Ночлежка "У Крокодила"

— Лина, ты скоро? — раздался раздраженный голос в трубке. — Сколько можно тебя ждать!

— Саш, ну уже подъезжаю, говорю же, пробка от самого метро! Не веришь, посмотри в интернете, девять баллов, вот только начала рассасываться… Авария, что ли?

— Ну давай живее, время — десятый час, я не ужинал еще, между прочим!

— Так разогрей, там все готовое. На второй полке справа, а…

— Я один буду есть, что ли? — перебил меня муж. Пассажиры мерили меня кто сочувственным, кто злорадным взглядом, хотя, быть может, мне это просто казалось.

— Я постараюсь поскорее, — сказала я. — Может, ты меня встретишь? Темень такая, через сквер идти страшно…

— Ну, не ходи.

— Так короче, я быстрее приду… — успела сказать я прежде, чем услышала короткие гудки.

Автобус, как нарочно, застрял намертво: впереди случилась авария, я видела, как промчались по встречной полосе скорая и полиция. Водитель открыл двери, и я вместе с остальными пассажирами пошла пешком. Идти оставалось три остановки, причем в горку, потом через сквер — уж проскочу как-нибудь. На автобусе бы можно было проехать пару лишних остановок и идти освещенными улицами, но пешком это лишние полчаса как минимум. Я и так уже чувствовала себя Русалочкой: ступни горели, в пятки при каждом шаге будто забивали гвозди, пальцы я уже стерла, судя по всему. Ну кто же знал, что этот транспортный коллапс приключится именно в тот день, когда я решу надеть новые ботильоны? Было бы лето, пошла бы босиком, бывало уже такое, но в начале октября рисковать не хотелось…

Я остановилась только у самого сквера — углубляться в непроглядную темень было страшно, и я набрала номер Саши.

— Ну, ты где? — недовольно спросил он.

— Уже возле сквера, — ответила я. — Саш, ты выйди навстречу, темно просто ужас до чего…

— Иду я, иду, — проворчал он. — Ты по центральной дорожке пойдешь? Я навстречу.

Я бы предпочла подождать его там, где стояла, но все же медленно двинулась вперед, подсвечивая себе фонариком мобильника, чтобы хоть видеть, куда наступаю. Бог с ними, с лужами, в яму бы какую не ухнуть!

Ну и конечно, почти на полпути на лавочке обнаружилась сильно поддатая компания — их гогот трудно было не услышать, а уж так называемую музыку, которую слушали с телефонов — тем более.

Я вжала голову в плечи и почти бегом миновала их гнездо. Вслед понеслось неизбежное:

— Э, давай проводим!

— Ты куда, айда к нам!

— Чё не отзываешься, не нравимся?..

На мое счастье, компания была настроена миролюбиво, так что обошлось выкриками и свистом.

Ну вот. До дома всего ничего…

— Где тебя носит? — недовольно спросил Саша, с которым я буквально столкнулась, не увидев в темноте. — Сказала, вот-вот буду, а сама где-то застряла!

— Саш, там компания в сквере, знаешь, как я напугалась?

— А я тебе сказал, не ходи той дорогой!

— А я сказала, что тогда еще позднее приду, а ты не дослушал! — вспылила я. Ноги горели, мне хотелось сесть, а лучше лечь, я устала за день и теперь сорвалась. — Так трудно меня встретить, да? Чтобы я одна мимо пьяной компании не ходила?

— Не ори на всю улицу! — одернул меня Саша. — Или вы опять на работе поддавали?

Один-единственный раз я вернулась с проводов коллеги на пенсию чуточку нетрезвой, и этого Саша никак не мог мне забыть, поскольку был убежденным трезвенником.

— Сперва говоришь, что у вас работы невпроворот, потом шляешься невесть где, пока я голодный сижу, а теперь…

— Да пошел ты! — не выдержала я. — Хан Батый нашелся, пожрать себе разогреть не можешь, лишь бы задницу на диване греть! Мне, может, еще пятки тебе почесать?

— Ах вот ты как заговорила… — после паузы произнес он. — Ну и убирайся к мамочке!

— Ну и уберусь! Лучше б я ее послушала, чем тебя! Она права была, а я не поверила…

— Да? Это в чем она была права? — Саша схватил меня за плечи, и я невольно вскрикнула. — Она меня бездельником называет, ленивым уродом… А я вкалываю с утра до ночи, домой прихожу, а там что? Бардак, пожрать нечего, жены нет, шляется она где-то! С приятелями и подружками!

С каждым словом он встряхивал меня все сильнее и сильнее, и мне стало страшно: раньше он так себя не вел. Бывал груб, но на словах, а чтобы вот так схватить и трясти…

А еще страшнее мне стало, когда я услышала за спиной тяжелые шаги и почувствовала запах сигаретного дыма.

— Мужик, ты эт-та, притормозил бы, — негромко, но убедительно сказали из темноты. — Ты чё на девку баллон катишь?

— Не ваше дело, как мне с женой разговаривать, — огрызнулся Саша.

— Чё, сильно борзый? — спросил тот, и что-то щелкнуло. С новой силой потянуло табаком, и я чуть расслабилась — это была просто зажигалка, а не складной нож или как там они называются… — Ты кто ваще, чудик? С какого бодуна ты к ней прикопался?

— А вам-то что? — повторил муж и потащил меня за собой, а я споткнулась и ойкнула. — Шевелись!

— Да подожди, я ногу подвернула!

— Сама виновата, покупаешь черт знает что, потом ходить не можешь! — Саша дернул меня за руку, и я чуть не упала.

— Мужик, ты чё-то не понял, — невозмутимо произнес тот, из темноты. — Я тебе вопрос задал. И ответа жду. Я терпеливый, но уже почти докурил, так что ща бычок выкину…

— А я сказал — не ваше дело! — рявкнул Саша. — Не лезьте! Идите вон бухайте на лавочке, а со своей женой я сам разберусь! Да что ты встала, давай домой уже… Работа у нее… Дурью мается, задницу просиживает и чаи распивает, а я впахиваю!

Я тащилась за ним, кусая губы. Ну да, я получаю куда меньше, но ведь не сижу у мужа на шее, как многие. И не хочу я домохозяйкой быть, не моё это…

— Саша, ну помедленнее, — взмолилась я, — мне идти больно!

— Раньше надо было думать, — с явным злорадством ответил он и снова дернул меня за руку так, что я все же не удержалась на ногах и упала, больно ударившись коленом, и вскрикнула. — Вставай, пошли!

Сзади раздались шаги.

— Мужик, ты сам напросился, — вполне миролюбиво произнес все тот же голос, и Саша вдруг выпустил меня, а из темноты раздались звуки, будто отбивали мясо для жарки, резкие выдохи, мат, а потом все стихло.

Я огляделась, пытаясь сообразить, в какую сторону бежать… если смогу, конечно, но было слишком темно. Телефон я сунула в карман, вот он…

— Давай, вставай, нечего задницу морозить, — произнес уже знакомый голос. Меня взяли подмышки и поставили на ноги, небрежно отряхнув юбку и пальто. — Ну? Чё молчишь?

— А Саша где? — выдавила я.

— Муж-то? Да вон, в кустах. Пускай охолонет, а то чё-та разогнался…

— Он…

— Да живой он, в грызло получил и прилег, — фыркнул незнакомый гопник. Хотя, можно подумать, у меня так уж много знакомых гопников! — Очухается. Пошли.

— Куда? Зачем? — я попыталась упираться, но он был сильнее.

— Да тут рядом. Отдохнем с пацанами!

И я перестала сопротивляться. Дивный вечер, судя по всему, должен был закончиться групповым изнасилованием. Правда, мне было уже все равно — будто что-то отключилось, и я перестала реагировать на происходящее. Изнасилуют так изнасилуют, убьют так убьют, какая разница? Маму только жалко…

— Жека, дай водку! — услышала я сквозь шум в ушах. — Да не жмись ты, еп-перный театр, лучше еще сгоняй!

Кажется, я сидела на чем-то довольно жестком, но теплом, и ногам было хорошо и свободно. А потом на мне бесцеремонно задрали юбку и потянули вниз колготки. Я в ужасе дернулась, хотя думала, что сил сопротивляться у меня нет.

— Да сиди ты, — произнес знакомый голос, — сдалась нам твоя жопа…

Юбку вернули на место, зато кто-то взялся за мою левую ногу.

— Хренас-се, почти в мясо стерла! — сказал этот кто-то и щедро полил стертые места чем-то холодным. Отчетливо запахло спиртом, сильно защипало. — Во бабы дуры! Ковыляют, бля, типа красивые…

— Зато теперь ясно, чё Нинка такая злющая, — фыркнул третий. — Ты ее каблучищи видел? Такими ботами только пытать!

Компания заржала, а я почувствовала мужскую ладонь у себя на колене, съежилась было, но рука почти сразу убралась.

— Вроде не распухло, — сказал тот, что меня держал. И на ком, к слову, я сидела. — Жека, хватит хлестать в одно рыло! Намочи тряпку…

— Генка, ну и чё с ней дальше делать? — спросил еще кто-то, когда мне перевязали колено.

— В себя привести, — буркнул он. — Только не нашим бухлом, окочурится еще…

— Не, я за коньяком не побегу! — сразу сказал Жека. Я уже начала отличать эту гоп-компанию по голосам, лиц-то в темноте все равно не различала. — Или чего там девки уважают?

— У меня на хате есть. Поможете дотащить?

— Коньяк-то? Да завсегда!

— Девку, дебил! Тьфу, ты уже в говно… боты ее возьми, да не потеряй! А сумку мне дай, а то продолбаешь, к бабке не ходи…

Дальше был провал, а когда я очнулась, то обнаружила себя лежащей на жестком старом диване. Причем надета на мне была не блузка с пиджаком, а здоровенная футболка, доходившая мне до середины бедра. Спасибо, белье оказалось на месте… Отчаянно болели ступни, болели синяки на руках, там, где меня хватал Саша, ныло ушибленное колено, но в остальном я была цела и невредима.

Я приподняла голову и осмотрелась. В тусклом свете фонаря, пробивающемся в незашторенное окно, я разглядела маленькую комнату со спартанской обстановкой: шкаф, тумбочка с телевизором да этот вот диван. Ни стола, ни стульев, ни тем более книжных полок.

Прямо подо мной кто-то похрапывал. Я взглянула вниз: так и есть, давешняя компания вповалку спала на полу, кое-кто даже сложенную куртку под голову сунуть не удосужился, не то что кроссовки снять. И хорошо, аромат в комнате и без того стоял непередаваемый: смесь табачного дыма, перегара, какой-то еды и пота. Только грязных носков и не хватало для придания этому амбре особенно изысканной нотки!

Встать, не наступив на кого-нибудь, было нереально. Да и потом, где моя одежда и сумка? Где я сама-то нахожусь? Даже если удастся добраться до городского телефона, пока все спят (а вдруг он не работает?), я даже не смогу объяснить, где меня искать! Не то что такси вызвать, в полицию не позвонишь… Идти на улицу в чем есть? Так ведь замерзну в одной футболке и босиком…

И что будет, когда эта гоп-компания проснется? Они вообще вспомнят о том, где и при каких обстоятельствах меня подобрали? Или решат, что сама пришла?

— Очухалась? — спросил вдруг над ухом прокуренный голос, и я в ужасе забилась на диване, когда широкая ладонь зажала мне рот. — Не вздумай визжать, всех перебудишь. Пошли на кухню. Тапок нету, на вот, носки надень, они чистые. Ну, не будешь орать?

Я помотала головой, и ладонь исчезла.

— А как через них перелезть? — шепотом спросила я, натягивая носки. Мужские, конечно, мне они были до середины икры.

— Никак. Прямо так иди, они привычные.

Я все же постаралась перешагнуть поаккуратнее, но на руку кому-то точно наступила. Тот, впрочем и не заметил.

На кухне было тепло, светло и относительно чисто. Я думала увидеть здесь горы немытой посуды, горы упаковок от бомж-пакетов и батареи бутылок, но ошиблась. То есть пустые бутылки наличествовали, здоровенный мешок с мусором — тоже, но то, что этот мусор был собран, а не занимал все свободные поверхности, а кругом не бродили стада непуганых тараканов, уже обнадеживало.

— Куришь? — спросил хозяин квартиры. Я решила, что это должен быть он, по манере поведения. — Нет? А я курну…

В кухне и так топор можно было вешать, но просить хотя бы приоткрыть окно я не рискнула.

— И часто у тебя так? — спросил он, потянулся к подоконнику и включил чайник.

— Как? — не поняла я.

— Разборки с благоверным.

— Первый раз, — честно ответила я, изо всех сил натягивая подол футболки на колени.

Мужчина тяжело вздохнул, встал и принес мне нечто, когда-то бывшее пледом, а теперь вытертое до неузнаваемости. Впрочем, какая разница? Главное, прикрыв ноги, я почувствовала себя спокойнее.

— С хахалем спалил, что ль? — он стряхнул пепел в блюдце, выполнявшее роль пепельницы.

— Нет.

— А чего тогда вызверился?

— С работы поздно возвращалась, там на дороге авария случилась, ну… пробка, пришлось пешком идти, — пояснила я. — Ужин не подала. Еще и встречать меня пришлось.

— Вот козлина, — равнодушно произнес он и снова затянулся. — Правильно я ему в дыню зарядил.

— А вы бы не злились в такой ситуации? — зачем-то спросила я.

— Я что, дебил? — Он недоуменно посмотрел на меня. — У меня руки не отсохнут пожрать себе соорудить, если приспичит. Тем более, я вроде слышал, и готовить не надо было?

— Ну да. Все в холодильнике, только в микроволновку сунуть. Но без семейного ужина… — я развела руками.

— Ничего, я и второй раз бы похавал, за компанию-то… А уж встретить свою бабу — точно жопа не отвалится. Хотя толку от таких встречаний — сама ж видела!

— Не видела, только слышала, — вздохнула я. — Да… я Полина.

— Геннадий, — кивнул он. — Но лучше Гена. За знакомство будешь?

Я замотала головой.

— И чай не будешь?

— Чай буду, — передумала я, — а водку не буду.

— Водка кончилась. Есть коньяк, я тебе плесну. Говорят, помогает от этого… как его… стресса.

— Я ничего, в порядке, — поспешила я отказаться, но бутылка уже появилась на столе. — Спасибо… Э-э-э… Гена, а где моя одежда?

— Сохнет, — лаконично ответил он. — Юбка угваздана была, ты ж на жопу села. Правда, ее один хрен выбрасывать, пятно не отстираешь, и по шву она лопнула, но до дома дойти сойдет. Ботинки тоже выкинь, Жека прав, такими только пытать. Испанский сапожок, мля…

Я подивилась таким познаниям у гопника, но потом присмотрелась получше и поняла, что на гопника Гена не тянет. На малолетнего так уж точно, он был, пожалуй, постарше меня.

— Утром домой пойдешь? — спросил он, прикуривая очередную сигарету.

— Если отпустите.

— А я тебя что, в заложники взял, что ли? — изумился Гена. Кухонька была маленькой, так что до полки с разномастными чашками-кружками, чайника и коробки с чайными пакетиками он дотягивался, не вставая с места. — Иди себе на все четыре стороны… Только ты учти, завтра, в смысле, уже сегодня я на смене в ночь.

— А при чем тут это? — не поняла я.

— При темном скверике и твоем долбанутом муженьке, которому впадлу тебя встретить. Ты что, правда замужем за этим угробищем?

— Могу паспорт показать. В смысле, он в сумке, а где сумка, не знаю.

— Да там, в прихожей на вешалке… Да ладно, на слово верю. Вот чего баб всегда на таких уродов тянет, а?

— Да не был он уродом, — обиделась я, потом посмотрела на багровые пятна на запястьях (кожа у меня тонкая, чуть тронь — готов синяк). — Вспыльчивый, конечно, привычки у нас разные, но это же чепуха… Никогда ничего подобного не было! Женились по любви, все хорошо шло…

— Чай пей, остынет, — сказал Гена, пуская дым в сторону, хотя толку от этого было мало. — Так ты, значит, вернешься, помиритесь, и…

— Нет, я вещи заберу — и к маме, — передернулась я, грея руки о треснутую кружку с картинкой из 'Звездных войн'. — И на развод подам.

— А любовь как же? — с подначкой спросил он.

— Обойдусь, — ответила я, хотя внутри что-то мелко задрожало. — Я… я про такое много читала, только не думала, что со мной это тоже может произойти. Ну властный, да, так воспитан, это еще его мама мне сказала, мол, мужчина в доме хозяин, а наше дело — порядок наводить, уют создавать, ну и так далее… А потом… ну…

— Да я понял, — Гена снова затушил окурок, обнаружил, что сигареты кончились, и встал за новой пачкой, а я смогла к нему присмотреться.

Честно говоря, был он чуть краше обезьяны. Правда, некоторым моим подругам такой типаж нравится, говорят, это брутальность. Не знаю, что может быть такого брутального в трехдневной щетине (если ее носит не голливудский актер), ультра-короткой стрижке под машинку и потертой футболке с джинсами, продранными на коленях не как дар моде, а просто от старости… Ростом Гену природа не обделила, но он был очень широким, и поэтому казался ниже, чем был на самом деле. Именно широким, а не толстым, да еще и накачанным — он был в майке, так что хотя бы руки я рассмотреть могла.

— Гена, — осторожно спросила я, боясь спровоцировать. Иметь дело с подобными людьми мне не приходилось, и я не знала, как с ним разговаривать. — А зачем вы вообще вмешались?

— Затем. Привычка у меня такая дурная — за девок вступаться. Это… — нахмурился он вдруг. — Поезжай-ка завтра, сними побои. Будешь разводиться, нет, а бумажка все равно под рукой. Ясно? И заяву накатай. Так мол и так, в приступе супружеской любви…

— Зачем? — испугалась я.

— Затем, что этот твой муж — ссыкло, — непосредственно ответил он. — Если в ментуре будет лежать твоя заява, он особо выделываться не станет. Может, хода ей не дадут, потому как на хрен им не сдались семейные разборки, но она там есть. Еще разок, и…

Гена выразительно развел руками.

— А почему вы меня сюда принесли? — спросила я зачем-то.

— Ну а куда? Не, твой адрес мы могли в паспорте посмотреть, конечно… Только туда ж муженек припрется, как очухается. Ну и приволокли сюда. Я вот не ложился: вдруг кто среди ночи решит на диван перебраться, а о тебе и не вспомнит, визгу ж будет…

— А переодевали меня…

— Я. Остальные уже лыка не вязали. Не боись, честь с достоинством у тебя на месте, — хмыкнул он. — Мне пока не только тела в отключке дают.

— Я ничего такого не думала.

— Думала, я не вижу, что ли, — сказал он. — Забей и чаю попей. Тебе на работу завтра?

— Да, — сказала я, — но я отпрошусь. Куда я с такими руками…

— У тебя еще и фингал под глазом, если ты не в курсе, — любезно сообщил Гена, а я схватилась за лицо. Откуда бы?! — Не, это не твой вдарил. Это мы тебя уронили, когда в квартиру заносили. Нечаянно, по чесноку. Жека, дебил, не удержал, ты и шмякнулась о мое плечо. Забей, почти не видно.

— О господи, — сказала я. — Если я в таком виде явлюсь к маме, скандал будет до небес!

— А чё, подружек, у которых перекантоваться можно, у тебя нету?

— Есть. Только языки у них длинные, и все друг с другом знакомы.

— Вон оно чё… — протянул Гена и затушил окурок. — Хошь, поживи тут, мне не жалко. Не-не, ты чё подскочила? У меня не каждый день такой шалман. Я в две ночи на смену, так что живи себе, я упаханый прихожу и спать валюсь. Жрать, правда, нечего. Ну да пацаны притащат.

— Я и сама куплю, — осмелилась я подать голос.

— Угу, ты с таким с фингалом в здешний магазин попрешься? Короче, — сказал он и потянулся, — завтра зайдем к тебе за барахлом, хоть самое нужное возмешь. Потом я тебя отвезу побои снять. Ну а по пути купим пожрать.

— А вы откуда знаете, как это делается? — не выдержала я.

— Знаю, — мрачно ответил Гена. — Иди спать. На эту кодлу внимания не обращай, сами расползутся, как проспятся.

— А вы… где? — неуклюже спросила я.

— Я у батареи, — хмыкнул он. — Только плед отдай, а то жестко. А хотя ладно. Куртку брошу.

Скажу честно, до утра я не сомкнула глаз. Не потому, что было страшно — страх как раз отпустил, — а потому, что мне никогда не доводилось ночевать в такой обстановке. Что там, я даже в купе с незнакомцами никогда не ездила, максимум с коллегами, а здесь… Добрый десяток людей, о которых я не знаю ничего, кроме того, что все они сильно пьяны! В поезде можно хоть к проводнику обратиться, а в такой квартире что прикажете делать?

Когда рассвело, ночующие со стонами и матом начали подниматься, и я предпочла затаиться и сделать вид, что сплю. Впрочем, вряд ли они представляли какую-то угрозу с перепоя — в ванной непрерывно лилась вода, а на кухне звякали пивные бутылки. Потом входная дверь несколько раз открылась и закрылась, а Гена вошел, собрал стеклотару, сдержанно ругаясь, и открыл окно.

— Ушли все, — сказал он, потыкав меня пальцем. — Вставай, ща чайник закипит. На вот, держи штаны. Они драные, но тоже чистые. Братовы.

— Спасибо, — ответила я, натягивая спортивные брюки под пледом. Они были продраны на коленях, видимо, у Гены с братом была семейная способность рвать штаны именно так. — Я позвоню на работу, можно?

— А чё ты спрашиваешь? — удивился Гена. — Телефон есть, звони, сколько влезет. Ты чай сладкий пьешь? А то я ночью не спросил, а ты даже не хлебнула. Зря, кружка чистая была…

— Н-нет, мне без сахара, пожалуйста, — сказала я и вышла в прихожую за сумкой.

— Ну и хорошо, его все равно нету, — хмыкнул он и ушел на кухню.

Я позвонила начальнице, сказала, что приболела, и лучше отлежусь дня три, чем буду обчихивать окружающих. А если за три дня не полегчает, возьму больничный. Ирина Сергеевна у нас дама понимающая, поэтому отпустила, велела только не забыть в кадры зайти — подписать заявление. У нас можно и задним числом это оформить.

— Я там чистое полотенце кинул, — крикнул Гена. — А зубной щетки нету, ты так уж как-нибудь..

— Спасибо, — отозвалась я и кое-как умылась, с ужасом разглядывая себя в тусклом зеркале.

Честно говоря, я не представляла, как эта гоп-компания меня несла и куда роняла: синяк под глазом был просто феноменальным! С другой стороны, я еще легко отделалась…

— Весь дом обожрали, сволочи, — мрачно сказал Гена, когда я вышла на кухню. Он изучал содержимое холодильника. — Есть сыр и кетчуп. И хлеб вон. Только черствый.

— Давайте, гренки с сыром сделаю, — предложила я. Грызть сухой хлеб мне как-то не хотелось.

— Делай, — кивнул он, сел и закурил. — Сковородка в полке. Масло… вроде осталось, глянь?

— Да, на разок хватит.

Я быстро поджарила гренки (даже кетчуп пришелся кстати, ну и зачерствевший сыр стал вполне съедобным), выпила успевший остыть чай и замерла в ожидании. Гена явно никуда не торопился, смотрел в пространство и думал о чем-то своём.

— Поехали, — сказал он наконец и встал. — Иди в комнату, я тебе ща шмотки кину.

— Спасибо…

Костюм выглядел ужасающе.

— Гена, — позвала я, — скажите, а… вы далеко от сквера живете? Я бы лучше так дошла, потому что… ну…

— Потому что шмотки грязные, да и в свои ботинки ты не влезешь, — сказал он. — У меня кеды братовы валяются, но они сорокового размера. Вывалишься нахрен.

— А как же…

— Ну, сперва довезу тебя до дома, два шага уж доковыляешь. Заберешь барахло, переоденешься, тогда в травму поедем. Это если ты правда решила к маме уехать, — добавил Гена. — Ну а нет, твое дело.

— К маме с этим фонарем нельзя, — мрачно повторила я. — Она мне такой ад устроит…

— Я ж предложил перекантоваться. Ну или сними угол на пару дней, пока не рассосется. Бабло есть?

— Есть, — вздохнула я, — только дома. Мы на квартиру побольше копим, и…

— А, понял, — махнул рукой Гена. — Счет на муженька оформлен?

Я кивнула.

— Ну, прощайся с денежками, — фыркнул он. — Теперь только по суду отожмешь свою долю. Если добровольно не отдаст, конечно. Эй? Ты чего?

— Да нет, ничего, — я сжала губы и попыталась улыбнуться. — Надо, наверно, выдвигаться.

— Ага, — Гена затушил сигарету и встал. — Пошли. Да брось ты посуду, не убежит она… Ключи-то у тебя есть? От квартиры?

— Да, в сумке лежали.

— Так проверь, блин!

Я проверила — ключи были на месте.

— Ну, почапали, — сказал он и галантно подал мне пальто. Оно изумительно смотрелось поверх безразмерной футболки и вытянутых на коленях спортивных штанов с дырами на коленках.

Слава богу, утренний людской поток уже схлынул, и смотреть на меня было некому. Да и, к тому же, оказалось, что у Гены есть машина — старая, раздолбанная «волга» абсолютно немыслимого сиреневого цвета с ржавыми пятнами в неожиданных местах.

— Таксую, — кратко пояснил он.

— А ничего, что вы всю ночь пили? — спросила я. Выхлоп у него в самом деле был знатный, а уж в смеси с табаком…

— Пофиг. От дома до дома доеду, это ж не трасса, тут ментов нет. В смысле есть. Участковый. Но ему тоже пофиг. Кстати, держи очки, хоть прикроешь этот свой бланш…

Он вынул из бардачка солнцезащитные очки, явно купленные на лотке 'Всё по 100 рублей', но я была рада и этому: они оказались огромными и закрыли мою физиономию едва ли не до подбородка.

Больше всего я опасалась, как бы не наткнуться на соседей, но обошлось…

Гена поднялся со мной на этаж, я хотела было отпереть дверь, но оказалось, она и так открыта. И, похоже, Саша поджидал на кухне, потому что стоило клацнуть дверной ручкой, как он оказался у двери.

— Ты где шля… — начал он, но осекся, увидев мой наряд.

— Дай войти, — сказала я. Да, Гена явно не поскупился на оплеухи: кроме симметричного моему фингала у Саши имелось еще несколько, да и шеей он старался не вертеть. — Вещи заберу.

— Поедешь к мамочке? — ядовито спросил он.

— К мамочке потом, — произнес Гена обстоятельно и вдвинулся в квартиру. — Сперва ко мне. Поль, давай, шевели жопой, а то я жрать хочу! Надо купить чего-нибудь на сегодня-завтра…

Я промолчала, быстро переоделась в джинсы и свитер, покидала в сумки самое необходимое — остальное позже заберу, — и выставила их в коридор. Гена, прислонившись к стене, чиркал зажигалкой, явно хотел закурить, но терпел. Саша смотрел на него, но явно не мог поверить, что это происходит наяву.

— Ну нихрена ж у тебя барахла! — сказал Гена. — Давай…

Он сгреб столько сумок, сколько поместилось в руки, я взяла еще парочку и вышла. С Сашей я прощаться не стала.

— Я за жратвой, — сказал Гена, — чутка оклемаюсь, в больничку поедем.

— Не надо, — попросила я. — Правда, не нужно. Ну схватил меня муж за руки, хотел на ноги поднять и не рассчитал… А глаз — это вообще нечаянно, вы же сами сказали. Не хочу я позориться, Ген! Нет, я к маме вернусь, но…

— Дура ты, — сказал он и вышел. Потом вернулся за сигаретами и добавил: — Вот из-за такой же идиотки я и присел на два года.

На этот раз дверью он хлопнул.

Я не поняла, что Гена имел в виду, но не догонять же его было?

Я прошлась по квартире, открывая окна, потом собрала мелкий мусор и поискала пылесос, но нашла только швабру. Это уже было подспорьем, так что худо-бедно я прибралась. Ну и пыль протерла, благо поверхностей, на которой она могла скопиться, тут было всего ничего. Посуду перемыла, опять же — три тарелки, что там мыть-то? В общем, с учетом поисков уложилась минут в двадцать, осталось только мусор вынести, но такой мешок в мусоропровод бы точно не влез. Наверно, Гена сразу тащит всё это во двор, к контейнеру…

— Значит, не поедешь? — спросил за спиной Гена, и я чуть не разбила тарелки, которые как раз ставила в шкафчик.

— Нет, не надо этого, — торопливо ответила я.

— Как знаешь, — он протянул руку и включил чайник. — А я опять сяду.

— О чем вы?

— О том, — мрачно ответил Гена. — Рецидивист я, мля…

— Я не понимаю, — сказала я, вытерла руки и села напротив. Геннадия я опаслась, как большой собаки, вроде бы дружелюбной, но… как знать, что у нее на уме?

— Я ж сказал, что сидел.

— За что?

— За то же самое, — буркнул он. — Молодой был и глупый. Вижу, парень девку по морде хлещет, ну и заступился. Он был здоровый, так что помахались хорошо… Только у меня-то разряд по боксу, пусть и юношеский, так что когда чувак заяву накатал, меня и взяли. Еще коза эта юлила, мол, они ругались просто, а я напал и навешал обоим… Ну и вот. — Гена закурил. — Институт я не закончил. Хорошо, жилье есть, тачка вот дедова, работа имеется, да и руки не из жопы растут. Жить можно.

— Гена, простите, я же не знала…

— Да даже если б знала, что толку? Ты пойми: скажешь, что мы с парнями тебя трахнули, вот и все, крышка нам. Думаешь, особо разбираться будут? Мы ж не мальчики-мажоры, которых на раз отмажут. У меня тут все либо с приводами, либо сидевшие…

— Зачем мне это? — спросила я, не дождалась ответа и добавила: — Можно, я такси вызову? Скажу маме правду, пусть торжествует…

— Сам отвезу, как прочухаюсь, — мрачно сказал Гена. — Один хрен я твое барахло не разгрузил.

— Гена… Я не стану ничего придумывать насчет насилия. Правда. Вы… да вы меня спасли!

— Посмотрим, как ты потом запоешь, — загадочно ответил он, покопошился в прихожей и приволок на кухню два объемистых пакета. — Давай, решай уже конкретно, остаешься или куда-то едешь? Потому что если не едешь, то я пива выпью, башка трещит, сил нет…

Я представила мамины нотации, вообразила, как она мгновенно усядется в любимое кресло с телефоном, чтобы оповестить всю родню и знакомых о том, как мне не повезло, да как я не послушалась и вышла замуж за этого… Словом, сама виновата. К вечеру, возможно, смягчится и признает, что я вовремя от этого ушла. И начнет пилить, мол, скорее подавай на развод и дели имущество. А что там делить, кроме вклада? Квартира Сашина, а свои вещи я почти все забрала…

— Я останусь, если можно. Пока синяк не рассосется, — сказала я, понимая, что делаю глупость, но… выхода не было. И не было хорошей подруги, у которой я могла бы отсидеться, и которая не перемыла бы мне косточки.

— Ну тогда пожрать сготовь, что ли? — с явным облегчением ответил Гена и, пошуршав в холодильнике, откупорил банку пива. — Я там вон картохи припер и всякого понемногу. Пойду лягу пока… Потом твое шмотье перетаскаю. Скажешь, чего тебе прямо ща надо, а что может в машине полежать.

— Спасибо… Обед на всех готовить? — спросила я.

— На кого — всех?

— Ну… товарищей ваших, — пояснила я. — Кто там был… Жека, еще кто?

— Сегодня тут никакой ночлежки не будет, — сказал Гена. — Говорю же, я на смену в ночь. Если будут трезвонить в дверь, посылай нахер. Ну да я увижу кого, предупрежу, чтоб не лезли.

Я молча кивнула.

— Не шуми, лады? — добавил он. — Я ночь не спал.

— Конечно. Во сколько будить?

— Ну как жрать сготовишь, так и буди, — милостиво разрешил Гена. — Я пошел.

— Ген, а можно… там сумка такая плоская, с ноутбуком, — попросила я. — Я тут, на кухне, хоть кино посмотрю в наушниках.

— Интернета нету, — сообщил он.

— И не надо, он у меня через мобильный модем.

— Ладно, ща припру, — вздохнул он, вышел и вернулся с ноутбуком и еще парой сумок. — Захватил заодно. Потом разберешь.

— Спасибо, — сказала я и принялась чистить картошку.

Из накупленных продуктов соорудить получалось только что-то вроде ирландского рагу, но, по-моему, вышло аппетитно. Во всяком случае, Гена явился на запах еще до того, как я собралась идти его будить, съел… нет, сожрал почти всю кастрюлю и показал мне большой палец.

— Задолбало с пельменей на макароны перебиваться, — доверительно сказал он. — А готовить влом.

Я покосилась на его внушительную фигуру. При таких габаритах макароны с пельменями явно не шли Геннадию на пользу.

— Хочешь, пальцем ткни, — предложил он, перехватив мой взгляд. Глаза у него были какие-то… своеобразные. Небольшие, серо-голубые, неяркие, но с очень цепким взглядом. — Жира нету, если ты об этом подумала.

— Я подумала, что вам явно нужно побольше, чем среднестатистическому человеку, — выкрутилась я. — И, Гена, вы много накупили, только оно… не сочетается. Давайте, я напишу, что нужно? Тогда будет вам суп или там жаркое…

— Пиши, — охотно согласился он. — Что-что, а пожрать я люблю!

«И выпить», — подумала я.

— И я не синячу, — добавил Гена, явно читая мои мысли. — Вчера у Жеки днюха была. Ну а что у меня тут ночлежка иногда… Потом расскажу, отчего так, если настроение будет, лады?

Меня совершенно не интересовала его ночлежка, поэтому я просто молча кивнула.

До того, как уйти на смену (я не стала спрашивать, где он трудится) Геннадий успел еще раз сходить в магазин и принести продукты по списку. По моим прикидкам, этого должно было хватить ему на неделю. С другой стороны, с таким аппетитом… не угадаешь. Это Саша ел понемногу и исключительно за столом, не где-нибудь у телевизора или компьютера на коленке, а вот Геннадий, судя по всему, предпочитал метать провиант хоть прямо из кастрюли, лишь бы побольше…

Я вовремя спохватилась и позвонила маме: сама она, по счастью, нам с Сашей не звонила никогда, будучи не в восторге от моего выбора и не желая общаться с зятем даже по телефону. Нелюбовь их была взаимной, и сейчас меня это обстоятяльство очень радовало.

Маме я обтекаемо сообщила, что с мужем у нас возникли некоторые разногласия, выслушала ее тираду — мол, надо было слушать старших, — ну а в завершение сообщила, что на пару дней съехала к подруге, чтобы дать мужу возможность подумать. На вопрос же, отчего не домой, честно сказала: оттуда до работы слишком далеко добираться, а возвращаться потемну так и вовсе страшно (тут я потрогала фингал). Маму, кажется, удовлетворило мое объяснение, и я выдохнула с облегчением…

Было уже достаточно поздно, и я, приняв душ (ванна была хоть старой и облупленной, но на удивление чистой), устроилась на ночлег. Пришлось, правда, забраться в шкаф за постельным бельем, но я решила, что Геннадий меня за это не осудит.

Я плохо сплю в чужих домах, а тут еще в голову лезло всякое да мерещились чьи-то шаги. К счастью, уснуть мне все же удалось… чтобы проснуться от жуткого грохота.

— Чё, разбудил? — просунулся в дверь Геннадий. — Это раскладушка со шкафа долбанулась.

— Зачем вам раскладушка?

— На полу спать фигово, там дует и пан Ежи ногами по голове ходит.

— Кто?! — не поняла я, но ответа не дождалась. — Погодите, я встану, ложитесь, пожалуйста…

— Так и будем посменно спать, что ли? — фыркнул Геннадий и вволок в комнату старую раскладушку. — Досыпай себе… ну или как хочешь. Я уж часа полтора как пришел, перекусить успел, помыться, а теперь буду дрыхнуть. До вечера не буди, лады? И пану Ежи пожрать дай…

Я кивнула и на цыпочках выбралась на кухню. Да… С оценкой аппетита Гены я явно ошиблась: он смёл практически всё, что я вчера приготовила. Даже, кажется, не разогревая…

Тут я невольно улыбнулась: и началось-то все с неразогретого ужина!

И еще мне хотелось знать, кто такой пан Ежи. Я видела на кухне мисочки, думала, что у хозяина квартиры кошка или кот, но больше никаких признаков обитания в доме живности не обнаружила: ни лотка, ни каких-то игрушек…

«Есть захочет, сам объявится», — решила я, заварила чай и устроилась на кухне. Почту проверить с моим модемом было можно, а большего мне пока и не требовалось.

«Интересно, будет ли Саша меня искать?» — подумала я, и в этот момент что-то коснулось моей ноги. От визга я удержалась усилием воли, поджала ноги, больно стукнувшись коленкой о столешницу, а потом глянула вниз.

Под столом копошился ёж. Самый обыкновенный здоровущий серый ёж.

— Ну и квартирка, — сказала я вслух. — Надеюсь, ты хотя бы не бешеный…

Ёж забавно хрюкнул, а я задумалась. Вроде бы они насекомоядные. И, кажется, на даче мы оставляли блюдечко молока на крыльце, а поутру находили пустым. Однако пили его ежи или соседские кошки, я не знала. Ну, попытка не пытка!

От молока пан Ежи не отказался. Сырой фарш тоже слопал за милую душу и явно хотел еще, но я побоялась давать ему слишком много: откуда мне знать, чем кормит его хозяин?

Фингал мой выглядел прекрасно. Я имею в виду, феерически разноцветно, а должно было стать еще хуже. Ясно было — тремя днями я точно не отделаюсь, придется брать дни в счет отпуска, но это лучше, чем больничный: и заплатят чуть побольше (и не придется показывать участковому врачу эту вот красоту). Так я начальнице и сказала — я имею в виду, о своих выводах, а не о фингале. Та выразила неудовольствие, но особенно пилить не стала: работы было немного, из-за отсутствия одного сотрудника далеко не ключевой должности ничто особо не пострадает…

На этот раз я на всякий случай приготовила побольше. Должно быть, Геннадий шел на запах, потому что в комнате скоро заскрипела раскладушка, раздался грохот (видимо, она сложилась под тяжестью хозяина квартиры), ругань, а потом и сам Геннадий пожаловал на кухню, зевая и почесываясь.

— Вот парадокс, — философски сказал он, закуривая. — Пока в доме жрать было нечего, я мог выспаться. А теперь есть пожрать, но я не могу спать.

— Так вы поешьте да ложитесь снова, — сказала я. — Вам еще не скоро выходить.

— Да нет, если я проснулся, уже смысла нет заваливаться… — махнул он лапищей, потом прищурился и посмотрел на меня. — Хороша-а-а! Зря ты не захотела в больничку. Вдруг сотряс?

— О вас, что ли?

— Очень даже свободно, — хмыкнул он и расправил могучие плечи. — Ноги-то хоть поджили?

— Да, спасибо… Гена, а откуда у вас пан Ежи? — не удержалась я.

— А ты думаешь, я помню? — спросил он. — Правда, хрен разберет, откуда он взялся и какой мудак его притащил. Просыпаюсь однажды, ноги на пол спустил — и прям на него! Не понял ничего спросонок, футбольнул на Димку, тот на Жеку. Кто громче орал, и не упомню… Всех допросил — молчат. А может, — добавил Гена, — я сам припер. Хотя откуда бы в городе ёжу взяться?

— Возможно, кто-то пошутить решил?

— А хрен их разберет… — Он закурил очередную сигарету. По-моему, когда Геннадий не ел, не пил и не спал, он курил. Хотя как минимум три этих занятий можно было совмещать. — Дураки малолетние.

— Зачем же вы их спаиваете? — не выдержала я.

Геннадий посмотрел на меня долгим взглядом, и я поежилась.

— Дура ты, — сказал он наконец и встал. — Пойду, правда, покемарю еще часок…

В комнате снова скрипнула раскладушка, пан Ежи протопотал туда и, судя по шуршанию, забрался либо под диван, либо под батарею.

Я посидела минут пять, потом осторожно прошла в комнату и присела на диван.

— Гена, — шепотом позвала я. — Извините. Я о вас ничего не знаю, и я не хотела вас обидеть…

— Я тоже, — ответил он, не открывая глаз. — И хватит, блин, мне «выкать»! Дай поспать!

Я на всякий случай снова ушла на кухню и уткнулась в ноутбук — было, что посмотреть и почитать. Очнулась я, только когда Геннадий потыкал меня пальцем в плечо, и сдернула наушники.

— Я пошел, — сказал он, дожевывая бутерброд. — Там есть еще, чё пожрать, или заскочить купить? Я еще успеваю.

— Хлеба нет, сыр кончился, ну и так… что сами… сам захочешь, — ответила я, сунувшись в холодильник. — Может, зелень какую-то, я не знаю, что ты любишь.

— Я, Поль, люблю жрать, — печально ответил Гена и взял еще один бутерброд. — А что именно, мне все равно. Можно и пельмени, только они уже поперек горла. Это я к тому, что разносолов не надо. Борщ свари, что ли? Или щи. И побольше, чтоб надолго хватило, чего, каждый день у плиты стоять, что ли?

Я про себя подумала, что если водятся на свете женщины из разряда «мечта поэта», то Гена вполне тянет на мечту среднестатистической домохозяйки: наготовила борща или котлет на неделю вперед, и спи-отдыхай. Да, как в той сказке…

— Короч, я ща до магазина сгоняю, — сказал он, натягивая куртку, — давай, пиши, чего покупать.

Пока он обувался, я живо настрочила список, подчеркнув критически важные позиции вроде мяса и овощей, и Гена ушел. Из угла выбрался пан Ежи и посмотрел на меня с укоризной. Глазки у него были, как черные бусинки, а мордочка оказалась на диво выразительной. И, кстати, если ежа осторожно погладить, он вовсе и не кажется колючим. Можно даже за ушком почесать…

Саша был категорически против домашних животных: с собакой нужно заниматься, выгуливать, да и ест она много (ну а маленьких комнатных песиков, которых можно приучить к лотку, он за собак не считал), кошки же пахнут, метят, либо их надо стерилизовать. И все животные портят мебель и дерут обои. Да еще дорогой корм, прививки, шерсть повсюду! Словом, одни неприятности… Хомячки, шиншиллы — это вовсе неинтересно, а за аквариумом нужно следить. И если кошку еще можно оставить на попечение соседа, то куда девать остальных, если приспичит съездить в отпуск вдвоем? В отпуск мы, правда, не ездили, копили деньги, но вдруг?

— Гля, признал тебя, — сказал Гена, грохнув сумки на табуретку. — Так-то он обычно по углам ныкается, ссыкливый… Кстати, у него лоток под ванной. Он его туда вечно запинывает, хоть к полу прибивай, блин! Ща достану…

— Так может, шнурком привязать к какой-то трубе? — спросила я. — Дырочку пробить, проволочку или шнур протянуть — и все. Ну, чтобы не лазить каждый раз.

— Точно, — хмыкнул он, — сделаю, как со смены приду, пока пусть так стоит. Ты ему пожрать дала?

— Ген, а что он ест? А то вдруг нельзя ему? Мясо ел, молоко тоже…

— Молока много не давай, обдрищется. Мясо можно, а еще он кошачий корм трескает, — Гена зарылся в холодильник. — Блин, кончился. Ладно, до завтра перетопчется, я по пути куплю. Яблоки затачивает, бананы тоже. Черт знает что, а не ёж!

Пан Ежи забавно фыркнул.

— А он… ну… привитый? — не удержалась я.

— Угу. Брат его таскал к вету, когда он появился. Тогда кольнули, а ща зачем, если он дома сидит?

— Можно на обуви притащить заразу, — сказала я. — Мало ли на улице бродячих животных? Не угадаешь, чем они болеют.

— Правда? — Гена почесал стриженый затылок. — Я че-то об этом не подумал. Ну, если Федька придет, скажи ему, чтоб отнес зверя в больничку. Я денег оставлю.

— А… Федя — это кто? — осторожно спросила я.

— Ну, брат мой… Он не здесь живет, если что, — пояснил Гена. — Заходит иногда. Короч, узнаешь: он с меня ростом, мордой похож, только худой и заикается сильно. И слышит хреново, так что надо говорить громко и с расстановкой. Ну, как точку ставить после каждого слова. Все, я убёг…

— До завтра, — сказала я ему вслед и снова погладила пана Ежи.

Кошка, конечно, была бы лучше. Они пушистые и так славно урчат… Интересно, кошка может ужиться с ежом? С собаками ведь уживаются как-то!

Я встряхнула головой, поняв, что мысли завели меня куда-то не туда.

Обитать в чужой квартире было не то чтобы неприятно, но уж точно неуютно. Не было привычного гардероба, я не знала, где что хранится (да и негде тут было хранить что-то существенное), диван был жестким и впивался в ребра всеми пружинами, на кухне не хватало привычных полотенец, прихваток, да банальных ложек, наконец! «Руками они едят, что ли?» — подумала я, выволакивая мусор за дверь. Большой мешок Гена унес, но я и после его ухода насобирала по углам несколько пакетов всякой мелочи. Да что там, одних пивных бутылок в диване оказался целый склад: я думала, в ящиках может храниться белье или там пледы, но увы…

Саша считает, что у меня психоз или невроз: я не могу видеть полное мусорное ведро или загаженную плиту. Возможно, в этом виновата моя мама, говорит он, ведь у нее пылинка на книжной полке — повод для скандала, я уж молчу про залежавшийся в холодильнике сыр, чуть тронутый плесенью, или черствый хлеб. Впрочем, сам он тоже не переносит ничего подобного, и брошенная мной на стул футболка причиняет ему душевные муки.

«А на съемной квартире или комнате будет еще хуже, — подумала я, брезгливо заталкивая в мусоропровод отходы. Перчаток, понятное дело, не было, я использовала вместо них пакет из супермаркета. — Гене, похоже, вообще нет дела до того, что творится кругом, а там будут соседи, хозяин квартиры…»

— Погоди, погоди! — окликнул кто-то, и по лестнице, тяжело ступая, поднялась полная женщина с пакетом. — Не дергай так, там что-то сломано, заедает. И помногу не суй, а то засор будет.

— Спасибо, — сказала я, выпрямившись, — я не знала.

— А ты… — женщина нахмурилась, увидев мое лицо. — Кто это тебя так?

— Муж, — ответила я, запихивая в ковш мусоропровода бутылки и прочий мусор. Думаю, от моего вранья Саше ничего не сделается.

— Я тебя не помню, — сказала она. — Ты с какого этажа?

— С шестого, — кивнула я на пролет вверх.

— Там нет женатых…

— Я в гостях, — произнесла я. Всю жизнь ненавидела общаться с соседями!

— А! У Генки, что ли? — радостно спросила женщина. — Тьфу ты, а я думаю, кто это у нас руки распустил да почему я тебя не знаю…

— Да, но я тут ненадолго.

Спустив последние бутылки в зев мусоропровода, я скомкала пакет и уступила место монументальной даме

— Я Ираида Андревна, — сказала она, привычным движением закинув свой мусор в ковш. — Можно тетя Ида. Ирин у нас в доме пять человек наберется, поэтому удобнее так.

— Полина, очень приятно, — ответила я.

— Ты с Генкой загуляла, что ли? — непосредственно спросила тетя Ида. — За что муж-то приласкал?

— Неважно. Гена мне помог, — сказала я, подивившись, что кому-то нравятся такие гориллы. — Синяк сойдет, и я уеду. Он…

— Да я его с рождения знаю, — отмахнулась она, — что ты мне рассказываешь! Всех в дом тащит, душа добрая… хорошо хоть, мозги на месте, попрошаек сразу пинком под сральник налаживает!

Меня покоробили ее слова, но я промолчала.

— Если что — я в стописятой, — сказала тетя Ид. — Генку не бойся, он даже пьяный не опасный. А вот дружки у него всякие, так что все ж поглядывай. А, Поль, а за что муж-то тебя?..

— Ужин не разогрела, — честно ответила я, — и на работе задержалась, встречать пришлось.

— А давно женаты-то?

— Три года скоро.

— Гони его ссаными тряпками, — авторитетно произнесла она, сунула руку в карман халата, вытащила пачку сигарет, зажигалку и задымила. — Будешь?

— Спасибо, не курю.

— Короче, гони. Или любовь большая? — прищурилась тетя Ида, стряхивая пепел в ржавую консервную банку, прилаженную к перилам. — Дети есть?

— Нет, — покачала я головой. — Куда в однушку с ребенком? Копили на квартиру побольше…

— Ай, чего мы стоим? — фыркнула она. — Пошли ко мне. У меня шарлотка свежая.

— Я дверь не заперла, — попыталась я отбиться.

— Да и хрен с ней, что там у Генки брать?

— А если ёж убежит?

— Жрать захочет — прибежит, — ответила тетя Ида, затушила сигарету и потащила меня за собой. Судя по всему, пана Ежи тут знали. — Пошли, чаю попьем. У Генки, поди, опять шаром покати…

— Он много чего накупил, — сказала я. — Бестолково, правда, но кое-что приготовить можно.

— Ну, ничего, хоть горячего поест, а то перебивается всухомятку, — вздохнула она и втолкнула меня в квартиру.

Эта была побольше, двухкомнатная, в меру чистая (я имею в виду, клочья пыли по углам не катались), светлая и захламленная: гора верхней одежды на вешалке, на банкетке вперемешку брюки с юбками, ботинки свалены как попало у двери… С кухни ошеломительно пахло яблочной шарлоткой.

— Заходи, — кивнула тетя Ида. — Сейчас чайку соображу.

— Можно, я руки помою? — попросила я. — А то мусор же…

— Ага, давай. И чашки с блюдцами достань, они в полке над раковиной.

Пока закипал чайник, тетя Ида живо нарезала шарлотку и положила мне изрядный кусок.

— Как ты к Генке попала-то? — спросила она с живым любопытством.

Скрывать было нечего, я и рассказала, как было дело. Дослушав, тетя Ида покачала головой и подперла три свои подбородка кулаком.

— Не-ет, гнать такого мужа поганой метлой, — сказала она серьезно. — У меня был похожий. Сперва такой правильный-правильный, носки сам стирал, «Идочка-Идочка, что купить, куда сходить?»… потом обнаглел, я его и выперла. Хотя ревела, конечно. Но я еще молодая тогда была, вроде тебя, глупая…

— Мама сразу сказала, что Саша ей не нравится, — вздохнула я. Шарлотка была выше всяких похвал. — А я…

— Думала, переделаешь? — фыркнула тетя Ида. — Не выйдет. Я на двоих обожглась, а вот третьего ни на кого не променяю, пускай он всего-то мусоровоз водит. Да и сын… не профессор, машины чинит. Хоть и от аспиранта — это первый был.

— Ясно… — негромко сказала я. Шарлотка вдруг сделалась безвкусной и встала поперек горла. — Только выгнать мне мужа некуда, я в его квартире живу.

— Ну так к мамке возвращайся, чай, не прогонит! — фыркнула тетя Ида. — Мне-то проще было, конечно: это мужья ко мне приходили. Родительская квартира-то, второй вот на нее зарился, так шиш ему! Лёньке моему достанется.

— Спасибо, я пойду, пожалуй. Нужно приготовить что-нибудь.

— Иди, конечно, — кивнула она и встала, поправив желтый в багровых розах халат. — Пойдем, выпущу, там защелка хитрая…

Мы уже подошли к двери (впрочем, что там идти, кухонька крохотная), как грянул звонок.

— Ой, ну кто там еще… — тетя Ида распахнула дверь, а за ее внушительной фигурой мне ничего не было видно. — Ты чего?

— Д… д-дверь о-о-открыта, — выговорил кто-то. — А… а Г-генка н-на см-мене. А?

— Это она вон не закрыла, — женщина отступила в сторону, и я увидела гостя.

Сперва мне показалось, что это Гена, только исхудавший раза в три. Лицо — один в один, но прическа другая, не короткий ежик, а довольно длинные волосы, да и взгляд не такой. У Гены он был прямой, давящий, а у этого парня — чуть искоса, как у виноватой собаки.

— Зд… здрасьте, — выговорил он.

— Здавствуйте, — ответила я и сообразила: — Вы, наверно, Федор? Гена предупредил, что вы можете прийти.

— А?

— Да не слышит он, — вздохнула тетя Ида. — Идите к себе перекрикиваться, сейчас новости начнутся… Федьку не бойся, он безобидный. И что ты ему выкаешь?..

Она набрала воздуху в легкие и отчеканила, тыча парня пальцем в грудь.

— Домой! Иди домой! С Полей!

— Ага, ага, — ответил он и пошел впереди меня, то и дело оглядываясь. — Я Ф-федя.

— Я знаю, — ответила я и добавила как могла четко: — Я Полина. По-ли-на!

Федя кивнул и открыл мне дверь.

— Я… я… — он мучительно поморщился и развел руками. — Н-не могу… Не-е… знакомые… И всё.

— Не переживай, — сказала я, решив, что и впрямь можно обойтись без политеса. — Обедать будешь? О-бе-дать?

Федя закивал головой, и я заметила у него под волосами слуховой аппарат. Да, если он и с ним почти ничего не слышит, плохо ему живется…

Ел он точно как Гена, только поспевай подкладывать.

— Сп… сп-па-асибо, — выговорил наконец Федя, застенчиво глядя на меня. — Я пойду. А… а… п-пан…

— Еж сыт! — сказала я, тщательно артикулируя. Если Гена смотрел в глаза, то Федя — на губы, я заметила. Видимо, частично читал по губам. — Гена сказал — к врачу!

— А? Мне н-не надо!

— Ежа — к врачу, — повторила я.

— А он з-заболел? — встревоженно спросил Федя.

Я покачала головой. Да как с ним разговаривать, не могу же я кричать на весь этаж? Хотя тут стены толстые, дома я слышала соседский телевизор, а тут нет… Ну ладно.

— Укол. Чтобы не заболел, — громко и четко произнесла я. — Гена велел. Скажи врачу — прививка! Деньги вот…

— П-понял! — обрадовался Федя. — Иду!

— Погоди!

Я нашла в сумке блокнот, вырвала страничку и написала «нужна прививка от бешенства и другие по необходимости, еж домашний, на улице не бывает».

— Передай врачу, — сказала я Феде и отдала ему листок. Он прочитал и кивнул с явным облегчением: объясняться с ветеринаром самому ему было не под силу.

И на что рассчитывал Гена, интересно? И где была моя голова? Чем кричать на весь подъезд, проще было сразу общаться записками!

Пан Ежи дался Феде в руки совершенно спокойно, не пришлось выковыривать его из-под дивана, а переноска нашлась у какой-то соседки, как я поняла из путаных объяснений Феди, который полчаса бегал по этажам. Бегал, конечно, это громко сказано — он замето подволакивал левую ногу, но ему это вроде бы не мешало.

Закрыв за ним дверь, я попыталась было отвлечься фильмом, но не выходило. Мне было как-то не по себе в этой квартире, хотелось в свою уютную норку, ну, хотя бы к маме… Только не было у меня своей норки. Гена — и тот деликатнее мамы, если честно. Дома, пусть одна комната и считается моей, в нее в любой момент могут зайти родители, как привыкли с моего малолетства. Ну а все время быть настороже и отчитываться, что за фильм ты смотришь — это уж чересчур… Кто-то из знакомых советовал поставить на дверь замок, но сделай я так, скандал был бы оглушительный! Да и потом, кто мешает этот замок выломать, пока я на работе? Увы, это не вариант…

«Значит, буду снимать комнату», — решила я. Какое-то время придется пожить дома, подыщу вариант, сама или через знакомых, а там будет видно.

Саша, кстати, так ни разу и не позвонил. Даже если он посеял телефон той ночью или его присвоил кто-то из компании Гены, он ведь мог бы набрать мой номер с городского! Если помнил его наизусть, конечно… А может, меня уже ищет полиция? Хотя нет, кажется, заявление принимают только через три дня, тем более, я звонила маме, а у нее-то, наверно, в первую очередь поинтересуются, не к ней ли я пошла? Да и мне могли позвонить…

Впрочем, рассуждать можно было сколько угодно, от этого ничего не менялось.

Через два часа пришел Федя с недовольным паном Ежи: тот сразу забился под ванну и выходить не желал, только недовольно фыркал.

— Сд… сделали у-укол, — сообщил Федя довольно. — Д-долго д-думали, ско-олько…

— Сколько платить?

— Не-ет! Колоть! К-как к-кошке или кому.

Федя заикался довольно странно: то чуть не на каждом слове, так что разобрать его речь было сложно, то говорил почти внятно. Наверно, когда он перестал волноваться и считать меня вовсе незнакомой, ему стало легче.

— П-пойду домой, — сказал он, — пока! А! Забыл…

Он вытащил из кармана куртки несколько пакетиков кошачьего корма и еще что-то.

— В б-больничке дали, — пояснил Федя. — Ежу. Ну типа ре-е-еклама.

— Ясно, — кивнула я, — пусть попробует. Вдруг понравится?

Федя покивал и вышел из квартиры. Интересно, он сказал «пойду домой», где же он обитает? Вряд ли один, наверно, с родителями… Ну а почему Гена живет сам по себе, и так понятно — взрослый мужчина, компания у него, мягко говоря, своеобразная…

Тут снова раздался звонок в дверь.

— Кто там? — настороженно спросила я. Глазка тут не было, дверной цепочки тоже, а саму дверь вполне можно было высадить, просто навалившись всем телом.

— А Генка дома? — спросили снаружи. Голос был совсем молодой и смутно знакомый.

— Нет, на смену ушел.

— А-а-а… блин, точно, среда же! Ну лана…

— А у вас что-то срочное? — зачем-то спросила я.

— Да не, мне б до утра перекантоваться… — За дверью тяжело вздохнули. — А то маманя домой не пускает.

«О господи», — подумала я и открыла дверь. На пороге стоял мальчишка лет пятнадцати, долговязый, прыщавый и тощий.

— Входи уж, — сказала я, решив, что если этот парнишка знает Гену и приходит к нему ночевать, то хозяин квартиры не рассердится. — Тебя как зовут?

— Жека, — ответил он, — а тебя я помню. Мы тебя из сквера тащили. Хрена ж себе у тебя фонарь…

«Ах вот почему голос знаком!» — подумала я, вслух же сказала:

— Есть хочешь?

— А то! И это, извини… Я не удержал, — вздохнул он и протопал на кухню. — Поддали же. Мне восемнадцать стукнуло, мы и отмечали…

— Я думала, тебе меньше, — сказала я.

Странно было как-то разговаривать с юношей намного моложе меня, я не представляла, как себя вести. (И хорошо, что я не пошла в педагогический, а то сидел бы теперь передо мной за партой такой вот Жека, и как с ним общаться?)

— Угу, я недоросток, — фыркнул он, наворачивая суп. — Кла-асс! Повезло Крокодилу!

— Почему крокодилу?

— Потому что Генка, — объясил Жека. — Ух, и нажрался я… Спасиб. Пойду, мож у кого еще перекантуюсь…

— Постой, — подняла я руку, — а почему тебя домой-то не пускают? Натворил что-нибудь?

— Да я много чего натворил, — вздохнул он и пригорюнился. — По мелочи, но все же… Ну, короч, маманя сказала: совершеннолетний — вали в общагу. У ней там сеструха моя с мелким, — пояснил Жека. — А место в общаге еще пока выпросишь… Вот и кантуюсь по знакомым. Ну да Генка к коменданту заглянет, вопрос решится… Раньше надо было думать, а я тянул, дебил!

— Ты учишься, да?

— Ага, на автослесаря. В ПТУ нашем. А чё, дело хорошее, руки у меня не из жопы растут, — с заметным удовлетворением сказал Жека и почесал белобрысую макушку. — Научусь, пойду вон в сервис, у Генки какие-то знакомые знакомых там есть, возьмут хоть учеником, а там видно будет…

Я помолчала.

— Жека… — наверно, надо было звать его Женей, но уж как назвался. — А зачем вы так напились-то? Я понимаю, день рождения, но тебе всего восемнадцать!

— Ну и чё? — равнодушно ответил он. — У нас тут вообще… Вон по ту сторону сквера, знаешь, где глухонемые? Интернат? Вот там все приличненько. А тут мрак. Фиг знает, почему так. Куришь?

Я покачала головой, а он достал пачку сигарет и вопросительно посмотрел на меня.

— Да кури, Гена смолит постоянно, — вздохнула я. — Потерплю. Форточку только открой.

— Ага… Поль, я чайник включу?

— Включи, — сказала я. — Тебе ближе. Слушай, а Федя… это младший брат Гены? Он приходил недавно…

— Угу, младший, — кивнул Жека. — Но ты лучше самого Генку спроси. Он не любит, когда о Федьке болтают.

Я кивнула. Жека моргал короткими белесыми ресницами, и видно было, как ему не хочется уходить в ночную темень.

— Ты ложись на раскладушку, — сказала я. — Гена мне диван уступил, а сам на ней спит. Наверно, не рассердится?

— Да я и на полу могу! — оживился Жека. — Я тихий, правда, даже не храплю!

— Иди тогда, умывайся и ложись, я тут посуду помою, — сказала я.

Когда я пришла в комнату (и уже не думалось как-то, что ночевать с абсолютно незнакомым парнем в чужой квартире опасно), Жека уже сопел. Раздеваться он не стал, улегся поверх хозяйской постели и укрылся тем самым ободранным пледом. Впрочем, в комнате было тепло, так что замерзнуть ему не грозило.

Я тоже улеглась и задумалась, глядя в потолок. Что теперь делать? Нет, как синяк сойдет, я уеду к маме, вещи только заберу, но… Жить с ней — то еще испытание. Перетерпеть бы, пока найду комнату…

Проснулась я от звонка в дверь, а скосив глаза на часы, поняла, что еще нет и пяти утра. Полиция, что ли? Хотя с чего бы вдруг?

— Ген, пусти, а? — безнадежно попросили за дверью. — Ой…

За порогом стояла девчонка непонятного возраста: ростом с меня, фигуристая, но с еще детским лицом. Одета она была в ветровку и драные джинсы, короткие черные волосы, явно крашеные — видны были светлые корни, — стояли дыбом, нос и левая бровь были проколоты, я уж молчу об ушах, унизанных разномастными серьгами…

— Заходи, — сказала я и пропустила ее в квартиру. — Что случилось?

— Да папка выпил и буянит, — шмыгнула она носом. — Мать на смене, а мне куда?.. Я думала, он угомонится и спать ляжет, а он все расходится… Генка всегда пускает…

— Иди умойся и ложись, — сказала я. — Ой. На раскладушке Жека спит. Ладно, я пока погляжу, можно ли диван разложить…

— Можно. Мы на нем вшестером дрыхли, давай, покажу, как с ним обращаться!

— Звать-то тебя как? — безнадежно спросила я.

— Настя, — ответила она.

С Настей мы спали на разложенном диване до утра, пока меня не разбудил Гена.

— Устал насмерть, — сказал он мне, потыкав пальцем в плечо. — Не трожь до вечера.

— Жека и Настя…

— Насрать, они тут часто… Отстань и подвинься, лягу.

Я пожала плечами и ушла на кухню. Через полчаса ко мне на цыпочках пришел Жека, схватил бутерброд, выхлебал кружку чаю и сбежал, шепнув, что уже проспал первую пару в своем ПТУ, и теперь ему… в общем, ему влетит.

Потом подхватилась сама Настя и с писком, что опаздывает в школу, собралась в две секунды и исчезла.

Это была очень странная квартира, вот что я поняла, поэтому, дождавшись полудня, отзвонившись маме и приготовив обед, поднялась к соседке. Никогда не любила общаться с такими вот тетушками, но, судя по всему, именно она могла посвятить меня во все здешние тайны.

— А, эт ты, Поль? Заходи, — тетя Ида что-то жевала, а вместо халата сегодня была одета в спортивный костюм веселенькой расцветки. — Чего случилось?

— Ничего, я тут вот пиццу сделала, решила вас угостить, — ответила я.

— Давай! — обрадовалась она, — Сейчас чайник поставлю. Ты проходи на кухню, в зале муж спит…

— Ой, извините, я не хотела мешать!

— Да какое мешать, его пушками не разбудишь! Мой руки да усаживайся, хоть поболтаем…

Налив чаю, тетя Ида села напротив меня и подперла рукой подбородок.

— Ну чего? — спросила она. — Приспособилась?

— Нет, — честно ответила я. — Скажите, а… вот все эти ребята — они кто?

— Какие ребята-то? Про Федьку я сказала, это у Генки спрашивай сама.

— Вчера пришел Жека, под утро явилась Настя…

— А! Ну, Женька у нас часто гостил, — довольно улыбнулась тетя Ида. — Что смотришь? Я в милиции служила, в детсткой комнате. На пенсию вот вышла, слава богу! Но Женька не буйный, просто хулиган. А Настя… Настя… Она какая из себя?

— Да я ее толком не рассмотрела. Ростом примерно с меня, волосы короткие, крашеные, сказала, что отец выпил и разошелся, и она пошла ночевать к Геннадию… гм…

— А! Это Федотова из второго подъезда, знаю. На воровстве попадалась, но это она не от хорошей жизни, так что не бойся, ничего не сопрет. Сейчас у них наладилось кое-как, на еду хватает — отец зарабатывает. Но буянит, — тетя Ида поджала губы. — Или ты думаешь, что она того… проститутка малолетняя?

— Да нет, что вы, по-моему, вполне приличная девочка, хотя немного странно одета, ну и волосы, серьги эти… Хотя в ее возрасте это нормально. Вот только…

— Только к Генке ходит. — Она вздохнула. — К нему половина района ходит. Ты, видно, не здешняя, не знаешь.

— Ну, я живу поблизости, — сказала я, — там, за сквером. Раньше жила еще дальше, пока замуж не вышла.

— Так это разве поблизости? За сквером, считай, уже другой мир, — вздохнула она. — Прямо как в кино, показывали тут: шаг шагнул — оказался не здесь.

— Вообще-то похоже, — согласилась я и взяла ватрушку. — Я первый раз такое вижу и, честно скажу, перепугалась…

— А я тебе сказала — Генку не бойся. Он иногда надирается, песни орет дурниной, если друзья придут, но вот не упомню, чтобы тут дебоши были. Он своих собутыльников сам урезонивает, ты ж видела, какой он, даст по шее, да и всё… — Тетя Ида вздохнула. — И девок не водит. Ну вот разве таких, как вы с Федотовой.

— Да нет, его я почему-то совсем не испугалась, — чуть покривила я душой. — А все-таки… эти молодые люди — они кто?

— Да никто, — ответила тетя Ида. — Соседи. Настю папаша бить не бьет, но как выпьет — девка на стену лезет, он ее воспитывать начинает. Она ничего, нормальная, дурит — ну так ей почти четырнадцать, кто не дурил?

— Я думала, она старше. У нее фигура совсем как у взрослой.

— Вымахала, кобыла, — махнула рукой соседка. — Лиза еще появлялась. Эта совсем чокнутая, но тоже не опасная, просто странная. Ей лет под пятьдесят, а выглядит моложе Насти, невзрачная такая… Вот о ней ничего не знаю, да и Генка не знает, на улице ее подобрал. Ребята… ребята разные, но уж все примелькались. Про Женьку сказала, да?

— Да. А почему его домой не пускают? — спросила я.

— Как не пускают? — нахмурилась тетя Ида.

— Он сказал, что ему исполнилось восемнадцать, и теперь мать велела ему выселяться в общежитие, — припомнила я. — А он не оформил документы заранее, поэтому пришел ночевать к Гене.

— Я сейчас Тамарке вложу, — зловеще произнесла соседка и оглянулась в поисках телефона. — Додумалась! Места у нее мало!

— Женя сказал, там его сестра с ребенком…

— А, — остановилась тетя Ида. — Опять Светка от мужа ушла! Ну, тогда Женьке лучше одному будет, у Гены поживет пару дней, потом заселится в общежитие.

— Да, он сказал — Гена поможет, — кивнула я. — Ираида Андреевна, а кем он работает-то? Он не говорил, к слову не пришлось.

— На каком-то складе грузчиком, — охотно ответила она. — Ну, мужик здоровый, а платят, говорит, хорошо. Ему того и надо: образования-то нет, жить на что-то надо, брату подкидывать, опять же…

— Это Феде? Который приходил?

— Да, ему. Его тоже не бойся, он инвалид, но голова у него в порядке. Родился таким, — сообщила тетя Ида. — Забыла, как называется… Видела, он ногу волочит? Вот это оно. Ну и заикается, не слышит, опять же. Если б им занялись пораньше, он бы совсем нормальным был, ну, хромает да на ухо туговат, подумаешь…

— А с кем он живет? Неужели один? — осторожно спросила я. — Женя сказал, чтобы я не расспрашивала, но…

— Гена не любит, чтобы о его брате болтали, — сказала соседка. — Хотя чего стесняется, не пойму! А живет Федя с отцом, тот тоже инвалид — травму на производстве получил и не видит почти ничего. Федя сильный, куда надо доведет, а то и донесет, прибираться и готовить может, а у отца их голос ого-го какой, он бригадой командовал, так что всяко докричится. Вот и живут, им пенсий по инвалидности на жизнь кое-как хватает, да и Генка подбрасывает… Они разменяли квартиру, — пояснила она. — Отец с Федей остался, а Генка один. Он жениться собирался, да вот влип по дурости, так один и кукует.

— Вон оно как, — протянула я. — В самом деле, словно в другой мир попала… Я такое только в кино видела.

— Ну так… вон как Ларочка из дома неподалеку говорит: любую старуху расспроси, историй на десять сериалов хватит!

Вспомнив о сериале, она выразительно взглянула на часы, и я поспешила распрощаться, спросила только напоследок:

— Ираида Андреевна, синяк очень заметный?

— Да уж почти не видно, — сказала она, приглядевшись. — Вот на руках — да, видно, а тут запудрить разве что.

— Спасибо, — сказала я и ушла к себе. То есть к Гене, который спал и просыпаться не собирался.

Я накормила пана Ежи и снова устроилась на кухне с ноутбуком, а перед тем поставила готовиться овощное рагу. Сразу огромную кастрюлю: вдруг снова гости нагрянут?

Я угадала: сперва пришел Жека с приятелем (правда, надо отдать им должное, они приволокли несколько кило картошки и пять пачек пельменей. Потом пришла Настя с пакетом яблок, а я перетряхнула запасы и решила, что можно сделать шарлотку. Этим мы с ней и занялись, пока парни смотрели футбол.

— А ты-то откуда? — спросила Настя, вкривь и вкось нарезая яблоки. — Я тебя не помню.

— Я тебя тоже, — ответила я. — Ираида Андреевна верно сказала: живем через сквер, а будто другой мир…

— А! Ты оттуда, — махнула она куда-то назад рукой с зажатым ножом, — тогда ясно. Там нормальные люди живут.

— А здешние-то чем плохи? По-моему, такие же, — недоуменно ответила я. — Во всяком случае, ни Гена, ни кто-то из парней, что тут ночевали, ко мне не приставали даже.

— Ко мне тоже. Но это Генка. Он если узнает, что кто-то лез, башку оторвет, — сказала она. — Ты не понимаешь просто. Я ж тоже бываю на том краю у одноклассниц, они совсем другие. Как ты.

— Что значит — на том краю? — у меня по спине побежали мурашки.

— То и значит. Там, за сквером. Ты же сама сказала, что оттуда, — Настя смотрела на меня глазами взрослой женщины, и мне становилось все страшнее. — Кого ты там знаешь?

Я подумала и развела руками:

— Я всего три года у мужа живу, еще не познакомилась толком даже с соседями…

— Ну ты даешь, — вздохнула Настя и сунулась в духовку. — Смотри, я правильно поставила? Я в этом не секу, блин…

— Убавь, пусть печется. Так что с этим сквером не так?

— С ним всё так, а люди там и тут разные. Или вовсе не люди, — спокойно ответила она и почесала в затылке. Черные вихры встали дыбом. — Я пойду башку помою, а с пирогом ты сама, я не втыкаю, как с ним быть.

Я осталась следить за шарлоткой, а когда на запах прибрел Жека с приятелем (того звали Димой), велела им вымыть посуду, как поедят, а сама оделась в комнате (Гена спал беспробудно) и ушла. Если зеркало в ванной не врало, синяк в самом деле почти исчез, немного косметики (Настя без зазрения совести увела у меня помаду, потому что ей «в самый раз, а тебе ярко») — и ничего не заметишь.

Я вышла в тот самый сквер, чтобы срезать дорогу до дома: в конце концов, там оставались еще мои вещи. Обычный сквер, что в нем особенного? Там вообще никого не было в этот час.

На детской площадке возле нашего дома играли дети, с визгом и воплями скатывались с горки, лазили по городку-крепости… Присматривали за ними в основном бабушки, но я заметила и мужчину — рослого, чуть ли не выше Гены, полуседого, хотя на вид ему было вряд ли больше сорока. Он выгуливал двойняшек (во всяком случае, одеты дети были одинаково, и кто там мальчик, а кто девочка, я не разобрала). Услышала только от старушек:

— Ну Ленк, сейчас не модно девочек наряжать. Ты ж кино про этих… боевых пловцов смотришь! Так может, она служить пойдет, а брат… да хоть в эти, модельеры, вот!

Бабуля засмеялась, вторая подхватила.

— Да что там спорить, — сказала она, — главное, парень живой-здоровый, да дети удались. Так, он когда на смену? Сегодня пятница?

— Ага.

— Тогда, получается, в выходные с ними Лариса, это удачно совпало, — кивнула старушка, — В понедельник мы из садика заберем, а потом снова он.

— Нет, у него там какие-то стрелялки-пулялки, чемпионат, что ли? Да ну его, что нам, сложно, что ли? Все веселей, — хмыкнула первая соседка. — Наши-то уже взрослые, у тебя вон правнук в школе…

— Ничего, у нас приемные внуки есть, — вздохнула вторая. — И то не в тягость. В Ларису удались, веселые и спокойпые, а то папаша иной раз как зыркнет…

— Ну, сказала! Ох, Ленок, пойдем домой, новости скоро начнутся, заодно и чаю попьем… К тебе или ко мне?

— Ко мне, у меня медовик есть, с утра же говорила, старая ты перечница!

— Сама такая, — буркнула вторая старушка, будто девочка-школьница, и подала подруге руку, помогая встать. — Идем уже!

Они скрылись в подъезде, а я вдруг сообразила, что вижу их изо дня в день который год, проходя мимо, здороваюсь, но не знаю имен. Вот и сейчас постаралась прошмыгнуть незамеченной…

Правда, зачем они мне? У меня и своих проблем хватало.

Конечно, по случаю выходного муж был дома и явно удивился, увидев меня. А я подумала, что сваляла дурака, явившись без поддержки в виде тяжелого танка Гены.

— Ну и что тебе нужно? — спросил Саша. Его синяк блекнуть явно не собирался.

— Пришла трусы забрать, — нарочито грубо ответила я, наслушалась уже в Генкином логове, как разговаривают Настя с Жеком. — Тебе они точно не пригодятся.

— Держи, — Саша вынес мне огромный чемодан на колесиках, с которым я когда-то к нему переселилась. — Надеюсь, ты понимаешь, что рассчитывать на долю в квартире не можешь.

— Конечно, — ответила я. — Будь добр, перепиши данные паспорта, чтобы я могла подать на развод. Надеюсь, ты не станешь возражать?

— Не стану, — ответил он, сходил в комнату и принес мне ксерокопию паспорта. Заранее подготовился, что ли? Дома-то у нас копировальной техники не было не было. — Этого достаточно?

— Надеюсь, — кивнула я и ушла, волоча за собой чемодан. Черт его знает, что там было внутри, не на лестнице же разбирать!

У Гены как обычно, было людно: он уже проснулся, наелся и теперь учил играть в карты Жеку с Димой. Настя курила на кухне и вздрогнула, когда я сунула ей блюдце вместо пепельницы.

— Ты что?

— Да ничего, — ответила она. — С Генкой поругалась.

— Почему?

— Да твердит — иди учись, блин, а то дурой помрешь. Я будто сама не знаю! — мрачно добавила она. — А как тут учиться-то, если… ну, ты поняла.

— Кажется, да, — кивнула я, и вдруг меня осенило, только вслух я ничего не сказала.

— И от Федьки он меня гоняет, думает, я на квартиру зарюсь, — горько сказала Настя. — Дурак. Федька отличный парень, а что почти глухой — ну и хрен с ним, ругаться можно, сколько влезет! Мать тоже вопит: не смей смотреть на урода! А он не урод, Поль, он случайно таким родился! То ли уронили, то ли еще что, Генка как-то по пьяни говорил, а я забыла… Короче, не передается это…

Настя шмыгнула носом.

— Чего делать-то? — спросила она.

— Школу сперва закончи, — вздохнула я и посмотрела на ее сигарету. Когда-то и я курила, только Саша этого не одобрял, и я бросила, а теперь вдруг снова потянуло.

Настя, заметив мой взгляд, подсунула мне пачку и дала прикурить, потом сказала:

— Фиг с ней, со школой, восемь классов есть, девятый закончу, в ПТУ возьмут.

— А вы с Федей… гм… — я затянулась и закашлялась с отвычки.

— Нет, не трахались, — непосредственно ответила она. — Я хотела, но он перепугался насмерть, когда я целоваться полезла. И Генка мне ума вложил, мол, сперва вырасти, потом к мужикам лезь, а то и Федька сядет, и сама… Ну, ему перепало, я понимаю, что он боится.

— Настя, ведь у Феди и отец инвалид, как я поняла…

— Да ну, фигня, — отмахнулась Настя, — дядь Гриша мировой мужик. Слепой, да, так… различает чего-то, и только. Но я его помню еще обычным, он кораблики делал клевые, петарды, горку и качелики во дворе ремонтировал… Блин, ну почему хорошие люди вечно в дерьме оказываются, а?

Я промолчала. Говорить о жизни с девчонкой моложе меня в полтора раза было странно.

— Поможешь готовить? — спросила я, чтобы не молчать и не развивать эту тему.

— Давай! — Настя затушила окурок в блюдце. — Только ты говори, что делать, а то я только пельмени с сосисками варить умею…

Пока мы резали овощи, она болтала без умолку, видно, давно хотелось выговориться, только кому?

— Ты не бойся, — повторяла Настя, неумело кромсая помидоры, — в округе все знают, что к Генке можно хоть голой прийти. Даже если у него тут бухают, все равно не тронут, иначе он бошки пооткручивает. Сядет уже за убийство, но…

— Я поняла, — сказала я. — Настя, гляди, как быстренько зажарку сделать.

— Ага… — Она почесала курносый нос. — Короче, сюда все приходят. Ну, Жеку и меня ты уже знаешь. У Димки в двух комнатах шесть человек, причем один — младенец, а другой — парализованная бабка. Лучше уж мой папашка, он не так уж часто надирается, а там проспится и утихнет, может, даже деньжат подкинет, он с бодуна ласковый, особенно если ему за пивком сбегать. А там ор нескончаемый, на них уже соседи жаловались, а что сделаешь? Мелкий пискнет — бабка начинает стонать. Она застонет — мелкий орет, и так по кругу. Ну и другие его братья-сестры вопят. И съехать куда-то не выйдет. Жеке вот общагу обещали в ПТУ, а Димка в институте на очном, фиг ему, там и так желающих полно.

Я молчала.

— Так и кантуемся, — добавила Настя. — Поль, уже солить или как?

— А? Да, пора! Только пробуй, сходу не поймешь, сколько надо.

— Ничё, я научусь. Буду Федьке борщи варить, — хмыкнула она. — Я, знаешь, думаю в ПТУ пойти на повара. Ну или там маляра, где места будут. Всегда же пригодится, а? Я не особо умная, но руки вроде нормально пришиты, научат уж!

— А почему бы и нет? — пожала я плечами.

— Не, круто, конечно, вот как ты, — сказала Настя и уселась на край стола. — С образованием, все дела… Только это долго, мозги нужны и деньги хоть на те же книжки или там комп. Димка вот мается — подработать не может, времени не хватает, да и дохлый он, а учебники дорогие, как… гм… Дорогие, короче, а в сети их нет. Так что я уж лучше в ПТУ. Койку там дадут, я уже узнала: Жека себе как раз вчера оформлял, я и спросила.

— А я, знаешь, хотела пойти в педагогический, — сказала я вдруг.

— А че не пошла? Не круто?

— Не потому. Родители отговорили. Платят мало, работы много, нервы нужны железные… — я вздохнула.

— Меня не отговорят, — сказала Настя и помешала суп. — Я решила, что пойду в ПТУ и женюсь на Федьке.

— Замуж выйдешь!

— Да пофиг. На, попробуй, соли хватит или добавить?

Удивительно, но за пару дней в этой странной квартире меня уже не смущала привычка есть из общей кастрюли (потому что тарелок никогда не хватало на всех либо их ленились мыть) и спать вповалку на полу либо на диване (на нем обитали мы с Настей и Димкой — по полу дуло, а мальчишка оказался астматиком и простужаться ему было опасно).

Наверно, именно поэтому на следующий день я вышла прогуляться: мне хорошо думается на ходу, а в квартире я только путалась под ногами, потому как Жека с Димкой затеяли сооружать ширму из говна и палок, как изысканно выразилась Настя. В смысле, из палет, притащенных с ближайшей мусорки (рядом был продуктовый магазин, так что этих деревяшек хватало), и многострадального драного пледа. Я оценила их рыцарство (что и говорить, переодеваться в ванной было очень неудобно, слишком уж тесно!), попросила только не слишком мусорить, и отправилась на улицу.

К маме пока ехать было нельзя: она углядит синяк даже под слоем тонального крема, а уж фиолетово-желтые разводы на руках… Вот я и бродила по округе, пока не дошла до знакомого дома.

— Здравствуйте, — сказала я все тем же старушкам, гревшимся на солнышке. — Можно у вас спросить?..

— Ну спроси, — миролюбиво ответила одна, седая, в кокетливой беретке с брошкой. — Ищешь кого?

— Нет, я по другому поводу… Может, вы в курсе — тут никто комнату не сдает? Только не очень дорого…

— Ты себе ищешь? — спросила вторая, в платке. — Я бы пустила, но там комнатушка с табакерку, а в большой я сама обитаю.

— Нет, не себе, — покачала я головой. — Понимаете… Тут несколько ребят… хороших, правда! Только жить негде совсем, и…

Старушки смотрели на меня в упор, и я сбивчиво объяснила им суть проблемы.

— Ленок, — сказала одна другой, — прямо как мы в бараке, а?

— В избе, милочка, я, в отличие от некоторых, не коренная горожанка, — высокомерно ответила та и засмеялась. Ну и снова обратилась ко мне: — Так чего ты хочешь-то?

— Может, вы сдали бы ту же маленькую комнату Диме? — спросила я. — Он астматик, а дома у него ад. Он может убираться, продукты приносить, чинить что-то. На еду ему хватает, а чтобы комнату снять… только натурой сможет расплатиться.

Старушка в платке посмотрела на подругу.

— Или хотя бы пускали Настю иногда, когда отец у нее напивается. Я заплачу за нее, ей-то неоткуда денег взять, — добавила я. — Не дело же, когда в одной комнате вповалку спят шесть мужиков и девчонка-школьница с ними! Она, кстати, хочет на повара учиться…

— Ой, научат ее в этом техникуме, — фыркнула старушка в беретке. — Я и то лучше готовлю!

— Вот и поучи, — ответила вторая и ткнула ее локтем. — Бери девочку. Я хоть и старая, а со студентами в комнате спать не приучена! Но у меня хоть та каморка есть, парочку штабелем уложу!

— Я не гордая, мне мальчишки на полу не мешают, — сказала ее подруга. — А лучше съезжай-ка ты ко мне, что мы перестукиваемся вечно? У меня ремонт внуки сделали и телевизор большой есть. Девочку можем к нам брать, заодно готовить ее научу, а прочих к тебе, там портить нечего…

— Постойте, я не это имела в виду! — воскликнула я, но старушка в беретке отмахнулась.

— Антиквариат свой только не забудь, — добавила она.

— Какой еще антиквариат?

— Так самовар твой! Летом в окошко раскочегарим…

— Они… они мирные и ничего не натворят, — выговорила я. Моя просьба обернулась неожиданной стороной. — И шуметь не будут, правда!

— Да что мы, Генкиных ребят не знаем, — усмехнулась старушка в беретке. — Вот разве что не думали, что их столько. Всех к себе тащит, что Лизу ту, еще кого-то…

— А что за Лиза? Вроде бы о ней Ираида Андреевна, соседка, упоминала, но вскользь, — вспомнила я.

— Да он бомбил как-то, — словоохотливо заговорила вторая, — подобрал на дороге женщину. Уже ноябрь был, холодно, снег, а она босая и в одной футболке с шортами. Под глазом фингал, зубов передних нет, в крови… В общем, Генка пассажира высадил, деньги отдал, а ее схватил — и в травматологию. У ней уже обморожение было, как сказали.

— Это ее муж так поучил и на мороз выставил, — добавила старушка в беретке. — Говорила, и раньше руку поднимал, а тут что-то в голову стукнуло, он ее и избил…

— Ага. В общем, после больницы эта Лиза у Генки жила сколько-то, а потом исчезла. Я помню, он говорил, что пойдет с ней вещи забирать, одна она боялась.

— Я тоже… — пробормотала я, подумав, что мне еще повезло — синяк почти сошел, зубы целы, и возвращаться я точно не собираюсь.

— Ушла? — сочувственно спросила старушка в платке. — Ну и правильно. Мой вот как-то выпил, раскричался, руки распустил, а я полы мыла. Ну и получил ведро грязной воды на голову и шваброй сверху.

— Угу, а потом ты у меня отсиживалась.

— Ну и ничего, чаю попили, муж остыл, а больше не буянил. Выпивал, ругался, бывало, но рукам воли не давал. Крепко я его приложила, — не без удовольствия припомнила она.

— Так ребята могут подойти? — осторожно перебила я их воспоминания. — А то у Гены их уже в два слоя можно укладывать!

— Да, скажи, к Елене Матвевне в сорок седьмую. А там мы уж сами разберемся, кого куда девать. И сама приходи, если что…

— Спасибо, — искренне ответила я и побрела обратно.

Сквер меня уже не пугал, как и бродячие собаки — две как раз носились кругами и меж деревьев чуть поодаль. Хотя… нет, не походили они на бродячих, слишком уж холеные, одна поменьше, вторая здоровенная, они резвились, шутливо покусывали друг друга и не обращали на меня никакого внимания. Ну и хорошо… Хотя хозяину, который отпускает таких зверюг бегать без поводка с намордником и даже ошейника, стоило бы поставить на вид!

Дома, как ни странно, оказалось пусто и даже чисто. Комнату разгораживала. Гена пришел через час, приволок здоровенный рюкзак разных круп, мясо и овощи. Как он это тащил, я не могла понять, пока не вспомнила, что у него есть машина — закупился на рынке да довез, долго ли…

— Не до разносолов, — разъяснил он, — главное, сытно. Это… Ты когда съедешь-то?

— Хоть завтра, — ответила я. — Ты погляди, сильно синяк заметен?

Гена бесцеремонно взял меня за подбородок и развернул лицом к свету.

— Чуток видать, — сказал он. — К понедельнику сойдет.

— Значит, в понедельник и съеду, — кивнула я, отстранив его руку. Не люблю, когда меня трогают за лицо. — Вернее, на работу пойду, только вещи потом заберу, хорошо? Ты их куда-нибудь в угол задвинь, чтобы не мешались, а я с работы пойду, такси возьму и…

— Я вообще-то сам себе такси.

— Прости, забыла, — невольно улыбнулась я. — Ну, подбросишь меня с барахлом по знакомству? Или какие теперь тарифы?

— За сотню довезу, — ответил он. — Мог бы и задаром, но мне ж твои баулы еще и таскать!

— Извини. И, Ген, ты передай ребятам, что я договорилась с бабушками из дома напротив — к ним можно ходить ночевать, если тут места нет. Димке особенно, там вроде есть что-то вроде кладовки, чтобы он закрыться мог.

— Погоди, я ничего не понял, — нахмурился Гена. — Как договорилась, с какими бабками?

— Из дома напротив, за сквером, — пояснила я. — Отсюда не видно. Там сидели две бабушки на лавке, обсуждали внуков, я и спросила… А они не возражали. Сказали, могут пустить. Ну хотя бы Настю с Димкой! За Настю я заплачу, она же не каждый день из дома уходит, а Дима рукастый, по хозяйству поможет…

— Я тебе сейчас другой глаз подобью, — сказал вдруг он.

— За… за что?.. — я невольно попятилась, наткнулась на табуретку и села.

— Не за что, а зачем. Чтобы еще недельку пожила, у тебя голова варит, — мрачно ответил Гена, подойдя к окну, и тяжело вздохнул. — Вот я тупой, а! Самому бы сообразить, что кой-кого можно к бабкам пристроить, или за деньги, или починить что, или отвезти их куда, провизии натаскать. Погоди…

Он вдруг напрягся, развернулся ко мне и выговорил:

— Ты сказала, дом за сквером?

— Да, точно такой же, как этот. Сперва сквер, там в глубине что-то вроде школы за забором…

— Это интернат для глухонемых.

— Я не знала. Словом, чуть дальше — тот дом. Только тут как-то уныло, а там хоть детская площадка есть.

— А ты собак не видала? — спросил Гена, почесав почему-то загривок.

— Бегали две в сквере, я еще подумала, что же это они без поводков? Но они на меня внимания не обратили.

— А какие собаки-то?

Я задумалась.

— Гена, я в породах не разбираюсь. Вроде бы похожи на лаек, но у лаек хвост кольцом, а у этих нет. Дворняги, наверно…

Он выдохнул и, я заметила, украдкой утер лоб.

— Не подходи к этим псам… — Гена заметил мое недоумение и добавил: — Настьку расспроси или тех же бабок, они тебе понарасскажут о них.

Он снова почесал загривок, а мне вдруг подумалось, что он с этими собаками уже сталкивался.

— Если Настька с Димкой смогут уйти на тот край, я тебе век благодарен буду, — сказал вдруг Гена.

— Почему вы все так говорите? Откуда это взялось-то, тот край или этот? — в который раз спросила я. Никто ни разу не дал мне вразумительного ответа. Ну вот опять!

— Там не так, как здесь.

— А в чем разница? Я не вижу!

— Ты не здешняя, вот и не видишь. И не надо тебе, — буркнул он и отвернулся.

Я помолчала, потом сказала:

— Гена, Настя сказала, что ей твой брат нравится.

— И что?

— А ты ее от него прогоняешь.

— И буду прогонять.

— Почему, а?

— Потому что у нее есть шанс отсюда выбраться, — Гена погладил выбравшегося из-под батареи пана Ежи. — Точно есть. А у него нет. Ну и нахрен ей Федька? Это она сейчас по дурости себе любовь придумала, а потом встретит здорового… и всё. А у Федьки сердце не железное. Ну чего ты так смотришь? — Глаза у него были мрачные. — Настька симпатичная девка, Федьке она нравится, он говорил. Ну, малолетка, но это ненадолго. Только нравится — это одно дело, но если я им волю дам, он точно влюбится по уши, а потом в петлю полезет, когда она его бросит…

— Если, — поправила я.

— Когда, — твердо сказал Гена. — Школу окончит, работать пойдет или в ПТУ…

— Она на повара собралась учиться.

— Ну вот. Перекантуется у Федьки годик-другой, потом найдет себе кого-нибудь, и всё. Сама подумай, зачем это надо? Пусть лучше у меня от папаши ныкается — я, если что, и в грызло ему дам, Федька не умеет. А подрастет, в общагу съедет, вон как Жека.

Я молчала. Мне было мне было не по себе: в моей жизни всегда все шло размеренно и ровно, а тут вдруг полетело кувырком. И я не знала, что такие вот… маргиналы, как брезгливо называли их мои родители, тоже умеют думать о чем-то, кроме того, как протянуть от получки до получки. Ну или где достать денег на выпивку.

— Федьку жалко, — сказал вдруг Гена, почесав ежа за ухом. Тот фыркнул. — Он это… умственно сохранный, вроде так написано. Просто заниматься с ним не занимались. Сейчас он с отцом живет.

— Тетя Ида уже доложила, — вздохнула я.

— А, я так и знал, что она не утерпит… Отец-то крепкий, только что не видит, с ним Федьке хорошо. Пенсий хватает, но впритык, ну и я помогаю. Понимаешь, — Гена облокотился на подоконник, и тот жалобно заскрипел, — я бы уехал на заработки, а эту хату сдал. Я и грузовики умею водить, и где-нибудь на стройке могу вкалывать… Только никак не выходит! Ну как я, блин, уеду на полгода от двух инвалидов?! А здесь такие места уже давно заняты. Если случайно только подрабатываю…

— Гена, — я поежилась. — А ты поезжаей, если знаешь, где можешь устроиться. А я присмотрю за твоим братом и отцом.

— Ты? — развернулся он. Пан Ежи хрюкнул. — Тебе-то какая печаль?

— Такая же, как тебе — всех этих ребят к себе собирать, — ответила я.

— Нет, погоди, ты серьезно, что ли? — спросил Гена.

— А почему нет-то? Что там сложного? Как я поняла, Федя вполне вменяемый, сильный и с помощью отцу справляется, а отец может до него докричаться, да и сам дееспособен. Проверять, как они там живы-здоровы, несложно. Кстати, Гена, — добавила я, — кто-то из твоих постояльцев тоже может помогать. Прибраться, приготовить…

— Тогда хату сдавать не буду! — живо отреагировал он. — А ты живи тут и контролируй! Я вижу, к маме тебе не очень хочется, да и пана Ежи кормить надо. На этих дурошлепов его оставлять нельзя, забудут нафиг. А в другую хату он не идет, я пробовал его Федьке сдать, не… все плинтуса сгрыз.

Я помолчала, а потом кивнула:

— К маме мне очень не хочется. Скажу, что снимаю комнату. А к твоим постояльцам я уже привыкла. Тем более, днем меня и не будет дома.

— Вот это классно, — сказал он. — Ты деловая, сразу видно. А на этих придурков, говорю, дом оставлять нельзя, спалят нахрен.

— Часть уже удалось распределить по другим точкам, — улыбнулась я. — Ну, если бабушки не подведут.

— Если это те, о ком я думаю, то не подведут, — хмыкнул Гена. — Я еще Серого и Семенова попрошу, чтоб помогли, если что.

— А кто это?

— Семенов — участковый, а Серый… — тут Гена замялся и снова почесал загривок. — Типа авторитета местного. Но не криминальный, нет. Просто может холку намять, если что.

— Тебе, похоже, намял? — не ударжалась я.

Вместо ответа Гена развернулся спиной и оттянул футболку на шее. При виде шрамов я невольно сглотнула.

— Это он тебя так?

— Угу. Вернее, — как-то слишком быстро произнес Гена, — собака его. Я как срок отмотал и вернулся, разошелся разок, ну и… Она у него служебная, ученая, сшибла вот и подержала, пока я не успокоился. Спасибо, ментов не вызвал! А что покарябала, ну… так она с прививкой.

Я представила собаку, которая может сбить с ног Гену и подержать, и поежилась. Судя по всему, это должна была быть помесь бульдога с носорогом, и не в юмористическом смысле.

— Поль, если ты серьезно, то я бы правда поехал в те гребеня, — сказал Гена. — Один кореш предлагал — ему напарник позарез нужен, он дальнобойщик. Ну а там знакомые есть, подзаработаю, чтоб хоть запас был, а то мало ли, какая хрень может случиться! Если со мной вдруг что, отец с Федькой протянут, но впритык, а остальным-то вообще край…

— Я серьезно, — ответила я. — За коммуналку я заплачу. Ты только своих ребят предупреди… ну…

— Предупрежу. Не тронут, этого не бойся, — серьезно ответил он. — Телефоны оставлю, и участкового, и Серого, его они люто боятся…

— Да почему же?

— Как-то так сложилось… — туманно ответил Гена. — Это, ну я пока договорюсь, ты на работу сходишь, я тебе покажу, где отец с Федькой живут, ага? Познакомлю хоть.

— Конечно, — кивнула я. — А как насчет еды?

— Я оставлю денег или пришлю, ну и сами принесут, кто сколько может. Сготовить они тоже умеют, только ленятся.

— Да и я могу, долго ли… — пожала я плечами. И подумала: я что, всерьез собираюсь повесить на себя вот эту ночлежку?! Да, похоже на то…

— Только все это вот — с одним условием, — сказал Гена. — Не пускай Настьку к Федьке. Отец в курсе, а ты следи здесь. Не надо ему этого. Ему отсюда не выбраться, он об этом знает. Так зачем еще и душу-то травить?

— Гена, а ты не думал, что как раз Настя может его вытащить? — спросила я по наитию, а он вдруг замер с ежом на руках. — На тот край, как вы говорите?

— Не думал, — сказал он, помолчав. — Но… Тьфу, вас, баб, не поймешь! Делайте, что хотите, но учти — если Федька повесится или отравится, это будет твоя вина.

— Хорошо, — сказала я, поежившись. — Договорились. Я объясню Насте, чего делать пока не надо, чтобы обоих не привлекли за развращение малолетних или как там его… А ты Феде скажи.

— Он сам знает. В курсе же, что со мной было, правда, там статья другая.

— А, это ты его напугал. Ну ладно. Ничего же не случится, если Настя поможет мне прибраться или еды приготовить? Я же работаю, Ген, свободного времени не так много.

— Не, ну это нормально, — подумав, сказал Гена. — Только чтоб не ночевала там и в койку к Федьке не лезла!

— Договорились, — ответила я, с ужасом подумав, что ввязываюсь в авантюру. Никогда со мной не происходило ничего подобного!

Отец Гены оказался рослым мужчиной лет этак под шестьдесят. Когда-то, наверно, он выглядел примерно как старший сын, но с возрастом сильно похудел, так что Федя и впрямь мог его поднять. (Федя, к слову, хоть и инвалид, был очень силен, я видела, как они с братом вытаскивали припасы из машины и тащили их по лестнице, потому что лифт не работал.)

— Полина, значит, — кивнул он, пожав мне руку, — а я Григорий, можно дядя Гриша. Помню, завуча в школе звали Аполлинарией Матвеевной…

— Ну так основа одна, — невольно улыбнулась я. — От Аполлона.

— А ты кем Генке будешь? — спросил дядя Гриша.

— Да никем. Подобрал в сквере, вот, оставляет на хозяйстве. Сказал, поедет на заработки, а я за вами с Федей и за его квартирой присмотрю. Мне жить негде, — пояснила я. — От мужа ушла, снимать очень дорого, а к родителям не хочется.

— Ну так чем плохо? — пожал он плечами. Дядя Гриша смотрел вроде бы на меня (видимо, различал силуэт), только не в глаза, не в лицо, а примерно на мое левое ухо. — Всем будет лучше. Я давно Генке говорю — да езжай, пока молодой и сильный, заработаешь, может, машину получше купишь, или квартиру побольше, или так под проценты положишь, мало ли… Нет, уперся — куда я от вас, вы без меня пропадете!

— Н-не пропадем, — подтвердил Федя, затаскивая в угол очередной баул. — Я м-могу ра-аботать. Грузчиком. А Генка не-е позволяет.

— У Федьки с головой нормально, — сказал дядя Гриша. — Только со слухом беда, ну да я доорусь, если что. Ну и говорит… сама слышала.

— Как так вышло? — тихо спросила я, чтобы Федя не услышал.

— Да я откуда знаю? Не разбираюсь я в этом. Вроде все было путём, анализы хорошие, а в родах что-то не так пошло… — он махнул рукой с зажатой в ней сигаретой. — Моя, идиотка, сама хотела… Ну и вот результат. Так бы разрезали и здоровенького выдали, но нет, ей шрам на пузе важней ребенка… Ну и выгнал я ее, в общем. Мальчишек себе оставил.

— Обычно же при разводе матери оставляют, нет?

— А мы не в разводе, я просто так ее выгнал, — мрачно сказал дядя Гриша, — когда она сказала, что Федьку надо отдать в детдом. Я тогда еще здоровый был, как мог, управлялся, но, видишь, что выросло… Мне работать надо было, чтобы парней кормить, потом Генка срок получил, совсем плохо стало, вернулся, слава богу, живым-здоровым!

— Но Федя и вправду нормальный, — сказала я и понизила голос еще сильнее: — Одна девушка по нему вздыхает, вы знаете?

— Настенка-то? Знаю, конечно. Федька иногда вечером придет — бать, ну что делать, Генка не дает встречаться! А я ему — погоди, ей четырнадцать, если что, тебя посадят, инвалид ты или нет. Вон сколько таких случаев…

— Но при вас-то они могут видеться?

— Так при мне Федька вообще с ней говорить не сможет! Видела — как незнакомый человек, он заикается сильно, а со своими вроде нормально болтает. Ну и если психует, так и со своими не может…

— Ну, я буду к вам приходить, Настя со мной может зайти. Наедине их впрямь оставлять не стоит, она девочка бойкая, а поболтать на кухне — отчего нет? Или в магазин их спровадить, пока я готовлю…

— Это ничего, я думаю, — кивнул дядя Гриша. — Тем более, зима на носу, в подворотне или на лавочке… гхм… не очень. Да и не станет Федька, я ему запретил. Сказал — вырастет девка, и если не бросит тебя, тогда делай, что хочешь. Но малолетку трогать не смей, пусть даже она сама к тебе лезет, не то своими руками удавлю, а Генка поможет!

— Думаете, удержится? — спросила я.

— Да. Иначе он мне больше не сын. И он об этом знает.

— А вы узнаете, если он вам не скажет?

— Поля, я ослеп, а не рехнулся, — серьезно произнес он. — Что я, не пойму? Федька — открытая душа, по нему сразу все понятно. Ты ему нравишься, говорит, Генке тоже… Ну, не нравилась бы — не оставил бы у себя, у него на людей чутье, как у Серого…

— Я уже который раз слышу про Серого, — сказала я. — Кто это? Я просто не в курсе, дядя Гриша! Местный авторитет?

— Можно и так сказать, — кивнул он, — но лучше о нем не говорить и не шалить сверх меры. Серый шалостей очень не любит, на своей территории особенно. Здесь у нас уже не он хозяин, но сквер — его. Да и к нам он заглянуть может, если его сильно обозлить.

— Ясно…

По правде сказать, мне ничего не было ясно, но я не стала расспрашивать, тем более, все тюки-вьюки наконец затащили в квартиру и расставили по углам — Федя разберет.

Ну а назавтра Гена уехал — он умел быстро решать любые вопросы. Ему бы образование хорошее — вышел бы отличный управленец.

Через неделю я готова была вернуться к маме, только бы не жить в этом дурдоме. Еще через неделю я поняла, что дурдом вполне терпим и способен к самоорганизации: кто-то притаскивал припасы, кто-то готовил, да и вообще, не могла же я бросить пана Ежи?

Я уходила на работу, оставив на столе список нужных дел, возвращалась и со вздохом констатировала, что выполнены в лучшем случае пункты «помыть посуду, сходить в магазин и приготовить пожрать». Всегда чего-то не хватало, особенно если являлся нежданный постоялец, спорили о том, кто что должен сделать… Наконец мне это надоело, и я взялась распределять задания сама: «Жека, идите с Настей за продуктами, купите то-то и то-то, а это я сама по дороге куплю. Настя, ты готовишь, Елена Матвеевна тебя научила. Стас — вымой полы, можешь собой, потом вымойся сам и отдрай ванну…»

Пару ребят поспокойнее удалось пристроить пенсионеркам, и я заходила узнать, как там дела. Старушки не возражали — всё веселее, да и кое-какая помощь по хозяйству!

А вот когда явился участковый Смирнов, я испугалась. Никогда прежде не имела дела с полицией! Неужто кто-то из наших что-то натворил?

— Соседи жалуются, что у вас тут притон, — сказал он, представившись.

Совсем молодой, невзрачный, он меня все равно напугал.

— Это не притон, это ночлежка, скорее, — вздохнула я. — Гена сказал, что я могу к вам обратиться, если что…

— А сам-то он куда делся? — нахмурился участковый.

— Поехал на заработки. А я вот на хозяйстве и за его родными приглядываю.

— А… я уж испугался, что его снова законопатили, а я и не слышал! — расслабился он. — Ну ладно. Вы только не шумите и не мусорите, а так…

— Да тут все тихо, — заверила я. — Ой… а вы не скажете, Серый — это кто?

— Так Леха Серегин, там, за сквером живет, — махнул рукой участковый. — А вы его откуда знаете?

— Я не знаю, просто Гена и его телефон оставил, сказал, вдруг пригодится.

— А, — непонятным тоном ответил тот. — Такое быть может. Я иногда ничего сделать не могу, а мало ли… Скажите мне, если чего приключится, а я тогда соображу, что делать. Сами ему не звоните.

— Хорошо, — невольно поежилась я. Участковый Смирнов говорил просто, но почему-то от его слов повеяло нездешней жутью.

— Вы только на самого Серого не смотрите, — спохватился он, — опасно это: у него жена такая, что любому глотку перервет, кто на ее мужа глянет. Неважно, кто и зачем: девица захочет увести… он мужик видный, не мне чета, или пристанет дурак какой… И я не шучу, — добавил участковый, заметив скепсис на моем лице. — Случалось тут… всякое.

— Да я его вообще ни разу не видела, — развела я руками. — Что мне на него смотреть?

— Ну мало ли, — повторил он. — Ладно, пойду по делам. И скажите Потапову, что если еще будет банки мимо мусорки кидать, я ему организую общественные работы! Под руководством Азиза.

Азизом звали главного среди здешних дворников. Человеком он был малоприятным, но подчиненных своих гонял в хвост и в гриву, даже в этом вот доме было сравнительно чисто: бутылки и окурки на лестнице не валялись, подъезды регулярно мыли.

— Скажу, — кивнула я. — Всего доброго.

— Ага, и вам, — ответил он и пошел вниз по лестнице.

— Смирный приходил? — спросила Настя, сосредоточенно мешавшая суп.

— Смирнов.

— Ну да, его Смирным зовут. Сама ж видела, он мухи не обидит. Но мужик хороший, зря не цепляется, если не нарываться.

Я только вздохнула: я в самом деле попала в другой мир.

11.

Близился Новый год, я пропадала на работе, потому что перед долгими выходными нужно было отправить уйму контрактов, отчетов и прочей макулатуры — зарубежные коллеги не понимали, почему это примерно две недели начисто выпадают из деловой жизни!

Домой я приползала на последнем издыхании, валилась на диван и только слышала, как Настя шикает на мальчишек:

— А ну заткнулись! Пошли вон отсюда! Жека, за хлебом сгоняй, опять весь сожрали, уроды… По-оль? Ужинать будешь?

Под руководством бабушек из дома напротив Настя научилась готовить если не изысканно, то вполне съедобно, поэтому я механически заливала в себя суп или закидывала рагу с гарниром, благодарила, умывалась и падала обратно, спать. Настя раздвигала ширму, сдержанно матерясь, вешала мой пиджак на плечики, а вернувшихся парней сдержанным шипением разгоняла по местам.

Одно хорошо — проспать они мне не давали: что Насте в школу, что мальчишкам в училище надо было выдвигаться раньше, чем мне на работу, так что я волей-неволей просыпалась, хватала бутерброд и убегала…

Время от времени (обычно по выходным, потому что у нас был уговор — воскресенье только моё, я хочу полежать в ванне, когда под дверью никто не скребется, привести себя в порядок, выспаться наконец!) я приходила в себя и обнаруживала все новые и новые перемены в скромной 'ночлежке у Крокодила', как с легкой руки Димки принялись называть ее все постоянные или сменные обитатели.

Так, однажды я вернулась и обнаружила, что исчез древний телевизор вместе с тумбочкой. Он все равно ловил два канала, и то, если высовываться в форточку с антенной, а места занимал изрядно. Тумбочка же была колченогой, опасно шаталась, а что хранилось внутри, я даже знать не желала. Очевидно, всякий хлам вроде старых носков, шурупов, сломанных зонтов… Это я и по своей квартире помнила, то есть нашей с Сашей: он, хоть и был аккуратистом, никогда не мог расстаться с вещью, которая когда-нибудь может пригодится. Время от времени я наводила порядок и потихоньку выбрасывала барахло, о котором он, конечно же, никогда не вспоминал (а если и вспоминал, то быстро оставлял попытки разыскать что-то в ворохе хлама, который вываливался на него из тумбочки или с антресоли).

На следующий день испарился вытертый до основы ковер. Это был кондовый негнущийся палас производства годов этак шестидесятых, но даже он не выдержал натиска времени, так я подумала. Под ним обнаружился допотопный паркет в 'ёлочку', который, кажется, от века никто не циклевал и не покрывал лаком. Спасибо, он хотя бы не скрипел, а вот топот пана Ежи сделался намного заметнее…

Еще я заметила, что Настя постоянно сидит на каких-то форумах, хотя ноутбук я ей подарила вовсе не для этого. По правде говоря, это была довольно подержанная машинка — наша фирма распродавала ноутбуки со склада на запчасти, я и взяла за копейки один более-менее рабочий, а знакомые ребята из техподдержки за две коробки пиццы довели его до ума. Для школьницы этого было вполне достаточно: возможности ноутбука вполне позволяли состряпать реферат или доклад и даже смотреть кино, я уж молчу об интернет-серфинге. (Ах да, моими стараниями интернет мы все-таки провели, потому что мобильный обходился мне дороже обычного.)

Я, правда, думала, что Настя интересуется сайтами знакомств, и вынужденно признала — Гена был прав… Но я, как обычно, ошиблась.

Еще через пару дней я обнаружила ободранные до голого бетона стены, а вместо люстры — одинокую лампочку под потолком.

— Вы что вытворяете? — спросила я, проморгавшись.

— Ремонт своими силами, — ответила Настя. Она лежала на раскладушке с ноутбуком и что-то выискивала. — Не волнуйся, клёво будет! И Генка не рассердится, зуб даю.

— А где вы деньги на этот ремонт взять намерены? — поинтересовалась я, потому что 'хозяйственные' средства были у меня на строгом учете, и сверх необходимого из них не расходовалось, это точно.

— Дядь Гриша дал, — ответила она и почесала в затылке карандашом. — Там не очень много надо. Вот окно бы только заменить, это самое дорогое.

— На это я добавлю, — вздохнула я, потому что из щелястого окна немилосердно дуло. — И на кухне уж заодно поменяйте.

— Угу. Оптом дешевле, — фыркнула Настя. — Остальное мы сами можем, я уже пацанов подписала.

— Хорошо, — сказала я, потому что сил препираться не было. — Трудитесь. Кстати, ты остаешься за хозяйку, меня в командировку отправляют.

— Надолго? — подскочила она, чуть не опрокинувшись вместе с раскладушкой.

— На неделю. До Нового года надо кое-какие дела с филиалом закончить… а, долго объяснять! — я наконец упала на диван и блаженно потянулась. — Выживете тут одни?

— Да уж не маленькие, с голодухи не помрем и в говне не утонем, — ухмыльнулась она.

— Дядя Гриша в курсе, что я уезжаю, — помолчав, сказала я, — так что имей в виду…

— Я помню, — мрачно ответила Настя. — Не тупая. Но я к ним все равно ходить буду, проверить, как дела, купить того-сего.

— Это само собой, — согласилась я. — Слушай, а где все?

— Да кто где. Димка у бабушек, Жека у себя в общаге, остальные… да хрен их разберет, они же не докладываются!

— А у тебя что, опять отец разбушевался? — осторожно спросила я. Честно говоря, я опасалась оставлять Настю одну с парнями. Одно дело, когда рядом Гена или хотя бы я, но…

— Не, хуже, — честно сказала она. — Бабка приехала. Ну, его мамаша. Это полный… абзац! У меня дома и так-то орут постоянно, но я привыкла, а вот когда она является… От ее проповедей в окошко вышагнуть охота. Мать бесится, отец тоже, но матушка же, ее на хрен не пошлешь так просто… А пошлешь, она помирать начинает в прямом эфире, 'скорая', то-сё, проще уж перетерпеть.

— Не поняла, ты о каких проповедях?

— Да обычных, про боженьку! — пояснила Настя. — Она на старости лет в религию ударилась, хотя всю жизнь пламенной коммунисткой была. Кстати, и голосует за коммунистов, вот умора! Ну а я… сама видишь.

Я видела, конечно: при виде боевого настиного раскраса и прически, я уж молчу о пирсинге, любая воцерковленная старушка начала бы истово креститься!

— Короче, мне лучше там пока не появляться, — заключила она. — Чтоб не провоцировать. Я тут перекантуюсь.

— Настя, а ребята… ничего?

— А… — она села и снова почесала в затылке. — Это да. Без Генки они могут грабки распустить. Ну и тебя они все же стесняются. А, забей! Я у дядь Гриши переночую.

— Настя!

— Да чего?! Я ж не на одной койке с Федькой, блин… На кухне на раскладушке посплю, чем плохо-то?

— Ну ладно… — пробормотала я.

В конце концов, дядя Гриша всегда дома, слух у него отменный, так что любые поползновения подрастающего поколения сблизиться вмиг пресечет. Надо будет переговорить с ним об этом перед отъездом.

— Короче, не парься, — заключила Настя, подумала и добавила: — Слушай, Поль, а научи меня краситься?

— В смысле?

— Ну, нормально краситься, чтоб красиво, как ты вот малюешься. Я вот видосы смотрю, ну эти, обучающие: там так быстро — раз-раз, и прямо куколка получилась. А у меня не выходит! То ли все-таки руки из жопы растут, то ли косметос отстойный, то ли я просто не втыкаю, что к чему!

'Все в совокупности', - могла бы я сказать, но промолчала, достала косметичку и сказала:

— Идем в ванную, там света побольше.

Меня примерно в том же возрасте учила краситься мама, и, скажу я вам, проку от этого мастер-класса было куда больше, чем от сотни обучающих видео!

Признаюсь, уезжала я с камнем на душе, но делать было нечего: работу никто не отменял, и хорошо еще, что в филиал меня отправили до праздников, а еще обещали премию (которая никогда лишней не бывает). Правда, там уже явно начали праздновать, не чаяли избавиться от нашей инспекции, а потому ухитрились закончить с делами в рекордно короткие сроки. Мы с коллегами еще успели на местный корпоратив сходить и осмотреть городские достопримечательности, потому как не менять же билеты из-за полутора суток? Тем более, поди их еще найди, эти билеты… Ну а командировочные и гостиница все равно оплачены.

Из дома исправно отписывались о том, что всё в полном порядке, дядя Гриша по телефону тоже говорил, что Настя ночевала у них всего два раза, на кухне, как и обещала, а сейчас вроде бы вернулась к родителям. Мне, однако, казалось, что все они о чем-то не договаривают, и, признаюсь, я даже представить не могла, о чем именно…

Для начала, я узнала квартиру только по номеру: обшарпанная фанерная дерь с хлипким замком, которую мог вышибить подросток (и, судя по ее состоянию, это происходило не раз и не два) сменилась вполне приличной, пусть и не дорогой. Она, правда, была не заперта, так что я осторожно надавила на ручку и вошла.

Из прихожей исчез громоздкий старый шкаф, занимавший половину и без того узкого коридора. Теперь один угол (бестолковый отнорок, куда обычно сваливали горой рюкзаки и обувь) был выгорожен и снабжен дверцами. Закрывался этот импровизированный гардероб, правда, на веревочку, но внутри обнаружилась штанга с вешалками и полочка для обуви.

Я повесила свой пуховик, разулась (хорошо, я всегда беру с собой в поездки собственные тапочки, не пришлось искать!), поставила чемодан в угол, осторожно вошла в комнату, да так и остановилась на пороге.

— О, Поль, привет! — обрадовался Жека, выглянув из кухни. В руке у него был половник. — А я думаю, кто там шарахается?

— Вы что сотворили, изверги? — выговорила я, прокашлявшись.

— Ремонт, — пожал он плечами. — А чё, тебе не нравится?

Я оглядела комнату и признала, что, в сущности, вышло недурно.

На полу оказался линолеум, самый обычный, 'в шашечку', из дешевых, зато новый. Окно успели заменить на пластиковое, потолок побелили, а жуткую люстру с тремя разномастными плафонами заменили довольно приличным светильником. Стены выкрасили, как мне показалось, остатками добытой где-то краски, не озаботившись грунтовкой и колеровкой, так что рельеф стен просматривался отлично, равно как и живописные разводы и потеки. Правда, на этом доморощеные маляры не остановились и разрисовали стены, чем попало. На почетном месте красовался здоровенный крокодил с наглой ухмылкой, с сигаретой в зубах и в бейсболке козырьком назад. Если честно — вылитый Гена. По барханам брели колченогие верблюды, где-то паслись жирафы (один робко заглядывал аж на потолок, будто проверял, нельзя ли съесть люстру), ну и лев обнаружился, явно сытый и довольный.

Но это я разглядела не сразу, потому что две глухие стены теперь занимало что-то вроде нар, сколоченных из тех же самых деревянных палет, покрашенных веселенькой краской. На двухъярусных лежбищах можно было разместить человек по шесть, а если потесниться, то и больше.

Простенок возле двери занимал самодельный шкаф. Еще я заметила какие-то конструкции, затолканные под нары… ладно, кровати, но пока не поняла, что это такое.

Диван исчез. Сложенная ширма стояла в углу у окна.

— А это мы тебе соорудили, — кивнул Жека, что-то дожевывая, и ткнул пальцем в роскошное лежбище, всего-то двухместное и одноярусное, прямо под окном, у батареи. Под ним я увидела пару ящиков, видимо, для хранения вещей, а в изголовье — нечто вроде столика для ноутбука и всякой мелочевки. Впрочем, подоконник был достаточно широк для того, чтобы хоть кружку с водой на него поставить. — Нравится?

— Недурно вы потрудились… — выговорила я, отойдя от первого впечатления и подумав, что если на эти доски положить ортопедический матрац, то выйдет очень даже ничего.

— Ой, да дел-то! — ухмыльнулся он, принюхался и, изменившись в лице, улепетнул на кухню, откуда тянуло чем-то пригорелым. — Ты тут посмотри!

На кухне они сотворили примерно то же самое, только для разнообразия выкинули стол: теперь он был откидным и крепился к подоконнику, а табуретки складывались одна в другую и аккуратно стояли в уголке. Я с удивлением увидела стиральную машину, занявшую место одного из допотопных шкафчиков, и спросила:

— А техника-то откуда?

— Да Настька по сайтам пошарила, — ответил Жека, сосредоточенно мешая свое варево, — кое-что ваще даром отдают, за самовывоз. Ну мы и приперли эту фигню вот… а то что ты в прачечное барахло таскаешь? Она хорошая, только не новая. И плита тоже, видишь?