Книга третья Дома Сентябрь

Заключение: аналитики ЦРУ пришли к выводу, что борт номер 800 компании «Транс уорлд эйрлайнз» не был сбит ракетой… Нет абсолютно никаких свидетельств, в том числе материальных, того, что этот инцидент был связан с запуском боевой ракеты.

Аналитическое заключение ЦРУ, 28 марта 1997 года

Глава 32

Я дома…

Пробыв в Йемене в общей сложности сорок дней и сорок ночей, я не был взят в заложники, похищен, зарезан, не погиб от малярии или какой-то другой тропической болезни и в следующий четверг после Дня труда, в 16.05 прилетел в аэропорт Кеннеди на самолете авиакомпании «Дельта».

Ну и мерзкое же это место, доложу я вам.

Кейт все еще находилась в Дар-эс-Саламе, но собиралась вернуться в Нью-Йорк максимум через неделю. Похоже, Танзания пришлась ей по душе: в своих письмах она не уставала восхвалять местное население, местную еду и красоту местной природы. Вот так-то…

То, что мы пробыли в ссылке так недолго, было более странным, чем то, что нас вообще туда отправили. Скорее всего Джек Кениг и его коллеги решили, что, как и в случае тюремного заключения, краткосрочная ссылка — это полезный урок, а длительная порождает ненависть и мысли о мести.

Но, если честно, я был очень зол и не испытывал никакой благодарности за столь быстрое возвращение.

Я быстро прошел паспортный, иммиграционный и таможенный контроль, так как не имел при себе ничего, кроме дипломатического паспорта, портфеля и огромного зуба на своих боссов. Свой костюм хаки я оставил в Йемене, где ему самое место, что же касается моей пушки системы «Глок», то она следовала в Штаты с дипломатической почтой. На мне были бежевые слаксы, синий блейзер и спортивная рубашка, которые день назад, когда я садился в самолет, выглядели очень неплохо.

Было очень необычно вновь оказаться в цивилизованном мире, если, конечно, такое определение применимо к аэропорту Кеннеди.

Меня, как провинциала, приехавшего из глухой деревни штата Аризона, сейчас ослепляло и оглушало буквально все — яркое освещение, реклама, даже сделанное по радио объявление.

Аден, как выяснилось, вовсе не был столицей Йемена — его столицей была еще худшая дыра под названием Сана, куда мне несколько раз пришлось съездить по делу. Там я познакомился с послом мадам Боудин, которой отрекомендовался как друг О'Нейла, хотя, честно говоря, видел этого парня всего несколько раз в жизни. Из Йемена меня, правда, не выгнали, на что я втайне рассчитывал, но и на обед в посольскую резиденцию не пригласили.

Аден, в котором я обосновался, был крупнейшим йеменским портом, где был взорван стоявший на рейде новейший эсминец США «Коул». Хорошо хоть в местном отеле «Шератон», ставшем временным пристанищем членов экипажа, имелись спортивный зал и бассейн, пользуясь которыми я сумел набрать хорошую спортивную форму — лучшую с тех пор, как четыре года назад меня продырявили тремя пулями на Вашингтонских холмах. Поскольку из-за действующих суровых мусульманских законов я и пить стал гораздо меньше, то довольно скоро почувствовал себя совсем другим человеком: ведь традиционалисту, придерживающемуся истинно американских ценностей, в первую очередь требуются виски, гамбургеры и секс.

Но стоило мне войти в здание аэропорта Кеннеди, как я сразу же направился в ближайший бар, где заказал себе пива и гамбургеров.

После этого я протянул свой безжизненный мобильник бармену и попросил его подзарядить аккумулятор. Тот с готовностью согласился это сделать, услышав, что последние несколько месяцев я провел в арабской пустыне.

— Вы здорово загорели, — польстил он мне.

— Жил в месте под названием Йемен, — ответил я. — Чертовски дешево. Обязательно туда съездите. Да и люди там удивительные.

— Ну что ж, добро пожаловать домой.

— Благодарю.

В Адене у меня была возможность пользоваться электронной почтой, и я отправил в колледж Джона Джея письмо, в котором сообщил, что в связи с особыми обстоятельствами мог задержаться на несколько дней или несколько лет, и предложил им начинать занятия без меня.

По установленному над баром телевизору шел выпуск новостей, и на мгновение мне показалось, что я вообще никуда не уезжал. Вспоминая Йемен, я все думал, как люди могут жить в таких малоприспособленных для жизни местах.

Заказав вторую кружку пива, я стал от нечего делать просматривать лежавшую на стойке «Дейли ньюс». Новостей в ней было немного, и я принялся за чтение гороскопа. Там говорилось следующее: «Не удивляйтесь, если вдруг экстаз, злоба, зависть и ревность охватят вас одновременно». Ну уж это вряд ли могло бы меня удивить.

В Адене я работал вместе с шестью агентами ФБР, среди которых оказались две женщины. Там было еще четверо парней из ОАС, бывшие сотрудники Департамента полиции Нью-Йорка. Двух я неплохо знал лично. Помимо этого в рабочую группу входили двадцать вооруженных до зубов морских пехотинцев и восемь человек из группы особого назначения СВАТ — силового подразделения ФБР. Эти люди охраняли отель «Шератон», в котором, помимо нас, находились еще несколько постояльцев, делая неплохую рекламу отелю.

К рабочей группе было приписано не менее десяти сотрудников службы безопасности посольства и несколько офицеров военно-воздушных сил и военно-морского флота. В эту компанию входили, разумеется, и агенты ЦРУ. Не знаю, сколько их было на самом деле, лично я сумел вычислить четверых. Все американцы неплохо между собой ладили — должно быть, по той причине, что, кроме соотечественников, общаться в этом Богом забытом месте было не с кем.

В мои обязанности входило взаимодействие с удивительно тупыми и насквозь коррумпированными парнями из местных органов безопасности. Предполагалось, что с их помощью мы сможем выйти на след ублюдков, подорвавших «Коул». Большинство этих людей говорили на некоем подобии английского языка. Этот навык сохранился у них с колониальных времен. Однако когда я или мои коллеги становились слишком настойчивыми, все они, как по команде, забывали свой второй язык.

Время от времени представители йеменских спецслужб арестовывали так называемых «подозреваемых», чтобы мы могли собственными глазами убедиться в том, что расследование идет семимильными шагами.

Примерно раз в неделю пять или шесть наших следователей получали возможность съездить в местный полицейский участок, чтобы лично допросить этих несчастных при посредничестве переводчиков, которые, я уверен, либо искажали наши слова из-за плохого знания английского языка, либо просто врали, причем совершенно сознательно. Допросы проходили в крохотных, лишенных окон комнатках, а рукоприкладство со стороны местных блюстителей порядка было самым обычным делом.

После демонстрации таких актов доброй воли нам говорилось, что арест «иностранных террористов», подорвавших эсминец «Коул», — дело самого ближайшего будущего.

Я лично считал, что этих «подозреваемых» просто нанимали на улице за поденную плату. Но сама техника ведения допроса, практиковавшаяся местной полицией, мне понравилась. Шутка.

Были у нас еще так называемые «информаторы», снабжавшие нас за пару баксов «информацией», которая всегда оказывалась ложной и заводила в тупик. Готов поклясться, что некоторых из этих парней я видел в городе в полицейской униформе в те дни, когда им не нужно было играть роль информаторов.

Если разобраться, мы зря тратили там время и деньги, и присутствие нашей следственной группы в Адене иначе как символическим назвать было трудно. Между тем семнадцать моряков были убиты, а сам корабль как боевая единица больше не существовал. Поэтому американской администрации и сотрудникам посольства приходилось имитировать некоторую активность. Но когда Джон О'Нейл попытался сделать хоть что-то действительно стоящее, ему сразу же дали ногой под зад.

Уже в Йемене мы узнали, что после этого случая Джон О'Нейл ушел из ФБР и теперь занимал должность консультанта по безопасности во Всемирном торговом центре. Я решил, что было бы неплохо поговорить с ним насчет работы после того, как станет известно, каким боком повернется дело «Транс уорлд эйрлайнз», из-за которого у меня могло быть слишком много работы либо вообще никакой.

Кейт в своих электронных посланиях заверяла меня, что обстановка в Танзании была гораздо более благоприятной. Там следственной группе помогали и правительство и население, поскольку при взрыве посольства США погибли сотни местных жителей.

Йеменское правительство, напротив, американскую следственную группу помощью не баловало. Более того, оно было настроено по отношению к нам враждебно, в особенности органы безопасности.

Глава местной разведки полковник Анци, которого мы прозвали полковником Наци, вел себя так, что Джек Кениг по сравнению с ним казался второй матерью Терезой.

В Йемене было небезопасно, и нам приходилось носить бронежилеты и передвигаться по городу в сопровождении парней из морской пехоты или бойцов группы СВАТ. С местными жителями мы почти не общались, а засыпая, я нежно прижимал к себе «миссис Глок».

Наш отель несколько лет назад обстреляла из миномета террористическая группа, члены которой, впрочем, давно уже были мертвы. Так что нам предстояло найти только тех террористов, которые подорвали «Коул» и подорвали бы, если бы смогли, отель «Шератон», в котором мы разместились.

Я заказал третью кружку пива, и разыгравшееся воображение нарисовало мне картину нападения отряда вооруженных арабских всадников на мой джип, следующий в Сану. Потом я представил себе, как чудом избежал смерти от удара кинжала наемного убийцы и укуса ядовитой змеи, подложенной в постель людьми из йеменской службы безопасности.

Все это вполне могло произойти.

Я даже хотел рассказать об этом бармену, но он был занят, и я ограничился тем, что попросил у него свой мобильник.

Набрав номер Дома Фанелли и услышав его голос, я сказал:

— Это Джон Кори. Я вернулся.

— Привет! Я беспокоился о тебе. И постоянно следил за новостями из Кувейта.

— Я был в Йемене.

— Правда? Но ведь это одно и то же?

— В определенном смысле. Я сейчас в аэропорту Кеннеди. Не могу долго говорить, потому что за мной, возможно, уже следят. Ты сейчас где?

— У себя в офисе.

— Как там моя квартира?

— Отлично… Если бы ты предупредил меня о своем приезде, я бы даже ее… гм… убрал. Ну и как было в Йемене?

— Это секретная информация.

— Правда? А какие там девчонки? Ничего? Надеюсь, эти сведения тайны не представляют?

— Скажу так: это место напоминает Скандинавию, но слишком много солнца.

— Кроме шуток? Значит, у них там есть нудистские пляжи?

— Они даже не позволяют женщинам носить на пляже купальные костюмы. — Между прочим, это было совершеннейшей правдой.

— Мама мия! Может, мне еще не поздно перевестись в ОАС?

— Поторопись, пока все не начали проситься в Йемен.

— Понятно. Изволишь, значит, шутки шутить? — Помолчав, он спросил: — Как Кейт?

— Возвращается в Нью-Йорк через несколько дней.

— Отлично! Давай проведем вечерок вместе?

— Обязательно. Тем более что мне полагается десятидневный отпуск.

— Ты его заслужил. Ну и как ты собираешься им распорядиться?

— Это ты мне скажи.

— Ах да! Эти твои пропавшие люди…

— Слушай, Дом: я могу говорить по этому телефону еще несколько минут. Поэтому сообщи мне все добытую тобой информацию по возможности быстро.

— Ладно. О Гонсалес Перес можешь забыть. Что же касается Кристофера Брока, то под данное тобой описание подходят два типа. Один живет на Дайтон-Бич, другой — в Сан-Франциско. Подробности нужны?

— Давай, только побыстрее.

Дом продиктовал мне адреса и номера телефонов, и я записал все это на салфетке.

Потом он сказал:

— Теперь Роксанна Скарангелло. На нее я накопал побольше. Готов записывать?

— Готов.

— Черт… и куда я только задевал эту бумажку?

— Ты налепил ее на доску объявлений…

— Нет… Вот она. Итак, Роксанна Скарангелло. Возраст — двадцать восемь лет. В данный момент заканчивает аспирантуру Университета штата Пенсильвания. Магистр и бакалавр всевозможных наук и вот-вот будет доктором философии. Ну, записал все это дерьмо?

— Записал. Она проводит занятия?

— Проводит. В расписании значится ее курс. Между прочим, первое занятие у нее должно состояться сегодня…

— Адрес?

— Живет на Честнат-стрит с бойфрендом по имени Сэм Карлсон. Ее мамаше, как я понимаю, это не очень-то нравится. — Дом назвал адрес девушки и номер ее мобильного, потом добавил: — Я пообщался с ее кредитным агентом. Ты даже не представляешь, сколько знают эти люди — даже больше, чем ФБР! Ну так вот, помимо прочего он сообщил, что несколько лет Скарангелло работала в «Бейвью-отеле» — том, что в Уэстгемптон-Бич. Ведь это та самая крошка, верно?

— Верно.

— У меня даже есть ее фотография. Из альбома ее колледжа. Симпатичная, ничего не скажешь. Фотография нужна?

— Возможно, пригодится. Что-нибудь компрометирующее на нее есть? Криминальное прошлое, например? Или участие в гражданских процессах?

— Ничего. Чиста как стеклышко. С другой стороны, никакой материальной поддержки она не имеет. Разве что ее приятель содержит? Но это вряд ли. Он студент и сам едва сводит концы с концами. Я навел справки о ее родителях, но и они тоже не богаты.

— Может, стипендия?

— Совершенно верно. И знаешь, кто ее платит? Думаешь, университет или какой-нибудь благотворительный фонд? Черта с два! Я это тоже проверил. И выяснил, что деньги она получает от государства. Но возможно, это просто совпадение.

— Возможно. Отличная работа!

— Просто конфетка. С тебя пиво.

— Конечно. Но мне пора бежать.

— Догадываюсь куда. В Филли. Но передохни, Джон. Давай встретимся в «Джадсон-гриль». Там после Дня труда столько классных девчонок ошивается. Кто знает? Может, ты там еще какую-нибудь свидетельницу подцепишь?

Я ухмыльнулся и сказал:

— Не искушай меня, Дом. Я шесть недель не расстегивал штанов.

— Шесть недель?! Откуда тебе знать, что эта штука все еще работает?

— Брось молоть чушь. Лучше поезжай ко мне на квартиру и сделай там уборку. Я вернусь домой поздно ночью или рано утром. Чао.

— Чао, малыш. Со счастливым возвращением. Только хорошенько подумай о том, что сейчас собираешься делать. Неужели тебе так хочется снова вернуться в Йемен?

— Будь здоров. — С этими словами я выключил мобильник, после чего расплатился с барменом, дав ему лишнюю пятерку за электроэнергию.

Потом я вышел к терминалу, где электронные часы показывали начало шестого. Я снял свои часы и перевел стрелки в соответствии с нью-йоркским временем.

Мне и впрямь не терпелось куда-то бежать, что-то делать, но я больше суток не менял белье, одежду и никак не мог отделаться от ощущения, что от меня разит, как от йеменского верблюда. Я должен был вернуться домой, но вместо этого поехал в Филадельфию.

Из Нью-Йорка в Филадельфию можно добраться четырьмя различными способами. Можно сесть в автобус в Порт-Асорити на Манхэттене, но это долго и противно. Можно также вылететь туда из аэропорта Ла-Гуардиа, а можно отправиться на поезде, отходящем от Пенн-стейшн. Что касается автобуса, я просто не знал его расписания. Что же до всех остальных пунктов отправления, то они находились слишком далеко.

Но тут прямо перед собой я увидел вывеску фирмы «Хертц» и вспомнил, что существует четвертый способ. Уже через тридцать минут я катил по Шор-парквей, направляясь к Верразано-бридж в средних размеров «форде-таурусе».

Я включил радио на полную громкость, а мобильник поставил на подзарядку.

Потом я проверил автоответчик своего домашнего телефона и обнаружил несколько десятков сообщений от людей, выражавших недоумение по поводу нашего с Кейт отъезда. Несколько раз звонил Дом Фанелли, который коротко осведомлялся: «Кейт, Джон — вы уже дома?» Просто хотел узнать, все ли в порядке с квартирой.

И этот человек говорит мне об осторожности.

Закончив прослушивать автоответчик, я снова поставил мобильник на подзарядку. Свой пейджер я, следуя пожеланию Джека, никогда не отключал, так что он по-прежнему висел у меня на поясе, хотя его аккумулятор полностью разрядился.

Я помнил, что Джек Кениг дал мне прямое указание не лезть в дело «Транс уорлд эйрлайнз». При следующей встрече надо будет попросить его уточнить, что он имел в виду.

Миновав Верразано-бридж и оставив позади Стейтен-Айленд, я проехал по Готалс-бридж и оказался на шоссе, ведущем к Филадельфии, до которой оставалось менее двух часов езды.

Возможно, Роксанне Скарангелло ничего не известно. Но если пять лет назад с ней разговаривали Тед Нэш и Лайэм Гриффит, мне было просто необходимо переговорить с ней.

Увы, я опоздал на пять лет. Но есть дела, с которых никогда не поздно стряхнуть пыль.

Глава 33

Для жителя Нью-Йорка Филадельфия — все равно что статуя Свободы: архитектурный и исторический памятник, расположенный менее чем в ста милях к югу, но почти никогда им не посещаемый.

Мне, правда, доводилось бывать в Городе Братской Любви, когда я был копом и ездил туда на конференции. Кроме того, я приезжал в Филадельфию на матчи клубов «Филлиз» и «Метс», так что, в общем, знал ее неплохо. Но предпочел бы сейчас оказаться в Йемене. Шутка.

Было полвосьмого вечера. Я остановился неподалеку от пятиэтажного дома под номером 2201 по Честнат-стрит, что неподалеку от Риттенхаус-сквер.

Припарковавшись у тротуара, я вылез из наемного автомобиля и потянулся всем телом, потом достал мобильник и позвонил в квартиру Роксанны Скарангелло.

Женский голос произнес:

— Слушаю вас.

— Мне нужна Роксанна Скарангелло.

— Это я. Что вам угодно?

— Я детектив Джон Кори из ФБР. Мне нужно с вами поговорить.

В микрофоне на минуту установилась тишина, потом женщина спросила:

— О чем?

— О катастрофе рейса номер восемьсот авиакомпании «Транс уорлд эйрлайнз».

— Я рассказала вам все, что знаю об этом, пять лет назад. Ваши люди обещали, что больше беспокоить меня не будут.

— Возникли новые обстоятельства. Я рядом с вашим домом, мисс Скарангелло. Могу я к вам подняться?

— Нет… Я… гм… не одета.

— Почему бы вам в таком случае не одеться?

— Я… опаздываю на обед.

— Я отвезу вас куда скажете.

— Я сама дойду. Тут недалеко.

— Я прогуляюсь вместе с вами.

В трубке послышался звук, напоминавший глубокий вздох, после чего Роксанна сказала:

— Ладно. Подождите меня. Я скоро спущусь.

Я сунул мобильник в карман и внимательно осмотрел здание. Это был вполне приличный дом, расположенный на тихой улице. Отсюда было рукой подать до старинного здания Университета штата Пенсильвания, считавшегося одним из самых престижных в стране.

Уже довольно темно, и вечер обещал быть тихим и прозрачным. Легкий бриз принес прохладу, в которой чувствовалось дыхание осени. Признаться, до отъезда в Йемен я мало обращал внимания на такие вещи. И теперь все это было для меня как бы внове. Америка…

Мною неожиданно овладело сентиментальное настроение, и, если бы вокруг не было прохожих, я, вполне возможно, встал бы на колени, поцеловал землю и пропел: «Боже, храни Америку…»

Из дома вышла высокая темноволосая молодая женщина, одетая в черные джинсы и свитер.

— Мисс Скарангелло? Я Джон Кори из особой группы ФБР. — Показав ей свое удостоверение, я добавил: — Спасибо, что согласились уделить мне немного времени.

— Я уже сообщила вам все, что знаю. А знаю я очень мало, — ответила Роксанна.

«Это вам так кажется», — подумал я и сказал:

— Позвольте вас проводить.

Она пожала плечами, и мы направились в сторону Риттенхаус-сквер.

Роксанна сказала:

— Я договорилась пообедать с приятелем.

— Мне тоже нужно сегодня кое с кем встретиться, так что я вас долго не задержу.

По дороге я задал ей несколько ничего не значащих вопросов об университете, о ее первых самостоятельных занятиях, а также о диссертации, темой которой была английская литература.

Я зевнул, и она сказала:

— Вам, должно быть, все это кажется скучным…

— Вовсе нет. Просто я только что прилетел с Ближнего Востока. Видите загар? Могу вам даже свой авиабилет показать.

Она рассмеялась.

— Не надо билета. Я и так вам верю. Но что вы там делали?

— Защищал наши великие демократические завоевания.

— По-моему, эти самые завоевания надо защищать здесь, в Америке.

Я вспомнил, что разговариваю с без пяти минут доктором философии, и ответил:

— Вы совершенно правы.

Тут она заговорила о недавних президентских выборах, а я согласно кивал и время от времени поддакивал.

Так, беседуя, мы дошли до ресторана «Альма де Куба», находившегося на Риттенхаус-сквер. Это было дорогое, очень модное заведение, и я сразу подумал, какую же стипендию получает мисс Скарангелло.

До прихода приятеля мисс Скарангелло оставалось еще немного времени, и она предложила мне что-нибудь выпить.

Мы нашли свободный столик в зале для коктейлей и заказали белое вино для мисс Скарангелло и коктейль «Куба либре» для вашего покорного слуги.

— Перейду прямо к делу, — сказал я. — Насколько мне известно, вы убирали номер двести три в «Бейвью-отеле» в полдень 18 июля 1996 года. То есть на следующий день после катастрофы. Это верно?

— Да, так все и было.

— Судя по всему, до вас в этот номер никто из обслуживающего персонала не входил?

— Думаю, что нет. Гости из номера не выписались, на стук в дверь и телефонные звонки не отвечали. Но никто по этому поводу особенно не беспокоился, так как на двери висела табличка: «Не беспокоить».

Об этой детали я услышал впервые. Что ж, видимо, наш донжуан и его подруга хотели потянуть время, чтобы отъехать от отеля как можно подальше, пока их не хватились.

— И вы, значит, вошли в номер, воспользовавшись собственным ключом?

— Да. Это обычная процедура, если комната после одиннадцати часов не освобождается.

Принесли напитки. Я налил в бокал Роксанны белого вина, и мы чокнулись.

Потом я спросил:

— Вы помните фамилии людей из ФБР, которые первыми вас допрашивали?

— С тех пор прошло уже пять лет. Кроме того, если мне не изменяет память, они обращались друг к другу исключительно по имени.

— Попробуйте все-таки вспомнить их имена, мисс Скарангелло.

— Кажется, одно из них было ирландским.

— Шон? Шимус? Джузеппе?

Она рассмеялась.

— Это не ирландские имена.

Я улыбнулся ей в ответ.

— Тогда, быть может, Лайэм?

— Точно. Одного звали Лайэм. А как звали второго, никак не могу вспомнить. Может, вы напомните?

— Может быть, его звали Тед?

— По-моему, так именно его и звали. Очень симпатичный парень.

«И та еще задница».

— Так вы все ищете ту парочку? И из-за них вся эта суета?

— Да, мадам.

— А почему это так важно?

— Мы поймем, важно ли это, только после того, как найдем их.

— По-моему, они не были женаты. И не хотели привлечь к себе внимание.

— Но им обязательно нужно сходить к психоаналитику, специализирующемуся на брачных отношениях.

Роксанна хмыкнула.

— Это точно.

— Скажите, люди из ФБР показывали вам сделанный их художником портрет того мужчины?

— Да. Но среди наших гостей я такого не припомнила.

— А вы представляете себе, как выглядела женщина, которая с ним была?

— Нет. Мне федералы ее портрет не показывали.

— Итак, вы вошли в их номер, и что же?

— Ничего. В том смысле, что в номере никого не было. Поэтому я привезла тележку и стала снимать с постели простыни.

— Значит, в постели все-таки спали?

— Откуда мне знать? Может, и не спали. Но пользовались ею, это точно, поскольку она была помята. Может, они лежа смотрели телевизор — или… гм… чем-нибудь другим занимались… Но такого вида, какой бывает у постели, в которой провели всю ночь, она не имела. — Роксанна рассмеялась и добавила: — Я, знаете ли, в гостиничном бизнесе не новичок и кое-какие нюансы могу определить на глаз.

— А я не английский дворецкий, поэтому мне было бы желательно узнать об упомянутых вами нюансах.

Роксанна опять улыбнулась и сказала:

— А вы смешной тип. — Тут она закурила и, заметив мое удивление, пояснила: — Я курю, только когда выпью. Хотите сигарету?

— Хочу. — Роксанна прикурила еще одну сигарету и протянула ее мне.

Выпустив кольцо дыма, я сказал:

— Покрывала, значит, в номере не было.

— Верно. И я сразу же сообщила об этом нашей экономке.

— Вы имеете в виду миссис Моралес?

— Совершенно верно. Иногда думаю, где она сейчас?..

— Да все там же, в отеле.

— Шикарная дама.

— Это верно. — Помолчав, я спросил: — А другую горничную — Люситу Перес Гонсалес — вы не знали?

— Нет.

— А администратора Кристофера Брока?

— Не очень хорошо.

— Вы разговаривали с ним после того, как вас допросили федералы?

— Нет. Нам велели держать язык за зубами. И ни с кем не разговаривать.

— Неужели вы даже с мистером Розенталем, своим управляющим, не перемолвились хотя бы несколькими словами?

— Он хотел поговорить со мной, но я сказала, что мне запретили обсуждать это с кем бы то ни было, — ответила Роксанна.

— Понятно. И вскоре вы уехали из отеля. Так?

Она с минуту помолчала, потом согласно кивнула.

— Так.

— Почему?

— Разве вы не знаете?

— Не знаю.

— Ну… эти ребята из ФБР сказали, что мне лучше бросить работу в отеле. Мотивировали это тем, что я, возможно, не удержусь и проболтаюсь о том, что здесь произошло. Или — того хуже — ко мне станут приставать журналисты и другие представители средств массовой информации. Я сказала, что эта работа имеет для меня большое значение, но они заявили, что позаботятся о том, чтобы мое материальное положение не пострадало. Главное, сказали они мне, чтобы я молчала о том, что тогда видела.

— Отличная сделка.

— Согласна. К тому же для федерального правительства это всего лишь жалкая кучка долларов. Платят же они фермерам за то, чтобы те не выращивали пшеницу, верно?

— Верно. А мне они платят за то, чтобы я не поливал комнатные растения в своем офисе.

Роксанна улыбнулась.

Я спросил:

— А что, собственно, вы должны были держать в секрете?

— В том-то все и дело! Те люди сами затруднялись это сформулировать. Я ведь и вправду ничего не знала. Но они так раздули историю с той парочкой, которая была на пляже и что-то там такое видела, что оставалось только диву даваться. Я-то считаю, что все это и выеденного яйца не стоило, но моего мнения, как вы понимаете, никто не спрашивал. Не прошло и двух дней, как я уволилась и уехала домой.

Я кивнул. Федералы ворвались в гостиницу, заварили кашу, а потом истратили десятки тысяч долларов, чтобы ликвидировать последствия.

— Это они помогли вам получить стипендию в университете? — спросил я.

— Думаю, да. А вам это неизвестно?

— Я из другого департамента.

Тут у мисс Скарангелло зазвонил мобильный, и она ответила. Насколько я мог судить, это был ее бойфренд.

Роксанна сказала:

— Да, я уже здесь. Но можешь не торопиться. Я встретила в баре своего старого профессора. Все в порядке. Увидимся. — Она выключила телефон и повернулась ко мне. — Это Сэм, мой приятель. Он только что вошел в нашу квартиру. — Она помолчала и спросила: — Мне ведь нельзя говорить о том деле?

— Нельзя.

— Значит, я здорово все придумала, верно?

— Верно. Но скажите честно, я похож на университетского профессора?

Она рассмеялась.

— Нет. Но когда сюда приедет Сэм, извольте изображать профессора.

Потом Роксанна выпила еще один бокал белого вина, а я — второй коктейль «Куба либре».

— Расскажите мне обо всем, что вы увидели в этом номере, даже о запахах, которые вы там почувствовали, — то есть буквально обо всем, что показалось вам необычным, странным.

— Господи, — протянула Роксанна, — с тех пор прошло целых пять лет…

— Знаю. Но стоит только об этом заговорить, как вы все вспомните, уверяю вас.

— Сомневаюсь. Но… попробую. Итак, из спальни я прошла в ванную комнату, потому что мыть ванную — наименее приятная часть нашей работы и мне хотелось разделаться с этим побыстрее. Я начала с душа и…

— Душем пользовались? — быстро спросил я.

— Да — но не утром. Полагаю, его включали накануне вечером. Мыло и поддон были сухими, как и висевшие в ванной полотенца. Помню, я тогда сказала парням из ФБР что-то вроде того, что ванной почти не пользовались.

— На полу или на постели был песок?

— Да, я нашла песок с пляжа в ванной, о чем сразу же сообщила федералам.

— Итак, потом вы вернулись в спальню…

— Да, и первым делом вытряхнула мусорную корзину и вымыла пепельницы.

— Ага! Они, значит, курили?

— Нет… Просто у меня вошло в привычку всегда мыть пепельницы.

— Попытайтесь мысленно отделить эту комнату от сотен других, которые вы убирали.

Роксанна рассмеялась.

— Вот уж точно сказано. За пять летних сезонов, что я проработала в этом отеле, я убрала примерно три тысячи комнат.

— Я понимаю. Но вам довольно долго задавали вопросы именно об этом номере. Стало быть, вы почти наверняка помните, что говорили тогда федералам. Верно?

Роксанна на минуту задумалась, потом сказала:

— На самом деле не так уж долго меня и расспрашивали. Просто поинтересовались, что я делала и видела в этом номере, после чего поблагодарили и предложили вернуться к своим обязанностям.

Я согласно кивнул. Лайэм Гриффит, который, возможно, работал в УПО, и этот пижон Тед Нэш не слишком хорошо знали, как разговорить свидетеля. Они не были детективами. А я был, причем неплохим.

— Эта парочка оставила на столе чаевые для горничной?

— Нет.

— Вот это вы очень хорошо запомнили.

Она хмыкнула.

— Жадные ублюдки.

— Сегодня напитки покупаю я.

— Хорошо.

— Ладно. Вернемся к делу, — сказал я. — Что было в мусорной корзине?

— Не помню точно. Использованные бумажные носовые платки, кажется… Все как обычно.

— А коробки от видеокассеты вы там, случайно, не заметили?

— Нет… Вы полагаете, они снимали себя на видео — в голом виде… или что-то вроде этого?

— Я не знаю. Может быть, там были также обертки от жевательной резинки, куски целлофана, какие-нибудь чеки?

Она пожала плечами.

— Ничего такого я не заметила. Был, правда, кусок лейкопластыря, приклеившийся к пепельнице.

— Следы крови были?

— Нет.

— Ладно, расскажите мне теперь, как вы убирали комнаты. Не только эту, но и любую другую.

— Конечно, иногда я как-то старалась разнообразить процесс, но вообще-то это довольно скучное занятие. — Она рассказала мне все об уборке жилых помещений, что в принципе может мне пригодиться, если я когда-нибудь останусь без жены и домработницы.

— Вы точно видели следы губной помады на стакане?

— Точно. Более того, именно это навело меня на мысль о том, что в номере была женщина.

— А какие-нибудь другие следы? Вроде рассыпанной пудры или длинных волос на подушке?

— Ничего другого я не заметила. Но я и без этого могла бы вам сказать, что в комнате были двое. Обе подушки были примяты, использовалось много полотенец. — Роксанна улыбнулась и добавила: — Мужчина обычно использует одно полотенце, а женщина — все, какие только есть, а потом требует, чтобы принесли еще.

— Пожалуй, этот сексистский выпад я проигнорирую, — сказал я.

Девушка улыбнулась и легонько хлопнула себя по щеке. Она казалась мне очень привлекательной. Или я слишком долго пробыл в пустыне.

Между тем Роксанна продолжила свой рассказ. Похоже, сигареты и белое вино действовали на ее память весьма благотворно.

Когда она закончила, я спросил:

— Скажите, вы рассказали парням из ФБР все то же, что и мне?

— Гораздо меньше. Это имеет какое-нибудь принципиальное значение?

— Мы никогда об этом не узнаем, пока не допросим тех двоих.

Она закурила и предложила мне сигарету, но я отказался.

Я понимал, что время, отведенное на разговор с Роксанной, истекает, поскольку от ее дома до ресторана было не более четверти часа ходьбы, а я, если бы был ее бойфрендом, одолел бы это расстояние минут за десять.

Роксанна почувствовала, что я собрался уходить, и сказала:

— Останьтесь. Вам стоит познакомиться с Сэмом.

— Это почему же?

— Он вам понравится.

— А понравлюсь ли я ему?

— Нет, в этом-то все и дело.

— Не будьте стервой.

Она засмеялась и сказала:

— Нет, правда, не уходите.

— Ну… вообще-то… прежде чем вернуться в Нью-Йорк… выпить чашечку кофе мне не мешало бы.

— Вы живете в Нью-Йорке?

— Да. На Манхэттене.

— Вот где бы мне хотелось жить, завершив образование.

— Неплохой выбор. — Я подозвал официантку и заказал кофе.

Когда официантка ушла за заказом, мы с Роксанной завели ничего не значащий светский разговор, который я могу поддерживать, не особенно подключая к нему мозги. В такие минуты мое сознание могло блуждать где угодно. В самом деле, ведь не для того же я приехал в Филадельфию, чтобы флиртовать с молодой аспиранткой. Такое мне и в голову бы не пришло. Или все-таки пришло бы?

Глава 34

Приятель Роксанны запаздывал, сама она находилась под воздействием алкоголя, что же касается меня, то одна часть моего существа все еще парила над землей на высоте тридцати тысяч футов, а другая была основательно пропитана ромом.

Я хотел уйти, но какая-то непонятная сила удерживала меня на месте. Возможно, все дело было в обыкновенной усталости, возможно, в Роксанне, ее, так сказать, притягательной личности, а может быть, в неосознанном ощущении того, что если я еще немного здесь посижу, то задам какой-нибудь важный вопрос и обязательно узнаю что-то новое.

Принесли мой кофе, я тут же его выпил и заказал еще. Продолжая болтать с Роксанной, я не переставал думать о том, что же я мог упустить.

Потом я спросил:

— Когда вы вошли в номер, телевизор работал? Знаете, некоторые люди специально его не выключают… Чтобы окружающие считали, что в комнате кто-то есть.

Роксанна затянулась сигаретой, посмотрела на меня и спросила:

— Мы что — опять вернемся к той комнате?

— Только на минуту.

— Нет, он не был включен. — Помолчав, она добавила: — Это я его включила.

— А зачем?

— Вообще-то нам не разрешалось смотреть телевизор во время уборки, но я хотела узнать последние новости о катастрофе.

— Я никому об этом не скажу. Итак, что было тогда в новостях?

— Уже не помню. — Она покачала головой и сказала: — Все это было так ужасно. И так давно.

— Что верно, то верно, — согласился я с Роксанной. — Но, возможно, вы все-таки что-нибудь вспомните? Насколько я знаю, та парочка вселилась в номер примерно в полпятого вечера. То есть вселился мужчина. В следующий раз они появились около семи вечера. Их заметила горничная Люсита, когда они выходили из номера двести три и с покрывалом в руках направлялись к парковочной площадке. Интересно, что до этого их никто в отеле не видел. Поэтому я невольно задаюсь вопросом, что они делали эти два с половиной часа. А чем, интересно, обычно занимаются люди в это время в вашем отеле?

— Вы меня спрашиваете? — удивилась Роксанна. — Не знаю. Полагаю, ходят по магазинам или выпивают. Осматривают окрестности. — Она добавила: — А может, просто сидят у себя в номере. Кстати, эту загадочную пару, возможно, именно по этой причине никто и не видел.

— Справедливое замечание… Но уж больно скучно сидеть в помещении в такой чудесный день.

Она улыбнулась и сказала:

— А может, им просто хотелось побыть вдвоем? Все-таки они приехали в отель именно за этим. Предположим, сначала у них был секс, потом они вздремнули, а потом стали смотреть телевизор или какой-нибудь романтический видеофильм.

— Возможно. — Честно говоря, я бы предпочел, чтобы они отправились в бар при отеле и расплатились кредитной карточкой. Или оставили в корзине для мусора чек из местного кафе или магазина. Но они — увы — ничего подобного не сделали.

Я откинулся на спинку диванчика, прикрыл глаза и зевнул. Эти проклятые два с половиной часа не давали мне покоя. Но быть может, для расследования они не имеют особого значения? Эти двое и впрямь могли завалиться спать, или смотрели по телевизору какой-нибудь сериал, или, наконец, занимались сексом — одним словом, делали то, после чего никаких бумаг, чеков или квитанций не остается.

Роксанна спросила:

— Вы спите?

Я быстро открыл глаза.

— Что вы имели в виду, когда сказали: «Смотрели какой-нибудь романтический видеофильм»?

— Я видеофильм и имела в виду.

— Но ведь в комнате не было видеомагнитофона.

— Раньше был.

Да, действительно. Пять лет назад видеомагнитофон в гостиничном номере был самой обычной вещью. Это сейчас, когда появились спутниковые антенны, кабельное телевидение и тому подобные штуки, иметь видео вовсе не обязательно. Например, в номере 203 сейчас видеомагнитофона не было. А пять лет назад — был.

Я спросил Роксанну:

— Вы не помните, он был включен, когда вы вошли?

— По-моему, да… Точно, был. Это я его выключила.

Я спросил:

— А в нем была кассета? Вы проверяли?

— Да, но кассеты внутри не было. — Она добавила: — Мы, видите ли, всегда проверяем, есть ли в видеомагнитофоне кассета. Гости часто забывают привезенные с собой видеофильмы, и мы передаем их администратору, чтобы при первом требовании вернуть владельцу. Что же касается библиотечных кассет, то их или возвращают прямо в библиотеку, или тоже передают администратору.

— А что это за библиотека?

— Библиотека, в которой можно взять напрокат видеофильмы.

— Где она находится?

— В «Бейвью-отеле», конечно. Вы что, опять задремали?

Я выпрямился. Сна у меня не осталось ни в одном глазу.

— Расскажите мне о библиотеке, — попросил я.

— Вы были у нас в отеле?

— Да.

— Раз так, то вы наверняка помните, что одна дверь из холла ведет в комнату, где продают газеты и журналы. Там же выдают книги и видеокассеты.

— Значит, там можно взять напрокат видеокассету с художественным фильмом?

— Именно это я и говорю.

— Вы упоминали об этом в беседе с федералами?

— Нет.

Я откинулся на спинку дивана и уставился в пространство прямо перед собой. Неужели Тед Нэш или Лайэм Гриффит не обратили внимания на эту библиотеку? С другой стороны, так ли уж это невероятно? Ведь даже я, Джон Кори, детектив, в прямом смысле слова прошел мимо нее. Но быть может, я придаю этому слишком большое значение?

Я спросил:

— Скажите, гости отеля платили за видеокассеты? Или, быть может, оставляли что-нибудь в залог?

— Нет. Они просто расписывались за взятые напрокат книги и фильмы. — С минуту подумав, Роксанна воскликнула: — Эй, может, вы думаете, что этот парень, взяв в библиотеке кассету, написал на бланке свое подлинное имя?

— Вам надо было бы стать детективом.

Роксанне польстили мои слова. Она порозовела от удовольствия и сказала:

— Вот именно этим они тогда и занимались — смотрели видео. Потому-то и видеомагнитофон у них был включен. — Немного подумав, она добавила: — У них даже подушки на кровати были положены высоко — чтобы удобнее смотреть.

Я согласно кивнул. Тут мне пришло в голову, что, если наш донжуан и впрямь брал в библиотеке напрокат кассету, вряд ли он подписался своим настоящим именем. Но вот его дама вполне могла это сделать.

Я спросил:

— Когда гость берет на время видеопленку или книгу, ему нужно предъявлять какое-нибудь удостоверение личности?

— Не думаю. Полагаю, он должен указать лишь свое имя и номер комнаты. — Посмотрев на меня, она добавила: — Но вы можете съездить в отель и выяснить все на месте.

Я опять кивнул и спросил:

— А где нужно расписываться? На книге, какой-нибудь карточке или бланке?

Роксанна прикурила еще одну сигарету и ответила:

— Для этого существуют специальные книжечки. С розовой копировальной бумагой. Гость пишет на бланке название книги или фильма, которые он собирается взять, указывает номер своей комнаты и расписывается. Когда же он — или горничная — сдают книгу или кассету библиотекарю, тот на розовой копирке пишет: «Возвращено». Это и есть квитанция. Все очень просто.

Я вспомнил методично составленный архив мистера Розенталя, которому позавидовала бы Библиотека конгресса. Этот парень и впрямь был повернут на всяких бумажках и, вполне возможно, не выбрасывал даже обертки от жевательной резинки.

Я сказал:

— Мистер Розенталь, с которым я имел счастье познакомиться, похоже, настоящий педант.

Роксанна расхохоталась:

— Он этими бумагами уже всех достал.

— А вы, похоже, неплохо его знаете.

— Я ему нравилась.

— Он когда-нибудь показывал вам свой архив в полуподвале?

Она снова рассмеялась, немного подумала и сказала:

— Эти библиотечные квитанции, вполне возможно, находятся там.

— Только никому этого не говорите.

— Я не раскрывала рта целых пять лет.

— И правильно делали, — сказал я.

Я задумался. Так брал наш донжуан или его дама видеокассеты в гостиничной библиотеке или нет? Хотя видеомагнитофон в номере 203 был включен, это скорее всего объяснялось тем, что они подсоединяли к нему свою видеокамеру, чтобы на экране телевизора увидеть то, что, как им казалось, они видели в тот вечер на пляже.

С другой стороны, перед этим они провели в отеле два с половиной часа. Так что один из них вполне мог сходить в библиотеку и взять там кассету. Но вот подписался ли бы кто-нибудь из этих двоих своим настоящим именем?

У меня появилось неприятное ощущение, что я пытаюсь ухватиться за соломинку. Но если ничего другого у тебя под рукой нет, приходится хвататься даже за такой ненадежный предмет.

Наконец появился бойфренд Роксанны — слегка запыхавшийся, как мне показалось, — и поцеловал ее в щеку.

Роксанна сказала:

— Познакомься, Сэм, это профессор Кори. В свое время я посещала его занятия по философии.

Я поднялся с диванчика, и мы пожали друг другу руки. Надо сказать, рукопожатие у него было так себе, вялое. Впрочем, он был вполне симпатичным на вид парнем.

Сэм спросил:

— Так вы, значит, читаете философию?

— Да, — ответил я и добавил: — Cogita ergo sum.

Молодой человек улыбнулся и сказал:

— Я занимаюсь физикой и в философии ничего не смыслю.

— Я тоже, — сказал я. Пора было уходить, но я еще не обо всем спросил Роксанну, поэтому снова опустился на свой диванчик.

Сэм тоже сел, и на мгновение над столом повисла тишина. Я нарушил ее, задав Роксанне очередной вопрос:

— Вы помните часы работы этой библиотеки?

Она посмотрела на Сэма, потом на меня и сказала:

— Полагаю, она работает с восьми до восьми.

— А что, если гость, взявший книгу или пленку, захочет выписаться раньше или позже указанного вами времени?

Роксанне было явно не по себе. Она нервно улыбнулась своему приятелю, потом быстро посмотрела на меня и сказала:

— В таком случае гость оставляет книгу или видеопленку у администратора, и она хранится там до открытия библиотеки.

Я кивнул.

— Что ж, вполне логично. — Потом я обратился к Сэму: — Выпить не желаете?

— Гм… Думаю, нам нужно пойти к столику. Метрдотель все еще его придерживает… Может, вы к нам присоединитесь?

— Нет, спасибо, — ответил я и спросил у Роксанны: — Вы, случайно, не помните, в каком режиме находился тогда видеомагнитофон? Какая кнопка была нажата — «воспроизведение», «запись» или, быть может, «перемотка»?

— К сожалению, нет.

Сэм сказал:

— Никак не могу въехать, о чем вы все время говорите.

Я посмотрел на него в упор и спросил:

— Как по-вашему, физический мир существует вне нашего сознания?

— Разумеется. Имеются тысячи всевозможных приборов, способных зафиксировать явления физического мира. Причем гораздо лучше, чем человеческие органы восприятия.

— Видеокамера, например?

— Совершенно верно.

Я поднялся со своего места и, обращаясь к Роксанне, произнес:

— Благодарю вас за то, что составили мне компанию.

Она тоже встала, пожала мне руку и сказала:

— Спасибо за напитки, профессор.

Я похлопал Сэма по плечу.

— Вы настоящий счастливчик, приятель.

Поймав краем глаза многозначительный взгляд Роксанны, я повернулся и направился к стойке бара, чтобы расплатиться.

Когда Роксанна подошла ко мне, я сказал:

— Спасибо за помощь. — Потом я протянул ей свою карточку и добавил: — Позвоните мне, если кто-нибудь еще станет задавать вам такие же вопросы.

— Позвоню, обещаю. Вы тоже звоните, если вам понадобится что-нибудь узнать. Дать вам номер моего домашнего телефона?

— Благодарю, он у меня есть. — Помолчав, я добавил: — Между прочим, ваш Сэм — отличный парень.

Я вышел из ресторана «Альма де Куба» и направился к Честнат-стрит, где меня ожидал взятый напрокат автомобиль.

Мои ноги не очень-то меня слушались, но мыслями я уже был в «Бейвью-отеле».

Глава 35

Я покатил назад в Нью-Йорк по Нью-Джерси-Тернпайк. Окружающая местность выглядела настолько уныло, что хотелось закрыть глаза.

Я нажал на педаль газа, хотя не было никакой необходимости спешить, чтобы проверить догадку, связанную с делом пятилетней давности. С другой стороны, парни из УПО наверняка зачеркивали на календаре дни, дожидаясь моего возвращения из Йемена, и теперь, должно быть, недоумевали, куда это я запропастился. Так что поторапливаться мне все-таки следовало — хотя бы для того, чтобы избежать ненужных вопросов со стороны федералов.

Я переключил радио на новостной канал, чтобы послушать последние известия. Ничего особенного сегодня не произошло. Да и вообще этим летом террористы не проявляли особой активности; во всяком случае, о каких-либо каверзах, затеваемых нашими друзьями-исламистами, ничего слышно не было. Однако, будучи сотрудником ОАС, я не особенно доверял пословице: «Когда нет новостей, это уже хорошая новость», — а парни, работавшие со мной в Йемене, считали такие периоды затишья дурным знаком.

Обдумав все это, я переключился на более насущные проблемы и еще раз прокрутил в голове беседу с Роксанной Скарангелло. Я понимал, что интервью с ней у меня получилось, что в работе со свидетелем бывает далеко не всегда. Тут все дело в нюансах: один неверно поставленный вопрос или не вовремя сделанное замечание — и вся работа может пойти коту под хвост. Однако если двадцать лет заниматься расследованиями, можно постепенно развить в себе такое полезное качество, как «шестое чувство». Поэтому маленькое открытие, касающееся гостиничной библиотеки в «Бейвью-отеле», объяснялось не одной только удачливостью детектива Джона Кори, но еще и изобретательностью, остроумием, выдержкой, умением принимать нестандартные решения и правильно формулировать вопросы, а также глубоким знанием человеческой природы. Ну и, конечно же, тем, что у меня был очень серьезный мотив.

Я хочу сказать, что хотя никто мне за это не заплатит, определенную награду я все же рассчитывал получить. Я надеялся засунуть все собранные мною по этому делу улики в задницы Джека Кенига и Лайэма Гриффита — причем как можно глубже, так, чтобы достало до самых мозгов. Жаль только, что Тед Нэш умер и я не смогу подвергнуть его аналогичной процедуре.

Часы на приборной панели показывали десять минут десятого вечера, и я подумал сколько времени сейчас в Дар-эс-Саламе. Наверное, примерно столько же, сколько и в Йемене — то есть самое начало утра. Я представил себе моего ангела, спавшего в своем номере в трехзвездочном отеле, окна которого выходили на Индийский океан. Как-то раз Кейт прислала мне электронное послание, в котором говорилось: «Здесь так красиво, Джон! Жаль, что тебя нет рядом». Как будто поездка в Йемен была моей идеей.

Только сейчас я понял, что скучаю по Кейт больше, чем мог себе представить. Но я был счастлив, что ее послали в приличное место, а не в такую дыру, как Йемен, хуже которой, по-моему, на земле ничего нет.

Правда, бывали у меня минуты, когда я желал ей оказаться в Йемене, а себя видел где-нибудь на Багамах, но это были лишь мгновения и им на смену быстро приходили мечты о нашей встрече. К сожалению, запланированное нами свидание в Париже сорвалось — частично из-за того, что нам предстояло вернуться на родину в разное время, но главным образом потому, что мне не терпелось снова заняться делом рейса № 800.

Я продолжал мчаться на север по Нью-Джерси-Тернпайк со средней скоростью восемьдесят пять миль в час. Я здорово устал, однако мозг мой работал четко.

Например, я прекрасно понимал, что, встретившись в архиве «Бейвью-отеля» с мистером Розенталем, рискую услышать от него крайне неприятные для себя слова: «Никак не пойму, куда запропастились квитанции на взятые напрокат видеокассеты».


Свернув с шоссе на Готалс-бридж, я пересек Стейтен-Айленд и по Верразано-бридж въехал в Бруклин, после чего оказался на Шор-парквей, которое вело на восток.

Я проехал мимо аэропорта Кеннеди, где не так давно спустился с небес на землю, и минут через пятнадцать уже выехал на Южный Стейт-парквей в округе Нассау и помчался на восток в сторону Уэстгемптона. Было уже больше одиннадцати вечера; движение на дорогах стало редким, и я мог с чистой совестью вдавить педаль акселератора до упора.

Пока я ехал, меня не оставляла мысль, что архив мистера Розенталя могли почистить более основательно, чем я предполагал. Что ж, чем раньше я об этом узнаю, тем быстрее справлюсь с разочарованием. В конце концов, я уже большой мальчик и умею держать удары судьбы. Если в «Бейвью-отеле» меня ждет неудача, я стану дергать за другую ниточку. Возможно, отправлюсь на встречу с Кристофером Броком. Но если я опять окажусь в тупике, мне останется только одно — пойти и набить морду Лайэму Гриффиту. Однако это следует рассматривать как крайнее средство.


С Южного Стейт-парквей я съехал на Монтаук-хайвей и покатил к Уэстгемптон-Бич. Было полпервого ночи, и со стороны океана начал подступать туман.

Установленный в моей машине радиоприемник уже улавливал радиосигналы из Коннектикута, где радиостанция Пи-би-эс передавала в записи оперу «Травиата». Обычно я об этом особенно не распространяюсь, но я поклонник оперного искусства. В этой связи мы с Домом Фанелли, который имеет возможность доставать бесплатные билеты в театр, пару раз побывали в опере. Я прикинул, что успею добраться до «Бейвью-отеля» к тому времени, когда толстая дама будет исполнять свою арию.


Когда я въезжал на парковку отеля, толстуха выводила по-итальянски: «Parigi, o cara». Я дождался, пока она допоет арию до конца и рухнет бездыханной на сцену, выключил мотор, вышел из машины и направился к отелю.

День труда уже прошел, поэтому в холле было пустынно. Двери бара тоже были закрыты, что вызвало у меня известное разочарование.

За стойкой сидел мой любимый администратор Питер, к которому я и обратился без излишних формальностей:

— Мне необходимо поговорить с мистером Розенталем.

Питер, оттянув манжет, демонстративно посмотрел на часы и удивленно произнес:

— Сэр, уже почти час ночи.

— А вы знаете, сколько времени сейчас в Йемене? Не знаете? Ну так я вам скажу — восемь утра. Самое время приниматься за работу. Что вы на меня так смотрите? Позвоните ему.

— Но… неужели ваше дело такое уж срочное?

— Ну а как вы думаете, почему я здесь? Давайте звоните ему — и побыстрее.

— Слушаюсь, сэр. — Питер поднял трубку и набрал номер Лесли Розенталя.

Пока он нажимал на кнопки, я спросил:

— У вас есть ключи от полуподвала?

— Нет, сэр. Они только у мистера Розенталя… — В этот момент в трубке ответили, и Питер сказал: — Мистер Розенталь? Мне чрезвычайно неприятно беспокоить вас в столь поздний час, но тут приехал мистер… мистер… — Питер вопросительно посмотрел на меня.

— Кори, — напомнил я.

— Приехал мистер Кори из ФБР, который желает поговорить с вами… Да, сэр, полагаю, он знает, который сейчас час…

— Сейчас пять минут второго, — услужливо подсказал я. — Дайте мне трубку — я сам с ним потолкую…

Вырвав у Питера трубку, я сказал Розенталю:

— Извините за столь поздний визит, но я не стал бы вас беспокоить без крайней нужды.

Голос мистера Розенталя был одновременно сонный и раздраженный.

— Но что же привело вас к нам в это время?

— Мне необходимо заглянуть в ваш архив. Так что прошу вас — не забудьте прихватить с собой ключи.

В трубке повисло молчание, потом Розенталь спросил:

— Неужели это не может подождать до утра?

— Боюсь, что нет. — Чтобы слегка его подбодрить, я на всякий случай добавил: — Поверьте, мое дело никак не связано с наймом иностранной рабочей силы.

В трубке опять стало тихо, потом Розенталь пробурчал:

— Ладно, сейчас приду… Я живу в двадцати минутах от отеля… Кроме того, мне нужно еще одеться…

— Поверьте, я высоко ценю вашу готовность помочь, — сказал я и повесил трубку. Потом, повернувшись к Питеру, спросил: — У вас есть кока-кола?

— Могу принести вам из бара стаканчик, — ответил Питер.

— Заранее благодарен. Только налейте в этот стаканчик виски, а про кока-колу забудьте.

— Что вы сказали, сэр?

— Сказал, чтобы вы вместо кока-колы плеснули мне в стакан хорошую порцию виски «Девар». Уяснили?

— Очень хорошо, сэр.

Питер достал ключ, отпер двери бара и исчез в его недрах.

Я подошел к двери, которая вела в библиотеку, и заглянул в помещение. Все внутри было уставлено стеклянными шкафами, но поскольку света не было, рассмотреть что-либо оказалось невозможно.

Вернулся Питер со стаканом виски на подносе.

— Включите это в мой счет, — сказал я.

— Вы что же — хотите остаться у нас на ночь? — спросил администратор.

— Именно это я и собираюсь сделать. Мне нужен номер двести три.

Питер сел за компьютер, пощелкал клавишами и поднял на меня глаза.

— Вам повезло. Этот номер свободен.

Питер явно не въезжал в ситуацию, и я решил его просветить.

— Это вам повезло, что не пришлось никого выставлять из номера среди ночи.

— Понимаю, сэр.

Я взял с подноса стакан с виски и сделал глоток. После месяца «сухого закона» в Йемене мой любимый «Девар» сильно отдавал йодом. Неужели у него и впрямь такой гадкий вкус, подумал я, и поставил стакан на стол. Потом, повернувшись к Питеру, спросил:

— Сколько лет вы здесь работаете?

— Второй год.

— Вы берете в библиотеке видеокассеты?

— Нет, сэр. В номерах нет видеомагнитофонов.

— Вы работали здесь, когда гостям в библиотеке выдавали видеокассеты?

— Нет, сэр.

— Какова в таком случае процедура выдачи книг?

— Гость выбирает книгу и расписывается за нее.

— Давайте зайдем туда, — сказал я, указав на дверь в библиотеку.

Питер взял ключи, отпер двойные двери и включил свет.

Библиотека оказалась большой, отделанной красным деревом комнатой, заставленной книжными полками и декорированной под гостиную.

В дальнем левом углу стоял длинный стол с телефоном, кассовым аппаратом, компьютером и регистрационной книгой. За спинкой стула библиотекаря размещался стеклянный ящик с фигурками морских обитателей. Справа от стола находился прилавок, где, по-видимому, торговали газетами, журналами и сувенирами, что типично для небольших отелей.

Дверь из холла была единственным входом в библиотеку, если не считать окна.

Если я правильно понял Мари Габитоси, администратор Кристофер Брок не видел нашего донжуана после того, как тот зарегистрировался. В таком случае, возможно, в библиотеку заходила его подруга — чтобы купить журналы или какой-нибудь сувенир, взять кассету с видеофильмом. Надо же им было как-то скоротать время перед романтической поездкой на пляж?

Я очень пожалел, что в прошлый раз не уделил этой комнате больше внимания. Но даже очень хороший детектив не может все верно оценить при первоначальном осмотре помещения.

— А где гости расписываются за взятую книгу?

— В специальной книжке.

— Которую вы держите у себя в ящике стола?

— Да, чтобы книги можно было вернуть в любое время.

— Вы позволите на нее взглянуть?

Мы вернулись в холл, и Питер извлек из недр своего стола книжку квитанций, а я глотнул еще виски.

— Вы храните квитанции, когда книжка заканчивается?

— Думаю, да, — сказал Питер и добавил: — Мистер Розенталь имеет привычку хранить все бумаги в течение семи лет. Иногда дольше.

— Очень полезная привычка. — Я открыл книжку квитанций, которая выглядела точно так, как описала ее Роксанна. Самая обычная книжка с тремя квитанциями на странице, проложенными розовой копировальной бумагой. Там были графы: «Дата» и «Получено», несколько пустых линеек и место для подписи. Каждая квитанция имела красный порядковый номер.

Я пролистал книжку, выбрал наугад одну страницу и прочитал: «22 августа. Получено: „Сливовый остров“». Внизу стояли неразборчивая подпись и номер комнаты — в данном случае номер 105. Внизу другой рукой было приписано: «Возвращено».

— Гость должен предъявить библиотекарю какое-нибудь удостоверение личности? — спросил я у Питера.

— Не обязательно. Если указанные на квитанции имя и номер комнаты совпадают с информацией в компьютерной базе данных, ему не надо ничего предъявлять. — Помолчав, клерк добавил: — Это обычная процедура в большинстве солидных отелей.

— Понятно… — Поскольку последние шесть недель я жил в не самом лучшем отеле, мне было простительно всего этого не знать. В данный момент я думал о подруге нашего донжуана, которая, вполне возможно, не имела представления о том, под каким именем он здесь прописался. — Что же, у вас никогда не бывает несовпадений?

— Бывают, конечно, — ответил клерк. — Например, если у второго гостя в номере фамилия не такая, как у того, который зарегистрировался. Но в таких случаях достаточно просто предъявить ключ от номера или назвать имя человека, на которого он официально оформлен.

— Положим. Но если я забыл ключ в номере и не помню фамилии того, с кем сплю, вы позволите мне взять в библиотеке книгу?

Это был выпавший Питеру шанс отомстить мне за все унижения, которым я его подверг. Посмотрев на меня в упор, он бросил:

— Нет.

Потягивая виски, я продолжал листать книжку, но никаких сведений о гостях, за исключением номера комнаты и подписи, не обнаружил. Иногда рядом с одним именем на квитанции значилось второе. Как я понял — не без помощи Питера, — это было имя человека, оформившего номер на себя.

Я спросил:

— Со дня моего последнего визита к вам приезжал кто-нибудь из ФБР?

— Если и приезжал, мне об этом ничего не известно.

— Хорошо, зарегистрируйте меня в номере двести три.

Питер принялся за ту работу, которая получалась у него лучше всего, и уже через пять минут я числился постояльцем номера 203. Мне пришлось предъявить свою карточку «Американ экспресс», которой я не слишком часто пользовался во время моего пребывания в Йемене. С началом осени цены в отеле упали до полутораста долларов за ночь. Так что эта авантюра обошлось бы мне довольно дешево, если бы удалось обнаружить хоть какие-нибудь улики. В то же время все это могло стоить мне и слишком дорого, если бы ребята из УПО вычислили меня по этой карточке.

Надо сказать, что мистер Розенталь отнюдь не торопился со мной увидеться, и я, как человек действия, к тому же слишком нетерпеливый, уже подумывал о том, не попинать ли в ярости носком ботинка какую-нибудь дверь, как это иногда показывают в кино. Но я не сделал этого, поскольку тем самым наверняка огорчил бы Питера.

Мне ничего не оставалось, как сидеть в холле на диване и ждать мистера Розенталя с его ключом от архива, который — как знать? — мог оказаться и золотым ключиком, если бы с его помощью удалось отпереть дверцу, скрывавшую кратчайший путь к тайне.

Глава 36

Наконец в холл вошел Лесли Розенталь, одетый в слаксы и спортивную рубашку. Как ни странно, галстука на нем сегодня не было.

Я поднялся с места и вежливо поздоровался:

— Добрый вечер, мистер Розенталь.

— Скорее доброе утро, — ответил тот и не без ехидства осведомился: — Что, опять приехали сверять документы?

— Совершенно верно.

— В час тридцать ночи?

— Вам должно быть известно, сэр, что ФБР никогда не спит.

— Зато я сплю, — проворчал он. — У меня такое чувство, что вы прибыли сюда с не совсем обычным заданием.

— Вы сразу же пришли к такому заключению?

— Как только вы разбудили меня во втором часу ночи. Это что — вопрос жизни и смерти?

— По причинам, которые вы должны понимать, я не могу вам об этом сообщить. Вы принесли с собой ключи, как я вас просил?

— Принес. А вы принесли пропавшие папки из моего архива?

— Сказать по правде, все время после того, как мы с вами в последний раз виделись, я провел на Ближнем Востоке. Видите мой загар? Я могу показать авиационный билет.

Мистер Розенталь проигнорировал мое заявление и спросил:

— Что бы вам хотелось увидеть на этот раз?

— Я бы хотел взглянуть на квитанции, которые подписывали гости, бравшие видеокассеты из вашей библиотеки.

Пока он переваривал эту информацию, я не спускал с него глаз. Наконец Розенталь сказал:

— Мы избавились от видеотеки года три назад. — Помолчав, он добавил: — Подарили все пленки госпиталю.

— Это чрезвычайно мило с вашей стороны. Но книжечки с квитанциями вы, конечно же, сохранили.

— Думаю, они до сих пор у нас. Если, конечно, какой-нибудь идиот их не выбросил.

— Какой-нибудь идиот?.. Кто же еще, кроме вас… имеет ключи от архива?

— Никто.

— Вот и отлично. Давайте зайдем туда…

Я последовал за Розенталем к двери под лестницей. Открыв ее, он зажег свет, и мы спустились в подвал. Там Розенталь отпер архив и направился в дальний конец комнаты, где на металлических стеллажах стояли картонные коробки со старыми квитанциями. На каждой из них были проставлены месяц и год, и через минуту я уже держал в руках коробку с наклейкой: «Квитанции видеотеки. Февраль 96-го — март 97-го».

Со всех сторон осмотрев коробку, я осведомился:

— Агенты ФБР в 1996 году расспрашивали вас об этих квитанциях?

— Я рассказал федералам о системе хранения документов и больше к этому вопросу не возвращался. Если они здесь что и искали, то без моей помощи.

Выслушав его, я снял коробку со стеллажа и поставил ее на стол.

Мистер Розенталь заметил:

— Насколько я понимаю, вы считаете, что эти двое взяли напрокат видеокассету и указали на квитанции свои настоящие имена.

Все мы детективы — в большей или меньшей степени, подумал я и сказал:

— Не скрою, эта мысль приходила мне в голову. — Я открыл коробку, под завязку набитую стопками старых квитанций, и подумал, что, пожалуй, не так-то просто классифицировать и хранить все эти бумажки.

Одну за другой я стал вынимать стопки квитанций, внимательно глядя на проставленные на обложках даты. Иногда мне казалось, что вместо нужной мне книжечки я найду адресованное мне послание от Лайэма Гриффита: «Вот так-то, Кори, мать твою!»

Просматривая квитанции, я спросил:

— Зачем вы все это здесь держите?

— У меня такая система: хранить все документы семь лет. Мало ли какие вопросы могут возникнуть у налоговой службы. — Посмотрев на меня, он добавил: — Или у ФБР. Я считаю, что семь лет — это оптимальный срок.

— Да, никогда не лишне прикрыть свою задницу, — заметил я.

Вытащив из общей стопки книжечку, датированную 12 июня — 25 июля 1996 года, я подошел поближе к лампе и начал ее пролистывать.

Мистер Розенталь сказал:

— Мы можем еще просмотреть квитанции на взятые в библиотеке книги — если вы не найдете то, что ищете.

— Конечно, — согласился я, дрожащими от волнения руками листая страничку за страничкой, чтобы поскорее добраться до заветной даты — 17 июля 1996 года.

Первая квитанция за это число находилась вверху страницы и была подписана неким Кевином Мабри из номера 109, взявшим для просмотра видеофильм «Буч Кэссиди и Санденс Кид». На следующей квитанции на этой же странице значилось имя Элис Янг из коттеджа номер 3, которая захотела посмотреть «Последнее танго в Париже». Затем шла совершенно неразборчивая подпись обитателя номера 8, находившегося, по всей видимости, в главном корпусе. Этот постоялец выбрал «Крестного отца». Я перевернул страницу и увидел еще две подписи и два названия видеофильмов, взятых напрокат в тот день, но, к большому своему сожалению, имени любителя кино из номера 203 так и не обнаружил. Последняя квитанция на этой странице была датирована уже 18 июля — следующим после катастрофы днем.

Я стоял и смотрел на раскрытую книжечку.

— Ну как? — спросил мистер Розенталь. — Повезло?

Я молчал.

Потом я обратил внимание на порядковые номера квитанций и увидел, что одной страницы не хватает. Разогнув книжку, я понял, что она аккуратно вырезана бритвой.

— Вот сукины дети, — пробормотал я.

— Извините, я не расслышал, — сказал мистер Розенталь.

Я швырнул книжку в ящик и сказал:

— Пойдемте отсюда.

Когда мы шли к выходу, мистер Розенталь обернулся и посмотрел на учиненный мною беспорядок.

Честно говоря, я с самого начала знал, что за два месяца, которые федералы провели в этих стенах, мысль покопаться в старых квитанциях их не могла не посетить. Из этого вовсе не следовало, что они были хорошими детективами, но ведь и полными идиотами их назвать тоже нельзя.

Тем не менее кое-что я все-таки узнал: кто-то из двух постояльцев номера 203 в библиотеке видеокассету для просмотра брал. И именно по этой причине из книжки с квитанциями исчезла одна страница. Великолепный образец дедуктивного мышления, которое привело к несуществующей улике.

— Может, хотите посмотреть квитанции на книги? — спросил мистер Розенталь.

— Нет, — сказал я, но, вспомнив кое-что из того, о чем рассказывала мне Роксанна Скарангелло, остановился и, повернувшись к мистеру Розенталю, произнес: — Я почему-то не увидел розовых копий квитанций на те видеофильмы, которые не были возвращены в библиотеку.

— Здесь их нет. Они хранятся отдельно.

— Отдельно? А почему?

— Мы храним их, чтобы точно знать, какие кассеты или книги нам не вернули.

— Когда же вы изымаете эти копии? — спросил я.

— Обычно через день или два после отъезда постояльца, когда окончательно выясняется, что выданный ему предмет утрачен.

— Что ж… давайте прикинем, какая картина у нас получается. Семнадцатого-восемнадцатого июля в номере двести три поселились двое, а восемнадцатого июля, в полдень, вы обнаружили, что они уехали, даже не потрудившись выписаться. Утром девятнадцатого июля к вам явились агенты ФБР с пропавшим покрывалом. Чуть позже в тот же день приехала еще одна группа федералов, которые стали опрашивать гостей и прислугу относительно обитателей номера двести три. Могло случиться так, что за это время кто-то из персонала вырвал розовый листочек из книжки и объявил какую-то кассету утраченной?

Мистер Розенталь сказал:

— Библиотекарь некоторое время ждет, пока горничная или кто-нибудь еще не вернет кассету или книгу. Если же этого не происходит, вечером того же дня или на следующий день соответствующая розовая копирка изымается из книжечки с квитанциями и передается бухгалтеру, который должен выставить счет за утраченную вещь. Иногда исчезнувший предмет все-таки возвращают по почте или он находится позже, тогда копия квитанции хранится до следующей ежемесячной инвентаризации. Но если пропавший предмет в течение длительного времени не отыскивается, он объявляется безвозвратно утраченным и копия квитанции помещается в архив налоговых документов.

— А что происходит с копиркой после этого?

— Как я уже говорил, все бумаги у нас хранятся в течение семи лет. И розовые копирки не исключение.

— Покажите мне этот архив!

Розенталь подвел меня к шкафу с наклейкой «Налоговые документы. 1996 год». Открыв его, он извлек оттуда коричневый конверт с надписью «Копии библиотечных квитанций» и протянул мне.

Я заглянул в конверт. Внутри лежала пачка копирок, перехваченная резинкой. Я снял резинку и принялся перебирать розовые бумажки, каждая из которых представляла собой копию квитанции на утерянную книгу или видеокассету.

— Я могу чем-нибудь помочь? — спросил мистер Розенталь.

— Спасибо, нет. — Квитанции лежали не в хронологическом порядке, поэтому я перебирал их довольно долго. На каждой было написано: «Не возвращено». Примерно в середине пачки я обнаружил копирку, на которой были указаны дата — 17 июля, и номер комнаты — 203. Взятый напрокат фильм назывался «Мужчина и женщина». Подпись была не очень разборчивой — видимо, тот, кто ее ставил, на ручку не нажимал.

Снизу, уже другим почерком, было выведено: «Не возвращено», — а рядом стояла фамилия Рейнольдс — та самая, под которой, по словам Мари Габитоси, наш донжуан зарегистрировался в отеле.

Я спросил у мистера Розенталя, что это означает, и он объяснил:

— Очевидно, у той особы, которая взяла видеопленку, не было ключа от номера. Библиотекарь заглянул в компьютер, увидел, что фамилии взявшего кассету постояльца и того, на чье имя снят номер двести три, не совпадают, и попросил клиента назвать фамилию человека, зарегистрировавшегося в номере. Фамилия оказалась правильной, и этот маленький инцидент был исчерпан.

— Отлично. — Значит, леди знала, под каким именем зарегистрировался ее любовник. Из этого следовало, что они, вполне возможно, не первый раз им пользовались.

Я поднес кусочек розовой копирки к глазам и еще раз, очень внимательно, изучил подпись. Света, однако, было маловато, и я сказал:

— Давайте поднимемся в холя.

Когда мы выходили из архива, я заметил, что Розенталь несколько раз украдкой посмотрел на свои бумаги, которые после моего посещения находились уже не в столь образцовом порядке.

В холле я уселся за стол, включил настольную лампу и, осветив розовый клочок копирки, спросил у Питера:

— У вас есть увеличительное стекло?

Питер без слов вынул из выдвижного ящика прямоугольной формы лупу и подал мне. Я всмотрелся в едва различимые буквы и сумел прочесть: «Джилл Уинслоу». Я еще раз вгляделся в подпись — в каждую букву. Так и есть: «Джилл Уинслоу».

Питер все время посматривал на розовую копирку, и я спрятал ее в карман — кстати, вместе с позаимствованным у него увеличительным стеклом. Потом я жестом предложил мистеру Розенталю пройти со мной в библиотеку. Мы вошли в темную комнату, и я, не зажигая света, произнес:

— Полагаю, что вы знаете о гостиничном бизнесе все или почти все, поэтому мне бы хотелось задать вам следующий вопрос: как вы думаете, эта дама из номера двести три могла указать свои подлинные имя и фамилию на квитанции?

С минуту поразмышляв, мистер Розенталь сказал:

— Думаю, да.

— А почему вы так думаете?

— Видите ли, в баре, ресторане или даже… гм… у газетного прилавка происходит то же самое… вас просят написать вашу фамилию или указать номер комнаты — и вы это делаете. Почему? Но это же просто: обслуживающий персонал может проверить ваши данные по компьютеру… или попросить вас показать ключ от комнаты, в которой вы проживаете, или даже ваши водительские права. — Помолчав, он добавил: — Кроме того, подписываться собственным именем наиболее естественно. Я бы даже сказал, что люди делают это чисто инстинктивно.

— Ну а если вы путешествуете инкогнито? Предположим, у вас роман на стороне? Не забудьте, тот парень зарегистрировался у вас под вымышленным именем.

— Да, но это другое. Посещение же библиотеки не кажется чем-то важным. Поэтому, когда вас просят подписать квитанцию на взятую напрокат книгу или видеокассету, вы указываете на ней свое настоящее имя — возможно, из-за подсознательного страха попасть в щекотливое положение или просто потому, что не считаете это настолько серьезным, чтобы опускаться до мелкой лжи.

— Мне нравится, как вы мыслите, мистер Розенталь.

— Для меня это большое утешение.

У мистера Розенталя неожиданно обнаружилось чувство юмора — правда, несколько сухое и, я бы даже сказал, саркастическое. Все-таки я умею извлекать из человеческих душ все самое лучшее.

Я вышел из библиотеки, Розенталь последовал за мной.

— Вам нужна эта квитанция? — спросил он.

— Еще как!

Розенталь отважился пошутить еще раз:

— Тогда мне бы хотелось получить от вас квитанцию.

Я вежливо хохотнул и сказал:

— Включите это в мой счет.

Когда мы подошли к конторке, мистер Розенталь спросил:

— Вы и в самом деле собираетесь провести у нас ночь, мистер Кори?

— Именно так. Я получил отличную скидку.

Мистер Розенталь посмотрел на Питера и спросил:

— Какой номер вы предоставили мистеру Кори?

— Номер двести три.

— Ну разумеется. Все еще надеетесь, что комната с вами заговорит?

Я наставительно произнес:

— Комнаты не разговаривают, мистер Розенталь. — Потом я повернулся к Питеру: — Разбудите меня завтра в семь утра.

Питер сделал у себя соответствующую пометку и спросил:

— Вам помочь с багажом? Или, быть может, проводить до «Манибоуг-Бей»?

— Ничего этого не нужно. Спасибо за помощь, джентльмены.

Я вышел из холла в прохладную туманную ночь, сел в свой взятый напрокат «форд» и доехал до парковки «Манибоуг-Бей», после чего, взяв сумку с дорожными принадлежностями и заперев машину, направился к зданию. Не прошло и нескольких минут, как я уже входил в номер 203. Чей-то голос в комнате — или у меня в голове — воскликнул: «Эврика!»

Глава 37

Я сел за письменный стол, включил настольную лампу, положил на стол розовый листок и с помощью увеличительного стекла еще раз его рассмотрел.

Название фильма, несомненно, было написано женщиной. Та же рука проставила дату, номер комнаты и расписалась. Кто-то еще, скорее всего библиотекарь, добавил фамилию «Рейнольдс», а также слова: «Не возвращено».

Когда-то в колледже Джона Джея я прослушал целый курс о том, что можно узнать о человеке, изучая его почерк. К сожалению, я мало что из него помнил. Но я знал, чем отличается поддельная подпись от настоящей и как можно определить, что человек подписывается вымышленной фамилией. Та подпись, которая находилась передо мной, выглядела совершенно естественно. А может, мне просто очень хотелось, чтобы она оказалась подлинной?

Я встал из-за стола, зажег верхний свет и подошел к шкафам. Под телевизором находилась небольшая пустая полочка. При ближайшем рассмотрении я обнаружил на ней четыре кружочка, по цвету слегка отличавшиеся от белой краски, которой она была покрашена. Эти кружочки были размером с десятицентовую монету и располагались, образуя прямоугольник. Очевидно, здесь раньше стоял видеомагнитофон.

Это нельзя было, конечно, назвать важным открытием, но я всегда чувствовал себя увереннее, когда находил свидетельства того, что говорили мне люди.

Я снова сел за стол и набрал номер Дома Фанелли. Я не имел представления о том, где он находится в этот час, но преимущество мобильных телефонов в том и состоит, что это не имеет значения.

Через минуту я услышал его голос:

— Алло?

В трубке отчетливо слышалась музыка.

— Это твой партнер, — сказал я.

— Слушай, партнер, почему на моем определителе высветился номер «Бейвью-отеля». Что ты там делаешь, а?

— Отдыхаю. А где сейчас ты, хотелось бы знать?

— У меня зазвонил телефон, и я подумал, что это Салли. Но это оказалась Сара. Вот я и говорю ей: «Слушай, дорогая, я сейчас…»

— Дом, я тебя почти не слышу.

— Подожди немного. — На минуту Дом пропал, потом его голос раздался снова. — Я вышел на улицу. Преследовал, понимаешь, одного подозреваемого, а он заскочил в клуб на Варик-стрит. А это, я тебе доложу, то еще местечко. А в чем дело-то?

— Мне нужно проверить одно имя.

— Опять? А что с теми, другими именами? Скажи, ты ездил в Филадельфию?

— Ездил. Но сейчас мне нужно…

— Сейчас ты, насколько я понимаю, в Уэстгемптон-Бич. Домой почему не едешь?

— Ты-то сам почему сейчас не дома? Так вот, слушай: имя, которое меня интересует…

— Между прочим, я уже, считай, привел твою квартиру в порядок. Уборщица обещала прийти завтра утром. Но наверняка опоздает. Все-таки сегодня пятница.

— Придет, если не умрет. Вот тебе имя — Джилл Уинслоу. — Я продиктовал имя по буквам. — Думаю, ей ближе к сорока — или даже за сорок.

— Это, несомненно, облегчает дело.

— У меня на нее ничего нет. Знаю только, что она поселилась в этом отеле семнадцатого июля 1996 года.

— Знакомая дата.

— Точно. Парень, который был с ней, зарегистрировался под вымышленным именем, так что он скорее всего женат. Но я думаю, что она…

— Если ты женат, лучше всего иметь дело с замужними женщинами.

— Это твоя жена говорит своим приятелям? Ладно, слушай дальше… Живет она скорее всего на Лонг-Айленде, а может, на Манхэттене. Вот ты — если бы у тебя намечалось романтическое свидание, — как далеко бы ты поехал?

— Однажды ради такого дела я рванул аж в Сиэтл. Но тогда мне было девятнадцать. Ты сам-то куда ездил, когда хотел трахнуться?

— В Торонто. Ладно, слушай…

— А помнишь ту крошку из ФБР, которая служила в округе Колумбия? Что дальше: Торонто или Вашингтон?

— Не важно. В любом случае ты со своим Сиэтлом вне конкуренции. Я тебя попрошу поковыряться еще в одном деле. Проверь «форд-эксплорер» цвета беж, выпущенный по крайней мере пять лет назад и зарегистрированный на Лонг-Айленде или Манхэттене. Впрочем, он мог принадлежать не ей, а ее кавалеру, и сейчас, возможно, уже продан. Потом покопайся в делах о разводе и разделе собственности пятилетней давности. Меня не оставляет мысль, что у дамы имелся дом или небольшое поместье в этих краях. Как я тебе уже говорил, она, по всей видимости, живет на Лонг-Айленде или Манхэттене, а оттуда до Уэстгемптона не так уж и далеко. Если вычислишь эту особу, попробуй узнать номер ее мобильного, хотя он скорее всего нигде не значится. Помни, вся собственность, вероятно, записана на мужа, так что имя Джилл вряд ли тебе в данном случае пригодится…

— Ну что ты! Джилл Уинслоу, проживает по адресу: Мейпл-лейн, восемь, Локуст-Вэлли, Лонг-Айленд, Нью-Йорк, имеет «форд-эксплорер» 1996 года выпуска, мужа зовут Роджер… Пустяки! В связи со всеми этими заданиями, которые ты на меня навалил, хочу тебе напомнить, что мне еще и преступления надо раскрывать.

— Возможно, сейчас ты принимаешь участие в раскрытии самого серьезного преступления в своей жизни.

В трубке повисло молчание, потом Дом Фанелли сказал:

— Не дурак, понимаю.

— В таком случае поищи ее имя в списке умерших или погибших в результате несчастного случая.

— Думаешь, она умерла? Или ее убрали?

— Надеюсь, что нет.

— Что тебе удалось узнать? Скажи мне, на случай, если тебя тоже убьют.

— На такой случай я оставлю тебе записку.

— Я вовсе не шучу, Джон…

— Позвони мне утром по номеру, которой у тебя высветился. На тот случай, если меня не будет, оставь сообщение. Тебя зовут мистер Верди.

Дом рассмеялся и сказал:

— Никогда не забуду, как ты страдал на том спектакле.

— Глупости. Но больше всего в «Травиате» мне понравилась толстуха, особенно в финале. Ну, до завтра.

— Чао.

Я положил трубку, разделся и аккуратно повесил одежду на стул. Потом достал из портфеля туалетные принадлежности и направился в ванную.

Я побрился, почистил зубы и встал под душ.

Итак, Лайэм Гриффит, Тед Нэш и те парни, что были с ними, вычислили, что подруга нашего донжуана пользовалась видеотекой, и аккуратно вырезали из книжки квитанций ту самую страничку, где она оставила свой автограф. Но забыли про копирку. Глупо с их стороны, верно? Что ж, и детективы, бывает, ошибаются. Даже я.

Куда важнее то, что подругу донжуана скорее всего звали именно Джилл Уинслоу. Интересно, эти парни нашли ее? Я был уверен, что нашли. Вероятно, с ее помощью они вышли и на ее любовника. Или наоборот. Сначала они обнаружили нашего донжуана — возможно, по отпечаткам пальцев. В любом случае федералы эту парочку вычислили.

Я попытался представить себе, как Гриффит и Нэш допрашивают этих людей, всячески намекая на их отношения. При этом, несомненно, всплыли и видеосъемки на пляже, и все остальные подробности.

Ну а к чему могли привести допросы? По-моему, вариантов было как минимум два. Прежде всего могло выясниться, что эти двое взрыв не засняли. И во-вторых, даже если они это и сделали, им пришлось передать пленку Гриффиту и Нэшу — в обмен на обещание, что их любовная связь по-прежнему останется тайной.

В любом случае этих двоих наверняка подключали к полиграфу.

Я не сомневался, что мы с Домом Фанелли тоже рано или поздно найдем Джилл Уинслоу — если она, конечно, еще жива. И я буду с ней разговаривать, и она расскажет мне все, что пять лет назад рассказала Теду Нэшу и Лайэму Гриффиту. Ведь я как-никак тоже из ФБР — так сказать, веду доследование. Но все эти разговоры не позволят мне заполучить заветную видеопленку, даже если она существует.

В определенном смысле это тупик — пусть даже в результате своего расследования я и узнаю, что пленка все-таки существовала. Дальше… А что, собственно, дальше? Я мог обратиться с собранными мною сведениями в высшие инстанции. А мог просто незаметно исчезнуть.

Правда, одна мысль грела мне душу — и она, как ни странно, была связана с фильмом «Мужчина и женщина». Почему Джилл Уинслоу или, возможно, наш донжуан сохранили эту кассету? Если вы торопитесь удрать из отеля, даже не удосужившись выписаться и забрать залог, зачем, скажите на милость, вам совать в свой чемодан взятую напрокат кассету?

Как следует обдумав этот вопрос и вспомнив те несколько слов, которые случайно обронила Роксанна, я, как мне казалось, понял, почему Джилл Уинслоу и ее кавалер прихватили с собой эту пленку. В разговоре с Джилл Уинслоу я обязательно спрошу об этом, чтобы выяснить, прав я или нет.

Глава 38

Питер позвонил ровно в семь и разбудил меня. В его голосе, когда он назвал время, мне почудилось что-то зловещее.

Я перевернулся на другой бок и инстинктивно сунул руку под подушку, где всегда лежал мой верный «глок». Потом, правда, я вспомнил, что нас с ним на некоторое время разлучили.

Я побрился, принял душ и отправился в главное здание. Питер приветствовал меня стандартной фразой: «Доброе утро». Поздоровавшись с ним, я пошел завтракать. Было субботнее утро, и в ресторане в это время вполне могли быть люди, решившие провести уик-энд в этих местах. Однако там находилось всего несколько человек.

Подошла официантка, принесла мне кофе и меню. За сорок дней в исламской стране я здорово соскучился по свинине и заказал яичницу с беконом, а также несколько поджаренных свиных сосисок.

После завтрака я отправился в библиотеку. Там несколько человек расположились в креслах у открытых окон и читали газеты и журналы.

Я побродил около книжных полок, увидел роман Стивена Кинга «Мешок с костями», подошел к библиотекарше и сказал:

— Я хотел бы взять эту книгу.

Она кокетливо улыбнулась.

— Эта книга не даст вам уснуть всю ночь.

— Это хорошо, — ответил я. — Тем более что у меня диарея.

Библиотекарша пододвинула мне квитанции и сказала:

— Заполните, пожалуйста, бланк.

Я указал дату, название книги, номер комнаты и подписался: Джузеппе Верди.

Библиотекарша спросила:

— У вас есть ключ от комнаты?

— Нет, мадам.

Тогда она пощелкала клавишами компьютера, подняла на меня глаза и сказала:

— Но в этом номере прописан другой человек.

— Это мой близкий друг, Джон Кори.

— Гм… понятно… — Она написала на квитанции имя Кори, потом протянула мне книгу и сказала: — Наслаждайтесь, мистер Верди. Но вы должны вернуть книгу перед тем, как будете выписываться.

— Мне дадут какой-нибудь документ?

— Вы получите розовую копию квитанции. Но в принципе вы можете оставить книгу в номере. Нам ее занесет горничная. Или оставьте ее у администратора. Если вам, конечно, не нужна копия квитанции.

— Понятно. Еще один вопрос: если книга мне понравится, могу ли я ее у вас купить?

— Нет, к сожалению.

Я вышел из библиотеки и направился наверх — туда, где офисы. И сразу же наткнулся на помощницу мистера Розенталя Сюзан Корва. Она меня вспомнила и даже сдержанно улыбнулась.

— Доброе утро, — сказал я. — Мистер Розенталь у себя?

— Обычно по субботам он всегда бывает у себя в офисе, но сегодня почему-то задержался.

— Должно быть, проспал, — сказал я. — Могу я воспользоваться одним из ваших компьютеров?

Корва провела меня в «предбанник» и указала на свободный стол. Я включил компьютер и стал просматривать свою электронную почту. Среди прочего я обнаружил сообщение от Кейт, в котором говорилось:

«Звонила домой, но тебя не застала. Обязательно сообщи, как долетел. Я прибуду в понедельник. Из аэропорта возьму такси, так что встречать меня не обязательно. Я очень по тебе скучаю и жду не дождусь, когда снова смогу тебя увидеть. Люблю тебя. Кейт».

Улыбнувшись, я напечатал ответ:

«Дорогая Кейт. Долетел хорошо. Дома меня и впрямь нет. Решил провести пару дней на пляже».

Минуту подумав — а я не большой охотник до всяких нежностей, — добавил:

«Скучаю и очень хочу тебя видеть. Если смогу, встречу в аэропорту. Люблю тебя. Джон».

Отправив письмо, я поблагодарил Сюзан и вышел из офиса. Внизу мне встретился Питер, я спросил у него, где он стрижется. Питер дал мне адрес мастера в Уэстгемптон-Бич.

Парикмахерскую я нашел без труда и впервые за сорок дней привел голову в порядок. Меня стригла девушка по имени Тиффани.

Я спросил у нее:

— Вы знаете Питера — администратора из «Бейвью-отеля»?

— Отлично знаю. У него прекрасные волосы. — Помолчав, она добавила: — И кожа тоже хорошая.

— А что бы вы сказали обо мне?

— Сказала бы, что у вас прекрасный загар.

— Я был в Йемене.

— Это где же?

— На Аравийском полуострове.

— Шутите, наверное? Это где?

— Не уверен, что сумею вам объяснить.

— Наверное, проводили там отпуск?

— Нет. Исполнял секретное и очень опасное задание правительства.

— Все шутите. Лаком побрызгать?

Я отказался.

Расплатившись с Тиффани, я спросил у нее, где в Уэстгемптон-Бич можно купить пляжные принадлежности, и отправился по указанному адресу.

Войдя в магазин, я приобрел мешковатые зеленые шорты, черную футболку и пляжные сандалии.

Уложив покупки в пакет, я вернулся в отель и спросил, не поступало ли на мое имя телефонных сообщений. Заодно мне хотелось узнать, заметит ли Питер мою новую стрижку, но его, к сожалению, не было на рабочем месте. Телефонных сообщений тоже не было, так что мне ничего не оставалось, как вернуться к себе в номер и переодеться в свой новый пляжный ансамбль.

Потом я проверил свой мобильник, но и на него мне тоже никто не звонил. Что же касается пейджера, то я так и не удосужился его зарядить. Вспомнив о Роксанне, я оставил на столе несколько долларов для горничной, после чего вышел из комнаты.

Усевшись во взятый напрокат «форд», я покатил к Капсог-Бич, припарковался там же, где и все законопослушные граждане, и отправился на пляж пешком. Солнце светило вовсю, было довольно тепло, и с моря дул легкий бриз.

Все утро я плавал, загорал под нежным сентябрьским солнцем и бегал босиком по пляжу, напевая песенку из фильма «Огненные колесницы». К полудню на пляже осталось всего несколько семейных пар, стремившихся зарядиться солнечной энергией в преддверии долгой нью-йоркской осени.

Моя физическая форма была превосходной, и мне хотелось, чтобы Кейт увидела меня во всей красе и оценила мой золотистый загар и плоский живот. Не могу сказать, что ее слова: «Дорогой, ты стал полнеть», — вызывали у меня положительные эмоции.

Я добежал до той стороны барьерного острова, где пролив отделял его от Файр-Айленда, на котором проходила мемориальная служба. Это был тот самый пролив, по которому, по словам капитана Спрака, он пытался выйти в океан вечером 17 июля 1996 года.

Там, в океане, нашли свою смерть двести тридцать человек, которые рассчитывали попасть в Париж, но вместо этого рухнули в воду с высоты трех миль. Вот так все просто.

Об обществе можно судить по тому, как оно относится к безвременной смерти своих граждан. Общество, в котором мы живем, не жалеет времени, сил и средств на расследование убийств и несчастных случаев. В соответствии с нашей культурой ни одно убийство не должно оставаться безнаказанным. Как ни один инцидент не должен считаться фатально неизбежным.

Тем не менее через пять лет после того, как борт номер 800, если верить официальному заключению, взорвался в воздухе вследствие короткого замыкания в электропроводке центрального топливного бака, мало что было сделано для устранения такого рода серьезной технической неисправности.

О чем это свидетельствовало? Возможно, о том, что альтернативная версия — о ракетной атаке — продолжала владеть умами многих людей и влиять на принимаемые решения.

Шли годы, а аналогичных инцидентов, связанных с упомянутой выше технической проблемой, не происходило — даже несмотря на отсутствие радикальных улучшений в системе электропроводки авиационных топливных баков. И официальное заключение о причинах катастрофы стало вызывать все больше и больше сомнений.


Некоторое время я бежал по пляжу вдоль кромки прибоя, после чего углубился в дюны и стал прогуливаться между покрытыми редкой растительностью песчаными холмами в надежде обнаружить торчащий из песка хвост кинетической ракеты.

Как вы понимаете, ничего такого я не нашел, зато увидел небольшую, скрытую высокими дюнами ложбинку, где наш донжуан и его леди, отныне именуемая Джилл Уинслоу, расстелили покрывало и провели час или немного больше, наслаждаясь романтической обстановкой. Интересно, вспоминают ли они до сих пор то, что произошло здесь пять лет назад?

Я скинул футболку и положил на то место, где, возможно, и они оставили свою одежду. Потом, сделав из футболки подобие подушки, я растянулся на теплом песке и заснул.

И мне приснился эротический сон: я оказался в оазисе в йеменской пустыне в окружении гарема, состоявшего из Кейт, Мари, Роксанны и Джилл Уинслоу. Лицо последней скрывала чадра, и по этой причине я не мог ее рассмотреть. Если разобраться, в моем сне не было ничего такого, что нуждалось бы в толковании, за исключением последнего эпизода, в котором появился Тед Нэш, сидевший на верблюде.


Войдя в номер, я увидел мигавшую лампочку, свидетельствовавшую о том, что мне пришло сообщение. Я тут же позвонил администратору, и тот сказал мне:

— Вам звонил мистер Верди. Просил вас перезвонить, но номера не оставил.

— Благодарю вас, — вежливо ответил я. И сразу же схватился за мобильник.

Когда Дом Фанелли взял трубку, я сказал:

— Мистер Кори отвечает на звонок мистера Верди.

— Привет, Джованни. Значит, тебе передали, что я звонил?

— Передали. Как у тебя дела?

— Ты сейчас где?

— Я по-прежнему в «Бейвью-отеле». Но говорю по мобильному, поэтому, как ты понимаешь, долго с тобой болтать не смогу.

— Где был утром?

— Ездил на пляж.

— А я вот долблю свой компьютер. Из-за тебя, между прочим. Кстати, сегодня суббота, и я мог бы провести время с супругой.

— Скажи Мэри, что это все из-за меня.

— Не напрягайся. В любом случае сегодня вечером она уезжает к сестре в Джерси. Та живет в доме, принадлежащем текстильной фабрике. Бывал когда-нибудь в таком? Мама мия! Там телки переодеваются прямо в коридорах. Неплохо, правда?

— Неплохо. — По его тону я понял, что он раскопал нечто важное.

— Но как бы то ни было, — сказал Дом, — я нашел для тебя нескольких Джилл Уинслоу. Но думаю, тебе подойдет только одна. Подробности интересуют?

— Ты еще спрашиваешь?

— Но сначала скажи, что ты затеваешь.

— Послушай, Дом, к чему тебе это? Надеюсь, тебе не нужны неприятности? Такого рода информация только осложнит твою жизнь. Поверь мне, я знаю, о чем говорю.

— Я хочу быть в курсе. Я не собираюсь с тобой торговаться и все равно передам тебе все, что накопал. Просто я должен понять, чем тебе все это может грозить.

— Я не могу говорить об этом по телефону. Но завтра, при личной встрече, кое-что сообщу.

— А что, если тебя до этого убьют?

— Я же сказал, что оставлю тебе записку. И кончай болтать. У меня нет времени.

— Ладно, расскажу что знаю. Есть только одна Джилл Уинслоу, которая подходит тебе и по возрасту, и по месту проживания. Готов записывать?

— Готов.

— Тогда слушай внимательно. Джилл Пенелопа Уинслоу. Замужем за Марком Рэнделлом Уинслоу. Тридцать девять лет, постоянного места работы не имеет. Ему — сорок пять. Специалист по инвестициям, работает в банке «Морган Стэнли» на Манхэттене. Супруги проживают на Квейл-Холлоу-роуд, двенадцать, Олд-Бруквилл, Лонг-Айленд, Нью-Йорк. Кроме дома, никакой другой недвижимости у них нет, но есть три дорогие машины: «лексус», «мерседес» и «БМВ». Детали интересуют?

— Интересуют. — Дом перечислил модели, цвета и номера авто, и я все это записал.

— «БМВ» оформлен на ее имя, — сказал Дом.

— Понял.

Дом продолжал рассказывать:

— Попытался выяснить номер ее телефона — заходил и так и эдак, но не вышло. Возможно, к понедельнику что-нибудь разузнаю. Проверил супругов на криминал и на участие в гражданских процессах, но безрезультатно — оба чистенькие. Кстати, ни одна из найденных мною дам по имени Джилл Уинслоу за последние пять лет не разводилась и не умирала. Это все, что я мог для тебя сделать. Вот если бы я знал второе имя или номер карточки социального страхования…

— Я понимаю, чего тебе все это стоило. Спасибо.

— Да уж, поработал я на славу, особенно учитывая субботнее похмелье. Жаль, что вчера тебя не было в клубе… Эта крошка Салли…

— По-моему, ее звали Сара… Прошу тебя оказать мне еще одну услугу — переслать по электронной почте все сведения о женщинах по имени Джилл Уинслоу. Я из отеля выписываюсь, по мобильнику ты меня сегодня тоже не найдешь, но в случае чего можешь оставить сообщение. Вечером я уже буду дома.

— Между прочим, я приберег для вас с Кейт бутылочку шампанского.

— Благодарю за работу.

— Если честно, я просто не успел все допить. Кейт когда возвращается?

— В понедельник.

— К тому времени твой загар уже начнет сходить. Шутка. — И он рассмеялся.

— Извини, Дом, но мне уже пора бежать…

— Я даже догадываюсь куда. В Олд-Бруквилл, конечно.

— Ты угадал.

— Обязательно дай мне знать, та ли это Джилл Уинслоу, которая тебе нужна, хорошо?

— Ты узнаешь об этом первым. Сразу же после меня.

— Понятно. Ты близок к разгадке?

— Возможно.

— Помни, что последние десять ярдов самые трудные.

— Я знаю. Чао.

— Чао.

Я повесил трубку, пошел в душ и смыл с себя морскую соль. Пока я вытирался, зазвонил телефон. На свете был только один человек, который знал, где я нахожусь, и с ним я только что разговаривал. Поэтому я решил, что звонит кто-нибудь из служащих отеля.

Я снял трубку и сказал:

— Алло?

Женский голос осведомился:

— Мистер Кори?

— Я освобождаю номер. Надеюсь, счет уже выписан?

Женщина сказала:

— Я не из отеля. Мне бы хотелось с вами поговорить.

От неожиданности я уронил полотенце, которым вытирал голову, и спросил:

— И о чем же?

— О катастрофе рейса номер восемьсот компании «Транс уорлд эйрлайнз».

— Что именно вы хотите мне рассказать?

— Я не могу говорить об этом по телефону. Мы можем встретиться?

— Не можем. По крайней мере до тех пор, пока вы не сообщите мне, кто вы и о чем собираетесь со мной беседовать.

— Повторяю: я не могу говорить по телефону. Скажите, мы можем встретиться сегодня вечером? По-моему, у меня есть то, что вам нужно.

— А что, по-вашему, мне нужно?

— Вам нужна информация. А возможно, и некая видеозапись.

Секунду помолчав, чтобы переварить услышанное, я ответил:

— У меня есть все, что нужно. Спасибо.

Она проигнорировала мой ответ — чего я, впрочем, ожидал — и сказала:

— Сегодня в восемь вечера в парке Капсог-Бич, на берегу залива. И учтите: больше я звонить не стану. — С этими словами она повесила трубку.

Я попробовал воспользоваться системой определения номера «Стар-69». Механический голос сообщил, что установить, откуда мне звонили, невозможно.

Я посмотрел на часы, стоявшие на тумбочке у кровати. Они показывали восемнадцать минут четвертого. Чтобы прокатиться до Олд-Бруквилла, а потом вернуться в Капсог-Бич, времени мне явно не хватало.

Более актуальным, однако, был другой вопрос: с какой стати я должен ехать в темное пустынное место, чтобы встретиться с человеком, которого я совершенно не знаю? Если это действительно необходимо, то прежде следует надеть бронежилет, вызвать команду поддержки и, уж конечно, иметь при себе пушку.

В данном случае все это отсутствовало — просто потому, что я вел расследование на свой страх и риск, а мой любимый «глок» находился в дипломатическом багаже, где-то между Йеменом и США.

Впрочем, все это не имело никакого значения, поскольку никуда ехать я не собирался.

Глава 39

Я передумал.

Очень неразумно отправляться на тайную встречу всем известным путем — не важно, деловые это переговоры или любовное свидание. Поэтому я не стал парковаться на стоянке у Капсог-Бич и, поколесив по Дьюн-роуд, нашел проход на пляж между двумя домами, где и оставил машину.

Потом я в новом пляжном костюме — черной футболке и темно-зеленых шортах — побрел вдоль берега. Табличка на колышке, воткнутом в песок, извещала, что я вступил на территорию парка.

Было чуть больше семи. Закат должен был наступить семнадцать минут восьмого. Солнце уже наполовину погрузилось в океан, и на поверхности воды сверкали рубиновые и золотые искорки. Несколько человек, оставшихся на пляже, уже собрали вещи и направлялись к выходу.

Вскоре я остался на пляже один — если не считать рейнджера на вездеходе, объявлявшего в громкоговоритель о закрытии парка.

Проезжая мимо меня, он сообщил:

— Парк закрывается. Покиньте, пожалуйста, территорию.

Я пошел прочь от берега и взобрался на одну из дюн. Оттуда было хорошо видно, как две последние засидевшиеся на пляже парочки несли свои пожитки к стоявшим на парковочной площадке автомобилям.

Я взглянул на часы: семь пятнадцать. У меня оставалось еще сорок пять минут, чтобы собраться с мыслями. Я мог сделать это и в предыдущие сорок лет, но все как-то не получалось.

Солнце село, и небосвод из темно-пурпурного вскоре стал черным. Заблестели звезды, с моря подул прохладный бриз, шурша высокими стеблями прибрежной травы. Набегавшие на берег волны шумели ровно и ритмично.

Я продолжил свое путешествие по поросшим травой песчаным холмам и вскарабкался на последнюю в этой части острова дюну, откуда берег залива просматривался особенно хорошо. На мой взгляд, до него было не больше пятидесяти ярдов.

Справа от того места, где я стоял, находился залив Моричес-Бей, слева простирался океан, их-то и соединял между собой этот небольшой залив. Неподалеку от берега горели мачтовые огни нескольких яхт, успевших войти в залив до темноты; краболовы, наоборот, торопились выйти в это время на большую воду. На противоположном берегу светились окна наблюдательной башни береговой охраны.

Я не имел ни малейшего представления о том, какой путь изберет мой «информатор», чтобы добраться до этой оконечности острова. Он мог пройти сюда вдоль берега, подобраться со стороны дюн или приплыть на лодке. Как бы то ни было, я оказался здесь первым и успел осмотреть местность, а кроме того, находился на возвышении — следовательно, должен был заметить того человека первым. Однако, получив приказ, я чувствовал бы себя гораздо увереннее. Тем более что все те преимущества, которые, как мне казалось, я имел, с заходом солнца и наступлением темноты потеряли свое значение.

Светящиеся цифры на моих часах показывали пять минут девятого, но пока на этой полоске суши никого, кроме детектива Джона Кори, не было. Мой информатор явно запаздывал. Вдруг я подумал, что он, возможно, затаился в прибрежной траве и ждет, когда я выйду на открытое место.

В восемь пятнадцать я решил, что пора что-нибудь предпринять, зная, однако, что первое же мое движение может стать и последним.

Хочу отметить, что, хоть я и находился здесь совсем один и без оружия, я отнюдь не идиот. Может, немного легкомысленный. Да еще ужасно любопытный.

Я прислушался, но тут же подумал, что расслышать шаги крадущегося по песчаному пляжу человека почти невозможно. Тем не менее, когда ветер стих, я услышал шуршание прибрежной травы, хотя именно в этот момент ей, казалось бы, шуршать вовсе не полагалось.

Медленно повернув голову в направлении шума, я всмотрелся в темноту, но ни одного движущегося объекта не увидел.

Взошла луна — яркий серп, — и берег и море мгновенно осветились. Теперь прибрежная трава, в которой я скрывался, уже не казалась мне таким надежным укрытием, как несколько минут назад. При свете луны мое убежище стало тем, чем и было в действительности — песчаным холмиком с торчащими тут и там сухими стеблями неизвестного мне растения, напоминавшего по виду речной камыш. Хорошо еще, что на мне была темная одежда, а кожу покрывал загар.

В восемь двадцать пять я понял, что настало время принять хоть какое-то решение. Самое лучшее, что я мог сейчас сделать, — это немедленно убраться отсюда. Но уйти незамеченным было не так-то просто, поэтому я решил остаться на месте. Тот, кто меня сюда заманил, должен был начать действовать первым. Таковы правила игры.

Минут через пять я услышал странный звук, напоминающий кашель. Но это могла быть и собака. Через несколько секунд кашель послышался снова; теперь он раздавался откуда-то снизу и сбоку — на сравнительно небольшом удалении от дюны, где я притаился.

Я медленно повернулся в ту сторону, откуда доносился звук, но ничего не увидел и снова замер.

Через несколько секунд я снова услышал звуки. На этот раз они ничем не напоминали те, что могла издавать собака. Это явно был человек, и он обходил мое убежище по окружности. Вполне возможно, что возле моей дюны кружил не один человек, а несколько, вооруженных пистолетами с глушителями. Потом я снова услышал кашель — но уже совсем в другом месте.

Честно говоря, все это дерьмо мне ужасно надоело. Тот, кто пришел сюда, должен был понять, что хозяином положения являюсь я.

Я сказал:

— Встаньте так, чтобы я мог вас видеть.

Мужской голос отозвался:

— А вы, собственно, где?

Голос раздался справа от меня, и я вновь повернулся на звук.

— Встаньте так, чтобы я мог вас видеть, — повторил я. — Медленно.

На вершине дюны, находившейся от меня на расстоянии тридцати футов, возник темный силуэт человека. Хотя поначалу я увидел лишь очертания его головы и плеч, было ясно, что передо мной крупный, сильный мужчина. Его лицо скрывала от меня ночная тьма.

Я сказал:

— Подойдите ближе и руки держите так, чтобы я мог их видеть.

Человек стал подниматься на дюну, и его силуэт с каждым шагом увеличивался в размерах. Потом направился к тому месту, где находился я.

— Остановитесь.

Он подчинился.

— Теперь повернитесь и лягте на землю лицом вниз.

Он отказался следовать моим инструкциям, что чрезвычайно меня раздосадовало. Тогда я — в лучшей манере нью-йоркского копа — гаркнул:

— Эй, парень, я с тобой разговариваю. Повернись и ляг мордой на землю. Сейчас же!

Неизвестный продолжал стоять, глядя в мою сторону. Потом он достал сигарету. Когда он прикуривал, я увидел его лицо, освещенное огоньком зажигалки. На мгновение оно показалось мне знакомым. Но лишь на мгновение, так как этого просто не могло быть.

— Ты, задница! У меня в руке пушка. Она нацелена на тебя и ровно через три секунды заговорит. Поэтому повернись и делай как сказано. Считаю до трех: раз, два…

Неизвестный заговорил:

— Твоя пушка сейчас в дипломатическом багаже. Так что если другого ствола у тебя нет, то на этом острове только одна пушка. И она принадлежит мне.

И тут я узнал этот голос и это лицо.

Тед Нэш. Восставший из мертвых.

Глава 40

Мне понадобилось несколько секунд, чтобы справиться с изумлением, но разочарование, я знал, останется со мной навсегда.

— Разве ты не умер? Мне казалось, ты уже давно на том свете.

— Официально я мертв. Но в действительности чувствую себя превосходно.

— Может, мне удастся вернуть тебе официальный статус?

Он ничего не ответил, выбросил окурок и двинулся в мою сторону. Когда он подошел ближе, я увидел, что на нем были надеты джинсы, темная спортивная рубашка и куртка-ветровка, под которой наверняка скрывалась кобура с пистолетом.

Он избегал двигаться по прямой и приближался ко мне зигзагами, так что я не мог ни швырнуть ему в лицо песок, ни заехать пяткой промеж глаз.

Примерно в десяти футах от меня он остановился.

Мы стояли лицом к лицу и не отрываясь смотрели друг другу в глаза.

Агент ЦРУ Тед Нэш был высоким мужчиной, примерно одного со мной роста, но не таким мускулистым. В лунном свете я видел его аккуратно подстриженные волосы цвета соли с перцем и черты лица, которые большинство женщин по непонятной для меня причине находили привлекательными.

Сразу после знакомства у нас с ним возникла взаимная неприязнь. Мы вместе работали над делом Плам-Айленд, и я невзлюбил этого парня частично из-за его высокомерия, но главным образом по той причине, что он тогда приударял за одной дамой из ФБР. Последнее я счел недостойным профессионала поведением, не говоря уж о том, что та женщина-детектив чрезвычайно нравилась мне самому.

А потом он стал подкатывать к Кейт, и я простил ему это только потому, что он умер. Теперь, однако, у меня уже не было причин относиться к нему снисходительно. Кроме того, что нам нравились одни и те же женщины, у нас с ним не было ничего общего.

С иронией оглядев мои шорты и футболку, Тед спросил:

— Я помешал тебе отдыхать?

Я промолчал, но продолжал смотреть на него, мысленно составляя список его отрицательных качеств, заставивших меня возненавидеть этого парня еще в его первой жизни. Отчего, в самом деле, я так его невзлюбил? Давайте посчитаем. Во-первых, мне не нравились его наглость и отчетливо слышавшиеся в его голосе пренебрежительные, покровительственные нотки. Ну а во-вторых, я терпеть не мог ухмылочку, вечно кривившую его губы. Можно припомнить еще много всего, но времени думать об этом у меня сейчас не было.

Он посмотрел на часы и сказал:

— Если мне не изменяет память, мы должны были встретиться в восемь вечера на берегу залива.

— Брось молоть чушь, — грубо сказал я.

— Я кое с кем поспорил, что ты обязательно явишься. Ведь только идиот может прийти на встречу с незнакомым человеком в пустынное место без оружия и бронежилета.

— И только идиот пойдет на встречу со мной в одиночку. Надеюсь, ты обеспечил себе прикрытие?

Он проигнорировал мои слова и спросил:

— Тебе понравилось в Йемене?

Я промолчал.

Он продолжил:

— Я слышал, Кейт неплохо проводит время в Танзании.

Я упорно хранил молчание, думая, удастся ли с такого расстояния напасть на него, не дав шанса пустить в ход оружие. Должно быть, он что-то почувствовал, поскольку отступил на несколько шагов.

Помолчав, Нэш сказал:

— Красивая ночь, правда, Кори? Как это здорово — жить. — Тут он рассмеялся.

— Не стоит слишком уж к этому привыкать, — заметил я.

Он посмотрел на меня и спросил:

— Неужели ты нисколько не удивился, обнаружив меня в добром здравии?

— Честно говоря, я больше зол, чем удивлен.

Он ухмыльнулся и сказал:

— Из-за таких вот неожиданных появлений нас иногда называют призраками.

— И сколько времени ты уже работаешь призраком?

Гонору у него малость поубавилось. Должно быть, по той причине, что моя реакция на его появление была не совсем такой, как он ожидал. Тем не менее он продолжал говорить, придерживаясь заранее разработанного сценария.

— Я так и не поздравил тебя со вступлением в брак.

— Но ведь ты умер.

— А ты пригласил бы меня на свадьбу?

— Непременно. Если бы знал, где твоя могила.

Тед неожиданно помрачнел, отвернулся и зашагал вниз по склону, направляясь к океану.

— Пойдем прогуляемся, — сказал он. — Я люблю гулять по пляжу.

Я пошел за ним, стараясь с каждым шагом приблизиться хоть на долю дюйма. Он разгадал мое намерение и бросил через плечо:

— Только не подходи слишком близко. Держись на расстоянии десяти шагов.

Вот задница, подумал я, следуя за ним к берегу залива. Он скинул мокасины и подошел к самой воде — так что волны лизали ему ступни.

— Мокрое дело, — сказал он.

На жаргоне ЦРУ это словосочетание означает «убийство».

— Только не надо умничать, — сказал я.

— Ты никогда не ценил мой ум. А вот Кейт ценила.

— Да пошел ты…

— Послушай, разве нельзя вести беседу без этих твоих вечных «да пошел ты»?

— Извини. Убирайся к черту.

— Знаешь, ты начинаешь меня раздражать…

— Это я тебя раздражаю? Ты даже представить себе не можешь, до какой степени меня раздражает то, что ты все еще жив.

— Поверь, я то же самое могу сказать о тебе, — ответил он.

Мы шли по берегу на расстоянии десяти шагов друг от друга, причем я постепенно смещался в его сторону, чтобы подобраться поближе.

Он заметил это и сказал:

— Ты опять ко мне приближаешься?

— Просто я тебя не слышу из-за шума прибоя.

— Еще один шаг, Кори, и ты увидишь, какая у меня пушка.

— Все равно рано или поздно я ее увижу. По-моему, сейчас для этого самое подходящее время.

Он остановился — лицом ко мне и спиной к океану.

— Давай поговорим серьезно. Я вооружен, а ты — нет. Ты пришел сюда, чтобы получить ответы на свои вопросы. Я тебе на них отвечу. Что произойдет потом, в значительной степени зависит от тебя. Но не забывай, что я тоже мужчина.

Выдержка начинала мне изменять. Посмотрев на него в упор, я сказал:

— Знаешь что, Тедди? Никакой ты не мужчина, и не станешь им, даже если на боку у тебя будет висеть «узи». Ты просто мелкий подонок со склонностью к нарциссизму…

— Посмотри в воду, Кори, — сказал Нэш. — Что ты там видишь?

— Твой труп. Обещаю, что ты будешь плавать мордой вниз прежде, чем закончится эта ночь.

— Этого не случится. Со мной, во всяком случае…

Мы стояли на берегу в каких-нибудь пяти шагах друг от друга; рядом шумел океан. Нэш, перекрывая шум прибоя, крикнул:

— Ты думаешь, что я спал с Кейт, но не спрашиваешь меня об этом, потому что боишься услышать ответ.

Я с шумом втянул в себя воздух, но промолчал. Больше всего на свете мне сейчас хотелось заехать ему в физиономию, но я умел держать свои чувства под контролем.

Между тем Нэш продолжал:

— Но я все равно тебе этого не скажу. Джентльмены о таких вещах не говорят. Не то что ты и твои приятели — полицейские. Стоит вам немного выпить, как вы выкладываете друг другу, с кем, где и когда вы спали.

Я проигнорировал его слова и спросил:

— Скажи, зачем ты меня сюда вызвал? Неужели только для того, чтобы сообщить о своем чудесном воскрешении? Или для того, чтобы я выслушивал твои тупые инфантильные шутки? Но это же бесчеловечно. Нельзя быть таким жестоким, Тед. Дай мне скорей свой пистолет, я застрелюсь.

Тед Нэш прикурил очередную сигарету и выдохнул в ночь голубоватое облачко дыма. Помолчав некоторое время, он сказал:

— Я пригласил тебя сюда, потому что ты создаешь проблемы моему ведомству, как, равным образом, и своему собственному. Ты суешь свой нос куда тебя не просят, и Йемен, похоже, тебя ничему не научил.

— А чему, собственно, я должен был научиться, хозяин?

— Прежде всего подчиняться приказам.

— Но ты-то почему так об этом хлопочешь?

Тед ничего не ответил и спросил:

— Что ты делаешь в «Бейвью»?

— Я в отпуске, приятель.

— Ответ неправильный. Может, попробуешь еще раз?

— Повторяю тебе, задница, я в отпуске.

Похоже, ему не понравилось, как я его назвал, потому что он перестал спрашивать о причинах моего пребывания в отеле. Вместо этого он ткнул пальцем в ночное небо и сказал:

— Это было мое дело. Не твое, не Кейт, не Дика Кернса и не Мари Габитоси. Повторяю, это было мое дело. Теперь оно закрыто. И тебе, Кори, не следует его копать, потому что это до добра не доведет.

Признаться, я был несколько обескуражен тем, что он знал о Дике Кернсе и Мари Габитоси.

— Ты мне угрожаешь? Впрочем, ты и раньше мне угрожал, а я такого никому не прощаю.

Нэш выбросил окурок в воду, надел мокасины, после чего снял ветровку, продемонстрировав мне подмышечную кобуру с огромным «глоком». Завязав рукава ветровки на поясе, он сказал:

— Пойдем прогуляемся.

— Тебе нравится гулять? Вот и гуляй себе. Иди, иди и иди…

— По-моему, ты начинаешь забывать, кто хозяин положения.

В ответ на это я повернулся и зашагал к тому месту, где оставил свою машину.

Нэш крикнул мне вслед:

— Неужели ты не хочешь узнать, что произошло здесь с той парочкой?

Я показал ему из-за плеча средний палец правой руки. Это был неприличный, оскорбительный жест, но мне было наплевать. Если бы он хотел меня пристрелить, то давно бы уже это сделал. Не то чтобы я был уверен, что он не станет стрелять мне в спину, просто я думал, что на это не было разрешения. А если и было, прежде он намеревался выяснить, что мне удалось узнать.

Из-за шума волн я не слышал его шагов и увидел его лишь в тот момент, когда он выскочил из темноты прямо передо мной. Нас отделяли друг от друга примерно десять футов.

— Нам необходимо поговорить, — сказал он.

Я продолжал идти, не изменив направления. Впереди показались домики, находившиеся за пределами парка. Нэш сделал новую попытку вовлечь меня в разговор:

— Будет лучше, если мы поговорим здесь — с глазу на глаз. Неужели ты хочешь, чтобы тебя допрашивали на официальном слушании? — Помолчав, он добавил: — Тебе могут предъявить серьезные обвинения — да и Кейт тоже.

Я повернулся и пошел в его сторону.

Он напомнил мне:

— Держи дистанцию, парень.

— Не понимаю, чего ты боишься? Пушка-то у тебя.

— Это верно, но мне бы не хотелось пускать ее в ход.

— Вряд ли ты попадешь в меня с десяти шагов. Считай, я облегчаю тебе работу.

Когда я находился от него на расстоянии пяти футов, он попятился и выхватил из кобуры «глок».

— Не заставляй меня прибегать к этому средству.

Я остановился и сказал:

— Вынь магазин, Тед, и засунь пистолет в кобуру.

Он не выполнил моего требования, но и стрелять тоже не стал.

Я заметил:

— Настоящим мужчинам, чтобы поговорить, не требуется иметь при себе пушку. Разряди пистолет, и мы поболтаем.

Некоторое время Нэш колебался, но потом все-таки поднял пистолет, извлек из рукоятки магазин и сунул в карман. Вслед за тем он оттянул затвор — патрон выскочил и упал на песок, а оружие отправилось в кобуру.

— А теперь брось мне магазин, — сказал я.

— Подойди и возьми сам.

Я в одно мгновение преодолел разделявшее нас расстояние. Теперь он был безоружен, но по-прежнему представлял собой серьезную опасность. Я нисколько не сомневался, что, если нам придется схлестнуться, сладить с ним будет непросто.

— Магазин, — повторил я.

— Я могу выбить из тебя дерьмо здесь и сейчас, — ответил он.

Я не остался в долгу:

— Последние сорок дней я вообще не трахался, поэтому злости мне не занимать.

— Я рад, что Йемен пошел тебе на пользу. Один из моих коллег говорил, что ты превратился в жирного пьяницу.

Поскольку пушку он уже разрядил, приходилось отдать этому парню должное: смелости ему было не занимать. С другой стороны, вполне вероятно, что у него имелось прикрытие и в этот момент я мог находиться в перекрестье прицела снайперской винтовки. Я огляделся, но слабого зеленоватого свечения нигде не заметил. На расстоянии нескольких сот ярдов от берега шло рыбачье судно, но, возможно, оно было вовсе не рыбачьим.

На всякий случай я сказал:

— Мне как-то не верится, что такой трус, как ты, отправился на важную встречу, не прихватив с собой парочку громил. В противном случае ты бы не разрядил так легко свой пистолет.

Нэш ответил мне неожиданным левым хуком, но я все-таки успел уклониться и его кулак лишь скользнул по подбородку. Я упал на песок, и он тут же бросился на меня, что с его стороны было большой ошибкой. Я ударил его обеими ступнями в солнечное сплетение и ногами перебросил через себя. Потом, перекатившись по песку, я устремился к Нэшу, в то время как он, вынув из кармана магазин, лихорадочно пытался вставить его в свой «глок», который мгновенно выхватил из кобуры. Прежде чем он успел это сделать, я, пригнувшись, прыгнул вперед. К сожалению, песок не лучшая опора для такого рода упражнений. Прыжок у меня получился так себе — я не смог дотянуться до Нэша, и он успел зарядить оружие. Когда он начал оттягивать затвор, я схватил его обеими руками за лодыжку и изо всех сил дернул в сторону.

Он рухнул на песок, и я сразу же сел на него верхом, левой рукой схватился за ствол его пушки, а правой нанес удар по голове.

Этот удар его оглушил, но недостаточно сильно, и в следующее мгновение он ударил меня в пах коленом. У меня перехватило дыхание.

Мы катались по песку, постепенно приближаясь к воде. К этому времени Тед Нэш понял, как велика моя ненависть к нему: я превратился в настоящего психа, готового скорее умереть, чем ослабить хватку. Всякий раз, когда наши головы сближались, я изо всех сил бил лбом по его лбу, и очень быстро мы оба погрузились в легкий транс. Так, намертво сцепившись и нанося друг другу удары, мы все дальше скатывались к линии прибоя и скоро оказались в воде.

Каждый из нас пытался найти камень или какой-нибудь другой твердый и увесистый предмет, чтобы с его помощью окончательно добить противника.

Через несколько минут, когда мы уже достаточно наглотались соленой воды и песка, а Теда Нэша стала обременять промокшая одежда, я начал одерживать верх. А все благодаря Йемену, где мне удалось обрести отличную физическую форму. Теперь я мог его утопить, если бы захотел. Он тоже это понял и неожиданно прекратил сопротивление. Некоторое время мы молча смотрели друг на друга; при этом наши лица разделял всего какой-то фут. Потом Тед пробормотал:

— Ладно, оставим это на время…

Он выпустил из рук свой «глок», проплыл несколько ярдов до берега и выбрался на сушу, отряхиваясь и отплевывая морскую воду. В этот момент он напоминал мокрую собаку. Мокасины он потерял и с головы до ног был покрыт мокрым песком.

Я выбрался на берег и остановился в пяти футах от Нэша, глядя на него и тяжело дыша. Подбородок в том месте, где его коснулся кулак Нэша, щипало от морской воды, промежность от удара коленом сильно болела, а голова, которой я пытался его таранить, просто раскалывалась. Но в остальном я чувствовал себя великолепно.

Нэшу, чтобы прийти в себя, понадобилось несколько минут — согнувшись в три погибели, он извергал из себя морскую воду. Когда он наконец поднялся на ноги, я заметил, что из носа у него идет кровь.

— Задница, — сказал он, поздравив меня таким образом с победой.

— Не ругайся, Тед. Проигрывать тоже надо уметь. Разве этому не учат в колледжах Лиги плюща?

— Чтоб тебя черти взяли, — сказал Нэш, вытер рукавом окровавленный нос и повторил свое излюбленное ругательство: — Задница.

— Похоже, все-таки не учили, — сказал я, вынул из «глока» магазин, сунул его в карман и оттянул затвор. Оказалось, что патрон уже находился в стволе, но Нэш, когда мы сражались за обладание пушкой, этим не воспользовался и на курок не нажал. Я извлек патрон, а пистолет сунул за пояс шорт.

Тед заявил:

— Я мог бы разнести тебе череп по меньшей мере раз шесть.

— Полагаю, хватило бы и одного, — ответил я.

Удивительное дело: при этих словах Нэш рассмеялся; потом, правда, снова закашлялся, а откашлявшись и вытерев глаза, сказал:

— Верни мне пушку.

— Подойди и возьми сам.

Он подошел ко мне и протянул руку, которую я пожал, заметив:

— Неплохая была потасовка.

Он вырвал руку и толкнул меня в грудь.

Сила у него еще оставалась, как и боевой дух, и это вызывало уважение. Но меня его замашки, честно говоря, начали раздражать.

С силой толкнув его в ответ, я сказал:

— Никогда так больше не делай, задница.

Он отвернулся и побрел прочь. Я стоял у самой воды и смотрел, как он шел к дюнам.

Неожиданно он повернулся и крикнул:

— Иди за мной, болван.

Ну как я мог отказаться от такого приглашения? Я последовал за ним, и через некоторое время мы вскарабкались на ту самую дюну, где в июле мы стояли с Кейт.

Когда мы взобрались на вершину, Нэш повернулся ко мне и сказал:

— Сейчас я расскажу тебе, что произошло здесь семнадцатого июля 1996 года.

Он мог рассказать мне об этом полчаса назад — без драки и купания в океане. Но у нас имелись личные счеты.

— Только не лги, — сказал я ему.

— Правда делает тебя свободным, — сказал мистер Нэш, цитируя девиз своей конторы.

— Звучит неплохо. Хочешь заключить со мной честную сделку?

— Эта сделка куда лучше той, которую я хотел бы тебе предложить. Но я выполняю приказы.

— Это с каких же пор? — спросил я.

— Кто бы говорил… — Встретившись со мной взглядом, Нэш сказал: — Как это ни странно, Кори, у нас с тобой есть нечто общее. Мы — одиночки. И делаем свою работу лучше, чем парни, с которыми мы работали, и политики, на которых мы работаем. Мы с тобой не всегда говорим правду, хотя знаем ее и именно к ней стремимся. И я — единственный, кто скажет тебе правду, и, возможно, единственный, кому ты поверишь.

— Пока ты поешь довольно складно. Но что будет потом?

— Ты умный человек, и я не собираюсь оскорблять тебя пересказом дурацких баек.

— Тед, с тех пор как мы познакомились, ты только и делал, что пытался меня надуть.

Он ухмыльнулся и сказал:

— Позволь мне попробовать еще раз.

Я почувствовал некоторую двусмысленность этих слов, но сказал:

— Я польщен, что ЦРУ в твоем лице прилагает столько усилий, чтобы меня одурачить. Ну давай выкладывай, что у тебя там.

Глава 41

Тед Нэш еще некоторое время молчал, переводя дух, потом начал свой рассказ:

— Итак, некая парочка выехала с территории «Бейвью-отеля» около семи часов вечера, прихватив из гостиничного номера покрывало. С собой они везли также видеокамеру, треножник для нее и портативный холодильник, в котором охлаждалась бутылка французского вина.

— Все это мне давно известно.

— Не удивлен, — ответил он. — Ты разговаривал с Кейт и проводил собственное расследование. Что еще ты узнал?

— Я здесь не для того, чтобы отвечать на твои вопросы.

Нэш сказал:

— Кейт тоже оказалась в неприятной ситуации — и между прочим, из-за того, что вела с тобой ненужные разговоры.

— А ты что — святой? Разве не ты проболтался ей об этом пять лет назад? Наверняка те, кому надо, об этом знают. Может, тебя для того и воскресили, чтобы дать возможность исправить ошибки и замести следы.

Тед Нэш некоторое время смотрел на меня молча, потом произнес:

— Скажем так, наверху решили, что я наиболее подходящий человек для того, чтобы уладить это дело.

— Ладно, хватит трепаться, — сказал я и посмотрел на часы, которые, к счастью, продолжали идти. — Говори по существу. Мне еще надо возвращаться на Манхэттен, а до него путь неблизкий.

Тед был явно разочарован тем, что я не спешил проглотить наживку.

— Ты не знаешь, что произошло после того, как они занимались сексом… — Он ткнул пальцем в ложбинку между дюнами и продолжил: — Здесь на покрывале они предавались любви и записывали это на видеокамеру. А потом дама захотела искупаться нагишом, и ее спутник установил треножник таким образом, что в объектив попал пляж, линия прибоя и большой участок неба на горизонте.

— Откуда тебе это известно?

— Я говорил с ними. Как бы иначе я мог все это узнать?

— Продолжай.

— Хорошо… Итак, они побежали купаться, а потом, вернувшись на пляж, снова занялись сексом. Камера, разумеется, все это записывала. — Он ухмыльнулся и добавил: — Ты, надеюсь, понял, что они не были женаты?

— Я понял даже, что раз у этого парня было как минимум две эрекции за один вечер, то в ЦРУ он точно не работает.

Тед довольно спокойно проглотил это и указал на пляж.

— Поскольку они занимались на пляже сексом, то вряд ли могли в этот момент что-нибудь заметить. Но они услышали звук взрыва секунд через сорок после того, как он произошел. Когда они подняли головы, самолет начал разваливаться на части, а носовая секция уже упала в океан. При этом основная часть фюзеляжа продолжала набирать высоту, после чего беспорядочно завертелась и тоже начала падать в море. Интересно, что именно в это время они заметили так называемый восходящий поток света — но это произошло уже после того, как самолет начал разрушаться. Вскоре, правда, они поняли, что этот огненный столб есть не что иное, как отраженный в поверхности моря поток выливающегося из пробитых баков самолета пылающего горючего. Позже, еще раз просмотрев пленку, они убедились в справедливости сделанных ими выводов. — Тед Нэш внимательно посмотрел на меня. — Надеюсь, все понятно?

— Конечно. Дым и зеркала. Разве не такова ваша задача?

— Только не в этом случае, — сказал Тед и продолжил: — Парочка, конечно, сразу смекнула, что на пляж сбежится масса народу, и решила побыстрее оттуда смотаться. Они быстро оделись, схватили видеокамеру, треножник, сели в «форд-эксплорер» и покатили в отель. — С ухмылкой Нэш добавил: — К несчастью, они забыли на пляже гостиничное покрывало и крышку от объектива видеокамеры, что сразу навело нас на две мысли: где они остановились и чем занимались на пляже. Кроме того, они в спешке бросили на пляже портативный холодильник, бутылку и два бокала с наборами прекрасных отпечатков.

Обдумав все это, я решил, что никаких неувязок в истории Нэша пока не видно. Если не считать нескольких дополнительных деталей, которые он мне сообщил, мы с Кейт, начиная раскручивать это дело, рассуждали точно так же.

— А что, собственно, было на пленке? — спросил я.

— Не то, что ты хотел бы увидеть.

— Послушай, Тед, — сказал я. — Слова «что ты хотел бы» в данном случае неприемлемы. Я не сторонник теории заговоров и не один из тех, кто писал официальное заключение по этому делу. Я просто непредвзято настроенный человек, который хочет узнать истину.

Его губы искривились в усмешке, которую я так ненавидел.

— Я знаю, что ты хочешь узнать правду, Джон. Потому-то мы сейчас здесь. Потому-то я и пожертвовал для тебя субботним вечером.

— Ничего, одну игру в бинго в церковной общине можно и пропустить. Так что было на этой кассете?

Он ответил:

— Когда они возвратились в отель, леди просмотрела только что сделанную запись. Она увидела немного, но заметила то, что они пропустили, когда занимались сексом: момент взрыва самолета. Она еще сказала мне, как странно было наблюдать взрыв в верхней правой части экрана, в то время как они занимались сексом в его нижней левой части и ни разу не взглянули вверх. Естественно, звук взрыва до них тогда еще не успел дойти и они продолжали наслаждаться любовью в то самое время, когда самолет превратился в огненный шар и стал разваливаться на части. — Помолчав, Тед добавил: — Мужчина сообщил мне, что, когда они просматривали видеопленку вместе, ему пришлось рассказать своей подруге о разнице между скоростью звука и скоростью света, которая и объясняет, почему они продолжали заниматься любовью в тот момент, когда самолет взорвался.

— Слава Создателю, что законы физики все-таки существуют, иначе у вас, ребята, были бы проблемы с изготовлением той мультяшки, в которой, впрочем, ни один из свидетелей не признал того, что произошло на самом деле.

Нэша, похоже, сильно задело мое замечание, и он сказал:

— Анимационный фильм был сделан очень точно и основывался на законах физики, интервью со свидетелями, показаниях радаров и математически выверенных моделях поведения воздушного судна в момент взрыва.

— Все это очень мило. Но мне бы хотелось увидеть эту пленку.

— Позволь мне закончить.

— Ты уже все сказал. Я хочу посмотреть эту пленку и поговорить с этой парочкой.

— Все-таки я закончу, — сказал Нэш. — Итак, парочка вернулась в «Бейвью-отель», подсоединила видеокамеру к телевизору и просмотрела запись на большом экране. Они оба увидели то, что женщина рассмотрела на дисплее видеокамеры. Запись была звуковой, и они отчетливо услышали звук взрыва — ровно через сорок секунд после световой вспышки. — Помолчав, он добавил: — Весь инцидент от начала и до конца был записан на пленку в цвете — и со звуком, причем весьма качественно и с удачно выбранной точки. На пленке даже были видны сигнальные огни самолета за секунду до взрыва. — Пристально на меня посмотрев, он сказал: — Никакого светового луча или потока, двигавшегося к судну перед взрывом, они не увидели.

Интересно, как я узнал, что он закончит именно так?

— Это хорошая новость. Но я все равно хочу посмотреть пленку и поговорить с этими людьми.

Он не ответил мне прямо и вместо этого задал вопрос:

— Послушай, если бы ты имел любовницу и у тебя была видеозапись, на которой во всех подробностях были бы запечатлены пикантные моменты вашего свидания, как бы ты поступил с пленкой?

— Распространил бы ее через Интернет.

— От тебя всего можно ожидать. Но они ее уничтожили.

— Правда? Когда и где?

— В ту же ночь. Как только покинули номер. Остановившись у обочины, мужчина сунул кассету под колесо своего автомобиля, переехал ее, а потом сжег пленку.

— И где же он взял спички или зажигалку?

— Не имею представления. Может, кто-то из них курил?

Никто из них не курил, если верить Роксанне, но я не стал говорить об этом Нэшу. Нэш, надо сказать, весьма предусмотрительно сообщил мне, что эти люди уничтожили кассету, а не просто стерли запись. И знаете почему? Потому что стертое изображение можно восстановить и Тед не хотел, чтобы я носился с этой мыслью.

— Итак, они сожгли видеопленку. Что же дальше?

— Потом они заехали в Уэстгемптон-Бич, где женщина оставила свою машину. В это время мобильники у них разрывались от звонков — знакомые хотели рассказать им о происшествии. Ничего удивительного — ведь дома они сказали, что направляются как раз в эти места. Мужчина якобы собирался ловить рыбу, а женщина — делать покупки в Истгемптоне вместе со своей подругой, у которой намеревалась заночевать.

— Этот парень придумал для своих домашних вполне правдоподобную историю, а вот легенда его подруги — так себе.

— Вообще-то у супругов принято доверять друг другу. Ты разве не доверяешь Кейт — даже несмотря на то что она сейчас и в Танзании?

— Тед, если ты еще раз произнесешь имя Кейт, я засуну тебе в задницу твой «глок» — рукояткой вперед.

Он ухмыльнулся, но ничего не сказал. Интересно, почему этому парню всегда удается меня разозлить?

Нэш вернулся к своему повествованию:

— Рассевшись по своим машинам, эти двое разъехались по домам, провели остаток вечера со своими супругами и детьми и смотрели по телевизору выпуски новостей, в которых сообщалось о катастрофе.

— Должно быть, это был незабываемый вечер, — прокомментировал я слова Нэша.

Он посмотрел на меня и сказал:

— Да уж… Кстати, многие догадывались, что на пляже была-таки парочка, которая, занимаясь любовью и снимая на пленку свои сексуальные упражнения, заодно зафиксировала и взрыв самолета. Однако ни дымящегося ствола, ни взлетающей ракеты на пленке не оказалось.

— Это всего лишь твои слова.

— Между прочим, я подсоединял их к полиграфу, и они оба с легкостью прошли проверку.

— Чудно. В таком случае мне бы хотелось взглянуть на графики, сделанные полиграфом во время допроса этих людей, а также прочитать их письменные показания.

Теду, работавшему в ЦРУ, определенно не нравилось иметь дело с полицейским детективом. Хотя бы потому, что полицейский детектив опирается в своем расследовании на цепочку улик, свидетельств и доказательств, в то время как агент ЦРУ привык оперировать всякого рода абстракциями, догадками и информацией, полученной от аналитиков; то есть всем тем, что полицейские именуют дерьмом собачьим.

Тед продолжал терпеливо втолковывать мне:

— Они оба правдиво рассказали нам о своих сексуальных играх на пляже, а ведь именно в этой части показаний полиграф должен был зафиксировать ложь, поскольку, говоря на такую тему, люди обычно приходят в замешательство. Но эти двое не лгали, отвечая на наши вопросы. Потом, когда мы начали расспрашивать их о катастрофе, свидетелями которой они стали, и о том, что они увидели на видеопленке, они также сказали правду. Но самое главное — они ни разу не упомянули о световом столбе. — Тут Нэш добавил: — В определенном смысле полиграф заменил нам видеопленку, которую они уничтожили.

— Вероятно, все так и было, — сказал я, хотя слова Нэша не произвели на меня никакого впечатления.

Но он слишком хорошо меня знал, чтобы поверить, что я так быстро сдам свои позиции.

— Похоже, я тебя не убедил.

— Еще как убедил… Кстати, как вы вышли на эту парочку?

— Не так уж это было трудно. В свое время, когда этот парень устраивался на работу, у него сняли отпечатки пальцев. Мы прогнали отпечатки, снятые с бутылки и бокала, через компьютерную базу данных ФБР и уже в понедельник нанесли визит в его офис. Он сразу же раскололся и сообщил имя своей замужней подруги.

— Действительно, как-то уж очень легко все получилось. Я-то думал, что вы сняли отпечатки с регистрационной карты, которую он заполнял в отеле, чтобы установить их связь с тем человеком, который был на пляже.

— На самом деле… Короче, мы этого не сделали. К чему лишние трудности? И потом, мы вовсе не собирались возбуждать против него уголовное дело.

— Вообще-то, насколько я помню, уничтожение улик классифицируется именно как уголовное преступление.

— Поскольку причиной гибели борта восемьсот компании «Транс уорлд эйрлайнз» стали технические неполадки, пленку нельзя рассматривать как улику… но это к слову. Суть дела в том, что эти двое случайно оказались не в то время не в том месте. Они не видели ничего такого, чего бы не заметили две сотни других свидетелей, а сделанная ими видеозапись не представляла интереса ни для ЦРУ, ни для ФБР. Полиграф это подтвердил. — Помолчав, Нэш добавил: — Не я один их допрашивал. С ними беседовали ваши коллеги из ФБР, в том числе Лайэм Гриффит. И все они пришли к выводу, что эти люди говорили правду. Кстати, можешь спросить об этом у Лайэма Гриффита. Он подтвердит мои слова.

— Вот уж в этом я нисколько не сомневаюсь. Но я смог бы убедиться в этом лично, если бы мне была предоставлена возможность побеседовать с этими голубками наедине.

— Тебе могут не позволить говорить с этими людьми.

— Это почему же?

— Мы обещали им анонимность за сотрудничество.

— Что ж, я сделаю то же самое.

Тед Нэш, казалось, о чем-то задумался. Возможно, он вспоминал инструкции, данные ему относительно вашего покорного слуги.

— Но это же так просто, Тед, — сказал я. — Ты называешь мне их имена, я встречаюсь с ними, беседую, и мы навсегда закрываем этот вопрос. Не понимаю, какие тут могут быть проблемы?

— Мне нужно получить разрешение.

— Хорошо. Позвони мне завтра на мобильный и оставь сообщение.

— Возможно, с этим придется подождать до понедельника.

— Тогда позвони в понедельник.

— В любом случае я дам о себе знать. — Он потянулся было к нагрудному карману рубашки за сигаретами, потом вспомнил, что они намокли, и опустил руку.

— Вот почему я тебя поколотил. Курение убьет тебя.

— А как твоя челюсть, Джон? Не болит?

— С челюстью все в порядке. Я продезинфицировал ее соленой морской водой вместе с твоей башкой.

— Значит, когда я заехал коленом тебе в пах, ты тоже ничего не почувствовал?

Как ни язвителен Тед, у меня все же язык острее.

— Мне показалось, ты слегка задел меня своей мокрой штаниной.

— Да пошел ты…

Препираться с Тедом было приятно, но непродуктивно. Я решил сменить тему:

— Позвони мне на мобильник, и мы договоримся о встрече. На этот раз в каком-нибудь публичном месте. Выберу его я. Если хочешь, приводи с собой своих людей. Но главное, не забудь сообщить мне данные на эту парочку.

Тед Нэш посмотрел на меня и сказал:

— Тебе тоже придется ответить на ряд вопросов. В противном случае единственным, что ты получишь в результате этой встречи, будет официальный вызов в суд. — Помолчав, он добавил: — Знаешь что, Кори? Ты вовсе не так опасен для нас, как тебе, возможно, кажется. Нам нечего скрывать, поскольку в этом деле нет ничего такого, о чем бы я тебе не сообщил. Скажу больше — если бы нам было что скрывать, то тебя бы уже давно ликвидировали. Впрочем, ты, вероятно, и сам об этом догадываешься.

— Опять ты мне угрожаешь, Нэш. Позволь тогда сказать тебе одну вещь. Чем бы это дело ни кончилось, мы обязательно встретимся с тобой на узкой дорожке, где нам уже не разойтись.

— Жду не дождусь этой встречи.

— Ну уж не больше, чем я.

Нэш протянул мне руку, но у нас были не такие отношения, чтобы обмениваться рукопожатиями. На этом основании я сделал вывод, что он требует назад свою пушку:

— Ты только что грозил мне смертью, а теперь хочешь, чтобы я вернул тебе ствол? Должно быть, я что-то недопонимаю.

— Я уже говорил тебе, что, если бы в этом была необходимость, ты бы уже давно был трупом. Но поскольку ты, судя по всему, поверил в то, что я сказал, убивать тебя нет никакой необходимости. Просто мне нужен мой пистолет.

— Обещаешь не наставлять на меня ствол и не требовать рассказать тебе все, что знаю об этом деле?

— Обещаю.

— Перекрестись.

— Верни мне мою гребаную пушку.

Я вытащил «глок» из-за пояса и швырнул в песок, но магазин оставил у себя.

— В следующий раз, когда мы встретимся, у меня тоже будет пушка, — пообещал я, повернулся и пошел прочь.

Нэш крикнул мне вслед:

— Когда будешь встречать Кейт в аэропорту, не забудь сказать ей, что я жив. И передай, что скоро позвоню.

Вообще-то после этих слов мне следовало вернуться и избить Нэша до полусмерти, но я не хотел лишать себя этой радости в будущем.

Глава 42

Теперь, когда я в точности знал, что на свете есть люди, которые следят за мной и хотят меня убить, я больше не считал себя параноиком. Ну разве что самую малость. Более того, это известие принесло мне большое облегчение, поскольку прежде мне казалось, что меня одолевают навязчивые идеи.

Я ехал по Лонг-Айленд-экспрессвей во взятом напрокат «форде-таурусе». На часах было пять минут одиннадцатого. По радио передавали песни Билли Джоэла и Гарри Чаплина, по утверждению диджея, пользовавшихся особой любовью подростков с Лонг-Айленда. Насколько я знал, кумирами у этих ребят были также Джои Буттафакко и серийный убийца Джоэл Рифкин, но о них диджей почему-то не упомянул.

Машин на шоссе было довольно много, и я совершил несколько резких маневров, чтобы выяснить, нет ли за мной «хвоста». К сожалению, на Лонг-Айленде все гоняют как бешеные, поэтому понять, кто за тобой едет — специально обученный агент или какой-нибудь псих с Лонг-Айленда, — не представлялось возможным.

Я свернул со скоростного шоссе и снова на него въехал — только для того, чтобы еще раз убедиться, что за мной нет слежки. Я даже бросил взгляд вверх, на черное ночное небо, пытаясь отыскать в нем силуэт черного геликоптера, который, если верить голливудским фильмам, органы государственной безопасности США используют для слежки за неблагонадежными гражданами, но ничего, кроме луны и звезд, не заметил.

На пять минут я включил свой мобильник, но никаких сообщений не обнаружил.

Как ни странно, я почти не вспоминал о встрече с Тедом Нэшем и о нашей ожесточенной стычке. Этот парень остался таким же самовлюбленным и самоуверенным болваном, каким был, даже «временная смерть» не пошла ему на пользу. Но в следующий раз я его точно убью и даже лично приду на похороны, чтобы уже не иметь никаких сомнений относительно его смерти.

Плохо было не то, что он вернулся из небытия, а то, что он снова взялся за это дело, пытаясь помешать моему благородному стремлению добиться правды и справедливости и не менее благородному взять за задницу кое-кого из тех, кто пытался спрятать концы в воду.

Челюсть у меня все еще побаливала. Посмотрев на себя в зеркало в номере «Бейвью-отеля», я обнаружил, что кожа на подбородке содрана, а вокруг этого места расплывается черно-синий кровоподтек. Кроме того, у меня болела голова, что случалось после каждой встречи с Тедом Нэшем — вне зависимости от того, бились мы при этом лбами или нет.

За двадцать лет службы в полиции я убил только двух человек — исключительно из самообороны. Мои личные и профессиональные отношения с таким типом, как Тед Нэш, были куда сложнее, нежели с людьми, которых мне пришлось пристрелить. В этой связи необходимость ликвидации Теда Нэша требовала более глубокого и всестороннего обоснования.

Ожесточенная схватка и купание в океане, казалось бы, должны были окончательно прояснить наши взаимоотношения, но сказать по правде, этого так и не произошло. Ни один из нас не получил удовлетворения, и новой схватки было не избежать.

По этому поводу Кейт обязательно сказала бы, что мы с Нэшем — при всей нашей взаимной антипатии — федеральные агенты и делаем одно дело, защищая свою страну, а потому не должны допускать в отношении друг друга враждебных выпадов. Хотя бы для того, чтобы не повредить общему делу. Она считала, что мы должны решать свои проблемы исключительно на вербальном уровне, высказывая претензии и стараясь понять друг друга, чтобы в конце концов прийти если не к мирному соглашению, то хотя бы договориться о нейтралитете.

Другими словами, мне следовало-таки утопить этого ублюдка как крысу или застрелить из его же собственного пистолета.

Знак у обочины сообщил мне, что я въехал на территорию округа Нассау. По словам сумасшедшего диджея местной радиостанции, нас ожидает прекрасный субботний вечер на Лонг-Айленде.

Диджей сказал:

— Сейчас все мы — от Уэстгемптона до Золотого берега, от Плам-Айленда до Файр-Айленда, от океана и до Саунда — начнем двигаться в ритме блюза, рок-н-ролла, брейк-данса; короче, будем веселиться на всю катушку!

«Да пошел ты!..»

Что касается откровений Теда Нэша, то его история казалась довольно правдоподобной. Вполне возможно, что он сказал правду и никакой ракеты и впрямь не существовало. Ну что ж, я бы испытал облегчение, если бы катастрофа рейса № 800 и впрямь оказалась несчастным случаем.

У меня оставалась только одна карта — Джилл Уинслоу. Но Джилл Уинслоу, проживавшая в Олд-Бруквилле, куда я сейчас направлялся, была скорее всего совсем не той женщиной, которую я разыскивал. Нужная мне Джилл Уинслоу, вероятно, уже была мертва — как и ее любовник. Меня тоже вполне могут убрать — даже если не было никакого заговора или операции прикрытия. Мне показалось, что после всего, что произошло, Теду Нэшу не терпелось со мной разделаться. Уж такой у него дурной характер.

Я свернул со скоростного шоссе и поехал на север по Седар-Свамп-роуд. Ни кедров, ни болот по краям дороги, наличие которых можно было предположить, исходя из ее названия, я не обнаружил. И мне это нравилось. Я всегда нервничал, когда приходилось покидать пределы Манхэттена. Впрочем, после Йемена я был готов провести отпуск даже в Нью-Джерси.

Мне было кое-что известно о Нассау, поскольку у нас в ОАС работало несколько детективов из этого округа. Я продолжал ехать по Седар-Свамп-роуд, по обеим сторонам которой виднелись внушительных размеров дома, здание загородного клуба и нескольких сохранившихся особняков в поместьях Золотого берега.

Я свернул на шоссе 25А, главную транспортную артерию Золотого берега, протянувшуюся с востока на запад, и покатил в восточном направлении.

Я знал, что Тед Нэш появится в «Бейвью-отеле» не позже завтрашнего дня и, переговорив с мистером Розенталем, выяснит все и о моем визите, и о Джилл Уинслоу. Поэтому мне следовало торопиться. Помимо того, что час был уже поздний, существовала и другая проблема — мистер Уинслоу, который скорее всего ничего не знал ни о похождениях своей жены, ни о видеопленке. Конечно, надо бы подождать до понедельника, но мне в затылок дышал Тед Нэш и такой возможности у меня не было.

Я въехал в Олд-Бруквилл, население которого не превышало числа жильцов дома, в котором я жил здесь, зато имелся собственный полицейский участок — маленький белый домик, расположенный на перекрестке Волвер-Холлоу-роуд и шоссе 25А. Его просто невозможно было пропустить.

Свернув на светофоре на Волвер-Холлоу-роуд, я остановился на небольшой парковочной площадке перед зданием, на вывеске которого значилось: «Полицейский участок Олд-Бруквилла».

Часы на приборной доске моего автомобиля показывали семнадцать минут первого.

На парковке стояли всего две машины. Одна скорее всего принадлежала дежурному сержанту, а вторая — даме из гражданских по фамилии Уилсон, с которой я разговаривал, когда позвонил в участок.

Если Тед Нэш из ЦРУ или Лайэм Гриффит из отдела профессиональной ответственности ФБР следили за мной или поставили у меня на автомобиле электронный маячок, то их машины скорее всего уже были на пути в Олд-Бруквилл.

Время, имевшееся в моем распоряжении, истекло. Теперь я жил в своего рода дополнительном времени, которое отмерила мне судьба, но когда оно закончится, я не знал.

Глава 43

Я вышел из машины и направился в большую комнату для посетителей. Помещение слева, напоминавшее клетку, было отгорожено от комнаты толстой проволочной сеткой, за которой располагался обычный письменный стол. Перед сидевшей за ним молодой женщиной стояла табличка с надписью: «Изабель Целеста Уилсон». Посмотрев на меня, мисс Уилсон спросила:

— Чем могу помочь?

— Я детектив Джон Кори из ФБР. — Достав свое удостоверение, я приблизил его к проволочной сетке. — Если помните, я вам звонил и разговаривал с вами и сержантом Робертсом.

— Разумеется, помню. Подождите.

Она сказала несколько слов по интеркому. Не прошло и минуты, как в затянутое сеткой помещение через заднюю дверь вошел человек в полицейской форме. Я снова приблизился к проволочной сетке и продемонстрировал сержанту Робертсу, крупному полному мужчине средних лет, удостоверение федерального агента, а также жетон офицера нью-йоркской полиции вместе с идентификационной карточкой, в которой значилось, что я нахожусь в отставке. Но, как нам обоим было известно, коп всегда остается копом.

Робертс впустил меня в клетку через дверь в проволочной стене и провел в свой офис. Расположившись за письменным рабочим столом, он указал мне на стул напротив. Пока я не чувствовал ничего дурного, кроме запаха от собственной сорочки.

— Вы, значит, из ФБР? — спросил сержант.

— Да. Сейчас я расследую дело об убийстве, и мне нужна информация кое о ком из местных жителей.

На лице Робертса выразилось удивление.

— Убийство? У нас? Здесь такие вещи редкость. И кто же вас интересует?

Я не ответил на вопрос и спросил:

— У вас сейчас есть свободный детектив?

Казалось, мои слова несколько его озадачили, но в мире копов — и он знал об этом — детективы общались с детективами, а шеф детективов — с самим Господом Богом.

Сержант Робертс сказал:

— Вообще-то у нас четыре детектива. Один выехал по вызову, у второго — свободный день, третий — в отпуске, а наш лейтенант сейчас дома. У вас очень важное дело?

— Важное, но не настолько, чтобы нарушить покой вашего лейтенанта. — Я пристально на него посмотрел и спросил: — Надеюсь, вы в состоянии мне помочь?

— Какого рода содействие вам требуется?

По моим наблюдениям, сержант Робертс относился к тому типу людей, которые, если с ними правильно себя вести, готовы наизнанку вывернуться, чтобы оказать помощь коллеге. Я надеялся, что у него не было отрицательного опыта общения с парнями из ФБР. А еще у меня сложилось впечатление, что сержант соскучился в своем кабинете и был вовсе не прочь поучаствовать в расследовании какого-нибудь интересного дела.

Я веско произнес:

— Убийство произошло в другом месте. Есть мнение, что в нем замешаны иностранные террористы.

— Кроме шуток? Вы что же — подозреваете кого-то из местных жителей?

— Нет, местный житель нужен нам в качестве свидетеля.

— Уже легче. Мы, знаете ли, не любим, когда арестовывают наших налогоплательщиков. И кто же этот свидетель, если не секрет?

— Миссис Джилл Уинслоу.

— Ну и дела!

— Вы ее знаете?

— Так, немного… Вот ее мужа, Марка Уинслоу, я знаю куда лучше. Он один из руководителей местной общины, и на собраниях я даже несколько раз с ним разговаривал. Так что, можно сказать, мы знакомы.

— А с ней? — спросил я. — С ней вы разговаривали?

— Встречал несколько раз. Очень милая леди. — Робертс улыбнулся. — Однажды я остановил ее за превышение скорости. Она уговорила меня не штрафовать ее, причем сделала это так, словно оказала мне любезность.

Я вежливо улыбнулся и сказал:

— Она где-нибудь работает?

— Сильно в этом сомневаюсь. Уж слишком часто я встречаю ее в дневное время.

— О'кей… Попробую изложить проблему как можно деликатнее. Скажите, у нее есть любовники?

Робертс хихикнул и сказал:

— Если и есть, мне об этом ничего не известно. Но, должен вам заметить, она многим нравится.

— А слухи? Какие-нибудь сплетни о ней ходят? Какие-нибудь имена в связи с ней упоминаются? Или, быть может, упоминались раньше — четыре или пять лет назад?

Робертс с минуту подумал, потом сказал:

— Ничего подобного я не слышал. До меня, признаться, редко доходят такого рода разговоры. Ведь я живу в другом месте.

— Понятно. Значит, мистер Уинслоу руководит местной общиной. А в свободное время работает в банке «Морган Стенли».

Сержант Робертс рассмеялся.

— Работа в банке — основной источник его доходов. В Олд-Бруквилле можно заработать всего доллар в год.

Я улыбнулся и спросил:

— И как же вы умудряетесь прожить на доллар в год?

Сержант Робертс снова рассмеялся.

— Слава Создателю, у меня есть настоящая работа. Как и у большинства местных жителей. В общине они работают бесплатно.

— Правда? — Это местечко напомнило мне городок на Диком Западе из старого вестерна. С той лишь разницей, что почти все обитатели Олд-Бруквилла были богаты.

Сержант Робертс спросил:

— Так что же все-таки случилось с миссис Уинслоу? Как она стала свидетельницей убийства?

— К сожалению, я не имею права об этом говорить. Я даже не уверен, что это та самая леди. Поэтому мне хотелось бы задать вам несколько вопросов. Например, сколько ей лет?

С минуту подумав, сержант сказал:

— Больше тридцати, может, даже около сорока. Скажите, убийство, которое вы расследуете, произошло за границей?

Сержант Робертс, на мой взгляд, задавал слишком много вопросов, но, вероятно, лишь из любопытства. Что ж, судя по всему, сплетни были единственным развлечением в Олд-Бруквилле. Не зная, бывала ли Джилл Уинслоу за границей и было ли это известно Робертсу, я предпочел сказать:

— Преступление произошло на территории Соединенных Штатов. — И задал сержанту следующий вопрос: — У супругов Уинслоу есть дети?

— Да… Если мне не изменяет память, у них два мальчика. Но, повторяю, об этом семействе я мало что знаю.

— Как вы думаете, дети сейчас дома?

— Насколько мне известно, они учатся в частной школе. Как и большинство здешних ребятишек.

— Как долго они здесь живут?

— Похоже, что целую вечность. Это старинная семья, с традициями. Я имею в виду мистера Уинслоу, а не его жену.

— Понимаю. Скажите, они очень богаты?

— Не настолько, чтобы это бросалось в глаза. Мистеру Уинслоу, во всяком случае, приходится зарабатывать на достойное существование для своего семейства. Кроме того, он часто бывает в разъездах.

— Вы слышали о какой-нибудь другой Джилл Уинслоу, проживающей в этих местах?

С минуту подумав, он сказал:

— Нет, ни о какой другой Джилл Уинслоу я не слышал.

— Какие-нибудь скандалы у них дома были?

— Ничего такого, о чем бы стало известно полиции. Они живут очень тихо.

— Сколько лет вы служите в этом участке?

— Одиннадцать. А что?

— Я просто хотел узнать, не помните ли вы чего-нибудь необычного, что произошло с этой семьей около пяти лет назад.

Робертс некоторое время обдумывал мой вопрос, потом сказал:

— Ничего такого, что привлекло бы внимание местной полиции.

Рация Робертса молчала, но вскоре зазвонил его телефон, и сержант заговорил с сидевшей в затянутом сеткой «предбаннике» миссис Уилсон.

Я едва удержался, чтобы не сказать: «Если это из ЦРУ, меня здесь нет».

Вслушиваясь в слова Робертса, я пытался понять, не имеет ли его разговор с мисс Уилсон отношения ко мне. Но Робертс произнес:

— Соедините ее со мной. Я все улажу. — Потом, повернувшись ко мне, добавил: — Ребята устроили вечеринку под открытым небом и слишком уж расшумелись.

Взяв трубку, он заговорил с кем-то еще, а я в это время пытался представить себе мир Джилл Уинслоу. Как я и догадывался, она относилась к верхушке среднего класса и ей было что терять в случае, если бы ее муж обнаружил, чем она занималась, вместо того чтобы ходить по магазинам.

Марк Уинслоу, специалист по инвестициям корпорации «Морган Стенли», представлялся мне человеком немного скучным. Вероятно, он любил выпить время от времени коктейль или два, играл в гольф в местном гольф-клубе и проводил большую часть времени на работе, общаясь с клиентами. Возможно, в Нью-Йорке у него имелась подружка. Скучные, занятые и богатые парни обычно заводят постоянных любовниц, которые считают их забавными.

Из слов сержанта Робертса следовало, что мистеру Уинслоу было присуще чувство ответственности перед местной общиной, в которой он выполнял руководящие функции. Это было с его стороны актом чистейшего альтруизма, который, впрочем, позволял ему на вполне законных основаниях отлучаться из дома по крайней мере раз в месяц, помимо уже упомянутых Робертсом частых служебных разъездов.

Если разобраться, миссис Уинслоу было просто скучно. Она, возможно, занималась благотворительностью и, когда не встречалась со своим любовником, посещала театры, музеи и картинные галереи, а также обедала и сплетничала с подругами.

Я попытался представить себе ее любовника, но, не имея о нем никаких сведений, кроме того, что он был женат, о чем мне сообщил Нэш, пришел к одному-единственному выводу: у них с Джилл была долговременная связь.

Ему принадлежал бежевый «форд-эксплорер» и, вероятно, видеокамера, которую они использовали на пляже для того, чтобы зафиксировать на пленке наиболее волнующие моменты своей близости. Возможно, они проделывали такое не в первый раз и, следовательно, полностью доверяли друг другу. Ведь в противном случае им вряд ли пришло бы в голову фиксировать на пленке акт измены. Вполне возможно, они вращались в одном обществе и их связь началась с какого-нибудь невинного флирта на светской вечеринке. Потом они вместе пообедали, затем поужинали, и все закончилось — как это всегда бывает — постелью.

Мне в голову пришла и другая мысль. Хоть эти двое и проявили в данном случае безрассудство, в остальном они были абсолютно трезвомыслящими людьми. Они оба знали, чем рискуют, но шли на этот риск, поскольку то, что они получали взамен, его вполне оправдывало.

И последнее. Эти двое не любили друг друга. Ибо в противном случае то, свидетелями чего они стали 17 июля 1996 года, явилось бы для них своего рода озарением. Они наверняка ощутили бы, насколько быстротечна жизнь, и поняли бы, что должны, отбросив все условности, провести оставшиеся годы вместе. И тогда Джилл Уинслоу не проживала бы сейчас по адресу: Квейл-Холлоу-роуд, 12, вместе с Марком Уинслоу.

Мысленно произнеся все это, я подумал о том, что мистер Уинслоу мог быть вполне интересным человеком, а также любящим и нежным супругом, а миссис Джилл Уинслоу — обыкновенной шлюхой, и ее любовник принадлежал совсем к другому кругу — например, это был человек, чистивший у них бассейн.

Мне предстояло выполнить труднейшую задачу — не только договориться о встрече с миссис Уинслоу, но и заставить ее рассказать правду о том, что произошло в тот роковой вечер. И если Нэш не соврал, я мог бы спокойно вернуться домой и опуститься в свое любимое кожаное кресло. Но если Нэш рассказал мне не все или если миссис Уинслоу что-то от него утаила, тогда результатом мог стать пересмотр этого дела. Признаться, я не знал, что устраивало меня больше.

Сержант Робертс повесил трубку и сказал:

— Обычный субботний вечер. Во многих домах устраивают вечеринки. По преимуществу шумят юнцы, родители которых уехали на уик-энд.

Сержант взял со стола рацию и дал указания патрульному автомобилю отправиться по названному им адресу.

— У нас сегодня патрулируют четыре машины. Иногда с центрального пульта сообщают об ограблении или аварии. А еще мне постоянно звонят две старые леди — заявляют, будто только что видели бродягу, и требуют принять меры.

Сержант еще некоторое время ворчал по поводу того, что местные жители считают полицейских чем-то вроде домашней прислуги.

Я спросил:

— Семейство Уинслоу сейчас дома?

Сержант Робертс наклонился к компьютеру и набрал фамилию «Уинслоу», пояснив:

— Иногда жители предупреждают нас об отъезде, чтобы мы приглядывали за их домами. — Он еще немного пощелкал клавишами и добавил: — Но сейчас у меня нет информации о том, что Уинслоу куда-то уехали.

— А у вас есть их номер телефона?

Он нажал еще несколько клавиш и сказал:

— У меня здесь много номеров местных жителей, но далеко не все. — Еще раз взглянув на монитор, сержант добавил: — Но номер Уинслоу у меня есть. Вам он нужен?

— Еще как!

Сержант нацарапал на листке бумаги несколько цифр и отдал его мне.

Я подумал, что неплохо было бы сообщить Дому Фанелли о том, как можно узнать номера телефонов, не включенных в справочники.

Когда я убирал бумажку в нагрудный карман, Робертс заметил:

— Если вы решите позвонить им по телефону или нанести визит, то имейте в виду, что Марк Уинслоу без адвоката не станет отвечать даже на вопросы телевикторины. Так что если вы желаете побеседовать с дамой наедине, вам нужно как-то удалить со сцены Уинслоу. Вы меня понимаете? Но учтите, я вам этого не говорил.

— Я вас понял. — У меня была и другая причина выманить мистера Уинслоу из дома, поэтому я сказал Робертсу: — Будьте так любезны, позвоните им домой.

— Как? Сейчас?

— Да. Я хочу убедиться, что они дома.

— Вы серьезно? А что же я им скажу? Учтите, на их определителе обязательно высветится номер нашего участка.

— Передайте мистеру Уинслоу, что через час состоится незапланированное заседание руководства местной общины. Якобы из достоверных источников вам стало известно, что латиноамериканцы собираются открыть свой клуб на Мейн-стрит.

Сержант Робертс расхохотался.

— Это известие поднимет на ноги всех.

Я тоже улыбнулся нашей шутке, начисто лишенной политкорректности, и высказал другое предложение:

— Конечно, можно сообщить ему, что в округе появился бродяга — или что-нибудь в этом роде.

— Договорились, — сказал сержант Робертс и начал набирать номер Уинслоу.

— Переключите на громкую связь, — попросил я.

Он выполнил мою просьбу, и я услышал на другом конце провода длинные гудки.

Где-то на четвертом гудке в доме Уинслоу сняли трубку, и мужской голос произнес:

— Слушаю вас.

Сержант Робертс спросил:

— Мистер Уинслоу?

— Да, это я.

— Это сержант Робертс из полицейского участка Олд-Бруквилла. Извините за беспокойство, но до нас дошли сведения о бродяге, появившемся в здешних местах. В одном из соседних с вами домов сработала сигнализация. Поэтому нам хотелось бы знать, не заметили ли вы или ваши близкие что-нибудь подозрительное?

Марк Уинслоу некоторое время осмысливал услышанное, потом откашлялся и пробормотал:

— Нет… я только что вошел… Где-то два часа назад…

— Ладно. Не утруждайтесь. В случае чего мы к вам подъедем. Главное, не забудьте закрыть двери и окна и включить сигнализацию. И обязательно позвоните нам, если увидите или услышите что-то подозрительное.

— Обязательно… конечно, позвоню… как же иначе.

Мне показалось, что голос мистера Уинслоу был чем-то похож на голос мистера Розенталя, когда я разбудил того в час ночи. Я жестом дал сержанту Робертсу понять, что хочу поговорить с Уинслоу лично.

Робертс сказал:

— Здесь представитель…

— Окружной полиции, — подсказал я.

— Здесь офицер окружной полиции, который хотел бы поговорить с вами, — послушно повторил сержант и передал мне трубку.

— Извините за беспокойство, но мы сейчас расследуем серию ограблений домов как раз в этом районе. — Особенно распространяться на эту тему я не стал, опасаясь, что Уинслоу, окончательно проснувшись, почует неладное. Поэтому я сразу же спросил: — Могу ли я зайти к вам завтра утром?

— Гм… Видите ли, по уик-эндам я играю в гольф…

— А когда вы пьете чай?

— В восемь, — сказал он и добавил: — А завтракаю в семь в клубе.

— Понятно. А с вашей женой я смогу пообщаться?

— В десять она уходит в церковь.

— А дети?

— Они в школе. Скажите, неужели есть серьезные причины для беспокойства?

— Нет, сэр. Просто мне нужно осмотреть дворы домов при естественном освещении, так что скажите жене, чтобы она не пугалась при виде незнакомца. Сержант Робертс может подтвердить мои полномочия.

Робертс сразу же вступил в разговор:

— Извините, конечно, что пришлось вас побеспокоить, но я хотел убедиться, что все в порядке.

— Какие тут могут быть извинения? Я ценю проявленную вами заботу.

Сержант Робертс положил трубку и на тот случай, если я что-то пропустил, сказал:

— Все нормально. Завтра утром он играет в гольф.

— Отлично. Позвоните ему в шесть тридцать утра, скажите, что грабителя поймали и полиция округа с восходом солнца займется сбором улик.

Сержант Робертс сделал соответствующую пометку в своем блокноте и поинтересовался:

— Вы собираетесь утром пойти к ним домой и поговорить с миссис Уинслоу?

— Собираюсь.

— Скажите честно, это арест?

— Нет. Просто разговор со свидетелем.

— Вы так к этому готовитесь, что складывается впечатление, будто за этим скрывается нечто большее…

Я наклонился к нему и произнес:

— Я сейчас вам кое-что скажу, но предупреждаю — данная информация не должна выйти за стены этой комнаты.

Сержант согласно кивнул, полагая, должно быть, что услышит сейчас что-нибудь порочащее миссис Уинслоу.

Я продолжил:

— Джилл Уинслоу может угрожать опасность из-за того, что она видела.

— Это правда?

— Правда. Так что сегодня ночью я буду ее охранять. Скажите вашим людям, чтобы не обращали внимания на серый «форд-таурус», стоящий на Квейл-Холлоу-лейн. У вас есть лишняя рация на случай, если вдруг мне понадобится помощь?

— Да, могу вам одолжить «уоки-токи».

— Отлично. Когда у вас заканчивается дежурство?

— В восемь. Сегодня я работаю с полуночи до восьми.

— Я с вами свяжусь — в том случае, если мистер Уинслоу по какой-то причине не поедет завтракать в свой клуб. Тогда вам самому придется как-нибудь выманить его из дома. Договорились?

— Ладно…

Я встал со стула и спросил:

— Как мне доехать до Квейл-Холлоу-роуд, двенадцать?

Сержант Робертс достал карту Олд-Бруквилла и, нанеся на нее цветным маркером несколько линий, показал, как добраться до места. Потом он выдал мне рацию и сказал:

— Частота уже установлена. Мой позывной — «Штаб-квартира», а ваш… гм… «Зеро». — Робертс улыбнулся.

— Понятно, — сказал я и добавил: — Если вас навестит кто-то еще из ФБР, сразу же дайте мне знать.

— Обязательно.

Мы пожали друг другу руки, и я сказал:

— Ваша помощь будет оценена по достоинству. Не сомневайтесь. Что же касается рации, то я верну ее позже.

Я вышел из полицейского участка Олд-Бруквилла с таким ощущением, что стоит захотеть, и мне вполне удастся уговорить сержанта Робертса арестовать Теда Нэша, если тот сюда заявится.

Ночь была прохладной и ясной, на небе виднелись только звезды — ни одного черного патрульного вертолета. По шоссе 25А проехали несколько редких автомобилей, и вновь воцарилась тишина, нарушаемая лишь кваканьем древесных лягушек.

Я уселся в «форд», вернулся на Седар-Свамп-роуд и, следуя инструкциям сержанта Робертса, покатил на север.

Если Розенталь еще не успел сообщить Теду Нэшу о том, что мне известно о существовании Джилл Уинслоу, и это именно та женщина, которая мне нужна, вскоре после того, как мистер Уинслоу выпьет свой утренний чай, я, возможно, получу ответы на вопросы, не дававшие мне покоя с тех пор, как Кейт в один прекрасный день рассказала мне кое-что интересное. После этого я был награжден поездкой в Йемен, воскрешением Теда Нэша и возможностью услышать евангелие от Теда. Хорошо ли все это?

Когда я в понедельник встречу Кейт в аэропорту — конечно, если меня до того времени снова не сошлют в Йемен, не посадят в тюрьму или просто не прикончат, — я обязательно скажу ей: «Добро пожаловать домой, дорогая. У меня для тебя две новости: хорошая и плохая. Хорошая заключается в том, что я нашел леди с пляжа и ее видеопленку, а плохая — что Тед Нэш жив и моя хорошая новость его нисколько не радует».

Глава 44

Я миновал ржавые железные ворота Банфи-Винтнерс, а потом, выполняя указания сержанта Робертса, свернул на Чикен-Валли-роуд. Дорога была темной, и я включил фары, опасаясь, как бы мне под колеса не попали куры.[1] Через несколько минут я обнаружил указатель с надписью: «Квейл-Холлоу-роуд». Это было то место, которое я искал. Я свернул направо и поехал по этой еще более темной и узкой дороге.

Даже при свете фар я едва различал дома, не говоря уже об их нумерации, но, по счастью, на обочине перед ними стояли почтовые ящики, и на одном я увидел номер двенадцать. Я загнал «форд» в ближайший тупик, выключил двигатель и фары и вышел из машины.

Подъездная гравийная дорожка вела к большому дому в георгианском стиле, возведенному из красного кирпича на возвышенном месте. В одном из верхних окон горел свет, но пока я стоял, оглядываясь и осваиваясь с обстановкой, свет погас.

Я снова сел в машину, включил подсветку приборной панели и повернул ручку радиоприемника. Часы показывали семнадцать минут третьего, и я поудобнее устроился в кресле, готовясь провести долгую бессонную ночь в не слишком комфортных условиях.

В радиоприемнике снова послышался голос уже знакомого мне чокнутого диджея, который называл себя Джеком Оборотнем и постоянно подвывал, напомнив мне о Джеке Кениге.

Между тем ведущий начал принимать заказы от радиослушателей, большинство из которых, как мне показалось, были пациентами психиатрических клиник.

Один из слушателей крикнул:

— Эй, Оборотень, слышишь меня? Это Дейв из Гарден-сити!

Вервольф заорал в ответ:

— Привет, Дейв. Что я могу сделать для тебя, дружище?

Дейв опять крикнул:

— Хочу послушать: «Все, что мне надо, — это ты» в исполнении группы «Ю ту». И посвятить эту песню своей жене Лиз, с которой мы поцапались.

— Ты, Дейв, получишь что хотел. Лиз, ты сейчас слушаешь радио? Эта песня — подарок тебе от мужа!

Через полминуты группа «Ю ту» грянула «Все, что мне надо, — это ты».

Я хотел было переключиться на другую радиостанцию, но потом понял, что Джек Оборотень — как раз тот парень, который мне сегодня нужен.

Время от времени из рации, которую одолжил мне сержант Робертс, слышались переговоры его помощницы с какой-нибудь из патрульных машин. Я связался с Робертсом и еще раз попросил его предупредить, если меня вдруг станет разыскивать кто-то из федеральных агентов. Я просил его об этом больше для очистки совести, поскольку сильно сомневался, что в том случае, если Нэш и его ребята все же нагрянут в полицейский участок Олд-Бруквилла, Робертсу удастся меня предупредить. Однако скорее всего эти парни явятся прямо сюда.

Я задремал, потом проснулся и задремал снова. Джек Оборотень завершил свою передачу в три часа ночи, пообещав вернуться на следующий вечер с еще более крутой программой. Радиостанция закончила работу исполнением национального гимна, и я сидел в машине с прямой напряженной спиной, пока оркестр не доиграл последний такт, после чего переключился на новостной канал.

Потом я снова задремал, а когда открыл глаза, часы на приборной доске показывали пять двадцать девять утра. На юго-востоке начинал заниматься бледный рассвет. Я взял рацию и связался с сержантом Робертсом:

— Позвоните мистеру Уинслоу в полседьмого и сообщите, что бродяга, о котором вы вчера говорили, пойман. Все спокойно в датском королевстве, пусть играет в гольф и ни о чем не думает.

Сержант Робертс хихикнул:

— Желаю удачи с миссис Уинслоу.

— Благодарю.

В шесть сорок пять открылись автоматические ворота гаража на три машины, и на улицу выкатил серый «мерседес»-седан. Миновав посыпанную гравием подъездную дорожку, он повернул в мою сторону, и через ветровое стекло я увидел лицо мистера Уинслоу. Насколько я мог заметить, этот парень прямо-таки излучал тоску и уныние. Когда он проезжал мимо, я скорчился на сиденье так, чтобы меня не было видно.

Я не хотел поднимать Джилл Уинслоу с постели слишком рано и продолжал сидеть в машине. Туман рассеялся, открывая взгляду стоявшие на улице большие дома, начали петь птицы, и наконец над видневшейся вдали черной полоской леса показалось солнце. Через дорогу перебежало какое-то дикое животное — скорее всего лиса. Я поискал взглядом куропаток, но, во-первых, не очень-то хорошо представлял себе, как они выглядят, а во-вторых, не знал, как определить, голодные они или нет. Никогда бы не поверил, что в каких-нибудь тридцати милях от Манхэттена существовал самый настоящий дремучий лес с дикими животными. Все это меня несколько нервировало, и я мечтал вновь ощутить под ногами настоящий манхэттенский асфальт.

Потом я переключил внимание на дом Уинслоу. Я очень надеялся, что миссис Уинслоу не все выложила Нэшу и Гриффиту — даже несмотря на использовавшийся ими во время допроса полиграф — и готова была облегчить свою душу и совесть. Вероятность этого, конечно, была невелика, но ведь никогда не знаешь точно, как все обернется.

Мимо проехали несколько машин. Их пассажиры с любопытством на меня поглядывали. Прежде чем они успели вызвать копов, я завел мотор, покатил по дорожке к дому Уинслоу и остановился на парковочной площадке неподалеку от парадного входа. Было семь часов тридцать две минуты утра.

Прихватив из машины рацию, я поднялся по ступеням к двери и нажал на кнопку звонка.

Сколько же раз я это делал, когда служил в полиции? Сколько раз я сообщал о трагедии или просился зайти на минутку, чтобы задать несколько вопросов? Сколько раз предъявлял ордер на обыск, проводил аресты и задержания?

Правда, бывали исключения и я стучался в дверь с добрым известием. Такое никогда не стирается из памяти — сколько бы ты ни прожил.

Я не имел представления, что именно произойдет, когда распахнется эта дверь, но совершенно точно знал, что через пару часов жизнь нескольких людей кардинальным образом изменится.

Глава 45

Я услышал, как в доме прозвенел звонок, после чего из расположенного над дверью динамика раздался женский голос:

— Что вам угодно?

Я поднял глаза и заметил нацеленный на меня объектив видеокамеры:

— Это детектив Кори, миссис Уинслоу. — Вытащив из кармана свое удостоверение, я помахал им перед камерой и чуть было не сказал: «Это Санта-Клаус с подарками», — но удержался от этой неуместной шутки и спокойно добавил: — Я тот самый человек, который разговаривал вчера вечером с вашим мужем.

— О да, я помню… Извините… Мужа сейчас нет дома.

Я не выразил никакого сожаления по этому поводу и просто сказал:

— Мне придется отнять у вас немного времени, чтобы поговорить о том бродяге.

— Хорошо. Подождите, я сейчас открою.

Я терпеливо ждал, и через несколько минут дверь распахнулась.

Джилл Уинслоу и впрямь была привлекательной женщиной: около сорока, с каштановыми волосами, подстриженными «под пажа», и тонкими чертами лица. На мир она смотрела большими карими глазами. У нее был очень неплохой загар — хотя с моим, конечно, не сравнить.

Скромное белое хлопковое платье до щиколоток не скрыло от моего наметанного глаза ее стройного тела.

Она не улыбалась, но и не хмурилась. Поэтому мне ничего не оставалось, как улыбнуться ей. Она ответила мне улыбкой — правда, довольно натянутой. Я еще раз показал ей свое удостоверение и сказал:

— Извините, что беспокою вас так рано, но обещаю, что это ненадолго.

Она согласно кивнула и кивком же предложила мне войти.

Я прошел за ней через большой холл на кухню, оформленную в деревенском стиле. Миссис Уинслоу указала мне на стол, накрытый для завтрака, и сказала:

— Я собиралась выпить кофе. Может, составите мне компанию?

— Благодарю, не откажусь, — ответил я, сел и положил на стол рацию.

Она отошла к кухонному столику и занялась приготовлением кофе. Все, что я успел увидеть в этом доме, пахло, так сказать, «старыми деньгами». Я лично не вижу ничего привлекательного в источенной жучком старой рассохшейся мебели. По мне, так это всего лишь кладовая пыли, но с другой стороны — что я об этом знаю?

Поставив на стол кофейник, Джилл Уинслоу сказала:

— Эд Робертс из нашего полицейского участка звонил еще до вашего прихода и сказал, что того бродягу поймали.

— Совершенно верно.

— В таком случае чем я могу быть вам полезна, мистер… э-э?

— Меня зовут Кори. Я просто должен кое-что прояснить.

Она достала из буфета две чашки, поставила их на поднос и спросила:

— Значит, вы из окружной полиции?

— Не совсем.

Она промолчала.

— Я из ФБР, — сказал я.

Миссис Уинслоу кивнула, и я понял, что мой визит вовсе не явился для нее неожиданностью. Потом мы посмотрели друг другу в глаза, после чего у меня не осталось ни малейших сомнений в том, что передо мной та самая женщина, которая взяла в библиотеке «Бейвью-отеля» видеокассету с фильмом «Мужчина и женщина».

Я спросил:

— В последнее время к вам приходил кто-нибудь из ФБР?

Она отрицательно покачала головой.

— Вы догадываетесь, почему я здесь?

Она опять кивнула.

— В этом деле всплыли новые подробности, и я подумал, что вы сможете нам помочь.

— По-моему, я уже все рассказала.

У нее была безукоризненная речь и приятный звонкий голос.

— Нам придется снова все это обсудить.

Она грустно на меня посмотрела, но ничто в ее лице не дрогнуло.

Ничего не скажешь, миссис Уинслоу держалась отлично. И выглядела превосходно даже в столь ранний час, без косметики и в простом домашнем платье. Настоящая леди, которая, казалось, родилась и выросла в этом доме.

При всем при том — должно быть, из-за того, что я знал о ее похождениях, — в ней чувствовалось нечто такое, что не соответствовало имиджу добропорядочной дамы из общества, жены и матери.

Она отвернулась чтобы положить на поднос салфетки, сахар и сливки. В это время я не видел ее лица — только руки, которые, как ни странно, не демонстрировали ни малейших признаков дрожи.

Продолжая стоять ко мне спиной, она сказала:

— Несколько месяцев назад… в июле… Я смотрела по телевизору мемориальную службу… Трудно поверить, что с тех пор прошло пять лет.

— Трудно. — Я подул в кулак, чтобы определить свежесть своего дыхания, а потом опустил голову и незаметно понюхал воротничок рубашки.

Миссис Уинслоу повернулась и поставила на стол поднос, а я в это время привстал.

— Угощайтесь, прошу вас.

— Благодарю.

Мы оба уселись за стол, и я сказал:

— Я, видите ли, только что вернулся из Йемена. Так что у меня, возможно, несколько… гм… помятый вид.

Она заметила кровоподтек у меня на подбородке и спросила:

— Что вы там делали? Или вам нельзя об этом говорить?

— В Йемене я расследовал дело о взрыве эсминца «Коул».

Она опять кивнула.

Я взял кофейник, налил кофе в чашки и пододвинул одну из них хозяйке.

— Спасибо, — сказала она.

Я выключил рацию и отхлебнул кофе. Неплохо.

— Мой муж по уик-эндам всегда играет в гольф. Мне же к десяти надо быть в церкви.

— Мне это известно. Думаю, мы быстро проясним все интересующие меня вопросы, и вы успеете собраться. — Помолчав, я добавил: — Что же касается мистера Уинслоу, то, как и прежде, он ничего не узнает.

— Благодарю вас.

Пока миссис Уинслоу маленькими глотками пила свой кофе, я прикончил первую чашку и налил вторую.

— Вчера я разговаривал с человеком, который занимался этим делом. Его зовут Тед Нэш. Вы его помните?

Она кивнула.

— Несколько недель назад я также разговаривал с Лайэмом Гриффитом. Вы с ним знакомы?

Она опять согласно кивнула.

— Вы помните, кто еще с вами беседовал?

— Некто, назвавшийся мистером Брауном.

— Он из ФБР? — осведомился я.

— Полагаю, да.

Я описал ей внешность Джека Кенига, не забыв упомянуть о том, что тот всегда держится очень прямо, словно ему в задницу засунули палку.

— Не могу сказать наверняка, что это был он, — ответила миссис Уинслоу. — А вы разве не знаете?

Я ничего на это не ответил.

— Кто-нибудь еще беседовал с вами?

— Нет.

— Вы подписали какое-нибудь соглашение с ФБР?

— Нет.

— Ваша беседа записывалась на аудио- или видеопленку?

— Нет… По крайней мере, я этого не заметила. — Потом она добавила: — Но человек по фамилии Гриффит делал какие-то записи.

— Где эти люди с вами беседовали?

— Здесь.

— Прямо у вас дома?

— Да. Когда муж был на работе.

— Ясно. — Ситуация, конечно, несколько необычная, но неслыханной ее тоже не назовешь. Так иногда поступают, когда речь идет об анонимных свидетелях. Совершенно очевидно, что демонстрировать эту свидетельницу федералам не хотелось. Я спросил: — А тот джентльмен, что был с вами?

— А что вас интересует?

— Его допрашивали?

— По-моему, с ним разговаривали у него в офисе. А почему вы спрашиваете?

— Я просто проверяю, правильно ли осуществлялись все необходимые в таких случаях процедуры.

Она помолчала, а потом спросила:

— Какая новая информация всплыла в связи с этой катастрофой и о чем вы хотите со мной поговорить?

— Я не имею права сообщать кому бы то ни было новые сведения по вышеупомянутому делу. Что же касается вас, то мне хотелось бы с вашей помощью кое-что прояснить.

— Что именно?

— Мне, например, нужно выяснить, когда у вас закончились отношения с вашим любовником. А также узнать его имя.

Похоже, мой вопрос был ей неприятен, тем не менее она ответила:

— Не представляю, какое значение это может иметь теперь, но если вы настаиваете, отвечу, что после той ночи мы с Бадом расстались.

С Бадом?

— Но вы ведь продолжаете с ним видеться и разговаривать.

— Да, время от времени мы с ним встречаемся. На светских вечеринках или в клубах. Эти встречи неизбежны и никакой радости у меня не вызывают.

— Я вас понимаю, поскольку тоже время от времени сталкиваюсь на Манхэттене со своей бывшей женой и бывшими любовницами, — сказал я с улыбкой.

Джилл улыбнулась мне в ответ:

— Вы с ним разговаривали?

— Нет. Сначала я хотел поговорить с вами. Он проживает по прежнему адресу?

— По прежнему адресу и с прежней женой.

— И работа у него все та же?

— И работа.

— Как вы думаете, он сейчас в городе?

— Полагаю, да. Я видела его на барбекю по случаю Дня труда… — Помолчав, она посмотрела на меня и сказала: — Знаете, увидев его, я вдруг подумала…

— Вы подумали: что я в нем тогда нашла?

Она кивнула.

— Все это того не стоило.

— Когда увлечение проходит, всегда кажется, что оно того не стоило. Но в свое время оно казалось неплохой идеей.

Она опять улыбнулась.

— Похоже на то.

— По-моему, вы в нем разочаровались. Ведь, по вашему мнению, он не должен был называть ваше имя ФБР. Ему следовало, как говорится, защитить вашу честь.

Она пожала плечами.

— Если честно, не думаю, что ему хватило бы сил. Они так задавали вопросы, что иногда это больше походило на угрозы… Однако более сильный человек, возможно… — Она рассмеялась. — Думаю, он выложил все через три минуты.

— Не будьте к нему так строги. Он выполнил свой гражданский долг.

— Бад всегда сделает то, что полезно для Бада. — С минуту подумав, Джилл добавила: — Возможно, если бы федералы вначале заявились ко мне, я бы поступила точно так же. Но меня больше поразило то, что произошло потом. Он оказался настоящей…

— Тряпкой? — высказал я предположение.

Она рассмеялась.

— Да. Тряпкой и трусом. И уж конечно, не джентльменом.

— Почему?

— Я хотела пойти в ФБР, все рассказать и показать пленку. Но он отказался. Однако когда федералы его прижали, он сказал им, что это я не пожелала пойти в ФБР и сделать заявление. Это было так ужасно… Он думал только о себе…

— Наверняка ваш Бад адвокат по профессии.

Она снова залилась смехом — мягким, глубоким. У меня появилось ощущение, что мы с ней могли бы достичь взаимопонимания. Я мог вести с ней доверительную беседу или, напротив, прибегнуть к угрозам, но Джилл Уинслоу скорее всего выслушала в свое время такое количество угроз, что у нее наверняка развился к ним иммунитет.

Я дотронулся до ссадины у себя на подбородке, и Джилл Уинслоу сказала:

— Ссадина совсем свежая. Хотите, я ее чем-нибудь смажу?

— Нет, спасибо. Я продезинфицировал ее в морской воде.

— Правда? И где же вы ее получили?

— В Адене на меня прямо на улице набросились наемные убийцы. Аден — это в Йемене. Шучу, — сказал я, — но в принципе кусок пластыря мне бы не помешал. У вас есть пластырь?

— Ну конечно. — Она поднялась с места, подошла к комоду, достала из ящика кусочек лейкопластыря, противовоспалительную мазь и все это передала мне.

— Спасибо, — поблагодарил я. Намазав ссадину мазью, я наклеил сверху кусок бактерицидного пластыря. Пока я занимался этим, она стояла рядом, готовая оказать необходимую помощь. Но я справился самостоятельно.

Она села на стул и сказала:

— Главное, чтобы туда не попала инфекция.

В сущности, она была очень милой женщиной. И нравилась мне. Вполне возможно, я тоже ей понравился. Правда, в ближайшие десять минут я должен был ее разочаровать. Я положил на стол упаковку от стерильного пластыря и некоторое время сидел молча.

Наконец она спросила:

— Зачем вам знать о Баде и наших с ним взаимоотношениях?

— Имеются некоторые противоречия между вашим и его рассказами. Например, я хотел бы услышать, что вы сделали с пленкой после того, как просмотрели ее в своем номере в «Бейвью-отеле»?

— А что сказал он?

— Не важно. Меня интересует ваша версия.

— Ну хорошо… После того как мы ее просмотрели, он настоял на том, чтобы мы стерли запись. И мы, перед тем как покинуть отель, ее стерли.

Это никак не соответствовало тому, что мне поведал старина Тед Нэш. Но в принципе картина выстраивалась. Хоть и совсем другая.

— Хотелось бы услышать от вас некоторые подробности. Итак, вы убежали с пляжа, вернулись в отель и… что?

— Сначала — еще в машине — я просмотрела пленку на дисплее видеокамеры, чтобы выяснить, что мы сняли… увидела взрыв самолета и… — Она прикрыла глаза и глубоко вздохнула. — Все это было ужасно. Так ужасно… Я бы не хотела увидеть что-нибудь подобное еще раз.

Я сочувственно кивнул, глядя, как она неотрывно после этих слов смотрит в свою чашку. У меня возникло ощущение, что пять лет назад это была совсем другая женщина. Возможно, более счастливая и энергичная. Должно быть, то, что произошло 17 июля 1996 года, нанесло ей серьезную травму, а то, что последовало за этим, глубоко разочаровало, обидело и даже испугало. А ведь был еще Марк Уинслоу, чье лицо мне удалось рассмотреть через стекло «мерседеса». И она все еще жила в этом доме и знала, что будет жить здесь и дальше очень долго. Если разобраться, жизнь — это непрерывная цепь компромиссов, разочарований, предательств и сомнений. Иногда верное решение удается принять сразу, иногда, что случается гораздо реже, судьба дает тебе второй шанс. Я решил предоставить его Джилл Уинслоу и надеялся, что она захочет им воспользоваться.

— Итак, вы просматривали пленку на дисплее видеокамеры. Я правильно вас понял?

Она согласно кивнула.

— А Бад, значит, вел машину?

— Да. Я сказала ему: «Остановись у обочины — ты должен на это взглянуть, немедленно!» Или что-то в этом роде.

— А он что?

— Ничего. Никак не отреагировал. А ведь я ему сказала, что мы записали на пленку весь взрыв целиком.

Некоторое время я сидел молча, не решаясь задать следующий вопрос. Но я должен был его задать, ведь именно для этого я сюда приехал.

— Вы видели восходящий поток света?

Она с удивлением посмотрела на меня и ответила:

— Конечно.

Я посмотрел в окно на большой внутренний двор-патио, где находился плавательный бассейн и не меньше акра занимали декоративные растения, кустарники и газоны. Несмотря на начало осени, розы были все еще хороши. Как это она сказала — «конечно»?

Я налил себе еще одну чашку кофе, откашлялся и спросил:

— Этот поток света не был отражением выливающегося из топливного бака пылающего горючего?

— Нет. Я видела, как огненный столб поднимался с поверхности воды. Сначала я увидела это воочию и уже потом — на видеопленке.

— В этот момент вы стояли на пляже?

Несколько секунд она молчала, потом ответила:

— Скажем так: я сидела… когда на горизонте неожиданно возникло свечение и столб света стал быстро подниматься с поверхности океана в небо… Я сказала что-то по этому поводу Баду; он сразу же повернулся и тоже стал смотреть. Мы оба видели этот красно-оранжевый столб… Потом, через несколько секунд, в небе появился огромный огненный шар… а еще через несколько секунд шар начал распадаться на части… Минутой позже мы услышали звук взрыва…

Это уж вообще никак не вязалось с тем дерьмом, которое пытался скормить мне мистер Сказочник из ЦРУ. Но если честно, я вовсе не был этим удивлен.

— Знаете, Джилл, в рапорте, который я прочитал, говорилось, что вы занимались на пляже любовью — как раз в тот момент, когда взорвался самолет, — и ваше внимание к происходящему привлек именно звук взрыва. То есть вы подняли голову к небу через сорок секунд после того, как все это случилось.

Джилл покачала головой:

— Мы уже закончили заниматься любовью… — Она покраснела. — Я сидела на нем и смотрела на океан.

— Спасибо. Простите, что заставил вас об этом говорить. Поверьте, я не стал бы спрашивать, если бы не крайняя необходимость.

Склонив голову, она сказала:

— Пять лет назад отвечать на все эти вопросы было сущее мучение, но теперь они меня уже не шокируют. — Помолчав, она добавила: — Такое ощущение, что всего этого не было, а если и было, то не со мной.

— Понятно. Что вы сделали после того, как самолет взорвался и его обломки рухнули в океан?

— Мы с Бадом побежали к дюнам, туда, где оставили свои вещи.

— Почему?

— Потому что мы знали, что взрыв привлечет на пляж людей… а мы были совершенно голыми. Поэтому мы первым делом оделись, потом схватили треножник и видеокамеру и помчались к машине.

— К «форду-эксплореру» Бада?

— Да. — Секунду подумав, она добавила: — Сейчас, возвращаясь мыслями к произошедшему, я думаю, что, если бы мы потратили еще несколько минут и захватили с собой гостиничное покрывало, портативный холодильник, бокалы и все остальное, нас гораздо труднее было бы найти. Но тогда нами владела только одна мысль: поскорее уехать с пляжа. Мы даже забыли захватить крышку от объектива видеокамеры.

— Полагаю, Бад не раз с сожалением вспоминал об этом впоследствии, — сказал я.

Она улыбнулась и кивнула.

По-видимому, мои замечания в адрес Бада доставляли Джилл немалое удовольствие, поэтому я сказал:

— Он мог с равным успехом оставить на пляже свою визитную карточку.

Джилл рассмеялась.

Мне повезло — здесь не надо было применять принцип «разделяй и властвуй». Бад и Джилл давно уже расстались и никаких чувств друг к другу не испытывали. Это явно упрощало дело.

— О чем вы подумали, когда просмотрели сделанную на пляже запись на дисплее видеокамеры?

Помолчав, она ответила:

— Естественно, я была поражена увиденным… Мне даже захотелось вернуться, чтобы как-то помочь…

— Вы были абсолютно уверены, что видели взрыв самолета?

— Да… то есть не совсем… но я все равно хотела вернуться. А Бад сказал «нет». Когда я просматривала сделанную запись по дороге в отель, я сказала ему, что это улика и кто-то — я имею в виду власти — обязательно должен увидеть эту пленку. Но Бад опять сказал «нет». Он не хотел, чтобы кто-то смотрел, как мы занимались сексом. Бад велел мне сразу же стереть запись, но я настояла на том, чтобы мы еще раз просмотрели ее в номере по телевизору и уж потом решали, как поступить дальше.

— Итак, вы вернулись в свой номер и…

— И просмотрели запись на экране телевизора…

— Подсоединив к нему видеокамеру?

— Да. Мы захватили с собой адаптер и провод… чтобы потом, вернувшись с пляжа, просмотреть сделанную запись. Так что мы видели все очень хорошо — и даже со звуком.

— И заметили восходящий столб света?

— Да. Мы даже видели на пляже себя — в тот момент, когда наблюдали за этим восходящим световым потоком. А потом последовал взрыв. Мы вскочили на ноги и стоя смотрели, как огромный огненный шар поднимался в небе все выше, а потом начал распадаться на части. И только услышав звук взрыва, мы повернулись и побежали к дюнам. На экране телевизора мы увидели то, чего не заметили, пока бежали, — языки пламени на поверхности воды. — Она прикрыла глаза и некоторое время сидела молча, без движения. Через минуту, так и не открыв глаз, она сказала: — Потом Бад схватил камеру, и изображение на пленке сразу заметалось. — Она открыла глаза, улыбнулась и добавила: — Видели бы вы, как он запаниковал! Забыл закрыть объектив камеры и, не выключив ее, швырнул на заднее сиденье автомобиля вместе с треножником. На пленке были слышны наши голоса — очень испуганные.

— Значит, пока вы ехали в отель, лежавшая на заднем сиденье видеокамера продолжала работать?

— Да. Именно так все и было.

— И вы записали происходивший между вами разговор?

— Да. Я как раз пыталась убедить его вернуться на пляж и оказать помощь пострадавшим, если возникнет такая необходимость. — Помолчав, она добавила: — Иногда я жалею, что мы тогда стерли пленку.

— Я, представьте, тоже.

Я повертел в руках упаковку от пластыря, потом взглянул на Джилл.

— Значит, вы просмотрели пленку на экране телевизора, а потом стерли ее?

Она кивнула:

— Бад убедил меня… и в принципе он был прав: все это видели десятки людей — и ракету, и последовавший за ней взрыв… так что от нашей пленки не было никакой пользы. Зачем в таком случае передавать ее властям? — Она добавила: — Это очень интимная запись. Даже если бы мы были женаты, с какой стати другим людям все это видеть? — Она посмотрела мне в глаза и спросила: — Вот вы, к примеру, как поступили бы в аналогичной ситуации?

Я ждал этого вопроса:

— Прежде всего я бы не спешил стирать запись. Для начала я бы обсудил этот вопрос со своим партнером. Потом начал бы размышлять о своем браке и спросил себя, почему оказался в столь щекотливой ситуации. Кроме того, я следил бы за ходом расследования, чтобы понять, не является ли записанная мною пленка важнейшим звеном в цепи свидетельств ужасного преступления. И только потом принял бы решение.

Джилл Уинслоу устремила взгляд в окно, потом, достав из кармана бумажный платочек, аккуратно промокнула глаза.

— Я так и хотела поступить. Правда хотела — ведь погибли сотни людей. И я следила за расследованием по газетам и телевизионным новостям. И слышала, как сотни свидетелей заявляли, что видели восходящий поток света, и говорили, что это была ракета. А потом… потом все как-то вдруг изменилось.

— Когда было объявлено, что причиной катастрофы стала техническая неисправность, вы пожалели, что не можете представить ту запись в качестве доказательства?

Джилл опустила глаза и стала нервно теребить бумажный платочек, который держала в руках. Наконец она сказала:

— Не знаю. Может быть.

— А вот я так просто уверен, что да.

Она промолчала.

Я подождал несколько секунд, потом спросил:

— Чья это была видеокамера?

— Моя, — ответила она. — А что?

— Вы тогда хорошо разбирались в технике видеозаписи?

— Ну, основы, конечно, знала.

— А Бад что-нибудь в этом понимал?

— Я научила его пользоваться видеокамерой. А почему вы спрашиваете?

— Видите ли, в рапорте, который я читал, сказано, что Бад уничтожил кассету, так сказать, физически. Это правда?

— Что вы хотите этим сказать?

— Когда вы уезжали из отеля, Бад якобы притормозил у обочины, швырнул кассету на асфальт и переехал ее. А все, что от нее осталось — то есть обломки пластмассы и куски видеопленки, — сжег.

Она отрицательно покачала головой:

— Ничего подобного. Он стер запись в номере отеля. — Она добавила: — Я сказала об этом федералам и знаю, что Бад дал им точно такой же ответ. Никто из нас и словом не обмолвился о «физическом», как вы выразились, уничтожении кассеты и пленки.

Однако кто-то же ее уничтожил — полностью. Скорее всего мистер Тед Нэш.

— Федералы спрашивали вас, куда вы дели кассету?

— Да. Они спросили меня об этом, и я им ее отдала. — Она посмотрела на меня и добавила: — Потом я узнала, что даже стертая видеопленка может быть восстановлена… с помощью каких-то современных технологий. Не имею представления, удалось ли федералам это сделать… Скорее всего нет, поскольку в противном случае они увидели бы все то, что видели мы с Бадом… и, возможно, пришли бы к другому заключению. — Она посмотрела на меня и спросила: — Как вы думаете, им удалось восстановить пленку?

— Я не знаю. — На самом деле я отлично все знал. У меня не было никаких сомнений в том, что специалисты, работавшие в лаборатории ФБР, в состоянии восстановить стертую запись по остаткам магнитных изображений — при условии, что на пленку после этого ничего не записывалось. — После того как вы стерли запись, пленка оставалась чистой?

Она кивнула.

— Кассета все еще находилась в видеокамере. Явившись сюда, федералы первым делом спросили меня о пленке. Я зашла в гостиную и принесла им видеокамеру. Они в это время сидели вот за тем столом.

— Значит, сидели и задавали вам вопросы. И что же вы им отвечали?

— Я сообщила им правду о том, что мы видели. Они уже разговаривали с Бадом, но я не знала, что он им сказал, поскольку они запретили ему со мной контактировать. — Изогнув губы в презрительной улыбке, она добавила: — И этот трус даже ни разу мне не позвонил. Федералы появились у меня в понедельник — на следующей неделе после катастрофы, и заявили, что им нужно меня допросить. А еще они сказали, что было бы хорошо, если бы мой рассказ как можно меньше отличался от рассказа Бада, что это в моих же интересах. Как выяснилось, он кое в чем им солгал — отрицал, в частности, что мы занимались на пляже сексом. Сказал, что мы просто гуляли. Но я рассказала им всю правду — от начала и до конца.

— И они, конечно же, пообещали, что если вы сообщите им всю правду, то ваш муж никогда не узнает о ваших отношениях с Бадом, верно?

— Верно.

— А после того случая они к вам заезжали?

— Да, и задали куда больше вопросов, чем в первый раз, словно им удалось восстановить и просмотреть пленку. Я даже спросила у них, полностью ли стерлось изображение, и они ответили, что полностью. Более того, они пригрозили нам уголовным преследованием за то, что мы уничтожили улику. Я была в панике и не знала, с кем посоветоваться. Бад на мои звонки не отвечал, к мужу, как вы понимаете, я обратиться не могла… Я хотела связаться со своим адвокатом, но они сказали, чтобы я и думать об этом не смела. Короче говоря, я находилась в их полной власти…

Я процитировал девиз ЦРУ:

— Правда делает тебя свободным.

Она всхлипнула и рассмеялась одновременно.

— Правда избавила бы меня от брачных уз. Но при этом при разводе мне пришлось бы подписать самый чудовищный контракт в Нью-Йорке. — Она посмотрела на меня и добавила: — А у меня, между прочим, два сына, которым тогда было восемь и десять. Вы женаты?

Я показал ей свое обручальное кольцо.

— А дети у вас есть?

— Если и есть, то мне об этом ничего не известно.

Джилл улыбнулась, достала из кармана бумажный платочек и опять промокнула им глаза.

— С детьми всегда гораздо сложнее, — произнесла она.

— Я понимаю. Они предлагали вам пройти проверку на детекторе лжи?

— Поначалу предлагали, но я сказала, что ничего от них не скрыла. Они пообещали привезти полиграф в следующий раз, но когда они нанесли мне очередной визит, никакого полиграфа у них с собой не было. Я спросила об этом, но они ответили, что в такой проверке нет необходимости.

Я кивнул. Действительно, никакой необходимости в ней не было, поскольку к тому времени они восстановили видеопленку и с ее помощью узнали все или почти все, что им было нужно. А вот подписывать соглашение с Джилл Уинслоу и ее приятелем Бадом в их планы не входило; такого рода документ мог сыграть свою роль потом — если бы Джилл Уинслоу или, что менее вероятно, ее приятель Бад решили бы вдруг пуститься в откровения с прессой.

Если разобраться, Нэшу, Гриффиту и их компании требовалось скрыть тот факт, что причиной взрыва лайнера стала ракетная атака, и они прилагали максимум усилий, чтобы уничтожить все улики, имевшие отношение к этому событию. И хотя они обвиняли Джилл Уинслоу в уничтожении материальных свидетельств преступления, это им было только на руку.

— Скажите, миссис Уинслоу, эти господа из ФБР взяли с вас клятву молчать обо всем этом?

Она кивнула.

— А после того как было опубликовано официальное заключение об инциденте, у вас не возникало вопросов, почему ваши с Бадом свидетельские показания никак не использовались?

— Меня это удивило… но потом позвонил тот человек по имени Нэш, мы снова с ним встретились, и он объяснил, что без видеопленки наши с Бадом показания будут иметь для общества точно такую же ценность, как и показания сотен других свидетелей. — Она глубоко вздохнула: — Нэш постоянно повторял, что мне очень повезло, что я должна забыть обо всем и жить так, словно ничего не случилось.

— Но ведь вы ничего не забыли?

— Не забыла. И постоянно думала о том, что произошло. И я еще вижу эту ракету.

— Кстати, вы смотрели фильм об этом инциденте, сделанный в ЦРУ?

— Да. И он показался мне абсолютно не соответствующим действительности.

— Было бы хорошо сейчас получить эту пленку.

Джилл ничего не ответила.

Молчание стало затягиваться. Она отвернулась к окну, достала из упаковки бумажный платок и высморкалась. Потом встала, открыла холодильник и спросила:

— Не хотите воды?

— Нет, спасибо, я не люблю воду из бутылок.

Она налила себе стакан воды. Настоящая леди.

Пока она пила, я думал о том, что мне удалось узнать. Оказывается, Бад не уничтожил пленку и люди из ЦРУ и ФБР ее восстановили. И увидели то же, что и две сотни свидетелей, — поднимающийся к небу огненный столб.

Ну и как все это понимать? Лично у меня на этот счет имелось два объяснения — заговор или операция прикрытия.

Но почему? Тому могло быть миллион причин. Но я вовсе не хотел думать о том, чем руководствовались люди в Вашингтоне, каковы были их тайные цели и намерения и какую выгоду от всего этого они получили. Я был уверен, что у этих парней имелись серьезные причины замять дело, если самолет взорвался в результате попадания в него американской ракеты, испытания нового оружия или атаки террористов. Но я был почти так же уверен, что причина заключалась в другом.

Джилл Уинслоу выглядела усталой, печальной и какой-то потерянной, словно ее что-то угнетало. Мне казалось, я знал, в чем дело, и хотел помочь ей.

Продолжая стоять, она спросила:

— Вы сегодня увидитесь с Бадом?

— Сегодня или завтра…

Она улыбнулась и сказала:

— Сегодня он играет с моим мужем в гольф.

— Они что — друзья?

— Нет. — Она снова села за стол, положила ногу на ногу и сказала: — Обманывать мужа, конечно, нехорошо, но если он узнает, что моим любовником был Бад, то будет чувствовать себя последним идиотом.

— Почему?

— Потому что Марк искренне считает Бада дураком. И что самое интересное, он прав. Как-то раз он сказал мне: «Джилл, если ты когда-нибудь мне изменишь, то по крайней мере сделай это с человеком, которого тебе не придется стыдиться, когда об этом узнают». Мне нужно было прислушаться к его совету.

Я обдумал слова Марка и решил, что он не так уж и не прав. Я имею в виду, что мало найдется охотников быть замеченными в связи с человеком, которого все считают неудачником, глупцом или негодяем. Обидно также, если люди узнают, что твой любовник уродлив или, к примеру, не следит за своим весом.

— Скажите, Бад интересный мужчина?

— Да, но это его единственное достоинство. Все ограничивалось физическим влечением. — Она улыбнулась. — Такая уж я примитивная женщина.

Она солгала. Причины этой измены была куда сложнее. Я сделал такой вывод, увидев унылую физиономию Марка Уинслоу. Но я не стал ничего говорить. Сказал же кто-то: «Трудно испытывать сочувствие к богатой девушке, которая пьет шампанское на борту собственной яхты». Однако некоторое сочувствие к Джилл Уинслоу я все-таки испытывал.

Что же касается Бада, то он, насколько можно было судить, являлся членом того же загородного клуба, что и мистер Уинслоу, и мне, чтобы доехать до этого клуба и встретиться с Бадом, понадобилось бы не более десяти минут. Но в этом, во всяком случае сейчас, не было необходимости. Все, что нужно, я уже узнал.

Словно в ответ на мои невысказанные мысли, Джилл спросила:

— Вы хотели бы узнать что-нибудь еще, мистер Кори?

— Я уже почти закончил, и мне нужно прояснить лишь некоторые детали, касающиеся того, что вы делали в отеле, вернувшись с пляжа. Итак, вы просматривали пленку на экране телевизора. Расскажите поподробней, как это было.

— Первую часть, где мы лежали на покрывале между дюнами, мы перемотали и начали с того фрагмента, где бежали к пляжу… Мы очень внимательно просмотрели пленку с момента, когда начали заниматься на пляже сексом, и вплоть до того, как увидели поднимавшийся с поверхности моря огненный столб. Этот фрагмент мы специально просмотрели еще раз на замедленной скорости… Сначала было видно, как озарился ярким светом горизонт, потом огненный столб стал подниматься к небу… Было хорошо видно, как мигал сигнальными огнями самолет, который потом…

— Сколько времени занял у вас просмотр записи?

— Та часть, где мы находились на пляже, длилась в общей сложности пятнадцать минут, начиная с того момента, как мы побежали к морю, и заканчивая тем, как Бад схватил камеру. Затем пять минут не было изображения — это когда мы бросили включенную видеокамеру на заднее сиденье машины. Было слышно лишь, о чем мы тогда разговаривали.

— Хорошо. А сколько времени продолжалась первая часть? Та, где вы лежали на покрывале?

Она пожала плечами.

— Не помню точно. Тоже, наверное, примерно четверть часа. Я не захотела просматривать этот фрагмент. Для этого не было причин.

— Ясно. Значит, вы перемотали пленку, просмотрели запись, потом нажали на «паузу», отмотали назад и снова просмотрели ее, но уже в замедленном воспроизведении — так?

— Да, именно так все и происходило. Это было… невероятное зрелище.

— Гипнотизирующее? Завораживающее?

— Да.

— Что вы сделали после того, как просмотрели запись?

— Я уже вам говорила: Бад ее стер.

— Вот так просто? Вы ведь сказали, что не хотели стирать эту запись.

— Да, не хотела… Мы из-за этого даже поругались… Но Бад настоял на своем. Кроме того, ему не терпелось убраться из номера — вдруг кто-нибудь видел, как мы возвращались с пляжа. Я лично так не думала, но он хотел поскорее покинуть отель и вернуться домой. В это время начали звонить наши мобильные телефоны: знакомые, смотревшие новости по телевизору и узнавшие о катастрофе, пытались связаться с нами, так как знали, что мы находимся неподалеку от места взрыва. Но мы не отвечали на звонки. А потом Бад пошел в ванную, чтобы позвонить жене — ведь он должен был в это время рыбачить в океане.

— Возможно, он плеснул водой в стену ванной и крикнул: «Давай к берегу, ребята! Тут такие дела…»

Джилл рассмеялась:

— Бад не настолько умен. Он вел себя как параноик.

— Он просто прикрывал свою задницу — это не паранойя.

Она пожала плечами:

— Я уже тогда подумала, что рано или поздно нас найдут. Нам не повезло, что в тот день мы оказались в Уэстгемптоне. Марк тоже звонил мне, но я не ответила. Когда я села в машину и поехала домой, я прослушала оставленное им сообщение: «Джилл, ты слышала, что там, куда ты поехала, разбился самолет? Перезвони мне». Я позвонила своей подруге в Истгемптон, у которой я, как думали дома, должна была остановиться, и узнала, что Марк ей не звонил. Тогда я перезвонила Марку и сказала, что очень подавлена произошедшим и немедленно возвращаюсь домой. — Она улыбнулась и добавила: — А в Истгемптон я даже не заехала.

— Будь я психологом-любителем, решил бы, что вам хотелось, чтобы вас разоблачили. Или по крайней мере было наплевать на последствия.

— Ничего подобного. На последствия мне было очень даже не наплевать.

— Из своего опыта детектива я знаю, что преступнику гораздо легче быть пойманным, чем явиться в полицию самому. Результат один и тот же, однако для явки с повинной требуется немалое мужество.

После моих слов Джилл Уинслоу снова заговорила в холодной сдержанной манере дамы из общества.

— Не понимаю, зачем вы мне это говорите и какое это имеет отношение к проводимому вами расследованию.

— Вы отлично все понимаете.

Джилл посмотрела на висевшие на стене часы и сказала:

— Мне пора собираться в церковь.

— У вас еще есть время. Поэтому позвольте задать вам последний вопрос. Вы принимали душ после того, как просмотрели запись в номере? — Помолчав, я добавил: — Ведь у вас на теле оставались песок и морская соль. — «Не говоря уже о другом», — подумал я, но вслух этого не сказал.

— Да. Мы с Бадом действительно принимали душ.

— Бад принимал душ первым?

— По-моему, да.

— И пока его не было, вы еще раз просмотрели пленку?

— Возможно… С тех пор прошло уже пять лет. А почему вас это интересует?

Я полагал, что она знает ответ на этот вопрос, поэтому спросил о другом:

— Что вы делали между шестнадцатью тридцатью, когда поселились в номере, и девятнадцатью часами, когда отправились на пляж?

— Мы смотрели телевизор, — ответила Джилл.

— Что именно вы смотрели?

— Сейчас я уже не помню.

Пристально глядя на нее, я сказал:

— До сих пор, миссис Уинслоу, вы мне не лгали.

Она отвела взгляд, сделав вид, что обдумывает мои слова, потом сказала:

— Я вспомнила. Мы смотрели какой-то фильм.

— На видеокассете?

— Да…

— «Мужчина и женщина»?

Она посмотрела на меня, но ничего не сказала.

— Вы взяли эту кассету в библиотеке гостиницы, — сказал я.

— Ах да… вспомнила. — Она некоторое время молчала, однако когда молчание стало затягиваться, сочла нужным добавить: — Очень романтический фильм. Но Баду, по-моему, было скучно. Вы видели эту картину?

— Нет, но я хотел бы позаимствовать вашу копию, если вы, конечно, не возражаете.

Повисло молчание. Она смотрела на расставленную на столе посуду, я — на нее. Сейчас в ней шла ожесточенная борьба, и я не хотел вмешиваться. Это был один из тех моментов, когда вся жизнь человека зависела от одного-единственного решения. Я не раз это наблюдал, допрашивая свидетелей тяжких преступлений, и знал, что они должны самостоятельно принять такое решение, и старался помочь им в этом.

Я догадывался, о чем она думала в эту минуту: о разводе, бесчестье, публичном унижении, детях, семье, — возможно даже, о Баде. Это не говоря уже о публичной даче показаний, адвокатах, средствах массовой информации и, не исключено, даже определенной опасности.

Неожиданно она заговорила — очень тихо, почти шепотом:

— Я не понимаю, о чем вы говорите.

— Миссис Уинслоу, — сказал я, — на этом свете только два человека понимают, о чем я сейчас говорю. Один из них — я, второй — вы.

Она промолчала.

Я щелчком придвинул к Джилл упаковку от лейкопластыря.

— Точно такую же нашли в вашем номере. Вы что — порезались?

Она продолжала хранить молчание.

Я произнес:

— Или вы использовали пластырь, чтобы заклеить отверстие на взятой в библиотеке видеокассете? Ведь вы переписали вашу видеопленку на кассету с фильмом «Мужчина и женщина», не так ли? Пока Бад принимал душ. — Помолчав несколько секунд, я сказал: — Вы, конечно, можете все отрицать, но тогда я буду вынужден спросить вас, почему вы прихватили с собой взятую напрокат кассету. Вы опять же можете сказать, что действительно переписали свою пленку на эту кассету, но потом ее уничтожили. Но тогда мне придется сказать вам, что вы лжете.

Джилл Уинслоу прерывисто вздохнула, и я увидел, как по щекам у нее потекли слезы.

Посмотрев на меня, она сказала:

— Полагаю… полагаю, мне следует сказать вам правду…

— Я знаю, как все было. Но вы правы — я был бы не прочь услышать это от вас.

— Собственно, мне нечего добавить.

Джилл встала, и на мгновение я подумал, что сейчас она предложит мне убраться из ее дома. Но она, глубоко вздохнув, произнесла:

— Вы, наверное, хотите посмотреть ту пленку?

Я тоже встал. Сердце у меня сильно забилось.

Я сказал:

— Да, мне бы хотелось ее посмотреть.

— Хорошо… но когда вы ее увидите, надеюсь, поймете, почему я не могла… ее показать или кому-либо передать… Если честно, я думала об этом много раз. Вот и в июле думала — когда по телевизору показывали мемориальную службу. Боже мой, сколько тогда погибло людей, но… неужели так уж важно, отчего они умерли?

— Да, важно, — жестко сказал я.

Она кивнула.

— Если я отдам вам эту пленку, быть может, вам как-нибудь удастся… гм… замять это дело, не дать ему широкой огласки? Это вообще возможно — как вы считаете?

— Я, конечно, мог бы сказать вам, что это возможно, но это не так. И мы с вами оба об этом знаем.

Она снова кивнула, постояла с минуту неподвижно, потом взглянула на меня и сказала:

— Пойдемте.

Глава 46

Джилл Уинслоу провела меня в большую комнату в задней части дома, где, судя по всему, вечерами собиралась вся семья, и предложила:

— Присядьте вон там.

Я уселся в удобное кожаное кресло перед большим плазменным телевизором.

— Я сейчас приду, — сказала она и вышла из комнаты — очевидно для того, чтобы пойти в одно только ей известное тайное место, где хранилась пленка. Мне следовало сказать ей, что прятать что-то в доме довольно глупо: за двадцать лет не было случая, чтобы я при обыске пропустил хоть один домашний тайник, — но Марк Уинслоу не был копом — он был обманутым супругом, не подозревавшим о проделках своей жены. А народная мудрость гласит: «Если хочешь спрятать что-нибудь от мужа, положи это под гладильную доску».

Я встал с кресла и стал изучать залитую солнцем комнату. Одна стена была почти сплошь увешана фотографиями членов семейства в дорогих серебряных рамках. Среди прочего я увидел снимки обоих сыновей Джилл — довольно красивых юношей. На стене также висели фотографии, сделанные в разных странах мира. Помимо цветных снимков мальчиков и их родителей, здесь были черно-белые, с коричневым оттенком дагерротипы, на которых можно было увидеть и представителей старшего поколения семейства Уинслоу: они были запечатлены рядом с роскошными лимузинами, верхом или на яхтах. Все это свидетельствовало о том, что благосостояние этой семьи создавалось не одно десятилетие и даже не один век.

Некоторое время я рассматривал снимок, на котором Марк и Джилл Уинслоу были запечатлены вместе. Трудно было представить себе двух более не подходящих друг другу людей.

На другой стене висели дипломы и металлические таблички с выгравированными надписями, которые вкупе со стоявшими на полках кубками, представляли собой награды, полученные Марком Уинслоу за успешную инвестиционную деятельность и победы на поле для гольфа.

На книжных полках стояла по преимуществу популярная беллетристика: я увидел несколько классических произведений, но в основном там были издания по бизнесу и гольфу. В углу помещался старинный массивный бар из красного дерева, и я довольно отчетливо представлял себе мистера Уинслоу, смешивающего себе коктейль.

Не могу сказать, чтобы Марк Уинслоу был мне неприятен: если разобраться, я вообще не знал этого парня, — но уж больно скучная у него была физиономия. И я подумал, что если бы даже был с ним знаком, вряд ли пригласил бы его выпить кружку пива со мной и Домом Фанелли.

Как бы то ни было, Джилл Уинслоу приняла решение относительно Марка, и мне оставалось только надеяться, что, разыскивая пленку, она не изменила его.

На стене висело еще кое-что: написанный маслом портрет Джилл десятилетней давности. Художнику удалось довольно точно передать на холсте ее большие темные глаза, чувственный и одновременно целомудренный рот — последнее, впрочем, полностью зависело от настроения смотрящего.

— Мне этот портрет не нравится. А вам?

Я повернулся и увидел стоявшую в дверях Джилл. На ней было все то же белое платье из тонкого хлопка, но за время своего отсутствия она успела причесаться, подкрасить губы и глаза. В руке она держала видеокассету.

Я не знал, что ответить, поэтому сказал:

— Я не слишком хорошо разбираюсь в живописи. — И добавил: — У вас очень красивые сыновья.

Джилл взяла с кофейного столика пульт дистанционного управления, включила телевизор и видео, вынула кассету из футляра, вставила ее в приемное устройство видеоплейера. Футляр от видеокассеты она передала мне.

Я прочел: «Фильм, удостоенный наград киноакадемии… Режиссер Клод Лелуш. „Мужчина и женщина“». На коробке имелась также наклейка с подписью «Собственность „Бейвью-отеля“. Не забудьте вернуть».

Джилл уселась на небольшой диванчик перед телевизором и указала мне на стоявшее рядом кожаное кресло.

— Мужчину, Жана-Луи, играет Жан-Луи Трентиньян. По фильму он автогонщик, и у него есть маленький сын. Роль женщины, Анны, исполняет Анук Эме. Анна — сценаристка, у нее маленькая дочь. Мужчина и женщина встречаются, когда приезжают навестить своих детей в интернате. Это прекрасная романтическая история, но, к сожалению, печальная. Чем-то напоминает «Касабланку». Это версия, дублированная на английский язык.

Я было решил, что упустил нечто важное из предыдущей беседы и придется смотреть французскую кинокартину, но Джилл меня успокоила:

— Мы с вами увидим совсем другой фильм. По крайней мере в первые сорок минут. А называется он «Свинья и сучка»; главные роли исполняют Бад Митчелл и Джилл Уинслоу. Режиссер-постановщик Джилл Уинслоу.

Я не знал, что сказать, поэтому промолчал. Внимательно на нее посмотрев, я заметил на ее лице выражение, которое, казалось, говорило: «Настало время очищения. И плевать на последствия». Она была почти спокойна, даже, казалось, испытывала известное облегчение, но небольшая нервозность в ней все-таки чувствовалась. И в этом не было ничего удивительного: как-никак ей предстояло в компании с почти незнакомым человеком просмотреть пленку, на которой она занималась сексом со своим любовником.

Поймав мой взгляд, Джилл сказала:

— Это не романтическая история, но после того, как вы это увидите, на пленке останется еще как минимум час фильма «Мужчина и женщина». Он куда лучше того кино, что сняла я.

Я почувствовал, что обязательно должен что-то сказать:

— Я вам не судья, миссис Уинслоу, и не собираюсь оценивать ваше поведение. Да и вам не следует слишком уж корить себя. Если хотите, займитесь чем-нибудь, пока я буду просматривать пленку.

— Нет, я хочу остаться здесь, — сказала она и нажала на какую-то кнопку на столе. Висевшие на окнах шторы опустились, и мы оказались в затемненном помещении. Удобно, подумал я.

Потом Джилл Уинслоу включила воспроизведение записи, и просмотр начался. Сначала заиграла музыка из фильма «Мужчина и женщина», на экране появились титры на двух языках, потом все это прервалось и сразу пошли другие кадры — несколько худшего качества и с неважным звуком. Мне понадобилось некоторое время, чтобы узнать в сидевшей на одеяле со скрещенными ногами женщине в светлых шортах и голубом топе Джилл Уинслоу. На покрывале стоял портативный холодильник, откуда она доставала бутылку вина.

В нижней правой части экрана появились дата и время съемки: 17 июля 1996 года, 19:33. Работал секундомер, поэтому индикатор времени в следующее мгновение показывал уже 19:34.

Я, конечно же, сразу узнал место — ложбинку между дюнами, где мы с Кейт бродили вечером после мемориальной службы и где я позже заснул и увидел эротический сон с участием Кейт, Мари, Роксанны и Джилл Уинслоу, чье лицо тогда скрывала вуаль. Здесь же прошлой ночью я встретил Теда Нэша.

— Это пляж парка Капсог-Бич, — сказала Джилл. — Впрочем, наверное, вам это известно.

— Да.

На пленке солнце уже садилось, но все еще было достаточно светло, чтобы рассмотреть даже мельчайшие детали. Звук был так себе, тем не менее я услышал завывание усиливавшегося ветра.

Затем в кадре появилась спина мужчины, одетого в спортивную рубашку и бежевые летние брюки.

— Это, естественно, Бад, — сообщила Джилл.

Бад вынул из холодильника бокалы, присел рядом с Джилл на покрывало, и она стала разливать вино.

Когда они чокнулись, я как следует рассмотрел Бада.

«За летние вечера и за нас», — сказал он.

Я всмотрелся в его лицо. Бад был довольно красив, но в его манерах, голосе и интонациях и впрямь чувствовалось что-то бабье. Признаться, в эту минуту я несколько разочаровался в Джилл.

Она, казалось, прочитала мои мысли, потому что спросила:

— И что я в нем нашла?

Я промолчал.

На видеопленке Джилл посмотрела на Бада и спросила: «Ты часто сюда приезжаешь?» — «Я здесь впервые. А ты?»

Они посмотрели друг на друга и улыбнулись. Было заметно, что включенная камера их немного смущает.

В этот момент Джилл произнесла:

— Я вдруг тогда подумала, какого черта занимаюсь сексом с мужчиной, о котором такого невысокого мнения?

Я решил ответить:

— По крайней мере это безопасно.

— Да, это безопасно, — согласилась она.

Тем временем они с Бадом выпили по второму бокалу вина. Я подумал, что это, возможно, прелюдия и основное действие будет разворачиваться на пляже, но Джилл поднялась с покрывала и стянула с себя топ. Бад снял рубашку. Джилл скинула и отбросила ногой шорты. Оставшись в трусах и лифчике, она наблюдала за тем, как раздевался Бад.

— За это время я дважды просматривала фрагмент со взрывом самолета, но эти кадры — ни разу.

Я промолчал.

На экране телевизора Джилл сняла с себя трусы и бюстгальтер, после чего, сделав пируэт и раскинув руки в стороны, сказала: «Па-па-па-пам!» — и поклонилась, глядя в объектив видеокамеры.

Я потянулся к пульту, чтобы нажать на кнопку, но Джилл забрала его:

— Я должна это видеть.

— Нет, не должны. И я не должен. Так что давайте лучше перемотаем это место.

— Помолчите, прошу вас. — Она стиснула пульт в руке.

Любовники на экране начали обниматься, целуя и лаская друг друга.

— У меня очень мало времени, миссис Уинслоу. Поэтому мне бы хотелось, чтобы вы перемотали кадры эротической сцены.

— Нет. Вы должны это видеть. Чтобы понять, почему я не отдала кассету полиции.

— Думаю, я уже все понял. Перематывайте.

— Так до вас лучше дойдет.

— А разве вам не надо в церковь?

Она промолчала.

На экране Джилл, выбрав нужный ракурс, объявила: «Сцена первая. Минет». После этого она опустилась на колени и взяла член Бада в рот. Я посмотрел на часы, но сколько было времени, так и не запомнил. Прямо передо мной эта роскошная женщина занималась оральным сексом с Бадом, который, похоже, очень неловко чувствовал себя без брюк. Казалось, ему очень хотелось сунуть руки в карманы, но потом, осознав наконец, что штанов на нем нет, он запустил пальцы в волосы женщины.

— Ну и как все это выглядит в качестве свидетельства? — неожиданно спросила Джилл.

Я откашлялся, прочищая горло, и сказал:

— Полагаю, эту часть можно вырезать.

— Людям из полиции понадобится вся пленка целиком. Надеюсь, вы заметили индикатор времени в нижнем правом углу? Он показывает, когда все это происходило. Разве это не важно для установления картины события?

— Возможно, — сказал я, — но в любом случае можно сделать так, что ваши лица на пленке будут неузнаваемы.

— Не давайте обещаний, которые не сможете выполнить. Я уже слышала нечто подобное.

На экране Джилл, встав на четвереньки и глядя в объектив, заявила: «Сцена вторая. Подход сзади. Бад лает и изображает из себя собачку. Бад, полай!»

Бад с идиотской улыбкой на лице издал звук, отдаленно напоминающий собачий лай. Потом он тоже встал на четвереньки и расположился в тылу у миссис Уинслоу, продолжая при этом все так же по-идиотски улыбаться. Джилл смотрела в видеокамеру, дожидаясь, когда Бад войдет в нее сзади.

Став детективом, я знал, как много могут рассказать о человеке его дом и офис, книги на полках, фотографии на стенах, фильмотека — и тому подобные вещи, однако то, что я видел сейчас, мне совершенно не хотелось анализировать. Для меня все это было слишком.

Впрочем, кое-какие выводы я для себя сделал. Из этих двоих лидером и, я бы сказал, лидером агрессивным, была, несомненно, Джилл Уинслоу. Она управляла их с Бадом интимной жизнью, моментами проявления страсти, изощренными сексуальными порывами. Бад же являлся ее слугой и исполнителем желаний, хотя вряд ли это осознавал. Его интересовала только его собственная эрекция, созерцать которую у меня, по правде говоря, никакого желания не было.

Я опять взглянул на экран. Бад, положив руки на плечи Джилл, совершал древние как мир ритмичные движения вперед-назад, и весь этот процесс со стороны напоминал работу какого-то механизма.

На этот раз я проявил большую настойчивость и сказал:

— Немедленно перемотайте.

Джилл не стала возражать и увеличила скорость воспроизведения. Теперь Бад проделывал свои однообразные движения с бешеной скоростью. Я с трудом сдержал смех, а Джилл просто-напросто расхохоталась. Потом она остановила перемотку, и их с Бадом лица с открытыми ртами и выпученными глазами на мгновение застыли на экране. Джилл нажала еще одну кнопку, и нормальное воспроизведение возобновилось.

Миссис Джилл Уинслоу на экране сказала: «Сцена третья. Испытание женщины на вкус». Бад при этих словах взял из-за спины бутылку, а она, широко расставив ноги, скомандовала: «Лей!»

Бад исполнил распоряжение, а потом склонился над ней. Через некоторое время Джилл взяла бутылку с остатками вина, вылили его себе на грудь и живот и сказала: «Лижи!»

Бад стал послушно облизывать ее тело.

Впервые обратившись к ней по имени, я сказал:

— Нет, Джилл, правда. Это лучше перемотать.

Она ничего не ответила и, сбросив домашние туфли, положила ноги на низкий кофейный столик.

Я откинулся на спинку кресла и отвернулся, демонстративно отказываясь смотреть на экран.

Джилл спросила:

— Вам неловко?

— Кажется, я уже сказал вам об этом.

— Что ж, мне тоже неловко. А если я отдам вам пленку, сколько людей все это увидит?

— Очень немного, — сказал я. Потом, посмотрев на нее, добавил: — Это будут профессионалы: юристы, представители правоохранительных органов. Мужчины и женщины, которым доводилось видеть и не такое.

— Но они не видели, как я занимаюсь сексом.

— Сомневаюсь, чтобы их так уж интересовал секс. Поверьте, их куда больше волнует сцена взрыва самолета. И меня тоже. Потому я и прошу вас перемотать пленку.

— Вам не интересно, как я занимаюсь сексом?

— Послушайте, Джилл…

— Для вас — миссис Уинслоу.

— Извините, миссис Уинслоу…

— Впрочем, называйте меня Джилл…

Тут я действительно почувствовал себя не в своей тарелке и даже подумал, что она, возможно, немного не в себе. Неожиданно Джилл спросила:

— Вы понимаете, зачем я все это делаю?

— Я вас отлично понимаю. И знаю, почему вы не хотели, чтобы эту пленку кое-кто увидел. По правде говоря, я на вашем месте тоже сто раз бы об этом подумал. Но мы можем сделать так, что ваши лица не будут узнаваемы и ваша тайна не будет раскрыта. Мы сфокусируемся на обстоятельствах, связанных со взрывом.

— Кстати, мы уже приближаемся к этому моменту. Смотрите внимательно.

Я услышал, как Джилл на экране произнесла: «Я такая липкая. Давай искупаемся».

Я посмотрел на экран. Бад Митчелл в этот момент поднял голову, находившуюся меж бедер миссис Уинслоу, и сказал: «Думаю, нам пора возвращаться. Мы примем душ в отеле».

Обращаясь ко мне, Джилл произнесла:

— Жаль, что я тогда не последовала его совету.

Между тем Джилл на экране поднялась на ноги и стала всматриваться в окружавшие ее песчаные дюны. Реальная Джилл, сняв ноги с кофейного столика и наклонившись к экрану, сказала:

— Тогда я была моложе и стройнее. А вы как считаете?

Я посмотрел на ее безупречное тело, освещенное последними лучами солнца и от этого казавшееся золотым.

— Нет, правда, что вы об этом думаете? — спросила она снова.

Признаться, я немного устал от ее вопросов и от того, что она игнорировала мои неоднократные предложения перейти к просмотру фрагмента со взрывом, поэтому решил несколько изменить тактику и сказал:

— Ваше лицо за это время нисколько не изменилось. Что же касается тела, то на пленке оно выглядит потрясающе. Думаю, оно таким и осталось.

Некоторое время она продолжала молча смотреть на экран, потом произнесла:

— Это был единственный раз, когда мы с Бадом засняли себя на видеопленку. Раньше я никогда не видела себя обнаженной на фотографии или в видеозаписи. И уж конечно, не видела со стороны, как занимаюсь сексом. Вы что-нибудь подобное проделывали?

— Только при закрытых дверях.

Она рассмеялась.

— У вас при этом был глупый вид?

— Да.

— А я как выглядела?

— Без комментариев.

— Вам нужна эта пленка?

— Да.

— Тогда ответьте на мой вопрос: когда я занимаюсь на ней сексом, я выгляжу глупо?

— Думаю, всякий, кто занимается сексом под объективом видеокамеры, выглядит глупо — за исключением профессионалов. — Помолчав, я добавил: — Но для первого раза у вас получилось неплохо. — Еще немного помолчав, я сказал: — Но вот ваш Бад явно был не в своей тарелке… Итак, теперь, когда мы все выяснили, может, все-таки перемотаем пленку?

Она передала мне пульт и сказала:

— Мы хотели взять эту запись с собой, чтобы еще раз посмотреть ее в номере и создать соответствующее настроение. Но сейчас я думаю, что она вызвала бы у меня только отвращение.

За двадцать лет работы в правоохранительных органах это был, пожалуй, первый случай, когда при просмотре материала дела я чувствовал смущение. Я нажал кнопку воспроизведения, и прекрасное обнаженное тело Джилл ожило. Она начала взбираться на дюну и вскоре исчезла из зоны видимости, но я услышал ее голос: «Поставь камеру повыше — и пойдем купаться!»

Бад молча подошел к видеокамере. Изображение на экране исчезло: Бад перетаскивал камеру с треножником на более высокое место. Когда изображение появилось снова, я увидел чудную картину: пурпурно-алое небо, белый песок пляжа и искрившуюся от алых и золотистых отблесков заходящего солнца поверхность океана. «Как это все красиво», — послышался где-то за кадром голос Джилл Уинслоу.

Бад, которого тоже не было в кадре, крикнул: «Может, не стоит выходить на пляж голыми? Там могут быть люди». «И что с того? — спросила Джилл. — Какая разница, если мы с ними не знакомы? Жизнь полна опасностей — да, Бад?»

Совершенно неожиданно для себя я сказал:

— Этот ваш Бад настоящая баба.

Джилл рассмеялась и согласилась со мной:

— Увы, это так.

Некоторое время я не видел на экране ничего, кроме воды и неба, но потом заметил золотистую фигурку, бежавшую к пляжу слева. Бада по-прежнему не было видно. Джилл повернулась лицом к камере и крикнула: «Иди сюда!» — но ее голос, заглушённый прибоем, был едва слышен.

Через несколько секунд в кадре появился Бад. Он бежал к ней, и его мужское достоинство болталось из стороны в сторону.

Бад догнал Джилл почти у кромки прибоя. Она остановилась и заставила его повернуться лицом к камере. Джилл что-то кричала, но я не мог разобрать, что именно, и спросил:

— Что вы сейчас сказали?

— Какую-то глупость… кажется, что-то о том, что мы отправляемся плавать в компании с акулами.

Потом экранная Джилл повернула Бада лицом к океану, взяла за руку и они вместе вошли в воду.

Удивительное дело, но этот парень ни в чем не проявлял инициативы и даже, казалось, не получал никакого удовольствия от всего происходящего, чего нельзя было бы сказать обо мне, окажись я на его месте.

— Сколько времени длилась ваша связь?

— Слишком долго. Почти два года, — сказала она. — Честно говоря, мне не столько стыдно за этот секс на пляже, сколько за то, с кем я им занималась.

— Ну… — протянул я, — он очень красив.

— Я тоже.

Справедливое замечание.

На экране телевизора они обливали друг друга морской водой. При этом Джилл что-то ему говорила, но из-за шума прибоя я не расслышал ее слов.

— А сейчас вы что сказали?

— Не помню. Наверняка ничего важного.

Я посмотрел на индикатор времени в нижнем правом углу экрана — 20:19. Борт номер 800 компании «Транс уорлд эйрлайнз» только что оторвался от взлетной полосы аэропорта Кеннеди и начал набирать высоту.

Джилл и Бад стояли по пояс в воде и о чем-то говорили. На лице Бада проступило раздражение — он явно был раздосадован. Прежде чем я успел спросить о причине его недовольства, Джилл заметила:

— По-моему, в этот момент я сказала ему, что он боится даже собственной тени. Он разозлился и даже собрался ехать в отель. Но я… взяла его за пенис — и удержала. Мне хотелось заняться с ним любовью на пляже, в волнах прибоя — как в фильме «Отсюда и в вечность» и…

Она схватила его за член и что-то при этом произнесла. Однако он все еще казался недовольным и даже стал оглядываться по сторонам, словно желая убедиться, что их никто не видит. Она не вела его за член в прямом смысле, поскольку держала его все-таки за руку, но по сути это было именно так.

Я взглянул на индикатор времени — 20:23 вечера. Борт № 800 находился в полете уже три или четыре минуты, держа курс на восток, в Европу.

На экране Джилл и Бад, казалось, совсем забыли о существовании видеокамеры. Солнце уже зашло, но на горизонте все еще виднелась узкая полоска света, и я различил очертания их обнаженных тел на фоне неба и океана. Джилл что-то сказала Баду, и он послушно улегся на песок. Она села на него сверху и опустила руку, чтобы ввести в себя его член.

— Неужели мой муж когда-нибудь это увидит? — спросила Джилл.

Когда на индикаторе высветилось 20:27:15, я нажал паузу и стал изучать правую сторону горизонта, где, по моим расчетам, должны были появиться мигающие сигнальные огни самолета. Но ничего не увидел. Даже мачтовых огней парусных судов.

— Мистер Кори? Мой муж тоже это увидит?

Я посмотрел на нее и сказал:

— Только если вы этого захотите.

Она промолчала.

После паузы я снова нажал на кнопку «воспроизведение» и взглянул на экран, где эти двое продолжали заниматься любовью, окатываемые волнами прибоя. Я перевел взгляд на пурпурное небо, но не заметил никаких признаков сигнальных огней самолета. Для информации: миссис Уинслоу достигла пика наслаждения в 20 часов 29 минут 11 секунд. Я это увидел, но не услышал.

Когда все закончилось, миссис Уинслоу легла на Бада Митчелла. Я не слышал их тяжелого дыхания, но видел, как их тела вздымались и опускались в такт вдохам и выдохам. Потом миссис Уинслоу уселась на Бада верхом и посмотрела на юго-запад. И в это мгновение я увидел вдалеке сигнальные огни самолета — на высоте двенадцати тысяч футов над уровнем моря и на расстоянии около восьми миль от берега.

Джилл воскликнула:

— Остановите это. Остановите!

Я нажал на паузу и вопросительно на нее посмотрел.

Она поднялась с места и сказала:

— Я не могу это видеть. Лучше я пойду на кухню. — С этими словами она, забыв надеть туфли, босиком вышла из комнаты.

Я просидел на месте не меньше минуты, разглядывая замершее на экране изображение: Джилл Уинслоу, сидевшую верхом на Баде Митчелле, застывшие словно по волшебству волны прибоя, проступившие на черном небе звезды, облачко, напоминавшее мазок белил на холсте… Почти напротив находился национальный парк Смит-Пойнт, и в небе над ним я видел два цветных огонька — алый и белый, — которые в режиме паузы были почти неотличимы от звезд. Но стоило только нажать на кнопку «воспроизведение», как они вновь начали мигать, двигаясь с запада на восток.

Я поднялся с кресла, уселся на кофейный столик, приблизив лицо к экрану телевизора, и нажал на кнопку воспроизведения в замедленном режиме.

В 20 часов 29 минут 19 секунд я заметил огненное свечение на горизонте в правой части экрана и снова остановил изображение. Видеокамера стояла на дюне, на высоте примерно двадцати футов. С такого возвышенного места можно было увидеть несколько больше, чем видели большинство свидетелей из лодок или с южного берега Лонг-Айленда, высота которого над уровнем моря составляет не более десяти футов. Я некоторое время смотрел на свечение на горизонте и пришел к выводу, что оно вполне могло быть вызвано пуском ракеты. Потом я снова нажал на кнопку замедленного воспроизведения.

Там, где только что было свечение, возник язык оранжево-красного пламени, устремившегося вверх. Даже при замедленном воспроизведении огненный столб поднимался вверх довольно быстро; в нижней его части были видны белые клубы — скорее всего дым. Этот дым хвостом тянулся за огненным столбом. Я посмотрел на Джилл и Бада, но они, судя по всему, еще ничего не заметили. Когда на индикаторе высветилось 20:30:15, я опять нажал на паузу, встал перед телевизором на колени и всматривался в огненный столб до тех пор, пока глаза у меня не заслезились. Потом я присел на корточки и снова нажал на кнопку замедленного воспроизведения.

Теперь я уже не сомневался в том, что именно увидел и что видели две сотни свидетелей, включая капитана Спрака, в показаниях которого я, честно говоря, немного сомневался. Теперь, когда я увидел все собственными глазами, я понимал, почему его так взволновало это зрелище, и мысленно перед ним извинился. Следовало также принести извинения всему американскому народу, только я не знал, кто именно должен это сделать.

Я вспомнил, как Джек Кениг, сидя в своем кабинете и глядя мне прямо в глаза, сказал, что «никакой пленки с записью трахающейся парочки и взрывающегося самолета не существует», не существует и «никакой чертовой ракеты».

Чтоб тебя черти взяли, Джек. И тебя, Лайэм Гриффит! О такой заднице, как Тед Нэш, мне даже и вспоминать не хотелось. Гнусные, лживые ублюдки!

Между тем огненный столб с волочащимся за ним хвостом белого дыма продолжал подниматься и вскоре достиг середины экрана. Джилл как раз в этот момент повернула голову и уставилась на восходящий поток света. В следующее мгновение Бад сел на песок, обернулся и стал через плечо смотреть в том же направлении. Огненный столб на экране становился все ярче, было заметно, что он начал набирать скорость. Я посмотрел на огни самолета, потом быстро перевел взгляд на восходящий световой поток. Экран был слишком велик, а я сидел слишком близко, чтобы вобрать всю картину целиком. Поэтому я поднялся на ноги и снова уселся на кофейный столик.

При медленном воспроизведении звука не было, но он и не был нужен, поскольку я знал, что за всем этим последует. Загипнотизированный происходящим, я впился глазами в экран.

Огненный столб неожиданно резко изменил направление, словно кто-то откорректировал его движение, направив в сторону мигающих сигнальных огней воздушного судна. Клубы белого дыма, тянувшиеся за огненным столбом, тоже резко сместились в сторону, подчеркнув тем самым совершенный маневр.

Несколькими секундами позже в небе возникла яркая вспышка, которая при медленном воспроизведении выглядела довольно странно — казалось, в небе зажегся бенгальский огонь. Через несколько секунд после этого в черном небе стал вспухать, быстро увеличиваясь в объеме, огненный шар, похожий на огромный распускающийся алый цветок. Я взглянул на индикатор времени и нажал на паузу. Было 20 часов 31 минута 14 секунд.

Джилл и Бад в это время уже стояли на пляже в полный рост и смотрели на огненный шар. Нажав на кнопку замедленного воспроизведения, я стал наблюдать за тем, как шар увеличивается в размерах. Я заметил, что горевший самолет действительно все еще продолжал набирать высоту, а потом увидел две струи пылающего топлива, вытекавшего из разорванных баков в океан. Отражаясь в зеркале воды, эти две огненные струи выглядели так, словно они и впрямь поднимались к небу, но на самом деле они были направлены к водной поверхности, словно стремясь воссоединиться со своим отражением в океане. На пленке все это было очень хорошо видно.

Я посмотрел на индикатор времени и примерно через тридцать секунд после взрыва переключил видеомагнитофон в режим нормального воспроизведения, чтобы вернуть звук.

Все на экране стало двигаться с нормальной скоростью, в том числе Бад и Джилл, хотя они-то почти не двигались, а по-прежнему стояли и как завороженные всматривались в то, что происходило в небе. Я видел горящие обломки, падающие с неба в воду. Между тем звук первого взрыва достиг микрофона камеры: это был приглушенный огромным расстоянием негромкий хлопок. Зато второй взрыв, последовавший через пару секунд после первого, прозвучал как удар грома. Я видел, как за долю секунды до того, как звук второго взрыва достиг микрофона, стоявшие на пляже Бад и Джилл почти одновременно вздрогнули.

Я опять включил на замедленное воспроизведение и увидел, что произошло потом. Уцелевшая часть фюзеляжа, непонятно как поднявшаяся еще на тысячу футов, теперь начала падать. Кстати сказать, я не заметил — даже при замедленном воспроизведении, — когда от самолета отделилась носовая часть с кабиной экипажа, зато увидел, как отвалилось левое крыло. А потом вся эта огромная масса устремилась вниз и исчезла в океане.

Небо сразу расчистилось, только кое-где внизу, где горело разлившееся по поверхности воды горючее, виднелись клубы подсвеченного пламенем дыма.

Двое людей на пляже замерли, словно кто-то нажал кнопку «пауза», управлявшую всем миром. Лишь прибой продолжал медленно накатывать на берег, а небо и море окрасились новыми красками.

Я нажал на кнопку «воспроизведение», и прибой стал чаще накатывать на берег, а на поверхности воды заплясали огненные языки.

И тут-то Бад впервые за весь вечер проявил инициативу. Схватив Джилл за руку, он что-то ей сказал, после чего они оба повернулись и бросились бежать к стоявшей на вершине дюны камере. Бад бежал гораздо быстрее Джилл и здорово ее опередил; при этом он ни разу не обернулся, чтобы узнать, все ли с ней в порядке. Этот парень был настоящей задницей, но в данном случае это, пожалуй, не имело никакого значения.

Я посмотрел на полыхавшее на горизонте горючее. Ни Джилл, ни Бад еще не знали, что стали свидетелями катастрофы, которая унесла жизни 230 мужчин, женщин и детей. Но мне это было известно и я почувствовал, что глаза у меня вдруг стали влажными, во рту пересохло, а желудок болезненно сжался.

Как я уже говорил, Бада и Джилл словно ветром сдуло с пляжа, и когда я снова перевел на них взгляд, они уже взбирались на дюну. Бад, естественно, бежал впереди, за ним, на значительном расстоянии, следовала Джилл.

Из-за того, что объектив был установлен на максимуме, лица любовников, когда они приблизились к видеокамере, потеряли резкость, но различить их черты все-таки было можно. Когда Бад протянул руку, чтобы взять видеокамеру, я нажал паузу. Парень казался до смерти напуганным. Джилл тоже: глаза у нее были широко раскрыты. Она смотрела на Бада, словно спрашивая, что произошло и что им делать дальше. Следующие несколько секунд я прокручивал пленку в замедленном режиме, и прямо перед собой видел тупую, испуганную физиономию Бада, заполнившую весь экран. Это лицо, подумал я, неплохо бы смотрелось на плакате «Их разыскивает полиция» с подписью: «Если вам встретится этот самовлюбленный кусок дерьма, позвоните по номеру: 1-800-ЗАДНИЦА».

Тут Бад схватил наконец камеру, и изображение на экране телевизора распалось и закружилось в каком-то бешеном калейдоскопе, но звук продолжал работать и я слышал его голос: «Одевайся! Одевайся!»

Потом камеру переместили в горизонтальное положение, и на экране на мгновение возникло черное ночное небо. Я слышал тяжелое дыхание бегущих людей и видел неясные, расплывающиеся и ежесекундно меняющиеся обрывки изображения. Потом открылась и захлопнулась дверь автомобиля — этот звук повторился еще дважды, после чего послышался рокот включенного мотора. Экран телевизора потемнел, и, если не считать нескольких промелькнувших по нему бликов, так до конца и оставался почти черным. Никаких слов тоже не было слышно — только тяжелое, прерывистое дыхание. Джилл, вероятно, находилась в шоке от увиденного, а Бад, должно быть, прилагал максимум усилий, чтобы не написать в штаны. Мне захотелось крикнуть: «Да скажи ей хоть слово, ты, ни на что не годный кусок дерьма!»

Минут пять я видел лишь черный прямоугольник экрана и хотел было уже выключить телевизор и перемотать пленку, как вдруг услышал голос Джилл: «Бад, похоже, это взорвался самолет». «Возможно. А может, это была пиротехническая ракета или петарда. Знаешь… фейерверк и все такое…» «Пиротехнические ракеты так не взрываются. И в воде не горят… — После паузы она заговорила снова: — Что-то очень большое взорвалось в небе и рухнуло в океан. Это был самолет».

Он ничего не ответил, тогда Джилл спросила: «Может, нам стоит вернуться?» «Это еще зачем?» «Быть может, кто-то все же добрался до берега? Ты же знаешь — у них есть надувные плоты и спасательные жилеты. Возможно, нам удалось бы кому-нибудь помочь».

Ни к кому не обращаясь, я произнес:

— Вы благородная женщина.

Бад сказал: «Эта штука полностью разрушилась. Она находилась на высоте двух миль. — Последовала пауза. — Копы наверняка уже на пляже. Им не нужна наша помощь».

Я подумал: «Пассажирам вы уже не поможете, это верно, но копам очень пригодилась бы ваша пленка. Разве непонятно, придурок?»

Несколько минут любовники молчали, потом Джилл сказала: «Этот поток света… Это наверняка была ракета. Боевая ракета». Ответа не последовало. Джилл опять сказала: «Похоже, кто-то выпустил ракету, она и сбила самолет». Бад протянул: «Ну… мы наверняка узнаем о том, что произошло, из выпуска новостей».

Снова повисло молчание, потом на экране что-то промелькнуло, и все опять исчезло. Я знал, что Джилл достала видеокамеру с заднего сиденья и стала перематывать пленку, чтобы просмотреть ее на дисплее.

Запись закончилась. Через некоторое время на экране вновь появилось изображение, послышалась музыка, и Жан-Луи Трентиньян что-то сказал по-английски, но я не хотел его слушать. Я остановил пленку, а потом нажал на перемотку. Пока пленка перематывалась, я сидел на кофейном столике и смотрел на черный экран телевизора.

Все увиденное и услышанное поразило меня как удар грома, и я знал, что мне потребуется некоторое время, чтобы все это переварить — слишком уж не походило оно на то, с чем мне приходилось сталкиваться в повседневной жизни.

Несколько секунд я неподвижно стоял на месте, потом подошел к бару, взял стакан и бутылку виски. Налив виски в стакан, я некоторое время смотрел на него. Было воскресное утро, но мне необходимо было выпить, чтобы смочить пересохшее горло и прийти в себя.

Прикончив виски одним глотком, я поставил стакан на стол и отправился на кухню.

Глава 47

На кухне Джилл Уинслоу не оказалось. Она расположилась во внутреннем дворе — сидела в шезлонге все в том же белом платье. Выражение лица у нее было задумчивое.

Я вышел и присел на стул напротив нее. Между нами находился небольшой столик, на котором стояли бутылки с минеральной водой и два высоких стакана. Я налил себе немного воды и окинул взглядом просторный внутренний двор и бассейн.

С минуту помолчав, она спросила:

— Вы взяли пленку?

— Нет. Я хочу, чтобы вы отдали мне ее сами.

— Разве у меня есть выбор?

— Нет, конечно. Это свидетельство возможного преступления. Я могу заставить вас выдать кассету, явившись сюда с ордером, но хочу, чтобы вы сделали это добровольно.

— Тогда она ваша, — с улыбкой сказала женщина. — В любом случае она принадлежит не мне, а «Бейвью-отелю».

— Ваш Бад оставил в отеле залог в пятьсот долларов. Так что за пленку вы заплатили.

— Это хорошо, — произнесла Джилл. — Меня всегда смущала мысль о том, что я украла кассету.

Меня это нисколько не смущало, потому-то я сюда и приехал.

— Я выпишу вам квитанцию.

Помолчав, Джилл сказала:

— Вы очень умный человек. Вы сумели до всего этого докопаться.

— Это было не так трудно, как кажется, — возразил я со свойственной мне скромностью. Вообще-то я парень неглупый, но никому об этом не говорю. Жить с таким умом, как у меня, очень непросто.

— Знаете, когда приехали люди из ФБР, мне стало очень страшно, — призналась она. — Я была почти уверена, что они спросят меня, не успела ли я сделать копию записи, прежде чем Бад ее стер. Но эта мысль, похоже, не пришла им в голову. Да и с какой стати? Откуда им было знать о существовании взятой напрокат кассеты?

Я промолчал, но подумал, что Нэшу и Гриффиту следовало иметь в виду такую возможность. Но они, похоже, сосредоточили все свое внимание на мужчине, то есть на Баде. Его подруга, испуганная богатая девушка, интересовала их куда меньше.

Джилл сказала:

— Тогда я еще не была внутренне готова показать им эту копию.

— Я вас понимаю.

Она глотнула воды и добавила:

— Бедный Марк. Бедный Бад. Представляю, как они на меня разозлятся. Правда, по разным причинам.

— Сейчас речь не о них. Мы говорим только о вас — о том, что вы решились на этот поступок, о правде и справедливости.

— Я знаю… Но Бад вполне доволен своей семейной жизнью. Да и Марк тоже. Наш брак его вполне устраивает. — Она помолчала. — Если что-нибудь выплывет наружу, он будет просто уничтожен… унижен, я бы даже сказала, раздавлен…

— Может быть, вы сможете все это как-нибудь уладить? — спросил я.

Она рассмеялась:

— Вы, должно быть, шутите?

— Вовсе нет.

Она отпила еще воды:

— Но ведь есть еще Марк-младший и Джеймс — мои дети.

— Сколько им?

— Тринадцать и пятнадцать. Может, они и поймут меня. Когда-нибудь.

— Когда-нибудь обязательно поймут. Возможно, даже раньше, чем вы думаете.

Она посмотрела на меня и спросила:

— Меня посадят в тюрьму?

— Ни в коем случае.

— Разве я не занималась тем, что на юридическом языке называется «сокрытием улик»?..

— Не беспокойтесь об этом. Власти заинтересованы в вашем сотрудничестве.

Она кивнула и задала очередной вопрос:

— А Бад? У него не будет никаких неприятностей из-за того, что он стер пленку?

— Возможно, и будут. Но власти скорее всего заключат с ним сделку. Думаю, самые большие неприятности грозят Баду со стороны миссис Митчелл.

Джилл вздохнула:

— Арлин превратит его жизнь в ад.

— Не сомневаюсь. Но я бы на вашем месте перестал беспокоиться о других.

Она ничего мне не ответила и молча смотрела на свой дом, внутренний двор и бассейн…

— Это была тюрьма, где я отбывала пожизненное заключение.

Я промолчал. Как я уже говорил, трудно испытывать жалость к богатой девушке, пьющей шампанское на борту собственной яхты — или на бортике собственного бассейна. Но что такое счастливый брак, я знал: счастье супругов не зависит от денег или славы, которыми они обладают. Несчастливые браки — это то, что уравнивает все слои общества.

Она снова заговорила, но как бы про себя:

— Что же мне теперь делать? — Она посмотрела на меня с улыбкой и спросила: — Как вы думаете, я смогу сделать карьеру в кино?

Я улыбнулся ей в ответ, но ничего не сказал и взглянул на часы. Мне нужно было выбраться отсюда, прежде чем черный вертолет ЦРУ приземлится на лужайке возле дома или к нему подкатит автомобиль с приятелями Нэша и Гриффита.

Но и оставить ее в таком состоянии я тоже не мог.

Немного подумав, Джилл спросила:

— Почему же вам понадобилось целых пять лет?..

— Я только что взялся за это дело.

— Понятно… — протянула она. — Вы знаете, когда я узнала, что дело закрыто, то испытала некоторое облегчение. Но и чувство вины.

Потом она опять спросила:

— А когда это дело открыли?

В действительности всего час назад. Но этого ей, конечно, я не сказал.

— Мемориальная служба в связи с пятилетней годовщиной трагедии вызвала новый интерес к этому делу.

— Понятно… — Она посмотрела на меня и спросила: — Вы хотели бы пойти со мной в церковь?

— Гм… Хотел бы, но боюсь, мне уже пора, — ответил я и поинтересовался: — Вы можете еще раз скопировать эту запись?

— Конечно, так же, как скопировала ее пять лет назад. Но в обратном порядке — с видеомагнитофона на видеокамеру. — Она посмотрела на меня и спросила: — Вас что — интересует техника видеозаписи?

— Не только, — сказал я, поднимаясь с места. — Пойдемте, скопируем все-таки эту пленку.

Мы вернулись на кухню, где я взял со стола полицейскую рацию, а потом прошли в гостиную.

Джилл достала из ящика с электронными играми видеокамеру и перенесла ее к телевизору. Я предложил ей помощь, но она отказалась:

— Если хотите, чтобы все получилось как надо, просто спокойно подождите.

Мне, честно говоря, трудно было усидеть на стуле, пока она возилась с уликой века, поэтому я подошел и присел на корточки рядом с ней. Джилл подсоединила камеру к видеомагнитофону кабелем, имевшим два разъема: видео и аудио, — и я задал ей несколько вопросов. Увидев, что я перемотал кассету с фильмом «Мужчина и женщина» на начало, она нажала какие-то кнопки и сказала:

— Теперь то, что записано на видеокассете, которая находится в видеомагнитофоне, будет скопировано на мини-кассету видеокамеры.

— Вы уверены?

— Абсолютно. Хотите, чтобы я проиграла мини-кассету?

— Нет, — ответил я. — Я вам доверяю.

Стоя рядом со мной на коленях, Джилл сказала:

— И правильно делаете. У меня была возможность стереть эту пленку еще пять лет назад. В конце концов, я могла сказать вам, что ее просто не существует. Но ведь я прокрутила ее для вас, а это значит, что я вам тоже доверяю.

— Это хорошо, — сказал я. — Сколько времени потребуется, чтобы скопировать запись?

— Столько же, сколько понадобилось для ее просмотра, то есть около сорока минут. — Может, хотите позавтракать?

— Нет, спасибо. — Мною вновь начал овладевать страх, и я представил себе Нэша с приятелями, подъезжающих к дому. Черт! Зачем я это делаю? Неужели мне так уж нужна копия этой пленки?

— Мы можем ускорить запись, опустив эротические сцены?

— Вы так торопитесь? — спросила Джилл.

— Если честно, то да.

Она повернулась к телевизору, и на экране вновь появилось изображение миссис Уинслоу, занимавшейся оральным сексом с мистером Митчеллом. Стоя на коленях на полу рядом с ней, я почувствовал, что краснею. Но она, казалось, не заметила моего смущения и странно спокойным голосом произнесла:

— Вы уверены, что эту часть копировать не надо?

— Абсолютно.

Джилл включила перемотку, все на экране задвигалось вдвое быстрее. После «испытания женщины на вкус» она переключила видеомагнитофон в режим воспроизведения, и я услышал слова экранной миссис Уинслоу: «Я вся липкая. Давай искупаемся».

Джилл посмотрела на меня и спросила:

— Отсюда?

— Да.

Она поднялась с колен, и я встал рядом с ней, поглядывая на часы. С этого момента копирование пленки не должно было занять более пятнадцати минут.

— Зачем вам две копии? — спросила она.

— Я часто теряю вещи, — ответил я.

Она пристально на меня посмотрела и, передав мне пульт управления, сказала:

— Я не хочу смотреть на взрыв. Вы же можете присесть и посмотреть, если хотите. А когда запись закончится и пойдут кадры из фильма «Мужчина и женщина», нажмите на кнопку «стоп», а потом на «выход». Я буду во дворе. Если не сможете достать мини-кассету из видеокамеры, позовите меня.

— Я бы хотел, чтобы вы оделись и поехали со мной, — сказал я.

— Я что — арестована?

Я посмотрел на индикатор времени в правом нижнем углу телеэкрана. До взрыва, произошедшего в двадцать часов тридцать одну минуту, оставалось двенадцать минут, потом должно было последовать разрушение самолета и бегство Бада и Джилл с пляжа.

Я взял Джилл за руку и отвел на кухню. Там я сказал ей:

— Я хочу быть с вами абсолютно честным. Вам угрожает опасность, и я должен увезти вас отсюда.

Она с удивлением на меня посмотрела и переспросила:

— Опасность?..

— Позвольте, я вкратце обрисую ситуацию. Те парни из ФБР, которые побывали у вас пять лет назад и забрали стертую пленку, почти наверняка восстановили запись…

— Зачем в таком случае?..

— Погодите! Они знают, что на пленке. Просто не хотят, чтобы об этом узнали другие.

— Но почему?..

— Я не знаю почему. Да это и не столь важно. Дело в том, что… Короче, этот инцидент расследовали две разные группы. Первая — Нэш, Гриффит и те, кто с ними, — пытается уничтожить все свидетельства, указывающие на пуск ракеты. Мы же — я и другие — хотим им помешать и доказать, что ракетная атака все-таки имела место. Это пока все, что вам нужно знать. И еще: Нэш и Гриффит, возможно, уже едут сюда, и если они появятся здесь, то попытаются уничтожить пленку и даже… В общем, нам с вами надо побыстрее уносить отсюда ноги, прихватив обе кассеты. Поэтому я прошу вас как можно быстрее одеться и быть готовой сразу же покинуть дом. Ясно?

Джилл некоторое время смотрела в окно, словно кого-то увидела. Больше всего мне хотелось, чтобы она пошевеливалась, но я дал ей возможность переварить все услышанное.

Наконец она сказала:

— Я позвоню в полицию.

— Бесполезно. Эти люди такие же федеральные агенты, как и я, и имеют официальные полномочия расследовать дела такого рода. Но на самом деле это группа заговорщиков.

Я знал, что у нее нет никаких причин мне верить, и нисколько не удивился, услышав ее вопрос:

— Почему я должна верить тому, что вы мне рассказали?

— А вы вспомните, что произошло пять лет назад, — ответил я. — Не вы ли сами мне сказали, что стертая пленка может быть восстановлена? Но разве эти люди поставили вас об этом в известность? Разве вас с Бадом вызывали в связи с этим делом в какое-нибудь официальное учреждение? Кого за исключением Нэша, Гриффита и того третьего человека, который к вам приходил, вы видели за это время? Вы же умная женщина. Подумайте об этом.

Она некоторое время стояла, рассматривая носки своих домашних туфель, потом перевела взгляд на меня:

— В том, что вы говорите, есть логика, но…

— Джилл, если бы мне была нужна только пленка, я бы уже давно забрал ее и уехал. Вы должны довериться мне и уйти отсюда вместе со мной.

Некоторое время мы смотрели друга на друга в упор, потом она кивнула:

— Хорошо.

— Спасибо. Идите одевайтесь. Придется обойтись без душа. На телефонные звонки не отвечайте. — Подумав, я добавил: — И соберите все необходимое на первое время, а также возьмите всю наличность, какая есть в доме.

— Но куда же?..

— Давайте поговорим об этом позже. — Еще секунду подумав, я спросил: — У вас в доме есть оружие?

— Нет. Но разве вы не вооружены?

— Джилл, довольно вопросов. Пора действовать.

Она повернулась и вышла из кухни. Возвращаясь в комнату, где стоял телевизор, я слышал, как она торопливо поднимается по лестнице.

Я взял пульт управления, присел на край кофейного столика и стал смотреть, как Джилл Уинслоу и Бад Митчелл занимаются сексом на пляже. Индикатор времени показывал двадцать часов двадцать семь минут.

Зазвонил стоявший на большом столе телефон, после пятого звонка включился автоответчик. На дисплее определителя номера высветилось: «Номер не определен».

Я прошел в переднюю часть дома и выглянул из окна, но на подъездной дорожке по-прежнему стояла только одна машина — моя. Улицу же из этого окна было видно плохо.

Я вернулся в заднюю комнату, когда на экране с линии горизонта поднимался огненный столб, за которым следовал дымовой шлейф. Я просмотрел этот фрагмент на нормальной скорости, и у меня не осталось сомнений в том, что́ это было. Я подумал, что двести свидетелей, видевших восходящий поток света, отнеслись бы к этой записи совсем иначе, нежели к анимационной картине, слепленной ЦРУ.

Потом я увидел на экране огненный шар, просчитал про себя до сорока и услышал в динамиках звук взрыва.

Опять зазвонил телефон, и вновь на дисплее высветилось «Номер не определен», а после пятого звонка включился автоответчик.

Часы, висевшие на стене, показывали девять пятнадцать. В это время уже вполне могли позвонить друзья. Однако эти два звонка показались мне подозрительными, потому что последовали слишком быстро один за другим.

На экране в это время Бад и Джилл бежали по пляжу к оставленным в дюнах вещам, и на этот раз я заметил, что Джилл удивленно посмотрела на своего любовника в тот момент, когда он ее обгонял. О чем думал этот идиот? Может, если бы Джилл бежала недостаточно быстро и одевалась медленнее, чем ему хотелось, он вообще бросил бы ее на пляже? Да, этого парня не назовешь смелым и хладнокровным.

Я всегда считал, что друзья или любовники должны помогать друг другу до последнего. Я, например, почти не был знаком с Джилл, однако сидел здесь и ждал, пока она соберет свои вещи, хотя Тед Нэш и его люди, возможно, уже стоят у входной двери, поджидая нас. Они были вооружены, а я — нет, и у меня не было никаких сомнений, что если бы они поняли, что здесь произошло, то без колебаний уничтожили бы и свидетельство преступления, и двоих свидетелей. Тем не менее я все еще сидел на кофейном столике, хотя главная часть записи уже была скопирована. В самом начале своей работы в полиции я узнал, что можно пережить любую, даже смертельную опасность. Главное, чтобы уцелело не только твое тело, но и душа. Иначе это будет уже не жизнь.

Изображение на экране пропало, и послышались звуки захлопывающихся дверей автомобиля. До того момента, когда Джилл должна была произнести: «Бад, похоже, это взорвался самолет», — оставалось еще около пяти минут.

Услышав шаги Джилл в коридоре, я выключил магнитофон и видеокамеру, извлек из приемного устройства маленькую кассету и сунул ее в карман. Как ни странно, я неплохо со всем этим справился.

Джилл вошла в комнату, одетая в черные слаксы и белую блузку; на плече у нее висела дорожная сумка.

— Я готова, — сказала она.

— Прекрасно. Теперь давайте разложим все так, как было до моего прихода.

Я передал ей видеокамеру, которую она убрала в ящик, а я в это время извлек из видеомагнитофона кассету с фильмом «Мужчина и женщина» и, вытащив вилку из розетки, тщательно протер пульт носовым платком. Джилл уже стояла рядом, держа наготове картонный футляр от фильма «Мужчина и женщина». Я взял кассету, сунул ее в коробку и положил во внутренний карман пиджака, потом я нажал кнопку на краю стола, и затемнявшие комнату шторы поднялись.

— Вы можете сказать, кто вам только что звонил? — спросил я.

— Номер не определился, а звонивший не оставил сообщения.

— Ну и Бог с ним. Теперь послушайте, что мы будем делать. Моя машина, как говорится, засвечена. Нам нужна другая. Можно воспользоваться вашим автомобилем?

— Он в гараже. Но прежде чем уехать, я должна оставить Марку записку.

— Никаких записок. Вы потом ему позвоните.

Она через силу улыбнулась и сказала:

— Десять лет я мечтала о том, как оставлю ему записку, а теперь, когда я действительно ухожу, вы говорите, что я не могу этого сделать.

— Ничего страшного. Вы напишете ему по электронной почте. Нам пора ехать.

Я взял ее сумку, и мы прошли в коридор рядом с кухней, который соединялся с гаражом на три машины.

Там стояли «лексус» и «БМВ» с откидным верхом.

— На какой машине мы поедем? — спросила Джилл.

Вспомнив, что «БМВ» был записан на ее имя, я решил, что на случай, если мистер Уинслоу начнет разыскивать жену и во избежание недоразумений с полицией, лучше воспользоваться именно этой машиной.

— На «БМВ».

Я сунул ее сумку в багажник. Она спросила:

— Сами поведете?

— Для начала мне нужно избавиться от своей машины. Можно оставить ее где-нибудь здесь — в укромном месте?

— А куда мы поедем?

— На Манхэттен.

— В таком случае вам придется немного проехать за мной. Через пять миль на шоссе Седар-Свамп справа будет знак: «Олд-Вестбери колледж». Вы можете оставить ее там.

— Хорошо. Заводите машину.

Я подошел к воротам и посмотрел в окошко. Не заметив рядом никаких подозрительных автомобилей, я нажал кнопку дистанционного управления. Когда ворота открылись, я отступил в сторону и Джилл выехала из гаража. Потом опять же с помощью пульта я закрыл ворота. Подойдя к Джилл, я протянул ей только что записанную мини-видеокассету и сказал:

— Держите это у себя. Если в дороге мы разминемся, вам придется найти себе убежище и как следует спрятать кассету. Можете поехать к друзьям, родственникам или в отель. Домой — ни в коем случае. Свяжитесь со своим адвокатом, а потом позвоните в полицию. Вам все понятно?

Она кивнула, и я внимательно на нее посмотрел. Она не казалась испуганной или расстроенной, и это меня немного успокоило.

— Поднимите верх машины и закройте окна, — велел я.

Она подняла верх, а я сел в «форд-таурус» и включил зажигание.

Следом за Джилл я проехал по подъездной дороге и свернул на Квейл-Холлоу-роуд.

Пока что все складывалось на редкость удачно. Но я знал, что ситуация в любой момент может измениться, поэтому предусмотрел несколько вариантов развития событий.

Как-то не в манере Теда Нэша было давать мне слишком большую фору. Кроме того, я точно знал, что воскресных дней у этого парня не бывает. Конечно, может статься, что я ударил его по башке сильнее, чем ожидал, и теперь он отлеживался у себя в комнате, глотая аспирин и пытаясь просчитать мои дальнейшие действия, но я сильно в этом сомневался. Однако чем бы он ни занимался в данный момент, по крайней мере здесь его не было.

Я подумал, что, если бы точно знал, что найду Джилл Уинслоу и сделанную ею запись, я бы без всяких колебаний прикончил Нэша прямо на пляже — во избежание дальнейших осложнений. Упреждающие удары вполне оправданны, когда знаешь, что именно они предупреждают.

Я был уверен, что, если встречусь сейчас с Нэшем и его людьми, мне вряд ли представится возможность исправить свою ошибку. Но я не сомневался, что Нэш не пожалеет усилий, чтобы исправить свою.

Глава 48

Вслед за «БМВ» Джилл Уинслоу я выехал на Чикен-Валли-роуд.

Я отстегнул рацию от пояса и включил ее. То немногое, что я услышал, не имело ко мне никакого отношения. Я выключил рацию и подумал, что неплохо было бы вернуть ее сержанту Робертсу при первой же возможности, хотя не знал, когда именно она представится.

Я уже начал надеяться, что все, возможно, пройдет удачно и мне удастся доставить Джилл Уинслоу и кассеты на Манхэттен в целости и сохранности.

Через несколько минут мы опять оказались на Седар-Свамп-роуд и вскоре добрались до Олд-Вестбери колледжа, где Джилл свернула направо. Я проследовал за ней по узкой заасфальтированной дороге до студенческого городка, который по случаю воскресного дня был почти пуст. Мы въехали на парковку и остановились. Я взял свою дорожную сумку, переложил ее на заднее сиденье «БМВ» и сказал:

— С вашего разрешения, теперь поведу я.

Я уселся за руль, а Джилл, обойдя машину, устроилась на пассажирском сиденье.

«БМВ» — мощный автомобиль с пятиступенчатой коробкой передач; признаться, мне нечасто доводилось водить машины такого типа. Поэтому, когда я хотел сдвинуться с места на первой передаче, машину дернуло и миссис Уинслоу поморщилась.

Через некоторое время мы снова вернулись на Седар-Свамп-роуд. и покатили на юг. Немного освоившись с автомобилем, я понял, что вести его — одно удовольствие. Вряд ли Нэш и его приятели могли найти в служебном гараже что-нибудь подобное.

Через пять минут я увидел знак поворота на Лонг-Айленд-экспрессвей и сказал Джилл:

— Держитесь.

В двадцати футах от въезда на эстакаду я резко затормозил, потом неожиданно повернул и вдавил в пол педаль газа. Машина, взвизгнув тормозами, устремилась вперед. Не прошло и десяти секунд, как я уже мчался по Лонг-Айленд-экспрессвей, то и дело поглядывая в зеркало заднего вида. Я включил пятую передачу и пересек два ряда. Эта машина летела как птица.

На скорости восемьдесят миль в час я перестроился в левый ряд и взглянул в зеркало заднего вида. Если за нами и был «хвост», теперь он должен был отстать как минимум на полмили.

Машин на трассе было немного, и ехали они не слишком быстро — обгонять этих воскресных водителей не составляло никакого труда.

Джилл некоторое время молчала, потом спросила:

— Нас кто-то преследует?

— Пока нет. Я просто наслаждаюсь ездой.

— А я нет.

Я немного сбавил скорость и перестроился в средний ряд. Некоторое время мы опять ехали в полном молчании.

Потом она спросила:

— Как вас зовут, мистер Кори?

— Джон.

— Можно я буду называть вас Джоном?

— Конечно, — сказал я. — А я буду называть вас Джилл, хорошо?

— Вы меня уже так называете.

— В таком случае можно мне называть вас Джилл и дальше?

— Если хотите.

Я включил свой мобильник, пять минут подождал, но ни звонков, ни сообщений не последовало, и я снова его выключил.

— Как вы себя чувствуете? — спросил я.

— Неплохо. А вы?

— Отлично. Вы вообще-то понимаете, что происходит?

— Смутно. Главное, что это понимаете вы.

— Мне так кажется. — Я посмотрел на нее и сказал: — Вы должны знать, что теперь находитесь на стороне добра и справедливости. На стороне жертв катастрофы, их семей, а также всего американского народа.

— Кто же в таком случае нас преследует?

— Возможно, никто. А может, несколько мерзавцев.

— Почему тогда мы не можем обратиться в полицию?

— Возможно, этих плохих парней куда больше, чем я думаю. Кроме того, я не могу сказать с уверенностью, кто плохой, а кто хороший.

— Что же мы будем делать, пока вы это выясните?

— В каком отеле вы обычно останавливаетесь, приезжая в город?

— Таких отелей несколько.

— В них нам показываться не стоит. Выберите другой, где имеется большой холл, — где-нибудь в центре города.

С минуту подумав, она сказала:

— «Плаза».

— В таком случае позвоните туда и зарезервируйте номер с двумя смежными комнатами.

— Вы что же — собираетесь поселиться со мной?

— Да. Пожалуйста, воспользуйтесь своей кредитной картой, когда будете вносить аванс. Я позабочусь о том, чтобы все расходы вам возместили.

— Пусть уж Марк за все расплачивается. — Она взяла мобильник, позвонила в отель «Плаза» и зарезервировала номер с двумя спальнями. — Почему бы и нет? Он может себе это позволить.

Мы пересекли границу округа Нассау и въехали в Куинс. До отеля оставалось минут тридцать езды.

Джилл спросила:

— И сколько времени мне придется провести в отеле?

— Два дня.

— А что потом?

— А потом вы переедете в другой отель. Или я найду для вас надежную квартиру. — Я добавил: — Мне потребуется около сорока восьми часов, чтобы привести армию ангелов в боевую готовность. После этого вы будете в безопасности.

— Я могу позвонить своему адвокату?

— Можете. Но будет лучше, если вы подождете с этим несколько дней.

Она кивнула.

Мы продолжали ехать по скоростному шоссе через Куинс. Джилл спросила:

— Когда вы навестите Бада?

— Я или кто-то другой встретимся с ним в течение сорока восьми часов. Только не звоните ему пока, ладно?

— Я не собираюсь ему звонить. — Она толкнула меня кулачком под локоть. — Почему бы вам его не арестовать? Я была бы не прочь навестить его в тюрьме.

Мы почти одновременно рассмеялись. Потом я сказал:

— Думаю, нам понадобится его помощь.

— Мне придется с ним встретиться?

— Возможно. Но мы обычно стараемся сделать так, чтобы свидетели не общались друг с другом.

— Это хорошо, — сказала она и спросила: — А где вы живете?

— На Манхэттене.

— До того как я вышла замуж, я тоже жила на Манхэттене. — Помолчав, она добавила: — Я очень рано вышла замуж. А вы рано женились?

— Я женат уже во второй раз. Я обязательно познакомлю вас с женой. Она агент ФБР и сейчас находится за границей. Должна прилететь завтра — если ничего не случится.

— Как ее зовут?

— Кейт. Кейт Мэйфилд.

— Она оставила девичью фамилию?

— Не только себе. Она и мне предлагает ею пользоваться.

Джилл улыбнулась и спросила:

— Вы познакомились на работе?

— Да.

— У вас, наверное, очень интересная жизнь?

— В настоящий момент да.

— И, конечно же, полная опасностей?

— Порой мне угрожает опасность умереть со скуки.

— Думаю, вы или слишком скромны, или чего-то недоговариваете. Вот сейчас, к примеру, вам скучно?

— Нет.

— Ваша жена… Сколько времени она уже отсутствует?

— Примерно полтора месяца.

— А вы, значит, в это время были в Йемене?

— Совершенно верно.

— А вам было там скучно?

— Поезжайте в Йемен, и сами все узнаете.

— А ваша жена где была?

— В Танзании. Это в Африке.

— Я знаю, где находится Танзания. Что она там делает?

— Спросите у нее, когда с ней познакомитесь.

У меня сложилось впечатление, что в том обществе, в котором вращалась миссис Уинслоу, ей приходилось сталкиваться с интересными людьми крайне редко. А еще, как мне показалось, эта женщина всю жизнь считала, что упустила свой шанс и эта гигантская катастрофа, свидетельницей которой она стала, явилась для нее важнейшим событием всей ее жизни, скорее открывшим перед ней возможности, чем создавшим проблемы. Это был правильный подход, и я надеялся, что он поможет ей справиться с тем, что ее ждало впереди.

Тоннель Мидтаун находился на расстоянии не более мили. Я бросил взгляд на Джилл. Она казалась абсолютно спокойной и собранной. Это могло быть следствием как воспитания, так и непонимания опасности, которая нам угрожала. А может, она просто предпочитала опасность скуке. Должен заметить, что, когда меня одолевала скука, я сам готов был лезть под пули. Правда, когда в меня начинали стрелять, скука уже не казалась мне такой невыносимой.

— Думаю, Кейт вам понравится. Мы с ней о вас позаботимся.

— Я сама могу о себе позаботиться.

— Нисколько в этом не сомневаюсь. Но какое-то время вам будет нужна помощь.

Мы подъезжали к тоннелю, и я снял электронный пропуск, с которого специальное устройство могло считать не только номер автомобиля, но и его местоположение и время, что мне было совсем ни к чему. Я заплатил за проезд, и мы въехали в длинный тоннель, проходивший под Ист-Ривер.

— Как мне быть с Марком? — спросила Джилл.

— Позвоните ему с мобильного.

— И что же я ему скажу?

— Скажете, что у вас все в порядке и вы хотите немного отдохнуть. Дальнейшие инструкции получите позже.

— Очень хорошо. Я никогда еще не получала инструкций.

Я рассмеялся.

— Временами мне хотелось все рассказать Марку, — сказала Джилл.

— Ну и рассказали бы… прежде чем он узнает об этом сам. Вы же понимаете, что все это получит огласку.

Она некоторое время молчала, глядя на мелькавшие за окном стены тоннеля. Потом сказала:

— Мы часто вечерами сидели вместе в гостиной… он беседовал по телефону или читал газету. Или говорил мне, что я должна буду делать завтра… В такие минуты мне хотелось включить эту запись… — Она замолчала и опять засмеялась.

Все это были фантазии женщины, страдавшей от скуки и равнодушия мужа. Мне было что сказать по этому поводу, но я предпочел промолчать.

Она спросила:

— Вы думаете, он бы заметил?

— Уверен.

Мы миновали тоннель, и вот я снова оказался на Манхэттене, о котором столько раз вспоминал в Йемене. Я вдохнул загазованный воздух, увидел миллионы тонн окружавшего меня бетона и сотни желтых такси, призывно мигавших алыми огоньками. Было воскресенье, поэтому и машин, и пешеходов встречалось куда меньше обычного. Не прошло и пяти минут, как мы добрались до 42-й улицы.

Я спросил у Джилл:

— У вас есть ко мне какие-нибудь вопросы?

— Какого рода?

— Ну, например, что будет потом… Чего вам следует ожидать… Такого плана.

— Если возникнет необходимость, вы мне сами скажете. Не так ли?

— Совершенно верно.

— Я могу высказать замечание?

— Конечно.

— Вы слишком долго шли на первой передаче.

— Извините.

Я свернул на Шестую авеню и направился к Центральному парку, уделяя особое внимание переключению передач. Еще несколько минут — и мы оказались у отеля «Плаза», где я припарковал машину. Подхватив наши с Джилл сумки, я последовал за ней в просторный холл и направился к стойке администратора.

Я не хотел, чтобы Джилл расплачивалась кредитной карточкой, по которой можно было легко установить ее личность, поэтому она выписала чек. Потом я показал администратору свое удостоверение и попросил вызвать управляющего. Тот появился через несколько минут. Я сказал, обращаясь к обоим:

— Мы путешествуем инкогнито по поручению правительства. Вы не должны никому сообщать, что миссис Уинслоу остановилась в вашем отеле. Если кто-нибудь станет наводить о ней справки, немедленно позвоните нам. Понятно?

Менеджер и администратор кивнули, и в компьютер была внесена соответствующая пометка.

Через десять минут мы вошли в гостиную просторного номера с двумя спальнями. Джилл сразу же заняла большую из них.

— Я собираюсь заказать что-нибудь поесть. Что бы вы хотели? — спросила Джилл.

Все, что мне было нужно, находилось в баре гостиной, однако я сказал:

— Чашку кофе.

Она подняла трубку и заказала кофе и пирожные.

Я спросил:

— Как вы думаете, ваш муж уже вернулся домой?

Она посмотрела на часы и сказала:

— Скорее всего нет.

— Вы должны позвонить домой и оставить Марку сообщение. Скажите, что решили немного отдохнуть от дома, съездить вместе с подругой за город или что-нибудь в этом роде. Я не хочу, чтобы он начал волноваться и позвонил в полицию. Это понятно?

Она усмехнулась и ответила:

— Волноваться — это слабо сказано. Он будет в шоке. Раньше я никогда не уезжала из дома… без предварительной договоренности. Но в полицию он не позвонит, ручаюсь. Он не решится.

— Отлично. Тогда звоните.

Джилл вынула из сумочки мобильник, набрала номер и сказала:

— Марк, это Джилл. Мне стало скучно, и я решила съездить в Истгемптон, навестить подругу. Возможно, я останусь у нее на ночь. Если тебе захочется со мной связаться, позвони мне на мобильный и оставь сообщение. На звонки я не отвечаю. — Она добавила: — Надеюсь, ты хорошо поиграл сегодня в гольф и Бад Митчелл не слишком тебя достал? — Тут она посмотрела на меня и подмигнула. — Целую тебя, дорогой.

Определенно миссис Уинслоу получала от сложившейся ситуации известное удовольствие.

— Ну как, я все правильно сделала? — спросила она.

— Вы были неподражаемы.

Я подумал, что если Нэш как следует пораскинул мозгами и сложил два и два, то уже мог бы в это время находиться в доме Уинслоу, и значит, Марк услышал из его уст другую, не менее занимательную историю, после чего наверняка обратился к властям за помощью в поисках пропавшей жены. Впрочем, в данный момент это меня не слишком волновало.

На всякий случай я сказал Джилл:

— А теперь отключите ваш мобильник.

Она отключила телефон, даже не спросив у меня, зачем это нужно. После этого мы разошлись по спальням, чтобы немного отдохнуть.

В дверь позвонили. Я впустил служащего, принял заказ и подписал чек. Потом я подошел к окну и окинул взглядом Центральный парк.

Я чувствовал себя преступником в бегах, и в этом не было ничего удивительного, потому что я и в самом деле находился в бегах. Ирония заключалась в том, что всю жизнь я сам преследовал других. Увы, большинство этих парней были настолько тупы, что я так толком и не узнал, как себя вести, чтобы тебя не поймали.

Впрочем, кое-какими познаниями в этой области я все-таки обладал, поэтому господам Нэшу и Гриффиту предстояло основательно потрудиться, чтобы меня вычислить.

В гостиную вошла Джилл. Выглядела она прекрасно: успела почистить перышки и даже нанести на лицо косметику.

Мы уселись за обеденный стол и принялись за кофе с пирожными. Вообще-то я был здорово голоден, но сумел сдержаться и не слопать все один.

— Значит, ваша жена прилетает завтра? — уточнила Джилл.

— Если не произойдет ничего непредвиденного, ее самолет приземлится около четырех часов дня.

— Вы поедете ее встречать?

— Нет. Мне сейчас в аэропорту лучше не светиться.

Она не спросила почему, и я понял, что она постепенно начинает осознавать ситуацию.

— Ее встретят и привезут сюда. Ей, как и мне, нельзя появляться в нашей квартире.

Она кивнула, посмотрела на меня и сказала:

— Джон, я боюсь.

— Вам нечего бояться.

— У вас есть пистолет?

— Нет.

— Почему?

Я объяснил, добавив:

— Мне не нужна пушка.

Мы еще немного поболтали, потом я сказал:

— Возьмите кассету, которую я вам отдал перед отъездом, и положите в сейф отеля.

— Хорошо. А как вы поступите с кассетой «Мужчина и женщина»?

— Не беспокойтесь, я о ней позабочусь.

Она кивнула и сказала:

— Я хотела бы сходить в церковь. А потом прогуляться. Вы не против?

— Честно говоря, если эти люди каким-то образом вычислили, где мы находимся, то, что бы мы с вами ни делали, это уже не будет иметь ровно никакого значения. Единственное, о чем я вас прошу, это не включать мобильник. Нас могут засечь по сигналу.

— Неужели такое возможно?

— Еще как. — Я ввел номер ее мобильника в память своего и сказал: — В принципе вы можете проверять сообщения, но не оставляйте телефон включенным более чем на пять минут.

Вообще-то на Манхэттене с его немалым населением и огромным количеством мобильных телефонов потребуется минут пятнадцать, а то и больше, чтобы запеленговать нужный аппарат, но уж лучше перестраховаться.

— Кроме того, — сказал я, — не пользуйтесь своей кредитной карточкой. У вас есть наличные?

Она кивнула и спросила:

— Не хотите со мной прогуляться?

Поднявшись с места, я сказал:

— Я собираюсь немного вздремнуть. Не отвечайте на телефонные звонки и на стук в дверь. Просто разбудите меня — и все.

— Договорились.

— Когда будете выходить, обязательно оставьте мне записку, укажите время ухода и напишите, когда вернетесь.

— Такого я даже для мужа не делала.

Я улыбнулся и сказал:

— Ну, до скорого.

Вернувшись к себе в спальню, я сел на кровать и набрал номер мобильника Дома Фанелли.

Когда он ответил, я сказал:

— Извини, что нарушаю твой воскресный отдых.

— Ты что, звонишь из отеля «Плаза»?

— Именно. А ты сейчас где?

— В Уолдорфе. А что ты делаешь в «Плазе»?

— Говорить можешь?

— Да. Я сейчас на семейном барбекю. Вытащи меня отсюда.

Я спросил:

— У тебя стакан в руке?

— Разве папа римский ест колбасу? Ты зачем, собственно, звонишь?

— Ты же хотел узнать, чем я занимаюсь, верно?

— Ну, положим.

— Так вот, это голодный огнедышащий дракон, который может проглотить тебя с потрохами.

В трубке повисло молчание. Потом Дом сказал:

— Давай выкладывай.

— О'кей. Это касается рейса восемьсот и некоей видеопленки. А также леди по имени Джилл Уинслоу, которую ты для меня разыскал.

После этого я минут пятнадцать обрисовывал ему ситуацию. Дом слушал меня, вопреки обыкновению, молча, и я даже несколько раз спросил, не заснул ли он.

Когда я закончил свой рассказ, он воскликнул:

— Боже всемогущий! — И добавил: — А ты, часом, не шутишь?

— И не думал.

— Мать честная, ну и дела!

— Хочешь в этом поучаствовать?

В трубке послышались возбужденные голоса и громкая музыка. Потом все стихло, и я понял, что Дом поменял дислокацию.

— Я сейчас в сортире. Жаль, выпить тут нечего.

— Сначала воду в бачке спусти… Дом, мне нужна твоя помощь.

— Разумеется. Что нужно делать?

— Я хочу, чтобы ты в сопровождении как минимум двух полицейских в форме подъехал завтра в аэропорт и встретил Кейт.

— Она точно завтра прилетает?

— Я бы и сам ее встретил, но боюсь, там меня уже будут ждать.

— Понятно…

— Будь готов к стычке с федералами и другому подобному дерьму. Судя по всему, тебе придется поиграть мускулами.

— Думаю, я смогу уладить это дело.

— Я в этом не сомневаюсь. Твоя главная задача — доставить Кейт в отель «Плаза» и не привести за собой «хвост».

— Ясно…

— Мне плевать, если в аэропорт явится все нью-йоркское отделение ФБР в полном составе. Что бы ни случилось, ты должен забрать Кейт. В конце концов, ты — нью-йоркский коп, и это твой город, а не их.

— Я уже сказал, что с федералами разберусь.

— Когда привезешь Кейт в отель, обеспечь ей сопровождение до номера миссис Уинслоу.

— До чьего номера?

Я назвал ему номер комнаты миссис Уинслоу и спросил:

— Ты все понял?

— Вроде… Но у меня от твоих откровений ум за разум заходит…

Я сообщил Дому, когда должна прилететь Кейт, потребовал, чтобы он повторил номер рейса и время прилета.

— Теперь я рассказал тебе все. Ты доволен?

— Еще бы! Да это настоящий триллер.

— Сам просил.

— Что ж, благодарю, что поделился информацией. — Помолчав, он добавил: — Кстати, прими мои поздравления. Я всегда говорил, что ты гений, даже когда лейтенант Вулфи настаивал, что ты идиот.

— Спасибо за теплые слова. Тебе нужна какая-нибудь дополнительная информация?

— Вообще-то да… Кто конкретно за тобой охотится?

— Парень из ЦРУ по имени Тед Нэш. Также, возможно, Лайэм Гриффит из ФБР. Но если честно, я даже не представляю, кто еще может быть вовлечен в операцию прикрытия. Потому не знаю, к кому еще обратиться — и в своей конторе, и вне ее.

Несколько секунд Дом хранил молчание, потом спросил:

— А Кейт?.. Ей ты можешь доверять?

— Могу. Потому что она сама втянула меня в это дело.

— Ладно, раз так. Просто хотел убедиться.

Я промолчал, и Дом спросил:

— Тебе нужна поддержка в отеле?

— Думаю, день или два я буду здесь в безопасности. Но в случае чего я обязательно с тобой свяжусь.

— Ладно. Если эти парни придут по твою душу, стрельни пару раз им в задницы, а потом звони детективу Фанелли в убойный отдел. Я пришлю мясной фургон, чтобы доставить их в морг.

— План отличный, — сказал я, — но проблема в том, что моя пушка до сих пор находится в дипломатическом багаже.

— Как? У тебя нет оружия?

— Нет, но…

— Я сейчас же поеду к тебе на квартиру, заберу оттуда твой личный ствол и привезу…

— Только не надо ехать ко мне на квартиру. Наверняка она находится под наблюдением федералов. Или ты ввяжешься с ними в перепалку, или за тобой начнут следить и ты приведешь их за собой в «Плазу».

— Федералы не способны выследить собственную тень, даже когда солнце находится у них за спиной.

— Положим. Но сегодня лучше все-таки не рисковать. Не забывай, завтра тебе предстоит важное дело.

— В таком случае я привезу тебе свою пушку.

— Дом, очень тебя прошу сегодня держаться от отеля подальше. У меня пока все в порядке.

— Ладно, но ты всегда можешь мне позвонить. — Дом помолчал, потом спросил: — А хочешь, я посажу тебя и твою дамочку на время в камеру? Такие случаи предусмотрены программой по защите свидетелей.

Я задумался над этим предложением, но решил, что Джилл Уинслоу будет не в восторге от подобной перспективы. Более того: если федералы узнают об этом — а получить такого рода информацию этим парням было вполне по силам, — им не составит труда перевести нас с Джилл из одной камеры в другую — свою собственную.

— Эй, Джон? Ты меня слушаешь?

— Знаешь, Дом, я бы не хотел, чтобы наши с Джилл Уинслоу имена фигурировали в каких-либо официальных сводках. В настоящий момент я предпочел бы остаться пропавшим без вести. Но если я почувствую, что нам с Джилл пришло время сесть в тюрьму, я обязательно тебе позвоню.

— Договорились. «Плаза», конечно, куда более комфортабельное место, нежели тюрьма «Метрополитен».

— Благодарю, Дом. Обещаю защитить тебя, если дерьмо полетит во все стороны.

— Когда дерьмо полетит во все стороны, будет лучше, если в этот момент рядом окажемся не мы, а кое-кто другой.

— Будем надеяться, что все так и произойдет. Так что наслаждайся своим барбекю и радуйся жизни. Чао.


Джилл оставила на столе в гостиной для меня записку:

«Ушла в двенадцать пятнадцать, буду в пять вечера. Если задержусь, позвоню. Можно пригласить вас на обед? Джилл».

Я почитал «Санди Таймс» и посмотрел телевизор. Несколько раз я проверял свой мобильник, но никаких сообщений, в том числе и от Мертвеца Теда, не было, хоть он и обещал со мной связаться.

Было полшестого вечера. Джилл все не возвращалась, поэтому я послал ей на мобильный сообщение и заказал в номер пива.

В пять сорок восемь она позвонила:

— Извините, но у меня напрочь отсутствует чувство времени. Я вернусь около половины седьмого.

— Буду ждать вас в номере.

По-видимому, чувства времени у нее и впрямь не было, поскольку она приехала только около семи. Я уже хотел высказаться по этому поводу, но она протянула мне пакет из магазина «Барнис» и сказала:

— Взгляните.

В пакете я обнаружил мужскую рубашку. Учитывая то обстоятельство, что свою рубашку я не стирал уже три дня, она сделала этот подарок скорее не мне, а себе. Но я все равно был благодарен ей за заботу.

— Спасибо. Вы чрезвычайно предусмотрительны.

Она рассмеялась и сказала:

— Я догадалась, что вы прилетели из Йемена в той самой рубашке, которая на вас сейчас, поскольку вид у нее, скажем прямо, несколько помятый.

На самом деле от моей рубашки просто воняло. Я вытащил обновку из упаковки и с удивлением обнаружил, что она розового цвета.

— Приложите, — сказала она.

Я послушно приложил рубашку, а Джилл оглядела меня со всех сторон и сказала:

— Вам очень идет этот цвет. Он подчеркивает ваш загар.

Это был бы прекрасный цвет, если бы я вдруг решил сменить пол.

— А почему вы… вы действительно так думаете?

Она взяла рубашку и в одну секунду вытащила из нее все пятьсот булавок, после чего расстегнула на ней пуговицы и произнесла:

— Думаю, она вам как раз. Примерьте.

Рубашка была с короткими рукавами и шелковистой на ощупь. Я скинул с себя свою старую сорочку и облачился в новую — шелковую и розовую.

Джилл посмотрела на меня и сказала:

— Вы в ней выглядите просто потрясающе.

— Да и ткань такая мягкая. — Потом я спросил: — Кстати, муж оставил вам сообщение?

Она кивнула.

— И что он вам сказал?

Она вынула из сумочки телефон, выбрала в меню опцию «голосовая почта» и протянула его мне.

Я услышал произнесенные механическим голосом слова: «Сообщение получено в пятнадцать двадцать восемь». Потом заговорил мистер Уинслоу: «Джилл, это Марк. Я получил твое сообщение».

Его голос был совершенно бесцветным, и я, обнаружив, что цифровому устройству удалось его записать, удивился почти так же, как и в тот раз, когда увидел его фотографию.

«Меня очень тревожит твое поведение, Джилл, — продолжал Марк. — Очень. Поэтому прошу тебя перезвонить мне сразу же, как ты получишь это сообщение. Я должен знать, что с тобой и где ты сейчас находишься. Вообще этот внезапный отъезд кажется мне чрезвычайно легкомысленным поступком. Ты не позвонила мальчикам, и они, не дождавшись твоего обычного воскресного звонка, перезвонили мне. Я сказал им, что ты уехала к подруге, но в моем голосе, по-видимому, чувствовалось волнение, и они, как мне кажется, забеспокоились. Поэтому я прошу тебя срочно позвонить им. И не забудь позвонить мне, так как я тоже очень волнуюсь. Надеюсь поговорить с тобой после того, как ты получишь это сообщение».

Я ждал, что он скажет что-нибудь вроде «Я люблю тебя» или «Искренне ваш», но ничего подобного не последовало, и я, выключив телефон, передал его Джилл.

Некоторое время мы молчали, потом Джилл сказала:

— Я, конечно же, не перезвонила.

— Не понимаю, как вы устояли перед столь страстным призывом.

Она улыбнулась, потом ее улыбка растаяла, и она произнесла:

— Я не хочу причинять ему боль.

— Смею сказать, что он не показался мне человеком, испытывающим душевные муки, — заметил я. — Но вы его лучше знаете.

— Он еще три раза звонил мне с просьбой перезвонить.

Я обдумал ситуацию и решил, что Тед Нэш пока еще не наведывался с расспросами о Джилл. Поразмыслив еще немного, я пришел к выводу, что, возможно, Тед Нэш находился в комнате, когда Марк Уинслоу звонил своей жене.

Я спросил:

— Голос мужа не показался вам странным?

— Он всегда так разговаривает.

— А может быть, кто-то говорил ему, что́ он должен сказать. Представитель полиции или еще кто-то. Как вы полагаете?

Немного помолчав, она сказала:

— Это вполне возможно. Обычно он довольно редко вспоминает о наших мальчиках. — Она посмотрела на меня и добавила: — Я понимаю, что вы имеете в виду, но не уверена в этом.

— Ясно… — Потом меня посетила еще одна параноидальная мысль, но из разряда полезных. Если Тед Нэш отстает от меня на шаг, мне пока не о чем беспокоиться. Главное, чтобы он меня на этот самый шаг не опередил.

— Выпить хотите? — спросил я.

Мы выпили, потом Джилл предложила мне пойти в ресторан пообедать, но я настоял, чтобы еду нам принесли в номер. Во-первых, на улице я постоянно сталкиваюсь с тем, с кем мне не следует встречаться; а во-вторых, чем больше дверей отделяют тебя от возможного противника, тем лучше.

В ожидании заказа мы с Джилл немного поболтали. В частности, она сообщила мне, что положила кассету из видеокамеры в сейф отеля, и добавила, что никому не звонила и кредитной карточкой не пользовалась.

Она рассказала мне, что ходила в собор Святого Томаса на Пятой авеню, оттуда пошла в Метрополитен-музей, а потом заглянула в универмаг «Барнис». Выйдя из магазина, она полюбовалась на витрины дорогих магазинов на Медисон-авеню, после чего вернулась в отель. Если разобраться, типичное воскресенье в Нью-Йорке, но для Джилл Уинслоу этот день должен был стать незабываемым.

В восемь вечера мы уселись за освещенный свечами обеденный стол и приступили к еде под доносившуюся из динамиков музыкального центра негромкую музыку.

Несмотря на такой располагающий антураж, мы не предпринимали никаких попыток соблазнить друг друга. И это значительно облегчало дело. Я хочу сказать, что, хотя Джилл Уинслоу была весьма привлекательной женщиной, всему должно быть время и место. Мое время закончилось, когда я женился, ее же время в этом смысле только начиналось. Ко всему прочему, завтра должна была прилететь из Танзании Кейт.

Мы выпили вина, разоткровенничались, и Джилл рассказала мне о своих взаимоотношениях с Марком, а потом — вкратце — о своем двухлетнем романе с Бадом.

— Даже решив изменить мужу, я сделала это с человеком, которого, я знала, никогда не полюблю. Так безопаснее. Смыслом моей жизни была безопасность: безопасный секс, безопасный муж, безопасный брак, безопасные соседи, безопасные друзья…

— Не вижу в этом ничего плохого или необычного.

Она пожала плечами.

Потом, чуть позже, она сделала еще одно признание:

— У меня был роман и после Бада. Это произошло три года назад и длилось два месяца.

Мне не хотелось знать подробностей этого любовного приключения, Джилл тоже не сочла нужным что-то добавить.

Я заказал себе на обед стейк, но не потому, что мне так уж хотелось мяса, просто мне нужен был нож. Когда Джилл на минуту вышла из гостиной, я спрятал нож у себя в спальне.

Было десять вечера. Я извинился, сославшись на недостаток сна и слишком обильную после Йемена еду, и встал, чтобы пойти в свою комнату.

Мы пожали друг другу руки, потом я наклонился к ней и поцеловал в щеку.

— Вы настоящий боец. Мы с вами обязательно доведем это дело до конца.

Она улыбнулась и кивнула.

— Еще раз спасибо за рубашку, — сказал я. — Доброй ночи.

— Доброй ночи, — ответила Джилл.

В спальне я проверил свой мобильник, но никаких сообщений не было. Некоторое время я смотрел телевизор, потом достал кассету «Мужчина и женщина» и вставил ее в видеомагнитофон. Перемотав сексуальные сцены, я еще раз внимательно рассмотрел поднимавшийся с поверхности воды огненный столб. Я постарался настроиться скептически и дать увиденному другое объяснение, но у меня ничего не получилось. Как говорится, камера не лжет. Я отмотал пленку назад и снова просмотрел ее в надежде увидеть нечто, ранее мною не замеченное, что позволило бы по-другому интерпретировать все это. Но как я ее ни прокручивал — вперед, назад, в замедленном воспроизведении или на нормальной скорости, — результат был один: с воды поднималась самая настоящая боевая ракета, оставлявшая за собой огненный след с хвостом из белого дыма. И каждый раз, когда я просматривал пленку, ракета устремлялась к мигавшим сигнальным огням самолета. Потом — непосредственно перед взрывом — следовал огненный зигзаг; одновременно изменял направление и белый хвост дыма. Все это казалось вполне убедительным, хотя, признаться, я и без того уже давно был уверен, что увидел не что иное, как ракету, которая, перед тем как нанести удар, скорректировала траекторию полета.

Итак, загадка была разгадана.

Я вынул кассету из видеомагнитофона и сунул ее под матрас, а нож положил на стоявший у кровати столик. Потом я заснул, продолжая и во сне просматривать эту запись, хотя теперь вместо Бада на пляже находился я, а вместо Джилл — Кейт, которая стояла рядом со мной обнаженная и повторяла:

— Я же говорила тебе, что это была ракета. Теперь ты видишь?

Глава 49

Я проснулся без пятнадцати семь, вскочил с постели, достал из-под матраса кассету с фильмом «Мужчина и женщина» и довольно долго на нее смотрел. Потом я подошел к окну и бросил взгляд на Центральный парк. Я вообще не люблю понедельники, да к тому же и погода сегодня не слишком радовала: шел дождь, небо было затянуто плотными облаками. Я отвык от всего этого за сорок дней, проведенных в Йемене. Правда, снова оказаться там совсем не хотелось.

Приняв душ и побрившись, я надел бежевые слаксы и новую розовую рубашку. Если я увижу сегодня Теда Нэша и он хоть слово скажет по поводу моей обновки, я его убью.

Как бы то ни было, это был великий день. Мне предстоял разговор с Нэшем. Если он уже согласовал свои действия с Вашингтоном, существовала вероятность, что я встречусь кое с кем из их теплой компании. Я не раз задавался вопросом, кто придет на эту встречу и где она состоится, а также спрашивал себя, брать или не брать на нее эту кассету.

Я не большой любитель тусовок, но этой встречи ждал с нетерпением.

Предстоящий день можно было назвать великим еще и потому, что сегодня из Танзании возвращалась Кейт.

Я подумал и о той компании, которая будет поджидать ее в аэропорту. Вернее, о двух компаниях, перед которыми стояли совсем разные задачи. Но я знал, что Дом Фанелли сумеет разобраться с людьми, которые пытаются его задеть. Да и Кейт, как я узнал после свадьбы, тоже становилась настоящей фурией, когда кто-то становился у нее на пути.

К этому времени она должна была уже находиться в небе. В принципе вчера вечером я мог отправить ей сообщение по электронной почте и предупредить о том, что, возможно, произойдет в аэропорту. Но если за ней велось наблюдение — а такое вполне могло быть, учитывая мою встречу с Нэшем, — вполне вероятно, что все контакты отслеживались.

Одевшись, я посмотрел на себя в зеркало. Джилл была права: розовый цвет и впрямь выгодно оттенял мой загар.

Потом я прошел в гостиную. Джилл, облаченная в махровый белый халат, которые выдают в отеле «Плаза» всем постояльцам, пила кофе и читала газету «Нью-Йорк Таймс».

— Доброе утро, — сказал я.

Она подняла на меня глаза:

— Доброе утро. — И добавила: — Эта рубашка вам очень идет.

— Полагаю, она станет одной из моих любимых. Как вы спали?

— Плохо.

Я уселся за стол, налил себе кофе и сказал:

— Вчера вы пережили сильное потрясение.

— Это преувеличение.

Я пил кофе и изредка поглядывал на нее поверх чашки. Она казалось спокойной, но я не сомневался, что ситуация, в которой мы оказались, уже начала ее угнетать.

Я спросил:

— Вы подумали, что лучше бы вам было этого не делать?

— Напротив, мысль о том, что я сделала доброе дело, придала мне сил.

— В том, что вы сделали добро и находитесь на стороне добра, не может быть никаких сомнений.

Она настояла на том, чтобы позавтракать в номере, и мы стали изучать меню. Джилл сказала, что нужно как следует подкрепиться, и я с ней согласился.

Мы болтали, просматривали газеты и время от времени бросали взгляд на экран телевизора, где шла утренняя программа «Сегодня», которую вели Кэтти и Мэтт.

Принесли завтрак, после которого я почувствовал изжогу. Потом Джилл захотелось прогуляться, и она предложила мне пойти с ней, но я отказался.

— Я останусь в номере и буду ждать звонка, — сообщил я. — Намечается очень важная встреча. Если она состоится, вам, вероятно, придется пойти со мной. Звоните мне ежечасно, а свой телефон проверяйте каждые полчаса.

— А что это за встреча?

— Та, что должна была произойти пять лет назад.

Она кивнула.

— Вам не придется ничего говорить, — сказал я. — Вы будете просто присутствовать и все. А говорить буду я.

— Я и сама смогу все объяснить.

Я улыбнулся.

— Не сомневаюсь.

Она ушла к себе в спальню, оделась, потом снова вернулась в гостиную.

— Возможно, я пройдусь по магазинам. Вам что-нибудь нужно?

Мне нужен был «глок» сорокового калибра. Однако я сказал совсем другое:

— У меня кончилась зубная паста «Крест». — Я, конечно, соврал, но ей нужно было хоть чем-то заняться. — Купите также еще одну копию фильма «Мужчина и женщина»… Да, и прежде чем возвращаться в номер, обязательно позвоните из холла. — Потом я вынул из кармана ручку и написал на своей визитке номер мобильного телефона Дома Фанелли.

— Если меня вдруг здесь не окажется, позвоните по этому номеру детективу Фанелли. Он скажет вам, что делать дальше.

Она посмотрела на меня и спросила:

— Это и есть ваша армия ангелов?

Я никогда не назвал бы Дома Фанелли ангелом, тем не менее ответил утвердительно — при этом, правда, счел нужным добавить:

— Это ангел-хранитель. И если со мной что-нибудь случится, он будет вас оберегать.

— С вами ничего не случится.

— Надеюсь. Желаю вам хорошо провести время.

Она пожелала мне того же и ушла.

После ее ухода я подумал, что, возможно, было бы разумнее предложить ей остаться в отеле. Но я в свое время насиделся со свидетелями и знал, что если их все время держать на коротком поводке, то они вскоре чувствуют раздражение и даже начинают злиться. Кроме того, Нэшу и его людям будет труднее схватить нас за шкирку, если мы разделимся.

Я снова проверил свой мобильник, но никаких сообщений от Нэша или кого-либо еще не обнаружил.

Я позвонил на свой домашний автоответчик: там оказалось несколько сообщений, но ни одного от Нэша. Тогда я позвонил Дому Фанелли и спросил:

— Ну как? Ты все подготовил для того, чтобы как следует встретить в аэропорту ВИП-персону?

— Полагаю, да. Для этого мне пришлось обратиться к множеству людей, нести всякую околесицу и раздавать направо и налево невыполнимые обещания. Но двух парней в форме я уже нашел, а также договорился насчет патрульной машины. Мы встречаемся в три часа и будем на месте еще до того, как самолет Кейт приземлится.

— Звучит неплохо. Правда, тут у меня появилась одна мысль… Если федералы и в самом деле будут поджидать ее в аэропорту, они, вероятно, постараются перехватить ее до того, как она пройдет паспортный контроль. Ты сможешь пробраться туда, чтобы опередить их?

— Попробую… Я знаю кое-кого из полицейских, обслуживающих аэропорт… Короче, сделаю все, что смогу.

— Уж пожалуйста. Главное, не появляйся там слишком рано, а то эти парни вызовут подкрепление и тебе придется вступить в стычку с федералами, и еще неизвестно, кто из вас одержит верх. Все должно выглядеть как операция задержания. Врываетесь, хватаете объект под руки и сматываетесь оттуда, прежде чем другая сторона успеет отреагировать.

— Ты, Джон, делаешь и без того непростое дело еще более сложным.

— Я не сомневаюсь, что оно тебе по силам. Если у них нет на нее федерального ордера, она, конечно же, поедет с тобой, поскольку хорошо тебя знает.

Дом расхохотался.

— Думаешь? Она же меня терпеть не может.

— Она тебя нежно любит. Однако если в аэропорт прикатит один из ее боссов, ситуация может еще более осложниться. Но я уверен, ты сможешь убедить Кейт, что тебя прислал ее любящий муж.

— Она, конечно, твоя жена, Джон, но еще и федеральный агент. Что у нее на первом месте, как ты думаешь?

Хороший вопрос.

Я сказал:

— Дай ей понять, в чем дело, но постарайся ограничиться намеками, чтобы те, кому этого знать не следует, не поняли, что к чему. В конце концов, позвони мне, уж я-то сумею вправить ей мозги. Если федералы будут упорствовать, пригрози им арестом за противодействие офицеру полиции, находящемуся при исполнении. Ясно?

— Ясно-то ясно, но ведь мы с тобой знаем, что все это дерьмо собачье. У меня и моих парней нет никаких законных оснований там находиться.

— Хочешь, чтобы я с тобой поехал?

— Ну уж нет. Предоставь это мне. — Помолчав несколько секунд, он сказал: — Что бы ни произошло в аэропорту, главное — доставить Кейт в отель. Я правильно понимаю?

— Правильно. И еще очень важно, чтобы за вами не было «хвоста».

— Оторваться от федерала ничего не стоит.

— Не спорю, — сказал я. — Но надеюсь, ты понимаешь, почему это так важно?

— А как же? Ты собираешься завалиться с Кейт в постель не позже шести тридцати вечера.

— Ты угадал. Смотри не подведи меня.

Он рассмеялся, потом спросил:

— Как там поживает миссис Уинслоу? Она как — ничего?

— Милая старая леди.

— Ей всего-навсего тридцать девять. Так как она все-таки выглядит?

— Симпатичная.

— А что вы делали вчера вечером в отеле?

— Обедали.

— И больше ничего?

— Мы оба семейные люди и глупостями не занимаемся.

— Концепция — ничего не скажешь. Но что подумает Кейт, когда поймет, что ты живешь в одном номере со звездой «Секса на пляже»?

— Послушай, Дом, прочисти наконец мозги.

— Какой-то ты стал скучный… И как только эта дама тебя терпит? Кстати, где она сейчас?

— Прогуливается. На тот случай, если в «Плазе» вдруг запахнет жареным, я дал ей номер твоего мобильника.

— Ты уверен, что тебе в отеле не нужна поддержка?

— Пока не требуется. Мы здесь инкогнито, никто нас не запеленговал, и за нами нет слежки. Но мне понадобится сопровождение, когда я отправлюсь на встречу с федералами. Сегодня или завтра.

— Только предупреди меня заранее, — сказал Дом. — На этот раз, партнер, ты действительно по уши в дерьме.

— Думаешь?

— Тут и думать нечего. Конец связи.

— Не забудь мне позвонить, когда Кейт окажется в твоей машине.

— Не забуду. Чао.

Я снова проверил свой мобильник — ничего.

Дождь прекратился, но небо все еще было обложено облаками. Я уселся в кресло и настроился на долгое ожидание.

Пришла и ушла уборщица. Я позвонил и заказал себе кофе.

Каждый час, как и обещала, звонила Джилл. Я говорил ей, что новостей пока нет, она же рассказывала мне о том, чем занимается. В основном она ходила по музеям, правда, заглянула и в магазин: купила зубную пасту «Крест» и кассету с фильмом «Мужчина и женщина». Сообщив мне об этом, она сказала:

— Звонил Марк. Раз пять. И всякий раз оставлял сообщение. Мне ему позвонить?

— Позвоните. И попытайтесь выяснить, приходили ли к нему люди из ФБР. Другими словами, попробуйте узнать, что ему известно и поверил ли он в вашу историю о желании отдохнуть от дома и побыть в одиночестве. Ясно?

— Абсолютно.

— Проверьте заодно, на работе ли он. Ведь он работает в Сити, не так ли?

— Да. В Нижнем Манхэттене.

— Позвоните ему на работу, — сказал я, — разведайте обстановку, но о себе ничего не сообщайте.

— Да пошел он к черту! — неожиданно воскликнула Джилл, немало меня удивив.

Я улыбнулся и сказал:

— Обязательно мне потом перезвоните. И помните: говорите по мобильнику не более пяти минут и сразу выключайте. Кроме того, не звоните ему из телефона-автомата, потому что у него сработает определитель номера и он догадается, что вы находитесь на Манхэттене. Понятно?

Было полпервого дня. Я снова включил мобильник и на этот раз обнаружил сообщение. Голос Теда Нэша произнес: «Джон? Это Тед. Мне нужно с тобой поговорить. Позвони мне». Он оставил мне свой номер и отключился. Я поудобнее устроился в кресле и набрал номер, названный мистером Тедом Нэшем.

Мне ответили сразу:

— Нэш.

Я представился:

— Кори.

Последовала секундная пауза, потом Нэш сказал:

— Я звонил тебе, как и обещал, чтобы договориться о встрече.

— О встрече?.. Ах да! И какие же у тебя планы?

— Завтра у меня будет свободное время.

— А сегодня?

— Лучше завтра. Разве ты не поедешь в аэропорт встречать Кейт?

— А разве она сегодня прилетает?

— Я думал, ты знаешь, — ответил Нэш.

Мы с Тедом выделывали различные словесные па, пытаясь в это время понять, какой информацией располагает противник и кто из нас двоих в данный момент ведет.

— Завтра так завтра, — согласился я.

— Лучше утром, — произнес Нэш.

— Утро мне тоже подходит, — сказал я. — Кстати, ты должен привести с собой известных тебе людей.

Прежде чем он ответил, прошло не менее двух секунд.

— Думаю, джентльмена я доставлю.

— А леди? — спросил я.

— Мне кажется, я знаю, где она. Так что, вероятно, она тоже будет присутствовать на встрече. Но мужчина явится обязательно и подтвердит каждое мое слово.

— А кто мне докажет, что этот парень не работает на ЦРУ? Может, это какой-нибудь очередной неудавшийся актер?

Он спросил:

— А может, нам стоит попытаться хоть немного доверять друг другу?

— Сколько детекторов лжи вы готовы с собой привезти?

Он не ответил на мой вопрос и в свою очередь спросил:

— Ты сейчас где?

— Дома, — соврал я. Он знал, что я вру, поскольку в это время в моей квартире почти наверняка сидела группа захвата.

— Я звонил тебе на квартиру несколько раз, но никто не снял трубку.

— Я не отвечаю на звонки, — сказал я. — А ты-то сам где?

— В своем офисе. Бродвей, двести девяносто.

— Ты нашел свою пушку? — спросил я.

Он промолчал, поэтому я задал следующий вопрос:

— А с пляжа нормально добрался? Тебе не следовало вести машину с травмой головы.

Он не ответил мне «Иди к черту!..» или «Пошел в задницу!», но я знал, что в этот момент он кусает губы или ломает карандаш. Кроме того, у меня сложилось впечатление, что он был не один, поскольку во время разговора чрезмерно осторожничал и не позволял себе непарламентских выражений.

Он спросил:

— Как ты себя чувствуешь?

— Отлично. Но мне уже пора заканчивать разговор — вдруг кто-то пытается засечь мой мобильник.

— Кому это может понадобиться?

— Террористам. Моей матери. Бывшим подружкам. Так сразу и не скажешь.

— Тогда перезвони мне с домашнего телефона.

— Далеко идти. Он стоит в другой комнате. Давай лучше договоримся о месте и времени.

— Ладно, — сказал Тед. — Кто от тебя будет на встрече?

— Я.

— Может, кто-нибудь еще?

— Мне никто не нужен, — сказал я. — Но я хочу, чтобы с твоей стороны присутствовали ты, Лайэм Гриффит и тот парень, который снялся в известном тебе видеофильме. Позвони также Джеку Кенигу, если ты этого не сделал, и настоятельно попроси его прийти. Да, не забудь ему сказать, чтобы он прихватил с собой капитана Стейна. Выясни также, не захочет ли явиться мистер Браун.

— Кто это?

— Сам знаешь кто. И пригласи еще кого-нибудь из офиса генерального прокурора.

— Это еще зачем?

— Сам знаешь зачем.

Тед Нэш позволил себе пошутить и сказал:

— Думаю, не стоит раздувать эту историю до федеральных масштабов. Это будет встреча из разряда неформальных, во время которой мы обсудим волнующие нас проблемы и решим, как быть дальше. Надо сказать, это мероприятие затевается большей частью для того, чтобы удовлетворить твое любопытство и убедить тебя в том, что все рассказанное мною на пляже правда и за этим делом не кроется ничего большего. — Помолчав, он добавил: — Просто мы решили сделать одолжение тебе, Джон, вот и все.

— Ясно. Видно, я заработался, поскольку не понимаю очевидных вещей.

— Это твои проблемы. — Помолчав, Нэш спросил: — Ты не думал о том, чтобы взять с собой на эту встречу Кейт?

— Нет. Она не имеет ко всему этому никакого отношения.

— Это не совсем так, но если ты хочешь ее выгородить — твое дело. Это можно понять.

— Как ты думаешь, Тед, есть вероятность того, что этот разговор записывается?

— По закону телефонные разговоры нельзя записывать, не поставив предварительно абонента в известность.

— Ах вот как! Ну почему я все время забываю о таких вещах? — воскликнул я. — Просто мне показалось, что ты какой-то слишком уж сдержанный. Я прямо не узнаю старину Тедди.

Он несколько секунд молчал, потом произнес:

— Задница ты, Кори, вот что я тебе скажу.

— Ну наконец-то! — воскликнул я. — А то я уж начал было за тебя беспокоиться. Впрочем, должен тебе заметить, что ты тоже та еще задница. Итак, задница, в какое время состоится встреча?

— Скажем, в восемь-восемь тридцать. Мы можем встретиться у нас в офисе. Ты ведь знаешь это место.

— Еще бы! Обычно оттуда выходит куда меньше людей, чем заходит.

— Только не надо мелодраматических заявлений, — сказал Нэш. — Ну а что ты скажешь относительно офиса в ОАС? Это достаточно безопасное для тебя место? Или ты у нас помешан на безопасности?

Я мысленно послал его к черту и стал думать о месте встречи. Поскольку Кейт вот-вот должна была вернуться, она наверняка настояла бы на участии в ней — даже несмотря на мое нежелание втягивать ее в это дело. Но заботиться о прикрытии мне предстояло в любом случае, и я решил, что для Джилл будет лучше, если Кейт придет вместе с ней. Я вспомнил наш с Кейт последний вечер перед разлукой и сказал:

— А что ты скажешь относительно «Уорлд-бара» во Всемирном торговом центре? Пусть эта встреча будет обставлена как деловой завтрак.

Нэш сказал:

— Не слишком ли это людное место для того, что мы будем обсуждать?

— Ты же сам только что сказал, что встреча будет носить неформальный характер, станет, так сказать, одолжением, которое вы мне делаете. Так в чем же проблема?

— Все в том же. Там слишком людно.

— Я начинаю подозревать, что у тебя нечестные намерения, Тед.

— У тебя просто очередной приступ паранойи.

— Послушай, разве я не согласился встретиться с тобой ночью на пустом пляже? Это даже не паранойя — это совершеннейшая глупость. Но на этот раз хочу поступить как умный человек. — Я помолчал. — К тому же и вид оттуда отличный.

— Я настаиваю, чтобы все происходило в офисе. Любом офисе. Кенига, Стейна… в каком скажешь.

— По-моему, ведя эти разговоры, ты просто затягиваешь время. Уж не пытаешься ли ты, случаем, засечь мой телефон? Короче, увидимся завтра в «Уорлд-баре» Всемирного торгового центра в восемь часов тридцать минут. За завтрак платишь ты. — Я повесил трубку и мысленно назвал его задницей.


День казался бесконечным. Совсем скоро в аэропорту Кеннеди должна была сойти с самолета моя жена, а мой главный свидетель все еще разгуливал по улицам.

Наконец Джилл позвонила и сказала:

— Я говорила с Марком. Он сказал, что федералы приходили к нему в офис и спрашивали, где я.

— Когда это было?

— Он не сказал.

Я подозревал, что в действительности они побывали у него дома еще вчера, потому-то он так и разволновался и стал названивать Джилл. Кроме того, я вовсе не был уверен, что мистера Уинслоу навестили федералы. Скорее это были люди из ЦРУ с удостоверениями ФБР.

— Они не сказали мужу о цели своего визита, — продолжала Джилл, — сообщили лишь, что я являюсь свидетельницей по одному делу и им необходимо со мной поговорить.

— Он спросил вас, что это за дело?

— Спросил. И я все ему рассказала. И про нас с Бадом, и про взрыв, и про видеопленку.

— И как он на это отреагировал?

— Как вы понимаете, не слишком хорошо. Но пять минут, о которых вы мне говорили, истекли, и я выключила телефон.

— Я прошу вас вернуться в отель. Немедленно. И не включайте больше мобильник.

— Буду через четверть часа.

Дело приняло неожиданный оборот. С другой стороны, не было ничего плохого в том, что Тед Нэш узнал о встрече Джона Кори со свидетельницей Джилл Уинслоу. Пока он не выяснил, где мы скрываемся, это нам ничем не грозило. Если разобраться, у Теда был очень плохой день. Я был уверен, что его телефонный разговор с неизвестным мне лицом, организовавшим этот заговор и разработавшим операцию прикрытия, проходил на повышенных тонах.

При всем при том Тед Нэш считал, что еще может изменить ситуацию в свою пользу. Для этого у него были две возможности: или арестовать нас с Кейт в аэропорту Кеннеди, или отыграться на мне завтра — на той самой встрече, о которой мы договорились.

Как он, должно быть, суетился, бедняга, пытаясь расстроить мои планы, отыскать меня и миссис Уинслоу, помешать нашей встрече…

Я не сомневался в одном: когда он узнает, что пленка находится в моих руках, им овладеет страстное желание провалиться сквозь землю, вернее, вернуться в состояние небытия, в котором он еще недавно пребывал.

Я проверил свой мобильник и обнаружил сообщение от объекта своих размышлений. Я сразу же перезвонил Нэшу, и он сказал мне:

— Я тут поговорил кое с кем и готов подтвердить, что встреча, намеченная на завтра, состоится при любых условиях.

В его голосе слышалась озабоченность, чего не было, когда мы беседовали в прошлый раз. Очевидно, люди, с которыми он говорил, выразили недовольство развитием ситуации.

— Я приду. Не сомневайся.

Он спросил:

— А что… что бы ты хотел обсудить?

— Да что угодно. Я готов обсуждать любую проблему, связанную с этим делом.

— Тогда позволь задать тебе вопрос: ты располагаешь свидетельствами, которые могли бы привести к пересмотру дела?

— Например?

— Я тебя спрашиваю.

— Возможно, кое-что у меня есть. А что?

— Значит, ты привезешь эти… гм… предметы завтра с собой?

— Если ты на этом настаиваешь.

— Это было бы здорово, — сказал он и спросил: — А свидетели с твоей стороны будут?

— Возможно.

— Мы будем приветствовать появление любого свидетеля с твоей стороны.

— Ты что — зачитываешь мне сценарий завтрашней встречи?

— Нет. Просто хочу довести до твоего сведения, что ты можешь взять с собой кого только захочешь.

— Значит, против гостей возражений не будет?

Я живо представил себе, как от злости он сломал очередной карандаш. Голос у него, однако, почти не изменился:

— Да. Ты можешь захватить с собой любые свидетельства и всех людей, которые, как ты считаешь, могут выступить свидетелями по этому делу. — Помолчав, он добавил: — В Северной башне есть офисы, так что при желании можно будет перейти туда.

Я решил окончательно испортить ему этот день и сказал:

— А вдруг я захочу представить какие-нибудь видеоматериалы? Надеюсь, у вас найдется соответствующая аппаратура? — Мне лишь оставалось сожалеть, что в этот момент я не мог видеть его лица.

Помолчав, он сказал:

— По-моему, ты блефуешь.

— Считай, что блефую, если тебе так удобнее. Но на всякий случай раздобудь телевизор и видеомагнитофон.

Он опять на время заткнулся, потом произнес:

— Говорю же тебе — пленка была уничтожена.

— Ты лжешь. Она была только стерта.

— Откуда тебе об этом известно?

— Сам знаешь откуда.

Нэш сказал:

— По-моему, ты меня разыгрываешь.

Я спросил:

— Ты смотрел французский фильм «Мужчина и женщина»?

Я ждал пока в голове у него провернутся соответствующие шестеренки. Но он молчал, поэтому я заговорил снова:

— Подумай об этом. — Тут я не удержался и добавил: — Вы с Гриффитом кое-что проглядели и в результате наступили на собственные яйца.

Перед моим мысленным взором предстал Нэш, сидевший в комнате, полной людей, взгляды которых в этот миг были устремлены на него. Если там находились Гриффит и мистер Браун, то они, возможно, в этот миг тыкали друг в друга пальцами.

Нэш сказал:

— Или эта дама очень умна, или она здорово поумнела после того, как пообщалась с тобой.

— Ну, мы-то с тобой знаем, что я далеко не дурак. Так вот, хочу тебя заверить, что в мыслительных способностях этой леди я не сомневаюсь. Что же касается тебя, Тед, и твоих приятелей, то с некоторых пор у меня появились кое-какие сомнения на этот счет.

Тед, приоткрыв темную сторону своей натуры, произнес:

— Иногда, когда мы совершаем ошибки, нам приходится зарывать их глубоко в землю.

— Раз уж ты затронул эту тему, скажи: когда я могу ожидать твоего следующего ухода в небытие? Завтра? Или теперь это будет происходить ежегодно?

Нэш удивил меня, спросив:

— Радуешься, да?

— Радуюсь.

— Что ж, радуйся, пока можешь.

— Желаю тебе того же. Извини, мне пора идти.

— Погоди. Как по-твоему, что произойдет после встречи? На какой результат ты рассчитываешь?

— Я рассчитываю на справедливость.

— А чего ты хочешь для себя лично? Или для Кейт?

— По-моему, ты предлагаешь мне взятку.

— Я говорю о компромиссе. Не желаешь обсудить такую возможность? Чтобы всем было хорошо?

— Нет.

— А что, если мы сообщим тебе причину? Почему мы сделали то, что сделали? Ты готов воспринять картину происшедшего не с точки зрения обывателя, а во всей ее полноте, учитывая связанные с этим делом глобальные интересы?

— Знаешь что? Мне плевать, зачем все это было, так что можешь засунуть свои глобальные интересы себе в задницу. Твои приятели могут говорить что угодно. Это не изменит моего убеждения в том, что все сделанное вами незаконно, несправедливо и аморально. Что это было? Случайное попадание американской ракеты? Атака террористов? Воздействие «лучей смерти» инопланетян? Чем бы это ни было, правительство обязано дать американским гражданам прямой и честный ответ о причинах случившегося. Вот результат, которого я жду от этой встречи.

— Вы, мистер Кори, явно хотите прыгнуть выше собственной головы, — сказал Нэш.

— А вы, мистер Нэш, в дерьме по самую задницу, — сказал я. — Похоже, мой аппарат пытаются запеленговать. Так что до скорой встречи. — Я отключил мобильник, направился к бару и достал из него банку пива.

Тед Нэш был мастером по части манипулирования людьми. Он мог одновременно грозить смертью, склонять к компромиссу, умасливать, предлагать взятки — и все для того, чтобы добиться своей цели. В данном случае его главной задачей было уничтожить улику, а после этого, возможно, и меня, и Джилл Уинслоу, и даже, не исключено, Кейт.

И этот парень нравился моей жене. Я, конечно, знал, что многие женщины предпочитают плохих парней, но Тед Нэш был не просто плохим. Если продолжить сравнение, то он напоминал мне вампира: иногда он бывал обаятельным, очень часто внушал страх, но при этом всегда оставался злодеем. И теперь он восстал из могилы, чтобы убить любого, кто мог раскрыть его зловещие секреты.

Так что совершенно не важно, что произойдет завтра или послезавтра. Этот парень не успокоится и не будет чувствовать себя в безопасности, пока не убьет меня.

И я испытывал по отношению к нему точно такие же чувства.

Глава 50

Вернулась Джилл и принесла с собой несколько пластиковых пакетов с покупками. В одном из них лежала зубная паста «Крест», а в другом — коробка с фильмом «Мужчина и женщина».

Она села на диван, сбросила туфли и положила ноги на диванную подушку.

— Я не привыкла так много ходить, — сказала она.

— Если вы будете жить на Манхэттене, ходить вам придется довольно много.

Джилл улыбнулась и спросила:

— Полагаете, Марк при разводе не отдаст мне машину?

— Спросите у него сами, — ответил я.

Она находилась в приподнятом настроении, и это меня радовало. Я знал, что начало новой жизни всегда вдохновляет, отрезвление же приходит позже. Поэтому пора было приниматься за инструктаж. Я придвинул к дивану стул, сел напротив и сказал:

— Завтра в восемь тридцать утра важная встреча. Будут говорить о вас, сделанной вами видеозаписи и обо всем, что с этим связано.

Джилл кивнула.

Я продолжил:

— На встрече будет присутствовать Бад Митчелл.

— Понятно. И вы бы хотели, чтобы я тоже пришла.

— Хотел бы.

Секунду подумав, она сказала:

— Если вы этого действительно хотите, я приду. Кто еще будет присутствовать?

— Я, разумеется. Возможно, Кейт. Другую сторону будут представлять Тед Нэш и Лайэм Гриффит. Они допрашивали вас пять лет назад. Третий человек, которого вы тогда видели, мистер Браун, может на встречу и не явиться.

Джилл кивнула и сказала:

— Мне не очень-то понравился Тед Нэш.

— Он мало кому нравится. Я его тоже терпеть не могу. — Увы, он нравился Кейт, но я надеялся, что теперь это долго не продлится. Помолчав, я добавил: — Я также высказал пожелание, чтобы на встрече присутствовали мой босс Джек Кениг и, возможно, капитан полиции Дэвид Стейн.

— А они на чьей стороне? — спросила Джилл.

— Хороший вопрос, — сказал я. — Я рассматриваю эту встречу как матч между двумя командами: ангелов и демонов. Кое-кто до сих пор не определился с выбором, поэтому возможны переходы отдельных игроков из одной команды в другую. Но капитан демонов Тед Нэш никогда не перейдет на сторону ангелов. Все остальные с нетерпением ждут начала этой встречи, чтобы посмотреть, чем закончится матч.

— А кто капитан ангелов?

— Я.

Она улыбнулась и сказала:

— В таком случае я буду играть за вашу команду. Ваша жена, разумеется, тоже.

— Разумеется, — подтвердил я. — Я также предложил, чтобы на встрече присутствовал представитель генерального прокурора, который будет выступать в роли судьи. Продолжая аналогию, добавлю, что на этой встрече будет много зрителей. Это, однако, не означает, что они не захотят принять участие в игре. — Посмотрев на нее, я осторожно произнес: — Как вы понимаете, мячом в этой игре будет ваша видеопленка.

Несколько секунд она хранила молчание, потом сказала:

— До сих пор не могу понять, в чем проблема. Самолет был сбит, и люди, забравшие у меня стертую пленку и потом ее восстановившие, не могут об этом не знать. Кому нужно держать эти сведения в секрете? И зачем?

— Этого я не знаю.

— Мы узнаем об этом завтра?

— Мне неизвестно, почему так случилось, но не это главное. Нам никогда не скажут, кто за всем этим стоял. Но сейчас все это не столь важно — почему или кто. Самое главное, чтобы ваша пленка, ваши показания и показания Бада стали достоянием гласности. Все остальное так или иначе само собой выплывет на поверхность.

Она кивнула, но потом спросила:

— Они наверняка используют Бада, не так ли?

— Они сделают так, как захотят, а Бад сделает все, что они скажут.

— А как же с обещанием не упоминать наши фамилии в случае, если мы ответим на все их вопросы, которое нам было дано пять лет назад?

— С тех пор многое изменилось, — сказал я. — Но вам не стоит беспокоиться о Баде — он ведь о вас не беспокоится.

— Я знаю.

— Не чувствуйте себя виноватой и не смущайтесь, когда завтра с ним встретитесь. Чтобы победить в этой игре, необходимо сохранить бойцовский дух.

Она перевела взгляд на свои ноги, лежавшие на диванной подушке, и спросила:

— Вы покажете завтра видеозапись?

— Возможно, но ни вам, ни Баду не обязательно при этом присутствовать.

Она кивнула.

Я добавил:

— Эта встреча состоится в публичном месте — в «Уорлд-баре» Всемирного торгового центра. Оттуда мы, возможно, перейдем в офис Северной башни, чтобы увидеть запись. — Я внимательно на нее посмотрел. Эта женщина все отлично понимала, но развод, необходимость предстать перед публикой и многое другое казались ей пока чистой воды абстракцией. Когда же дело дойдет до конкретных вещей — поездки в «Уорлд-бар», встречи с другой стороной, взаимных представлений, обсуждения определенных вопросов и тому подобного, — ей придется основательно поволноваться. — Поначалу вам, возможно, будет очень тяжело, но не забывайте, что правда на нашей стороне и после этой встречи добро обязательно победит зло.

— Я знаю.

— Вам нужно иметь в виду кое-что еще. Скажу прямо: встреча, которая состоится завтра, может представлять немалую опасность для всех нас.

Она молча подняла на меня глаза.

Я пояснил:

— Эти люди загнаны в угол, а потому готовы на все, лишь бы не допустить огласки. Самое удобное время для того, чтобы заткнуть нам глотки, — завтра. Мы можем стать жертвами провокации или даже подвергнуться нападению до начала встречи, во время нее или после ее окончания. Это понятно?

Она кивнула.

— Я, конечно, предприму кое-какие меры предосторожности, но предупреждаю, что нужно быть готовыми ко всему. Будьте начеку, держитесь поближе ко мне, Кейт или Дому Фанелли. Даже в туалет без Кейт не ходите. Вам все ясно?

— Абсолютно… — Она посмотрела на меня и спросила: — Но почему мы не можем привлечь средства массовой информации?

— Послезавтра журналисты сами начнут нам названивать. Но сейчас… Видите ли, в моей работе есть одно неписаное правило: ни в коем случае не обращаться к журналистам. В том учреждении, где я работаю, такого еще ни разу не случалось. — Я улыбнулся. — Для нас это хуже, чем предательство или участие в заговоре.

— Но…

— Прошу вас, доверьтесь мне. К концу недели к вашим услугам будут все средства массовой информации. Репортеры будут ходить за вами толпой, и вы не отвяжетесь от них до конца жизни.

— Хорошо, я вам верю.

— Завтра или послезавтра Кейт ознакомит вас с программой защиты свидетелей, а также возможностью смены имени и фамилии, если, конечно, у вас возникнет такое желание.

Я встал со стула и сказал:

— Мне необходимо сделать один звонок. От вас у меня секретов нет, так что не уходите.

Я включил мобильник и набрал номер.

— Это мой босс Джек Кениг, — пояснил я Джилл.

Кениг взял трубку.

— Кори?

— Я вернулся.

— Гм… И как вы себя чувствуете? Как вам понравился Йемен?

— Это неописуемо, Джек. Хотел поблагодарить вас за предоставленную мне возможность посетить эту страну.

— Что ж, я рад, что вы вернулись. Слышал, вы неплохо там поработали.

— В таком случае вас неверно информировали. Хорошая работа там не поощряется.

Кениг произнес:

— Я не привык к таким откровениям.

— И это очень плохо, Джек. Если мы будем до конца откровенны друг с другом, тогда, возможно, нам удастся решить многие наши проблемы.

— Все мы работаем в меру наших способностей и делаем то, что можем.

— Нет, не делаем. Впрочем, я звоню вам совсем подругой причине.

— По какой же?

— Вы в последнее время слышали что-нибудь о Теде Нэше?

— Нет… Я… Признаться, я не понимаю, о чем вы говорите. Ведь Тед Нэш умер.

— Ничего подобного — и вам это известно.

В трубке повисло молчание, потом Кениг спросил:

— Где вы сейчас находитесь?

— Джек, не тратьте зря те пять минут, которые я могу посвятить разговору с вами, не опасаясь, что меня засекут. Еще раз прошу вас ответить на мой вопрос: вы получили информацию от Теда Нэша?

— Получил.

— Вы придете?

Он не ответил и сказал:

— Прежде всего мне не нравится ваш тон. Во-вторых, мне кажется, что если раньше ваша карьера была под вопросом, то теперь она закончилась. И в-третьих: я отдал вам официальный приказ…

— Ответьте на вопрос: вы каким-то образом связаны с этим делом?

— Нет.

— Считайте, что связаны, поскольку разговариваете сейчас со мной.

— Что вы, черт вас возьми, себе позволяете?

— Джек, пока вы еще можете присоединиться к тем, кто стоит на стороне закона. В противном случае, клянусь, вы закончите свои дни в тюрьме.

— Я… не понимаю, о чем вы говорите.

— Что ж, вы или настолько глубоко увязли в этом деле, что вам уже не выбраться, или ждете, чем все закончится. Но если вы не успеете принять решение к половине девятого утра, ваш пароход может уйти, а следующий отвезет вас прямо в тюрьму.

— Кори! Вы в своем уме?

— Послушайте, я даю вам шанс выбраться из всего этого дерьма, поскольку вы мне нравитесь и я вас уважаю. Единственное, что вам нужно сделать, — это переговорить с вашими боссами в Нью-Йорке и Вашингтоне, все взвесить и принять верное решение. Мне бы очень хотелось увидеть вас на завтрашней встрече, еще мне хотелось бы, чтобы вы встали на сторону справедливости.

Он замолчал, очевидно лихорадочно обдумывая мои слова. Это было не таким-то простым делом, если учесть, что всего несколько минут назад его мысли занимало совсем другое.

Наконец он сказал:

— Я приду.

— Отлично. Только не забудьте надеть нимб. И приведите с собой Дэвида Стейна.

На прощание он произнес:

— У вас, Кори, всего пятьдесят шансов из ста на то, что вам удастся провести эту встречу. И примерно столько же на то, чтобы благополучно вернуться домой.

— Ставлю десять к одному, что шансов у меня куда больше, чем вы думаете.

— Я вам не угрожаю. Просто предупреждаю. Вы знаете, я всегда уважал вашу честность и ваш профессионализм… да и как человек вы были мне весьма симпатичны.

Ни о чем таком я никогда не подозревал, но был рад, что ветер сменил направление, чего я, собственно, и добивался, поэтому сказал:

— Я испытываю те же чувства по отношению к вам, Джек. Сделайте доброе дело. Это никогда не поздно.

Он промолчал.

Тогда я сказал:

— Мне пора идти. Но напоследок хочу сообщить вам кое-что еще.

— Что именно?

— Та чертова пленка все-таки существовала — как и та чертова ракета, сбившая самолет.

Он ничего на это не ответил, лишь повторил:

— Я рад вашему возвращению, Кори.

— Благодарю вас, сэр. Думаю, вам тоже пора возвращаться домой. — С этими словами я отключил мобильник.

Джилл посмотрела на меня и сказала:

— Вы всегда так разговариваете с вашим боссом?

— Только когда держу его за яйца.

Она расхохоталась.


Был примерно час дня, когда нам в номер принесли легкий ленч. Каким-то образом я поддался на уговоры Джилл и заказал салат из трех видов зеленых листьев, которые сжевал без соуса и соли, запив минеральной водой. На мой взгляд, этот салат вполне гармонировал с розовой рубашкой, подаренной Джилл.

Джилл проверила свой мобильник и обнаружила два сообщения. Прослушав их, она передала телефон мне. Первое сообщение было от Теда:

«Здравствуйте, миссис Уинслоу. Это Тед Нэш, с которым вы встречались пять лет назад. Насколько я понимаю, дело, которое мы тогда обсуждали, приняло новый оборот. И вы должны иметь в виду, что наше соглашение может быть аннулировано, поскольку вы передали известные вам сведения лицу, не уполномоченному вести это расследование. Нам необходимо обсудить эту проблему, прежде чем вы скажете или сделаете что-нибудь такое, что может скомпрометировать как вас, так и вашего друга. — Нэш сообщил миссис Уинслоу номер своего мобильного телефона и добавил: — Пожалуйста, позвоните мне сегодня же, это очень важно».

Я посмотрел на Джилл, а она на меня. Потом я сказал:

— Очень хорошо, что капитан демонов изъявил желание поговорить с вами.

Джилл улыбнулась.

Второе сообщение было от Бада:

— Джилл, это Бад. У меня в офисе состоялась чрезвычайно неприятная встреча в связи с тем, что произошло пять лет назад. Как ты помнишь, мы дали обещание друг другу и еще нескольким людям, что будем держать все это в секрете. В ответ они пообещали, что наши близкие ничего не узнают. И вот теперь мне сообщили, что ты собираешься сделать эту информацию достоянием гласности. Но ты не имеешь права так поступать, Джилл, и прекрасно знаешь почему. Если тебе наплевать на меня и даже на себя, подумай о своих детях, о Марке, а также об Арлин, к которой, я знаю, ты хорошо относишься, подумай о моих детях. Все это может иметь катастрофические последствия для множества ни в чем не повинных людей. Что случилось, то случилось, это уже в прошлом. И независимо от того, что ты сообщишь об этом деле другим людям или же средствам массовой информации, я скажу, что ты лжешь. И еще одно, Джилл: если ты сделала копию с той пленки, ты должна ее уничтожить.

Бад продолжал говорить… его голос дрожал от волнения, в нем слышались панические нотки. Этот парень был полным дерьмом. Но справедливости ради стоит заметить, что привычная жизнь этого человека и впрямь грозила рухнуть, а он, как и большинство мужей, изменяющих своим женам, не был готов платить за это столь высокую цену.

Свое сообщение Бад закончил словами:

— Прошу тебя, Джилл, позвони мне. Во имя собственного блага и блага наших семей.

Признаться, я думал, что он закончит чем-нибудь вроде «Береги себя» или «Я все еще думаю о тебе», но он ограничился коротким «Пока».

Я выключил мобильник и посмотрел на Джилл. Мне вдруг пришло в голову, что два главных мужчины в ее жизни оказались настоящими мерзавцами, и я сказал:

— Типичный представитель мужского пола, звонит женщине только тогда, когда ему от нее что-нибудь нужно.

Она улыбнулась и сказала:

— Пойду прилягу ненадолго.

Я встал со стула.

— Поверьте, что давление, которое сейчас пытаются на вас оказать, прекратится сразу же, как только вы выступите с официальным заявлением.

Джилл ответила:

— Я не чувствую давления — только разочарование… в Марке, в Баде… Но я это предвидела.

— Возможно, оба они со временем поймут, что вы не могли поступить иначе. Возможно также, они попытаются опровергнуть ваши показания.

— Меня это мало волнует. — Джилл улыбнулась. — Итак, до встречи. — Она повернулась и направилась к себе в спальню.

Подойдя к окну, я посмотрел на Центральный парк. Небо, как ни странно, расчистилось, и на аллеях появились люди.

Я выпустил дракона на волю, натравив его на Теда Нэша и его приятелей. Они же изо всех сил старались вновь загнать его в клетку, убить или использовать против меня.

Первыми жертвами дракона должны были стать Бад, Марк и их семьи — но тут уж ничего не поделаешь. Как говорится, лес рубят, щепки летят.

Я никогда не думал, что это дело будет легким, но вначале относился к нему как к некоей абстрактной проблеме. Теперь же, когда на поле вышли игроки: Кейт, Гриффит, Нэш, Джек Кениг, — а также люди из группы поддержки — в том числе Дом Фанелли, Мари Габитоси, Дик Кернс и другие, — для меня оно стало вполне реальным и даже глубоко личным.

Но для пассажиров рейса № 800 и их близких оно всегда было самым что ни на есть реальным.

Глава 51

Было шестнадцать часов тридцать две минуты. Я сидел в гостиной нашего номера в отеле «Плаза» и ждал, когда Дом Фанелли позвонит и скажет: «Задание выполнено», — или что-нибудь в этом роде.

Как мне сообщили в справочном бюро аэропорта Кеннеди, самолет компании «Дельта», следовавший рейсом из Каира, на котором летела Кейт, совершил посадку согласно расписанию в шестнадцать часов десять минут. Поэтому я надеялся получить весточку от Дома Фанелли в самое ближайшее время. Но телефон в гостиной молчал. Я проверил свой мобильник, но никаких сообщений не было.

Джилл спросила:

— Почему вы ему не позвоните?

— Позвонить должен он, — ответил я.

— А что, если у него возникли проблемы?

— Он позвонит мне в любом случае.

— Слишком уж у вас спокойный вид.

— Это потому, что я спокоен.

— Может, вы хотите выпить?

— Я выпью, не сомневайтесь. Я жду звонка, чтобы выяснить, сколько порций виски мне потребуется — одна или две.

— Мечтаю поскорее познакомиться с Кейт, — сказала Джилл.

— Я тоже. Я это в том смысле, что давно ее не видел. — Помолчав, я добавил: — Думаю, она вам понравится.

— Но понравлюсь ли ей я?

— Почему нет? Вы прекрасная женщина.

Она промолчала.

В шестнадцать тридцать шесть я решил подождать до шестнадцати сорока пяти, а потом позвонить Фанелли. Когда это время прошло, я представил себе Дома Фанелли в федеральной тюрьме, а Кейт в машине с Тедом Нэшем. По моим расчетам, Нэш должен был позвонить и предложить мне обменять жену на видеопленку и Джилл Уинслоу. Мне даже казалось, что я слышу его голос: «Джон! Мы с Кейт проведем некоторое время в безопасном месте — пока ты не согласишься расстаться с миссис Уинслоу и этим видеофильмом из ее семейного архива».

Впервые за долгие годы я почувствовал, как страх сжал мне горло. Я стал думать о том, что бы ответил на предложение Теда Нэша. Мне было известно, что этот парень давно уже не придерживается каких-либо правил. Он хотел получить все: Джилл, видеопленку, Кейт и меня в придачу. Поэтому, каким бы ни был мой ответ, он все равно бы солгал и никакого обмена пленными не состоялось бы. Вместо этого произошло бы банальное убийство. По этой причине единственный ответ, который я мог ему дать, заключался в короткой, но емкой фразе: «Иди к черту!»

Я посмотрел на Джилл. Отдавать ее Теду Нэшу я не собирался. Потом я подумал о Кейт и решил, что она бы меня поняла.

Джилл сказала:

— Что-то вы неважно выглядите.

— Со мной все в порядке. Правда.

Она взяла свой телефон и заявила:

— Я сейчас же звоню детективу Фанелли.

— Нет, я сам ему позвоню. — Я включил и проверил свой мобильник, но никаких сообщений не обнаружил. Тогда я выключил его и потянулся к телефону, стоявшему в гостиной, но он как раз в этот момент зазвонил. Я пропустил два звонка, потом снял трубку:

— Кори.

Голос Фанелли произнес:

— Чтоб ему пусто было!

— Дом…

— Подумать только, каков мерзавец! Где, интересно, ты познакомился с такой задницей? Даю Кейт.

Мое сердце на мгновение остановилось, а потом забилось с удвоенной силой.

Я услышал голос Кейт:

— Джон, это ты? Со мной все в порядке. Но в аэропорту произошло такое! Тед…

— Где ты сейчас находишься?

— Сижу рядом с Домом на заднем сиденье полицейской машины.

Я посмотрел на Джилл и показал ей большой палец правой руки. Она улыбнулась.

Кейт продолжила:

— Ты представляешь? Тед Нэш жив. Я встретила его в аэропорту…

— Я знаю. Но у меня есть и хорошие новости…

— Значит, то, что он жив, — плохо? Что вообще здесь происходит?

— Разве Дом тебе ничего не рассказал? — спросил я.

— Нет, но я и сама кое-что поняла. Дом сказал мне лишь, что ты попросил его забрать меня из аэропорта и отвезти туда, где ты сейчас находишься. Но почему тебя не было вместе с Домом? Что все-таки у вас творится?

— Я все расскажу при встрече.

— Ты где? — осведомилась Кейт.

— Увидишь, когда приедешь. По телефону об этом лучше не говорить, — сказал я и добавил: — Я скучал по тебе.

— Я тоже по тебе скучала. Правда, не ожидала такого приема. Все же что, черт возьми, случилось с Тедом?..

— Это длинная история.

— Что тебе известно?..

— Позже.

— Но сам-то ты в порядке?

— Да. Но ситуация немного осложнилась.

— Что означает, она вышла из-под контроля.

— Главное, что мы с тобой в порядке. Передай трубку Дому — и до встречи. Я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю, — ответила Кейт.

Дом Фанелли взял трубку и сказал:

— И как только ты можешь работать с федералами? У них нет ни малейшего уважения к закону и полиции…

— Скажи, Дом, за вами следят?

— Есть такое дело. Но я связался с парочкой патрульных машин, и через несколько минут этих ублюдков прижмут к обочине.

— Отличная работа. С меня кружка пива.

— Одна? Ты мне должен уже черт знает сколько. Слушай, а Кейт здорово выглядит. Прекрасный загар. Ты что там — шейпингом занималась? Ты, конечно, всегда выглядела потрясающе, но сейчас, похоже, сбросила еще несколько фунтов.

Я понял, конечно, что он говорит с Кейт, а не со мной, и спросил:

— Какие силы у людей из ФБР?

— Ерунда. Прислали четырех парней, которые, впрочем, наделали шума столько, словно их было сорок. Один все время вопил: «ФБР! ФБР! Вы нарушаете… бла-бла-бла!» Ну тут я выхожу вперед и говорю: «Полиция Нью-Йорка! Освободить дорогу! Все назад!» — ну и все такое прочее. Со мной еще были два старших офицера из полиции аэропорта, которые уладили юридическую сторону дела. В общем, все прошло гладко, только поначалу случилась небольшая заминка. Но Кейт у тебя молодец, ничего не скажешь. Она сразу поставила их на место: «Предъявите мне федеральный ордер о задержании! А если у вас его нет, я требую… — Слыхал? Я требую! — чтобы вы дали мне пройти». Народу собралось, доложу я тебе… И полиция аэропорта, и таможенники, и хрен его знает — пардон! — кого там только не было! Ну а потом…

— Ладно, я тебя понял. Сколько машин за вами следует?

Некоторое время Дом молчал, потом сказал:

— Было две, но сейчас я их что-то не вижу. Что ж, надо соблюдать правила дорожного движения и вовремя подавать звуковые сигналы. Некоторым людям кажется, что они их соблюдают, но если разобраться…

— На какой ты сейчас машине?

— Да взял первую попавшуюся, с каким-то сопляком за рулем…

Тут я услышал грубый мужской голос: «Это кто тут сопляк? Может, сам хочешь баранку покрутить?»

В трубке послышалась перебранка между тремя полицейскими, виртуозно владевшими ненормативной лексикой, и я представил себе, как Кейт закатила глаза.

— Я увижу, как вы подъедете, — сказал я и еще раз назвал Дому номер комнаты, добавив: — Скажи Кейт, чтобы она отключила мобильник и пейджер.

— Понял. Ну, до скорого, партнер.

— Еще раз спасибо, партнер, — сказал я и повесил трубку.

Подошла Джилл и крепко меня обняла.

— Должно быть, вы испытываете сейчас огромное облегчение.

Я тоже дружески ее обнял и ответил:

— Скажем так, одной заботой стало меньше.

Она взяла меня за руку, посмотрела мне в глаза и сказала:

— Я догадываюсь, что́ могло произойти, если бы в аэропорту возникли осложнения.

Я промолчал.

— Я пойду к себе, чтобы вы с женой могли встретиться без свидетелей.

— Нет. Останьтесь. Я хочу, чтобы вы познакомились с Домом Фанелли.

— Я познакомлюсь с ним чуть позже. А вам сейчас лучше выпить одну порцию виски. — С этими словами она ушла в свою спальню.

Я несколько секунд изучал содержимое бара, потом плеснул себе немного шотландского виски и со стаканом в руке подошел к окну.

Небо над городом было обложено облаками, но синоптики обещали значительное улучшение погоды к завтрашнему дню.

Подумать только, сказал я себе, чем обернулось незначительное, казалось бы, событие — поездка на мемориальную службу, куда я отправился, просто чтобы составить компанию Кейт.

Она уже тогда догадывалась, к чему это может привести, но я, честно говоря, не имел об этом никакого представления. Ну почти никакого.

Что же касается Джилл Уинслоу и Бада Митчелла, то они являли собой классический пример людей, оказавшихся в неудачное время в неудачном месте.

Но так уж случилось, что теперь, пять лет спустя, дороги всех, кто имел отношение к этому делу, пересеклись, и они должны были встретиться завтра утром в «Уорлд-баре» Всемирного торгового центра.

Глава 52

В дверь позвонили. Я посмотрел в глазок и увидел Кейт, которая, как мне показалось, была напряжена как стальная пружина. Но когда я распахнул дверь, на ее лице появилась радостная улыбка. Она швырнула свою дорожную сумку на пол прихожей и бросилась мне на шею. Мы целовались, обнимались и говорили друг другу всякие милые глупости. Потом я подхватил ее на руки и понес в гостиную.

Кейт окинула комнату взглядом и спросила:

— Ты что — выиграл в лотерею, пока меня не было?

— В определенном смысле.

Мы опустились на диван, продолжая обниматься и целоваться. Хорошо все-таки, что Джилл Уинслоу была в это время в своей комнате.

Через несколько минут кувыркания на диване я снова принял вертикальное положение и сказал:

— Тебе надо что-нибудь выпить.

— Нет. Я хочу заняться с тобой любовью. Здесь и сейчас. Помнишь, как это было в первый раз, на моей кушетке? — С этими словами она начала расстегивать на себе блузку.

— Погоди… В этом номере мы не одни.

Она подняла голову, огляделась и спросила:

— И кто здесь еще?

— Здесь две спальни. Вот эта дверь ведет в мою. А вон та — в спальню еще одного человека.

— Ах вот как… — произнесла она, также принимая вертикальное положение и застегивая блузку. — И чья же это спальня?

— Давай лучше выпьем, — подойдя к бару, сказал я, не ответив на ее вопрос. — Водка, как всегда?

— Да. Джон, скажи, что происходит? Почему ты здесь?

— Тоник?

— Да. — Кейт поднялась с места и тоже подошла к бару.

Я протянул ей бокал с коктейлем, взял свой, мы чокнулись, и я сказал:

— Добро пожаловать домой.

Мы выпили, после чего Кейт снова обвела глазами гостиную.

— А в той спальне сейчас кто-нибудь есть?

— Да. Тебе, по-моему, лучше присесть.

— Я постою, — сказала она. — Так что же все-таки происходит? И из-за чего вся эта заваруха в аэропорту?

— С тех пор как я вернулся домой, я был очень-очень занят.

— Ты писал, что загораешь на пляже.

— Так оно и было. Я загорал на пляже в Уэстгемптоне.

Она внимательно посмотрела на меня.

— Ты опять начал копать это дело.

— Да.

— Но мы вроде бы договорились с этим покончить?

— Я не видел никаких причин это делать. — Взгляд Кейт был долгим и пристальным. Тогда я сказал: — По-моему, ты тоже была не в восторге из-за того, что нам предложили забыть об этом деле.

— Тем не менее я думала, что мы договорились послать все к черту и жить своей жизнью.

— Я обещал тебе найти ту парочку, и я ее нашел.

Кейт плюхнулась на диван и изумленно уставилась на меня.

— Неужели нашел?

— Да. — Я пододвинул к дивану стул и сел на него верхом. — Но прежде всего ты должна понять, что нам угрожает опасность.

— Я это почувствовала… еще в аэропорту, — сказала она. — Ну а после того, как Дом Фанелли сунул мне в сумку револьвер тридцать восьмого калибра, это чувство переросло в уверенность.

— Надеюсь, ты не вернула ему пушку?

— Нет… Скажи, я буду ночевать здесь?

— Прелесть моя! Если у тебя есть пушка, ты вполне можешь спать здесь со мной.

Она улыбнулась:

— Какой ты романтичный.

— А где Дом Фанелли и его копы? — спросил я.

— Дом уехал. Сказал, что не хочет мешать воссоединению семьи. Что же касается его копов, то двое околачиваются возле лифтов. Мне сказали, что по крайней мере один из них будет дежурить там всю ночь.

— Отлично.

— Скажи, зачем нам копы?

— Затем, что твой друг Тед Нэш хочет избавиться от меня, от тебя и от Джилл Уинслоу.

— Что ты такое говоришь? И, Бога ради, кто такая Джилл Уинслоу?

— Исполнительница главной роли в том самом видеофильме.

Кейт кивнула.

— Понятно… Но с какой стати Теду… Впрочем, можешь ничего не говорить. Кажется, я догадываюсь. — Она посмотрела на меня и сказала: — Извини, если я не так быстро схватываю суть происходящего.

— Ты очень быстро во всем разберешься.

— Я пересекла несколько часовых поясов и, честно говоря, выйдя из самолета, ожидала совсем другого: думала, ты меня встретишь и мы вместе поедем домой. А вместо этого стоило мне ступить на землю, как началось черт знает что. И вот теперь ты заявляешь мне, что мы в опасности и ты нашел…

— Кейт, позволь мне рассказать тебе все по порядку…

— Не представляю, как ты их нашел. У них была видеопленка?

— Позволь мне все-таки начать с самого начала…

Она, как школьница, сложила руки на коленях.

— Обещаю, что больше не буду тебя перебивать.

Я посмотрел на нее и сказал:

— Во-первых, я тебя люблю. Во-вторых, у тебя чудесный загар, в-третьих, я очень по тебе скучал. И в-четвертых, ты похудела.

Она улыбнулась:

— У тебя тоже прекрасный загар, и ты тоже здорово похудел. Кстати, где ты раздобыл эту очаровательную рубашку?

— Это тоже часть истории, которую я собираюсь тебе рассказать.

— Тогда рассказывай же наконец!

Я начал свое повествование с того момента, как, вернувшись из Йемена, приземлился в аэропорту Кеннеди. Потом рассказал о Доме Фанелли, поездке в Филадельфию и о встрече с Роксанной Скарангелло.

Пока я говорил, Кейт сидела неподвижно — лишь время от времени подносила к губам стакан с коктейлем. Хотя она смотрела мне в глаза, я не мог по выражению ее лица понять, насколько ее удивило услышанное и слушает ли она меня вообще. В конце концов, она летела сюда через полмира и наверняка очень устала. Правда, время от времени она кивала или округляла глаза, но за все время не произнесла ни слова.

Я продолжил свой рассказ, упомянув о ночной поездке в «Бейвью-отель», архиве мистера Розенталя и обнаруженной там мною розовой копирке с именем Джилл Уинслоу.

— А того парня ты нашел? — неожиданно спросила она.

— Я знаю, кто этот человек, но сейчас он находится под контролем других людей.

— Где он?

— У Теда. Пока что ему ничто не угрожает, но если вдруг Тед решит, что от него больше хлопот, чем пользы, тогда, возможно, ему придется исчезнуть.

— Куда?

— Туда, откуда вернулся Тед.

Она ничего не сказала.

Я рассказал Кейт о нашей встрече с Тедом Нэшем, но опустил подробности сражения на пляже, ограничившись фразой: «Мы с ним слегка поцапались». Она посмотрела на пластырь у меня на подбородке, но промолчала.

Я также изложил ей версию Теда Нэша о том, как он якобы по отпечаткам пальцев нашел мужчину, а через него вышел на Джилл Уинслоу. Потом я рассказал, как Тед Нэш в компании с Лайэмом Гриффитом и загадочным мистером Брауном навестил этих двоих и узнал от них, что пленка с записью была уничтожена. Не забыл я упомянуть и об использовании полиграфа, а также о том, что, по мнению Теда Нэша, ничто на видеопленке не свидетельствовало о ракетной атаке. Под конец я сказал:

— Как бы кощунственно это ни звучало, но полагаю, что Тед Нэш мне все-таки соврал.

Кейт не обратила внимания на прозвучавший в моих словах сарказм и спросила:

— Тед сказал тебе, чем занималась на пляже эта парочка и для чего они прихватили с собой видеокамеру?

— Сказал. Это стало одной из причин, почему эти люди не захотели выступить в качестве свидетелей.

Она посмотрела на меня и спросила:

— Короче, ты нашел Джилл Уинслоу?

— Нашел.

— И где она сейчас?

— Вот за этой дверью.

Кейт посмотрела на дверь спальни, но промолчала.

Я продолжал свое повествование:

— В тот же вечер, зная, что Тед Нэш дышит мне в затылок, я поехал в Олд-Бруквилл, где, по словам Дома, проживала Джилл Уинслоу.

Рассказывая, я придерживался одних только фактов, не особенно распространяясь о том, как пришел к тем или иным выводам. Другими словами, я старался не выпячивать свою роль в этом деле, хотя на самом деле гордился проделанной работой.

Наконец я добрался до той части своего повествования, когда я спросил Джилл Уинслоу о фильме «Мужчина и женщина». К тому времени Кейт уже сидела на диване совершенно прямо.

— В тот вечер в отеле Джилл переписала сделанную на пляже запись на пленку с фильмом «Мужчина и женщина», которую позаимствовала в библиотеке гостиницы. — Помолчав, я добавил: — Она заклеила отверстия на кассете лейкопластырем. Неглупая леди. — «Джон тоже не дурак», — подумал я при этом.

Кейт пристально на меня посмотрела и спросила:

— Эта пленка по-прежнему была у нее?

— Да.

— И ты ее видел? Она сейчас у тебя?

— Да, я ее видел. Она у меня.

— Где?

— В моей комнате.

Кейт встала с дивана.

— Я хочу ее посмотреть. Немедленно.

— Чуть позже. Дай мне закончить.

— Что можно на ней увидеть?

— На ней можно увидеть, как неизвестная ракета сбивает «Боинг-747».

— Боже мой…

Кейт снова села на диван и сказала:

— И все же я не понимаю, почему Джилл Уинслоу спустя столько времени решила тебе исповедаться и призналась в том, что до сих пор хранит копию сделанной на пляже видеозаписи.

Я обдумал этот вопрос и сказал:

— Полагаю, мне удалось внушить ей доверие… Но главное — она порядочный человек, так и не сумевший прогнать из памяти трагическое событие, свидетелем которого стала. Думаю, она ждала удобного случая, какого-нибудь знака, который бы указал на то, что настало время рассказать об этом другим людям.

Кейт согласно кивнула.

— Это я могу понять. Но она-то сама понимает, что может произойти, если эта пленка станет достоянием гласности? Я прежде всего имею в виду последствия для ее брака и всей ее дальнейшей жизни, а также для ее друга… Как, кстати, его зовут?

— Его зовут Бад. Что же до возможных последствий, то Джилл все отлично понимает. Чего не скажешь о ее приятеле.

— Значит, она лично готова свидетельствовать по этому делу?

— Готова.

Я снова вернулся к своему повествованию и рассказал Кейт, каким образом в результате всех пертурбаций оказался в отеле «Плаза». Я сообщил ей также о своих телефонных переговорах с Мертвецом Тедом, о звонках мужа и любовника Джилл и о сообщении, которое прислал ей Нэш.

— Бедняжка, — заметила Кейт. — Как она? Держится?

— Еще как. А теперь, когда приехала ты, ей станет много легче. Мне кажется, ей необходимо поговорить с женщиной.

— Непривычное проявление чуткости с твоей стороны, Джон. Не имеет ли, случаем, эта розовая рубашка какого-либо отношения к тому новому, что в тебе открылось?

— Нет, — коротко ответил я и добавил: — Кстати, я позвонил нашему боссу, и должен заметить, Кейт, Джек Кениг кое-что знает об этом деле и теперь, образно выражаясь, сидит на заборе.

Кейт сначала удивилась, потом скептически скривила губы и спросила:

— Ты уверен?

— Я уверен, что он каким-то образом замешан в этом деле и теперь мучается, не зная, как быть дальше.

Кейт ничего на это не сказала, лишь спросила:

— Но что же будет дальше с миссис Уинслоу и ее видеопленкой?

— Завтра я встречаюсь с Тедом Нэшем, Лайэмом Гриффитом и представителем генерального прокурора. На этой встрече также будут присутствовать Джилл Уинслоу, возможно, Бад Митчелл, еще кое-какие люди и скорее всего Джек Кениг. Он дал мне понять, что эта перспектива его не прельщает, но я почти уверен, что он придет.

— Где состоится встреча? — спросила Кейт.

— Я подумал о тебе, вспомнил вечер, который мы провели вместе перед отъездом на Восток, и решил, что лучше всего устроить завтрак в полдевятого утра в «Уорлд-баре».

Кейт немного подумала и сказала:

— В принципе место подходящее… Там всегда людно.

— Помнишь, мы обещали друг другу, что обязательно туда вернемся?

— Сомневаюсь, что завтра нам удастся провести там время столь же приятно, как в прошлый раз, — произнесла Кейт и спросила: — Ты уверен, что придумал наилучший способ уладить это дело?

— А как на моем месте его бы уладила ты?

— Я бы отправилась на самый верх. В штаб-квартиру ФБР в Вашингтоне.

— Лично я ни с кем в Вашингтоне не знаком и здесь чувствую себя в большей безопасности. Кроме того, мы не знаем, кому в Вашингтоне можно доверять.

— По-моему, твои слова слегка отдают паранойей.

— Думай как хочешь. Но я предпочитаю иметь дело со знакомым дьяволом здесь, нежели с незнакомым — в Вашингтоне.

Кейт немного помолчала, потом спросила:

— Кто, по твоему мнению, может быть вовлечен в операцию прикрытия? И зачем им это?

— Откуда мне знать? В данный момент эта проблема меня не волнует. Когда бомба взорвется, тогда мы все и узнаем.

Некоторое время она задумчиво смотрела на меня, потом произнесла:

— Надеюсь, это не Джек.

— Знаешь, Кейт, мне наплевать, кто в это вовлечен. Но я не сомневаюсь, что после скандала им всем придется уйти.

Она посмотрела на меня и сказала:

— Ниточки от этого… думаю, это вполне можно назвать заговором… могут тянуться на самый верх.

— Это не моя проблема.

— Может статься, что и твоя. Я серьезно. Сеть заговорщиков может оказаться такой густой, в нее могут быть втянуты такие люди, что плохо придется нам, а не им.

— Тебе вовсе не обязательно во всем этом участвовать.

Кейт обожгла меня сердитым взглядом:

— Не смей никогда больше так говорить. — Она обняла меня за плечи. — Я это дело начала, так что заканчивать его мы будем вместе.

— Вот и славно. — Кейт, как и я, зашла уж слишком далеко, и единственным выходом для нас обоих было продолжать копать дальше — пока не покажется свет в конце тоннеля.

— Давай посмотрим пленку, — предложила она.

— Может, сначала поговоришь с Джилл Уинслоу?

— Ну… Как хочешь…

Когда в распоряжении следствия имеются и вещественное доказательство, и свидетель, то обычно первым делом изучается улика, а уж потом происходит беседа со свидетелем. В данном случае, однако, ситуация была гораздо сложнее, поэтому я решил придерживаться установленного мною ранее порядка: сначала знакомство с Джилл, потом просмотр пленки.

— Джон?

— Хм… Знаешь, все-таки я бы предпочел, чтобы ты сначала познакомилась с Джилл, а уж потом — так сказать, в контексте этого знакомства — просмотрела пленку. Мне кажется, так будет лучше.

— Ладно. Уговорил. Где она? У себя в комнате?

— Да. Если ей не взбрело вдруг в голову снова отправиться в церковь. — Я подошел к двери спальни Джилл и постучал. — Джилл? Миссис Уинслоу?

— Да? — послышалось из-за двери.

— К вам можно?

Джилл распахнула дверь, и я сказал:

— Хочу познакомить вас со своей женой Кейт.

Джилл улыбнулась, подошла к Кейт, и они пожали друг другу руки.

— Рада познакомиться с вами, Кейт. Джон очень волновался о том, как все пройдет в аэропорту.

— И как оказалось, не зря, — ответила Кейт и добавила: — Я тоже очень рада нашему знакомству.

Я быстренько проанализировал ситуацию и пришел к выводу, что встреча прошла наилучшим образом. По счастью, Кейт не относилась к числу чрезмерно ревнивых женщин, а Джилл Уинслоу во всем была настоящей леди — если, конечно, не считать ее сексуальных эскапад на пляже. Но это было очень давно.

Кейт сказала:

— Джон уже кое-что мне рассказал. Как вы себя чувствуете?

— Спасибо, очень хорошо. — Помолчав, она добавила: — На вашего мужа можно положиться. Он как скала.

Я решил, что Джилл не очень удачно выбрала слова, однако Кейт никак на это не отреагировала и, мило улыбаясь, произнесла:

— Что есть, то есть. Он и впрямь надежный парень. — Потом добавила: — Хочу поблагодарить вас за честность и за то, что вы решили выступить свидетелем по этому делу. Понимаю, что такое решение далось вам непросто.

— Если разобраться, я ни разу за последние пять лет не чувствовала себя так хорошо.

Я выступил с предложением:

— Почему бы нам в честь знакомства не выпить немного шипучки?

С этими словами я откупорил бутылку шампанского, разлил его по бокалам, и мы чокнулись.

— За возвращение Кейт и за то, что вы, Джилл, с нами, — сказал я.

— И за великого сыщика, — произнесла Кейт.

Джилл добавила:

— За справедливость для тех, кто погиб и не может за себя постоять.

Мы молча выпили, потом Джилл сказала:

— У меня такое ощущение, что я помешала вашей встрече.

— Ничего подобного, — быстро ответила Кейт. — Мы с Джоном уже успели обняться и поцеловаться. Что же касается историй о наших подвигах за границей, то они могут подождать.

— Это, конечно, очень любезно с вашей стороны, но…

— Никаких «но», — перебила ее Кейт. — Вы должны остаться с нами. У меня к вам так много вопросов, что не знаю, с какого и начать.

— А мне и рассказать-то особенно нечего, — ответила Джилл. — Я сделала то, чего не должна была делать. Я имею в виду не свой роман с Бадом. Если бы пять лет назад я не проявила малодушие, многие судьбы, конечно, были бы поломаны, но куда большему числу людей, включая и меня, стало бы гораздо легче жить.

Кейт внимательно посмотрела на Джилл, и я понял, что эта женщина произвела на нее не меньшее впечатление, чем на меня, когда я познакомился с ней в воскресенье утром.

— Некоторые решения даются нам с огромным трудом, — сказала Кейт, — хотя мы и знаем, как должны поступить. Иногда мы приходим к верному решению лишь после долгих раздумий.

Джилл ответила:

— Появление вашего мужа у моего порога стало для меня знаком того, что пришло время действовать. — Она посмотрела на меня, улыбнулась и добавила: — К тому же Джон умеет убеждать. Поэтому у меня осталось ощущение, что я — в определенном смысле — сделала все это не по своей воле.

Я счел необходимым вмешаться в разговор:

— Между прочим, вы могли бы указать мне на дверь, но не сделали этого. Скажу вам больше. Если бы вы отдали эту пленку пять лет назад, ее скорее всего уничтожили бы. Так что благодаря судьбе или счастливому случаю все сложилось на редкость удачно.

Некоторое время мы сидели, пили шампанское и болтали. Следователи используют подобные разговоры, чтобы настроить свидетеля соответствующим образом, завоевать его доверие и убедить в том, что правда на его стороне. Кроме того, я надеялся, что этот разговор позволит женщинам немного подружиться. Именно это, по моему мнению, сейчас и происходило. Я очень надеялся, что они сблизятся и Кейт станет для Джилл своего рода опорой. Последнее как нельзя лучше соответствовало моим планам. Поэтому, видя, что женщины неплохо поладили, я испытывал искреннюю радость.

Неожиданно Кейт спросила:

— Это вы, Джилл, выбрали для моего мужа такую замечательную рубашку?

— Да. Поскольку Джон не мог выйти из номера, я решила купить ему сорочку, чтобы ему было во что переодеться.

— Коралловый цвет ему к лицу, — сказала Кейт. — Подчеркивает загар. Однако он никогда не носил ничего супермодного. Где вы ее купили?

— В «Барнис». Там продаются отличные вещи для мужчин.

Я почувствовал, что дамы не особенно нуждаются в моем обществе, поэтому, поднявшись с места, сказал:

— Пойду поболтаю у лифта с полицейским. Вернусь через час. Пока меня не будет, вы, если хотите, можете посмотреть видеозапись катастрофы. Кассета в моей комнате под матрасом.

Я вышел из номера и прошел через холл к лифтам.

Одетый в форму полицейский сидел в кресле и читал «Дейли ньюс». Подойдя к нему, я представился и показал ему удостоверение ФБР и жетон детектива нью-йоркской полиции.

Потом, усевшись в свободное кресло, я спросил:

— У тебя сегодня выходной?

Молодой парень по имени Альварес ответил:

— Да. Я недавно сменился с дежурства.

— Детектив Фанелли не забудет услугу, которую ты ему оказал.

Полицейский рассмеялся.

— Да уж. У этого парня влияния больше, чем у комиссара полиции.

— Фанелли — специалист по оказанию услуг, а услуги — самая ценная валюта в Департаменте полиции Нью-Йорка. Брать деньги полицейским нельзя, поэтому приходится расплачиваться услугами. Ты кому-то помог, тебе помогли — так в полиции все и вертится. Это здорово облегчает жизнь нашему брату, а иной раз помогает остаться в живых.

— В самом деле?

— Конечно. Позволь мне кое-что тебе объяснить.

Я уселся поудобнее и стал втолковывать Альваресу, что и как происходит в этом мире. Поначалу моя лекция показалась ему скучной, но потом он понял, что имеет дело с профессионалом. Через полчаса он уже начал задавать мне вопросы, причем так быстро, что я едва успевал на них отвечать. Наконец Альварес развернул свое кресло так, чтобы видеть мое лицо, и за лифтами пришлось наблюдать мне.

Этот парень вынес много нового из беседы со мной во время своего незапланированного и неоплачиваемого дежурства. Но я, сказать по правде, тоже не остался внакладе и узнал множество прелюбопытных вещей.

Когда прошел час, я выбрался из кресла и спросил:

— Ты когда сменяешься?

— В полночь.

— Очень хорошо. Я хочу, чтобы ты оказал мне услугу и был здесь завтра в полвосьмого утра.

— Здесь будет другой человек…

— Я хочу, чтобы здесь был ты. — Я протянул ему свою визитку и сказал: — Будь настороже и держи ушки на макушке. Типы, которые могут здесь появиться, не уличные грабители. Это прекрасно обученные профессионалы. Если нужно, они тебя пристрелят и глазом не моргнут. Поэтому вынь свой пистолет из кобуры и заткни за пояс, а чтобы его не было видно, положи на колени газету. Если запахнет жареным, выхватывай его и стреляй.

Патрульный полицейский Альварес слушал меня, широко раскрыв глаза. Я похлопал его по плечу, улыбнулся и добавил:

— Только смотри не перестарайся. Не пристрели кого-нибудь из гостей.

Я вернулся к себе в номер, в котором было темно, поскольку Кейт и Джилл сидели у телевизора, досматривая последние кадры видеопленки.

Я направился к бару и налил себе виски с содовой.

Наконец свет зажегся, но никто не произнес ни слова.

— Почему бы нам не позвать официанта и не заказать что-нибудь? — спросил я, нарушая затянувшееся молчание.


Мы втроем сидели за столом и ужинали. Ни я, ни Джилл с Кейт и словом не обмолвились о содержании видеопленки. Я предложил больше не включать мобильники, поскольку телефонные звонки, от кого бы они ни исходили, были уже не в состоянии как-либо повлиять на наши завтрашние планы. Единственный человек, с которым я хотел переговорить, был Дом Фанелли, но он мог бы позвонить в номер. За столом мы разговаривали преимущественно о Йемене, Танзании и Олд-Бруквилле.

Джилл очень заинтересовало задание, которое Кейт выполняла в Танзании, расследуя взрыв в американском посольстве. Не меньший интерес проявила она и к моей миссии в Йемене, где я занимался делом о подрыве американского эсминца «Коул». Ничего удивительного: в нашей работе мы привыкли недоговаривать и соблюдать секретность, и это лишь возбуждает к ней интерес обывателей. Я хотел рассказать Джилл о нападении бедуинов на мой «лендровер» по дороге, ведущей в Сану, но передумал, поскольку у меня не было подходящего финала этой истории.

Кейт, казалось, искренне занимала жизнь обитателей Золотого берега Лонг-Айленда. Однако Джилл развеяла заблуждения на этот счет, свойственные большинству жителей Нью-Йорка.

— Эта жизнь не такая уж интересная и роскошная, как вы, возможно, думаете, — сказала она. — Я устала от всех этих благотворительных балов, приемов, показов мод, загородных клубов и демонстрации богатства. Я даже от сплетен устала. А это у нас главное развлечение.

— А я, наоборот, люблю сплетни. И к богатству тоже, наверное, смог бы привыкнуть, — сказал я.

На первый взгляд мы приятно проводили время, но каждый из нас, конечно же, не переставал думать о будущем, которое должно было начаться завтра в «Уорлд-баре» в полдевятого утра.

Примерно в десять часов вечера в номере зазвонил телефон. Я взял трубку:

— Слушаю.

— Это Дом Фанелли. Я, случаем, не поднял тебя с супружеского ложа?

— Нет. Ну, как наши дела?

— Прежде всего хочу рассказать тебе о последствиях сегодняшней акции в аэропорту. Судя по всему, мы разворошили здоровенное осиное гнездо, так как на меня со всех сторон посыпались весьма увесистые шишки. У парней, которых мы задели, похоже, есть связи на самом верху.

— Потерпи немного. Думаю, это продлится совсем недолго.

— Это точно. Как говорится, если не можешь одолеть своих врагов или примкнуть к ним — тогда убей их. Но это к слову. Что же касается завтрашнего дня, то я приготовил три полицейские машины, в каждой из которых будет по два копа, включая сержанта патрульной службы. Я мог бы, конечно, найти и детективов в штатском, но решил, что полицейские в форме — это то, что нужно. Согласен?

— Абсолютно.

— Встреча назначена на полдевятого утра, так что мои парни отправятся в восемь и подъедут к тебе примерно в четверть девятого. Они встретят тебя у входа в отель в южной части Центрального парка. О'кей?

— О'кей.

— Как добираться до места — решай сам. Вы можете поехать все вместе или каждый по отдельности. На твоем месте я бы предпочел второй вариант. Как говорится, не стоит везти все яйца в одной корзине.

Я взглянул на Джилл и Кейт и сказал:

— Пожалуй, так мы и поступим.

— Договорились. Кстати, завтра предварительные выборы. Помнишь? Так что не забудь проголосовать. И еще: движение в связи с этим может быть более интенсивным, чем обычно. Но ты не расстраивайся, даже если немного опоздаешь. Без тебя все равно не начнут.

— Это точно.

— Значит, ты хочешь, чтобы мои парни проводили вас до сто седьмого этажа? Я правильно понимаю?

— Правильно.

— А кроме того, когда все закончится, они должны будут отвезти вас в какое-нибудь безопасное место. Так?

— Так. Возможно, мы вернемся в отель «Плаза». Тогда мне понадобятся патрульные у лифтов. До самого вечера — или до тех пор, пока все это дело так или иначе не утрясется.

— С этим могут быть проблемы. И я скажу тебе почему. Сегодня вечером мне позвонил один тип из Управления главного комиссара и осведомился, чем это я занимаюсь. Я, конечно, ответил, что не понимаю, о чем он говорит, но сам сразу смекнул, откуда ветер дует. Из Вашингтона — вот откуда. А при таком раскладе за мной будут приглядывать, и я вовсе не уверен, что смогу обеспечить тебе адекватную охрану из числа городских полицейских. Ну как? Въехал?

— Въехал.

— Я хочу сказать, что слишком уж сильно наступать на ноги федералам в мои планы не входит. То, что я до сих пор для тебя делал, — всего лишь любезность с моей стороны, не более. Между тем федералы говорят, что будут рады сами предоставить прикрытие твоим свидетелям.

— Ну еще бы!

— Так что постарайся уладить этот вопрос во время встречи. Завтра утром мы приедем, отвезем вас на встречу, а потом доставим обратно в отель. Но это все, что я могу тебе обещать, Джон. Как быть дальше, я не знаю. Повторяю, этот вопрос тебе нужно решить на завтрашней встрече.

Я снова бросил взгляд на сидевших за столом Кейт и Джилл, которые в этот момент очень внимательно на меня смотрели, и сказал:

— Главное, чтобы твои люди проводили нас в отель и не привели за собой «хвост». Возможно, я попрошу отвезти нас в другое место. Куда, я еще не решил. Но, что бы ни случилось, все остальное я беру на себя.

— Может, тебе обратиться к журналистам? — сказал мне в ответ Дом. — Мы готовы сразу же после встречи отвезти вас в редакцию «Таймс». Я могу договориться с газетчиками заранее, и у входа вас будет ждать толпа жаждущих сенсации репортеров.

— Я подумаю об этом.

— Только не думай слишком долго. Должен тебе сказать, приятель, что игра предстоит нешуточная. Будь я на их месте, я бы сразу же предъявил леди ордер на изъятие вещественного доказательства.

Я посмотрел на Джилл и произнес:

— Получить ордер — это одно, а изъять улику — совсем другое.

— Ясное дело. Там будет кому ее защитить. Но к чему идти на крайности?

Я промолчал. Дом заговорил снова:

— Со всем этим надо обратиться к надежным людям, а я вовсе не уверен, что на предстоящей встрече такие найдутся. Ты меня понял?

— Преотлично. Но считаю, что начать лучше всего с завтрака в «Уорлд-баре». — Если разобраться, я настаивал на встрече в баре именно по той причине, что у меня были личные счеты с приглашенной туда публикой — в частности, с Нэшем, Гриффитом и отчасти Кенигом. Как говорится, если хочешь вступить в единоборство со львом, то двигай прямиком в его логово. — Как-никак это общественное место, Дом. Всякий волен туда прийти, ни к чему себя не обязывая. Вот мне и хочется выяснить, кто придет и что будет говорить.

— О'кей. Это твое решение, партнер. Но на твоем месте я бы предварительно распространил целую кучу пресс-релизов. Впрочем, ты придерживаешься другого мнения. Может, Кейт тебя переубедит?

— Мы с ней думаем одинаково.

— Ладно, — сказал Дом, — так и быть. Я сам приду в этот чертов бар к восьми часам с несколькими надежными парнями и займу столик в зале. О'кей?

— Буду тебе очень благодарен.

— Но это тебе дорого обойдется.

— Я заплачу.

— Смотри. Кстати, как там Кейт приглядывает за моей пушкой? Я хочу, чтобы мне вернули ее чистой. Без следов косметики и всего такого.

Я ухмыльнулся.

— Сам ей это скажи. Между прочим, ты мог бы взять под крыло патрульного по фамилии Альварес. Этот парень мне понравился. Хотелось бы, чтобы он был с нами утром.

— Правда? Что ж, посмотрим, как он завтра защитит твою задницу. Да, чуть не забыл! Очень хочется узнать, как поладили между собой Кейт и та леди, что проживает с тобой в одном номере.

— Они очень мило общаются.

— Неужели обошлось без сцен? Кейт даже коготков не показала?

— И не подумала.

— М-да, приятель, твоей жизни можно позавидовать.

— Ты думаешь?

— Я уверен. Только ты не очень потей завтра, ладно? Все устроится наилучшим образом.

— Ну и славно, коли так. До встречи в «Уорлд-баре», — сказал я и повесил трубку.

— Ну как? Все в порядке? — спросила Кейт.

— Абсолютно.

— Какие-нибудь проблемы? — поинтересовалась Джилл.

— Никаких, — улыбнулся я. — Когда мы завтра отправимся во Всемирный торговый центр, нас будут сопровождать три патрульные машины с шестью полицейскими. Даже у комиссара и мэра города не бывает такого эскорта.

Джилл улыбнулась мне в ответ.

— Завтра всем нам рано вставать, — сказал я. Признаться, мне очень хотелось остаться наедине с Кейт. — Поэтому я предлагаю отправиться спать, чтобы хорошенько отдохнуть. — И заняться сексом.

Мы поднялись из-за стола, и Джилл сказала:

— Вам двоим будет о чем поговорить. Надо же наверстать упущенное. Итак, доброй ночи. — С этими словами Джилл ушла к себе в комнату.

Кейт проводила ее взглядом и сказала:

— Она очень милая.

— Из нее получится образцовый свидетель.

— Мне кажется, она на тебя запала.

— Не думаю.

— Она ловит каждое твое слово и просто пожирает тебя глазами.

— Что-то я ничего такого не заметил. — Я вынул кассету из видеомагнитофона и сказал: — Знаешь что? Я ужасно тебя хочу.

Я подхватил дорожную сумку Кейт, а она взяла сумочку, в которой лежал револьвер. Со всем этим мы направились в мою спальню. Кейт положила сумочку с револьвером на ночной столик и начала раздеваться.

— У меня нет с собой даже ночной рубашки, — сказала она. — Мой багаж все еще где-то в аэропорту.

— Тебе она не понадобится, дорогая.

Кейт еще стягивала с себя блузку, а я уже лежал в постели. Она посмотрела на меня и рассмеялась.

— Ты поставил рекорд.

Раздевшись, Кейт легла в постель рядом со мной и внимательно на меня посмотрела. Потом отлепила от моего подбородка пластырь и спросила:

— Как это произошло?

— Твой друг Нэш заехал мне в челюсть.

— Он и сам не очень-то хорошо выглядел в аэропорту, — сказала Кейт. — Лицо у него было распухшим, а в нескольких местах красовались кровоподтеки.

Это была самая приятная для меня новость за долгое время.

— Должно быть, он основательно напился и ударился лицом о стену, — сказал я.

— Не думаю, — возразила Кейт.

Я решил сменить тему и произнес:

— Секс!

Однако, прежде чем я успел обнять Кейт, она сказала:

— Видеозапись показалась мне очень убедительной.

— Правда? Теперь ты понимаешь, почему тот парень ее стер, а Джилл так и не решилась представить копию?

— Понимаю… Должно быть, ей было не просто решиться показать тебе эту пленку.

— Я старался не заострять на этом внимание, — сказал я. — В конце концов, когда на одной кассете записаны сексуальная сцена и сцена убийства, последняя кажется гораздо более важной. И Джилл это понимала.

— Это в теории. Но если на видеопленке записано, как занимаешься сексом ты… Знаешь, я до сих пор не могу поверить, что это одна и та же женщина.

— Люди, дорогая, весьма сложные существа.

— Ты — нет. Вот за это я тебя и люблю.

— Благодарю за откровенность.

Кейт с минуту молчала, потом спросила:

— Как думаешь, завтра у нас могут возникнуть проблемы?

— Вряд ли, — сказал я и, передав ей часть своего разговора с Домом, добавил: — Обычно в стычках между нью-йоркской полицией и ФБР верх одерживают бело-голубые.

— Но я же агент ФБР, — сказала Кейт. — Что прикажешь делать мне? Стоять у стены, изображая смущение?

— Делай то, что считаешь нужным, — сказал я. — И если вдруг решишь, что тебе лучше оттуда уйти, то уходи. Я пойму.

Кейт несколько минут смотрела в потолок, потом со вздохом произнесла:

— Господи, ну почему я вышла замуж за копа?

— Господи, ну почему я женился на женщине из ФБР?

Некоторое время Кейт молчала, потом рассмеялась.

— Знаешь что? С тобой интересно жить. — Прошло несколько секунд, и она спросила: — Это моя пушка под одеялом — или это ты?

— Дорогая, это мой ствол. Калибр тридцать восемь. Называется «полицейский специальный».

Глава 53

Я стоял у входа в отель «Плаза» в южной части Центрального парка и смотрел на дорогу. Хотя часы показывали одиннадцать минут девятого, никаких следов присутствия бело-голубых не наблюдалось.

Я посмотрел сквозь стеклянную дверь в холл отеля. У входа в «Оук-бар» расположились Кейт и Джилл, ожидавшие от меня разрешения выйти на улицу. Рядом с женщинами стоял патрульный Альварес.

Через дорогу, дожидаясь пассажиров, выстроились в ряд такси. Обратившись ко мне, швейцар спросил:

— Может, поймать такси, сэр? Или вам подадут лимузин?

— Мне подадут верховую лошадь.

— Понял вас, сэр.

День обещал быть погожим, и только сейчас, стоя у входа в отель, я осознал, что с воскресенья не был на свежем воздухе.

Я еще раз посмотрел на часы. Восемь тринадцать. По моим расчетам, если полицейские машины не перехватили, они должны были уже подъехать. Надо сказать, чувствовал я себя весьма неуютно. Время, когда приходится ждать своих людей, выйдя из убежища, где находился до этого в относительной безопасности, часто преподносит неприятные сюрпризы.

Ровно в четверть девятого из-за угла здания отеля выехали три полицейские машины с выключенными сиренами и мигалками.

Я подал знак Кейт, потом сошел с тротуара на проезжую часть и поднял руку. Головная машина мигнула фарами, чуть увеличила скорость и через несколько секунд резко затормозила прямо передо мной. Две другие замерли на расстоянии нескольких ярдов от нее и друг от друга. Я показал сидевшим в первой машине копам свое удостоверение и сказал:

— Здание Всемирного торгового центра. Северная башня. Едем, как договорились, без сирен и мигалок. Особенно не спешите, но имейте в виду, что нам нужно добраться до места к восьми тридцати. Чаще поглядывайте в зеркало заднего вида. Не останавливайтесь ни при каких условиях — только на красный свет светофора.

Копы почти одновременно кивнули, а сидевшая на пассажирском месте женщина-полицейский сказала:

— Нас уже проинструктировали.

— Вот и хорошо.

К этому времени Кейт, Джилл и патрульный Альварес уже вышли на улицу. Я повернулся к Джилл и, указав ей на вторую машину, сказал:

— Ваш автомобиль, мадам.

Она улыбнулась.

— Мне еще никогда не приходилось ездить в полицейской машине.

Говорить Джилл: «Придется привыкать», — мне не хотелось, и я сказал другое:

— Как и было условлено, мы встречаемся в холле «Уорлд-бара». При вас все время будут находиться по крайней мере двое патрульных.

— В таком случае до встречи, — сказала Джилл и повернулась к Кейт. — Увидимся в баре.

Джилл выглядела собранной и уверенной в себе, и мне оставалось только надеяться, что она сохранит присутствие духа во время предстоящей беседы. Я махнул рукой Альваресу. Он проводил Джилл к машине, помог ей усесться на заднем сиденье и, как было оговорено заранее, подошел ко мне.

Мы с Кейт посмотрели друг на друга. Говорить было нечего, поэтому мы молча обменялись поцелуями.

— До встречи, — бросила Кейт, усаживаясь в головной автомобиль.

Я повернулся к Альваресу и спросил:

— Ну как ты сегодня? Настроен по-боевому?

Он улыбнулся.

— Да, сэр.

Я вынул из кармана пиджака видеокассету с фильмом «Мужчина и женщина». Это была та самая кассета, которую использовала Джилл, но без футляра. Вручив ее Альваресу, я сказал:

— Сохрани ее даже ценой собственной жизни. Я не шучу.

Альварес засунул кассету в большой боковой карман брюк, в котором полицейские носят блокнот, и произнес:

— Вы когда-нибудь слышали, чтобы кому-то удалось отобрать что-нибудь у нью-йоркского копа?

Я похлопал его по плечу и сказал:

— До встречи в баре.

Он уселся на заднее сиденье второй машины рядом с Джилл.

Я подошел к последней, третьей машине и забрался в салон. Отсюда мне было прекрасно видно все, что происходило впереди, а сидевшая в головной машине Кейт могла в случае необходимости внести любые изменения в наш маршрут. Находившаяся в центре колонны Джилл, рядом с которой устроились Альварес и еще двое полицейских, была охраняемым объектом.

Сидевший в одной со мной машине сержант отдал по рации команду к началу движения. Головной автомобиль резко развернулся, и кавалькада из трех машин отправилась в путь.

— Какой у нас маршрут? — спросил я у сержанта.

— Едем прямиком до Уэст-сайда, если, конечно, у вас нет возражений, — ответил полицейский.

— На мой взгляд, вполне подходяще, — сказал я и спросил: — А вам известно, что кое-кому захочется нас вздрючить?

— Я в курсе. Пусть только попробуют сунуться.

— А как ваши люди? Готовы к возможным осложнениям?

— Угу, — буркнул сержант.

— Что вы думаете о ФБР?

— Без комментариев.

— А о ЦРУ?

— Никогда не встречался с парнями из этого ведомства.

Счастливчик. Я откинулся на спинку сиденья и посмотрел на часы: восемь часов двадцать одна минута. При затрудненном движении мы могли опоздать минут на десять, что меня вполне устраивало. Нэш и его компания наверняка прибудут на четверть часа раньше в надежде на то, что мы тоже поторопимся. Что ж, им придется заказать кофе и потеть в ожидании дальнейшего развития событий.

Каждая встреча подобного рода — не что иное, как попытка перехитрить противника, и та, что должна была начаться через несколько минут, в этом смысле обещала стать чем-то особенным.

Через десять минут наша кавалькада, успешно избежав пробок, выбралась на Джо-Димаджио-хайвей, который имеет и другое название — 12-я авеню, и повернула на юг. Вскоре мы были уже на Вест-стрит и поехали вдоль реки Гудзон. Надо сказать, это была приятная поездка: солнце светило вовсю, а машин оказалось не так уж много.

До Всемирного торгового центра, башни которого были уже хорошо видны, оставалось миль пять.

Во внутреннем кармане моего пиджака лежала купленная Джилл видеокассета с блокбастером «Мужчина и женщина». Я положил ее в коробку с наклейкой «Собственность „Бейвью-отеля“. Просьба вернуть». Если у федералов окажется ордер на изъятие вещественных доказательств, они могут предъявить его Джилл, Кейт, мне наконец, но никак не патрульному Альваресу, даже если им вдруг взбредет в голову, что кассета находится у него.

Впрочем, мне не очень-то верилось в то, что Нэшу и компании захочется затевать шумный спектакль в общественном месте, где будет находиться не менее трехсот жующих и пьющих граждан. Возможно — если, конечно, у меня будет соответствующее настроение, — я и сам отдам им эту кассету. Полную, без каких-либо изменений, мою личную копию фильма «Мужчина и женщина».

Я посмотрел в ветровое стекло и увидел автомобиль, в котором ехали Джилл и Альварес, но головной машины с Кейт впереди не было. Движение, хотя и не слишком интенсивное, казалось каким-то беспорядочным, а водители грузовиков, словно сговорившись, сегодня то и дело нарушали правила.

Я снова посмотрел на часы. Восемь двадцать четыре! Мы только что проехали 30-ю улицу и приближались к Челси-Пирс. Еще три мили на такой же скорости, и мы окажемся на Визей-стрит, а в восемь тридцать четыре — плюс-минус две минуты — окажемся у Северной башни Всемирного торгового центра.

По дороге к месту встречи я никаких неприятностей не ожидал. По моим расчетам, ничего не должно было произойти ни в холле небоскреба, ни в лифте во время подъема на сто седьмой этаж. Я не ждал проблем и во время этого так называемого завтрака, который, по большому счету, должен был стать смотром сил противников.

Я знаю, как работают мозги у Нэша. Надо отдать ему должное: он терпелив, хитер и иногда даже умен. Ему — я знал это точно — не терпелось узнать, какой информацией я располагаю и кто мне помогает. Кроме того, он хотел послушать, что скажет Джилл. Но самое главное, ему необходимо было выяснить, есть ли у нас пленка. Что касается его компании, то он явно не собирался приводить на встречу никого из тех, кого шокировало бы открытое упоминание об операции прикрытия. Единственным исключением в этом смысле мог стать Бад Митчелл, который если и не знал всего, то, вероятно, к этому времени уже о чем-то таком догадывался. Почти наверняка на встрече не будет никого и из офиса генерального прокурора. А если кто-то и придет, то либо человек, сам по уши замазанный этим дерьмом, либо какой-нибудь самозванец, работающий на ЦРУ. Это было обычной практикой данного ведомства. Например, Тед Нэш часто выдавал себя за агента ФБР, а когда я впервые с ним встретился, представился чиновником Департамента сельского хозяйства. А еще он время от времени изображал из себя бывшего любовника Кейт Мэйфилд. Чертова задница!

Не исключено, что Нэш, будучи настоящим извращенцем, пригласил на встречу и Марка Уинслоу — в надежде, что присутствие мужа окажет на Джилл сдерживающее воздействие.

Как бы то ни было, во время завтрака Нэш скорее всего не собирался ничего предпринимать. Главные проблемы для нашей маленькой команды должны были начаться позже. Именно после встречи Нэш, по всей видимости, планировал приступить к активным действиям. Другими словами, намечалось нечто вроде банкета, на который приглашают врагов, говорят с ними, едят и пьют — и все для того, чтобы сразу же после этого с ними разделаться.

При всем при том Нэш, обладай он хоть крупицей здравого смысла, должен был знать, что для своего прикрытия я наверняка мобилизую кое-какие силы из Департамента полиции Нью-Йорка. Поэтому он скорее всего тоже позаботился о группе поддержки, и эти люди находились в здании и ждали его приказа. Но, как сказал сидевший со мной в машине сержант, «пусть только попробуют сунуться».

Я, конечно, понимал, что все происходящее во многом было связано с существовавшими между нами неприязненными отношениями. Но даже если бы я не знал мистера Теда Нэша лично или, что маловероятно, хорошо к нему относился, вряд ли я смог бы как-то иначе повести себя в этой ситуации.

Сидевший впереди сержант произнес:

— В соответствии с полученными мной инструкциями после окончания встречи я должен вывести вас из здания и усадить в машины. Это верно?

— Верно. Именно в этот момент мы можем столкнуться с парнями из ФБР, и не исключено, что у них будут совсем другие планы.

— У меня однажды была ситуация вроде этой, — сказал сержант. — Федералы хотели задержать одного парня по обвинению в торговле наркотиками. Самое интересное, что я тоже собирался его арестовать — и по той же самой причине.

— И кому же он достался?

— Мне и моему напарнику. Но потом федералы все-таки наложили на него лапу. — Помолчав, полицейский добавил: — В конце концов федералы всегда добиваются своего, но право первой ночи обычно принадлежит нам.

— Это точно.

— А куда мы поедем после встречи? — поинтересовался сержант.

— Я еще не решил, — ответил я. — Впрочем, я готов ехать куда угодно, кроме Центра временного содержания ФБР.

Сержант расхохотался.

Я посмотрел в окно на реку и берег Джерси. Возможно, завтра или даже сегодня вечером я смогу прийти в здание ОАС на Федерал Плаза, 26, и расположиться в кабинете Джека Кенига, закинув ноги на стол, а вокруг соберутся хорошие парни. Что ж, когда это дело перейдет из временного ведения детектива Джона Кори в надежные руки ФБР, я по крайней мере смогу поехать с Кейт в отпуск. Возможно, мы даже отправимся в Йемен — конечно, если ей захочется узнать, где я провел последние полтора месяца.

Машин на улице становилось все больше. Я наклонился к сидевшим впереди полицейским и спросил:

— Вы видите нашу вторую машину?

— Уже нет, — ответил водитель. — Хотите, чтобы я связался с ней по рации?

— Да.

Водитель связался с двумя другими автомобилями сопровождения, и тот из них, в котором ехала Кейт, отозвался первым:

— Мы добрались до места. Припарковались на Визей-стрит и собираемся проследовать к Северной башне Всемирного торгового центра.

Из второй машины ответили:

— Сворачиваем на Уэст-сайд. До пункта назначения осталось не более двух минут.

Я посмотрел на часы: восемь тридцать девять. До Визей-стрит и большой площади, окружающей Всемирный торговый центр, оставалось минут пять езды. Нам потребуется еще несколько минут, чтобы дойти до входа в Северную башню, миновать холл и подняться на лифте на сто седьмой этаж, где находится «Уорлд-бар». Я посмотрел на сержанта и сказал:

— Я хочу, чтобы вы оба пошли со мной.

Сержант согласно кивнул и сказал:

— Мы оставим одного парня из головной машины приглядывать за автомобилями, а сами пойдем с вами.

— О'кей.

В восемь сорок четыре мы наконец свернули на Визей-стрит и припарковались рядом с двумя другими патрульными автомобилями. Я вышел из машины, сержант и водитель последовали за мной. Подойдя к охранявшему припаркованные автомобили полицейскому, они перебросились с ним несколькими словами, после чего тот сказал:

— Двое гражданских, — он имел в виду Кейт и Джилл, — и четыре офицера полиции находятся в здании.

Я поднялся по каменным ступенькам, ведущим от тротуара к площади, и направился ко входу в Северную башню. На часах было восемь сорок пять утра.

Пересекая заполненную людьми площадь, я услышал доносившийся издалека низкий рокочущий звук и заметил, как несколько пешеходов подняли головы и посмотрели на небо. Шедшие рядом со мной полицейские тоже взглянули вверх, и один из них сказал:

— Похоже, самолет заходит на посадку в Ньюарке на слишком малой высоте.

Мы еще некоторое время продолжали идти, потом я остановился и повернулся, чтобы увидеть то, на что смотрели уже все находившиеся на площади люди.

С севера, прямо со стороны Бродвея, приближался большой пассажирский самолет с двумя двигателями. Он летел очень низко и очень быстро. Я бросил взгляд через плечо и убедился, что самолет направляется в сторону Северной башни Всемирного торгового центра, высота которой была больше высоты, на которой он летел.

Окружавшие меня люди начали кричать, некоторые из них упали на землю. Стоявшая рядом женщина прошептала:

— Боже мой…

Глава 54

Солнце взошло уже час назад или даже больше того, но его лучи едва пробивались сквозь густые клубы дыма от продолжавшего полыхать пожара.

Стоя на балконе своей квартиры и глядя на юг, я видел ту часть города, откуда дым поднимался к небу двумя гигантскими столбами. Я также видел свет прожекторов, освещавших черную пустоту на том самом месте, где еще вчера утром высились башни-близнецы Всемирного торгового центра.

Вчера ночью во время поисково-спасательных работ я где-то потерял свой пиджак. Вся остальная моя одежда, лицо и открытые участки кожи были почти сплошь покрыты жирной черной сажей, которая ужасно воняла, но запаха которой я уже не чувствовал. Я знал, что мне следует принять душ и переодеться, но не мог сдвинуться с места.

Впервые за очень долгое время я посмотрел на часы, стер сажу со стекла и увидел, что было семь часов тридцать две минуты. С трудом верилось, что прошли уже почти целые сутки. Днем время летело, и когда я думал, что прошел всего час, вдруг оказывалось, что на самом деле миновало уже много часов. Ночью же время, напротив, будто остановилось, и она показалась мне бесконечной. Даже восход солнца ничего не изменил.

Я закашлялся, выплюнул в свой почерневший платок черный комок и сунул платок в карман.

Я понял, что происходит, еще до того, как это случилось. Должно быть, потому, что служил в ОАС. Большинство же людей, включая парней из службы безопасности и двух сопровождавших меня копов, решили, что это был несчастный случай, но когда в девять часов три минуты второй самолет протаранил Южную башню, страшная истина открылась всем.

Первые несколько часов после нападения террористов на Всемирный торговый центр я провел, разыскивая Кейт, но когда стали очевидны масштабы обрушившейся на город трагедии, я занялся поисками и спасением тех, кто еще мог уцелеть в дымящихся руинах.

Неожиданно мне вспомнились последние услышанные мною слова одного из полицейских: «Двое гражданских и четыре офицера полиции находятся в здании». Я попытался связаться с Кейт по мобильнику, но все телефоны оказались отключены.

В шесть тридцать утра, когда я покинул то, что осталось от Северной башни Всемирного торгового центра, нам так и не удалось отыскать среди руин ни одного существа, и надежды на это почти не оставалось.

Каким сюрреалистическим ни казалось место трагедии, то, что я увидел по дороге домой, произвело на меня еще более гнетущее впечатление. Улицы в центре города были непривычно пусты, а на бледных лицах нескольких встретившихся людей застыло выражение ужаса. Когда я, пройдя пешком двадцать кварталов, наконец нашел такси, его водитель по имени Мохаммед, увидев меня, заплакал и плакал всю дорогу, пока мы ехали до 72-й Восточной улицы. Когда я вошел в подъезд, наш консьерж Альфред тоже не смог сдержать слез.

Я посмотрел туда, где к небу поднимались два гигантских столба черного дыма, и впервые за прошедшие сутки почувствовал, что у меня по черным от сажи щекам катятся слезы.

Я смутно помню, как поднимался в лифте в сопровождении Альфреда, который открыл мне дверь в квартиру. Я вернулся домой после двухмесячного отсутствия, и все вокруг казалось незнакомым, непривычным и новым — до такой степени, что я несколько секунд простоял в прихожей, спрашивая себя, зачем я здесь и что делать дальше. Потом я вышел на балкон, посмотрел на поднимавшиеся к небу столбы черного дыма и снова замер: то, что я увидел, показалось мне более привычным и знакомым, чем собственная квартира.

Когда я вернулся в гостиную, мое внимание привлекло лежавшее на диване одеяло. Я подошел поближе, охнул и опустился на колени перед лежавшей Кейт. Она спала, закутавшись в одеяло, и мне были видны только ее почерневшее от сажи лицо и такая же черная рука с зажатым в ней мобильным телефоном.

Я не стал ее будить и, продолжая стоять рядом на коленях, долго-долго смотрел на ее лицо. Альфред то ли не заметил Кейт, то ли был настолько потрясен всем случившимся, что забыл сказать мне о ее возвращении. Возможно также, он был уверен, что я об этом знаю.

Поднявшись с колен, я снова вышел на балкон и стал смотреть на дым на месте разрушенных башен-близнецов, который, казалось, будет клубиться вечно.

Неожиданно балконная дверь распахнулась, и я обернулся. Мы с Кейт несколько секунд молча смотрели друг на друга, потом сделали несколько неуверенных шагов, упали друг другу в объятия и разрыдались.


Мы как в полусне сидели на балконе в шезлонгах и вглядывались во тьму, окутавшую нижнюю часть Манхэттена, порт и статую Свободы. Самолеты не летали, телефоны не звонили, автомобильные клаксоны не гудели, а на улицах почти не было пешеходов.

В этот момент было трудно осознать масштаб и трагичность произошедшего, и никто из нас еще не видел новостных программ по телевизору. Мы не смотрели выпуски новостей, так как сами только что вернулись оттуда, где все это случилось. Если не считать слухов и сплетен, да некоторых подробностей, услышанных по радио, мы знали обо всем случившемся меньше, чем жители какого-нибудь Дулута.

Наконец я спросил:

— Что-нибудь известно о Джилл?

Кейт несколько секунд молчала, потом медленно произнесла:

— Я первой вошла в лифт, который должен был доставить нас в «Уорлд-бар», и стала ее ждать… Она появилась в холле в сопровождении патрульного Альвареса и еще одного офицера… Я посадила их в лифт и решила дождаться тебя…

Я ничего не ответил на это, и Кейт опять погрузилась в молчание. Прошло несколько минут, и она заговорила снова:

— Прежде чем войти в лифт, Джилл спросила: «Может, мне лучше тоже подождать Джона?» А я ей сказала: «Не стоит, с этими офицерами вы в полной безопасности. Я присоединюсь к вам через несколько минут». — Тут Кейт посмотрела на меня и произнесла: — Мне очень жаль…

— Ты ни в чем не виновата, — ответил я.

Я, конечно, уже не раз задавался вопросом, кто из наших с Кейт общих знакомых успел подняться на сто седьмой этаж, прежде чем самолет протаранил небоскреб. Но одно я знал точно: практически никто из тех, кто находился на верхних этажах здания, не сумел спуститься вниз до того, когда в десять тридцать утра Северная башня обрушилась. Об этом мне сказали находившиеся на месте катастрофы полицейские и пожарные.

Кейт спросила:

— Ты собираешься туда вернуться?

Я кивнул.

— Я поеду с тобой, — сказала Кейт.

Мы поднялись с кресел, и я предложил:

— Иди в душ первая.

Она кивнула, потом провела рукой по моей черной от сажи рубашке и произнесла:

— Я попробую ее отстирать.

Она перешагнула через порог и медленно, словно во сне, прошла из гостиной в спальню, а я отвернулся и стал смотреть на пустую линию горизонта. Я думал о Джилл Уинслоу, о своем партнере Доме Фанелли, патрульном Альваресе и о других приехавших с нами полицейских. И конечно же, я думал о Теде Нэше, который на этот раз действительно был мертв, хотя эту смерть выбрал для него не я. Не забыл я и о Джеке Кениге, Лайэме Гриффите и о тех, кто пришел вместе с ними. Я думал также обо всех людях, работавших в этом здании, и тех, которых знал лично, и которых никогда не встречал. Я стиснул в руках металлическое балконное ограждение и впервые за все это время ощутил, как во мне закипает гнев.

— Ублюдки, — прошептал я. — Какие же вы ублюдки!


Только в пятницу я смог выбраться в отель «Плаза», чтобы забрать наши с Кейт вещи, а также хранившийся в сейфе отеля некий предмет, принадлежавший миссис Уинслоу.

Помощник менеджера был очень приветлив, но в ответ на мою просьбу заявил, что в сейфе нет ничего, что могло бы принадлежать названной леди.

Загрузка...