Ночной маршрут

Ксендз

Это было под Ополе: там на пустыре стоит небольшой неоготический костел, а рядом маленький дом ксендза, возведенный на фундаменте какой-то старой постройки. Может быть, здесь неподалеку когда-то была деревня, но история разрушила ее; может, полвека назад хаты рассыпались в прах и теперь только пылью стелятся по полям, по узкому шоссе, с которого, прилипнув к шинам автомобилей, позволяют умчать себя в другие места, другие миры… не знаю, во всяком случае, тамошний ксендз жил, отдалившись от домов своих прихожан, обитателей опольского пригорода, на добрых пять километров, и ксендзом этим был мой одноклассник Ирек. С тех пор, как он тут поселился, я приезжал к нему каждой весной на несколько дней, а потом еще раз в июле; мы беседовали за стаканчиком вина, он рассказывал мне о своей работе, а я ему — о своих религиозных сомнениях, безуспешно провоцируя его начать наставлять меня на путь истинный, он не поддавался, наверное, интуитивно чувствуя, что это самый действенный способ, поскольку за отсутствием контраргументов мои аргументы слабели, теряли привлекательность вызова, и в конце концов, за второй бутылкой, я готов был признать, что сотворенный Богом мир не так уж плох.

В тот год я отправился к нему, как обычно, 30 апреля и незадолго до наступления сумерек повернул свой красный «Фиат-500» на проселочную дорогу, ведущую прямо к купе раскидистых деревьев, скрывающих в своей тени дом ксендза и костел. Поддеревьями я заметил толпу людей, взволнованно жестикулировавших. Выключив двигатель, я услышал, что они говорят, перебивая друг друга, а словом, которое повторялось чаще других, было «ксендз».

— Что случилось? — спросил я, выходя из машины.

При виде меня они притихли; только пани Мария, убиравшая дом ксендза и потому знавшая меня в лицо, протянула ко мне руки:

— О Боже, может, вы поможете. Мой уже поехал за полицией, но тут, видать, по-другому нужно. Поговорите — наверное, вам удастся по-хорошему.

— Но что случилось? — снова спросил я, чувствуя охватывающий меня страх. Эти ветви над головами, сгущающийся сумрак, пустошь, которая — с тех пор, как я ее впервые увидел, — казалась мне жутковатой, почти из фильма «ужасов»… И теперь эти взволнованные люди, слишком уж хорошо вписывающиеся в окружающий пейзаж.

Пани Мария схватила меня за локоть и, понизив голос, сказала:

— Кто-то вселился в нашего ксендза.

— Да какое, к черту, вселился. Свихнулся он, — сердито прервал ее один из мужчин. — Так всегда бывает, когда мужик без бабы живет.

Все заговорили наперебой, и я долго не мог ничего понять. В конце концов я крикнул: «Люди!» — и наступила тишина.

— Люди, — повторил я спокойнее. — Если нужна моя помощь, я должен понять, что случилось. Где ксендз Ирек?

— Закрылся с детьми в подвале, — объяснил мужчина, который прервал пани Марию. — Они пришли к нему в воскресную школу. Один убежал. Он не хочет их выпускать. У него оружие, обрез, что ли, который он здесь нашел.

— Мы пробовали войти, но он сказал, что всех детей поубивает, — добавил другой.

— Может быть, вы попробуете? — Пани Мария смотрела на меня с надеждой.

Я кивнул раньше, чем успел подумать, но у меня просто не укладывалось в голове, что Ирек способен на что-то подобное. Люди тотчас расступились, образуя коридор до самого дома. Вдруг я понял, что если мой друг сошел с ума — а похоже, это так, — то здесь нужен специалист, а не я; но отказываться было поздно.

— Когда приедет полиция? — спросил я нерешительно.

— Скоро, но у вас лучше получится. Друга он послушает. За дверью сразу налево, там вход в подвал. Попробуйте, — ответили мне несколько голосов.

Очень медленно, осторожно я поднялся на крыльцо. Нажал дверную ручку, заглянул внутрь. Почувствовал знакомый запах вощеных полов, старых стен, варенья, приготовленного пани Марией, — ничто не вызывало беспокойства. В доме царила тишина. Тем не менее у меня по спине побежали мурашки.

— Ирек? — позвал я.

Никто не ответил.

— Ирек? Это я, Анджей, — повторил я.

Молчание. Лесенка слева, ведущая вниз, уходила в темноту. Ступенька за ступенькой я погружался в нее, держась рукой за грязную каменную стену, чтобы не упасть. Глаза постепенно привыкали к сумраку. Подвал оказался глубже, чем я предполагал — я никогда раньше сюда не заглядывал, — только после трех поворотов я попал в просторное помещение, разделенное несколькими рядами толстых столбов. В глубине что-то шевельнулось.

— Ирек, это я, — сказал я (надеясь, что успокаивающе). Голос у меня дрожал.

Снова тишина, если не считать то ли шорохов, то ли вздохов, которые долетали из темноты. Я обо что-то споткнулся: под ногами лежали какие-то железки. Думая о том, как это ужасно, я наклонился и поднял толстый прут. Поблизости раздалось глухое ворчание; я выпрямился и в панике стал размахивать своим оружием, рассекая со свистом густой черный воздух.

— Уходи, — глухо прорычал кто-то. Это не мог быть голос Ирека. — Уйди и оставь нас.

— Ирек, — повторил я неуверенно. — Отпусти детей. Люди волнуются.

Мне начало казаться, что я вижу их: какие-то едва различимые тени, сгрудившиеся в дальнем углу подвала, несколько маленьких фигурок и одна большая, возвышающаяся над ними. «Если он на самом деле вооружен…» — промелькнуло у меня в голове, и я на всякий случай спрятался за столб.

— Умру, умрут, умрешь, — послышалось бормотание. — Лучше теперь, чем потом. Когда я этого хочу, а не когда Он нас призовет.

— Ирек, не дури, — отозвался я. — Это не смешно. И у меня есть оружие.

— Тебе так кажется? — Я с трудом понял, что он сказал. Это было скорее рычание, а не голос.

Рубашка у меня прилипла к спине. Я надеялся, что ответивший мне (Ирек?) видит в темноте не лучше меня. Перебежал к следующему столбу, прижался к нему, как будто это была моя мать. Он все еще не стрелял; зато четко стало слышно его хриплое дыхание. Четко, очень четко; где-то совсем рядом со мной.

— Я здесь, — зашептало мне что-то на ухо.

Я махнул прутом и ударил по чему-то мягкому. Дети, бегите! — закричал я, услышал, как что-то упало на глинобитный пол подвала, вокруг нас затопали, чьи-то ногти царапнули меня по щеке, что-то потянуло меня за руку, я упал на колени и выронил свое оружие, ища опору, почувствовал под пальцами холод ствола; перекатился на спину, схватил пистолет, чье-то тело придавило меня к земле, я чувствовал его дыхание, вонючее, как выгребная яма, мы боролись, он уже вцепился мне в горло, я выстрелил, выстрелил в друга, надеясь, что не попал, и в то же время надеясь, что не промахнулся, выстрел оглушил нас обоих, мне удалось столкнуть его с себя, я вскочил и, не сумев удержать равновесия, снова упал и откатился назад. В видневшуюся далеко наверху дверь выбежал мальчик. Мы остались одни. Хуже всего было то, что я теперь не знал, где он.

— Здесь, — шепнуло что-то слева, как будто прочитав мои мысли. Недолго думая я выстрелил в ту сторону. Это не Ирек, убеждал я себя. Мне на голову осыпалась штукатурка.

— Здесь, — шепнуло что-то справа.

Я начал стрелять наугад, бросившись вдогонку, а оно уворачивалось, скрывалось за столбами, я боялся и ненавидел его, и было совсем черно, потому что в воздухе клубилась пыль, осыпающаяся штукатурка и пыль, мне стало нечем дышать, я метался из стороны в сторону, зная: или он меня, или я его, а он мог быть где угодно — за моей спиной, возле самого затылка, под ногами, он был повсюду, повсюду, не было такого места, где я бы почувствовал себя в безопасности, темнота ожила, тянула ко мне руки, по щеке у меня текла кровь, вдруг я увидел его в светлом прямоугольнике двери на лестницу: он убегал наверх, у меня кончились патроны, я остался один; но почему меня не покидает страх?

Я тяжело дышал, послышались какие-то голоса, это крестьяне заглядывали вниз и кричали:

— Есть! Есть! Мы его поймали! Вы живы? Можете выходить!

А я, рыча, пятился от этих голосов в темень подвала. Я хрипел, возможно, от пыли, да, наверняка от пыли, и не мог выдавить ни слова, только все еще чувствовал этот страх, да, я их боялся, я всего боялся, и себя боялся тоже, да: себя я боялся больше всего и, не в силах вынести того, что я один, и не в силах вынести того, что за мной придут, и себя не в силах вынести, я наконец выдавил хрипло:

— Только попробуйте сюда спуститься! Попробуйте! Только попробуйте!