Ночлежка "У Крокодила"

Я поняла, что и плита другая, поновее и более компактная, чем была прежде.

-'Газельку' дядь Гришины кореша подогнали, задаром, — сообщил Жека, морща длинный нос. — А выносили-заносили мы сами. Ну вот только сантехника звать пришлось, чтоб машинку подключить, а плита чего — воткнул рубильник да пользуйся. А холодильник еще хороший, только обшарпанный. Настька его какой-то пленкой оклеила, как новенький стал!

— Гена свою квартиру не признает, — честно сказала я, потеснив его у раковины, чтобы вымыть руки.

— Ну а че? Будет сюрприз! Мы ж почти не потратились, — серьезно ответил он. — Линолеум остатки брали, там такой рисунок, что пофиг, как клеить, тем более, под кроватями. Краску — тоже последние банки ухватили, замешали, как получилось. Белили, как дядь Гриша сказал, по-старинке, мелом или как там его… уделались, правда! Деревяшки дармовые, ну разве что всякие шурупы с уголками купили, но их там много, что ли? Инструмент, опять же, у дядь Гриши взяли, он и руководил, куда чего… Попробуй на соль!

Я машинально отхлебнула огненного варева, откашлялась и спросила:

— Ты туда банку перца вывалил, что ли?

— А что, остро? — огорчился Жека, заглянув в кастрюлю. — А всем нравится… Типа фасоль по-мексикански, острая.

— Ничего, нормально, только горячо, — успокоила я, решив, что могу и овсянкой поужинать. — А кто стены разрисовывал?

— Да все помаленьку, — ответил Жека. — Но в основном Настька с Федькой. Он ваще круто рисует! А она — ну чисто бригадирша! Я ей так и сказал: нафиг тебе в повара, иди в эти… маляры-штукатуры, у тебя башка хорошо варит по этой части. Поучится — на ремонтах заработать сможет… Правда же? Это ж она там чего-то вычитала, тут… Потом нашла всё, мы с пацанами только ездили за всяким-разным ну и обдирали-красили… У нас даже лишки не осталось, — похвастался он.

— Да, у нее несомненный талант, — согласилась я.

— Не, у нее другой талант, — серьезно сказал Жека. — Она умеет… это самое… руководить и высчитывать, что к чему. А как красивше выйдет — это Федька соображает. Я неправильно сказал: выдумывал больше Федька, а она уже прикидывала, как это сделать, чтоб подешевше и попроще.

— Ясно…

— Они сейчас у дядь Гриши такую же фигню затеяли, — сообщил он. — Там же еще балкончик есть. Вот его остеклят, там или кладовка будет, или еще чего, а то места мало. Ну и… стены-пол надо переделать, а то облезло все давно.

— Вот так дела, — вздохнула я, инспектируя холодильник. Провизии в нем хватало, и я соорудила себе бутеброд, а то с дороги хотелось есть, но отведать 'фасоль по-мексикански' я бы не рискнула. — Откуда у вас такой энтузиазм?

— Ну а чё? — пожал плечами Жека, подумал, помешал в кастрюле и выключил конфорку. — Скучно так-то сидеть. На улице холодно, а тут чем заняться? Вот Настька и придумала, как ты говоришь, сюрприз… Генке-то пофиг, где жить, но так оно как-то повеселее, а?

— Намного, — искренне ответила я, включив чайник. Эти мастера на все руки изобразили возле окна полочки лесенкой, и чайник теперь обретался там.

— Отцу-то он хотел бригаду нанять для ремонта, а дядь Гриша уперся — нечего деньги тратить, и всё, — пояснил Жека. — А на такие траты он согласный. Это очень даже по его выходит: чтоб своими руками и не за бешеные тыщи. А что кривовато, так он не видит, разве что пощупать может. Но это он шкаф вон потрогает, а какая разница, какого стенка цвета и что на ней намалевано? Надоело — взял и перекрасил, дел-то на два часа!

— Разумный подход, — улыбнулась я и налила себе чаю. — Сейчас отогреюсь, оценю ваше творчество как следует… Кстати, пан Ежи не напугался?

— Еще б не напугался, он под ванной прописался, — фыркнул Жека, навалив себе еды. — Так что не наступи, когда мыться полезешь. Да, мы там щеколду получше присобачили, а то хлипкая была. И стены покрасили, а то они страшные были.

— Прямо по плитке красили, что ли? — нахмурилась я.

— Зачем? Ободрали, долго, что ли? Она и так уже отваливалась. Иди, зацени!

Ну… что я могу сказать? Вышло недурно. Конечно, отчистить стену от остатков цемента и сделать все, как полагается, эти доморощеные дизайнеры не додумались. А чтобы так называемый рельеф не бросался в глаза, опять-таки разрисовали стены скалами и морскими видами, как они это себе представляли. Как ни странно, выглядело это вполне недурно — Федя рисовал очень неплохо для самоучки.

'Вот пусть Гена еще раз скажет, что Федя с Настей не пара, — подумала я, забираясь под душ. — Почему нет? У нее отменная практическая жилка, а у него — творческий подход. Отчего бы, в самом деле, ему не придумывать простенький дизайн для таких вот клетушек? Что-то дорогое хозяева себе позволить не могут, а как-то украсить квартиру все равно хочется! Кто-то коврики и салфеточки покупает, а кто-то, может, рискнет поэкспериментировать… Ну а Настя деньгам счет знает!'

Выбираясь из душа, я в самом деле едва не наступила на пана Ежи. Тот поглядел на меня черными бусинками глаз, тяжело вздохнул и утопотал обратно под ванну, к батарее.

— А? Чё? Приехала? — услышала я из прихожей. — И чё сказала? Правда?..

— Насть, ты, что ли? — я открыла дверь и высунулась наружу.

— А кто ж еще! — радостно отозвалась она, кинулась мне на шею, как была, в холодной заснеженной куртке, и отскочила, когда я взвизгнула. — Ой, прости!

— Ничего… — я плотнее завернулась в теплый халат.

— Ну как тебе? — живо спросила Настя, закидывая ботинки и куртку в шкаф. — Понравилось?

— Ты несомненный талант, — улыбнулась я.

— Не, талант — это Федька, а я бригадирша, — во весь рот улыбнулась она. — Меня теперь так и зовут: Настька-Бригадирша!

— Ага, ты только не забудь, что бригадиршами мамок еще называют, — встрял Жека и получил по шее. — Ну правда же!

— Погодите, вы слышите? — перебила я. — Что за звук? Жека, ты плиту точно выключил?

— Да-а… ты же сама видела, — он тоже прислушался. — В трубе, может, свистит?

— Ой! — Настя подпрыгнула, кинулась обратно в прихожую, закопалась в свою сумку и через минуту предъявила нам нечто мокрое, облезлое, угольно-черного цвета. — Вот…

— Это что?.. — севшим голосом спросила я. — Вернее, кто?

— Ну… я шла, а он такой сидит под лавкой и мяучит, — она повесила нос и свободной рукой принялась дергать за колечко в ноздре, имелась у нее такая вредная привычка. — Холодный и голодный… Ну я и… вот.

— Н-да… — я припомнила свои мысли о кошке и вздохнула: — Иди вымой это чудо и высуши. Надо его к ветеринару, а то, может, он блохастый и заразный. Сегодня еще не поздно, так что давай… Можешь мой фен взять. Только смотри, чтоб этот зверь тебя не ободрал!

— Фен?

— Кот! Или это кошка?

— Кот, — уверенно ответила Настя, бесцеремонно задрав животному хвост. — Бубенцы имеются.

— Заодно спроси в клинике про кастрацию, — вздохнула я, — не хватало, чтобы он начал метить по углам!

— Угу, хана тогда этой красотище, — хрюкнул Жека. — Пошли, я буду держать, а ты мыть. В одиночку хрен справишься…

Судя по визгу, доносившемуся из ванной, помывка проходила с переменным успехом. В смысле, кот молчал, а визжала Настя, которую Жека время от времени окатывал водой из душа.

Потом загудел фен, а вскоре появилась Настя в одном нижнем белье, с коконом из полотенца наперевес.

— Этот придурок мне всю одежду вымочил, — пояснила она в ответ на мой недоуменный взгляд. — Пусть теперь гладит, не в мокром же мне идти!

— Халат хоть накинь, — вздохнула я.

— Зачем? Тепло же, — удивилась она, усевшись на один из лежаков и развернув полотенце. — Гляди, какой пушистый оказался! Он вроде чистый, я смотрела, нету блох. Да они б и повымерзли на таком холоде…

— Все равно надо обработать.

— Само собой… Он домашний, наверно, — добавила Настя. — На уличного не похож, те злющие и дерутся, как бешеные, а этот только мурчал, когда мы его мыли. И сейчас, слышишь?

И правда — кот, поудобнее устроившись у нее на коленях, громко заурчал, зарокотал, будто мотор где-то рядом работал. Он был совершенно черным, без едного белого пятнышка, с зелеными глазами, пушистым и довольно крупным. Словом, та еще адская бестия!

— Сбежал, наверно, а может, выбросили, — вздохнула я. — Обсыхай и дуй в ветеринарку, денег я дам. Пусть анализы сделают, а то мало ли, чего он на улице мог нахвататься?

— Ага… а как мы его назовем? — живо спросила Настя.

— Кот Мурр, — улыбнулась я.

Забегая вперед, могу сказать, что кличка прижилась. Правда, поскольку в этой ночлежке никто никогда не читал Гофмана, то иначе, как Мурлом, кота не называли.

Зверь оказался в самом деле чистым, почти здоровым, если не считать нескольких рваных ран на боках и на шее (явно оставшихся после столкновения с дворовыми сородичами, оборонявшими территорию), и воспитанным. По крайней мере, покамест он стены не драл, углы не метил, на лоток пана Ежи не покушался, ходил в свой собственный, ел, что дадут, а спал со всеми по очереди, если не было Насти — ее он счел хозяйкой. Дима хотел было расклеить объявления — мол, найден кот, но она воспротивилась: мол, если такое роскошное Мурло выставили на улицу в мороз и даже не ищут (иначе бы висели объявления 'пропал кот'!), то он хозяевам не нужен, а нам в самый раз. А в то, что Мурло сбежал сам, как-то не верилось, он был совершенно домашним, на улицу разве что с интересом смотрел с подоконника, но от открытой двери в подъезд шарахался к пану Ежи под ванну и зыркал оттуда зелеными глазищами. (К слову, еж скоро перестал удирать от нового жильца, время от времени инспектировал его миску, а потом и вовсе повадился приходить спать под теплый бочок, если Мурло разваливался на полу — ему поставили коробку с ветошью в уголке. Кот не возражал.)

У меня было еще одно насущное дело: дядя Гриша поручил мне сдать его гараж: Генкиной машине уже все равно было, где стоять, хуже бы ей не стало, и на время отъезда он пристроил ее под каким-то навесом на складе у знакомых. Ну а гараж был, прямо сказать, так себе: обычная коробка из листового железа, один плюс — в охраняемом кооперативе и в очень удобном месте — буквально два шага до автобусной остановки с одной стороны территории и метров сто до железнодорожной платформы с другого края.

На это, а еще на невысокую стоимость аренды клевали многие, но… Сдать этот клятый гараж никак не удавалось. Дело в том, что в правлении кооператива сидели могучие, закаленные советским прошлым ровесники дяди Гриши (а то и постарше), и абы кого на свою территорию они пускать не собирались.

Нет прописки, только временная регистрация? Это мы еще подумаем… Гараж не только для машины, а чтобы сложить зимние вещи? Или поставить холодильник, сложить плитку на время ремонта или переезда? Ни за что, уже горели, хватит. Максимум, что можно оставить в боксе — сменную резину и всякие автомобильные приблуды. Конечно, на старожилов это правило не распространялось (у одного такого, сказал дядя Гриша, даже подпол есть, он там банки с соленьями и вареньями хранит, потому как в квартире негде), а вот на новичков, да еще арендаторов, смотрели косо.

Никакие уверения, что люди порядочные, клятвы мамой и просьбы не помогали. Дядя Гриша только разводил руками, дескать, такие порядки, не я завел, не мне менять…

Но, наконец, свершилось чудо. Мне позвонил какой-то мужчина, не очень уверенно говорящий по-русски, и сказал, что гараж ему нужен аж до лета, потому что машина новая, и бросать ее под открытым небом не хочется. А живет он совсем рядом с гаражным кооперативом, поэтому вариант просто идеальный!

Конечно, я согласилась встретиться. На встречу молодой человек, назвавшийся Асланбеком, приехал не один: за рулем была дама. Роскошная дама неопределенного возраста (по-моему, ближе к пятидесяти, хотя ей можно было дать и тридцать), ухоженная, в мехах и золоте. (Моя матушка, когда видит такие экземпляры, только многозначительно улыбается.) Машина в самом деле оказалась недурна, новехонький внедорожник — такой и впрямь жаль оставлять на улице, с нашим-то климатом!

Пока добирались до гаражей — они забрали меня с работы, — разговорились, оказалось, у них две машины, так что будут брать и ставить в бокс то одну, то другую.

Место им понравилось, в цене мы сошлись, но я честно сказала, что еще нужно одобрение председателя правления — без пропуска с фотографией и печатью никого на территорию кооператива не впустят. Впрочем, когда дядя Гриша сказал, что Аникей Иванович подвизался на заводе в режимном отделе, все встало на свои места…

По счастью, царственная Мария Никитична в самом деле обитала на соседней улице, поэтому нареканий к ней не возникло. Ну а молодой Асланбек — она называла его мужем, — был вписан в пропуск как дополнительный пользователь бокса.

Правда, судя по тому, как ухмылялся помощник председателя, переписывая данные из их паспортов в книгу учета, официальным браком там и не пахло. Впрочем, мое какое дело? Договор я заключала с Марией Никитичной, а кем там ей приходится этот горячий красавец, меня совершенно не волновало, платили бы вовремя!

Я получила задаток и плату за месяц вперед, передала деньги дяде Грише, выдохнула и до поры до времени забыла об арендаторах.

Правда, через неделю вспомнила, увидев смску от Асланбека, и огорчилась: если они решили отказаться от аренды, придется возвращать задаток, а с деньгами было негусто. Не тут-то было! Текст гласил: 'лапуля что делаешь'. Да-да, именно так, без знаков препинания.

Я предпочла проигнорировать сообщение, но он не успокоился и тем же вечером прислал следующее: 'полина ты где жевешь хоть на чай преглосилаб'. Потом еще и еще, всё откровеннее и откровеннее…

Меня подмывало одновременно сообщить Марии Никитичне, что ее муж заигрывает со мной (но она запросто заявила бы, что я сама крутила перед ним хвостом и всячески соблазняла, я таких дам хорошо знала), и пригласить этого парня 'на чай'. В ночлежку, разумеется! Но ведь и источник скромного дохода терять не хотелось…

— Че ты паришься? — спросила Настя, когда я рассказала ей об этом типе. — Скажи пацанам, пусть они его встретят и объяснят, что к чему!

— Ну здравствуй! Он мне ничего не сделал, пальцем не прикоснулся, а что безграмотные смски шлет, так это не наказуемо, — вздохнула я.

— Поль, ну ты как маленькая, тебе все разжевывать надо, — буркнула она, задумчиво помешивая бульон.

— Ты о чем?

— Объясняю на пальцах! — Настя отложила поварешку и растопырила пальцы с разноцветными ногтями. Кажется, это что-то должно означать, по фэн-шуй, если не ошибаюсь. Впрочем, вряд ли Настя задумывалась о таких высоких материях, ей просто нравился яркий маникюр. — Смотри, ты говоришь, парень фактурный, рослый, на морду лица ничего себе?

— Угу, еще б не был брит наголо, так вообще…

— Ага. И он с югов. Значит, судя по всему, тетка эта подцепила его на… как это? Когда осенью едут на курорт?

— Бархатный сезон?

— Во-во, тогда и подцепила. Или он ее, фиг поймешь. Ну сама знаешь, все эти курортные романы, тетки специально же во всякие Турции и Египты ездят, чтоб с красавчиками того-сего… — фыркнула Настя и села на край стола. — Ну а эта, видно, решила посетить курорты Краснодарского края, мужик же оттуда?

— Ставропольского.

— Да один фиг, там рядом. Ну вот, он увидел богатенькую тетечку, ну и расстарался. Ты говоришь, она еще ничего себе, а если он тот еще ебарь-террорист…

— Настя!

— Ой, да ладно, будто ты и похуже не слышала, — отмахнулась она. — Короче, в темноте не видно, вот он ее и оприходовал. Ну и заодно напел чего-нибудь про любовь-морковь, про бедного-несчастного… Тетка уши и развесила, с собой приволокла, машинку вон, говоришь, купила…

— Обе ее, я попросила Смирного проверить, — сказала я. — И она его к себе не прописывала, у него временная регистрация.

— А, ну, значит, не вовсе мозги отшибло, просто захотелось молодого тела, — фыркнула Настя. — Куда он денется-то? Пока супружеский долг исполняет, будут ему ништяки, а откажется — вылетит с голой задницей обратно на свой курорт… Вот.

— Ну хорошо, а я-то тут причем? — поинтересовалась я.

— Ха! Поль, ну ты все-таки иногда такая… глупая, — вовремя поправилась она. — Во-первых, ты молодая и симпатичная. Во-вторых, по тебе сразу видно, что ты не из таких вот ушлых теток, которые, конечно, тачку купят и шмотки, но и отрабатывать заставят от и до! Наговорит про любовь, да какие у тебя глаза красивые, ноги стройные и вообще, мечта, а не девушка, ты и раскиснешь…

— А ты откуда знаешь о таком?

— А я на сайте знакомств по приколу зарегилась, там таких горячих мачо — хоть жопой жуй, — непосредственно ответила Настя, принюхалась и, не глядя, привернула конфорку. Надо же, наловчилась уже! — Прям один в один этот, сразу у них неземная любовь, давай поженимся…

— И зачем тебе этот сайт? — нахмурилась я.

— Так по приколу же, говорю! — сказала она. — Мы с Федькой их разводим на всякие глупости, чисто поржать, а потом скрины в группу в соцсети таскаем, там их тыщи! Особенно прикольно выходит, когда Федька с моего аккаунта сидит, у него лучше получается… Он все ж таки побольше моего читал, может иногда завернуть что-нибудь романтичное! Вслух-то никак, а пишет он нормально, эти дебилы ведутся, я тебе покажу потом…

— Тьфу на вас, юмористы, — буркнула я. — Ты не отвлекайся! Что там дальше, по-твоему, в планах у горячего мачо?

— Ну как что? Тебя захомутать. Говорю ж, видно, что ты не нищебродка. Гараж сдаешь, в договоре твой адресок есть, можно посмотреть, где обитаешь…

— Прописана-то я у родителей… — сообразила я. Дядя Гриша на меня доверенность оформил, верно, а я указывала не этот адрес, конечно, а домашний.

— Вот-вот! У родителей-то твоих хата, поди, не вроде этой, — фыркнула Настя. — Короче, как ты поведешься на него, так можно быстренько ту тетку кинуть, на тебе жениться и к тебе прописаться. А потом фиг ты его выпрешь. А если и выпрешь, кровушки он попьет! Ну или поживет пару лет, потом другую найдет, а то и рванет столицу покорять… Таких историй, говорю тебе, дофигищи!

— Настя, — сказала я, посмотрев на нее в упор, — ты думаешь о том же, о чем и я?

— Я думаю о том, что надо пригласить его на чай, — хихикнула она. — Жалко, Генки нету, но можно Смирного в гости позвать! Или Стаханыча.

Почему Петру Петровичу Астахову дали такую кличку, оставалось только гадать. То ли он в юности вкалывал за шестерых, то ли сработал другой ассоциативный ряд, но иначе этого выдающихся размеров дяденьку, ровесника дяди Гриши, не называли.

— Обоих, — сказала я. — Правда, как бы они от аренды не отказались…

— Тю! Договор же на тетку? А он ей что, расскажет, что ли? Он с нее не слезет, пока новую не найдет! — фыркнула Настя. — Короч, как соберутся платить, ты и это… пригласи! Только предупреди, я Стаханыча приведу, а Смирный тут вообще рядом живет…

— Авантюристка, — вздохнула я, но подумала, что идея недурна!

Ну а поскольку слово у обитателей ночлежки никогда не расходилось с делом, незадолго до Нового года состоялся спектакль.

Мария Никитична позвонила и сообщила, что они всем довольны, поэтому изволят продлить аренду, а заплатить хотят сразу до мая. Я была только за, но сказала, что очень занята на работе, так что не затруднит ли ее перевести деньги мне на карту? Она же сказала, что поручит это мужу, и мы распрощались…

Асланбек позвонил тем же вечером. За прошедшее время он волшебным образом начал говорить почти без характерного акцента (видимо, Мария Никитична дрессировала его жестко), а уж каким елейным тоном говорил!

— Конечно-конечно, — сказала я, выслушав тираду о том, что с карты на карту никак не получается перевести, и лучше бы передать наличные и взять расписку, как полагается. — Приезжайте.

— На Интернационала? — спросил он, и Настя ухмыльнулась (я разговаривала по громкой связи). На улице Третьего Интернационала обитали мои родители, этот адрес был указан в договоре.

— Нет-нет, я сейчас живу на Рабочей, пишите адрес, — ответила я и добавила коварно: — Можете захватить чего-нибудь к чаю…

Красавец-мужчина явился точно к назначенному времени, с букетом и пакетом, в котором что-то побрякивало.

Похоже, Настя была права: за прошедшее время он заметно похорошел, отъелся, приоделся, благоухал дорогим одеколоном, и даже сделал маникюр! Вместо дикой шетины он щеголял теперь голливудской трехдневной, а когда он снял норковую шапку-пирожок (не прежний вязаный колпак), стало видно, что волосы у него отросли, хорошо подстрижены и красиво блестят.

— Проходите, пожалуйста, — пригласила я, приняв подношения. — Тапочки вон там.

Это еще мама мне говорила: если гости явились на праздник, либо заранее предупреждай, чтобы брали с собой сменную обувь, либо не заставляй разуваться, потому что дама в парадном туалете и гостевых тапочках выглядит… не слишком хорошо. Но, с другой стороны, таким приемом удобно сбивать спесь с неугодных визитеров…

Вот и Асланбек засмущался, скинул все-таки дорогущие остроносые ботинки (такие давно не в моде, но в определенных кругах предпочитают именно их), надел тапочки, повесил пальто в шкаф и хотел было пройти дальше, но тут в коридорчик выдвинулся Стаханыч в вытянутых трениках и занял его целиком.

— Здоров! — сказал он басом и, оттянув майку-алкоголичку, почесал могучую волосатую грудь, расписанную синими куполами (Федя битый час трудился с гелевой ручкой!). — Это, значит, Поль, твой ухажер?

Асланбек икнул и попятился.

— Пойдем, пойдем, познакомимся, — ласково произнес Стаханыч и сгреб его за плечи. — Расскажешь, кто ты, откуда, сколько зарабатываешь, как мою доченьку обеспечивать намерен… А то я, понимаешь, сегодня тут, завтра опять там, а Поленьке надежный человек нужен, не абы кто, голь перекатная… А ты, Поль, сообрази пока выпить и закусить.

— Я за рулем… — шепотом произнес Асланбек.

— Ничо, заночуешь, а то я сам тебя довезу, тут же недалече? — Стаханыч впихнул его в комнату, а притаившиеся до поры до времени ночлежники встретили гостя громкими воплями.

— Я ж говорила, — сказала Настя, когда я вошла на кухню, и закопалась в пакет с подношениями. — Так, это шипучка, на Новый год пойдет, конфеты, фрукты всякие… Лучше б мяса припер.

— Так он же на свидание собрался, — улыбнулась я, прислушиваясь к гулкому басу Стаханыча и взвизгам ночлежников.

— Ну так лучшее пирожное — это колбаса, — хмыкнула она. — Ладно, с паршивой овцы… Ты только за гараж-то взять не забудь!

— Само собой, — кивнула я…

Асланбека выпустили даже до полуночи. Гараж он оплатил до мая и только умолял не говорить жене, где он был и почему домой вернулся пешком, а не на машине…

Все шло тихо и мирно до тридцатого декабря. Тридцать первое, слава всему сущему, у нас было выходным, а ведь многие бедолаги и в канун Нового года работали, пусть и сокращенный день!

Если честно, больше всего я хотела отоспаться, но такое счастье мне точно не светило. Это я поняла, войдя в квартиру и столкнувшись всем телом с довольно большой елкой, растопырившейся в маленькой прихожей.

— Полин, гляди, чего мы надыбали! — весело сказал Жека, высунувшись из кухни. — Все притащили всякого-разного, сейчас нарядим!

— А ставить вы ее куда собрались? — устало спросила я, снимая сапоги.

— Так в комнату!

— А в комнате — где? Посредине? И куда мы стол тогда денем? Или прямо на стол?

— А мы ее к потолку подвесим, — выдала Настя, — я видела такое в интернете. Когда места мало или там дети с котами, елку подвешивают кверху ногами! Очень круто! Мы ее к люстре прицепим, вот…

— Квартиру не спалим? — спросила я.

— Не, с чего бы?

— Так вот лампочка нагреется — и готово. Хвоя горит отлично.

— Ну так мы эти лампочки вывернем, — спокойно ответила Настя, — а то правда кто-нибудь забудет, что свет включать нельзя. Небось мимо двери не промахнемся! Тем более, мы ее давно сняли…

— Мимо елки вы не промахнетесь… — пробормотала я, но спорить сил не было, и я закрылась в ванной.

В комнате чем-то гремели, вопили на разные голоса, а когда я вышла, оказалось, что елку укоротили наполовину, привесили к люстре, а обломанные нижние ветки расставили по углам — не пропадать же добру! Опять же, запах приятный.

— Я уже все сварила, — серьезно сказала Настя, — Только порезать осталось. Ну, для оливье. Какой же новый год без оливье! И винегрета. А вот тесто я не умею… Поль?

Я тяжело вздохнула и поплелась на кухню.

— К утру подойдет, — сказала я, поставив закваску. — Встанешь — яйца свари и капусту порежь… Так, погоди, а ты разве не дома будешь отмечать?

— Не-а, — ответила Настя, перемывая ложки. — Мама поедет к бабушке, я туда не хочу. Была охота пилить за тридевять земель и со старыми бабками тот же оливье трескать! А с батей тем более оставаться не хочу. Он нажрется, стопудово.

И тут разразился трелью мой телефон. Я замахала руками на ребят, Настя зашипела на них, а я выскочила на лестничную площадку.

— Привет, мам!

— Ты почему трубку не берешь? — строго спросила она.

— Отключила звук на совещании, а включить забыла, случайно заметила, что мигает, — не моргнув глазом, соврала я. — Но я не видела пропущенных звонков.

— Странно, я третий раз звоню, — сказала мама. — Гм… Полина, ты где намерена отмечать Новый год?

Я взялась свободной рукой за голову. Ясное дело, прежде я праздновала с мужем, а уже на второй-третий день являлась к родителям, но теперь…

— Что ты молчишь? — осведомилась мама. — Надеюсь, ты не хочешь сказать, что примирилась с супругом?

— Боже упаси! — искренне ответила я. — Просто тут компания собралась, коллеги, друзья… Да, я помню, что Новый год — семейный праздник, но…

— Я понимаю, — серьезно сказала она. — Ты уже слишком взрослая, чтобы смотреть с нами старые комедии и слушать речь президента под бой курантов, я верно поняла?

— Да… Мы собираемся за город, — быстро придумала я, — в небольшой пансионат, на природу. Очень приличное место, и не так уж дорого. За границу я в этом году не смогу полететь, загранпаспорт просрочен, ты же знаешь, мы с Сашей никуда не ездили… Ну так хоть не в городе встречать буду!

— Понятно, — сказала мама, помолчала и добавила: — Но ты имей в виду, приедут Захаровы, ты с ними всегда ладила, разве нет?

Я вспомнила Аленьку Захарову, с которой мне полагалось 'дружить', потом еще сообразила, что у нее двое малолетних детей, скривилась и пропела в трубку:

— Конечно, мама!

— И Павловы.

— Непременно с Мишенькой? — мне стало смешно.

Мишка был на четыре года старше меня, рано полысел, а избыточным весом страдал еще в детстве. Родители не оставляли попыток женить его, но, по-моему, он женщинами не интересовался, так занимала его работа. Толстенький задумчивый Мишка был отличным веб-дизайнером, уверенно делал карьеру, а прочее его не занимало. Думаю, если бы даже родители расстарались и выдали меня за него, он и не заметил бы. Ну, может, обнаружил бы, что в холодильнике кроме полуфабрикатов есть еще что-то, а в квартире попадаются женские вещи, и только.

— Какая ты злая, Полина, — посетовала мама со смешком. Она разделяла мое мнение по поводу отпрыска Павловых. — Ну хорошо, ты позже к нам заедешь? Хотя бы на Рождество?

— Обязательно! — заверила я.

— Ты на развод подала, я надеюсь? — спросила вдруг она.

— Давно уже, — ответила я. — Но это не быстро. И праздники на носу. Вдобавок, там с имуществом проблемы…

— Как это? Квартира его, забирай свои вещи, и…

— А деньги?! — воскликнула я. — Вклад!

— Так ты согласилась на его имя оформить?! Полина… — процедила мама, — я… я даже не знаю, что сказать! Спасибо, в ипотеку не успели ввязаться!

— Может, разойдемся миром, — пробормотала я.

— Держи карман шире! С такими, как твой бывший, миром ничего не выйдет… Впрочем, — добавила вдруг она, — у тебя ведь теперь есть знакомые гопники? Наймешь, припугнут, и дело в шляпе!

— Мама!

— Ты уже совсем разучилась шутки понимать, — посетовала она. — Ладно. С наступающим тебя, Полина. Папа попозже позвонит, они на работе сегодня отмечают, наверняка под утро вернется…

— Ага. Ну, с наступающим, — сказала я. — Папе привет передавай! Пока-пока!

— До связи, — ответила мама и отключилась, а я выдохнула и вернулась в квартиру.

Уж лучше ночлежка, чем семейное застолье с Захаровыми, Павловыми и прочими (гостей традиционно звали много)! Тут, конечно, тоже не повернешься, но хоть не нужно изображать политес…

К счастью, тридцать первого с утра все куда-то расползлись (как позже выяснилось, за добычей), мне удалось выспаться, а Настя с Жекой тем временем покрошили салаты (вкривь и вкось, но какая разница, если все равно в желудке всё перемешается?). Вот за пироги взялась я сама, потому что Насте это доверить было нельзя.

Пироги уже были готовы, а в духовке запекался окорок на горячее, когда в квартиру ввалилась целая толпа.

Димка ловко кинул Жеке сетку мандаринов килограммов этак на пять, а Веник (еще один вечный ночлежник) с Федей под руки ввели дядю Гришу.

— Пирогами пахнет, — сказал он первым делом, едва сняв кроличью шапку (у папы была точно такая же, только из норки). — Прямо как раньше…

— М-мы… в гости! — радостно сказал Федя, помогая отцу раздеться.

— Правильно, не сидеть же сычами в Новый год, — ответила я, думая, как бы всех рассадить и как накрывать на стол, если стола нет? — Давай, веди дядь Гришу в комнату, а я на кухню, там еще дел полно!

Впрочем, всё уже придумали за меня. Оказалось, что стол у нас имеется — да-да, опять из той самой палеты, поставленной на четыре кирпича, невесть с какой стройки притащенных. Одноразовая скатерть и посуда — не проблема, это очень даже удобно: свернул ее вместе с остатками трапезы, сунул в мусорный мешок и отнес на помойку… Ну а сидеть предполагалось, как это делают японцы, прямо на полу. Вернее, на подушках, которые самолично сшил Федя из обрезков ткани, добытых Настей на всяких рукодельческих сайтах (там часто отдавали остатки за бесценок), и самой дешевой набивки. Вышло пестро, не очень аккуратно с непривычки да без швейной машинки, но какая разница? Все не на голом полу сидеть!

— Хорошо, — довольно сказал дядь Гриша, пощупав свисающую над головой елку и осторожно сев на кровать (ему притащили табуретку вместо стола). — Душевно. Ну, проводим уходящий?

Настя живо нашла в интернете подходящую музыку, привычную всем с детства и не раздражающую, Жека ловко открыл первую бутылку, а я посмотрела на притулившийся у двери ящик и поняла, что если мы это сегодня выпьем, то завтра не встанем… Впрочем, напиваться вовсе не обязательно!

— Так, убери руки, — велела я Ксюхе, Настиной приятельнице. — Вам только газировка положена, малы еще.

— Шампанского-то чутка можно? — Настя сделала бровки домиком. В честь праздника она даже вынула кольцо из ноздри и попыталась накраситься так, как я ее учила. Вышло еще не слишком хорошо, но она явно старалась.

— Чуть-чуть, — сдалась я, прекрасно понимая, что если не разрешить, они сопрут бутылку и разопьют ее на лестнице. Так хоть на глазах будут.

— Ура! — пискнула Ксюха и подставила пластиковый стаканчик.

— Ксеня, а ты что не дома? — спросил дядя Гриша, безошибочно повернувшись на ее голос.

— Ну так… — она пожала плечами.

— У нее вроде как у меня, — подал голос Димка. Он, прежде совсем прозрачный, как-то повеселел, не иначе, бабушки подкармливали. — Только я уже совершеннолетний, могу свалить, а она — нет.

— Могу, — буркнула Ксюха. Она была похожа на воробья, такая же маленькая, вертлявая, даже манера смотреть на собеседника, склонив голову к плечу, у нее была птичья. Вернее, я так думала, пока не узнала, что левым глазом она видит намного хуже, чем правым. — Только искать будут. А найдут — ввалят. Это Настьке хорошо, ее мамка особо не ищет.

— А чё искать, она знает, где я, — ответила та, грызя огурец. — И Генку знает, и дядю Гришу. Потому и не парится. Понимает же, что я с отцом не особо…

— Так и Ксени хватятся, — нахмурился дядя Гриша.

— Не, — помотала та головой. — Я типа к бабушке поехала. Ей одиноко типа. А предки без меня как-нибудь.

— А бабушка как же?

— А, бабуля рубит фишку, — ухмыльнулась Ксюха. — Они с соседками будут всю ночь эти шоу смотреть и чаи гонять, на кой я им? Я сказала, что не продолбаюсь, бабуля дала добро. Если предки звякнут, она либо не услышит, либо скажет, что я закрылась в комнате и слушаю какую-то муйню, лишь бы не телик с этими… — тут она проглотила матерное слово.

— Ясно…

Я вдруг подумала, что мой побег от семейного застолья ничем не отличается от поведения Ксюхи с Настей, и невольно улыбнулась. Только они-то еще школьницы, а я успела замужем побывать… Жаль, ума не нажила!

— Э, уже без пятнадцати! — опомнился Жека, прекратив жрать винегрет. — Где там шампунь? Без шампуня нещитово!

И тут в дверь громко постучали.

— Смирный, что ли? — шепотом спросил Димка. — Так мы не шумели вроде…

— И з-звонок п-очинили, — добавил Федя.

— Точно, Смирный бы позвонил. А свои так входят, открыто же… — Жека встал и высунулся в прихожую. — Ща глянем, кого там принесло… Ой-ё!

— Чего там? — подскочила Настя. Ну как подскочила — встала на четвереньки, чуть не своротив импровизированный стол.

— К вам приперся Дед Мороз! — басом сказал кто-то из прихожей, там что-то обрушилось, и тот же бас добавил: — Однако!

— Никак Генка? — навострил уши дядя Гриша. — Гена, ты?

— Ну вот хрен вам сюрприз устроишь! — радостно сказал тот, объявившись на пороге, в красном кафтане и с мешком наперевес. — Ничего себе вы тут евроремонт забацали!

— Мур? — не понял Мурло, пасшийся возле окорока.

— Хозяин пришел, — пояснила Настя, вернувшись на место и пересадив кота к себе на колени. Пан Ежи подозрительно фыркал из-под стола, потом явно разнюхал хозяина и почухал к нему.

— Ты с кого одежку снял? — спросил Димка. — Она тебе как-то маловата! И чё в мешке? Подарки?

— Куртка моя в мешке и барахло, — буркнул Гена, явно ожидавший более радушного приема. — Неужто ракеты с конфетами?

— А я припер петарды! — сказал Жека. — Там стоят, в шкафу! Потом пойдем запускать!

— Только в сквер не ходите, — предостерег дядя Гриша.

— Сами знаем, не вовсе дурные, помним, что он пальбы не любит, — кивнул Жека, и я почему-то вспомнила Серого. Речь явно шла о нем.

— Ген, ты чего стоишь-то? — спросила Настя, плюхнувшись рядом со мной. — Садись давай, уже куранты бьют! Где там шампунь?

Он и сел прямо на свой мешок, не сняв уличной обуви и нелепого красного кафтана со свалявшейся белой опушкой.

Ксюха сунула ему стаканчик, Жека лихо пальнул пробкой в потолок и разлил, считай, одну пену… Федя ловко перехватил руку дяди Гриши, чтобы тот не расплескал содержимое, а до рта тот и сам мог донести.

— Вот отрава, — сказал он, пригубив шипучку (что и говорить, не из самых дорогих). — То ли дело первач…

— Ага, помню я, как ты квартиру чуть не спалил с этим перваком, — ухмыльнулся вдруг Гена и чокнулся с Федей. — И как соседи вопили.

— Н-на одеяле п-подпалины, — высказался тот и протянул стаканчик Насте. — К-которым т-тушили.

— С Новым годом, — громко сказала Ксюха. — Ну!

— С новым счастьем! — гаркнули присутствующие, выпили и снова принялись за салаты и пироги.

— Ген, а ты почему не ешь? — тихо спросила я.

— Не голодный, — ответил он. — И устал. Пойду хоть переоденусь…

Мы переглянулись, а потом Димка вскочил и потянул Жеку за руку.

— Где там твои петарды? Пошли!

— Нет, погодите, надо сперва дядь Гришу домой проводить, — встряла Ксюха. — Федька может сам, но вдруг кто прицепится, все ж пьяные!

— Пойдем, проводим, — согласилась Настя. — Да, дядь Гриш? Или еще посидишь?

— Нет, пора, — серьезно ответил он и поднялся, взявшись за Федино плечо. — Новый год встретили, и славно. Вы это, мусор с собой прихватите, чтоб Полине не собирать.

— Уж сами бы не догадались… — проворчала она, сгребая тарелки в мешок. Ксюха уносила недоеденные салаты в холодильник. — Вот, чистенько. Жек, запинай стол под кровать!

Пока они сражались со строптивыми деревяшками, дядя Гриша постучал в ванную и сказал:

— Гена… ты чего там?

— Моюсь я тут, — был ответ.

— Я домой пошел, — сказал дядя Гриша. — Ты хоть завтра зайди, ладно? Хоть погляжу… кхе-кхе… на тебя.

— Конечно, бать, — отозвался Гена после паузы. — А то заночуй?

— Нет, негде тут. Мы с Федей пойдем. Давай, до завтрева…

Они вывалились на лестницу всей гурьбой, девчонки с ними вместе (я едва успела напялить на Настю с Ксюшей шапки). Во дворе уже вовсю грохотали салюты, но мне не хотелось даже смотреть на них, я уселась на свой матрац, подперла голову руками и задумалась.

Говорят, как встретишь Новый год, так его и проведешь… Что ж, скучать мне уж точно не придется!

— Поль, кинь мне полотенце, а? — ворвался в мои грезы голос Гены.

— А? Сейчас, погоди…

Я сунула ему требуемое и вернулась на свое место. Надо же, я начала думать о нем, как о своем!

— Чего-то я ввалился, как дурак, — сказал Гена и сел рядом. Доски жалобно застонали под его весом. — Вы тут так славно устроились, по-домашнему, а я вперся…

— Так тоже по-домашнему, — улыбнулась я. — Не возьму в толк, почему ты вдруг скис. Надо было начать разбрасывать шоколадки из мешка, например.

— Я ничего не успел купить, — произнес он, глядя в пол. — Сумел выбраться вот точно под Новый год, поменялся там с одним парнем, а… зря, наверно. Даже батя как-то…

— Дядя Гриша просто очень тактичный человек, — сказала я и подсунула ему тарелку с пирогами (я очень удачно позабыла ее на подоконнике). — Он был очень тебе рад, но… ребята хотели другого праздника, Дед Мороз им ни к чему. А ты уже большой.

— Ага, слышу я, чего они хотели, — проворчал Гена, глянув за окно. Петарды там рвались без остановки. — Придурки малолетние…

— Но талантливые, — я кивком указала на преображенную комнату.

— Это да, — невольно улыбнулся он. — Здорово сделали!

— Настя с Федей постарались, — сказала я не без намека. — Остальные так, помогали. Кто руками, кто деньгами.

Гена только молча кивнул.

За то время, что я его не видела, он здорово похудел. Видно, работать приходилось много и тяжело, и лишняя масса, которая так красиво смотрится у спортзальных 'качков' в выгодных ракурсах, просто ушла.

— Ложись-ка ты спать, — сказала я. — Прямо тут. А я вон наверх залезу.

— А я твоему благоверному в рыло засадил, — сказал вдруг Гена и мечтательно улыбнулся.

— Так это когда было!

— Нет, я сегодня, — пояснил он. — Не удержался…

— За что, а? — только и спросила я.

— Девчонку в автобусе за жопу хватал, — ответил Гена. — Ну… девка ого-го, но явно не старше Настьки, хоть сиськи и отрастила. Испугалась.

— И ты?..

— Что — я? Вынес его за шиворот на остановке, к столбу прислонил и попросил больше так не делать. А он руками размахивать начал, — Гена задумчиво почесал скулу. — Ну, думаю, он уже оклемался.

— Ты который раз уже за девушек заступаешься? — невольно улыбнулась я.

— Да не знаю.

— Ничему жизнь не учит?

Гена помотал головой. Волосы у него немного отросли, он хоть не светил бритым черепом.

— Не могу я мимо пройти, — буркнул он. — Давай спать, правда. Я вон туда, на нижнюю полку. А ты уж на своем месте.

— Как хочешь. С Новым годом, — сказала я, встала, а потом наклонилась и поцеловала его в колючую щеку. Честное слово, безо всякой задней мысли!

— Давай без этого, — он отстранил меня на вытянутых руках и тоже встал.

— Ты для кого Дедом Морозом нарядился-то? — тихо спросила я. — Для ребят, что ли? Так они в него уже не верят.

— Ну… дурака свалял. Надо было нормально прийти. Ну или уж с подарками, — Гена отпустил меня и отошел к двери. — А я что-то дурака свалял.

— Ладно тебе, — я села. — Ложись спать, правда. Наши еще не скоро вернутся: пока дядь Гришу проводят, пока сами нагуляются, ты уж десять раз выспишься…

— Ага… Я свет гашу, — предупредил он. — А то давай ширму поставлю?

— Ген, я, по-твоему, никогда мужика в трусах и даже без них не видела? — тяжело вздохнула я. — Но я могу отвернуться или даже на кухню выйти, если ты стесняешься!

— Иди ты… стесняюсь я… — проворчал он, шурша в темноте. Потом жалобно скрипнули доски, раздался блаженный вздох, и Гена сказал: — После чертова плацкарта — просто кайф! Мне верхняя боковуха досталась. Мало того, что ноги деть некуда, я еще и лежать могу только боком, иначе свисаю…

— Других мест не было?

— Не-а, говорю, я ж по случаю сорвался. Мог вообще в тамбуре ехать или в сидячем, но повезло. Это я еще на третьи сутки сменялся с одним типом из отсека — ему, понимаешь, куревом из тамбура несло и дверь все время хлопала, а мне что? Там уж получше было, конечно.

За окном рвались петарды, и света было достаточно для того, чтобы разглядеть, как к Гене двух сторон спешат пан Ежи и кот Мурло. И если первый мог только хрюкать, второй умел мурлыкать.

— Развели живность, — пробормотал Гена.

— Кота Настя притащила, — сказала я. — Он и прижился.

— Да пусть живет, жалко, что ли? Вы нормально тут, смотрю?

— Ага… Погоди, я умоюсь схожу…

Вернувшись из ванной, я нырнула под одеяло. Гена вроде бы уснул, Мурло громко урчал, пристроившись у него на груди.

— Спишь? — зачем-то спросила я.

— Не-а, — ответил он. — Уснешь, пожалуй, под такую канонаду…

— Скоро угомонятся.

— Угу, часам к пяти утра. Эти засранцы еще и ящик уперли, заметила?

Я только вздохнула.

— Будем надеяться, не нарвутся на неприятности…

— Да ну, им не впервой, пускай гуляют.

— Как там, на Севере? — спросила я после паузы.

— Нормально. С непривычки тяжеленько, а потом в удовольствие, — серьезно сказал Гена. — Хотя пообстрогало здорово, сама видела. Однако и платят… Но без тебя я б туда не попал. Спасибо за батю с Федькой…

— Иди ты, — вздохнула я. — Тебе спасибо. Я никогда бы не узнала этих ребят, если б не нарвалась тогда на вас в сквере. Так бы и тухла подле Саши. А насчет Насти с Федей не переживай. Отличная пара выйдет. Это же они все придумали и сделали!

Он выслушал мой рассказ, а потом сказал:

— Это они с разгону. Как в настоящую жизнь вляпаются, прыти поубавится.

— Да иди ты… со своими прогнозами! Сейчас они в какой жизни, не в настоящей, что ли? Понарошку? — обозлилась я. — Справятся, попомни мое слово, они живучие! Это я… Я до этой осени жила… не по-настоящему. Знаешь, как в компьютерной игрушке: вот дом, вот муж, там родители, работа, всё чистенько и красивенько, и всё можно поправить… А потом мне прилетело с разворота, и спасибо, что я осталась жива и здорова! Тебе спасибо…

Гена помолчал, потом непонятно хмыкнул и спросил:

— Думаешь, я тебя там, в сквере в первый раз увидел?

— В каком смысле?

— В прямом. Тут все всех знают… Ты ж меня ловила пару раз на дороге, забыла?

Я помотала головой, потому что не помнила, какие именно машины меня подвозили, потом сообразила, что в темноте Гена меня не видит, и ответила:

— Я не помню.

— Обычно ко мне садятся с брезгливой такой рожей, машина-то так себе, не развалилась бы по пути. А ты всегда улыбалась, говорила что-то про погоду, ну или там если новости были по радио — о них. Ну или о видах на урожай, блин!

— Ген, я правда не помню, — сказала я, честно попытавшись вспомнить хоть что-нибудь. — Я со всеми водителями так разговариваю, а сама обычно думаю о чем-то другом.

— Ты не помнишь, а я тебя узнал, — произнес он. — Темно было, но голос-то… А когда этот мудак на тебя руку поднял…

Гена умолк, потом сказал негромко:

— Давай спать, правда, а то эти припрутся, с ними фиг выспишься.

— Да, спокойной ночи, — ответила я и повернулась спиной к нему, лицом к окну, за которым видны были отсветы праздничного салюта. Только отсветы — в сквере царила тишина.

Серый не любит пальбы, вспомнила я, поэтому с той стороны тихо.

— Поль, — подал вдруг голос Гена.

— А?

— Я курить почти бросил, — сказал он. — С этой работенкой тупо забыл, что смолю, как паровоз, некогда было на перекуры бегать. Да и дорого, там нормальное курево стоит, как самолет! А теперь почти уже и не тянет.

— Ну так это ж хорошо, — ответила я.

— Ага… Зато чую теперь, как ёлка пахнет и мандарины. А кот, походу, рыбу сожрал.

— Сволочь ты, Мурло! — подскочила я. — Кто забыл ее в холодильник убрать?! Придушу!

Гена ржал так, что кровать ходуном ходила, Мурло шуранул на второй ярус, а я помчалась на кухню, в чем была, проверять, кто что еще забыл. К счастью, рыба пострадала не критично, кот всего-навсего стащил ломтик с тарелки… И все равно Ксюхе с Настей следовало поставить на вид!

— Это не ночлежка, а дурдом! — пожаловалась я, вернувшись в комнату и рухнув на свое место. — Уйду я вот вас…

— Конечно, уйдешь. Это не твой мир, — серьезно сказал Гена. — А пока давай спать все-таки, сил нет, глаза закрываются!

— Спокойной ночи, — сказала я и душераздирающе зевнула.

Коварный Мурло просочился ко мне и сделал вид, будто его грязно оклеветали. Я бы даже поверила, если бы его усы не благоухали рыбой…

12.

Время шло, и у меня уже не оставалось никакой возможности скрываться от мамы: мне требовалась ее помощь. Вернее, не ее, а знакомых — мы с Сашей разводились через суд, потому что добровольно делить деньги, скопленные на квартиру, он отказался. Ну и сам же себе сделал хуже: у меня по маминой же науке хранились все чеки и выписки о пополнении счета с моей стороны, а знакомый адвокат запросто добился того, что внакладе я не осталась. Увы, провернуть это сама я никак не могла…

— Ну вот, сможешь вложить деньги в недвижимость, сумма уже порядочная, — сказала мама, когда мы после суда неспешно шли по скверу. Она позвала меня в кафе, и я, конечно же, согласилась. Ну а чем ловить такси, лучше было прогуляться, благо идти-то всего ничего. — И чем тратиться на съем, лучше пожила бы дома!

— Мама, это не всегда удобно, — тактично произнесла я.

— У тебя появился кавалер? — приподняла она тонкую бровь.

— Ну… теоретически… — заюлила я.

— Понимаю, — вздохнула она, — заниматься любовью, когда за стенкой папа смотрит футбол, или я — сериал…

— Мам!

— Можно подумать, я не была молодой! — фыркнула она. — Да я и сейчас еще дам фору девчонке вроде тебя!

О том, что у мамы есть любовник, не знал, по-моему, только папа. А может, и знал, но делал вид, что не в курсе его существования, равно как и мама не замечала его юных пассий, и только время от времени напоминала, чтобы не связывался с несовершеннолетними. Папа мой работал на кафедре в здешнем институте, вел подготовительные курсты, так что бойких школьниц хватало, а поскольку мужчина он видный, совет не был лишен смысла. Впрочем, папа превосходно умел шифроваться, так что за тридцать лет преподавательской деятельности был уличен лишь в одном случае связи со студенткой — моей мамой. Но было это, как легко догадаться, еще до моего рождения…

— Ну… как-то так, — сконфуженно произнесла я. — А то, понимаешь, все эти номера на час, на сутки… Неизвестно, кто там раньше ночевал, стирали белье или нет, фу…

— А почему твой кавалер не может пригласить тебя к себе?

— У него тоже есть мама, — ответила я не без злорадства.

— Хм! А отчего бы ему не снять тебе квартиру?

— Он и так оплачивает большую часть аренды, — выкрутилась я. — Мам, давай не будем об этом, пожалуйста! Он не настолько богатый человек, чтобы снимать квартиру без ущерба для семейного бюджета. Мама там немолодая, после операции на сердце, еще сестра в другом городе учится, отца нет…

— Только не говори, что это твоя очередная большая любовь, — тяжело вздохнула мама. — Сколько можно наступать на одни и те же грабли, Полина?! Ты будто не в меня уродилась!

— Нет, это не любовь, — сердито ответила я. — Так сложилось… Жека! А ну, брысь со скамейки! Я кому сто раз говорила не сидеть с ногами?!

— Ну забыли мы… — пробурчал тот, слезая со спинки, и добавил, поглядев на маму: — Здрасьте.

Она настороженно посмотрела на Жеку и его компанию, потом перевела взгляд на меня.

— А это еще кто?

— Мальчишки из соседнего дома, — пояснила я. — Каждый день их вижу и гоняю со скамейки. Что за манера дурацкая — сидеть, как воробьи на жердочке? С другой стороны, если сиденье скамейки уже испачкали до них, то понять пацанов можно.

— Поль, Настька сказала, что купила макароны, курицу и еще чего-то для супа, как ты велела! — окликнул Жека, а я поняла, что сейчас провалюсь сквозь землю, но нашла в себе силы ответить:

— Да-да, спасибо!

Кажется, он понял, что больше приставать не нужно, и вернулся к своим приятелям.

— Это он вообще о чем? — нахмурилась мама.

— Ой, не бери в голову, — махнула я рукой. — Настя — это дочка хозяйки квартиры. Я ей оставила денег и попросила в магазин зайти, а то в холодильнике пусто. Я же не знала, на сколько этот суд затянется, а на ужин что-то приготовить нужно… Наверно, курицу она уже сварила.

— Хм… — произнесла мама настороженно.

— Девочка еще школьница, хочет идти на повара учиться, — пояснила я. — Интересно, что у нее сегодня получилось?

— А почему эта Настя тебе готовит? — спросила она.

Мы уже устраивались за столиком.

— О, у нас сложный бартер, — улыбнулась я, прикидывая, как бы не запутаться в собственном вранье. — Комната, которую я снимаю, им досталась от бабушки, это в семье основной источник дохода. А дома у хозяйки, кроме Насти, еще трое детей мал мала маньше, она даже уроки делает или в школе, или у приятелей, а летом вообще вон на лавочке. Ну мы с ней и вошли в преступный сговор: пока я на работе, она ходит по магазинам, убирается, готовит что-то простое, а я разрешаю ей заниматься в тишине и не говорю об этом ее маме. Потому что та, если узнает, взовьется и потребует или платить девочке, как домработнице, или не пускать, пусть дома за малышней смотрит.

— Однако… — мама вынула портсигар и закурила тонкую душистую сигариллу. — Я полагала, такое только в сериалах показывают.

— Ну что ты, — вздохнула я. — Я тоже так думала, а потом убедилась, что в реальности такое бывает, что ни один сценарист не придумает! А если придумает, то ему никто не поверит.

— А тебе откуда знать? — прищурилась она.

— Пока я здесь жила, всякого наслушалась, — улыбнулась я. — Могу рассказать, только ты не поверишь.

— Ну а вдруг?

— Ладно, слушай… — вздохнула я. — Есть в этом райончике один парень, к которому все идут, когда что-то случается. Знаешь, кто-то котят подбирает, а он — людей. То женщину какую-то, которую муж избил и на мороз выгнал, то еще кого. У него, главное, отец и брат инвалиды оба, один на производстве покалечился, второй с ДЦП, если не ошибаюсь, но все равно, Крокодил и чужим помогает.

— Крокодил? — нахмурилась мама.

— Кличка у него такая, — пояснила я. — Его Геннадием зовут, кто-то и пошутил. Ну вот, это такой зачин, как в сказках. А дальше вот что было…

Эту историю знал весь район, так что я могла рассказать, мол, от старушек услышала. У Ульяны из третьего дома погиб в аварии гражданский муж, а его добрые родственники живо выставили ее на улицу — кто она такая, прав никаких, даже регистрация временная… Она была не местная, из совсем уж далекой провинции, денег совсем мало, деваться некуда, мыкалась по знакомым. Время идет быстро, пока то да сё, а Ульяна уже была в декрете, а кому из подруг нужно такое счастье?.. Ясное дело, в итоге она оказалась у Гены! Ну а отправлять беременную женщину одну за четверо суток пути поездом было опасно, да еще после такого стресса. Родит еще прямо в поезде, и хорошо, если не умрет! Самолетом ей вообще лелеть было нельзя, да и не летали в ту глушь самолеты — только в ближайший город, оттуда ходили рейсовые автобусы… Словом, нужен был как минимум сопровождающий, но это влетало в копеечку. Да и не хотела она туда возвращаться — мигом назовут гулящей.

Одним словом, сперва Ульяна обитала у нас (бог мой, я начала называть эту ночлежку «у нас», хорошо, вовремя прикусила язык при маме!), но недолго — соседки вошли в положение и живо пристроили ее к знакомой паре старичков. У тех имелся взрослый сын, но он давно жил отдельно, к ним заглядывал на полчаса раз в месяц, привозил продукты, оставлял деньги и испарялся. Внуков они могли и не дождаться, а тут хоть так… Пара ни в чем не нуждалась, так что Ульяну приняли охотно, авось не объест и диван не пролежит. Потом они ужаснулись ее состоянию, подняли связи (семейка была не из простых рабочих), нашли ей хорошего врача, ну а психологами работали сами. А заодно так ославили родителей ее погибшего парня, что те в магазин-то высунуться опасались, так на них косились. Район-то маленький, почти все друг друга знают…

Словом, со дня на день Ульяне предстояло ехать в роддом, и я прекрасно понимала, что если передачи ей носить смогут и пацаны, то покупать приданое ребенку придется мне, им такое не доверишь. Правда, соседки поскребли по сусекам у себя и выросших дочерей, понабрали всяких вещичек, так что на первое время хватило бы. Ну и старички Федотовы намеревались тряхнуть сына, чтобы вместо красной икры он коляску купил. Даже не хочу представлять себе степень удивления этого сугубо делового мужчины… и скандал, который он наверняка устроит. Я даже аргументы знала: дескать, наглая приезжая втерлась в доверие к его наивным родителям, а теперь хочет повесить им на шею своего младенца и завладеть жилплощадью.

Забегая вперед, скажу, что все вышло не так. Разумеется, Иван, узнав, что в его семействе случилось неожиданное пополнение, а вскоре ожидается еще одно, остолбенел. Потом хотел было закатить помянутый скандал, но матушка шикнула на него, мол, Ульяна спит! А отец сказал, что раз Иван вырос таким жлобом, то пусть катится к своим фотомоделькам, они уж как-нибудь выживут на пенсию. Да и дачку можно продать, к чему она в их возрасте? Щитовой домик давно развалился, яблони засохли, а грядки копать сил нет.

Иван взвыл, потому что на родительских двадцати сотках успел выстроить коттедж, провел коммуникации (могу представить, в какую сумму ему это обошлось!) и разбил газон с розарием. И вообще, собирался туда переехать из города, как закончит внутреннюю отделку дома. Однако земля принадлежала им, и старики прекрасно об этом помнили.

В результате грубого шантажа Иван сдался и пообещал купить, что нужно, ему эти траты были, что слону дробина. Только попросил не привлекать его ни к чему, что связано с этой вот Ульяной и ее ребенком, потому что детей он не переносит. Деньгами помочь — ладно, не разорится, но в меру. И еще очень просил родителей не подписывать никаких бумаг и всегда советоваться с ним, на что родители вежливо сказали ему, мол, не вчера на свет родились и читать не разучились. И вообще, Ванечка, ты помнишь, кем работал твой папа? Иван вспомнил и моментально умолк, потому что папа, на минуточку, служил прокурором и весьма успешно. Ну а мама была делопроизводителем, в суде они и познакомились…

Закончилось все это абсолютно неожиданным образом: когда Ульяна поздним вечером внезапно начала рожать, перепугавшиеся старики вызвали не только «скорую», но и сына. Сын приехал раньше, оценил ситуацию, запихнул Ульяну в свой джип и повез в больницу сам. И, как водится, застрял в пробке, образовавшейся — по совершенно уж невероятному стечению обстоятельств — из-за ДТП, в которое угодила та самая «скорая», ехавшая по вызову за Ульяной. В нее впилился на перекрестке какой-то лихач, да так, что микроавтобус опрокинулся, и медикам самим требовалась помощь.

Схватившись за голову, Иван вспомнил все, что когда-либо слышал об этом процессе, обежал машины в пробке, собрал все аптечки и с помощью неизвестно каких высших сил, случайного ДПСника (и непременной такой-то матери) ухитрился принять роды сам. (Салон дорогущего авто после этого восстановлению не подлежал.) К счастью, к тому моменту успели подъехать еще несколько «скорых», и пострадавших развезли по больницам. Ивана в том числе: от пережитого кошмара и вида крови он грохнулся в обморок и разбил голову. Хорошо еще, ребенка не уронил, успел Ульяне передать…

Все это, смакуя подробности, пересказывали мне соседки, у которых я периодически справлялась о поведении их постояльцев. Как говорит Елена Матвеевна, на выписку из роддома Иван вызвался отвезти своих стариков сам. И едва не рухнул в обморок второй раз, когда медсестра назвала его «счастливым папашей» и всучила кулек с младенцем. А потом он посмотрел на Ульяну при свете дня и чуть этот кулек не уронил, потому что наша провинциалка вполне тянет на звание «Мисс Русская краса», к примеру…

Как опять-таки не устает повторять Елена Матвеевна, с этой жизнью никаких сериалов не нужно, потому что нарочно такого не придумаешь!

Не знаю уж, что там может выйти у Ивана с Ульяной, но его старики заполучили внука и вполне счастливы.

— Полина, запиши это и продай на какой-нибудь телеканал, — без тени иронии сказала мама. — С руками оторвут.

— Ты ведь знаешь, я даже сочинения в школе писала со скрипом!

— А тебе не надо ничего сочинять, это готовый сюжет, — серьезно произнесла она. — Просто запиши то, о чем сейчас говорила, канва есть, а с ней уже можно работать. Бизнес-планы ты ведь умеешь писать? Так вот, поверь, разницы никакой… Да, если хочешь, я могу поговорить с Захарченко, у него есть знакомые в тех кругах. Чем черт не шутит?

— Ну… поговори, — вздохнула я, зная, что от мамы так просто не отвяжешься. — Уж если простенькую историю на десять серий расписывают, то эту можно развернуть на все сто!

— Вот именно. Хоть немного, а заплатят автору идеи, а деньги никогда лишними не бывают, — кивнула она и улыбнулась мужчине за соседним столиком. Солидный дяденька откровенно строил ей глазки.

У мамы короткие волосы, выкрашенные в яркий платиновый цвет, тонированные очки в тонкой стальной оправе, неброский макияж, подтянутая фигура, манеры герцогини из старого фильма, и, хоть она выглядит ни на день моложе своих лет, на нее заглядываются парни, которые ей в сыновья годятся. Кто-то пытается скрыть признаки старения, а мама их выгодно подчеркнула. Увы, я до нее не дотягивала: мужчины, повторяюсь, поглядывали на нее, а не на меня, пусть я и моложе ровно вдвое.

Впрочем, я никогда не любила быть в центре внимания, так что не особенно страдала. Просто забавно было наблюдать, как кавалеры распускают хвост перед элегантной дамой и сникают, услышав что-нибудь наподобие: 'А, Митенька Семененко, как же, помню, рада видеть в добром здравии!'

Мама моя тоже когда-то подвизалась учителем и даже завучем, но потом ей так надоело сеять разумное, доброе, вечное, что она ушла работать в РОНО, где уже не первый год наводила ужас на все живое.

— Полина, ты мне так и не рассказала, почему вдруг решила расстаться с Александром, — коварно сказала она. — То, о чем говорили в суде… не сошлись характерами, какое-то бандитское нападение… Ерунда. Сознайся, было что-то еще, я права?

— Мама, тебе бы следователем работать, — вздохнула я. Впрочем, что уж теперь-то было скрывать? Ну, кроме самого факта моего обитания в невероятной ночлежке Гены-Крокодила! — Да, было. Он поднял на меня руку.

— Что-о?! — вот тут она сделалась похожа не на следователя, а на служебную собаку, которой дали команду 'фас!', и начала подниматься из-за столика. — Что ты сказала?..

— Не ударил, нет, — честно сказала я. — Но… мне и того хватило.

— Рассказывай, — велела мама, приземлившись на место и щелчком пальцев подозвав официантку. — Двойной эспрессо, обеим. И коньяк.

— Мам, день на дворе…

— Ничего, я на работу возвращаться не собираюсь, а по домам нас таксисты развезут, — ответила она. — Ну, излагай!

— Да нечего там излагать, — вздохнула я. — Я шла полдороги пешком, потому что авария случилась, пробка была. Стерла ноги, попросила Сашу встретить меня в сквере. Он ругался, что без меня поужинать не может, потом сказал, что пойдет навстречу, ну и… пошел.

— Пошел на?.. — тут мама выдала такое, что я подавилась кофе.

— Ты же приличная женщина!

— Да. И, как приличная мать, я ему оторву все, что отрывается, — серьезно сказала она, сверкнув стеклами очков. — Дальше что было?

— Ну… я шла через сквер, там темно, а на лавочке сидела компания… — пробормотала я. — Ну такая… маргинальная, как ты говоришь. Но они меня даже не тронули, мам! Так, крикнули что-то, засмеялись и продолжили выпивать… Перепугалась я ужасно, конечно, а когда столкнулась с Сашей… не знаю, что с ним приключилось. Он на меня наорал, схватил за руки, синяков наставил и потащил за собой, а я ногу подвернула и упала…

— О боже!

— Не сломала, и на том спасибо, — философски сказала я. — Но очень напугалась, потому что ты же знаешь Сашу, он всегда был… ну… джентльменом, и вдруг такое поведение! И тут вмешался один из этих… выпивающих.

Мама сняла очки и нервно протерла их салфеткой.

— В общем, Сашу избили и бросили в кустах, — закончила я.

— А… а ты? — выговорила она.

— А меня подняли из лужи, кое-как успокоили, обработали ссадины…

— Только не говори, что у этих… людей была при себе аптечка!

— Нет, но у них была водка, — честно сказала я. — Для дезинфекции сгодилась, хотя внутрь я бы ее принимать не рискнула.

— Предлагали? — отрывисто спросила мама.

— Конечно, опять же, для снятия стресса. Но меня от одного запаха чуть не вывернуло, так что они сказали, мол, нечего продукт переводить.

— И… и…

— Потом я ничего не помню, — предвосхитила я вопрос. — Просто отключилась. Очнулась… Ох, я даже не знаю, где. Но нет, мама, честь с достоинством остались при мне!

Невольно повторив слова Гены, я улыбнулась.

— Они даже костюм мой постирали, хотя его все равно было не спасти, — добавила я. — А утром тот парень, что Саше морду набил, нашел мне какое-то барахло и довез меня до дома, чтобы я свои вещи забрала… И он же комнату присоветовал. Тут все друг друга знают.

— Вот как… Значит, обитала ты вовсе не у подруги, — констатировала мама.

Я покачала головой.

— Пока синяки не сошли, жила у этого парня. И опять же, нет, мама, он до меня и пальцем не дотронулся. А фингал под глазом я заработала, когда они меня уронили.

— О господи… как?!

— Ну так, очень просто… Когда я в сквере отключилась, они потащили меня домой. И не удержали, когда заносили в квартиру. Они пьяные были.

Рассказывая об этом, я испытывала непередаваемое удовольствие. Моя рафинированная мама, несомненно, пребывала в состоянии инфернального ужаса!

— То есть гопники… как это там… 'с раёна', - выговорила она, затянувшись очередной сигариллой, — оказались более достойными людьми, чем мой бывший зять?

— Да, — честно ответила я. — Они… ну… Своеобразные. Но, в общем, неплохие. И, мам, там бы мальчику одному помочь. Он учится в универе на очном, сам местный, ему общагу не дают, а очень надо. Мы его пристроили пока к одной старушке, но сколько она его будет терпеть? Хоть и тихий, а чужой… Дома у него народу выше головы, у него астма, ну и… Мам?

— Нет-нет, ничего? — она сняла очки. — Дима Селезнев, ты о нем?

— Да, а ты откуда… — Я осеклась.

— Елена Матвеевна уже посодействовала, — ответила мама. — Он ведь у нее живет?

— Ага.

— Ну вот. С Еленой Матвеевной я с детства знакома, так что… А кто такие 'мы'? — спросила она.

— Никто… Так, соседи, знакомые, — беспомощно ответила я. — Ой, кстати… Ты ведь всех в округе знаешь, да?

— Ну… многих, — настороженно сказала мама. — А что?

— Тогда скажи, кто такой Серый и почему его все так боятся? Даже участковый, по-моему, опасается. Алексеем Серегиным этого человека зовут… вроде бы, а отчества никто не называл.

— А, этот… — мама отвела глаза. — Пожалуйста, не заводи с ним никаких дел.

— В каком смысле?

— В прямом. Это очень опасный человек.

— Да чем он опасен-то?! — невольно вспылила я. — Хоть скажи толком!

— Толком — с волком, — мрачно проговорила мама, — а шутком с ними не надо. Полина, я тебе прямо говорю — не связывайся с ним. Лучше уж эти гопники, они хотя бы… понятные. А мне Васильев говорил, что с Серегиным лучше не сталкиваться. Вообще. А если он тебе понравился, забудь сразу же, его жена тебе голову оторвет, причем в прямом смысле слова.

— Участковый то же самое сказал… — пробормотала я. — А Васильев — это кто?

— Майор из убойного. Ну, помнишь, ты его дочке искала какую-то особенную игрушку!

— А, ты про Валентина Игоревича? — сообразила я.

— Про него. Словом, Полина… — мама сдвинула очки на переносицу и посмотрела мне в глаза. — Указывать я тебе не могу, ты уже взрослая девочка. Я просто тебя прошу — не связывайся с этим человеком.

— Мне сказали, он может помочь, если что-то случится, — вспомнила я.

— Да, может, — кивнула она. — Но из праздного любопытства… даже не вздумай.

— Я вижу, в нашем районе тайн не на один фильм хватит.

— Это точно. Но об этом лучше молчать, Полина, — сказала она опять-таки без тении иронии. — Как говорится, не буди лихо, пока спит тихо.

— Мам, ты работала в школе неподалеку, может, слышала… — вспомнила я. — Почему все говорят 'уйти на тот край', 'на том краю'? Чем одна улица отличается от другой? Я даже у старушек спрашивала, никто ничего толком не сказал!

— Тут все просто, — ответила мама. — Ты знаешь овраг? Ну вот, его собираются застроить, но он много лет служил границей между микрорайонами. Один был такой… там давали комнаты рабочим, приезжим. А в другой переезжали местные, когда частный сектор стали расселять. Кто и когда сказал, мол, на том краю лучше, неизвестно, но фраза прижилась. Район-то в самом деле лучше, ты знаешь, и поликлиника рядом, и школы поприличнее, и транспорт ходит, как следует.

— Они об этом говорят, как будто живут в другом мире, — невольно произнесла я. — Как в кино. 'Она еще может уйти на тот край', вот так. Словно смотрят через пропасть, и кто-то еще пытается доползти до того края хоть по жердочкам, хоть по ниточкам, а кто-то уже сдался, и с этого края ему выхода не будет никогда…

— О чем ты? — нахмурилась она.

— Мне так говорили, — ответила я. — Та же Настя… Когда она сказала, что собирается в техникум, старшие ребята обрадовались, сказали, у нее еще есть шанс уйти на тот край, она же еще маленькая. А у других нет. Кто не хочет, кто не может…

Повисла пауза, а потом мама сказала:

— Я с того края.

— Что?..

— Я пришла с того края, — ответила она. — Из-за оврага. Твоему деду, моему отцу дали комнату в общежитии тут неподалеку. Дом еще цел, надо же… Я тебе не рассказывала, но… моя старшая сестра вышла замуж и уехала в Казахстан. Мы почти не общаемся, разругались тогда в пух и прах! Средняя… ну, Лену ты знаешь, семеро по лавкам, живут на мужнину зарплату… а что там той зарплаты! Еще на пособия, конечно, и на то, что добрые люди дадут. А я, Полина, сумела выкарабкаться, я поступила в институт. А там уж встретила твоего отца… Нет, я за ним не охотилась, — предвосхитила мама мой вопрос. — Так вышло. Три пересдачи — он же страшно вредный, а мне эта клятая психология педагогики не давалась… Так вот и…

Она вздернула подбородок.

— Оттуда можно выбраться, — сказала мама наконец. — Можно, если сил хватит или кто-то вытащит. Я слышала… не буду врать, просто слышала: Серого вывела оттуда за руку соседка. На кой он ей сдался, другой вопрос, но сумела ведь…

— К чему ты это говоришь? — спросила я.

— А кто в педагогический собирался? — спросила она.

— Ты обо мне, что ли?

— А о ком же? У меня других детей нет. Но я уже старая, Поль, — улыбнулась мама. — Я растратила все, что у меня было, лишь бы самой выкарабкаться, и не жалею об этом. А ты, значит, случайно забрела на тот край и…

— Я не могу оттуда уйти, мам, — прошептала я, закрыв лицо руками. — То есть… сама могу, конечно, но… Как я их брошу? Федьку, дядю Гришу, Настю, Димку, всех… Генка уехал на заработки, я за старшую…

— Прекрати реветь, — велела она мне тем же тоном, каким говорила, когда у меня не решалась задачка по физике, а я начинала шмыгать носом, надеясь, что взрослые помогут. — Взялась, так тащи. Будет невмоготу, бросишь. Но ты не бросишь. Ты все же уродилась в меня.

— Мама, тебя ли я слышу? — не выдержала я. — Ты никогда ничего подобного не говорила!

— Ты просто была слишком маленькой, — мама допила остывший кофе и подозвала официантку. — Я могла заставить тебя бросить этого говнюка… не смотри так, я знаю слова и похуже! Словом, Александра. Но ты разобралась сама. Спасибо, детей не нажили.

— Нажили… — выговорила я. — Я тебе не сказала. Но… куда нам было?

Она протянула руку и взяла меня за запястье.

— Ничего. Ты еще молодая, найдется хороший парень тебе по душе. А так… Не надо.

— Я же его любила, мам…

— Я сказала, не реви, — произнесла она тоном строгой учительницы, и я невольно улыбнулась. — Идем. У меня еще дел полно, да и у тебя, думаю, тоже.

— Да, еще всю эту ораву кормить, — невольно улыбнулась я и вытерла слезы. — Не знаю, что там Настька наготовила. Они сожрут, конечно, хоть жареные гвозди, но мне бы хотелось чего-то поприличнее! — И уроки проверь, — совершенно серьезно сказала мама и вызвала такси.