Ночной скандал

Глава 5

Мэтью больше двух часов просматривал научные журналы и справочники, что нашлись в собрании Тэлбота, основное внимание уделив «Экспериментам и расчетам в области физической оптики» Юнга. В Лондоне, в «Королевском обществе», он прослушал лекцию Юнга о волновой теории рефракции света, поэтому чтение было и увлекательным, и поучительным, особенно если вспомнить отражательные свойства глаз леди Лейтон.[1]

Однако до обеда оставалось еще несколько часов, поэтому Уиттингем, желая убить время, покинул библиотеку, чтобы побродить по коридорам и, как полагается истинному ученому, сделать еще несколько открытий.

Совершенно случайно он набрел на кухню, где сквозь звон посуды отчетливо пробивался голос Коггза. Камердинер всегда был готов приударить за покладистой бабенкой. Небрежным кивком Мэтью вызвал Коггза в коридор.

И сразу же призвал камердинера к ответу:

– Что ты творишь? Неужели не усвоил прошлый урок? Не совершай ничего, что может показаться нечестным и что будет неверно истолковано. Мы гости в доме лорда Тэлбота, и твои действия характеризуют также и меня.

– Вам незачем напоминать мне об этом.

– Как раз наоборот. – Он постучал тростью о пол, чтобы не пустить ее в ход, наподдав Коггзу по голени. – Я видел, как юная особа хихикает в ответ на каждую твою шутку. А ты и рад стараться! И не смей отрицать. Я знаю тебя достаточно долго, чтобы понимать – мои предостережения имеют место быть. – Он было замолчал, но вспомнил еще один подходящий случаю упрек: – После того что ты учинил у Пембрука, я больше не получал приглашений.

– Это был единичный случай.

– Ты так говоришь каждый раз.

Но Коггза было не пронять.

– Так ведь Пембрук выздоровел, правда?

– Дело не в этом.

– А вам уже не терпится вернуться в Лейтон-Хаус вновь, правда? – Коггз поиграл кустистыми бровями. – Все эти комнаты с научными приборами – у вас, наверное, слюнки текут?

– Нашел, что с чем сравнить.

Дверь кухни распахнулась, и в коридоре появились две светловолосые горничные. Одна держала поднос с чайником и принадлежностями для чаепития, в руках у второй было блюдо с печеньем. Обе смотрели прямо перед собой, хотя та, что была небольшого росточка, бросила быстрый взгляд в сторону Коггза, после чего вторая, более рослая, тут же укорила ее за дерзость.

– Поспеши, Бесс! Леди Лейтон не любит, чтобы ее беспокоили после того, как она начнет.

«Начнет что?»

Но Мэтью придержал язык, как ни разбирало его любопытство.

– Просто не наделай бед. – Он устремил строгий взгляд на камердинера.

– Вы меня оскорбляете.

Уиттингем насмешливо улыбнулся.

– Кажется, я же еще и виноват? – Ткнув концом трости в носок ботинка Коггза, Мэтью последовал за девушками, хотя понятия не имел, куда они идут. Когда они скрылись за дальним поворотом, он замедлил шаг, потому что боль в колене остро напомнила, что стоит быть осторожнее. Без сомнения, грядет новый снегопад. Выругавшись сквозь зубы, Уиттингем повернул налево и очутился в светлом коридоре, где с обеих сторон были развешаны портретные рамы.

Малиновые в золотую полоску обои представляли собой превосходный фон для этой домашней галереи, но картин тут не оказалось. В рамках на обозрение были выставлены письма, статьи и написанные от руки заметки. Замедлив шаг, Мэтью прочел первое, что попалось на глаза, – опубликованную за два года до того статью о номенклатуре химических соединений.

Странно – галерея давала представление о научных достижениях лорда Тэлбота, но не о его предках. Где писаные маслом портреты родителей леди Лейтон? Где любимая борзая? Или традиционное генеалогическое древо графов Тэлбот, со всеми их потомками? Услышав голос леди Лейтон, он быстро повернулся и двинулся в противоположном направлении, стараясь не наступить на кота, который вдруг выскочил ему наперерез.

Взволнованная Теодосия энергично катала карандаш межу ладонями. Получилось! Энная попытка решить уравнение стандартной модели оказалась правильной. Физическая формула описывала фундаментальные частицы, составляющие вселенную, а ей было очень интересно исследовать бескрайние небеса. Много вечеров провела она, рассматривая созвездия, отмечая небесные явления или падение метеоритов. Иногда даже загадывала желания. И в любом случае, какова бы ни была ее цель, Теодосия смотрела в ночное небо достаточно часто, поддерживая любопытство и страсть к познанию. Так она познакомилась с работами математика и астронома Лагранжа, предложившего уравнение стандартной модели, которое она теперь и пыталась решить с некоторым успехом.[2]

Она могла вздохнуть – с облегчением и гордостью. Положила карандаш на лист бумаги. Нужно разыскать Николауса или дедушку и поделиться новостью. Динамические проблемы интегрального исчисления недоступны большинству людей, не изучавших всерьез высшей математики. Дедушка будет доволен ее достижением. И на лорда Уиттингема это произведет впечатление. «Но только если он узнает». От этой мысли ее шаг сделался совсем легким и пружинящим.

Войдя в холл, она быстро повернула налево и уткнулась носом прямо в галстук. Теодосия чуть не застонала с досады: умудрилась столкнуться с непрошеным гостем, Уиттингемом, которого только что ехидно вспоминала и которого старалась выгнать из своих мыслей. Отскочив на шаг, она потерла кончик носа. Мягкий шейный платок смягчил столкновение, но грудь у графа оказалась твердой, точно каменная стена. И эффект вышел несколько ошеломительный.

Однако Теодосия обрела самообладание – пришлось сделать глубокий вдох, чтобы успокоиться, и ее легкие наполнил аромат мыла – что-то древесное, с ноткой цитруса.

– Леди Лейтон, примите мои извинения. Я не слышал, как вы приближаетесь. У вас очень легкая походка.

Он протянул руку и крепко взял ее за руку, помогая обрести равновесие – проще говоря, удержаться на ногах. Теодосия против собственной воли уставилась на его ладонь на своем рукаве. Потом перевела взгляд на его сапоги, после – на трость. Ей бы не хотелось, чтобы он рисковал упасть из-за нее, однако Уиттингем, казалось, стоял твердо, тогда как она едва удержалась на ногах. Когда он отпустил Теодосию, она чуть покачнулась.

– Это я виновата, милорд. Слишком торопилась и не проявила должного внимания. – Они стояли почти вплотную друг к другу, и Теодосия против воли заметила, как в его карих глазах пляшут золотые искорки. Очень мило. Хотя зачем придавать значение таким мелочам?

– Снова сухо и официально? – В его голосе слышалось неодобрение. – Как я уже говорил, я прибыл к вам с кратким визитом, а после наши пути, вероятно, и вовсе никогда не пересекутся. Я живу в Лондоне, а вы – в этом большом доме в Оксфордшире. Ради удобства беседы – почему бы не оставить титулы и обращаться друг к другу по имени?

– Не вижу необходимости. – Теодосия сделала шаг назад. – Тем более учитывая доводы, которые вы только что привели. На краткий ли миг в снежном плену, или напротив, но у нас с вами не будет общих тем, за исключением тех, что продиктованы обстоятельствами вашего неожиданного приезда.

– Я был приглашен!

– Да, вы уже говорили.

– Как вам будет угодно, Книжница.

Он улыбнулся, будто ожидая от нее возражений. А Теодосия, чтобы его позлить, сделала вид, будто пропустила мимо ушей этот ехидный намек на ее любовь к чтению.

– Я думала, вы в библиотеке. – Быстрая смена темы оказалась эффективным отвлекающим маневром. Ей уже не хотелось трубить о своей победе на ниве математики.

– Я там был. Если угодно, провел за чтением почти два часа.

Уиттингем переминался с ноги на ногу, но лицо не выдавало ни тени эмоции, которая дала бы Теодосии понять, что ему тяжело или больно стоять. Может ли быть ему все-таки больно? Эта мысль по какой-то необъяснимой причине встревожила Теодосию.

– И сколько бы ни было в собрании вашей библиотеки великолепных печатных изданий по вопросам науки, оставаться там бесконечно я не мог. Кроме того…

Он умолк, явно дожидаясь ее реакции. На этот раз Теодосия снизошла:

– Да?

– Дверь осталась незапертой, вот я и решил, что лучше сбежать, пока есть такая возможность.

Она удостоила его усмешкой, хотя поощрять поддразнивание она не собиралась.

– А куда же вы так решительно направляетесь? Я уже понял, что в ваших коридорах легко заблудиться.

– Так вы же не живете здесь, милорд, – сказала она и подумала: «И слава богу».

Уиттингем коротко кивнул и перевел взгляд в конец коридора, словно решая, что еще сказать.

В наступившем молчании Теодосия смогла рассмотреть накрахмаленную льняную рубашку, поверх которой был тот самый злополучный шейный платок – он и благоухал мылом для бритья. А заодно и широкие плечи, и сужающийся к талии торс, которые облегал безупречной посадки шерстяной сюртук. Должно быть, у него чрезвычайно искусный портной. Конечно, ведь в Лондоне все одержимы модой и манерами, и это еще одна из причин, почему Теодосии никогда не стать своей среди светских людей.

– С этим не поспоришь, – пробормотал он вполголоса.

Теодосия машинально повторила фразу, хотя мысли давно приняли другой оборот. Нужно сбить его с толку, чтобы не совал нос, куда не следует, и особенно не лез к ней в душу.

– Если это все, что вам…

– А ваш дедушка? Может, за целый длинный день я найду возможность с ним побеседовать? В конце концов, именно он пригласил меня сюда.

– Не знаю. – Она покусала нижнюю губу и вдруг приняла решение. – Милорд, чем вы занимаетесь в Лондоне? – Один из самых надежных способов отвлечь – попросить человека рассказать о том, что ему интересно. Так сводится к минимуму вероятность, что он продолжит задавать неудобные вопросы.

– Подозреваю, мои занятия сильно отличаются от ваших здесь, в Оксфордшире. – Он прислонился плечом к стене, сложив руки на груди, как будто в его распоряжении было все время мира и ничто не мешало ему разглагольствовать бесконечно. Зажатая в руке трость болталась в воздухе, и ее медленное покачивание могло показаться гипнотическим, если следить за ней слишком долго. – Мне кажется, гораздо интереснее узнать, что вы здесь делаете, чтобы развлечься?

Она быстро вскинула на него глаза:

– Развлечься?

– Здесь что, эхо? – Он улыбнулся краешком рта, и ей вдруг тоже захотелось улыбнуться. – Да, развлечься. Вы разгадываете головоломки, коллекционируете пуговицы, пишете акварелью или читаете стихи?

– Я читаю.

– Но это наверняка не все, Книжница! – Он придвинулся ближе, наклонил голову, скрадывая разницу в росте. – Даже я не посвящаю чтению все свое время.

Последние слова он произнес полушепотом, как некий секрет, отчего ее пульс подскочил, а по жилам разлилось ощущение чего-то опасного. Ее возражение вышло слишком уж резким:

– Полагаю, тут, вдали от города, вам не хватает бесконечной череды развлечений, поскольку вы просто не способны провести день в тишине и покое, слушая пение птиц или любуясь звездами.

– Вовсе нет. Если угодно, любоваться звездами – это одно из моих любимых занятий. Это куда веселее, чем поливать растения в оранжерее.

– У меня там несколько животных. – Она расправила плечи, готовая противостоять несправедливости его предположения. – А еще я занимаюсь математикой!

От ее последнего замечания его брови поползли вверх.

– Я всего лишь предлагаю расширить сферу интересов.

Неужели он ее жалеет? Преисполнился сострадания? Воспоминания унесли ее в прошлое, когда долгие годы все вокруг только и делали, что выражали ей свое сочувствие из-за гибели родителей. И удовольствие от словесной пикировки тут же угасло, в мгновение ока сменившись злостью.

– Учитывая, что я познакомилась с вами меньше суток назад и знакомство наше будет исключительно непродолжительным, вы переходите границы допустимого, лорд Уиттингем!

Он изучающе смотрел на нее. Вопреки настойчивому желанию немедленно уйти, пронизавшему все ее существо, Теодосия сумела сохранить невозмутимый вид и не обратиться в бегство. Иначе он поймет, как сильно ее задел.

– Вероятно, да. – Он выпрямился. Трость дважды стукнула по плитке пола в напряженном молчании. – С вашего позволения, леди Лейтон, я должен переодеться к обеду.