башни. Теленок растет, но в результате постоянной практики растут и силы девушки, и через некоторое время она уже без особых усилий носит наверх большого взрослого быка.
Фитнэ начинает теперь выжидать удобного случая. Как-то раз шах на охоте заехал в те края и оказался поблизости от поместья военачальника. Фитнэ, узнав об этом, умоляет военачальника пригласить его в свой замок. Шах соглашается, приезжает. Военачальник просит его подняться на вершину башни, куда вели шестьдесят ступенек, и там подает ему роскошное угощение. За вином шах хвалит местоположение башни, но шутливо спрашивает военачальника: как же он рассчитывает подниматься на эти шестьдесят ступенек, когда ему стукнет шестьдесят лет? Военачальник отвечает, что с этим он как-нибудь да справится, а вот, дивное дело, мол, в том, что у него на селе есть девушка, которая поднимается на эту высоту, неся на себе быка. Бехрам поражен. Зовут Фитнэ, и она. закрыв лицо покрывалом, показывает шаху свое искусство. Бехрам восклицает:
«Это сделать ты могла,
Потому что обучалась долгие года,
А когда привыкла, стала делать без труда;
Шею приноравливала к грузу день за днем.
Тут лишь выучка одна, сила — ни при чем!»
Фитнэ тотчас же отвечает. —
«Ты за долг великой платой должен мне воздать
Дичь без выучки убита? А быка поднять —
Выучка нужна? Вот подвиг совершила я!
В нем не сила, в нем видна лишь выучка моя?
Что же ты, когда онагра валкого сражаешь, —
Ты о выучке и слова слышать не желаешь?»
По этому ответу Бехрам узнает чуть не загубленную им возлюбленную. Он срывает ее покров и заключает ее в объятия. Военачальник получает щедрую награду, а Фитнэ становится женой шаха.
Изменения, внесенные Низами в легенду Фирдоуси, весьма характерны. Первобытная жестокость Бехрама ослаблена, трагизм «Шах-намэ» заменился веселой шуткой с благополучным исходом. Жестокая расправа, конечно, омрачила бы светлый образ Бехрама. Не нужно забывать, что Низами, как и всегда, хочет учить правителей, хочет показать Бехрама как образец хорошего шаха. Поэтому убийство рабыни шахом для поэта уже совершенно неприемлемо.
Тем временем над головой Бехрама собираются грозные тучи. Китайский хакан прослышал, что Бехрам весь отдался забавам и любовным утехам. Он решает, что Иран не сможет защититься от нападения, собирает огромное войско из трехсот тысяч лучников и через Среднюю Азию вступает в Хорасан.
Дружина Бехрама долгие годы проводила в бездействии, она обленилась, двинуть ее против врага было бы крайне опасно. Бехрам не принимает боя и бежит из своей столицы. Известие об этом приводит хакана в восторг, и он, на радостях, устраивает роскошное пиршество. Бехрам же, отобрав триста смелых всадников, внезапно ночью нападает на хаканскую ставку и благодаря неожиданности нападения одерживает блестящую победу. Китайские войска бегут в панике, и самому хакану с трудом удается спасти жизнь.
Одержав победу, Бехрам собирает своих вельмож в столице и обращается к ним с гневной речью. «Вы, — говорит он, — богатыри только на словах, а на деле вы ни к чему не способны». Очень интересны такие строки:
Я избрал вас среди всей страны.
Но в каком бою я вас видел?
Кто из вас бросался в бой,
Убивал врага и покорял страны?
Один похваляется: «Я веду род от Иреджа»[66]
Другой притязает па то, что владеет искусством Ареша[67].
Один поминает Гива[68] и Рустама[69].
Один прилагает себе прозвище Лев, другой — Леопард.
Но ни одного не видел я из вас, кто бы сражался,
Кто бы во время боя совершил подвиг.
Эти строки ясно говорят о том, что Низами глубоко презирал старую родовую аристократию, похвалявшуюся знатностью рода и громкими титулами, но выродившуюся и не способную к действию. Заметим, что происхождение от Ареша себе приписывали ширваншахи, так что, может быть, здесь стрела по их адресу.
Обеспечив безопасность страны, Бехрам приступает к осуществлению своего заветного желания: он добывает разными путями себе в жены семь царевен, портреты которых он видел в замке Хаварнак. Это царевны — индийская, туркменекая, хорезмская, славянская (русская), магрибская (Северная Африка), византийская и иранская. Низами сообщает даже их имена; их звали — Фурек, Ягманаз, Назпери, Несриннуш, Азериюн, Хумай и Дурусти.
Один из учеников Симнара строит по приказу шаха для этих царевен дворцы с семью павильонами, крытыми куполами. Каждый из этих куполов имеет другой цвет, причем цвет их согласовав с астрологическими представлениями о дне недели и той планете, которая с этим днем недели связана. Порядок этот такой:
1. Черный — Сатурн (Кейван) — суббота.
2. Желтый — Солнце — воскресенье.
3. Зеленый — Луна — понедельник.
4. Красный — Марс (Миррих) — вторник.
5. Бирюзовый — Меркурий (Утарид) — среда.
6. Сандаловый [70] — Юпитер (Муштари) — четверг.
7. Белый — Венера (Зухрэ) — пятница.
Интересно отметить, что все это восходит к древним астрологическим воззрениям Вавилона. Вавилонские храмы (зикурат), как известно, строились на семи ступенях, причем стены также делались семи цветов, связанных с днями недели и планетами. Календари европейских народов тоже восходят к этим традициям. Известно, что во всем мусульманском мире названия дней недели не связаны с астрономическими представлениями. Почти всюду счет недели начинается с субботы, а следующие дни недели носят название «первый после субботы», «второй после субботы» и т. д. В Европе же названия дней недели обычно связаны с планетами, и хотя с течением времени они сильно исказились, но и сейчас можно установить, что порядок их тот же, который мы находим и у Низами. Так, по-английски суббота — Satuday (день Сатурна), воскресенье — Sunday (день Солнца), понедельник — Monday (день Луны), вторник — в английском носит имя древнего северного божества, но по-французски он — Mardi (день Марса), среда-по-французски Mercredi (день Меркурия), четверг — Jeudi (Jovis dies — день Юпитера), пятница — Vendredi (Veneris dies — день Венеры). Отсюда видно, что эта традиция в XII веке еще была известна и в мусульманском мире, ибо иначе Низами не мог бы воспроизвести ее с такой точностью.
Постройка дворцов закончена. Теперь Низами показывает нам одну неделю жизни Бехрама. В субботу, одевшись с головы до ног в черное, он идет во — дворец индийской царевны, где вся обстановка тоже выдержана в этом цвете. Проведя день за пиршеством, послушав музыку и выпив вина, Бехрам просит царевну рассказать ему что-нибудь. Она рассказывает сказку. Так вводятся семь сказок 'или новелл, составляющие центральную часть поэмы. Низами для этих новелл воспользовался различными источниками, в конечном счете восходящими к устному народному творчеству. Здесь он дал полную волю своей фантазии. Мы видели, что в первых трех его поэмах почти не отведено места сверхъестественному элементу. Нет его и в пятой поэме, где, напротив, Низами пытается фантастику легенды объяснить рационалистически. В этих же новеллах Низами рассказывает волшебные сказки. Но вся сила его в том, что он сливает фантастику с крайним реализмом и так достигает необычайной убедительности. Этот прием мы встречаем и у больших мастеров европейской литературы. Им проникнут, например, «Золотой горшок» Э. Т. А. Гофмана. Призрак графини в «Пиковой даме» шаркает туфлями и именно поэтому становится таким убедительным.
Таким образом, Низами ставит себе исключительно трудную задачу. Мало того, что он должен 'Преодолеть трудности фантастики, — тема каждой новеллы еще должна быть увязана с соответствующим цветом. Но и этого мало. Так как новеллы связаны с любовью Бехрама, то основой каждой из них служит любовное переживание, причем, в соответствии с переходом от черного к белому, оно постепенно от грубой чувственности сменяется просветленной гармоничной любовью. Могучему гению Низами не страшны были эти, почти непреодолимые препятствия, и он создал семь шедевров. Краткое содержание новелл таково:
Индийской царевне еще в детстве рассказывали, что их дом часто посещала одна почтенная женщина, всегда носившая только черные одежды. Как-то раз ее спросили, почему она отдает такое предпочтение этому цвету, и она рассказала следующее. Она — рабыня царя. Царь этот был мягкого и кроткого нрава, и дворец его постоянно посещали приезжие чужестранцы. Однажды царь внезапно пропал. Долгое время его искали, но его нигде не было и следа. В один прекрасный день он вернулся, одетый в черные одежды, и после этого никогда другого цвета не одевал. Рабыня набралась смелости и спросила его о причине этого. Он ответил, что среди путников, приходивших к нему во дворец, один был в черном. Царь поинтересовался, почему он предпочитает черный цвет. Путник долгое время не хотел дать ответа на этот вопрос. В конце концов он рассказал, что в Китае есть красивый, многолюдный город, называемый «Городом смятенных». «Причиной постигшего меня несчастья, — сказал он, — был этот город». Больше он ничего не хотел сказать. Царя охватило любопытство. Ему страстно захотелось узнать, что здесь за тайна. Он выяснил, что такой город действительно есть, тайно покинул дворец, поехал туда и сдружился в этом городе с, одним юношей.
Он осыпал этого юношу дарами и упрашивал его открыть ему тайну города. Просьба эта юношу расстроила, но, чувствуя себя обязанным перед шахом, он не решается отказать ему. С наступлением ночной темноты он ведет шаха на окраину города, к полуразрушенной башне. Там шах находит подвешенную на канате большую корзину. Не видя иного пути далее, шах забирается в корзину, которая сейчас же стремительно взлетает вверх и попадает на небольшую площадку. Увидев, что он попал в такое опасное положение, шах от страха чуть не умер.
Немного спустя прилетает огромная птица и садится на площадку, прикрывая шаха. На рассвете она собирается улететь, и шах, увидев это, цепляется ей за ноги. Птица взвивается и уносит его в воздух. После длительного полета птица начинает понемногу спускаться. Щах видит под ногами красивый сад, выпускает ноги птицы и падает на мягкую зеленую лужайку. Наступает вечер, и сад внезапно наполняют красивые девушки, несущие в руках факелы. За ними следом появляется царевна столь изумительной красоты, что шах, увидев ее, сразу забывает обо всех своих невзгодах. Она садится на приготовленный для нее царственный трон.
Заметив пришельца, царевна подзывает его и предлагает сесть рядом с нею. Сначала она угощает его фруктами и вином, затем вступает в беседу. Она так ласкова и нежна, что вскоре осмелевший шах уже начинает обнимать и целовать ее. Она признается ему, что он пленил ее сердце, обещает ему полное счастье, но ставит условие — пусть на сегодняшнюю ночь он удовольствуется одними поцелуями. Поздно ночью она предлагает ему выбрать себе какую-нибудь из ее рабынь. Выбранная шахом девушка ведет шаха в роскошный дворец, где он и покоится до самого утра. Проснувшись, шах видит, что в саду снова никого нет. Он бродит по дорожкам, наслаждается прекрасными плодами и ждет вечера.
С наступлением сумерек повторяется все то же, что было накануне. Страсть шаха разгорается все больше, но он сдерживается. Так продолжается двадцать девять дней. На тридцатый день шах становится настойчивым. Он умоляет красавицу не быть столь жестокой. Та просит отсрочки, хотя бы еще на одну ночь. Шах не соглашается. Тогда она просит, чтобы он на несколько секунд закрыл глаза, пока она переоденется. Шах соглашается, но, открыв глаза, видит, что он снова сидит в корзине у подножия башни, на том же самом месте, с которого начались все его приключения. Немного спустя приходит и его юный друг. Он видит, в каком отчаянии шах, и говорит ему: «Видишь ли, вот потому-то нам всем только и остается облачаться в одежды скорби и печали». С тех пор шах носит только черные одежды, потому и рабыня его усвоила этот же обычай. Сказка завершается восхвалением черного цвета, сильнее которого, говорит персидская поговорка, цвета нет [71].
Одному из иракских шахов звездочеты предсказали, что его постигнет беда от жены. Он решил не жениться, а вместо этого покупать красивых рабынь. Но все рабыни, которых он приближал, в короткое время становились капризными и своевольными. Виной этому была старая служанка, которая всякую избранную властелином рабыню начинала расхваливать и так сбивала ее с толку.
Надеясь найти идеальную подругу, царь таких избалованных рабынь продавал и заменял другими. Вскоре это стало широко известно по всем странам, и ему дали прозвание: «царь, торгующий рабынями».
Однажды работорговец привел к нему партию новых рабынь. Красота одной из них пленила шаха. Но работорговец не советовал ему брать эту девушку, предупреждая, что она жестока и бездушна. Шах не мог устоять перед соблазнам и все же купил ее. Оказалось, что как прислужница она не имеет себе равных и выполняет любое желание шаха ранее, чем тот успеет его вымолвить. Однако стать возлюбленной шаха она не соглашается ни под каким видом. Шах умоляет, упрашивает, но все напрасно. Тогда он говорит ей так:
Об одном я тебя попрошу,
Чтобы ты правдиво ответила на мой вопрос.
Если будет ответ твой полновесным,
То прямым станет [наладится мое дело, как стан твой.
Затем в подтверждение могучей силы правды он рассказывает ей такую притчу. Однажды Сулейман [72] восседал со своей женой Билькис [73]. У них было одно единственное дитя, у которого были парализованы обе руки и ноги. Билькис задала мужу вопрос, почему их дитя такое несчастное, знает ли он причину и может ли найти средство для его исцеления. Она просит Сулеймана спросить архангела Гавриила, когда он явится к нему с очередным поручением от бога, чем можно помочь в этой беде. Гавриил на вопрос Сулеймана дал такой ответ: «Дитя излечится, если вы оба, и ты и твоя жена, скажете друг другу только чистую правду». Билькис согласилась, и муж задал ей вопрос: «Скажи, чувствовала ли ты страсть к кому-либо, кроме меня?» Она ответила: «Хотя ты и прекраснее, и мудрее, и мощнее всех на свете, но все же, признаюсь тебе откровенно, когда я вижу прекрасного юношу, приходят ко мне иногда дурные желания». В тот же миг дитя протянуло к ней обе ручки И радостно воскликнуло: «Мама, у меня ручки начали действовать!»
Теперь, в свою очередь, задала вопрос Билькис и спросила, бывает ли когда-нибудь, чтобы Сулейман пожелал чужое добро. Тот отвечает: «У меня есть то, чего ни у кого в мире нет, мои богатства неисчислимы, власть неизмерима, но все же, когда кто-нибудь приходит ко мне на поклон, я всегда тайком гляжу ему в руки, какой подарок он мне привез».
Он не успел еще договорить, как дитя уже вскочило на ножки и совершенно излечилось.
Убедив рабыню в могучей силе правды, он просит ее сказать, почему она к нему так жестока. Она рассказывает, что во всей ее семье женщины после первых родов сразу же умирают. Поэтому она страшится брака и ни с кем не сближается. Узнав эту тайну, шах все же хочет как-нибудь смягчить рабыню и заставить забыть страх. На помощь приходит та же старуха, которая раньше сбивала с толку рабынь. Она советует шаху попытаться вызвать в сердце девушки ревность. Он достигает этого, делая вид, что полюбил другую рабыню. Девушка в припадке страстного гнева признается шаху, что уже давно любит его. Таким путем все препятствия устраняются, и рабыня становится его женой. Он так горячо любит ее, что осыпает золотыми украшениями. В связи с золотом сказка кончается восхвалением желтого цвета.
В Руме [74] жил один почтенный муж по имени Бишр. Как-то раз он встретил на улице девушку, увидел случайно ее лицо и влюбился в нее. Все же он следом за ней не пошел и всячески пытался отогнать от себя чувство, которое он признавал незаконным. Лучшим средством для исцеления от любви всегда считалось путешествие. Поэтому он решил поехать в Иерусалим.
На обратном пути ему случайно попался спутник. Звали его Малиха. Внешне он производил впечатление человека образованного и мягкого, но на деле был коварным и злобным. Он претендовал на то, что обладает совершенно исключительными познаниями, и всякое событие по дороге старался по-своему разъяснить. Бишр пытался удержать его от таких разглагольствовании и говорил, что в мире есть много явлений, постигнуть смысл которых человеческий разум не может.
Путь лежал через жаркую, безводную пустыню. Жажда измучила их, им уже казалось, что они погибнут, как вдруг вдали показалось дерево. Подойдя, они увидели, что у подножия его в землю врыт огромный глиняный чан, до краев наполненный прозрачной водой. Бишр высказал мысль, что это устроил какой-нибудь богобоязненный человек по обету, чтобы выручать из беды измученных путников. Малиха с этим не согласен. По его мнению, это — западня, устроенная каким-нибудь охотником для ловли хищных животных. — Путники поели, запив свой обед студеной водой. Малиха захотел во что бы то ни стало выкупаться в этом чане и затем разбить его. Бишр всячески старается отвратить его от этой мысли, просит подумать о других и не лишать их такого блага. Но Малиха не хочет и слышать благоразумных советов, быстро раздевается и бросается в воду. Оказалось, что это был вовсе не чан, а глубокий колодец, края которого были укреплены глиной наподобие чана. Малиха захлебнулся и пошел ко дну. После долгих усилий Бишру удалось вытащить его труп, который он и похоронил тут же поблизости. Он собрал оставшиеся после спутника пожитки и двинулся, в путь один. При этом из кафтана Малиха выпала киса, в которой было тысяча динаров золотом. Бишр поставил себе задачей доставить эту крупную сумму его наследникам. С большим трудом он разыскал в городе дом Малиха, узнал, что после него осталась только вдова, и попросил, чтобы она его приняла. Женщина, услышав о смерти мужа, облегченно вздохнула. «Он, — сказала она, — был жестокий, коварный и злобный человек, мне жилось с ним очень плохо, и я рада, что, наконец, от него избавилась. Она предложила Бишру выйти за него замуж, приподняла с лица покров, и Бишр убедился, что перед ним та самая женщина, из-за которой он когда-то лишился покоя. Брак их был исключительно счастливым, и Бишр, желая и внешне отметить свое счастье, с тех пор, подобно райским жителям, носил только зеленые одежды.
В русской стране жила прекрасная царевна. Она изучила все науки мира, даже и в колдовстве была искусна. Слухи о ее красоте пошли по всему: миру, и женихи начали стекаться к ней со всех сторон. Но красавица и слышать о них не хотела. С разрешения своего отца она велела построить для себя в горах неприступный замок, проникнуть в который можно было только через потайной ход. На пути к воротам она всюду расставила статуи воинов, приводимые в движение тайным механизмом. Всякого, кто не знал тайного хода, а шел в замок обычным путем, эти статуи разрубали мечом надвое.
После этого она велела изготовить свой портрет и повесить его на городских воротах. Под портретом приказала написать, какие условия она ставит тому, кто пожелает стать ее мужем. Он должен остановить магическое действие статуй, найти тайный проход в замок и разгадать загадки, которые ему предложит царевна. Только за того, кто все это сумеет осуществить, она согласится выйти замуж. Объявление это вывесили в городе. Многих пленяла дивная красота царевны, многие пытали свое счастье, ко все погибали под ударами меча бронзовых воинов, даже и не успев догадаться, где вход в замок. Головы погибших отрубали и вешали на городской стене, и вскоре на стене уже почти не оставалось места для новых голов.
Черед дошел до некоего юного шахзадэ. Образ красавицы пленил его. Но висевшие на стене черепа были весьма грозным предостережением. Долго он бродил у ворот, размышляя, каким путем можно справиться со всеми этими задачами. Случайно до него дошел слух, что в горах, в уединенной пещере, обитает мудрец, постигший все тайные науки и умеющий разрешить любое трудное дело. Царевич поспешил к нему и, не таясь, рассказал ему, какие задачи ему хотелось бы разрешить. Мудрец посмотрел в тайные книги и дал юноше все необходимые указания.
Юноша приступил к подвигу. Высчитав благоприятное время, он прежде всего устранил действие магических статуй. На свои подвиги он отправился облаченный с ног до головы в красные одежды, символизируя этим, что он выступает мстителем за всю невинно пролитую кровь. Когда статуи были обезврежены, он взял барабан и начал бродить вокруг стен замка, сильно ударяя по барабану. Сравнивая отзвуки, он вскоре нашел то место, где был тайный подземный вход. Царевна узнала, что первые два условия выполнены, и передала ему, чтобы он отправился в город и два дня подождал. Она приедет во дворец к отцу и там задаст ему четыре задачи. Если он решит их, она станет ему преданной женой.
Юноша отправился в город, прежде всего сорвал с ворот портрет царевны, свернул его и приказал своим слугам спрятать. Затем он велел снять со стен все головы погибших и с почестями похоронить их. Население было обрадовано и дало клятву, что если шах откажет ему в браке, они свергнут его, а юношу сделают своим повелителем.
Царевна к вечеру приехала во дворец и рассказала отцу все, что произошло. Она просит отца наутро сделать во дворце пышный прием, на котором она всенародно подвергнет царевича испытанию. Утром после богатого угощения начинается испытание. Девушка прежде всего вынимает из ушей две маленькие жемчужины и велит передать их царевичу. Юноша взвесил их на руке, прибавил к ним еще три совершенно таких же и отослал их обратно царевне. Она растерла их в порошок, смешала с сахарным песком и послала эту смесь царевичу. Тот потребовал кубок молока, всыпал в него эту смесь и отослал назад. Девушка выпила молоко, лежавший на дне осадок замесила в тесто и убедилась, что вес остался прежним. Тогда она сняла с руки кольцо и послала его царевичу. Юноша надел его на палец и послал царевне крупную жемчужину. Та распустила свое ожерелье, подобрала другую, точно такую же, надела обе жемчужины на нить и снова послала жениху. Тот отослал их обратно, присоединив к ним еще голубую бусину. Девушка, увидев это, рассмеялась и сказала отцу. «Вставай, испытание закончено: счастье улыбнулось мне, и я нашла себе достойного мужа». Отец с удивлением спросил, что обозначали все эти непонятные действия и как она могла убедиться в мудрости своего избранника. Царевна объяснила: «Первые две жемчужинки обозначали — жизнь коротка, два дня, не более. Он добавил еще три, это означало: даже если бы дней было и пять, то ведь и это краткий срок. Смешав жемчужную пыль с сахаром, я задала вопрос: жизнь наша смешана со сладострастием, можно ли отделить одно от другого? Растворив сахар в молоке, он ответил: их можно разделить посредством воздержания. Выпив молоко, я тем самым сказала, что по сравнению с его мудростью признаю себя грудным ребенком. Послав кольцо, я выразила этим, что согласна на брак с ним. Он, послав жемчужину, этим сказал, что ему нет равных, как этой жемчужине. Я подобрала к ней пару и тем самым показала, что а я не хуже его. Он прибавил голубую бусину, и это означало: пусть дурной глаз никогда не посмеет нас коснуться. Я одела на себя бусину и этим признала, что буду покорна ему во всем».
Царь возрадовался тому, что его непокорная дочь, наконец, смирилась. Отпраздновали свадьбу и устроили празднество для всего народа. Царевич и в дальнейшем продолжал носить только красные одежды, тем более, что красный цвет — это также и цвет радости.
Следует отметить, что с красным цветом Низами соединил именно русскую царевну. Эго вряд ли случайно. И в последней его поэме русы всегда сочетаются с представлением о красном цвете. Объяснить причины этого сейчас еще едва ли возможно, но вспомним, что в русской народной песне «красный» и «прекрасный» — синонимы (красная девица, красный молодец, красное солнышко и т. д.). Вполне возможно, что у Низами было больше сведений о русах, чем у многих других восточных авторов.
В Египте жил молодой богатый купец по имени Махан. Как-то раз, когда он развлекался со своими друзьями в саду, к нему прибежал один из его товарищей по торговле н сообщил, что пришел ожидавшийся им караван с товарами. Махан рассчитывал получить от этих товаров большой барыш и потому поспешил с товарищем к городским воротам. Но пока они шли по городу, солнце село, и ворота по обычаю закрылись на ночь. Нужно было ждать до утра, чтобы привести караван в город. Товарищ посоветовал Махану не дожидаться утра: он знает одно место, где в городской стене большая расщелина. Через нее можно будет и в ночное время доставить товары в город. Это будет очень выгодно, так как они избавятся от необходимости платить за товары пошлину. Махан поддался на это предложение. Товарищ провел его к расщелине и помог выйти из города. Но не успел Махан спрыгнуть вниз, как товарищ исчез, и он остался один в совершенно: незнакомой ему пустынной местности. Махан пустился в путь. Это была дикая пустыня, изобиловавшая мрачными пещерами, где таились лютые змеи. Весь день шел Махан, но человеческого жилья не было видно и следа. Махан изнемогал от страха и наконец, упал без чувств у входа в какую-то пещеру. Когда он открыл глаза, то увидел возле себя двух человек с какими-то вязанками на спинах. Один из них окликнул Махана и сказал ему, что он попал в пустыню, обитаемую дивами [75]. Тот, кто завел Махана сюда, был вовсе не его товарищ, а див Хаиль-пустынный, который хотел погубить его. «Но не бойся — сказал он, — я и моя жена, мы защитим тебя и спасем. Иди за нами следом». Махан пошел за своими новыми спутниками. Но настало утро, и оба они исчезли так же таинственно, как сбивший его с пути коварный див. Махан совершенно выбился из сил. Он оказался теперь в горах, путь был труден, а за все это время, он не ел ничего, <гкроме печали и скорби». Он собрал немного каких-то корешков, пожевал их я пошел дальше. Опять настала ночь. Обессиленный путник забрался в пещеру и поспал там немного. Послышался конский топот. Махан выглянул и увидел всадника, державшего в поводу другого коня. Махэн рассказал ему о своих похождениях, и тот объяснил юноше, что его спутники были два гуля [76] — людоеда, самец и самка. Малан должен благодарить бога, что он каким-то чудом спасся из их лап. Всадник предложил Махану сесть на вторую лошадь и ехать с ним.
Они поскакали и вместе выехали на обширную равнину. Перед Маханом открылось страшное зрелище. Вся степь была полна гулями и дивами, справлявшими там свою жуткую оргию. Гремела музыка, демоны плясали и орали мерзкие песни. Внезапно показались сотни факелов: шла процессия огромных рогатых чудищ с длинными хоботами. Под их песни заплясали все дьяволы, заплясал и конь Махана. Юноша в ужасе уставился на коня и увидел, что из его ног вырастают крылья и он превращается в дракона с семью головами. Дракон плясал и извивался; он нес Махана, как поток несет щепку. Но забрезжило утро, и дракон сбросил юношу и со свистом улетел.
Снова Махан оказался один в пустыне. К ночи ему удалось пройти большое расстояние, и перед ним появился большой прекрасный сад. Наконец ему удалось утолить голод плодами.
Махан собирал фрукты, как вдруг послышались грозные крики: «Стой, вор! Наконец-то я тебя поймал. Ты уж не первый раз грабишь мой сад». Перед юношей предстал разгневанный старик с большой дубиной в руках. Махан торопливо поведал ему все свои несчастья. Старик сжалился над юношей, присел возле него и начал утешать, говоря, что теперь он, наконец, нашел безопасное место и может более не страшиться за свою жизнь. Он объясняет Махану, что с ним произошло:
Это страх твой совершил на тебя набег,
Он порождал образы в твоем воображении.
Все эти нападения на тебя
Были ради того, чтобы сбить тебя с пути.
Если бы сердце твое было в то время устойчиво,
Помыслы твои не показывали б тебе этих образов.
Иначе говоря, Низами здесь как бы открывает путь к рационалистическому объяснению всей этой мрачной фантастики, сводя ее к расстроенному страхом воображению.
Старик рассказал Махану, что владеет, кроме этого сада, дворцом и большими богатствами. Потомства у него нет. Юноша пришелся ему по сердцу. Он готов принять его в сыновья и передать ему все эти владения. Махан упал к его ногам, расцеловал ему руки и принял это предложение. Хозяин радостно повел гостя на высокую роскошную суфу [77], устроенную в саду, в тени большого сандалового дерева. На дереве была площадка из досок, покрытых мягкими коврами. «Поднимись туда, — сказал он, — и подожди, пока я приготовлю все, что нужно. Если проголодаешься, там есть и хлеб и вода. Но пока я не вернусь, не спускайся оттуда, что бы ни произошло и кто бы тебя ни звал. Даже когда я сам приду, ты сначала хорошенько проверь, я ли это. Эту одну ночь остерегись дурного глаза, дальше уже все будет хорошо».
Махан удобно расположился на мягком ложе, поел и начал осматривать сад. Внезапно издали заблестели огоньки. Показалась красавица, окруженная служанками, которые поспешно украсили суфу и приготовили на ней все необходимое для пира. Красивые девушки пели и плясали, угощались изысканными яствами, а Махан восседал на своем воздушном троне и сгорал от желания присоединиться к ним. Но он помнил советы старца и не решался спуститься. Вдруг красавица сказала служанке: «Я чувствую, что на этом дереве есть родственная душа, плененная нами. Позови его, пусть он позабавится с нами». Девушка подошла к дереву, высмотрела Махана и начала ласково уговаривать его спуститься и принять участие в пиршестве.
Когда закипит природа юноши,
Разве вспомнит он советы стариков? —
говорит Низами. Махан спустился. Красавица усадила его рядом с собой и начала угощать. Под действием вина страсть Махана разгоралась все больше и больше. Наконец, забыв всякое стеснение, он обнял красавицу и уже хотел припасть к ее устам, как вдруг увидел, что
Перед ним — от пят до пасти скаляся — сидит
Порожденный божьим гневом адский дух ифрит[78]
По рогам — свирепый буйвол, по клыкам. — кабан.
Не дракон — страшней дракона, это-Ариман![79]
От надира до зенита пасть его разъята;
А спина — спаси нас, боже! — как гора, горбата.
Словно лук, хребет зубчатый выгнут; рачья морда.
На сто верст кругом зловонье от него простерто.
Нос, как печь, где обжигают кирпичи огнем.
Пасть — как чач, где известь гасят, чтобы красить дом.
Это чудище, ухмыляясь, целовало Махала и приговаривало:
«А-а! Ты в лапы мне попался! Грудь твою сейчас
Разорву! Гулял сегодня ты в последний раз.
Ты меня хватал руками, зубы в ход пускал
Ты мне нежный подбородок, губы целовал!
Видишь: когти, словно копья, зубы — как кинжалы;
Знай: таких зубов доныне в мире не бывало!
Ах, как горячо сначала страсть твоя пылала!
А теперь куда девалась? Почему пропала?
Эти губы — те же губы, полные огня,
Личико мое — все то же. так целуй меня!»
Махан теряет сознание, а очнувшись, видит, что рассвело, никакого сада нет, а он — в степи, покрытой скелетами дохлых животных. Тут ему является таинственный помощник заблудившихся — пророк Хызр, и с помощью его юноше удается вернуться домой. Страшные приключения навсегда сделали его меланхоличным, и в память о них он носил только одежды цвета мусульманского траура — темносиние.
Два путника, которых звали Хейр (благо) и Шерр (зло), вместе пустились в странствие. Путь привел их в безбрежную пустыню, жаркую и безводную. Шерр знал, что им предстоит преодолеть такое препятствие, и, ничего не сказав товарищу, захватил с собою бурдючок воды. Через некоторое время Хейр начал изнывать от жажды. Он заметил, что его товарищ тайком от него временами достает откуда-то воду и пьет. У Хейра были при себе два огненно-красных лада [80] огромной ценности. Он предложил их Шерру с тем, чтобы тот уступил ему хотя бы глоток воды. Но Шерр решительно отказался.
— Здесь, в пустыне, — сказал он, — ты мне предлагаешь эти драгоценные камни, а когда придем в город, ты их у меня отберешь. Нет, дай мне две таких драгоценности, которые ты отнять не сможешь, — отдай мне твои глаза, тогда я дам тебе воды.
Хейр ужаснулся такому злодейству, он всячески умолял Шерра отступиться от жестокого требования. Но никакие уговоры не действовали. Наконец, видя, что он все равно погибнет от жажды, Хейр решился и предложил Шерру взять его глаза. Тот, не долго думая, вонзил спутнику кинжал в глаза и, так и не дав ему воды, забрал его драгоценности и поклажу и ушел, бросив Хейра одного в пустыне.
Он упал на раскаленный огненный песок.
Хорошо еще, что видеть он себя не мог.
Неподалеку от этих мест кочевал богатый курд-скотовод, у которого была красавица-дочь. Она пошла за водой к роднику, находившемуся около этих мест, о существовании которого путники не знали. Наполнив кувшин, девушка направилась обратно к кочевью, как вдруг услышала жалобный стон. Она пошла на голос и нашла Хейра, Прежде всего она напоила несчастного, затем, осмотрев его глаза, увидела, что хотя белки и сильно поранены, но зрачки целы. Она перевязала его и повела к кочевью. Вечером вернулся со стадами ее отец и, узнав о ранении Хейра, велел приложить к его глазам припарки из листьев известного ему целебного дерева. Часть листвы этого дерева исцеляет глазные ранения, другая часть излечивает эпилепсию.
Когда целебный сок приложили к глазам Хейра, он в первый миг взвился от боли. Но вскоре боли поутихли, и он смог заснуть. Пять дней на его глазах лежала повязка с целебным зельем, а когда ее сняли, оказалось, что зрение к нему вернулось. Хейр полюбил спасшую его девушку. Отец согласился на их брак, и Хейр получил за нею в приданое большие стада.
Когда они собирались откочевать из этих мест, Хейр пошел к целебному сандалу и сделал запас листьев обоих сортов. Кочевники двинулись в путь. Вскоре они пришли в один город, где дочь царя страдала эпилепсией. Сколько ее ни лечили, никто помочь ей не мог. Отец ее дал клятву, что излечившему отдаст ее и жены. Если же кто возьмется лечить, но не сумеет вылечить, то ему отрубят голову.
Хейр вызвался провести это опасное лечение. Он дал девушке настойку из сандаловых листьев. Она выпила ее, тотчас же заснула крепким сном и проснулась через три дня совершенно здоровой. Шах сдержал обещание, щедро одарил юношу и выдал за него дочь.
У везира царя была красавица-дочь, потерявшая зрение после оспы. Хейр вылечил и ее и ее также получил в жены. Прошло некоторое время, шах умер, и престол его достался Хейру. Как-то раз Хейр отправился в свой загородный сад. Проезжая через город, он вдруг увидел Шерра, торговавшегося с кем-то на базаре. Хейр приказал привести злодея к нему в сад. Шерр предстал перед царем, восседавшим на троне, Рядом с троном стал курд, его тесть, с обнаженным мечом в руках.
Хейр начал расспрашивать Шерра. Тот сначала от всего упорно отрекался, но когда Хейр открылся ему, вынужден был сознаться. Все же Шерр и тут нашел выход1. Он оказал:
«Разно нас созвездья неба наименовали,
Правдою — тебя, меня же кривдою назвали.
Мной злодейский был поступок совершен, но он
Именем моим был раньше предопределен.
Ты же в день, когда я небом мстительным гоним,
Поступи со мной в согласьи с именем твоим!»
Хейр, услышав такие речи, отпустил его, и Шерр весело пошел из сада. Но простодушный курд не смог перенести этого. Он ринулся вслед за негодяем и одним ударом снес ему голову, восклицая:
«Хоть мыслит благо добрый Хейр, но ты
Зло. Да будут двери ада злому отперты!»
Жизнь Хейра далее потекла счастливо и безмятежно. От времени до времени он ездил к тому сандаловому дереву и отдыхал в его тени. Одежды он начал носить только сандалового цвета. Рассказ завершается восхвалением сандала и его целебных свойств.
У одного богатого юноши на окраине города был огромный прекрасный фруктовый сад. Как-то раз он направился туда подышать свежим воздухом. Придя к саду, он, однако, увидел, что ворота его крепко заперты. Вместе с тем изнутри сада доносилась веселая, праздничная музыка. Сколько он ни стучал, ему не открыли. Юноша проломал в одном месте стену и пробрался внутрь. Оказалось, что там гуляет и развлекается компания молодых девушек. Заметив незнакомого юношу, они приняли его за злоумышленника и изрядно отколотили. Однако ему удалось доказать, что он вовсе не вор, а хозяин, и сконфуженные гостьи извинились. Они сообщили ему, что они — жительницы этого города и забрались в его сад, чтобы погулять и повеселиться на свободе. Девушки предлагают ему выбрать из их среды ту, которая ему больше всех понравится, и провести время в ее обществе. Юноша забирается в старую беседку и смотрит через щелку, как купаются девушки. Одна особенно пленила его, и он просит привести ее к нему. Но как он ни старается уединиться со своей красавицей, все время возникают различные препятствия, заставляющие парочку разлучиться. Наконец юноша убеждается, что судьба против него, что, очевидно, сама природа хочет предохранить его от преступного деяния. Он выясняет, кто пленившая его красавица, делает ее родителям предложение, заключает с ней законный брак и счастливо живет с нею до самой смерти. Новеллу завершает восхваление белого цвета — символа чистоты и непорочности.
Пока Бехрам проводил время в приятных беседах со своими царевнами, на Иран снова напал китайский хакан. Бехрам хочет защищаться. Но выясняется, что у него нет войска, а казна пуста, и собрать новое войско не на что. У него был везир по имени Раст-Роушен (прямой — светлый) [81]. Он предлагает Бехраму собрать нужные для ведения войны средства у населения. Шах дает ему полномочия, и везир берется за сбор с невероятной жестокостью и бессердечием. В короткое время все население разорено и доведено до полного отчаяния. Бехрам всех подробностей, конечно, не знает, но чувствует, что происходит что-то неладное. Его гнетет тоска, и, чтобы развлечься, он едет на охоту.
Заехав далеко от всякого жилья, он начинает искать места, где бы можно было отдохнуть. Вдали он видит столб дыма, направляется в ту сторону и находит старика-пастуха, который предлагает шаху отдохнуть в его шатре. Отдыхая, Бехрам вдруг замечает, что на ветке дерева висит большая собака. Это удивляет его, и он спрашивает старика, почему он ее повесил. Старик рассказывает, что пес был долгое время его верным сторожем и помощником- Но вот он начал замечать, что одна за другой пропадают овцы из его стада. Он выследил своего пса и установил, что тот сдружился с волчицей и взамен ее любезностей дает ей возможность беспрепятственно уносить самых жирных овец. «Если тот, — заканчивает рассказ старик, — кому надлежало сторожить мое добро, оказался предателем, то его должна постигнуть самая суровая кара».
«Кто предателя собачьей смертью не казнит, —
Знай: того никто на свете не благословит!»
Бехрам едет обратно в город в глубоком раздумьи. Он понимает, что мудрый старик хотел открыть ему глаза. Не похож ли его везир на того пса? Не предает ли он его страну? Чтобы выяснить это, нужно расспросить тех, кого везир под разными предлогами заключил в тюрьму. Но сделать это можно будет лишь тогда, когда сам Раст-Роушен будет лишен власти и заключен. Иначе невинно пострадавшие не решатся сказать правду.
Вернувшись во дворец, Бехрам приказывает немедленно бросить в тюрьму везира, освободить заключенных и привести к нему несколько человек, знающих правду. Здесь Низами снова вводит семь рассказов. Но теперь это уже не веселые, шутливые сказки, а мрачные картины беспощадного феодального гнета. Можно думать, что поэту здесь не приходилось напрягать фантазию. Эти сцены бесправия, попрания человеческого достоинства, бессердечной жестокости и хищной алчности он нередко мог наблюдать собственными глазами.
Рассказы заключенных более или менее однотипны, излагать их все мы не будем. Довольно будет привести два из них полностью. Первый заключенный рассказал Бехраму следующее:
Раст-Роушен жестокими ударами
Убил моего брата во время пытки.
Все, что у него было, — богатство, коней, —
Все он отнял у него, и жизнь и честь на придачу.
Все решительно, зная его красоту и юность,
Огорчались, что жизнь его была понапрасну загублена.
А когда я поднял вопли и крики,
За это «преступление» схватил меня везир,
Говоря: «Он был на стороне врагов.
Раз он был таков, то и ты таков».
Он приказал грубому гурцу[82]
Чтобы тот разграбил и мой дом.
Наложили мне на ноги оковы,
Ввергли в жилье, подобное могиле.
Тот брат невинно лишен жизни,
А этот скован по рукам и ногам.
Вот уже год, что я заключен,
Но видеть лик шаха — для меня доброе знамение.
У второго заключенного был прекрасный сад. Везиру этот сад понравился, и он потребовал, чтобы владелец продал его ему за небольшую сумму. Тот отказался. Тогда везир обвинил его в сношениях с врагами, бросил в тюрьму, а сад конфисковал. У третьего таким же путем были отобраны редкие драгоценности.
Особенно характерен седьмой рассказ. Отшельник, разделивший общую участь, говорит:
«Я из тех, кто устранился от мирских тревог,
Кто идет путем аскета. Мой вожатый — бог.
Длань узка, но взор мой, словно у свечи, широк,
На горенье ради мира я себя обрек.
Для меня людских соблазнов стал невластен глас,
И от бренного земного руки я отряс.
И отрекся я от пищи и от сна тогда, —
Я без сна, питья и пищи пребывал всегда.
Не имев воды и хлеба — днем, не пил, не ел;
Ночью же не спал я — ибо крова не имел.
Утвердился я в служеньи богу моему,
И не знал я дела, кроме как служить ему.
Взглядом, словом, делом людям благо приносить, —
Вот как я старался богу моему служить.
И за мною от везира стражники пришли.
Вызвал — посадил меня он от себя вдали,
Молвил: «Стал тебя в злодействах я подозревать!
А закон страны — злодеев нам велит карать…»
«О везир! — в ответ сказал я. — Мысли мне открой,
Жить по-твоему хочу я — и а ладу с тобой!»
«Я боюсь твоих проклятий, — отвечал везир, —
Да скорее бог избавит от тебя свой мир!
Ты злонравен по природе, мстителен и зол.
Ты дурных молитв немало обо мне прочел.
Из-за злых твоих молений я ночной порой
Поражен, быть может, буду божией стрелой.
Только раньше, чём от злого твоего огня
Искра божьего проклятья опалит меня, —
В глотке яростной молитву я запру твою.
Руки злобные в колодки с шеей закую!»
Заключил меня в оковы, неба не страшась.
Старика поверг а темницу нечестивый князь.
Как осла, что вертит жернов, дервиша велел
Заковать; колодки, цепи на меня надел.
На семь лет меня он бросил в страшный сей затвор.
Я же скованные руки к небесам простер, —
Ниспроверг величье князя я мольбой своей
И сковал злодею руки — крепче всех цепей!»
Таким образом, Низами дает исключительно полную характеристику преступного везира. Если насилие над первыми заключенными вызвано его алчностью, то здесь мотив еще более интересный. Везир, узнав о праведной жизни отшельника, даже не допускает мысли о том, что он может отнестись к его преступной деятельности безразлично. Раз он добрый человек, он должен ненавидеть везира.
Раскрывшиеся перед Бехрамом картины насилия повергли его в ужас. Он дает приказ казнить Раст-Роушена позорной смертью. Но оказывается, что всей бездны его преступности он еще не знал. От китайского хакана прибывает гонец и сообщает, что везир уже давно находился с ним в соглашении. Под предлогом собирания средств он разорял страну и народ, причем все жестокости он приписывал приказам Бехрама, а себя изображал преданным интересам масс, пытающимся оберечь их от произвола жестокого царя. Он рассчитывал, что в результате этих действий вспыхнет восстание, страна станет окончательно беззащитной, и тогда хакан вступит в ее пределы и с легкостью ее покорит. Так как хакан узнал, что везир заключен в тюрьму, то он для соблюдения добрососедских отношений считает нужным известить Бехрама о той грозной опасности, которой он подвергался.
Все эти события производят на Бехрама глубочайшее впечатление. Он совершенно изменяет образ жизни, отказываясь от всех прежних забав. Дворцы он отдает под храмы огня, гарем закрывает. Все его заботы теперь направляются исключительно на управление страной. Единственное удовольствие, в котором он не может себе отказать, — охота на гуров. Однажды, выехав на охоту, он встречает особенно красивого гура. Животное убегает. Бехрам мчится за ним. Долго длится преследование. Наконец гур вбегает в пещеру. Бехрам за ним следом. Подоспевшие два пажа не решаются войти в пещеру и остаются ждать снаружи. Подъезжает и дружина, но Бехрам не выходит и не выходит. Начинают допрашивать мальчиков, бьют их; они плачут, по повторяют, что шах в пещере. Внезапно из пещеры поднимается пыль, и слышится грозный возглас: «Уходите, ступайте домой, шах ваш занят здесь делом!» Воины входят в пещеру — она пуста. Наиболее удивительно то, что она даже неглубока и другого выхода у нее нет.
Приезжает мать Бехрама и приказывает раскопать в пещере землю. Но и раскопки ничего не обнаруживают. Груды земли и камней, говорит Низами, н доныне лежат возле этой пещеры.
Поэму завершают строки, основанные на игре словом «гур», которое означает одновременно онагра и могилу:
Повествующий, чье слово нам изобразило!
Жизнь Бехрама, укажи нам — где его могила?
Мало молвить, что Бехрама между нами нет, —
И самой его могилы стерт веками след.
Не смотри, что в молодости именным тавром.
Он клеймил онагров вольных на поле! Что в том?
Ноги тысячам онагров мощь его сломила;
Но взгляни, как он унижен после был могилой.
Двое врат в жилище праха. Через эти — он
Вносит прах, через другие — прах выносит вон.
При всей сложности построения поэма удивительно гармонична. Отдельные ее части все время перекликаются: постройка Хаварнака и постройка семи дворцов, уход в пустыню Ну'мана после убийства Симнара и таинственное исчезновение Бехрама. Интересно и сложное построение новелл, о котором мы уже говорили выше. Но наибольший интерес все же представляет здесь рама повествования, то есть биография Бехрама. Мы видели, как она была изложена у Фирдоуси (вероятно, более или менее в соответствии с доисламскими хрониками). Как и в «Лейли и Меджнун», из разрозненных элементов, соблюдая узловые моменты биографии, Низами сумел опять создать стройное целое, показывая характер Бехрама в изменении. Иначе говоря, Низами опять вернулся к той мысли, которая обусловила построение его второй поэмы. Он хочет показать, как в результате ударов судьбы и жизненного опыта характер Бехрама меняется, и из беспечного искателя приключений, рыцаря и ловеласа он превращается в правителя, достойного править народом, посвящающего заботы не своему благополучию, а процветанию страны.
Несколько неожиданным можно считать конец Бехрама это таинственное исчезновение, объяснить которое поэт не захотел. Эпизод напоминает исчезновение Кей-Кавуса в «Шах-намэ». Сасанидские хроники, повидимому, такого предания не содержали. Можно предположить, что Низами были известны какие-то версии предания о гибели Бехрама, письменными источниками не зафиксированные или до нас не дошедшие.
Приближавшаяся старость не ослабила поэтической силы Низами. Не ослабила она и его оценки феодальной действительности. Более того, в этой поэме его оценка стала еще более суровой. Он беспощадно изобличает продажность, коварность и алчность окружавших шаха вельмож, показывает их бессилие и трусость в моменты, когда внешний враг угрожает стране. Выход из такого кризиса Бехраму указывают не придворные мудрецы, не его советники, а человек из народа, простой, прямодушный скотовод.
Так называемые «зерцала» — дидактические трактаты, поучавшие искусству править страной, — были известны Ближнему Востоку еще задолго до ислама. Широкое распространение имели они и в мусульманском мире. Низами знал многие из них и. широко ими пользовался. Но заслуга его в том, что он не удовольствовался одними советами и рецептами, — он облек все свои поучения в подлинно художественную форму, через художественные образы искал глубокого воздействия на своего читателя. Можно с полным правом утверждать, что «Семь красавиц» во всех отношениях наиболее зрелое и совершенное из произведений Низами, если только не считать последнюю его поэму, занимающую, как мы сейчас увидим, совсем особое место.
ПРЕДСМЕРТНАЯ ПЕСНЯ. «ИСКЕНДЕР-НАМЭ»
В своей последней поэме Низами обращается к себе:
Застенай, о старый, ветхий годами соловей,
Ибо красные щеки розы стали желтыми.
Вдвое согнулся прямой изукрашенный кипарис[83].
Садовник из тенистого угла поднялся[84].
Когда пятьдесят лет минуло,
Изменилось состояние спешившего.
Голова от тяжкого бремени склонялась к камню[85].
Верховое животное измаялось от узкого пути.
Устала моя рука требовать вино.
Отяжелела, нога, трудно вставать.
Тело мое приняло лазурную окраску[86].
Роза моя красноту отбросила, желтизну приобрела,
Мой бегущий конь устал в пути,
Голова моя мечтает об изголовьи.
Ветроногий, пригодный для ристалища конь
Под сотней ударов не сдвигается с места.
У веселья потерян ключ к винному погребу,
Признаки раскаяния появились.
Поднялось с гор облако, сыплющее камфору[87],
Природа земли стала вкушающей камфору[88].
То сердце склоняется к уходу,
То голова восхваляет сон.
Попреки девушек не доходят до уха,
Фляга опустела, кравчий умолк.
Голова от шутки отвернулась, ухо от музыки,
Приблизился миг прощания для откочевки.
Забрезжили сумерки, говорит поэт, и пора подумать о том, как достойно завершить дело жизни, как сохранить потомству свое имя. Здесь введено изумительное по трогательности место, в котором Низами говорит о своей вечной жизней:
Вспомни, о юная горная куропатка,
Когда придешь ты к моему праху,
Увидишь ты траву, поднявшуюся из моего праха,
Изголовье надгробия увидишь рассыпавшимся,
подножие провалившимся.
Весь постланный мне прах унес ветер,
Никто из современников уже меня не поминает.
Положишь ты на камень над моим прахом руку,
Вспомнишь о моей чистой сути,
Прольешь ты на меня слезу издали,
Пролью я на тебя свет с неба.
Молитва твоя, к чему бы она ни поспешила,
Скажу: аминь, дабы она была доходчива.
Привет мне пошлешь — и я пошлю привет,
Пойдешь — и я спущусь с купола.
Считай меня живым, как и себя.
Я приду душой, если ты придешь телом.
Мы видели, что уже в предшествовавшей поэме Низами жаловался на болезни. Теперь, видимо, состояние его здоровья ухудшилось, он чувствовал постоянную усталость и потому все более искал уединения и отчуждался от окружающих:
Наскучил я дням:
И покой свой унес в угол уединения.
Дверь дома, словно высокий небосвод,
Запер я для мира на замок, для людей на запор.
Не знаю я, как протекает вращение судьбы,
Что доброго, что злого происходит в мире.
Я — мертвый, но мужественно идущий,
Не принадлежу к каравану, но все же
иду с караваном.
С сотней мук сердца я совершаю единый вздох,
Чтобы не уснуть, звоню в колокольчик[89].
Повидимому, многих из близких поэту людей к этому времени уже не было в живых:
Выпью я вина в память о друзьях, скончавшихся в чужбине,
Из которых ни одного я более не вижу на месте.
Возможно, что и с сыном у старика были какие-то размолвки, ибо он жалуется на одиночество:
От любви людей я отвратил лицо,
Своей родней себя же самого нашел.
Если влюбленным я и покажусь очень злым,
Все же лучше мне стать моим собственным возлюбленным.
Материальное положение поэта ухудшилось. Получил ли он обещанный дар из Мераги — неизвестно, но о достатке говорить уже не приходятся:
Если нет у меня жаркого из седла онагра,
То и мучений от могилы утробы нет[90].
И если нет передо мной прекрасного палудэ[91],
То пищей своей я делаю выжимки своего мозга.
И если высохло мое масло в кувшине,
Я от отсутствия масла мучительно расстаюсь с жизнью,
словно светоч.
Так как тело мое пусто от «барабанных»[92] лепешек,
То я, словно барабан, не разрываюсь от затрещин.
В довершение ко всем невзгодам Ганджу постигло страшное землетрясение:
От этого землетрясения, что разорвало небо,
Города исчезли в земле.
Такая дрожь напала на горы и долы,
Что пыль поднялась выше ворота небосвода.
Земля стала беспокойной, как небо,
Кувыркающейся от игры времени.
Раздался один звук дуновения последней трубы,
Так что рыба отделилась от горба коровы[93].
У небосвода рассыпались сцепления,
У земли сломались сочленения.
Столько сокровищ в тот день пошло на ветер,
Что Ганджа в ночь на субботу исчезла из памяти.
От стольких жен и мужей, юных и старых,
Не осталось ничего, кроме надгробного плача.
Легкомысленная жизнерадостность никогда не была свойственна Низами. Он сам говорит, что его уже в юности считали серьезным не по возрасту. Но не характерен для него и пессимизм.
Однако беды, омрачавшие последние годы поэта, приводят его к восклицанию:
Блаженна та молния, что жару отдала душу,
В один миг родилась и в один миг умерла,
Не застывшая свеча, которая, загоревшись,
Несколько ночей терзалась в предсмертной муке, а затем умерла.
Но несмотря на все эти беды, на одиночество и нищету, именно в эти годы Низами осуществляет самый грандиозный из своих замыслов — огромную двухтомную поэму об Александре Македонском.
Установить точную дату завершения этой поэмы трудно. Поэт сам ее не указал, и определять ее приходится только на основании догадок. Так как в предисловии к поэме говорится о «Семи красавицах» как о произведении, уже законченном, то ясно, что работа над последней поэмой началась после июля 1196 года. В некоторых рукописях есть указание на 597 (1200/1201) год. Приписка эта, сделанная очень плохими стихами, Низами принадлежать не может, но она частично близка к истине.
Поэма носит название «Искендер-намэ» («Книга Александра»), но каждый том ее имеет еще особое название. В эти названия переписчики внесли большую путаницу, но можно уверенно полагать, что сам поэт первую книгу назвал «Шараф-намэ» («Книга славы»), а вторую — «Икбаль-намэ» («Книга счастья»).
Во второй книге Низами упоминает, что ему исполнилось шестьдесят лет. Если дата рождения (1141) правильна, то, следовательно, «Икбаль-намэ» писалась в 1199–1201 годах. Но она не могла быть написана в особенно короткий срок, ибо и возраст и болезнь не допускали такого усиленного труда. Тогда «Шараф-намэ» могла быть написана только между 1196–1200 годами. А так как объем ее очень велик и сам Низами, как мы увидим, придавал ей исключительное значение, то можно допустить, что подготовительная работа к ней шла уже в период создания «Семи красавиц».
Поэма посвящена представителю Ильдигизидов, сыну Джихан-Пехлевана — Нусратаддин Абу-Бекр Бишкин ибн-Мухаммеду, вступившему на престол в 1191 году, после гибели своего деда Кизил-Арслана. Поэма, повидимому, не была никем заказана; тему Низами выбрал по своему желанию. Но когда он ее закончил, ряд правителей выразил желание приобрести ее. Низами передал ее тому, кто был ближе всех:
Раз пришел такой приказ от государя:
«На паше имя начерти этот рисунок»,
По. словам шаха увлажню я мозг,
На слова же других отвечу отказом.
Имя этого же правителя мы находим и во второй части поэмы. Но во второй части в некоторых рукописях появляется еще имя правителя Мосула-Иззаддин Мас'уд. Указание на Мосул приводит нас к правившему там в то время дому Зенгидов. Но в этом доме с таким именем правителей было два: Иззаддин Мас'уд I ибн-Маудуд (1180–1193) и Иззаддин Мас'уд II ибн-Арслан (1211–1219). Если мы Признаем, что поэма посвящена Мас'уду I, то тогда нужно будет заключить, что она была закончена до 1193 года, а это никак не может быть увязано с хронологией других поэм. Если же признать, что имеется в виду Мас'уд II, то возникает другое затруднение. По традиции считается, что Низами скончался в 1203 году. Посвятить поэму правителю еще до вступления его на престол он едва ли мог, тем более не мог называть правителем того, кто тогда еще не правил. Остается допустить, что традиционная дата смерти неправильна и что Низами умер после 1211 года. К этому вопросу мы еще вернемся далее.
Двойное посвящение мы видели уже и в «Хосров и Ширин». Но там это были представители одной династии. Здесь же мы находим имена людей, друг с другом никак не связанных. Но в поэме есть строки, повидимому, объясняющие это несколько странное явление. Поэт говорит, что получил такой приказ:
Нам дай эту жемчужину — самоцвет.
Если же нет, то уходи из сада.
Иначе говоря, ему было предъявлено требование в очень резкой форме, даже подкрепленное угрозой. Угрозы были, надо думать, вполне реальные, ибо о «венценосных меценатах» Низами тут же отзывается очень резко:
Все люди зарились на эту мою книгу,
Однако она была сочинена с посвящением ему.
Ни у одного из повелителей, виденных мною, кроме него,
Я не видел места для отшельников.
Я видел головы, опорожненные от мозга.
Которые гнусно снесли много других голов
Дверь зазывает, а стол с угощением пуст,
Все — тощее, без всякого жира.
Все они — торговцы с природой менялы,
Мучители тех, кто на их иждивении.
Сопоставляя все эти факты, можно допустить, что Низами закончил поэму и кому-то собирался посвятить ее. Ильдигизид Бишкин прослышал об этом и потребовал поэму себе, угрожая в противном случае изгнать поэта из Ганджи. Сопротивляться Низами, конечно, не мог и вынужден был включить в поэму это посвящение. Но в 1210 году Бишкин умер; поэт освободился от своих обязательств и поднес поэму Мас'уду II, вступившему на престол в 1211 году. Рукопись с первым посвящением получить обратно из дворцовой библиотеки Низами уже не мог. С них снимались копии, и так получились две редакции поэмы, отстоящие друг от друга по времени лет на десять.
Это объяснение можно, конечно, принять, если отказаться от традиционной даты смерти Низами (1203). Но, как мы увидим далее, доказательства правильности этой даты у нас нет.
В начале поэмы есть еще упоминание о покровителе, некоем Имаде из Хоя, но кто был этот человек, установить не удалось.
Тема, которую Низами избрал для своей последней поэмы, имела за собой длинную историю. Образ македонского завоевателя, с головокружительной быстротой покорившего чуть ли не весь культурный мир, поставившего себе задачей слить воедино Восток и Запад, с древнейших времен вызывал интерес у самых различных народов. Уже вскоре после его смерти Клитарх и Онесикрит, близко к нему стоявшие, составили его биографию. По их материалам написал позднее его жизнеописание Плутарх.
Но реальная биография не могла удовлетворить круги, интересовавшиеся Александром (зороастрийское духовенство и иранскую аристократию). Рядом с ней начали складываться легенды, с историческими фактами считавшиеся мало. Можно думать, что первыми создателями и распространителями таких легенд были воины Александра. Во время походов на Восток они распускали среди народов, с которыми им приходилось встречаться, фантастические слухи о своем повелителе. Вернувшись на родину, они, не жалея красок, расписывали чудеса и диковины дальних стран, которые им довелось посетить. Поражение, нанесенное Александром властителям разных стран Востока, особенно Египта и Ирана, ранило их самолюбие, более того, подрывало теократические [94] теории, которыми они обосновывали свое «право на власть». Не приходится поэтому удивляться, что первый «роман об Александре», в противоположность реальной биографии, возник на Востоке. Складываться он начал около I века нашей эры, но разросся и пополнился в первых десятилетиях Ш века, когда императоры Каракалла и Александр Север ввели официальный культ Александра. Приписан роман был врачу завоевателя Каллисфену и долгое время распространялся под его именем. Уже давно установлено, что роман этот никакого отношения к Каллисфену не имеет, и потому он в науке известен под названием Псевдо-Каллисфена.
Основная тенденция романа ясно показывает, что возник он в Египте. Александр в этом романе сын не македонца Филиппа, а египетского жреца Нектанеба, бежавшего из Египта в Македонию и сумевшего околдовать жену Филиппа Олимпию. Так как Нектанеб не только жрец, но и потомок древних царей Египта, то, следовательно, в жилах Александра течет кровь фараонов, и он не иноземный завоеватель, а законный наследник египетского престола. Тем самым восстановлен авторитет теократических теорий и успокоено самолюбие и властителей.
Греческий роман лег в основу многочисленных переводов на восточные языки. Был не сохранившийся среднеперсидский перевод; известны переводы сирийский, эфиопский и армянский. Для более широкого круга европейских читателей Псевдо-Каллисфен стал доступным благодаря латинскому переводу Юлия Валерия. Для средневековья, страстно любившего слушать о похождениях рыцарей в далеких странах, роман представлял огромный интерес. Уже в XII веке возникает ряд стихотворных и прозаических переработок, среди которых можно назвать французскую версию — Ламбера Ле-Тора и Александра Парижского. Немецкими стихами в то же время изложил роман монах Ламбрехт. Французские версии легли в основу двух английских переработок: «Кинг Алисандер» (XIV век) и «Роман об Александре» (1438),
Таким образом, к XV веку роман завоевал даже большую территорию, чем его герой, и его сюжет сделался в полном смысле слова международным. Хотя с отмиранием рыцарского романа он и должен был отойти на второй план, но еще для XVIII века, рядившего своих героев в античные одежды, отдельные эпизоды его были излюбленной темой пышных придворных трагедий.
В Иране интерес к образу македонского завоевателя был вызван совершенно иными соображениями. Удар, нанесенный Александром Ирану, был крайне тяжек. Рухнул престол Ахеменидов, в пламени пожара погибла сказочная роскошь дворца «царя царей» в иранской столице. В ахеменидском Иране светская власть была тесно сплетена с властью духовной. Для упрочения своей власти Александр поэтому принял ряд мер против зороастрийского духовенства. Уничтожены были их священные книги, казнены сотни представителей зороастрийского культа. Понятно, что зороастрийское духовенство должно было возненавидеть Александра.
В дошедших до нас остатках среднеперсидской литературы Александр прямо называется исчадием ада, созданием отца зла Аримана. Связанные с зороастрийским духовенством круги отрицали строительство Александра. По их мнению, он не мог ничего построить, ибо «был он разрушителем, но не был созидателем».
Но голое отрицание заслуг Александра не могло удовлетворить представителей иранской аристократии. Политические воззрения ее покоились на теократической основе: считалось, что законным правителем Ирана может быть лишь лицо, наделенное «божественной благодатью» (фарром), которая в царском роде наследственна. Захват престола Александром практически доказывал всю несостоятельность этой теории и подрывал престиж носителей власти. Нужно было попытаться каким-либо способом включить Александра в число носителей фарра и так оправдать захват престола шаханшахов.
Путь к разрешению этой задачи я показал роман Псевдо-Каллисфена. Если Александра можно было сделать египтянином, то почему бы не возвести его в сан сына иранского царя? Как была проделана эта операция, мы не знаем, но почти несомненно, что в сасанидскую «Книгу царей», официальную хронику династии Сасанидов, Александр вошел уже не как адское исчадие, а в роли потомка Ахеменидов. Подтверждение этого предположения можно усмотреть в том, что как «Шах-намэ», так и многие арабские историки дают рассказ об Александре уже в переработанном виде.
Говоря о происхождении Александра, они рассказывают, что Филипп Македонский, будучи побежден во время войны Дарией II, вынужден был, кроме дани, выдать замуж за победителя еще и свою дочь. Вскоре Дарий возымел к ней отвращение и отослал ее обратно к отцу. По возвращении на родину она родила сына — Александра. Не желая позора, Филипп скрыл происхождение ребенка и выдал его за своего собственного сына. Таким образом Александр оказывается старшим братом свергнутого им Дария Ш и, следовательно, законным наследником иранского престола.
Насколько мы можем судить, первой художественной обработкой сказания об Александре на персидском языке является соответствующий раздел «Шах-намэ» Фирдоуси. Он сложился у Фирдоуси в целую самостоятельную поэму, в известной степени законченную. Основные его элементы восходят к греческому роману Псевдо-Каллисфена, в какой-то восточной его переработке. Однако полная версия романа Фирдоуси уже известна не была. Многие черты потускнели, иногда даются только второстепенные детали, значение которых автору уже не вполне ясно. Так, знаменитый эпизод источника живой воды совершенно потерял логическую связь. Образ Искендера четкого оформления не получил. Фирдоуси не обратил внимания на мусульманскую традицию, к его времени успевшую присоединить Александра Двурогого — Искендера Зулкарнайна к числу пророков, ниспосланных в этот мир до Мухаммеда. Излагая историю завоевания Ирана, Фирдоуси придает герою черты защитника правосудия и охранителя законности. Но в дальнейшем исчезают и эти черты.
Почему Искендер совершает походы, что он ищет, скитаясь по всему миру, остается неясным. Заключительная часть раздела, наполненная мрачными предвозвестиями, таинственными и страшными явлениями, как будто имеет целью подчеркнуть бессилие смертного, предостеречь его от несбыточных мечтаний, заставить понять, что никакие завоевания и никакие богатства ни на миг Не отсрочат назначенный ему смертный час. В общем, в понимании Фирдоуси Искендер — один из многих властелинов Ирана, которому выпало на долю совершить необычайные походы. Никакой особой миссии у него нет, и его царствование — только один из эпизодов в истории этой древней страны.
Своей последней поэме Низами сам придавал очень большое значение. В предисловии он подчеркивает, что
Более славного повествования
Не находили еще правдивые люди.
Эту книгу он считает как бы венцом всей своей творческой работы:
Я сказал это и ушел, а повесть осталась: Не следует читать эту повесть от безделья.
Для более легкого усвоения ее сложного содержания поэт даже вводит особую главу, в которой вкратце излагает все содержание поэмы, чего он ранее никогда не делал. Наконец он даже указывает, что и в языке он старался соблюдать меру, и хотя и украсил его красноречием, но не настолько, чтобы затруднять понимание.
Очень важен такой факт. Низами включает в предисловие главу о своей беседе с таинственным пророком Хызром, якобы посетившим его и уговорившим взяться за создание этой книги. Конечно, это можно сравнивать с обращением греческих поэтов к музе, но только надо иметь в виду, что для читателей Низами Хызр был реальностью, а Низами представлялся окруженным ореолом праведности. Принять эту главу за простую поэтическую фантазию они не могли, и содержание книги должны были поэтому рассматривать как своего рода откровение.
Все это показывает, что при создании поэмы Низами ставил себе особые цели, казавшиеся ему особенно важными и требующими сугубого внимания со стороны читателя.
Низами начинает с указания на то, что, приступая к поэме, он провел большую работу по изучению источников:
Рассказов об этом царе, покорителе горизонтов,
Я не видел начертанными ни в одном свитке.
Слова, собранные мною как сокровище,
Во всех списках были разбросаны.
Облекая их в убранство стиха,
Кроме новейших историй, изучил я и книги
Еврейские, христианские и пехлевийские.
Низами не видел ни одной книги, специально посвященной Александру. Следовательно, пехлевийский вариант Псевдо-Каллисфена или его арабский перевод ему остался неизвестным. Под новейшими историями он, конечно, разумеет арабские и персидские хроники. Пехлевийские книги скорее всего переводы с пехлеви, то есть арабские трактаты по морали, дидактике, может быть, перевод «Книги царей». Трудно думать, что он пользовался пехлевийской литературой в оригинале.
Но что он разумел под еврейскими и христианскими книгами? Исходя из этнического состава Азербайджана XII века, особенно Ганджи, можно предположить, что поэт с помощью друзей мог знакомиться с грузинскими, армянскими и сирийскими книгами. Таким образом, помимо «мусульманских» преданий, ему открывался еще и второй путь к традициям античного мира. Нельзя, конечно, утверждать, что представления Низами об античных авторах были четки и ясны. Предания греков у него причудливо переплетаются с циклом коранических легенд. Но все же он знал об этом мире значительно больше, чем многие ученые мусульманского Востока. Такое стремление к расширению круга источников в условиях Азербайджана того времени вполне понятно. Низами хочет создать книгу, которая была бы приемлема не для одной иранской знати, как у Фирдоуси, а для всех народов Азербайджана. Он ясно говорит об этом сам:
Другие книги, которые ты будешь смотреть сначала,
Не окажутся правильными перед общим мнением народа.
О происхождении Искендера Низами знает две версии: румскую (византийскую) и иранскую. С последней мы уже знакомы. Это легенда о том, что Искендер — сын Дария II. Источник «румской» легенды неизвестен, но она крайне интересна. В Руме была праведная женщина, которая, забеременев, утратила мужа. Она рассталась с родным городом и попала на чужбину. Родовые муки застали ее в пути. Она разрешилась от бремени в каких-то развалинах и в результате перенесенных лишении тут же скончалась. Царь Македонии Филикус [95] во время прогулки случайно зашел в эти развалины и нашел покойницу и живого младенца.
Голодный, он собственный палец сосал,
Как будто, грызя его, скорбь выражал[96].
Царь взял младенца, отвез его во дворец и усыновил. Таким образом, будущий повелитель мира ведет свои род от безвестной нищей. Желание объяснить таким путем добродетели Александра в легенде совершенно ясно.
Но Низами, с презрением отнесясь к иранской версии, Не принял и это предание.
Слова летописцев проверил я строго
И записи мужа, познавшего бога[97].
В обеих историях правда мертва,
Не стоят вниманья пустые слова.
Рассказы всех стран я читал — убежден,
Что от Филикуса был мальчик рожден.
Низами не нужны никакие объяснения событий на основании происхождения. Для него бог дает и власть и мудрость, «кому пожелает», не считаясь с аристократическим происхождением.
Замысел Низами таков. Он хочет показать Искандера в трех аспектах: царя-завоевателя, царя-философа и мудреца, царя-пророка:
Одни называют его обладателем трона,
Покорителем стран, больше того, завоевателем горизонтов,
Другие из числа приближенных его
Выписали ему диплом на мудрость.
Еще другие вследствие чистоты его и ревностного
отношения к религии
Сочли его за пророка.
Я из всех трех зерен, рассыпанных мудрецами,
Хочу вырастить одно плодоносное дерево.
Сначала постучу в двери царства,
Поговорю немного о завоевании стран.
Потом заведу речь о мудрости,
Возобновлю древние усилия.
Потом постучу в двери пророчества.
Ибо и господь называет его пророком.
Как мы увидим далее, этот план поэт полностью выдержал, причем первый том поэмы соответствует первому разделу плана, а два следующих раздела объединены вместе в «Книге счастья».
Рассказав о происхождении Искендера, Низами дает подробный гороскоп часа его рождения, а затем переходит к своей любимой теме — рассказу о воспитании героя.
Славный воспитатель царевича — Никомах, отец Аристотеля. Будущий великий философ учится у своего отца вместе с царевичем. Тем самым Искандеру уже с детства прививают любовь к науке и философии, а Аристотель становится его верным соратником на всю жизнь.
Военная карьера Искендера, по Низами, начинается с похода на зинджей, занзибарцев, чернокожих дикарей, что соответствует походу Александра в Африку у Псевдо-Каллисфена. Интересно обоснование, которое поэт дает этому походу. Искендер не собирается завоевывать Египет. Он предпринимает поход только потому, что к нему приезжает делегация из Египта, умоляющая его помочь местному населению и освободить его от насильников — занзибарцев, напавших на страну, грабящих и опустошающих ее. Цель похода — помощь угнетенным, восстановление попранных прав. Мы увидим, что Искендер у Низами почти на всем протяжении поэмы выступает только как защитник угнетенных, а не как завоеватель.
Очень любопытен эпизод о военной хитрости, к которой прибег Искендер во время этой войны, выдавая себя за людоеда. Наведя панику на вражеское войско, он таким путем спасает жизнь своим воинам. Но рядом с этим Низами описывает и единоборство Искендера с вражескими богатырями, подчеркивая его личную Доблесть и отвагу. Характерны мысли, которые приходят ему в голову, когда по окончании последнего боя он объезжает поле битвы:
Посмотрел он в назидание на тех убитых,
Наружно посмеялся, а в душе заплакал:
Столько народу в этом бою
Зачем было убивать мечом и стрелами!
Резко отрицательное отношение к войне, явно выраженное здесь, — точка зрения для феодалов XII века неприемлемая. Интересно и замечание «наружно посмеялся»: Искендер не может открыто выразить свою печаль, — она для воинов была бы непонятна, да и омрачила бы для них радость победы.
Второй эпизод — столкновение с Дарием (Дара) и война с Ираном. Каковы причины, ее вызвавшие? Вспомним, что Македония, по рассказам хроник, платила Ирану дань. Задачи Искендера — освободиться от этой зависимости и избавить народ от тяжких повинностей. Победа над зинджами показала ему, что он может рискнуть вступить в единоборство со страшным врагом. Полную уверенность в победе он получил благодаря гаданию по птицам — древнему обычаю, хорошо известному еще в Вавилове. Но, несмотря на благоприятные предзнаменования, Искендер все же не решается начать войну. Он считает нужным прежде посоветоваться со своими сановниками и выяснить, поддерживают ли они его платы. Советники его замысел признают правильным, но думают, что ему не следует самому начинать войну, а лучше дождаться враждебных действий со стороны Дары, Если иранский шах начнет войну, то успеха не добьется, так как он — притеснитель, творит зло и в своем народе поддержки не встретит. Если напасть на Дару, то лучшие люди его страны будут защищать родину, но если нападающим будет он, то он поддержки не получит и поражение его станет неизбежным.
В преданиях имя Искендера часто связывается с рассказом о принадлежавшем ему магическом зеркале, отражавшем все, что происходит и мире. Низами затрагивает здесь это предание, но объясняет его реалистически. Он считает, что, вероятно, в дни Искендера впервые было изготовлено зеркало из полированного железа. Такое зеркало действительно может отражать мир, то есть все то, что близ него находится.
Возвращаясь к рассказу, поэт сообщает, что Дара потребовал у Искендера дань, которую тот перестал выплачивать. Упоминается античное предание о том, что дань имела форму золотых яиц, Искандер вежливо отказывает и упоминает, что курицы, которая несла эти яйца, больше, нет. Рассвирепевший Дара пишет ему грубое письмо, полное угроз, и посылает подарки: мяч для игры в човган (поло), клюшку для этой игры и кунжут. Смысл этих даров (ср. загадки славянской царевны) таков: ты еще дитя, поиграй в эти игрушки; воинов же у меня так много, как зерен в мешке кунжута. Искендер толкует эти дары иначе: мяч, говорит он, — изображение земли. Дара отдал мне власть над землей и крючок, которым ее можно поддеть. Кунжут он велит высыпать на пол и принести кур, которые тотчас же склевали все зерно. В ответ он посылает при вежливом письме мерку сипенда (руты), предлагая попробовать раскусить это твердое зернышко.
Теперь столкновение неизбежно, и Искендер готовит войско. Тем временем собирает военный совет и Дара. Но там совещание протекает совсем иначе, чем у Исжендера. Престарелый воин Ферибурз предостерегает шаха от необдуманных решений. Эти предостережения вызывают у вспыльчивого и заносчивого Дары приступ ярости. Он называет советника стариком с прогнившими мозгами и похваляется тем, что сломит Искандера одним ударом. Таким образом, эти две сцены — совещание Искендера и совещание Дара — должны показать читателю полную противоположность их характеров.
Начинается война. Первый бой у Мосула крайне жесток. Искендеру едва удается спастись от яростного натиска Дары. Искендер начинает опасаться за исход войны. Но в это время к нему тайно приходят два иранских полководца и предлагают убить своего шаха, если Искендер обещает им за это награду. Герой не верит, что они могут решиться на такое дело, но согласие все же дает. Поэт указывает, почему он решился на это:
Но всем нам дорога лишь та дорога,
Которая к смерти приводит врага.
Можно думать, что у Искендера мелькает мысль о возможности избежать таким путем липшего кровопролития, то есть им двигает тот же мотив, как и во время войны с зинджами.
Во время второго боя полководцы приводят в осуществление свой план и спешат к Искендеру, требуя обещанной награды. Он приказывает схватить их, а сам устремляется к смертельно раненному Даре. Беседа умирающего с победителем — одно из эффектнейших мест поэмы.
Речи Дары дышат яростью, обостренной сознанием своего бессилия. Это рычание умирающего льва. Лишь с громадным трудом Искендеру удается немного успокоить повергнутого вирах владыку. Дара перед смертью обращается к победителю с тремя просьбами: отомстить его убийцам, не притеснять иранскую знать и жениться на его дочери Роушенек, Иекендер выполняет все это.
Характерно, что, вызвав Ферибурза, он спрашивает старика, почему тот не отговорил своего повелителя от этой безумной войны. Полководец объясняет, что Дара по гордыне своей не захотел слушать разумного совета. Он обращается к Искендеру с большой речью, указывая, как ему надлежит поступить с иранской знатью. Шах отпускает его, осыпав щедрыми дарами.
Завоевав иранский престол, Искендер прежде всего приступает к разрушению всех зороастрийских храмов. Здесь Низами пользуется старыми иранскими преданиями, но с его точки зрения это — доброе дело, ибо Искендер искореняет ложную веру, расчищая место для веры истинной. Затем он восстанавливает порядок в стране, которая притеснениями Дары была совершенно разорена и истерзана. Здесь поэт опять дает картину, явно отражающую разорение, наблюдавшееся им лично в его дни. Завершается эпизод браком Искендера с Роушенек и восшествием его на престол в Истахре. Молодую жену он отправляет с Аристотелем в Грецию. С ними вместе посылают туда и все научные книги, которые Искендер нашел в библиотеке иранских царей.
После небольшого вставного эпизода, повествующего о посещении Искандером Ка'бы в Мекке (такой анахронизм был уже и у Фирдоуси), действие переносится в Азербайджан. Начинается третий раздел: встреча Искендера с царицей Нушабэ. Эпизод этот восходит к двум главам Псевдо-Каллисфена: встреча с царицей Кандакэ и война с амазонками. Низами сознательно слил эти эпизоды в одно целое. Нушабэ — Кандакэ у него царица Берда'а — того самого города, который поэт воспел уже в своей второй поэме. Он говорит, что Берда'а в древности называлась Харум (название страны амазонок у Фирдоуси); (подчеркивает также, что во дворец Нушабэ мужчины доступа не имели, и дворец обслуживали только девушки. Нушабэ дни проводит в забавах и развлечениях, а по ночам предается служению богу. Искендер едет к Нушабэ переодетым, выдавая себя за Посла македонского царя. Здесь опять поэт показывает свое тонкое знание психологии. Хотя Нушабэ и окружена царственной роскошью, но вся эта пышность повелителя Востока и Зайада смутить, конечно, не может. Искендер входит во дворец смело, как «гуляющий лев». Не привыкнув унижаться, он забывает снять меч; подойдя к трону царицы, не склоняется до земли. Это необычное для посла поведение заставляет Нушабэ заподозрить, что перед нею не просто посол. У царицы был уже давно тайно заготовленный портрет Искендера. Она велит принести его и убеждается, что сам повелитель находится в ее дворце. Увидев проницательность Нушабэ, Искендер смиряется и предлагает покончить дело миром. Нушабэ устраивает роскошный пир. Всем подносят изысканные яства, а перед Искендером ставят только золотые чаши, наполненные драгоценными камнями. Искендер говорит царице, что все это несъедобно. Нушабэ отвечает: «Зачем же тогда ты ведешь войны из-за богатства, зачем гордиться тем, из чего нельзя приготовить пищи?» Искендер признает, что упрек правилен, но, в свою очередь, указывает, что тогда незачем украшать дворец с такой пышностью. Мы видим, что Искендер, в понимании Низами, все это время воевал вовсе не ради обогащения. Эпизод этот введен ради поучения венценосцам и предостережения их.
Четвертый эпизод — поход Искендера в Дербенд. Низами стремится связать своего героя как можно теснее с Закавказьем. В Дербенде, в горном замке, сидели разбойники, грабившие путников и мешавшие караванному движению. Замок настолько неприступен, что взять его ни осадой, ни штурмом невозможно. Искендер обращается за помощью к Праведному мужу, и по его молитве стены замка рушатся и злодеи попадают в руки Искендера. Уничтожив их, он едет в горный замок Сарир, где, как он слыхал, хранился престол иранского царя Кей-Хосрова и его кубок. Этого эпизода «и у кого из предшественников Низами нет, и восходит он, вероятно, к местным азербайджанским преданиям. Сариром древние географы называли одну из областей теперешнего Дагестана, где на высокой горе стоял замок христианского властелина области, владевшего будто бы знаменитым троном из чистого золота. Характерно, что Искендер, посетив замок, не стремится завладеть этими драгоценностями. Он немного посидел на троне, выпил вина из кубка. По Фирдоуси, царь Кей-Хосров таинственно исчез в этих горах, так что дружина не могла найти даже и следа его. Искендеру показывают пещеру, где якобы это произошло. Искендер проникает в нее и убеждается в том, что это кратер полупогасшего вулкана, в страшных безднах которого еще и сейчас горят залежи серы. Так становится понятным исчезновение древнего шаха, и таинственное предание Фирдоуси получает рационалистическое объяснение.
Пятый раздел — поход Искендера на Восток. Из Азербайджана через Иран и Афганистан Искендер идет в Индию, чтобы наказать царя Кейда, отказавшегося признать себя его вассалом. Когда войска завоевателя вступают в Индию, Кейд ищет примирения и посылает Искендеру ценные дары. Из Индии шах идет в Китай, где правит мудрый хакан, осторожный и осмотрительный. Он собирает огромнейшее войско для защиты своей страны, но столкновения все же стремится избежать. В ответ на грозное послание Искендера он пишет письмо, в котором говорит о своем миролюбии и согласии покориться. Затем он лично едет в ставку царя, выдавая себя за посла. Он просит свидания с глазу на глаз. Советники Искендера убеждают его не соглашаться, думая, что это подосланный хаканом убийца. Но Искендер все же дает согласие, и тогда хакан открывает свою тайну. Царь поражен его смелостью и соглашается не трогать Китай, если хакан уплатит ему дань за семь лет вперед. Хакан готов исполнить это, но только требует от Искендера письменного ручательства в том, что он проживет еще семь лет. Ответ нравится завоевателю, и за остроумие он тут же прощает хакану шесть лет и требует дани только за год. На следующий день хакан появляется возле ставки с огромным войском. Приближение рати вызывает среди румцев панику. Они решают, что Китай нарушил обещание и собирается нанести внезапный удар. Но хакан выезжает вперед и (возвещает Искендеру, что нападать не собирается. Он привел войско лишь для того, чтобы показать ему свою силу. Сопротивляться он мог бы, но видит, что счастье на стороже Искендера, и потому напрасного кровопролития не хочет. За это Искендер прощает ему и остальную дань.
Здесь введен интересный рассказ о состязании румских и китайских художников. В большой зале делают перегородку, делящую ее пополам. В каждой половине художники должны написать на стене фреску. Румцы делают прекраснейшую картину, но когда перегородку снимают, оказывается, что китайская картина является точной копией картины румской. Все изумляются тому, как китайцы, не видя этой картины, могли ее в точности повторить. Искендер открывает тайну. Китайцы просто отполировали стену до гладкости зеркала, и румская картина в этом зеркале отразилась. Искендер приходит к заключению, что хотя румцев и можно считать превосходными живописцами, но в искусстве полировки никто не может соперничать с китайцами.
Хакан устраивает в честь Искендера пышный пир, на котором подносит ему три ценных дара: охотничьего сокола, боевого коня и красавицу-рабыню, кроме прекрасного голоса и умения петь отличающуюся еще и мужеством, геройством и силой. Однако эти свойства Искендеру не нравятся. Он находит, что такие свойства женщине не подходят, и отправляет ее в свой гарем, не желая более близкого общения с нею. Характерно, что героические качества Низами приписывает женщине из Китайского Туркестана, что вполне соответствует традициям героического эпоса тюркских народов.
Собираясь в обратный путь, Искендер узнает, что на Закавказье напали русы, разграбили Берда'а и взяли в плен царицу Нушабэ. Так мы переходим к шестому разделу — войне Искандера с русами.
Через кыпчакские степи, где по дороге Искендер ввел обычай закрывать чадрой лица у женщин, герой проходит в Закавказье. Несмотря на собранное им огромное войско, одолеть русов крайне трудно, ибо они бесстрашные могучие воины. Только во время седьмого боя македонцу, наконец, удается одолеть противника. Особенно тяжел был шестой бой, когда среди русов появилось своеобразное чудовище, вооруженное железным крюком. У него красное лицо, светлосиние глаза, а на лбу большой рог. Победить его не может никто. Тогда из румского войска выезжает никому неведомый витязь, уже отличившийся подвигами в предшествующих боях. Чудовище и его стаскивает крюком с коня. Шлем с головы витязя падает, и Искендер видит, что бесстрашный войн — та самая прекрасная рабыня, которую ему подарил хакан. Взбешенный повелитель сам выезжает на бой с чудовищем и ловит его при помощи аркана. Вечером, пируя после боя, он решает освободить плененное чудовище. Оно убегает, но вдруг возвращается, и приносит Искендеру героиню-красавицу, которую утром утащило к русам. Это знак его благодарности великодушному победителю, пощадившему его жизнь и вернувшему ему свободу. Неприязнь, которую Искандер питал к девушке, проходит, и Искендер берет ее в жены.
Добившись победы над русами, Искендер освобождает Нушабэ и выдает ее замуж за мелика Абхазии. К своему удивлению, он узнает, что у русов деньгами служат не драгоценные металлы, а беличьи и собольи шкурки.
Последний, седьмой раздел «Книги славы» — предание о живой воде. О дарующем жизнь чудодейственном роднике, скрытом в стране вечного мрака, Искендер случайно узнает от одного старика. Он решает разыскать это чудо. Подойдя к границам страны мрака, он, однако, видит, что вступить туда крайне опасно, ибо обратный путь нельзя будет найти. Затруднение разрешает один старец, которого юный воин, сын его, несмотря на запрет шаха, взял с собой е поход. Он дает совет: взять только что ожеребившуюся кобылу, на краю страны мрака зарезать ее жеребенка, а затем пуститься в темноту: влекомая материнским чувством кобыла всегда сумеет найти обратный путь к месту гибели жеребенка. Искендера во мрак сопровождает Хызр, которому и удается найти родник и получить бессмертие. Он понимает, что Искендеру это не суждено, и уходит, не возвращаясь более к шаху. Низами говорит, что, по румским преданиям, там был еще и Ильяс (Илья-пророк). Источник они нашли случайно. Они расположились около него отдохнуть и утолить голод, и когда уронили в него соленую рыбу, взятую на дорогу, рыба ожила и уплыла. С тех пор они оба бессмертны, и на них возложена обязанность помогать заблудившимся путникам, причем Хызр помогает на суше, а Ильяс, как христианский Николай-угодник, на море.
Видя, что родник найти не удается, Искендер торопится в обратный путь.
Низами упоминает, что во мраке он увидел много разных чудес; как, например, ангела Исрафила, но
Открыл эту шахту рассказчик другой,
И я не коснусь ее дерзкой рукой.
Иначе говоря, он не хочет перечислять все то, о чем действительно уже подробно рассказал Фирдоуси. Здесь опять сказывается нерасположение Низами ко всякого рода фантастике, которую он сохраняет лишь тогда, когда композиционно она ему совершенно необходима. В стране мрака таинственный голос возвещает, что дружине нужно подобрать с дороги камни: те, кто этого не сделает, пожалеют, но сожалеют и те, кто сделает. Кроме того, божественный вестник лает шаху маленький камешек и приказывает взвесить его, когда они вернутся к свету. На свету оказывается, что подобранные камни были драгоценными самоцветами. Понятно, те, кто их не взял, пожалели об этом, но и взявшие пожалели, что мало взяли. Камешек же взвесить оказалось невозможно, ибо он хоть и мал, но тяжелее целых гор. Весы пришли в равновесие только тогда, когда на другую чашку бросили шепотку праха. Шах понимает, что это символ, что он сам -
Прах, и только прах и насытит ему мозг.
Здесь введен еще любопытный эпизод. Искендер узнает, что возле одной горы лежит чудесный город. От времени до времени с горы раздается голос, вызывающий кого-либо из жителей города по имени. Он уходит на гору и уже никогда более не возвращается. Шах посылает туда людей, чтобы выяснить, каковы причины этого чуда. Когда одного из посланных им людей позвал таинственный голос, друзья всеми мерами пытались удержать его, но он все же вырвался и исчез, и тайна осталась нераскрытой. Искендер понимает, что это — назидание ему.
И в горьком раздумьи изрек властелин:
«От смерти когтей не уйдет ни один!»
Сравнение «Книги славы» с источниками показывает, что она построена на основе традиционного изложения биографии Искандера, с тем отличием, что введены эпизоды, связывающие его деятельность с Азербайджаном, причем именно этим эпизодам уделено значительное внимание за счет сокращения всего того, что связано с походами на Восток. Важно отметить, что во всех главных войнах Искендер выступает как защитник и освободитель угнетенных. Он по большей части получает не дань, а добровольные дары и подношения. Совершенно ясно, что поэт из всей традиции стремится сохранить только положительные черты.
Вторая часть поэмы — «Книга счастья» — отчетливо распадается на два раздела. Начинается она с возвращения Искендера в Рум. Он приступает к управлению страной и прежде всего приказывает перевести все те научные книги, которые были им добыты в Иране. Вводится закон, по которому сан при его дворе устанавливается соразмерно знаниям человека, а не по его происхождению и богатству. Его помощники делятся на шесть разрядов: 1) воины, 2) чародеи, 3) ораторы, 4) мудрецы, 5) старцы-отшельники и 6) пророки.
Если в осуществлении какого-либо дела одна группа помочь не может, то он прибегает к помощи другой. Если же никто ие в состоянии Помочь ему, он просит помощи у бога.
Здесь введена вставка, поясняющая, почему Искендер получил эпитет Зулкарнайн (двурогий). Среди различных толкований интересно одно, приписываемое поэтом известному ученому Абу-Ма'шару (умер в 786/787 году). Когда Искендер умер, в Руме было изготовлено его изображение, причем по бокам его были изображены два ангела, имевшие рога лазурные, с золотом.
Арабы, увидев изображение, приняли одного из этих ангелов за Искендера, отсюда и возникло прозвище. Низами добавляет еще и известную легенду о царе Мидасе — ослиные уши, его брадобрее и тростинке, разгласившей тайну царя, отнеся ее тоже к Искендеру.
Заболела любимая Искендером красавица. Он был крайне удручен ее болезнью. Желай развлечься, царь поднялся на крышу дворца и оттуда увидел старика-пастуха. Он велел позвать его и попросил что-нибудь рассказать. Старик поведал ему, как один шахзадэ впал в отчаяние вследствие болезни его возлюбленной, которую никто не мог вылечить. Решив, что спасти ее нельзя, он пошел в страшную пустыню, называвшуюся «Аллея смерти», откуда никто никогда не возвращался. Друг шахзадэ, узнав об этом намерении, пустился на хитрость, чтобы спасти его жизнь. Переодевшись разбойником, он напал на краю пустыни на царевича, увез его в свой дом и там держал в подземелье на хлебе и воде. Девушка между тем выздоровела. Друг устроил пир, привел туда девушку, нарядившуюся в свои лучшие одежды, а затем велел привести и шахзадэ. Так он спас его от гибели. Не успел старик закончить рассказ, как Искендеру доложили, что и его возлюбленная поправляется.
За этим следует другой рассказ. У Аристотеля был ученик по имени Аршимендис (Архимед). Искендер подарил ему ту красавицу-рабыню, которую получил от хакана. Юный ученый так в нее влюбился, что перестал посещать лекции своего учителя и крайне огорчил его этим. Аристотель потребовал, чтобы онг на время прислал ему в дом эту рабыню. Он дал ей какое-то питье, удалившее из ее тела всю соединенную с кровью влагу, которую собрал в сосуд. Девушка от этого сморщилась, пожелтела и потеряла всю свою красоту. Тогда Аристотель позвал Архимеда и предложил ему взять обратно свою возлюбленную. Тот возмущенно воскликнул: «Что это за безобразная старуха!» Тогда Аристотель пока дал ему сосуд с выделениями и сказал: «Вот то, что ты в ней любил. Стоит ли ради этого отказываться от мудрости?» Так молодой ученый был возвращен науке.
Здесь идут строки о необходимости придерживаться единобрачия, о которых мы говорили выше. Несколько трогательных строк посвящено воспоминаниям о нежно любимой жене Низами — Афак.
Следующий любопытный рассказ повествует о том, как одна из правительниц Сирии, коптская Мария, утратив свои владения, приехала в Рум и вступила в число учеников Аристотеля. Философ обучил ее всем наукам, а чтобы она могла добыт;, нужные для возвращения власти средства, сообщил ей, как путем алхимии добывать золото. Так она вернула себе владения и притом добыла столько золота, что даже собак в ее замке стали водить на золотых цепях. Многие мудрецы старались узнать у нее тайну философского камня, но она сообщала им только темные символы, доступные лишь немногим избранным.
Этому Низами противопоставляет рассказ о жулике из Хорасана, приехавшем в Багдад. Он выдавал себя за алхимика и, получив от халифа для изготовления золота огромные богатства, скрылся с ними.
Далее идет рассказ о некоем человеке, дошедшем до крайнего предела нищеты и отчаяния. Случайно, в самый критический момент, он попал в развалины, где гнездились два негра-разбойника, обладавшие огромным кладом. Ему удается похитить у них это сокровище, и так он избавляется о г всех забот и достигает счастья.
Следующий рассказ — о величайшем мудреце Хермисе, то есть, очевидно, знаменитом Гермесе Трисмегисте, которому и средневековая Европа приписывала магические знания. Семьдесят ученых, завидуя его познаниям, вступили в состязание с ним. Слушая его речи, они на все его утверждения отвечали голым отрицанием, отказываясь подтвердить их правильность. Мудрец разгневался и путем заклинаний превратил их всех в камни.
На смену Хермису появляется Платон. Он изобрел музыкальный инструмент — органон. Ему удается, учитывая законы мировой гармонии, найти такие музыкальные лады, которыми можно вызвать из пустыни диких зверей, можно усыпить и вновь пробудить любое существо. Аристотеля терзает зависть, он хочет самостоятельно добиться того же результата. Усыпить людей посредством музыки ему удается, но разбудить их он бессилен. Ему приходится прибегнуть к помощи Платона, и так выясняется, Что главенство над всеми мудрецами принадлежит Платону.
Особенно интересен следующий рассказ. Его сообщает Искендеру Платон, что в данном случае важно подчеркнуть. Он говорит, что слышал такое предание. Однажды в результате стихийных явлений земля где-то в степи раскололась, и появился на свет древний «талисман» — громадный бронзовый конь. Его случайно нашел пастух, пасший там стадо. Осмотрев его со всех сторон, он в боку коня увидел отверстие, через которое можно проникнуть внутрь статуи. Он забрался туда и обнаружил там древнее погребение. Труп прекрасно сохранился, на руке у него кольцо. Так как больше ничего ценного внутри не было, он взял это кольцо, надел его на палец и пошел к своему стаду Вечером он отправился к хозяину и хотел показать ему кольцо и узнать, какова его цена. Хозяин завел речь о скоте. Отвечая ему, пастух все время поворачивал кольцо на пальце, то повертывая его камнем внутрь, то наружу. Вдруг хозяин спросил его, почему он все время исчезает у него из глаз. Пастух понял, что кольцо, когда оно повернуто камнем внутрь, делает своего носителя невидимым. Узнав это, он бросил свое занятие, пошел к шаху, выдал себя за пророка, доказывая свою миссию чудесной способностью делаться невидимым. Шах в страхе уверовал в него, и ему удалось стать великим и могучим в стране.
Рассказ интересен тем, что его источник не вызывает ни малейших сомнений. Это легенда о Гигесе [98], почти слово в слово, в том же виде находящаяся во второй книге «Государства» Платона. Перевод этой книги на арабский язык, повидимому, существовал. Оттуда, вероятно, и заимствовал сюжет Низами, изменив только немного некоторые детали, которые были бы непонятны читателю XII века.
Поэтому можно думать, что не случайно Низами вложил эту легенду в уста Платону.
Последний рассказ — история встречи Искендера с Сократом. Узнав о его аскетическом образе жизни, шах посылает людей вызвать мудреца к себе. Тот отказывается итти во дворец. Тогда Искендер идет к нему сам, находит его спящим на солнце и толкает ногой, чтобы разбудить. Когда Сократ проснулся, Искендер гневно спросил его: неужели он не знает, кто перед ним стоит. Философ ответил, что перед ним некто, обладающий скотской природой, ибо лягаться свойственно скотам, а не людям. Искендер разгневался еще больше и назвал Сократа рабом. Тот ответил, что зато шах — раб его рабов. Им владеют страсти, а философ эти страсти покорил и сделал своими рабами. Источником этого рассказа опять-таки, вероятно, служила арабская литература, ибо в арабских трактатах IX века мы находим смешение Сократа с Диогеном, отразившееся и здесь.
Закончив серию философских новелл, Низами приступает к показу глубины научной мысли Искендера. К нему приезжают мудрецы из Индии и устраивают диспут, причем Искендер на самые трудные вопросы дает четкие ответы и побеждает своих соперников.
После их отъезда Искендер собирает во дворце мудрецов для обсуждения вопроса о происхождении земли и неба. Выступают такие ученые: Аристотель, Валис (вероятно, Фалес Милетский, ибо он излагает теорию о происхождении мира из воды), Булинас, то есть Аполлоний Таганский, Сократ, Фурфуриус, то есть Порфирий Тирский, ученик и издатель трудов неоплатоника Плотина, Хермис, то есть Гермес Трисмегист, и Платон. Соблюдено священное число семь; философы названы вполне реальные, но к хронологии проявлено полное презрение. Можно думать, что о времени, когда жили все эти философы, Низами представления не имел. После всех мудрецов высказывается сам царь. Хотя Низами и признает его решение вопроса наиболее глубоким из всех, но все же приводит и свое собственное мнение, которое, повидимому, считает самым правильным.
Искандер достиг вершины знания. Дальше в познании мира двигаться некуда, и все свои помыслы он обращает к познанию бога. Тут наступает решительный перелом в его жизни. Перед ним предстает божественный вестник и сообщает, что ему пожалован сан пророка.
Искендер должен обойти весь мир и призвать людей вступить на путь истинной веры. Никто нигде не сможет причинить ему вреда, он будет понимать языки всего мира, и его самого и его румский язык будут понимать повсюду. Известно, что, по мусульманским воззрениям, каждый пророк должен обладать чудесной способностью, которая и доказывает людям его миссию. Для Искендера эта способность — высшая мудрость. Иначе говоря, его религия, которая у Низами нигде точнее не определяется, — наука.
Так эти главы вводят нас во второй раздел книги. Показав в «Книге славы» царя-завоевателя, Низами потом развертывает образ царя-философа, царя-ученого, для чего и был так тщательно подобран материал из античных авторов. Теперь перед нами предстает царь-пророк. Характерно, что, отправляясь проповедовать новую религию, Искендер берет с собой не священные книги, а «Книги назиданий» Аристотеля, Платона и других философов, то есть трактаты по этике и философии.
Первый поход Искендера — на запад. Установив около берегов Греции громадный маяк с системой зеркал, позволяющих издали видеть приближение врага, он едет в Египет. Там он узнает, что в Иерусалиме появился какой-то злодей, притесняющий народ, и спешит туда освободить страну и покарать насильника. Затем по африканскому побережью он идет на запад и через степь, состоящую из серных отложений, приходит к берегу Окиануса — мирового океана, по представлению того времени омывающего со всех сторон землю. Рискнуть выехать в это море нельзя, ибо там живет огромный змей.
В дальнейшем пути ему сообщают, что он достигнет золотых камней, которые вызывают у видящего их неудержимый смех, влекущий за собой смерть. Он велит прикрыть их материей, собрать и Построить из них здаеие с таким расчетом, чтобы золото было видно только внутри, а снаружи были простые камни. Неподалеку от этого места — гора, за которой находится дивный райский сад, но проникнуть туда нельзя. В пустыне, покрытой золотым песком, он находит другой сад, где все деревья сделаны из золота, а цветы и плоды из драгоценных камней. В саду — гробница легендарного царя Шеддада из племени Ад, повелителя демонов, которые и построили для него эту диковину. Еще дальше — выжженная, безводная степь, населенная черными дикарями, не знающими земледелий и живущими охотой.
Следующий поход — на юг. Первая находка- деревня идолопоклонников, которые препарируют особым образом человеческие черепа и колдуют с помощью их.
На дальнейшем п'ути — долина, полная алмазов, проникнуть в которую, однако, нельзя. Она кишит ядовитыми змеями, да и спуск туда слишком крут и труден. Заметив, что вокруг много орлов, он приказывает зарезать быков и, разрубив на куски, сбросить с гор в долину. Алмазы прилипают к мясу, а о; рлы выносят это мясо на гору, и так алмазы удается собрать. Это тема, широко распространенная в сказках Переднего Востока.
Перейдя через горную цепь, Искендер погадает в прекрасно возделанную местность и1 встречает там юношу, работающего в поле. Он пленяет царя красотой и разумными речами. Искандер хочет сделать его царем этой местности. Юноша не согласен, его призвание — земледелие, и менять свою жизнь на иную он не хочет. Он знает бога и правильную веру, ибо видел во сне Искандера и так получил откровение.
Еще далее местность, также пригодная для земледелия, но запущенная и разоренная, так как: там владычествует жестокий насильник, притесняющий людей. Искендер уничтожает злодея и основывает там город Искендерабад.
Третий поход — на восток. Первый этап — город, который тюрки называют Кангар-бихишт и который теперь известен, как Кандахар. Там кумирня, и в ней золотой идол, у которого глаза сделаны из сверкающих самоцветов. Искендер приказывает разбить идола. Но дева, прислужница капища, рассказывает ему историю этих камней. Там ранее было здание с куполом. Однажды из степи прилетели две птицы, державшие в клювах эти самоцветы. Они сели на купол и уронили камки. Из-за камней был великий спор, ибо всякий хотел завладеть ими. В конце концов изготовили этот кумир и вставили ему в глаза камни, дабы все могли ими любоваться. Дева просит не уничтожать идола и не лишать население радости. Искендер дает согласие, но ставит на идоле свое клеймо. Проехав через Кандахар в Китай, он снова встречается с хаканом, который радостно принимает шаха. Он сопровождает Искендера на берег моря, где шаху удается послушать пение сирен. Древнегреческое сказание о губительности этого пения для слышавших его Низами известно не было, он описывает эти звуки как нечто необычайно прекрасное, и только.
Оставив хакана на берегу, Искендер пускается в плавание по морю. Они достигают места, далее которого плыть нельзя, так как там начинается бурное течение, впадающее в мировой океан. По указанию Искендера, Булинас ставит там на небольшом островке статую, предупреждающую мореходов об опасности. На обратном пути они попадают в губительный водоворот, выбраться из которого удается лишь благодаря находчивости Булинаса. Прибыв снова на сушу, они идут в обратный путь и находят белый (серебряный) город, жителей которого терзает страшный грохот, раздающийся на восходе солнца из моря. Ученые устанавливают причину этого явления: оказывается, что вода содержит в себе ртуть.
Вступлением к третьему походу служило прекрасное описание весны. Четвертый поход начинается с описания лета. Искандер идет на север. Проходят пустыню, где песок состоит из серебра, а вода смешана со ртутью. В горах находят народ, который хотя и не получал ниспосланных ему пророков, но по интуиции установил у себя ислам. Народ этот страдает от нашествия дикарей Яджудж и Маджудж, то есть библейских Гога и Магога. Низами описывает их наподобие каких-то кочевников, находящихся на очень низком уровне развития. Искендер строит вал, который защищает мирное население от набегов. Как известно, предание об «Искендеровом вале» было вызвано в мусульманском мире неточными сведениями об известной великой китайской стене.
Двигаясь далее на север, Искандер приходит в цветущую местность. Это страна, где нет ни властей, ни притеснителя, нет ни богатых, ни бедных, где не знают лжи и несправедливости, где люди не болеют и умирают, только достигнув глубокой старости. Этот эпизод, несомненно, восходит к главе Псевдо-Каллисфена, описывающей беседы Александра с брахманами- отшельниками. Поэтому писавшие о Низами западноевропейские востоковеды и здесь усмотрели своего рода общину аскетов-отшельников. Но это не так. Низами подчеркивает, что жители этой северной страны — люди, не отказывающие себе в радостях жизни. Он говорит об изобилии в их стране, о довольстве, в котором они живут. Но это общество спаяно тесной дружбой. Если кого-либо постигает беда, то всякий старается ему помочь. Там не может быть раздоров, а потому и не нужен государственный аппарат. Этот эпизод имеет в поэме исключительное значение, так как Искендер, являющий собой, по мысли поэта, прототип идеального правителя, познакомившись со строем этой общины, говорит:
«В чудесной той были — достойный пример.
Довольно водить по вселенной полки,
Везде расставлять для охоты силки!
Скопил я достаточно: сладостен счет,
Которому учит нас этот народ. —
Кто жаждет постичь мирозданье — пойми,
Что держится мир лишь такими людьми.
Вселенная ими горда искони
Затем, что столпы мирозданья они.
Коль это — путь жизни, то мы — в бездорожьи,
И если то люди, то мы тогда кто же?
И вижу, что пробыл так долго в пути
Затем лишь, чтоб в эти края забрести.
Чтоб здесь свой звериный обычай оставить
И мудрого края величье восславить!
Знай раньше страну справедливую эту, —
Не стал бы бесплодно кружить я по свету».
Иначе говоря, он нашел идеальное устройство человеческого общества, которое так долго искал.
Следующий раздел начинается с описания осени, поры созревания плодов. Искендер едет обратно. По дороге, в городе Шахразуре, его постигает неведомый недуг. Болезнь все ухудшается, и после тяжелой ночи мучений, описание которой дано с поразительной силой, он чувствует, что смерть уже стоит у него за плечами. Он диктует письмо матери и уговаривает ее не горевать, когда она узнает о его кончине. Если она захочет устроить поминки, то пусть пригласит только тех, кто в своей жизни никогда не знал утраты. Брезжит рассвет Искендер в последний раз улыбается восходящему солнцу и испускает дух. Его везут хоронить в Александрию; одна рука его высунута из гроба, в ней горсть праха. Это означает большего никто с собой из этого мира не возьмет.
Следующий раздел открывает описание зимы: окостеневшего царства смерти. Сын Искендера Искендерус отказывается от отцовского престола.
Один за другим умирают все семь мудрецов. Поэма завершается посвящениями, о которых мы уже говорили выше.
Если сопоставить трактовку предания об Искендере у Фирдоуси с этой поэмой, то можно убедиться, какое громадное изменение тема претерпела за эти два столетия. Низами ввел в поэму определенную идею, которой у Фирдоуси не было, да и быть не могло. Сущность этой идеи можно лучше всего уяснить, сопоставив все пять поэм, ибо тогда станет видно, как одна и та же мысль кристаллизуется все отчетливей и отчетливей. Уже первая поэма затрагивает ряд вопросов, связанных с организацией человеческого общества. В ней разбросано множество замечаний о свойствах доброго правителя, намечены даже попытки дать образ его. Эта же задача в «Хосров и Ширин» поставлена уже в более широком масштабе. Хосров еще отнюдь не идеальный правитель, но под влиянием Ширин в нем начинают вырабатываться положительные черты. Правда, в действии мы их почти не видим, ибо катастрофа разражается ранее полного завершения процесса. Тема третьей поэмы не давала возможности затронуть эти вопросы, но вспомним, что поэт взялся за нее не по собственному желанию. Она была ему навязана. Зато с громадной силой весь комплекс мыслей снова развернут в биографии Бехрам Гура. Впрочем, и здесь полного воплощения приобретенная Бехрамом государственная мудрость Не находит. Ее обрывает таинственная гибель царя.
Берясь за Искандера, Низами был в значительно меньшей степени связан традициями сасанидской хроники. Здесь он впервые смог развернуть во всех подробностях образ идеального правителя таким, каким он ему рисовался. Почему его Искендер получает звание пророка? Потому, что он понял, что настоящий правитель живет не для себя, а для других, что он все свои силы отдает на улучшение жизни масс, широко пользуясь знаниями. Казалось бы, Низами пришел, наконец, к идеалу, нашел того идеального правителя, которого искал. Но Низами не останавливается и тут. Он высказывает неслыханную для того времени по смелости мысль, мысль о том, что какими бы идеальными чертами ни обладал правитель, но возможна еще более совершенная форма человеческого общества, общество равных, не знающее классового деления и потому не нуждающееся даже и в этом идеальном правителе. Низами в своем последнем труде слил традиции народной восточной мысли с учениями античного мира и так пришел к своему конечному выводу. Он понимал, какое огромное значение имел этот вывод. Отсюда проистекает то подчеркивание значения поэмы и требование внимательного ее изучения, о котором мы говорили. Низами прекрасно понимал, насколько опасно было в его дни высказывать такие мысли. Он знал, что эта смелость может стоить ему жизни. Но, как он сам говорит, смерть все равно уже стоит у его изголовья и потому он не боится ножа палача. Поэт считал, что жизнь его уже прожита, миссия выполнена, он был готов расстаться с жизнью и потому открыто высказывал свои сокровеннейшие мысли, подобно тому правдивому старцу, которого он нам показал еще в первой своей поэме.