ВАРФАЛАМОТВЕЙ. Ох, брат, я и сам был в Париже… Ох уж этот Мулен-Руж, ох, эти продажные женщины, ох миленький капитализм загнивающий, золотой ты мой империалистишка, а мы-то что?
ПСИХОВ. А, может, мы ошибаемся, Варфаламотвей Иванович, а? А, может, тебе не пристало облизываться при мысли о телесном упадке? — тебя-то советская власть икоркой кормит. Неужто не ты писал сонеты о Сталине, поэму о Вожде, роман о молодом Иосифе, Книгу афоризмов о Солнце трудящихся масс и тэ пэ? А? Что скажешь?
ВАРФАЛАМОТВЕЙ. Думаешь, низкопоклонство? Я низкопоклонствую? А что делать, если так приятно… можно дышать, делать, что хочешь…
Входит Викини.
ИЗГОЛОВИДЗЕ. Докатились, сукины дети. Вот вам коробочка. Ну, товарищи-капитулянты. Слышал я о вашем отклонении от генеральной линии. Думаю так я: последний час врагам пробил. Ну, братцы, стоило вам отклоняться? Плохая линия, не нравится, а? (Нервно поигрывает наганом.)
КАПИТУЛЯНТЫ. А… а… помилуй, Викини Изголовидзе… дорогой наш уважаемый секретарь… мы на вас как на солнышко… мы вам и того… и этого… и еще… только дайте нам искупить вину. Мы больше не будем.
ИЗГОЛОВИДЗЕ. Опустились до низкопоклонства? Я, как вошел, сразу почувствовал.
Врывается Мичуренко.
МИЧУРЕНКО (Дементию). Дядя Психов, знаете, что я сделал великое открытие? Средь белых акаций гроздьев душистых я вывел новый вид кактуса, скрещенный с коровой, у которого вместо шипов — соски. Сейчас его доят у твоих ворот.
ИЗГОЛОВИДЗЕ. Не может быть. А что он дает?
МИЧУРЕНКО. Кактусовый сок.
ИЗГОЛОВИДЗЕ. А пить его можно?
МИЧУРЕНКО. Ну, он еще чуть-чуть воняет, но пить можно. Впрочем, это пока только социализм. Увидите, что будет при коммунизме.
ИЗГОЛОВИДЗЕ. А на что вы опирались, товарищ научный работник? Часом, не на гнилую буржуазную науку?
МИЧУРЕНКО. Фу, фу. Я опирался на Лысюрина. О, мы советские агробиологи, можем все. Все невозможное возможно с Марксом и Энгельсом (громкие одобрительные восклицания). А что ты, дядя Психов, так печально смотришь? Может, ты в прогрессивном кактусе сомневаешься?
ИЗГОЛОВИДЗЕ. Ваш дядя запятнал себя низкопоклонством.
МИЧУРЕНКО. Каким таким? Перед кактусом? Что? Низкопоклонством? Какой дядя? Кто?
ИЗГОЛОВИДЗЕ. Да вот этот, Дем Психов Бартулыхтимушенко, до сегодняшнего дня директор завода по производству квашеной соды.
МИЧУРЕНКО. Шутите. Какой дядя? Чей дядя? Мой? Не знаю этого господина, то есть, товарища этого. Вообще, я только в шутку называл этого типа дядей, но мне всегда казалось, что из него прямо-таки лезет какой-то коспополит, реакция и, спаси Господи, контрреволюццияя. Ладно, пойду я, а то кактус ослабеет.
ИЗГОЛОВИДЗЕ. Да-да, но адресок оставьте.
МИЧУРЕНКО. Я? Адресок? А… адресок. А… зачем? Может, хотите сочку кактусового… о, я вам лучше, может, молочка…
ИЗГОЛОВИДЗЕ. Кактус кактусом, а мне ваш адрес нужен.
МИЧУРЕНКО. Ага (медленно записывает адрес, и, еле живой, удаляется).
ИЗГОЛОВИДЗЕ. Ну, что дальше?
ВАРФАЛАМОТВЕЙ и ПСИХОВ (смотрят друг на друга, поднимают правую руку и говорят, обращаясь к залу). О мерзкие машины, гнусные чистые рубашки, гадкое ароматное мыло, ненужная, вредная и распутная зубная паста. Прочь, гнилой комфорт, мерзкие кресла и диваны. Мы хотим трудиться много и тяжело. Мы хотим выполнять 560 процентов нормы, хотим лезть из штанов и плеваться кровью, ибо так надо. А теперь клянемся сделать такую массу соды, что империалисты в ней размякнут и разложатся вместе с атлантическим пактом и голосом Америки.
ИЗГОЛОВИДЗЕ. Уже лучше. Но не знаю, могу ли я вас простить.
Трубы, барабаны, тарелки и фанфары. Социалистическая атмосфера сгущается. Пахнет коммунизмом. Нечеловечески открываются двери, нечеловечески входит Сталин. Нечеловечески добрый, нечеловечески приветливый, гениально улыбчивый.
СТАЛИН (нечеловечески добрым голосом). Ну, чевой там, товарищи? Как так? Захотелос немножко понизкопоклонствоват, да?
ИЗГОЛОВИДЗЕ (стоит по стойке «смирно»). Так точно, Таащ Сталин.
СТАЛИН. Разобрались? Ну, молодцы.
ВСЕ (в унисон). Вы все знаете, Таащ Сталин.
СТАЛИН. А это благодаря марксистко-ленинскому анализу ситуации. А ты, Дементий, холодильник хотел, да? (С нечеловеческой улыбкой.) А вот его и несут.
Егор Недовлазов вносит холодильник. За ним в дверь впадает стоявшая на коленях Авдотья.
ПСИХОВ и АВДОТЬЯ. О спасибо тебе, великий Сталин.
ВСЕ. Великий Сталин.
ПСИХОВ. Сталин Великолепный.
ВСЕ. Сталин Великолепный.
ПСИХОВ. И вообще.
ВСЕ. И вообще.
АВДОТЬЯ. Спасибо, что идейно укрепил моего мужа и приклепал его к линии. Заклинаю вас, Таащ Сталин, делайте дальше этот коммунизм. Дышать без него невозможно. Делай же!
ВСЕ. О, делай с нами все, что хочешь, ведь это так приятно.
ИЗГОЛОВИДЗЕ. Чтобы к коммунизму.
ПСИХОВ. И в коммуну.
ВСЕ. Так точно.
ПСИХОВ (шепотом, дрожа). А что мы будем делать тогда? Когда уже будет коммунизм?
СТАЛИН (нечеловечески приветливым голосом). Будем работать в поте лица. Только не низкопоклонствуйте. Это я вам говорю.
Барабан, тромбон. Сталин выходит.
Психов подключает холодильник.
ПСИХОВ. Ой, он не морозит. Ой, да он греет. Ой, да он варит, что же это такое?
Холодильник взрывается; в потолке и на полу по обугленной дыре. Остатки холодильника догорают на лицах присутствующих.
ВАЗЕЛИНАРИЙ. А потому что мы все спешили, ведь это сверх нормы, поэтому и монтаж шел поспешно.
ПСИХОВ. Как это?
ИЗГОЛОВИДЗЕ. Молчать, коммунизм ждать не будет.
ПСИХОВ. Сталинский холодильник.
ВСЕ. Безумец, это уже не соцреализм. Ату его!
Разрывают его на куски.
Занавес