Глава 2 Испанский Риф

Поздним вечером они подходили к Испанскому Рифу. Над белой линией прибоя на фоне ярко-оранжевого неба четко вырисовывалась кайма пальм.

Когда «Щедрость изобилия» развернулась для швартовки у пристани Джонстауна, навстречу ей по каналу прошло судно для дальних круизов. Над водой пронесся беззаботный, заразительно веселый смех, его заглушил шум мотора, и корабль исчез в темноте.

Мэннинг сбросил скорость и повел свое судно к пирсу, выложенному битым камнем, который добывали на восточной стороне гавани. На ограждении сидел высокий красивый негр в форме колониальной полиции и курил сигарету. Вскочив на ноги, он подхватил трос, брошенный Сетом.

Мэннинг выключил мотор, накинул свой старенький бушлат и вышел на палубу, где его ждал Моррисон. Когда они поднялись на мол по ржавой железной лестнице, молодой полицейский уже восседал на прежнем месте. Он улыбался, показывая крепкие белые зубы.

– Удачно сплавали, мистер Мэннинг?

Тот отрицательно качнул головой:

– Ни черта не поймали, Джо, – и обернулся к Моррисону: – Вы еще не знакомы с сержантом Ховардом? Он представляет в этой части света Британскую империю, вернее, то, что от нее осталось. Всех нас держит в ежовых рукавицах.

Моррисон кивнул:

– Мы с сержантом встретились вчера, когда я прилетел в ваши края. Может, выпьете с нами, сержант?

Несколько секунд она стояла, словно ожидая чего-то, и нежно перебирала пальцами струны гитары. Потом начала петь.

В ее не очень сильном голосе, от которого почему-то сжималось сердце и перехватывало горло, звучала печаль умирающего закатного солнца и мягкого прикосновения ночи. Наверное, не больше шести-семи человек понимали, о чем поет Мария, но это не имело никакого значения.

Мэннинг вспомнил их первую встречу тем жарким июльским днем. Кубинское рыболовное судно, битком набитое беженцами, беспомощно дрейфовало в проливе. К Марии его привлекла ее невероятная способность, несмотря ни на что, сохранять внутреннее спокойствие, даже гармонию.

Ее нельзя было назвать красавицей. Кожа золотисто-оливкового цвета, иссиня-черные волосы перевязаны алой лентой. Но в своем театральном костюме она затмевала всех сидящих в зале женщин.

Звуки песни угасли, на мгновение наступила тишина, которая сменилась грохотом аплодисментов. Мария, словно «тореро» на площади в Мехико, стояла, плотно сдвинув ноги и вытянув правую руку, в которой держала шляпу. Мэннинг заказал еще одну порцию рома, а она начала танцевать фламенко, подпевая и притопывая ногами, обутыми в испанские туфельки на высоких каблуках. Песня закончилась на волнующей, пронзительно резкой ноте.

Теперь Марии аплодировали долго. Она исчезла за занавесом, потом вернулась и снова застыла на месте, поставив ноги вместе. Медленно повернув голову, обвела взглядом публику. Встретившись с ней глазами, Мэннинг поднял стакан. Мария слегка кивнула. Она спела еще одну песню и, танцуя, удалилась за занавес. Звуки ее голоса замерли.

Музыканты снова грянули goombay, а Гарри отправился в казино. Было еще рано, и игра шла вяло. Около рулетки стояли двое. Но крупье тянул время, терпеливо дожидаясь притока посетителей.

Курт Винер, хозяин «Каравеллы», худой, седеющий немец лет пятидесяти, в белом смокинге, который он носил с изяществом аристократа, сидел за письменным столом в дальнем углу зала и пересчитывал вчерашнюю выручку. Над его плечом навис управляющий. Увидев Мэннинга, Курт махнул ему рукой.

– Как дела, Гарри?

Тот вытащил двести пятьдесят долларов, полученные от Моррисона, и небрежно бросил их на стол.

– Грех жаловаться. Сегодня привез из Нассау полный самолет туристов.

– Никак не пойму, почему твоя развалюха «Вальрус» все еще летает, – подколол парня Мэннинг. – Может, еще по одной?

– Нет. – Уолкер опустошил свой стакан. – Мне нужно на причал – заправиться. Везу несколько человек в Нассау к двенадцатичасовому рейсу на Майами. Жаль, что пропущу номер Марии. Передай ей это.

– Передам, – мрачно пообещал Гарри.

– Держу пари, передашь! – нагловато хохотнул Джимми и скрылся в толпе.

Мэннинг предложил Моррисону сигарету.

– Не по душе мне этот парень, – заметил американец. – Слишком заносчив.

– Молод еще, вот в чем дело. Вообразил, что влюблен.

– Только вообразил?

– Кто знает? Но в таком возрасте влюбляются в первую встречную милашку.

– А я, к счастью, наверное, никогда не выйду из этой фазы. – Моррисон допил свой джин. – Извините, пойду приму ванну. Не хотите поужинать потом вместе?

– Нет, спасибо, – отказался Мэннинг.

– Ладно, в другой раз. – Моррисон открыл бумажник и положил на стойку бара несколько банкнотов. – А это небольшая добавка к вашему банковскому счету.

Мэннинг пересчитал деньги и нахмурился:

– Мы же договорились о ста пятидесяти в день. Здесь на сто баксов больше.

– Я, по крайней мере, должен оплатить вам новое ружье, – улыбнулся Моррисон. – Когда встречаемся завтра? Я еще не потерял надежду поймать тунца.

– Не стоит спешить. Увидимся на молу в восемь.

– До встречи.

Американец стал проталкиваться сквозь толпу, а Гарри сунул деньги в карман брюк, заказал большую порцию рома и закурил. В этот момент раздался грохот барабана, и танцплощадка сразу опустела. В зале воцарился полумрак, пятно света падало только на арку позади музыкантов.

Когда Мария Сэлас, в черных кожаных брюках для верховой езды, белой шелковой блузке, завязанной узлом на талии, и черной испанской шляпе, сдвинутой набок так, что лицо оставалось в тени, появилась из-за занавеса, по залу пронесся вздох, будто у всех разом перехватило дыхание.

– Так ведь и оплата высока.

– Ладно, рассказывай. Пять лет тюрьмы. Побережье кишмя кишит военными катерами, особенно после кубинского кризиса. А кстати, тебя-то почему это интересует? Ты же зарабатываешь деньги другими способами.

– Считай, что у меня особая симпатия к беженцам. После войны я несколько лет и сам находился в таком положении, – улыбнулся Винер. – Подумай, Гарри. Предложение пока остается в силе.

Мэннинг допил свой бокал и поднялся:

– Спасибо, конечно, но дела у меня еще не так плохи. Пока.

Выйдя из комнаты, он прошел через казино в бар. Здесь на секунду задержался, а потом пересек фойе и поднялся по лестнице на второй этаж.

Здесь властвовала тишина. Мэннинг шел по широкому, устланному ковром коридору. Где-то засмеялась женщина, но звук ее голоса казался удивительно далеким. Музыка, игравшая внизу, доносилась сюда словно из другого мира.

Он открыл дверь номера в конце коридора. Внутри царил полумрак. Свет шел только от лампы под абажуром, стоящей в центре комнаты на маленьком столике.

Она сидела в старом плетеном кресле, плотно завернувшись в халат, защищавший ее от ночной прохлады.

– Привет, Гарри! – тихо сказала Мария.

Мэннинг протянул ей сигарету. Она наклонилась к спичке, которую он прикрыл ладонью, пламя высветило черты ее лица и глаза, казавшиеся темными колодцами.

– Как прошел день?

– Не хуже, чем обычно. Жизнь прекрасна, главное – не сдаваться.

Мэннинг не сумел скрыть свою горечь. Мария покачала головой.

– Так не может больше продолжаться, Гарри. Нельзя все время оплакивать свое прошлое. Да, в Гаване ты имел процветающую фирму. Она потеряна. Лучше принять все как есть, чем изо дня в день надеяться, что каким-то чудом она к тебе вернется.

– Мне помощь не нужна. На жизнь я зарабатываю.

– Едва-едва. – В голосе Марии появились гневные нотки. – Разве это жизнь для такого человека, как ты? В Гаване ты начал с нуля. Почему бы не попробовать снова?

– Наверное, я устал, – ответил Мэннинг. – Не забывай: сейчас я на пятнадцать лет старше. Мы только что разговаривали с Винером. Он хочет, чтобы я перевозил беженцев во Флориду. Короткий ночной рейс, сделал дело – и никаких вопросов.

– Но ты же не согласился? – Мария тревожно подалась вперед.

– Не беспокойся. У меня хватило здравого смысла. – Он вытащил из кармана рубашки конверт и бросил его на колени Марии. – Письмо от твоей матери.

Охнув от неожиданности, Мария вскочила и побежала в спальню. Мэннинг наблюдал, как она лихорадочно вскрывала конверт, и, поднеся его к лампе, углубилась в чтение. Потом он отвернулся, вышел на балкон и оперся на поручень.

Через некоторое время к нему подошла Мария и встала рядом.

– Как там Санчес?

– По-моему, он в хорошей форме.

– Что он сказал?

Мэннинг старался уловить выражение ее глаз, но лицо Марии было в тени.

– Санчес сказал только, что двоих ваших людей убили в Гондурасе на прошлой неделе. И велел передать, чтобы ты была осторожной. И что у Кастро длинные руки.

– Значит, ему и надо быть осторожным, – просто рассудила Мария. – А то останется без рук.

– Ты впуталась в какую-то историю, Мария? – нахмурился Мэннинг. – Я должен знать, что происходит.

– Нет никаких причин для беспокойства, Гарри, – улыбнулась она. – Совершенно никаких.

Мария стояла так близко, что их плечи соприкасались, стоило ей слегка пошевелиться.

От ветра вода рябила, и над гаванью стелился легкий туман. На душе у Мэннинга стало легче, хотя тревога, таившаяся где-то в глубине сознания, не покидала его сейчас – рядом с Марией он был счастлив и неудовлетворен одновременно. День прошел паршиво, и прошлое без труда ожило в его памяти. Мэннинг вздохнул и выпрямился.

– О чем думаешь? – Мария смотрела на него, ее лицо в темноте казалось бледным пятном.

– О жизни! Ни в чем нельзя быть уверенным. Совершенно ни в чем.

Мария придвинулась еще ближе, Гарри взял ее руки в свои.

Позади них, далеко за мысом, на море стали появляться белые барашки.

– К утру будет шторм.

Мария посмотрела на море и вздрогнула:

– Пойдем в дом, Гарри. Мое следующее, выступление в одиннадцать. У нас есть еще три часа.

Она мягко высвободилась и ушла в комнату. Мэннинг на минуту задержался, вглядываясь в море. По крыше прошелестел ветерок, застонал, словно накликая беду. Смутное, неясное беспокойство поднялось в его душе. Он повернулся и быстро последовал за Марией.

~~

* * *

~~

Проснувшись, он лежал в туманной полудреме и прислушивался к вою поднявшегося ветра. Где-то далеко над морем глухо пророкотал гром.

Вытянув руку, Мэннинг понял, что Марии рядом нет. Он откинул простыню и взглянул на часы. Начало двенадцатого. С минуту сидел нахмурившись, но вспомнил, что сегодня пятница и у Марии идет ночное выступление. Наверное, она решила не будить его.

Гарри встал, прошлепал в ванную и включил душ. Обжигающе холодные струи наполнили его энергией. Его тело ожило, в нем забурлила кровь. В половине двенадцатого он спустился вниз. Ставни на террасе стучали под порывами ветра. В казино no-прежнему было мало народу, бар тоже оказался на удивление пуст.

Моррисон, сидевший на высокой табуретке, пил джин-слинг и листал старый журнал для яхтсменов. Увидев Мэннинга, он улыбнулся.

– А, привет. Пить будете?

Нахмурившись, капитан оглядел пустующую танцплощадку.

– Что так тихо? Когда закончилось шоу?

– Сегодня ночное шоу не состоялось, – сообщил Моррисон, и в этот момент порыв ветра вдруг со всей силы ударил по зданию. – Похоже, нас атакуют.

Мэннинг уже повернулся было, чтобы уйти, и снова смутное ничем не объяснимое беспокойство шевельнулось в нем. В казино вошел Винер, держа в руках ящичек с кассой. Не успел он зайти за стойку бара, как Гарри схватил его за руку.

– Что, черт побери, здесь происходит? Мария сказала, что в одиннадцать у нее еще одно выступление. Где она?

Винер положил ящичек на стойку и тяжело вздохнул.

– Может, тебе лучше сначала выпить, приятель?

Мэннинг не успел ответить, на улице раздался крик, дверь распахнулась, и ветер тут же с грохотом ударил ее о стенку. Пошатываясь, в бар ввалился промокший насквозь мужчина: с его штормовки текли потоки воды. Тихо постанывая, он привалился к стойке бара, вцепившись в нее руками.

Только теперь все узнали старого рыбака Сондерса, который в сезон выходил далеко в море на зафрахтованном судне. Винер зашел за стойку, налил рома и протянул старику стакан.

– Выпей и возьми себя в руки. Что стряслось?

– Джимми Уолкер вылетел на своей развалине. – Проглотив немного рома, Сондерс закашлялся. – Я находился в двух милях от берега, возле рифа Черный камень. А там море так и кипит, словно под мельничным колесом...

– К черту детали, – прервал его Мэннинг. – Что случилось?

– Понятия не имею. Только вдруг раздался дьявольски сильный взрыв. А когда я посмотрел вверх, самолет уже падал в воду как камень.

– И вы не поплыли на помощь? – удивился Моррисон.

– В моем-то старом корыте? Мистер, море там такое вытворяет, что думаешь об одном – как бы целым остаться. Я решил, что самое лучшее – позвать кого-то и организовать настоящие поиски.

Бутылка рома выскользнула из рук Винера и с грохотом разбилась об пол. Хозяин «Каравеллы» пошатнулся и с белым как мел лицом двинулся к стойке.

– Господи помилуй, да успокойся ты, – прикрикнул Мэннинг. – Бери куртку, надо идти.

– Ты ничего не понимаешь, Гарри. – Винер смотрел на него огромными, расширившимися от ужаса глазами. – В самолете была Мария.

Мэннинг застыл, не сводя взгляда с Винера. Его тело сковал холод. И тут вместе с ударом грома разверзлись небеса: по крыше забарабанил дождь.

Загрузка...