Ночной Купидон

XI

Я смотрела на него, он с довольным видом ухмылялся.

— Знаешь, Настя, я давно мечтал это сделать.

— Ты о чем?

— Дмитрию врезать по морде, да вот достойного повода до сегодняшнего дня не представлялось.

— Экий ты, оказывается, воинственный!

Он снова взял меня за руку.

— Не нравлюсь?

Знал бы он, насколько нравится!

— Кстати, ты этого гнусного типа давно знаешь?

Соврать? А завтра Дмитрий возьмет и расскажет Ливанцеву о наших разговорах. Отомстит. Мол, вместо того, чтобы меня бить, знай, с какой бабой имеешь дело. Она под тебя копает.

Будь что будет, скажу правду!

— Недавно познакомились.

— Вот как. — Теперь Виталий пристально глядел на меня. — По работе?

— Ну, в общем, да. Знаешь, мне необходимо поговорить с тобой.

— Кажется, мы это и делаем.

— Не здесь, — указала я взглядом на водителя.

Он резко помрачнел.

— Ясно. Поднимусь к тебе, если, конечно, ты не против.

Я совсем не была против.

Возле моего дома Виталий отпустил водителя.

— Как же ты потом доберешься? — спросила я.

— Что-то мне подсказывает, что нам предстоит долгий разговор, — тихо ответил он, — Зачем человека мучить. Поймаю потом частника или такси вызову.

Мы в полном молчании поднялись на мой этаж. Я была страшно напряжена, и он, по-моему, тоже.

Мы зашли.

— В комнату или…

Он вдруг резко притянул меня к себе и хотел поцеловать, но я вывернулась.

— Давай сначала поговорим. Вдруг тебе потом не захочется целовать меня. — А в голове моей идиотской билось: «Дура честная. Так бы хоть на одну ночь стал твоим…»

Глаза у Виталия сузились, губы сжались в две белые ниточки.

— Ты с этим говнюком спала?

Я вспыхнула:

— За кого ты меня принимаешь! Дело совсем не в этом! Он, конечно, очень хотел, но я отказалась… то есть, не совсем отказалась, потому что мне нужно было сегодня работать в клубе, вот я от карты сразу и не отказалась и… — Я осеклась. Господи, что я несу!

Он продолжал внимательно смотреть на меня.

— Яснее, пожалуйста. Было или не было?

— Да говорят тебе, не было!

Губы его расслабились и, наконец, обрели цвет.

— Слава богу! Иначе я бы его вообще убил. Так в таком случае что ты мне собираешься рассказать?

— Сядь! — втолкнула я его в комнату — Собственно, это в какой-то мере касается и того, как я познакомилась с Димой.

Он опять напрягся.

— Только, Виталий, договоримся: пока все не скажу, не перебивай. Потом выскажешься. Хорошо?

— Идет. — Он опустился в кресло, не сводя с меня глаз. — Выкладывай!

И я ему без утайки рассказала все, что я делала, и все, о чем думала, после того, как мы с ним последний раз поссорились. В лицо ему смотреть не могла. Пока говорила, в окно глядела.

Потом повернулась. По лицу Виталия ходили желваки. И губы опять стали белые. Он поднял на меня тяжелый взгляд.

— Собираешься это публиковать?

— С ума сошел? Я ведь когда влезла в эту историю, ничего не знала. А теперь ни за что на свете! Если только ты сам не захочешь.

Он покачал головой.

— Не захочу. Эта часть моей жизни умерла. Не будем тревожить Людин покой.

— Ты сильно ее любил?

Он отвел от меня глаза и кивнул.

— Только все было против нас. И родители, и время. А я был тогда молодой, глупый, слабый. Страшился взять на себя ответственность.

— Но все-таки вы поженились.

— Тайком. Ни одна живая душа не знала. Пошли в загс, расписались и… струсили. Надеялись потихоньку родителей подготовить. А пока каждый вернулся к себе домой. Хотя, если родители наши за шесть лет не смирились, что могли изменить несколько дней? Уходить нам надо было от них в собственную жизнь. Но мы, как назло, оба были домашние, неприспособленные ни к чему, и родителей каждый своих жалел… В итоге Люда оказалась сильнее меня. Рассказала своим. Поругались они страшно. Она покидала в сумку какие-то вещи и выскочила из дому, ко мне побежала. Тут ее машина и сбила… — Он помолчал. — А я, гад трусливый, своим так и не осмелился признаться. Мать до сих пор не знает. Людины родители меня даже на похороны не пустили. Вот такое я, Настя, чудовище. Так что, кто кого не захочет целовать, еще большой вопрос.

— И ты столько лет носил это в себе? Никому не рассказывал?

— Я не мог. Понимаешь, немыслимо признаться в этом ужасе.

— Да в чем ты виноват? Это же рок, случайность, несчастный случай. Добежала бы она до тебя, наверняка построили бы свою жизнь. Может, детей родили, а может, уже развелись бы. Весь кошмар в том, что она погибла.

— Из-за меня.

— Почему из-за тебя? Ты ее до такого состояния довел? Нет, ее родители. В конце концов, вы шесть лет встречались. Чем ты им был плох? Не бандит, не алкоголик, мальчик с высшим образованием, из приличной семьи…

— Они считали, я не смогу обеспечить ей должного уровня жизни, сватали ей сына какого-то высокопоставленного знакомого. И сынок был согласен, и его предки, а тут такой пассаж; неизвестно за кого замуж выскочила. Родителям Людиным пришлось бы унижаться и отдуваться перед друзьями. Они и взбеленились.

— Виталий, перестань себя корить.

— Да сейчас уж не корю почти. Просто жалко ее ужасно.

— Потому ты так больше ни с кем… ни на ком…

Он перебил меня:

— Да. Как до женитьбы доходило, будто барьер передо мной возникал, и переступить через него не мог. А потом, будущей жене ведь надо признаться, что был женат. И этого тоже не мог. Сомневался, что меня поймут и простят. И главное, мама… Узнай она спустя столько лет… Это она с виду бодрая, а сердце в очень плохом состоянии. Кардиостимулятор уже два раза меняли.

— А не боишься, что я расскажу? — пошутила я.

Глаза у него предательски заблестели, казалось, вот-вот разрыдается. Но он улыбнулся:

— Нет, ты у меня кремень. Такой компромат на меня держала и ни разу не воспользовалась.

— Я… у тебя?

— Да. А ты разве не поняла? То есть, конечно, если ты против, скажи. Я сейчас же уйду.

— Только попробуй теперь уйти! Вот тогда и выпущу весь компромат!

— Шантажистка, — выдохнул он. — Моя… любимая…

Больше мы долго ничего не говорили. Не до того было. Прогоняли призраков прошлого…

Я проснулась оттого, что Виталий смотрел на меня. Не сон, а явь! Любимые глаза. Любимое лицо. Как долго я не хотела признаваться в этом самой себе!

— Я ведь всю жизнь тебя ждала, — шепотом сказала ему.

Глаза Виталия потемнели.

— Я тоже долго к тебе шел.

Мы потянулись друг к другу, но тут зазвонил городской телефон.

— Ну его. Не подходи, — взмолился Виталий. Я послушалась, однако телефон, едва смолкнув, вновь зазвонил.

— Нет, подойду, — спустила я ноги с кровати. — Мне редко рано утром звонят. Боюсь, что-то случилось.

Схватила трубку. Янка! У меня похолодело внутри. Неужели с Трофимом беда?

— Что у тебя стряслось? — спрашиваю.

— У меня? Это у тебя случилось. Шороха со своим Ливанцевым на всю Москву навели! Вот и решила поймать тебя перед работой, чтобы выяснить всю правду из первоисточника.

— Янка, откуда ты знаешь?

— Инесса из «Желтухи» среди ночи позвонила. Она твой номер телефона забыла и пыталась у меня выведать. Я не дала. Цени! И про Ливанцева молчала, как партизан. Дурочкой прикинулась. Мол, мы с тобой давно не виделись.

— Спасибо тебе! Молодец, Янка!

— Ну-ка, в награду рассказывай подробнее.

— Извини. Сейчас никак не могу.

Она удивилась:

— Что это так?

— Ну… я не одна.

— У тебя там… Ливанцев? — У Янки аж голос сел.

— Именно.

Пауза, а затем совсем хрипло:

— Ну ты, Настена, даешь. Не верила, что у вас так закончится. Поздравляю. Ладно. Освободишься, позвони.

— Обязательно. Только, Янка, умоляю: держи рот на замке!

— Обижаешь. По-моему, мы давно с тобой дружим.

— Да я просто на всякий случай.

— Ничего не знаю, ничего не слышала, ничего даже не предполагаю, — словно клятву произнесла Яна. — Но в «Желтухе» уверяют, что очень яркие снимки вышли. Становишься светским персонажем.

— Вот это как раз меня абсолютно не радует.

— Понимаю. Могут быть неприятности.

Распрощавшись с подругой, я вернулась в постель.

— Что, уже поздравляют с боевым крещением? — веселился Виталий.

— По-моему, ничего смешного. — Я не разделила его игривого настроения. — Первые полосы нам с тобой обеспечены. Про «Желтуху» уже точно знаю.

— Нейтрализуем. — Его, кажется, совершенно не смутили мои слова.

— Каким, интересно, образом? Всем рот не заткнешь. Тем более мы с тобой такой лакомый кусочек поднесли.

— Забить можно только одним способом: если информация, которую сообщим мы, покажется горячее той, на которую они ставили.

— И что ты им можешь предложить? — скептически отреагировала я. — Встречу с инопланетянами?

— Да нет. Гораздо более интересное и реальное. — Теперь Виталий взирал на меня с каким-то хитрым и хулиганским видом.

— Неужели решил рассказать про свой брак? Не надо, прошу тебя! Не стоит того!

— Я хочу рассказать про наш с тобой брак.

— Про наш? — уставилась на него я.

— Ну да, — продолжал он. — Тебе не кажется, что это будет куда более сногсшибательная новость, чем набитая морда Димки?

— Бесспорно, только зачем врать?

— Врать? Ты отказываешься выйти за меня замуж?

— Я… но… мы… — в полном замешательстве бормотала я. — Мы только-только познакомились…

Он нетерпеливо перебил меня:

— Знаю, знаю. Вот поженимся, и познакомимся поближе. Надеюсь, ты не разочаруешься. Хотя, по-моему, мы и так достаточно хорошо знакомы. Даже через некоторые испытания прошли, достойно их выдержали. Я из-за тебя даже успел человеку морду набить, ты меня спасла, причем два раза. Первый раз физически: обогрела, одела, накормила. А второй — морально: честно промолчала. Сколько и чем нам еще надо проверять свои чувства?

— Иными словами, ты делаешь мне предложение? — не веря своим ушам и внутренне обмирая, спросила я.

— Да. Делаю тебе предложение своей руки, сердца и всего движимого и недвижимого имущества.

— А мама? Ты и меня собираешься от нее скрывать?

— О, на этот счет можешь быть спокойна. Ты маме очень понравилась.

— Ты… ты… неужели заранее ей сказал, что собираешься на мне жениться?

— Нет, конечно! — Он засмеялся. — Но она сама мне в тот день сообщила: «Наконец-то на тебя работает нормальная, серьезная женщина, а не эти свистушки». А потом посоветовала обратить на тебя внимание, потому что, судя по паспорту, ты не замужем.

— У-у, — скорбно протянула я. — Оказывается, ты так торопишься сделать мне предложение не потому, что влюбился, а потому, что я единственная женщина, которую одобрила твоя мама?

— Мнение мамы — важный аргумент, — хихикнул он. — Только если бы я в тебя до такой степени не влюбился, никакая поддержка мамы не помогла бы, — возопил он. — Я так и не понял: ты согласна или нет?

— Согласна, хотя и боюсь.

— Чего? — удивился он.

— Жизнь изменится.

— Моя, между прочим, тоже.

— И тебе не страшно.

— Вовсе нет. Я хочу ее поменять. И я очень счастлив!

Я обняла его.

— И я тоже очень счастлива. Но все равно мне немножечко страшно.

— А казалась мне такой храброй.

— Потому что настоящая храбрость — это хороню преодоленный испуг.

— О-о, а ты, оказывается, еще и философ. Тогда мы с тобой точно не пропадем.

Он вскочил с кровати.

— Сейчас пресс-секретарю позвоню.

— Может, сперва маме? — спросила я.

— Как ты о моей маме заботишься! Нет, сначала пресс-секретарю, а потом мы маме не позвоним, а просто к ней нагрянем.

— Вообще-то мне на работу нужно, — робко напомнила я.

— Ничего. Задержишься. — Эге! Он уже начинал мной командовать!

Впрочем, я и сама не особо рвалась в «Воскресную неделю». Ничего хорошего меня там не ждало. Вчера надебоширила, материал о Лилитином дне рождения не готов, а о грядущем замужестве сама сообщать не собиралась, пусть из прессы узнают! Или от ливанцевского пресс-секретаря. Больше впечатления произведет.

Виталий, держа в руках телефон, опять захихикал:

— Ой, я сейчас до того нашу пресс-службу обрадую! Они ведь давно меня уговаривали себя попиарить. Убеждали: хоть придумайте что-нибудь про себя. Вот и пускай теперь наслаждаются.

— Если честно, я предпочла бы это сделать тихо.

— Я тоже, — заверил он. — Но сейчас наш единственный с тобой выход — сделать это не просто громко, а очень громко, чтобы стереть осадок от вчерашнего вечера. Да и друзья, родственники и знакомые столько уже ждут моей свадьбы, что не простят, если я зажму ее. В общем, придется тебе набраться мужества и потерпеть.

— Чего не сделаешь ради любимого! — воскликнула я. — Даже замуж за него публично выйдешь.

— Рад, что у тебя здоровое чувство юмора, — одобрил мою реакцию он. — Уверен, оно тебе еще очень пригодится в нашей, надеюсь, долгой семейной жизни.

— Какие мрачные предсказания.

— Совсем не мрачные. Я тебя таким образом деликатно готовлю к тому, что жизнь со мной может оказаться не очень простой, как-никак, я — публичный человек.

— Постараюсь справиться.

— Кто бы сомневался, только не я!

Пресс-служба, повизжав от восторга, принялась за работу, а мы с Виталием поехали к его маме.

Элеонора Карловна не завизжала, однако и в обморок не грохнулась. Короче, обошлись без скорой. Твердо глядя мне в глаза, она сказала:

— Теперь я за Виталия спокойна. — И, переведя взгляд на сына, добавила: — Наконец-то он понял, на ком надо жениться. Видно, дорос наконец. Теперь есть надежда дожить до внуков.

Тут мне стало ясно: не только моя жизнь с Виталием грозит быть непростой, но и отношения со свекровью, при всем ее одобрении моей кандидатуры, будут не без нюансов. Ну да к трудностям не привыкать. И мне не двадцать лет. В случае чего постою за себя, а когда надо, на компромиссы пойду. Жизнь и этому научила. И вообще, все это ерунда и мелочи, если любишь! А я люблю!

На работу, по совету Виталия и по здравому собственному размышлению, решила в тот день вообще не ходить. Позвонила, сказалась больной, материал о Лилите обещала написать и переправить по электронной почте.

Разговаривали со мной настороженно. Видно, информация о вчерашнем вечере дошла только неофициальная, и оргвыводов еще не делали. И впрямь, лучше мне отсидеться.

Виталий уехал к себе домой, потом — на работу, а я в состоянии полной эйфории попыталась заставить себя писать. Основную часть материала настрочила на автомате, а вот как дошла до себя, дело застопорилось. Писать, что из-за меня возник скандал или не писать? И если да, то как? Впрямую, с именами, или намеками? От первого лица, словно со стороны? Никогда с подобным не сталкивалась!

Гадала, гадала, в результате, отложила статью и отправилась в магазин. Вечером Виталия кормить надо!

Вернулась — оба телефона как с ума сошли. Надрывались один громче другого. Схватилась за городской. В мобильнике определитель. Могу после позвонить кому надо.

Естественно, Инесса из «Желтухи». Легка на помине!

— Настюшенька, — просюсюкала. — Прими мои самые горячие поздравления!

— С чем? — ошалела я.

— С грядущей свадьбой, естественно. Так за тебя рада! Уж как рада!

— Никак пресс-конференцию успели собрать?

— Нет, пока действуют конфиденциальные источники. Надеюсь застолбить эксклюзив по старой дружбе.

Тоже мне старая подруга! Тем не менее вежливо отвечаю:

— Извини, не могу. Эксклюзив уже своей газете обещала. Сама понимаешь, иначе неэтично.

— Но ты мне, между прочим, обязана. Я притормозила материал про вчерашний вечер.

— Спасибо тебе, конечно, огромное, но ведь не я тебя просила, а, насколько понимаю, конфиденциальный источник?

— В общем, да, — нехотя призналась она. — Но, может, все-таки эксклюзивчик?

— После свадьбы, — отрезала я.

— Честно? — аж задохнулась она от счастья.

— Честно. — Кто знает, хоть она и отвратительная баба, но вдруг еще понадобится. В одном мире варимся. А поссориться с ней я всегда успею.

— Еще один, последний вопросик, Настюшенька. Клянусь, не для печати.

— Давай.

— Саблина-то тогда в интервью врала… ну, насчет…

— Можешь не продолжать, — перебила я. — Абсолютная чушь и клевета!

— Я тогда и сама так решила, — вздохнула Инесса.

А я подумала: «Похоже, этим ужасным вопросом меня теперь будут мучить до конца жизни! Придется все-таки дать интервью для «Желтухи»».

Телефон звонил не переставая. Все знакомые журналисты жаждали поговорить со мной, кто по поводу фокстротного побоища, а кто уже и по поводу замужества. Конфиденциальные источники работали на пределе возможностей. Потом пришел Виталий, и я решительно выключила оба телефона.

На другой день, стоило мне появиться в редакции, последовал вызов к главному.

— Ну, Танеева, обещала ты мне сенсацию, и она вполне состоялась. Такой загогулины не ожидал от тебя. Правда, что ли, за Ливанцева выходишь, или это его пиар-ход?

— Правда, Юрий Михайлович.

— Поздравляю, — дежурно произнес он и тут же скороговоркой добавил: — И морду он в клубе бил?

— Да у вас ведь должны быть фотографии.

Он погрустнел:

— Накладка со снимками вышла. У фотографа нашего камеру как раз в этот момент заклинило.

Ну, Генка! Вот человек! Ведь меня решил прикрыть! Родина, Гена, тебе этого не забудет!

— А, да теперь не важно, — махнул рукой главный. — Ты как, Настасья, со свадьбой и прочим, надеюсь, о родной газете не забыла.

Вот он, час торжества моего!

— Я ведь давно обещала сделать эксклюзив.

У него даже рот раскрылся:

— А, ты тогда в этом смысле?

Пришлось приврать! Главный остался в полном восторге и сатисфакции. Не уверена, что в таком же восторге будет пресс-служба Виталия, но, надеюсь, уговорим и их.

Танька, увидев меня, расплылась в сладчайшей и фальшивейшей улыбке.

— Ну, ты, Танеева, лиса! Хитрюга-а. Всех обманула. Чиновник у нее из московского правительства завелся! А это, оказывается, Ливанцев ей бриллианты покупает. А я-то думаю, что это с чиновниками случилось? Кто это из них так расщедрился. Теперь-то понимаю. Но, Настька, размах у тебя для меня неожиданный. Самого Ливанцева у красотки Саблиной увела. Мы-то гадали, почему он ее бросил? А его сердце, выходит, простая девушка покорила.

— Ни от кого я его не уводила.

— Расскажи кому-нибудь другому.

Больше я с ней не спорила. Бесполезно. Танька в своей правоте уверена. Ее не переубедишь. Она продолжала засыпать меня вопросами про Виталия. И какая у него квартира, и сколько машин, и какие родители, и где собираемся жить, и собираюсь ли работать после замужества… Еле успевала отвечать. Наговорила на большое интервью.

Мне показалось, что Зоська, как обычно, молча вздыхает и страдает, однако я ошиблась.

Через месяц я принесла Зосе и Таньке приглашения на свадьбу. Зося, зардевшись, спросила:

— Настя, а можно я не одна приду, а с Геной. — Это она имела в виду того самого фотографа, который меня прикрыл. Я выдала ей еще одно приглашение.

— Конечно, Зося, буду очень рада. Он отличный мужик.

Зося зарделась сильнее прежнего.

Пока мы с Виталием готовились к свадьбе, жили в основном у меня. Нам здесь хорошо было, хотя и не всегда удобно, потому что Виталию приходилось за каждой ерундой мотаться к себе. Но нас и это не особо тяготило. Потом решим квартирный вопрос. После свадьбы. Большой и громкой. Приглашено пол-Москвы. Ничего не поделаешь. Отрабатываем ливанцевский статус. Жаль мне только одного: никто из моих родных не дожил до этого прекрасного дня. Не увидят они моей свадьбы.